О.Генри
С высоты козел

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О. Генри.
С высоты козел

   Кучеры имеют собственную точку зрения. Весьма возможно, что она отличается некоторой односторонностью по сравнению с точками зрения представителей других профессий. С высоты своего зыбкого сидения кэбмен смотрит на всех остальных людей исключительно как на номадов [номад -- здесь: человек без оседлости, кочевник (примеч. ред.)] и считается с ними только с той единственной точки зрения: будут или не будут они его пассажирами? Он -- перевозчик, а вы -- его кладь, и больше ничего! Этим начинаются и этим же заканчиваются все его взаимоотношения с остальным миром. Это неважно, президент вы или же просто босяк, -- для извозчика вы только пассажир! Он пускает вас в свой кэб, щелкает бичом, потрясает и сотрясает ваш позвоночник и затем отпускает на все четыре стороны.
   Когда же наступает миг расплаты, и вы обнаруживаете при этом самое детальное знакомство с таксой, то вы впервые в жизни узнаете, что такое настоящее презрение. Если же случайно обнаруживается, что вы тронулись в путь-дорогу, оставив кошелек дома, то вы в самом непродолжительном времени приходите к определенному убеждению, что фантазия Данте не выдерживает никакой критики как слишком слабая.
   По-моему, ничего экстравагантного нет в той теории, которая провозглашает, что односторонность целей и слишком сосредоточенный взгляд на жизнь у извозчика объясняется странным устройством его экипажа. Словно петух на насесте, словно Юпитер на нераздельном сидении, восседает кучер на своих козлах и держит судьбу вашу между двумя неверными кожаными вожжами. Совершенно беспомощный, смешной донельзя, сжатый, стесненный, покачивающийся, как игрушечный мандарин, вы сидите, словно крыса в западне, -- вы, пред кем на тверди дрожат все буфетчики и дворецкие! Вам предоставляется лишь одно: сидеть, задрав голову кверху, и через крохотное отверстие в вашем движущемся саркофаге взывать к кучеру о своих скромных желаниях. В конце концов, вы вовсе не пассажир, а так -- нечто жалкое и ничтожное, какое-то содержимое. Вы бессловесный груз на море, и капитан волен делать с вами все, что ему заблагорассудится.
   Однажды вечером в большом кирпичном доме, который находился по соседству с заведением Мак-Гэри, слышались звуки необыкновенного веселья. Насколько можно было судить, шум исходил из квартиры Уолшей. Весь тротуар был запружен разнообразным ассортиментом крайне заинтересованных соседей, которые время от времени расступались исключительно для того, чтобы пропустить гонца, спешившего от Мак-Гэри с новым запасом грузов, имеющих своей целью развлекать и веселить людей. Из сплетен и разговоров тротуарных ораторов можно было без какого-либо усилия вывести заключение, что Нора Уолш выходит сегодня замуж.
   Когда веселье, казалось, достигло своей кульминационной точки, огромная ватага гостей высыпала на тротуар. Неприглашенные гости окружили приглашенных, и ночной воздух мигом наполнился радостными криками, поздравлениями, смехом и многими другими неклассифицированными звуками, порожденными теми возлияниями, что недавно были принесены от Мак-Гэри на алтарь Гименея.
   Вплотную у самого тротуара стоял кэб Джерри О'Донована, которого давно уже прозвали "ночным ястребом" [На Диком Западе "ночным ястребом" называли сторожа (часового) в лагере (примеч. ред.)]. Необходимо заметить, что в городе не было более блестящего и чистенького кэба. А его лошадь! Я нисколько не преувеличиваю, когда говорю вам, что она так объедалась овсом, что любая из тех старых леди, которые готовы оставить весь дом в неописуемой грязи, лишь бы лишний раз сцепиться и подраться с кем-нибудь на улице, улыбнулась бы -- да, да, улыбнулась бы! -- при виде лошадки Джерри. Этим все сказано!
   Посреди неугомонной, подвижной, звонкой, трепетно-пульсирующей толпы временами мелькали высокий цилиндр Джерри, здорово потрепанный многолетними ветрами и дождями, его красный, похожий на морковку нос, в свою очередь потрепанный веселыми атлетическими потомками мультимиллионеров и несговорчивыми пассажирами, и его зеленый кафтан с медными пуговицами, предмет зависти и восхищения всей округи Мак-Гэри. Было до очевидности ясно, что Джерри сегодня узурпировал прерогативы своего кэба и сам "нагрузился" до последней возможности и даже невозможности. И действительно, он как-то подозрительно распух, стал похож на перегруженный хлебный фургон, и совершенно прав был тот юный зритель, который во всеуслышание провозгласил:
   -- Ну и набрюхался сегодня Джерри!
   Вдруг откуда ни возьмись, не то из толщи улицы, не то из тоненького ручейка пешеходов, вынырнула молодая женщина и остановилась возле кэба "ночного ястреба". Профессиональный и наметанный ястребиный глаз мигом заметил это движение. Он ринулся к кэбу, опрокинул на своем пути трех или четырех ротозеев и себя. виноват, он успел ухватиться за пожарный кран и доблестно удержаться на собственных ногах. Подобно матросу, неустрашимо во время шторма взбирающемуся по снастям, Джерри поднялся на свое профессиональное сидение. А раз очутившись там, он мог совладать с любыми жидкостными воздействиями. У бизань-мачты своего экипажа он держался так же крепко, как флагшток на вышке небоскреба.
   -- Пожалуйте, леди, -- произнес он и подобрал вожжи. Молодая женщина не заставила себя долго просить и тотчас же вошла в кэб. Дверцы с визгом захлопнулись. Бич Джерри щелкнул в воздухе. Толпа на улице расступилась, и экипаж направился вдоль по улице.
   Когда объевшаяся овсом лошадь несколько замедлила ход, взятый вначале, Джерри слегка приоткрыл окошечко сверху и голосом разбитого, но кокетливого мегафона прокричал внутрь кэба:
   -- Ну-с, куда прикажете ехать?
   -- А куда хотите! -- последовал музыкальный и радостный ответ.
   "Катается, видно, для ради удовольствия!" -- подумал Джерри и произнес вслух, зная заранее, что никаких возражений не последует:
   -- В таком случае, леди, прокатимся по парку! Там очень элегантно, прохладно и даже изящно!
   -- А делайте, как хотите! -- вежливо отозвалась пассажирка.
   Кэб выехал на Пятую авеню и направился по этой очаровательной улице. Джерри колыхался и качался на своих козлах. Могучие флюиды даров Мак-Гэри пришли в некоторое смятение от быстрой езды и неустанно посылали новые и новые пары в голову кучера, который вдруг затянул какую-то песенку и начал размахивать бичом на манер дубинки.
   А пассажирка внутри кэба сидела совершенно ровно, едва касалась подушек и все время поглядывала вправо и влево, на фонари и дома. Даже в темном экипаже ее глаза сияли, как звезды в сумерках.
   Когда они доехали до Пятьдесят девятой улицы, голова Джерри несколько опустилась, а вожжи в его руках ослабели. Но тем не менее лошадь въехала в парковые ворота и повернула куда следует, прекрасно зная свой традиционный ночной тракт. И тогда пассажирка откинулась глубже на подушки и начала глубоко вдыхать упоительный и здоровый аромат травы, листьев и цветов. Мудрое создание в оглоблях, почувствовав знакомую почву под копытами, пошло обычным аллюром, держась правой стороны дороги.
   Привычка продолжала успешно бороться с усиливающимся отупением Джерри. Он поднял люк своего потрясаемого штормом корабля и задал вопрос, стереотипный для всех ночных извозчиков, проезжающих парком:
   -- Прикажете, леди, остановиться у казино? Там можете немного освежиться, леди. там музыка, леди. Прикажете остановиться, леди?
   -- Да, я думаю, что вы можете там остановиться! -- ответила пассажирка. -- Там, вероятно, хорошо!
   Они шикарно подкатили ко входу в казино. Дверцы кэба распахнулись, и пассажирка вышла как раз на деревянный настил. И тотчас же она повисла на паутине из очаровательнейших баюкающих звуков и была ослеплена невиданной доселе панорамой цветов и красок. Кто-то всунул в ее руку маленькую четырехугольную карточку, на которой был напечатан номер 34. Она оглянулась и увидела, что ее кэб уже отъехал ярдов на двадцать и вытянулся в один ряд с остальными поджидавшими экипажами, каретами и автомобилями. И затем некто, состоявший, казалось, из одной крахмальной сорочки, начал прыгать пред ней на задних лапках и вместе с ней подвигаться вперед. Через пару минут она уже сидела за маленьким столиком у решетки, увитой цветущим жасмином.
   Она почувствовала бессловесное приглашение заказать себе что-нибудь. Вот почему она посоветовалась с несколькими мелкими монетами, населяющими тощий кошелек, и получила от них разрешение заказать стакан пива. Так она продолжала сидеть, впитывая и жадно всасывая в себя всю эту новую, красочную, незнакомую до сих пор жизнь, и никак не могла отделаться от впечатления, что она попала в сказочный замок, находящийся в очарованном лесу.
   За пятьюдесятью столиками сидели князья и королевы, облаченные во все шелка и драгоценности, какие только имелись на свете. Время от времени кто-либо из них обращал свой заинтересованный взгляд на пассажирку Джерри, и тогда видел простенькую фигурку, одетую в розовый шелк того сорта, который в общежитии презрительно именуется "фуляром", и такое же простенькое личико, в котором, однако, засело столько пламенной любви к жизни, что этой простушке могли позавидовать могущественнейшие королевы.
   Дважды за это время длинная стрелка часов обошла циферблат. Их королевские величества сошли со своих тронов al fresco [на свежем воздухе (исп.)] и разъехались в разные стороны в своих роскошных каретах. Музыка ушла в свои деревянные ящики или же в кожаные и матерчатые футляры. Лакеи стали снимать скатерти чуть ли не под самым носом у простенькой одинокой фигурки за столиком с жасминной решеткой.
   Пассажирка Джерри поднялась и с наивным видом протянула вперед маленькую четырехугольную карточку:
   -- Могу я получить еще что-нибудь по этому билету? -- спросила она.
   Лакей сообщил, что по этому билету она может получить только свой кэб и что для этого ей необходимо передать карточку человеку у входа. Так она и сделала, а человек у входа взял карточку и вызвал номер. Только три экипажа стояли у подъезда. Кучер одного из них подошел к Джерри, уснувшему в кэбе, и растолкал его. Тот здорово выругался, взобрался на свой капитанский мостик и направил судно к пристани.
   Его пассажирка вошла, и кэб взял курс на сырую прохладу парка, имея своей целью кратчайшим путем добраться домой.
   В воротах парка мгновенный проблеск сознания в виде внезапного подозрения пронизал затуманенный мозг Джерри. Раз или два уже случались с ним подобные штуки! Он остановил лошадь, поднял окошечко и, точно свинцовую болванку, опустил в отверстие свой фонографический голос:
   -- Прежде чем двинуться дальше, я хотел бы получить свои четыре доллара. Деньги есть?
   -- Четыре доллара?! -- тихо рассмеялась пассажирка. -- Вот это здорово! Если я наберу несколько пенни, и то будет хорошо! Господи боже мой, четыре доллара!
   Не промолвив больше ни слова, Джерри опустил окошечко и погнал дальше разжиревшую на овсе лошадь. Стук копыт несколько смягчил, но отнюдь не заглушил его богохульственные проклятия. Из его горла поднялись к звездному небу омерзительные и богопротивные ругательства. Он свирепо хлестал своим бичом все проезжающие мимо него экипажи и продолжал сыпать такими страшными и разнообразными словечками, что даже запоздавший ломовик, встретившийся ему по пути и теперь спешивший домой, покраснел и смутился. Но Джерри прекрасно знал, что может еще спасти его деньги, и сильнее прежнего погнал вперед свою лошадку.
   Он остановил экипаж у дома с зелеными фонарями на крыльце. Тут он широко распахнул дверцы кэба и с большим трудом спустился на землю.
   -- Выходите, вы! -- грубо произнес он.
   Его пассажирка вышла на воздух с той же самой мечтательной улыбкой на простеньком лице. Джерри схватил ее под руку и пошел с ней в полицейский участок. Седоусый сержант, сидевший за столом, бросил на них пристальный взор. Он был знаком с извозчиком.
   -- Сержант! -- начал Джерри тем старым, ноющим, громоподобным голосом, которым обычно приносил жалобы, -- сержант. я вот привел сюда. пассажирку.
   Тут он остановился и провел красной жилистой рукой по лбу. Туман, образовавшийся из испарений Мак-Гэри, начал мало-помалу рассеиваться.
   -- Да, сержант, вот мой седок, -- продолжал он с улыбкой. -- Я хотел во что бы то ни стало познакомить вас с этой особой. Это моя жена, бывшая Уолш, с которой я только вчера вечером повенчался. Ну, и знатно же провели мы время! Нора, подай руку господину сержанту и поедем домой! Уж очень мы задержались!
   До того как снова сесть в кэб, Нора глубоко вздохнула и промолвила:
   -- Ах, Джерри, милый, как прекрасно я провела вечер!
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru