О.Генри
Извлеченная из Богемы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Extradited from Bohemia.
    Перевод Н. Жуковской (1925).

О. Генри.
Извлеченная из богемы

   Мисс Медора Мартин прибыла в Нью-Йорк с ящиком красок и мольбертом из окрестностей деревни Гармония, расположенной у подножья Зеленых гор.
   Мисс Медора походила на розу, которую осенние заморозки щадили дольше, чем ее сестер с того же куста. Когда она покинула Гармонию и уехала одна в столицу разврата и всяких пороков изучать искусство, в деревне все решили, что она безумная, легкомысленная и упрямая девушка. Когда же она садилась за табльдот в одном из пансионов западной части Нью-Йорка, все пансионеры спрашивали друг друга: "Кто эта интересная старая дева?"
   Медора взялась за дело горячо. Она наняла недорогую комнату и два раза в неделю брала уроки у профессора Анджелини, бывшего цирюльника, который изучал свое искусство в гарлемском танцклассе. Направить ее должным образом было некому, а здесь, в столице, все мы так попадаемся. Кому из нас не случалось отвратительно бриться и обучаться тустепу, потому что парикмахером и учителем танцев оказывался какой-нибудь ученик Бастьена-Лепажа [Жюль Бастьен-Лепаж (1848-1884) -- французский художник (примеч. ред.)] или какого-нибудь другого знаменитого художника? Если что на вас производит впечатление в Нью-Йорке, кроме, конечно, толкотни в определенные часы на улицах, так это армия безнадежной посредственности. В данном случае искусство является не милостивой богиней, а злой волшебницей Цирцеей, которая держит своих служителей прикованными к дверям своего храма, и все эти Томы и Тобби долго не отходят от этих дверей, несмотря на самые грубые нападки на них критики. Потом кое-кто из них ползет обратно в родную деревню выслушивать имеющие привкус снятого молока замечанья: "Я говорил тебе!" Но большинство предпочитает оставаться на холодном дворе храма, довольствуясь крохами, падающими со стола их божества -- Искусства. Однако и среди этих есть такие, которые не выдерживают такого бесплодного занятия; этим остается сделать одно из двух: наняться в фургонщики и развозить товар какого-нибудь бакалейщика, или же окунуться в водоворот Богемы. Конечно, красивее звучит последнее, однако первое оказывается, по существу, лучше, потому что, если бакалейщик аккуратно выплачивает вам заработную плату, вы можете даже взять себе напрокат фрак, однако в большинстве случаев что-то внутри вас кричит: "Окунайся в Богему!".
   И мисс Медора решила окунуться, и тем самым дала нам тему для нашего маленького рассказа.
   Профессор Анджелини хвалил ее рисунки без меры. Однажды, когда она принесла ему написанное с натуры в парке каштановое дерево, он обещал ей даже, что из нее выйдет вторая Роза Бонёр [Роза Бонёр (1822-1899) -- французская художница-анималист (примеч. ред.)]. Но у всякого большого артиста бывают свои капризы, и иногда он делал ей довольно-таки жестокие замечания. Так, однажды, когда она принесла ему рисунок, долженствующий изображать цирк "Коламбус", рисунок, над которым она просидела целый день, он небрежно отбросил его и насмешливо сообщил, что великий Джотто начертил круг от руки одним штрихом.
   Однажды шел дождь, еженедельное пособие из Гарлема было истрачено и у Медоры болела голова. Профессор пытался занять у нее два доллара, а комиссионер по продаже ее рисунков вернул ей обратно все ее акварели, так как никто их не покупал. И тут, как раз в этот день, мистер Бинкли пригласил ее пообедать.

0x01 graphic

   Мистер Бинкли был душой пансиона. Ему было сорок девять лет, и он арендовал рыбный садок на Нижнем базаре. Но после шести часов он надевал смокинг и разглагольствовал об искусстве. Все были убеждены, что среди артистической богемы мистер Бинкли свой человек. Ни для кого не было тайной, что он однажды дал взаймы десять долларов молодому художнику, рисунок которого был напечатан в журнале "Пак". Нередко бывало, что таким способам один получал право на вход в заколдованный круг, а другой в придачу к этому праву получал еще бифштекс.
   Когда в десять часов вечера Медора уходила вместе с мистером Бинкли, все в пансионе смотрели на нее с завистью. В своем бледно-голубом платье она была мила, как пучок выцветшей осенней травы. О! Ее блузка была из самого легкого шелка, а вуалевая юбка сложена гармошкой. На ее худых щечках алел нежный румянец, и все лицо ее было покрыто самым легким слоем розовой пудры; носовой платок и ключ от комнаты покоились в коричневом мешочке из моржовой кожи.
   Внушительный вид имел и мистер Бинкли со своими седыми усами и розовым лицом. Сюртук на нем был застегнут на все пуговицы, и воротник подпирал его шею, что придавало ему вид имеющего успех беллетриста.
   Они сели в кэб и поехали в кафе "Теренс", которое находится на Бродвее, в самой оживленной его части и, как известно, является одним из самых популярных, облюбованных и ревниво оберегаемых мест сборища столичной богемы.
   И вот Медора из Зеленых гор, следуя за своим кавалером, семенила ножками, пробираясь между рядами столиков.
   В трех случаях женщина чувствует себя на облаках, а именно: когда она трепетно шествует к алтарю, когда она преступает черту заколдованного круга Богемы и, последний случай, когда она шествует по своему саду, унося к себе в дом убитую курицу соседа.
   За одним из уставленных сверкающим хрусталем и серебром столиков сидело трое или четверо, а вокруг, как пчелы, жужжали лакеи. Взгляд Бинкли остановился на сидевшем за столом молодом человеке с определенным налетом Богемы. В этом налете есть что-то напоминающее змею, искрящиеся пузырьки пива, вдохновенность гения и нытье разносчика.
   Молодой человек вскочил и крикнул:
   -- Хэлло, Бинк, старина! Уж не вздумали ли вы пройти мимо нашего стола? Если ни с кем другим не сговорились, присоединяйтесь к нам.
   -- Ничего не имею против, милый друг, -- ответил Бинкли, арендатор садка на базаре, -- ведь вы же знаете, как я люблю артистический мир. Мистер Вандейк, мистер Мадер, мисс Медора Мартин, тоже одна из избранниц муз. -- И пошли дальнейшие представления. Тут были мисс Элиза и мисс Туанетта, по-видимому, натурщицы, так как довольно толково болтали о скульптуре и Генри Джеймсе [Генри Джеймс (1843-1916) -- американский писатель, живший и работавший в Европе (примеч. ред.)].
   Медора была вне себя от восторга. Музыка, дикая, опьяняющая, так и увлекала в танец. Это была совершенно новая среда, среда, которую ей никогда не рисовало даже пылкое ее воображение.
   Внешне она сидела спокойная, как ее Зеленые горы, но внутри у нее клокотала Андалузия. Воздух был напоен ароматом цветов и тушеной капусты, и то и дело выпаливали пробки и вопросы, звенели смех и серебро. В стопках искрилось шампанское, в кастрюлях -- всякие остроты.
   Вандейк взбил свои длинные темные кудри, растрепал свой небрежно завязанный галстук и, наклонившись к Маддеру, с искренним чувством шепнул:
   -- Слушай, Мадди, мне хочется отдать этому филистеру его десять долларов и избавиться от него раз и навсегда.
   Маддер потрепал свои тускло-желтые локоны и небрежно повязанный галстук.
   -- И не думай этого делать, Ванди, -- сказал он, -- наши средства так ограничены, а искусство безгранично.
   Медора ела какие-то странные блюда, пила какие-то необыкновенные вина, которые ей то и дело подливали в стаканы; только одно по цвету было похоже на то, что она пила дома, в Гармонии. Но вот лакей налил ей в особый стакан вино, которое кипело, как кипяток; когда же она его попробовала, оно оказалось совсем холодным. И никогда прежде не ощущала она в душе своей такой легкости. Она с любовью вспомнила даже Зеленые горы и ферму с ее фауной, и вдруг она с улыбкой наклонилась к мисс Элизе:
   -- Если б я была дома, -- сказала она и вся просияла, -- я могла бы показать вам очаровательнейшего маленького теленочка!
   -- В нашем деле ничего не сделаете, -- сказала ей мисс Элиза. -- Отчего вы не носите подкладок?
   Оркестр заиграл знакомый Медоре благодаря шарманщикам рыдающий вальс. Она качала в такт головой и подпевала тоненьким сопрано. Маддер посмотрел на нее через стол, задаваясь вопросом: в каких водах мог Бинкли выудить такую рыбку? Она ему улыбнулась, они чокнулись и выпили вина, которое кипит, оставаясь холодным. Бинкли, забыв об искусстве, похвалялся необычайным уловом рыбы. Мисс Элиза поправляла булавку в виде палитры в галстуке Вандейка. Через несколько столиков от них кто-то что-то бормотал, не то о Жероме, не то о Джероме. Знаменитая актриса вела спор о том, какие должны быть монограммы на чулках. Приказчик из чулочного магазина громко ораторствовал о драматическом искусстве. Какой-то писатель разделывал Диккенса. Издатель журнала и фотограф пили самой сухой марки шампанское. Какая-то молодая особа, лет 36-25-42, говорила известному скульптору:
   -- К черту вашего Пракс-Италия! Притащите вашу Венеру Анно Домини [Т. е. статую Венеры Милосской, созданную между 130 и 100 годами до н. э.; Anno Dominis (от лат. "год Господень") -- летоисчисление, точка отсчета которого -- вероятный год рождения Иисуса Христа (примеч. ред.)] к Когену в магазин, и вы увидите, что ее поставят, как модель только для верхнего платья. Уберите вы ваших греков и классиков обратно в каменоломни!
   Так веселилась богема.
   В одиннадцать часов мистер Бинкли проводил Медору домой и внизу, на площадке лестницы, раскланялся с ней поклоном маркиза. Она поднялась к себе в комнату, зажгла газовый рожок, и тут вдруг осознала весь ужас ею содеянного. Она провела целый вечер в обществе Богемы, смотрела, как они пьют, и сама пила вино, и красное, и искрящееся.
   В полночь она написала письмо:

Мистеру Бирия Хоскинсу, Гармония, Вермонт.

   Дорогой сэр, отныне считайте меня умершей. Я слишком любила вас, для того чтобы связать свою преступную жизнь, жизнь, на которой лежит печать греха, с вашей. Я пала жертвой коварной, порочной среды, меня захватил водоворот Богемы. Я испила чашу греха и разврата до дна. Не пытайтесь уговаривать меня. Мое решенье неизменно. Из той среды, в какую опустилась я, возврата нет. Постарайтесь забыть меня. Я же обречена все остальные дни моей жизни блуждать в страшном омуте Богемы. Прощайте!

Когда-то ваша Медора.

   На другой день Медора начертала себе дальнейший образ действия. Изгнанный с неба Вельзевул не чувствовал себя более поверженным. Между ней и цветущими яблонями родной Гармонии образовалась глубокая пропасть, и теперь гневом пылающий ангел преграждает ей путь к вратам потерянного рая. В один вечер, в несколько часов, Богема при содействии мистера Бинкли и шампанского "Мум" поглотила ее.
   Ей теперь открывалась одна дорога -- блестящая, греховная жизнь заблудшей овцы. Между ней и родным Вермонтом проведена теперь демаркационная линия, переступить которую она не решится никогда. Однако на дно она не опустится. Примером ей будут служить попавшие в такое же, как она, положенье исторические личности, как, например, "Дама с камелиями", Лола Монтес, Заза [Лола Монтес (1821-1861) -- фаворитка баварского короля Людовика I; Заза -- заглавная героиня пьесы Пьера Бертона (1842-1912), актриса и куртизанка (примеч. ред.)], и для будущих поколений эти ряды исторических личностей украсятся именем Медоры.
   В течение двух дней Медора не выходила из своей комнаты. На третий день она, случайно перелистывая иллюстрированный журнал, увидала портрет бельгийского короля и сардонически захохотала. Если бы этот на весь мир прославленный сердцеед вздумал встать на ее пути, она, Медора, прошла бы мимо, холодная и гордая, во всей своей красоте. Она будет беспощадна и к старым, и к малым. Вся Америка, вся Европа будут преклоняться перед ее роковой неотразимой красотой.
   И все же, несмотря на все эти блестящие перспективы, она не могла равнодушно вспомнить о своих прежних мечтах, о спокойном счастье в Зеленых горах с Бирией, и каждый день из Нью-Йорка поступающими на ее дорогие картины заказами. И вот один ложный шаг -- и исчез навсегда ее счастливый сон.
   На четвертый день Медора напудрилась и накрасила губы. Она однажды видела в роли "Заза" Картер [Лесли Картер (Кэролайн Луиза Дадли) (1857-1937) -- актриса, "американская Сара Бернар" (примеч. ред.)], которая то и дело стояла перед зеркалом и говорила: "Zut! Zut!" [Французское восклицание, по смыслу отвечает русскому "черт с ним". Произносится "зют" (примеч. переводчика)] Хоть она произносила его так, что оно рифмовало у нее с "нёт" [Nut, нёт -- по-английски орех (примеч. переводчика)]. Тем не менее это запретное слово навеки разлучало ее с родной Гармонией. Водоворот захватил ее, и Бирия никогда не.
   Дверь отворилась, и вошел Бирия.
   -- Дори, -- сказал он, -- что это с тобой? Зачем у тебя на лице столько мела и всей этой красной краски?
   Медора трагически протянула руку вперед.
   -- Слишком поздно! -- торжественно сказала она. -- Для вашей среды, для общества я потеряна навсегда. Проклинайте меня, если хотите, это ваше право! Уходите, предоставьте мне идти по тому пути, на который вступила я сама. Скажите всем моим, чтобы они больше не называли в семье моего имени, а вы, Бирия, вспомните меня когда-нибудь в ваших молитвах, тогда, как я буду кружиться в блестящем водовороте пустой, разгульной жизни Богемы.
   -- Вот, возьми-ка полотенце, Дори, и сотри всю эту краску с лица, -- сказал Бирия. -- Я выехал, как только получил твое письмо. Все, что ты здесь пишешь, -- чепуха. Я взял обратные билеты для нас обоих на вечерний поезд. Скорей укладывай пожитки.
   -- Судьба оказалась сильнее меня, Бирия. Уходи, пока у меня еще есть силы отказаться от тебя.
   -- Как он складывается, этот, как его, мольберт твой? Ну, что же ты, начинай же укладываться! Мы еще успеем поесть до отъезда. А у нас клены уж совсем распустились, в полный лист. Вот увидишь, Дори.
   -- Да неужели уже распустились? Так рано? Не может быть!
   -- Ты только посмотри, Дори. Поутру взглянешь -- словно море зелени!
   -- Ах, Бирия!
   В поезде она вдруг спросила его:
   -- Я не понимаю, почему ты приехал, раз ты получил мое письмо?
   -- Ах, что за чепуха! -- сказал Бирия. -- Или ты думаешь, что меня так просто одурачить? Разве я мог поверить, что ты сбежала в какую-то Богему, когда на письме твоем стоял штемпель Нью-Йорка. Дело ясно, как день!

-------------------------------------------------------

   Первое издание перевода: О. Генри. Что говорит город. Сборник рассказов. -- Ленинград, Мысль, 1925.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru