О.Генри
Современный деревенский спорт

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Современный деревенский спорт

   Джеффа Питерса приходится натаскивать на воспоминания. Когда его прямо по просить рассказать какую-нибудь историю, он начинает утверждать, что в его жизни не было ровно никаких событий, точно так же как в длиннейшей повести Троллопа [Энтони Троллоп (1815-1882) -- английский писатель, один из наиболее успешных романистов Викторианской эпохи (примеч. ред.)]. Но если его подманить, то он разойдется. Поэтому я забрасываю в поток его мыслей много разных приманок, пока он наконец не клюнет.
   -- По моим наблюдениям, -- говорю я, -- фермеры на Западе хотя и богаты, а все еще придерживаются своих прежних симпатий к божкам популистской партии [Популистская партия (Трудовая партия гринбекеров) в США в 1874-1884 гг. придерживалась антимонополистических взглядов и выдвигала лозунги защиты трудящихся, особенно фермеров (примеч. ред.)].
   -- Есть свой сезон, -- говорит Джефф, -- для ловли фермеров, палтусов, для кленового сока. В фермерах я кое-что понимаю. Раз я попал на такого фермера, который, как мне показалось, выбился из своей колеи; но Энди Таккер доказал мне, что я ошибся. "Всякий фермер -- младенец, -- говорил Энди. -- Это подлокотная косточка и хрящик нашей страны, и я не знаю, кого бы мы обрабатывали, если б его не было".
   Раз утром мы с Энди проснулись с шестьюдесятью восемью центами в кармане в желтой сосновой гостинице в Южной Индиане, на самой границе этого края гречишных блинов, от одной мысли о коих текут слюнки. Как мы соскочили тут прошлой ночью с поезда, не могу вам сказать, потому что он мчался мимо поселка с такой скоростью, что предмет, показавшийся нам из окна вагона салуном, оказался двумя совершенно самостоятельными предметами, сложным пейзажем, состоявшим из ап теки и водокачки. Почему мы соскочили на первой станции, на какой это оказалось возможным, -- это относится к истории о маленьких часиках из золотоподобного золота и о партии брильянтов с Аляски, которые нам не удалось спустить накануне за кентуккийской границей.
   Проснувшись, я услыхал пение петухов, запах чего-то вроде азотно-соляной кис лоты, шум падения на пол чего-то тяжелого в комнате под нами и ругань какого-то мужчины.
   -- Подбодрись, Энди, -- говорю я. -- Мы в деревне, кто-то внизу только что бросил для пробы золотой слиток. Пойдем и добудем у фермера то, что нам само плывет в руки, а затем -- фьють! -- в дорогу.
   Фермеры всегда служили для меня чем-то вроде запасного фонда. Когда мне не везло, я выходил на перекресток, запускал палец в кошель к фермеру, механически выполнял программу своего жульничества, подвергал осмотру все, что у него есть, возвращал ему ключи, точильный камень, бумаги -- все, что имеет цену только для него самого, -- и удалялся, не задав ни одного вопроса. Мы с Энди были такими высококвалифицированными специалистами своего дела, что фермеры не являлись подходящей для меня добычей; но бывали времена, когда и фермер бывал нам на пользу, как иногда Уолл-стрит использует государственного министра финансов.
   Спустившись вниз, мы увидели, что никогда еще не попадали в столь превосходный фермерский округ. Милях в двух от нас стоял на холме среди деревьев большой белый дом, а вокруг него широко раскинулся агрикультурный агломерат из полей, сараев, пастбищ и флигельков.
   -- Чей это дом? -- спрашиваем мы хозяина.
   -- Это, -- говорит он, -- жилище и лесные, земельные и садовые аксессуары фермера Эзры Планкетта, одного из самых прогрессивных граждан нашего графства.
   После завтрака у нас с Энди осталось капитала восемнадцать центов, и мы принялись составлять гороскоп этого сельского магната.
   -- Я пойду один, -- говорю я. -- Двинуться нам обоим на одного фермера было бы столь же чрезмерно, как если бы Рузвельт пустил в ход обе руки, чтоб убить медведя [Президент США Теодор Рузвельт (1858-1919) был известен в стране как умелый охотник (примеч. ред.)].
   -- Верно, -- говорит Энди. -- Я предпочитаю соблюдать правила спорта даже тогда, когда собираю доход с производителей шведской репы. На какую приманку думаете вы поймать этого Эзру? -- спрашивает меня Энди.
   -- О, -- говорю я, -- на первую, какая попадет под руку в чемодане. Пожалуй, могу захватить несколько квитанций о получении нового подоходного налога; рецепт для приготовления клеверного меда из творога или яблочных шкурок; жемчужное ожерелье, найденное в поезде; карманный слиток золота; или...
   -- Этого довольно, -- говорит Энди. -- Что-нибудь из этого запаса непременно зацепит Эзру. И смотрите, Джефф, чтобы этот махровый болван заплатил вам хорошими, новенькими, чистыми бумажками. Это позор для нашего министерства земледелия, для министерства внутренних дел и для закона о чистоте пищевых продуктов, что некоторые фермеры всучивают нам такие пачки, которые походили на скопище микробов, пойманных в амбулатории Красного Креста.
   Ну, я иду на прокатную конюшню и нанимаю кабриолетик под залог своих пре красных очей. Подъехал к ферме Планкетта, остановился. На ступенях у фасада дома сидит какой-то человек. На нем белый фланелевый костюм, брильянтовое кольцо, спортивная шапочка и пестрый галстук. "Дачник", -- думаю я.
   -- Я хотел бы видеть фермера Эзру Планкетта, -- говорю я ему.
   -- Вы его и видите, -- говорит он. -- Что вам угодно?
   Я не мог ни слова вымолвить в ответ. Стоял как вкопанный и повторял про себя строчки известной веселой песенки о "человеке с киркой". Когда я смотрел на этого фермера, то лежавшие у меня в кармане пустяковые изобретения для объегориванья узколобых болванов показались мне такими же безнадежными, как попытка выкачать деньги из Мясного треста при помощи указа об аресте и бутафорской винтовки.
   -- Ну, -- говорит он, глядя на меня в упор, -- рассказывайте. Я вижу, левый карман вашего пиджака здорово нагружен. Вынимайте для начала золотой слиток. Слитки интересуют меня несколько больше, чем жульнические векселя на два месяца и история о потерянном серебряном руднике.
   У меня в мозгу возникло странное ощущение, словно я со своими идеями и рас суждениями совсем глуп; но я вынул свой слиточек и развернул платок, в который он был завернут.
   -- Доллар восемьдесят центов, -- говорит фермер, взвешивая слиток на руке. -- Идет?
   -- Свинец в нем стоит дороже, -- говорю я с достоинством и кладу слиток назад в карман.
   -- Ладно, -- говорит он. -- А я хотел взять его для коллекции, которую собираю. На прошлой неделе я купил за два доллара десять центов слиток, за который просили пять тысяч долларов.
   Тут в доме зазвонил телефон.
   -- Войдите, молодчик, -- говорит фермер, -- взгляните на мою резиденцию. Здесь иногда чувствуешь себя одиноко. Думаю, что это вызывает Нью-Йорк.
   Мы вошли. В комнате было как у бродвейского маклера: конторки из светлого дуба, два телефона, кресла и кушетки, обтянутые испанской кожей, масляные картины в позолоченных рамах, шириной не меньше фута, а в углу телеграфный аппарат, выстукивающий новейшие известия.
   -- Алло, алло! -- говорит этот чудной фермер. -- Это Риджент-театр? Да, это Планкетт из имения Бурьянный Центр. Оставьте четыре места в оркестре на пятницу вечером, -- мои всегдашние. Да, на пятницу... до свидания.
   -- Раз в две недели я езжу в Нью-Йорк посмотреть спектакль, -- говорит фермер, вешая трубку. -- Ловлю в Индианаполисе восемнадцатичасовой экспресс, мчусь десять часов по железной дороге, и через сорок восемь часов попадаю опять домой, как раз вовремя, чтобы увидеть, как куры садятся на нашест [то же, что насест (устар.) (примеч. ред.)]. О, допотопный тыквоед-скваттер [скваттер -- колонист, занявший свободный необработанный участок земли (примеч. ред.)] пещерного периода начинает немножко оболваниваться, годится уже и для годовых собраний разных газодувных компаний, -- как думаете, молодчик?
   -- Я, кажется, замечаю, -- говорю я, -- что произошел некоторого рода гиатус в аграрных традициях, на которые доселе я возлагал доверие.
   -- Конечно, молодчик, -- говорит он. -- Желтенький прибрежный подснежник начинает походить у нас, пентюхов, на роскошное издание "Языка цветов" для праздничных подарков с нарядными рамками на страницах и фронтисписами.
   Тут снова зазвонил телефон.
   -- Алло, алло! -- говорит он. -- О, это Перкинс из Мельничной долины? Я вам сказал, что восемьсот долларов за эту лошадь -- много. Привели вы ее сюда? Хорошо. Позвольте мне взглянуть на нее. Отойдите от приемника. Теперь пусть она проскачет по кругу. Быстрее. Да, я ее слышу. Продолжайте. Еще скорее. Так. Теперь подведите ее к телефону. Ближе. Придвиньте поближе ее морду. Так. Теперь подожди те. Нет, не желаю этой лошади. Что? Нет, ни за какую цену. Она засекается, и у нее отдышка. До свидания.
   -- Теперь, молодчик, -- говорит фермер, -- теперь вы начинаете смекать, что земледелие пообстриглось? Вы человек давно прошедшей эпохи. Да, сам Иван-дурак знает что-нибудь получше, чем попытки накрыть отсталого, сонного фермера. У нас сегодня суббота, четырнадцатое, так ведь? Ну, глядите сюда, полюбуйтесь, как мы не отстаем от событий дня.
   Он показывает мне машинку на столе с двумя штуками для ушей, вроде монеток, врезанных в дерево. Надеваю ее и слушаю. Женский голос начинает читать перечень убийств, несчастных случаев и других политических приключений.
   -- То, что вы слышите, -- говорит фермер, -- это сводка сегодняшних новостей из нью-йоркских, чикагских, сент-луисских и сан-францисских газет. Их сообщают по проводу в наше сельское информационное бюро и подают подписчикам в горячем виде. На этом столе вы видите главные газеты и еженедельники Америки. А также специально доставляемые предварительные оттиски из будущих номеров ежемесячных журналов.
   Беру один оттиск и вижу на нем заголовок: "Специальные предварительные корректуры. В июле 1909 г. журнал "Век" сообщит." и т. д.
   Фермер звонит кому-то, -- полагаю, своему приказчику, -- и приказывает ему отдать стадо из пятнадцати джерсейских быков по шестьсот долларов за голову; засеять пшеницей девятьсот акров; доставить на станцию, в молочный вагон, двести лишних бидонов. Затем он закуривает первосортнейшую сигару, достает бутылку зеленого шартреза, идет и смотрит на ленту телеграфного аппарата.
   -- Акции консолидированного Газового общества поднялись на два пункта, -- говорит он. -- О, очень хорошо.
   -- А медные не берете? -- спрашиваю я.
   -- Отчаливай, -- говорит он, поднимая руку, -- или я кликну собаку! Я сказал вам: не тратьте времени даром.
   Немного погодя он говорит:
   -- Молодчик, если вы не обидитесь, позвольте сказать вам, что я начинаю ощущать легкое пресыщение от вашего общества. Мне надо написать для одного журнала статью "О химере коммунизма", а днем присутствовать на заседании Общества Породистых Бегов. Теперь вы, конечно, уже поняли, что вам не завоевать моего доверия к вашим снадобьям, какие бы они ни были.
   Ну, сэр, что же я мог придумать, кроме как выйти и сесть в свой кабриолетик? Лошадь повернула и привезла меня назад в гостиницу. Я привязал ее и пошел к Энди. Сидя в его комнате, я рассказал ему все про этого фермера, слово в слово; сидел и щипал скатерть на столе, как человек, совершенно потерявший всякую сообразительность.
   -- Не понимаю ничего, -- говорю я, и, чтобы скрыть свое унижение, напеваю грустную и глупую песенку.
   Энди долго ходил по комнате взад и вперед, покусывая кончик левого уса, как де лал всегда, когда у него усиленно работала мысль.
   -- Джефф, -- говорит он наконец, -- я верю всему, что вы рассказали про эту прочищенную деревенщину; но я не убежден. Мне кажется невероятным, чтобы он какой-нибудь прививкой забронировал себя от предустановленной системы буколического пентюха. Ну, вы никогда не считали меня человеком со специальными религиозными наклонностями, -- не правда ли, Джефф? -- говорит Энди.
   -- Конечно, -- говорю я, -- нет. Но, -- говорю я, чтоб не оскорбить его чувств, -- я также видал немало членов церкви, у коих сказанные наклонности не были развиты до таких внешних проявлений, чтобы их можно было усмотреть на белом носовом платке, если потереть им сказанных членов.
   -- Я всегда глубоко изучал природу и тайны творения, -- говорит Энди, -- и верю в непреложность предначертаний провидения. Фермеры созданы с определенной целью, и цель эта -- давать средства к жизни таким людям, как я и вы. Иначе зачем даны нам мозги? Я верю, что манна, которой питались израильтяне в пустыне сорок лет, является только фигуральным обозначением фермера; и они продолжают оставаться тем же самым до нынешнего дня. А теперь, -- говорит Энди, -- я собираюсь проверить свою теорию, что "всякого фермера можно употребить" вопреки всяким фанерам и инкрустациям, какие приносит им ложная цивилизация.
   -- Вы провалитесь так же точно, как и я, -- говорю я. -- Этот фермер стряхнул с себя путы овчарни. Он забаррикадировался всеми преимуществами электричества, воспитания, литературы и образованности.
   -- Попробую, -- говорит Энди. -- Есть некоторые законы природы, которых не превозмочь даже Бесплатной Деревенской Почте.
   Энди повозился немного в уборной и выходит, одетый в костюм с коричневыми и желтыми клетками величиной в вашу ладонь. Жилетка на нем красная с голубыми крапинками, на голове высокий шелковый цилиндр. Я заметил, что он обмакнул свои песочные усы во что-то вроде синих чернил.
   -- Великий Барнум! [Финеас Тейлор Барнум (1810-1891) -- американский шоумен, владелец цирка, названного его именем (примеч. ред.)] -- говорю я. -- Вы совсем как рыжий при цирковом артисте.
   -- Превосходно, -- говорит Энди. -- Кабриолетик еще здесь? Подождите тут, пока я вернусь. Долго не задержусь.
   Через два часа Энди входит в комнату и кладет на стол кучу денег.
   -- Восемьсот шестьдесят долларов, -- говорит он. -- Позвольте рассказать вам. Он был дома. Осмотрел меня и стал надо мной издеваться. Я не сказал ни слова, а вынул скорлупки от грецких орехов и начал катать по столу шарик. Просвистав несколько нот, я пустил в ход привычную формулу.
   -- Подходите живей, джентльмены, -- говорю я, -- и смотрите на этот маленький шарик. За посмотренье вам ничего платить не надо. Вот вы его видите, и вот уже его нет. Угадайте, где этот маленький шутник. Быстрота рук обманывает глаз.
   Смотрю украдкой на фермера. Вижу, пот выступил у него на лбу. Он идет, закрывает парадную дверь и долго следит за мною. Наконец говорит:
   -- Ставлю двадцать долларов, что угадаю, под какой скорлупкой лежит теперь шарик.
   -- После этого, -- продолжает Энди, -- нечего и рассказывать. У него было дома только восемьсот шестьдесят долларов наличными. Когда я уходил, он проводил меня до самых ворот. Слезы стояли у него в глазах, когда он пожимал мне руку на прощанье.
   -- Милый, -- говорит он, -- благодарю вас за настоящее удовольствие, какое я испытал сегодня впервые за много лет. Это напомнило мне старые счастливые дни, когда я был просто фермером, а не агрикультуристом. Благослови вас небо.
   Тут Джефф Питерс умолк, и я понял, что его рассказ окончен.
   -- Значит, вы думаете... -- начал я.
   -- Да, -- сказал Джефф. -- Нечто в этом роде. Вы заставляете фермеров прогрессировать и находить удовольствие в политике. Жизнь фермера -- уединенная жизнь; пока они не вкусили прогресса, они относились к игре в скорлупки отрицательно.

-------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Милый жулик. Сборник рассказов. -- Ленинград, Мысль, 1925.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru