Представьте себе, читатель, следующее. Вы гуляете после обеда по Бродвею. В вашем распоряжении десять минут, во время которых вы можете выкурить сигару и решить, куда пойти: на комическую трагедию или же на какой-нибудь серьезный водевиль. Вдруг вы чувствуете, что на ваше плечо опускается рука. Вы быстро поворачиваетесь и видите устремленный на вас взгляд чудесной красавицы, ослепительной в своих бриллиантах и русских соболях. Она доверчиво всовывает в вашу руку страшно горячий хлеб с маслом, выхватывает пару небольших ножниц, срезает вторую пуговицу вашего пальто, бросает какое-то загадочное слово "параллелограмм" и убегает по перпендикулярной улице, боязливо оглядываясь на вас через плечо!
Вы представляете себе все это?
Ведь это же самое настоящее приключение! Не так ли? Вы в состоянии принять подобный вызов? Нет, конечно! Вы остолбенеете от неожиданности и смущения. Вы робко уроните наземь хлеб, продолжите свой путь по Бродвею и будете робко нащупывать место, где когда-то помещалась вторая пуговица на вашем пальто. Разве только вы принадлежите к тому крайне небольшому числу чистокровных искателей приключений, в которых еще не погас подлинный приключенческий дух!
Собственно говоря, настоящих искателей приключений во все времена и эпохи было очень мало. Те же, о которых печать сохранила воспоминания до нашей эры, в большинстве случаев были деловые люди, применявшие современные, совершенно новые способы. Они всегда знали, куда идут и чего хотят: золотого руна, святого Грааля, любви красавицы, несметных сокровищ, короны или же, в конце концов, славы! Настоящий же искатель приключений никогда не имеет точно определенной цели и всегда стремится к тому, чтобы испытать неведомую судьбу. Чудеснейшим примером тому может служить прославленный блудный сын в тот период, когда он решил вернуться домой.
Есть еще одна порода искателей приключений, которых можно назвать полу- настоящими. Таких чрезвычайно много, и необходимо тут же отметить, что среди них имеются замечательно яркие и живописные фигуры. Начиная с эпохи крестовых походов, чуть ли не до нашего времени они обогащали историю, беллетристику и область исторической выдумки. Но и каждый из них стремился к определенной цели и к такому же определенному призу. Один прослыл выдающимся стрелком, другой прославился тем, что он сгибал монету меж пальцев, третий выдумал какой-то новый фокус в фехтовальном искусстве, а четвертый необыкновенно искусно ловил ворон. Таким образом, и их нельзя считать бескорыстными рыцарями Приключения.
В большом городе эти два близнеца -- дух Романтизма и Приключения -- всегда носятся в воздухе и подыскивают подходящих субъектов. В то время как мы бродим по улицам, они робко касаются нас и двадцатью разными способами соблазняют, бросая тот или иной вызов. Мы сами в точности не знаем, как это случается, но вдруг поднимаем голову и видим в каком-то окне головку, которая обязательно должна войти в галерею наиболее дорогих нашему сердцу портретов. В глухом сонном переулке мы слышим крик, полный агонии и ужаса, доносящийся из огромного дома с заколоченными окнами и входами. Вместо того чтобы остановиться у знакомого тротуара, извозчик подвозит нас к странной на вид двери, которую с улыбкой открывает нам совершенно чужой человек, предлагающий оказать ему честь и войти в его дом. Из зарешеченных окошечек Счастья и Случая летят исписанные листки бумаги, которые ложатся у самых наших ног. Мы обмениваемся взглядами мгновенной ненависти, влечения или же боязни с людьми, с совершенно чужими людьми, которые поспешно проходят и исчезают в толпе. Случайный ливень -- и под нашим зонтиком может найти защиту дочь Полнолуния или же кузен Млечного Пути. На каждом углу падает носовой платок, манит палец, зовет взор -- и потерянная, единственная, чарующая, таинственная, гибельная, вечно меняющаяся и обрывающаяся Нить Приключения скользит в нашу руку.
Но немногие из нас охотно удерживают эту нить и следуют за ней. Мы уже окостенели, огрубели, и трудно нам сбросить с плеч ярмо условностей. Мы проходим мимо, проходим дальше, и наконец наступает тот день, знаменующий конец нашей страшно бесцветной, тусклой жизни, когда мы начинаем понимать, что вся прелесть нашего земного существования заключалась в такой чепухе, как одна или две свадьбы, или же шелковый бантик, глубоко запрятанный в комоде, или же беспрерывная война с паровым радиатором...
Рудольф Штейнер имел все права на звание настоящего искателя приключений. Немного было таких вечеров, когда он оставался в своей комнате и не выходил на улицу в поисках чего-нибудь неожиданного и чрезвычайного. У него всегда было такое впечатление, что стоит ему только подняться и выйти из дому, как на ближайшем углу он найдет самую интересную вещь на свете. Весьма часто этот соблазн испытать судьбу ставил его в довольно двусмысленное положение. Два раза он провел ночь в ночлежке. Неоднократно попадался в силки, расставляемые ловкими и корыстолюбивыми мошенниками. Однажды лишь ценой часов и кошелька он отделался от весьма большой, по виду соблазнительной неприятности. Но при всем том пыл его нисколько не остывал, и он пользовался каждым случаем, чтобы поднять перчатку вызова в чудеснейшие и забавные страны необыкновенных приключений.
Однажды вечером Рудольф бродил по очень бойкой улице старой центральной части города. Тротуары были залиты двумя стремительными потоками людей, из коих один спешил домой, а другой состоял из тех беспокойных и нервных людей, которые убегают из дому, чтобы присутствовать за гостеприимным табльдотом в тысячу свечей.
У нашего молодого искателя приключений была очень милая внешность. По улице он подвигался легко и свободно, но с некоторой осторожностью. При дневном свете он был приказчиком в депо роялей и пианино. Он не любил булавок, и его галстук был просунут в топазовое кольцо. Можно еще ко всему этому добавить, что он однажды написал редактору какого-то журнала письмо, в котором заявил, что роман мисс Либби "Любовные страдания Джуни" оказал на его жизнь больше влияния, чем все остальные книги вместе взятые.
Во время фланирования по улице его внимание было неприятно поражено отчаянным зубным скрежетом, доносившимся из ящика, который стоял у самого ресторана. Он вздрогнул и остановился. Но тотчас же взглянул повыше и увидел на втором этаже электрическую рекламу зубного врача. Гигантского роста негр, фантастически одетый в красную расшитую куртку, желтые брюки и военную шапочку, вежливо раздавал какие-то карточки тем из прохожих, кому благоугодно было принять их.
Рудольф уже был знаком с этого рода рекламой зубного врача. Обычно он проходил мимо негра, не уменьшая его запаса карточек, но сегодня африканец так искусно сунул в его руку узенький параллелограмм, что Рудольф только улыбнулся в ответ.
Сделав несколько шагов, он с безразличным видом взглянул на карточку. Пораженный, он повернул ее и посмотрел на оборот с некоторым интересом. Одна сторона была совершенно чистая, а на другой были написаны чернилами следующие два слова: "Зеленая дверь". И тут он увидел, что прохожий, находившийся на расстоянии трех шагов от него, бросил на землю карточку, данную ему только что негром. Рудольф поднял ее. На ней были напечатаны имя и фамилия дантиста, его полный адрес и обычные прибавления вроде "мостов", "коронок", "безболезненного удаления зубов" и прочих прелестей.
Наш искатель приключений -- он же приказчик в депо роялей и пианино! -- остановился на углу и призадумался. Затем он переправился на другую сторону улицы, прошел квартал, снова перешел улицу и слился с общим людским потоком. Делая вид, что он совершенно не замечает негра, когда вторично прошел мимо него, он равнодушно взял протянутую карточку. Пройдя десять шагов, он взглянул на нее. Тем же самым почерком, что и на первой карточке, на второй было написано: "Зеленая дверь". На тротуаре валялось несколько карточек, брошенных прохожими впереди и позади него. Они лежали чистой стороной кверху. Рудольф перевернул их. На каждой из них была напечатана легенда о зубоврачебном кабинете.
Весьма редко лукавому духу Приключения приходилось дважды манить пальцем Рудольфа, его верного рыцаря и последователя. Но теперь он сделал это дважды, и поиски начались.
Рудольф не торопясь вернулся к гиганту, который все еще стоял у ящика со щелкающими зубами. На этот раз он не получил карточки. Несмотря на пестрый и смешной костюм, негр держался с известным варварским достоинством, причем некоторым протягивал рекламки очень вежливо, а некоторых весьма невнимательно пропускал мимо. Через каждые полминуты он напевал какую-то резкую нечленораздельную фразу, похожую не то на бормотанье трамвайного кондуктора, не то на оперное пение. На этот раз он не только не дал Рудольфу карточки, но на его массивном и блестящем лице даже появилось как будто выражение едкого и холодного презрения.
Этот взгляд ужалил нашего героя. Он прочел в нем немой укор и обвинение в нерешительности. В данном случае совершенно неважно было, что означали эти слова. Факт тот, что чернокожий дважды выделил его из толпы и передал ему эту загадочную карточку. А теперь, казалось, он говорил ему, что в нем слишком мало ума и смелости, чтобы решить подобную задачу.
Отойдя в сторонку от человеческого потока, молодой человек бросил быстрый оценивающий взгляд на дом, в котором, по его мнению, должно было разыграться приключение. Это было пятиэтажное строение. Внизу помещался небольшой ресторан.
В первом этаже, теперь запертом, вероятно, помещалась галантерейная или меховая торговля. Судя по перемежающейся электрической рекламе, во втором этаже проживал дантист. Над ним помещалось полиглотское столпотворение вывесок предсказательниц, портных, музыкантов и докторов. Еще выше ряд окон с портьерами и белеющие бутылки молока на подоконниках ясно говорили, что здесь начинается область жилых помещений.
После этого кратковременного исследования фасада Рудольф быстро взбежал в подъезд дома, а затем поднялся по маршам устланной ковром лестницы. Здесь, на самой последней площадке, он остановился. Коридор был слабо освещен двумя газовыми рожками: правым -- подальше, а левым -- поближе. Он поглядел на участок, освещаемый левым рожком, и в самом центре его увидел зеленую дверь.
На один момент он призадумался.
Затем ему как будто почудилась усмешка африканца, и он решительно направился к зеленой двери и постучал.
В такие миги, предшествующие ответу на стук, можно измерить подлинную отвагу искателя приключений. Ах, господи, что только может быть за этими зеленым панелями! Быть может, картежники за игрой. Ловкие мошенники, разрабатывающие свои искусные планы. Красавица, влюбленная в неведомого отважного рыцаря и надеющаяся на то, что рано или поздно он найдет ее. Опасность, смерть, любовь, разочарование, издевательство -- все может отозваться на этот дерзкий стук.
Слабый шорох послышался внутри, и затем медленно открылась дверь, обнаружив девушку лет двадцати, мертвенно-бледную и едва стоявшую на ногах. Она выпустила ручку дверей, зашаталась от слабости и ухватилась за притолоку. Рудольф поддержал ее и помог добраться до старенькой выцветшей кушетки, стоявшей у стены. После этого он закрыл дверь и при мерцающем свете газового рожка бросил беглый взгляд вокруг себя. Чистотой, но страшной бедностью дышало от комнаты и всего, что в ней находилось.
Девушка лежала тихо, точно в обмороке. Рудольф снова тревожно огляделся вокруг: нет ли здесь бочки? Прежде всего надо человека положить на бочку, которая... Ах, нет, нет! Так поступают с утопленниками. Тогда он начал обмахивать ее своей шляпой, и его старания скоро увенчались успехом, так как он задел ее нос краем своего "дерби", и девушка открыла глаза.
И только теперь молодой человек убедился, что именно такого лица недоставало галерее интимных портретов, которая притаилась где-то в глубинах его сердца. Эти открытые серые глаза, этот маленький, слегка вздернутый носик, эта каштановая корона волос, от природы вьющихся, точно молодые побеги гороха, -- все это казалось ему справедливым концом и вполне заслуженной наградой за его пережитые в прошлом приключения.
Но это личико было страдальчески худо и бледно. Девушка спокойно посмотрела на него, затем улыбнулась.
-- Я, кажется, лишилась чувств, да? -- слабо спросила она. -- Ну, что поделаешь? Хотела бы я знать, что было бы с вами, если бы вы целых три дня ничего не ели!
-- Himmel! [небо, небеса (нем.)] -- воскликнул Рудольф, подскочив на месте. -- Подождите! Я сию минуту вернусь!
Он ринулся к зеленой двери и с молниеносной быстротой скатился со ступенек. Через двадцать минут он вернулся и постучал ногой в дверь, чтобы ему открыли. В обеих руках он держал огромные свертки товаров, закупленных в гастрономическом магазине и ресторане. Все это он свалил на стол, и тут оказались хлеб, масло, холодные закуски, пироги, паштет, пикули, устрицы, жареный цыпленок, бутылка молока и еще одна бутылка -- горячего крепкого чая.
-- Это просто смешно! -- громко воскликнул он. -- Как же так можно -- не есть! Эти штуки вам надо раз и навсегда бросить! Ужин на столе!
Он помог ей сесть в кресло у стола и спросил:
-- Найдется у вас чашка для чая?
-- На полке у окна! -- ответила она.
Когда он вернулся с чашкой в руках, то заметил, что она с восхитительно горящими глазами и с безошибочным, чисто женским инстинктом набросилась на картузик с пикулями. Он со смехом принял пикули и налил ей полную чашку молока.
-- Сначала выпейте это, -- приказал он, -- а затем выпьете чаю, а затем скушаете крылышко цыпленка. При условии, что вы хорошо будете вести себя, я разрешу вам завтра отведать пикулей. А теперь, если вы разрешите мне быть вашим гостем, то мы можем и поужинать.
Он придвинул к столу другое кресло. Чай согрел девушку и нагнал легкую краску на ее щеки. Она начала есть с какой-то изящной жестокостью, точно изголодавшееся дикое животное. Казалось, что присутствие в ее комнате молодого человека и помощь, оказанная им, ничего удивительного для нее не представляли. И было это не потому, что она не считалась с условностями, -- нет! Но она пережила уже столько, что считала себя вправе откинуть все искусственное во имя человеческого.
Однако постепенно, по мере того как возвращались к ней силы и спокойствие, возвращалось и некоторое сознание неизбежных в таких случаях условностей. И тут она начала рассказывать ему повесть своей жизни. Это была самая банальная повесть, которую город, позевывая, выслушивает тысячи раз за день. Она служила в каком-то магазине продавщицей. Жалованье было самое грошовое. Были еще, конечно, вычеты и штрафы, которые обогащали и без того богатого хозяина. Затем она заболела и лишилась места. А затем -- разбитые надежды, разбитая жизнь и... стук в зеленую дверь искателя приключений.
Но для Рудольфа этот бесхитростный рассказ звучал по крайней мере как "Илиада" или хотя бы финал романа "Любовные страдания Джуни".
-- Ах, боже мой, боже мой! -- воскликнул он. -- Сколько вы пережили!
-- Да... Уж лучше не говорить... Столько перенесла! -- важно ответила девушка.
-- И у вас нет тут, в городе, ни родственников, ни друзей?
-- Ровно никого!
-- Я тоже совершенно одинок на свете! -- произнес Рудольф после паузы.
-- Я очень рада, что это так! -- быстро сказала она, и что-то понравилось молодому человеку в этом одобрении его одинокого положения.
Но вдруг ее ресницы упали, и она тяжело и глубоко вздохнула.
-- Я страшно сонная сейчас, -- промолвила она, -- но чувствую себя чудесно.
Рудольф встал и взял шляпу.
-- В таком случае я пожелаю вам спокойной ночи. Хороший сон принесет вам много пользы.
Он протянул ей руку, которую она крепко пожала, затем пожелала ему спокойной ночи. Но в глазах ее застыл такой красноречивый, открытый и скорбный вопрос, что он ответил ей словами:
-- О, да! Завтра я приду, чтобы осведомиться о вашем здоровье. Не думайте, пожалуйста, что вы теперь так легко отделаетесь от меня!
И только тогда, когда он уже стоял у дверей -- точно то, что он пришел, было менее важно того, как он пришел, -- она спросила:
-- Но каким образом вы вдруг постучали в мою дверь?
Он на единый миг взглянул на нее, вспомнил про карточки, и внезапно ревность ужалила его в сердце. Ну, что было бы, если бы эти самые карточки попали в руки другого человека, такого же искателя приключений, как он?
Он тут же на месте решил, что никогда в жизни не скажет ей всей правды. Он никогда не скажет ей о том, что знает, на какой странный и страшный шаг толкнули ее тяжелые обстоятельства.
-- Один из наших настройщиков живет в этом доме! -- сказал он. -- Я по ошибке постучал в вашу дверь.
Последнее, что он увидел пред тем, как за ним захлопнулась зеленая дверь, была ясная девичья улыбка.
На площадке лестницы он остановился и с любопытством начал озираться вокруг. А затем направился по коридору и дошел до самого конца. Вернувшись назад, поднялся еще этажом выше и продолжал исследование, которое стало сбивать его с толку: все двери на его пути были выкрашены в зеленый цвет.
Ничего не понимая, полон удивления, он вышел на тротуар. Фантастический африканец все еще стоял на своем посту. Рудольф подошел к нему вплотную и, указав на обе карточки, которые держал в руке, обратился к нему со следующим вопросом:
-- Не будете ли вы добры сказать мне: почему вы дали мне эти карточки и что они должны обозначать?
Широкая добродушная улыбка на лице негра выразила его восхищение прекрасной рекламой хозяина.
-- Вон там это, подальше! -- сказал он, указывая вперед. -- Но я боюсь, что на первое действие вы уже опоздали.
Глядя по направлению, указанному чернокожим, Рудольф увидел над входом в театр ослепительную электрическую вывеску, анонсирующую новую пьесу:
"Зеленая дверь".
-- Мне сказали, что это замечательная пьеса, сэр! -- сказал негр. -- Агент по рекламе дал мне один доллар за то, чтобы я вместе с докторскими карточками раздавал и его рекламки. Разрешите вам, сэр, дать и докторскую карточку?
На углу улицы, где Рудольф жил, он остановился, чтобы выпить бокал пива и закурить сигару. Когда он вышел с зажженной сигарой на вольный воздух, то застегнул пальто, заломил шляпу и с весьма горделивым видом обратился к фонарному столбу на углу:
-- Все равно! Я верю, что это рука самой Судьбы поставила меня на дорогу, которая ведет к ней.
Принимая во внимание все вышеизложенные обстоятельства, надо признать, что это замечание безусловно ставит Рудольфа Штейнера в ряды наиболее верных и отважных рыцарей Романтизма и Приключения.