Один доллар и восемьдесят семь центов! И это все! Из них шестьдесят центов -- по одному пенни. Она выторговывала их по одному, по два пенни у бакалейщика, зеленщика и мясника, и у нее до сих пор щеки горели при одном воспоминании о том, как она торговалась. Господи, какого мнения были о ней, какой жадной и скупой считали ее все эти торговцы!
Делла трижды пересчитала деньги. Один доллар и восемьдесят семь центов. А завтра -- Рождество!
Ясное дело, что ничего другого не оставалось, как хлопнуться на маленькую потертую кушетку и реветь. Делла так и сделала, из чего легко можно вывести заключение, что вся наша жизнь состоит из слез, жалоб и улыбок, -- с перевесом в сторону слез.
В то время как хозяйка будет переходить от одного душевного состояния к другому, мы успеем бросить беглый взгляд на квартиру. Это меблированная квартирка, за которую платят восемь долларов в неделю. Нищенская квартира -- вот первое впечатление и самое точное определение.
В вестибюле, внизу, висит ящик для писем, куда никогда в жизни не пройдет ни единое письмо. Там же находится электрический звонок, из которого ни единый смертный не выжмет ни малейшего звука. В тех же местах можно увидеть визитную карточку: "М-р Джеймс Диллингхем Юнг". Во времена давно прошедшие и прекрасные, когда хозяин дома зарабатывал тридцать долларов в неделю, буквы "Диллингхем" имели чрезвычайно заносчивый вид. Но в настоящее время, когда доходы упали до жалкой цифры в двадцать долларов в неделю, эти буквы как будто бы потускнели и словно задумались над очень важной проблемой: "А не уменьшиться ли им всем до скромного и незначительного "Д"?"
Но при всем том, когда бы мистер Джеймс Диллингхем Юнг ни возвращался домой и мигом ни взбегал на первый этаж, миссис Джеймс Диллингхем Юнг, представленная вам уже как Делла, неизменно звала его "Джим" и крепко-крепко сжимала в своих объятиях. Из чего следует, что у них все обстояло благополучно.
Делла кончила плакать и припудрила пуховкой щеки. Она стояла у окна и мрачно смотрела на серую кошку, которая пробиралась по серому забору на заднем сером дворе. Завтра -- Рождество, а у нее в кармане только один доллар и восемьдесят семь центов. И на эти деньги она должна купить Джиму подарок. В продолжение нескольких месяцев она по пенни копила эти деньги -- и вот результат! С двадцатью долларами в неделю далеко не уедешь! Расходы оказались гораздо больше, чем можно было предполагать. Так всегда бывает! И ей удалось отложить только один доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму.
Ее Джиму! Сколько счастливых часов прошло в том, что она строила всевозможные планы и расчеты и раздумывала, что бы этакое красивое купить Джиму. Что-нибудь очень изящное, редкое и настоящее, вполне достойное чести принадлежать ее Джиму!
Между окнами, выходившими на улицу, стояло простеночное зеркало. Быть может, вам приходилось когда-нибудь видеть подобные зеркала в восьмидолларовых квартирках? Тоненькой и очень подвижной фигурке иногда случается уловить свое изображение в этом ряде узеньких продолговатых стекол. Что касается стройной Деллы, то ей удалось достигнуть совершенства в этом отношении.
Вдруг она отскочила от окна и остановилась у зеркала. Ее глаза зажглись ярким светом, но лицо потеряло секунд на двадцать свой чудесный румянец. Она вынула шпильки из волос и распустила их во всю длину.
А теперь я должен сказать вам вот что. У четы Диллингхем Юнг были две вещи, которыми она гордилась сверх всякой меры. Золотые часы Джима, которые в свое время принадлежали его отцу, а еще раньше деду, -- это раз. И волосы Деллы -- это два. Если бы царица Савская жила напротив и хоть бы раз в жизни увидела волосы Деллы, когда та сушила их на солнце, то мгновенно и навсегда потускнели бы все драгоценности и дары ее величества. Если бы, с другой стороны, царь Соломон, при всех своих несметных богатствах, набитых в подвалах, был швейцаром и единый раз увидел, как Джим вынимает из кармана свои замечательные часы, то он тут же, на месте, на виду у всех, выдрал бы себе бороду от зависти!
Итак, волосы, чудесные волосы Деллы упали вдоль ее плеч и заструились, точно редкостный каскад каштановой воды. Они достигали ее колен и были на ней словно мантия.
Вдруг нервным и торопливым движением она снова собрала волосы. После того она минуту-две постояла в глубокой задумчивости, а тем временем несколько скупых слезинок скатилось на потертый красный ковер.
Она надела старый темный жакет. Надела старую темную шляпу. Затем завихрились юбки, сверкнули глаза, она шмыгнула в дверь, слетела со ступенек и очутилась на улице. Она остановилась перед вывеской, на которой было написано следующее: "М-м Софрони. Всевозможные волосяные изделия". Мигом взлетела Делла на первый этаж и остановилась на площадке, с трудом переводя дыхание. Мадам, жирная, поразительно белая, холодная и противная, слишком мало походила на "Софрони".
-- Вы купите мои волосы? -- спросила Делла.
-- Я покупаю волосы! -- ответила та. -- Снимите шляпу и дайте мне взглянуть на ваши...
Снова заструился каштановый каскад.
-- Двадцать долларов! -- молвила мадам, опытной рукой взвешивая волосы.
-- Дайте скорее деньги! -- сказала Делла.
А затем в продолжение целых двух часов она парила по городу на розовых крыльях. Простите мне эту метафору и затем позвольте сказать вам, что Делла перерыла чуть ли не все магазины в поисках подходящего подарка для Джима.
Наконец она нашла то, что ей было нужно. Несомненно, это было сделано для Джима -- и только для него. Подобной вещи не было больше ни в одном магазине, а она побывала повсюду. Это была карманная платиновая цепочка, очень простого и скромного рисунка, которую только знаток оценил бы по-настоящему, несмотря на отсутствие мишурных украшений. Именно так выглядят все настоящие вещи! Цепочка была вполне достойна часов. Как только Делла увидела ее, она тут же на месте решила, что должна купить ее для Джима. Она была подобна ему. Благородство и высокая ценность -- вот что одинаково характеризовало и Джима, и цепочку. Делла уплатила за подарок двадцать один доллар и поспешила домой с восемьюдесятью семью центами в кармане. С подобной цепочкой Джим мог себя чувствовать вполне хорошо в любом обществе. Несмотря на высокое качество самих часов, Джим очень редко вынимал их на людях -- из-за старого кожаного ремешка, заменявшего цепочку. Но теперь все пойдет по-иному!
Когда Делла вернулась домой, ее возбуждение мгновенно уступило место осторожности и рассудку. Она вынула щипцы для волос, зажгла газ и энергично принялась за ремонт повреждений, произведенных ее благородством плюс любовью. Ах, дорогие друзья, какая это была тяжелая работа!
Через сорок минут ее голова покрылась мелкими завитушками, которые сделали ее удивительно похожей на лохматого школьника. Она бросила долгий, внимательный и критический взор на свое отображение в зеркале.
-- Если Джим сразу не убьет меня, -- сказала она самой себе, -- то скажет, что я похожа на хористочку с Кони-Айленд. Но что я могла делать? Что я могла делать с одним долларом и восемьюдесятью семью центами в кармане?
К семи часам вечера кофе был готов, и на газовой плите уже стояла сковородка для жарки котлет.
Джим никогда не опаздывал. Делла сложила цепочку, крепко зажала ее в руке и села за стол поближе к двери, в которую всегда входил Джим. Вдруг она услышала шум его шагов по лестнице и на миг побледнела как полотно. У нее была привычка произносить молитву касательно самых незначительных будничных вещей, поэтому она и теперь прошептала:
-- Господи, Боже, сделай так, чтобы Джим и теперь нашел меня хорошенькой!
Дверь открылась, пропустила вперед Джима и закрылась. Джим выглядел похудевшим и очень серьезным. Бедный мальчик! Всего только двадцать два года, а уже обременен семьей! Ему необходимо было новое пальто. Перчаток у него тоже не было. Он остановился у дверей, точно сеттер, внезапно почуявший куропатку. Он устремил пристальный взор на Деллу, и как Делла ни старалась, она никак не могла прочесть выражение этого взора. Она испугалась насмерть. Во взгляде Джима не было ни гнева, ни удивления, ни порицанья, ни ужаса, -- словом, ни единого из тех чувств, которых ждала Делла. Он просто стоял напротив и не отрывал от ее головы какого-то странного, необычайного, незнакомого взора.
Делла выскочила из-за стола и побежала к нему.
-- Джим, дорогой мой! -- взмолилась она. -- Ради всего святого, не гляди на меня так! Я срезала волосы и продала их потому только, что не могла встретить Рождество без того, чтобы не купить тебе подарка! Они опять отрастут у меня! Ради бога, не волнуйся: увидишь, что они отрастут! Ничего другого я не могла сделать! А что касается волос, то они растут так быстро. даже чересчур быстро. Ну, Джим, скажи мне: "Веселого Рождества!", -- и будем веселиться! Ах, если бы ты только знал, какой замечательный, какой чудесный подарок я приготовила тебе!
-- Значит, ты остригла свои волосы? -- спросил Джим с таким видом, точно после самой напряженной работы ума не мог все-таки уразуметь такой простой и очевидный факт.
-- Да, остригла и продала их! -- ответила Делла. -- Разве же ты из-за этого не так любишь меня, как раньше? Ведь хоть и без волос, я осталась та же самая и такая же самая!
Джим оглядел всю комнату.
-- Итак, ты говоришь, что твоих волос уже больше нет? -- снова почти с идиотским видом спросил он.
-- Напрасно ты ищешь их здесь! -- сказала Делла. -- Ведь я же ясно говорю тебе, что я продала их! Сегодня сочельник, мальчик мой! Пойми же это, дорогой, и будь ласков со мной, потому что я сделала это только для тебя! Очень может быть, что мои волосы уже разделены и сосчитаны, -- продолжала она с серьезной нежностью, -- но нет на свете такого человека, которым мог бы подсчитать мою любовь к тебе! Джим, жарить котлеты?
Казалось, Джим вышел наконец из состояния столбняка и крепко прижал к своей груди Деллу.
Очень прошу вас, бросьте на небольшие десять секунд ваш внимательный испытующий взор на какой-нибудь другой незначительный предмет, находящийся в ином направлении. Восемь долларов в неделю или же миллион в год -- какое значение это имеет? Математик или же остряк дадут вам совершенно неправильный ответ. Волхвы принесли в свое время очень ценные дары, но и среди тех даров не было подобного этому. Это туманное утверждение разъяснится впоследствии.
Джим вынул из своего кармана какой-то пакетик и бросил его на стол.
-- Делла, -- сказал он, -- я не хочу, чтобы ты ложно истолковала мое поведение. Меня совершенно не волнует, что ты сделала со своими волосами: остригла ли ты их, побрила ли или просто-напросто помыла шампунем. Из-за такой мелочи я не стану меньше любить мою дорогую девочку. Но если ты потрудишься и развернешь этот пакетик, то сразу поймешь, почему я в первую минуту так вел себя.
Белые проворные пальцы очень живо справились с веревочкой и бумагой. И тотчас же раздался восторженный крик радости, который -- увы! -- слишком скоро и чисто по-женски сменился истерическими слезами и воплями, потребовавшими от хозяина квартиры, чтобы он немедленно пустил в ход все имеющиеся в его распоряжении успокоительные средства.
Потому что на столе лежали гребни, -- целый набор боковых и задних гребней, которыми Делла уже очень давно любовалась, видя их часто на одной из витрин на Бродвее. Это были великолепные гребни, настоящие черепаховые, с блестящими украшениями по бокам, вполне подходящие для таких же великолепных, но, к сожалению, остриженных волос Деллы. Это были очень дорогие гребни -- Делла прекрасно знала это, и сердечко ее долго и страстно рвалось к ним без малейшей надежды на то, что она когда-нибудь в сей жизни будет обладать ими. И вот сейчас они лежат перед ней, но уже нет волос, нет кос, которые эти желанные гребни должны были украшать...
Но она прижала их к своей груди и наконец собралась с силами, подняла головку, поглядела на них затуманенными глазами и с улыбкой сказала:
-- Джим, у меня страшно быстро растут волосы!
И тут же на месте она подскочила, как кошка, и закричала на всю комнату:
-- О! О!
Ведь Джим еще не видел ее замечательного подарка! Она порывисто протянула ему этот подарок на своей раскрытой ладони. Казалось, что на тусклый драгоценный металл упало сияние ее яркого и страстного духа.
-- Ну, Джим, разве же это не прелесть? Имей в виду, что я перерыла буквально весь город. Теперь ты сможешь вынимать их сто раз на день. Дай-ка сюда часы! Я хочу посмотреть, как они выглядят с цепочкой!
Но вместо того чтобы исполнить приказание, Джим опустился на кушетку, заложил за голову руки и улыбнулся.
-- Знаешь, что, Делла, я скажу тебе, -- промолвил он, -- я предложил бы на время отложить наши подарки в сторону. Для настоящего момента они слишком хороши. Я продал мои часы для того, чтобы купить тебе гребни. А теперь, дорогая моя, предлагаю тебе пожарить котлеты.
Как вам известно, волхвы, принесшие младенцу подарки в ясли, были умные, чрезвычайно умные люди. Это они придумали обычай дарить рождественские подарки. Такие же мудрые, как они сами, были, несомненно, и их подарки, которые в крайнем случае можно было обменять. Не мудрствуя лукаво, я пытался изложить здесь рассказ о двух глупых детях, которые самым немудреным образом пожертвовали друг для друга самыми прекрасными сокровищами своего дома. Но в последнем моем слове, обращенном к современным мудрецам, я позволю себе указать на то, что из всех людей, делавших когда-либо подарки, эти двое -- мудрейшие. Из всех людей, делавших и принимавших подарки, они -- самые мудрые. Таких мудрых людей и на свете до сих пор не было. Они -- настоящие волхвы!