Пешехонов Алексей Васильевич
На очередные темы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пересмотр законодательства о печати.

   

На очередныя темы.

Пересмотръ законодательства о печати.

I.

   Предстоитъ -- если употребить выраженіе H. К. Михайловскаго -- "дальнѣйшее развитіе драматическаго представленія, въ которомъ мы, литераторы, нынѣ принимаемъ участіе". На очереди -- пересмотръ законовъ о печати... Какихъ же результатовъ можно ждать отъ этого пересмотра? Каковъ будетъ новый актъ давно уже разъигрывающейся при нашемъ участіи драмы?
   Отвѣтить на этотъ вопросъ, казалось-бы, не трудно. Много вѣдь значитъ уже то, по чьему почину предпринимается пересмотръ; -- другими словами; какая изъ политическихъ силъ нашла настоящій моментъ для себя благопріятнымъ, чтобы перейти въ наступленіе? Но это-то какъ разъ и представляется въ данномъ случаѣ не совсѣмъ яснымъ...
   Еще 3 декабря к.-д. фракція внесла въ Гос. Думу "законодательное предположеніе о печати" и такимъ образомъ, несомнѣнно, ей принадлежитъ иниціатива возбужденія этого вопроса въ законодательныхъ учрежденіяхъ. Ни для кого однако не тайна, что это было "декларативное" выступленіе. Въ третьей Думѣ к.-д. партія, какъ извѣстно, считала для себя обязательнымъ оставаться на дѣловой почвѣ; въ четвертой же Думѣ она рѣшила измѣнить тактику и начать выступленія по основнымъ, хотя бы и неразрѣшимымъ при данныхъ условіяхъ, вопросамъ русской жизни. Въ силу этого рѣшенія, принятаго минувшею осенью на партійной конференціи, к.-д. Фракція, по открытіи Думы, внесла въ нее цѣлый рядъ законодательныхъ предложеній демонстративнаго свойства я въ числѣ ихъ законодательное предположеніе о печати.
   Въ политической борьбѣ, какъ и въ подлинной войнѣ, демонстраціи, но общему правилу, предпринимаются не за тѣмъ, чтобы оттѣснить непріятеля и захватить его позиціи. Для этого, какъ само собой понятно, нужны болѣе серьезныя операціи. Демонстраціи же обыкновенно имѣютъ другія цѣли. Въ данномъ, напримѣръ, случаѣ могло сыграть роль желаніе нанести моральный ударъ противникамъ или поднять духъ среди своихъ сторонниковъ. Случается однако, что операція, предпринятая съ демонстративными цѣлями, переходитъ въ настоящее "дѣло" и даже развертывается въ рѣшительное сраженіе. Поэтому въ результатѣ ея можетъ получиться неожиданный захватъ чужихъ позицій, а съ другой стороны -- еще болѣе неожиданная утрата своихъ собственныхъ.
   Нѣчто подобное какъ будто стало намѣчаться и въ данномъ случаѣ. Законодательное предположеніе к.-д. Фракціи о печати, не въ примѣръ ея другимъ декларативнымъ предложеніямъ, было признало Думой желательнымъ и передано въ комиссію для выработки соотвѣтствующаго законопроекта. "Думскій починъ -- писалъ потомъ г. Милюковъ,-- повидимому, оживилъ дѣятельность правительства" {"Рѣчь", 5 марта.}. Пришли въ движеніе и другія, представленныя въ Думѣ, политическія группы; немедленно выступили со своими Законопроектами правые, націоналисты, октябристы... Словомъ, демонстрація сразу же начала переходить въ "дѣло", которое можетъ имѣть для русской печати тѣ или иныя и, можетъ быть, очень серьезныя послѣдствія.
   К.-д. публицисты, оцѣнивая роль, какую сыграло "законодательное предположеніе" к.-д. Фракціи, обнаружили склонность думать, что этимъ выступленіемъ до извѣстной степени предрѣшеі.тходъ дальнѣйшихъ событій въ благопріятную и во всякомъ случаѣ въ безопасную для печати сторону. Нагляднымъ тому доказательствомъ, по мнѣнію "Рѣчи", можетъ служить "та исторія, которую уже къ настоящему моменту прошла подготовка думскаго законодательнаго матеріала исключительно благодаря внесенному к.-д. законопроекту". "Противопоставленный этому проекту законопроектъ дворянскаго съѣзда -- поясняла свою мысль газета -- оказался съ самаго начала до такой степени безнадежнымъ, что сами правые принуждены были нѣсколько смягчить его при внесеніи въ Гос. Думу. Но и съ этими смягченіями законопроектъ сразу оказался непріемлемымъ для думской комиссіи. И вотъ начался рядъ дальнѣйшихъ поправокъ и передѣлокъ, постепенно приближавшихъ будущій комиссіонный законопроектъ къ ка-детскому ранѣе начала обсужденія вопроса въ комиссіи" {"Рѣчь", 7 апрѣля. Курсивъ въ обоихъ мѣстахъ принадлежитъ "Рѣчи".}. Такимъ образомъ, по мнѣнію "Рѣчи", прежде чѣмъ иниціаторы демонстраціи сошлись вплотную со своими противниками, со стороны послѣднихъ уже начались уступки. Очевидно, что въ дальнѣйшемъ есть надежда отвоевать и еще кое-что. Во всякомъ случаѣ "равнодѣйствующая, уже въ теперешнемъ ея видѣ,-- продолжала "Рѣчь",-- идетъ гораздо дальше, чѣмъ хотѣлъ бы пойти правительственный проектъ. Судьба маклаковскихъ предположеній -- заключала отсюда газета -- этимъ самымъ уже предрѣшена". И это достигнуто, какъ уже сказано, "исключительно благодаря внесенному к.-д. законопроекту".
   Но какъ бы ни были велики успѣхи к.-д. законопроекта (правильнѣе, быть можетъ, было бы сказать; увлеченія к.-д. публицистики), все-таки не слѣдуетъ упускать изъ виду одно, на первый взглядъ не совсѣмъ понятное, обстоятельство, о которомъ я уже упомянулъ выше. "Почему -- спрашивалъ въ "Днѣ" г. Е. Смирновъ -- со всѣхъ сторонъ проявляютъ интересъ къ кадетскому законопроекту о печати и въ то же время не обращаютъ вниманія на всѣ остальные кадетскіе проекты о свободахъ, словно бы они вовсе -- не вносились?" {"День", 10 апрѣля.} Въ самомъ дѣлѣ: почему къ другимъ декларативнымъ выступленіямъ к.-д. Фракціи всѣ отнеслись, какъ къ демонстраціямъ, которыя пока ничѣмъ не угрожаютъ и ничего не обѣщаютъ, а къ законодательному предположенію о печати, какъ къ дѣлу, которымъ стоитъ и нужно заняться? Можетъ быть, кромѣ к.-д. выступленія для этого имѣлись и другія побужденія?
   Съ этой точки зрѣнія представляется далеко не безразличнымъ то обстоятельство, что вопросомъ о печати давно уже рѣшили заняться правые, задумавшіе новый на нее натискъ. Какъ теперь выяснилось, подготовкой соотвѣтствующей операціи былъ занятъ ихъ главный штабъ -- совѣтъ объединеннаго дворянства. Онъ готовилъ не демонстрацію, а форменное наступленіе и притомъ со всею возможною для него тщательностью. Достаточно сказать, что въ выработкѣ дворянскаго проекта участвовали такіе свѣдущіе въ "дѣлахъ печати" люди, какъ нынѣшній начальникъ главнаго управленія по дѣламъ печати, гр. Татищевъ, и два прежнихъ -- гг. Звѣревъ и Бельгардъ. Работа велась въ тайнѣ и долго ли она продолжалась -- неизвѣстно. Но къ тому времени, когда вопросъ о печати всплылъ на очередь, дворянскій проектъ былъ уже выработанъ.
   Вмѣстѣ съ тѣмъ обнаружилось, что и правительство считаетъ вопросъ о печати "злободневнымъ". Новый министръ внутреннихъ дѣлъ, какъ онъ объяснилъ корреспонденту "Temps", нашелъ, что "драматическое представленіе", въ которомъ, кромѣ литераторовъ, и онъ вѣдь принимаетъ участіе, недостаточно серьезно; въ частности, его собственная роль представляется ему прямо опереточной: его полиція нерѣдко является на мѣсто преступленія послѣ того, какъ оно уже совершено,-- послѣ того, какъ произведеніе печати выпущено уже изъ типографіи. Желая обезпечить себѣ болѣе сильную роль и придать всему представленію болѣе серьезный характеръ; министръ внутреннихъ дѣлъ находитъ необходимымъ, чтобы врестуиники, по крайней мѣрѣ, за три часа извѣщали полицію о своихъ намѣреніяхъ.
   Эти "три часа", о которыхъ министръ внутреннихъ дѣлъ упомянулъ въ разговорѣ съ иностраннымъ корреспондентомъ, какъ выяснилось вслѣдъ затѣмъ, минута въ минуту совпадали съ тѣмъ срокомъ, какой предназначенъ для предупрежденія и пресѣченія въ дворянскомъ проектѣ. Теперь извѣстенъ весь выработанный министерствомъ внутреннихъ дѣлъ "проектъ устава о печати" и ни у кого уже не можетъ быть сомнѣнія, что въ основу его положенъ проектъ объединеннаго дворянства."
   Можно думать, что и "оживилъ дѣятельность правительства" по данному вопросу не столько думскій починъ, сколько дворянскій... Какъ бы то ни было, готовность правительства заняться пересмотромъ законовъ о печати, несомнѣнно, сыграла свою роль въ томъ, что этотъ вопросъ поставленъ теперь на очередь. Для націоналистовъ и октябристовъ это обстоятельство имѣло, конечно, несравненно большее значеніе, чѣмъ к.-д. выступленіе.
   Поэтому-то я и сказалъ, что вопросъ, по чьему почину предпринимается пересмотръ законодательства о печати, представляется не совсѣмъ яснымъ. Вѣроятнѣе всего, что иниціатива пришла сразу съ двухъ сторонъ: и слѣва и справа. Но въ то время, когда слѣва была задумана только демонстрація, справа было уже рѣшено начать наступленіе. Столкновеніе политическихъ силъ, начинающееся при такихъ условіяхъ, мало обѣщаетъ печати хорошаго.
   Посмотримъ однако, что обѣщаютъ самые проекты...
   

II.

   "Три часа", о которыхъ упомянулъ г. Маклаковъ, равны ни больше, ни меньше, какъ возстановленію цензуры. Это, несомнѣнно, главное заданіе, которое поставилъ себѣ правый лагерь въ начинающейся кампаніи. Въ проектѣ объединеннаго дворянства оно формулировано такимъ образомъ:
   
   Каждый номеръ ежедневнаго періодическаго изданія долженъ быть представленъ подлежащему установленію по. дѣламъ печати одновременно съ приступомъ къ его печатанію и, во всякомъ случаѣ, не позднѣе, какъ за 3 часа до выпуска его изъ типографіи.
   Книги и брошюры, не превышающія размѣровъ одного печатнаго листа, должны быть представляемы подлежащему установленію по дѣламъ печати за однѣ сутки до выпуска ихъ въ свѣтъ, отъ одного до 5 листовъ -- за три дня и свыше 5 листовъ -- за 7 дней до ихъ выпуска.
   
   Въ министерскомъ проектѣ это заданіе подвергнуто болѣе тщательной и детальной разработкѣ, причемъ срокъ для ежедневныхъ газетъ, если въ нихъ нѣтъ картъ, чертежей и рисунковъ, уменьшенъ до одного часа. Но суть, конечно, не въ томъ, сколько дней или часовъ печатное произведеніе должно пробыть, какъ когда-то выражались, "во чревѣ китовѣ", прежде чѣмъ оно увидитъ свѣтъ (если, конечно, увидитъ), а въ самой системѣ "контрольныхъ сроковъ".
   Для русской печати система эта уже знакома. Она примѣнялась въ извѣстныхъ случаяхъ еще при старомъ порядкѣ, примѣняется и теперь, въ "обновленномъ строѣ". Временными правилами 18 марта и 26 апрѣля 1906 г. контрольные сроки были установлены для рисунковъ (24 часа), листковъ (2 дня) и брошюръ (7 дней), т. е. для тѣхъ произведеній печати, которыя по тогдашнему времени являлись для правительства особенно непріятными (каррикатуры). или представлялись особенно опасными (агитаціонные листки и брошюры). Это было, несомнѣнно, самое существенное ограниченіе свободы печати, какое контръ-революціи удалось до сихъ поръ осуществить въ законодательномъ порядкѣ. Теперешнее задаціе состоитъ въ томъ, чтобы распространить то же ограниченіе по возможности на всю печать, а главное -- на газеты и другія періодическія изданія.
   Для чего нужны "контрольные сроки" -- понять не трудно. Да этого и не скрываютъ. "При существующемъ законѣ -- объяснилъ г. Маклаковъ бесѣдовавшему съ нимъ корреспонденту -- мы можемъ цензуровать газеты только тогда, когда они находятся уже въ. рукахъ подписчиковъ и продаются на улицахъ. Мы находимся въ положеніи оффенбаховскихъ карабинеровъ: мы приходимъ слишкомъ поздно, чтобы дѣйствительно конфисковать номеръ, по нашему мнѣнію, это заслуживающій".
   Срокъ нуженъ для того, чтобы произведеніе печати было процензуровало прежде, чѣмъ хотя бы одинъ экземпляръ его попадетъ къ читателямъ. Тогда карабинеры будутъ являться своевременно... "Скажутъ -- продолжалъ министръ -- это возвратъ къ предварительной цензурѣ, ретроградная мѣра! Нѣтъ. Когда-то цензоръ долженъ былъ предварительно доставить свою подпись для того, чтобы номеръ можно было опубликовать. Законъ, который я проектирую, этой формальности не потребуетъ"... Но и безъ этой формальности результаты будутъ тѣ же самые: "мы будемъ имѣть возможность и время задержать въ типографіи газету, продажу которой мы разрѣшить не можемъ".
   Другое "освѣдомленное лицо", бесѣдовавшее съ корреспондентомъ "Новаго Времени", попыталось иначе объяснить отличіе "своевременной" цензуры отъ цензуры "предварительной".
   
   Установленіе контрольныхъ сроковъ -- поучало это лицо -- не можетъ быть приравниваемо къ введенію предварительной цензуры, такъ какъ должностное яйцо, просматривающее, содержаніе предназначеннаго къ вы? пуску изданія, не имѣетъ права цензора и не можетъ исключить изъ изданія по своему усмотрѣнію какое либо сообщеніе...
   
   Вмѣсто того, чтобы исключить одно какое-либо сообщеніе, должностное лицо будетъ задерживать по своему усмотрѣнію цѣликомъ весь номеръ и притомъ въ готовомъ его видѣ, когда всѣ затраты на него уже произведены. Съ точки зрѣнія печати разница, конечно, существенная, но отнюдь не въ пользу "контрольныхъ сроковъ".
   Впрочемъ, о словахъ -- предварительная ли это будетъ цензура или ее нельзя приравнивать къ предварительной -- спорить по стоитъ. Возвращаясь къ старымъ порядкамъ, можно вернуться я къ прежней терминологіи. До 1905 года такая цензура называлась "карательной". Для безцензурныхъ газетъ она назначалась какъ бы въ наказаніе, послѣ трехъ предостереженій, и на дѣлѣ оказывалась столь тяжелой, что подвергшіяся ей ежедневныя изданія предпочитали цензуру "предварительную" (какъ тогда называласъ цензура до на печатанія) и обыкновенно входили на этотъ счетъ въ частныя соглашенія съ приставленными къ нимъ цензорами. Теперь, когда пресса сдѣлалась еще болѣе необходимымъ факторомъ государственной и народной жизни, эту "карательную" цензуру, въ качествѣ предупредительной мѣры, проектируется распространить на всѣ газеты, въ томъ числѣ и на тѣ, которыя даже въ до-революціонное время были отъ нея свободны.
   Мотивъ извѣстенъ: среди печатныхъ произведеній могутъ быть "преступныя",-- проще сказать, такія, распространеніе которыхъ, какъ объяснилъ г. Маклаковъ, "мы разрѣшить не можемъ". Казалось бы, это еще не резонъ, чтобы устанавливать цензуру для всей печати. Но такова ужъ логика полицейскаго режима. Ею русское правительство руководится и въ другихъ областяхъ жизни, но едва лй гдѣ оно заходитъ такъ Далеко, какъ въ своихъ отношеніяхъ къ печати.
   Любопытно сдѣлать, напримѣръ, такое сопоставленіе. Среди массы пріѣзжающихъ въ столицу могутъ быть тати и разбойники; Чтобы предупредить это -- такова русская полицейская логика -- для всѣхъ пріѣзжающихъ", установлены паспорта, въ которыхъ должны быть обозначены ихъ Примѣты и происхожденіе. Слѣдуя той же логикѣ, Для всѣхъ печатныхъ произведеній также нужно установить "виды на жительство". И это уже сдѣлано: на каждомъ изъ нихъ должна быть указана типографія, въ которой оно напечатано, а на каждомъ номерѣ повременнаго изданія должны быть еще обозначены издатель и редакторъ,-- послѣдній въ качествѣ "главнаго виновника" его появленія на свѣтъ. Везъ такого "вида" ни одно печатное произведеніе, кромѣ визитныхъ карточекъ, не можетъ обращаться въ странѣ, а выпустившій его, хотя бы въ немъ не было ничего преступнаго, подлежитъ отвѣтственности. Пріѣхавшаго безъ паспорта въ столицу могутъ задержать за безписьменность; печатное произведеніе, не имѣющее установленнаго вида, также подлежитъ аресту. За проживаніе но подложному паспорту въ законѣ установлено строгое наказаніе; точно такое же наказаніе (тюремное заключеніе отъ двухъ мѣсяцевъ до одного года и четырехъ мѣсяцевъ) установлено за ложное обозначеніе на печатномъ произведеніи редактора, издателя и типографіи. До сихъ поръ, какъ видятъ читатели, наблюдается, если не полное тождество, то извѣстный параллелизмъ въ "мѣрахъ предупрежденія".
   Но дальше начинается разница. По отношенію къ печати установлены такія мѣры, какія не практикуются для огражденія даже имущественной и личной безопасности гражданъ. Мысль и слово считаются въ русскомъ государствѣ опаснѣе воровства и душегубства. Въ самомъ дѣлѣ: пріѣзжающіе въ столицу, хотя среди нихъ могутъ быть тати и разбойники, не обязаны лично являться въ полицію и должны отдать лишь свои паспорта для прописки; произведенія же печати должны быть въ ихъ подлинномъ видѣ представлены въ мѣста, особо для сего предназначенныя. Далѣе: даже въ столицахъ паспортъ можетъ быть предъявленъ для прописки въ теченіе 24-хъ часовъ послѣ того, какъ данное лицо прибыло на мѣсто и занялось своими дѣлами; печатное же произведеніе первымъ дѣломъ, одновременно съ выходомъ его изъ типографіи, должно быть предъявлено въ "подлежащее установленіе".
   Но и этого оказывается мало. Теперь хотятъ, руководясь тою же логикою, пойти еще дальше.
   Представьте себѣ, что всѣ пріѣзжающіе въ столицу не только были бы обязаны немедленно являться въ полицейскіе участки, но и должны были бы оставаться тамъ отъ одного часа (или по другому варіанту: отъ трехъ часовъ) до семи сутокъ, дабы полиція имѣла "возможность и время" ознакомиться съ ихъ намѣреніями. Прибавьте къ этому, что каждаго могутъ задержать въ участкѣ на неопредѣленное время, пообѣщавъ, что потомъ разберутъ. И задерживать должностныя лица будутъ по своему усмотрѣнію, ничѣмъ не. рискуя, если задержатъ кого безъ достаточныхъ основаній. Зато задержанный, если онъ не докажетъ, что не только субъективно онъ ни въ чемъ не виноватъ, но и объективнаго вреда отъ его появленія въ столицѣ никакого не приключилось бы, можетъ жестоко поплатиться... Представьте себѣ, въ самомъ дѣлѣ, что пріѣздъ въ Петербургъ былъ бы обставленъ такими условіями. Возможно и даже вѣроятно, что число воровъ и убійцъ въ немъ осталось бы приблизительно прежнее, но вообще-то число пріѣзжающихъ въ столицу, несомнѣнно, сразу же и рѣзко сократилось бы. Для прибывающихъ на постоянное жительство еще былъ бы, пожалуй, разсчетъ рискнуть и претерпѣть всѣ мытарства; но многихъ и многихъ изъ тѣхъ, кто пріѣзжаетъ на мѣсяцъ, на недѣлю, на день, а то и меньше, предстоящая перспектива, навѣрное, испугала бы и удержала бы отъ. поѣздки..
   Для печати же какъ разъ и хотятъ установить такія именно условія: контрольные для всѣхъ сроки съ рискомъ для каждаго застрять въ участкѣ,-- и одно лишь двусмысленное утѣшеніе въ перспективѣ: потомъ разберутъ-де... Господи! хотя бы это-то утѣшеніе не было совсѣмъ сомнительнымъ, хотя бы судили-то насъ, какъ судятъ татей и разбойниковъ,-- судомъ общественной совѣсти! Но и это скромное пожеланіе русскаго сатирика должно остаться несбыточною мечтою...
   Тяжелѣе всего система контрольныхъ сроковъ, если таковая будетъ распространена на повременныя изданія, отразится, конечно, на ежедневной прессѣ. Газетный листъ живетъ одинъ день и даже меньше. Задержка -- смертная казнь для него. Пусть даже судъ его потомъ оправдаетъ и арестъ сниметъ,-- жизни въ окоченѣвшемъ газетномъ трупѣ это уже не возстановитъ. Но оставимъ задержку, которая будетъ практиковаться, конечно, главнымъ образомъ, по отношенію къ "нежелательнымъ" изданіямъ; возьмемъ норму, которая проектируется для всѣхъ, въ томъ числѣ и для самыхъ благонадежныхъ.
   Изъ короткой жизни газетнаго листа хотятъ вырвать три часа, пусть даже одинъ часъ... Но нужно знать, какой это часъ! Время между тѣмъ, какъ номеръ набранъ и сверстанъ, и тѣмъ, когда онъ выпущенъ изъ типографіи, считается самымъ дорогимъ въ газетномъ дѣлѣ: тутъ на счету каждая минута, чуть ли не каждая секунда. Въ нѣкоторыхъ газетныхъ типографіяхъ установленъ самый строгій хронометражъ всѣмъ производящимся въ это время операціямъ: изо дня въ день съ точностью до минуты регистрируется, когда сверстана каждая страница газетнаго листа, когда наборъ поступилъ въ стереотипную, когда тамъ сняты матрицы, когда отлитый стереотипъ поступилъ въ машину и т. д.-- и все это для того только, чтобы, если произойдетъ задержка, сразу опредѣлить, кто ея виновникъ и въ чемъ ея причина. Нужно, далѣе, видѣть, что творится въ газетной типографіи и около нея, когда "приступаютъ къ окончательному печатанію номера": въ типографіи уже толпятся посыльные отъ газетныхъ артелей, на улицѣ стоятъ наготовѣ автомобили, а у тѣхъ газетъ,: что побѣднѣе, извозчики, и только что машина начинаетъ выбрасывать отпечатанные листы, какъ ихъ, подхватывая чуть не на лету, начинаютъ со всею стремительностью развозить и разносить во всѣ стороны... Главныя усилія газетной техники и газетной организаціи направлены къ тому, чтобы сократить промежутокъ времени между окончаніемъ редакціонной работы и появленіемъ газеты въ рукахъ читателей: отъ этого вѣдь зависитъ свѣжесть доставляемыхъ газетой извѣстій и ея отзывчивость на злобы дня. Въ этомъ направленіи многое уже достигнуто и многое еще предстоитъ сдѣлать. Но вотъ является русскій Всѣх-давишъ и заявляетъ: не трудитесь! отнынѣ я намѣренъ самъ предварительно читать газеты и торопиться вамъ съ ними незачѣмъ. Онъ требуетъ себѣ цѣлый часъ изъ того времени, когда дорога каждая минута... Достигнутые газетнымъ дѣломъ успѣхи въ значительной ихъ части сдѣлаются, при этомъ условіи, ненужными дальнѣйшія усилія его усовершенствовать сразу же станутъ безцѣльными. Зачѣмъ, въ самомъ дѣлѣ, обзаводиться электрическими двигателями, ставить ротаціонныя машины, отливать стереотипы и придумывать всякія усовершенствованія? Отитъ ли выгадывать минуты, когда все равно нужно ждать цѣлый часъ, не явятся ли карабинеры?
   При первыхъ извѣстіяхъ о дворянскомъ и министерскомъ проектахъ можно было думать, что авторы ихъ, проектируя контрольные сроки, просто-на-просто упустили изъ виду газетную технику. Но, оказывается, нѣтъ! По словамъ "освѣдомленнаго лица", которое бесѣдовало съ корресподентомъ. "Новаго Времени", министерство знакомо съ техникой, но только не находитъ нужнымъ считаться съ нею.
   
   Что касается техническихъ затрудненій,-- говорилъ освѣдомитель "Новаго Времени",-- то они, прежде всего, имѣютъ мѣсто только для большихъ изданій съ дорогими скоропечатными машинами и хорошо оборудованными типографіями; а затѣмъ -- вообще это обстоятельство не можетъ имѣть рѣшающаго значенія при оцѣнкѣ данной мѣры. Эта мѣра вызывается государственнаго значенія соображеніями и печать должна и можетъ, при современномъ развитіи техники печатнаго искусства, приспособиться къ хотя бы отчасти и стѣснительному требованію.
   
   Велика ли, въ самомъ дѣлѣ, важность, если проектируемая мѣра ударитъ прежде всего по большимъ изданіямъ и хорошо оборудованнымъ типографіямъ? Да и вообще рѣшающее значеніе должны вѣдь имѣть государственнаго значенія соображенія... Стало быть, если по такимъ соображеніямъ министерство найдетъ, что, напримѣръ, желѣзнодорожные поѣзда ходятъ слишкомъ быстро -- ну, хотя бы потому, что полиція не успѣваетъ слѣдить за всѣми татями и разбойниками, какіе прибываютъ съ ними,-- то оно предпишетъ замедлить движеніе поѣздовъ. Это ударитъ, конечно, прежде всего по большимъ городамъ и хорошо оборудованнымъ дорогамъ. Но не велика важность: населеніе "должно и можетъ, при современномъ развитіи техники желѣзнодорожнаго искусства, приспособиться въ хотя бы отчасти и стѣснительному требованію"...
   Къ счастью для русской культуры, переть противъ рожна -- противъ техники -- не такъ легко, какъ думаютъ русскіе дворяне, а вмѣстѣ съ ними и. русское правительство. Послѣднее имѣло возможность не разъ, убѣдиться въ этомъ, и теперь оно это уже почувствовало. Запросъ въ "три часа" съ которымъ выступили дворяне, показался всѣмъ, хотя бы немного знакомымъ съ газетнымъ дѣломъ, столь несообразнымъ и вызвалъ такую рѣзкую критику даже со стороны такихъ газетъ, какъ "Новое Время" и "Московскія Вѣдомости", что министерство, послѣ нѣкоторыхъ колебаній, рѣшило въ своемъ проектѣ уменьшить дворянскій запросъ до "одного часа". Принципъ остался тотъ же, но сдѣлана уступка техникѣ.
   Однако и съ этимъ смягченіемъ министерскій проектъ де нашелъ почти себѣ защитниковъ среди дѣятелей печати. Со всѣхъ сторонъ къ нему проявлено такое рѣзко-отрицательное отношеніе, что у многихъ уже стадо, складываться впечатлѣніе; нѣтъ! такой проектъ пройти не можетъ,-- де пройдетъ, стало быть, и цензура. Но намъ угроза, нависшая надъ печатью, не кажется миновавшей. Словъ нѣтъ, идти наперекоръ техническому прогрессу трудно и даже русскому правительству это въ конечномъ счетѣ не подъ, силу, ко. нѣтъ, ничего невѣроятнаго, что оно, какъ это не разѣ уже бывало, все-таки попробуетъ и культуру, хотя бы на время, задержитъ. Главное же, не исключена вѣдь возможность, что удастся найти компромиссъ, который не очень стѣснитъ технику и оставитъ достаточный просторъ цензурѣ.
   Съ этой точки зрѣнія интересно присмотрѣться нѣсколько ближе къ думской "равнодѣйствующей", на которую оптимисты (къ слову сказать, забывая про 87-ю статью) и возлагаютъ, главнымъ образомъ, свои надежды. "Рѣчь", какъ мы говорили, увѣрена, что эта равнодѣйствующая опредѣлилась путемъ ряда "поправокъ и передѣлокъ, постепенно приближавшихъ будущій комиссіонный законопроектъ къ ка-детскому". Въ дѣйствительности,-- и въ этомъ не трудно убѣдиться -- націоналисты и октябристы приспособляли свои проекты не къ ка-детскому, а къ министерскому, ранѣе (подчеркнемъ и мы это слово), чѣмъ послѣдній былъ опубликованъ. Для того, чтобы примирить цензуру, возстановленіемъ которой озабочено правительство, съ техническимъ прогрессомъ, плоды котораго всѣмъ, конечно, хотѣлось бы сохранить, предсѣдатель думской коммиссіи о печати, націоналистъ Шульгинъ, предложилъ такую, будто бы "австрійскую", систему:
   
   Первые два экземпляра каждаго номера повременнаго изданія, немедленно послѣ того, какъ означенные экземпляры вышли изъ подъ печатнаго станка, представляются владѣльцемъ заведенія для тисненія или управляющимъ онымъ мѣстному установленію или должностному лицу по дѣламъ печати". Посему означеннымъ должностнымъ лицамъ должны быть владѣльцами типографій предоставлены во всякое время безпрепятственный входъ въ типографію и свободный доступъ къ печатному стайку.
   
   Для большей точности г. Шульгинъ снабдилъ эту статью своего проекта еще такимъ примѣчаніемъ:
   
   Если должностное лицо находится въ типографіи во время начала печатанія, то означенные въ сей статьѣ два экземпляра повременного изданія вручаются ему непосредственно.
   
   Примирить цензуру съ техникой, оказывается, совсѣмъ не трудно,-- нужно только узаконить тотъ произволъ, который уже не разъ практиковался по отношенію къ "лѣвымъ листкамъ" и, въ частности, въ послѣднее время къ соціалъ-демократическимъ газетамъ. Къ началу печатанія номера въ типографію является "должностное лицо" вмѣстѣ съ полиціей; какъ только машина начнетъ давать оттиски, должностное лицо получаетъ установленное число экземпляровъ и немедленно дѣлаетъ распоряженіе о конфискаціи всего изданія; полиція останавливаетъ машину, ломаетъ стереотипы, разсыпаетъ наборъ и, произведя этотъ погромъ, во главѣ съ "должностнымъ лицомъ" преспокойно удаляется изъ типографіи. Это называется: задержать номеръ въ машинѣ. Техническій прогрессъ при этомъ нисколько не страдаетъ...
   По отношенію къ неповременной печати, въ которой "техника" играетъ меньшую роль, г. Шульгинъ считаетъ вполнѣ допустимыми контрольные сроки. Онъ проектируетъ ихъ отъ 2 до 7 дней, очевидно, съ такимъ разсчетомъ, чтобы должностныя лица имѣли "время и возможное", не торопясь и съ комфортомъ, попивая чаекъ и отрываясь время отъ времени для пріятной бесѣды съ сослуживцами, читать литературныя произведенія. А другіе читатели и подождутъ,-- не велика важность...
   Въ принципѣ ничего не имѣютъ противъ возстановленія цензуры и октябристы. Въ своемъ проектѣ они предупредительно идутъ на встрѣчу этому пожеланію дворянскихъ и министерскихъ круговъ. Правда, на первый взглядъ, они дѣлаютъ совсѣмъ маленькій шагъ, проектируя только, чтобы первые два экземпляра каждаго нумера повременнаго изданія немедленно послѣ ихъ изготовленія представлялись владѣльцемъ заведенія для тисненія или управляющимъ онымъ мѣстному установленію или должностному лицу по дѣламъ печати". Легко понять, что стоитъ только къ этой статьѣ прибавить примѣчаніе, что должностныя лица имѣютъ право убѣждаться, дѣйствительно ли "первые" экземпляры и дѣйствительно ли "немедленно" представляются имъ,-- и въ результатѣ получатся тѣ же набѣги и погромы, которые желаетъ узаконить г. Шульгинъ.
   Во всякомъ случаѣ, и октябристы, которыми въ конечномъ счетѣ опредѣляется думская равнодѣйствующая, ничего не имѣютъ противъ того, чтобы предоставить полиціи право первой читать газеты и журналы, а вмѣстѣ съ тѣмъ и облегчитъ ей возможность задерживать цѣликомъ нежелательныя изданія.
   Изъ сказаннаго ясно, куда направлена думская равнодѣйствующая "уже въ теперешнемъ ея видѣ". "Судьбу маклаковскихъ предположеній" она далеко не предрѣшаетъ. И нѣтъ ничего невѣроятнаго, что въ дальнѣйшемъ обѣ линіи -- и думская и правительственная -- по крайней мѣрѣ, по вопросу о "своевременной цензурѣ" сойдутся... Возможно, что министерство внутреннихъ дѣлъ, съ своей стороны, кое-что уступитъ,-- его проектъ вѣдь съ запросцемъ. Напримѣръ, контрольный срокъ въ 24 часа для рисунковъ, несомнѣнно, излишенъ: чтобы взглянуть на рисунокъ, столько времени совсѣмъ не требуется. Съ другой стороны, октябристы -- народъ покладистый и сдѣлать побольше шагъ въ томъ направленіи, куда они и сами намѣревались идти, не откажутся. Если же непосредственно съ Думой сторговаться будетъ трудно, то есть вѣдь еще Госуд. Совѣтъ, который, конечно, поможетъ. Наконецъ, въ распоряженіи правительства имѣется 87-я статья, при помощи которой оно можетъ узаконить своевременную цензуру, нисколько не опасаясь, что встрѣтитъ потомъ рѣшительный отпоръ въ законодательныхъ палатахъ.
   Господствующія въ этихъ палатахъ группы хорошо вѣдь понимаютъ, что правительство стремится обезпечить не только свои собственные устои, среди которыхъ общественная косность и народное невѣжество занимаютъ главное мѣсто, но и ихъ сословные и классовые интересы. Эти группы могутъ, пожалуй, поторговаться съ бюрократіей насчетъ комфорта, какой она требуетъ для своихъ агентовъ, но ставить неопреодолимыя преграды на облюбованномъ ею пути онѣ, конечно, не станутъ...
   

III.

   ...Система контрольныхъ сроковъ -- далеко не единственная угроза, нависшая сейчасъ надъ печатью. Наряду съ этой цензурой, съ цензурой до распространенія, проектируется еще и цензура до напечатанія, которую уже никто иначе, какъ предварительной, назвать не сумѣетъ.
   Въ настоящее время существуютъ три предварительныхъ цензуры: а) придворная -- для извѣстій, касающихся Особъ Императорской фамиліи; б) полицейская -- для объявленій, и в) драматическая -- для литературныхъ произведеній, предназначаемыхъ къ публичному исполненію. Формально эти цензуры не были отмѣнены,-- по крайней мѣрѣ, такъ были истолкованы акты 1905 года контръ-революціонными кодификаторами. И фактически эти цензуры давно уже возстановлены, хотя администраціи послѣ "дней свободы" немало пришлось похлопотать, прежде чѣмъ ей удалось возстановить въ этомъ отношеніи всю полноту своей власти.
   . Теперь дворяне предлагаютъ въ своемъ проектѣ предварительную цензуру объявленій, кромѣ медицинскихъ, отмѣнить, распространивъ на нихъ проектированныя ими "общія законоположенія о печати". Вѣроятно, авторы дворянскаго проекта руководились въ этомъ случаѣ соображеніями двоякаго рода: съ одной стороны, при той роли, какую реклама уже играетъ въ торговопромышленной жизни, эта предварительная цензура замедляетъ темпъ торговопромышленнаго оборота, къ чему далеко не равнодушны правящіе классы; съ другой стороны, издатели, если на нихъ переложить отвѣтственность за печатаемыя ими объявленія, проявятъ по отношенію къ нимъ большую, пожалуй, осторожность, чѣмъ какую проявляетъ, какъ показалъ опытъ, безотвѣтственная полиція. Во всякомъ случаѣ, карательная цензура авторами проекта была признана, очевидно, достаточной гарантіей противъ нежелательныхъ съ дворянской точки зрѣнія явленій въ этой области.
   Министерство въ своемъ проектѣ послѣдовало дворянскому совѣту, но проявило все-таки большую, чѣмъ дворяне, осторожность. Кромѣ медицинскихъ объявленій, оно считаетъ нужнымъ сохранить предварительную цензуру еще для афишъ и плакатовъ, а также для объявленій, предназначаемыхъ для раздачи въ публичныхъ мѣстахъ. Особенно его безпокоятъ "летучіе листки, безконтрольное распространеніе которыхъ, трудно преслѣдуемое, грозитъ опасностью -- какъ объяснило "освѣдомленное лицо" корреспонденту "Новаго Времени" -- съ точки зрѣнія развитія преступной агитація". Конечно, не легко разсмотрѣть опасность отъ распространенія листковъ на счетъ какой-нибудь ваксы, но у страха глаза велики,-- поэтому и осторожность, проявленная министерствомъ въ его проектѣ, вполнѣ понятна. А если бы не это, то ему проще было бы, пожалуй, совсѣмъ отказаться отъ предварительной цензуры объявленій, такъ какъ другія цѣли, которыми оно будто бы задается при этомъ, какъ давно уже показалъ опытъ, явно недостижимы, такъ какъ ни въ малой мѣрѣ эта цензура не оберегаетъ публику ни отъ спекулянтовъ, ни отъ шарлатановъ, ни даже отъ сводничества, каковымъ, при благосклонномъ попустительствѣ полиціи, усердно занимаются въ отдѣлѣ объявленій нѣкоторыя газеты, вродѣ "Новаго Времени".
   Объ отмѣнѣ придворной и драматической цензуръ ни въ одномъ проектѣ (за исключеніемъ к.-д.) нѣтъ, конечно, и рѣчи; напротивъ, ихъ предполагается упрочить и усилить. Мало того: проектируется учрежденіе еще кое-какихъ предварительныхъ цензуръ.
   Такъ, министерство, въ строгомъ соотвѣтствіи съ предначертаніями дворянства, предполагаетъ возстановить духовную цензуру, которая прямо и опредѣленно была отмѣнена временными правами 24 ноября 1905 года. Крайне характерно, что навстрѣчу этому заданію крайняго праваго лагеря предупредительно пошли въ своихъ проектахъ не только націоналисты, но и октябристы, которые, какъ извѣстно, любятъ гарцоватьна конькѣ свободы совѣсти. Конечно, октябристы сдѣлали пока небольшой шагъ: предварительной цензурѣ синода по ихъ проекту подлежатъ только "книги, предназначенныя для употребленія при православномъ богослуженіи, а также признанныя православною церковью вѣроучительными". Министерство въ своемъ проектѣ идетъ, конечно, дальше: оно предполагаетъ распространить духовную цензуру также на "сочиненія и переводы, содержащіе изложеніе или изъясненіе догматовъ", на "изображенія предметовъ, относящихся до вѣры, христіанскаго богослуженія и священной исторіи", на "духовно-музыкальныя произведенія" и такъ далѣе, вплоть до "христіанскихъ мѣсяцеслововъ", а стало быть, и календарей, являющихся въ Россіи, какъ извѣстно, самыми распространенными изъ всѣхъ изданій. Разстояніе между октябристскимъ и министерскимъ проектами довольно большое, но направлены они въ одну сторону,-- поэтому нѣтъ ничего невѣроятнаго, что и по данному вопросу они въ концѣ концовъ сойдутся.
   Болѣе сомнительной -- по крайней мѣрѣ, на первый взглядъ -- представляется судьба другой предварительной цензуры, до учрежденія которой додумалось министерство. Даже передъ дворянами, когда они составляли свои проектъ, эта цензура преподносилась лишь въ смутномъ видѣ. Въ министерскомъ же проектѣ она вырисована во весь ростъ и въ совершенно законченныхъ очертаніяхъ. Правильнѣе всего ее будетъ назвать "канцелярскою". Суть же ея такова: "не подлежатъ оглашенію въ печати", подъ угрозою штрафа и ареста, а въ особо важныхъ случаяхъ -- штрафа и заключенія въ тюрьмѣ, съ одной стороны, "все что происходило въ закрытыхъ для публики засѣданіяхъ законодательныхъ и иныхъ пра вительственныхъ установленій, совѣщаній или комиссій,-- безъ предварительнаго разрѣшенія предсѣдательствовавшихъ въ засѣданіяхъ означенныхъ учрежденій или комиссій", а, съ другой стороны, "всякаго рода документы и свѣдѣнія, почерпнутые изъ секретныхъ переписокъ и дѣлъ, производящихся въ правительственныхъ или общественныхъ установленіяхъ".
   Не трудно прослѣдить, откуда появилась мысль объ этой цензурѣ, долженствующей ограждать "канцелярскую тайну", т. е. дѣятельность правительственныхъ и общественныхъ учрежденій отъ гласности и вмѣстѣ съ тѣмъ отъ общественнаго контроля.
   Едва ли не главную заслугу печати послѣ паденія общей предварительной цензуры составляетъ то, что она приподняла завѣсу, скрывавшую отъ народа русскую бюрократію. Картина при этомъ открылась такая, что, будь условія иныя, она сама по себѣ способна была бы вызвать революцію. Но настроеніе народа было слишкомъ подавлено, и разоблаченія печати на него не производили какъ будто никакого впечатлѣнія. Съ другой стороны, бюрократія, очутившись у всѣхъ на виду со своими язвами, казалось бы, должна была смутиться и съежиться. Но и этого не произошло: разоблаченія печати, можно сказать, были для нея то же, что горохъ стѣнѣ. Она приняла вызывающій видъ и не всегда даже удостаивала подать реплику: "такъ было, такъ будетъ"... Чувства возмущенія, съ одной стороны, и стыда, съ другой,-- были какъ бы атрофированы. Самая работа печати при такихъ условіяхъ могла казаться совершенно безплодной. Но далеко не таковой, конечно, она была въ дѣйствительности.
   Политическое самосознаніе народа, несомнѣнно, сдѣлало за это время большіе успѣхи, и накоплявшееся въ немъ чувство возмущенія уже начало прорываться. Припомните хотя бы откликъ на ленскую трагедію, которую, къ слову сказать, такъ легко было бы скрыть отъ широкихъ массъ при предварительной цензурѣ... Съ другой стороны, и бюрократія вовсе не была столь безчувственной, какой она представлялась. Разоблаченія печати ее сильно нервировали, и чѣмъ дальше, тѣмъ больше.
   Стараясь уберечься отъ нихъ, она принимала всевозможныя, прежде всего, домашнія мѣры, чтобы канцелярская завѣса не приподнималась, чтобы служащіе не выносили сора изъ избы, чтобы они не сообщали печати свѣдѣній. Но всѣ предпринимавшіяся съ этою цѣлью мѣры оказывались малополезными: печать неизмѣнно оказывалась достаточно освѣдомленною. Вотъ и сейчасъ: въ строгой тайнѣ министерство вырабатывало свой планъ похода противъ печати, и только что выработало, какъ мы уже знаемъ его со всѣми деталями и даже со всѣми мотивами. Конечно, не начальникъ главнаго управленія по дѣламъ печати передалъ "Рѣчи" объяснительную записку къ законопроекту,-- вѣдь даже "Новое Время" ея не получило. Чтобы отыскать источники свѣдѣній, которыми пользуется печать, не разъ уже призывали на помощь охранку. Государственный секретарь, г. Крыжановскій, минувшей зимой спеціально занялся этимъ вопросомъ и кое-что придумалъ,-- напримѣръ, воспретилъ служащимъ имѣть даже родныхъ и знакомыхъ среди людей, прикосновенныхъ къ міру печати. Но все напрасно...
   Попыталась, далѣе, бюрократія создать казенную информацію въ противовѣсъ частной, но отъ этого толку было еще меньше. Бюллетени "Освѣдомительнаго бюро", предупредительно разсылаемые въ газетныя редакціи, бросаются послѣдними почти цѣликомъ въ корзины, и даже телеграммы оффиціознаго агенства, за которыя газеты платятъ большія деньги, поскольку эти телеграммы относятся къ внутренней жизни, почти не печатаются. Пробовала бюрократія дѣйствовать опроверженіями -- въ концѣ концовъ самъ предсѣдатель совѣта министровъ составилъ инструкцію, какъ писать ихъ,-- но и опроверженіямъ давно уже никто не вѣритъ. Если ихъ печатаютъ, то только по обязанности, да иногда -- ради курьеза.
   Въ распоряженіи бюрократіи имѣются еще репрессіи,-- и она широко ими пользуется. 1034-я статья, карающая за распространеніе "завѣдомо ложныхъ о дѣятельности правительственнаго установленія или должностного лица, войска или воинской части свѣдѣній", успѣла сдѣлаться почти столь же популярной, какъ и 129-я статья, оберегающая существующій строй отъ опасныхъ для него "сужденій". Но 1034-ая статья, предусматривающая распространеніе только "ложныхъ" и притомъ еще "завѣдомо" ложныхъ свѣдѣній, какъ ни ограничиваютъ суды право доказывать ихъ достовѣрность, во многихъ случаяхъ оказывается все-таки для бюрократіи несовсѣмъ удобной. Несравненно лучше губернаторское законодательство, позволяющее карать штрафомъ и арестомъ за распространеніе всякихъ "враждебныхъ правительству" статей и извѣстій, хотя бы они "вполнѣ соотвѣтствовали дѣйствительности". Штрафы такъ и сыплются на печать,-- чѣмъ дальше, тѣмъ чаще. И, можетъ быть, это средство оказалось бы достаточно дѣйствительнымъ, если бы газеты могли напередъ угадывать, какія изъ сообщаемыхъ ими извѣстій о дѣятельности правительственныхъ учрежденій будутъ признаны "возбуждающими въ населеніи враждебное къ нимъ отношеніе". Теперь придумали, "какъ дѣломъ тѣмъ поправить": нужно заранѣе признать таковыми всѣ публикуемыя безъ особаго разрѣшенія свѣдѣнія о томъ, "что происходило въ закрытыхъ для публики засѣданіяхъ", а равно и "всякаго рода документы и свѣдѣнія, почерпнутые изъ секретныхъ переписокъ и дѣлъ, производящихся въ правительственныхъ или общественныхъ установленіяхъ"... Въ этомъ проектѣ, несомнѣнно, есть логика; неизвѣстно только, какое чувство въ немъ сильнѣе сказалось: стыдъ за собственное безобразіе или страхъ передъ народнымъ возмущеніемъ...
   Націоналисты и октябристы въ своихъ проектахъ совсѣмъ не предусмотрѣли этого желанія бюрократіи плотно закрыть двери, за которыми ею вершатся государственныя и вмѣстѣ съ ними всякія иныя дѣла и дѣлишки. Даже дворяне, какъ я уже сказалъ, хотя они и чувствовали, что надо что-то сдѣлать, не проявили въ этомъ направленіи надлежащей опредѣленности. Согласиться на "канцелярскую" цензуру представителямъ нашихъ правящихъ классовъ, несомнѣнно, трудно: вѣдь это значитъ, что бюрократія уйдетъ и изъ-подъ ихъ контроля. Нѣтъ однако ничего мудренаго, что, подумавши, они все-таки выберутъ изъ двухъ золъ меньшее: лучше ужъ и имъ не знать, чѣмъ если всѣ будутъ знать, какъ бюрократія охраняетъ ихъ интересы...
   Въ томъ, что "канцелярскою тайною" бюрократія больше озабочена, чѣмъ классы, которымъ она служитъ и которыми вдохновляется, нѣтъ, конечно, ничего удивительнаго: помимо всего прочаго, она оберегаетъ въ данномъ случаѣ и свои собственные интересы. Поэтому-то министерскій проектъ и идетъ въ данномъ направленіи дальше даже дворянскаго, не говоря уже объ октябристскомъ. Отмѣчу еще одно очень существенное предположеніе, которое имѣется въ министерскомъ и котораго нѣтъ въ другихъ проектахъ.
   Дѣйствующее законодательство предоставляетъ министру внутреннихъ дѣлъ право съ соблюденіемъ извѣстнаго порядка "воспрещать на опредѣленный срокъ сообщеніе въ повременныхъ изданіяхъ свѣдѣній о передвиженіи войскъ или морскихъ силъ и о средствахъ обороны". Министръ внутреннихъ дѣлъ, конечно, не намѣренъ упустить случая расширить это свое право до неограниченныхъ размѣровъ и поэтому предлагаетъ въ своемъ проектѣ, чтобы ему было предоставлено "воспрещать на опредѣленный срокъ сообщеніе въ печати свѣдѣній, касающихся внѣшней безопасности Россіи или вооруженныхъ силъ ея или сооруженій, предназначенныхъ для военной обороны страны".
   Что значитъ "опредѣленный срокъ" въ этихъ случаяхъ, мы хорошо уже знаемъ: это срокъ -- безконечный, время отъ времени лишь возобновляемый. Теперь его должны знать только повременныя изданія, живущія со дня на день, отъ мѣсяца къ мѣсяцу, а если министерскій проектъ пройдетъ, то его узнаютъ и книги, которымъ безъ соотвѣтствующихъ свѣдѣній предстоитъ существовать долгіе годы. Главное же, всѣ мы тогда узнаемъ, что это такое за свѣдѣнія, касающіяся внѣшней безопасности Россіи и т. д... До 1905 года въ цензурномъ уставѣ имѣлась пресловутая 140-я статья, въ которой было сказано:
   Если по соображеніямъ высшаго правительства найдено будетъ неудобнымъ оглашеніе или обсужденіе въ печати, въ теченіе нѣкотораго времени, какого-либо вопроса государственной важности, то редакторы изъятыхъ отъ предварительной цензуры повременныхъ изданій поставляются о томъ въ извѣстность чрезъ главное управленіе по дѣламъ печати, по распоряженію министра внутреннихъ дѣлъ.
   Болѣе деликатное отношеніе закона къ правамъ печати, казалось бы, трудно себѣ и представить: "соображенія высшаго правительства", "вопросъ государственной важности", но и при этихъ Условіяхъ о какомъ-либо "воспрещеніи" не было и рѣчи. А на дѣлѣ было вотъ что:
   
   "...Воздержаться отъ обнародованія происшествія 13 марта (1898 г.) у подъѣзда Бель-Вю, гдѣ чиновникъ особыхъ порученій гр. Д. С. Татищевъ побилъ неизвѣстнаго человѣка".
   "...Не помѣщать никакихъ репортерскихъ отчетовъ о концертѣ въ пользу Императорскаго Воспитательнаго Общества благородныхъ дѣвицъ, имѣющемъ состояться 15 января (1900 г.) въ залѣ Воспитательнаго Дома".
   "...Ничего не сообщать объ усыновленіи Романова Игнатьевой".
   "...Не печатать указаній на такъ называемыхъ "фаворитовъ", т. е. лошадей, имѣющихъ наибольшіе шансы на выигрышъ призовъ." {Беру эти примѣры, изъ книги; "Въ защиту слова"; 4-е изд. СПБ., 1905 г., стр. 149.}
   
   Таковы были приказы, которые на основаніи 140 ст. главное управленіе по дѣламъ печати разсылало по редакціямъ. Таковы были "вопросы государственной важности", которые были изъяты изъ оглашенія и обсужденія печати... Послѣ этого Не трудно себѣ представить, какія свѣдѣнія министръ внутреннихъ дѣлъ можетъ признать "касающимися" внѣшней безопасности Россіи и вооруженныхъ силъ ея. Взять, напримѣръ, дѣло Долматова, которое разсматривалось недавно въ петербургскомъ окружномъ судѣ и отчетамъ по которому петербургскія газеты удѣлили немало мѣста. Конечно, это дѣло не трудно признать касающимся нашей внѣшней безопасности,-- ну, хотя бы потому, что убійца служилъ по вѣдомству иностранныхъ дѣлъ, которое стоитъ на стражѣ этой безопасности. А если, не приведи Богъ, чей-либо адъютантъ побьетъ неизвѣстнаго человѣка у подъѣзда Бель-Вю, то это будетъ "касаться" нашихъ вооруженныхъ силъ... Но важно, конечно, не только то, что печать можетъ оказаться лишенной возможности оглашать и обсуждать отдѣльные дѣла и инциденты,-- такъ же, какъ и прежде, не то. вѣдь только было важно, что печать вынуждена была молчать о безобразіи, учиненномъ гр. Татищевымъ или о преступленіи, совершенномъ графиней Ниродъ. На томъ же основаніи и съ еще большимъ правомъ могутъ быть изъяты изъ освѣщенія и обсужденія печати цѣлыя области народной жизни, напримѣръ, народное образованіе или желѣзнодорожное хозяйство, которыя, конечно, имѣютъ касательство до внѣшней безопасности. На томъ же основаніи и съ неменьшимъ правомъ могутъ быть скрываемы отъ общества массовыя движенія, напримѣръ, рабочія стачки, аграрныя волненія и т. д., а также и народныя бѣдствія, какъ голодъ или безработица; все вѣдь это не трудно поставить въ связь съ внѣшнею безопасностью. Я не говорю уже о такихъ явленіяхъ, какъ мздоимство, лихоимство, хищенія,-- въ частности интендантскія. Кто же рѣшится сказать, что они не "касаются" внѣшней безопасности и вооруженныхъ силъ страны?
   Возстановить, хотя бы и подъ другимъ флагомъ, 140-го статью -- такова, несомнѣнно, задача, которую поставило себѣ въ данномъ случаѣ министерство. Этого одного, въ сущности, было бы вполнѣ достаточно, чтобы открыть полный просторъ въ сферѣ печати административному усмотрѣнію. Но проектируется, какъ мы видѣли, сохранить и учредить цѣлый рядъ еще и другихъ предварительныхъ цензуръ: придворную, драматическую, полицейскую, духовную, канцелярскую... Въ общемъ, разрѣшеній и запретовъ, съ которыми должна будетъ считаться печать (и которые я далеко не всѣ отмѣтилъ), проектируется такъ много, что режимъ предварительной цензуры, если эти проекты осуществятся, можно будетъ считать вполнѣ возстановленнымъ...
   

IV.

   Но и это прожектерамъ кажется недостаточнымъ. Оглядываясь въ прошлое, они ясно видятъ, что старый режимъ оказался безсильнымъ предупредить бурю. "Во второй половинѣ минувшаго вѣка -- читаемъ мы въ объяснительной запискѣ министра внутреннихъ дѣлъ -- въ возникшемъ среди нѣкоторыхъ слоевъ населенія броженіи печать заняла вліятельное мѣсто въ качествѣ проводника идей и домогательствъ, которыми это броженіе поддерживалось". Само собой понятно, что мѣры предосторожности тогда же были усилены и "полномочія исполнительной власти въ предупрежденіи и пресѣченіи посягательствъ на существующій строй посредствомъ печатнаго слова" были немедленно расширены. Однако буря все-таки разразилась и притомъ такая, что "существующій строй" еле удалось спасти отъ крушенія. Виновата въ этой бурѣ, по мнѣнію правительства, была главнымъ образомъ, если не исключительно, опять-таки печать, которая преслѣдовала революціонныя цѣли, "подстрекая къ неповиновенію законнымъ властямъ и потворствуя разрушительнымъ стремленіямъ разнузданной толпы".
   
   "Печатный станокъ -- говорится въ "Объяснительной запискѣ -- сдѣлался средствомъ для возбужденія населенія къ ниспроверженію государственнаго порядка, соціальныхъ отношеній, частной собственности, церкви, общепринятыхъ понятій нравственности и вообще всякихъ устоевъ, на которыхъ зиждется общественный строй".
   
   Временными правилами 1905 и 1906 гг. правительство, дѣлая видъ, что оно "даруетъ дѣйствительную свободу слова", нѣсколько обуздало печать. Но этого оказалось недостаточно, въ особенности "въ періоды производства выборовъ, когда враждебная существующему государственному и общественному строю партійная печать широко развила революціонную агитацію, стремясь подорвать уваженіе въ закону и власти".
   
   "Оберегая порядокъ и безопасность правительство нашло настоятельнымъ принять рѣшительныя мѣры къ пресѣченію завѣдомо преступныхъ злоупотребленій печатнымъ словомъ, использовавъ для этого полномочія, принадлежащія мѣстнымъ властямъ на основаніи усиленной и чрезвычайной охраны".
   
   Теперь, предстоитъ вмѣсто этихъ временныхъ и исключительныхъ мѣръ ввести "нормальный", постоянный законъ. Но это не значитъ, конечно, что достаточно возстановить до отношенію къ печати прежній, до-революціонный режимъ. Возстановляя, его нужно, во 1-хъ, обновить, какъ обновленъ весь государственный строй, который имѣетъ новую внѣшность, сохраняя старую сущность, и во 2-хъ, что еще важнѣе, усовершенствовать, какъ усовершенствованъ весь государственный порядокъ, въ которомъ стало нѣсколько меньше опеки и несравненно больше произвола.
   До извѣстной степени то и другое уже осуществлено только что упомянутыми временными и исключительными мѣрами и теперь нужно только укрѣпить сдѣланное. Но произведенныя наспѣхъ передѣлки, въ законодательствѣ о печати въ нѣкоторыхъ случаяхъ не вполнѣ гармонируютъ съ общимъ характеромъ, какой долженъ получить реставрируемый режимъ послѣ окончательной отдѣлки.
   Таковъ, напримѣръ, явочный порядокъ возникновенія періодическихъ изданій, сгоряча введенный въ 1905 г. Но отказаться отъ него, ни одинъ проектъ не хочетъ,-- это значило бы, вѣдь, отказаться отъ того, что только и въ состояніи придать новую. внѣшность старой сущности. Октябристы въ своемъ проектѣ предлагаютъ даже распространить. явочный порядокъ, кромѣ городовъ, для которыхъ онъ былъ установленъ въ 1905 г., еще на селенія,-- однако не на всѣ, а только съ населеніемъ свыше 10 тысячъ, сохранивъ для остальныхъ попрежнему порядокъ разрѣшительный. Это, конечно, былъ бы совсѣмъ малюсенькій шагъ, но важна вѣдь видимость: все-таки люди идутъ какъ будто къ свободѣ. Но дворяне, а согласно съ ихъ предначертаніями и правительство, считаютъ за лучшее явочный порядокъ, все-таки ограничить. По министерскому проекту его предполагается отмѣнить даже для уѣздныхъ городовъ, "гдѣ особыхъ органовъ по надзору за печатью не установлено". Такихъ городовъ -- громадное большинство. Стало быть, правительство намѣрено сдѣлать шагъ несравненно больше, чѣмъ октябристы, и прямо въ противоположную сторону. Но вѣдь въ его разсчеты и не входитъ кого-то обманывать, будто оно стремится къ свободѣ. Для видимости же. съ его точки зрѣнія, вполнѣ достаточно, что "свобода" въ Россіи все-таки останется, хотя бы только въ мѣстахъ, особо для сего предназначенныхъ, хотя бы только "поднадзорная".
   Но если явочный порядокъ неудобно совсѣмъ отмѣнить, такъ его можно и даже необходимо усовершенствовать.
   Нѣкоторый коррективъ къ нему былъ введенъ уже временными правилами: для того, чтобы повременное изданіе могло явиться, нужно, чтобы при немъ состоялъ человѣкъ, обладающій цензомъ. Цензъ тогда былъ назначенъ, повидимому, случайно,-- его взяли изъ положенія о выборахъ въ Государственную Думу по никогда не дѣйствовавшему закону 6 августа 1905 г.,-- но онъ оказался необычайно удачнымъ. Послѣ сенатскаго разъясненія по дѣлу Водовозова обнаружилось, что этого ценза очень легко лишить почти каждаго неугоднаго администраціи человѣка, тѣмъ болѣе литератора: нужно только, чтобы онъ былъ привлеченъ въ качествѣ обвиняемаго по какой-либо уголовной статьѣ, грозящей лишеніемъ правъ,-- напр., по 129,-- и не былъ потомъ судомъ оправданъ. Суду незачѣмъ даже лишать его правъ: всѣхъ политическихъ правъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и редакторскаго ценза, его уже лишили тѣ, которые его привлекли къ слѣдствію, хотя бы это были жандармы. Тѣхъ же политическихъ правъ, а стало быть и ценза, можетъ лишить духовное начальство, лишивъ духовнаго сана или званія; могутъ лишить дворянскія собранія и сословныя общества, исключивъ изъ своей среды... При такомъ коррективѣ явочный порядокъ, сохраняя свою внѣшность, по существу замѣтно приблизился къ разрѣшительному: кругъ лицъ, которыя могутъ воспользоваться явочнымъ порядкомъ, напередъ ограниченъ, а главное -- администрація имѣетъ возможность всякаго рода неугоднаго ей человѣка исключить изъ числа этихъ лицъ, лишивъ его "моральнаго", какъ выражаются дворяне въ своемъ проектѣ, ценза.
   Этотъ коррективъ, на-скоро придуманный въ 1905 году, столь понравился, что объединенное дворянство, а вслѣдъ за нимъ, конечно, и министерство предлагаютъ отнынѣ примѣнять его даже при разрѣшительномъ порядкѣ, какой установленъ теперь и предполагается сохранить въ будущемъ для открытія типографій, книжныхъ магазиновъ, библіотекъ и читаленъ. Казалось бы, никакой надобности въ этомъ нѣтъ: разрѣшая или не разрѣшая открытіе какого-либо изъ этихъ заведеній, администрація можетъ руководиться какими-угодно соображеніями, и узаконенный коррективъ можетъ только стѣснить ее. Но, очевидно, по отношенію къ такимъ опаснымъ заведеніямъ, какъ типографіи, книжные магазины и библіотеки, даже разрѣшительную систему представляется цѣлесообразнымъ ограничить. Это, съ одной стороны, предупредитъ возможность недостаточно осмотрительныхъ со стороны губернаторовъ разрѣшеній, а съ другой -- и это главное, конечно,-- затруднитъ возникновеніе подобныхъ нежелательныхъ заведеній. Да и закрывать ихъ, пользуясь узаконеннымъ коррективомъ, будетъ легче.
   Но, какъ ни хорошъ этотъ коррективъ, по отношенію къ повременнымъ изданіямъ онъ оказался явно недостаточнымъ: нежелательные для администраціи газеты и журналы продолжаютъ появляться. Только что она привлечетъ или посадитъ одного редактора, какъ немедленно является другое лицо и заявляетъ, что оно беретъ на себя отвѣтственность за изданіе. Министерство внутреннихъ дѣлъ въ своемъ проектѣ удѣлило этому нежелательному явленію особое вниманіе и, чтобы предупредить его, придумало цѣлый рядъ мѣръ.
   Задача, стоявшая передъ нимъ, была ясна: нужно прежде всего, во что бы то ни стало, сузить кругъ лицъ, имѣющихъ право пользоваться явочнымъ порядкомъ. Въ этихъ видахъ министерство намѣрено, въ дополненіе къ "моральному" цензу, установить и другіе: во-первыхъ -- образовательный (отвѣтственное за изданіе лицо должно окончить учебное заведеніе не ниже средняго), во-вторыхъ -- цензъ осѣдлости (это лицо должно имѣть постоянное пребываніе въ томъ мѣстѣ, гдѣ выходитъ изданіе). Главное же, слѣдуя дворянскому совѣту, поддержанному и націоналистами, министерство проектируетъ сдѣлать отвѣтственнымъ за изданіе, а стало быть, и обязаннымъ имѣть установленный и проектируемые цензы, не редактора, какъ теперь, а издателя, обусловивъ при этомъ, что таковымъ "по общему правилу является собственникъ изданія". Быть собственникомъ журнала и тѣмъ болѣе газеты въ наше время можетъ быть только богатое лицо. Такимъ образомъ проектируемая мѣра устанавливаетъ, въ дополненіе ко всѣмъ прочимъ, еще высокій имущественный цензъ. Этимъ кругъ лицъ, имѣющихъ право пользоваться явочнымъ порядкомъ, сразу ограничивается очень тѣсными предѣлами и притомъ такими, въ которыхъ нежелательные для администраціи люди встрѣчаются сравнительно рѣдко.
   Обязанность для каждаго повременнаго изданія имѣть въ качествѣ отвѣтственнаго лица не редактора, а издатели-собственника, можетъ имѣть и другія въ высшей степени важныя послѣдствія, которыя, несомнѣнно, учло министерство.
   Прежде всего, перемѣнить издатели-собственника не такъ легко, какъ подать заявленіе о новомъ редакторѣ. Поэтому, если издатель лишится или будетъ лишенъ одного изъ своихъ цензовъ (напр., если его вышлютъ административнымъ порядкомъ изъ даннаго города), то это можетъ быть равносильно прекращенію изданія. На это, конечно, и разсчитываетъ министерство.
   Далѣе, въ лицѣ издателя-собственника оно получаетъ наиболѣе чувствительный объектъ для тѣхъ бичей и скорпіоновъ, которые Въ удвоенномъ и даже въ утроенномъ количествѣ, какъ увидимъ дальше, имъ припасаются для печати. До сихъ поръ сыпавшіяся на послѣднюю кары плохо достигали своей цѣли между прочимъ потому, что въ ней дѣйствуютъ идейные люди; которые не жалѣютъ своей шкуры. "Нѣкоторые дѣятели печати,-- объяснило "освѣдомленное лицо",-- учитывая фактическую запоздалость репрессіи и сознательно идя на ожидающую ихъ кару, обнародовываютъ нужныя имъ сообщенія завѣдомо противозаконнаго и противоправительственнаго содержанія". Издатель-собственникъ -- нерѣдко равнодушный, а иногда и чуждый идейной сторонѣ изданія, предпринявшій его, главнымъ образомъ, ради дохода, который оно можетъ дать,-- сберегая свою шкуру и деньги, волей-неволей сдѣлается его цензоромъ. И это, конечно, входитъ въ планы министерства.
   . Наконецъ, проектируемая имъ мѣра можетъ имѣть и еще крайне важное значеніе. Собственность, поскольку таковой являются повременныя изданія, обезцѣнится и сдѣлается еще менѣе обезпеченной, чѣмъ даже въ настоящее время. Продать газету или журналъ будетъ крайне трудно, такъ какъ кругъ возможныхъ покупателей донельзя будетъ ограниченъ всякими цензами и связанной съ такою покупкой отвѣтственностью. Въ случаѣ смерти издателя-собственника, его наслѣдникъ не имѣетъ права продолжать его дѣло, если одъ не имѣетъ какого-либо изъ цензовъ, и можетъ поэтому лишиться наслѣдства. Да, и помимо этого, немало можно предвидѣть случаевъ, когда вложенный въ періодическое изданіе капиталъ нельзя будетъ ликвидировать и онъ погибнетъ. Само собой понятно, что это можетъ сильно уменьшить приливъ капиталовъ въ эту отрасль промышленности и повести къ значительному сокращенію числа періодическихъ изданій. Но и противъ этого министерство, очевидно, ничего не имѣетъ. Поскольку же дѣло касается лѣвыхъ изданій, оно къ этому, несомнѣнно, и стремится.
   Но совсѣмъ убить лѣвую печать, чего оно хотѣло бы, ему, конечно, не удастся. Не такъ страшенъ чертъ, какъ его малюютъ,-- не такъ страшенъ уже потому, что такого черта нѣтъ въ дѣйствительности. Не такъ страшны и мѣры, придуманныя министерствомъ, какъ онѣ могутъ показаться на первый взглядъ,-- не такъ Страшны уже потому, что ихъ. далеко не всегда можно осуществить на дѣлѣ,
   Отвѣтственнымъ издателемъ, какъ мы видѣли, собственникъ является въ проектѣ лишь "по общему правилу". Устанавливая это правило, министерство понимало неизбѣжность исключеній изъ него и нѣкоторыя изъ нихъ оговорило. Одно изъ этихъ исключеній, въ случаѣ осуществленія проекта, почти навѣрное сдѣлается общимъ правиломъ, а проектированное общее правило станетъ исключеніемъ.
   Въ самомъ дѣлѣ: собственникомъ повременнаго изданія можетъ вѣдь быть юридическое лицо -- какое-либо учрежденіе, акціонерное общество, промышленное товарищество,-- которое не можетъ подлежать уголовной отвѣтственности. Этотъ случай предусмотрѣнъ въ министерскомъ проектѣ и для него установлено исключеніе.
   
   Если собственниками повременнаго изданія,-- говорится въ проектѣ,-- являются учрежденія, общества, товарищества и т. п., или вообще группы лицъ, то ими должно быть указано, кто именно изъ ихъ состава является отвѣтственнымъ издателемъ.
   
   Но это уже даетъ возможность дѣйствительному собственнику изданія, даже единоличному, отклонить отъ себя направленное противъ него остріе. Для этого ему нужно только взять себѣ въ компанію лицо, которое согласно принять на себя отвѣтственность за изданіе. И не трудно предвидѣть, что если проектъ министерства въ этой своей части осуществится, то очень скоро вслѣдъ за тѣмъ окажется, что всѣ почти политическіе газеты и журналы издаются "группами лицъ", т. е. акціонерными компаніями или товариществами, хотя бы изъ двухъ человѣкъ -- дѣйствительнаго собственника, желающаго получать доходы, и собственника фиктивнаго, согласившагося получать бичи и скорпіоны. Проще говоря, появятся подставные издатели, какъ теперь имѣются подставные редакторы.
   Чтобы избѣжать подставныхъ лицъ, наличность которыхъ, несомнѣнно, принижаетъ достоинство печатнаго слова, необходимо идти въ сторону, прямо противоположную той, въ какую все время стремится русское правительство. Прежде всего нельзя лишать кого-либо права быть редакторомъ или издателемъ (за исключеніемъ, конечно, лицъ, не обладающихъ общею гражданскою правоспособностью),-- тѣмъ болѣе нельзя это право дѣлать привилегіей ограниченнаго круга людей. Не рѣдко вѣдь къ услугамъ подставныхъ лицъ обращаются не потому, что стоящіе во главѣ повременныхъ изданій люди желаютъ уклониться отъ отвѣтственности, а только потому, что они лишены уже права быть редакторами. И сколько дѣятелей печати находится въ этомъ положеніи! Мы могли бы назвать цѣлый рядъ фактическихъ редакторовъ, безъ которыхъ современная печать обойтись не можетъ и которые уже лишены этого права... Нужно, далѣе, чтобы каждый отвѣчалъ только за то, что имъ сдѣлано, а не за то, что сдѣлали другіе. Между тѣмъ министерство какъ разъ желаетъ, чтобы издатели отвѣчали за то, что сдѣлано писателями и редакторами и чего они сами, по общему правилу, совсѣмъ не касаются. Само собой понятно, что стремленіе уклониться отъ отвѣтственности будетъ у издателей еще сильнѣе, чѣмъ у редакторовъ -- поэтому замѣнять себя подставными лицами они будутъ, вѣроятно, еще чаще и угрызеній совѣсти при этомъ будутъ испытывать еще меньше... Необходимо, далѣе, чтобы уголовное законодательство по дѣламъ печати, хотя въ малой мѣрѣ, отвѣчало народному правосознанію, а не шло въ разрѣзъ съ нимъ, чтобы дѣятелей печати не карали за то, въ чемъ общественная совѣсть вины не видитъ и что она иногда вмѣняетъ имъ даже въ заслугу. Да и судить ихъ нужно судомъ общественной совѣсти, а не судомъ Пилата... Пусть для русской печати будутъ обезпечены эти условія, и подставныя лица во главѣ повременныхъ изданій, быть можетъ, сразу исчезнутъ или будутъ встрѣчаться такъ рѣдко, что придумывать особыя мѣры для предупрежденія этого явленія совсѣмъ не понадобится. Вообще вѣдь честь и достоинство скорѣе всего можно найти въ свободѣ и правѣ; насиліе же и произволъ неизбѣжно приводятъ къ уверткамъ и обману.
   Предвидя появленіе подставныхъ издателей и считая даже это явленіе неизбѣжнымъ, я вовсе не хочу сказать, что такимъ путемъ можно обойти всѣ отягченія, которыми министерскій проектъ въ этой своей части грозитъ повременной печати. Хорошо, если удастся обойти самое остріе ихъ, да и это, какъ всякій обходъ, будетъ сопряжено съ большими затрудненіями. Вообще же послѣднихъ будетъ очень много. Къ тому, что уже сказано, нужно прибавить, что перенесеніе отвѣтственности на издателя-собственника дастъ администраціи поводъ вмѣшиваться даже въ имущественныя отношенія дѣятелей печати, чего она до сихъ поръ обыкновенно не касалась. Необходимо также отмѣтить, что требованіе образовательнаго ценза отъ отвѣтственныхъ лицъ можетъ совсѣмъ убить рабочую прессу. Послѣдняя легче, чѣмъ всякая другая печать, находила людей, которые готовы были взять на себя отвѣтственность за нее, но она находила ихъ, конечно, не среди образованнаго общества. Нависшая надъ рабочей прессой угроза представляется тѣмъ болѣе опасной, что требованіе образовательнаго ценза скорѣе, чѣмъ всякое другое, можетъ быть поддержано союзниками правительства, даже самыми просвѣщенными, какъ октябристы. "Печать вѣдь,-- говорило освѣдомленное въ мотивахъ министерства лицо,-- иногда называютъ школой политическаго воспитанія народа и просвѣтительной кафедрой". Какъ не соблазниться такимъ доводомъ? Какъ не порадѣть о народномъ просвѣщеніи, если представляется такой случай? И, пожалуй, порадѣютъ...
   

V.

   Временными и исключительными мѣрами въ правовомъ положеніи русской печати была произведена еще одна передѣлка, которая пришлась несравненно больше по вкусу нашимъ правящимъ классамъ, чѣмъ явочный порядокъ. О томъ, чтобы ее упразднить и вернуться къ старому режиму, никто даже не заикается; всѣ согласны, что сдѣланное обновленіе нужно закрѣпить постояннымъ закономъ и если расходятся то только въ томъ, на сколько сдѣланное уже нужно усовершенствовать.
   Временныя правила "возстановили -- говорится въ "Объяснительной запискѣ" министра -- судебную отвѣтственность за учиняемыя посредствомъ печатнаго слова преступныя дѣянія, причемъ органамъ надзора за печатью предоставлено право въ предусмотрѣнныхъ закономъ случаяхъ налагать предварительный арестъ на отдѣльные номера, книги и прочія печатныя произведенія". Такова сущность произведенной передѣлки. Хотя она была произведена наспѣхъ, но отнюдь не въ ущербъ "существующему строю". На всю печать были распространены имѣвшіяся уже въ уголовномъ кодексѣ статьи,-- крайне расплывчатыя по ихъ редакціи и невѣроятно жестокія по данной имъ санкціи,-- статьи, которыя при старомъ порядкѣ, когда не было и рѣчи о какой-либо свободѣ слова, предназначались для борьбы съ подпольною печатью. Вмѣстѣ съ тѣмъ въ уголовные законы былъ включенъ еще цѣлый рядъ статей. предусмотрѣвшихъ новыя "злоупотребленія" и "преступленія" печати и назначившихъ за нихъ почти столь же жестокія кары. Судъ по дѣламъ печати, конечно, былъ сохраненъ исключительный;.а правила судопроизводства были измѣнены въ сторону уменьшенія по дѣламъ печати даже тѣхъ небольшихъ гарантій, какія предоставлены обвиняемымъ въ общихъ преступленіяхъ. Такъ было установлена "отвѣтственность" печати.
   Затѣмъ, какъ мы уже знаемъ, она была усовершенствована: были приняты "рѣшительныя мѣры къ пресѣченію завѣдомо пре ступныхъ злоупотребленій печатнымъ словомъ" и въ этихъ видахъ были "использованы полномочія, принадлежащія мѣстнымъ властямъ на основаніи усиленной и чрезвычайной охраны". Появились новые уголовные кодексы для печати, губернаторскіе и генералъ-губернаторскіе, а отвѣтственность по нимъ-быда установлена уже не судебная, а административная.
   Теперь какъ будто есть мысль, усовершенствовавъ судебную отвѣтственность, вовсе отказаться отъ административной. Октябристы въ своемъ проектѣ прямо пишутъ: "отвѣтственность за преступныя дѣянія, совершаемыя посредствомъ печатнаго слова... опредѣляется не иначе, какъ по приговору суда". Даже въ министерскомъ проектѣ мы имѣемъ такую статью:
   
   Отвѣтственность за совершаемыя посредствомъ печати преступныя дѣянія и нарушенія правилъ сего устава опредѣляется въ судебномъ порядкѣ на основаніи общихъ законовъ.
   
   Здѣсь лѣтъ октябристскихъ словъ "не иначе, какъ", но, по словамъ "освѣдомленнаго лица", министерство исходило при составленіи своего проекта и изъ такого между прочимъ "основного начала":. "борьба съ преступленіями, совершаемыми при посредствѣ печатнаго слова, должна вестись исключительно при помощи судебныхъ репрессій, вслѣдствіе чего не должны примѣняться взысканія, налагаемыя въ административномъ порядкѣ".
   Заявленіе совершенію опредѣленное: стало быть, административныхъ бичей больше не будетъ, останутся только судебные скорпіоны... Можно ли однако этому повѣрить? Вѣдь вотъ и-во временныхъ правилахъ 24 ноября 1905 года были даны не менѣе опредѣленныя завѣренія. Въ нихъ было сказано:
   
   Постановленія объ административныхъ взысканіяхъ, налагаемыя на повременныя изданія,-- отмѣнить.
   Отвѣтственность за преступныя дѣянія, учиненныя посредствомъ печати въ повременныхъ изданіяхъ, опредѣлять въ порядкѣ судебномъ.
   
   И это было сказано не въ частной бесѣдѣ какимъ-то "освѣдомленнымъ лицомъ", а въ именномъ Высочайшемъ указѣ. Однако это но помѣшало правительству вслѣдъ за тѣмъ принять "рѣшительныя мѣры" и на основаніи исключительныхъ положеній ввести административную расправу.
   Не помѣшаетъ, пожалуй, и впредь. Націоналисты, которые обыкновенно хорошо знаютъ, куда дуютъ господствующіе вѣтры, въ своемъ проектѣ прямо пишутъ:
   
   Особыя относительно печати постановленія, дѣйствующія нынѣ или могущія быть установленными впредь на время войны, военной опасности или внутреннихъ безпорядковъ, будутъ имѣть силу и по изданіи сего устава.
   
   Бюрократія, болѣе осторожная, сочла за лучшее объ этомъ щекотливомъ предметѣ въ своемъ проектѣ умолчать, но это не значитъ, конечно, что она отказывается отъ правъ, предоставляемыхъ ей исключительными положеніями. Что касается включенной ею въ проектъ статьи о судебной отвѣтственности, то она, конечно, нисколько не помѣщаетъ и впредь, какъ не мѣшала и раньше, подъ предлогомъ чрезвычайныхъ обстоятельствъ широко пользоваться административною расправой. Да и можно ли, въ самомъ дѣлѣ, мечтать, что правительство по собственной иниціативѣ откажется отъ этой расправы въ то самое время, когда она ямъ пускается въ ходъ чаще, чѣмъ когда-либо раньше?
   Если намѣреніе правительства обойти въ своемъ проектѣ вопросъ объ исключительныхъ положеніяхъ обратитъ даже на себя надлежащее вниманіе, то и въ такомъ случаѣ едва ли оно встрѣтитъ сколько-нибудь замѣтный отпоръ. Вѣдь и октябристы противъ этихъ положеній и, въ частности, противъ "обязательныхъ постановленій, изданныхъ на основаніи 18 статьи Положенія о мѣрахъ къ охраненію государственнаго порядка и общественнаго спокойствія" не возражаютъ, и весь максимумъ, какой мы имѣемъ съ ихъ стороны, сводится къ тому, чтобы кары, на основаніи тѣхъ законовъ, какіе издали и издадутъ губернаторы, налагались на печать не ими самими, а судами.
   Такимъ образомъ, не смотря на вполнѣ опредѣленныя, казалось бы, заявленія, надежды на то, что мы избавимся отъ административной отвѣтственности очень мало,-- правильнѣе сказать, совсѣмъ нѣтъ. Зато судебная наша отвѣтственность можетъ быть очень сильно усовершенствована.
   Октябристы, съ своей стороны, будучи вполнѣ довольны нынѣшнею, предлагаютъ лишь небольшія нововведенія въ ней, и на нихъ не стоитъ даже останавливаться. Болѣе серьезное усовершенствованіе проектируютъ націоналисты: они предлагаютъ совсѣмъ устранить общественный элементъ, даже въ лицѣ сословныхъ представителей, изъ суда по дѣламъ печати. Эти дѣла, по ихъ проекту, должны разсматриваться судебными палатами въ составѣ лишь назначенныхъ судей. Но предлагая приблизить судъ къ административной расправѣ, націоналисты имѣютъ въ виду, главнымъ образомъ, "объективный вредъ", какой можетъ принести произведеніе печати. Если же послѣднее, благодаря своевременно принятымъ мѣрамъ, такого вреда не причинило, т. е. "если арестъ достигъ своей цѣли, т. е. всѣ экземпляры арестованнаго произведенія печати дѣйствительно были отобраны, то дѣйствія всѣхъ лицъ, противъ которыхъ возбуждено уголовное преслѣдованіе, разсматриваются -- по проекту націоналистовъ -- какъ приготовленіе къ совершенію преступленія", а приготовленіе, какъ извѣстно, у насъ наказывается лишь въ особо указанныхъ въ законѣ случаяхъ.
   Однако правительство къ такой поблажкѣ "злой волѣ" совсѣмъ не склонно. Поэтому, проектируя всевозможныя мѣры, чтобы предупредить "объективный вредъ", какой можетъ принести печатное произведеніе, оно не меньшее вниманіе посвятило и вопросу о "субъективной виновности", какую проявляютъ дѣятели печати. Дабы эта виновность получала надлежащее возмездіе, министерство проектируетъ цѣлый рядъ измѣненій и дополненій, какъ въ уголовныхъ уложеніяхъ, такъ и въ уставѣ уголовнаго судопроизводства. "Карательныя" приложенія занимаютъ въ министерскомъ трудѣ почти столько же мѣста, какъ и весь его "проектъ устава о печати". Излагать ихъ всѣ было бы утомительно. Поэтому я отмѣчу лишь главныя направленія, въ которыхъ поработала министерская изобрѣтательность.
   Прежде всего, слѣдуя, какъ и въ другихъ случаяхъ, дворянскимъ указаніямъ, министерство отнесло къ числу преступныхъ цѣлый рядъ дѣяній, не считавшихся доселѣ таковыми, и установило за нихъ соотвѣтствующія кары. Къ слову сказать, къ числу преступныхъ оно отнесло при этомъ и такія дѣянія, въ которыхъ завѣдомо нѣтъ "субъективной виновности". Напримѣръ, въ настоящее время распространеніе ложныхъ слуховъ карается между прочимъ, если оно "учинено съ цѣлью подорвать довѣріе къ государственному кредиту"; министерство же проектируетъ карать за распространеніе подобныхъ слуховъ и въ тѣхъ случаяхъ, когда такой цѣли совсѣмъ не было.,
   Далѣе, министерство за цѣлый рядъ дѣяній, которыя уже отнесены въ дѣйствующемъ законѣ къ числу преступныхъ, предполагаетъ повысить наказаніе. Напримѣръ, за продажу печатнаго станка или приспособленій къ нему безъ надлежащаго разрѣшенія, нынѣ установленъ штрафъ до 100 р., министерство проектируетъ -- до 300 руб. Или: за торговлю въ разносъ произведеніями тисненія безъ разрѣшенія губернатора, по дѣйствующему закону назначенъ штрафъ до 25 р., по министерскому проекту -- до 100 руб., и т. д.
   Главное же, министерство проектируетъ новую систему каръ, заимствованную имъ, несомнѣнно, изъ губернаторской и генералъ-губернаторской практики, а именно систему штрафовъ, до 3 тысячъ рублей, каковыми судъ обязанъ будетъ облагать издателей, а во многихъ случаяхъ и другихъ виновныхъ, наряду съ тѣми карами, какія уже предусмотрѣны въ законѣ. Такимъ образомъ за каждое почти "преступное дѣяніе посредствомъ печати" проектируется двойное наказаніе, т. е. дѣятелей печати будутъ бить и дубьемъ и рублемъ одновременно. Въ нѣкоторыхъ же особо важныхъ случаяхъ министерство предполагаетъ сдѣлать обязательнымъ даже тройное наказаніе. Такъ, "если совершенное посредствомъ повременной печати преступное дѣяніе относится къ числу тѣхъ, кои предусмотрѣны въ статьяхъ 73, 74, 103, 104, 111, 128, 129 и 132 угол. уложенія" (богохульство, кощунство, оскорбленіе Высочайшихъ Особъ, опубликованіе секретныхъ свѣдѣній, относящихся до внѣшней безопасности, дерзостное неуваженіе къ верховной власти, посягательство на существующій общественный строй и государственный порядокъ, покушеніе на два послѣднихъ преступленія), то судъ обязанъ вовсе запретить повременное изданіе или пріостановить его до представленія издателемъ денежнаго обезпеченія въ суммѣ отъ ста до трехъ тысячъ рублей. Кромѣ того, судъ можетъ, какъ въ этихъ, такъ и во всѣхъ другихъ случаяхъ, по собственному усмотрѣнію, назначить еще одно или нѣсколько дополнительныхъ наказаній.
   Наконецъ, министерство, удовлетворяя настойчивое пожеланіе дворянскаго проекта, считаетъ нужнымъ принять и еще одну мѣру:
   
   Въ случаѣ совокупности преступныхъ дѣяній, совершенныхъ посредствомъ печати, а равно и совокупности сихъ дѣяній съ иными преступными дѣяніями, денежныя взысканія, означенныя въ статьяхъ 158 и 160 сего устава, взыскиваются полностью, въ суммѣ взысканій, наложенныхъ за каждое преступное дѣяніе, совершенное посредствомъ печати.
   
   Это значитъ, что по отношенію къ издателямъ повременныхъ изданій министерство считаетъ нужнымъ отмѣнить принятую въ нашемъ уголовномъ законодательствѣ систему наказанія при совокупности преступленій (приводится въ исполненіе лишь тягчайшее изъ всѣхъ назначенныхъ судомъ наказаній) и установить совершенно новую систему (складываніе всѣхъ взысканій), каковая у насъ въ Россіи не примѣняется ни къ какимъ другимъ злодѣямъ.
   Такова "судебная отвѣтственность" по дѣламъ печати, продиктованная въ главныхъ чертахъ объединеннымъ дворянствомъ и детально разработанная министерствомъ въ его проектѣ...
   

VI.

   Мысль и слово -- сказалъ я -- считаются въ русскомъ государствѣ опаснѣе воровства и душегубства. До сихъ поръ объ этомъ можно было только догадываться. Теперь правительство, устами г. Маклакова, попыталось само формулировать и обосновать этотъ тезисъ.
   
   Выпускъ въ обращеніе изданія съ противозаконнымъ содержаніемъ -- читаемъ мы въ "Объяснительной запискѣ" -- самъ по себѣ, независимо отъ сознательности или преднамѣренности совершенія даннаго проступка издателемъ, можетъ во многихъ отношеніяхъ повлечь за собою чувствительный ущербъ тѣмъ или другимъ общественнымъ интересамъ, невознаграждаемый возложеннымъ на виновнаго взысканіемъ по суду. Оцѣнка этихъ указаній опыта представляется весьма важною, какъ для правильнаго опредѣленія мѣры наказуемости преступленій, такъ и для установленія такихъ законодательныхъ нормъ, которыя, не отстраняя субъективнаго момента виновности, учитывали бы и возможность объективнаго вреда, наносимаго преступнымъ печатнымъ произведеніемъ государству и обществу.
   
   Не смотря на суконный языкъ этоц тирады, суть схватить все-таки можно. Все дѣло, стало быть, въ томъ "чувствительномъ ущербѣ", какой можетъ причинить произведеніе мысли и олова и который не вознаграждается возложеннымъ на виновнаго наказаніемъ до суду. Поэтому министерство и предпринимаетъ чрезвычайныя мѣры предосторожности противъ печати, какихъ не предпринимаетъ даже противъ татей и разбойниковъ; поэтому-то оно и проектируетъ для ея дѣятелей двойныя и тройныя кары, что не практикуется даже по отношенію къ самымъ. тяжкимъ злодѣямъ. Судя до этому, "ущербъ", наносимый, напримѣръ, убійцей, до мнѣнію министерства, вполнѣ вознаграждается возлагаемымъ на послѣдняго наказаніемъ... Но оставимъ это. Возьмемъ только ущербъ, какой можетъ причинить печатное слово.
   Но мнѣнію французовъ, раны, наносимыя словомъ, лучше всего излѣчиваются словомъ же. Впрочемъ, и для Россіи эта мысль отнюдь не является новой. Припомните хотя бы стихотвореніе Константина Аксакова:
   
   На козни, на вредную рѣчь
   Въ тебѣ жъ и цѣленье готово,
   О духа единственный мечъ
                     Свободное слово!
   
   Вся суть въ томъ, конечно, что правительство имѣетъ въ виду не боль, не раны, какія Можетъ причинить слово живымъ людямъ, а тѣ "устои", на которыхъ зиждется одряхлѣвшій государственный порядокъ и держится оно само. Нѣкоторые изъ этихъ устоевъ со всѣмъ уже вывѣтрились,-- со дня на день можно ждать крушенія Естественно, что самое легкое прикосновеніе -- даже прикосновеніе мысли и слова -- къ этому порядку и самымъ устоямъ представляется до-нельзя опаснымъ.
   Дворянство -- одинъ изъ самыхъ старыхъ и сильнѣе другихъ вывѣтрившійся элементъ существующаго строя -- проявляетъ наибольшую нервность, и это, конечно, понятно. Не менѣе понятно, что правительство проявляетъ особое вниманіе къ его указаніямъ, состояніемъ этой опоры больше всего, вѣдь, опредѣляется и собственное его положеніе. Не малую нервность проявляетъ и духовенство {Само оно ни съ какимъ проектомъ не выступило, но всѣ указанія Синода, несомнѣнно, приняты во вниманіе въ министерскомъ проектѣ, а каковы они были, объ этомъ догадаться не трудно, судя не только потому, что проектируется возстановить духовную цензуру, но и потому, что для священной церковно-служителей православной церкви явочный порядокъ учрежденія повременныхъ изданій предположено замѣнить разрѣшительнымъ, причемъ дозволенія должны даваться епархіальной властью.}.
   Менѣе затронутыя процессомъ вывѣтриванія "опоры" обнаруживаютъ менѣе опасливое отношеніе къ свободному слову, но и для нихъ крушеніе опирающагося на нихъ и вмѣстѣ съ тѣмъ оберегающаго ихъ государственнаго порядка далеко не безразлично: процессъ ихъ вывѣтриванія въ такомъ случаѣ пойдетъ вѣдь гораздо быстрѣе и удерживать свое мѣсто въ соціальной формаціи имъ станетъ много труднѣе. Поэтому націоналисты и октябристы, являющіеся до извѣстной степени представителями этихъ соціальныхъ слоевъ, не только не считаютъ излишними нынѣшнія предосторожности противъ печатнаго слова, но и склонны -- одни больше, другіе меньше -- ихъ усилить...
   Все это понятно. Гораздо менѣе понятнымъ представляется то, что опасливое отношеніе къ печатному слову проглядываетъ и дальше,--. въ такихъ слояхъ, которые не только не являются "опорой", но и не желаютъ быть ею. Крайне характернымъ съ этой точки зрѣнія представляется поведеніе иниціаторовъ демонстраціи въ пользу свободы печати. Думская комиссія, куда передана, была к.-д. декларація, выразила пожеланіе, чтобы ей былъ представленъ и законопроектъ, основанный на тѣхъ основныхъ началахъ, которыя были изложены въ "законодательномъ предположеніи". К--д. фракція такой законопроектъ выработала и представила. И вотъ въ этомъ законопроектѣ мы находимъ:
   не только обязательные для печатныхъ произведеній "виды на жительство", какъ я ихъ назвалъ;
   не только обязательную доставку прокурору двухъ экземпляровъ каждаго печатнаго произведенія "при выпускѣ въ свѣтъ",
   но и "предварительный арестъ", налагаемый на произведенія печати по распоряженію прокурорскаго надзора.
   Въ совѣщаніи представителей прогрессивныхъ изданій, какое было созвано въ Петербургѣ въ связи съ внесенными въ Думу законопроектами, В. А. Мякотинъ, упомянувъ о "предварительномъ арестѣ", проектируемомъ к.-д. фракціей, назвалъ его "отголоскомъ идей совсѣмъ другого міра". Подобныхъ отголосковъ въ к.-д. законопроектѣ найдется немало, а карательная часть этого законопроекта, можно сказать, полна ими. Откуда взялись они? Чѣмъ объяснить, что люди, выступившіе съ провозглашеніемъ свободы печати, сряду же осложнили его совсѣмъ чуждыми, даже враждебными свободѣ "отголосками"?
   Разныя тутъ могутъ быть объясненія. Возможно, что к.-д. фракція, увлеченная успѣхомъ своей демонстраціи, поспѣшила перейти на "дѣловую" почву, т. е. на почву компромисса и, вырабатывая свой законопроектъ, уже приспособляла его къ тому, что можетъ быть осуществлено при данномъ соотношеніи политическихъ силъ,-- приспособляла, къ слову сказать, ранѣе, чѣмъ сталъ извѣстенъ наиболѣе важный въ этомъ случаѣ правительственный законопроектъ. Но если даже допустить это, то и то приходится сказать, что въ этомъ приспособленіи фракція зашла дальше, чѣмъ можно было зайти сторонникамъ свободы слова. Взять хотя бы тотъ же "предварительный арестъ"... Правда, к.-д. сопроводили его какъ бы нѣкоторой гарантіей: предварительный арестъ, по ихъ проекту, налагается не цензурнымъ комитетомъ, а прокуроромъ. Но развѣ можно видѣть хотя бы малѣйшую гарантію въ русскомъ прокурорѣ?-- въ томъ самомъ прокурорѣ, у котораго, по мѣткой характеристикѣ сатирика, одинъ глазъ вѣчно спитъ, такъ что съ правой стороны онъ ничего не видитъ, а другой, недреманный, вѣчно сторожитъ и слѣва видитъ больше, чѣмъ тамъ даже есть въ дѣйствительности... Или к.-д. не знаютъ объ этихъ свойствахъ русскаго прокурорскаго надзора? Пусть даже они не вѣрятъ сатирику. Но развѣ сами они мало насмотрѣлись въ послѣдніе годы?
   Возможно и другое объясненіе. Въ к.-д. законопроектѣ имѣются явныя несообразности. Укажу, напримѣръ, хотя бы такую: за распространеніе произведеній, "прямо призывающихъ" къ цареубійству, по этому проекту, полагается заключеніе въ тюрьмѣ или крѣпости на срокъ не свыше одного года; а за оскорбленіе въ печати памяти усопшихъ дѣда или родителя царствующаго императора предположено сохранить нынѣшнее наказаніе -- заключеніе въ крѣпости до трехъ лѣтъ. Нужно думать, что подобныя несообразности, сводящія на нѣтъ дѣловое значеніе законопроекта, прошли по недосмотру. Возможно, что по недосмотру остались въ немъ и "отголоски идей другого міра"...
   Не исключена однако и третья возможность, а именно, что авторамъ этого законопроекта тоже не чуждо опасливое отношеніе къ печати, почему они и считали необходимымъ сохранить по отношенію къ ней такія мѣры предосторожности, какія не примѣняются даже противъ татей и разбойниковъ. Удивительнаго въ этомъ, пожалуй, ничего нѣтъ: русская печать такъ долго уже держится въ тискахъ опеки и произвола, что всѣ мы до извѣстной степени уже свыклись съ этимъ и, быть можетъ, даже тѣмъ общественнымъ слоямъ, которые обслуживаются к.-д. партіей, все еще не ясно, что неправдѣ одной опасно свободное слово...
   Если это такъ, то положеніе нужно считать особенно тревожнымъ. Разсчитывать на осуществленіе свободы печати, внѣ связи съ общей политической проблемой, было бы химерой. При данныхъ же условіяхъ даже надежда на сколько-нибудь замѣтное улучшеніе въ положеніи печати равносильна несбыточной мечтѣ. Приходится думать уже о томъ только, чтобы дать отпоръ натиску, какой задуманъ въ правомъ лагерѣ. Найдутся ли для этого достаточныя силы,-- не въ Думѣ только, но и въ странѣ?
   Для того, чтобы ихъ собрать, сплотить и воодушевить, нужно, во всякомъ случаѣ, держать знамя высоко. И плохой это признакъ, если люди, выступившіе съ нимъ, сразу же начали опускать его...

А. Пѣшехоновъ.

"Русское Богатство", No 6, 1913

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru