Несмелов Арсений
Дьяволицы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Арсений НЕСМЕЛОВ

ДЬЯВОЛИЦЫ

I

             В коричневый свой обезьяний мех,
             Застегнутый почти у подбородка,
             Вы прячете и горечи и смех,
             Изломанная женщина-уродка.
   
             Изгиб бедра упрямо нарочит,
             Клише судьбы -- в кивке полувопроса,
             Вы понимаете, ваш вид кричит
             От туфель до подрезаннаго кросса.
   
             И все-таки, когда ваш силует
             Из света в ночь умчат метально сани,
             Острей иных очарований нет,
             И хочешь слов, улыбок и касаний...
   
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
             Идут года, и светопись морщин
             С висков у глаз, уже рисует маску,
             И все-таки швырнет в глаза мужчин
             Развратную и дерзкую гримаску.
   
             Раз пьяный друг, сквозь губы бросил: "тварь!"
             И снес, дрожа, удар твоей отместки.
             Твоя душа угрюма и мертва,
             А ноготки отточены в стамески.
   
             И образ твой не потому-ль томит,
             Что ты всегда у выступа обрыва,
             Что ты всегда таишь, как динамит,
             Возможность неожиданнаго взрыва.
   
             Здесь тело истомилось до тоски,
             Там дух погиб над творческим захватом,
             В какой-то миг они, роднясь, близки,
             Клубясь тоской, как дымом синеватым.
   

II

             Украв веселость в алкоголе,
             Ломает смех черты лица,
             Но сердце, сжатое в уколе,
             Уже стремит удар конца.
   
             И в истерическом припадке,
             Себя швыряя поперек,
             Кричишь, что веришь в луч лампадки
             И в очистительный урок.
   
             Ты говоришь, что где-то мама,
             Что есть сестра и честный зять,
             А мы молчим и ждем упрямо,
             Чтоб успокоенную взять.
   
             И после капель, сладко жгучих,
             Когда и плач и голос тих,
             Ты вдруг поймешь, что нету лучших,
             Что нет хороших и плохих.
   
             И замирает возмущенье,
             И каменеет тишина,
             Прими-ж и ты свое крещенье,
             Пойми, что ты обречена.
   

III

             Раскинув ноги, голым животом
             Белеешь ты на страшном ложе том,
             Где корчилась и изнывала похоть.
   
             А старичек, склонившись на кровать,
             Спешит штиблет скорей расшнуровать
             Торопится и дряхло будет охать.
   
             Потом в пивной, где синеватый газ
             Подвел углы у потемневших глаз,
             Ты будешь пить и слушать гул Арбата,
   
             И кокаином нос запороша,
             Ты подождешь, пока твоя душа
             Не станет сумрачной, заостренно-горбатой.
   
             И мертвыми покажутся все лица,
             И скажешь ты, хрипя, как дьяволица:
             "Не вы, не вы, а Он со мной живет!
   
             Он крадется, оборотясь мужчиной, --
             И трижды в день, под новою личиной,
             Мне оголяет груди и живот!"
   
             И вся кипя, метнешься на бульвар,
             В ночном мороз, клубя из горла пар,
             И будешь дьявола искать в толпе прохожих,
   
             Глядеть в глаза, заглядывать в лицо,
             Неся в душе зеленое кольцо,
             Ища Его, встреча лишь похожих...
   

IV

             Я знаю, ты скажешь: "Еще бы!",
             О, спутник с движениями льва,
             Страшнее трясин и чащобы
             Закутанный в полночь бульвар.
   
             Скамьи: за скелетом киоска
             Песчанаго круга кольцо,
             И луч электрический плоской
             Ладонью ударил в лицо..
   
             Но дальше, в слепой закоулок,
             Где самое страшное быль,
             Где ветер протяжен и гулок,
             Где хлесткая снежная пыль.
   
             Ты думаешь пусто? Но ближе
             Решетки чугунной плетень,
             Где сумрак затянет, залижет
             К стволу прислоненную тень.
   
             Безсонна столичная полночь,
             Ея утомленная речь,
             Вздымает безсонныя волны,
             Чтоб где-то высоко сберечь.
   
             И то, что зовется судьбою,
             Тоскою пронзает сердца,
             Как будто Архангел с трубою
             Вознесся над кровлей дворца.
   
             Вспылали стриженые тополи,
             Ветвей развеяв волоса,
             Вороны крыльями захлопали
             И полетели в небеса.
   
             А те, кто ждали, взяты пламенем,
             В свирепом огненном бреду,
             Прошли вперед, за дымным знаменем
             И обнажались на ходу.
   
             Худые, жирные... с отвислыми
             Грудями, бившими о грудь,
             Они руками-коромыслами
             Гребли в огне безумный путь.
   
             И дети, рты открыв в испарине,
             Бежали между и крича,
             Свою мечту о добром барине
             Бросая к следу палача.
   
             Морозь уплыл. Скользящей ростопью
             Потек ветвей слезиный всхлип,
             И Он прошел тигровой поступью
             В аллею запылавших лип...
   
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
             И шабаша пройдет урочный час так...
             Упавшую, возьмут ее в участок,
             И слушая царапающий вой,
   
             Не ведая, что Дьявол бродит следом,
             И бабий крик считая пьяным бредом,
             Ее жестоко бьет городовой.
   
             1922
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru