Lib.ru/Классика: Одоевский Владимир Федорович. Письма к графине Е. П. Р.....Й...

СОЧИНЕНІЯ КНЯЗЯ В. Ѳ. ОДОЕВСКАГО.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
ВЪ ТИПОГРАФІИ Э. ПРАЦА
1844.

ПИСЬМА КЪ ГРАФИНѢ Е. П. Р.....Й
О ПРИВИДѢНІЯХЪ, СУЕВѢРНЫХЪ СТРАХАХЪ, ОБМАНАХЪ ЧУВСТВЪ, МАГІИ, КАБАЛИСТИКѢ, АЛХИМІИ И ДРУГИХЪ ТАИНСТВЕННЫХЪ НАУКАХЪ.

ПИСЬМО I.

Вы требовали отъ меня, графиня, какую-нибудь повѣсть, да пострашнѣе. Къ сожалѣнію, повѣсти не по моей части: это дѣло одного извѣстнаго вамъ моего пріятеля, который любитъ пугать честной народъ разными небывальщинами. Что до меня касается, я самъ ничего не изобрѣтаю: я умѣю только съ грѣхомъ по-поламъ пересказывать чужое. Чтобъ исполнить по мѣрѣ силъ ваше желаніе, я, если не разскажу вамъ повѣсти о привидѣніяхъ, то по-крайней-мѣрѣ осмѣлюсь представить самый источникъ, изъ котораго берутся страшныя повѣсти. Я долженъ признаться, что этотъ предметъ издавна обращалъ на себя все мое вниманіе; къ нему привлекала меня не одна поэтическая его сто рона: мнѣ казалось, что подъ всѣми баснословными разсказами о страшилищахъ разнаго рода скрывается рядъ естественныхъ явленій, донынѣ невполнѣ изслѣдованныхъ, и причины которыхъ частію находятся въ самомъ человѣкѣ, частію въ окружающихъ насъ предметахъ. Когда-нибудь я издамъ объ этомъ большую книгу ex professo, томахъ въ двухъ in quarto, съ ссылками, цитатами, таблицами, ученостью всякаго рода, и, для большей ясности и общенародности -- на латинскомъ языкѣ, или по-крайней-мѣрѣ латинскими буквами: для этой цѣли я собираю разныя старинныя, рѣдкія книги, составилъ изъ нихъ небольшую библіотеку, присоединилъ къ нимъ нѣкоторыя изъ новѣйшихъ сочиненій, и усердно занимаюсь выписываніемъ всего того, что можетъ относиться къ любимому моему предмету, а кстати и некстати прибавляю собственныя мои наблюденія и мудрованія. Тетрадка моя ужь довольно толста, хотя ее и порядочно потеребилъ вышесказанный извѣстный вамъ мой пріятель, и, къ величайшей моей досадѣ, воспользовался ею совсѣмъ съ другимъ намѣреніемъ. Я хочу объяснить всѣ эти страшныя явленія, подвести ихъ подъ общіе законы природы, содѣйствовать истребленію суевѣрныхъ страховъ, а онъ, напротивъ, старается увѣрить, что всѣ эти страшилища -- сущая правда, и что намъ никогда ихъ не объяснить, не прибѣгая къ чудесному. Что будете съ нимъ дѣлать? Какъ бы то ни было, въ ожиданіи появленія моего знаменитаго in quarto, я намѣренъ сдѣлать для васъ нѣсколько выписокъ изъ моей тетрадки. Напередъ васъ предупреждаю, что въ ней воровство ужасное: на одну мою страницу въ ней иногда десять страницъ чистаго перевода, а потомъ столько же страницъ извлеченій. Пестрить страницы ссылками на источники моихъ похищеній было бы безполезно; нѣкоторыхъ изъ книгъ вы не найдете, другихъ не станете читать; это -- смѣсь книгъ умныхъ и безумныхъ, медицинскихъ, математическихъ, философическихъ и непринадлежащихъ ни къ какому разряду. Напередъ кланяюсь предъ всѣми жертвами моего грабительства, немногіе въ наше время способны на такую откровенность... {Вообще желающій познакомиться съ этимъ любопытнымъ, малоизслѣдованнымъ и болѣе важнымъ, нежели какъ съ перваго взгляда кажется, предметомъ не долженъ ограничиваться одною какою-либо книгою; къ сочиненію, не имѣющему притязаній на ученую форму, странно было бы присоединить цѣлую литературу предмета; назову здѣсь лишь: Гагена, Гибберта, Эскироля, Лёре, Линеля, равно Кернера. По этимъ книгамъ читатель доберется и до другихъ; необходимо познакомиться и съ старыми книгами о магіи; въ особенности рекомендую: Disquisitionum Magicarum libri sex-- auctore Martino Delvio -- Moguntioa an. 1617 in-4, и именно то изданіе, котораго библіографическій признакъ -- ошибка въ пагинаціи: на оборотѣ 133 страницы напечатано 78; Le monde enchanté par Becker, 4 v. in-12. Amsterdam 1694; Superstitions anciennes et modernes, 2 vol. in-folio. Amsterdam 1736. Эти два тома составляютъ обыкновенное продолженіе извѣстной книги: Histoire des cérémonies religieuses. Къ этому должно присоединить книги о животномъ магнетизмѣ, въ особенности Passavants Untersuchungen, zweite Auflage 1837, и Correspondance d'un hermite avec Deleuze. 2 vol. in 8. За симъ всего важнѣе собственныя наблюденія, а для нихъ -- основательное познаніе физики, химіи и нѣкоторыя свѣдѣнія изъ анатоміи и физіологіи.}

Съ чего начать? Нѣсколько выше я, кажется, проговорился о главныхъ основаніяхъ моей системы, то-есть о необходимости искать причинъ видѣній и привидѣній во-первыхъ въ насъ самихъ, а во-вторыхъ въ предметахъ, насъ окружающихъ. Эти основанія, какъ основанія почти всѣхъ теорій дурныхъ и хорошихъ, кажется, недовольно-ясны; постараюсь выразиться подробнѣе.

О причинѣ видѣній, находящейся въ насъ самихъ -- каковы, напримѣръ, болѣзненное состояніе нашего организма, обманы чувствъ, -- было писано много, но до-сихъ-поръ, кажется, еще мало было обращено вниманія на связь сихъ обмановъ съ различными явленіями внѣшней природы. Подъ сими послѣдними явленіями я разумѣю такіе феномены, которые по своей незначительности обыкновенно не обращаютъ на себя вниманія естествоиспытателей, но которые значительно способствуютъ обману нашихъ чувствъ.

Постараюсь, чтобъ эта фраза была послѣднею ученою выходкой въ моихъ письмахъ, и спѣшу объяснить ее примѣромъ.

Въ прошедшемъ году, я переѣхалъ съ дачи ранѣе обыкновеннаго; нѣсколько теплыхъ дней захватили меня въ городѣ. Однажды, около полуночи, сдѣлалось такъ душно, что я отворилъ окошко въ моемъ кабинетѣ, но однакоже, не слишкомъ полагаясь на теплоту петербургскихъ ночей, благоразумно сѣлъ въ кресла, стоявшія въ другомъ углу. Не поскучайте этими подробностями: онѣ очень важны; больше всего вспомните, что мой кабинетъ въ четвертомъ этажѣ. Ночь была въ-самомъ-дѣлѣ прекрасная, городской шумъ утихъ; всѣ домашніе въ домѣ у меня спали; "на свѣтлоголубомъ эфирѣ, златая плавала луна"... Какъ бы то ни было, я вполнѣ наслаждался этимъ чувствомъ тишины, столь рѣдкимъ въ многолюдномъ городѣ. Вдругъ сзади меня послышался шелестъ шаговъ; сначала я подумалъ, что проходитъ кто-нибудь изъ домашнихъ, и не обратилъ на это вниманія; по шелестъ продолжался; онъ походилъ на медленное шарканье больнаго человѣка; словомъ, это были точьвъ-точь такіе шаги, какихъ можно ожидать отъ привидѣнія; признаюсь вамъ, что я нѣсколько... хоть удивился, всталъ съ креселъ, посмотрѣлъ вокругъ себя: двери были заперты, шелестъ явственно слышался въ углу у печки; я прошелъ въ другую комнату -- вездѣ вокругъ меня было спокойно; вхожу опять въ кабинетъ -- въ углу у печки опять тотъ же шелестъ, который то ослабѣвалъ, то усиливался, смотря по тому, какъ я приближался къ углу, или удалялся отъ него. Представьте себѣ на моемъ мѣстѣ человѣка или больнаго, или пораженнаго какою-либо потерею, или просто съ пламеннымъ воображеніемъ, а не меня, холодно-читавшаго въ это время корректуру какой-то статистической статьи -- чего бъ не могло воображеніе присоединить къ этому дѣйствительному шелесту шаговъ? Я не успѣлъ выйдти изъ недоумѣнія, какъ шелестъ шаговъ прекратился; я еще былъ въ раздумьи надъ этимъ страннымъ явленіемъ, какъ шаги послышались снова; -- это уже было слишкомъ. Мнѣ было досадно, и даже, признаюсь вамъ, немножко страшно. Прислушиваясь внимательно къ этому невидимому звуку и стараясь призвать на помощь все свое хладнокровіе, я замѣтилъ, что въ промежуткахъ между шагами было что-то мѣрное, привидѣніе какъ по метроному не дѣлало одного шага скорѣе другаго. Я подумалъ сначала, что здѣсь играло ролю отраженіе звуковъ часоваго маятника, но скоро нашелъ, что это дѣло невозможное, ибо часы находились отъ меня за нѣсколько комнатъ.-- Осматривая внимательно кабинетъ, я наконецъ подошелъ къ растворенному окошку, и скоро услышалъ тотъ же звукъ, но гораздо сильнѣйшій; загадка объяснилась самымъ простымъ образомъ: на Фонтанкѣ, противъ моихъ оконъ, стояла барка съ дровами; изъ нижней ея части, находящейся надъ водою, выплескивали воду, обыкновенно натекающую въ подобныя барки; звукъ, производимый этимъ плескомъ, не слышенъ при городскомъ шумѣ, но столько былъ силенъ, что, входя въ открытое окно четвертаго этажа, по особому акустическому устройству комнаты отражался именно въ одномъ углу ея, и почти не былъ слышенъ въ другомъ. Вотъ какого рода явленія я называю причиною привидѣній, находящеюся внѣ насъ и обманывающею насъ въ больномъ или здоровомъ состояніи.

Такого рода явленій тысячи; сколькимъ заблужденіямъ подвергаетъ насъ какое-либо странное устройство комнатъ! Вамъ извѣстна большая часть акустическихъ обмановъ, происходящихъ въ комнатахъ со сводами, или имѣющихъ эллиптическую форму. Помните старую залу Большаго-Театра: въ нѣкоторыхъ ложахъ вы слышали суффлёра гораздо явственнѣе, нежели актёра; казалось, что суффлёръ говоритъ вамъ на ухо; часто вы слышали въ одной ложѣ духовые инструменты прежде струнныхъ, въ другой -- струнные прежде духовыхъ. Вы, вѣрно, также замѣчали, сходя съ лѣстницы послѣ бала, когда жаръ общихъ разговоровъ, кажется, усиливается, -- что вдругъ одно слово, сказанное не громче другаго, раздается по всему подъѣзду; это случается тогда, когда звукъ этого слова настроенъ въ одинъ тонъ съ какимъ-нибудь стекломъ въ окошкѣ, а иногда и съ цѣлымъ сводомъ. Всѣ эти явленія понятны и даже могутъ быть вычислены, ибо происходятъ въ опредѣленныхъ, измѣренныхъ линіяхъ; по какой математикъ приведетъ въ числа всѣ фантастическія линіи, происходящія въ нашихъ дѣдовскихъ домахъ отъ безчисленныхъ пристроекъ и перестроекъ каждаго новаго поколѣнія, каждаго новаго жильца? Какія тутъ могутъ произойдти трубы, звукопроводы, такъ сказать акустическіе микроскопы? А вы знаете, что именно въ старыхъ домахъ привидѣнія любятъ поселяться, шумѣть но ночамъ и дѣлать всякія проказы. На сей-то родъ явленій я намѣренъ обратить преимущественное вниманіе, какъ вы увидите это впослѣдствіи; теперь же мы побесѣдуемъ съ вами о первой причинѣ видѣній, то-есть происходящей въ насъ самихъ, почти безъ всякаго содѣйствія внѣшней природы.

Всѣ эти наблюденія, правда, уничтожаютъ поэзію привидѣній; по успокойтесь, еще много останется --

.... въ природѣ, другъ Гораціо,

Что и не снилось нашимъ мудрецамъ.

**ПИСЬМО II (*).**

(*) Вся теорія и примѣры въ семъ письмѣ почерпнуты изъ Гагена. См. Die Sinnentäuschungen etc. Leipzig 1837.

У насъ пять чувствъ, какъ извѣстно: зрѣніе, слухъ, вкусъ, обоняніе, осязаніе; но часто болѣзни или природное расположеніе органовъ, посредствомъ которыхъ дѣйствуютъ наши чувства, т. е. глаза, уши, языкъ и проч., дѣйствуютъ такъ неправильно, что чувства наши передаютъ уму совершенно ложныя впечатлѣнія; это продолжается до-тѣхъ-поръ, пока нашъ организмъ не прійдетъ въ натуральное здоровое положеніе. Каждое чувство, котораго органъ находится въ болѣзненномъ состояніи, весьма удобно можетъ насъ вводить въ заблужденіе и давать ложную идею о предметахъ; такъ, напримѣръ, одержимому желтухою всѣ предметы кажутся желтыми; при сильномъ засореніи желудка теряется вкусъ, пища и питье кажутся горькими; отъ одной болѣзни ослабѣваетъ зрѣніе, отъ другой слухъ, и такъ далѣе. Всѣ эти явленія, когда наши чувства даютъ намъ о предметахъ такое понятіе, которое противорѣчивъ нашему обыкновенному понятію о томъ же предметѣ, ученые называютъ общимъ именемъ: обманомъ чувствъ.

Обманъ же чувствъ дѣлятъ на два главныхъ рода: на иллюзію (illusions) и галлюцинацію (gallucination). Одно на другое довольно похоже. Но подъ словомъ иллюзія (что можно перевести просто словомъ: чувственный обманъ) ученые понимаютъ то состояніе, когда человѣкъ составляетъ о какомъ-нибудь предметѣ противорѣчащее истинному или нашему обыкновенному объ немъ понятію; подъ словомъ же галлюцинація (что можно перевести: способность къ видѣніямъ; не приводимость ли?) разумѣютъ такое состояніе организма, когда человѣку являются предметы, въ-самомъ-дѣлѣ ненаходящіеся предъ нимъ, часто въ настоящемъ своемъ видѣ, но съ символическимъ значеніемъ. Сверхъ того, ученые раздѣляютъ всѣ обманы чувсівъ на обманъ зрѣнія, слуха, вкуса, обонянія, осязанія отдѣльно, и на обманы, производимые или нѣсколькими чувствами, или всѣми вдругъ. Сей предметъ весьма недавно обратилъ на себя вниманіе европейскихъ физіологовъ, и понынѣ недовольно еще обработанъ, не смотря на его важность въ отношеніи къ нашей внутренней жизни, на его юридическое значеніе и вообще на ролю, которую онъ можетъ играть въ разныхъ обстоятельствахъ житейскаго быта.

Разсмотримъ обманы чувствъ въ двухъ вышеозначенныхъ видахъ, и скажемъ нѣсколько словъ хоть объ обманѣ, производимомъ въ насъ чувствомъ зрѣнія.-- Причина сего обмана, какъ кажется, заключается наиболѣе въ болѣзненномъ расположеніи тѣла, а иногда зависитъ и отъ вліянія постороннихъ матеріальныхъ и нравственныхъ обстоятельствъ, которыя производятъ необыкновенную раздражительность въ нервахъ и располагаютъ насъ къ воспріятію самыхъ сильныхъ впечатлѣній; внѣшніе предметы въ сихъ случаяхъ дѣйствуютъ на насъ въ какомъ-то превратномъ и неестественномъ видѣ; отъ сего и происходитъ хаотическое смѣшеніе въ идеяхъ, раждающихся въ мозгу при содѣйствіи страждущихъ чувствъ.

Иногда, на-примѣръ, какъ выше замѣчено, внѣшніе предметы представляются нашимъ глазамъ совсѣмъ не того цвѣта, какой они дѣйствительно имѣютъ. Если, ставъ противъ окна, долго смотрѣть въ одно и то же время на предметы свѣтлые и темные, а потомъ обратить глаза свои на свѣтлую стѣну, то въ эту минуту предметы, казавшіеся до того темными (напримѣръ, рамы въ окошкѣ), представятся свѣтлыми.-- Такимъ образомъ, когда зрѣніе наше вдругъ переходитъ отъ предметовъ темныхъ къ свѣтлымъ и обратно, то предметы, которыхъ впечатлѣніе осталось еще въ органахъ зрѣнія, покажутся различно окрашенными? или, что все равно, глазамъ будутъ представляться какія-то цвѣтныя пятна.-- Если, сидя подъ окномъ, во время яснаго солнечнаго дня, будете долго держать въ рукахъ книгу, такъ чтобы солнечные лучи прямо въ нее ударяли, то буквы будутъ казаться въ глазахъ то зеленаго, то краснаго цвѣтовъ. Сюда принадлежатъ и цвѣтистыя окраины, съ которыми представляются иногда въ глазахъ нашихъ предметы, сильно освѣщенные, когда мы на нихъ долго смотримъ.-- Если кто долго занимается съ сильнымъ напряженіемъ умственныхъ способностей, находится въ душевномъ разстройствѣ, или изнуряетъ свои физическія силы продолжительнымъ бдѣніемъ, не укрѣпляя себя сномъ, то весьма часто черныя буквы на бумагѣ кажутся ему съ красными или голубыми окраинами. То же самое бываетъ и у оконничныхъ рамъ, если прилежно устремить зрѣніе на предметы за окномъ находящіеся, или, ставъ предъ окномъ, долго смотрѣть на какой-нибудь предметъ, находящійся между окномъ и глазами, напримѣръ, на какое-нибудь остріе, палку и тому подобное. -- Въ желтухѣ, какъ сказано выше, больному всѣ предметы кажутся желтыми; въ другихъ болѣзняхъ они же нерѣдко представляются зеленоватыми.

Дицъ разсказываетъ о себѣ слѣдующее; "я самъ по собственному опыту удостовѣрился однажды, что внѣшніе предметы могутъ представляться глазамъ нашимъ не въ натуральномъ ихъ цвѣтѣ, хотя бы и не происходило никакой матеріальной перемѣны въ органахъ зрѣнія. Однажды вечеромъ -- легъ я въ постель, чувствуя небольшую боль отъ засоренія желудка; когда да другой день я всталъ съ постели, то къ удивленію моему замѣтилъ, что все окружающее меня было прекраснаго зеленаго цвѣта, какъ будто бы я смотрѣлъ въ очки съ зелеными стеклами. Сначала, мнѣ никакъ и не приходило въ голову, что такая перемѣна въ зрѣніи происходитъ собственно отъ болѣзненнаго расположенія глазъ моихъ, а потому и обратилъ я вниманіе спавшаго въ той же комнатѣ брата на такое странное оптическое явленіе; -- лишь послѣ его неоднократныхъ увѣреній, я убѣдился, что меня обманываетъ зрѣніе. Чрезъ нѣсколько времени, предметы, представлявшіеся мнѣ сначала свѣтлозеленоватаго цвѣта, стали казаться въ темнозеленомъ, но чрезъ полчаса цвѣтъ этотъ началъ становиться блѣднѣе, и наконецъ исчезъ совершенно, уступивъ мѣсто натуральному. Кажется, нельзя было думать, чтобы въ такое короткое время могла произойдти какая либо матеріальная перемѣна въ органахъ самаго зрѣнія, -- какъ, напримѣръ, измѣненіе въ цвѣтѣ глазной жидкости, -- и нельзя было допустить, чтобы все это такъ скоро пришло въ прежнее положеніе; почему должно приписать этотъ обманъ зрѣнія особенному сочувствію глазъ съ желудкомъ." У нѣкоторыхъ людей такая перемѣна зрѣнія весьма обыкновенна; инымъ внѣшніе предметы кажутся совершенно безцвѣтными или сѣроватыми, а преимущественно того цвѣта, который извѣстенъ у живописцевъ подъ именемъ sepia. Другимъ же предметы представляются смѣшанныхъ цвѣтовъ, напримѣръ: свѣтложелтаго съ зеленымъ, пурпуроваго съ синимъ, темнокраснаго, темнозеленаго и темпокоричневаго съ чернымъ.-- Одинъ гравёръ купилъ себѣ темнокоричневый суконный сюртукъ, вмѣсто зеленаго, и носилъ въ твердой увѣренности, что его сюртукъ зеленый; этотъ же самый гравёръ, еще въ дѣтскихъ лѣтахъ, безпрестанно ошибался въ выборѣ и употребленіи, красокъ и принималъ одну вмѣсто другой; отъ чего рисунки его имѣли самый странный, фантастическій колоритъ.-- Нѣкоторымъ всѣ цвѣта безъ различія кажутся или синими, или коричневыми; другимъ же они представляются синими или желтыми съ различными оттѣнками.

Другой родъ обмана зрѣнія состоитъ въ томъ, что мы иногда, вмѣсто того, чтобъ представляющіеся нашему зрѣнію предметы видѣть просто поодиначкѣ, видимъ ихъ вдвойнѣ и даже въ нѣсколькихъ повтореніяхъ.-- Если подъ вечеръ, во время сумерекъ, или въ мрачный день, будете смотрѣть пристально нѣсколько минутъ на окошко и потомъ поворотите глаза нѣсколько въ сторону такъ, чтобы та часть глазъ, въ которыхъ удерживается еще отпечатокъ или изображеніе темноватыхъ оконничныхъ перекладинъ, упадала бы на прозрачное стекло, то увидите множество свѣтлыхъ полосокъ, изображающихъ деревянные переборы оконничной рамы, которые будутъ извиваться по свѣтлому стеклу.-- Или, проколите на картѣ булавкою два отверстія, и притомъ такъ, чтобы они отдалены были другъ отъ друга на такое же разстояніе, какое находится на лбу между обоими глазами; потомъ зажмите одинъ глазъ и смотрите другимъ чрезъ карту на горящую свѣчу или на кусокъ бѣлой бумаги, на которой сдѣлана черная точка; тогда увидите слѣдующее явленіе: сначала будетъ вамъ казаться, что вы смотрите сквозь туманъ; оба карточныя отверстія покажутся вамъ гораздо болѣе, нежели каковы они въ самомъ дѣлѣ; потомъ покажется вамъ, что они начинаютъ сливаться одно съ другимъ своими окраинами, и наконецъ, составятъ одинъ общій кругъ, а свѣчное пламя или черный пунктъ, на бумагѣ изображенный, представится глазу вдвое болѣе настоящей своей величины. Этого мало: каждый предметъ можетъ казаться въ нѣсколько разъ болѣе, смотря по тому, сколько будетъ сдѣлано отверстій въ картѣ.

Близость или отдаленность предмета имѣетъ большое вліяніе на обманъ зрѣнія; такъ, напримѣръ, извѣстно, что дѣти часто протягиваютъ руки къ лунѣ, думая схватить ее; слѣпорожденные, которымъ удачная операція расторгла завѣсу мрака, скрывавшаго отъ нихъ видимую природу, думаютъ, что всѣ предметы непосредственно находятся предъ ними. То же самое разсказываютъ и о Каспарѣ Гаузерѣ, которому предметы, видимые имъ въ окно, казались большою картиною.-- Нервы зрѣнія у одного сумасшедшаго были такъ чувствительны, что однажды, разсуждая о дѣйствіяхъ солнечныхъ лучей, онъ представлялъ себѣ, что они отъ него не далѣе, какъ въ четырехъ шагахъ.-- Одна безумная разсказывала по выздоровленіи своемъ слѣдующее: "Однажды, вечеромъ, лежала я въ постели и смотрѣла пристально на мою надзирательницу, которая мнѣ тогда представлялась въ видѣ какого-то страшнаго привидѣнія. Тутъ вдругъ показалось мнѣ, что горѣвшая на столѣ сальная свѣчка стала бѣгать по комнатѣ; но всего удивительнѣе было для меня то, что огонь по прежнему горѣлъ на столѣ, а сало текло изъ отверстія въ стѣнѣ въ видѣ фонтана, или водопада. Мнѣ представилось, что этотъ водопадъ устремляется прямо на меня, что онъ душитъ меня, отъ чего я и стала громко кричать".

Предметы, спокойно лежащіе или стоящіе, иногда зрѣнію нашему представляются движущимися. Во время ѣзды на пароходѣ, деревья, по сторонамъ дороги находящіяся, или берега, кажутся мимо летящими. Въ обморокѣ или въ сильномъ опьянѣніи всѣ предметы кажутся кругомъ вертящимися около одного центра. Нѣкоторые люди, одержимые психическими болѣзнями, не могутъ ни читать, ни писать, потому что имъ представляется, будто буквы на бумагѣ бѣгаютъ, прыгаютъ и гоняются одна за другою.

Иногда предметы представляются зрѣнію навыворотъ. Одна дѣвица, одержимая истерикою, во время своихъ припадковъ воображала, что видитъ всѣ окружающіе ее предметы навыворотъ, что ей казалось очень смѣшно; столы для нея были опрокинуты, люди ходили на головахъ; съ прекращеніемъ припадковъ прекращалось немедленно и ея заблужденіе. Въ нѣкоторомъ смыслѣ принадлежатъ сюда также и тѣ случаи, когда больной видитъ только одну какую либо часть въ предметѣ.

Отъ этого, можетъ-быть, происходило, что нѣкоторые видѣли людей безъ головы, домы безъ крышъ и прочее тому подобное. Для объясненія этого нужно было бы прибѣгнуть къ анатомическимъ объясненіямъ, которыя васъ испугаютъ, графиня. Довольно, если я вамъ скажу, что этотъ странный обманъ зрѣнія происходитъ отъ бездѣйствія нѣкоторыхъ органовъ глаза, въ то время, какъ другія его части находятся въ должномъ порядкѣ.

Какъ часто мы не узнаемъ нѣкоторыхъ предметовъ и лицъ, или принимаемъ ихъ за другія! Это вѣроятно удавалось вамъ неоднократно испытывать и надъ собою; здѣсь также обманъ зрѣнія.-- Вѣрно случалось вамъ также, во время путешествія или прогулки въ темную ночь, видѣть въ каждой соснѣ, въ каждомъ высокомъ деревѣ подобіе башни или строенія, принадлежащаго къ тому мѣсту, къ которому вы спѣшили. Новички въ морскомъ дѣлѣ нерѣдко принимаютъ отдаленную землю за волнующуюся массу тумана и на оборотъ. Лунный свѣтъ очень благопріятствуетъ такимъ обманамъ зрѣнія: Гагенъ говоритъ, что ему очень часто случалось принимать длинныя тѣни, бросаемыя на землю высокими предметами, за вырытыя въ землѣ канавы... Но пора кончить эти общіе примѣры и разсказать вамъ нѣсколько анекдотовъ, въ которыхъ лунное сіяніе играетъ важную роль.

ПИСЬМО III.

Древніе, по свидѣтельству Плинія (lib. II, 102), приписывали лунѣ разныя чудеса: они называли ее звѣздой духа жизни или жизненнаго духа; они думали, что отъ ея вліянія земля наполняется питательными соками; что при ея приближеніи всѣ вещества разширяются, а съ ея удаленіемъ сжимаются; что между новолуніемъ и полнолуніемъ ростутъ раковины, количество крови въ человѣкѣ увеличивается, и прочее, тому подобное. До-сихъ-поръ, простолюдины приписываютъ лунѣ какую-то таинственную силу; вспомните разсказы о дѣйствіи луны на оживленіе вампировъ, мертвецовъ; не даромъ и поэты поклоняются лунѣ и ждутъ отъ нея вдохновенія. Знаете ли, отъ-чего все это происходитъ? Увы, отъ-того, что свѣтъ луны удивительно способствуетъ обману зрѣнія! Мнѣ очень жаль бѣдной луны, но должно признаться, что всѣ разсказы о являвшихся привидѣніяхъ тогда наиболѣе сомнительны, когда таинственное происшествіе случилось при лунномъ сіяніи. Сколько разъ висящія на стѣнѣ невинныя полотенца, освѣщенныя луною, были принимаемы за привидѣнія! Вотъ вамъ дѣйствительно случившійся анекдотъ, который убѣдитъ васъ въ справедливости моихъ словъ. Въ отдаленной части Шотландіи, путешественникъ былъ застигнутъ ночью на дорогѣ и принужденъ искать себѣ ночлега въ одной маленькой и уединенной хижинѣ. Путешественникъ нашъ принятъ былъ радушно, и хозяйка, отводя его на покой въ особую комнату, стала увѣрять его съ какимъ-то загадочнымъ и боязливымъ видомъ, что окно хорошо задѣлано. Осматривая прилежно стѣну, въ которой было прорѣзано это окошко, путешественникъ замѣтилъ, что возлѣ окошка былъ проломъ, вѣроятно сдѣланный для того, чтобъ увеличить отверстіе. Когда онъ пожелалъ узнать тому причину, то получилъ въ отвѣтъ, что одинъ пастухъ, который незадолго до того времени ночевалъ въ самой этой комнатѣ, повѣсился на ея дверяхъ. По общепринятому въ той странѣ суевѣрному правилу, не позволялось вытащить тѣло самоубійцы сквозь двери, а окно было для того слишкомъ узко, почему хозяева дома и вынуждены были проломать часть стѣны, чтобъ вынесть покойника. При этомъ разсказѣ дали путешественнику замѣтить, что съ-тѣхъ-поръ пастухъ иногда показывается ночью въ этой комнатѣ, отъ-чего никто изъ домашнихъ никогда въ ней не ночуетъ. Хотя путешественикъ нашъ и не вѣрилъ привидѣніямъ, однакожь не безъ нѣкотораго тайнаго страха легъ въ постелю, положивъ подлѣ себя на всякій случай оружіе. Между-тѣмъ, во снѣ пригрезилось ему какое-то страшилище, которое, какъ казалось ему, стояло у его постели. Когда онъ проснулся, встревоженный сновидѣніемъ, то замѣтилъ, что сидитъ на постели съ пистолетомъ въ рукѣ. Окинувъ комнату боязливымъ взоромъ, онъ ясно увидѣлъ при лунномъ свѣтѣ, что у стѣны, прямо противъ него и рядомъ подлѣ окошка, стоитъ закутавшись въ гробовой саванъ какой-то длинный и неподвижный призракъ. Путешественникъ съ большимъ усиліемъ рѣшился наконецъ приблизиться къ этому ужасному видѣнію, въ чертахъ и одеждѣ котораго, какъ казалось, онъ узнавалъ то самое страшилище, которое нарушило сонъ его. Подошедши кое-какъ къ стѣнѣ, сталъ онъ шарить рукою по тому мѣсту, гдѣ, какъ казалось ему, стоялъ призракъ, но, не находя ничего подъ рукою, возвратился опять къ постели; однакожь онъ побоялся опять лечь спать. Послѣ нѣкотораго отдыха, въ-продолженіи котораго онъ успѣлъ собраться съ мыслями и придумать средство освободиться отъ столь непріятнаго положенія, путешественникъ принялся снова за свои розъисканія, и наконецъ открылъ, что предметъ его ужаса происходитъ отъ ударенія лучей луннаго свѣта на стѣну, ибо лучи эти, проходя чрезъ разбитое въ окнѣ стекло, образовали собою длинный, блестящій призракъ, которому разгоряченная предшествовавшимъ тому сновидѣніемъ фантазія путешественника съ наивозможною точностію придала черты, наружность и всѣ принадлежности трупа, приготовленнаго къ погребенію {Ferriar-Ueber Erscheinungen.-- Hibbert's Andeutungen zur Philosophie der Geister-Erscheinungen. Weimar 1825.}.

Сюда принадлежатъ также воздушныя оптическія явленія, случающіяся съ путешественниками въ песчаныхъ степяхъ, которыя такъ часто обманывали французскихъ солдатъ во время бопапартовой экспедиціи въ Египтѣ. Во время дальнихъ и затруднительныхъ переходовъ чрезъ знойные пески, при палящемъ солнцѣ, умирая отъ жажды, они часто думали видѣть передъ собою вдали роскошныя, цвѣтущія поля или обширныя озера, въ которыхъ надѣялись утолить жажду; но, подходя къ тому мѣсту, гдѣ предполагали отдохнуть и освѣжить силы, они снова находили ту же степь, тѣ же пески; луга, озера -- были оптическій призракъ, происходившій отъ волненія паровъ или нагрѣтаго воздуха. Это волненіе въ маломъ видѣ можно замѣтить днемъ, смотря на предметы сквозь то мѣсто, которое находится надъ пламенемъ горящей свѣчи, -- и даже въ полѣ, лѣтомъ, въ жаркій полдень, если, прилегши къ землѣ, смотрѣть издали на дальній лѣсъ, или на другой темный предметъ.

Знаменитый Карданъ, не помню въ какомъ городѣ, однажды чуть-было не сдѣлался жертвою простаго народа, который, собравшись на площади, смотрѣлъ на изображеніе человѣка, находившагося будто-бы въ облакахъ. Карданъ показалъ народу, что это изображеніе было портретъ статуи, находившейся на какомъ-то зданіи и отражавшійся въ густыхъ парахъ воздуха. Для произведенія такого оптическаго обмана нужно много условій, но оно возможно. Вспомните обо всемъ, что писано о явленіяхъ, извѣстныхъ подъ именемъ "миража", "фатаморгана". Я не упоминаю о нихъ, ибо они описаны въ многихъ дѣтскихъ книгахъ. Арабскіе и персидскіе поэты разсказываютъ намъ много чудеснаго о сихъ явленіяхъ. Иногда, и въ особенности въ то время, когда духъ нашъ, въ какомъ-либо нравственномъ волненіи, какъ-будто ожидаетъ чего-то, сверхъестественнаго, тогда самые обыкновенные, ежедневно нами видимые предметы дѣлаются въ глазахъ нашихъ въ самомъ дѣлѣ сверхъестественными. Вотъ вамъ примѣръ: поваръ одного купеческаго корабля, во время переѣзда, сдѣлался болѣвъ и умеръ; надобно прибавить къ этому, что у него одна нога была короче другой, почему онъ и ходилъ прихрамывая. Нѣсколько дней послѣ того, какъ спустили въ море трупъ его, лейтенантъ этого корабля будитъ капитана ночью и объявляетъ ему, что поваръ плыветъ за кораблемъ, и что всѣ матросы собрались у борта смотрѣть на чудо. Капитанъ разсердился, сначала приказалъ-было оставить его въ покоѣ и наблюдать, кто прежде прибудетъ въ Ньюкестль: корабль ли, на которомъ они плывутъ, или поваръ, которому вздумалось плыть туда же. Но скоро лейтенантъ счелъ нужднымъ еще разъ разбудить капитана, говоря, что экипажъ приходитъ въ совершенное отчаяніе, да и что онъ самъ въ большомъ недоумѣніи, ибо въ самомъ дѣлѣ видѣлъ предъ кораблемъ что-то страшное, движущееся въ водѣ, и которое, какъ всѣ увѣряли, походило на повара какъ двѣ капли воды; что на немъ была даже шапка, въ которой обыкновенно онъ ходилъ. Капитанъ, вышедъ на палубу, нашелъ весь экипажъ въ такомъ расположеніи духа, что счелъ нужнымъ сказать, будто и ему въ самомъ дѣлѣ тутъ кажется что-то странное, о чемъ онъ прежде и не думалъ, и будто-бы онъ теперь не знаетъ, какъ разрѣшить эту загадку.

Слова эти такъ встревожили весь экипажъ, что всѣ матросы отъ страха не знали, что дѣлать, и почти оставили управленіе кораблемъ. Наконецъ, капитану пришла счастливая мысль направить ходъ корабля прямо на фантомъ повара, но ни одинъ человѣкъ не рѣшался взяться за руль. Вынужденный самъ исполнить эту работу, капитанъ приблизился къ неизвѣстному призраку и открылъ, къ общему удовольствію и смѣху, что предъ кораблемъ плылъ не покойникъ-поваръ, надѣлавшій имъ столько хлопотъ, но просто кусокъ дерева, принадлежавшаго какому-нибудь разбитому кораблю и имѣвшій подобіе человѣка. Не догадайся капитанъ приблизиться къ мнимому привидѣнію -- нѣтъ сомнѣнія, что это происшествіе сдѣлалось бы происшествіемъ, которому были очевидные свидѣтели, а эти свидѣтели не отказались бы даже подтвердить подъ присягою то, что они видѣли своими глазами, -- и кто-нибудь, напримѣръ, докторъ Кернеръ, засвидѣтельствовавъ подписи очевидныхъ свидѣтелей, обнародовалъ бы это происшествіе во всеобщее свѣдѣніе; долгое бы время переходила эта исторія отъ одного легковѣрнаго разскащика къ другому, и не одинъ исправный и смѣлый, но суевѣрный морякъ, дрожалъ бы, можетъ-быть, отъ страха, слушая такое повѣствованіе.... Кстати о морякахъ: нѣкто былъ подверженъ морской болѣзни, которая перешла въ умственное помѣшательство. Движенія его глазнаго яблока были такъ неправильны, что онъ не могъ ничего ясно видѣть. Когда по этой причинѣ предметы въ глазахъ его колебались, а ноги не довольно твердо служили, то онъ имѣлъ привычку кричать: "море сильно волнуется" {American Journal of the medical sciences, vol. 5.}.

Въ нѣкоторыхъ болѣзняхъ человѣкъ принимаетъ одно лицо за другое. Весьма замѣчательное смѣшеніе лицъ разсказываетъ докторъ Драке: одинъ изъ его паціэнтовъ страдалъ умственнымъ помѣшательствомъ и конвульсіями: "Я былъ однажды свидѣтелемъ" говоритъ докторъ: "одного весьма замѣчательнаго помѣшательства въ умъ и чувствахъ моего больнаго; однажды конвульсіи, которымъ онъ былъ подверженъ, только-что прекратились за нѣсколько минутъ до моего прихода. Когда я вошелъ въ комнату, то нашелъ его сидящимъ на краю постели и отчасти въ помѣшательствѣ; я началъ просить его выпить принесенное мною лекарство, но онъ упорно сталъ отвергать мое предложеніе, увѣряя, что онъ совсѣмъ не болѣнъ. Наконецъ, послѣ многихъ убѣжденій, онъ согласился принять лекарство, однако съ условіемъ, если оно будетъ предписано докторомъ Драке. Напрасно я его увѣрялъ и старался доказывать, что я именно докторъ Драке; онъ никакъ не хотѣлъ вѣрить словамъ моимъ, утверждая, что я докторъ С..... который прежде лѣчилъ его домашнихъ. Видя, что никакъ не могу его разувѣрить и вывести изъ такого забавнаго заблужденія, я тотчасъ прибѣгнулъ къ хитрости, которая имѣла желанный успѣхъ: я взялъ шляпу, раскланялся, вышелъ изъ комнаты, такъ чтобы онъ могъ это видѣть, и чрезъ нѣсколько минутъ вошелъ опять съ большимъ шумомъ, причемъ всѣ тутъ находившіеся со мною раскланивались, какъ съ новопришедшимъ, и громко называли меня докторомъ Драке. Я подошелъ къ постели больнаго, взялъ его за руку, и былъ имъ тотчасъ признанъ за доктора Драке, не смотря на то, что, за нѣсколько минутъ, онъ принималъ меня за другаго врача. Онъ сталъ мнѣ разсказывать довольно связно, что его хотѣли обмануть, призвавъ, для пользованія, доктора С..... благодарилъ меня за посѣщеніе и очень охотно согласился выпить лекарство, которое прежде никакъ не хотѣлъ принять отъ меня, когда я ему казался другимъ человѣкомъ. Вскорѣ потомъ лекарство мое стало дѣйствовать и умственное затмѣніе больнаго миновалось."

Пьянство также производитъ родъ бреда (delirium tremens). Одинъ солдатъ, находясь въ такомъ состояніи, принималъ пользовавшаго его врача за своего вахмистра, котораго вѣроятно очень боялся {Barkhausen -- Beobachtungen über den Säuferwahnsinn etc. Bremen 1828. pag. 138.}. Одинъ ремесленникъ въ подобномъ припадкѣ садился съ ложкою въ рукѣ за столъ, на которомъ лежала раскрытая книга. Эту книгу онъ принималъ за блюдо съ кушаньемъ и прилежно черпалъ изъ ней ложкою, приговаривая притомъ, что рыба очень непріятна для вкуса {Ibidem, pag. 173.}. Одинъ молодой человѣкъ, недавно женившійся, приходилъ въ изступленіе каждый разъ, когда онъ замѣчалъ нѣжныя ласки между мужемъ и женою, потому-что въ каждой чужой женъ воображалъ видѣть свою собственную. Одна дама, подверженная частымъ истерическимъ припадкамъ, сидѣла безпрестанно подлѣ окошка, и какъ скоро замѣчала на небѣ какое-нибудь красивое облачко, то, принимая его за воздушный шаръ, начинала кричать изъ всѣхъ силъ: "Гарнерень! Гарнерень! возьми меня съ собою!" Одинъ кавалерійскій офицеръ,-- примѣчая на небѣ массу скопившихся облаковъ, воображалъ видѣть въ нихъ отрядъ войска, отправленнаго Наполеономъ въ Англію по воздуху, для высадки. Часто люди, страдающіе разстройствомъ умственныхъ силъ, собираютъ бережно и хранятъ тщательно каменья, битыя стекла и прочее, принимая ихъ за алмазы, жемчугъ, разные драгоцѣнные камни и рѣдкія произведенія природы {Esquirol -- Sur les aliénés.}. Часто больные этого же рода принимаютъ тѣни за настоящія и дѣйствительныя существа. Нѣкто, одержимый ипохондріею, въ припадкѣ болѣзни схватилъ палку и, начавъ колотить ею по полу между стоявшей въ комнатѣ его мебели, добрался до гостиной, гдѣ въ это время были у него гости. Бросаемыя на полъ мёбелью тѣни онъ принималъ за мышей. За этими-то незваными гостями бѣгалъ онъ съ палкою изъ угла въ уголъ, стуча ею по полу подъ находившеюся въ комнатахъ мёбелью, и, разумѣется, чѣмъ болѣе онъ бѣгалъ и колотилъ по полу, тѣмъ обманчивѣе для него была игра свѣта и тѣней, происходившая отъ отраженія горѣвшихъ въ комнатѣ свѣчей. А какъ тѣни отъ скораго движенія его безпрестанно переходили съ мѣста на мѣсто и казались ему множествомъ мышей, то и полагалъ онъ выгнать ихъ изъ комнаты стукомъ своей палки и крайне сердился, не видя успѣха въ своей работѣ.-- Одинъ больной не хотѣлъ пить никакого вина, потому-что отражавшееся въ бутылкѣ изображеніе врача его онъ принималъ за своего брата, который будто-бы спрятался въ бутылку, что и поселило въ немъ опасеніе проглотить брата.-- Одна молодая дама, находившаяся въ помѣшательствѣ, часто отказывалась вовсе отъ пищи, увѣряя иногда, что кушанье набито иголками, которыми она можетъ подавиться....

Однако, пора кончить это длинное письмо. Еслибы мы жили въ нѣжномъ, остроумномъ вѣкѣ Демутье и Эмиліи, я бы къ этимъ обманамъ зрѣнія присоединилъ описаніе другаго дѣйствія глазъ и насказалъ бы вамъ тысячу нѣжностей и учтивостей. Но мы живемъ въ вѣкѣ холодномъ, положительномъ, и теперь, чтобы занять васъ, я смѣло дѣлаю выписки изъ медицинской книги, и знаю, что вы за это на меня не посѣтуете. Въ будущемъ письмѣ поговоримъ о представленіи въ нашихъ глазахъ несуществующихъ предметовъ. Обѣщаю вамъ много страшнаго....

ПИСЬМО IV.

Я бы теперь долженъ описать вамъ, графиня, тѣ обманы зрѣнія, которые извѣстны подъ именемъ галлюцинаціи, и которые наиболѣе подавали поводъ къ разсказамъ о привидѣніяхъ. Но, можетъ-быть, вы спросите меня: чѣмъ могу я васъ увѣрить, что привидѣніе было дѣйствительно лишь обманъ зрѣнія?... Вопросъ довольно затруднительный. Часто, подверженный галлюцинаціи разсказываетъ о своемъ видѣніи такъ живо, такъ вѣроподобно; иногда его можно уличить въ явномъ обманѣ, напримѣръ какъ Паскаля, который безпрестанно думалъ, что возлѣ него пропасть; но бываютъ случаи, гдѣ повѣрка нашими собственными глазами не можетъ имѣть мѣста, напримѣръ, когда разсказываемое происшествіе, утверждаемое многочисленными свидѣтелями, случилось въ отдаленномъ отъ насъ времени или мѣстѣ; иногда же, увы, мы должны умолкнуть просто отъ недостатка нашихъ свѣдѣній. Разумѣется, многое, что теперь намъ кажется чуднымъ, непонятнымъ, подверженнымъ сомнѣнію или полному отрицанію, будетъ дѣломъ понятнымъ и обыкновеннымъ для нашихъ потомковъ, точно такъ же, какъ чудесное и невѣроятное для древнихъ -- нынѣ для насъ принадлежитъ къ числу вещей самыхъ обыкновенныхъ. Одинъ изъ замѣчательныхъ людей нашего времени, защищая свою промышленно-поэтическую теорію, выходившую изъ предѣловъ возможнаго, и которая нынѣ сдѣлалась добычею исторіи {Фуррье.}, говорилъ: "Положимъ, что въ вѣкъ Августа кто-либо изобрѣлъ порохъ и компасъ, скрывъ свое изобрѣтеніе, въ-продолженіи двадцати лѣтъ трудился бы надъ его усовершенствованіемъ, и наконецъ дошелъ до того, что мы нынѣ называемъ артиллеріею, минами; вообразимъ, что изобрѣтатель предсталъ бы тогда предъ знаменитыхъ людей августова вѣка, держа въ одной рукѣ пороховой патронъ, а въ другой компасъ, и произнесъ бы слѣдующую рѣчь: "Мм. гг.! Этимъ чернымъ порошкомъ можно перемѣнить всю тактику Александра-Македонскаго и Юлія-Кесаря; этимъ чернымъ порошкомъ я могу взорвать на воздухъ Капитолій (посредствомъ мины), за версту разрушить городскія стѣны (бомбы и проч. т. п.), въ одну минуту обратить весь Римъ въ развалины (взрывомъ большаго количества пороха), на разстояніи 500 шаговъ истребить всѣ римскіе легіоны (артиллерія), уравнять силы самаго слабаго воина съ силой самаго сильнаго (ружье), наконецъ, помощію этого чернаго порошка я могу носить въ карманѣ громъ и молнію (карманный пистолетъ); при пособіи же сего другаго орудія (компаса) я могу направить ходъ корабля, какъ днемъ, такъ и ночью, какъ въ тишь, такъ и въ бурю, терять берегъ изъ вида и не справляться съ звѣздами."

Нѣтъ сомнѣнія, что умные Меценатъ и Агриппа, выслушавъ такую рѣчь, сочли бы оратора сумасшедшимъ, а между-тѣмъ въ этой рѣчи нѣтъ ни одного слова, которое бы нынѣ не относилось къ предметамъ самымъ простымъ и обыкновеннымъ. Таковы и мы въ-отношеніи къ нашимъ потомкамъ. Сколько такихъ явленій, которыя нынѣ намъ кажутся невѣроятными, но которыя, можетъ-быть, дѣйствительно происходили, и которыя отвергаетъ лишь наше гордое невѣжество! До открытія электричества, вѣроятно, благоразумные люди считали вздоромъ -- разсказы о пламени, появляющемся иногда на верху мачтъ, которое древніе назвали Касторомъ и Поллуксомъ; разсказы объ искрахъ, являвшихся на желѣзномъ шпицѣ, не помню, какой-то горы, и служившихъ, для окрестныхъ жителей предвѣщаніемъ бури; до изобрѣтенія термометра и гидрометра сколько разъ, можетъ-быть, деревенская помѣщица, занимавшаяся пряжею, бранила своихъ пряхъ, зачѣмъ иногда пряжа гладка, а въ другое время шершава, и причисляла -- (вѣроятно и до-сихъ-поръ причисляетъ) -- къ сказкамъ увѣренія работницъ, что въ сухую погоду пряжа шершавится. Теперь все это понятно и не должно возбуждать ни чьего удивленія.

Нѣтъ сомнѣнія, что многія изъ такихъ явленій, которыя мы нынѣ приписываемъ суевѣрію и предразсудкамъ, нѣкогда войдутъ въ разрядъ самыхъ обыкновенныхъ. Вы вѣрно слыхали о знаменитомъ графѣ Сен-Жерменѣ; много разсказывается о немъ пустаго; но нѣтъ сомнѣнія, что этотъ знаменитый шарлатанъ обладалъ большими для его времени свѣдѣніями; если почесть девяносто-девять изъ всего разсказываемаго о немъ ложнымъ, то все останется одна сотая происшествій, которыя могли случиться, и которыя, между-тѣмъ, не объяснены. Вспомните, что Робертсона, котораго фантасмагорія и гальваническіе опыты нынѣ такъ извѣстны за тридцать лѣтъ считали не въ шутку колдуномъ, не смотря на то, что онъ обыкновенно начиналъ свои представленія объявленіемъ, что онъ не колдунъ, а только естествоиспытатель. Что было бы, еслибы онъ выдавалъ себя за колдуна? Графъ Сен-Жерменъ, напротивъ, любилъ окружать себя таинственностію, но почти нѣтъ сомнѣнія, что онъ зналъ много такого, чего и нынѣ мы незнаемъ. Явленія такъ-называемаго животнаго магнетизма для насъ теперь если неясны, то явны. Вообще, вся жизнь этого человѣка заслуживаетъ больше вниманія, нежели какъ то обыкновенно полагаютъ. Вотъ вамъ одинъ изъ мало-извѣстныхъ о немъ анекдотовъ, но имѣющій почти-историческую достоверность:

Въ началъ XVIII то вѣка, жилъ въ Парижъ человѣкъ очень богатый, по имени Дюма; въ томъ источникѣ, изъ котораго я почерпаю это свѣдѣніе, означены подробно его званіе, улица и домъ, въ которомъ онъ жи_?іъ; я почитаю здѣсь излишнимъ входить въ эти подробности. Семейство Дюма состояло изъ сына и дочери; сверхъ того, въ домѣ находилась работница, завѣдывавшая домашнимъ хозяйствомъ.

Дюма за его богатство обвинили, по тогдашнему обычаю, въ магіи и сношеніи съ духами; этотъ слухъ наиболѣе подкрѣплялся тѣмъ, что у Дюма въ верхнемъ этажѣ дома находилась комната, откуда хозяинъ наблюдалъ звѣзды и вычислялъ, по правиламъ астрологіи, вліяніе звѣздъ на судьбу рожденныхъ подъ тѣмъ или другимъ созвѣздіемъ. Многіе приходили къ нему за этого рода свѣдѣніями.

Каждую пятницу, ровно въ три часа послѣ обѣда, Дюма уходилъ въ таинственную комнату, и запирался на замокъ; вслѣдъ за тѣмъ, каждую же пятницу слышались на улицѣ тяжелые шаги огромнаго мула, который останавливался у воротъ волшебнаго дома. Этотъ мулъ могъ бы почесться красивѣйшимъ животнымъ въ свѣтѣ, еслибы на лѣвомъ боку не имѣлъ широкой кровавой раны отвратительнаго вида. На этомъ мулѣ сидѣлъ человѣкъ, неуступавшій ему ростомъ и дородствомъ, гордый и важный видомъ; но на лбу его видны были три столь красные живые рубца, что ихъ можно было принять за раскаленные уголья; по-крайней-мѣрѣ, такъ всѣмъ казалось, ибо при видѣ страшнаго всадника, проходящіе отворачивались и закрывали глаза.

И всадникъ и его мулъ, въ теченіи тридцати лѣтъ (Дюма было девяносто лѣтъ) являлись по пятницамъ постоянно, и никто не зналъ, откуда они пріѣзжали, ни куда отправлялись; потому-что если и слѣдовали за ними, что случалось довольно часто, ихъ теряли всегда изъ вида въ окрестностяхъ кладбища des Innocens. Всадникъ, пріѣзжая къ Дюма, оставлялъ мула на дворѣ непривязаннымъ; самъ же, безъ доклада, отправлялся въ верхнюю комнату, отпиралъ, не постучавшись, дверь, внутри и снаружи обитую желѣзомъ, и запирался съ хозяиномъ на часъ времени; потомъ сходилъ одинъ, садился на мула и уѣзжалъ во всю прыть.-- Дюма выходилъ гораздо позже, уже къ вечеру.

Такіе поступки возбудили различные толки въ сосѣдствѣ. Сынъ Дюма былъ уже не молодъ, ему было около пятидесяти лѣтъ. Каждый годъ сбирались женить его, а между-тѣмъ онъ все оставался холостякомъ, какъ равно и сестра его въ дѣвкахъ, которой уже было сорокъ-пять лѣтъ, и которая была, по словамъ кумушекъ, большая ханжа, зла, и любила сплетни.

Самъ Дюма пользовался необыкновеннымъ здоровьемъ. Ни немощи, ни морщины не обличали его старости; онъ былъ проворенъ и силенъ; говорили даже, что онъ постоянно пользовался благосклонностію нѣжнаго пола, и въ околодкѣ ходило множество о немъ на этотъ счетъ анекдотовъ; даже въ семъ отношеніи, онъ считался человѣкомъ очень-опаснымъ.

Въ одно утро, тридцать перваго декабря 1700, въ среду (замѣтьте, не въ пятницу), около десяти часовъ, послышались поспѣшные, тяжелые шаги большаго мула. Дюма случайно находился въ своемъ кабинетѣ. Незнакомецъ сошелъ съ мула, необыкновенно, безъ доклада явился предъ тѣмъ, кто вѣроятно не ждалъ его вовсе, потому-что, при видѣ незнакомца, старикъ вскрикнулъ съ ужасомъ. Между ними поднялся споръ; оба говорили горячо; споръ длился. Наконецъ, таинственный ѣздокъ вышелъ изъ комнаты, и мулъ помчалъ его съ такою быстротою, что сосѣди утверждали, будто не могли слѣдовать за нимъ глазами.

Когда старикъ Дюма сошелъ въ свою очередь, дѣти насилу могли узнать его. Это не былъ уже прежній сильный и крѣпкій старикъ: смерть была напечатлѣна на его лицѣ блѣдномъ, холодномъ, изрытомъ морщинами; глаза потухли. Онъ объявилъ сыну и дочери, что не станетъ обѣдать съ ними, и вскорѣ изъявилъ желаніе возвратиться въ свою тайную комнату; онъ не могъ уже взобраться туда одинъ, и сынъ и дочь должны были взять его подъ руки и встащить по лѣстницѣ, по которой, казалось, онъ бы не могъ и сойдти безъ помощи. Ему замѣтили это, и онъ приказалъ прійдти за нимъ въ четыре часа. Сынъ, по приказанію Дюма, заперъ дверь снаружи и взялъ ключь съ собою.

Что происходило въ этой комнатѣ, неизвѣстно. Въ четыре часа, въ комнату сына вошелъ какой-то проситель, имѣвшій дѣло до его отца; сынъ попросилъ его помочь ему свести старика внизъ; отперли дверь, вошли -- комната была пуста: Дюма исчезъ.

Всѣ поиски были тщетны. Призвали архитекторовъ, каменьщиковъ, столяровъ, плотниковъ, печниковъ, осмотрѣли и обшарили всѣ углы и стѣны комнатки, но не нашли никакого слѣда потаеннаго выхода, и самые дѣятельные розыски полиціи ничего не могли открыть въ этомъ необыкновенномъ похищеніи.

Тогда подозрѣніе пало на дѣтей Дюма. Они роздали большія суммы, чтобы доказать свою невинность, и тотъ и другая умерли, не получивъ никакого свѣдѣнія объ участи отца своего. Съ-тѣхъ-поръ ѣздокъ, въ теченіи тридцати лѣтъ еженедѣльно посѣщавшій старика, не являлся болѣе; мало-по-малу все это дѣло забыли. Между-тѣмъ, воспоминаніе о немъ не совершенно изгладилось, и вотъ что случилось пятьдесятъ лѣтъ спустя:

Маршалъ Вилльруа, весьма наклонный къ суевѣрію, часто разсказывалъ своему царственному воспитаннику Лудовику XV разныя повѣсти о духахъ и привидѣніяхъ. Первыя впечатлѣнія дитяти никогда не изглаживаются. Сдѣлавшись королемъ, Лудовикъ XV слушалъ съ удовольствіемъ подобные разсказы, и даже не отказывался отъ вызыванія духовъ.

Въ числѣ страшныхъ исторій, которыя въ молодости наиболѣе нравились королю, разсказъ о скрывшемся Дюма наиболѣе поражалъ его. Онъ любилъ вспоминать объ этомъ происшествіи, и наблюдалъ, какое дѣйствіе оно производитъ на слушателей. Однажды король разсказалъ его въ присутствіи графа Сен-Жермена. Графъ вызвался найдти развязку исторіи Дюма и объяснить подробности, оставшіяся неизвѣстными. Маркиза Помпадуръ слышала этотъ разговоръ, приняла участіе въ предложеніи графа и упросила короля дозволить ему открыть таинственныя происшествія. Прочіе собесѣдники пристали къ ней, и графъ долженъ былъ исполнить свое предложеніе.

"Сейчасъ, ваше величество" сказалъ онъ, поклонившись: "прошу только десять минутъ срока". Тогда съ большимъ хладнокровіемъ онъ сталъ чертить линіи, писать разныя алгебраическія и астрологическія фигуры и тщательно разсматривать; не прошло десяти минутъ, какъ онъ обратился снова къ королю:

"Ваше величество!" сказалъ онъ: "работники и мастеровые, искавшіе слѣдовъ Дюма, или были подкуплены лицами, которыя хотѣли скрыть это дѣло, или они знали свое ремесло очень плохо. Вотъ что происходило въ одномъ углу комнаты подлѣ входа; одна половица была подвижная и скрывала лѣстницу, которая обходитъ всѣ комнаты; на концѣ лѣстницы родъ погреба; сюда отправился Дюма, принявъ напитокъ, который возвратилъ ему силы; но здѣсь, выпивъ сильный пріемъ опіума, онъ заснулъ, и не проснулся болѣе."

-- Поэтому злой духъ посѣщалъ его? спросилъ король.

"Ваше величество," отвѣчалъ графъ: "я не могу поднять послѣдней завѣсы, закрывающей эту тайну, не подвергаясь, въ противномъ случаѣ, величайшимъ опасностямъ."

Король замолчалъ и не сталъ болѣе разспрашивать графа; но г-жа Помпадуръ, болѣе любопытная, сообщила начальнику полиціи открытія графа, прося его немедленно учинить новыя розъисканія на мѣстѣ. Начальникъ исполнилъ ея волю, что явствуетъ изъ дѣла, найденнаго въ архивахъ полиціи. Нашли подвижную половицу, лѣстницу, подземелье, и въ послѣднемъ, посреди множества астрологическихъ и химическихъ инструментовъ, трупъ Дюма, еще покрытый одеждою. Онъ лежалъ на землѣ; подлѣ него находились черепки разбитаго агатоваго сосуда и хрустальной стклянки; на одномъ изъ черепковъ послѣдней сохранились еще слѣды опіума.

Во Франціи носились слухи, что развязка этой исторіи была придумана маркизою Помпадуръ и главнымъ начальникомъ полиціи, для забавы короля. Предположеніе болѣе странное, нежели самое происшествіе; развязка такъ многосложна, соединена съ столь многими физическими затрудненіями, что подлогъ могъ легко обнаружиться, слухъ о томъ дойдти до короля, а такой обманъ не могъ представить никакой выгоды ни начальнику полиціи, ни самой маркизѣ. Впрочемъ, если это предположеніе и справедливо, то все останется непонятнымъ, куда дѣвался старикъ Дюма. Вѣрьте, или не вѣрьте этому разсказу, графиня, но на всякій случай замѣтьте, что въ этомъ происшествіи прекрасный предметъ для самой страшной повѣсти.

ПИСЬМО V.

Въ послѣднемъ письмѣ, графиня, я вамъ разсказалъ происшествіе, при нынѣшнемъ состояніи нашихъ свѣдѣній необъяснимое. Но, можетъ-быть, скажутъ: это происшествіе, отдѣленное отъ насъ Цѣлымъ вѣкомъ, не должно обращать на себя вниманіе и служить достаточною причиною для обвиненія нашего вѣка въ невѣжествѣ. Но вотъ вамъ другое происшествіе, случившееся два или три года тому назадъ, описанное людьми, донынѣ существующими и заслуживающими полную довѣренность. Сіе происшествіе тѣмъ болѣе обратило на себя мое вниманіе, что его пытались объяснить донынѣ извѣстными законами природы, и что хотя нѣкоторая часть таинственной завѣсы приподнята въ семъ случаѣ, до какой степени -- судите сами. Въ 1857 году, г. Лэнъ, извѣстный англійскій писатель, проведшій лѣтъ семь въ Египтѣ, издалъ книгу "Au Account of the Manners and Customs of the Modern Egyptians". Вотъ нѣкоторые отрывки изъ сей книги вмѣстѣ съ замѣчаніями ученыхъ издателей "Quarterly Review".

Черная магія, эта собственность или, лучше сказать, эта вѣчная и непроницаемая тайна Египтянъ, сохранившая доселѣ свое существованіе на Востокѣ со временъ фараоновъ, была постоянно предметомъ изслѣдованій и тщательныхъ наблюденій ученыхъ путешественниковъ всѣхъ вѣковъ и всѣхъ націй. Тщетно многіе изъ нихъ пытались проникнуть въ этотъ чудный, загадочный, туманный міръ: тщетно любознательный умъ ихъ блуждалъ около непроницаемыхъ стѣнъ сокровищницъ восточной мудрости: тайна осталась тайною, и чары Египтянъ не перестаютъ доселѣ изумлять не только людей суевѣрныхъ, но и самыхъ опытныхъ, благоразумныхъ, холодныхъ.

Г. Лэнъ упоминаетъ о многихъ случаяхъ, которыхъ онъ былъ очевиднымъ свидѣтелемъ, и послѣ которыхъ онъ остался вполнѣ-убѣжденнымъ въ дѣйствительномъ существованіи этихъ чудныхъ чарованіи, такъ же точно, какъ и капитанъ лордъ Прюдо (Prudhoe), майоръ Феликсъ и Салтъ (Salt), бывшій въ Египтѣ консуломъ, и многіе другіе. Всѣ они принесли дань изумленія симъ древнимъ, донынѣ-необъяснимымъ таинствамъ.

Выписываемъ нѣсколько строкъ изъ упомянутой книги Лэна.

"Нѣсколько дней послѣ моего перваго пріѣзда въ Египетъ, г. Салтъ сильно возбудилъ мое любопытство разсказомъ объ одномъ обстоятельствѣ, касавшемся до магіи. У него пропали кое-какія вещи; какъ онъ подозрѣвалъ людей своихъ въ покражѣ, то, чтобы застращать ихъ и тѣмъ заставить самого вора сознаться, г. Салтъ послалъ за знаменитымъ чародѣемъ Мугреби. Чародѣй объявилъ, что онъ покажетъ точное изображеніе человѣка, укравшаго его вещи, какому-либо отроку, какого выберетъ самъ консулъ. Позвали одного изъ мальчиковъ, работавшихъ въ то время въ саду. Чародѣй начертилъ перомъ на ладони правой руки ребенка какую-то діаграму, въ средину ея налилъ каплю чернилъ и приказалъ мальчику пристально смотрѣть въ эту каплю. Потомъ магъ сжегъ какія-то благовонія и нѣсколько лоскутковъ бумаги, исписанныхъ волшебными знаками; въ то же время сталъ называть различные предметы, повелѣвая имъ являться въ каплѣ чернилъ. Мальчикъ дѣйствительно объявилъ, что онъ видитъ всѣ тѣ вещи, наконецъ и изображеніе виноватаго: мальчикъ описалъ подробно его ростъ, фигуру и одежду, и сказалъ, что онъ его знаетъ, бросился прямо въ садъ, и показалъ на одного изъ работниковъ; работника привели къ консулу, и воръ въ ту же минуту сознался въ своемъ проступкѣ". (Vol. I. рр.546, 547).

Это открытіе не имѣло бы большой важности въ глазахъ нашихъ, -- продолжаютъ издатели "Quarterly", -- еслибъ на этомъ и остановилось могущество такъ-называемаго мага: мальчикъ былъ сосѣдній, онъ зналъ работника, и потому могъ знать, что онъ воруетъ, -- все таки это любопытно; но несравненно любопытнѣе обстоятельство, которое вслѣдъ за этимъ разсказываетъ г. Лэнъ. Рѣшившись видѣть своими глазами все, что онъ слышалъ отъ г. Салта, онъ обратился къ переводчику, находившемуся при британскомъ консульствѣ, съ просьбою: привести шейха Абдель-Кадера-эль Мугреби, на котораго, казалось, сниспала магія древнихъ маговъ временъ фараоновъ, и котораго имя знакомо всякому, кто читалъ прелестную сказку "Мугреби {Мугреби значитъ западный человѣкъ, рожденный въ Марокко или, по-большой-части, въ Мавританіи странѣ Мавровъ. Въ этой области, гдѣ находились большія школы магіи, до-сихъ-поръ занимаются кабалистикою съ необыкновеннымъ рвеніемъ. Зам. изд. "Quarterly".} Волшебникъ".

Предварительныя чары, состоящія въ сжиганіи ароматическихъ веществъ и коріандра, разумѣется, должно почитать пустяками, точно такъ же, какъ и жженіе лоскутковъ бумаги, исписанныхъ различными заклинаніями, каковы, напримѣръ, "туршунъ туріушунъ" -- имена, какъ говорилъ магъ, знакомыхъ ему духовъ.

На этотъ разъ, мальчикъ былъ взятъ изъ толпы фабричныхъ, возвращавшихся въ то время съ работы, и слѣдственно не могъ имѣть предварительнаго сообщенія съ старымъ магомъ. Когда были сдѣланы всѣ приготовленія, сопровождаемыя различными таинственными движеніями, магъ пробормоталъ нѣсколько невнятныхъ словъ, и потомъ, обратясь къ мальчику, спросилъ его: "видитъ ли онъ что-нибудь въ чернилахъ?" Мальчикъ отвѣчалъ "нѣтъ"; но, спустя минуту, мальчикъ затрепеталъ, и какъ-бы испугался: "я вижу," сказалъ онъ "человѣка, который мететъ землю".-- "Когда онъ отмететъ, скажи мнѣ", продолжалъ магъ. Вслѣдъ за этимъ, мальчикъ отвѣчалъ: "онъ кончилъ". Тогда магъ снова, прервавъ свое бормотанье, спросилъ у мальчика: "знаетъ ли онъ, что такое значитъ флагъ?" и на отвѣтъ его "знаю" велѣлъ ему произнести, не отвращая глазъ отъ чернилъ: "принеси флагъ". Мальчикъ исполнилъ его приказаніе и вскорѣ сказалъ: "онъ принесъ флагъ".-- "Какого онъ цвѣта?" спросилъ волшебникъ; мальчикъ отвѣчалъ "краснаго". Велѣно было потребовать другой флагъ; исполнивъ это, мальчикъ вскорѣ объявилъ, что человѣкъ принесъ другой флагъ, и что тотъ былъ чернаго цвѣта. Такимъ образомъ было велѣно потребовать третій, четвертый, пятый и шестой и седьмой; и мальчикъ объявлялъ, когда они показывались, именуя цвѣтъ каждаго, какъ то: бѣлый, зеленый, черный, красный и синій. Потомъ волшебникъ спросилъ его: "сколько флаговъ передъ тобою?" -- "Семь" отвѣчалъ мальчикъ.-- Когда это все кончилось, магъ положилъ въ жаровню второй и третій лоскутокъ бумаги, на которыхъ были начертаны заклинанія; насыпалъ еще благовоній сѣмени коріандра; густой дымъ, поднявшійся съ угольевъ, былъ нестерпимъ для глазъ. Когда мальчикъ описалъ всѣ семь являвшихся ему флаговъ, волшебникъ велѣлъ ему сказать: "принеси султанскую палатку". Мальчикъ исполнилъ это, и, спустя короткое время, объявилъ, что нѣсколько человѣкъ принесли палатку, большую, зеленую, и что они ее раскидываютъ; потомъ онъ прибавилъ, что они сняли ее. Вслѣдъ за этимъ, по командѣ мага, мальчикъ вызывалъ въ свое чернильное зеркало одни предметы за другими, какъ то: солдатъ съ палатками, которыя они разбили, а потомъ сняли и сами стали въ ряды; за солдатами слѣдовали четыре человѣка, тащившіе быка, и трое другихъ, которые погоняли его; потомъ быка убили, разрѣзали на части, положили мясо въ печку, и сварили; солдаты съѣли мясо и вымыли руки. Послѣ того явился султанъ; онъ ѣхалъ къ ставкѣ своей верхомъ на сѣромъ конѣ; голова султана была покрыта высокою красною шапкою; онъ подъѣхалъ къ ставкѣ и сѣлъ возлѣ нея; ему подали кофе, и кругомъ его явились придворные. Мальчикъ явственно видѣлъ всѣ эти предметы въ чернилахъ, но мѣрѣ того, какъ онъ по повелѣнію мага вызывалъ ихъ." (Vol. I. рр. 312, 353).

Хотя этотъ мальчикъ былъ выбранъ самимъ г. Лэномъ, но все можно было подозрѣвать, что между имъ и магомъ существовала какая-нибудь связь; что предметы, которые будто-бы онъ видѣлъ въ чернилахъ, ему вовсе не являлись, а что мальчикъ выучилъ ихъ наизусть въ условленномъ порядкѣ. "Но мы совершенно убѣдились" говорятъ издатели Quarterly, "что между ими не могло существовать подобнаго сношенія". Дальнѣйшій разсказъ Лэна еще любопытнѣе:

"Магъ спросилъ меня, не угодно ли мнѣ будетъ приказать мальчику вызвать кого бы то ни было изъ моихъ знакомыхъ, разлученныхъ со мною или даже умершихъ. Я назвалъ лорда Нельсона, о которомъ мальчикъ, безъ всякаго сомнѣнія, никогда не слыхивалъ, ибо, послѣ многихъ попытокъ, онъ едва былъ въ состояніи произнести его имя. Магъ приказалъ мальчику сказать султану: "господинъ мой тебѣ кланяется и проситъ тебя, чтобъ ты привелъ лорда Нельсона: покажи его взорамъ моимъ такъ, чтобы я могъ его видѣть; поскорѣй!" Мальчикъ исполнилъ приказаніе и немедля прибавилъ: "посланный ушелъ и воротился; онъ ведетъ человѣка, одѣтаго въ черное {Новѣйшіе Египтяне называютъ темно-синій цвѣтъ эсведъ, что собственно значитъ черный; потому и мы перевели его такъ. Зам. изд. "Quarterly".} европейское платье: этотъ человѣкъ лишенъ лѣвой руки". Потомъ промолчалъ минуты двѣ, и, всматриваясь пристально и внимательно въ чернила, мальчикъ прибавилъ: "нѣтъ, онъ не лишенъ лѣвой руки: она у него лежитъ на груди. Эта поправка придала болѣе точности описанію; въ самомъ-дѣлѣ, у лорда Нельсона рукавъ обыкновенно былъ пришпиленъ къ груди; но не лѣвая, а правая рука была у него оторвана. Не говоря, что подозрѣваю мальчика въ промахѣ, я спросилъ у мага, такъ ли въ каплѣ чернилъ являются предметы, какъ обыкновенно они являются взору, или навыворотъ, такъ какъ въ зеркалѣ, гдѣ правая сторона становится лѣвою. Магъ отвѣчалъ, что они показываются какъ въ зеркалѣ, и потому описаніе мальчика было безошибочно.

"Другое лицо, которое я велѣлъ вызвать, былъ египетскій уроженецъ, находившійся долгое время резидентомъ въ Англіи, гдѣ онъ носилъ европейское платье; задолго передъ отъѣздомъ моимъ въ Египетъ, онъ захворалъ, и когда я оставилъ Англію, онъ все еще лежалъ больной въ постели. Я думалъ, что имя его, слишкомъ-обыкновенное въ Египтѣ, можетъ сбить съ толка мальчика въ описаніи, хотя другой мальчикъ, въ первомъ посѣщеніи мага, и описалъ весьма-правильно то же самое лицо, сказавъ, что онъ носитъ европейскую одежду, и, судя по его описанію, она была похожа на ту, въ которой я видѣлъ его предъ моимъ отъѣздомъ изъ Англіи. На этотъ разъ, мальчикъ сказалъ: "вотъ человѣкъ, несомый на нѣкотораго рода носилкахъ и закутанный въ простыню". Судя по этому описанію, надо было предполагать, что этотъ Египтянинъ или все еще лежалъ въ постели, или уже умеръ. Мальчикъ прибавилъ, что лицо его закрыто; магъ сказалъ, чтобы онъ велѣлъ открыть его; мальчикъ исполнилъ приказаніе и сказалъ: "лицо его блѣдно; у него есть усы, по нѣтъ бороды". Все это было совершенно-справедливо. (Vol. I. рр. 354, 555).

Если предположить, по весьма естественному заключенію, что, послѣ обыкновенныхъ вызываній флаговъ, шатровъ, и султана, Англичанину ближе всего пожелать вызвать герцога Веллингтона или лорда Нельсона, а Французу -- Бонапарте или маршала Сульта, и что для этого кудесникъ предварительно приготовилъ какое-нибудь описаніе этихъ знаменитыхъ людей или по портретамъ, или по свѣдѣніямъ имъ собраннымъ, то кудесничество мага покажется мало-удивительнымъ. Но вотъ что не объяснимо: присутствовавшіе пожелали видѣть Шекспира -- и мальчикъ сдѣлалъ точное описаніе наружности сего поэта. Какъ можно предположить, чтобъ Египтянинъ зналъ Шекспира? Ни магъ, ни мальчикъ не имѣли, безъ-сомнѣнія, случая видѣть ничего подобнаго сдѣланному описанію, вѣрному и точному. Но и то могло быть, что кто-нибудь еще прежде просилъ волшебника вызвать великаго поэта, и что на первый разъ магія ошиблась; ибо, какъ говоритъ г. Лэнъ и другіе, не смотря на все могущество волшебника, ему однакоже случалось дѣлать промахи; неудачу онъ обыкновенно приписывалъ или неблагопріятной погодѣ, или глупости или лѣтамъ мальчика, и пр.; въ такомъ случаѣ, магъ, дорожа своею славою и народностью, вѣроятно употреблялъ всѣ средства, чтобы добыть гдѣ-нибудь изображеніе лица, въ изображеніи котораго онъ ошибался, -- для избѣжанія неудачи въ другой разъ. Хоть это предположеніе можетъ быть допущено, по какимъ же образомъ могло быть передано это сходство портрета?-- "Между магомъ и мальчикомъ", говоритъ г. Лэнъ, "не существовало никакого заговора, -- я въ томъ совершенно увѣренъ, и потому-что мальчикъ, исполнившій роль, которую я описалъ выше, былъ выбранъ въ моихъ глазахъ между множествомъ другихъ проходившихъ по улицѣ, и потому, что онъ отвергъ подарокъ, который я впослѣдствіи предлагалъ ему съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ онъ сознался мнѣ, что онъ не видалъ въ чернилахъ тѣхъ предметовъ, которые будто являлись глазамъ его".

Такая же исторія была и съ другимъ мальчикомъ въ нижеслѣдующемъ случаѣ. Конечно, можно предполагать, что живописныя изображенія, или описанія гдѣ-нибудь добытыя, могли дать магу точное понятіе о нѣкоторыхъ извѣстныхъ лицахъ; но какимъ образомъ волшебникъ могъ предварительно приготовить описаніе неизвѣстнаго человѣка, лежащаго въ саванѣ, или, напримѣръ, какъ объяснить слѣдующій случай, болѣе изумительный, нежели все вышеизложенное?

"Одинъ Англичанинъ, присутствовавшій при подобномъ гаданіи, насмѣхался надъ всѣми этими чудесами и объявилъ, что онъ до-тѣхъ-поръ не будетъ убѣжденъ въ ихъ дѣйствительности, пока не сдѣлаютъ ему вѣрнѣйшаго описанія его отца, о которомъ, какъ онъ былъ совершенно увѣренъ, никто изъ присутствовавшихъ не имѣлъ никакого понятія. Мальчикъ, назвавъ, какъ водится, по имени требуемую особу, описалъ человѣка, въ европейской одеждѣ, съ рукою приложенною къ головѣ, въ очкахъ, одной ногою стоявшаго на землѣ, тогда какъ другая нога его была приподнята назадъ, однимъ словомъ, въ положеніи человѣка, только-что сошедшаго со стула. Описаніе было совершенно вѣрно во всѣхъ отношеніяхъ. Отецъ этого Англичанина, постоянно-страдавшій головною болью, обыкновенно придерживалъ голову рукою; что же касается до его ноги, то она была повреждена, послѣ паденія съ лошади на охотѣ." (Vol. 1. рр. 356).

Тутъ уже не могло быть никакого предварительнаго сообщенія между мальчикомъ и магомъ, а главное то, что и самъ волшебникъ не могъ имѣть объ этомъ предметѣ никакихъ свѣдѣній. Можно допустить, что мальчикъ дѣйствительно видѣлъ все, имъ описываемое; такимъ же образомъ и самъ г. Лэнъ, еслибъ онъ былъ на мѣстѣ этого ребенка, могъ видѣть то же самое. Волшебникъ доказалъ это, приготовивъ однажды магическое зеркало изъ чернилъ на ладони одной молоденькой Англичанки, которая, посмотрѣвъ въ него немножко, сказала, что "она видитъ метлу, которая сама собою мела землю", и это ее такъ испугало, что она не хотѣла долѣе смотрѣть. Слушая разсказъ (нигдѣ ненапечатанный) лорда Прюдо и майора Феликса о чудныхъ дѣйствіяхъ египетскаго мага, мы полагали, что всѣ эти явленія были производимы посредствомъ тайнаго сообщенія мага съ мальчикомъ, такъ же точно, какъ то было съ говорящей куклой-женщиной и съ знаменитымъ игрокомъ въ шахматы; но это мнѣніе совершенно уничтожается разсказомъ г. Лэна. Впрочемъ, желая получить нѣкоторыя поясненія на счетъ предосторожностей, которыя онъ принималъ при сихъ таинственныхъ явленіяхъ, мы сдѣлали г. Лэну нѣсколько вопросовъ, какъ напримѣръ, о мѣстѣ дѣйствія, о томъ, внутри или внѣ дома производили опытъ; объ обществѣ, которое при этомъ собиралось, толпилось ли оно около его или иначе; какъ онъ самъ стоялъ относительно мальчика и мага, и многіе другіе вопросы, на которые онъ нисколько немедля и съ подробностію отвѣчалъ намъ. Дѣйствіе, какъ видно, происходило въ маленькой гостиной въ 15 футовъ длины и десять ширины, и которую онъ описываетъ самымъ подробнымъ образомъ, со всею ея мебелью и убранствомъ; магъ посѣтилъ его вечеромъ. Лэнъ пишетъ:

"Общество наше состояло изъ мага, мальчика, Османъ-эфенди (переводчика при британскомъ консульствѣ) и меня. Въ смежномъ кабинетѣ никого не было, и туда нельзя было иначе попасть, какъ черезъ гостиную. Я былъ одинъ, когда явился магъ. Онъ прямо сѣлъ на диванъ, и долго сидѣлъ, почти не шевелясь; единственныя его приготовленія были заклинанія, которыя онъ начертилъ на бумагѣ, и которыя я тутъ же списалъ; потомъ велѣлъ онъ принести жаровню и благовоній. Я не сводилъ глазъ съ мага во все время его дѣйствій. Я сѣлъ возлѣ него по правую, Османъ по лѣвую сторону, а мальчикъ былъ поставленъ противъ мага на скамейку; передъ мальчикомъ была поставлена закрытая жаровня. Лѣвой рукою магъ держалъ его за пальцы правой руки, въ которой были налиты чернила; въ правой рукѣ магъ держалъ лоскутки бумаги и благовонія, которыя онъ по временамъ бросалъ на горящіе уголья; онъ строго приказывалъ мальчику ни на одну секунду не отводить глазъ отъ чернилъ во все продолженіе дѣйствія. Заставляя мальчика вызывать какое-нибудь лицо, я съ удвоеннымъ вниманіемъ наблюдалъ за магомъ и Османомъ. Послѣдній, -- я въ этомъ совершенно увѣренъ, -- не намекалъ ни словомъ, ни знакомъ; да и къ тому же, лица, которыхъ вызывалъ мальчикъ по моей просьбѣ, были ему неизвѣстны. Я принялъ всѣ мѣры, чтобъ онъ не имѣлъ предварительныхъ сношеній съ мальчикомъ, и иногда даже случалось, что опытъ не удавался, когда Османъ могъ имѣть съ нимъ какое-нибудь сношеніе. Короче сказать, нѣтъ предосторожности; которой бы я не взялъ въ этомъ случаѣ. Здѣсь еще необходимо упомянуть весьма-важное обстоятельство, что мавританское нарѣчіе мага было мнѣ гораздо понятнѣе, нежели мальчику. Это нарѣчіе нельзя назвать чисто-мавританскимъ: это была какая-то смѣсь нарѣчій книжнаго, мавританскаго и египетскаго, такъ что магъ долженъ былъ перемѣнять слова свои, для того, чтобъ мальчикъ его понималъ."

И такъ, мы можемъ сказать, что участвовали въ колдовствѣ только трое: магъ, жаровня со всѣми принадлежностями, и мальчикъ; мы бы могли также принять чернила за четвертое средство чарованія; но понятіе, которое мы составили объ этомъ дѣйствіи, придаетъ очень-мало важности черниламъ. Мы говорили, что волшебникъ могъ имѣть рисунки тѣхъ предметовъ, которые видѣлъ и описалъ мальчикъ; но какимъ образомъ сей послѣдній могъ видѣть эти рисунки, когда ему было строго запрещено "отводить на одну секунду глаза свои отъ чернилъ въ продолженіе всего дѣйствія". Это самое изъясняетъ, между прочимъ, почему мальчикъ долженъ быть извѣстныхъ лѣтъ: слишкомъ-малый, онъ бы не умѣлъ объяснить видимые предметы; слишкомъ-взрослый -- могъ упрямиться, или, увлеченный любопытствомъ, посмотрѣть и на то, что, можетъ быть, ему и не слѣдовало видѣть. Нѣтъ сомнѣнія, что хотя мальчикъ не видѣлъ рисунковъ, но видѣлъ предметы, на нихъ изображенные, и видѣлъ ихъ посредствомъ отраженія, -- это доказывается превращеніемъ въ магическомъ зеркалѣ правой руки лорда Нельсона на лѣвую. Но, можетъ-быть, самъ заклинатель безъ намѣренія допустилъ это. Признаніе мага г. Лэну, что предметы являются мальчику какъ въ зеркалѣ, можетъ повести къ нѣкоторой разгадкѣ этой тайны. Постараемся объяснить наше предположеніе: отражаемые предметы картины могли являться въ вогнутомъ зеркалѣ, прикрѣпленномъ, вѣроятно, гдѣ-нибудь къ одеждѣ мага, и скрытомъ въ складкахъ широкой и неуклюжей верхней его мантіи; жженіе благовоній, коріяндра и лоскутковъ бумаги, отъ времени до времени повторяемое, должно было безпрестанно усиливать какъ жаръ, такъ и облако дыма подъ самыми глазами мальчика, куда и могли переходить всѣ изображенія, ибо г. Лэнъ говоритъ, что волшебникъ, жаровня и мальчикъ находились въ одномъ направленіи и могли имѣть сообщеніе; такъ какъ первый держалъ крѣпко пальцы мальчиковой правой руки, то и могъ, управляя имъ по произволу, наблюдать, чтобъ фокусъ отраженія упадалъ въ магическое чернильное зеркало; а строгое запрещеніе мальчику подымать глаза было дѣлано безъ сомнѣнія съ тѣмъ умысломъ, чтобъ не допустить его видѣть то мѣсто, откуда проистекалъ лучъ отраженнаго свѣта. Всѣ эти штуки могли быть легко устроены такъ, что ни г. Лэнъ, ни Османъ этого не подозрѣвали и не замѣтили, потому-что они сидѣли за зеркаломъ, а дѣйствіе, производимое этимъ зеркаломъ, извѣстно всѣмъ. Сиръ Давидъ Брустеръ (Bruster), въ своихъ письмахъ о натуральной магіи, говоритъ: "Вогнутое зеркало есть главный инструментъ волшебника и всегда играетъ важную роль во всѣхъ оптическихъ обманахъ; поверхность этого зеркала эллиптическая; если какой-нибудь предметъ изображенъ въ одномъ фокусѣ эллипса, то въ другомъ фокусѣ этотъ предметъ является въ обратномъ видѣ и покажется зрителю, посаженному на извѣстное мѣсто, висящимъ на воздухѣ, такъ что, если зеркало и настоящій предметъ, отраженный въ немъ, скрыты отъ взора присутствующихъ, то явленіе это можетъ показаться сверхъ-естественнымъ. "Посредствомъ этихъ-то зеркалъ" говоритъ Брустеръ: "Жрецы капищъ языческихъ вызывали боговъ, и привидѣнія являлись посреди дыма, подымавшагося съ куреній." -- Необыкновенныя дѣйствія подобныхъ заклинаній описаны знаменитымъ Бенвенуто-Челлини, который самъ былъ въ одномъ изъ нихъ участникомъ: "Цѣлые легіоны духовъ" говоритъ онъ "явились, по повелѣнію волшебника, посреди дымной атмосферы обширнаго покоя"; короче, посредствомъ того же самаго зеркала, нѣсколько лѣтъ тому назадъ показывали въ фантасмагоріи жителямъ Лондона друзей ихъ, разлученныхъ съ ними, или умершихъ. Какъ же намъ не предположить, чтобы уроженецъ страны, славившейся въ древности своими заклинателями, не имѣлъ понятія о вогнутомъ зеркалѣ?

Итакъ, полагаемъ, что мы успѣли приподнять нѣсколько завѣсу этихъ таинствъ; но еще о многомъ мы не можемъ сдѣлать никакихъ догадокъ. Мы не можемъ сдѣлать никакого заключенія о средствахъ, какія употреблялъ волшебникъ, чтобы произвести изображенія лицъ частныхъ, неимѣющихъ никакой извѣстности, какъ то случалось въ присутствіи г. Лэна и лорда Прюдо. Намъ остается только замѣтить, что тутъ воображеніе могло играть главную роль и весьма способствовать очарованію; но и эта мысль уничтожается, когда подумаемъ о характерѣ тѣхъ лицъ, которыя были свидѣтелями этихъ чудесъ".

Прибавимъ къ замѣчаніямъ ученыхъ издателей "Quarterly", что куреніе само по себѣ могло играть значительную ролю во всемъ этомъ представленіи. Нѣкоторые вызыватели духовъ прошедшаго вѣка, какъ открылось въ-послѣдствіи, употребляли въ куреніяхъ разныя одуряющія вещества, которыя могли всѣхъ присутствующихъ приводить въ нѣкоторый родъ помѣшательства. Когда-нибудь подробнѣе поговоримъ объ этомъ любопытномъ предметѣ.

Оставить комментарий Одоевский Владимир Федорович (yes@lib.ru) Год: 1844 Обновлено: 13/05/2021. 78k. Статистика. Книга очерков: Публицистика Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Одоевский Владимир Федорович Письма к графине Е. П. Р.....Й...

ПИСЬМА КЪ ГРАФИНѢ Е. П. Р.....ЙО ПРИВИДѢНІЯХЪ, СУЕВѢРНЫХЪ СТРАХАХЪ, ОБМАНАХЪ ЧУВСТВЪ, МАГІИ, КАБАЛИСТИКѢ, АЛХИМІИ И ДРУГИХЪ ТАИНСТВЕННЫХЪ НАУКАХЪ.