Оболенский Леонид Егорович
Из моих воспоминаний о Н. Я. Гроте

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Николай Яковлевичъ Гротъ
въ очеркахъ, воспоминаніяхъ и письмахъ
товарищей и учениковъ, друзей и почитателей.

Очерки и воспоминанія

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія Министерства Путей Сообщенія (Товарищества И. Н. Кушнеревъ и К°), Фонтанка, 117.
1911.

Изъ моихъ воспоминаній о Н. Я. Гротѣ.

Л. Е. Оболенскаго 1).

1) Напеч. подъ заглавіемъ "Высокій нравственный образецъ" въ "Одесскомъ Листкѣ" 1899, No 212.

   Почему именно съ одесситами я хочу поговорить о безвременно умершемъ, высоко-талантливомъ русскомъ философѣ и превосходномъ человѣкѣ?
   Прежде всего потому, что онъ жилъ въ Одессѣ, работалъ здѣсь, возбуждая мысль студенческой молодежи своими прекрасными лекціями и бесѣдами въ домашнемъ кругу, живыми членами котораго были и его ученики. Здѣсь онъ будилъ и мысль публики своими общедоступными, талантливыми публичными лекціями...
   Впослѣдствіи онъ сталъ достояніемъ всей Россіи, а, быть можетъ, и Европы, создавъ первый въ Россіи философскій журналъ и первое дѣйствительно работавшее философское общество. Я тутъ не дѣлаю ошибки: .Психологическое общещество" при Московскомъ университетѣ было основано проф. Троицкимъ, но создано позднѣе Н. Я. Гротомъ. Такимъ образомъ, Одесса можетъ считать его отчасти своимъ и гордиться тѣмъ, что такой человѣкъ жилъ и работалъ въ ея средѣ, встрѣчая живой откликъ своимъ стремленіямъ.
   Да, это было лучшее время въ духовной жизни Одессы!
   

I.

   Я зналъ лично Грота съ 1879 г. по 1899 г., т. е. двадцать лѣтъ. Въ послѣдній разъ я видѣлъ его въ 1897 г., проѣзжая лѣтомъ черезъ Москву и заѣхавъ къ нему. А послѣднее письмо получилъ отъ него недѣли за двѣ до его смерти. Письмо это поразило меня своимъ измученнымъ, утомленнымъ тономъ и необычнымъ для Николая Яковлевича перечисленіемъ его значенія и заслугъ для русской философіи. Я тогда же написалъ объ этомъ нѣкоторымъ общимъ московскимъ друзьямъ и отъ одного изъ нихъ, студента А. Л. Ф--ва, получилъ тревожный отвѣтъ: онъ писалъ, что нашъ общій любимецъ, Николай Яковлевичъ, неузнаваемъ послѣдніе дни: когда приходишь къ нему на квартиру, онъ говоритъ почти исключительно о себѣ, о своей усталости, о массѣ писемъ, получаемыхъ имъ изъ-за границы и изъ Россіи; онъ даже показывалъ конверты и даты этихъ писемъ и т. д.
   Мои московскіе знакомые выражали серьезныя опасенія, что ихъ любимый профессоръ переутомился до послѣдней степени, что его силы надломились и что это состояніе угрожаетъ ему неминуемой бѣдой, если обстоятельства его жизни не измѣнятся радикально къ лучшему.
   Изъ нашего послѣдняго свиданія въ Москвѣ, о которомъ я упомянулъ выше, мною было вынесено, наоборотъ, довольно хорошее впечатленіе относительно состоянія здоровья Николая Яковлевича. Я провелъ у него тогда нѣсколько часовъ, завтракалъ съ его семьей, оставившей во мнѣ самое симпатичное воспоминаніе тѣсно сплоченнаго кружка взаимно любящихъ другъ друга людей. При мнѣ къ Гроту пришелъ извѣстный московскій философъ и талантливый молодой профессоръ, князь Трубецкой; отношенія между нимъ и Гротомъ были почти братскія, дружескія, и эти отношенія дополнили для меня впечатлѣніе теплоты, вынесенное изъ пребыванія у Грота.
   Я замѣтилъ, впрочемъ, и тогда одну черту, которая, однако, не заставила меня задумываться о его душевномъ состояніи: нѣсколько разъ въ теченіе нашей бесѣды его покойное, радостное настроеніе смѣнялось выраженіемъ крайней задумчивости, какъ будто бы онъ на мгновеніе уходилъ мыслью далеко отъ насъ и нашей бесѣды и былъ тяжко озабоченъ чѣмъ-то.
   Когда послѣ завтрака мы ушли въ его кабинетъ, и онъ съ волненіемъ началъ разсказывать мнѣ о крупной кражѣ, сдѣланной артельщикомъ журнала "Вопросы философіи и психологіи" изъ книжнаго склада этого журнала, я приписалъ вышеупомянутыя минуты его задумчивости этому обстоятельству: въ складѣ были книги, отданныя на комиссію; за растрату приходилось нести нравственную и отчасти матеріальную отвѣтственность Н. Я. Гроту и, хотя товарищи, конечно, сдѣлали все, чтобы облегчить этотъ неожиданный ударъ, онъ былъ, тѣмъ не менѣе, очень тяжелъ для Николая Яковлевича.
   Вотъ все, что я знаю о послѣднихъ годахъ личной жизни глубокоуважаемаго ученаго.
   Къ этому могу прибавить развѣ только то, что около времени моего послѣдняго свиданія съ нимъ редактированіе журнала отошло отъ него въ своихъ деталяхъ. "Психологическое общество" избрало, по предложенію самого Грота, нѣсколькихъ редакторовъ журнала, оставивъ за нимъ, какъ за своимъ представителемъ, только общее наблюденіе.
   Николая Яковлевича, повидимому, огорчала недостаточная распространенность журнала среди русской публики, хотя тутъ же онъ доказывалъ, что его журналъ имѣетъ больше подписчиковъ, чѣмъ французскій "Revue Philosophique". Въ этихъ заботахъ о большемъ распространеніи, онъ много говорилъ со мною о необходимости ввести въ журналъ статьи по вопросамъ соціологическимъ на философской почвѣ. И мы тогда же уговорились съ нимъ о рядѣ статей, которыя я долженъ буду дать по этимъ вопросамъ. Впослѣдствіи я могъ выполнить это предположеніе наше лишь отчасти по нѣкоторымъ обстоятельствамъ, не зависѣвшимъ отъ Грота.
   Мои воспоминанія я началъ съ конца по весьма понятной причинѣ: конецъ больше всего меня поразилъ, и я не могу до сей поры оправиться отъ тягостнаго впечатлѣнія, произведеннаго на меня извѣстіемъ о неожиданной смерти этого выдающагося человѣка. Передъ моими глазами до сихъ поръ встаетъ худощавая фигура и глубоко-симпатичное, живое, нервное лицо его, какъ я видѣлъ ихъ въ послѣдній разъ. Старости не было ни тѣни, ни малѣйшихъ признаковъ въ этомъ лицѣ, въ этой живой, подвижной фигурѣ, въ этихъ милыхъ, юношескихъ, глубокихъ глазахъ! И какъ могла смерть такъ быстро скосить эту выдающуюся, рѣдкую натуру!?
   

II.

   А натура у Николая Яковлевича была, дѣйствительно, рѣдкая. Владиміръ Сергѣевичъ Соловьевъ, въ своей замѣткѣ о немъ, въ іюльской книжкѣ "Вѣстника Европы", замѣчаетъ справедливо, что рѣдко можно встрѣтить человѣка, который такъ благожелательно, съ такимъ полнымъ отсутствіемъ личнаго самолюбія, относился бы къ своимъ собратьямъ по философіи. Обыкновенно бываетъ, что различія въ философскихъ мнѣніяхъ порождаютъ ярую полемику и даже личную вражду между философами. Извѣстный французскій психологъ Рибо высказалъ даже однажды мысль, что философія изъ всѣхъ другихъ областей знанія и мысли наиболѣе способна раздѣлять людей и поселять вражду между ними. Онъ указывалъ, что всѣ спеціальности имѣютъ свои сплоченныя "общества" и только философовъ нельзя себѣ представить въ подобномъ объединеніи,-- до такой степени они враждебно настроены другъ противъ друга.
   Нельзя сказать, чтобы въ этихъ словахъ Рибо не было доли правды. Чѣмъ убѣжденнѣе философъ и чѣмъ больше онъ имѣетъ основаній думать, что создалъ новую систему, новое міросозерцаніе, тѣмъ больше онъ способенъ враждовать съ другими міровоззрѣніями, которыя, какъ ему кажется, стоятъ камнями на пути распространенія того, что онъ самъ считаетъ ея единственной истиной. И это враждебное отношеніе къ другимъ бываетъ не только у оригинальныхъ философовъ-изобрѣтателей, но и у горячихъ послѣдователей какой-нибудь чужой философіи.
   Этимъ послѣднимъ фактомъ доказывается, что философская вражда не есть дѣло честолюбія, или, по меньшей мѣрѣ, что честолюбіе здѣсь далеко не главный и не единственный факторъ.
   Относительно Грота можно сказать, что онъ въ этомъ отношеніи представлялъ рѣдкое исключеніе. Онъ справедливо могъ считать себя,-- особенно въ началѣ своей философской карьеры,-- болѣе или менѣе оригинальнымъ изобрѣтателемъ, если не философской, то психологической системы на почвѣ біологіи.
   Тѣмъ больше, значитъ, причинъ было у него для вражды съ другими философами. Между тѣмъ, въ дѣйствительности, не было человѣка, который съ большимъ вниманіемъ, терпимостью, даже любовью, относился къ трудамъ другихъ, хотя бы они расходились съ нимъ въ своихъ основаніяхъ и выводахъ, даже полемизировали противъ его взглядовъ.
   Это -- явленіе до такой степени рѣдкое, до такой степени высоко-цѣнное, что, говоря о Н. Я. Гротѣ, его нужно поставить на первое мѣсто.
   Только этой чертой характера нашего симпатичнаго мыслителя можно объяснить себѣ то огромное вліяніе, какое онъ сумѣлъ оказать на развитіе русской философіи, на объединеніе ея дѣятелей въ "Психологическомъ обществѣ" и въ журналѣ "Вопросы философіи и психологіи".
   И не думайте, чтобы такая терпимость къ чужимъ мнѣніямъ и такое уваженіе къ чужому труду обходились Гроту безнаказанно. О, далеко нѣтъ! Когда основался журналъ "Вопросы философіи и психологіи", многіе были возмущены -- особенно въ Петербургѣ, встрѣтивъ въ числѣ именъ опубликованныхъ сотрудниковъ его два-три имени несимпатичныхъ по своей тогдашней общественной дѣятельности.
   Это обстоятельство лишило журналъ сочувствія нѣкоторыхъ интеллигентныхъ кружковъ, что ограничило значительно и кругъ его сотрудниковъ, и кругъ его подписчиковъ.
   Помню, что я, подъ впечатлѣніемъ раздражающихъ толковъ, слышавшихся объ этомъ въ Петербургѣ, написалъ тогда Гроту, что онъ сдѣлалъ, по моему, крупную ошибку, допустивъ въ списокъ сотрудниковъ эти несимпатичныя имена. На это письмо я получилъ пространный отвѣтъ Грота. Онъ глубоко возмущался этой нетерпимостью нѣкоторой части публики (къ сожалѣнію, наиболѣе прогрессивной); говорилъ о необходимости уважать каждый серьезный трудъ, хотя бы онъ исходилъ отъ противника нашихъ общественныхъ убѣжденій. Съ противными мнѣніями слѣдуетъ бороться доводами и доказательствами, а не остракизмомъ и т. д.
   Въ письмѣ не было даже намека на то, что иногда такая терпимость важна и ради "политики", если желаешь провести и сохранить новое дѣло, которое легко можетъ быть опорочено въ извѣстномъ смыслѣ. Быть можетъ, безсознательно для самого себя, Гротъ находился и подъ давленіемъ необходимости держаться извѣстной политики относительно лицъ другихъ направленій, но сознательно, даже въ интимномъ письмѣ, этого нельзя было замѣтить: онъ стоялъ исключительно на чистомъ этическомъ принципѣ извѣстнаго уваженія къ чужимъ взглядамъ, которыхъ нельзя стѣснять внѣшнимъ образомъ. Можно соглашаться или не соглашаться съ такой широкой терпимостью Н. Я. Грота, но нельзя отказать ей въ глубокой симпатичности. Кромѣ того, она была логически-послѣдовательно связана съ его общими философскими и психологическими воззрѣніями, развитыми особенно ярко и талантливо въ двухъ капитальныхъ трудахъ: "Психологіи чувствованій" и "Реформѣ логики", а затѣмъ въ его лекціяхъ, читанныхъ студентамъ Новороссійскаго университета. Съ ними я имѣлъ удовольствіе подробно ознакомиться, такъ какъ нѣкоторыя выдержки изъ этихъ лекцій получилъ тогда отъ Грота для напечатанія въ бывшемъ моемъ журналѣ "Русское Богатство", въ которомъ Н. Я. Гротъ былъ самымъ усерднымъ (и всегда безплатнымъ) сотрудникомъ до основанія имъ своего собственнаго журнала (объ идеяхъ этихъ сочиненій и лекцій скажу ниже).
   

III.

   Кромѣ поддержки моего журнала безвозмезднымъ сотрудничествомъ, Николай Яковлевичъ помогъ ему и другимъ способомъ. Въ началѣ SO годовъ, я написалъ ему, что мнѣ нуженъ компаніонъ для улучшенія журнала, и не прошло мѣсяца, какъ онъ отыскалъ его мнѣ среди своихъ молодыхъ почитателей.
   Насколько симпатично и благожелательно относился онъ къ трудамъ другихъ и особенно начинающихъ мыслителей, видно изъ слѣдующаго. Первая психологическая работа, съ которой, я выступилъ въ печати, была небольшая книжка., изданная мною въ 1878 году, подъ заглавіемъ "Физіологическія объясненія нѣкоторыхъ элементовъ чувства красоты" (ранѣе она была помѣщена въ одномъ научномъ журналѣ). И вотъ выходитъ въ свѣтъ обширная диссертація Н. Я. Грота "Психологія чувствованій", и въ ней я нашелъ въ исторической части подробное изложеніе своей работы и самое доброжелательное указаніе на то новое, что она вносила въ психологію эстетическаго чувства, на-ряду съ другими подобными же работами иностранныхъ и русскихъ психологовъ.
   Надо замѣтить, что въ то время я еще не былъ знакомъ съ Гротомъ лично и, кромѣ этого моего труда (правда, встрѣтившаго довольно добрые отзывы въ тогдашнихъ "толстыхъ" журналахъ), ничѣмъ еще не завоевалъ себѣ права на такое вниманіе. Но для Грота было достаточно, что въ моей книжечкѣ онъ нашелъ нѣчто цѣнное и новое, и онъ не поколебался указать въ своемъ историческомъ очеркѣ даже на то, что я являлся предшественникомъ одного извѣстнаго французскаго психолога, высказавшаго годъ спустя подобные же взгляды.
   Съ такимъ же вниманіемъ онъ относился и къ другимъ русскимъ работамъ и, конечно, не къ однимъ моимъ. Каждая его лекція по какому-нибудь философскому или психологическому вопросу начиналась перечисленіемъ, изложеніемъ и разборомъ мнѣній его предшественниковъ въ данномъ вопросѣ и особенно русскихъ предшественниковъ, хотя бы они были еще мало извѣстны нашей публикѣ.
   Этимъ онъ достигалъ важныхъ результатовъ для роста и развитія русской философіи: начинающіе работать въ этой области и успѣвшіе сказать что-либо заслуживающее вниманія могли быть увѣрены, что ихъ трудъ не будетъ "замолчанъ",-- что Н. Я. Гротъ непремѣнно выдвинетъ его передъ публикой. А, вѣдь, такая надежда является уже огромнымъ стимуломъ, побуждающимъ къ работѣ. И это было особенно важно у насъ, гдѣ публика еще недавно смотрѣла на философію. какъ на какую-то пустую забаву, и любой кропатель плохихъ романовъ, повѣстей и разсказовъ могъ надѣяться на большую извѣстность, чѣмъ философъ или психологъ...
   Съ другой стороны, Гротъ возбуждалъ и въ обществѣ интересъ къ философіи, читая свои публичныя лекціи,-- какъ было въ Одессѣ,-- на которыхъ онъ популяризировалъ философскія и психологическія задачи, сближалъ ихъ съ жизнью и проводилъ въ толпу, не умѣвшую еще мыслить ни о чемъ, кромѣ своихъ житейскихъ дѣлъ и свѣтскихъ отношеніи.
   

IV.

   Не мѣшаетъ здѣсь сказать вкратцѣ о тѣхъ идеяхъ, которыя развивалъ Н. Я. Гротъ въ теченіе своей философской карьеры. Наиболѣе выдающимся трудомъ его я считаю вышеупомянутую диссертацію "Психологія чувствованій". Въ ней онъ дѣлаетъ попытку, имѣвшую, впрочемъ, предшественниковъ, поставить наши чувствованія въ связь съ біологическими процессами въ организмѣ. Основная мысль этого труда взята у Герберта Спенсера, хотя развита и обработана Гротомъ оригинально и самостоятельно. Спенсеръ замѣтилъ, что работа, для которой запасено въ организмѣ или органѣ достаточное количество энергіи, доставляетъ удовольствіе. И, наоборотъ, недостатокъ энергіи вызываетъ страданіе при работѣ.
   Гротъ расширяетъ, обобщаетъ и, такъ сказать, округляетъ эту мысль. Онъ доказываетъ, что удовольствіе можетъ получаться и положительно, и отрицательно, а именно, во-первыхъ, отъ израсходованія накопленной энергіи и, во-вторыхъ, отъ возстановленія истраченной энергіи. Въ свою очередь, и страданіе можетъ получаться путемъ положительнымъ и путемъ отрицательнымъ: во 1-хъ, отъ недостатка работы при избыткѣ энергіи и, во 2-хъ, при излишкѣ работы, превышающей затрачиваемую на нее энергію.
   Теорія эта была изящна, законченна и объясняла, дѣйствительно, значительное большинство нашихъ пріятныхъ и непріятныхъ чувствованій, хотя въ одной изъ моихъ работъ мнѣ пришлось сдѣлать противъ нея возраженія, которыя мнѣ кажутся существенными; впрочемъ, говоря точнѣе, я сдѣлалъ не возраженія, а дополненія. Дѣло въ томъ, что теорія Грота не объясняла вредныхъ или анормальныхъ удовольствій, напр., отъ куренія, опьяненія -- алкоголемъ, морфіемъ и т. д. Не объясняетъ она и страданій, испытываемыхъ людьми, пріобрѣтшими вредныя привычки, когда имъ приходится воздерживаться отъ тѣхъ же привычекъ, напр., когда алкоголикъ или курильщикъ не могутъ удовлетворить своей привычки къ водкѣ или никотину. Поэтому, я дополнялъ теорію Грога теоріей равновѣсія и гармоніи въ дѣломъ организмѣ и отдѣльныхъ его органахъ, причемъ удовольствіе зависитъ отъ возстановленія равновѣсія хотя бы и вреднаго, но привычнаго, а страданіе -- отъ его нарушенія. Такимъ образомъ, теорія Грота входила въ мою какъ одна часть, или частный случай нарушенія или возстановленія равновѣсія (энергіи).
   Въ своей "Реформѣ логики" Гротъ сдѣлалъ попытку поставить и процессы нашего мышленія въ связь съ біологическими процессами. Такъ какъ здѣсь его идея болѣе сложна и едва ли интересна газетнымъ читателямъ, то я не буду излагать ее.
   Болѣе общеинтересной является его попытка, сдѣланная въ вышеупомянутыхъ его лекціяхъ студентамъ Новороссійскаго университета,-- привести въ связь съ біологіей смѣну различныхъ философскихъ направленій, при чемъ въ метафизическомъ мистицизмѣ онъ видѣлъ ослабленіе энергіи, старчество организма, а, слѣдовательно, мозга и его мышленія.
   Впослѣдствіи, Гротъ значительно измѣнилъ этотъ взглядъ и сдѣлался самъ защитникомъ метафизики, а отчасти, даже, и мистицизма. Онъ искалъ особой психической энергіи для объясненія душевныхъ явленій и т. п. Этотъ переворотъ, который, однако, самъ онъ считалъ не переворотомъ въ своихъ идеяхъ, а лишь кругообразнымъ (циклическимъ) развитіемъ своихъ взглядовъ, совершился въ немъ въ московскій періодъ его дѣятельности. Быть можетъ, нѣкоторое вліяніе на этотъ переворотъ имѣло и ученіе Л. Н. Толстого, возбуждавшаго этическое чувство на мистической подкладкѣ.
   Измѣненіе взглядовъ не помѣшало Гроту оставаться такимъ же терпимымъ и благожелательнымъ къ воззрѣніямъ совершенно несогласнымъ съ его взглядами, и, даже, противнымъ этимъ взглядамъ. Его журналъ (т. е. "Журналъ Психологическаго общества", въ которомъ онъ былъ предсѣдателемъ), продолжалъ давать мѣсто статьямъ мыслителей всѣхъ философскихъ направленій. Въ то же время, Гротъ, если когда-нибудь и полемизировалъ съ противниками, то эта полемика была образцомъ уваженія къ чужимъ идеямъ и мнѣніямъ. Я увѣренъ, что во всѣхъ его работахъ невозможно отыскать даже одного слова или выраженія, которое было бы оскорбительно для его противниковъ. Это -- поистинѣ неоцѣнимое качество. И, быть можетъ, оно доказываетъ лучше всего, что Гротъ былъ не только философъ, но и мудрецъ, глубоко понимавшій необходимость и плодотворность разномыслія для достиженія истины. Конечно, можно многое сознавать и, тѣмъ не менѣе, поступать вопреки своимъ убѣжденіямъ. Гротъ же, наоборотъ, поступалъ такъ, какъ онъ думалъ. Для этого мало даже быть мудрецомъ, а необходимо быть и превосходнымъ человѣкомъ въ этическомъ смыслѣ необходимо любить людей, даже враговъ своихъ, т. е. уважать ихъ мысли, а слѣдовательно, ихъ духовную свободу, выше любви и уваженія къ своимъ собственнымъ идеямъ и произведеніямъ. Такихъ людей мы найдемъ не много во всей исторіи человѣческой мысли. И, мнѣ кажется, что еще придетъ время, когда эта сторона духовной натуры Николая Яковлевича будетъ оцѣнена и поставлена высоко, создавъ ему неувядаемую славу дѣятельнаго борца за духовную и философскую свободу. В. С. Соловьевъ указываетъ на эту сторону его натуры лишь въ рамкахъ благожелательности къ своимъ товарищамъ и отсутствія зависти относительно ихъ. Но эта мѣрка черезъчуръ узка. Правда, это -- фактъ, но фактъ, составляющій, такъ сказать, частный случай, частное проявленіе высокой, рѣдкой, образцовой этической личности и этическихъ убѣжденій Грота.
   Благословимъ же память этого рѣдкаго человѣка и возьмемъ его себѣ образцомъ терпимости и духовной свободы.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru