О.Генри
Психея и небоскреб

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
Психея и небоскреб

   Если вы философ, вы можете поступить так: подняться на самый верх высокого здания и, глядя сверху на ваших братьев-людей, копошащихся на триста футов ниже, презирать их, как букашек.
   Как безответственные черные водяные клопы на пруду летней порой, ползают, и кружат, и толкаются они, совсем по-идиотски, без смысла и цели. В них нет даже чудесного разума муравьев, которые всегда узнают путь к дому. Муравей, конечно, существо низшего порядка, но он зачастую успевает добраться домой и облачиться в свои мягкие туфли раньше, чем вы покинете свой возвышенный пост.
   Итак, в глазах философа на крыше, человек -- всего-навсего презренный, ползающий жук. Маклеры, поэты, миллионеры, чистильщики сапог, красавицы, грузчики и политические деятели -- все только крошечные черные пятнышки, лавирующие между пятнышками покрупнее на улицах шириною с палец.
   С этой возвышенной точки зрения и город -- только беспорядочная масса разнокалиберных строений; получается полное искажение перспективы: могучий океан кажется прудом для домашней птицы, а самый шар земной -- вышедшим из употребления мячом для гольфа.
   Все мелкие детали жизни исчезают. Философ устремляет взор свой на бесконечную твердь над ним и предоставляет душе своей расширяться соответственно новым его восприятиям. Он чувствует себя наследником Вечности и сыном Времени. Пространство тоже принадлежит ему как бессмертное его наследие; он трепещет при мысли, что настанет день, когда ему подобные будут переноситься с планеты на планету по таинственный воздушным путям. Крошечный мир у ног его, мир, на поверхности которого высочайшее стальное строение -- как пылинка на вершине Гималаев, этот мир -- лишь кружащийся атом среди бесконечного числа других атомов. Что значат устремления, достижения, жалкие победы и жалкая любовь тех неугомонных черных букашек, что копошатся внизу, по сравнению с безмятежностью и страшной беспредельностью Вселенной, что окружает их ничтожный город?
   Так будет мыслить философ, когда он поднимется высоко над землей. И после этого, войдя в лифт, чтобы спуститься вниз, философ почувствует, что его умственные горизонты раздвинулись, в сердце воцарился мир, и суждение его о космогонии творения широтой не уступает пряжке пояса Ориона летом.
   Но если вас зовут Дэзи и вы служите в кондитерской на Восьмой улице, и живете в маленькой холодной комнатушке пяти футов на восемь, и зарабатываете в неделю шесть шиллингов, и завтракаете на десять центов; если вам девятнадцать лет, и вы встаете к половине седьмого утра и работаете до девяти вечера, и если вы никогда не занимались философией, возможно, что тогда с высоты небоскреба вы увидите со- всем не то.
   Два человека вздыхали по нефилософке Дэзи и добивались ее руки. Одним из них был Джо -- владелец самой маленькой лавки в Нью-Иорке. Величиной она была с ящик для инструментов и, как ласточкино гнездо, прилепилась к углу одного из небоскребов в нижней части города. Товар составляли фрукты, сладости, газеты, песенники, папиросы и, в летнее время, лимонад. Когда сердитая зима загоняла Джо и его фрукты внутрь лавчонки, там только и могли поместиться владелец, его товары, печурка величиной с уксусную бутыль да разве что один покупатель.
   Джо не принадлежал к той нации, которая сводит нас с ума своими фугами и фруктами. Он был толковый американский юноша, делающий сбережения, и он хотел, чтобы Дэзи помогала ему тратить их. Он три раза заговаривал с ней о женитьбе.
   -- У меня есть сбережения, Дэзи, -- такова была его любовная рулада, -- и вы знаете, до чего я хочу вас. Лавочка у меня, конечно, небольшая, но...
   -- В самом деле? -- перебивала его безжалостная Дэзи. -- А я как будто слыхала, что Уонамейкер уговаривает вас сдать ему на будущий год часть площади вашего пола.
   Дэзи проходила мимо угла Джо каждое утро и каждый вечер.

0x01 graphic

   -- Алло! Два-у-Четырех! -- неизменно приветствовала она его. -- Что это ваши запасы как будто поредели? Уж не продали ли вы партию цикория?
   -- Не очень здесь просторно, верно, -- отвечал Джо с ленивой усмешкой, -- а только для вас, Дэзи, место всегда найдется. Я и лавка ожидаем вас, когда захотите, тогда и берите нас. Может, не станете откладывать?
   -- Лавка! -- вздернутый носик Дэзи презрительно морщился. -- Коробка из-под сардин! Ожидает меня, говорите? Да вам пришлось бы выбросить фунтов сто леденцов, чтобы я могла втиснуться, Джо.
   -- Что ж, я не пожалел бы о промене, -- любезно заявлял Джо.
   Существование Дэзи было во всех смыслах ограничено. Целый день ей приходилось двигаться только между прилавком и полками с конфетами. В своей спаленке она могла одной рукой зажигать газ, другой закрывать за собой дверь, не отводя в то же время взгляда от собственного отражения в зеркале. На комоде у нее стояла в золоченой рамке фотография Джо, и порой... но тотчас вслед за тем вспоминалась смешная лавчонка, как ящик с мылом примостившаяся у огромного здания, и только что готовая расчувствоваться Дэзи разражалась хохотом.
   Второй поклонник Дэзи появился на сцене несколькими месяцами позже Джо. Он поселился в том же пансионе, где жила Дэзи. Звали его Дебстер; был он философ. Несмотря на молодость, достоинства его бросались в глаза, как багажные ярлыки на сундуке, только что вернувшемся из кругосветного путешествия.
   Знания свои он почерпнул из энциклопедий и настольных справочников, мудрость же пронеслась мимо него, и он даже номера ее автомобиля разглядеть не успел. Он мог сказать -- и никогда не упускал случая сказать, -- каков состав воды, сколько калорий в телятине и сколько в бобах, какой самый короткий стих в Библии, сколько жителей в городе Канкаки, Иллинойс; он знал теорию Спинозы, имя второго выездного мистера Г. МакКоуна Тумбли [Гамильтон МакКоун Тумбли (1849-1910) -- американский бизнесмен из числа "лучших семей Нью-Йорка" (примеч. ред.)], длину Хусакского туннеля; знал, когда лучше всего сажать наседку на яйца, и сколько жалованья получает почтальон, разъезжающий между Дрифтвудом и Ред-Банк-Фернес, и сколько косточек в передней лапе кошки.
   Цифрами он, как зеленью петрушки, украшал блюда беседы, которые преподносил вам, если, по его мнению, вы способны были оценить их. Кроме того, он пользовался ими как прикрытием, когда занимался фуражировкой за обедом в пансионе. Выпустив картечь цифр, определяющих вес полосы железа длиною в один фут, шириною в пять и толщиной в два дюйма и среднее ежегодное количество осадков в Форт-Снеллинге, Миннесота, он подхватывал с блюда на вилку самый лучший кусок курицы.
   Таким образом с ног до головы вооруженный, к тому же приятной наружности (типа "припомаженных волос--торговой улицы--в обеденный перерыв"), он, видимо, мог быть достойным соперником, против которого Джо из универсала-лилипута не зазорно было обнажить свою шпагу. Но Джо не носил шпаги, а если бы и носил, то в лавочке его, за теснотой, невозможно было бы вынуть ее из ножен.
   В некую субботу, после обеда, Дэзи и мистер Дебстер остановились перед шалашом Джо. У Дебстера на голове был цилиндр, и Дэзи -- она ведь была женщина -- решила, что цилиндр не вернется в свою коробку раньше, чем Джо не посмотрит на него. Палочка смолки для жевания послужила предлогом для визита. Джо вручил ее через переднее окно. Он не побледнел и не задрожал при виде цилиндра.
   -- Мистер Дебстер хочет повести меня на крышу этого дома, чтобы полюбоваться видом, -- объявила Дэзи, после того как познакомила своих поклонников. -- Я никогда не была на небоскребе. Это, наверное, ужасно весело и красиво.
   -- Гм! -- сказал Джо.
   -- Панорама, развертывающаяся с высоты возвышенного здания, не только прекрасна, но и поучительна, -- сказал мистер Дебстер. -- Мисс Дэзи, несомненно, предстоит получить удовольствие.
   -- Там ветрено, как и здесь, -- напомнил Джо. -- Достаточно ли тепло вы одеты, Дэзи?
   -- Ну еще бы! Я вся на подкладке. -- Дэзи лукаво улыбнулась, глядя, как Джо нахмурил брови. -- Вы настоящая мумия в ящике, Джо. Вы, верно, только что получили транспорт земляных орешков или яблок? Ваша лавка так перегружена товаром.
   Дэзи сама засмеялась своей любимой шутке, и Джо ответил ей улыбкой.
   -- По сравнению с размерами этого здания площадь вашего помещения действительно несколько ограничена, мистер... -- заметил мистер Дебстер. -- Насколько я могу судить, площадь сторон здания триста сорок на сто футов. Соотношение примерно такое, как если бы половину Белуджистана поместить на краешек территории величиной с Соединенные Штаты к востоку от Скалистых гор плюс штат Онтарио и Бельгия.
   -- В самом деле? Ну и шутник вы! -- весело ответил Джо. -- Что твой Вейзенхеймер с цифрами орудует! А как вы полагаете, -- сколько кубических футов прессованного сена съел бы осел, если бы он мог помолчать одну и пять восьмых минуты?
   Спустя несколько минут Дэзи и мистер Дебстер вышли из лифта наверху небоскреба. Потом коротенькой крутой лесенкой поднялись на крышу. Дебстер подвел Дэзи к перилам, чтобы она могла взглянуть на черные точечки, движущиеся внизу на улице.
   -- Это что такое? -- вся дрожа, спросила она. Ей никогда еще не случалось подниматься так высоко.
   И тут Дебстер роковым образом превратился в "философа на башне" и повлек ее душу навстречу бесконечности.
   -- Это -- двуногие! -- торжественно объявил он. -- Вы видите, во что они превращаются, если глядеть на них даже с незначительной высоты в триста сорок футов, -- в букашек, бесцельно ползающих взад и вперед.
   -- О, ничего подобного! -- воскликнула вдруг Дэзи. -- Это -- люди! Я только что видела автомобиль! О боже! Неужели мы так высоко забрались?
   -- Перейдемте на ту сторону, -- предложил Дебстер.
   Он показал ей огромный город глубоко внизу, -- точь-в-точь правильными рядами расставленные игрушки, как звездочками кое-где украшенные первыми вечерними огнями, -- а дальше залив и океан, к югу и к востоку таинственно сливающиеся с небом.
   -- Мне это не нравится, -- заявила Дэзи, и голубые глаза затуманились. -- Давайте спустимся вниз.
   Но философ отнюдь не хотел упустить такой случай. Надо было во что бы то ни стало дать ей почувствовать величие его духа, по-нельсоновски покорявшего беспредельность, надо было поразить ее своей памятью на цифры. После этого ей уже никогда не захочется покупать смолку в самой крошечной лавчонке Нью-Йорка.
   И он заговорил о ничтожестве всего земного и всех дел людских, о том, что даже на таком незначительном расстоянии человек и результаты его трудов кажутся величиной с десятую часть доллара, и о том, что только погрузившись в созерцание звездных систем и усвоив принципы Эпиктета, можно найти успокоение.
   -- Это на меня не действует, -- говорила Дэзи. -- По-моему, ужасно быть так высоко, что люди выглядят, как блохи. Одна из этих точечек, может быть, Джо. Ох, как далеко! Все равно, как если бы я в Нью-Джерси уехала! Нет, мне страшно здесь!
   Философ самодовольно улыбнулся.
   -- Земля во Вселенной, -- не больше зернышка пшеницы. Взгляните туда.
   Дэзи боязливо подняла глаза вверх. Короткий зимний день подходил к концу, и на небе начинали зажигаться звезды.
   -- Вон та звезда, -- говорил Дебстер, -- Венера, вечерняя звезда. Она отстоит от Солнца на шестьдесят шесть миллионов миль.
   -- Басни! -- с мимолетной вспышкой оживления воскликнула Дэзи. -- Вы за кого меня принимаете? Что я -- из Бруклина, что ли? Сюзи Прайс из нашего магазина поехала к брату в Сан-Франциско -- он прислал ей билет, -- так туда только три тысячи миль.
   Философ снисходительно улыбнулся.
   -- Наш мир, -- начал он, -- отстоит от Солнца на девяносто один миллион миль. Есть восемнадцать звезд первой величины, которых отделяет от Солнца расстояние в двести одиннадцать тысяч раз большее, чем то, что отделяет от Солнца Землю. Если бы одна из них потухла, свет ее еще три года был бы виден нам. Есть шесть тысяч звезд шестой величины. Свет каждой такой звезды идет до Земли тридцать шесть лет. При помощи телескопа в восемнадцать футов длиной можно увидеть сорок три миллиона звезд, включая и звезды тринадцатой величины, свет которых доходит к нам только через две тысячи семьсот лет. Каждая из звезд...
   -- Вы лжете! -- сердито крикнула Дэзи. -- Вы запугиваете меня! И запугали. Я хочу вниз!
   Она топнула ногой.
   -- Арктур... -- начал философ успокаивающим тоном, но ему не пришлось продолжать: ход его мыслей был прерван явлением природы, той самой природы, о величии которой он хотел дать понятие, обращаясь только к памяти, а не к сердцу. Ведь для того, кто от сердца толкует природу, звезда на своде небесном -- лишь для того, чтобы ласково светить гуляющим внизу счастливым влюбленным. И сентябрьской ночью с милым об руку, кажется, довольно подняться на цыпочки -- и вот-вот тронешь их рукой. Три года идет свет их к нам. Как же! кто же этому поверит!..
   От западного края неба пролетел метеор; на крыше небоскреба на мгновение стало светло, как в полдень. Огненная дуга, опускающаяся к восточной части горизонта, потухла не сразу.
   Услыхав свист метеора, Дэзи вскрикнула и задрожала.
   -- Ведите меня вниз, -- горячо потребовала она, -- ах, вы, вы -- арифметика несчастная!
   Дебстер довел ее до лифта и усадил. Она дико оглядывалась кругом, пока лифт спускался. На улице, за вращающейся дверью небоскреба, философ тотчас потерял ее из виду. Она исчезла. А он стоял озадаченный: на этот раз цифры и выкладки не могли выручить его.
   У Джо была маленькая передышка в торговле; искусно лавируя среди своего товара, он кое-как зажег папироску и поставил закоченевшую ногу на решетку печурки.
   В это время дверь распахнулась, и Дэзи, плача и смеясь, разбрасывая яблоки и леденцы, упала к нему в объятия.
   -- О, Джо! Я была на небоскребе. До чего здесь мило, и уютно, и тепло! Я готова, Джо! Когда ты захочешь!

-----------------------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Новый Багдад. Сборник рассказов. -- Ленинград: Мысль, 1925 г.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru