О.Генри
Который из двух?

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Который из двух?

   Автор прежде всего должен дать вам указания, как найти контору "Картерет и Картерет. Все для мельниц".
   Вам следует пройти по Бродвейскому тракту до Поперечной линии, затем свернуть по Хлебной линии, выйти на Мертвую линию и остановиться у Большого ущелья, где обитает племя загребателей денег. Затем вы свернете налево, направо, пойдете прямо, пока наконец не выбежите, не выскочите, не выпрыгните на гранитный подъезд двадцатиодноэтажной синтетической горы из камня и железа.
   В двенадцатом этаже этого дома находится контора "Картерет и Картерет". Завод, на котором изготовляется "все для мельниц", находится в Бруклине. Не говоря худого слова о самом Бруклине, автор все же должен заявить, что все эти подробности не представляют ни малейшего интереса, а потому просит разрешения ограничиться лишь одним актом, даже одной сценкой, что, с одной стороны, уменьшит труд читателя, а с другой -- сократит расходы издателя настоящей книжки.
   Итак, если у вас хватит духу взглянуть на эту страничку, а также на малолетнего курьера конторы "Картерет и Картерет", то в кратчайший срок вы очутитесь в самой конторе в объятиях лакированного кресла и будете свидетелем небольшой комедии, в которой главные роли будут исполнены Старым Негром, Карманными Часами и Вопросом. Впрочем, все неясное станет ясным для того, кто прочтет этот рассказ до конца.
   Прежде всего немножко биографии, совсем-совсем мало. Я предпочитаю подсахаренную хинную лепешку, вывороченную наизнанку, то есть люблю, чтобы горькое предшествовало сладкому.
   Картереты принадлежали к старинной вирджинской фамилии. Очень много лет назад все мужские члены этого рода носили кружевные рюши и шпаги, владели богатейшими плантациями и бесчисленным количеством рабов, с которыми могли делать все что угодно, -- даже сжигать их. Но война в огромной мере сократила их богатства.
   Делая изыскания в истории рода Картеретов, я не намерен завести читателя глубже тысяча шестьсот двадцатого года. Два родоначальника американских Картеретов прибыли в Новый Свет в одном и том же указанном году, но разными путями. Один брат, по имени Джон, приехал на историческом "Майском цветке" [На "Майском цветке" ("Мэйфлауер", "Mayflower") прибыли в Америку первые эмигранты из Англии (примеч. переводчика)] и получил прозвище Отец Пилигрим. Его портрет можно часто видеть на обложке ежемесячных журналов, где он изображен охотящимся на индеек со старомодным ружьем. Бланкфорд Картерет, второй брат, прибыл на собственной бригантине и высадился на вирджинском берегу. Джон прославился своей набожностью и проницательностью в делах, а Бланкфорд -- гордостью, джулепами [джулеп (от англ. julep) -- алкогольный коктейль (примеч. ред.)], меткостью стрельбы и обширными плантациями, на которых работали его собственные негры.
   Затем наступила Гражданская война, -- тут мне поневоле придется быть кратким до последней возможности. Итак: Стоунуолл Джексон был расстрелян, Ли сдался, Грант объехал вокруг всего света, хлопок упал до девяти центов, виски "Old Crow" и вагоны "Jim Crow" были изобретены, семьдесят девятый Массачусетский волонтерский полк вернул девяносто седьмому Алабамскому зуавскому полку боевое знамя, купленное в мелочной лавке, которую содержал некий Скишинский. Штат Джорджия послал президенту арбуз весом в шестьдесят фунтов -- и вот, наконец, когда наша история может начаться по-настоящему. Но, господи, как пришлось сократиться, для того чтобы приготовиться к открытию!
   Картерет-янки вошли в торговые нью-йоркские сферы задолго до войны. Их фирма, изготовлявшая все необходимые принадлежности для мельниц, была по-своему так же солидна и важна, как те восточно-индийские чайные концерны, о которых мы читаем у Диккенса. Очень много слухов и толков о войне распространялось за прилавками, но они никоим образом не отражались на делах.
   В продолжение и после войны Бланкфорд потерял свои плантации, джулепы, таланты и жизнь. Кроме гордости, он оставил весьма небольшое наследство тем, кто пережил его. Вот так-то и случилось, что Бланкфорд Картерет-пятый в возрасте пятнадцати лет был приглашен мельничной ветвью рода приехать на Север и заняться настоящим делом, вместо того чтобы охотиться на лисиц и хвастаться былой славой своих предков. Юноша воспользовался случаем и двадцати лет от роду сидел уже в одной конторе, как равный компаньон, с Джоном Картеретом-пятым из индюшечьей ветви.
   И вот опять начинается наш рассказ.
   Молодые люди были почти одного возраста, одинаково гладколицые, легкие и подвижные, и их лица хранили одно и то же выражение живости и проницательности. Оба были бриты, одеты в голубую саржу, носили соломенные шляпы, и в галстуках красовались жемчужные булавки, точно такие же, какие носили и остальные ньюйоркцы независимо от того, были ли они миллионерами или простыми конторскими клерками.
   Однажды, в послеобеденное время, часов около четырех дня, сидя в своем кабинете, Бланкфорд открыл письмо, которое клерк только что положил на его стол. После того как он прочел его, он с минуту хохотал на всю комнату. Сидевший за своей конторкой Джон-пятый с удивлением и вопросительно взглянул в его сторону.
   -- Это письмо от моей матери! -- сказал Бланкфорд. -- Я прочту тебе наиболее забавную его часть. Она сообщает мне все местные новости, это само собой, а затем предупреждает меня, что не следует держать ноги в сырости и посещать оперетту. После того следуют статистические данные касательно телят и свиней и прогноз насчет урожая пшеницы. А теперь слушай:
   Представь себе, дорогой, следующее обстоятельство! Наш старый дядя Джек, которому в последнюю среду минуло семьдесят шесть лет, задумал путешествовать. Он во что бы то ни стало решил поехать в Нью-Йорк и повидать "своего молодого мастера Бланкфорда". Как он ни стар, он все же вполне сохранил ясность рассудка, и поэтому я отпустила его. Я никак не могла отказать, потому что, казалось, все его надежды и желания сосредоточились на том, чтобы отправиться в большой свет. Ведь ты знаешь, что он родился на плантации и ни разу в жизни не отъехал от нее дальше, чем на десять миль. В продолжение всей войны он находился неотлучно при твоем отце и всегда считался одним из преданнейших нам людей и слуг. Он очень часто видел золотые часы, которые в свое время носил твой отец, а до него твой дед. Я сказала как-то ему, что теперь эти часы принадлежат тебе, и он стал слезно умолять меня о разрешении свезти часы тебе и лично передать их в собственные руки.
   Я разрешила ему это, -- он тщательно уложил часы в кожаный футляр и должен привезти их тебе со всей той гордостью и торжественностью, что приличествуют королевскому послу. Я дала ему достаточно денег на проезд и на две недели жизни в городе. Я очень прошу тебя побеспокоиться и найти для него удобное помещение. Джек не требует ухода, он еще в состоянии лично смотреть за собой.
   Я дала ему самые точные указания, как найти тебя, и лично упаковала его чемодан. Повторяю, что у тебя не будет с ним никаких хлопот, но все же прошу тебя устроить его получше и покомфортабельнее. Часы, которые он принесет тебе, -- не только украшение. Их носили настоящие Картереты, и до сих пор на них нет ни пятнышка, а ход их безупречен. Доставить их тебе такая радость для дяди Джека, что это особым нимбом увенчает остаток его дней. Я хотела доставить ему эту радость, пока не поздно. Ты, вероятно, помнишь, как мы часто говорили о том, что Джек, сам тяжело раненный, пополз по окровавленной траве в Чанслорсвилле к тому месту, где лежал твой отец с пулей в сердце, и с опасностью для жизни вынул часы, для того чтобы они не достались янки.
   Вот почему, дорогой сын мой, я очень прошу тебя принять его как слабого, но достойного свидетеля нашего прошлого.
   Ты так давно уехал из дому и так долго вращаешься среди людей, на которых мы всегда смотрели, как на чужих, что я не уверена в том, узнает ли тебя сразу старый Джек. Но все же я надеюсь на проницательность старика и думаю, что он сразу почувствует настоящего, вирджинского Картерета. Я не могу представить себе, чтобы даже десятилетнее пребывание в стране янки настолько изменило моего мальчика. Во всяком случае, я уверена, что ты-то узнаешь Джека. Я положила в его чемодан восемнадцать воротников. Если тебе придется докупать ему, то помни, что он носит номер пятнадцать с половиной. Пожалуйста, позаботься, чтобы воротники были ему впору. В остальном он нисколько не затруднит тебя.
   Если ты не очень занят, подыщи для него хороший пансион, где бы его кормили белым хлебом. Старайся еще следить за тем, чтобы он не снимал ботинок в вашей конторе или же на улице. У него правая нога немного опухла, и он любит чувствовать себя посвободнее.
   Опять же, если это не очень стеснит тебя, посчитай его носовые платки, когда он возьмет их из прачечной. Я купила ему перед отъездом дюжину новых платков. Я думаю, что он прибудет к тебе почти одновременно с этим письмом. Я приказала ему немедленно по приезде пойти в твою контору.
   
   Как только Бланкфорд закончил чтение письма, тотчас же кое-что случилось, как всегда бывает в рассказах и на сцене.

0x01 graphic

   Персиваль, курьер, со своим обычным видом полнейшего презрения ко всему, что имеет отношение к мельничному делу, вошел и доложил, что какой-то цветной джентльмен находится в приемной и желает видеть мистера Бланкфорда Картерета.
   -- Введите его сюда! -- приказал Бланкфорд и поднялся с места.
   Джон Картерет повернулся в своем кресле и сказал Персивалю:
   -- Попросите его подождать несколько минут. Мы вам дадим знать, когда привести его сюда.
   А затем он повернулся к своему кузену с одной из тех широких тихих улыбок, которые он полностью унаследовал от всех Картеретов, и произнес следующее:
   -- Послушай, Бланк, я всегда сгорал от любопытства узнать или, вернее, понять, какая разница существует между вами, высокомерными южанами, и нами, жалкими северянами. Ты, по крайней мере, утверждаешь, что такая разница существует! Я знаю твое мнение, которое заключается в том, что будто бы вы вылеплены из другой глины и что сам Адам принадлежит к ка
   кой-то побочной вашей ветви. Я не знаю только, на чем основывается такое убеждение. Я лично никогда не понимал этой разницы.
   -- Вот, вот, Джон, -- сказал Бланкфорд, смеясь, -- вот именно то, чего ты не понимаешь, и есть разница, конечно. Я думаю, что тот феодальный образ жизни, что мы вели до сих пор, и придал нам такой важный, княжеский вид с одной стороны и чувство превосходства -- с другой.
   -- Но с вашим феодальным порядком ведь теперь покончено! -- возразил Джон. -- С тех самых пор как мы, что называется, смазали вас и лишили хлопка и мулов, вам приходится работать точно так же, как и нам, проклятым янки: ведь вы так называете нас. А вы продолжаете хранить все тот же важный, надменный и покровительственный вид, как и до войны! Значит, вовсе не деньги всему причиной!
   -- А может быть, климат сделал это, -- легко заметил Бланкфорд, -- или же негры испортили нас. Ну, а теперь я позову дядю Джека. Я, признаться, очень рад повидать старого плута.
   -- Подожди еще минуту! -- сказал Джон. -- Я лично для себя создал маленькую теорию, которую хочу сейчас проверить. Мы с тобой по внешнему виду чуть ли не двойники. Старый Джек не видел тебя с тех самых пор, как тебе минуло пятнадцать лет. Давай устроим вот что: примем старика и разыграем его; пусть догадается, кому передать часы. Конечно, старый негр уверен, что без малейшего сомнения и колебания узнает своего "молодого хозяина". То самое аристократическое превосходство, о котором мы только что спорили с тобой, ему, конечно, немедленно бросится в гла-за. Не может быть сомнения в том, что он ни за что на свете не вручит часов проклятому янки. Ну вот и поспорим. Кто проиграет, тот платит за сегодняшний обед и, кроме того, покупает Джеку две дюжины воротников номер пятнадцать с половиной.
   Бланкфорд охотно принял предложение.
   Позвали Персиваля и приказали ему ввести цветного джентльмена. Дядя Джек осторожно и неторопливо вошел в кабинет. Это был маленький старичок, черный, как сажа, морщинистый и почти весь лысый, если не считать небольшой бахромки белой шерсти, коротко подстриженной и окаймлявшей уши и затылок. В нем не было ничего, что могло бы напомнить стереотипного театрального "дядю". Черный костюм был ему почти впору, сапоги блестели, а соломенная шляпа была окаймлена пестрой лентой. В правой руке он держал что-то, и это "что-то" он тщательно скрывал напружившимися пальцами.
   Дядя Джек сделал несколько шагов от двери и остановился. Два молодых человека сидели на вращающихся конторских креслах на расстоянии десяти футов друг от друга и с молчаливой приветливостью смотрели на него. Старик несколько раз медленно перевел свой взор с одного на другого и обратно. Он прекрасно сознавал, что находится в присутствии представителя того рода, которому принадлежала его жизнь со дня рождения до мига смерти.

0x01 graphic

   У одного бросалась в глаза характерная для всех южных Картеретов величественность, но у другого был типичный фамильный длинный нос. У обоих же были проницательные черные глаза, горизонтальные брови и тонкие, всегда улыбающиеся губы, которые сближали обе ветви Картеретов, -- и ту, что привез "Майский цветок", и ту, чей родоначальник приехал на собственной бригантине. Старый Джек всегда был уверен, что своего "молодого хозяина" он сможет узнать среди тысячи северян, но теперь он находился в явном затруднении.
   -- Как поживаете, масса Бланкфорд, как поживаете? -- спросил он, глядя как-то между обоими молодыми людьми.
   -- А вы, дядя Джек, как поживаете? -- ответили оба в унисон и очень ласково. -- Сядьте, пожалуйста. Часы привезли?
   Дядя Джек взял стул с твердым сиденьем, подвинул его на приличное расстояние, уселся на кончике и осторожно положил свою шляпу на пол. Часы в кожаном футляре он по-прежнему крепко сжимал в руке. Он рискнул своей жизнью на поле брани, желая спасти часы, вовсе не для того чтобы безо всякой борьбы отдать их в руки своего наследственного врага.
   -- Да, сэр. Они в моей руке, сэр. Я сейчас, через минуту отдам их вам. Старая "миссус" приказали мне передать часы лично молодому массе Бланкфорду в руки и сказать ему, чтобы он носил их в честь и славу рода. Да, для такого старика, как я, это был очень тяжелый путь. Я, сэр, так думаю, что от Вирджинии сюда будет добрых десять тысяч миль. А вы, масса, здорово выросли, я так и не узнал бы вас, если бы только вы не были так похожи на старого массу.
   С удивительной ловкостью старик направлял свой взор между двумя молодыми людьми. Его слова с одинаковым успехом могли быть обращены к любому из кузенов. Хотя оба по внешности были безупречны, дядя Джек искал знак или примету, по которым мог бы безошибочно обратиться к своему настоящему господину.
   Бланкфорд и Джон перемигнулись.
   -- Я думаю, что вы уже получили письмо от мамаши, -- сказал старик. -- Она сказала мне, что напишет вам насчет моего приезда к вам сюда.
   -- Да, да, дядя Джек! -- быстро произнес Джон. -- Мы с кузеном уведомлены о вашем приезде, и мы как раз ждали вас сегодня. Ведь мы оба Картереты, вы знаете?
   -- Хотя один из нас родился и воспитывался на Севере! -- добавил Бланкфорд.
   -- Так что, если вы хотите передать часы. -- начал Джон.
   -- То мой кузен и я. -- сказал Бланкфорд .
   -- Мы готовы принять все, что вы привезли! -- докончил Джон.
   -- Мы уже успели подыскать для вас удобную квартиру! -- прибавил Бланк- форд.
   Сохраняя простодушный и вместе почтительный вид, старый Джек издал какой- то кудахтающий, острый, длительный смешок. Он хлопнул себя по коленкам, схватил шляпу и согнул ее поля в очевидном пароксизме веселого настроения. Поля эти были достаточно велики, для того чтобы он мог воспользоваться ими, как маской, из-под которой он ворочал своими глазами вверх и вниз, направо и налево, взяв за точки оси двух своих мучителей.
   -- А, теперь-то я вижу, в чем дело! -- закудахтал он через мгновение. -- Джентльмены задумали подшутить над бедным старым негром. Но вам никак не удастся обмануть старика, никак. Я узнал вас, масса Бланкфорд, в первую же минуту, как только увидел. Ведь вы были маленьким-маленьким мальчиком, вам только минуло четырнадцать лет, когда вы оставили дом и уехали на Север, но я узнал вас сейчас же, с первой минуты. А узнал я вас потому, что уж очень вы похожи на старого массу, вашего отца. Другой джентльмен очень тоже похож на вас, но вам никак не удастся одурачить старого Джека, который всегда узнает члена вирджинского рода. Нет, сэр, не удастся вам ваше дело.
   Почти в один и тот же миг оба Картерета протянули вперед руки, желая получить часы.
   Черное морщинистое лицо дяди Джека сразу потеряло веселое выражение, под которым он напрасно старался скрыть свое душевное состояние.
   Он прекрасно понимал, что его дразнят и что, в сущности говоря, сейчас совершенно неважно, в какую из двух протянутых рук он положит фамильное сокровище: в конце концов, часы получит настоящий владелец их. Но в то же время ему казалось, что на карту поставлены не только его гордость и честь, но и слава вирджинских Кар- теретов. У себя на Юге во время войны он частенько слышал о том, что вторая ветвь, которая жила на Севере, дралась на "другой стороне", и это всегда душевно огорчало его. Он был живым свидетелем всех радостей и горестей своего "старого барина", который во время войны перешел от несметного богатства к почти полному обнищанию. А теперь, храня в своих руках последнюю реликвию и память о своем господине, отправившись в далекий путь с благословения "старой миссус" и проделав десять тысяч миль (так, по крайней мере, ему казалась), он должен был передать часы в руки того, кому надлежало носить их, заводить, хранить как зеницу ока и прислушиваться к их безукоризненному биению, отмечавшему минуты, часы и дни жизни Картеретов из Вирджинии.
   Благодаря опытам прошлых лет, у дяди Джека создалось такое впечатление, что все янки поголовно -- тираны, которые огнем и мечом опустошают все неприятельские территории. Ему неоднократно приходилось видеть, как над многочисленными строениями, такими же огромными, как и замок Картеретов в Вирджинии, поднимался густой дым к ясному южному небу... И вот теперь ему пришлось стать лицом к лицу с одним из "этих негодяев", и он никак не мог отличить его от своего "молодого массы".
   Он видел пред собой двух молодых людей, одинаково приветливых, изящных, вежливых и обходительных, причем каждый из них мог оказаться тем, кого он искал. Смущенный, сбитый с толку и душевно огорченный при виде своей абсолютной беспомощности, старый дядя Джек уже не пытался больше притворяться и скрывать свое недоумение. Его правая рука, державшая кожаный футляр с часами, покрылась теплым и обильным потом. Он был глубоко оскорблен и наказан. Он в упор посмотрел на обоих молодых людей своими выпуклыми изжелта-белыми глазами, и в конце непродолжительного исследования мог обнаружить лишь единственную разницу между ними. Один носил узенький черный галстук с белым жемчугом в булавке, а другой -- узенький голубой галстук с черной жемчужиной. Это было все.
   И вдруг, совершенно неожиданно, на помощь бедному старику явилось нечто, что можно было бы назвать развлечением.
   Сильными суставами пальцев в дверь постучалась Драма, которая принудила удалиться Комедию и сама с веселым, но решительным лицом подошла к рампе.
   Персиваль, ненавистник всех мельничных дел и принадлежностей, вошел в комнату и подал какую-то визитную карточку с таким видом, точно принес вызов на дуэль. Карточку эту он вручил Голубому Галстуку.
   -- Оливия де Ормонд! -- прочел Голубой Галстук и после того вопросительно посмотрел на своего кузена.
   -- А почему бы нам не принять ее сейчас? -- ответил Черный Галстук. -- Всего лучше сейчас же разобрать это дело!
   -- Дядя Джек, -- сказал один из молодых людей, -- я попрошу вас взять ваш стул в сторонку и посидеть там немного. Сюда пришла одна леди, с которой нам надо поговорить о важном деле. После нее мы покончим с вами.

0x01 graphic

   Леди, введенная Персивалем, была молода и отличалась дерзкой, решительной, свежей и подчеркнутой красотой. Она была одета с такой расточительной простотой, что даже настоящие кружева при свете ее наряда могли показаться жалкими тряпочками. Впрочем, одно страусовое перо в ее шляпе могло бы дать ей право участвовать в любом конкурсе красоты и мод.
   Мисс де Ормонд села в вертящееся кресло у стола Голубого Галстука. Молодые люди придвинули к ней обитые кожей стулья и заговорили о погоде.
   -- Да, -- сказала она, -- я тоже заметила, что как будто стало теплее. Но, господа, я не позволю себе заниматься пустяками в ваши рабочие часы. Я пришла к вам тоже по делу, и только по делу.
   Эти слова вместе с очаровательной улыбкой она адресовала Голубому Галстуку.
   -- Прекрасно! -- отозвался тот. -- Вы ничего не имеете против того, чтобы кузен принял участие в разговоре? Мы никогда ничего не скрываем друг от друга, тем более когда это касается дел.
   -- О, конечно, нет! -- пропела мисс де Ормонд. -- Напротив, он обязательно должен присутствовать при нашем разговоре. Ведь он же в курсе дела. Мало того, он свидетель, так как присутствовал при том, когда вы" когда это случилось. Я полагаю, что у вас было и есть желание поговорить со мной до того, как делу будет дан законный ход, -- ведь, кажется, так выражаются юристы?
   -- Имеете вы сделать какое-нибудь предложение? -- спросил Голубой Галстук.
   Мисс де Ормонд с задумчивым видом посмотрела на аккуратный носок одной из своих матовых туфелек из козлиной кожи.
   -- Видите ли, в чем дело, -- начала она, -- мне было сделано известное предложение. Вот об этом я прежде всего и хотела бы говорить.
   -- Очень хорошо! -- сказал Голубой Галстук. -- Раз вы настаиваете...
   -- Простите великодушно, кузен! -- перебил его Черный Галстук. -- Простите за то, что я помешал вам.
   И с этими словами он, добродушно улыбаясь, повернулся к молодой девушке.
   -- Позвольте, мы вкратце повторим то, что произошло, -- произнес он весело. -- Мы трое, не говоря уже о посторонних, покутили.
   -- Мне очень неприятно, но я должна сказать вам, что термин "кутеж" в данном случае совершенно не подходит.
   -- Чудно! -- так же весело сказал Черный Галстук. -- Я не стану спорить с вами, мисс де Ормонд. Месяца два назад мы -- нас было человек пять-шесть -- мы совершили небольшую экскурсию в автомобиле. Мы остановились в придорожной гостинице, чтобы пообедать. Вдруг за обедом мой кузен сделал вам предложение выйти за него замуж. Он был вынужден сделать это, вынужден вашей красотой и вашей грацией, качествами, которые никто из нас не станет отрицать.
   -- Мне необходим был бы такой рекламист в печати! -- с ослепительной улыбкой произнесла мисс де Ормонд.
   -- Вы артистка, мисс де Ормонд, -- продолжал Черный Галстук, -- вне всякого сомнения, у вас очень много поклонников и почитателей вашего таланта. И поэтому я думаю, что такого рода предложения вам приходится выслушивать неоднократно. Если вы не откажетесь припомнить, мисс, то вы согласитесь, что все мы там дурачились и шутили, и к тому же немало бутылок было откупорено и выпито. Никто из нас не посмеет отрицать тот факт, что мой кузен сделал вам предложение. Но неужели же ваш опыт не подсказывал вам, что все подобные вещи теряют всю свою серьезность при первом же проблеске дневного света? Ведь день всегда, как рукой, стирает все те безумства, что связаны с предыдущим вечером! Разве не так, мисс?
   -- О да! -- сказала мисс де Ормонд. -- Я знаю это нисколько не хуже вас и всегда принимала это в расчет. Но раз вы приняли на себя добровольную защиту, то, с вашего разрешения, я сообщу вам кое-что дополнительное. Я получила от вашего кузена несколько писем, в которых он повторял свое предложение. И все они, сэр, подписаны!
   -- Понимаю, понимаю! -- серьезно молвил Черный Галстук. -- В таком случае разрешите узнать, какая цена этим письмам?
   -- Надо вам знать, что я не из дешевых! -- улыбнулась мисс де Ормонд. -- Я решила наложить на вас большую подать. Вы оба принадлежите к очень видной фамилии. Видите ли, никто из моих товарищей по сцене ничего дурного не может сказать про меня. Деньги сейчас для меня имеют второстепенное значение. О деньгах разговор будет потом. Я хочу, чтобы ваш кузен принадлежал мне. Я почти люблю его.
   Она бросила из-под длинных ресниц мягкий манящий взгляд на Голубой Галстук.
   -- Словом, какая цена будет за все это? -- с непоколебимым видом спросил Черный Галстук.
   -- Десять тысяч долларов! -- чарующе мягко произнесла мисс.
   -- Или?..
   -- Или осуществление предложения, которое заключается в том, чтобы жениться на мне!
   -- Позвольте, господа! -- перебил их Голубой Галстук. -- По-моему, сейчас как раз наступило время, когда мне должно быть позволено сказать слово или два. Мы с вами, кузен, принадлежим к роду, который всегда и неизменно высоко держал свою голову. Ты воспитывался в части страны, которая во многих отношениях отличается от моей родины, где проживала наша ветвь. Но при всем том, несмотря на наши разные пути и теории, мы оба Картереты, и поэтому ты должен помнить нашу фамильную традицию: никогда ни один Картерет не преступил против законов рыцарства по отношению к женщине, и не было случая, чтобы он не выполнил слова, которое он когда-либо давал.

0x01 graphic

   Сказав это, Голубой Галстук с ясным и решительным выражением лица повернулся к мисс де Ормонд.
   -- Оливия, -- сказал он, -- на какой день вам угодно назначить день нашей свадьбы?
   Но еще до того как она собралась ответить, Черный Галстук снова вмешался в разговор.
   -- Позвольте вам заявить, что между Плимутскими горами и Норфолкской бухтой довольно большое расстояние! -- сказал он. -- Если так можно выразиться, между этими двумя местностями залегает три века перемен. За этот период времени старый порядок изменился до неузнаваемости. Мы уже теперь не сжигаем живьем ведьм и не мучим рабов. Затем, в наше время мы уже не растягиваем наши плащи по грязи, чтобы перевести по ним наших дам, но, с другой стороны, мы не подвергаем их таким унижениям, как в былое время. Теперь век здравого смысла, сознательного отношения к жизни и соразмерности во всем. Все мы -- женщины, мужчины, леди, джентльмены, северяне, южане, актеры, каменщики, сенаторы, политики и так далее -- все мы гораздо глубже проникли в сущность жизни. Рыцарство в наши дни есть слово, которое меняет свое значение чуть ли не ежедневно. Фамильная гордость -- вещь сложная и многосторонняя. Сегодня она заключается в том, чтобы поддерживать свое молью траченное достоинство, проживая в доме, который сверху донизу затянут паутиной, а завтра она подсказывает незамедлительно уплатить какой-нибудь долг. Я хочу думать, что этого монолога вполне достаточно. Я кое-что понимаю теперь и в делах, и в жизни и почти уверен, что мой прапра- прапрадед, родоначальник фамилии Картерет, безоговорочно принял бы мою точку зрения.
   С этими словами он обошел кругом свой стол, взял чековую книжку, написал чек и вырвал его по проколу; это был единственный звук, который нарушил тишину. Он протянул чек так, что для мисс де Ормонд не составило бы большого труда взять его.
   -- Дела всегда дела! -- продолжал он. -- Мы живем в такое время, когда дело стоит на первом месте. Вот мой личный чек на десять тысяч долларов. Итак, мисс де Ормонд, что вы предпочитаете -- флердоранж или же наличные деньги?
   Мисс де Ормонд с беспечным видом схватила чек, небрежно сложила его и сунула под перчатку.
   -- Вот что я предпочитаю! -- спокойно произнесла она. -- Я проходила мимо и зашла. Я не сомневалась, что вы вполне comme il faut [comme il faut -- как следует (фр).]. Но, видите ли, с чувствами девушки нельзя играть. Между прочим, я слышала, что один из вас южанин. Интересно узнать, кто из вас двух южанин.
   Она поднялась с места, приветливо улыбнулась и направилась к двери. Здесь на мгновение мелькнул блестящий оскал белых зубов, сопровождаемый легчайшим колыханием пера на шляпе, и красавица исчезла.
   Оба кузена на время забыли про существование и присутствие в комнате дяди Джека. Но вдруг они услышали шарканье его сапог и увидели, как он направляется к ним из угла комнаты, где он все время молча сидел.
   -- Молодой масса, -- сказал он, -- прошу вас получить ваши часы!
   И безо всякого колебания он протянул фамильные часы их настоящему собственнику.

0x01 graphic

----------------------------------------------------------------------

   О. Генри. Черный Билль. Рассказы -- Ленинград: Мысль, 1924 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru