При виде того, как нынешние денежные калифы совершают свои прогулки по современному Багдаду, великий Гарун аль-Рашид перевернулся бы в гробу.
Величайшая забота богача всегда заключалась в том, чтобы облегчить мучения бедняка. На одной вещи сходятся все профессиональные филантропы: вы никогда не должны давать деньги тому лицу, которому желаете оказать благодеяние. Бедняк -- заведомо темпераментный человек, и, как только в его руки попадают деньги, он тотчас же выражает сильнейшее желание потратить их на фаршированные сливы или же на увеличенный карандашный портрет, вместо того чтобы вложить их в верное дело.
В качестве филантропа Гарун аль-Рашид все же имел весьма значительные преимущества. Отправляясь на ночную прогулку, он неизменно брал с собой своего визиря Джафара (этот визирь представлял собой какую-то помесь шофера, государственного секретаря и банка, который функционировал днем и ночью) и палача, старого дядю Месрура, который в любой момент мог вступить в бой. При таком антураже калифские обходы никак не могли не сопровождаться успехом. Обратили ли вы внимание на несколько газетных статеек, которые были напечатаны совсем недавно под заголовком: "Что нам должно делать с бывшими экс-президентами?" Предположите на одну минуту, что мистер [Эндрю Карнеги (1835-1919) -- американский мультимиллионер и филантроп -- примеч. ред)] предложил бы ему и Джо Гансу оказать содействие в распространении бесплатных библиотек! Можете вы представить себе, чтобы какой-нибудь город возымел смелость отказать мистеру Карнеги и его помощникам? Будьте уверены, что благодаря такой комбинации, в которой замешан калиф, каждый город, обладавший до того одной жалкой библиотекой, немедленно обзавелся бы двумя.
Итак, я говорю, что нынешние денежные калифы в достаточной мере ограничены. Все они уверены в том, что нет такого горя на свете, которое нельзя было бы излечить деньгами: на этом они строят все свои расчеты. Аль-Рашид отправлял правосудие, вознаграждал достойного и наказывал каждого не полюбившегося ему тут же, на месте. Он первый положил начало премиальному вознаграждению за коротенькие рассказы. Где бы и когда бы ему ни приходилось оказывать помощь, он заставлял несчастного рассказывать печальную повесть своей жизни. Если рассказ явно грешил в смысле конструкции, стиля и esprit [Esprit-- здесь: остроумие (фр.)], калиф приказывал визирю выдать автору парочку тысяч десятидолларовых чеков на Первый Национальный банк в Босфоре или же предоставить ему какую-нибудь легкую работу в императорских садах. Если же повествование явно отдавало выдумкой и хвастовством, то дядя Месрур, палач, без лишних слов отрубал хвастуну голову. Слух о том, что Гарун аль-Рашид жив и издает ежемесячник, на который всегда подписывается ваша бабушка, нуждается в подтверждении.
А теперь следует рассказ о Миллионере и о Детях, выгнанных из Леса.
Молодой Говард Пилкинс, миллионер, добывал свои средства орнитологическим путем. Он был большим знатоком аистов и проживал в нижнем этаже резиденции своих прямых предков, которые были известны как владельцы предприятия "Пивоваренный завод Пилкинсов". Мать Говарда также принимала участие в делах. Старый Пилкинс в конце концов умер от забастовавшей печени, а жена умерла вслед за ним от горя, вызванного забастовавшими в дороге вагонами, -- и вот пред нами молодой Пилкинс, обладатель капитала в четыре миллиона долларов и притом славный малый!
Это был очень приятный, скромно-назойливый молодой человек, который слепо верил, что на деньги можно купить все, что только может предложить мир. Современный Багдад долгое время делал все возможное для того, чтобы поддерживать в нем эту уверенность.
Но в конце концов он все же попался в крысоловку. Он услышал, как щелкнула пружина, и в единый миг его сердце очутилось в проволочной клетке: он слишком загляделся на кусочек сыра, который иначе назывался Алисой фон дер Рюислинг.
Фон дер Рюислинги все еще продолжали жить в том маленьком сквере, о котором так много было сказано, в котором так мало было сделано. В настоящее время мы часто слышим о подземном пассаже мистера Тилдена [Американский политик Сэмюэль Джонс Тилден (1814-1886) опасался нападения, поэтому распорядился прорыть из своего дома в районе Грамерсп секретный подземный ход на случай побега -- примеч. ред.)] и о воздушном пассаже мистера Гулда [Американский железнодорожный магнат Джордж Джей Гулд (1864-1923) планировал построить над Грамерси-сквером канатную дорогу, но на этот план наложил вето губернатор -- примеч. ред.)], и к этому сводится всемирный шум, вызванный Грамерси-сквером. Но когда- то дело обстояло совершенно иначе. Фон дер Рюислинги всегда жили здесь, и это они получили первый ключ, изготовленный для Грамерси-сквера.
У нас нет нужды в подробном описании Алисы фон дер Рюислинг. Вызовите в вашей памяти образ вашей собственной Мэгги, Веры или Беатрисы, смягчите ее голос, выпрямите нос, сделайте ее очаровательной и недоступной -- и вы получите слабый, наскоро набросанный образ Алисы. Фамилии Рюислингов принадлежал осыпающийся кирпичный дом, кучер по имени Джозеф, неизменно носивший многокрасочную куртку, и лошадь, до того старая, что она с полным правом заявляла о своей принадлежности к периоду perissodactyla [непарнокопытные -- лат.] и имела мозоли вместо подков. В 1898 году была куплена новая упряжь для perissodactyla, и до употребления Джозеф смазал ее каким-то составом из золы и сажи. Род фон дер Рюислингов в свое время купил территорию между Сауэри, Восточной рекой, Ривингтон-стрит и статуей Свободы. Земля была куплена в 1649 году у индейского военачальника за кварту бус и пару красных турецких портьер. Я всегда преклонялся пред прозорливостью и хорошим вкусом индейцев. Все это я говорю для того только, чтобы показать вам, что фон дер Рюислинги принадлежали к тому роду бедных аристократов, которые всегда отворачивали носы от людей, имевших деньги. О, я не то думал, я хотел сказать: "от людей, имевших слишком много денег".
Как-то однажды вечером Пилкинс отправился в красный кирпичный дом на Грамерси-сквер и сделал Алисе ф. д. Р. то, что ему казалось предложением. Алиса, отвернув нос, подумала о деньгах Пилкинса и его предложении и отказалась и от молодого человека, и от его денег. Пилкинс, уподобившись талантливому генералу, который в нужную минуту призывает на помощь все свои резервы, суммировал все ресурсы и сделал нескромное указание на выгоды, связанные с его богатством. Это решило все дело. Леди сделалась до того холодна, что могла бы заморозить самого Вальтера Вельмана [Вальтер Вельман (Уолтер Уэллман) (1858-1934) -- американский журналист, один из пионеров воздухоплавания, полярный исследователь -- примеч. ред.].
Но Пилкинс был до известной степени спортсменом.
Он сказал, обратясь к Алисе:
-- Если когда-нибудь вам покажется, что вы не прочь пересмотреть тот ответ, что вы сейчас дали, то пошлите мне такую розу.
И с этими словами он отважно прикоснулся к jacqueminot [жакмино, жакемино, сорт роз -- примеч. ред.] -- розе, которая красовалась в волосах девушки.
-- Прекрасно! -- ответила она. -- И если я когда-нибудь сделаю так, то этим дам вам понять, что кто-нибудь из нас узнал кое-что новое относительно покупательной мощи денег. Вы испортились, друг мой! Нет, я не думаю, чтобы я когда-нибудь вышла за вас замуж. Завтра я отошлю вам подарки, которые вы сделали мне.
-- Подарки?! -- воскликнул пораженный Пилкинс. -- Я никогда в жизни не делал вам подарков! Я очень хотел бы видеть портрет во весь рост того человека, от которого вы приняли бы подарок. Господи, да ведь вы никогда не разрешали мне посылать вам цветы, или сладости, или хотя бы художественные календари.
-- А вот вы и забыли! -- с легкой улыбкой сказала Алиса ф. д. Р. -- Это было очень давно, когда наши семьи еще жили по соседству. Вам было тогда семь лет. Вы подарили мне маленькую серую страшно волосатую кошечку с пуговицами для сапог вместо глаз. Ее головка поднималась и была полна конфет. Вы заплатили за нее пять центов, так вы сказали мне тогда. Я не верну вам сладостей -- в три года у меня еще не была настолько развита совесть, и я съела конфеты. Но кошечка у меня сохранилась до сих пор. Я сегодня вечером тщательно заверну ее и завтра отошлю вам.
За легким тоном Алисиных слов чувствовалась вся решительность и непреклонность ее намерения. Таким образом, Пилкинсу ничего больше не оставалось делать, как покинуть осыпающийся красный кирпичный дом и убраться со всеми своими отвергнутыми миллионами.
На обратном пути Пилкинс пошел через Мэдисон-сквер. Часовая стрелка приближалась к восьми. Было пронизывающе холодно, но температура еще не упала до точки замерзания. Мрачный маленький сквер был похож на громадную, холодную, без крыши комнату, все четыре стены домов которой горели тысячами огней, недостаточных все же для того, чтобы рассеять мрак. Только несколько праздношатающихся сидели кое-где на скамьях.
Вдруг Пилкинс увидел молодого человека, который, словно в борьбе с летней духотой, сидел с бравым видом без пиджака. Свет электрического фонаря падал на белые рукава его сорочки. Совсем вплотную к нему сидела девушка, -- улыбающаяся, замечтавшаяся, счастливая. На ее плечах висел отсутствующий пиджак юноши, презрительно относящегося к холоду. Все это производило впечатление современной картинки из сказки "Дети в лесу", пересмотренной и переделанной на нынешний лад. Недоставало только реполовов, которые осыпали бы влюбленных листьями.
С огромным наслаждением современные калифы отмечают случаи, когда, по их мнению, денежная помощь может оказаться чрезвычайно уместной.
Пилкинс сел на скамью на небольшом расстоянии от юноши: между ними мог бы поместиться еще один человек. Он бросил внимательный и осторожный взгляд (так могут посмотреть только мужчины -- а женщины, о, никогда!) и сразу же убедился, что они принадлежат к одному классу.
После некоторого промежутка времени Пилкинс подался вперед и заговорил с юношей, который отвечал ему очень вежливо и с улыбкой. От общих тем разговор скоро перешел на странное положение, в котором находилась парочка. Пилкинс направлял разговор с деликатностью и сердечностью, которые так характерны для всякого калифа. Когда же миллионер откровенно выразил желание помочь молодым людям, юноша повернулся к нему и заговорил очень мягко, с той же очаровательной улыбкой.
-- Я не хотел бы, старина, чтобы вы думали, будто бы я не ценю вашего предложения! -- сказал он с чисто юношеской, несколько преждевременной развязностью. -- Но, видите ли, я никак не могу принять помощь от совершенно чужого мне человека! Я понимаю, что у вас самые лучшие намерения, и я страшно обязан вам, но не хочу у кого бы то ни было одолжаться. Видите ли, я -- Маркус Клейтон из графства Роанока, Вирджиния, -- вероятно, слышали! Эта молодая девушка -- мисс Ева Бедфорд, -- полагаю, что вы слышали о Бедфордах. Ей семнадцать лет, и она из семьи Бедфордов, которые живут в графстве Бедфорд. Мы убежали из дома для того, чтобы пожениться, и кроме того, мы хотели повидать Нью-Йорк. Мы только сегодня вечером приехали. Но кто-то на пароме вытащил у меня бумажник, а мелочи у меня осталось только три цента. Завтра я получу какую-нибудь работу, и мы поженимся.
-- Но позвольте, дружище! -- тихо и конфиденциально сказал Пилкинс. -- Не можете же вы держать эту девушку всю ночь на холоде! Вам надо было бы в отель...
-- Но ведь я сказал вам, -- произнес юноша с еще более широкой улыбкой, -- что у меня осталось только три цента. Кроме того, если бы даже у нас была тысяча долларов, мы легко могли бы остаться здесь до утра. Вы, конечно, не поймете этого! Я премного благодарен вам, но денег ваших не возьму. Мы с мисс Бедфорд всегда жили на открытом воздухе и нисколько не боимся холода. Завтра я получу какую-нибудь работу. У нас имеется мешочек с печениями и шоколадом, и мы проведем ночь прекрасно!
-- Послушайте! -- выразительно произнес миллионер. -- Моя фамилия Пилкинс, и я стою несколько миллионов долларов! Случайно в моем кармане имеется восемьсот-девятьсот долларов наличными. Как, по-вашему: вы очень хорошо поступаете, что отказываетесь принять от меня ровно столько, сколько необходимо для того, чтобы хоть сегодняшнюю ночь провести в гостинице?
-- Не могу сказать, чтобы я так думал! -- сказал Клейтон из Роанока-Каунти. -- Но уж так я воспитан, что смотрю на вещи не так, как вы! Все же я чрезвычайно обязан вам!
-- В таком случае вы вынуждаете меня пожелать вам спокойной ночи! -- произнес миллионер.
Дважды в течение этого дня его деньги были пренебрежительно отвергнуты простыми сердцами, которым его доллары показались не ценнее завязок табачного кисета. Он не был большим поклонником современных чеканных и бумажных денег, но всегда верил в почти неограниченную мощь купли-продажи.
Пилкинс решительно и быстро пошел вперед, но вдруг круто повернулся и снова подошел к скамье, на которой сидела молодая парочка. Он приподнял шляпу и начал говорить. Девушка смотрела на него с тем же огромным, пылким интересом, с которым она созерцала фонари, статуи и постройки, поднимающиеся чуть ли не до самого неба, -- словом, все то, что делало этот старый сквер столь далеким от Бедфорд- Каунти.
-- Мистер... Роанока... -- произнес Пилкинс. -- Я поражаюсь вашей незав... вашему идиотизму так... что решил воззвать к вашему чувству рыцарства. Очевидно, вы, южане, полагаете, что в том-то и заключается долг мужчины, чтобы держать девушку на улице, на скамье, в отвратительно холодную ночь? Вам все равно, лишь бы не поступиться своей старой-престарой, давно вышедшей из моды гордостью! Но в таком случае позвольте вам сказать, что у меня есть друг, девушка... я знаком с ней с тех пор, как родился на свет божий. Она живет в нескольких кварталах отсюда, с родителями, сестрами, тетками и со всеми их чадами и домочадцами, как полагается. Я уверен, что эта девушка будет счастлива... она с удовольствием приютит... мисс... Бедфорд... Это доставит ей огромное наслаждение -- дать вашей знакомой приют на сегодняшнюю ночь. Как вы полагаете, мистер Роанока из Вирджинии, разрешат ли вам ваши предрассудки зайти так далеко?
Клейтон из Роанока встал и протянул руку.
-- Старина! -- сказал он. -- Мисс Бедфорд с большим удовольствием воспользуется гостеприимством девушки, о которой вы только что говорили.
С этими словами он официально представил мистера Пилкинса мисс Бедфорд.
Девушка посмотрела на него ласково и с каким-то особым, сладким и уютным, выражением.
-- Сегодня очаровательный вечер, мистер Пилкинс! Вы не находите? -- немедленно спросила она.
Пилкинс проводил их до осыпающегося красного кирпичного дома фон дер Рюислингов. Его визитная карточка привела изумленную Алису вниз. Беглецы были проведены в гостиную, а в это время Пилкинс в передней рассказал Алисе все подробности происшествия.
-- Конечно! -- воскликнула Алиса. -- Я устрою ее у нас на ночь. Ведь у этой южанки вполне приличный, корректный вид! Конечно, она останется у нас. А вы уж позаботитесь о мистере Клейтоне! Хорошо?
-- О нем позаботиться? -- в восторге воскликнул Пилкинс. -- Ну конечно, я присмотрю за ним! В качестве гражданина Нью-Йорка и поэтому отчасти собственника этого общественного парка я позволю себе предложить ему гостеприимство Мэдисон-сквера на всю ночь! Он готов сидеть там на скамье до самого утра. Спорить с ним и убеждать его бесполезно! Не находите ли вы, что это уж чересчур странный человек? Я очень рад, Алиса, что вы позаботитесь об этой девушке! Знаете, что я скажу вам? Эти дети в лесу сделали со мной то... сделали так, что весь Уолл-стрит и с ним вместе весь Английский банк теперь для меня -- пара пустяков!
Мисс фон дер Рюислинг быстро проводила мисс Бедфорд из Бедфорд-Каунти наверх, где ждал ее покой и сон. Когда Алиса спустилась вниз, она протянула Пилкинсу маленькую продолговатую картонную коробку
-- Это ваш подарок! -- сказала она. -- Я возвращаю вам его!
-- Ах, да, помню, помню! -- со вздохом произнес Пилкинс. -- Шерстяная кошечка!
Он оставил Клейтона на скамье в парке и на прощанье обменялся с ним крепким рукопожатием.
-- После того как я найду работу, -- сказал юноша, -- постараюсь повидаться с вами! Ведь ваш адрес имеется на карточке, верно? Благодарю вас! Спокойной ночи. Я страшно обязан вам за любезность! Нет, благодарю, я не курю. Спокойной ночи!
Придя к себе, Пилкинс открыл коробку и вынул смешную ярко раскрашенную кошечку. Конфеты из ее головки давным-давно были съедены, а теперь отсутствовал еще и пуговичный глазок. Пилкинс грустно посмотрел на игрушку.
-- В конце концов, -- сказал он, -- я не думаю, чтобы только одни деньги могли...
Вдруг он издал крик и схватил со дна коробки нечто, лежавшее под игрушкой, -- смятую, но красную -- красную, душистую, чудесную и многообещающую розу- jacquesminot!