Немирович-Данченко Василий Иванович
Вызов Хатхуа

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Василий Иванович Немирович-Данченко

Вызов Хатхуа

   Весть, посланная Амедом князю Хатхуа, не пропала даром.
   На другой день к крепости издали подъехала группа блестящих всадников. Комендант хотел было брызнуть в них картечью, -- да разглядел джигита с белым лоскутом, привязанным к дулу его ружья... Это был глашатай. Позади, окружённый пышно одетыми наибами и несколькими из наиболее известных мюридов, ехал сам кабардинский князь... Сегодня весь убор его коня лучился серебром и золотом. Сам он был точно в ризе, -- так на нём сверкало золото патронов, драгоценная оправа пояса, кинжала, пистолетов и шашки. Рубинами и яхонтами горели их рукояти; несмотря на жаркий день, белая, отороченная позументом бурка была откинута назад, и красная папаха, отодвинутая на затылок, оставляла открытым его молодое и смелое лицо... Он разглядел Нину на стенах. Она вышла подышать воздухом, -- он снял папаху, обдав её опять пламенным взглядом своих соколиных глаз. Только теперь девушка уже не вспыхнула, а спокойно глядела на него...
   -- Что вам надо? -- спросил Мехтулин по-лезгински у глашатая.
   -- Кабардинский князь Хатхуа шлёт привет коменданту крепости.
   -- Если вы приехали за этим, то можете убираться назад. У нас достаточно запасено картечи в орудиях...
   -- Нет, не за этим только... У вас служит сын Курбан-Аги из Елисуя -- Амед... Знаешь ли ты его?
   -- Я думаю, что и вы его знаете, -- он мой брат названный, -- и Мехтулин гордо закинул шапку назад. -- И вам мудрено его не знать... Не он ли прорвался через ваши отряды и отнял лошадь у Хатхуа, не он ли отбил стадо у дидойцев?.. Ты, может быть, и сейчас слышишь, как бараны их блеют у нас во дворах... прекрасные, жирные бараны. Такие курдюки у всех, что в плов мы льём сало, не жалея... Не он ли участвовал в уничтожении ваших пушек и потом отнял любимого коня великого имама. Он мог и убить Шамиля, потому что был близко от него, -- но не хотел поднять руки на первосвященника...
   -- Да, да, -- мы слышали о его подвигах... Мы любим храбрых, где бы они не были... Так вот, князь Хатхуа -- его дядя, свидетельствует ему привет и благоволение... И шлёт ему, простому елисуйскому беку, -- по старому кабардинскому адату, вызов на суд Аллаха... Он будет ждать Амеда, сына Курбана-Аги -- до заката солнца здесь, и ежели не явится, то Хатхуа и на вершинах гор, и внизу в ущельях объявит его лишённым чести...
   И, по обычаю, глашатай вынул предварительно надпиленный кинжал, сломал его, нижнюю половину оставил у себя, а верхнюю, ручкою вперёд, швырнул по направлению к крепости...
   Мехтулин живо перевёл всё Брызгалову.
   -- Я, кажется, их своим судом, а не судом Аллаха -- разгоню картечью... Орудие! -- крикнул он.
   -- Не делайте этого! -- крикнул Мехтулин.
   -- Почему? Что ж я позволю этому головорезу убить Амеда?
   -- Ради Аллаха, не делайте этого... Тогда Амед будет обесчещен перед всеми народами гор... Он не переживёт этого... Он зарежется сегодня же ночью... Позвольте мне пойти к Амеду и рассказать ему обо всём.
   Брызгалов махнул рукою и пошёл прочь. Мехтулин понял это безмолвное разрешение и бросился вниз, но по площади бежал уже ему навстречу молодой елисуец. Татарин-юнкер наскоро передал ему, в чём дело. Не заметив Нины, весь разгоревшийся, Амед как дикий тур вскочил на бастион и звонко крикнул:
   -- Моему славному дяде, храброму князю Хатхуа -- привет!
   И снял папаху. Хатхуа как старший только дотронулся до своей. Амед продолжал стоять без папахи. Ветер шевелил его кудрями. Он был необыкновенно красив в эту минуту. Тонкий, широкоплечий, высокий, с большими, пламенными глазами и худощавым, нервным лицом -- он казался образцом горной красоты.
   -- Чести нашего рода -- почтение!.. Мне передали твой вызов... Я не говорю с жалким наёмником -- глашатаем... Не с ним я встречусь на суде Аллаха, а с тобою, и посему свидетельствую тебе, что между нами накопилось слишком много обид с обеих сторон. Ребёнком я видел мать свою плачущею, вследствие твоего пренебрежения... Взрослый, я слышал, как ты всюду, где только мог, оскорблял моего отца... Я благодарен тебе за вызов!.. Буду драться с тобою до смерти, и да даст пророк победу -- правому.
   -- Да будет он славен в небесах! -- ответил установленной формулой Хатхуа. -- Приготовился ли ты, юноша?
   -- Мне нечего готовиться для встречи с тобою. Землёю, водою, огнём и воздушными силами клянусь, что принимаю твой вызов. Погоди немного. Мне надо одеться, чтобы достойно встретить тебя...
   Хатхуа оглянулся и сказал что-то наибам и мюридам. Те отъехали далеко. Перед крепостью остался один кабардинский князь. Он гордо сидел в седле, ожидая противника. Нина, бледная, плохо понимала в чём дело, она только знала одно: Амеду грозит опасность. Не прошло и нескольких минут, как Амед опять показался перед ней. Но это уже не был скромный елисуйский юноша. Глаза его жгли внутренним огнём. Нахмуренные брови сдвинулись и придавали суровость его сухому лицу, орлиный нос, казалось, вздрагивал ноздрями, точно надышаться хотел прохладой... На нём была щёгольская белая, шитая золотом черкеска; патроны, отделанные чернью и бирюзой, на золотых цепочках прикреплялись к бриллиантовым пряжкам. Оружие в серебре так и сияло, за поясом были пистолеты, отнятые вчера у Аслана. Внизу Мехтулин держал его коня.
   -- Я пришёл к тебе, может быть, перед смертью... Перекрести меня, как ты крестишь своих!
   -- Послушай, Амед!.. Помни, что я скажу... В минуту смертной опасности вспомни Христа Иисуса...
   -- Прощай, девушка, -- враг меня ждёт! Он не должен говорить, что я не спешу ему навстречу...
   Амед сбежал вниз. С ним были Мехтулин и Кнаус. Кнаус вспомнил всех своих предков, тевтонских рыцарей, закрутил белобрысые усы вверх и таким фертом сел в седло, что Левченко только улыбался себе в усы. Медленно растворились крепостные ворота и выпустили елисуйца с его провожатыми...
   Он быстро подъехал к Хатхуа и подал ему руку... Во взгляде князя он прочёл суровое благоволение.
   -- Ты похож на сестру! -- проговорил тот, всматриваясь в него. -- Ты храбрый юноша... Мне жаль, что ты не с нами.
   -- Храбрость, князь, в роду у нас. В Елисуе и рабы храбры! Я рад увидеть тебя лицом к лицу... Сердце моё всегда горело, когда произносили твоё имя... Душа моя могла быть исполнена сладостью любви к тебе. Ты сам отравил её ядом ненависти...
   Хатхуа любовался ловкостью и изяществом его движений, посадкою, манерою говорить. Он заметил на его груди солдатский георгиевский крест и нахмурился... Но скоро лоб его разгладился... Он опустил голову на руки и прочёл молитву; тоже сделал и Амед. Они ещё раз пожали руки друг другу -- обычай, заимствованный горцами у русских -- и разъехались в разные стороны. Хатхуа -- к двум красным наибам, ждавшим его направо, Амед -- к Кнаусу и Мехтулину.
   -- Ну, Амед! Если он убьёт тебя, я твой мститель! -- сказал Мехтулин.
   Кнаус только пожал ему руку...
   Амед медленно двинулся навстречу Хатхуа... Они три раза должны были так проехать один мимо другого, меряя друг друга глазами и не опуская их под взглядами противника. Даже кони их исполнились ненависти. Тот, который был под князем, норовил схватить зубами Амедова. Хатхуа тронул своего нагайкой, и он успокоился. Ещё два раза они проехали один мимо другого, -- не отрывая глаз от глаз врага, -- и вдруг, отделившись в разные стороны, мгновенно повернули коней и с криком: "Аллах, Аллах, Аллах!" -- ринулись один на другого. Кони их столкнулись мордами. Изо рта у того, на котором сидел елисуец, хлынула кровь. Хатхуа выстрелил и сорвал папаху с Амеда, -- выстрел того пролетел мимо. Оба выхватили кинжалы, но было поздно, -- кони их унеслись в разные стороны. Опять оба повернули их и с тем же криком: "Аллах, Аллах!" ринулись в роковую встречу. Амед заметил в самый последний момент, что в руках у Хатхуа не кинжал, а широкая кабардинская шашка. Он мгновенно отпрянул в сторону, и лезвие противника, прозвенев, рассекло кованную серебром луку Амедова седла. Опять лошади их разъединились... Амед выхватил свою шашку, но рука его вдруг скользнула по её рукоятке, и перед самым столкновением с Хатхуа шашка, точно кто-нибудь ударил по ней, вылетела вон. Мгновенно -- Амед почувствовал себя безоружным, и тотчас же в ушах его прозвучал голос девушки: "В смертельной опасности вспомни Христа Иисуса!" Елисуец уже не помнил, когда он успел проговорить: "Исса! Дай мне победу, спаси меня, и я уверую и поклонюсь Тебе!" И, сам не зная зачем, он употребил нежданно для Хатхуа ловкий горский приём, перевернувшись головой под брюхо своего коня. Оружие Хатхуа вонзилось глубоко в седло его, так глубоко, что ранило лошадь в хребет, и та взвилась. Этим моментом воспользовался юноша и с ловкостью пантеры уцепился за подпругу лошади Хатхуа. Когда раненый конь унёсся вперёд -- Амеда на нём не было. Хатхуа, думая, что его враг там, хотел повернуть за ним, но его племянник в это время с дьявольскою ловкостью и силой схватил его за ногу, -- и когда князь очнулся, руки Амеда сжимали его горло, а ноги перевили его стан.
   -- Ты мой теперь! -- хрипел елисуец с налившимися кровью глазами. -- Ты мой теперь!.. Скажи! Ведь, ты бы убил меня?..
   -- Рази скорей!.. Не тешься, мальчишка!.. Аллах дал тебе победу, не оскорбляй меня твоими словами; бери кинжал и бей в сердце, если у тебя осталась честь.
   -- Аллах... Нет, не Аллах... Не Аллах...
   И вдруг, точно из бесконечной дали, в ушах елисуйца прозвучал нежный, кроткий голос Нины... Он вспомнил, что она тогда рассказывала ему про Иссу. "Исса одним движением руки мог уничтожить мир, а Он тихо терпел поношения, обиды, побои"... Руки его ещё давили Хатхуа, а в голове у юноши звучали последние слова Нины: "Он с креста прощал Своих врагов и приказал всем прощать... Он дал тебе победу сегодня, -- ты ведь к Нему обратился... Он тебе, слабому юноше, бросил в руки лучшего витязя Чечни и Дагестана, -- неужели ты забудешь Иссу?.." И вдруг, совсем неожиданно, позади Хатхуа прозвучал нервный, вздрагивавший голос Амеда:
   -- Слушай, дядя, что я скажу тебе!.. Ты -- брат моей матери... Я -- твой племянник. Ты знаешь, я не трус, и победа в моих руках... Я мог бы убить тебя, и все в горах сказали бы, что я поступил хорошо, но... Я не хочу этого... Душа моя полна любви к тебе в эту минуту.
   Он разжал руки.
   -- Бери свой кинжал и рази меня, если хочешь... Моя рука не подымится на тебя. Прости мне обиды и забудь!..
   Хатхуа круто обернулся в седле... Амед соскочил вниз и стоял перед ним.
   -- Послушай, Амед... Я не в долгу у тебя за жизнь, которую ты дал мне сейчас...
   -- Почему?
   -- Ты заплатил за отца... Полтора месяца назад я встретился с ним над безднами Шайтан-Булаха и пощадил его так же, как ты меня сегодня. Прощай, будь счастлив!.. Скажи матери, -- когда кончится война, я приеду к ней с роднёй и дарами. Тогда я буду рад встретить тебя... Прощай и будь счастлив!..
   Амед поймал своего раненого коня и вскочил в седло.
   -- Исса! Исса! Так ли я поступил, как Ты велел?.. Доволен ли ты мною, Бог Нины и... и... и мой Бог?..
   -- Зачем ты не убил его? -- накинулся на него Мехтулин.
   -- Довольно того, что он был в моих руках, и я мог убить его! -- и он таким светлым взглядом обдал Мехтулина, что татарин, не понимавший такого великодушия, потупился.
   -- Вы поступили как рыцарь! Я вас и почитаю за такового, -- торжественно приветствовал его Кнаус.
   Нину Амед застал у неё... У девушки не было сил во время боя оставаться на башне.
   -- Вы убили его... Вы живы, не ранены? -- кинулась девушка к Амеду.
   -- Нет... Не убил... Ты говорила: "Христос одним движением руки мог истребить мир и терпел"...
   Слёзы брызнули из глаз девушки.
   -- Твой Бог -- мой Бог... Ты христианка, -- и я хочу быть, ради тебя, христианином... -- звучало в её ушах.
  

----------------------------

   Источник текста: Немирович-Данченко В. И. Кавказские богатыри. Часть вторая. В огневом кольце. -- М.: Издание редакции журналов "Детское чтение" и "Педагогический листок", 1902. -- С. 120.
   OCR, подготовка текста -- Евгений Зеленко, февраль 2013 г..
   Оригинал здесь: Викитека.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru