Перевощиков Василий Матвеевич
Опыт о возбуждении и утолении страстей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Окончание).

Опытъ о возбужденіи и утоленіи страстей.

(Окончаніе.)

ГЛАВА IV.
Объ утоленіи страстей основывающихся на самолюбіи.

   Самое простое и всегда почти употребляемое средство для утоленія страстей состоитъ въ показаніи ихъ вреда, или безполезности; но рѣдко бываетъ оно успѣшно. Для сего объятому страстію надлежало бы имѣть ясное и здравое сужденіе, то есть быть безстрастну. Сократъ, увѣренный въ необходимости смерти, равнодушно выпиваетъ ядъ; Субрій Флавій, преклоняя голову подъ мечь, шутитъ съ окружающими его воинами, смѣется надъ исполнителемъ казни {Tacit. Annal. L. XV, cap. XVII.}; но много ли Сократовъ, много ли Флавіевъ?
   Часто случается, что сіе средство даже усиливаетъ страсть. Монтань говоритъ: on exaspere le mal par la jalousie du débat.
   Лучшее и сильнѣйшее средство для утоленія страстей есть развлеченіе, или возбужденіе другихъ страстей. Аталанта, прельстившись золотыми яблоками, была опережена Гипполитомъ {Ovid, Metam, L. X, fab XI.}. Ксенофонтъ, увѣнчанный цвѣтами, приносить жертву богамъ; сказываютъ ему, что сынъ его убитъ при Матинеѣ: Ксенофонтъ срываетъ вѣнокъ съ головы своей. Но ему говорятъ, что сынъ его умеръ какъ герой; Ксенофонтъ опятъ надѣваетъ вѣнокъ на голову, и оканчиваетъ Жертвоприношеніе.
   Алкивіадъ, чтобы утишить молву о себѣ народную, обрѣзываетъ уши и хвостъ у красивѣйшей изъ собакъ своихъ, и выгоняетъ ее на площадь. Abducendus etiam nonnuquam animus est ad alia studia? sollicittudines, curas, negocia: loci denique mutatione, tanquam aegroti non convalescentes, saepe curandus est {Cicer. Tusc. Quaest. L. IV, cap. XXXV.}.
   Иногда нужно даже соглашаться съ объятымъ страстію человѣкомъ, по крайней мѣрѣ въ началѣ рѣчи; a потомъ мало по малу отвлекать его отъ оной.
   

ГЛАВА V.
О возбужденіи страстей, основывающихся на симпатіи.

   Симпатія есть невольное расположеніе въ человѣкѣ къ принятію въ себя, въ нѣкоторой степени, чувствованій другихъ. Совершенно сему противное, также страдательное ощущеніе, называется антипатіею.
   И симпатія и антипатія могутъ возбуждать страсти. Одна купчиха имѣла старую и дряхлую служанку. Она кормила ее только въ тѣ дни, въ которые старуха могла что нибудь сработать, и выгоняла ее изъ дому, когда она по болѣзни, или по слабости была не въ силахъ ничего дѣлать. Старуха ходила въ домѣ за индѣйками. Сдѣлался ночью пожаръ въ домѣ купчихи; старуха бросилась спасать своихъ индѣекъ: но пламень охватилъ ее; она вскарабкалась на заборъ, обожгла себѣ обѣ ноги, однакожъ перевалилась черезъ заборъ и скатилась въ находившійся подлѣ него оврагъ. Тутъ она въ мученіи провела всю ночь. Домъ купчихи сгорѣлъ; она перешла на квартиру. На другой день кто-то нашелъ старуху, полуобгорѣлую (кожа отъ ногъ ея отстала и висѣла чулкомъ) и принесъ ее къ госпожѣ ея. Купчиха закричала: за чѣмъ вы принесли ее ко мнѣ? Развѣ на кормъ собакамъ? и не взяла ее къ себѣ. Несчастная старуха два дни валялась на улицѣ. Наконецъ одна бѣдная живущая благодѣяніями другихъ женщина приняла ее къ себѣ въ хижину, кормила, ходила за нею, и наконецъ похоронила ее. Я не прибавлю и слова болѣе для тебя, читатель, имѣющій сердце!
   Посмотрите на нашихъ современниковъ; раскройте Исторію; читайте драматическихъ, епическихъ стихотворцевъ, романистовъ: какое безконечное разнообразіе характеровъ! Монтань сказалъ, что между человѣкомъ и скотомъ меньше различія, нежели между человѣкомъ и человѣкомъ; что въ умахъ столько степеней, сколько саженъ отъ земли до солнца. Какимъ же образомъ сей хаосъ привести въ порядокъ? Какъ узнать, какіе поступки какія возбуждаютъ чувствованія?
   Намъ кажется, что всѣ человѣческія дѣянія можно раздѣлить на благоразумныя, высокія и безразсудныя. Подумайте: находятся ли еще другихъ родовъ дѣянія? Намъ мнится, что нѣтъ; разсмотримъ же оныя.
   Благоразумные поступки суть тѣ, въ которыхъ человѣкъ дѣйствуетъ по истинному своему самолюбію. Папы и нѣкоторые Государи гнали Императора Фридриха. Они, желая привлечь на свою сторону Лудовика Святаго, Короля Французскаго, обѣщали возложить Императорскую корону на брата его; но Лудовикъ видѣлъ, что признавъ Папу, въ правѣ низлагать Государей, помогать возмутившимся подданнымъ, или честолюбивымъ Владѣтелямъ, подастъ имъ оружіе или противу самаго себя, или противу своихъ наслѣдниковъ, отвергнулъ ихъ предложеніе, Тацитъ, говоря объ Агриколѣ, что онъ умѣлъ обращаться со скрытнымъ и мстительнымъ Домиціаномъ, прибавляетъ: "да познаетъ всякъ, удивляющійся неблагоразумнымъ дѣяніямъ, что и при злобномъ Государѣ могутъ быть великіе мужи; повиновеніе и скромность, соединенныя съ дѣятельностію и мужествомъ, приобрѣтаютъ большую славу нежели всѣ тѣ, которые опрометчивою, тщеславною, но безполезною для республики смертію сдѣлались знамениты." Вотъ истинное изображеніе благоразумно и безразсудно-самолюбивыхъ людей.
   Благоразумные поступки и характеры должны возбуждать и возбуждаютъ уваженіе. Писатели рѣдко изображаютъ ихъ; по чему, не знаю. Не боятся ли они наскучить читателямъ и зрителямъ? Мнѣ случалось видѣть, что при представленіи Недоросля Фонъ-Визина актеры сокращали второе явленіе четвертаго дѣйствія, разговоръ Стародума съ Софьею; что когда сіе явленіе все вполнѣ было играно, зрители скучали. Но отъ чего ето происходитъ? отъ того что, сколь ни поучительны, сколь ни мудры мысли сего явленія, но онѣ все остаются токмо отвлеченными, сухими истинами. Пусть сочинитель заставитъ свои дѣйствующія лица поступать по онымъ, представитъ ихъ въ дѣйствіи, въ противоположности съ безразсудствомъ и его послѣдствіями, -- тогда, смѣло увѣряю, зрители зевать не будутъ.
   Высокія дѣянія бываютъ добрыя и злыя: къ первымъ принадлежатъ такія, въ которыхъ человѣкъ, пренебрегая собственныя свои истинныя выгоды, благотворитъ людямъ, Ликургъ, обязавъ клятвою Спартанъ хранить постановленные имъ законы до его возвращенія, самъ изъ отечества своего удаляется навѣки.
   Мы называемъ высокими злобными характерами тѣ, которые находятъ удовольствіе въ самомъ злѣ. Къ счастію человѣчества таковые люди рѣдки; но таковымъ Саллустій изображаетъ Катилину: "Луцій Катилина имѣлъ великія и тѣлесныя и душевныя силы, но нравъ злобный и развращенный. Ему изъ дѣтства приятны были междоусобныя войны, убійства, грабежи, бунты народные."
   И тѣ и другіе высокіе характеры пробуждаютъ удивленіе смѣшанное, первые -- съ нѣкоторымъ благоговѣніемъ, вторые -- съ ужасомъ. Тутъ же Ликургъ предложилъ однажды новый законъ, который не понравился богатымъ гражданамъ. Они возмутились и напали съ такою наглостію на него, что онъ принужденъ былъ скрыться въ одинъ храмъ. Тамъ вышибли ему глазъ. Ликургъ окровавленный показался своимъ преслѣдователямъ. Большая часть изъ нихъ поражена была стыдомъ и раскаяніемъ, и съ почтеніемъ проводила его домой.-- Когда у Сумарокова Димитрій Самозванецъ говорилъ:
   
   Когда бы менѣе самолюбивъ я былъ,
   Давнобъ Димитрія Димитрій погубилъ:
   И естьлибъ было льзя съ собою раздѣлиться,
   Я сталъ бы мукою своею веселиться...
   
   зрители трепещутъ за прочія лица, дѣйствующія въ трагедіи, за Россію и за самихъ себя.
   Безразсудные поступки суть тѣ, которые противны истинному самолюбію. Вотъ для всѣхъ писателей безпредѣльное и вовѣки неистощимое поле:
   
   Audax omnia perpeti
             Gens humana, ruit per ѵеіtum nefac.
   Coelum ipsum petimus stultitia; neque
             Per nostrum patimur scelus
   Iracunda Jovem ponere fu mina.
   
   Безразсудные поступки бываютъ слабые и порочные. Первые не причиняютъ зла никому, развѣ токмо производящему ихъ; вторые всегда вредятъ другимъ.
   Митридатъ, бывши однажды на пиру, влюбился въ Стратонику: тотчасъ велѣлъ взять ее въ свой домъ, и не оказалъ ни малѣйшей ласки отцу ея, бѣдному, дряхлому старику. Холодностію Государя огорченный отецъ возвратился домой задумчивъ и печаленъ. Но, на другой день проснувшись, онъ съ изумленіемъ увидѣлъ въ своемъ домѣ столы, уставленные золотыми и серебряными сосудами; множество невольниковъ, готовыхъ служить ему: они подавали ему надѣвать драгоцѣнныя платья, и докладывали, что у дверей ожидаетъ его прекраснѣйшая лошадь въ драгоцѣнномъ уборѣ. Бѣдному старику представилось, что хотятъ посмѣяться надъ нимъ: онъ готовъ былъ бѣжать изъ собственнаго дому. Невольники, присланные для услуги ему, удержали его, и сказали, что все, что онъ видѣлъ, есть даръ Государя, что еще и другія гораздо лучшія драгоцѣнности назначены ему. Старикъ наконецъ повѣрилъ, позволилъ себя одѣть въ пурпуровую мантію, сѣлъ на лошадь, поѣхалъ по городу, и кричалъ всѣмъ: смотрите! ето все мое!
   Такого рода характеры возбуждаютъ смѣхъ и составляютъ истинно комическое.
   Но другіе слабые характеры, вредящіе самимъ себѣ, производятъ сожалѣніе. Таковъ былъ во время тридцатилѣтней войны Фридрихъ V, Курфирстъ Палатинской. Отъ своей безразсудности потерявъ Богемскую корону, онъ говорилъ утѣшавшимъ его: "Теперь я знаю, кто я. Есть добродѣтели, которымъ только несчастіе научаетъ насъ, и только въ бѣдствіяхъ узнаемъ мы Государи себя,"
   Невозможно исчислить, сколь многоразличныя чувствованія въ насъ возбуждаютъ пороки. Между Тартюфомъ, ощупывающимъ платье у госпожи Оргонъ и Могаммедомъ, доводящимъ сына до отцеубійства, какое ужасное пространство! отъ улыбки презрѣнія до трепетной ненависти какое безконечное множество чувствованій! Замѣтимъ здѣсь токмо, что всѣ порочные возбуждаютъ антипатію, что писатели должны изображать ихъ для того, дабы люди гнушались ими, и знали бы, что порокъ самъ себя наказываетъ. Величайшій знатокъ сердца человѣческаго, Тацитъ, повѣствуя о Тиверіѣ, говоритъ: "Нетщетно превосходнѣйшій мудрецъ утверждалъ, что ежели бы обнаружились сердца тирановъ, то бы можно было видѣть мученія ихъ и язвы, и какъ тѣло, отъ жестокихъ ударовъ, такъ духъ ихъ терзаемый лютостію, стремленіемъ страстей и злыми помыслами." Что сказалъ Тацитъ о тиранахъ, то должно разумѣть о всѣхъ порочныхъ людяхъ.
   

ГЛАВА VI.
О положеніяхъ.

   Положеніями называемъ мы обстоятельства, въ которыхъ находится всякое дѣйствующее лице въ сочиненіи.
   Ихъ можно раздѣлить на положенія дѣйствующихъ лицъ въ цѣломъ сочиненіи, и на положенія въ частяхъ онаго; послѣднія должны зависѣть отъ первыхъ.
   Въ историческихъ сочиненіяхъ надлежитъ описывать токмо такія положенія, которыя могутъ объяснить характеръ дѣйствующихъ лицъ; въ вымышленныхъ же сочиненіяхъ, въ которыхъ отъ автора зависятъ, и характеры и положенія, сіи послѣднія должны быть средствами къ изложенію и изображенію первыхъ. Портреты, искусно написанные, нравятся; но остаются всегда токмо портретами, то есть бездушными копіями, рѣдко похожими на оригиналъ. Напротивъ сего, когда характеры изображаются въ дѣйствіи, тогда мы видимъ самыхъ людей.
   Главное и труднѣйшее свойство положеній есть то, чтобы онѣ разположены были естественно и сообразно ходу чувствованій какъ дѣйствующихъ лицъ, такъ и читателей, или зрителей.
   Читайте Макбета Шекспирова; замѣчайте положенія Макбета: вы съ удивленіемъ увидите, какъ себѣ всѣ служатъ къ изображенію характера его; замѣчайте расположеніе сихъ положеній, и вы воскликнете: вотъ живая природа! такъ раждаются и растутъ страсти!
   Гомеръ, Тацитъ, Мольеръ, Шекспиръ, Ричардсонъ и Фильдингъ -- вотъ великіе знатоки и учители въ познаніи человѣческаго сердца!
   Нѣкоторые писатели предпринимали вычислить всѣ положенія; но сего сдѣлать невозможно по великому ихъ разнообразію и числу. Между бѣдою семейства Простяковыхъ и паденіемъ Трои; между состояніемъ Дейчестера, слышащаго казнь своей любезницы Маріи Стуартъ {См. Шиллерову Трагедію подѣ симъ же названіемъ. Соч.} и Оронта, читающаго свой советъ Альцесту {См. Мизантропа Мольерова. Соч.} -- сколь много можетъ быть положеніи! Важнѣйшее свойство ихъ, важнѣйшая обязанность писателя есть -- занимательность въ положеніяхъ. Сочинитель, нравственный философъ, найдетъ и матерію и правила для оной въ человѣческомъ сердцѣ.

В. Перевощиковъ.

"Вѣстникъ Европы", No 13, 1816

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru