Lib.ru/Классика: О.Генри. Феба

О. Генри.
Феба

-- Вот вы -- человек, видавший виды и испытавший чрезвычайно много самых разнообразных приключений, -- сказал я капитану Патрицию Малонэ, -- верите ли вы, что элементы счастья или же несчастья -- если таковые существуют! -- влияли на вашу карьеру и упорно действовали в вашу пользу или же против вас в такой степени, что вы силой обстоятельств вынуждены были приписывать результаты вмешательству вышеупомянутых счастья или несчастья?

Этот вопрос, тяжеловесно-бесцеремонный и отзывающийся юридической фразеологией, был задан мной, когда мы сидели в маленьком, крытом красными черепицами кафе Русселина близ Конго-сквера в Новом Орлеане.

Смуглые капитаны, искатели приключений в белых шляпах и с кольцами на пальцах, часто заглядывали к Русселину выпить коньяку. Они являлись сюда с моря и суши и всегда были скупы на рассказы о том, что видели.

Я был постоянным гостем сих мест и всегда старался уловить в свое лассо палец одного из этих пловцов за счастьем. Капитан Малонэ был иберийский креол, исколесивший весь мир вдоль и поперек, сверху вниз и обратно. Он был бы похож на любого первого встречного хорошо одетого мужчину тридцати пяти лет, если бы не безнадежный загар и старинный перуанский амулет из слоновой кости и золота, который, кстати сказать, ни малейшего отношения к этому рассказу не имеет.

-- Моим ответом на ваш вопрос, -- сказал капитан, улыбаясь, -- послужит назидательная история Керни Несчастливца, -- если, конечно, вы пожелаете выслушать ее.

Свое отношение к его предложению я выразил тем, что ударил по столу, призывая Русселина.

-- Идя как-то ночью по Упитула-стрит, -- так начал капитан Малонэ, -- я заметил одного небольшого человечка, шедшего в моем же направлении. Я не обратил бы на него особого внимания, но вдруг он наступил на деревянную дверь в какой- то погреб, провалился сквозь нее и исчез из виду. Я помог ему выбраться из кучи мягкого угля на дне погреба, он быстро поднялся, отряхнулся и обильно выругался каким-то машинальным тоном, напомнив мне плохо оплачиваемого актера, который с деревянным выражением произносит свой монолог. Благодарность и угольная пыль, очевидно, потребовали какой-нибудь жидкости для прочистки горла. Его желание было выражено так явно, что я без дальнейших слов отправился вместе с ним вниз по улице, в кафе, где нам подали скверный вермут и какую-то горькую настойку.

Через столик я впервые разглядел Френсиса Керни. Ростом он был около пяти футов семи дюймов, но притом крепок, как кипарис. Волосы у него были темнорыжие, а рот -- точно щель, так что казалось удивительным, как это мог изливаться через него такой стремительный поток слов. Его глаза самого ясного светло-синего цвета неизменно светились надеждой. Он производил двойное впечатление: он находится в бедственном положении -- раз! И лучше с ним не знаться и не иметь дела -- два!

-- Я только что вернулся из экспедиции за золотом на берегу Коста-Рики! -- объяснил он. -- Второй помощник штурмана на фруктовом пароходе, перевозящем бананы, сказал мне, что местные жители вымывают из прибрежных песков достаточно золота, чтобы скупить ром, коленкор и домашние мелодионы всего мира. В день моего приезда туда какой-то синдикат получил правительственную концессию на разработку всех минералов в стране. Затем я заболел местной лихорадкой и шесть недель пролежал в хижине из травы, занимаясь только тем, что считал зеленых и синих ящериц, которыми было переполнено мое помещение. Выздоровев, я отправился обратно в качестве третьего помощника кока на норвежском судне, у которого лопнул котел за две мили до карантина. Мне было суждено провалиться сегодня ночью сквозь дверь погреба, вот почему я торопился сделать остальную часть пути вверх по реке на более мелком прибрежном судне, которое останавливалось для каждого рыбака, желавшего купить пачку табаку. И вот теперь я здесь и жду, что будет дальше. А уж что-нибудь случится непременно! -- произнес этот странный человек. -- Оно приближается ко мне на лучах моей яркой, хоть и не особенной нежной звезды!

Личность Керни очаровала меня с первой же минуты. Я сразу распознал в нем смелое сердце, беспокойную натуру и способность на доблестный отпор ударам судьбы, словом, все те качества, которые делают его соотечественников столь ценными товарищами в рискованных предприятиях и приключениях. В это время мне как раз нужны были такие люди. Законтрактованный компанией по вывозу фруктов, я должен был на следующий день отправить пятисоттонный пароход с грузом сахара, поделочного дерева и волнистого железа в порт в... -- назовем эту страну Эсперандо!

Все это имело место совсем недавно, и имя Патриция Малонэ все еще произносится там в связи с некоторыми неразрешенными политическими задачами. Под сахаром и железом была погружена тысяча винчестеров. В Агуас Фриас, столице Эсперандо, моего прибытия с нетерпением ждал дон Рафаэль Вальдевиа, военный министр, самый великодушный и талантливый патриот страны. Вы, без сомнения, неоднократно с улыбкой внимали рассказам о незначительных войнах и частых восстаниях в этих маленьких тропических республиках. Все это звучит, конечно, очень слабо по сравнению с громами битв великих наций, но смею вас уверить, что там, под смешными мундирами, забавной дипломатической внешностью и за ширмами бессмысленных интриг можно найти самых настоящих государственных людей и подлинных патриотов. Дон Рафаэль Вальдевиа был один из них. Его самое большое желание заключалось в том, чтобы довести страну до мира, до честного благосостояния и добиться уважения влиятельных наций.

Итак, он ждал моего прибытия в Агуас Фриас. Вы, пожалуй, подумаете, что я стараюсь завербовать вас в рекруты! О, нет: мне нужен был только Френсис Керни. Я так и сказал ему за долгой беседой, когда мы пили отвратительный вермут, вдыхая удушливый запах чеснока и брезентов, составляющий, как вам должно быть известно, отличительное амбре всех кафе низшего разбора в нашем городе.

Я долго говорил ему о тиране президенте Крузе и о тяготах, которые налагали на народ его жадность и возмутительная жестокость. Тут у Керни потекли слезы возмущения. Я осушил их описанием зрелища тех великолепных наград, которые мы получим, когда тиран будет низвергнут, а мудрый и великодушный Вальдевиа займет его место. Керни вскочил с места и в состоянии крайнего возбуждения пожал мне руку. Он находится в моем полном распоряжении, -- так сказал он; он мой до тех пор, пока последний фаворит ненавистного деспота не будет сброшен в море с высочайшей точки Кордильер.

Я расплатился, и мы направились к выходу; у самой двери Керни как-то неловко споткнулся, толкнул стоячую стеклянную витрину и разбил ее вдребезги. Я заплатил хозяину столько, сколько он спросил с меня.

-- Идемте ночевать в мой отель! -- сказал я Керни. -- Мы отчаливаем завтра в полдень!

Он согласился, но, идя со мной по тротуару, снова начал ругаться скучным и монотонным тоном -- точно так же, как и тогда, когда я вытащил его из угольной ямы.

-- Капитан! -- сказал он. -- Прежде чем идти дальше с вами, я должен честно сказать, что от бухты Беффин до Тьерра-дель-Фуэго я известен под кличкой Керни Несчастливец. И это совершенно верно! Куда бы я ни сел, все улетало в воздух, за исключением воздушного шара! Какое бы я ни держал пари, я неизменно проигрывал, если только не надувал противника! Всякая лодка, на которой я плыл, обязательно погружалась в воду! за исключением подводных лодок! Все, чему только я ни отдавал свое внимание, распадалось и разрывалось на кусочки, за исключением патентованной оболочки для разрывных бомб, которую я изобрел! Все, за что я брался, немедленно и неизбежно уходило в землю, за исключением усовершенствованного плуга, которым я вздумал пахать! Вот откуда и кличка моя! Я полагаю, что должен был сказать вам обо всем этом.

-- Несчастье или то, что так называют, -- заметили, -- может время от времени запутать дела любого человека. Но если оно продолжается свыше того, что называется "среднее число", то на это должна быть известная причина!

-- Причина есть! -- очень выразительно крикнул Керни. -- Когда мы пройдем еще один квартал, я покажу вам ее.

Удивленный, я последовал за ним рядом, пока мы не вышли на Канал-стрит и дальше, на самую середину обширной пустой площади.

Тут Керни схватил меня за локоть и трагически ткнул указательным пальцем по направлению к звезде, светившей ярким светом под углом в тридцать градусов над горизонтом.

-- Это -- Сатурн! -- сказал он. -- Это -- звезда, управляющая несчастьем, злом, разочарованием, бездеятельностью и тревогой. Я родился под этой звездой! Стоит мне сделать малейшее движение, как тотчас же выскакивает Сатурн и парализует его! Это -- самая подлая планета на свете. Говорят, что диаметр его равняется семьдесят три тысячи миль и что тело его не плотнее горохового супа. У него столько же злокачественных и порочных кругов, как и в Чикаго! Ну, каково, по-вашему, родиться под такой звездой?

Я осведомился у Керни, откуда он почерпнул все эти сведения.

-- Я узнал все это от Азраса, великого астролога в Кливленде, Огайо! -- ответил он. -- Он посмотрел в стеклянный шар и сообщил мне мое имя еще до того, как я сел на стул, и указал мне дни моего рождения и смерти еще прежде, чем я произнес слово. Затем он составил мой гороскоп: сразу вышло несчастие от А до Иззарда [От А до Иззарда -- от А до Z; иззард -- вариация фонетического написания буквы Z (примеч. ред)] для Френсиса Керни, а также для всех, кто имеет с ним какое-нибудь дело. За это я заплатил всего десять долларов. Азрасу было очень неприятно сообщать мне такие вещи, но он слишком уважал свою профессию, чтобы для кого-нибудь неверно читать в небесах. Дело было ночью. Он вывел меня на балкон, указал на открытое небо и объяснил мне, где находится Сатурн и как найти его с разных балконов и в разных градусах долготы.

Но не в одном Сатурне тут дело: Сатурн только главный начальник. Он заведует таким огромным количеством несчастья, что ему разрешается иметь целую свиту подсобных звезд для распределения этого несчастия. Помощники все время стоят, движутся и вращаются вокруг главного источника, и каждый из них бросает горе в свой строго определенный участок.

-- Вы видите эту красноватую безобразную маленькую звездочку, дюймов на восемь вправо от Сатурна? -- спросил меня Керни. -- Это -- она, Феба! Я ей поручен. "Вы родились, -- сказал мне Азрас, -- в такой день, что ваша жизнь подчинена влиянию Сатурна. Все часы и минуты ваши вы будете жить под управлением и начальством Фебы, девятого спутника".

Керни злобно потряс рукой по направлению к небу.

-- Вот что сказал Азрас! Она хорошо делает свое дело, будь она проклята! С тех самых пор как я побывал у астролога, несчастие преследует меня, как тень, как я уже говорил вам! Да и много лет до того происходило то же самое. Теперь, капитан, я, как подобает мужчине, рассказал вам обо всех своих особенностях. Если вы боитесь, что моя несчастная звезда может испортить все ваши планы, лучше не принимайте меня!

Я стал убеждать Керни, как только мог. Я сказал ему, что на время придется выкинуть из головы астрологию и астрономию. Явное мужество и энтузиазм Керни сильно привлекали меня.

-- А вот мы посмотрим, что сможет сделать несчастие против мужества и усердия! -- сказал я. -- Завтра мы уходим в Эсперандо!

В пятидесяти милях вниз по реке у нас сломался руль. Мы вытребовали буксир -- тащить нас назад! -- и потеряли три дня. Когда же мы выплыли на синие воды залива, казалось, над нами собрались все грозовые тучи Атлантики. Одно время мы думали, что придется подсластить бешеные волны нашим сахаром и сложить наше поделочное дерево и оружие на дне Мексиканского залива.

Керни не пытался сбросить с себя ни единой йоты ответственности за ряд несчастий, предсказанных его гороскопом. Во всякую бурю он неизменно был на палубе и курил свою черную трубку, для поддержания огня которой дождь и морская вода казались маслом. Он грозил кулаками черным тучам, за которыми его пагубная звезда мигала невидимым глазом. Когда однажды как-то ночью немного прояснилось, он обратился к своему зловещему опекуну со следующим юмористическим заявлением:

-- Сторожишь меня, -- так, что ли, рыжая ведьма? Уже вышла, чтобы испортить все дело маленькому Френсису Керни и его друзьям? Ну, сверкай, сверкай, дьяволенок! Ах, ты дама! Извини, пожалуйста! И не стыдно тебе осыпать несчастиями человека только потому, что его угораздило родиться под твоей эгидой? Ну, чертовка подлая, не теряй напрасно времени и потопи пароход! Эх, ты, одноглазая волшебница Феба! Ведь звучит-то как! Очень недурно! Так нежно, как имя молочницы! Вот видите, нельзя судить о женщине только по ее имени! Черт возьми, отчего у меня не мужская звезда? Ведь не могу же я выругать Фебу так, как я выругал бы мужчину! Ах, Феба, чтоб ты провалилась в тартарары!

Целых восемь дней смерчи, шквалы и штормы сбивали нас с курса, а всего пять дней требовалось для того, чтобы добраться до Эсперандо. Наш Иона с трогательной искренностью принимал на себя всю вину, но это едва ли могло облегчить наше положение.

Наконец однажды после полудня мы вошли в тихое устье маленькой Рио-Эскан- дидо. Мы ползли вверх по ней три мили, все время нащупывая узкий проход между низкими берегами, заросшими до самой воды гигантскими деревьями и буйной травой. Затем наш пароход издал негромкий свисток. Через пять минут мы услышали выстрел, и Карлос, мой отважный Карлос Квинтана, продрался сквозь перевившиеся лианы и от радости бешено замахал шапкой.

В ста ярдах от места нашего причала находился его лагерь, где триста отборных патриотов Эсперандо с нетерпением ждали нашего прибытия. Уже целый месяц Карлос обучал их военному искусству и начинял духом революционности и свободы.

-- Дорогой капитан! Compadre mio! [Compadre mio -- здесь: друг мой -- исп.] -- кричал он, пока спускали мою шлюпку. -- Ах, если бы только вы взглянули на них во время учения! Как они вздваивают ряды, как маршируют колонной! Они и с оружием чудесно обращаются, но -- но с бамбуковыми палками. Ружья, капитан, ружья, -- вот что нам необходимо! Скажите, вы привезли ружья?

-- Тысячу винчестеров, Карлос! -- крикнул я в ответ на его вопль. -- И два Гатлинга! [Картечница Гатлинга -- многоствольное стрелковое оружие, изобретенное Ричардом Джорданом Гатлингом (1818-1903), предшественница станковых пулеметов (примеч. ред.)]

-- Valgame Dios! -- заорал он, подбрасывая в воздух шапку. -- О, теперь мы сметем весь мир!

В эту минуту Керни свалился с борта парохода в воду. Он не умел плавать, поэтому матросы бросили ему канат и вытащили на пароход. Я встретился с ним глазами и поймал его взгляд, выражавший красноречивое, ясное и неустрашимое сознание своей несчастной судьбы. Я подумал при этом, что Керни, быть может, следует избегать, но не удивляться ему нельзя.

Я отдал приказание боцману немедленно приступить к выгрузке оружия, амуниции и провианта. Все это было нетрудно сделать на пароходных шлюпках. Возникли осложнения только с пушками Гатлинга, но мы запаслись специальным очень крепким плотом, который хранился в трюме парохода.

Пока шла выгрузка, я отправился с Карлосом в лагерь и сказал солдатам на испанском языке небольшую речь, которую они выслушали с энтузиазмом. Затем мы выпили вина и выкурили несколько трубок в палатке начальника, после чего пошли обратно на берег, чтобы проследить за работой.

Мелкое оружие и провиант уже были на берегу. Младшие офицеры при помощи солдат переправляли их в лагерь. Один Гатлинг уже был благополучно выгружен, а второй -- поднят на борт судна в ту минуту, когда мы подошли. Я сразу обратил внимание на Керни, который метался по палубе, проявляя энергию за десятерых и работая за пятерых. При виде меня и Карлоса он засуетился с таким видом, что мне показалось, его усердие сейчас перельется через край. От какой-то части такелажа болтался свободный конец. Керни стремительно подпрыгнул в воздух и схватил канат, в ту же минуту раздался треск, шипение, и кругом поднялась невообразимая пыль: Гатлинг, как гиря, провалился сквозь плот и зарылся на двадцать футов в воду и на пять футов в прибрежный песок.

Я повернулся спиной к этой картине. Я слышал громкие крики Карлоса, горе которого было слишком велико, чтобы его можно было выразить словами. Слышал жалобы и ропот матросов и проклятия боцмана Торреса, но я не мог принудить себя взглянуть в ту сторону.

К ночи был наведен некоторый порядок в лагере. Военные правила тут соблюдались не очень строго. Солдаты сгруппировались вокруг костров, разложенных отдельными командами: играли в азартные игры, пели национальные песни или же с живейшим интересом обсуждали шансы нашего ближайшего похода на столицу.

Несколько попозже в мою палатку, разбитую рядом с палаткой старшего лейтенанта, явился Керни, улыбающийся, неукротимый, с ясным взглядом, без какого-либо намека на те пощечины, которые так недавно отпустила ему дурная звезда. Он скорее всего был похож на героя-мученика, чьи мытарства были так возвышенны, что придавали ему особый блеск и обаяние.

-- Ну, капитан! -- сказал он мне. -- Я полагаю, что вы продолжаете чувствовать присутствие Керни на вашем пароходе. Какое безобразие вышло с этой пушкой! Ведь ее надо было поднять еще только на два дюйма, для того чтобы спустить на плот, вот почему я и схватил этот свободный конец! Но кто мог предполагать, что какой-нибудь матрос -- хотя бы даже из сицилийских идиотов на фруктовом пароходе! -- завяжет веревку двойным узлом! Не подумайте, капитан, что я хочу свалить с себя ответственность, ничего подобного! Во всем виновна моя несчастная судьба!

-- Имеется много людей на свете, -- возразил я Керни, -- которые в течение всей жизни сваливают на судьбу и счастье все свои ошибки, происходящие исключительно от неумения и непонимания. Я отнюдь не говорю, что вы такой человек! Но если все ваши неудачи проистекают от этой крохотной звезды, то чем скорее мы откроем кафедры моральной астрономии, тем будет лучше для всех!

-- Не величина звезды играет тут роль, а ее качества! -- сказал в ответ Керни. -- Этот же закон действителен и по отношению к женщинам. Вот почему самые крупные планеты носят мужские имена, а самые маленькие звездочки -- женские. Таким образом можно сгладить всякие недоразумения, когда приходится отвечать за свою работу. Предположим, что мою звезду назвали бы Агамемнон, или Билли, или Мак-Карти вместо Фебы. Уж будьте уверены, что каждый раз, как только кто-нибудь из этих молодцов нажал бы кнопку напастей на мою голову и послал бы мне одно из своих беспроволочных несчастий, я высказал бы ему в подходящих выражениях все то, что я думаю о нем. Но нельзя же с подобными словами обращаться к носительнице женского имени "Феба"!

-- Вам нравится шутить этим, Керни! -- сказали без улыбки. -- Но для меня вовсе не шутка, что Гатлинг застрял в речном иле!

-- Ну, что касается этого, -- произнес Керни, мгновенно меняя свое легкомысленное настроение, -- то я принял уже все необходимые меры. У меня имеется некоторый опыт в поднимании камней из каменоломен. Мы с Торресом уже скрутили три каната и протянули их с борта парохода до дерева на берегу. Мы приведем в движение тали, и завтра до полудня пушка будет на месте.

Невозможно было долго сердиться на Керни Несчастливца.

-- Я еще раз прошу вас, -- сказал я, -- раз и навсегда отбросим вопрос о счастье! Имеется ли у вас какой-нибудь опыт в обучении новобранцев?

-- Я в продолжение года был старшим сержантом и инструктором в чилийской армии, -- ответил он, -- и капитаном артиллерии в течение второго года!

-- А какая судьба постигла вашу команду?

-- Она была расстреляна до последнего человека во время восстания против Балмаседы!

Неудачи человека, родившегося под дурной звездой, казалось, начинали поворачиваться ко мне своей комической стороной. Я прислонился к стене своей хижины, служившей раньше для загона коз, и хохотал так, что, вероятно, во всех окрестных лесах отдавалось эхо. Керни осклабился.

-- Ведь я вам давно говорил, кто я такой.

-- Завтра, -- возразил я, -- я назначу сто человек под вашу команду для обучения ружейным приемам. Вы назначаетесь на должность лейтенанта. Ради бога, Керни, постарайтесь победить свое суеверие. Несчастие в этом отношении похоже на всякого другого гостя: оно любит останавливаться там, где его ждут.

-- Благодарю вас, капитан! -- спокойно сказал Керни. -- Я приложу все старания, чтобы это был мой лучший гандикап!

Как и обещал Керни, на следующий день второй Гатлинг был вытащен на берег. Затем мои лейтенанты -- Карлос Мануэль Ортис и Керни -- распределили винчестеры среди войск и занялись непрерывным обучением их ружейным приемам. Мы не стреляли ни холостыми, ни боевыми снарядами, так как из всех береговых стран Эсперандо самая тихая, а мы не желали предупреждать подлое и развратное правительство до тех пор, пока не будем уверены, что наши выстрелы разнесут повсюду весть о низложении тирана и о свободе.

После обеда прибыл на муле вестник, который привез мне письмо от дона Рафаэля Вальдевиа из столицы, Агуас Фриас.

Как только с уст моих срывается это имя, тотчас же и неудержимо следуют эпитеты, отдающие дань его величию, благородной простоте и блестящему таланту. Это был путешественник, изучавший страны и народы, ученый, поэт, оратор, солдат, лидер, критик и знаток мировых войн и кумир народа в Эсперандо. Я имел высокую честь в продолжение многих лет пользоваться его дружбой. Я первый направил его мысль на то, что он должен оставить себе памятник в виде нового Эсперандо, страны, освобожденной от власти эгоистичных тиранов, и народа, осчастливленного мудрым и беспартийным законодательством. Согласившись с моими доводами, он отдался делу с тем безраздельным энтузиазмом, который характеризовал все его действия. Сундуки с его огромными богатствами были широко открыты для всех тех из нас, кто был посвящен в тайные ходы игры. Его популярность была уже так велика, что он фактически принудил президента Круза отдать ему портфель военного министра.

"Время для переворота уже назрело! -- так писал в своем послании ко мне дон Рафаэль. -- Успех обеспечен. Народ уже открыто протестует против беззаконного правления Круза. Группы горожан ходят по ночам по улицам столицы, бросая камни в казенные здания и выражая тем свое недовольство. На шею бронзовой статуи президента Круза в Ботаническом саду было накинуто лассо, и вся статуя сброшена на землю".

Словом, дела обстояли так, что мне оставалось только явиться с войском и тысячей винтовок, а дону Рафаэлю выйти на площадь и объявить себя спасителем народа, -- и президент Круз будет свергнут в один день. Со стороны шестисот правительственных солдат, находящихся в столице, можно было ожидать незначительное сопротивление. Вся страна была на нашей стороне. Дон Рафаэль предполагал, что мой пароход уже прибыл в лагерь Квинтаны. День атаки назначался на восемнадцатое июля. В нашем распоряжении оставалось шесть дней, для того чтобы сняться с места и дойти до Агуас Фриас.

Утром четырнадцатого июля мы выступили в поход, направившись к горному кряжу, тянувшемуся вдоль берега. Нам надо было пройти шестьдесят миль. Мелкое оружие и провиант были нагружены на мулах. Двадцать человек, впряженные в каждую гатлингскую пушку, легко катили ее по плоской аллювиальной равнине. Наши войска, хорошо обутые и прекрасно накормленные, двигались весело и быстро. Я в сопровождении моих троих лейтенантов ехал верхом на крепкой горной местной лошади.

На расстоянии одной мили от лагеря один из грузовых мулов заупрямился, выбился из каравана и бросился с проезжей тропы в чащу леса. Проворный Керни метнулся за ним и немедленно остановил. Поднявшись на стременах, он освободил одну ногу и нанес непокорному животному такой сильный удар в бок, что мул зашатался и с грохотом свалился на землю. Когда мы окружили его, он почти по-человечески обратил свои глаза на Керни и тут же на месте околел. Это было очень плохо, но еще хуже, по нашему общему мнению, было то, что сопутствовало этому несчастью. Часть груза на околевшем муле состояла из ста фунтов лучшего кофе, какой только можно достать под тропиками. Мешок разорвался, и бесценная коричневая масса рассыпалась среди густых лиан и трав этой болотистой местности. Mala suerte! [Mala suerte -- чертовское несчастье -- исп.] Когда вы лишаете эсперандиста его кофе, тем самым лишаете его патриотизма и пятидесяти процентов его ценности как солдата. Люди стали подбирать драгоценные зерна, а я отозвал Керни в сторону, где нас никто не мог слышать.

Предел был достигнут.

Я вытащил из кармана бумажник с деньгами и вынул несколько ассигнаций.

-- Мистер Керни! -- сказал я. -- Вот деньги из средств дона Рафаэля Вальдевиа, которые я трачу на его дело. Я не знаю лучшей услуги, которую можно на них купить. Вот сто долларов! Не знаю, что в данном случае играет роль -- счастье или несчастье, -- но тут мы должны с вами расстаться! Звезда или не звезда, не могу сказать, но факт тот, что вас повсюду сопровождают невзгоды. Возвратитесь на пароход! Он уходит в Аматопу, где выгрузит поделочное дерево и железо, после чего отправится обратно в Новый Орлеан. Передайте эту записку боцману, и он заберет вас с собой.

Я написал несколько слов на листке, вырванном из записной книжки, и сунул записку и деньги в руку Керни.

-- Прощайте, -- сказал я, протягивая ему руку, -- я не недоволен вами, но в нашей экспедиции нет и не может быть места для... скажем, сеньориты Фебы.

Я произнес эти слова с улыбкой, желая смягчить удар:

-- Дай вам бог лучшего счастья.

Керни взял деньги и записку.

-- Я едва прикоснулся, -- сказал он, -- едва-едва прикоснулся носком сапога, но что поделаешь! Этот подлый мул несомненно околел бы, даже если бы я смахнул пыль с его ребер пуховкой для пудры. Уж таково мое счастье! А знаете, капитан, мне очень хотелось бы участвовать вместе с вами в этом маленьком деле в Агуас Фриас. Желаю вам полного успеха! Адью!

Он повернулся и, не оглядываясь, побрел по тропе. Вьюк с несчастного мула был переложен на лошадь Керни, и мы снова тронулись в поход.

В продолжение четырех дней мы шли через пригорки и горы, переходили ледяные потоки, огибали осыпающиеся вершины обнаженных скал, карабкались по скалистым склонам, у подножья которых залегли страшные пропасти, и ползли, затаив дыхание, по шатающимся мостам над головокружительными безднами.

Вечером семнадцатого числа мы остановились лагерем у маленького ручья в пяти милях от Агуас Фриас. На рассвете мы должны были продолжать путь.

Около полуночи я стоял у своей палатки и вдыхал чистый холодный воздух. Звезды ярко сверкали в безоблачном небе. Почти в зените находилась планета Сатурн, и я с полуулыбкой наблюдал за зловещим красным блеском его коварного спутника, -- демона несчастного Керни. Вскоре все мои мысли перенеслись через холмы на арену нашего грядущего триумфа, где дон Рафаэль нетерпеливо ждал нашего прихода, чтобы зажечь новую, яркую звезду на небосклоне народов.

Вдруг я услышал легкий шелест в высокой траве справа. Повернувшись, я увидел приближавшегося ко мне Керни. Он был ободран, намок от росы и хромал. На нем не было шляпы и одного сапога. Вокруг одной ноги он прикрепил самодельную повязку из тряпок и травы. Но он подошел ко мне с явно выраженным чувством собственного достоинства.

-- Что ж, сэр! -- холодно сказал я. -- Конечно, если вы будете так упорствовать, то для вас не составит особого труда разрушить все наше дело и разбить все планы!

-- Я все время держался за вами на расстоянии полудневного пути, -- ответил Керни, выуживая камень из повязки на хромой ноге, -- я думаю, что несчастье уже не коснется вас. Я ничего, капитан, не могу поделать с собой: уж очень хочется мне участвовать в этом деле. Это был тяжелый путь, и особенно туго пришлось мне с провиантом. В низинах я всегда мог раздобыть бананы и апельсины, а на высотах дела обстояли похуже, но хорошо, что ваши люди оставляли много козьего мяса на кустах в лагерях, где они останавливались. Вот ваши сто долларов! Мы почти прибыли на место, капитан. Возьмите меня с собой в завтрашнее дело.

-- И за сто раз сто долларов именно теперь я не хотел бы, чтобы малейший пустяк нарушил наши планы, -- ответил я, -- мне все равно, будут ли тому причиной зловещие планеты или же ошибки простых смертных. Но вот, в пяти милях отсюда находится Агуас Фриас. Дорога совершенно свободна. Я готов послать вызов Сатурну и всем его спутникам и спутницам и заверить их, что им не удастся помешать успеху нашего дела. Во всяком случае, я не выгоню ночью такого усталого человека и хорошего солдата, как вы, лейтенант Керни. Вон, у самого яркого костра находится палатка Мануэля Ортиса. Вызовите его и скажите ему от моего имени, чтобы он немедленно выдал вам пищу, одеяла и одежду. На рассвете мы отправляемся в путь.

Керни поблагодарил меня коротко, но с большим чувством, и отошел. Не успел он сделать и дюжины шагов, как внезапная вспышка ослепительно-яркого света озарила окружающие холмы. Зловещий, все растущий, шипящий звук, похожий на свист вырывающегося пара, заполнил мои уши. За этим последовал грохот, как от дальнего грома, который становился оглушительнее с каждым мгновением. Этот ужасающий шум закончился страшным взрывом, который, казалось, как от землетрясения, всколыхнул все окрестные горы, а свет стал до того мучительно-ярким, что я закрыл глаза, боясь ослепнуть. Я подумал, что наступил конец света, и никак не мог найти какое- нибудь явление в природе, которое объяснило бы мне, что происходит вокруг. Мой ум помутился. Оглушительный взрыв снова перешел в грохот, сквозь который я слышал испуганные крики моих солдат, вскочивших с мест отдыха и дико метавшихся по сторонам. Я слышал также резкий голос Керни, который громко кричал: "И это, конечно, поставят мне в вину! Но что это за дьявольское наваждение, Френсис Керни не сумеет сказать!"

Я открыл глаза. Холмы стояли на месте -- мрачные и прочные. Значит, это не было ни землетрясение, ни извержение вулкана. Я взглянул на небо и увидел след, как от кометы, пересекающий зенит и простирающийся к западу, -- огненный след, становившийся бледнее и уже с каждой минутой.

-- Метеор! -- громко закричал я. -- Это метеор! Никакой опасности нет!

Но тут все звуки были заглушены громким криком Керни. Он стоял на цыпочках, подняв обе руки над головой.

-- Феба исчезла! -- заорал он из самой глубины легких. -- Она треснула и отправилась ко всем чертям. Смотрите, капитан: маленькая, рыжеволосая ведьма раздулась так, что лопнула на месте и рассыпалась вдребезги. Она увидела, что не так- то легко справиться с Керни, и надулась от досады до того, что котел ее лопнул! О, теперь уже не будет больше на свете Керни Несчастного! Какое счастье! Какое счастье!

Хемпти-Демпти сидел на стене:

Хемпти лопнул -- вот вам и всё!

Я с удивлением посмотрел наверх и увидел Сатурн на своем обычном месте. Но маленький красноватый мерцающий свет по соседству с ним, на который мне часто указывал Керни как на свою злую звезду, исчез! Лишь полчаса назад я видел его в небе, и было ясно, что какой-то страшный и таинственный катаклизм низринул его на землю.

Я хлопнул Керни но плечу.

-- Милый мой! -- сказал я ему. -- Теперь путь пред вами чист. Очевидно, астрологии не удалось победить вас. Теперь вам придется составить себе новый гороскоп, но с тем уже чтобы удача и верность были вашими контролирующими звездами. Я ставлю за ваши успехи! А теперь ступайте в палатку и лягте спать. Помните: завтра утром мы выступаем!

В девять часов утра восемнадцатого июля я въезжал верхом в Агуас Фриас в сопровождении Керни. Чистый полотняный костюм, воинственный вид и смелый взгляд делали его образцом боевого авантюриста. В мечтах своих я видел его верхом на коне, в качестве главнокомандующего отрядом телохранителей президента Валь- девиа: это должно было осуществиться к тому времени, как поспеют сливы в новой, свободной республике...

Карлос следовал за нами с войсками и провиантом. Ему было приказано оставаться за городом в лесу, до тех пор, пока он не получит распоряжение двинуться вперед.

Мы с Керни ехали по улице Калье Ануа, направляясь к резиденции дона Рафаэля на противоположном конце города. Проезжая мимо великолепных белых зданий эсперандистского университета, я увидел у открытого окна блестящие очки и плешивую голову герра Берговитца, профессора естественных наук и друга дона Рафаэля, а значит, его и моего дела. Он махнул мне рукой и приветствовал широкой ласковой улыбкой.

В Агуас Фриас не заметно было какого-нибудь возбуждения. Народ двигался по улицам лениво, как обычно. Рынок был переполнен простоволосыми женщинами, покупавшими фрукты, овощи и мясо. До нас доносились пронзительные звуки и звоны многочисленных оркестров в пати-кафе. Мы поняли, что дон Рафаэль ведет выжидательную игру.

Его резиденция представляла собой большое, но низкое строение с огромным немощеным двором, заполненным декоративными деревьями и тропическими кустарниками. Вышедшая на наш стук женщина сообщила, что господин еще не встал.

-- Передайте ему, что капитан Малонэ и его друг желают видеть его немедленно. Он, может быть, проспал!

Женщина вскоре возвратилась с испуганным видом.

-- Я окликала его, несколько раз дергала звонок, но он не отвечает.

Я знал, где находится его спальня, и мы с Керни прошли мимо женщины, направляясь туда. Я надавил плечом на тонкую дверь и легко высадил ее.

В кресле, за большим столом, заваленным географическими картами и книгами, с закрытыми глазами сидел дон Рафаэль. Я дотронулся до его руки. Он был мертв уже несколько часов. На голове его, повыше уха, виднелась рана, по-видимому, от сильного удара. Кровь уже давно перестала течь.

Я велел женщине позвать человека, которого немедленно послал за герром Берговицем. Тот немедленно явился, и мы долго стояли с ним, наполовину парализованные от страшного удара. Так истечение нескольких капель крови из жил одного человека может истощить организм целой нации.

Вдруг герр Берговиц нагнулся и поднял с пола темный камень величиной с апельсин, который он увидел под столом. Он внимательно, глазами науки, рассмотрел его сквозь свои большие очки.

-- Осколок упавшего аэролита! -- наконец сказал он. -- Самый замечательный аэролит за последние двадцать лет разорвался над нашим городом сегодня ночью, около двенадцати.

Профессор быстро взглянул на потолок. Сквозь дыру величиной с апельсин, приблизительно над креслом Дона Рафаэля, мы увидели синее небо.

Вдруг я услышал знакомый звук и обернулся. Керни со стоном бросился на пол и начал бормотать свой перечень страшных, холодящих кровь проклятий по адресу своей подлой звезды.

Несомненно, Феба относилась к женскому полу. Даже в момент своей страшной гибели она оставила за собой последнее слово.

Капитан Малонэ умел рассказывать, и его искусство подсказало ему, где должна прерваться его повесть. Я сидел, смакуя его эффектное заключение, но он привел меня в чувство, продолжая свое изложение:

-- Само собой разумеется, что все наши планы рухнули. Не было никого, кто мог бы занять место дона Рафаэля. Наша крохотная армия растаяла, как роса на солнце.

Однажды, после возвращения в Новый Орлеан, я рассказал эту историю одному моему знакомому, занимавшему профессорскую кафедру в одном из университетов.

Когда я кончил, он рассмеялся и спросил меня, знаю ли я что-нибудь относительно счастья Керни впоследствии. Я ответил, что мне ничего не известно, потому что с тех пор я не видел моего приятеля. Но пред разлукой Керни уверил меня, что в дальнейшем его ждут успехи, так как его несчастливая звезда сброшена с неба на землю.

-- Конечно, -- сказал, профессор, -- он счастлив уже по одному тому, что не знает одного факта. Если он приписывает все свои несчастья Фебе, девятому спутнику Сатурна, то ему не мешало бы знать, что эта коварная дама все еще следит за его судьбой. Та звезда, которая находилась близ Сатурна и которую он принимал за Фебу, случайно находилась там благодаря своей орбите. Несомненно, в разные времена он принимал разные светила за свою фатальную звезду. Настоящая Феба видна только в очень хороший телескоп.

-- Приблизительно через год, -- продолжал капитан Малонэ, -- я шел по улице, пересекавшей рынок Пойдрас. Чрезвычайно полная румяная дама в черном атласном платье столкнула меня с узкого тротуара. За ней следовал маленький человечек, нагруженный чуть ли не до головы всевозможными свертками, мешками и мешочками с продуктами.

Это был Керни, но изменившийся до неузнаваемости. Я остановился и пожал одну из его рук, не выпускавшую мешка с чесноком и красным перцем.

-- Ну, как обстоят дела со счастьем, дружище? -- спросил я, не решаясь открыть ему всю правду о его звезде.

-- Что же, -- ответил он, -- как вы сами видите, я женат!

-- Френсис! -- вдруг раздался низкий голос полной дамы. -- Ты что же, намерен целый день стоять на улице и болтать?

-- Иду, иду, дорогая Феба! -- ответил Керни, спеша вслед за женой.

Капитан Малонэ снова замолчал.

-- Так как же? -- спросил я. -- Вы верите все-таки в счастье?

-- А вы? -- ответил капитан с двусмысленной улыбкой из-под полей своей мягкой соломенной шляпы.

-------------------------------------------------------

Первое издание перевода: О. Генри. Шерстяная кошечка. Рассказы / Пер. Зин. Львовского. -- Ленинград: Мысль, 1924. --176 с.; 18 см. -- (Б-ка иностр. лит.).

Оставить комментарий О.Генри (перевод: Зиновий Львовский) (yes@lib.ru) Год: 1907 Обновлено: 06/11/2023. 39k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы, Юмор и сатира Дороги судьбы Иллюстрации/приложения: 6 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Phoebe. Перевод Зиновия Львовского (1926).

О.Генри Феба

О. Генри. Феба

О.Генри
Феба

О. Генри.
Феба