Погодин Михаил Петрович
За Сусанина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

"Гражданин", No 46, 1873

Оригинал здесь -- http://smalt.karelia.ru/~filolog/grazh/1873/12nN46.htm

ЗА СУСАНИНА.

  
   Въ разборѣ статьи г. Костомарова: "Личности смутнаго времени", (Вѣстникъ Европы, 1871 г. iюнь), мнѣ остается, послѣ Скопина, {См. "Граждaнинъ", 1872 г. No 3.} Пожарскаго {См. "Гражданинъ", 1872 г. No 27 и 29.} и Минина {См. "Гражданинъ", 1873 г. No 4.} говорить о Сусанинѣ.
   Казалось, смиренный обитатель костромскихъ лѣсовъ, на долю котораго выпалъ славный жребiй спасти жизнь вновь избраннаго царя, въ тяжелую эпоху русской исторiи, былъ, послѣ своей мученической кончины отъ руки поляковъ, совершенно уже безопасенъ отъ всякаго навѣта вражiя. Нѣтъ, въ наше анархическое время потревожены и его кости.
   Какъ могло это случиться? Подвигъ Сусанина засвидѣтельствованъ государственною грамотою, которая, данная чрезъ шесть лѣтъ послѣ событiя, дошла до нашего времени въ цѣлости!
   Приведемъ ее въ подлинникѣ.
   "Божiею милостiю, мы, Великiй Государь, Цapь и Великiй Князь, Михаилъ Ѳеодоровичь, всея Русiи самодержецъ, по нашему Царскому милосердiю, а по совѣту и прошенiю матери нашей, Государыни великiя старицы иноки Марфы Ивановны, пожаловали есмя Костромскаго уѣзда нашего села Домнина крестьянина Богдашка Сабинина, за службу къ намъ и за кровь и за терпѣнiе тестя его Ивана Сусанина. Какъ мы Великiй Государь Царь и Великiй Князь Михайло Ѳеодоровичь всея Русiи въ прошломъ во 121 году были на Костромѣ, и втѣ поры приходили въ Костромской уѣздѣ Польскiе и Литовскiе люди, а тестя его Богдашкова Ивана Сусанина втѣ поры Литовскiе люди изымали, и его пытали великими немѣрными пытками; a пытали у него, гдѣ втѣ поры мы Великiй Государь Царь и Великiй Князь Михайло Ѳеодоровичь всея Русiи были. И онъ Иванъ, вѣдая про насъ, Великаго Государя, гдѣ мы втѣ поры были, терпя отъ тѣхъ Польскихъ и Литовскихъ людей немѣрныя пытки, про насъ Великаго Государя тѣмъ Польскимъ и Литовскимъ людямъ, гдѣ мы въ тѣ поры были, не сказалъ, и Польскiе и Литовскiе люди замучили его до смерти. И мы Великiй Государь Царь и Великiй Князь Михайло Ѳеодоровичь всея Русiи пожаловали его Богдашка, за тестя его Ивана Сусанина къ намъ службу и за кровь, въ Костромскомъ уѣздѣ нашего дворцоваго села Дoмнина половину деревни Деревнищь, на чемъ онъ Бoгдашка нынѣ живетъ, полторы чети, выти земли велѣли обѣлить съ тое полудеревни съ полторы чети выти на немъ на Богдашкѣ и на дѣтяхъ его и на внучатахъ, и на правнучатахъ, нашихъ никакихъ податей, и кормовъ, и подводъ, и наметныхъ всякихъ столовыхъ и хлѣбныхъ запасовъ, и въ городовыя подѣлки, и въ мостовщину и въ иныя ни въ какiя подати имать съ нихъ не велѣли, велѣли имъ тoe полдеревни во всемъ обѣлить и дѣтямъ имъ и внучатамъ и во весь родъ ихъ неподвижно. А будетъ то наше село Домнино въ которой монастырь и въ отдачѣ будетъ, и тое полдеревни Деревнищь полторы чети выти земли и ни въ которой монастырь съ тѣмъ селомъ отдавать не велѣли, велѣли по нашему Царскому жалованью, владѣть ему Богдашкѣ Сабинину и дѣтямъ его и внучатамъ и правнучатамъ и въ родъ ихъ во вѣки неподвижно. Дана сiя наша Царская жалованная грамота на Москвѣ, лѣта 7129 ноября въ 30 день".
   Ясно-ли сказано въ грамотѣ, что крестьянинъ Иванъ Сусанинъ въ 1613 году, когда Михаилъ Ѳедоровичь Романовъ находился "на Koстромѣ", былъ захваченъ Польскими и Литовскими людьми, приходившими "въ Костромской уѣздъ"; что они пытали его великими немѣрными пытками, выспрашивая у него, "гдѣ въ тѣ поры былъ Михаилъ Ѳедоровичъ"; что онъ, зная о мѣстопребыванiи, вытерпѣлъ немѣрныя пытки, и не открылъ его, за что и былъ замученъ до смерти; наконецъ, что "за эту службу и кровь" обѣлена была половина деревни Деревнищъ, на коей жилъ его зять, Богданъ Сабининъ, женатый на его дочери Антонидѣ, въ пользу его дѣтей, внучатъ и правнучатъ "въ родъ ихъ во вѣки вѣковъ неподвижно".
   Какoe свидѣтельство можетъ быть точнѣе и обстоятельнѣе?
   Но нѣтъ ли какого нибудь повода сомнѣваться въ подлинности этой грамоты?
   Нѣть никакого, и данная чрезъ шесть лѣтъ послѣ событiя самимъ спасеннымъ молодымъ царемъ, по просьбѣ его матери, cъ которой онъ вмѣстѣ скитался, грамота подтверждена была чрезъ 15 лѣтъ тѣмъ же царемъ Михаиломъ Ѳедоровичемъ, который oтдалъ тогда деревню Деревнищи Новоспасскому монастырю на поминъ души его матери, а въ замѣну отходившей отъ Сабининыхъ земли, пожаловалъ имъ пустошь Коробово въ Костромскомъ уѣздѣ, съ прописанiемъ опять обстоятельствъ cвoeгo cпaсeнiя и въ новой подтвердительной грамотѣ.
   Къ 1641 году относится еще другая подтвердительная гpамотa, которая, по свидѣтельству самого г. Костомарова, хранится въ родѣ Сусанина.
   Въ 1692 году послѣдовало подтвержденiе отъ имени царей Ивана и Петра Алексѣевичей.
   Императрица Екатерина возобновила грамоту 1767 г. декабря 8.
   Императоръ Николай Павловичъ -- въ 1837 г. {Замѣчательно что г. Koстомаровъ объ этой грамотѣ отзывается вотъ какъ: "наконецъ и въ послѣдней изъ жалованныхъ грамотъ Сабининымъ, 1837 г., отъ Императора Николая Павловичa нѣтъ ничего новаго противъ прежняго". Чего же ожидалъ онъ найти здѣсь новаго?}
   Потомки Сусанина чрезъ дочь его Антониду Cабинину ведутся до сихъ поръ и пользуются зeмлею пожалованною имъ за подвигъ ихъ предка.
   Tакъ въ чемъ же можетъ быть coмненie? Можно ли oтвepгать событiе, засвидѣтельствованное такъ торжественно и многократно?
   Признавая существованiе и подлинность грамоты, г. Костомаровъ не вѣритъ ея содержанiю: грамота есть, а событiя не было: Сусанинъ не спасалъ Михаила!
   Въ этомъ смыслѣ онъ сказалъ и въ первомъ своемъ изслѣдованiи, которое мы и разберемъ сначала по связи его съ параграфомъ о Сусанинѣ въ статьѣ "Личности смутнаго времени". "Въ исторiи Сусанина", говоритъ г. Костомаровъ, "достовѣрно только то, что этотъ крестьянинъ былъ одною изъ безчисленныхъ жертвъ, погибшихъ oтъ разбойниковъ, бродившихъ въ Россiи въ смутное время; дѣйствительно ли онъ погибъ за то, что не xoтѣлъ cкaзать, гдѣ находился новоизбранный Царь Михаилъ Ѳедоровичъ, -- это остается подъ сомнѣнiемъ" {Истор. монографiи, Т. I, с. 453.}.
   Такъ какъ же онъ попалъ въ грамоту, и почему изъ безчисленныхъ жертвъ, погибшихъ отъ разбойниковъ, только одна удостоилась такой чести? По какому поводу моглa быть оказана ей такая необыкновенная милость? Вѣдь это кажется безсмыслицею! Спрашивается, вѣроятно ли, чтобъ подобная грамота была выдана безъ основанiй? Въ ней сказано именно, что выдана она пo совѣту и пpoшeнiю матери царской, инокини Марѳы Ивановны, которая, извѣстно, скрывалась вмѣстѣ съ сыномъ, предъ его избранiемъ, "на Костромѣ". Могъ ли какой нибудь крестьянинъ изъ глуши костромскихъ лѣсовъ дойти до нея съ какою нибудь несбыточною пpocьбою и выдумать предъ всѣми земляками своими небывалое происшествiе? Какъ могла подобная мысль придти ему въ голову? Вѣдь онъ могъ поплатиться за то слишкомъ больно? Могла ли царская мать принять такую странную просьбу безъ необходимыхъ справокъ, повѣрокъ, безъ тщательнаго изслѣдованiя, и ходатайствовать предъ своимъ сыномъ или мужемъ о наградѣ за вымышленный подвигъ? Могло ли московское правительство, костромское ближайшее начальствo, наконецъ односельчане съ Богдашкою Сабининымъ, оставить безъ пpoтecтa неосновательное притязанiе?
   Это все тaкie вопросы, которые представляются всякому читателю безъ малѣйшей ученой подготовки, и которые однакожь для г. Костомарова какъ будто не существуютъ.
   Кто знакомъ съ порядками тогдашняго нашего дѣлопроизводства, въ высшей степени толковаго, осмотрительнаго, осторожнаго, тотъ ни на минуту не остановится утверждать, что подобная напраслина была невозможна въ то время, когда всѣ сословiя слѣдили за собою съ строгимъ вниманiемъ, и не допускали ни до какой неправильности.
   Вотъ, напримѣръ, приведу я кстати двѣ просьбы именно изъ того времени, изъ которыхъ въ одной Угличане -- дворяне и барскiе дѣти всѣмъ городомъ просятъ Царя Михаила Ѳедоровича, чтобы онъ велѣлъ выписать Угличанина Ивана Юрьева Шубинскова изъ двороваго списка, куда онъ записанъ не по отчеству своему и не по службѣ; въ другой, -- чтобы онъ велѣлъ выписать изъ выбору двухъ человѣкъ, чтобъ имъ отъ нихъ "безчестнымъ, въ позорѣ не быть".
   I. Царю Государю и Великому Князю Михаилу Ѳедоровичу всея Русiи бьютъ челомъ холопи твои Углечаня, дворяне и дѣти боярскiе всѣмъ городомъ на Угличанинa-жъ сына боярскова, на Ивана Юрьева сына Шубинскова. Верстанъ тотъ Иванъ твоимъ царскимъ жалованьемъ, помѣстнымъ окладомъ и денежнымъ жалованьемъ въ прошломъ 136 году. Версталъ его бояринъ Князь Юрiй Енишевичъ Сулешевь; и тотъ Иванъ пocлѣ того, не служа тебѣ государю и не по отчеству, написанъ въ нашемъ городѣ по дворовому списку въ прошломъ въ 146 году. А роду, Государь, изъ Шубинскихъ въ нашемъ городѣ въ дворовомъ спискѣ не бывалъ никто при пpeжнихъ государяхъ и при тебѣ Государѣ Царѣ и Beликомъ Князѣ Михаилѣ Ѳедоровичѣ всеа Русiи. А были Государь родъ ихъ Шубинскихъ въ нашемъ городѣ въ денщикахъ, а дядя ево Ивановъ родной Михайло Шубинской былъ въ нашемъ городѣ въ нарядчикахъ. Милосердый Государь Царь и Великiй Князь Михайло Ѳедоровичъ всеа Русiи пожалуй насъ холопей своихъ, и вели, Государь, ево Ивана изъ двороваго списка выписать, чтобъ намъ холопемъ твоимъ отъ тово Ивана безчестнымъ не быть, что онъ пущенъ въ дворовый списокъ не по отчеству своему и не по службѣ. Царь Государь смилуйся пожалуй".
   II. "Царю Государю и Великому Князю Михаилу Ѳедоровичу всеа Руси бьютъ челомъ холопи твои Углечане дворяне и дѣти боярскiе всемъ городомъ, на Углечанъ же: на Бориса Маракушева да на Богдана Третьякова. Написались, Государь, тотъ Борисъ да Богданъ -- по выбору, не за службу, и въ осадѣ подъ Смоленскимъ не сидѣли ни ранены ни бывали, а мы холопи твои служимъ тебѣ Государю лѣтъ по 30 и по 40, а ложно тебѣ Государю о выборѣ не бивали челомъ. Милосердый Государь Царь и Великiй Князь Михайло Ѳедоровичъ всеа Русiи, пожалуй насъ, холопей своихъ, вели Государь ихъ Бориса да Богдана изъ выбору выписать, чтобы намъ предъ ними въ позорѣ не быть. Царь Государь смилуйся пожалуй."
   Повторяю: могла ли быть пожалована земля и дана грамота Сабинину безъ сношенiя съ костромскими властями, и могли ли эти власти свидѣтельствовать обложно, не учинивъ справокъ, не допросивъ свидѣтелей, не произведя слѣдствiя?
   Г. Костомарову дѣла нѣтъ до такихъ естественныхъ разсужденiй. Онъ оставляетъ ихъ въ сторонѣ, и для возбужденiя сомнѣнiя объ исторiи Сусанина принимается разбирать, сравнивать и опровергать, одно за другимъ, разсказы новѣйшихъ писателей, -- такихъ историковъ, какъ С. Н. Глинка и Щекатовъ, сочинитель географическаго словаря въ началѣ нынѣшняго столѣтiя, да еще "передовой", по его мнѣнiю, "дѣятель по русской исторiи", (вѣроятно трудящiйся въ одномъ съ нимъ ряду, incognito, -- "Пл. Bас. Павловъ") {Ужъ прибавить бы ему для разбора и либретто изъ оперы "Жизнь за Царя", которое не уступаетъ ни Щекатолву, ни Глинкѣ!}.
   Что намъ за дѣло до зтихъ разсказовъ и догадокъ, положимъ невѣроятныхъ? Развѣ они принимаются въ исторiи? За подробностями, выдуманными и выдумываемыми, никто не стоитъ, а стоятъ только за сущность событiя, засвидѣтельствованнаго грамотою, что Сусанинъ былъ допрашиваемъ гдѣ-то на Костромѣ объ извѣстномъ ему мѣстопребыванiя Михаила, не сказалъ, былъ пытанъ и замученъ. Вотъ и все!

_____

   Доказавъ и подкрѣпивъ аналогическими примѣрами, что грамота не могла быть дана безъ событiя, мы могли-бъ здѣсь и остановиться, принося въ жертву г. Костомарову всѣ подробности прошедшiя и будущiя, вѣроятныя и невѣроятныя, но считаемъ нужнымъ разобрать разсужденiя г. Костомарова, въ которыхъ онъ набрасываетъ тѣнь на событiе, избирая эпиграфомъ слѣдующiя слова изъ одного стариннаго документа: "въ житiи семъ не мало, но много писано неправды, и того ради, аще бы отчасти нѣчто было и праведно писано, ни въ чесомъ же ему вѣрити подобаетъ".
   Въ первой статьѣ своей, на которую здѣсь ссылается, онъ говоритъ: "когда мы захотимъ обратиться къ современнымъ первоначальнымъ извѣстiямъ о такомъ безмѣрно важномъ событiи, то прежде всего поразить насъ то, что ни въ русскихъ, ни въ иностранныхъ тогдашнихъ сочиненiяхъ, не смотря на множество подробностей, хорошо очерчивающихъ эту эпоху, нѣтъ ни слова объ этомъ происшествiи" {Т. I, стр. 434.}.
   Отвѣчаемъ: происшествie случилось гдѣ-то въ глуши, среди повсемѣстной смуты: кому и гдѣ было благовѣстить о немъ? Впослѣдствiи только, по воцаренiи Михаиловомъ, по общемъ успокоенiи въ семействѣ, потерявшемъ своего отца, было понято, какую услугу оказалъ покойный вновь избранному царю. Тогда естественно могла представиться мысль, что такая услуга имѣетъ право на награду. Подобную награду за заслуги матери Михаиловой, во время ея заточенiя, получили уже крестьяне Тарутины, жители Обонежской пятины, Егорьевскаго погоста, Толгуйской волости. Зять покойнаго Сусанина рѣшился ходатайствовать. Онъ успѣлъ добраться до Москвы, найти доступъ къ царицѣ, своей помѣщицѣ, можетъ быть знавшей его лично, и подать просьбу. Царица, изъ просьбы или разсказа Сабинина, видно убѣдилась въ опасности, какой подвергалась вмѣстѣ съ сыномъ, во время пребыванiя въ Костромскомъ уѣздѣ, и вмѣстѣ удостовѣрилась, что опасность миновала благодаря вѣрности крестьянина Сусанина. Она довела просьбу до свѣденiя царя, который по порядку передалъ ее, разумѣется, въ приказъ, а приказъ, по надлежащей справкѣ и повѣркѣ, присудилъ ему награду, значущуюся въ жалованной грамотѣ {ъ прекрасномъ вступленiи г. Дорогобужинова къ статьѣ "Правда о Сусанинѣ", священника села Домнина, о. Алексѣя, ecть извѣстiе (не знаю откуда заимствованное), о путешествiи на богомолье великой старицы съ сыномъ cвоимъ царемъ Михаиломъ Ѳедоровичемъ къ преподобному Макарiю Желтоводскому, и посѣщенiи села Домнина въ 1819 году. Не въ это ли время Богданъ Сабининъ нашелъ cлyчaй довести до свѣденiя дѣло своего тестя, и получить въ награжденiе грамоту?}. Такъ по крайней мѣрѣ обыкновенно рѣшались дѣла подобнаго рода. Тѣмъ дѣло и кончилось. Некому было знать о Сусанинѣ кромѣ своей деревни cъ околоткомъ, и некуда записывать, кромѣ приказа, откуда дана грамота.
   Развѣ можно требовать, чтобы такое происшествiе сдѣлалось предметомъ прославленiя, въ родѣ нынѣшнихъ газетныхъ и журнальныхъ возгласовъ, тѣмъ болѣе, что главнаго дѣйствовавшаго лица не было на лицо и никому не было дѣла до его деревенскихъ потомковъ!
   "До XIX вѣка, сколько извѣстно, никто не думалъ видѣть въ Сусанинѣ спасителя царской особы, и подвигъ его считать событiемъ исторической важности, выходящимъ изъ обычнаго уровня" {Т. I, стр. 436.}.
   Какъ никто? Да во всѣхъ грамотахъ XVII и XVIII вѣка, Михаила, Алексѣя, Ioaннa, Петра, Екатерины II, даже и Николая Павловича, развѣ Сусанинъ не является спасителемъ царской особы?
   "Никто не думалъ видѣть въ Сусанинѣ спасителя царской особы". Да никто и не зналъ его, не знавши грамоты, а какъ узнали грамоту, гдѣ именно сказано: ,,онъ Иванъ, вѣдая про насъ, гдѣ мы въ тѣ поры были, терпя отъ нихъ немѣрныя муки, про насъ не сказалъ, и Польскiе и Литовскiе люди замучили его до смерти", то и сочли поступокъ Сусанина подвигомъ, выходившимъ изъ "обычнаго уровня".
   И мало ли есть важныхъ происшествiй, которыя оставались погребенными въ лѣтописяхъ и грамотахъ? Такъ была погребена и сусанинская исторiя до открытiя грамоты.
   Разбирая показанiе Щекатова, г. Костомаровъ указываетъ на противорѣчiя и прибавленiя его къ грамотѣ: "такимъ образомъ въ грамотѣ царской говорится, что Царь былъ тогда на Костромѣ, а у Щекатова онъ не въ Костромѣ, а въ Домнинѣ. Поводъ къ такому искаженiю дѣйствительно очевиденъ: Кострома былъ гopoдъ укрѣпленный; Михаилъ Ѳедоровичъ былъ въ немъ безопасенъ; если приходили на него польскiе и литовскiе люди, то надобно допустить, что они являлись не въ такомъ числѣ, чтобъ могли предпринять осаду и приступъ къ Костромѣ, и въ такомъ случаѣ событiе ужь не могло бы пройдти не замѣченнымъ въ исторiи. А если Михаилъ Ѳедоровичъ былъ безопасенъ на Костромѣ (собственно онъ находился въ Ипатьевскомъ монастырѣ), то Сусанину не изъ-за чего было подвергать себя мученiямъ и не объявлять полякамъ, гдѣ Царь" {Т. I, стр 438.}.
   Благоволятъ читатели вникнуть въ слова г. Костомарова: что онъ хочетъ сказать ими?
   "Михаилъ былъ въ Костромѣ, по показанiю грамоты, единственнаго источника объ этомъ событiи.
   "Кострома былъ городъ укрѣпленный. Михаилъ былъ тамъ безопасенъ.
   "Поляковъ и литовцевъ было немного, не столько, чтобъ они могли предпринять осаду и приступъ къ Костромѣ. Ибо, если-бъ ихъ было много, то событiе не могло бы остаться незамѣченнымъ въ исторiи".
   "Если Михаилъ былъ безопасенъ на Костромѣ, то Сусанину не для чего было подвергать себя мученiямъ и скрывать мѣстопребыванiе его".
   Не прямое ли заключенiе изъ всѣхъ этихъ посылокъ слѣдуетъ сдѣлать, что все разсказанное о Сусанинѣ, по мнѣнiю изслѣдователя, есть сказка? Онъ такъ и думаетъ, чтó ясно и изъ многихъ другихъ мѣстъ его изслѣдованiя, какъ мы увидимъ ниже, хотя и не осмѣливается сказать этого прямо и положительно {См. доказательства такой манеры изложенiя, á la don Basil, въ статьяхъ за Минина и проч.}.
   Все это софистическое зданiе г. Костомарова основано на неправильномъ пониманiи имъ выраженiя "на Костромѣ". Оно отнюдь не значить въ Костромѣ, а только -- въ Костромской сторонѣ. В. И. Дорогобужиновъ, въ дѣльной статьѣ своей "Правда о Сусанинѣ", помѣщенной въ "Русскомъ архивѣ" 1871 г. No 2, с. 07, очень справедливо замѣчаетъ: "На стр. 486 своей статьи г. Костомаровъ говоритъ: "въ грамотѣ царской говорится что царь былъ тогда въ Костромѣ, а у Щекатова онъ не въ Костромѣ, а въ Домнинѣ"; между тѣмъ какъ въ приводимой имъ же, на стр. 483, подлинной грамотѣ сказано: "какъ мы, Великiй Государь, въ 121 году были "на Костромѣ". Предлоги "въ" и "на" не могутъ быть безпристрастнымъ изслѣдователемъ приводимы безразлично: смыслъ предлога "въ" при опредѣленiи мѣстности несравненно тѣснѣе и точнѣе предлога "на'': идетъ ли рѣчь о Костромѣ, словá "въ Костромѣ" ясно выражаютъ пребыванiе только въ городѣ Костромѣ; между тѣмъ какъ выраженiе "на Костромѣ" гораздо неопредѣлительнѣе и шире. Костромою называется не городъ только, но и рѣка и вся область орошенная ея притоками, на одномъ изъ которыхъ лежитъ и Домнино".
   Въ грамотѣ объ избранiи на царство Михаила Ѳедоровича сказано о немъ: "въ то время бысть въ Костромскомъ уѣздѣ у себя въ отчинѣ", что замѣтилъ баронъ фонъ-Нольде въ его разборѣ перваго разсужденiя г. Костомарова, который давалъ онъ мнѣ читать въ рукописи года три тому назадъ {Не знаю что сдѣлалось съ этой статьею.}.
   Бывъ въ Костромской сторонѣ, въ Домнинѣ или около, семейство подвергалось видно опасностямъ во время шатанiя польскихъ и литовскихъ людей, и могло быть найдено ими. Въ Ипатьевскiй монастырь, въ сосѣдствѣ съ Костромою, Михаилъ съ матерью попалъ видно позднѣе, когда польскiе и литовскiе люди отошли уже, послѣ напрасныхъ поисковъ, изъ Костромской стороны.
   Замѣчательно что при этомъ случаѣ вступается г. Костомаровъ за поляковъ: "наконецъ самое намѣpeнie поляковъ и литовцевъ погубить Михаила ecть уже произвольная догадка, ибо въ грамотѣ не говорится, зачѣмъ поляки спрашивали о немъ Сусанина {Т. I., с. 438.}.
   Въ грамотѣ, видите, не сказано, зачѣмъ поляки спрашивали о Михаилѣ, пытали и мучили Сусанина! Не найдетъ ли г. Костомаровъ въ доступныхъ для него источникахъ (см. ниже) извѣстiя, что поляки пытали и мучили Сусанина, желая узнать мѣстопребыванiе вновь избраннаго Царя Русскаго, для того чтобъ поцаловаться съ нимъ?
   Отъ Щекатова г. Костомаровъ переходитъ къ Глинкѣ, и начинаетъ такъ:
   "Разсказъ Глинки несравненно правдоподобнѣе Щекатовскаго, но за то еще произвольнѣе. Необходимо было произвесть Сусанина въ званiе спасителя Царской особы, въ идеалъ народной доблести" {Т. I, с. 440.}.
   Изъ этихъ словъ ясно видно, какъ и изъ прежнихъ, что г. Костомаровъ отвергаетъ спасенiе Михаила Сусанинымъ; еслибъ признавалъ его, то не могъ бы приписывать Глинкѣ необходимости произвесть Сусанина въ спасители Михаила и въ идеалы народной доблести.

(Продолженiе будетъ).

М. Погодинъ.

  

"Гражданин", No 47, 1873

  

ЗА СУСАНИНА.

(Окончанiе).

   Натѣшившись надъ Щекатовымъ и Глинкою, г. Костомаровъ приступаетъ къ своему изслѣдованiю, и опять настаиваетъ на томъ что событiе не описано нигдѣ. "Я имѣлъ", говоритъ онъ, "подъ рукою много лѣтописныхъ списковъ, писанныхъ въ половинѣ XVII столѣтiя, и ни въ одномъ нѣтъ и помину о Сусанинѣ". "Стало быть продолжаетъ онъ, "даже чрезъ 30, 50 или 60 лѣтъ занимавшiеся истоpiею своего отечества или вовсе не знали о сусанинскомъ подвигѣ, или не считали его достойнымъ того, чтобъ объ немъ упоминать. Очевидно, въ XVII вѣкѣ ничего не представлялось такого, что представляется глазамъ XIX вѣка, глазамъ нашего времени" {Тамъ же, с. 444. Какiе же списки видѣлъ г. Костомаровъ, которыхъ другiе не видали? Мы попросили бы его показать намъ эти списки, какъ онъ съ насмѣшкою (с. 443) просилъ показать ему "древнюю лѣтопись П. П. Свиньина, въ которой разсказывается о спасенiи Михаила".}.
   Мы отвѣчали выше на это возраженiе, а теперь скажемъ только два слова о поставленномъ въ примѣръ противодѣйствiи Никанора Шульгина избранiю Михаила въ Арзамасѣ и Казани, которое попало въ лѣтописи. Странно сравнивать его съ случаемъ сусанинскимъ. Тому свидѣтелями были города, и сопротивленiе сдѣлалось гласнымъ, примѣчательнымъ, даже по своему одиночеству, а здѣсь рѣчь идетъ о крестьянинѣ, который убитъ гдѣ-то, въ захолустьѣ, и объ его наслѣдникахъ, которые получили за то чрезъ нѣсколько лѣтъ грамоту на землю, чѣмъ все дѣло и кончилось.
   Замѣчательно что, разбирая Глинку и Щекатова, и представляя общiе разсужденiя, г. Костомаровъ употребляетъ своимъ оружiемъ грамоту, и чествуетъ ее единственнымъ источникомъ. Если вы отвергаете событiе, описанное въ грамотѣ, то по какому же праву вы употребляете грамоту? Она для васъ существовать не должна.
   "Покушенiе, еслибъ оно было", продолжаетъ г. Костомаровъ, "должно происходить до 13 марта; а если бы такъ было на самомъ дѣлѣ, то мать Михаила, и самъ Михаилъ, отказываясь отъ предлагаемаго престола, и приводя между прочимъ что "быти ему на государствѣ ей государынѣ благословить сына своего а нашего государя лише на погубленье" (Собр. госуд. грамотъ, т. III, 41 с. 72), и указывая на свою небезопасность, на то, что отецъ его въ плѣну въ Польшѣ, и можетъ отъ поляковъ подвергнуться опасности, -- кажется, могли бы кстати указать на свѣжее покушенiе враговъ на жизнь Михаила" {Т. I, с. 445.}.
   Если тогда они не знали еще о подвигѣ Сусанина, то могли бы, продолжаетъ г. Костомаровъ, "кстати" указать на недавнее покушенiе въ грамотахъ изъ Ярославля" (III, 50-54).
   Разсужденiя совершенно неосновательныя: нетолько до 13 марта, но и въ слѣдующее время мать безъ всякаго сомнѣнiя не знала, да и не могла знать, въ переѣздахъ, заботахъ и попыхахъ того времени, о происходившемъ въ сосѣдствѣ относительно Михаила. Она не знала, кому отчасти они были обязаны спасенiемъ. Дочь и зять Сусанина очень естественно могли разсуждать что, въ ближайшее время, нельзя имъ было поминать о себѣ, они могли долго совѣтоваться между собою, покa наконецъ рѣшились разсказать дѣло и просить о наградѣ, или покa представился къ тому удобный случай.

________

   Засимъ г. Костомаровъ обращается къ мнѣнiю г. Соловьева, и вотъ какъ отзывается о немъ:
   "Еще Соловьевъ, съ свойственнымъ ему безпристрастiемъ, справедливо замѣтилъ, что въ то время, въ краю Костромскомъ, не было ни поляковъ, ни литовцевъ, и что Сусанина поймали, вѣроятно, свои воровскiе люди, казацкiя шайки, бродившiя вездѣ по Руси" {Т. I, с. 449.}.
   "Эта догадка г. Соловьева принадлежитъ къ числу самыхъ неудачныхъ: на что воровскимъ людямъ, бродягамъ, казацкимъ шайкамъ, искать Михаила и убить Сусанина? Какую пользу могла принести имъ смерть Михаила? Какъ могли они надѣяться на успѣхъ въ людныхъ мѣстахъ? Могли они убить всякаго и убивали съ цѣлью ограбить, наказать, отмстить, въ ссорѣ, даже безъ причины, но такiя убiйства не имѣютъ никакого отношенiя къ Михаилу, ни къ грамотѣ сусанинской.
   Г. Костомаровъ, также по странному логическому прiему, пускается въ доказательство, что въ грамотѣ (здѣсь онъ опять принимаетъ грамоту) стоятъ польскiе и литовскiе люди, и на двухъ страницахъ распространяется о томъ что польскихъ и литовскихъ людей никакъ нельзя было смѣшать съ русскими воровскими людьми!! "Hapѣчie и прiемы ихъ рѣзко и тогда отличали", восклицаетъ онъ торжественно, "и теперь отличаютъ другъ отъ друга уроженцевъ края, бывшаго подъ Московскою, отъ уроженцевъ края, бывшаго подъ литовскою державою"... {Тамъ же, с. 450.} "Однимъ словомъ, здѣсь какая-то несообразность, что-то неясное, что-то неправдоподобное" {Тамъ же, с. 451.}.
   Что долженъ заключить читатель изъ всѣхъ этихъ разсужденiй? Что Сусанинъ, по мнѣнiю г. Костомарова, убитъ не русскими воровскими людьми, а польскими и литовскими.
   Доказавъ это, кажется, рѣшительно, вопреки догадкѣ г. Соловьева, хоть и очень скучно и запутанно, г. Костомаровъ, -- кто бы могъ подумать, -- обращается къ этому странному предположенiю и говоритъ:
   "Страданiе Сусанина есть происшествiе, само по себѣ очень обыкновенное въ то время. Тогда казаки бродили по деревнямъ, и жгли, и мучили крестьянъ" {Т. I, с. 451.}... "Могло быть, разбойники, напавшiе на Сусанина, были такого же рода воришки, и событiе, столь громко прославленное впослѣдствiи, было однимъ изъ многихъ въ тотъ годъ. Чрезъ нѣсколько времени зять Сусанина воспользовался имъ и выпросилъ себѣ обѣльную грамоту" {Тамъ же, с. 452.}.
   И такъ, на одной страницѣ оказывается невозможнымъ, чтобъ Сусанинъ былъ убитъ русскими ворами, а на другой -- это убiйство ими поставляется внѣ всякаго сомнѣнiя, -- и зять Сусанина, убитаго безъ всякаго отношенiя къ Михаилу, получаетъ обѣльную грамоту, якобы за претерпѣнiе пытки и за кровь пролитую для его спасенiя!
   "Путь избранный имъ", говоритъ г. Костомаровъ, "видимъ. Онъ обратился къ мягкому сердцу старушки, а она попросила сына. Сынъ, разумѣется, не отказалъ заступничеству матери" {Тамъ же.}.
   Кàкъ съ одной стороны какому нибудь крестьянину, жившему въ глуши лѣсной, не могла придти въ голову мысль приписать смерть своего тестя, убитаго кѣмъ нибудь случайно, какъ бывали убиваемы многiе и премногiе въ это смутное время, мукамъ и пыткамъ за отказъ объявить, кому бы-то ни было, царское пребыванiе, такъ и съ другой стороны невозможно допустить чтобъ такая наглая ложь, основанная на небывальщинѣ, могла увѣнчаться успѣхомъ, проходя чрезъ множество правительственныхъ инстанцiй, внимательныхъ, осторожныхъ, щепетильныхъ.
   За симъ г. Костомаровъ пускается въ разсужденiе о томъ, какъ "въ томъ вѣкѣ всѣ, кто только могъ, выискивали случай увернуться отъ тягла" {Т. I, стр. 452.}. Злоупотребленiя умножились и началось уничтоженiе грамотъ "у имѣвшихъ льготныя грамоты".
   Читатель ожидаетъ что и сусанинкое дѣло подвергнется опасности, что безъ основанiя выданная грамота будетъ уничтожена, а плуты наказаны. Ничуть не бывало. Г. Костомаровъ, паче чаянiя, говоритъ вотъ что: "но тѣмъ, которые получили ихъ за особыя услуги, предоставлено ими пользоваться до позднихъ временъ. Тоже было и съ потомками Сусанина". Слѣдовательно грамота при повѣркѣ оказалась правильною? Слѣдовательно подвигъ Сусанина признанъ и по новому изслѣдованiю? Чего же болѣе?
   Нѣтъ, г. Костомаровъ ни трогается собственнымъ завлюченiемъ, и поворачиваетъ опять въ сторону, повторяя чуть не въ сотый разъ: "Долгое время однако (однако) не придавали важнаго значенiя судьбѣ Домнинскаго крестьянина. Лѣтописцы не вносили его подвигъ въ свои разсказы, цари не придавали никакого значенiя, иначе велѣли бы записать о немъ въ лѣтописи; вѣдь они читали лѣтописи"!!
   Какъ же согласить отрицанiе подвига съ принятiемъ грамоты, оказавшейся вѣрною и по наряженномъ слѣдствiи.
   А вотъ и заключенiе въ продолженiи приведенныхъ словъ. "Неранѣе какъ въ близкое къ намъ время, уже въ XIX вѣкѣ, сусанинскiй эпизодъ былъ раскрашенъ цвѣтами воображенiя и поднятъ на ходули; но это -- миѳъ литературный, книжный, а отнюдь не народный" {Тамъ же, стр. 453.}.
   За симъ слѣдуетъ заключенiе, приведенное нами въ началѣ статьи, и указанiе на подобное, дѣйствительное событiе въ Украйнѣ, въ противоположность нашей якобы сказкѣ о Сусанинѣ.
   Отвергнувъ общепринятое извѣстiе, засвидѣтельствованное грамотами, г. Костомаровъ принимаетъ безусловно подобное извѣстiе, гдѣ-то, кѣмъ-то записанное, и говоритъ съ увѣренностiю:
   "Пo случайному сближенiю, то, что выдумали книжники наши въ XIX вѣкѣ, почти въ такомъ видѣ, въ XVII вѣкѣ, случилось на противоположномъ концѣ русскаго мiра, въ Украйнѣ. Когда, въ маѣ 1648 года, гетманъ Богданъ Хмѣльницкiй гнался за польскими войсками подъ начальствомъ Потоцкаго и Калиновскаго, одинъ южно-русскiй крестьянинъ, Никита Галаганъ, взялся быть вожатымъ польскаго войска, умышленно завелъ его въ болота и лѣсныя трущобы, и далъ возможность казакамъ разбить враговъ своихъ." {Т. I. стр. 453.}
   "То что выдумали наши книжники въ XIX столѣтiи, то случилось дѣйствительно въ Украйнѣ въ XVII ". Ясно что г. Костомаровъ не принимаетъ исторiи о Сусанинѣ, если противопоставляетъ въ выдумкѣ другую дѣйствительность.
   Послѣ изслѣдованiя помѣщеннаго въ "Вѣстникѣ Европы", г. Костомаровъ, въ примѣчанiи къ сочиненiю своему о смутномъ времени, сказалъ: {"Вѣст.Евр." III, стр. 36.} "въ статьѣ "Иванъ Сусанинъ", напечатанной въ первомъ томѣ "Историческихъ монографiй и изслѣдованiй", показана несостоятельность позднѣйшихъ, подробностей объ этой личности, и именно, несообразность съ обстоятельствами извѣстiя о приходѣ польскихъ и литовскихъ людей въ Костромской уѣздъ, а равно и невозможность, если-бы они, въ самомъ дѣлѣ, туда приходили, ограничиться спросомъ и пытками одного только лица. Правдоподобно было бы допустить, что это происшествiе случилось не въ Костромскомъ уѣздѣ, а гдѣ нибудь поближе къ Волоку, гдѣ стояли тогда польскie и литовскiе люди. Они должны были знать о желанiи русскаго народа избрать Романова, и очень естественно было дать какому нибудь разъѣзду, который отправлялся за продовольствiемъ, порученiе развѣдать, гдѣ находится Михаилъ Романовъ. Отправленные въ разъѣздъ могли схватить крестьянина изъ вотчины Михаила и допрашивать его, а другихъ русскихъ, которые могли быть при этомъ, не трогать, если они были изъ другихъ мѣстностей, не принадлежали Романовымъ и, слѣдовательно, не возбуждали подозрѣнiя, что они знаютъ о мѣстопребыванiи Михаила. Эти послѣднiе и могли принести объ этомъ событiи вѣсть въ Кострому. Зять Сусанина, просившiй чрезъ семь лѣтъ себѣ вознагражденiя за смерть тестя, могъ не знать въ точности, гдѣ убiйство совершилось, а подъячiе, не всегда наблюдая точность выраженiй въ грамотахъ, могли поставить извѣстiе о приходѣ польскихъ и литовскихъ людей въ Костромскомъ уѣздѣ въ томъ смыслѣ, что они еще намѣревались идти въ Костромской уѣздъ. Впрочемъ это только предположенiе."
   Разумѣется, это предположенiе. Предположенiя можетъ дѣлать всякiй, какiя хочетъ. Объ этомъ можно сказать только что оно слишкомъ натянуто, произвольно, и не заключаетъ въ себѣ ничего правдоподобнаго. Съ какой стати полякамъ "гдѣ нибудь поближе къ Волоку" спрашивать о мѣстопребыванiи Михаила Ѳедоровича, которое предполагалось ими въ Костромской сторонѣ? Если-бъ поляки тамъ и узнали, то онъ десять разъ могъ бы между тѣмъ перемѣнить его до ихъ прибытiя. Какимъ образомъ могли они тамъ наткнуться на костромскаго крестьянина, и узнать что онъ изъ деревни Романовыхъ? Какъ онъ попалъ "поближе къ Волоку", и зачѣмъ ему было скрывать мѣстопребыванiе, которое могъ впрочемъ показать безопасно, въ какомъ угодно ему мѣстѣ? Множество вопросовъ представлется противъ такого несбыточнаго предположенiя!
   Изъ этого предположенiя все-таки заключить можно что г. Костомаровъ, вопреки разобранному первому разсужденiю своему, принимаетъ допросъ, пытку, молчанiе и смерть Сусанина, а въ этомъ-то весь вопросъ и состоитъ!

__________

   За то въ новой статьѣ "О личностяхъ смутнаго времени", которая подала намъ поводъ къ настоящему разбору, г. Костомаровъ принимается снова за Сусанина и представляетъ противоположное заключенiе.
   Въ этой статьѣ онъ разбираетъ любопытныя свѣденiя о Сусанинѣ, доставленныя г. Дорогобужиновымъ изъ мѣстныхъ преданiй.
   Не стану входить въ разсмотрѣнiе его сомнѣнiя, -- это нейдетъ къ моей цѣли, -- а скажу только что въ этихъ свѣденiяхъ для насъ всего важнѣе существованiе преданiя, а изъ какихъ подробностей оно теперь состоитъ, какими цвѣтами воображенiя усыпается, -- это вопросъ второстепенный. Гораздо важнѣе вопросъ о времени, съ котораго начинается преданiе, и до него г. Костомаровъ не касается. Изъ извѣстiй г. Дорогобужинова ясно что оно ведется изстари, слѣдовательно служитъ вообще подтвержденiемъ къ извѣстiю грамоты.
   Г. Костомаровъ заключаетъ это свое разсужденiе слѣдующимъ образомъ: "И такъ послѣ напечатанной во 2 книгѣ "Русскаго Архива" (1871 г.) статьи "Правда о Сусанинѣ", мы знаемъ объ этомъ лицѣ не больше того, сколько прежде знали, -- а именно, что въ 1619 г. Богданъ Сабининъ получилъ отъ царя Михаила Ѳедоровича обѣльную грамоту за своего тестя Ивана Сусанина, котораго польскiе и литовскiе люди пытали, желая довѣдаться отъ него, гдѣ находился Царь Михаилъ Ѳедоровичъ, и, не допытавшись, замучили до смерти".
   Замѣтьте, не скажу махiавелизмъ, а iезуитизмъ разсужденiй. Грамота была дана, а было-ли событiе, г. Костомаровъ умалчиваетъ. Понимайте какъ хотите. Вы скажете: онъ отрицаетъ событiе; нѣтъ, онъ отвѣтитъ, я этого не говорилъ. Что-же вы говорили? Спасъ-ли Сусанинъ Михаила отъ опасности, скрывъ мѣсто его пребыванiя, или нѣтъ? Если вы скажете -- спасъ, то и толковать нечего. О подробностяхъ можетъ судить всякiй, какъ ему угодно, а важна только сущность событiя.
   Нѣтъ, не можетъ онъ этого сказать, потому что вся статья его была направлена къ отрицанiю событiя которое онъ опровергалъ, приводя въ доказательство что оно нигдѣ не записано; не было упоминаемо ни Михаиломъ, ни его матерью, въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ должно бы быть упомянуто если-бъ было дѣйствительно; что Михаилъ въ Костромѣ былъ въ совершенной безопасности, и никакiе поляки не могли думать о нападенiи на него въ такомъ крѣпкомъ городѣ; что Глинкѣ нужно было произвесть Сусанина въ спасители; однимъ словомъ, что это миѳъ литературный. Заключаетъ онъ слѣдующими словами, подтверждающими какъ нельзя болѣе смыслъ нами статьѣ его приданный: "затѣмъ (за выдачею грамоты) всякiя подробности, выдуманныя и, какъ оказывается, выдумываемыя, слѣдуетъ выбросить изъ исторiи -- подобно тому, какъ и многое придется еще выбросить изъ отечественной исторiи, если дружно приняться чистить Авгiеву конюшню".
   Остановимся еще на этихъ словахъ. Какъ бы ни были онѣ парафразируемы, смыслъ останется тотъ что г. Костомаровъ сравниваетъ отечественную исторiю съ Авгiевой конюшней. Часть ея, то есть эпоху 1612 года, которую мы считаемъ блистательною въ нашей исторiи очистилъ г. Костомаровъ: личности, самыя для насъ дорогiя, Скопина, Пожарскаго, Минина, Сусанина, уже сняты имъ съ ихъ пьедесталовъ. Какую же часть Авгiевой конюшни остается ему очищать дружно съ его товарищами -- передовыми дѣятелями?
   1812 годъ, гдѣ можно сказать многое и противъ Кутузова, и противъ Барклая, Ермолова, Бенигсена, Ростопчина? Или севастопольскiй перiодъ, -- ну здѣсь Меньшиковъ, Горчаковъ, Сакенъ, Липранди, самъ Корниловъ и Нахимовъ, представятъ матерiала браннаго еще болѣе, чѣмъ Скопинъ и Мининъ!
   Несчастное расположенiе! Жалкое направленiе! Близорукая наука! Низкiй уровень историческаго образованiя, гдѣ подобныя эксцентричности могутъ имѣть мѣсто и даже получать одобренiе!
   Нѣтъ, не Авгiеву конюшню представляетъ отечественная исторiя, а преданный въ наше время поруганiю храмъ, куда забрались купующiе и продающiе, сквернословящiе, и...и дурно дѣйствующiе.
   Мы совѣтуемъ г. Костомарову оставить этотъ несчастный, преданный поруганiю, храмъ, и не присоединяться къ невѣжественной сволочи, не писать о свѣтлыхъ личностяхъ Русской Исторiи, къ которымъ онъ не чувствуетъ симпатiи (насильно милъ не будешь!), а изобразить намъ не свѣтлыя личности -- смутнаго, а темныя личности нашего безпутнаго, въ литературномъ отношенiи, времени. Матерiала для него здѣсь больше, а обработка сподручнѣе, а благодарность за вѣрное изображенiе -- несомнѣнная.

М. Погодинъ.

   Iюля 16. Октября 28 1873.

__________

   Р. S. Г. Забѣлинъ, одинъ изъ немногихъ дѣльныхъ дѣятелей Русской Исторiи, въ прекрасной статьѣ, помѣщенной въ "Русскомъ Архивѣ" 1872 г. No. 2, 3, 4, разобралъ основательно всѣ навѣты г. Костомарова противъ Пожарскаго и Минина, но увлекаемый предубѣжденiемъ, обвинилъ въ смутномъ времени тогдашнее боярство (о чемъ я поговорю еще когда нибудь, если успѣю). Г. Костомаровъ вотъ кàкъ опровергаетъ его мнѣiе.
   "Изъ ближайшаго разсмотрѣнiя событiй и обстоятельствъ той эпохи, о которой идетъ рѣчь, оказывается не то: напротивъ, смуту распространялъ тотъ самый сирота-народъ, который г. Забѣлинъ возводитъ въ идеалъ, а служилые только отчасти примыкали къ нему"{"Вѣстн.Евр." 1872. Сент. с. 16.}. "Черный народъ именно тотъ сирота-народъ, который г. Забѣлинъ выставляетъ противникомъ смутъ, производимыхъ будто бы служилымъ сословiемъ, былъ главнѣйшею стихiею тогдашней смуты. Онъ-то приставалъ къ Тушинскому вору, онъ наполнялъ его казацкiя шайки; именемъ обманщика волновались населенные этимъ народомъ посады и волости; этотъ же сирота-народъ давалъ подмогу и поддержку всѣмъ другимъ ворамъ той же эпохи".
   Ну, что, читатели, хорошо аттестованъ русскiй народъ въ славную эпоху 1612 года? Помнитъ ли авторъ чтó онъ пишетъ!
   Героевъ въ 1612 году не было: Скопинъ человѣкъ двусмысленный, Пожарскiй -- дюжинный, Мининъ -- взяточникъ, Сусанинъ -- миѳъ. Народъ "распространялъ смуту", "былъ главнѣйшею стихiей тогдашней смуты".
   Такъ кто же дѣйствовалъ? Кто прогналъ поляковъ? Кто спасъ Москву и отечество?
   Негодованiе переходитъ уже въ смѣхъ, когда видишь, до чего умнаго человѣка, талантливаго писателя, можетъ довести предвзятая идея!
   Къ написанному мною въ четырехъ статьяхъ о времени 1612 года я напомню теперь г. Костомарову одно мѣсто о народѣ въ опроверженiе его отвѣта г. Забѣлину: "Богъ же вложи мысль добрую во всѣхъ черныхъ людей, и начаша сбиратися по городомъ и по волостемъ: въ Юрьевцѣ въ Повольскомъ собрашася съ сотникомъ Ѳедоромъ Краснымъ, на Решѣ съ крестьяниномъ съ Гришкою съ Лапшею, на Балахнѣ съ Ивашкомъ съ Кувшинниковымъ, въ Городкѣ съ Ѳедькою Нагавицынымъ, на Холую Илейка Денгинъ, и совокупишася всѣ въ единомыслiе, поидоша въ Лухъ и въ Луху литовскихъ людей побиша", и проч.

М. П.

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru