Островский Александр Николаевич
Козьма Захарьич Минин, Сухорук

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драматическая хроника (1-я редакция).

   По изд.: А. Н. Островский. Собрание сочинений в 10 томах. Под общ. ред. Г. И. Владыкина, А. И. Ревякина, В. А. Филиппова. - М.: Гос. изд-во худ. лит-ры, 1959. - Том 3. - Комментарии А. И. Ревякина. OCR:
   Piter, февраль 2006 г.
  
   А. Н. Островский
   КОЗЬМА ЗАХАРЬИЧ МИНИН, СУХОРУК (1861)
   Драматическая хроника в пяти действиях, с эпилогом, в стихах
   [1-я редакция]
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
   [25 августа 1611 года]
  
   ЛИЦА:
  
   Козьма Захарьин Минин, Сухорук, земский староста [1] Нижнего посада.
   Иван Иванович Биркин, стряпчий, присланный в Нижний Ляпуновым для совету.
   Василий Семенов, дьяк, старый человек.
   Алексей Михайлович Поспелов, боярский сын.
   Петр Аксенов, старик, богатый торговый человек.
   Баим Колзаков, стрелецкий сотник.
   Роман Пахомов, боярский сын,
   Родион Мосеев, посадский, гонцы из Москвы.
   Василий Лыткин (лет пятидесяти),
   Павел Темкин (лет тридцати пяти),
   Семен Губанин (лет двадцати), торговые люди.
   Гриша, юродивый мальчик.
   Павлик (писчик), писарь Биркина.
   Марфа Борисовна, богатая вдова.
   Всякие люди нижегородские обоего пола.
  

Часть Нижнего посада, близ Кремля: направо и налево деревянные лавки, на заднем плане деревянный гостиный двор, за ним видна гора и стены Кремля; налево, в заднем углу, на пригорке, башня и ворота в Кремль. Направо продолжение Нижнего посада. Вдоль лавок деревянные мостки с навесом для пешеходов; у растворов скамьи и раздвижные стулья.

  
   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
  

В гостином дворе торговцы в лавках и у лавок; проходит народ, некоторые останавливаются и покупают разные вещи. Слышны голоса: "Здесь рукавицы, шапки, кушаки! Гляди, зипун! Из Решмы, с оторочкой". Петр Аксенов сидит на скамье у своей лавки (крайней справа). Василий Лыткин входит, отпирает крайнюю лавку с противоположной стороны; заставляет ее скамьей и подходит к Аксенову.

Аксенов

   Здорово ль, кум?

Лыткин

   Здорово, Петр Аксеныч.
   Тебя как милует Господь?

Аксенов

   Спасибо!
   Живем-таки. Что Господа гневить!
   Откуда, Вася?

Лыткин

   С низу, из Казани;
   Да позамешкался в дороге малость.
   Домашние здоровы ль?

Аксенов

   Все здоровы.

Лыткин

   Не слышно ль из Москвы каких вестей?

Аксенов

   Хорошего не много.

Лыткин

   Да уж где нам!
   Не до хорошего теперь, Аксеныч!
   Поменьше бы худого, так и ладно.

Аксенов

   Толкуют много. Может, что и есть
   Новее, только хуже уж навряд ли.

Лыткин

   А что?

Аксенов

   Да якобы, грех наших ради,
   Святого патриарха Ермогена
   Михайло Салтыков да вор Андронов
   С его вселенского престола свергли
   И в тесном заточении томят.

(Тихо.)

   Толкуют, что Михайло Салтыков
   Ножом на патриарха замахнулся,
   И проклят им отныне и до века.
   Собака!

Лыткин

   Ой! Ужли? Ах, грех какой!

Аксенов

   Как терпит праведный Господь злодеям!

Лыткин

   Беда нам, Петр Аксеныч, всем беда!
   Вот до чего дожить нам привелося!
   Я вот боюсь, у нас-то все ли тихо?

Аксенов

   Здесь тишь да гладь да Божья благодать.
   Как за стеной живем за воеводой
   Алябьевым. Дай Бог ему здоровья!
   Да и в народе смуты не слыхать;
   Мордва да черемиса задурила,
   Да присмирела.

Лыткин

   Что Кузьма Захарьич?

Аксенов

   Душой болезнует, скорбит. Сам знаешь,
   Не радует ничто. О земском деле
   Печалится один за всех.

Лыткин

   Здоров ли?

Аксенов

   Бог милует. Кузьма Захарьич дорог
   Нижегородцам. За его здоровье
   Все молимся. Он твердо, неослабно
   За веру православную стоит;
   По площадям да по базарам ходит;
   Разумными речами утверждает
   В народе крепость!

Лыткин

   Что и говорить!
   Радетель!

Аксенов

   Диво это, брат Василий,
   Как умудрил его Господь речами!
   Нас, стариков, к себе сбирает на дом,
   Да и беседуем до поздней ночи:
   Ты, как дурак, сидишь разиня рот,
   Вот так тебя слеза и прошибает,
   Все слушал бы, кажись, и не ушел бы.
   Вот какова его беседа!

Лыткин

   Что же
   Он говорит такое?

Аксенов

   Эх, брат Вася,
   Зачем тебе чужое дело знать!
   Чай, своего довольно!

Лыткин

   Не чужие
   Ни ты, ни он: свои, чуть не родные.

Аксенов

   Свои-то мы свои, да вот что, друг:
   Уж очень это дело-то велико,
   А у тебя язык некстати долог.
   А, веришь ли, так душу и мутит,
   Когда святое дело осрамляют
   Речами праздными. Зело противно!
   Как если пес какой нечистым рылом
   Нанюхает на трапезе хлеб-соль:
   Так все одно и это.

Лыткин

   Я, Аксеныч,
   Вот видит Бог, ни слова!

Аксенов

   Не божись!
   Ну, слушай, да язык-то за зубами
   Подерживай! Затеи-то велики,
   А что даст Бог, увидим. Сам ты знаешь,
   Что вера гибнет, что ругатель-враг
   Нас одолел, что православным тесно,
   Что стон и плач сирот и горьких вдов,
   Как дымный столб, на небеса восходит.
   Вот, глупый человек, мы и толкуем,
   Что легче смерть от острия меча,
   Чем видеть, как ругаются святыней.
   Вот и толкуем, как бы ополчиться
   Да либо помереть уж, либо Русь
   От иноземцев и воров очистить,
   От всякой погани.

Лыткин

   Аксеныч, страшно!
   В разор нас разорят и животишки
   Ограбят все; куда с детьми деваться!
   Не трогают, так и сидеть бы смирно.
   Куда уж лезть!

Аксенов

   Да ты крещен аль нет?
   Аль животы тебе дороже веры?
   А братия? А слезные писанья
   Из-под Москвы? И это ничего!
   Пусть умирают, нам тепло да сыто?

Лыткин

   Не обижай! Я от миру не прочь.
   Уж коли все, и я.

Аксенов

   Смотри, Василий!
   Рцы слово твердо и назад не пяться.

Подходят Темкин и Губанин.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Темкин и Губанин.

Темкин

(Лыткину)

   А, живая душа! Воротился? За барышами ездил, с. татарами торговал?

Губанин

   Как ему не торговать!

Темкин

   Хорошо ли съездил? Чай, мошну-то туго наколотил?

Лыткин

   Да, наколотил, как же! Ты спроси, свои-то целы ли. Нажил добра! На харчи не хватило.

Губанин

   И как это тебе только не стыдно людей морочить! Вестимо, даром не поедешь! Что, мы тебя ограбим, что ли?

Лыткин

   Не к тому, друг, что ограбишь. Где ограбить! А вот. право, тебе, как перед истинным...

Темкин

   А я вот что скажу: доведись мне, я бы тебя ограбил.

Лыткин

   Что ты, что ты! В своем ли ты разуме?

Темкин

   Да уж ограбил бы: верно говорю. За то за самое, что денег у тебя больше всех, а ты все сиротой притворяешься.

Лыткин

   Нечего в чужой мошне считать, ты считай в своей!

Губанин

(Увидав Поспелова, который выходит из Кремля)

   Вон Алексей Михайлович идет.

Темкин

   Вот душа-человек! Нужды нет, что из боярских детей, а много проще нашего брата будет.
  
   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Поспелов.

  

Аксенов

   Куда гулять изволишь, Алексей
   Михайлович?

Поспелов

   Пришел тебя проведать.

Аксенов

   Спасибо! Ты отколь?

Поспелов

   Я из собора.
   Вестей несу; да только не взыщите,
   Не много радости. Роман Пахомыч
   Да Родион Мосеич прибежали
   Из-под Москвы; отписки привезли.

Аксенов

   Ты видел их?

Поспелов

   Нет, не видал; Кузьма
   Захарьич сказывал. К нему и стали.
   Сряжаются на воеводский двор
   Несть грамоту от патриарха.

Аксенов

   Чудо
   Великое творится. Божьи люди
   Между врагов бестрепетно проходят
   К святому патриарху и разносят
   По всей земле его благословенья
   И грамоты.
   Ну, Алексей Михайлыч,
   Уж худо ль, хорошо ли, - не томи,
   Рассказывай, какие слышал вести.

Поспелов

   Прокоп Петрович Ляпунов убит
   Казаками.

Аксенов

   Да что же за напасти
   Такие!

Губанин

   Вот беда-то, вот поруха
   Для дела земского!

Аксенов

   Кабы не ты
   Рассказывал, ни в жизнь бы не поверил.

Лыткин

   Теперь такое время, Петр Аксеныч,
   Хорошему не верь, а что дурное
   Услышишь, это, брат, уж верно правда.

Темкин

   Так подошло, хоть не живи на свете!

Аксенов

   Бедам конца не видно. Знать, Господь
   Нам прегрешений наших не отпустит
   И до конца нас хочет погубить.

Поспелов

   Да, Петр Аксеныч, времена плохие!
   Москва разорена, в народе шатость
   Да рознь, за что стоять, не знают;
   Целуют крест неведомо кому!

Аксенов

   Еретикам, латинцам да ворам,
   Кому попало.

Поспелов

   Новгород Великий
   Из Швеции царевича зовет;
   А сын Жигмонтов, Владислав-царевич,
   В Москву идет; во Пскове новый вор.
   Такой, что и сказать-то непригоже;
   Маринкин сын, Ивашко, тоже царь.

Аксенов

   А что же рать, что под Москвою в сборе?
   Что воеводы?

Поспелов

   Розно разошлись -
   Которые домой, другие грабить.
   Что воры не успели, то они
   У православных христиан растащат.

Аксенов

   Ужли ж совсем оставили Москву?

Поспелов

   Остались под Москвой два воеводы:
   Князь Трубецкой да атаман Заруцкий.

Аксенов

   А что ж они?

Поспелов

   Они-то? Целовали
   Псковскому ведомому вору крест.
   Все пошатнулись.

Аксенов

   Наше место свято!

Вбегает юродивый.

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и юродивый.

Аксенов

   Откуда, Гриша?

Юродивый

   Ась?

Аксенов

   Откуда, мол?

Юродивый

   В монастыре обеденку стоял,
   И панихиду пели, поминали...

Аксенов

   Кого?

Юродивый

   Раба Прокофья.

Аксенов

   Упокой,
   Господь, в святых твоих селеньях душу
   Раба Прокофья!

Все

   Упокой, Господь!

Юродивый

   Он, говорят, был добрый. Я поплакал
   И помянул. Подайте на дорогу!

Поспелов

   Прими!
   (Подает и уходит в лавку с Аксеновым.)

Лыткин

   Аль ты куда собрался, Гриша?

Юродивый

   Далеко. Длинная дорога; встанет -
   Так до неба достанет. Все песками
   Сыпучими да темными лесами
   Дремучими.

Лыткин

   Куда ж дорога, Гриша?

Юродивый

   К честным обителям.

Лыткин

   Один пойдешь?

Юродивый

   Нет, много, много.

Лыткин

   Что он говорит?
   Сулит дорогу, а куда? Известно,
   Одна дорога; значит, все помрем;
   И надо полагать, что это вскоре.

Губанин

   Нет, надо быть, что о другой дороге
   Он говорит.

Темкин

   Его не разберешь;
   Убогий он у нас и малоумный.

Юродивый

(со слезами)

   Нет, вот что: храмы там без богомольцев,
   Без пения. Подайте на дорогу!

Бежит по сцене. Все расходятся по лайкам. Входят Биркин и Семенов.

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Семенов и Биркин.

Семенов

   Ну вот, Иван Иваныч, твоего
   Отца и благодетеля не стало.
   Всем горе, а тебе, чай, вдвое.

Биркин

   Что ж?
   Все под Богом. Слезами не поможешь!
   Всех мертвых не оплачешь!

Семенов

   Это так;
   А все-таки тебе он благодетель,
   Понеже в люди вывел, дал дорогу.

Биркин

   Сам виноват, гордыня обуяла,
   Да и к тому ж с казаками не ладил.

Семенов

   И по писанию, блажен тот муж,
   Кто к нечестивым на совет не ходит;
   С ворами как же ладить! Не бери
   Греха на совесть! Лихом поминать
   Не след тебе такого воеводу.
   Его ж убили, он же виноват!
   Не говори! Грешишь, Иван Иваныч!

Биркин

   Кого ж винить? Бояр?

Семенов

(со вздохом)

   И не бояр.
   Нам осуждать бояр не подобает,
   Мы молоды с тобой и худородны.
   А виноват во всем злохитрый враг,
   Злокозненный диавол, ненавистник
   Спасенья нашего. Он искони
   Враждует, искони злоумышляет
   Расхитить божье стадо и украсть
   И погубить вконец. Его-то действом
   Междоусобие и рознь меж нами,
   Вражда и ложь и дьявольская прелесть.
   И в прелести смятеся вся земля.

Биркин

(оглядываясь)

   А в Нижнем шатости не замечаешь?

Семенов

   Нет, Бог хранит пока.

Биркин

   А знаешь что?
   Ведь Нижний - ключ всей Волги; за него бы
   Король Жигмонт иль Владислав-царевич
   Нам дорогую цену заплатили,
   Кабы привесть к присяге. Воеводой
   Быть можно. А тебя в Москву, в дьяки,
   В любой приказ.

Семенов

   Ты шутишь аль смеешься?

Биркин

   Как хочешь понимай!

Семенов

   Как понимать!
   Изменником я не был и не буду,
   И с дьяволом быть в доле не хочу;
   Зане отступникам страшна кончина!
   Идут во ад, и во святых церквах
   Поминовенья о таких не будет,
   И приношенья неприятны Богу,
   И будет им мученье без конца.

Биркин

   Я пошутил с тобой.

Семенов

   Иван Иваныч,
   Шути с кем помоложе. Этих шуток
   Я не люблю, они подвохом пахнут.

Биркин

   Ну, не сердись! не любишь, так не стану
   Шутить с тобой; нам ссориться не след:
   Неладно в Нижнем.

Семенов

   Полно, что пугаешь,
   Иван Иваныч; как тебе не грех!

Биркин

   И знаешь, кто у нас заводит смуту?

Семенов

   Кому же заводить?

Биркин

   Кузьма Захарьев.

Семенов

   Не верю, быть не может.

Биркин

   Погоди,
   Дай срок, увидишь сам. Всегда толпою
   За ним народ валит, все шепчут что-то
   И по ночам сбираются к нему.

Семенов

   Нет.

Биркин

   Ты не спорь со мной; разведай лучше!

Семенов

   Да нет же, говорю.

Биркин

   Не ошибись!

Семенов

   Не ошибусь я в этом человеке.
   Кузьму я знаю вдоль и поперек:
   Он боек на язык, упрям и дерзок;
   В дела мешается, за всех заступник;
   А все-таки души он не продаст;
   Сгрубить - сгрубит, а смуты не затеет.

Биркин

   От грубости до мятежа далеко ль!
   Я не люблю, кто бойко говорит.

Семенов

   Да у меня ведь горлом не возьмешь!
   Я не ему чета, молчать заставлю.

Биркин

   На то мы власти, чтобы нас боялись;
   Мы черный люд, как стадо, бережем,
   Как стадо, должен он повиноваться.

Семенов

   Я при царе Иване начал службу,
   В дьяках состарился и поседел.
   Уж мы с Кузьмой не первый год воюем;
   Ты слово, а он десять, да зуб за зуб.

Биркин

   Наскочит на меня, так будет помнить.

Семенов

   Ну, и тебя таки честит изрядно,
   И за глаза все Тушиным корит,
   А тушинцам у нас почету мало;
   На Волге их не любят.

Биркин

   Не беда!
   Насильно мил не будешь! Уж народец
   У вас на Волге! Нечего сказать!
   Новогородским духом так и пахнет.
   Некстати говорливы! Вот ты здешний,
   Не тушинский; а тоже говорят,
   Что ты берешь посулы, что с живого
   И с мертвого дерешь, не разбираешь.

Семенов

   Да кто же говорит?

Биркин

   А все Кузьма.

Семенов

   Не верь, Иван Иваныч! Все напрасно;
   Посулов не беру. Он злым поклепом
   Меня обносит. Да ты сам ли слышал?

Биркин

   Сам слышал.

Семенов

   Не снесу такой обиды,
   Пойду челом ударю воеводе.

Биркин

   Я говорю тебе, что он мятежник;
   С народом шепчет, а властей ругает;
   Небось без умыслу? Да кто ж поверит!

Семенов

   Его теперь и знать я не хочу,
   Ругателя. Не вымолвлю ни слова,
   Хоть вешайте.

Биркин

   А ты пока молчи,
   Умей скрывать обиду; дожидайся
   Поры да времени. Он не уйдет
   От наших рук, запомни это слово.
   Я сторожа к нему приставил, знаешь,
   Павлушку; он хоть зайца соследит;
   Волк травленый, от петли увернулся.
   Он из дьячков из беглых, был в подьячих,
   Проворовался в чем-то; присудили
   Его повесить, он и задал тягу.
   Теперь веревки как огня боится.

Семенов

   Да может быть, и не своей виной
   В беду попался?

Биркин

   Мне какое дело!
   Хоть висельник, да только бы служил.
   Ну, и писать горазд, мне то и нужно.
   Да мы еще с тобою потолкуем.
   Куда пойдешь отсюда?

Семенов

   На Оку,
   Стерлядок искупить недорогих бы.

Биркин

   Так вместе и пойдем! И я туда же.
  

Уходят. Из Кремля выходит Минин, за ним несколько посадских.

  
   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Минин.

Голоса

   Кузьма Захарьич идет!-Кузьма Захарьич идет!

Аксенов, Поспелов, Лыткин и несколько торговцев выходят из лавок

Минин

(Лыткину)

   А, милый человек! Как поживаешь?

Лыткин

   Нешто! таки живем; а все тоска,
   Кузьма Захарьич. Веришь ли ты, руки
   От дела отымаются, и хлеб
   На ум нейдет.

Минин

   Да, годы испытанья
   Наслал Господь.

Лыткин

   Все боязно, Кузьма
   Захарьич. Не знаю, что и делать,
   Да как и быть!

Минин

   Надеяться на Бога
   Да денежку на черный день пасти!

Аксенов

   Скажи нам что-нибудь, Кузьма Захарьич!

Минин

   Дурные вести из Москвы.

Аксенов

   Мы знаем.

Минин

   Мне Бог гостей послал. Роман Пахомыч
   Да Родион Мосеич, по старинной
   Любви и дружбе, стали у меня.
   Рассказами всю душу истерзали.
   В Москве неладно; надо так сказать,
   Что хуже не бывает. Владиславу
   Одни последствуют, другие вовсе
   Передались Жигмонту. Хоть и мало
   Таких отступников, да страхом сильны.
   И те, которые за патриарха,
   Стоят не явственно, беды боятся.
   А на него-то наша вся и надежда.
   Он наше утверждение и столп,
   Он твердый адамант [2] в шатанье общем,
   Он Златоуст, громит бесстрашно
   Предателей. От нашей стороны
   Он ждет спасенья русскому народу
   И из темницы умоляет нас
   Стоять за веру крепко, неподвижно.
   Пахомову не раз он говорил:
   "Спасенье русское придет от Волги.
   Хороший, говорит, и чистый край!
   Снеси ты им мое благословенье!"
   Не обессудьте, что сказал вам мало!
   У самого-то в голове неладно;
   Прокоп Прокопыч из ума нейдет.
   Пойдем-ка потолкуем, Петр Аксеныч!
  

Кланяется на все стороны; все расходятся по лавкам. Минин и Аксенов входят на мостки и садятся на скамью подле лавки Аксенова. Поспелов стоит у лавки. С Нижнего посада выходит Колзаков и трое стрельцов.

  
   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же, Колзаков и стрельцы.

Колзаков и стрельцы

(поют)

  
   Нам на Волге жить,
   Все ворами слыть.
   На Яик идти,
   Переход велик;
   Под Казань идти,
   Грозен царь стоит.
  

Колзаков

(увидя Минина)

   А! Бог тебя люби, Кузьма Захарьич!

Минин

   Ступай своей дорогой!

Колзаков

   Аз есмь бражник!

Минин

   Я вижу.

Колзаков

   Видишь, а не осуждай!
   Я старый человек.

Минин

   Тебе же хуже!

Колзаков

   Нельзя не пить: такое время! Вот что!
   Ты думаешь, я с радости; я с горя,
   Расстройство! Не возьмешь ничем! А помнишь,
   Как помоложе был, так дело делал;
   Царю Ивану царства покоряли.
   А что теперь! Ходили с воеводой
   И бились тоже, крови не жалели;
   А с чем пришли? В глаза-то людям стыдно
   Глядеть. Какой я воин, братец! Срам!
   И что мы за люди! Прощенья просим!

(Отходит со стрельцами на другую сторону.)

Стрельцы

(поют)

   Нам идти ль, не идти ль
   На Иртыш на реку.
   На Иртыш на реку.
   Под Тобол-городок.
  

Скрываются. Выходит Марфа Борисовна, за ней две женщины оделяют деньгами нищих. Минин идет к ней навстречу.

  
   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
  

Те же и Марфа Борисовна.

  

Марфа Борисовна

   А я тебя ищу, Кузьма Захарьич!
   Ты у обедни был?

Минин

   Привел Господь.
   Пока есть силы, каждый день бываю,
   Не пропускаю.

Марфа Борисовна

   Панихиду слушал?

Минин

   Я панихиду сам и заказал.

Марфа Борисовна

   Уж ты прости меня! Сама не знаю,
   Что говорю. Уж кто же, как не ты!
   Вот горе-то на нас, Кузьма Захарьич!

(Плачет.)

   Ведь я не знала.

Минин

   Ночью весть пришла.

Марфа Борисовна

   Как услыхала в церкви, обмерла;
   Стою, себя не помню; позабыла,
   Что помянуть-то надо. Прихожу
   Домой к себе, сижу да разливаюсь;
   Как будто только мне и дела; точно
   Я не хозяйка в доме. Да уж после
   Хватилась. Разогнала всех людей
   По бедным, оделить хоть понемногу
   Да звать обедать. Приказала стряпкам
   Для нищей братии обед готовить.
   Зайди, Кузьма Захарьич, да зови,
   Кого увидишь; вместе помянули б,
   Чем Бог послал.

Минин

   Благодарю за ласку.
   А уж не знаю, как тебе сказать!
   Есть дело земское: от патриарха
   Гонцы сегодня прибежали ночью;
   Так надо бы на воеводский двор
   Идти. Чай, позовут.

Марфа Борисовна

   Так ты попозже!
   Уж очень скучно; хоть поговорить бы;
   А то изныло сердце.

Минин

   Все от думы,
   Дела не радуют. Я и пришел бы,
   Да у меня у самого-то гости:
   Из Решмы мужичок, из Балахны
   Да из Москвы. Гостей таки довольно.

Марфа Борисовна

   Покорно просим и с гостями!

Минин

   Ладно!

Марфа Борисовна

   Я очень рада буду, буду ждать.
   Пока прощай!

Минин

   Прощенья просим, Марфа
   Борисовна! Благодарю за память!
  

Марфа Борисовна уходит. Аксенов и Поспелов выходят к Минину. Павлик пробирается в лавку к Лыткину.

  

Поспелов

   Об чем это, Кузьма Захарьич, Марфа
   Борисовна с тобою говорила?

Минин

   К себе звала.

Поспелов

   Пойдешь?

Минин

   Нельзя нейти.
   Ее грешно обидеть! Приходите
   И вы!

Аксенов

   Святая женщина. Не много
   Таких на белом свете наберется.
   Вся жизнь ее есть Господу хвала.
   Во младости цветущей овдовела,
   И с той поры, что день, то новый подвиг.
   Спроси сирот, спроси убогих, нищих,
   Чьей милостью и сыты и одеты,
   Чья ласка красит горькие их дни!
   Да еще плачет, что не всем доходит
   Ее копейка.

Поспелов

   Кто ж ее не знает!

Аксенов

   На вольном свете много лет я маюсь;
   А что грешить, не приводилось видеть
   Такого дива. Баба молодая,
   Живет в миру, без мужа, без опоры,
   Без старших; а чернице не уступит
   Смирением, пощеньем и молитвой.
   И весела всегда; печальным видом
   Мирских людей обидеть не желает.
   Другой ханжа: так всем нарочно кажет
   Свой тощий облик, я-де вот пощусь.
   Вот иногда сберутся наши бабы, -
   Ну, праздничное дело, уж известно,
   Не все-то трезвы - к ней-то и пристанут:
   "Да выпей с нами!" - "Рада б, говорит,
   Да я вчера, признаться, согрешила:
   С подругой все сидела, да тянула
   Я мед, такой-то сладкий показался,
   Не утерпела. Нынче не просите!"
   Она, чтоб не обидеть их, а те
   Смеются сдуру, весело им, видишь;
   Их полку прибыло. А ей до меду ль!
   Какой тут мед! И мяса-то не ест.
   Гляди, всю ночь молилась со слезами,
   Во власянице, в тереме своем,
   С бессчетными поклонами земными.
   А утром весела, на пир идет.
   Они смеются, а она, голубка,
   И рада, что ее не очень хвалят.
   Сама не пьет, а любит угостить:
   Я бражничал у ней таки довольно.
   Ступайте, братцы! Что ж, коли зовет,
   Уважить надо.

Минин

   Мы пойдем. А ты?

Аксенов

   Недужится, уж стар. Был помоложе,
   Так по гостям ходил; теперь и дома
   Так только впору. Может, и приду,
   Коль удосужусь да не разнедужусь.

(Уходит в лавку.)

Поспелов

   Кузьма Захарьич! я к тебе с поклоном,
   Заместо батюшки родного будь!
   Мне жизнь не в жизнь: с утра до поздней ночи
   И с вечера до утренней зари
   Все об одном я думаю-гадаю,
   Одно мне сна-покою не дает.
   Ты наведи меня на ум - на разум.
   Прямую путь-дорогу покажи!

Минин

   О чем тоскуешь?

Поспелов

   Как бы это молвить?
   Такое дело, и сказать-то стыдно,
   И утаить-то грех перед тобой.
   Иль бес мутит, иль уж судьба такая,
   Такой предел на долю вышел. Марфа
   Борисовна все из ума нейдет.
   Поверишь ли, все я об ней жалею.
   Мне жаль ее, что сиротой живет,
   Одна как перст, никто не приласкает,
   Печаль-заботу не с кем поделить.
   Ну, кто ее, сиротку, приголубит
   И по-родному крепко обоймет?
   Она о бедных плачет, слезы прячет,
   А я об ней. Гляжу, да все боюсь,
   Чтоб на нее и ветер не повеял,
   Осенний дождь не канул на лицо,
   Чтоб не озябла, ног не замочила.

Минин

   Так любят да жалеют только жен;
   А то грешно. Ты ей самой сказал ли?

Поспелов

   Не раз, не два мы с нею говорили,
   Отказом не обидела меня.
   Не обещает, да и прочь не гонит.

Минин

   Такое ль время, Алексей Михайлыч!

Поспелов

   Да что мне время! Жить и умирать
   Уж лучше вместе. Годы подошли,
   Кузьма Захарьич, мне нужна хозяйка.
   Ей двадцать лет, и мне уж скоро тридцать;
   Она богата, да и я не беден;
   Мы ровни по годам и по всему.
   Поговори ты ей! Заставь меня
   Навечно Богу за тебя молиться!
   Честна вдова, а мужняя жена
   Еще честней в дому благочестивом.

Минин

   Придется к слову, я поговорю.

(Уходит в лавку Аксенова.)

  

Павлик и Лыткин выходят из лавки; к ним постепенно подходят из других лавок и проходящие.

  
   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Павлик и Лыткин.

Павлик

   Ох, дела, дела! Как сажа бела!

Лыткин

   Так ты верно знаешь, что королевич скоро будет в Москве?

Павлик

   Кабы не верно, я бы, друг любезный, и не говорил. Нам ли с Иван Иванычем не знать! Мы люди чиновные, грамотные; а вы что! Чернеть!

Лыткин

   Что ж потом с нами будет, как королевич придет в Москву?

Павлик

   А то и будет, что спросит: "Кто мне слуги верные?" Ему скажут, а он будет их жаловать. "А кто, спросит, нам супротивники?" Скажут на нас, ну и пошлет королевич рать-силу великую, без числа, и не оставят камня на камне.

Один из толпы

   Вяземский подходил, да много ли взял!

Павлик

   Что ты знаешь! С огненным боем придут, как тут устоять!

Лыткин

   Разор, братцы.

Павлик

   Все может быть, все может быть. Так не лучше ли заблаговременно... (Увидав Минина, который с Поспеловым вышел из лавки, говорит что-то шепотом.)

Минин

   Постой! что за народ? О чем толкует?
   Того и жди что смута заведется.
   Из воровских, полков с подсылом много
   Народу набегает; не усмотришь,
   Проезжий город. А, да это наш,
   Из биркинских людей, Павлушка, писчик.
   Негодный человечишка, за ним
   Глядеть, да и глядеть! Что за охота
   Держать такую дрянь, не знаю, право!
   Послушаем-ка, что он там толкует.

Подходят к толпе.

Голоса из толпы

   Ну, что ж ты замолчал?-Что язык-то прикусил?

Павлик

   Я живу с краю, ничего не знаю, мое дело сторона. (Убегает.)

Минин

   Что он молол?

Голоса из толпы

   Да много говорил. -
   Про королевича. - Да разореньем
   Все нам грозит.

Лыткин

   Такие страсти
   Наговорил, не знаешь, что и делать.

Минин

   Как только вам не грех воришек слушать,
   Бездельных, шлющихся! Развесьте уши -
   Им на руку, они тому и рады.
   Их много изрыгнул на Русь святую
   Огнедыхательный диавол, поядатель
   Душ человеческих, злохитрый змей.

Голоса из толпы

   Да кто ж ему поверит! - Зря болтает!
   Учи нас, вразумляй, Кузьма Захарьич!

Минин

   Одно вы помните и зарубите,
   Что мы клялись креста не целовать
   Ни Владиславу, ни кому другому
   Из иноземцев; ждать, кого на царство
   Пошлет Господь и выберет земля.
   Нам государь - великий патриарх,
   Другого нет у нас. Что скажет - свято.

Народ

   Что нам прикажет, то и будем делать.

Минин

   Сегодня от него пришли гонцы.
   Мы грамоту прочтем и вам объявим
   Его приказ и земское решенье.

Вбегают несколько человек.

Один из них

   Отписки из Москвы! Гонцы с вестями!

Голоса из лавок

   Куда идут?

Один из вновь пришедших

   На воеводский двор.

Другой

   Письмо от патриарха Ермогена.

Площадь наполняется. Входят Роман Пахомов и Родион Мосеев.

   ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

[Те же,] Роман Пахомов и Родион Мосеев.

Родион Мосеев

   Честным нижегородцам из Москвы
   От разоренных и плененных братий
   Поклон мы правим низкий, до земли.

Кланяется, все кланяются.

Роман Пахомов

   Честному духовенству, воеводам
   И всем, и старшим и молодшим людям,
   Благословение от патриарха.
  
   ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   ЛИЦА:
  
   Биркин.
   Семенов.
   Минин.
   Аксенов.
   Темкин.
   Губанин.
   Народ.

Место в Кремле близ воеводского дома.

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Темкин и Губанин и несколько народа стоят возле дома. Аксенов выходит из дому.

Темкин

   Что, Петр Аксеныч, об чем читали?

Аксенов

   Великий господин наш патриарх пишет, чтобы паньина Маринкина сына, Ивашку, на царство нам отнюдь не хотеть, и чтобы были мы в любви и в соединении и промышляли бы, как души свои положить за веру. Да и на словах про то же приказывал Роману Пахомычу да Родиону Мосеичу.

Темкин

   Что ж вы так долго?

Аксенов

   Много разговору было. Кузьма на одном стоял, что грех нам сложа руки сидеть; а надо, как ни на есть, промышлять на супостата.

Темкин

   Что ж воеводы?

Аксенов

   Не давали ему путем слова вымолвить. А пуще Биркин да Семенов, - оборвали, обругали. А за что? Диви бы он о своем деле радел! Вот какова злоба-то в человецех!

Темкин

   Доведись мне, я бы с ними поговорил. Я бы их отчитал; так бы и вцепился.

Губанин

   Как им не грех! Как это они Бога-то не боятся! Ах, срам какой! Как это у людей стыда нет в глазах!

Выходят из дому Биркин, Семенов и Минин.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Биркин, Семенов и Минин.

Семенов

   Наслушались мы вдоволь разговору
   Сегодня. Сыт ли ты, Иван Иваныч?

Биркин

   По горло сыт. От ваших разговоров
   Завяли уши.

Семенов

   Ну, Кузьма Захарьев,
   Спасибо за науку! Угостил
   Нас, дураков, разумными речами,
   Так и сидели все, развеся уши,
   Да слушали.

Биркин

   Ну, как его не слушать,
   Он всех умней! Ишь краснобай какой!

Минин

   Не помню я, что говорил; быть может,
   Кого обидел словом. Не вините;
   Не сам я говорил, кровь говорила.

Семенов

   Обидеть не обидел, грех сказать;
   А насказал довольно, не уложишь
   В большой мешок.

Биркин

   Да кто же виноват?
   Мы сами дали волю, так и слушай!
   А он и рад.

Минин

   Да кто же запретит
   Мне говорить?

Семенов

   Да всякий, кто постарше.

Минин

   За веру православную стою,
   Не за дурное что. Молчать нельзя мне.

Семенов

   Ведь ты еще не воевода! Скажут,
   Чтоб говорил - так говори что хочешь;
   А скажут: замолчи!-так замолчишь.

Минин

   Не замолчу. На то мне дан язык,
   Чтоб говорить. И говорить я буду
   По улицам, на площади, в избе,
   И пробуждать, как колокол воскресный,
   Уснувшие сердца. Вы подождите,
   Я зазвоню не так. Не хочешь слушать,
   Я не неволю: не любо - не слушай;
   А замолчать меня заставить трудно.
   Я не свои вам речи говорил:
   Великий господин наш, патриарх,
   Того же просит. Пусть нас Бог рассудит,
   Кто прав, кто виноват. Вы не хотели
   Поверить мне; смотрите, не пришлось бы
   Вам каяться.

Семенов

   Тебе поверить? Ишь ты,
   Чего ты захотел! Ты будь доволен,
   Что слушали, молчать не заставляли.

Биркин

   Да из избы не выгнали тебя.

Уходят, и за ними все, исключая Минина и Аксенова.

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Минин и Аксенов.

Минин

   Знать, им не жаль ни крови христианской,
   Ни душ своих. Какая им корысть!
   Самим тепло, а братию меньшую
   Пусть враг сечет и рубит, да и души
   Насильным крестным целованьем губит.
   Просил я их со многими слезами,
   Какую ни на есть, придумать помощь, -
   И слышать не хотят. Не их, вишь, дело.
   Так чье же?

Аксенов

   Не надейтеся на князи!

(Уходит.)

Минин

   И вправду. Нам теперь одна надежда -
   На Бога. Помощи откуда ждать!
   Кто на Руси за правду ополчится?
   Кто чист пред Богом? Только чистый может
   Святое дело честно совершить.
   Народ страдает, кровь отмщенья просит,
   На небо вопиет. А кто подымет,
   Кто поведет народ? Он без вождя,
   Как стадо робкое, рассеян розно.
   Вождя, печальника о нас, убили
   Изменой адской. Где искать другого?
   Нет помощи земной, попросим чуда;
   И сотворит Господь по нашей вере.
   Молиться надо! В старину бывало,
   Что в годы тяжкие народных бедствий
   Бог воздвигал вождей и из народа.
   Не за свои грехи, а за чужие
   Он переносит тягостную кару.
   Избит, ограблен! Нынче сыт с семьей,
   А завтра отняли сухую корку,
   Последнюю, что берегли ребятам;
   Сегодня дома, завтра в лес беги,
   Бросай добро, лишь о душе заботься,
   Да из кустов поглядывай, что зверь,
   Как жгут и грабят пСтом нажитое.
   Поймают - силой приведут к присяге,
   Кривить душой, крест вору целовать.
   Да и не счесть всех дьявольских насилий,
   И мук непереносных не исчислить!
   И все безропотно и терпеливо
   Народ несет, как будто ждет чего.
   Возможно ли, чтоб попустил погибнуть
   Такому царству праведный Господь!
   Вон огоньки зажглись по берегам.
   Бурлаки, труд тяжелый забывая,
   Убогую себе готовят пищу.
   Вон песню затянули. Нет, не радость
   Сложила эту песню, а неволя,
   Неволя тяжкая и труд безмерный,
   Разгром войны, пожары деревень,
   Житье без кровли, ночи без ночлега,
   О, пойте! Громче пойте! Соберите
   Все слезы с матушки широкой Руси,
   Новогородские, псковские слезы,
   С Оки и с Клязьмы, с Дона и с Москвы,
   От Волхова и до широкой Камы.
   Пусть все они в одну сольются песню
   И рвут мне сердце, душу жгут огнем
   И слабый дух на подвиг утверждают.
   О Господи! Благослови меня!
   Я чувствую неведомые силы,
   Готов один поднять всю Русь на плечи,
   Готов орлом лететь на супостата,
   Забрать под крылья угнетенных братий
   И грудью в бой кровавый и последний.
   Час близок! Смерть злодеям! Трепещите!
   Из дальнего Кремля грозит вам Минин.
   А если Бог отступит от меня
   И за гордыню покарать захочет,
   Успеха гордым замыслам не даст,
   Чтоб я не мнил, что я его избранник, -
   Тогда я к вам приду, бурлаки-братья,
   И с вами запою по Волге песню,
   Печальную и длинную затянем,
   И зашумят ракитовы кусты,
   По берегам песчаным нагибаясь;
   И позабудет бросить сеть рыбак
   И в тихом плесе на челне заплачет;
   И девка с ведрами на коромысле,
   Идя домой извилистой тропинкой,
   Оглянется с горы и станет слушать
   И, рукавами слезы утирая,
   Широкие измочит рукава;
   Бурлаки запоют ее под лямкой
   И балахонцы за своей работой
   Над новою расшивой, с топорами.
   И понесется песня, и прольется
   Из века в век, пока стоит земля.
   О Господи! Грешу я; мал я духом,
   Смел усомниться в благости твоей!
   Нет, прочь сомненья! Перст твой вижу ясно.
   Со всех сторон мне шепчут голоса:
   "Восстань за Русь, на то есть воля Божья!"
  

(Уходит.)

  
   СЦЕНА ВТОРАЯ
  
   ЛИЦА:
  
   Марфа Борисовна.
   Домна, старуха.
   Минин.
   Аксенов.
   Поспелов.
   Иван Кувшинннков, сотник из Балахны, и Григорий Лапша, крестьянин из Решмы -предводители восстания на Волге.
   Юродивый.
   Девушки.

Просторная бревенчатая светлица. В правой стене два маленьких окна; на левой стороне перегородка с решетчатым расписным верхом; в конце перегородки узенькая дверь; за дверью резной и расписной столб, в котором утвержден верхний брус перегородки; прямо за столбом и до самого угла изразцовая печь; в задней стене выходная дверь; по задней и по правой стене лавки; с правой стороны большой дубовый стол; у перегородки небольшая приставная скамья; у задней стены несколько пяльцев. Лавки, полки, косяки - с резьбой.

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Входят Домна, юродивый и девушки и потом Марфа Борисовна.

  

Домна

   Ну, девушки, примайтесь за работу!

Девушки садятся за пяльцы.

   А ты, убогонький, у нас ночуешь -
   Что по дворам проситься на ночь глядя!
   Пойдешь к заутрене и нас разбудишь.

Юродивый салится к печке. Марфа Борисовна выходит в задумчивости из-за перегородки и садится на скамью с левой стороны. Домна садится у ног ее на низенькой скамейке.

   А ты бы нам сказала что-нибудь.
   Ишь память-то какая золотая!
   А у меня так словно решето;
   Что ни услышу, тут же и забуду.
   Ты давеча не досказала утром
   Нам про царевича, как открывали;
   Вот, благо время, доскажи теперь!

Марфа Борисовна

   Да, девушки, произволеньем божьим,
   И в наше время чудо совершилось.
   И говорят, все пело: ожерелье
   Жемчужное, шириночка в руке
   Тафтяная, вся золотом расшита
   И серебром, кафтанчик на хребтах
   На беличьих и сапожки; все цело...
   Да горсть орешков; как его убили,
   В руках держал орехи; обагрились
   Орешки кровью; так и положили
   С ним вместе. Вот какое чудо было!
   Перенесли из Углича в Москву,
   Там и стоит, и многих исцеляет.

Молчание.

Домна

   Замолкли. Тихий ангел пролетел.

Марфа Борисовна

   Чем молча-то сидеть, так лучше спойте
   Нам "О пустыне" стих душеполезный,
   Любимый Мой.

Домна

   Благое дело - славить
   На всякий день и час Господне имя,
   Да и работа, говорят, спорится
   За пением благочестивым. Пойте!

Девушки

(поют)

  
   Пустыня прекрасная!
   Меня многогрешную,
   Как чадо свое, приими.
   Любимая мать моя,
   В пристанище тихое,
   В безмолвные недра свои!
   Чертоги высокие
   И ризы богатые
   Меня от грехов не спасут.
   Богатства и почести
   Все тленны и суетны,
   Не станут со мною на суд.
   Луга твои тихие,
   Цветы испещренные,
   И красен и дивен твой сад!
   Деревья кудрявые
   И листье зеленое
   В пустыне без ветра шумят.

Останавливаются. Все прислушиваются.

Домна

   Стучится некто.

Марфа Борисовна

   Отопри поди!

Девушки собирают работу. Домна уходит и скоро возвращается.

Домна

   Гостей веду. Идет Кузьма Захарьич.

Марфа Борисовна

   Один или ведет кого-нибудь?

Домна

   Какие-то незнаемые люди.

Марфа Борисовна

   Подите, девушки!

Девушки уходят. Входят Минин, Кувшинников и Лапша.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Марфа Борисовна, Домна, Минин, Кувшинников, Лапша и юродивый.

Марфа Борисовна

   Покорно просим.

(Домне.)

   А ты поди да принеси медку!

Домна уходит.

Минин

   С гостями; уж не осуди!

Марфа Борисовна

   И, что ты!

Минин

   Иван Кувшинников, из Балахны,
   Начальный человек; а это Гриша
   Лапша, из Решмы, тоже воевода.
   Взял мужичков, кой-чем вооружились,
   Да с Богом и пошли на супостата.
   И Бог помог, себя не осрамили.

Марфа Борисовна

   Ну, вот спасибо за таких гостей!
   Прошу садиться!

Кувшинников

   Ты, Кузьма Захарьич,
   Садись вперед.

Минин

   Вы гости, я здесь свой.

Кувшинников

   Лапша, садись!

Лапша

   Нет, мне не подобает.
   Садись, я за тобой.

Садятся.

Минин

   Ну, вот и ладно.

(Садится.)

   А! Да и Гриша здесь!

Марфа Борисовна

   Ступай-ка в кухню,
   Да и ложись на печку; там теплее.

Юродивый

   Прощайте!

(Уходит.)

Минин

   Божий человек. Лет с восемь
   Тому, к нам в город он еще ребенком
   Пришел и сел на паперти церковной.
   Откуда, кто такой - никто не знает,
   Должно быть, сирота бездомный. Мало
   И говорит, и только церковь любит.
   Ест что дадут, спит где укажут. Разум
   Нехитрый у него, а богомолен:
   Пристанет к богомольцам, да и бродит
   По всем обителям. В Москву ходил,
   И в Киев, и к ростовским чудотворцам.
   Прослышал он про разоренье наше,
   И слабый ум в нем больше помутился;
   Еще он тише стал, еще святее,
   И все сбирается куда-то, денег
   Все на дорогу просит. И за мной
   Он следом ходит и в глаза мне смотрит,
   Как будто он прочесть в них хочет что-то
   Иль ждет чего. А спросишь, так молчит.
   Неразговорчив он; вот разве вспомнит
   Про красоту обителей святых,
   Тогда разговорится и представит,
   Как вочию, и красоту лесов,
   И гор, и рек широких. Все бы слушал!
   И умный не расскажет так, как он.

Домна приносит мед в жбане и стопку на оловянной тарелке. Марфа Борисовна берет стопку. Домна наливает.

Марфа Борисовна

(поднося Кувшинникову)

   Медку пожалуйте, честные гости!

Кувшинников

   У нас так все с хозяйки начинают.

Марфа Борисовна

   Нет, батюшка, уволь! Пила довольно.

Кувшинников

   Неволить не могу, я не указчик
   В чужом дому.

(Кланяется, пьет и хочет поставить стопку.)

Марфа Борисовна

   Уж просим обо всей!

Кувшинников допивает. Домна наливает, Марфа Борисовна подносит Лапше.

   Григорий... Как по отчеству, не знаю...

Лапша

   Петрович был.

Марфа Борисовна

   Покорнейше прошу!

Лапша

   Уж мне-то пить ли?

Минин

   Пей!

Лапша

   Оно как будто
   Нескладно мужику-то?

Минин

   Не осудим!

Лапша

(берет и кланяется)

   Желаю здравствовать на многи лета!

Пьет. Домна наливает.

Марфа Борисовна

(поднося Минину)

   Кузьма Захарьич!

Минин

(отпив немного, ставит стопку)

   Больше не просите!

Марфа Борисовна

   Ну, как угодно.

Входят Аксенов и Поспелов.

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же, Аксенов и Поспелов.

Минин

   Вот и наши идут.

Аксенов

   Здорова ли ты здесь?

Марфа Борисовна

   Кажись, здорова.

(Подносит им меду и молча приглашает садиться.)

Поспелов

(Аксенову)

   Тебе вперед.

Аксенов

   Не местом, человеком.

Садятся. Марфа Борисовна подвигает скамейку и садится. Молчание.

Марфа Борисовна

   Послушать бы теперь, Кузьма Захарьич,
   Твоих речей. Сладка твоя беседа.

Минин

   Да речь-то у меня одна все, Марфа
   Борисовна.

Марфа Борисовна

   Ее-то нам и нужно.

Минин

   Ну, так начнем! Москва разорена?

Аксенов

   Разорена.

Минин

   Так ей и оставаться?

Кувшинников

   Как можно!

Лапша

   Что ты!

Марфа Борисовна

   Сохрани Господь!

Минин

   Москва нам корень, прочим городам?

Аксенов

   Известно, корень. Что и говорить!

Минин

   А если корнем основанье крепко,
   Тогда стоит и древо неподвижно;
   А корени не будет - прилепиться
   К чему?

Лапша

   Ну, что уж!

Марфа Борисовна

   Господи помилуй!

Минин

   Москва - кормилица, Москва нам мать!

Кувшинников

   Кормилица и мать.

Лапша

   Родная мать.

Минин

   А разве дети могут мать покинуть
   В беде и горе?

Поспелов

   Мы не покидали.
   Ты сам ходил с Алябьевым по Волге
   И по Оке, и воры вас боялись.
   Мы с Репниным ходили и к Москве,
   Да воротились оттого, что ладу
   Бог не дал воеводам. Грех на них!
   Им отвечать, а мы не виноваты.
   Мы головы свои несли и души
   За веру православную сложить;
   Господь не принял.

Аксенов

   Не было стратигов.

Минин

   Тогда Пожарский с Ляпуновым были
   Вожди искусные. Спроси, о ком
   Народ молебны пел? О Ляпунове
   Да о Пожарском-князе. Знать, молитвам
   Не внял Господь за прегрешенья наши.

Аксенов

   Пожарский ранен, Ляпунов убит.

Минин

   Осиротела Русь! Ни воеводы,
   Печальника о нас, сиротах бедных,
   Ни патриарха, ни царя. Как стадо
   Без пастыря, мы бродим, злому волку-
   Губителю добыча.

Поспелов

   Бить волков!

Кувшинников

   Известно, бить! Уж будет, потерпели!

Лапша

   Мы топоры и косы отточили,
   Которые об них же притупили.

Поспелов

   Душа кипит, давно простору просит,
   И руки чешутся.

Марфа Борисовна

   Зачем же дело
   Откладывать? Благословясь, да с Богом,
   Не мешкая!

Аксенов

   Отложишь поневоле.
   Что скоро, то не споро, говорят.

Минин

   Друзья, поверьте мне, такие речи
   И слушать весело, и слезы льются
   От радости; а все-таки Аксеныч
   Нам правду молвил. Не такое дело,
   Чтоб торопиться.

Аксенов

   Надо рассудить
   Да поразмыслить.

Поспелов

   Думать ваше дело.

Минин

   Что есть у нас? Ни войска, ни казны,
   Ни воеводы. Прежде нужны деньги;
   Сберем казну, и люди соберутся,
   Стрельцы, казаки. Всякого народу
   По свету белому довольно бродит
   Без дела и без хлеба; рады будут
   Трудом себе копейку заработать.
   Не все же грабить! Хоть не все, а помнят,
   Что есть Бог на небе, что он судья
   Всех дел и тайных помышлений наших.
   А воеводу миром изберем.

Аксенов

   Кого излюбим, тот у нас и будет.

Минин

   Казна всего нужнее.

Аксенов

   Верно слово.

Минин

   Где взять казны?

Поспелов

   Собрать, Кузьма Захарьич.

Минин

   Да много ли сберешь! На разговоры
   Все тороваты, а коснись до дела,
   Так и попрячутся. Не то что денег,
   И тех, что посулили, не найдешь.

Поспелов

   А ты не обижай, Кузьма Захарьич!

Аксенов

   Не обижает, дело говорит.

Марфа Борисовна

   Вот все, что есть, возьмите, коли нужно.

Минин

   Душа святая! О тебе нет речи!
   Твои достатки и тебя мы знаем.
   Ты все отдашь, и я отдам, и он, -
   Все будет мало. С чем тут приниматься!
   И только что обидим мы без пользы
   Самих себя, а делу не поможем.

Марфа Борисовна

   Хоть и немного соберем, все помощь.

Минин

   Какая ж помощь?

Марфа Борисовна

   Мы к Москве пошлем.

Минин

   Кому? Заруцкому да Трубецкому?
   Возьмут, да и спасиба нам не скажут.
   Нет, надо погодить сбирать казну.
   Я говорил сегодня воеводам,
   Просил их порадеть о земском деле,
   Да не хотели слушать. Дьяк Семенов
   Да Биркин чуть не выгнали меня.
   Как на врага какого ополчились,
   Обидели меня и обругали.
   Не ведаю, за что напасть такая!
   Когда уж власти не хотели слушать,
   Кто нас послушает! В бедах и в горе
   Сердца окаменели. О себе
   Печется каждый, ближних забывая.

Марфа Борисовна

   Так что же делать нам, Кузьма Захарьич?

Минин

   Самих себя сначала приготовить
   Должны мы: помыслы постом очистить,
   Говеньем волю утвердить на подвиг
   И скорому помощнику молиться;
   Он даст нам разум, даст нам силу слова,
   Сухим очам пошлет источник слез;
   Тогда пойдем будить уснувших братий
   И Божьим словом зажигать сердца.

Встает, и все за ним.

Аксенов

   На проповедь выходят, как на битву,
   Во всеоружии. Не всем под силу
   Высокая апостольская доля!

Минин

   Молись да жди, пока Господь сподобит
   Тебя такую веру ощутить
   В душе твоей, что ты не усомнишься
   С горами речь вести и приказать
   Горам сползти с широких оснований
   И двинуться к тебе, и будешь верить,
   Что двинутся; тогда покинь свой дом,
   Себя забудь и дел своих не делай!
   На улицу, на площадь, на базары,
   Где есть народ, туда и ты иди!
   Тогда пошлем по дальным городам;
   А по окольным разойдемся сами,
   И наших уст смиренные глаголы
   Польются в души, и сердца в народе
   Затеплятся, как свечи пред иконой.
   Давайте руки! Кто за Божье дело?

Все

   Мы все идем!

Марфа Борисовна

   Благослови вас Бог!

Минин

   Мы будем знаменья просить у Бога,
   Когда начать. Он сам покажет время.
   Тогда сбирать казну на помощь ратным!
   Сбирать людей на выручку Москвы!
   И пусть тогда, кто носит крест на теле,
   Приносит в сбор все животы свои,
   Душа твоя нужна, - отдай и душу!

Аксенов

   Помолимся! Благословенно буди
   Господне имя ныне и до века!
   Прощай, хозяюшка.

Марфа Борисовна

   Прощенья просим.

Кувшинников

   За угощенье!

Марфа Борисовна

   Ну, уж не взыщите!
   Чем Бог послал.

Лапша

   За ласковое слово.

Марфа Борисовна

   Напредки не забудьте!

Минин

   Ваши гости!

Уходят, кроме Поспелова.

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Марфа Борисовна, Поспелов, Домна и потом девушки.

Марфа Борисовна

   Покличь-ка девок, Домнушка, сюда,
   Да и сама приди!

Домна

   Как раз, я духом.

(Уходит.)

Молчание.

Марфа Борисовна

   Ты, Алексей Михайлыч, на дорожку
   Медку не хочешь ли?

Поспелов

   Пожалуй, выпью,
   Да не об меде речь! Мне слаще меда
   Твой разговор.

Марфа Борисовна

   Какой проказник! Право!

Подносит мед, Поспелов пьет.

Поспелов

   Поверь, не до проказ. Меня ты знаешь;
   С покойником твоим мы дружно жили,
   Росли мы вместе, вместе воевали.
   Одна душа у нас, один обычай.

Молчание.

   Родных, что было, примерли давно,
   Я круглым сиротой остался, Марфа
   Борисовна. Сладка ли жизнь такая!
   Ты мне роднее всех. Чем я не люб,
   Скажи?

Марфа Борисовна

   И, что ты! что ты! Бог с тобой!
   С чего ты взял? Нет, ты не обижай!
   Кто говорит тебе, что ты не люб мне!

Входят Домна и девушки, молча садятся за работу.

Поспелов

   Ну, люб, так ладно. Вот спасибо, Марфа
   Борисовна! Сказал бы я словечко
   Еще тебе; боюсь, не прогневить бы.

Марфа Борисовна

   Как не грешно тебе! Да чем же можешь
   Ты прогневить меня!

Поспелов

   Своей любовью.

Марфа Борисовна

   Ах!.. Нет... я, право... Что тебе смотреть
   На гнев мой! Что же, разве что дурное
   Ты говоришь мне! Ты не виноват.
   Что с добрым сердцем ты на свет родился.
   Какая же в любви обида! Мне
   Тебя благодарить за это надо.

Поспелов

   Давно уж я сбираюсь с духом, Марфа
   Борисовна, хочу тебе сказать:
   Будь мне женою; с честными венцами
   На головах и с радостью на лицах,
   По соболям, войдем в мой дом просторный
   Жить-поживать и в холенье и в неге,
   И за любовь до гробовой доски
   Делить и радость пополам и горе.
   Другой бы я сказал, не побоялся,
   А пред тобой, как точно перед грозным
   Царем стою, жду милости иль казни;
   Боюсь, что словом, ровно как злодею,
   Ты снимешь голову с могучих плеч.

Марфа Борисовна

   Нет, ты меня не бойся... Пожалей
   Ты слабость женскую! Медовой речью
   Вдове мирского счастья не сули!
   Ты не мути мой тихий сон мечтою
   И вдовьих слез моих не отнимай!
   Послушай, мой желанный! Я по правде
   Скажу тебе: ты люб мне, я другого
   Хозяина себе и не желаю.
   Ты, Алексей Михайлыч, муж такой,
   Какого не найдешь... Да только вот что:
   То нездоровится, то дела много
   По дому, знаешь. Как-то все не время...
   Поверишь ли, с ног сбилась от заботы.
   Мы лучше уж немного подождем.
   Ты не печалься, Алексей Михайлыч!
   Еще ведь наше время не ушло.

Молчание.

   Я, может, и не так что рассудила,
   Ты не взыщи! Таков наш бабий разум.
   Тебя мне жаль, вот видит Бог, что жаль.
   Да что же делать, неудобно время.

Поспелов

   Голубушка! Зачем себя ты губишь?
   В твоей поре тебе бы только ласку!
   От ласки женский пол еще цветней!
   Что сохнуть-то тебе одной, как в келье,
   И день и ночь с ворчливою старухой
   Все об одном и том же толковать!
   Тебя бы целовать, да миловать,
   Да крепко к сердцу прижимать!

Марфа Борисовна

   Ну, будет!
   Мы после как-нибудь поговорим.
   Не до того мне, Алексей Михайлыч!
   Так голова с чего-то разболелась,
   Уж и не знаю. Лучше не тревожь
   Меня теперь! Найдем такое время
   Свободное.

Поспелов

   Изволь, моя родная!
   Ждал долго, можно подождать еще.
   Прощенья просим!

Марфа Борисовна

   И меня прости.
   Господь с тобой!

Поспелов

   Бог даст, коль живы будем,
   Увидимся.

Марфа Борисовна

   Ну, как не увидаться!

Поспелов уходит.

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же, без Поспелова.

Марфа Борисовна

   Какие речи! Господи помилуй!
   Не слушать бы! А как же их не слушать!
   В миру живешь, с людями; по-мирски
   И надо жить - все видеть и все слышать.
   Куда бежать от суеты мирской!
   Как от соблазна чистой уберечься!
   Зияет бездна, каждый час шумит
   Житейское волнуемое море.
   Ушла бы я, на крыльях улетела
   В святую келью, в тихий уголок;
   И в трепетном сиянии лампады,
   В благоуханной тишине святыни
   Земное небо, рай свой, увидала:
   Боюсь внести в святую тишину
   Горячую, бунтующую юность.
   О юность, юность, скоро ль ты пройдешь!
   Мне с миром легче, чем с тобой, бороться.
   Куда нийду, соблазн за мною следом;
   Напрасно я фатой широкой крою
   И блеск очей и белое лицо:
   Подует ветер, так ли распахнется -
   И мигом грех в чужой душе посеешь.
   И видишь юношу, стоит он нем,
   Другого взгляду ловит, сам готовит
   В своем уме лукавые приветы.
   Вот по следам идет и шепчет в уши,
   Завешенные жемчугом, и жемчуг
   Не охраняет; весь соблазн, весь яд
   Мне прямо в сердце, в кровь мою проходит,
   И слабый ум все более слабеет,
   И сладок грех является тебе;
   И слушаешь, боишься оглянуться,
   Как точно двое за тобой идут:
   Один лицо приветливое кажет
   И ненаглядную красу, и юность
   И молча улыбается. Другой же
   Темнее ночи, и глаза, как угли,
   Горят во лбу, и длинный хвост тащится.
   Идет и шепчет льстивым языком
   Соблазн и грех. О Господи, помилуй!
   О юность, юность, молодое время!
   Куда бежать мне? Господи, помилуй!
  

(Закрывает лицо руками.)

Домна

   Вы видите, сгрустнулась, поминает
   Об юности. Вы спойте ей про юность!

Девушки

(поют)

   Юность, моя юность-молодое время!
   Юность, возбудися, в себе ощутися!
   Юность возбудилась, в себе ощутилась,
   В разум приходила, слезно говорила:
   Кто добра не ищет, кто худа желает!
   Я была бы рада - сила моя мала!
   Сижу на коне я, и тот не обуздан,
   Смирить коня нечем - крепких вожжей нету.
   Вижу я погибель, страхом вся объята,
   Не знаю, как быти, чем коня смирити!
  
   ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
   (Октябрь 1611 года)
   СЦЕНА ПЕРВАЯ
  
   ЛИЦА:
  
   Биркин.
   Семенов.
   Минин.
   Поспелов.
   Аксенов.
   Темкин
   Губанин.
   Лыткин.
   Нефед, сын Минина.
   Павлик.
   Марфа Борисовна.
   Татьяна Юрьевна, жена Минина.
   Всякие люди Нижнего Новгорода.

Небольшая площадь в Кремле, недалеко от собора. К концу, в седьмом явлении, начинает смеркаться.

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Выходят Лыткин и Павлик.

Лыткин

   Да что ты уж очень печалишься?

Павлик

   Будешь печалиться! разве ты нашего Ивана Иваныча не знаешь? Взглянет только, и то мороз по коже подирает. А ведь я в какую беду-то влез. О, горе мне, грешнику! Язык мой - враг мой!

Лыткин

   В чем же ты провинился?

Павлик

   В чем? Велико мое окаянство! Страшно и вымолвить! Посылал он меня к одному благоприятелю своему с письмом; куда посылал, уж это не твоего ума дело; проездил я безо дня две недели и вернулся вчера утром. Только хмелен был очень, домой-то идти побоялся. Встрелся я с приятелем, со стрельцом; тут еще подошли человек с пяток, тоже стрельцы; зашли мы во царев кабак, купили винца, пошел у нас шум, разговоры. Вот и, с пьяных-то глаз, и проболтнись. Придет, говорю, королевич на царство, Ивана Иваныча сделает воеводой в Нижнем, а меня дьяком; потому, говорю, что мы ему слуги верные. Откуда ни возьмись Минин, хвать меня за ворот, я - в ноги; валялся-валялся я в ногах-то, отпустил, только не велел навстречу попадаться. Вот какое дело-то! Ну, как он скажет Ивану Иванычу, либо уж сказал! что тогда? Повесить не повесит, а кнута изведаешь. Уж это лучше и к бабушке не ходи! Никак, он идет! Ой, схоронимся!

Уходят. Выходит Биркин.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Биркин

(один)

   Здесь в Нижнем что-то зреет. По всему
   Заметно, что народ затеял нечто.
   Все замолчало, как постом великим;
   На всем какое-то говенье видно;
   Бледнеют лица, а глаза сияют.
   Но что же может сделать этот люд?
   Пойти к Москве нестройною оравой
   И умирать иль разбегаться розно
   От польских латников. Пускай идут,
   Попробуют; а нам просторней будет.
   Не знаю, что мне делать! Не найдешь
   Товарищей; никто не хочет слушать.
   С Семеновым приятели большие,
   А как до дела - затыкает уши.
   Он стар да глуп, упрям да бестолков,
   С ним пива не сваришь. Нет, здесь не тяга!
   Махнуть в Казань: там есть благоприятель,
   Тому не в первый: он вертел хвостом
   Еще при Шуйском. Человек он сильный,
   Живет себе не тужит, только брюхо
   Растит да гладит бороду свою.
   Да что ж он держит моего холопа,
   Павлушку!

Павлик входит.

   Вот он! Как же ты посмел,
   Не показавшись, по городу шляться?
   Все пьянствуешь, анафема! Смотри!
   Кнута попробуешь! Когда приехал?

Павлик

   Сегодня утром.

Биркин

   Что ж ты не явился?
   Об двух ты, что ли, головах, бездельник!
   Ну, мы сочтемся дома. Говори,
   Что видел и что слышал.

Павлик

   Есть письмо.

(Достает письмо.)

Биркин

   Давай сюда! Проворней!

(Берет и читает.)

   А словами
   Приказывал аль нет? В письме не пишет
   Всего, и дельно: писано пером,
   Не вырубишь и топором. Он пишет:
   "А про мое здоровье Павел скажет".
   Ну, сказывай!

Павлик

   Бог милует, здоров.
   И кланяться велел тебе, и молвил,
   Что он своим умом живет, что в мутной
   Воде он ловит рыбу втихомолку,
   И что своя рубашка к телу ближе,
   Что смелым Бог владеет. Вот и все.
   Какой приказ твой, государь, мне будет?

Биркин

   Ступай теперь в народе потолкайся!
   И, что услышишь, приходи сказать!

Павлик уходит. Входит Семенов. Народ проходит.

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Биркин и Семенов.

Биркин

   Что тяжко воздыхаешь?

Семенов

   О грехах.
   К земле гнетут и тянут, словно ноша.
   Что ж у вечерни-то, Иван Иваныч,
   Ты не был? Аль проспал?

Биркин

   И то проспал.
   Лег после хлеба-соли малым делом
   Соснуть, да и проспал. Хожу, гуляю,
   Пусть ветром пообдует после сна.

Семенов

   Гуляй, гуляй! Вы люди молодые,
   Еще замолите; а нам так жутко
   Приходит, старикам. Не нынче-завтра
   Бог по душу пошлет; тогда уж поздно
   Грехи замаливать: ступай к ответу!
   Судья предстанет, свиток развернут,
   Что злые мурины [3] всю жизнь строчили
   На всяком месте и во всякий час.
   Что делал худо, черный мурин пишет;
   Помыслил - не пропустит и того.
   Чего-чего в том свитке не найдется!
   А добрых дел вот списочек, такой
   Коротенький, представит со слезами
   Хранитель-ангел и отыдет прочь.

Биркин

   Ты что-то рано умирать задумал!
   А выдет, что и нас переживешь.

Семенов

   "Не весте, сказано, ни дня, ни часа".

Биркин

   Да что ты приуныл, как посмотрю я?
   И все вы, точно мухи в сентябре,
   Чуть бродите.

Семенов

   Да что ж тебе за диво!
   Не радует ничто - и приуныли.
   Тебе что весело?

Биркин

   Унынье - грех!

Семенов

   Да и плясать, когда другие плачут,
   Не спасенье!

Биркин

   Ведь это человеком:
   Один слезлив, другому обухом
   Слезы не вышибешь. Пойдем! Есть дело
   Мне до тебя. Попьем да потолкуем.

Семенов

   Что ж, праздничное дело, я не прочь.

Биркин

   У нас так праздник каждый день, Василий
   Семенович. Где бражник, там и праздник.

Уходят. Выходят Марфа Борисовна и Поспелов.

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Марфа Борисовна и Поспелов.

Марфа Борисовна

   Давненько не видались.

Поспелов

   Шесть недель.

Марфа Борисовна

   Как время-то идет!

Поспелов

   А что?

Марфа Борисовна

   Да скоро.

Поспелов

   Не больно-то! Мне эти шесть недель
   Не за год, не солгу, а за полгода
   Никак не меньше показались.

Марфа Борисовна

   Что так?

Поспелов

   Да разве ты не знаешь?

Марфа Борисовна

   Ах, голубчик!
   Я думала, что ты уж и забыл!

Поспелов

   А ты б и рада?

Марфа Борисовна

   Да не то что рада,
   А все не время, некогда подумать.

Поспелов

   Об чем тут думать, голову ломать!

Марфа Борисовна

   Кто ж за меня подумает?

Поспелов

   Все я же,
   И за себя и за тебя.

Марфа Борисовна

   Какой ты
   Догадливый! Спасибо, что избавил
   Меня от тяжкой думы, от заботы!
   Позволь спросить, по-твоему-то как же
   Выходит?

Поспелов

   Помолясь, да по рукам.
   Сиротским делом сходим на могилку
   Родителям почившим поклониться,
   А там, как водится, честным пирком
   Да и за свадебку.

Марфа Борисовна

   Не долго думал,
   А хорошо сказал.

Поспелов

   А нечто худо?

Марфа Борисовна

   Ты лучше знаешь.

Поспелов

   Значит, так и быть,
   По-моему?

Марфа Борисовна

   Да ну, уж ладно, ладно.

Поспелов

   Утешила меня ты. Точно камень
   Лежал на сердце, отлегло теперь,
   А то, бывало, сердце, ровно голубь,
   Так и колотится без перемолку.

Марфа Борисовна

   Ты помолчи пока, мой друг сердечный!

Поспелов

   Зачем молчать? Кого же мы боимся!

Марфа Борисовна

   Что прежде времени молву пускать!
   Не к спеху дело, погодим немного.

Поспелов

   Чего еще? Ты развяжи меня!

Марфа Борисовна

   Ну, что на улице за разговоры!
   Не мало дней у Бога; потолкуем
   И после, без помехи, на досуге.
   Ступай себе! Вон, видишь, из собора
   Татьяна Юрьевна выходит. Плачет
   Об муже, бедная. Прощай, голубчик!
   Пойду я к ней, разговорю немного.

Поспелов уходит. Выходят Татьяна Юрьевна и две женщины.

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Марфа Борисовна, Татьяна Юрьевна и две женщины.

1-я женщина

   Поверь, что с глазу, больше ни с чего.

2-я женщина

   А то испортил кто-нибудь. По ветру
   Болезнь пущают злые люди часто.

(Обе проходят.)

Марфа Борисовна

   Татьяна Юрьевна, оставь кручину!
   Напрасным страхом сердце не томи!
   Пройдет невзгодье, мирно Бог устроит
   И миром оградит святую Русь,
   Тогда Кузьма Захарьич перестанет
   Печалиться, здоров и весел будет.
   Не плачь, греха на душу не бери!

Татьяна Юрьевна

   Как мне не плакать! Ты бы поглядела,
   Что сталось с ним. Как ярый воск, он тает.
   От сна, от пищи, от всего отстал
   И буйную головушку повесил.
   И все молчит. Вот иногда и спросишь:
   "О чем ты, мил-сердечный друг, тоскуешь?"
   Не скажет; нет, не скажет, промолчит,
   Махнет рукой, а иногда заплачет,
   Так и уйдет. Посмотришь вслед ему,
   Да и зальешься горючьми слезами.

Марфа Борисовна

   Молись, Татьяна Юрьевна, молись!
   Да меньше плачь! Господь ему поможет.

Татьяна Юрьевна

   Да что же он молчит-то! Я жена,
   А не чужая.

Марфа Борисовна

   Что же будет проку
   Тебе сказать-то! Посуди сама:
   Короток женский ум, от нас совету
   Не ждать им; ну, а праздно толковать
   О деле важном - тоже не годится!

Татьяна Юрьевна

   Головушка кручинная моя!

(Качает головой и задумывается.)

   Ты видела, стоял он у вечерни.
   На что похож! Ведь краше в гроб кладут.
   Глаза горят, лицо как саван белый,
   Засохшие не шевелятся губы;
   Как вкопанный он не сводил с иконы
   Очей; крестом сложенные персты
   До ясного чела не подымались;
   И только слезы, как ручьи весною,
   Бежали по щекам, по бороде
   И капали. Убогонький Гришутка
   Стал рядом с ним, как лист дрожит и плачет,
   То на него, то на икону взглянет.
   К добру ли это? Говорят, за кем
   Убогий ходит, тот на белом свете
   Уж не жилец. А Гриша, как нарочно,
   Не отстает ни шагу от него.

Марфа Борисовна

   И, полно ты! Кого убогий любит,
   Тот человек угоден, значит, Богу.

Татьяна Юрьевна

   Кто Господу угоден, тех Господь
   К себе берет.

Марфа Борисовна

   Отчаянье - грех смертный!

Татьяна Юрьевна

   О! загляни ты в грудь, что там творится?
   Тогда и осуждай!

Молчание.

   Сегодня ночью
   На малый час он не уснул и только
   В соборный ранний благовест забылся;
   Как звоны отошли, он вдруг проснулся,
   Вскочил с постели, разбудил весь дом.
   Велел зажечь все свечи, все лампады
   И до свету молился со слезами.
   И мы молились. "Чудо! чудо Божье!" -
   Он все твердил, а не сказал какое.

Марфа Борисовна

   На вас нисходит благодать Господня,
   Ваш дом он избрал для чудес своих.
   Ты радуйся, не плачь! Молебны пойте!
   Из всех церквей иконы поднимите!
   И крестным ходом город весь пойдет
   С хвалебным пением и со свечами
   На место свято.

Татьяна Юрьевна

   Проводи меня!

Марфа Борисовна

   А где же муж?

Татьяна Юрьевна

   В соборе с протопопом
   Остановился, говорят о чем-то.

Марфа Борисовна

   Пойдем, Татьяна Юрьевна, пойдем!

Уходят. Выходят Аксенов, Темкин, Губанин, Лыткин и разные торговые и посадские люди.

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Аксенов, Темкин, Губанин, Лыткин и народ.

Аксенов

   Ну, так как же, ребятушки, а? Ну вот теперь нас много сошлось, давайте поговорим толком!

Лыткин

   И то надо толком. А то что это! Господи Боже мой! Тот говорит: "Давай денег!" Другой говорит: "Давай денег!" А для чего - никто толком не скажет.

Темкин

   Тебе только все разговаривать, лясы точить, а дела-то делать, видно, ты не любишь! Мало еще, что ли, разговору-то было! Сорок дней со днем сходимся да толкуем.

Губанин

   Уж и не говори! Срам! То есть, кажется, не глядел бы людям в глаза от стыда, особливо Кузьме Захарьичу. Он о земском деле печалится, а мы... Ах, стыдобушка!

Аксенов

   Значит, ребята, как в последний раз говорили, так и быть: третью деньгу.

Голоса

   Третью деньгу. - Что ж, мы не прочь! - Так тому и быть! - Что сказано, то свято!

Губанин

   Все, дедушка, согласны, все. (К народу.) Не стыдите, братцы! (Аксенову.) Дедушка! Спорщиков нет.

Аксенов

   Постой ты, погоди! От трех денег - деньгу, от рубля - десять алтын, от трех рублей - рубль.

Голоса

   Ладно! Ладно! (Разговор в толпе.) С десяти рублев выходит - три рубля да десять алтын. - А от сорока? Долго ль счесть! - С пятидесяти рублев - пятнадцать рублев. - Не пятнадцать, а шестнадцать рублев двадцать два алтына. - Ишь ты, счетчик! Да уж ладно, ладно!

Лыткин

   Стойте! Как же это? Значит, все одно, что семейный, что одинокий?

Губанин

   Как тебе не грех рот-то разевать! Ужли один против всех пойдешь?

Аксенов

   Тебе что за дело до одиноких! Одинокий-то, может, все отдаст, да и сам своей головой пойдет!

Темкин

   Ах ты, жила! Прости, Господи!

Лыткин

   Да что жила! Кому ж своего не жаль!

Губанин

   На земское-то дело? Экой срам! Ну уж...

Аксенов

   Стало быть, и делу конец. Отслужить молебен, да и собирать.

Губанин

   У нас в рукавичном ряду уж и деньги готовы.

Голоса

   В железном ряду хотят собирать. - Толкуют и в хлебном.-И в горшечном. - И в мясном. - И рыбаки.

Лыткин

   А как же теперь товар?

Темкин

   Прикинем.

Голоса

   Известно, прикинем, что чего стоит. - Долго ль прикинуть. - В цену поставим.

Лыткин

   А кто приценивать будет?

Темкин

   Все мы же.

Голоса

   Промеж себя выберем. - Всякий в своем ряду. - Свой суд короче.

Лыткин

   Да как же я поверю чужому человеку свое добро ценить?

Аксенов

   Мы не без креста ходим.

Темкин

   Самому тебе не счесть, как мы сочтем.

Голос из толпы

   Мы торговые люди, друг у дружки каждую деньгу насквозь видим.

Лыткин

   Что ж такое! Лучше ложись да умирай!

Темкин

   Ну и умирай! Ну, умирай!

Аксенов

   Ты для себя для одного, что ли, жить хочешь? Так ступай в лес, да и живи себе. С людьми живешь, так и слушай, что мир говорит. Больше миру не будешь! Мир никто не судит, один Бог. Велит мир, так и всё отнимут.

Темкин

   Да и отнимем, силой отнимем.

Лыткин

   Да ведь это разор!

Темкин

   Ну, да что на него смотреть, Петр Аксеныч! Как сказано, так и будет. На том все и станем.

Голоса

   Все! - Все!

Темкин

   Есть тут кто-нибудь из немцев?

Немец

   Я.

Темкин

   Ты согласен?

Немец

   Да!

Темкин

   Вот видишь ты, Василий! Ну скажи ты мне теперь, есть в тебе душа али нет?

Губанин

   Брось ты его!

Темкин

   Зреть не могу таких людей; вся душа во мне поворачивается.

Голоса

   Кузьма Захарьич идет! - Кузьма Захарьич!

Входит Минин. Все кланяются.

   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Минин.

Аксенов

   Что ты невесел, голову повесил?
   Аль что неладно? Али прихворнул?
   Какие вести есть?

Минин

   Вестей довольно.

Аксенов

   Что пишут?

Минин

   Все одно и то же, точно
   Как сговорились. Все хотят быть с нами
   В любви, в совете и в соединенье,
   На разорителей хрестьянскои веры
   Единомышленно идти готовы.
   Теперь лететь бы к матушке Москве!
   Подняться нечем, спутала нужда,
   Узлом орлиные связала крылья.
   Видна добыча, а тяжелых крыльев
   Не отдерешь, и бейся оземь грудью
   И алую точи по капле кровь!

Аксенов

   Мы положили третью деньгу брать
   От денег, от товару тоже.

Минин

   Мало.

Аксенов

   И те с трудом, а больше не сберешь.

Минин

   Я знаю.

Аксенов

   Тяжело одним. Помогут
   Другие города.

Минин

   Плохая помощь!
   Все обнищали. Рады бы помочь,
   Да нечем.

Аксенов

   Так и быть. На нет - суда нет.
   Что есть, с тем и пойдем. Наймем подмогу,
   Стрельцов бродячих да казаков конных.

Минин

   Ждать нечего, пойдемте умирать
   За Русь святую! Сходим к воеводе,
   Челом ударим, чтобы вел к Москве;
   А не пойдет, так выберем другого.
   Мне ждать нельзя. Мне Бог велел идти.
   Смотрите на меня! Теперь не свой я,
   А Божий. Не пойдет никто, один
   Пойду. На перепутьях буду кликать
   Товарищей. В себе не волен я.
   Послушайте!

Все обступают его.

   Сегодня поздней ночью,
   Уж к утру близко, сном я позабылся,
   Да и не помню хорошенько, спал я
   Или не спал. Вдруг вижу: образница
   Вся облилася светом; в изголовье
   Перед иконами явился муж
   В одежде схимника, весь в херувимах,
   Благословляющую поднял руку
   И рек: "Кузьма! иди спасать Москву!
   Буди уснувших!" Я вскочил от ложа,
   Виденья дивного как не бывало;
   Соборный благовест волной несется,
   Ночная темь колышется от звона,
   Оконницы чуть слышно дребезжат,
   Лампадки, догорая, чуть трепещут
   Неясным блеском, и святые лики
   То озарялися, то померкали,
   И только разливалось по покоям
   Благоуханье.

Аксенов

   Слава в вышних Богу!
   Но кто же старец? Рассмотрел ли ты?
   Угодников ты подлинники знаешь.

Входит Hефед.

   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Нефед.

Hефед

   Где батюшка?

Минин

   Что надо? Что случилось?

Hефед

   Гонцы от Троицы живоначальной,
   От Сергия-угодника пришли.

Минин

   От Сергия-угодника? И старец,
   Явившийся мне, грешному, был Сергий.

Голоса

   Перст Божий! - Божья воля! - Чудеса!
   Еще от нас Господь не отступился.

Hефед

   У них письмо отца архимандрита
   И келаря.

Минин

   На воеводский двор
   Ступай, Аксеныч, прямо к воеводе!
   Оповести его! А вы сбирайте
   Дворян, детей боярских, и голов,
   И сотников стрелецких и казацких,
   И земских старост, и гостей, и всяких
   Людей служилых к воеводе в дом.
   Не соберутся, так в набат ударим.
   А ты, Нефед, домой! Веди гонцов!
   Как есть с дороги, так пускай и идут.
   Теперь в последний раз, друзья, пойду я
   Боярам, воеводам поклониться.
   Молитесь Богу, чтоб смягчил он сердце
   Властителей, смирил гордыню их,
   Чтобы помог мне двинуть кротким словом
   На дело Божье сильных на земле.

Голоса

   Господь поможет. - Он тебе поможет. -
   Молиться будем! Господа умолим.

Все уходят.

   СЦЕНА ВТОРАЯ
  
   ЛИЦА:
  
   Воевода, Андрей Семенович Алябьев.
   Биркин.
   Семенов.
   Минин.
   Аксенов.
   Поспелов.
   Колзаков.
   Роман Пахомов.
  
   Дворяне, дети боярские, головы, старосты, богатые посадские люди.

Большая богатая изба в воеводском доме.

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

В избу входят постепенно разные лица, всё более пожилые и зажиточные, потом Аксенов. Вновь пришедшие кланяются молча с теми, которые пришли прежде. Говорят вполголоса.

Голоса

   Зачем нас собирают? Аль беда какая? - Нет, грамоту из Сергиева монастыря привезли. - Верно, не легко, коли грамоты пишут? - Какая легость! Видимая смерть! Наша рать разошлась, а к врагу на подмогу сила подходит. - Что же в грамоте пишут? - Подожди малость, всё узнаем.

Входит Аксенов.

   Кто привез грамоту?

Аксенов

   Роман Пахомыч. Кому же больше!

Один голос

   Эка голова!

Аксенов

   Сам великий господин патриарх называет их, его да Родиона Мосеича, бесстрашными людьми. Так и пишет: "А пришлите мне тех бесстрашных людей!"

Один из толпы

   Говорят, Пахомов от всякой напасти заговорен.

Аксенов

   Толкуй тут! Известно, божьим произволением. К патриарху ходит, благословение принимает, а ты: "заговорен!". Нешто такие заговоренные-то бывают?

Другой из толпы

   Заговоренный-то который - и креста не носит, а не то что к благословению идти.

Аксенов

   Да еще к кому? К самому патриарху!

Входят Минин, Поспелов и Роман Пахомов.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Минин, Поспелов и Роман Пахомов.

Голоса

   Роман Пахомыч, здравствуй! - Здравствуй! - Как тебя Бог милует? Здорово ли доехал? - Чай, устал?

Роман Пахомов

   Немножко есть. Последние две ночи не ночевал, все ехал.

Аксенов

   Где ехал?

Роман Пахомов

   От Троицы на Суздаль, оттуда на Балахну.

Аксенов

   Чиста дорога?

Роман Пахомов

   Ничего, Бог миловал.

Голоса

   Что в Москве? -Что в Москве, Роман Пахомыч?

Роман Пахомов

   Плохо.

Голоса

   А что? - Что такое?

Роман Пахомов

   Пожжено, разорено, хлеба мало.

Голос

   Ужли и хлеба мало?

Роман Пахомов

   Мало. Я стоял у одного посадского, у Яузских ворот, - бедствует.

Голоса

   Ах, сердечные! - Эка беда! - Эка причина!

Аксенов

   Скажи ты мне на милость, пуще мне всего: к патриарху ходу нет?

Роман Пахомов

   Теперь нет, крепко держат.

Аксенов

   И все вор Андронов?

Роман Пахомов

   Все хороши.

Голоса

   А что Трубецкой? - Что Заруцкий с войском?

Роман Пахомов

   Какое это войско! Вор на воре! Содом!

Входят Воевода, Биркин, Семенов, Колзаков и несколько народа.

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тe же, Алябьев, Биркин, Семенов, Колзаков и другие.

Воевода садится за стол; некоторые садятся; некоторые стоят. Роман Пахомов подает грамоту Воеводе.

Воевода

   Здорово ли доехал?

Роман Пахомов

   Ничего.

Воевода

   Ну, молодец же ты, Роман Пахомов!
   Хвала и честь тебе! Чай, отдохнуть
   С дороги-то захочешь?

Роман Пахомов

   Да когда уж!
   Велели к вам заехать, да в Казань.
   Уж отдохну, вернувшись из Казани.

(Отходит).

Воевода

   Все собралися?
  

Голоса

   Все.

Воевода

(отдает грамоту Семенову)

   Читай, Василий!

Семенов

   Сначала тут, как водится, все власти
   Казанские и весь народ помянут:
   Татары, черемиса, вотяки
   И прочие.

(Читает.)

   "Не раз мы вам писали
   О нашей гибели и разоренье;
   И снова молим вас: не позабудьте,
   Что вы родились в православной вере,
   Святым крещением знаменовались.
   Сего-то ради положите подвиг
   Страданья вашего за ваших братий!
   Молите всем народом христианским
   Людей служилых быть в соединенье
   И заодно стоять против врагов
   И всех предателей хрестьянской веры.
   Вы сами видите, что всем близка
   От тех врагов конечная погибель.
   В которых городех они владели,
   Какое разоренье учинили!
   Где Божьи образы и где святыня?
   Не все ли разорили до конца
   И обругали наглым поруганьем!
   Где множество бесчисленное в градех?
   Не все ли люто горькими смертями
   Скончалися! Где в селах наши чада,
   Работные? Не все ли пострадали
   И в плен разведены! Не пощадили
   И престаревших возрастом. Седин
   Не усрамились старцев многолетних
   И душ незлобивых младенцев. Все
   Испили чашу праведного гнева.
   Попомните и смилуйтесь над нами,
   Над общей гибелью, чтоб вас самих
   Та лютая погибель не постигла!
   Не мешкая, идите в сход к Москве!
   Вы сами знаете, всему есть время,
   Без времени бездельно начинанье
   И суетно. А если есть меж вас
   Какое недовольство - отложите!
   Соединитесь все, забыв обиды,
   И положите подвиг пострадать
   Для избавленья православной веры!
   Незакосненно сотворите дело,
   Казною и людями помогите!
   Чтоб скудостью и гладным утесненьем
   Боярам, воеводам и всем людям
   Порухи никакой не учинилось.
   О том вас молим много со слезами
   И от всего народа бьем челом!"

Воевода

   Вели списать ты список слово в слово,
   А грамоту отдай свезти в Казань.

Минин

   А что ответим?

Семенов

   Знают воеводы
   Про то, а наше дело будет - слушать.

Минин

   Послушаем.

Воевода

   Мы рады бы идти,
   Да нас походы разорили вовсе.
   Давно ль ходил князь Александр Андреич,
   И я ходил; без дела не сидели!
   Казны да войска просят. Где ж нам взять?

Аксенов

   Поищем, так найдем.

Семенов

   А где найдешь ты?

Аксенов

   Промеж себя найдем; сберем, что можем.

Семенов

   Да много ль денег?

Минин

   Сколько ни на есть!
   Уж это наше дело.

Воевода

   Доброй воли
   Я не снимаю с вас. Сбирайте с Богом!

Семенов

   Ну, может быть, кой-что и соберете;
   Что ж делать будете?

Аксенов

   Тебя не спросим.

Минин

   Наймем людей служилых да стрельцов,
   Да и пошлем к Москве.

Семенов

   Без воеводы?

Минин

   Как преж того водил Андрей Семеныч,
   Так и теперь ему челом ударим.

Воевода

   Я не пойду, устал.

Минин

   Андрей Семеныч!
   Ты вздумай, если нашим нераденьем
   Московскому крещеному народу
   Конечная погибель учинится,
   Иссякнет корень христианской веры,
   И благолепие церквей господних
   В Московском государстве упразднится -
   Какой ответ дадим мы в оный день,
   В день страшного суда?

Воевода

   А кто порукой.
   Что наше войско враг не одолеет,
   Что врозь оно не разбежится, прежде
   Чем мы Москву перед собой увидим?
   Не хуже нас ходили воеводы!
   Со всех концов бесчисленное войско
   Шло под Москву громовой черной тучей.
   Рязанцы шли с Прокопом Ляпуновым,
   Из Мурома с окольничим Масальским,
   Из Суздаля с Андреем Просовецким,
   Из городов поморских шел Нащокин,
   С Романова, с татарами-мурзами
   И с русскими, шли Пронский да Козловский,
   С Коломны и с Зарайска князь Пожарский,
   Петр Мансуров вел галицких людей,
   Из Костромы пошли с Волконским-князем,
   Из Нижнего князь Александр Андреич.
   Да не дал Бог; все розно разошлись.
   Так как же хочешь ты, чтоб с горстью войска
   Я шел к Москве? Мне с Господом не спорить!

Минин

   Мы все на Бога. Сами виноваты,
   А говорим: "Бог не дал". Да за что
   Ему и дать-то нам! Такое дело
   Великое как делалось, сам знаешь.
   Когда-то соберутся да пойдут,
   Как точно через пень колоду валят.
   А соберутся, - споры да раздоры:
   Да не о том, кто первый помереть
   За Русь святую хочет, - разбирают,
   Кто старший, набольший, кто чином больше,
   Кто стольник, видишь ты, а кто боярин.
   Другой боярин-то, гляди, в Калуге
   Боярство-то от вора получил.
   Поспорят, покричат, дойдет до драки;
   До смертного убивства доходило!
   Потом и разойдутся нас же грабить,
   Врагу на радость, царству на погибель.
   Да ты не осердись, Андрей Семеныч!

Воевода

   За что сердиться! Правду говоришь.

Минин

   А там и говорят, что не дал Бог.
   Что за корысть великим воеводам
   За нас, за маленьких людей, сражаться,
   За дело земское стоять до смерти!
   Им хочется пожить да погулять!
   Им хорошо везде. С царем повздорил,
   Так в Тушино, - там чин дадут боярский;
   Повздорил там, опять к царю с повинной:
   Царь милостив, простит; а то так в Польшу.
   Да и целуют крест кому попало,
   Не разбирая; на году раз пять
   Господне имя всуе призывают.
   И все они, прости меня Господь,
   Для временные сладости забыли
   О муке вечной. Им ли нас спасать!
   Такими ли руками Русь очистить
   И в ней Господне царство обновить!

Голоса

   Что правда - правда. - Что греха таить!

Воевода

   Кому ж стоять теперь за Русь святую,
   Кузьма Захарьев?

Минин

   Тем, кто больше терпит,
   Кто перед Богом не кривил душой.
   Когда народ за Русь святую встанет -
   И даст Господь победу над врагом.
   Нам дороги родные пепелища,
   Мы их не променяем ни на что.
   Нам вера православная да церковь
   Дороже всех сокровищ на земле.
   Мы волею креста не целовали
   Губителям. А где и огрешились,
   С веревкою на шее присягали,
   Да и не знают, как и замолить.
   Вот Кинешма, и Лух, и Балахна,
   И Юрьевец омылися в крови,
   Свою вину сторицей искупили.
   Сам рассуди: по деревням, по селам
   Что терпят! Враг внезапу набегает,
   Дома разграбит, да сожжет и церковь,
   Что обыдёнкой сложена всем миром
   За избавленье Божие от мора
   Иль от другой напасти. Что тогда?
   Куда податься? Лучше умереть
   В честном бою, всем разом, с глазу на глаз
   С врагом, чем гибнуть всем поодиночке,
   В плетнях да в рощах зверем укрываясь.

Воевода

   За умножение грехов Господь
   Нас наказал. Мы знаем все и терпим,
   Так не грешно ли против Божьей воли
   Нам восставать? Не лучше ли смириться?
   Подумай! Тяжело бороться с Богом!

Минин

   Господь не век враждует против нас
   И грешнику погибели не хочет.
   Придет пора, молитвой и слезами
   Святителей и праведных людей
   Разящий гнев Господень утолится
   И нам, смиренным, снидет благодать.
   Господь смиряет и Господь возносит,
   Введет в беду и изведет из бед,
   Враг одолел, творя его веленье,
   Смирились мы, и нам Господь пошлет
   Победу на врага и одоленье!

Воевода

   Мне следу нет идти, пускай другие.

Минин

   Ты не пойдешь, мы без тебя пойдем.
   Позволь мне завтра кликнуть клич к народу;
   Что соберем, с тем и пойдем к Москве.
   По деньгам глядя, принаймем казаков.

Биркин

   Не знаю, что Андрей Семеныч скажет,
   А я б тебе и думать не позволил
   Сбивать казаков своевольных в город.
   В Казани их пущают понемногу,
   Так человек десятка два, не больше,
   Бояся смуты. Да и хорошо.
   В тебя не влезешь. Говорят, чужая
   Душа потемки. Может, ты затеял
   Какую смуту аль измену всчать!
   Твой замысел лукав, Кузьма! Ты хочешь
   Опутать красным словом черный люд
   И властвовать.

Минин

   Постой, Иван Иваныч!
   Чего не знаешь, ты б не говорил.
   Я вот и знаю, да молчу. Ты лучше
   Смотрел бы на себя, а не корил
   Поклепом злым людей, себя честнее.
   Тебя с собой я не зову к Москве;
   Тебе и в Тушине тепло бывало.
   Живи себе да бражничай здесь, в Нижнем!
   Я не мешаю, не мешай и ты!
   Я про тебя скажу такое слово,
   Что ты язык прикусишь.

Семенов

   При тебе,
   Андрей Семенович, такие речи
   Он говорит. Возможно ли терпеть!

Минин

(показывая на Биркина)

   Ты видишь, терпит.

Воевода

   Замолчи, Кузьма!

Минин

   Я замолчу, да уж и он не скажет
   Ни слова больше, головой отвечу,

Семенов

   Так я скажу. Я замысел твой вижу.
   Не смуту - нет! - ты смуты не затеешь,
   Ты от казны попользоваться хочешь,
   Чужой копейкой поживиться, вот что!
   Вы все барышники!

Минин

   Очнись, Василий
   Семенович! Ты старый человек!
   По дурости ты это говоришь
   Или по злобе на меня - не знаю.
   Нет, я души своей не продавал
   И не продам. Душа дороже денег,
   Мы знаем твердо, ты не позабыл ли?
   Мы тем живем, что Бог в торгу пошлет;
   К поборам да к посулам не привыкли;
   Добро чужое честно бережем,
   А истеряем, так своим заплатим.
   Ты будь покоен, я и не возьмуся
   Ни собирать, ни соблюдать казну:
   Мы старикам дадим на сбереженье,
   Уж только не тебе, ты не взыщи!
   Вот Петр Аксеныч, человек бывалый!
   Найдутся и другие послужить
   Для дела земского.

Аксенов

   Бог даст, послужим.
   Не в тягость служба, коли дело Божье
   Да земское.

Воевода

   А много ли собрать
   Мекаете? Вам это дело ближе,
   Виднее.

Минин

   Прикажи нам кликнуть клич,
   Тогда увидим.

Семенов

   Много не сберете.

Аксенов

   Что Бог пошлет, и тем довольны будем.
   Ты прикажи, Андрей Семеныч, кликнуть!

Воевода

   Все просите?

Голоса

   Все, все, Андрей Семеныч!

Воевода

   Ну, кличьте, с Богом!

Семенов

(Минину)

   Соберешь алтын
   За гордость за свою.

Минин

   Не ошибись!

Аксенов

   Благодарим тебя, Андрей Семеныч,
   Что ты позволил нам к народу кликнуть
   И собирать казну на Божье дело!
   За что бы, кажется, благодарить!
   Свои мы деньги соберем, положим
   Свои труды; да ведь другой, пожалуй,
   И помешал бы нам, а ты велишь.
   Так уж тебе спасибо и за это!

Минин

   Князья, и воеводы, и бояре,
   И все честные люди, посудите
   Своим умом и разумом великим
   Мою простую речь! Не обессудьте,
   Что я, помимо старших, затеваю
   Такое дело! Не своя гордыня
   Ведет меня. Гордыня - вражье дело;
   А я слуга, я раб велений Божьих.
   Сегодня ночью преподобный Сергий
   Мне, грешному, явился, и велел он
   Будить народ и поспешать к Москве.
   Когда я близким стал про это чудо
   Рассказывать, в тот самый час гонцы
   Явились с грамотой архимандрита.
   И мнится мне, что сам угодник Сергий
   Ее прислал. Бояре, воеводы!
   Я чудо Божье утаить не смел
   И вам поведал все как перед Богом,
   И слушать и не слушать ваша воля;
   А мне одно: служить я буду Богу.
   Я раб, пославшего творю веленья,
   Пока исполнится завет Господень,
   Пока кремлевские увижу стены.

Голоса

   Иди, иди к Москве, Кузьма Захарьич!
   Тебя Господь поддержит, укрепит!

Воевода

   И мы по силе, пС мочи поможем.

Голоса

   Поможем все тебе!-Поможем все!

Воевода

   А грамоту снесите к протопопу,
   Чтоб завтра за обедней прочитал.
   Велите в колокол большой ударить,
   Чтобы народу собралось побольше.

Семенов

   А где свинцу да пороху возьмете?
   Без огненного бою как соваться!

Минин

   Займем в Казани, там в остаче много.

Семенов

   А не сберешь ты войска, что тогда?

Минин

   Один пойду.

Семенов

   Один - не ратник в поле.

Поспелов

   Ты не один пойдешь, и мы пойдем.
   Посадские, торговые помогут
   Вам деньгами, а мы все головами.

Дети боярские

   Мы все идем с тобой, Кузьма Захарьич!

Поспелов

   Никто меня здесь, в Нижнем, не удержит!
   Служилые, воинские мы люди,
   Мы по приказу шли и умирали.
   Велят - иди и голову клади;
   Теперь без зова я иду, охотой!
   Уж умирать, так за святое дело!

Колзаков

   Тебя Господь своим сподобил чудом;
   Иди же смело в бой, избранник Божий!
   И нас возьми! Авось вернется время,
   Когда царям мы царства покоряли,
   В незнаемые страны заходили,
   Край видели земли, перед глазами
   Земля морским отоком завершалась
   И выл сердито море-окиян.
   Довольно бражничать! Теперь есть дело:
   Точить оружие, в поход сбираться!

Воевода

   И с Богом! Только жаль, что вас не много.

Минин

   Да разве враг нас одолел числом?
   Он одолел нас Божьим попущеньем.
   Не силой силен враг, а Божьим гневом,
   Да нашей слабостью, да нашими грехами.

Аксенов

   Не войска нужно нам, а благодати.

Минин

   Велик Господь, владыко херувимский!
   Прибежище и сила наша в нем!
   Его рука дала врагам победу,
   Его рука притупит их мечи.

Аксенов

   Давид и мал, да сильного свергает.

Поспелов

   Не много храбрых вывел Гедеон.

Минин

   Самсон все войско костью побивает.

Аксенов

   От гласа труб валится Ерихон.

Колзаков

   С большой ордой побить врага не диво.

Минин

   Во мнозе Бог! И в мале Бог!

Аксенов

   Аминь!
  
   ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  
   ЛИЦА:
  
   Воевода Алябьев.
   Биркин.
   Семенов.
   Поспелов.
   Колзаков.
   Минин.
   Аксенов.
   Темкин.
   Губанин.
   Лыткин.
   Нефед Минин
   Татьяна Юрьевна.
   Марфа Борисовна.
   Всякие люди Нижнего Новгорода, обоего пола.
   Слепые.

Площадь в Кремле недалеко от собора. Начинает рассветать.

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Часть народа толпится на паперти у собора, между ними Губанин. Вбегает Лыткин.

Лыткин

   Ах, отцы мои, вот страсти-то! (Увидав Губанина.) Сема! Сема! Родимый ты мой, что за напасть такая?

Губанин

   Какая напасть?

Лыткин

   Да как же, Сема! Зачем в большой колокол-то били? Слышу я, зачали в колокол бить, народ бросился в город, так и обмер. Ну, думаю, всполох от воровских людей.

Губанин

   Какой всполох? Что ты!

Лыткин

   Так зачем же в большой-то? Ноне праздника нету.

Губанин

   Затем и в большой, чтоб больше народу набралось. Грамоту из Сергиева монастыря читать будут.

Лыткин

   Ишь ты! А ведь мне сдуру-то втемяшилось, что всполох. Велел домашним всю рухлядь, что есть, волочь в город наспех. Тут у ворот под горой и складывают.

Губанин

   Кто о душе, а ты все о рухляди. Как тебе не стыдно!

Лыткин

   Молод еще ты учить-то! Я уж страсти-то видывал. Как тогда князь Вяземский подходил, натерпелись тоже немало. Оно точно, Бог сохранил, а добра-то что распропало.

Губанин

   На Москве больше нашего распропало.

Лыткин

   Такое определение. Значит, терпи! Ну, а нам, пока Бог милует, свое добро беречь надо. Отошла обедня-то?

В народе

   Грамоту читают! - Грамоту читают!

Губанин

   Уж как хочется послушать! Кажись, ничего бы не пожалел.

Лыткин

   Уж и я бы послушал. Протеснимся как-нибудь. Посторонитесь, почтенные!

Проходят. Народ мало-помалу протесняется в собор. У паперти открывается кучка слепых, которые были скрыты народом.

Слепые

(запевают)

   Живал себе славен на вольном свету,
   Пивал, едал сладко, носил хорошо,
   Золотые одежи богат надевал,
   Про милость про Божью богат не давал,
   Про нищую братью богат забывал,
   А был у богатого убогий братец:
   Восползет убогий к богату на двор.
   Закричит убогий громким голосом.

Заря занимается. Народ выходит из собора. Все утирают слезы. Слышны голоса: "Подайте слепому, убогому! Сотворите святую милостыню!" Мальчики уродят слепых на паперть.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Проходят двое.

1-й

   Экой плач! Эко рыдание во всем соборе!

2-й

   Да и было отчего. Все тебе как на ладонке видно, как Москва гибнет, как веру православную попирают. Как же тут не заплакать! Что мы, каменные, что ли!

(Проходят.)

Старик и женщина.

Старик

   Гибнет, говорит, все наше государство! гибнет вера православная! Легко сказать - гибнет вера православная! Каково это слово! Скажи ты мне, каково слышать?

Женщина

   Тяжко-то оно слышать, тяжко, я хорошо, кабы почаще нам эти слова напоминать! А то живем тут, беды большой над собой не видим, никакой муки не терпим; не то что своих ближних, и Бога-то забудешь.

(Проходят.)

Проходят четверо.

1-й

   Мы за веру православную должны до смерти стоять! Слышите, до смерти!

2-й

   А кто же прочь? Да хоть сейчас умирать!

3-й

   Потому, коли ты за веру пострадал, небесное царствие наследуешь.

4-й

   Беспременно.

(Проходят.)

Две женщины.

1-я

   Ни в жизнь столько слез не видала! Ни на одних похоронах того не бывает.

2-я

   Уж и не говори! Так рекой и разливались. Ангелы-то с небеси, чай, смотрят да радуются. (Проходят.)

Выходит народ и становится стенами, образуя улицы для выходящих из собора. Выходят Воевода, Биркин и Семенов.

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Воевода, Биркин и Семенов.

Воевода

(утирая слезы)

   Вы видели, как плакал весь народ,
   Вы слышали тяжелые рыданья!
   Какие слезы! Боже! Прав Кузьма:
   С таким народом можно дело делать
   Великое. Он кроток, как дитя,
   Он плачет. Но, взгляните, эти слезы -
   Не хныканье старух и стариков;
   В них сила страшная; омывшись ими,
   Он чист и тверд, как камень самоцветный;
   Он сбросил тяжесть помыслов житейских,
   И суеты, и будничных забот,
   И вышел непорочен: хоть на битву
   Веди его, хоть в монастырь честной,
   Хоть на небо.

Семенов

(со слезами)

   Великую ты правду,
   Андрей Семеныч, говоришь. Я стар,
   Заматерел в грехах; а Божье слово,
   В час утренней молитвы, возвышает
   Мне душу грешную, и рвутся цепи,
   К земле гнетущие; хочу подняться,
   Как утопающий, ищу спасенья;
   Цветущий берег райский вижу ясно,
   И плыть готов, и силу обретаю.

Воевода

   Страдал народ; теперь конец страданью,
   Заметно по всему. И страшно будет
   Отмщение за пролитую кровь.

Биркин

   Потерпит и еще.

Воевода

   Вот ты увидишь,
   Что этот день начало избавленья
   От всех напастей, обстоящих нас.
   Народ проснулся. Даром так не плачут.
   Поверь ты мне: заря освобожденья
   Здесь, в Нижнем, занялась на всю Россию.
   Взойдет и солнце.

Семенов

   Кабы нам твоими
   Устами мед пить.

Воевода

   Даст ли Бог дожить?
   А доживем, увидим. Эко чудо!
   Все из ума нейдет. Какие слезы!
   Все плакали, от мала до велика.

(Уходит.)

Входят Аксенов, Поспелов, Темкин, Губанин, Лыткин и несколько народа.

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Биркин, Семенов, Аксенов, Поспелов, Темкин, Губанин, Лыткнн и народ.

Поспелов

   Выходишь от обедни, помолясь
   С усердием и досыта поплакав,
   И так тебе легко на сердце станет;
   И под ногами ты земли не чуешь,
   И ног не слышишь; и заря-то ярче
   Горит на небе, точно сладкий мед,
   Пьешь воздух утренний. Такое диво!
   Какая легость для души молитва!
   Взялся бы с места, да и полетел!
   А день придет - забота за заботой
   Навалятся, опять отяжелеешь.

Аксенов

   Вестимо, утром человек помягче,
   Пока не заболтался в суете;
   И разум крепче, да и воля тверже,
   И особливо помолясь усердно.
   Сейчас наказывал Кузьма Захарьич
   Сказать народу, чтоб не расходился.
   Пожалуй, после всех и не сберешь,
   Да и сердца-то огрубеть успеют.
   Теперь в соборе заказал молебен
   Он ангелу-хранителю Косьме
   Бессребренику. Вы поговорите
   С народом-то, пока молебен кончат.

Темкин и Губанин отходят к народу: один в одну сторону, другой в другую.

Темкин

   Почтенные! Маленько подождите:
   Кузьма Захарьич хочет говорить.

Губанин

   Коли не в труд, повремените малость:
   Кузьма Захарьич приказал просить.

Минин выходит из собора.

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Те же и Минин.

Минин

(с лобного места)

   Друзья и братья! Русь святая гибнет!
   Друзья и братья! Православной вере,
   В которой мы родились и крестились,
   Конечная погибель предстоит.
   Святители, молитвенники наши,
   О помощи взывают, молят слезно.
   Вы слышали их слезное прошенье!
   Поможем, братья, родине святой!
   Что ж! Разве в нас сердца окаменели?
   Не все ль мы дети матери одной?
   Не все ль мы братья от одной купели?

Голоса

   Мы все, Кузьма Захарьич, все хотим
   Помочь Москве и вере православной!

Минин

   И аще, братья, похотим помочь,
   Не пожалеем наших достояний!
   Нe пощадим казны и животов!
   Мы продадим дворы свои и домы!
   А будет мало: жен, детей заложим!

Голоса

   Заложим жен! - Детей своих заложим!

Минин

   Что мешкать даром, время нас не ждет!
   Нет дела ратного без воеводы:
   Изыщем, братия, честного мужа,
   Которому то дело за обычай,
   Вести к Москве и земским делом править.
   Кто воеводой будет?

Голоса

   Князь Димитрий
   Михайлович Пожарский! - Князь Пожарский!
   Другого нам не надо!

Минин

   Воля Божья!
   Пожарского избрали мы всем миром,
   Ему и править нами. Глас народа -
   Глас Божий. Выборных людей пошлем.
   Просить и кланяться, чтоб шел к нам наспех.
   Теперь, друзья, несите, кто что может,
   На дело земское, на помощь ратным.
   Я - Господи благослови начало! -
   Свои, копленые и трудовые,
   Все, до последнего рубля, кладу.

Несколько голосов

   И мы, и мы все за тобой готовы
   Отдать свою копейку трудовую!

Другие голоса

   Что деньги! Деньги дело наживное;
   Как живы будем, наживем опять.

Минин

   Да из собора я послал Нефеда,
   Чтоб из дому несли, что подороже:
   Жены Татьяны поднизи [4] и серьги,
   Весь жемчуг, перстни, ферязи [5] цветные,
   Камку [6] и бархат, соболь и лисицу;
   Да взяли б у святых икон взаймы,
   На время только, ризы золотые.
   Пошлет Господь, оправим их опять.

Голоса

   Всё отдадим! - Теперь не до нарядов!
   В нарядах суета мирская ходит!

Начинаются приношения.

Минин

   Ты, Петр Аксеныч, стань, блюди казну!
   Ты, дедушка, не знаю, как назвать-то,
   Постой у денег! Принимайте вместе!

Аксенов и старик всходят на лобное место и принимают приношения. Минин сходит.

Биркин

   Нет, в Нижнем принялись за дело крепко.
   Здесь делать нечего; а подобру
   Да поздорову лучше убираться.

Семенов

(подходит к Минину)

   Обидел я тебя, Кузьма Захарьич,
   Прости меня!

Минин

   Господь тебя простит.

Семенов

   Я мнил, смущаем дьявольским прельщеньем,
   Что грубый ты и гордый человек,
   Что ради славы суетной ты ищешь
   Владычества над равными тебе
   И временной корысти. Просвещает
   Господь мне очи ныне. Зрю в тебе
   Поборника по вере православной,
   Ясносиятельной и непорочной,
   И кланяюсь тебе, прости меня!
   Я стар, душе моей приспело время
   Сводить расчет дел правых и неправых.
   И так грехов довольно на душе;
   Ты отпусти мне этот грех последний,
   Все легче будет хоть одним грехом.

Минин

   Не у меня, у Господа прощенья
   Проси! А я обид твоих не помню.

Семенов

   Ну, и спаси тебя Господь за это!
   Не откажите малый вклад принять
   От многогрешного раба Василья.

(Отходит с Мининым.)

Народ более и более теснится у лобного места. Начинают приносить даже вещи, что и продолжается до конца действия.

Губанин

(Темкину)

   Пойти домой, принесть свое хоботье! [7]
   Оставлю чашку щей да хлеба на день -
   С меня и будет.

Темкин

   Погоди, успеешь!
   Мы первые пошли на это дело,
   Не спятимся. Что, Лыткин замолчал?

Губанин

   Ты знаешь, Лыткина именье близко:
   Он в город перенес, боясь всполоху;
   Как давеча к обедне зазвонили
   В большое било, он и испугался.

Темкин

   Ну, ладно ж! Погоди, Василий Лыткин!

(Лыткину.)

   Ай, Вася! Вот хвалю! Так, брат, и надо!

Лыткин

   А что?

Темкин

   Да как же! Ты свои пожитки
   Все приволок. Чего-нибудь да стоит.

Лыткин

   Да нешто я про вас?

Темкин

   А про кого же?

Лыткин

   Я для сохранности принес.

Темкин

   Ну, полно
   Шутить-то с нами.

Лыткин

   Да какие шутки!
   А вот возьму да и пошлю домой.

Темкин

   Покойников с погосту в дом не носят.

Лыткин

   Так что же вы хотите?

Темкин

   Вот покличем
   Мы молодцов, перетаскают мигом.
   А из мирской казны не отдадут.

Губанин

   Да и просить-то стыдно.

Лыткин

   Что ж вы, грабить
   Меня хотите?

Темкин

   Как же быть с тобой?
   Неволя заставляет, сам доводишь!

Губанин

   Ты скупостью своей и нас позоришь!
   Паршивая овца все стадо портит.

Лыткин

   Уж вы меня пустите!

Темкин

   Нет, уйдешь!

Лыткин

   Не погубите!

Темкин

   Вот что, брат Василий!
   Дай деньгами! Пожитков мы не тронем.

Губанин

   Ведь деньги все с тобой. Боясь всполоху,
   Все до копейки из дому унес.

Лыткин

   А много ль?

Темкин

   Все отдай!

Губанин

   Ну, половину!

Лыткин

   Ой, много!

Темкин

   А заспоришь, хуже будет.

Губанин

   Ну, третью деньгу дай!

Темкин

   С лихой собаки
   Хоть шерсти клок.

Губанин

   Как на миру решили?

Темкин

   Развязывай кошель-то, сосчитаем!

Все трое садятся на землю и считают деньги.

   Три доли ровно, видишь. Две тебе,
   Сбирай в мошну, завязывай потуже!
   А третью часть сыпь в шапку, да и с Богом!
   Пойдем все вместе, отдадим с поклоном.

Подходят к Аксенову.

   Примай-ка, Петр Аксеныч!

Лыткин подает шапку.

Аксенов

(высыпает деньги и возвращает шапку)

   Вот спасибо!
   Не ожидал я от тебя, Василий.

Лыткин

   Я на мирскую нужду не жалею.

(Отходит.)

   Уж только знает грудь да подоплёка,
   Как мне легко. Убраться поскорее!

(Уходит.)

Входит Колзаков.

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Колзаков.

Колзаков

(Минину)

   А я что дам? До нитки домотался!
   А надо бы беречь на черный день.
   И у меня добра довольно было,
   Да сплыло все. Теперь людям завидно.
   Не то завидно, милый человек,
   Что хорошо живут да чисто ходят;
   А то завидно, что добро несут,
   А мне вот нечего. И одежонка
   Вся тут. Да! Погоди! Тельник [8] на шее,
   Серебряный, большой. Ну, слава Богу!
   Нашлось-таки, что Господу отдать.

(Снимает.)

   Возьми! Возьми! Пускай хоть раз-то в жизни
   Пойдет на дело и моя копейка.

Входят Татьяна Юрьевна и Нефед. За ними несут сундуки и ларцы.

   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же, Татьяна Юрьевна и Нефед.

Heфед

   Как, батюшка, изволил приказать,
   Так точно мы, по твоему приказу,
   И сделали - всё принесли сюда.

Минин

   Вон, видишь, Петр Аксеныч собирает!
   Кладите в кучу, после разберут.

Татьяна Юрьевна

   Вот, государь ты мой, Кузьма Захарьич,
   Ты приказал жене твоей, Татьяне,
   Прислать тебе жемчуг и ожерелья,
   И с камешками перстеньки, и всю
   Забаву нашу бабью. Я не знаю,
   На что тебе! Я все в ларец поклала,
   Не думавши, взяла и принесла.
   Ты дума крепкая, Кузьма Захарьич,
   Ты слово твердое, так что нам думать.

Минин

   Сама Петру Аксенычу отдай!

Татьяна Юрьевна

   Все, государь, исполню, что прикажешь.

(Отдает.)

Входит Марфа Борисовна; за ней несут сундуки и ларцы.

   ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же и Марфа Борисовна.

Марфа Борисовна

   Богатое наследство мне осталось
   От мужа моего и господина.
   Отцы и деды прежде накопили,
   А он, своим умом и счастьем, много
   К отцовскому наследию прибавил,
   И умер в ранних летах; не судил
   Ему Господь плоды трудов увидеть.
   Покрасоваться нажитым добром.
   Благословенья не было от Бога
   Мне на детей, - одним-одна осталась
   Хозяйкою несчетного добра.
   Добра чужого: я с собою мало
   В дом принесла. Искала я родных;
   Родни его ни близкой не осталось,
   Ни дальней. Вздумала я - догадалась
   Раздать казну за упокой души,
   И весело мне стало, что заботу
   Такую дорогую Бог послал.
   И вот, благословясь, я раздавала
   По храмам Божьим на помин души,
   И нищей братье по рукам, в раздачу,
   Убогим, и слепым, и прокаженным,
   Сиротам и в убогие дома,
   Колодникам и в тюрьмах заключенным,
   В обители: и в Киев, и в Ростов,
   В Москву и Углич, в Суздаль и Владимир,
   На Бело-озеро, и в Галич, и в Поморье,
   И в Грецию, и на святую Гору,
   И не могла раздать. Все прибавлялось -
   То долг несут, то кортому [9] с угодий,
   И, не внуши вам Бог такого дела,
   Ни в жизнь бы мне не рассчитаться с долгом.
   Тут много тысяч! Сыпьте, не считайте!
   На добрые дела, на обиход
   Еще немного у меня осталось.
   Коли нужда вам будет, так возьмете.
   А мне на что? С меня и так довольно -
   Одних угодий хватит на прожиток.

(Отходит к стороне.)

Поспелов

   Ты мне теперь еще дороже стала,
   Жена моя любезная!

Марфа Борисовна

   Ах, что ты?
   Я не жена еще!

Поспелов

   Не все ль равно!
   Не рано - поздно, будешь же женою.
   Да долго ль ждать-то? Скоро пост начнется:
   Сама ты знаешь, свадьбы не венчают.

Марфа Борисовна

   Какой ты скорый! Разве мало дела?
   Все не управлюся.

Поспелов

   Вот вы какие!
   Вам только мучить человека! Знаю
   Я ваш обычай. Что же за порядок!
   Тут пост, а там к Москве пора идти;
   Нам и пожить-то вместе не удастся.

Марфа Борисовна

   Ах, милый мой, так ты к Москве пойдешь?

Поспелов

   Еще бы не пойти! Само собою.

Марфа Борисовна

   Ах, мой сердечный! Экой ты хороший!
   Бог даст, вернешься!

Поспелов

   Как же, дожидайся!
   Скорее голову свою положишь.

Марфа Борисовна

   А голову положишь, нешто худо!
   Что мученик, что на войне убитый,
   Ведь все равно. Куда ты угодишь,
   Пойми! Нам не бывать там, где ты будешь.

Поспелов

   Да я не прочь и голову сложить,
   А все-таки, пока живешь здесь в Нижнем,
   Жениться бы.

Марфа Борисовна

   Об деле меньше будешь
   Женатый думать. Вот что, друг любезный!
   Ты знаешь ли: женатый о жене,
   А холостой о Боге.

Поспелов

   Наше дело,
   А не твое. Про то мы сами знаем.
   Ты обещала, так назад не пяться!

Марфа Борисовна

   Зачем мне пятиться! Какая стать!
   Ну, чем ты не жених? Собой красавец,
   И развеселый, и такой удалый!
   Других таких не сыщешь. Из-под ручки
   На женихов таких невесты смотрят.

Поспелов

   Да, только смотрят.

Марфа Борисовна

   А тебе все мало.

Поспелов

   Всё шутки у тебя. Мне не до шуток!
   Тебе забава - мне кручина злая.
   Я, точно подкошенная трава,
   Без ветра-вихоря, без солнца вяну.
   Ложись да умирай!

Марфа Борисовна

   Дай Бог пожить!
   Повеселиться да детей понянчить!
   Ты не кручинься! Бог даст, будем живы,
   Еще успеем и намиловаться
   И надоесть друг другу.

Поспелов

   Бог с тобой!
   Хотел браниться, что не держишь слова.
   Язык не слушает. Махнуть рукой
   Приходится да ждать себе решенья.
   Хоть милуй, хоть казни меня - я твой!
   И приказать и отказать вольна ты;
   Прикажешь - ладно; нет - так Бог накажет.

(Отходит.)

Татьяна Юрьевна

   Ты не зайдешь ли к нам отсюда, Марфа
   Борисовна, на пирожок?

Марфа Борисовна

   Не знаю,
   Как и сказать тебе! Не обмануть бы!
   Вот видишь ты: мое желанье было -
   Снести казну, избавиться заботы,
   Да в монастырь, на тихое житье,
   Пройти отсюда прямо, уж домой
   Не заходить; да после рассудила,
   Что надо будет Богу послужить
   Еще в миру пока. Сберется войско,
   Постои да кормы им нужны будут;
   Дом у меня большой, народу много
   Поставить можно. Надо приглядеть
   Да присмотреть самой. Свой глаз все лучше;
   Заглазно - беспокойно.

Татьяна Юрьевна

   Ну, еще бы! Марфа Борисовна
   Вот, рассудивши так-то, я отсюда
   И думала пробраться в Воскресенский,
   Себе хотелось келью присмотреть.

Татьяна Юрьевна

   Вот уж не думала. Да что ты, Марфа
   Борисовна! Ушам своим не верю.
   Такая ты веселая, все шутишь,
   Смеешься с нами, парней молодых
   Не обегаешь...

Марфа Борисовна

   Что же их бояться?
   Подумают, горда. Греха-то больше!
   А пусть болтают да смеются вдоволь,
   От ихних слов меня ведь не убудет:
   Побалагурим, да и разойдемся.

Татьяна Юрьевна

   Да как же это? Алексей Михайлыч
   Мне сказывал, что он тебя засватал,
   И ты не прочь, и будто по рукам
   Ударили. Он ждет и не дождется.

Марфа Борисовна

   Не говори ему, пускай он ждет.

Татьяна Юрьевна

   Обманывать грешно!

Марфа Борисовна

   Да что же делать!
   Ты рассуди сама: идти мне замуж
   Уж не приходится: я обещала
   Вдовой остаться, божьей сиротой.
   А Алексей Михайлыч ласков очень,
   Меня он любит; откажи ему -
   Рассердишь. Кроток он теперь и смирен;
   Пожалуй, в гнев его введешь и в злобу,
   И будет только грех один. Уж лучше
   Хоть обману, да в мире поживем.
   Пусть думает, что я его невеста.
   Теперь к Москве сбираться скоро будет,
   Дорога дальняя - меня забудет.
   Не до любви, - там горе ждет его,
   А я молиться буду за него.

Уходят. Народу все больше прибывает на площадь.

Один из толпы

   Вот шесть алтын, две деньги!

Другой

   Зипунишко!

Подают. К лобному месту подходит толпами.

Голоса

   Вот наши деньги из квасного ряду! -
   Из рукавичного! - От ярославцев! -
   Костромичи собрали - принимайте! -
   Стрельцы Колзакова Баима сотни.

Поспелов

   Вот праздник так уж праздник! Ну, веселье!

Минин

   И я смотрю; душа во мне растет.
   Не явно ли благословенье Божье!
   Теперь у нас и войско, и казна,
   И полководец. Недалеко время,
   Когда, вооружась и окрылатев,
   Как непоборные орлы, помчимся
   И грянем на врагов. Пусть лютый враг,
   Как лев, зияет, бесом воружаем;
   Не страшен нам злохитрый ков его!
   За нас молитвы целого народа,
   Детей, и жен, и старцев многолетних,
   И пенье иноков, и клир церковный,
   Елей лампад, курение кадил!
   За нас угодники и чудотворцы,
   И легионы грозных сил небесных,
   Полк ангелов и Божья благодать!

Вбегает юродивый.

   ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же и юродивый.

Голоса

   Бежит убогий! - Гриша! - Пропустите!

Юродивый

(на лобном месте)

   Вот денежки! Копеечки! Возьмите!
   Их, много, много!

(Высыпает деньги.)

Голоса

   Вот он собирал
   Все на дорогу-то! - Выходит, правда. -
   Уж эти деньги, братцы, всех дороже.

Юродивый

   Темно! темно! Не вижу ничего!
   Где люди? Где земля? Все вниз уходит.
   Повыше бы подняться! Выше! Выше!

Его поднимают.

   Я вижу, вижу!..

Голоса

   Что ты видишь, Гриша?
   Всем сказывай! - Всем говори, что видишь!

Юродивый

   Обители, соборы, много храмов,
   Стена высокая, дворцы, палаты,
   Кругом стены посады протянулись,
   Далеко в поле слободы легли,
   Всё по горам сады, на церквах главы
   Всё золотые. Вот одна всех выше
   На солнышке играет голова,
   Река, как лента, вьется... Кремль!.. Москва!.
  
   ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
  
   ЛИЦА:
  
   Минин.
   Татьяна Юрьевна.
   Hефед.
   Аксенов.
   Поспелов.
   Семенов.
   Площадной подьячий.
   Выборные.
   Народ.

Горница в доме Минина. Налево дверь в другой покой, прямо - в сени.

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Татьяна Юрьевна сидит у стола, пригорюнясь; Нефед стоит у притолоки. Входит Аксенов.

Аксенов

   Мир дому и живущим в нем! Здорово ль
   Вы здесь живете?

Татьяна Юрьевна

   Чьи-нибудь молитвы
   Доходят к Богу: живы и здоровы!

Аксенов

(садясь)

   Так что ж вы приуныли, осовели?

Нефед

   Да батюшка...

Аксенов

   Ну, что ж?

Нефед

   Тоскует очень.

Татьяна Юрьевна

   И не глядит на свет, сидит горюет.

Аксенов

   Что за беда такая! Отчего бы?

Нефед

   Кто ж знает!

Татьяна Юрьевна

   Нешто скажет!

Аксенов

   Вы б спросили!

Нефед

   Не смеем.

Аксенов

   Ну, так я поговорю,

Татьяна Юрьевна

   Поговори-ка, Петр Аксеныч, толком!
   Авось уймется.

Нефед

   Батюшка идет.

Татьяна Юрьевна и Нефед уходят в среднюю дверь. Минин выходит из боковой.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Аксенов и Минин.

Аксенов

   Здорово, друг, Кузьма Захарьич!

Минин

   Здравствуй!

(Садится на лавку и молча смотрит в окно.)

Аксенов

   Опомнись! Что ты! Как тебе не грех!

Минин

   Тоска меня загрызла; иссосала
   Мне сердце, как змея.

Аксенов

   О чем скорбишь?
   Ты мне скажи, на сердце легче будет.

Минин

   Ты не поможешь. Горько мне до смерти!
   Скорбь лютая! Душа захолонула,
   Упало сердце ретивое, кровь
   По жилам холодеет!

Аксенов

   Ты в уме ли?
   Не ты бы говорил, не я бы слушал!
   Какое время, вспомни, греховодник!
   Какое дело на плечах твоих!
   Будь тверд, как камень! Суетному горю
   И малодушеству не предавайся!
   Грехом уныния грешишь пред Богом!
   Противна Богу суетная скорбь.

Минин

   Нет суеты во мне. Коришь напрасно.
   Земные страсти надо мной не властны.
   Рассыпься дом и погреби семью,
   Возьмись пожар и разнеси по ветру
   Все нажитое, до последней нитки -
   Я буду тверд; хвалить и славить Бога
   Не перестану; проронить слезу
   Сочту грехом. Я наг на свет родился
   И наг в могилу лягу. Страшно молвить!
   Аксеныч, страшно молвить! Наше дело,
   Великое святое начинанье,
   Как сельный цвет в сухое лето, вянет.
   Выводим стены, крышу крыть хотим,
   А храмина некрытая валится.
   Вот отчего лицо мое мертвеет,
   И зимним холодом ведет по телу,
   И дыбом подбирает волоса.
   Народ волна - прихлынет и отхлынет.
   Давно ль тот день, когда бежал толпами
   Народ на площадь, отдавал копейки
   Последние и медные кресты?
   А что теперь! Хоть плачь, хоть распинайся -
   И денежки не вымолишь; забыли,
   Что жен, детей хотели заложить.
   Все приуныли. Только бедняки
   И веселы; а те, что побогаче,
   Как туча черная, все почернели.
   Расстаться жаль с добром. Они не видят,
   Что дьявол их тенетами опутал
   И в бездну тащит золотым арканом.
   А много ль мы собрали, Петр Аксеныч?
   С чем начинать? Подумай, посуди!
   А разве ты не видишь тайной злобы
   Ко мне? Не все, я не хочу грешить,
   А есть такие, разорвать бы рады
   Меня на части. Точно о себе
   Радею я, а не о земском деле.
   Да ты послушай, что еще скажу!
   Послали выборных, просить велели
   На воеводство князя. Князь Димитрий
   Михайлович их спросит: "Кто блюсти
   И ратным раздавать казну приставлен?"
   Меня не назовут, гляди, другого
   Кого-нибудь. Все прахом и пойдет!

Аксенов

   Не гордость ли, Кузьма?

Минин

   Нет, Петр Аксеныч!
   Да разве гордость, не жалея силы
   И день и ночь, не покладая рук,
   Без устали, без отдыха работать!
   Один для всех слуга я поминутный;
   Да и вперед вам послужить хочу.
   Ведь я не почести прошу, а службы.
   Горячее-то время подойдет,
   Тут только поспевай, ведь с ног собьешься;
   И не доевши вскочишь из обеда,
   И ночи недоспишь, да не придется
   И лба себе перекрестить порядком.
   Вот я чего хочу. Пускай другие
   За дело примутся, тогда увидишь,
   Что заварится! Брань да перекоры,
   Бездельные, пустые разговоры;
   Казны собрать алтына не сумеют;
   А что собрали, растрясут, развеют.
   А делу-то поруха! Нам бесчестье!
   И перед Богом грех незамолимый!

Аксенов

   Не дай Бог слышать, а не то что видеть
   Греха такого!

Минин

   Чай, тебе случалось
   Видать не раз, как тонет человек;
   А может, сам тонул?

Аксенов

   Всего бывало.

Минин

   Перекрестясь, да с берега крутого
   Ты бросишься, на силу-то надеясь;
   Плывешь так весело; на полдороге
   Вдруг страшно станет, ищешь ты глазами,
   Где ближе берег. Смотришь ты вперед, '
   Там столько же, как с берега казалась
   И вся река; назад - там вдвое шире.
   Кричать нет пользы, берега пустые.
   Ответа не дадут; а кто услышит,
   Так скоро ль добежит да сыщет лодку!
   Вдруг смертная тоска одолевает;
   Глазами водишь: мать сыра-земля
   Цветет по-прежнему, проходит стадо
   Вдали, чуть видно; пролетели чайки
   С зловещим криком; облачко нашло
   На солнышко, и плёсо зарябилось
   И потемнел тальник по берегам;
   И, сотворив молитву, тонешь, бедный,
   Без помощи. Вот так и я тону.
   Да не один я, все мы, все мы тонем.

(Задумывается.)

  

Аксенов

   Ты был у князя?

Минин

   Одному тебе
   Покаюсь, был.

Аксенов

   На чем же порешили?

Минин

   Князь добрый человек. Меня он слушал
   Приветливо и долго; обласкал
   И сам расспрашивал про все по ряду:
   "Да что? Да как? Да правду ль говоришь?"
   Сам понимаешь, княжеское дело.
   "Скажи-ка, говорю, ты мне, князь Дмитрий
   Михайлович, кто больше сработает -
   Голодный али сытый? Подневольный
   Али за деньги нанятой? Скажи-ка,
   Не оттого ли нашим воеводам
   И дело ратное не удавалось,
   Что только силу ратную считали,
   А про кормы да про казну забыли?
   Без корму да без денег что за ратник!
   Ни силы нет, ни духу! Ты возьми
   От человека до скота - все то же!
   Ведь сытый конь побольше и свезет
   И в гору вытянет; на чахлом много ль
   Наездишь? Самого тянуть придется".
   Да так вот все ему как на ладони
   И выложил. Подумал князь, подумал
   И говорит: "Ты прав, Кузьма Захарьев!
   С такой оравой в дальнюю дорогу
   Мне без тебя сряжаться, что без рук.
   Давай уж вместе Господу послужим!"
   Поцеловались. С тем и отпустил.

Аксенов

   Так ты чего ж боишься, маловерный?

Минин

   Да разве князь не может передумать!
   Наскажут на меня, а он поверит:
   Ты знаешь сам, как я богатым солон!
   А их-то и послали с челобитьем.
   Душа из тела рвется, полетел бы
   Одним глазком взглянуть, что там творится.

Аксенов

   А вот приедет Алексей Михайлыч -
   Расскажет все. Сегодня надо ждать.

Поспелов входит.

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Поспелов.

Аксенов

   А он и тут. Легок же на помине.
   Здорово ль съездили?

Поспелов

   Благополучно.
   Дорога гладкая, морозец легкий!
   По первопутью, ровно как по маслу,
   Шутя доехали. Да и назад
   Вернулись подобру да поздорову.

Минин

   Садись! В ногах нет правды! Говори!
   Душа не терпит, сердце не на месте.

Аксенов

   Все сказывай, как было, по порядку!

Поспелов

   Вот, перво-наперво, мы духовенство
   Пустили в горницу, а там, честь честью.
   Вошли и мы; кто старше, впереди.
   Все помолились, низко поклонились.
   Князь подошел к благословенью, отдал
   Нам всем поклон и начал говорить,
   Что рад гостям и что желает слышать,
   Какую нужду до него имеют.
   Тут все заговорили. Дьяк Василий
   Большую речь держал хитро и складно
   И приводил слова святых писаний.
   Князь слезно плакал. Видно, что по сердцу
   Ему пришел наш земский приговор.
   "Ступайте в Нижний, говорит, скажите,
   Что я за веру пострадать готов
   До самой смерти. Только подобает
   Между собою из людей посадских
   Вам выбрать мужа, чтобы вместе быть
   Нам у великого такого дела,
   Казну сбирать и ратных оделять
   И все дела нам делать заедино".
   И стали наши князю говорить:
   "Не знаем мы такого человека!"

Минин

   Они не знают! Слышишь, Петр Аксеныч?
   Меня от службы земской оттирают,
   Иду в холопы к ним - не принимают!

Аксенов

   Постой! Возьми терпенье! Дай дослушать!

Поспелов

   А князь им говорит: "У вас Кузьма
   Захарьев, Сухорук, то дело знает;
   Он человек бывалый и служилый,
   Ему такое дело за обычай!
   Его просите! Буде согласится,
   И я, не мешкая, сбираться буду".
   Нас накормили, брагой напоили
   И с миром отпустили. Вот и все.

Аксенов

   Где ж выборные?

Поспелов

   Всех оповещают
   На площади. И копится народ,
   И сходится со всех сторон толпами;
   Хотят всем миром двинуться к тебе
   Просить и кланяться, Кузьма Захарьич.

Минин

   Они придут. О Господи, дай силы!
   Дай твердости! Окамени мне сердце!
   О! загради мой слух! Да не смущаюсь
   Коварными и льстивыми словами!
   Печатью огражденья запечатай
   Уста мои! Да не отдамся весь
   В чужую волю скорыми речами!
   Они придут!

(Решительно.)

   Ну что ж! Пускай! Мы примем.

Аксенов

   Крепись, Кузьма!

Минин

   Да будет воля Божья!

Входит Hефед.

Heфед

   К нам гости, батюшка!

Минин

   Встречай с поклоном!
   Широко распахните ворота!
   Все двери отворите и зовите!

Поспелов

   Теперь я лишнее бревно в избе.

(Уходит в боковую дверь.)

Входят Семенов, выборные и народ.

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Минин, Аксенов, Семенов и выборные.

Семенов

   Кузьма Захарьич! ведомо тебе,
   Что мы всем миром посылали к князю
   Димитрию Михайловичу в Пурех
   Нижегородцев, выборных людей
   Из всех чинов, с великим челобитьем.
   Да будет ведомо тебе, что стольник
   Князь Дмитрий наше челобитье принял
   И приказал сказать всему народу
   Нижегородскому свое решенье:
   Что ради веры пострадать готов
   И собирается к нам в Нижний наспех.
   У сбора же казны и у раздачи
   На жалованье ратным людям денег
   Князь приказал приставить человека
   Бывалого, из лучших из посадских.
   Да будет ведомо, Кузьма Захарьич,
   Что мы, поговорив между собою,
   С посадскими и всякими людьми,
   Приговорили кланяться тебе
   И звать к мирскому делу неотступно.

Один из выборных

   Уж не впервой тебе, Кузьма Захарьич,
   За дело земское руками браться.
   Мы много милостью твоей довольны.
   И в этом разе ты нас не покинь.

Все кланяются.

Другой выборный

   Кузьма Захарьич! мы к тебе с поклоном,
   С великим челобитьем прибегаем.
   Ты нашей просьбы не оставь! Всем миром
   Тебя мы просим: послужи ты нам!

Все кланяются.

Голоса

   Кузьма Захарьич, послужи! - Кому же,
   Опричь тебя и некому у нас! -
   Все просим: послужи, Кузьма Захарьич!

Кланяются.

Татьяна Юрьевна, Нефед и Поспелов смотрят из боковой двери.

Минин

   Благодарю, что вспомнили меня,
   И низко кланяюсь. За честь спасибо!

(Кланяется.)

   Есть поумней меня и побогаче,
   Да и постарше, прежде тех просите!

Голоса

   Нам никого не надо! - Не хотим
   Другого! Ты нам люб! - Тебя мы просим!

Минин

   Не бегал я от службы никогда,
   Для дела земского бросал заботы
   Свои домашние, семью, торговлю,
   Радел, чтоб застоять да не обидеть
   Молодших братий...

Голоса

   Мы тобой довольны,
   Кузьма Захарьич, ты об нас радел.

Минин

   Вот и недавно подняли мы дело,
   И малое начало положили
   Великому. Жалел ли я себя?
   И деньги и добро принес я первый.
   По-моему-то, всем так подобает;
   А может, кто жалеет. Как тут быть!
   Как тут орудовать! Один и душу
   Рад заложить; другому жаль копейку.
   Стань принуждать, его обидишь кровно.
   И только грех, да брань, да уреканье!
   Послужишь Богу, так людей обидишь!
   Людям служить, так Богу согрешить!
   Кому служить-то: людям или правде?

Голоса

   Ты правде послужи, Кузьма Захарьич!

Минин

   Служил бы правде, силы не хватает,
   Последнюю на службе истерял.
   Работал много, наработал мало!
   Хлопот по горло, дела на алтын!
   Любовью начали, свели на ссору!
   Хотели волей собирать подмогу,
   Теперь хоть силой отымай, так впору.
   Что ж, мне стоять с ножом у горла, что ли?
   Что было силы, послужил народу -
   Уж не взыщите, утрудился больно.

(Кланяется.)

Задние

(передним)

   Просите! Кланяйтесь! Что так стоите!

Передние

(кланяются)

   Кузьма Захарьич! Пожалей ты нас!
   Мы без тебя - без рук. Все дело прахом
   Рассыплется. Не совладать другому,
   Напортит только. - Где другому сделать!

Минин

   И не просите лучше, не могу.

Выборный

   Кузьма Захарьич, может, ты серчаешь
   На нас за что? Так гнева не держи!
   Вину и виноватого поведай!
   В чем проступились, в том и повинимся.

Минин

   Другому кланяйтесь, я не слуга вам!
   Последнее вам слово говорю.

(Садится к столу и закрывает лицо руками.)

  

Голоса

   Татьяна Юрьевна! ты, Петр Аксеныч,
   Покланяйтесь да попросите с нами!

Татьяна Юрьевна

(с поклоном)

   Не наше дело, батюшка; не смеем.

Аксенов

   Не все ж ему плясать по вашей дудке!
   Не в час пришли, так лучше воротиться,
   Да сызнова прийти, да поклониться.

Все кланяются.

Татьяна Юрьевна

   Прощенья просим!

Голоса

   С Богом оставаться!

(Уходят.)

   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Минин, Аксенов, Поспелов и Нефед (смотрят в окно), Татьяна Юрьевна (у боковой двери).

Минин

   Ушли! Ну, слава Богу! легче стало!
   Душа моя открыта перед Богом,
   Я рад служить, рад душу положить!
   Я к делу земскому рожден. Я вырос
   На площади, между народных сходок.
   Я рано плакал о народном горе,
   И, не по летам, тяжесть земской службы
   Я на плечах носил своей охотой.
   Соблазну власти я не поддавался;
   И как наседка бережет цыплят,
   Так я берег от властных и богатых
   Молодшую, обидимую братыо.
   Теперь зовут меня, а я нейду;
   Я не пойду служить, пока весь Нижний
   В моих руках не будет поголовно
   Со всем народом и со всем добром.

Нефед

   Вернулись, батюшка.

Минин

   Заприте двери!
   Заткните окна!

Аксенов

   Что ты! Бог с тобой!
   Пусти меня, я расскажу им толком,
   Чтоб написали земский приговор.

Идет к двери, дверь растворяется. Видна толпа.

Голоса

   Кузьма Захарьич, мы опять к тебе.

Минин

   Сказал, что не пойду, чего ж хотите?
   Я и в другой раз то же говорю;
   Придете в третий, в третий то же будет.

Аксенов уходит и затворяет дверь.

   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же без Аксенова.

Поспелов

(у окна)

   Идут нейдут, едва переступают,
   Как словно что забыли. Меж собою
   Все шепчут что-то, плачут. Погляди!
   Вот как ты дорог им, Кузьма Захарьич!

Минин

   Что ж, плачут! Я и сам заплачу с ними;
   Да делу-то какая польза будет!
   Довольно слез, теперь нужна нам твердость!
   Чем плакать, написали б приговор.
   А и напишут, я сейчас же к князю
   Пошлю его. Нефед, седлай коней!
   И сам сбирайся наскоро в дорогу!
   Ты, Алексей Михайлыч, с ним поедешь.
   Везите, пуще глазу берегите,
   И прямо к князю в руки передайте!
   А дома-то держать боюсь, отымут,
   Назад возьмут, коль в чем не угодишь.

Нефед

   Я мигом, батюшка!

(Уходит.)

Поспелов

   Да не напрасно ль
   Ты опасаешься, Кузьма Захарьич?

Минин

   Да разве ты не видишь, как мне горько
   Хитрить с народом, кабалить его?
   Кабы не божье дело, приговора
   Я не просил бы. Я в огонь и в воду
   По воле земской брошусь без оглядки.
   И головой начальным, и слугою
   Готов служить по первому их слову.
   Мириться, ссориться не привыкать стать;
   И поругаемся, и помиримся,
   Друг на друге обиды не считаем.
   Брань не страшна, на вороту не виснет.
   То наше дело, дело поправное.
   А это дело Божье, за оплошку
   За каждую ответишь перед Богом.
   Привел Господь начать благое дело,
   И надо честно совершить его.
   Я не свое хотенье исполняю,
   А волю, заповеданную свыше.
   Мне больше дал Господь и больше спросит.

Поспелов

   Идут опять, и Петр Аксеныч с ними,
   Подьячего ведут со всем припасом.

Входят Аксенов, подьячий, выборные и народ.

   ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же, Аксенов, подьячий и выборные.

  

Один из выборных

   Вели писать, а мы вперед согласны
   На всякий твой приказ, Кузьма Захарьич.

Минин

(подьячему)

   Садись, пиши!

Подьячий садится.

   Всех помяни вначале!
   Дворян, детей боярских и голов,
   Всех по порядку напиши, как знаешь.

(Помолчав.)

   Пиши, что выбрали меня всем миром
   У сбора денег ратным людям быти.

(Помолчав.)

   Пиши! И быти нам Кузьме послушным
   И не противиться ему ни в чем!
   На жалованье ратным людям деньги
   Имать у нас у всех беспрекословно!
   А недостанет денег - животы;
   А животов не станет-жен с детями
   Имать у нас и отдавать в заклад.

(Помолчав.)

   Готово?

Подьячий

   Написал.

Минин

(народу)

   Ну, ладно ль будет?

Голоса

   Пусть будет так! - Прикладывайте руки!

(Прикладывают руки.)

Минин

   Не премину радеть о земском деле,
   А за любовь за вашу бью челом.

(Кланяется.)

   Теперь у Господа молить я буду,
   Чтоб даровал мне силу мышц, и мудрость
   Змеиную, и кротость голубину.

Heфед входит.

Один из выборных

   Готово. Принимай, Кузьма Захарьич!

(Подает приговор.)

Минин передает Нефеду и Поспелову; они уходят.

Минин

   О Господи, благодарю тебя!

(Падает на колени.)

  

Аксенов

   Давно стоит земля, а не бывало
   Такого дела на святой Руси.
   И небывалую ты служишь службу.
   Прими ж такое звание от нас,
   Какого деды наши не слыхали
   И внуки не услышат, и зовись
   Ты Выборным всей Русскою Землею!

Голоса

   Ты выборный от всей земли великой!
  
   ЭПИЛОГ
   (Выход ополчения из Нижнего Новгорода)
   (1612 год, март)
  
   ЛИЦА:
  
   Князь Дмитрий Михайлович Пожарский, воевода.
   Минин, Выборный от всей Земли Русской.
   Аксенов.
   Поспелов.
   Марфа Борисовна.
   Татьяна Юрьевна.
   Лапша.
   Юродивый.
   Весь народ нижегородский и многих других городов.
   Войско.

Часть Нижнего посада, та же, что в первом действии.

   ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Посадские; впереди Аксенов, за ним двое держат хлеб-соль. Подле них Лапша. Толпы народа. Некоторые проходят в Кремль и из Кремля.

Голоса

   Напутственный молебен поют. - Отпели, ратных людей благословляют да кропят. - Ишь ты, наши нижнепосадские хотят с хлебом-солью проводить. -Уж эго как и водится. На Нижнем посаде все и дело-то началось, с гостиного двора пошло. Здесь кашу-то заварили, а гляди, что вышло.

Аксенов

(Лапше)

   Честь честью, мы проводим с хлебом с солью
   И доброго пути им пожелаем.

Лапша

   Я слышал, что по нашей стороне,
   Нагорным берегом пойдут по Волге,
   На Балахну, на Юрьевец, на Решму.

Аксенов

   Ну да, на Ярославль прямой дорогой. И любо, братец, будет посмотреть! Как есть, река польется. Ваши села И города, что мелкие ручьи Воды прикопят, взбухнет, пополнеет, И вдруг широким половодьем хлынет На супостатов веры православной, Снесет и смоет их с лица земли.

Лапша

   Я с решемскими тоже потянуся.
   Хоть кучка малая, а все помога.
   Хлопот-то вам куда, чай, много было
   Собрать такую силу?

Аксенов

   Ну, нельзя же!
   Вот перво-наперво пришли смоляне,
   Потом из Доргобужа да из Вязьмы.
   Бродили бедные; везде их гнали;
   Как домы-то у них поразорили,
   И в Ярополч и в Арзамас садились;
   Вот к нам пришли и с нами заедино
   Хотят идти отмстить за кровь свою.
   Потом коломенцы пришли, рязанцы,
   За ними ополченье из Украйны,
   Казаки и стрельцы, что при Василье
   В Москве сидели. И своих довольно.
   Охотой шли, никак не остановишь!
   И чудо, брат, откуда что бралось!
   Так и плывет, так и плывет богатство;
   Со всех сторон казна, лишь принимай!
   Кузьма кормы и жалованье ратным
   Сам раздавал. И, Божьей благодатью,
   Так и спорилось все в его руках.
   Другие нищие пришли, босые,
   Без одежонки; посмотри теперь!
   Разбогатели, раскормились живо,
   Все молодцами смотрят-загляденье!
   Поверишь ли, коня сегодня купит,
   Дня через три его и не узнаешь;
   Хозяин не узнает, хоть божись,
   Так раздобреет. Смотрим да дивимся.
   Уж истинно что Бог избрал Кузьму!
   Умен и счастлив, да при всем при этом
   Благословенье Божье помогает.

Голос из толпы

   Никак, коней ведут воеводам.

Другой голос

   Здесь не сядут, пеши пойдут.

Из ворот выходит Марфа Борисовна, за ней бежит Поспелов. Останавливаются поодаль от народа, у лавки Лыткина.

   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, Марфа Борисовна и Поспелов.

Марфа Борисовна

   Москву увидишь, Алексей Михайлыч,
   И от меня ей земно поклонись!
   Дай Бог счастливо! Отправляйся с Богом!
   Об нас не забывай!

Поспелов

   О чем же помнить!
   Мне больше не о ком, как о тебе!
   Припомню все, как я тебя увидел,
   Как полюбил, спознал тоску-злодейку!
   Как за тобой по улицам широким,
   По мелким переулочкам ходил,
   Чтоб только в очи заглянуть украдкой!
   Припомню, как сидели, говорили!
   Как в липовом покойчике твоем
   Светло и чисто, как в раю небесном.
   Припомню, как сулила, обещала
   Любить меня и быть моей женой,
   Как только время даром протянула,
   Как провела меня - и обманула!
   Припомню все! Суди тебя Господь!

Марфа Борисовна

   Вернешься ты, и вся твоя невзгода
   Пройдет, как сон. И не о чем жалеть!
   Настанет время тишины и мира,
   И мы с тобой любовно заживем.

Поспелов

   Как знать, что будет! Лучше и не думать!
   Прощай! Увидимся ль на этом свете?
   А не придется, свидимся на том.

Целуются.

Марфа Борисовна

   Прощай, мой милый! Зла на мне не помни!
   Я не женою, матерью родной
   Хотела б проводить тебя в дорогу
   Святым напутствием, благословеньем.
   Поди ко мне, тебя я поцелую
   В последний раз. Храни тебя Господь!

Целуются. Поспелов убегает. Подходит Татьяна Юрьевна.

   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Те же и Татьяна Юрьевна.

Татьяна Юрьевна

   Кузьма Захарьич только до Оки,
   До переправы, воевод проводит,
   Потом домой зайдет, проститься с нами.
   У нас и стол накрыт. Зайди и ты!

Марфа Борисовна

   Уж я простилась. Только бы взглянуть
   Теперь на Божьих воинов. Из дома
   Сегодня вышла я в последний раз.
   Вот постою с народом и глазами
   Своими посмотрю, как избавленье
   Пойдет на Русь святую; прошепчу
   Молитву, да и в келью, прочь от мира.

Татьяна Юрьевна

   Я стану заходить к тебе. Без мужа
   Ведь скучно будет, стану навещать.

(Уходит.)

Голоса

   Идут. - Воеводы идут!

Выходят князь Пожарский, Минин и за ними войско.

   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же, Пожарский и Минин.

Аксенов

   Нижегородцы Нижнего посада
   Тебя, наш воевода, князь Димитрий
   Михайлович, и с выборным с Кузьмою
   Захарьичем, в дорогу с хлебом с солью
   Желаем проводить.

(Подает хлеб-соль.)

Пожарский

   Спасибо вам!

Аксенов

   Челом вам бьем, не брезгайте, примите!

Пожарский принимает хлеб-соль и передает Минину. Минин передает войску.

Пожарский

   Нижегородцы! Мы за вас идем
   С врагами биться, жизни не жалея;
   А вы всещедрого молите Бога,
   Чтобы Московское нам государство
   В соединенье видеть, как и прежде,
   Как при великих государях было;
   Кровопролитье б в людях перестало;
   А видеть бы покой и тишину,
   Как и доселе было в государстве.

Минин

   Друзья нижегородцы! Ваше войско
   Пошло к Москве! Его вы снарядили
   И проводили. Буде Бог пошлет,
   И нашим подвигом мы Русь избавим,
   Великую от Бога примем милость
   За избавленье христианских душ;
   И во вся роды, в будущие веки,
   К навечной похвале нам учинится,
   На славу нам, и на помин душ наших.

Пожарский

   Пойдемте с Богом!

Войско трогается.

Народ

   Прощайте, Божьи воины! - Помоги вам Господь! - Вы за нас страдальцы; а мы за вас богомольцы!

Выбегает юродивый вооруженный.

Юродивый

(кланяясь на все стороны)

   Прощайте! Прощайте!

Трубы, колокольный звон; войско, отряд за отрядом, из Кремля проходит через сцену.

   =======
  
  
   КОММЕНТАРИИ
   Впервые пьеса была опубликована в журнале "Современник", 1862, No 1.
   В Московском университете А. Н. Островскому довелось слушать блестящие лекции профессоров Д. Л. Крюкова по истории древнего мира и Т. Н. Грановского по европейскому средневековью. Русскую историю в университете преподавал профессор М. П. Погодин, широко использовавший в своих лекциях документы и архивные материалы. Университетские годы привили Островскому интерес к историческому прошлому русского народа. Несколько лет спустя в наброске "О романе Ч. Диккенса "Домби и сын" (1847-1848) Островский писал: "...изучение изящных памятников древности... пусть будет приготовлением художнику к священному делу изучения своей родины, пусть с этим запасом входит он в народную жизнь, в ее интересы и ожидания" (А. Н. Островский, Полн. собр. соч., М. 1949-1953, т. XIII, стр. 137. В дальнейшем при ссылках на это издание указываются только том и страница). Значительная часть дневника путешествия Островского в 1848 г. в усадьбу Щелыково через Ярославль и Кострому посвящена записям о культурно-исторических памятниках (т. XIII, стр. 182- 183, 185).
   Одним из первых опытов молодого драматурга была пьеса "Лиса Патрикеевна" (1849-1850), сюжет которой связан с личностью Бориса Годунова. Работа над этой пьесой оборвалась по каким-то причинам в самом начале (см. А. И. Ревякин. "Неоконченные произведения А. Н. Островского "Лиса Патрикеевна" и "Александр Македонский". Ученые записки кафедры русской литературы Московского городского педагогического института им. В. П. Потемкина, М. 1953, т. XX, вып. 2.)
   В 1881 г. в "Записке о положении драматического искусства в России в настоящее время" Островский писал: "Историк передает, что было: драматический поэт показывает, как было, он переносит зрителя на самое место действия и делает его участником события. Не всякий человек растрогается, прочитав, что Минин в нижегородском кремле собирал добровольные приношения на священную войну, что несли ему кто мог, и бедные и богатые, что многие отдавали последнюю копейку, но тот же самый простой человек непременно прослезится, когда увидит Минина живого, услышит его горячую, восторженную речь, увидит, как женщины кладут к его ногам ожерелья, как бедняки снимают свои медные кресты с шеи на святое дело" (т. XII, стр. 122).
   Первой законченной исторической пьесой Островского явилась драматическая хроника "Козьма Захарьич Минин, Сухорук".
   Работе над этой пьесой предшествовало тщательное изучение исторических источников. М. И. Семевский в письме к своему учителю Г. Е. Благосветлову от 19 ноября 1855 г. писал: "Был у Островского. Застал его за выписками из актов археографической комиссии (точнее - экспедиции. - А. Р.); толковали о множестве изданных ныне материалов отечественной истории... Островский, любя отчизну, ревностно занимается памятниками нашей старины" (Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинского дома). Письма М. И. Семевского к родителям и Г. Е. Благосветлову). В актах археографической экспедиции, содержащих разнообразный документальный материал за 1294-1700 гг., драматург почерпнул "не только имена действующих лиц, но и подробности относительно их общественного положения, а что касается гонцов, то и главные очертания их характеров" (Н. П. Кашин, "Драматическая хроника Островского "Козьма Захарьич Минин, Сухорук" и ее источники", СПБ 1910, стр. 5).
   Кроме "Актов археографической экспедиции", Островский использовал для своей пьесы летописи ("Никоновскую летопись", "Новый летописец", составленный в царствование Михаила Федоровича и изданный по списку князя М. А. Оболенского в 1853 г.). исторические повести ("Иное сказание о самозванцах", "Летопись о многих мятежах") и многие другие материалы: например, для образа Марфы Борисовны - "Житие Юлианин Лазаревской" (умерла в 1604 г.), написанное ее сыном дворянином из боярских детей Калистратом Осорьиньм.
   В 1855 г., работая над пьесой "Козьма Захарьич Минин, Сухорук", Островский предполагал закончить ее к 15 апреля 1856 г. Но путешествие по Волге (1856-1857) прервало его работу над этой пьесой. "Что же касается до драмы его "Минин",- извещал 15 июня 1856 г. М. И. Семевский Г. Е. Благосветлова,- то, сколько можно было заметить, Александр Николаевич, придавая ей особенно серьезное значение, трудится над ней не торопясь, по пословице: поспешишь - людей насмешишь" (Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинского дома). Письма М. И. Семевского к родителям и Г. Е. Благосветлову).
   24 января 1858 г. драматург сообщал Н. А. Некрасову; "Я постом окончу "Минина" непременно" (т. XIV, стр. 68). Однако к этому сроку пьеса не была завершена. 26 октября 1861 г. Островский в письме к начальнику репертуарной части петербургских императорских театров П. С. Федорову писал: "...на днях я оканчиваю "Минина", который мне стоит многолетних трудов" (т. XIV, стр. 92). Но "Минин" был закончен лишь 9 декабря 1861 г.
   В процессе работы над пьесой он отметил для себя: "О народе и сказать все, что можно" (Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. А. Н. Островский, "Козьма Захарьич Минин, Сухорук"), Руководствуясь этой мыслью, драматург показывает в пьесе, что освободителем отечества от иностранных интервентов явился простой народ.
   Драматическая хроника Островского о Минине, появившаяся в пору обостренной социально-политической борьбы, не удовлетворила ни левые, ни правые круги тогдашней общественности и литературной критики.
   Консервативной дворянской общественности и критике претили в этой пьесе явные симпатии драматурга к простому народу, резкое обличение боярско-дворянских кругов и противопоставление им торгового сословия. Поэтому консервативная общественность не признавала за пьесой никаких достоинств.
   Выразителем мнения этой части общества выступил поэт Н. Ф. Щербина, известный враждебностью к революционным демократам и неприязнью к Островскому, которого он называл "Гостинодворским Коцебу" (Н. Щербина, Стихотворения, М. 1937, стр. 189). В статье, напечатанной под псевдонимом "Н. Омега" в журнале "Библиотека для чтения", он пытался доказать, что драматическая хроника Островского не отражает духа эпохи, не заключает в себе ничего драматического, почти лишена характеров, чужда подлинной поэзии, ординарна по языку и бесцветна по стиху. Главное действующее лицо хроники - Минин - "выходит какою-то смесью Русакова с Жанной д'Арк и даже иногда кажет себя человеком, начитавшимся современного нам поэта Н. А. Некрасова, как, например, в монологе, где он говорит о народной песне". Марфу Борисовну критик назвал "кокеткой на лампадном масле" ("Библиотека для чтения", 1862, No 6, "Современная летопись", стр. 12).
   Прогрессивная критика не могла принять в "Минине" преувеличения роли религиозного чувства в действиях русских патриотов. Не удовлетворила ее и вялость в развитии действия пьесы. Так, критик журнала "Отечественные записки", обвиняя Островского в односторонне-религиозном освещении событий, заявлял, что все действующие лица пьесы "точно выпущены из монастыря и в земском деле видят одно религиозное дело... Этим-то религиозным чувством подвигается Нижний Новгород на то историческое событие, которое решает судьбу России. Так ли все это? Нет ли тут исторического обмана?.. И действительно, много других пружин упущено автором из виду... упущено единогласное желание всей земли, подготовленное Ляпуновым, отстаивать своя права. Упущена из виду сама земля... Не Петром Пустынником должен быть Минин, а человеком практически гениальным; не расплываться должен он в религиозных мечтаниях, а с страшной энергией человека, движущего массами, практического, должен быть проникнут той страстностью, силою, которая дышит в Пугачеве". Недостаток пьесы критик видел также в узости ее темы, в том, что действие происходит лишь в Нижнем Новгороде, в среде горожан-купцов, а драматическая борьба "совершается в душе Минина и ограничивается одним вопросом: идти или не идти на Москву". Это повело к "ужасным длиннотам". Но при всем том критик отметил и большие достоинства языка хроники. "Заслуга эта останется при г. Островском, - писал он. - Плавный, мягкий, звучный, не выписанный из летописей, но созданный под их влиянием и под влиянием нынешнего народного языка, он составляет действительное литературное приобретение" ("Отечественные записки", 1862, No 1, стр. 353-355).
   Редакция "Отечественных записок" через семь месяцев напечатала еще более резкую статью о "Минине" критика В. К. Иванова.
   В. К. Иванов упрекал Островского в том, что он, создавая свою пьесу, якобы "ограничился только несколькими страницами "Истории России с древнейших времен" Сергея Соловьева", не показал ни типов, ни драматической борьбы эпохи и исказил образ Минина, положив в основу его действий "фанатическое верование в привидения". Критик утверждал, что в "Минине" нет "ни хроники, ни драмы", ни "самого Минина", так как вместо Минина, хотя и очень религиозного, но по преимуществу политического деятеля, в пьесе выступает какой-то сентиментально-чувствительный ритор, "произносящий скучные и однообразные речи весьма посредственными стихами" ("Отечественные записки", 1862, No 8, "Современная политика", стр. 215, 241, 244-246).
   И. С. Тургенев с большим нетерпением ждал появления "Минина", но, прочтя его, разочаровался. "На днях, - писал он Ф. М. Достоевскому 2 марта, - я прочел "Минина" - и, говоря по совести, остался холоден. Стихи удивительные, язык прекрасный - но где жизнь, разнообразие и движение каждого характера, где драма, где история, наконец? Я совсем другого ожидал от Островского - я никак не думал, что и он станет вытягивать каждый характер в одну струнку. Есть места чудесные - надо всем произведением веет чем-то чистым, русским, мягким - но этого мало... особенно от Островского этого мало" (И. С. Тургенев, Собр. соч. в 12 томах, т. 12, М. 1958, стр. 333).
   Наиболее передовую, революционную часть прогрессивной общественности не удовлетворяло не только преувеличение в пьесе роли религии в исторических событиях, но и умаление роли народных масс за счет излишнего выдвижения личности выборного - Кузьмы Минина. Особенно резким был отзыв Д. И. Писарева, отождествившего "Минина" с реакционной мелодрамой Н. Кукольника "Рука всевышнего отечество спасла". Писарев возмущался тем, что "у г. Островского на первом плане колоссальный Минин, за ним - его страдания наяву и видения но сне, а совсем назади два-три карапузика изображают русский народ, спасающий отечество. По-настоящему следовало бы всю картину перевернуть, потому что в нашей истории Минин, а во французской - Иоанна д'Арк понятны только как продукты сильнейшего народного воодушевления" ("Русское слово", 1864, No 3. отд. II, стр. 37).
   Островский не соглашался с доводами критики о преувеличении в пьесе религиозных мотивов. В конце 1862 г. он писал А. А. Григорьеву: "Неуспех "Минина" я предвидел и не боялся этого: теперь овладело всеми вечевое бешенство, и в Минине хотят видеть демагога. Этого ничего не было, и лгать я не согласен. Подняло в то время Россию не земство, а боязнь костела, и Минин видел в земстве не цель, а средство. Он собирал деньги на великое дело, как собирают их на церковное строение... Оппозиция как личная, так и общинная перед целым рядом самодурств (начиная от свято-благодушествующего и до зверски-дикого) была у нас слаба и оставила по себе весьма бледные краски. Да и те я соберу и покажу - и опять потерплю неуспех, да зато уж тем дело и кончится; ругаться будут, а вернее и русее никто не покажет" (т. XIV, стр. 104- 105).
   В защиту "Минина", в пору его появления, выступили лишь П. В. Анненков и А. Григорьев.
   П. В. Анненков, либеральный критик, доказывал, что Островский правильно изобразил народно-патриотическое движение, начавшееся в Нижнем Новгороде, обнаружил "верное понимание задачи, когда сохранил Минину его эпическую физиономию, добавив ее только теми чертами, которые составляют ее же естественную принадлежность", и создал "первый серьезный опыт русской исторической драмы после "Бориса Годунова" Пушкина". Критик отмечал и недостатки пьесы, которые он видел по преимуществу в том, что вся ее перспектива "вполне открывается зрителю с первых же сцен", а также в том, что в ней слишком мало места и значения отведено "элементу противоборствующему, который существовал в то время и существует при каждом историческом явлении". Но в то же время он полагал, что эти недостатки определены в основном условиями избранного Островским жанра хроники и "как неизбежные, почти перестают быть недостатками". К частным недостаткам пьесы Анненков относил неясность и незавершенность образа Марфы Борисовны ("Русский вестник", 1862, No 9, стр. 410-412).
   А. Григорьев, критик славянофильского направления, оценил хронику "Минин" как "великое произведение", как подлинную национальную драму, в которой прошлое воспроизведено в исторической и художественной истинности. Он писал об "изумительной целости великой исторической картины", нарисованной в этой пьесе, где, по его мнению, "не в пример другим историческим картинам великих мастеров искусства, даже частный эпизод любви сливается с целым" и где правда проявляется во всем ее "тоне", "колорите" и "высокопоэтической" речи ("Якорь", 1863, No 2, стр. 22-23. См. также: "А. Григорьев. Материалы для биографии", Пг. 1917, стр. 281, 290, 297).
   Только что назначенный тогда министром народного просвещения А. В. Головнин, умеренный либерал, прочтя драматическую хронику Островского в "Современнике", решил представить ее за патриотическое направление царю.
   На представление А. В. Головнина царь ответил унизительным по своей незначительности подарком Островскому бриллиантового перстня ценою в четыреста пятьдесят рублей. Царский подарок Островский воспринял как очередное оскорбление и назвал его в не дошедшем до нас письме к брату M. H. Островскому - "пошлым". M. H. Островский, утешая драматурга, указывал на важность высочайшего внимания: "Ты пишешь, что известие о перстне на тебя неприятно подействовало: ты не ожидал такого пошлого конца... Но в настоящую минуту ничего другого ожидать было нельзя, и важность совсем не в перстне, а в том, что на тебя обращено внимание, что может быть весьма полезно при столкновениях твоих с цензурой или дирекцией" (Государственный центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина. Письмо М. Н. Островского к А. Н. Островскому от 24 февраля 1862 г.).
   Царское "благоволение" было официальным признанием благонадежности пьесы, и дирекция императорских театров, казалось бы, должна была немедленно предложить Островскому постановку его драматической хроники в Петербурге и в Москве, во предложения не последовало. Демократизм пьесы, утверждение в ней силы и величия народа, изображение Минина защитником обездоленных и угнетенных боярской властью, не могли нравиться дирекции императорских театров. К тому же было ясно, что царское "благоволение" носило формальный характер.
   Политические события, развертывавшиеся в стране, укрепляли дирекцию в ее отрицательном решении. Нарастали крестьянские волнения, а в январе 1863 г. вспыхнуло восстание в Польше. В связи с этим усилились репрессии против прогрессивной печати и передовой общественности.
   Не получив предложения со стороны дирекции императорских театров, Островский начинает сам добиваться продвижения хроники на сцену. Он посылает пьесу в Театрально-литературный комитет, где она была одобрена 13 июля 1863 г. Вслед за этим пьеса была послана в драматическую цензуру.
   О положительном и скором отзыве деятельно хлопотали в цензуре друзья Островского - Ф. А. Бурдин и И. Ф. Горбунов. После царского "благоволения" положительный отзыв на пьесу уже не составлял риска. И все же цензор И. А. Нордстрем задерживал отзыв более двух месяцев.
   Наконец Нордстрем написал отзыв, в котором он, явно в интересах Островского, подчеркивал религиозные мотивы пьесы и совершенно обходил ее глубоко демократический пафос. Однако он исключил из пьесы следующее место:
  
   "Лыткин
  
   Теперь такое время, Петр Аксеныч,
   Хорошему не верь, а что дурное
   Услышишь, это, брат, уж верно правда.
  
   Темкин
  
   Так подошло, хоть не живи на свете!
  
   Аксенов
  
   Бедам конца не видно. Знать, Господь
   Нам прегрешений наших не отпустит
   И до конца нас хочет погубить".
  
   (д. 1, явл. 3.)
  
   Но управляющий III отделением царской канцелярии А. Л. Потапов не решился дозволить пьесу к представлению. Принимая во внимание крайнюю напряженность политической обстановки в стране, он, ввиду отсутствия в Петербурге в это время шефа жандармов князя В. А. Долгорукова, счел необходимым проконсультироваться с министром двора графом В Ф Адлербергом. Адлерберг поддержал опасения Потапова. Оба они побоялись показать на сцене народного вожака Минина, устрашились критики дворянства. Историческая хроника Островского оказалась слишком злободневной. Постановка ее на сцене была признана несвоевременной, и на одобрительном рапорте Нордстрема появилась отрицательная резолюция: "Вследствие словесного объяснения с г. Министром императорского двора запретить. 6 октября 1863 г. Потапов".
   Бурдин, возмущенный запрещением пьесы, послал Островскому 9 октября следующее письмо:
   "Минин" запрещен! Я сейчас из цензуры - это дело вопиющее - в рапорте сказано, что пиеса безукоризненно честная, исполнена искренних, высоких и патриотических идей - и все-таки запрещена - почему, этого никто не знает!
   Стыд тебе, позор, бесчестье на всю жизнь, если ты это дело оставишь так! Лучше разбить чернильницу, сломать перья, отказаться от всякой деятельности, чем переносить такие интриги и несправедливости!.. Что за несчастная русская сцена - ты единственное лицо, которым она дышит, и с тобой так поступают. Это не возможно ни с кем и нигде! Для тебя и всех драматических писателей это вопрос быть или не быть! Ставя высоко драматическое дело - ты не должен, ты не смеешь его бросить без внимания" ("А. Н. Островский и Ф. А. Бурдин. Неизданные письма", М. - Пг. 1923, стр. 18).
   Островский приехал в Петербург 23 октября 1863 г., пробыл там более двух недель, но добиться разрешения пьесы для сцены не мог.
   В начале февраля 1864 г. Островский делает попытку возобновить хлопоты о "Минине" и просит Бурдина: "Спроси как-нибудь, при случае, у Федорова, не может ли он сказать чего-нибудь о судьбе "Минина" хоть в будущем" (т. XIV, стр. 1 12). Но П. С. Федоров ничего утешительного драматургу не сообщил.
   Пьеса в этой редакции так и не увидела сцены.
  
   [1] Земский староста - выборное административное лицо в Русском государстве XVI-XVII вв. Вместе с целовальниками и земским дьяком вершил суд по всем делам, кроме "разбойных", а также ведал раскладкой и сбором податей.
   [2] Адамант - алмаз, бриллиант.
   [3] Мурин - То же, что "нечистый". (Прим. А. Н. Островского.)
   [4] Поднизи - нити или сетки с нанизанным жемчугом или бисером на головном уборе женщины.
   [5] Ферязь - старинная русская одежда (мужская и женская) с длинными рукавами, без воротника и перехвата.
   [6] Камка - шелковая китайская ткань с разводами.
   [7] Хоботье - здесь: домашняя рухлядь.
   [8] Тельник - нательный крест.
   [9] Кортома - аренда, оброк, налог.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru