Переплетчиков Василий Васильевич
Дневниковые записи (1890-1905 гг.)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

ВАЛЕНТИН СЕРОВ В ВОСПОМИНАНИЯХ, ДНЕВНИКАХ И ПЕРЕПИСКЕ СОВРЕМЕННИКОВ

2

   

В. В. ПЕРЕПЛЕТЧИКОВ

   Василий Васильевич Переплетчиков (1863--1918) -- живописец, особенно увлекавшийся пейзажем севера России. Его многолетние странствия по Архангельской губернии к путешествие на Новую Землю были им описаны и иллюстрированы в книге "Север. Очерки русской действительности" (М., 1917). Сочный, образный язык книги свидетельствует о недюжинном литературном таланте Переплетчикова. Его перу принадлежит также очерк "Художник-самоед Тыко Вылка" ("Путь", 1912, No 4).
   По словам Грабаря, познакомившегося с ним в конце 1897 г., Переплетчиков был тогда "типичным сверстником Левитана, подпавшим, подобно всем московским пейзажистам, под его гипнотизирующее влияние. Умный, начитанный, остроумный, он нам всем понравился, хотя мы и расходились с ним уже в то время в художественных вкусах" (Грабарь. Автомонография, стр. 134).
   Отличаясь энергией и организационными способностями, Переплетчиков занимал последовательно видные места в художественных объединениях "Мира искусства"; "36-ти" и "Союзе русских художников".
   И Переплетчиков и Серов иногда могли объединяться в решении того или иного организационного вопроса (например, они вместе подыскивали в 1900 г. помещение для выставки "Мира искусства"; см.: Серов. Переписка, стр. 276). Личные же их отношения были довольно сложными. Так, А. И. Бенуа в своих воспоминаниях (т. 1 настоящего изд., стр. 389) рассказывает о том, что Серов испытывал определенную неприязнь к Переплетчикову. Правда, их характеры были весьма различными. Андрей Белый писал: "Полную противоположность Серову являл Переплетчиков; тот,-- как улитка: под домиком; этот -- слизня к вылезающий; весь -- нараспашку; румянец на дряблых щеках; ясноглазо заглядывал в душу, "нутра" раскрывая: свои "целины" непочатые; точно с брюшиной распоротой ходит, бывало; открытая шея; сюртук -- распашной; он покуривал -- с весом; пошучивал -- с весом, с уютами; был он -- плакат -- с яркой прописью; "Эй, обратите внимание!" -- "Мастер!". (Андрей Белый. Между двух революций. Л., 1934, стр. 230). Отношение Переплетчикова к Серову было иным; в конце своих дневниковых записей при упоминании имени Серова он заметил: "Как приятно остановиться на чем-нибудь хорошем".
   В 1886 г. Переплетчиков начал вести дневник. Это не были записи изо дня в день, иной раз художник к нему не притрагивался многие месяца, и только потом, как бы наверстывая, заносил туда сведения о тех или иных событиях .в художественной жизни Москвы. Вот почему некоторые записи не имеют даты. В 1911 г. Переплетчиков окончательно забросил дневник, исписав лишь две тетради.
   Однако многое из того, что вошло в него, представляет несомненный интерес для любителей искусства.
   
   В 1908 г. Серов исполнил карикатуру на Переплетчикова (ГТГ).
   Дневниковые записи Переплетчикова, печатаемые впервые, хранятся в ЦГАЛИ.
   

Дневниковые записи (1890--1905 гг.)

6 апреля 1890 г.

   ...6-го был в мастерской Серова и Коровина, видел хороший эскиз для церкви в Костроме1; очень много хорошего в работах Коровина; видел хороший эскиз с натуры -- Серова.
   

29 декабря 1892 г

   ...Вчера был вечер у Светославского, все художники, и художники, <В.> Маковский, Савицкий, Левитан, Степанов2, Серов, Архипов и т.д. и т. д. Толковал Маковский об Обществе любителей художеств, о его смерти, и: со многим, о чем он толковал, нельзя не согласиться. Что аукционы, устраиваемые Обществом, идут прямо вразрез с искусством и прямо неприличны. Топчут ценность художественного произведения. Что Общество: не должно устраивать выставки, а должно предоставить это художникам, а его обязанность -- Помогать художникам, устраивать конкурсы, посылать за границу. Маковский бесспорно умен, ловок и во всем, что он говорит, много дела.
   

1 февраля 1894 г.

   ...Вчера вечером до 2 1/2 часов ночи просидел у К. Коровина, в час зашли Серов и Мамонтов. Савва Мамонтов видел у Сурикова картину "Ермак. Покоритель Сибири".
   

<13 января 1897 г.>

   ...Маринист Досекин делился своими впечатлениями от французской выставки, устроенной в залах Исторического музея. Народу было много, <выставка> возбуждала интерес. На ней было много непонятного, хотелось послушать, как объяснит все это художник. Досекин поделился своими впечатлениями не дурно, охарактеризовал разные направления искусства. Приводил примеры. Все-таки говорил художник, который думал об искусстве, сам жил им, потому реферат вышел живой <...>
   Наконец референт кончил3. Аплодисменты со стороны поклонников нового искусства и негодующие взоры приверженцев старого. Реферат произвел впечатление, всюду кучки горячо толкующих. Президент <К. М. Быковский> перебегает от кружков к кружку, прислушивается и говорит: "очень, очень интересно". Он сегодня очень доволен. Суббота многолюдна, есть много видных посетителей: известный адвокат -- князь Урусов, большой поклонник и знаток французской литературы и искусства, присутствует на вечере4.
   Среди кружка художников стоит Мясоедов <...> Он оскорблен, юн в негодовании <...>
   Раздается звонок президента, приглашаются к прениям, и Мясоедов решительными шагами направляется в залу. Там все готовы, мертвая тишина. "Говорить в нашем присутствии, в присутствии русских художников, о современном французском искусстве -- это оскорбление для нас <...> Я признаю только психологические вещи, вещи, где есть, где изображено внутреннее состояние души человека. Вот задачи искусства. Вот цель его. Во французском искусстве мы видим погоню за внешней стороной дела, погоню за новаторством, к чему оно?" Он продолжает речь, громя новое, новых художников, новое направление <...>
   <Затем выступал> Вайнштейн, помощник "присяжного поверенного"5. <Он заявил, что> "французское современное искусство -- это схоластика средних веков". Дальше постепенно оратор развивал подробнее эту мысль к великому негодованию поклонников нового.
   Поклонники нового его обступили после речи -- укоряли. К оратору подошел Серов. "Не хорошо, не хорошо, не ожидал я этого от вас".-- "Но, милый мой, вы меня знаете, понимаете, что же делать, я немного увлекся. Конечно, в новом направлении есть много свежего, но в последнее время я много читал Мюнца6, увлекся эпохой Возрождения и немного пересолил в своей речи".
   Негодующие не внемлют оправданиям. За ужином Вайнштейн еще раз хочет оправдаться, но Серов, не слушая, мрачно ест миноги <...>
   Да разве возможен настоящий разговор об искусстве между Серовым и Мясоедовым? Между Левитаном и Волковым7? Лучше молчать среди разнокалиберного общества, пробавляться анекдотами, а разговоры разговаривать про себя, т. е. молчать и думать <...>
   Да, любители -- это любопытные люди, не менее любопытны, чем художники. Начнем с Мосолова8. Николай Семенович любит искусство, и старое и новое, он не принадлежит ни к какой партии. Он выписывает массу журналов, изданий по старому и новому и самому новейшему искусству <...> он, несмотря на солидный возраст, жив и подвижен, одет элегантно, и весь он как-то особенно свеж и нов. Серов говорит, что он похож на новый кожаный чемодан с никелированными застежками. Чемодан этот никогда не сдают в багаж, а помещается он всегда в сетке, наверху. Сравнение очень меткое <...> На него в зимний сезон производится правильная охота со стороны разных художественных предпринимателей, а развелось, их в последнее время что-то очень порядочно <...> И иногда ставят ею положительно в тупик, деньги у него есть, но ведь и в самом деле, на всех не напасешься и попадает он иногда в самое тягостное для его деликатности положение. Левитан и Серов сидят с визитом, и видит он, что есть у них что-то на душе и это "что-то" ему становится постепенно ясным; ну, так и есть, "то же самое": "Мир искусства", журнал очень симпатичный, требует поддержки. Мамонтов испортился, как издатель. Что ты будешь тут делать? Мосолов стоит некоторое время в задумчивости, выходит даже для чего-то в соседнюю комнату и наконец выпаливает: "Денег я не дам". Положение все-таки неважное -- отказать двум известным художникам <...>
   М. А. Морозов в ругательском настроении: <...> "Вот например Серов. Разве его первые портреты можно сравнить с последними? Разве он написал что-нибудь лучшее "Верушки Мамонтовой"? А почему? Теперь он известность, он боится написать скверно, а скверно, когда художник боится написать скверно, эта боязнь связывает его и он дает хорошее, но хорошее посредственное". Мысль как будто и верная <...> Михаил Абрамович не стесняется и чужие мысли выдавать за свои, да кто же нынче в этом стесняется. Михаил Абрамович говорит, что если повесить со старыми мастерами Дега, Коре, то отчего они рядом с ними висеть могут, а вот если повесить Сомова, Бенуа или Серова; то нет, едва ли эти художники выдержат. Мысль эта целиком украдена у К. Коровина. Михаила Абрамовича замечают в плагиате. Он не смущается и продолжает дальше.
   

21 мая 1901 г.

   ...Начнем с передвижной.
   Я не буду говорить о старых ее заслугах, они всем известны. Что представляет собой это почтенное общество? За исключением горсти молодежи и кой-кого из людей почтенного возраста Репина, Сурикова, пожалуй Савицкого -- это обделыватели своих дел. Это одервенелое, академическое передвижное направление -- еще лучшее, а то прямо беспардонное потакание мещанскому вкусу большой публики <...> Волковы, Киселевы, Бодаревские и проч. и проч.-- представители магазинного направления в искусстве. Художник, давно уже поставивший магазинное отношение к искусству за идеал, может теперь подать руку многим из членов Товарищества.
   <...>Серов ушел из Товарищества, ему был противен этот дух богадельни и перешел на выставку "Мир искусства".
   <...> Наконец, с величественным видом, с каталогом в руке появился знаменитый критик Стасов. Он ходил по выставке <русских и финляндских художников> и жевал губами. Словечко "декадент" уже было изобретено, оставалось только его употреблять кстати и некстати.
   "Не хочется встречаться со Стасовым,-- говорит мне Серов,-- скроюсь в комнату при выставке, где пьют чай, авось не встречусь".
   Пробиваясь в эту комнату, сталкивается со Стасовым.
   -- А-а-а-а... Серов, здравствуй.
   -- Здравствуйте.
   Берет Серова за руку и с видом человека, имеющего власть, ведет его к его картинам. Серов с недовольным видом подчиняется.
   -- Что это на вашем портрете? -- спрашивает Стасов Серова.
   -- Пепельница.
   -- Не явственно. А это что? Почему она сидит за столом одна, остальные ушли, что ли?
   -- Ушли.
   -- Непонятно. Но вот эта картина Врубеля вам нравится?
   -- Нравится.
   -- Что же вам нравится?
   -- Нравится w нравится, как я могу объяснить, просто нравится, и только.
   -- Но что тут может нравиться? -- говорит Стасов.-- Если я буду бормотать "мо, мо, рш, рш", неужели вы будете стараться понять.
   -- Если будете бормотать что-нибудь интересное, постараюсь понять. Оба садятся.
   -- Я должен задать вам один вопрос,-- говорит Стасов.
   -- Пожалуйста.
   -- Правда ли, вы не признаете картины с содержанием?
   -- Не признаю.
   -- Что же вы признаете?
   -- Картины, художественно написанные.
   -- Так-с.
   Вид у Стасова зловещий, он очень и очень "не одобряет" и не скрывает этого. Он встает и подходит к столу со скульптурой. "Это чья работа?" -- и хочет посмотреть в каталог.
   -- Скажите, не смотря фамилии автора, хорошо или нет,-- говорит Серов.-- Скажите.
   Стасов стремится раскрыть каталог.
   -- Нет, нет, не смотрите.
   Стасов раскрывает каталог, стремительно ищет NoNo.
   -- Врубель,-- восклицает он,-- конечно, скверно.
   -- Так и знал,-- говорит Серов. Стасов недовольный уходит. Серов тоже пожимается9.
   ...Выставка в 1900 году была последняя, которую устраивал исключительно один Дягилев10. По окончании ее образовалось Общество выставок при журнале "Мир искусства". Я не могу сказать, что дело пошло иначе и заправилами явились другие люди. Комитет из трех лиц: Дягилев, Серов и А. Бенуа, все-таки очень состоял под ферулой дягилевского вкуса, направление было все то же, Серов в этом триумвирате самостоятельной роли не играл, или вкусы его совпадали со вкусом Дягилева, или если являлись разногласия, то Серов не считал их существенными и уступал.
   

7 августа 1902 г.

   ...Осенью 1901 года приехал ко мне Виноградов и сообщил, что он и Н. В. Досекин на вечере у С. И. Щукина много толковали о том, что хорошо бы устроить новую выставку с известным количеством участников -- не ремесленников в искусстве; выставку с определенной физиономией, т. е. собрать художников по возможности каждого со своей индивидуальностью -- человек 30. Идея эта мне очень понравилась. Я плохо спал всю ночь, очень заманчиво было начать свое собственное дело, без всякого вмешательства Дягилева. Кому ни сообщали из намеченных московских участников, все с удовольствием согласились. Осталось только дело за петербуржцами. Я отправился в Петербург. Там принято было предложение с удовольствием, правда, А. Бенуа опасался, как взглянет на это дело Дягилев. Дягилев отнесся очень сочувственно. Я вернулся в Москву, и дело пошло отлично. Большое участие принимал Константин Коровин. Он заведовал декоративной стороной дела и развеской картин.
   Все шло как по маслу. Само собой разумеется, что новое дело, так или иначе, подставляло ногу выставкам "Мира искусства". Пока выставка была только в Москве11, это еще ничего, но лишь только планы расширились, начали думать о выставке в Петербурге. В редакции журнала "Мир искусства" забили тревогу.
   
   <...> Началось с вечера у Ильи Семеновича Остроухова12 <...> В это время он был вроде того, что в ссоре с "Миром искусства". Журнал упрекал комиссию Третьяковской галереи, в которой состоял Илья Семенович деятельным членом, в трусости, в боязни покупать новые интересные произведения, так сказать, в безличности, а это в наше время упрек очень большой, удар по очень больному месту <...> Илья Семенович сперва ради корректности предложил передвижникам выйти из членов передвижной выставки, а членам выставки журнала "Мира искусства" оставить выставки журнала. Покинуть передвижные выставки согласились почти все, кроме Аполлинария Васнецова. Оставить же выставки "Мира искусства" отказались Серов и Константин Коровин.
   Тут, конечно, Остроухов действовал против "Мира искусства" и принципиально и отчасти под давлением своего неудовольствия против "Мира искусства".
   Как бы то ни было, а ложка дегтя была подпущена в эту бочку меда. Дягилев очень ловко принял свои меры и грозит нам выставкой в Москве13 <...>
   Организация выставок "Мир искусства" допускает жюри. Оно состоит ,из 3-х лиц: Ал. Бенуа, В. Серова и Дягилева. Серов безличен, он тип особенный, ему нужно писать портреты, а до остального очень мало дела. С одной стороны, он подавлен Дягилевым, с другой стороны, инертен, так что получается ни то, ни се. Бенуа и Дягилев едино суть. Бедное русское искусство! Или лучше сказать: неспособные русские художники для устройства своих дел. То нажимал иногда хорошо, иногда плохо -- Третьяков, то царила передвижная выставка, а теперь -- этот триумвират. Где же действительно та свободная организация, где личность художника может проявиться свободно и самостоятельно? Увы, нет этих условий. Справедливость требует сказать, что Дягилев обладает тонкостью понимания, Бенуа -- тоже, Серов -- Тоже. Ну -- Рескин, который обладал тонкостью понимания, разве не делал промахов?
   

17 марта 1903 г.

   ...События в нашем художественном мире в нынешний сезон отмечались разнообразием и неожиданностью;
   Начну с того, что осенью была открыта в Москве выставка."Мира искусства". Это удар по выставке "36" со стороны Дягилева. Выставка собрана за пять лет -- Серов, Врубель и др. Мекк явился устроителем, т. е. принял на себя расходы по устройству. Выставка получилась сильная. Успех имела несомненный14. Казалось, выставка "36" была убита. Переплетчиков, Виноградов, Архипов, Иванов отказались выставить на "Мире искусства" и смиренно дожидались открытия выставки "36". Надежды были плохие. К. Коровин ушел, Сомов и Малявин -- не наши. Что делать?
   В значительной степени нас поддержал Виктор Васнецов; Нападки на него "Мира искусства" сделали свое дело <...> Приближалось открытие нашей выставки, сердце замирало. Казалось, что провал неминуем, но мы решили провалиться с честью. Однако провала не случилось, сверх всякого ожидания получился полный успех. К. Коровин выставил и у нас, он очень ловко сел на два стула. Наши акции поднялись опять. Торжественное открытие, вечером обед, Дягилев увидел, что мы сила.
   Обед был какой-то несоленый, были речи, были друзья искусства, был редактор "Мира искусств", провозгласивший тост, что он пьет за выставку "Мира искусства" в Петербурге и "36" в Москве. Мы отвоевали Москву. Победа была на нашей стороне в Москве. Мы радовались и этому15.
   

29 ноября <1903 г.>

   ...Тяжко болен Серов. Два месяца борется со смертью. Операция прошла удачно, впереди еще несколько страшных дней. Страдания физические и, кроме того, полная материальная необеспеченность, если бы кто-то не прислал 3000 руб.,-- то пришлось бы совсем плохо. Пять человек детей, жена, мать.
   

30 ноября 1903 г.

   ...Прошлый год я начал пропагандировать идею "Дворца искусства", старался внушить ее К. Коровину, Серову16. Если бы повел ее только я,-- сейчас завистливые чувства у других. Передал это дело, и оно не подвинулось ни на шаг вперед.
   

12 мая <1905 г.>

   ...Грабарь, отчасти Серов, Рерберг, вот кого я знаю из тех, кто интересуется техникой живописи17.
   

19 мая <1905 г.>

   ...Я много говорил в своих записках о пошлости, что делать -- пошлость в нашей жизни так бросается в глаза, что не замечать и не указывать на нее самому себе прямо вредно. Но после пошлости как приятно остановиться на чем-нибудь хорошем. К числу такого хорошего, возвышающегося над общим уровнем. принадлежат: Серов, Мещерин. Я остановлюсь на Серове; Валентина Александровича я знаю уже лет пятнадцать. Первое впечатление не могу сказать, чтобы было выгодное. Была этюдная выставка Московского общества любителей художеств, дело было в 1892 году -- осенью. Секретарем Общества в то время был Николай Сергеевич Третьяков, племянник Павла Михайловича и сын Сергея Михайловича, городского головы. Николай Сергеевич человек гордый, не очень умный, да притом еще и болезненный (он умер года через четыре после этой истории) понимал свою роль секретаря Общества любителей художеств несколько преувеличенно. Работая в Обществе, он смотрел -на себя как на "лицо", "особу" и т. д., а потому и позволил раз устроить распеканцию нескольким художникам: мне, Адольфу Левитану18, Трояновскому19 и Серову, что мы осмелились доставить свои работы на выставку в последний день приема, т. е. в вполне законный <срок>, тут не было даже опоздания. Последний срок приема был 4 ноября -- четверг, картины были и доставлены. Я вознегодовал, составил жалобу в Комитет на секретаря, уговорил обиженных подписаться, подписались все, кроме Серова20, он объяснил, что ему подписывать жалобу неловко, потому что он знаком с Н. С. Третьяковым. Как бы то ни было, а было тут что-то, что мне очень не понравилось.
   Затем время шло, настали дни дягилевских выставок, Серов был в Комитете выставки и был предан делу телом и душой. Первое, что он сделал,-- это вышел из членов Товарищества передвижных выставок. Это сразу осветило его, как человека, не виляющего, что очень важно в общественном деле. В течение пяти лет Серов неуклонно работал на выставках "Мира искусств". Помимо этого, он выпросил у государя Николая II субсидию для журнала "Мир искусств", в течение трех лет журнал существовал благодаря этой помощи. В свое время Савва Иванович Мамонтов не то, что поддерживал Серова, а все-таки Серов пользовался его сочувствием и во времена несчастия с Мамонтовым, во времена его падения, Серов ему помогал.
   Серову пришлась быть свидетелем в 1905 году 9-го января знаменитого избиения рабочих в Петербурге. Он видел ужасные сцены из окна Академии художеств.
   Он подал записку в Академию, в которой отказывался от звания академика, ибо не желал быть членом того учреждения, во главе которого официально стоящее лицо было нравственно ответственно за жестокую расправу с рабочими.
   Василий Дмитриевич Поленов подписал было подобную бумагу, да потом пошел каким-то образом на попятный двор. Я много бы мог привести примеров "Катоновского" отношения Серова к событиям жизни, и то уважение, которым он заслуженно пользуется от товарищей, от лиц, которые его близко знают -- меня радует. Приятно видеть, когда хоть изредка воздают должное человеку. Про таких людей можно сказать, что они могут ошибаться и заблуждаться, но им всегда веришь, этим людям, побуждения их честны и бескорыстны, а ошибки -- кто не ошибается. Все мы люди и человеки.
   Я говорил уже, что общественная деятельность Серова значительным образом связана с деятельностью Сергея Павловича Дягилева, редактора журнала "Мир искусств" и главного устроителя выставок этого журнала. К несчастью, журнал прекратился за недостатком средств. Я "не стоял близко к журналу, мне трудно судить о причинах его материального неуспеха. Успех нравственный был велик, его значение в развитии русского искусства громадное. Та пагуба передвижничества, литературщины в живописи, затхлости и мертвечины была им окончательно сбита. Смело он обрушился на московских Киселевых, Волковых и т. п.
   

24 мая 1905 г.

   Звонит как-то мне по телефону С. А. Виноградов: не хочу ли я принять участие в обеде, который дают Дягилеву, в Москве. С одной стороны, конец журнала "Мир искусства", с другой -- чудесная выставка старых портретов, устроенная Дягилевым в этом году в Петербурге. Дягилев в Москве -- следует его почествовать обедом. И. С. Остроухов и С. А. Виноградов устроители обеда. Я, конечно, согласен.
   В новом ресторане "Метрополь", только что отделанном в самом новейшем вкусе, состоялся обед. Я не знаю почему, но у нас в Москве художники совсем не умеют устраивать подобные торжества, соберутся, поедят и разойдутся, вяло, скучно и не интересно. Было человек около 30. Была Мария Федоровна Якунчикова (единственная из дам), поборница нового в декоративном искусстве. Был Савва Ив. Мамонтов. Литература была представлена Валерием Брюсовым. Были два доктора -- любители искусства -- И. И. Трояновский и А. П. Ланговой, несколько еще любителей, в том числе присяжный поверенный Пржевальский21, художники: Серов, Остроухов, Виноградов, Юон, Мусатов, Мещерин, Досекин m др. Дооекин приехал "на взводе".
   Обед начался, все ждали речей, но речи были вялые.
   Говорил Вал. Брюсов, он говорил о том, какое влияние оказал журнал "Мир искусства" на книгу вообще в России, "а ее Noнешиость, "а ее художественную сторону. Если не считать журнал "Артист", то "Мир искусства" был первой книгой по настоящей художественной внешности.
   Говорил Мамонтов, говорил Серов. Ответ Дягилева был печальный, лирический и очень художественный22.
   <...> Разговор, конечно, все время вертелся около современных событий в России<...> Он <Досекин> называл "все движение карикатурой на великую французскую революцию <...> Словом, разошелся вовсю <...> Воображаю, ка" стыдно было ему на другой день. Обед все-таки был испорчен. Все разъехались. Остались пить чай -- я, Серов, Борисов-Мусатов и Мещерин.
   Серов все утверждал, что Досекин умный человек, что был только жалок, а не возмутителен.
   Странное впечатление осталось от этого обеда.
   

КОММЕНТАРИИ

   1 Речь идет об эскизе к картине "Хождение по водам" (см. т. 1 настоящего изд., стр. 310, и прим. 9, стр. 359).
   2 Алексей Степанович Степанов (1858--1923) -- живописец, преподаватель Училища живописи (с 1899 г.), академик (с 1905 г.) В. Н. Бакшеев считал его "блестящим анималистом, которому, пожалуй, трудно найти равного в нашем искусстве" (В. Н. Бакшеев. Воспоминания. М., 1963, стр. 90). М. В. Нестеров утверждал: "Степанов был лучшим анималистом после Серова" (Нестеров, стр. 141).
   3 Реферат Досекина понравился не только Переплетчикову. В газете "Новости дня" (1897, 13 января, No 4887) о нем была напечатана пространная заметка "У художников".
   4 Александр Иванович Урусов, князь (1843--1900) -- юрист, писал по вопросам искусства и литературы, сотрудничая в "Библиотеке для чтения" (с 1889 г.), в газетах "Порядок", "Русские ведомости", "Новости дня". Он был связан дружескими отношениями с большинством современных ему русских писателей (Некрасов, Тургенев, Щедрин и др.). По словам современника, "это был остроумный, талантливый, блестящий оратор, человек редкой начитанности. Его речи отличались литературностью и захватывали слушателей" (А. Плещеев. Виденное и слышанное.-- ".Возрождение", Париж, 1936, 23 мая, No 4007). Как отмечалось в его некрологе, "вклад кн. Урусова в литературу не велик, но, тем не менее, кн. Урусов имеет право на литературное значение <...> Сам кн. Урусов не обладал творческим даром. Он обладал только способностью открывать и чувствовать, этот дар у других" (Памяти кн. А. И. Урусова.-- "Искры", 1903, No 11, стр. 83). Действительно, до наших дней сохраняют высокую ценность его труды по французской литературе и особенно по изучению жизни и творчества Флобера (см.: Зин. Венгерова. Парижский архив А. И. Урусова.-- "Литературное наследство". Т. 33--34. "Русская культура и Франция". Т. 3, М., 1939, стр. 611).
   5 По-видимому, это Абрам Борисович Вайнштейн, у которого была коллекция произведений фламандских художников.
   6 Эжен Мюнц (1845--1902) -- французский историк искусства, известный своими работами по эпохе Возрождения, автор нескольких книг, в том числе "Рафаэль, его жизнь и деятельность" (1881 г.).
   7 Ефим Ефимович Волков (1844--1920) -- живописец, член ТПХВ (с 1880 г.), академик (с 1899 г.).
   8 Николай Семенович Мосолов (1847--1914) --гравер-офортист, академик (с 1871 г.), один из наиболее известных в то время любителей искусства, "владелец первоклассного собрания гравюр и в особенности голландских офортов", которое начали собирать еще его дед и отец (С. Н. Кондаков. Юбилейный справочник Императорской Академии художеств. 1764--1914. Т. 1. СПб., 1914, стр. 282). После смерти Мосолова его коллекция перешла в Румянцевский музей.
   9 Слухи о предполагаемой в начале 1898 г. выставке русских и финляндских художников, организуемой С. П. Дягилевым, проникли в печать за месяц до ее открытия. В одной из газет было такое сообщение: "Новая выставка затевается в Петербурге под названием "Выставка финляндских и русских художников". Новое общество обещает быть весьма солидным и серьезным. Оно переманило лучших из "передвижников", многих -- с академической выставки, и даже некоторых из импрессионистов. Даже г. Ционглинский принят с распростертыми объятиями. Полная свобода направлений -- таков девиз нового общества" (Альфа. На злобу дня.-- "Петербургская газета", 1897, 16 декабря, No 345). Серов, по-видимому, принял активное участие в устройстве этой выставки (см. т. 1 настоящего изд., письмо 4, стр. 503). Об интересе, проявленном Серовым к этой выставке, можно судить по небывалому для него количеству выставленных работ -- 15. (Ранее на передвижные и периодические выставки Серов давал не более двух -- пяти произведений). Вот эти работы: "Портрет вел. кн. Павла Александровича", "Портрет г-жи Муравьевой", "Портрет г-жи Мамонтовой", "Прудок" (был тогда приобретен П. М. Третьяковым за семьдесят пять рублей -- квитанция выставки от 17 февраля 1898 г.; не издано; отдел рукописей ГТГ), "Осень", "Голова северного оленя", "Быки", "Венеция", "Холстомер", "Заросший пруд", "Ворона", "Горец", "Головка", два офорта -- "Лошади", "Голова льва".
   Итогом посещения Стасовым выставки русских и финляндских художников явилась его статья "Выставки", в которой он отрицательно высказывался о "ней. В таком же духе была и рецензия в журнале "Нива": "Тут все, сколько-нибудь значительное или выдающееся, проникнуто национальным духом, н все заурядное носит явный отпечаток того современного космополитического направления, которое известно под названием импрессионизма, символизма, декадентства. Заурядное везде преобладает, но быть может редко где так сильно, как на выставке русских и финляндских художников" (Две выставки.-- "Нива", 1898, No 10, стр. 191).
   Однако раздавались и трезвые голоса, в том числе С. С. Голоушева, который, в частности, писал: "Как бы кто ни относился к этой выставке, можно и восторгаться ею и страшно ее бранить, смотря по тому, какие течения в искусстве всего более нам симпатичны, но, во всяком случае, нельзя не сказать, что эта выставка собрала яркие образчики всего наиболее свежего и молодого в русском современном искусстве" (De Sergy. Письма об искусстве. По картинным выставкам.-- "Курьер", 1898, 16 апреля, Ко 103).
   Хорошее впечатление произвела выставка на Репина. В письме к А. В. Жиркевичу от 27 января 1898 г. он сообщал, что она "небезынтересна своей свежестью и стремлением к новизне; есть вещи очень недурные, есть и хлам, как всегда и на всех выставках" (Репин. Письма к писателям, стр. 143). Художественный критик А. А. Ростиславов выделял как характерное для выставки то, что на ней "фигурирует только молодежь, нет ни однсго из знаменитых корифеев, но и молодежь самая пестрая, наряду с крупными и уже достаточно известными талантами вроде Серова, Малютина, Коровина, Пастернака и др. так называемые декаденты, последнее слово которых, кажется, до сих пор неизвестный Петербургу г. Врубель". И далее, касаясь работ "очень талантливого молодого художника Серова", критик отмечал "верность передачи, глубокое чувство колорита, вдохновенное исполнение" в "великолепных деталях портрета вел. кн. Павла Александровича, в превосходном небольшом этюде "Быки", до такой степени сильном и верном по колориту, в крошечной удивительно живой акварели "Ворона" и в др." (Александр Р<остиславо>в. Старое и новое искусство.-- "Театр и искусство", 1898, No 7, 15 февраля, стр. 139, 140). Интересный отзыв о работах Серова на выставке был помещен еще в одном петербургском журнале: "Это "е только выставка произведений современных, но можно сказать даже, что это отчасти живопись будущего, потому что многие из картин, здесь выставленных, большинству публики прямо непонятны. Впрочем, на выставке картин много, и есть между ними положительно прекрасные, удачные и очень эффектные. Между картинами русских художников наибольшее внимание обращают на себя вещи г. Серова. Портрет е. и. в. великого князя Павла Александровича в мундире л.-гв. Конного полка представляет выдающееся произведение в этом роде живописи. Великий князь изображен почти во весь рост, по колени, стоящим на площади с каскою в руках, около верхового коня. Яркое солнце освещает всю картину и горит на медных латах и двуглавом орле каски, свету чрезвычайно много, и между тем фигура выступает совершенно рельефно, точно живая, из полотна, несмотря на то, что написан портрет очень широко и детали до мелочей не выписаны. Также хорош портрет г-жи Мамонтовой. Это целая картина. Краснощекая девочка сидит за столом, сзади видна вся перспектива комнаты. Портрет этот написан очень ярко и живо. Вообще г. Серов за последнее время начал изменять свою манеру письма, он стал писать несравненно ярче и эффектнее. Рядом с видами Серова выставлены портреты и пейзажи г. Коровина. Коровин тоже импрессионист, но его передача эффектов освещения менее понятна" (П. Николаев. Современное искусство.-- "Жизнь", 1898, Nt 6, стр. 356, 357). См. также т. 1 настоящего изд., стр. 390, 648; т. 2 настоящего изд., стр. 375, 376.
   10 Переплетчиков запамятовал: в начале 1906 г., уже после прекращения деятельности "Мира искусства", Дягилев единолично устроил в Петербурге выставку мирискусников.
   11 Первая выставка общества "36-ти" состоялась в Москве с 28 декабря 1901 г. по 3 февраля 1902 г. В своих дневниковых записях Переплетчиков сообщает: "Успех выставки "36", как ее назвали (хотя имелось всего 34 участника), был большой, продано тысяч на 18. Народу было до 10 000, пресса хвалила или порицала так, что это свидетельствовало об успехе. Сама по себе выставка была, что называется, "свежа", но особенно тонкого, художественного не было" (не издано; ЦГАЛИ).
   Серов участвовал в выставке, экспонировав три произведения.
   В первые же дни после открытия выставки в печати подчеркивалась жизненность этого общества и высказывалось мнение, что "дело не может не расцвести. Слишком уж велика потребность в такой выставке" ("Курьер", 1901, 31 декабря, No 361). Залог успеха нового общества некоторые, в том числе вице-президент Академии художеств И. И. Толстой, видели в способности "привлекать ежегодно новые молодые силы" (письмо к И. С. Остроухову от 22--24 ноября 1901 г.-- He издано; ЦГАЛИ). В 1902 г. между этим обществом и "Миром искусства" разгорелась борьба.
   12 Об этом организационном вечере у себя на дому И. С. Остроухов так информировал в середине ноября И. И. Толстого: "На почве общего почти недовольства молодежи (sic) условиями выставок передвижников и "Мира искусств", группа из 36 художников проектирует свои выставки. Дело затеялось в мое отсутствие из России, и я застал его, вернувшись из-за границы, уже достаточно окрепшим в идее. На днях у меня было первое подготовительное собрание, на котором были приняты некоторые общие положения" (не издано; ЦГИАЛ СССР).
   13 Впрочем, руководители общества "36-ти" также намеревались устроить свою выставку в Петербурге. В ноябре 1901 г. Остроухов предпринял кое-какие шаги в этом направлении, о чем можно судить по его письму к И. И. Толстому: "Благодарю вас за депешу. К большому сожалению узнали из нее, что раньше 21 апреля выставочное помещение Академии не будет свободно в 1902 году, так что затея наша в этом году в Петербурге не осуществится" (не издано; ЦГИАЛ СССР).
   Насколько деятели "36-ти" держали в строгой тайне от мирискусников свои маневры, видно из того, что Серов, будучи близок с Остроуховым, ничего о них не знал. Так, в январе 1902 г. он писал Бенуа: "Видел вернувшегося Остроухова (он вообще не столь страшен, но ведь он все толкует об учреждении прочного общества и т. д. и т. д. На основании теперешнего успеха, так сказать). Ну да это видно будет, а в этом году и не собирались сию именно выставку <т. е. "36-ти"> отправлять в Питер" (Серов. Переписка, стр. 280; в этом издании цитируемое письмо неправильно датируется 1901 г.).
   Но вскоре тайное стало явным: между объединениями "36-ти" и "Миром искусства" завязалось открытое соперничество, которое заметно сказалось на художественной жизни Москвы в конце 1902 г. Именно тогда руководители "Мира искусства", ранее намеревавшиеся провести свою выставку в Москве в январе 1903 г., решили в тактических целях устроить ее с 15 ноября 1902 г. по 1 января 1903 г., то есть почти за полтора месяца до выставки "36-ти". Мотивы для такого решения один из журналистов усмотрел в том, что Дягилев хотел "сделать ее <т. е. выставку "36-ти"> лишней" (Н. Шебуев. "36".-- "Русское слово", 1902, 28 декабря, No 357).
   Будучи членом распорядительного комитета по устройству выставки "Мира искусства", Серов принял самое деятельное участие в борьбе с обществом "36-ти". В сущности, на Серова, единственного москвича из трех членов комитета, пришлась большая часть работы по организации этой московской выставки "Мира искусства". Как видно из его письма в октябре 1902 г., он подыскал подходящее для нее помещение и совместно с Бенуа решил вопрос об его аренде (Серов. Переписка, стр. 281). О деятельности Серова дает некоторое представление и письмо к нему Дягилева от 15 октября 1902 г.: "На тебе лежат хлопоты о москвичах, т. е. ты, во-первых, дорогой друг, во что бы то ни стало должен съездить к Малявину в деревню-- это три, четыре часа от Москвы<...> Убеди его выставить что-нибудь новое -- это обязательно -- а затем также необходимо, чтобы он разрешил выставить следующие вещи: портрет Ники, баронессы Вольф, Нестерова, девочку Боткина и мой. Это очень важно. Затем на тебе лежит переговорить с 1) Виноградовым, "2) Пастернаком и 3) М. Мамонтовым. Необходимо вырвать их из когтей "36"! Затем на твоей ответственности молодежь: Петровичев, Кузнецов и Сапунов, они должны быть "наши". Затем я чрезвычайно стою за приглашение Жуковского и Чиркова, а потому убедительно прошу тебя зайти к ним и посмотреть, есть ли что-нибудь порядочное, и в таком случае пригласить обоих на выставку. Наконец, еще вопрос -- Врубель и М. В. Якунчикова. Говорят, что вещи первого все собраны у Николая Карловича Мекк и лишь часть у жены Врубеля. Совершенно необходимо убедить Мекка дать вещи нам и по общему мнению это можешь сделать лишь ты один!! Говорят также, будто вещи М. В. Якунчиковой собраны у ее отца, это предоставляю на твое усмотрение!!" (Серов. Переписка, стр. 346, 347). Помимо перечисленных художников, Серов вел аналогичные переговоры с А. П. Рябушкиным и П. Г. Щербовым (письма Серова к Рябушкину от 27 октября и начала ноября 1902 г.-- Не издано; отдел рукописей ГРМ; два письма Серова к Щербову в октябре 1902 г.-- Не издано; ЦГАЛИ). Организационная работа Серова по устройству выставки "Мира искусства" этим не ограничивалась: он занимался даже доставкой экспонатов. Упоминания об этом встречаются в переписке С. В. Малютина с Н. Н. Званцевым. Так, в письме от 25 октября 1902 г. Малютин сообщал: "За эскизами будет посланный с письмом от Валентина Александровича Серова" (не издано; ЦГАЛИ). И некоторое время спустя, возвращаясь к вопросу о своих работах для выставки "Мир искусства", Малютин писал: "...я думаю повторные рисунки окончить и послать прямо В. А. Серову" (не издано; ЦГАЛИ). И наконец Серов, как один из организаторов выставки, встречал на ней 22 декабря 1902 г. вместе с К. А. Коровиным высокопоставленных посетителей и давал им объяснения (см. "Русское слово", 1902, 23 декабря, No 353).
   См. также т. 2 настоящего изд., стр. 72, и прим. 15, стр. 80.
   14 Успех выставки "Мира искусства" в Москве, в чем безусловно была немалая заслуга Серова, был очевиден для всех. Как отмечала петербургская газета "Биржевые ведомости" (1902, 19 ноября, No 316), она "пришлась по вкусу москвичам и была сочувственно встречена московской печатью". И далее в этой газете сообщалось: "Москвичам доставлена возможность ознакомиться с рядом произведений экспонентов выставок наших новаторов в искусстве. Выставка вышла довольно-таки обширной, всего экспонируется около трехсот произведений. Лучше всех представлен художник В. А. Серов, один из талантливейших наших художников-портретистов". На серьезность отношения Серова к своему участию на выставке обращала внимание и другая газета: "В. А. Серов -- один из самых видных наших талантов; его произведения могут составлять украшение любой нашей выставки; что они доминируют на выставке "Мира искусства", об этом нечего и говорить. Такую массу вещей, какую он выставил теперь, он, кажется, еще не выставлял никогда" (Б. Божидаров. Выставка картин журнала "Мир искусства".-- "Русский листок", 1902, 10 декабря, No 339).
   15 Борьба между объединениями "36-ти" и "Миром искусства" на время закончилась без осложнений. Духом примирения была проникнута заметка журнала "Мир искусства" о выставке "36-ти": "В нынешнем году в Москве мы разделились с товариществом "36-ти" и, как известно, устроили самостоятельную выставку. Не знаю, которая из двух названных выставок от этого более проиграла, одно лишь могу констатировать, что та группа художников, которая составляет центр товарищества "36-ти", обладает слишком большим вкусом, чтобы допустить к себе что-либо нехудожественное и грубое, а потому выставка, как и нужно было ожидать, вышла свежею и производит благоприятное впечатление" (Силэн <А. П. Нурок>. Московские новости. Выставка архитектурная и "36-ти".-- "Мир искусства", 1903, No 1, стр. 8).
   Однако это была только передышка. Как участники объединения "Мира искусства", так и "36-ти", давшего впоследствии рождение новому художественному объединению "Союз русских художников", не переставали вынашивать планы о привлечении новых членов. Показательно в этом отношении письмо Нестерова в собрание "Союза русских художников" от 3 марта 1903 г. (см. т. 2 настоящего изд., письмо 28, стр. 53).
   16 Под "Дворцом искусств" Переплетчиков разумел постоянное выставочное помещение, которое было бы возведено и существовало на средства, полученные от любителей искусства и художников. Как упоминал Голоушев в одной из своих статей, ему доводилось "беседовать по этому поводу со многими лицами самых различных прав и состояний и у всех эта мысль встречала самое сочувственное отношение" (Сергей Глаголь. По картинным выставкам. Выставка акварелей, рисунков и пастелей Московского общества любителей художеств.-- "Курьер", 1900, 15 ноября, No 317).
   17 Еще ранее, 8 мая 1905 г., Переплетчиков сделал такую запись в дневнике: "Последние две зимы пришлось провести в Дугине с Игорем Эммануиловичем Грабарем. Это очень умственно живой человек, талантливый художник, отзывчивый на всякие художественные вопросы. Его интересные статьи по искусству всегда читались с интересом. Немного, мне думается, найдется и за границей таких образованных художников. При этом огромная трудоспособность, нерусская энергия. Сталкиваясь с подобными людьми, многому можно у них поучиться, потому что и сами они много учились и знают" (не издано; ЦГАЛИ).
   О том, что Серов знает "все тонкости техники", Переплетчиков говорил во всеуслышание (см. т. 1 настоящего изд., прим. 41, стр. 464).
   18 Адольф Ильич Левитан (1859--1933) -- художник, ученик Училища живописи в 1878--1885 гг., брат И. И. Левитана.
   Как художник А. И. Левитан почти неизвестен. В 1911 г. он устроил свою выставку картин и рисунков. В одной из заметок, ей посвященных, говорилось: "Он <Левитан> лет 25 не выставлял своих работ, и естественно, что о нем до сих пор никто не знал <...> Его работы, прежде всего, оригинальны. Это не старая живопись, но и не декаданс. Темы -- мифология и буколика" (Е. Ежов. Выставка картин и рисунков А. И. Левитана.-- "Новое время", 1911, 17 апреля, No 12605).
   19 Осип Иванович Трояновский (1867--?) -- художник, помимо выставок МОЛХ его произведения экспонировались на некоторых передвижных.
   20 В делах этого Общества такое заявление находится. Кроме перечисленных лиц, его подписал художник М. И. Шестеркин (не издано; ЦГАЛИ).
   21 Владимир Владимирович Пржевальский -- присяжный поверенный, племянник известного путешественника H. M. Пржевальского.
   По-видимому, Пржевальского отличала любовь к искусству. Он был членом I Всероссийского съезда художников и любителей художеств, а когда стал в 900-х гг. гласным Московской думы, то неоднократно выступал по вопросам управления Третьяковкой галереей на стороне Остроухова, Боткиной и Серова.
   22 Обед в честь Дягилева состоялся 24 марта 1905 г. Если судить по автографам, оставленным на обороте меню этого обеда, на нем. помимо упомянутых Переплетчиковым лиц, присутствовали также Архипов, К. Коровин, И. Морозов, Первухин, Шехтель, С. Щукин и другие (не издано; отдел рукописей ГТГ).
   Речь Дягилева и комментарии к ней были напечатаны в журнале "Весы". В комментариях говорилось, что в речах, обращенных к Дягилеву, ораторы подчеркивали "его заслуги, как редактора-издателя "Мира искусства", прекращение которого оставило ничем не заполненный пробел в русской журналистике, и на замечательный подвиг -- создание "Историко-художественной выставки портретов", образующей целую эпоху в истории русского искусства" ("Весы", 1905, No 4, стр. 45).
   В своей речи под названием "В час итогов" Дягилев с замечательной проницательностью говорил о будущем страны и ее культуре: "...Всякое празднование есть символ и всякое чествование больших или малых заслуг принято распространять от лица, которое чествуют, на ту идею, выразителем которой оно является. Однако мне не хотелось бы говорить теперь о правоте наших убеждений и о действительности наших попыток. Мы привыкли думать, что мы правы и только сила того убеждения, что "или мы или никто" и могла поддерживать нас в такой неравной борьбе за слишком очевидные истины. Я позволил бы себе взглянуть на смысл сегодняшнего вечера несколько иначе. Нет сомнения, что всякое празднование есть итог, всякий итог есть конец <...> И с этим вопросом я все время беспрерывно встречался за последнее время моей работы. Не чувствуете ли вы, что длинная галерея портретов великих и малых людей, которыми я постарался заселить великолепные залы Таврического дворца,-- есть лишь грандиозный и убедительный итог, подводимый блестящему, но, увы, и омертвевшему периоду нашей истории? <...> Я заслужил право сказать это громко и определенно, так как с последним дуновением летнего ветра я закончил свои долгие объезды вдоль и поперек необъятной России. И именно после этих жадных странствий я особенно убедился в том, что наступила пора итогов. Это я наблюдал не только в блестящих образах предков, так явно далеких от нас, но главным образом в доживающих свой век потомках. Конец быта здесь налицо. Глухие заколоченные майораты, страшные своим умершим великолепием дворцы, странно обитаемые сегодняшними милыми, средними, невыносящими тяжести прежних парадов людьми. Здесь доживают не люди, а доживает быт. И вот когда я совершенно убедился, что мы живем в страшную пору перелома, мы осуждены умереть, чтобы дать воскреснуть новой культуре, которая возьмет от нас то, что останется от нашей усталой мудрости. Это говорит история, то же подтверждает эстетика. И теперь, окунувшись в глубь истории художественных образов, и тем став неуязвимым для упреков в крайнем художественном радикализме, я могу смело и убежденно сказать, что не ошибается тот, кто уверен, что мы -- свидетели величайшего исторического момента итогов и концов во имя новой неведомой культуры, которая нами возникнет, но и нас же отметет. А потому, без страха и неверья, я подымаю бокал за разрушенные стены прекрасных дворцов, так же как и за новые заветы новой эстетики".
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru