В. В. Князев М. П. Плотников. "Русь": СофтДизайн; Тюмень; 1998
Напутствие
Двенадцать лет (1915-1927) потребовалось мне для того, чтобы из отдельных, разрозненных былин, сказок, сказаний и шаманских песен вогулов составить и написать "Янгал-маа". Целые месяцы в дымных юртах, землянках и берестяных чумах на берегах безымянных рек, в тайге, на границе карликовых лесов, где начинаются бесконечные просторы тундры, приходилось собирать по крупинкам у скупых и недоверчивых сказителей рассказы о богатыре Вазе, красавице аи-Ючо, злом боге Мейке, страшном прародителе Пенегезе, огненной птице Таукси, Нуме и многих других богах, шайтанах и героях "Янгал-маа". Прошло много лет, но и поныне я не могу забыть сгорбленную фигуру столетнего вогула -- сказителя Кутони, чум которого стоял в верховьях Горностаевой реки Сосс'я. Не могу забыть его слова: "Зачем скрывать стариковские рассказы? Напиши их маленькими словами, может быть, добрые люди помогут бедным маньси в их тяжелой жизни". Дед Кутоня покинул насиженный чум на Горностаевой реке; недалеко от русла ее, где стволы высоких сосен отливают медью, около одной из сосен, в густом папоротнике поместилась забытая могила, под холмиком лежит Кутоня, а на сучке сосны висит навсегда умолкнувший шаманский бубен. Шаман Кутоня, искушенный в гаданиях, конечно, не знал, что через несколько лет не только для маньси (вогулов), но и для всех угнетенных народов Сибири наступят светлые дни.
С любовью и признательностью всегда вспоминаю Кутоню, моего учителя вогульского языка -- вогула с Горностаевой реки, который помог мне открыть самый таинственный эпос -- вогульский эпос "Янгал-маа", рожденный в эпоху покорения русскими Сибири.
В неравной, продолжительной борьбе с русскими завоевателями иссякали силы маленького народа. Но надежда на лучшее будущее в вогульском народе не умирала. Если татары долгое время ждали возвращения последнего хана -- Кучума, самоеды -- богатыря Итьте, обладателя мудрости семи богов и семи стран, то вогулы, потерявшие надежду в открытом бою сбросить тяжелое иго московских царей, создали своего богатыря-освободителя -- Вазу.
Вот почему рассказы, сказки, песни и былины о богатыре Вазе ревниво оберегались от постороннего уха недоверчивыми вогулами и не выходили за берестяные стены чумов.
Вот почему блестели глаза у сказителей этих чудесных рассказов и пьянели без вина их слушатели от гортанного монотонного напева о подвигах мадура Вазы.
Вогулы дождались богатыря-освободителя, он пришел, но не в образе музыканта с берегов таежной Ксенты, а в лице русского многомиллионного пролетариата.
Наивные сказки наивного народа, открывающие целый новый мир, не должны умереть в стенах берестяных чумов и дымных юрт.
Исполняя волю Кутони, вогула с Горностаевой реки, я отдаю на суд читателей его "стариковские рассказы".