Погодин Михаил Петрович
Следование черноморских матросов из Москвы в Архангельск

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

СЛЕДОВАНИЕ ЧЕРНОМОРСКИХ МАТРОСОВ ИЗ МОСКВЫ В АРХАНГЕЛЬСК.
И РУССКИЙ ОТКЛИК НА МОСКОВСКИЕ ПРАЗДНЕСТВА.

   

I.
Следование.

   Москва подала пример, и мирный поход Севастопольцев сделался триумфальным шествием. Все города наперерыв старались встретить их как можно торжественнее, угостить великолепнее. Отклик народа послышался в письмах со всех концов России. Знатные и не знатные, старые и молодые, мужчины и женщины, выразили одинаковые чувствования. Мы надеемся угодить нашим читателям, сообщая известия Губернских Ведомостей и письма действовавших лиц.
   Начинаем с письма г. Никулина, сообщённого И.Ф. Мамонтовым, о встрече матросов в Троицко-Сергиевском посаде.
   "3-го марта в субботу, в 11 часов, жители посада начали стекаться огромными толпами на Московскую дорогу, поджидая гостей-моряков, которых с особым удовольствием желали принять и угостить по мере средств своих. Не доходя до черты посада, моряки дружно начали строиться в порядок, с развёрнутым знаменем и музыкою вступили в посад; во главе их был капитан-лейтенант И.Н. Никонов, начальник 32-го флотского экипажа, которому была поднесена от градского общества хлеб-соль, и громкое Русское ура! приветствовало защитников Севастополя от Московского въезда до обители преподобного Сергия.
   Они вступили в Троицкий собор для поклонения Угоднику. Наместник Лавры с братиею совершил молебствие Живоначальной Троице и Преподобному Сергию при возглашении многолетия Государю Императору и всему Христолюбивому воинству; затем он благословил героев финифтяными образами, нарочно для сего случая приготовленными, с гробницы Преподобного Сергия. Моряки, принимая сей дар с особенною благодарностью, и как бы по особой воле надевали на себя, и украшали грудь свою новым непобедимым щитом-защитником, Преподобным Сергием. По окончании раздачи наместник предложил гг. офицерам и матросам обед, приготовленный в трапезной церкви. Кончивши обед, моряки были размещены по квартирам жителей, изъявивших желание иметь по несколько человек в своём доме; а гг. офицеры поместились в монастырской гостинице, где сделано было распоряжение о трёхдневном их спокойствии и об удовлетворении их всем нужным и необходимым.
   В воскресенье, в неделю Православия, соборный колокол возвестил начало литургии, и моряки дружною толпою начали стекаться в Троицкий собор, который наполнился почти весь героями Синопа, защитниками Севастополя, отстаивавшими грудью колыбель веры, начало православия. Божественную литургию совершал наместник Лавры, архимандрит Антоний.
   По совершении молебствия гг. офицеры и матросы были приглашены наместником Лавры в трапезу, где были приготовлены столы, за которыми моряки начали предложенный обед по благословению наместника. Чрез десять человек матросов сидел иеромонах и иеродиакон, пищу же им подавали рясофорные монахи. Перед началом обеда было предложено каждому по чарке водки, и отдано каждому в руки по двадцати пяти копеек и по просфоре. Стол же состоял из хороших рыбных кушаньев, пива и мёду; по окончании обеда моряки принесли молитву и, принявши благословение от отца наместника, отправились толпами в Скит и Вифанию для поклонения святыне гроба Преподобного Сергия, принявшего их в Святую обитель.
   На вечер гг. офицеры были приглашены г. смотрителем посада Рек, в котором приняли участие гг. Дмитровский лесничий, Грейлих и аптекарь Иверсен.
   В понедельник моряки были у утренней и обедни, -- рассматривали достопримечательности Лавры: ризницу, соборы, архиерейские покои, живописную и даже некоторые ещё раз посетили Скит и Вифанию. Жители посада этот день угощали моряков по домам, где им отведены были квартиры. Общество, собравши до 264 рублей, предложило для раздачи нижним чинам.
   Во вторник утром в 9 часов гг. офицеры и матросы, приложась к мощам Преподобного Сергия и отблагодаривши радушно отца наместника, начали собираться в путь, на который от Дмитровского акцизно-откупного комиссионерства было предложено по чарке водки и калачу. Крестьяне Дмитровского уезда 1-го стана с большим удовольствием изъявили готовность безвозмездно вместо марша вести весь 32-й экипаж до черты Владимирской губернии на подводах.
   Большое было стечение жителей посада и крестьян соседних деревень, желавших отдать последний поклон героям Севастополя; моряки же, усевшись на подводах, с криком ура! тронулись по дороге к Переславлю".
   Экипаж состоял из 16 человек гг. офицеров и 390 человек нижних чинов.
   

Вступление в Ярославскую губернию

   В 12-м часу утра, когда экипаж показался в виду Петровска, граждане и жители окрестных селений толпами бросились к нему навстречу и приветствовали храбрых воинов громогласным ура! При вступлении экипажа в город, голова, с прочими должностными лицами, и прибывшим из Ростова содержателем винного откупа, почётным гражданином Первушиным, поднёс командующему экипажем хлеб и соль, после чего экипаж церемониальным маршем подошёл к соборной церкви, и был встречен здесь духовенством со св. иконами, причём отпеть молебен c возглашением многолетия Государю Императору и Августейшему Дому. Протоиерей собора окропил воинов св. водою и приветствовал их приличною речью. Потом Первушин от своего лица и от имени Московского почётного гражданина Мамонтова пригласил гг. офицеров к обеденному столу, за которым предложены были тосты за здоровье и долгоденствие Государя Императора, Государынь Императриц, Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Николаевича, весь Августейший Дом, в честь морских офицеров, за Черноморский флот, за всё Христолюбивое воинство, в память убиенных адмиралов: Корнилова, Нахимова и Истомина, за нижних чинов 32-го экипажа, за Московского почётного гражданина Кокорева, и за всех посетителей пиршества. Нижние чины тоже угощены были от Первушина, в постоялых домах, сытным обедом с порциею вина; кроме того на каждого человека дано по бутылке пива. После этого угощения нижние чины приняты были обывателями Петровска в свои семейства и имели у них вечером ужин, а на другой день завтрак. При выступлении экипажа в дальнейший путь, местное дворянство, для сбережения здоровья нижних чинов, как не привыкших к сухопутному походу, безвозмездно поставило из своих имений на три следующие станции по 165 подвод.
   12-го марта в 10 1/2 часов пополуночи 32-й флотский экипаж прибыл в Ростов. Ещё за два часа до прибытия моряков, у Московской заставы стояли граждане и всё городское начальство в нетерпеливом ожидании. Здесь дорогие гости встречены с хлебом-солью, а в самом городе от соборного духовенства с животворящим крестом и св. водою, причём в соборе после молебна протоиерей роздал им по финифтяному образу Ростовских чудотворцев. По выходе из собора нижние чины экипажа угощаемы были водкою и булками на площади от купечества, а потом в квартирах ожидало их новое радушие и гостеприимство от домохозяев во всё время пребывания экипажа в городе. Между тем городской голова, почётный гражданин Морокуев, пригласил офицеров экипажа к себе в дом на обед, причём в собеседовании дворян и купечества пили здоровье Государя Императора, всего Августейшего Дома, Его Императорского Высочества Генерал-Адмирала Великого Князя Константина Николаевича, офицеров и нижних чинов экипажа, и начальника Ярославской губернии. Все тосты сопровождались музыкой экипажа и громким ура, которое долго не прекращалось и после обеда. На другой день городской голова пригласил офицеров на обеденный стол от имени общества, где с общим восторгом повторены прежние тосты. Между тем, нижним чинам во время стоянки их в городе предложена была от домохозяев баня: бельё им вымыли, а 14 числа в 9 часов утра Ростовский 3-й гильдии купец Захар Киселев, и Ярославский 3-й гильдии купец Николай Киселёв угощали моряков в гостиницах чаем; после того почётный гражданин Дмитрий Плешанов собственноручно роздал всем нижним чинам по 50 коп. сер. и по булке, почётный гражданин Хлебников подарил тоже по булке, а городской голова по 5 руб. в роту на вино. В дальнейший путь отправился экипаж на приготовленных от дворянства подводах, и прибыл в тот же день для ночлега в село Семибраты, принадлежащее княгине Чернышевой. Здесь моряки встречены были местным священником с крестом, и, по окроплении святою водою, приветствованы Семибратовскими и окрестными жителями с криком ура! Вслед за тем почётный гражданин Первушин с купцом Тюневым пригласил морских офицеров к обеденному столу, в продолжение которого предложены были патриотические тосты; нижним же чинам дано между тем по порции вина, а вотчинный княгини Чернышевой бурмистр и его односельцы по-родному приняли их в дома свои для угощения обедом, ужином и завтраком. 15-го числа в 7-м часу утра дорогие для Русского сердца посетители, разместясь на обывательских подводах, отправились далее к Ярославлю.
   Между тем здесь пронесся слух, что флотский экипаж 15 марта будет иметь дневку в селе Карабихе, на последнем переходе пред Ярославлем. Но городу в порыве братских чувств не терпелось; поскорее увидеть предмет своих ожиданий, выиграть золотое время и продлить кратковременный срок беседы с дорогими гостями -- было общее желание граждан, потому утром того же дня отправили в Карабиху пять ухарских троек для гг. штаб и обер-офицеров, с просьбою поспешить в город, а губернский предводитель Ярославского дворянства П.А. Бем, озабоченный Русским хлебосольством и походными удобствами путешественников, послал им туда из ближнего своего имения завтрак. Прибывшие тройки были во всей роскоши Русского вкуса, лошади в каждых санях -- одной масти, убраны лентами, сани выстланы коврами, ямщики молодец к молодцу, в праздничных кафтанах, шапки с украшением из разноцветных лент; это добровольная и бесплатная постановка от содержателей постоялых дворов в Ярославле. Для нижних чинов выставлены были тоже свежие подводы.
   К половине 12-го часа пополуночи площадь пред святыми воротами Спасского монастыря, шоссейная дамба и Московская застава покрылись несметным множеством народа, ожидавшего прибытия Черноморцев. Чрезвычайному многолюдству способствовала, кроме необычайности настоящего случая, и бывшая тогда в городе годовая ярмарка. Около полудня прибыл к заставе и флотский экипаж, встречен здесь частным приставом с двумя конными жандармами, и потом, в сопровождении их, не выходя из повозок, следовал до дамбы. В это время толпившийся на пути следования Черноморцев народ пришёл в восторг, приветствовал их громкими кликами, кланялся, бросал вверх шапками, махал платками. Моряки отвечали улыбкой и поклонами. Из казарм 3-го учебного Стрелкового полка неранжированный батальон выведен был к дороге и построился повзводно для приветствования славных воинов. Они, в свою очередь, обласкали товарищески юное поколение полка, имевшего также честь отличиться в бою с общим для них врагом в минувшую кампанию.
   У начала дамбы поезд остановился, штаб и обер-офицеры и нижние чины экипажа сошли с саней и построились в отделения, музыка заиграла, и экипаж, в походной амуниции, с распущенным знаменем, стройно двинулся вперёд по дамбе, между густых куртин народа и в виду бесчисленных зрителей, расположившихся во всю длину Которостной набережной.
   Между тем при всех градских церквах происходил торжественный колокольный звон; из кафедрального собора и ближайших к нему церквей следовал крестный ход с чудотворными иконами и хоругвями к Спасскому монастырю; в крестовой церкви архиерейского дома собрались члены консистории, градские благочинные и от каждого благочиния по шести священников с диаконами и клиром, для торжественного молебствия. Приближившись к монастырю, крестный ход остановился у святых ворот. Вслед за тем, в сопутствии преосвященного архиепископа Нила, совершен крестный ход к тому же месту из архиерейской домовой церкви, с св. образами Богоматери и Ярославских чудотворцев. По прибытии туда архипастыря, святые иконы и кресты обращены ликами к площади, чрез которую должны были проходить Черноморцы, а духовенство образовало полукруг, в центре которого стал преосвященный. В то же время с северо-западной площади открылось церемониальное шествие ремесленных цехов, по два человека в ряд, в двенадцати отделениях, каждое со своим значком; впереди шёл ремесленный голова с жезлом. Подойдя к монастырским воротам, цехи разделились на две половины и заняли места позади духовенства; тут же находились городской голова с прочими должностными лицами и почётнейшие члены общества -- в мундирах. Площадь не могла вместить всех любопытных; все окна зданий, к ней обращённые, были заняты зрителями, народ теснился на церковных оградах, на крышах домов и других возвышениях.
   Когда экипаж пошёл к Которостному мосту, встретили его, верхом, командир Ярославского внутреннего гарнизонного батальона, полицеймейстер и адъютант штаб-офицера корпуса жандармов, и сопровождали до места встречи духовенством. Здесь Черноморцы остановились и построились в колонну, став на молитву. При глубокой, благоговейной тишине, воцарившейся на площади, архиерейский хор запел: "Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое"... потом: "Вознесыйся на крест волею"... наконец: "Предстательство христиан непостыдное, ходатайство ко Творцу непреложное"... Пение сих возвышенных песней нашей святой церкви, всегда действующее глубоко на дух Русского человека, в настоящем случае произвело на слушателей потрясающее действие и преклонило всех, до кого доходили священные звуки, к умиленной молитве. -- За сим архипастырь произнёс к морякам речь, исполненную задушевной теплоты и силы:
   

"Христоименитые защитники Севастополя!

   Верное Богу и Царю Российское воинство всегда являло примеры высоких доблестей, всегда увенчивалось славою и честью на полях битв.
   Но и для героев есть мера славы; не всяк подвизающийся приемлет венец, и не все ревнующие о славе вводятся во храм бессмертныя славы. Буди верен даже до смерти, и дам ти венец живота (Апок. 2, 10), вот условие почестей вышняго звания Божия (Фил. 3, 14). Где же искать сих верных даже до смерти, как не в сонме храбрых защитников Севастополя? Ибо не они ли понесли всю тягость лютого обстояния, представляя себе, яко добрые воины Христовы, с неодолимым терпением в бедствии и нуждах, в тесноте и ранах, в труде и бдениях (2 Кор. 6, 4)? Не они ли паче всех вправе сказать о себе: Бог ны яви яко насмертники, зане позор быхом миру и Ангелом и человеком (1 Кор. 4. 9); умерщвляемы есмы весь день: вменихомся якоже овцы заколения. Но во всех сих препобеждаем за возлюбльшего ны (Рим. 8, 36).
   Истину слов сих история давно начертала на скрижалях своих. Тем неизгладимее печатлеются в благодарной памяти сынов России славные имена Черноморских защитников Севастополя.
   Престольный град уже явил вам силу священного сего чувства, и оно не престанет услаждать горечь скорби вашей о падших вождях и братьях.
   Примите же, доблестные витязи, и от нашего града приветственный глагол уст и сердца. С радостью сретаем вас, как героев моря и суши, как представителей на земле воинства небесного, споборствующего Царю и царству православному, облеченного в виссон бел и чист (Апок. 19, 14). Этот виссон и вы стяжали, пришедши от скорби великия, исправши и убеливши ризы своя в крови (Апок. 7, 14).
   И так паки реку: с веселием сретаем мы вас, и с умилением приемлем в объятия любви и благодарности, благословляем путь шествия вашего, молимся и не престанем молиться, да будете выну благословенны: Господь да сохранит вас от всякого зла, сохранит души ваши Господь, Господь сохранит вхождение ваше отныне и до века. (Пс. 120, 7-8)".
   Вслед за тем протодиакон сказал общую эктению, а потом возгласил многолетие Государю Императору, всему Августейшему Дому и православному победоносному воинству. При пении многолетия чины подходили к св. кресту и были окроплены св. водою, а потом архипастырь, предшествуемый певчими и почётным духовенством, обошёл и ряды воинские, также с крестом и св. водою. В заключение священнодействия, преосвященный благословил каждого из морских офицеров финифтяным образом Ярославских чудотворцев, а городской голова с цехами поднёс командующему экипажем хлеб и соль.
   После этого преосвященный с монастырскими иконами возвратился в домовую церковь, а соборные и приходские с хоругвями, при всеградском колокольном звоне, несены были к кафедральному собору. За крестным ходом последовал и экипаж, в прежнем порядке, на Ильинскую площадь, в сопутствии военных и полицейских чинов, должностных и почётных лиц городского общества, цехов и народа, бывших при прежней встрече экипажа. В это время особо-откомандированный полицейский чиновник провёл повозки морских офицеров в дом коммерции советника Пастухова, прислуга которого указала офицерским людям приготовленные для каждого комнаты.
   На Ильинской площади, среди бесчисленного народа, экипаж построился развёрнутым фронтом. Тотчас после того приехал сюда верхом военный губернатор города Ярославля и Ярославский гражданский губернатор, свиты Его Величества генерал-майор, Алексей Петрович Бутурлин. Командующий экипажем капитан-лейтенант Никонов встретил его превосходительство и представил рапорт о состоянии экипажа. Приняв рапорт, генерал обнял и поцеловал капитана, потом подъехал к фронту и воскликнул: "Здравствуйте, молодцы! Здравствуйте, удальцы! Здравствуйте, храбрецы!" После ответного приветствия моряков, его в последующей речи высказал он своё и всей Ярославской губернии удивление к подвигам Черноморцев, задушевные мысли и чувства, кипевшие в нас о них в продолжение всей войны, и молитвы за них св. церкви и народа. В заключение генерал воскликнул: "Вам честь и бессмертная слава. Ура!"
   При последних словах народ подхватил в один голос: ура! Тот же клик раздался и в рядах экипажа, повторенный ещё несколько раз народом. Вслед за тем экипаж прошёл мимо г. губернатора при звуках музыки, справа по отделениям.
   Много на нашей памяти происходило здесь торжественных церемоний, сопровождавшихся сильными ощущениями в зрителях; но все они, величественные в своём роде, в особом значении, далеко уступают тому, что видел и чувствовал на площади св. пророка Илии житель Ярославля в настоящие минуты, стоя лицом к лицу с 32-м флотским экипажем, увенчанным Синопскими лаврами, совершившим сверхъестественные подвиги при беспримерной обороне Севастополя, жившим почти год в царстве смерти, и сохранённым в живых, волею Провидения, ради молитв святой церкви, на радость России, для будущей славы Русского флота. Для полного выражения чувствований подобного рода, -- народных, а не своеличных, вековых, а не ежедневных, волновавших до дна глубокое сердце России только в эпохи славного спасения её самобытности, при встрече Куликовских витязей, Полтавских героев, сподвижников Пожарского и Кутузова, и бессмертных защитников Севастополя, -- слово недостаточно. Вот и ныне свою радость, свой восторг, свою благодарность при виде Черноморцев народ выражал как-то безотчётно, действиями, движениями, звуками, а не словами.
   После вышеописанного церемониала знамя отнесено было с воинскими почестями в квартиру командира. Потом все нижние чины экипажа разделились на четыре части, и подведены были к приготовленному на той же площади столу с вином и булками, пожертвованными содержателем винного откупа, почётным гражданином Мамонтовым. Военный губернатор, первый взяв чарку, провозгласил: "3а здоровье Государя Императора!". Моряки и народ дружно подхватили: ура! Музыка заиграла народную молитву: "Боже, Царя храни!" Генерал, осушив первую чарку, налил другую и воскликнул: "За здоровье Его Императорского Высочества Генерал-Адмирала!" Черноморцы вновь огласили площадь восторженным кликом ура, при этом дорогом их сердцу имени. Наконец военный губернатор с живым удовольствием почтил и экипаж заздравным тостом.
   Затем все нижние чины выпили по чарке водки и получили по булке, а купцы братья Вахрамеевы предложили каждому по фунту курительного табаку.
   После этого угощения оставалось разместить экипаж по квартирам. Полицеймейстер пригласил штаб и обер-офицеров в дом коммерции советника Пастухова, для чего поданы им были особо приготовленные лошади. Хозяин дома с почтением встретил дорогих гостей у подъезда и ввёл в общую залу, где ожидали уже их накрытый стол и полное удобство во всех отношениях. Вообще, во всё время пребывания офицеров в Ярославле, гостеприимный хозяин этого дома старался предупреждать малейшие их желания. Во все четыре дня и по ночам у подъезда безотходно стояли лучшие биржевые извозчики, которые, по взаимному соглашению между собою, предложили себя офицерам в услужение бесплатно.
   Что касается до размещения нижних чинов, то забота начальства в этом отношении совершенно предупреждена гражданами: на площади купцы да купеческие приказчики подлетели к ним с биржевыми извозчиками, и расхватили весь экипаж в две минуты; один взял себе человек 50, другой 20, третий 10, смотря по состоянию, и усадили в биржевых санях по-двое да по-трое, сами усевшись рядом с ними, или став на запятках. В домах ожидало моряков родственное радушие и полное довольство, лучшие комнаты, сытный и роскошный стол, водка и чай, прислуга, мягкие постели и неограниченное приволье. Многие, многие почли бы за особенное счастье иметь у себя хоть по одному такому гостю, но все моряки были уже разобраны.
   К пяти часам пополудни морские штаб и обер-офицеры приглашены были на обед, за которым находились также высшие чиновники, все находящиеся в городе раненые штаб и обер-офицеры других войск и иные почётнейшие лица. Обед был оживлён радушием хозяина и общею весёлостью, к которой настроило присутствие собеседников -- Черноморцев. К концу обеда военный губернатор, высоко подняв искромётный бокал, торжественно возгласил: "За здоровье Государя Императора!" Ура торжественно раздалось в зале. Другой тост провозглашён был в честь Государынь Императриц и всей Императорской фамилии, -- третий за здоровье Его Императорского Высочества Генерал-Адмирала. Все эти тосты сопровождались громким и продолжительным ура. Тут генерал, обратясь к морским офицерам, произнёс:
   "С восторженным чувством благоговения, невыразимой признательности и великого уважения обращаюсь к вам, Русские герои!
   Да вознесётся заздравный кубок от лица верных Царю всех сословий Ярославской губернии в честь незабвенных и изумивших всю вселенную защитников Русской земли, украсивших себя венцом бессмертной славы в неслыханно-блестящих подвигах за Веру, честь Престола Царского и любезного Отечества нашего!
   Да здравствуют храбрые воины, достойные милостей Великого нашего Государя и вечной благодарности России! -- Ура!"
   Моряки приняли этот тост со скромным чувством благодарности, a прочие гости с восторгом и громким ура.
   16-го числа, в зале Сиротского Дома, служащей, так сказать, храмом для всех достопримечательных событий в скромной жизни губернского города, морских штаб и обер-офицеров угощало обедом дворянство. Здесь присутствовали также находящиеся в городе раненые в последнюю войну штаб-- и обер-офицеры. Они, как представители славного Русского воинства, с самоотвержением бившегося противу четырёх соединённых народов, были одним из лучших украшений этого обеда.
   По средствам, какими может располагать губернский город, обед был самый роскошный; но истинною приправою его было радушие угощавших. В нём яснее всего высказался Русский человек, с задушевным своим добросердечием. Не с большей бы теплотою чувств тешил и нежил отец своего единственного сына, избавившегося от таких опасностей, какие ежеминутно, в продолжение нескольких месяцев, угрожали героям Севастополя, отстаивавшим с самоотвержением колыбель свою... Перед началом заздравных тостов, г. Николаевский произнёс стихи Ю.Н. Жадовской, сочинённые на настоящий случай:
   
   "Вам глубокий от нас и поклон, и почёт,
   Наша Русская хлеб-соль с приветом.
   Вы народа краса, Руси крепкий оплот,
   Ваша слава гремит перед светом.
   
   И встречаем мы здесь вас гостей дорогих,
   И гордимся присутствием вашим, -
   И чего не доскажет смиренный мой стих,
   Полным сердцем доскажется нашим.
   
   Мы молились за вас, были с вами душой,
   Как вы твёрдо пред смертью стояли,
   И не день, и не час, -- целый год роковой
   Вы в лицо ей бесстрашно взирали...
   
   Отдалённых потомков сыны затвердят
   Имена ваши, славные вечно;
   От конца до конца ваших подвигов ряд
   Пронесётся молвой бесконечной.
   
   Здесь же, каждый из нас, и теперь, и поздней,
   С восхищеньем и гордостью скажет:
   "Я их видел, героев, желанных гостей!"
   И где видел, то место покажет".
   
   Потом один из угощавших, г. Секованов, перед каждым из последующих тостов читал свои стихи:
   
   "Что за пир, за ликованье?
   Кто твой быт расшевелил,
   Ярославово созданье, -
   Русский город-старожил?
   Что так вместе всё столпилось, -
   Жёны, дети, стар и млад, -
   И весельем огласилось
   От лачуги до палат?
   Обновляются преданья
   Здесь заветной старины...
   После вражьего изгнанья
   Шли здесь Минина сыны,
   А теперь пришли другие,
   Севастополя бойцы,
   Разудалые лихие,
   Черноморцы-молодцы.
   
   Русь, голубка, чародейка,
   Царь, -- заветные слова!
   О, для вас им жизнь копейка,
   Пустяки всё, трын-трава!
   И давно ли мы молились,
   Чтоб спасла их благодать,
   Как они, с восторгом, бились,
   Щеголяли умирать!
   Те же мы, что встарь, и ныне,
   Та же льётся в жилах кровь,
   Та же чистая к святыне,
   К Родине, к Царю любовь...
   Все вы нам родные братья, -
   Вас зовём к себе на грудь,
   В распростёртые объятья,
   От тревог поотдохнуть.
   Лейте ж в чашу круговую
   Искромётного вина;
   За Царя семью драгую,
   Осушим её до дна!"
   
   При этом губернский предводитель дворянства провозгласил: "За здоровье Государя Императора и всей Августейшей Фамилии".
   Чтобы понять и оценить любовь и преданность каждого Русского к Царственному Дому, надобно быть участником подобных торжественных случаев. Восторг, выразившийся при возглашении здоровья Государя Императора в непрерывных возгласах ура, сменился на несколько минут благоговейным чувством при звуках музыки, исполнившей народный гимн "Боже, Царя храни", чтобы вслед за тем с вящею силою огласить многознаменательным ура залу.
   
   "В честь брата Царского бокал!
   Красой он был измлада,
   Вполне достойный Адмирал
   Российския армады.
   И наше к Вышнему моленье, -
   Да даст ему возможных благ,
   И да на славу, удивленье,
   Вновь расцветёт России флаг!"
   
   "За здоровье Его Императорского Высочества Генерал-Адмирала Константина Николаевича!" -- продолжал губернский предводитель. Этот тост принят был с равным предыдущему восторгом.
   
   "Вам, виновники пирушки,
   Вам привет и вам почёт!
   Опорожним полны кружки
   В честь бойцов Эвксинских вод.
   
   Память вечная - почившим
   Защищая край родной!
   Долгоденствие -- почтившим
   Наш радушный круг собой.
   
   Затем губернский предводитель, обратясь к Севастопольцам, сказал:
   "Приветствую вас от лица Ярославского дворянства, храбрые защитники Севастополя! Россия вами гордится за вашу доблесть. Примите ж и нашу благодарность, как из сердца России; вы истинные сыны её. Да будет мир павшим героям, положившим живот свой за Веру, Царя и Отечество; вам же слава и благоденствие! За здоровье славных защитников Севастополя.
   Едва только умолк восторг, вызванный этим тостом, как с новою силою отгрянул по провозглашении вслед за тем: "За здоровье всего Русского Флота!"
   
   "За здоровье купно с вами
   Здесь пирующих гостей,
   Состязавшихся с врагами!
   За здоровье их дружней!
   
   За честь родимыя Земли -
   Себя вы в жертву принесли. -
   Деянья ваши не умрут..."
   
   С тем же одушевлением приняты были предложенные после того тосты: за здоровье сподвижников славным защитникам Севастополя, и, особо, за здоровье Русского воинства.
   
   "Да цветёт же Русь святая!
   Дай Бог больше ей добра!..
   И воскликнем, допивая,
   Вместе с ней Царю: ура!"
   
   За этим следовал тост благоденствию России. В заключение питы были тосты за здоровье начальника губернии, губернского предводителя дворянства, дам, присутствовавших на хорах, и подвизавшихся в Крыму сестёр милосердия.
   Потом встали из-за стола, и все присутствующие, слившись в общий родственно-семейный круг, обступили явившихся тут песельников гарнизонного батальона, которые тешили общество до вечера. Говор каждого, для кого было славно прошедшее, смех, и между ними возобновлявшиеся беспрестанно возгласы, оглашали стены, где совершился пир, о котором долго, долго сохранится самое приятное воспоминание в участвовавших.
   Вечером того же дня артистами здешнего театра даны были в пользу нижних чинов 32-го Флотского экипажа живые картины и концерт, после которого хор артистов исполнил народный гимн: "Боже царя храни!" В спектакле этом присутствовали гг. офицеры экипажа, для которых оставлен был первый ряд кресел. Театр был полон. Из вырученной за спектакль суммы, пришлось на каждого из нижних чинов экипажа по 50 к. сереб., которые и розданы им по рукам.
   17-е число досталось преимущественно на долю купечества для публичного выражения своих чувств экипажу. В полдень нижним чинам дан был богатый обед в манеже 3-го учебного Стрелкового полка содержателем винного откупа, почетным гражданином Мамонтовым. Здесь присутствовали также морские офицеры и местные высшие чиновники военного и гражданского ведомства. Для них на средине манежа приготовлена была холодная закуска, во время которой играла музыка гарнизонного батальона, при соучастии хора певчих 5-го учебного Стрелкового полка. Радушный хозяин употребил с своей стороны все возможное, чтобы оживить это пиршество и угостить дорогих гостей достойным образом: прислугу набрали из лучших трактирных служителей, щеголевато одетых в красные рубашки; сервиз и кушанья на столе нижних чинов сделали бы честь и барскому столу; вина, пива и меду стояло море разливное. Сначала пиршество шло скромно и степенно. Но с учащенными тостами за здравие Государя Императора, Царственного Дома, Августейшего Генерал-Адмирала, Российского победоносного воинства и флота, один за другим возглашенными, оно постепенно оживлялось, говор гостей становился слышнее, чаши с вином заходили по столу бойче, ура гремело всё громче и громче. Наконец, начальник губернии, обратясь к нижним чинам, сказал: "Не оставляйте вина, осушим всю глубину товарищеской чаши в знак взаимной любви, в честь Царя, в честь нашей матушки -- России. Здоровье моряков, ура!" И пир пошел на весь мир, стеснительные узы внешних отношений распались, разнообразное общество представило одну семью, и Русский человек явился нараспашку; музыка, песни, пляска, взаимные объятия -- всё пришло в движение, в выражение общего веселья...
   После обеда и продолжительного ликованья, радушие общества к морякам выразилось в новом виде: почетный гражданин И.С. Соболев роздал нижним чинам по 50 к. сер. на каждого, помещик Трушинский пожертвовал 10000 сигар, а г. Колонтай несколько пудов курительного табаку и каждому по трубке с чубуком, на котором изображен морской якорь и сделана надпись: "32-му флотскому экипажу. Ярославль. 17 марта 1856 года".
   К вечеру был обед в честь морских офицеров в доме городского головы, от всего купечества, в кругу высших чиновников и почетных граждан, где, как и на всех прочих пирах, лилось вино и гремело ура в честь Государя Императора с Его Семейством, в честь Русской армии и флота, и в честь виновников пиршества.

*

   18 марта, все офицеры и нижние чины экипажа собрались в крестовой церкви архиерейского дома слушать божественную литургию и приложиться к мощам св. Благоверных Князей, Ярославских чудотворцев. То было их искреннее желание. Преосвященный архиепископ Нил, не знавший о благочестивом намерении Черноморцев, когда вошел в церковь, был глубоко тронут внезапным зрелищем. Слух о присутствии их в церкви привлек в монастырь необыкновенное стечение народа, и богослужение совершалось с особенным величием. Перед заамвонной молитвой архипастырь вышел с напрестольным крестом на место архиерейского облачения, и, подозвав моряков к себе, произнес к ним импровизованное слово хвалы и назидания, пользуясь праздничною того дня темою о Кресте. Слово это умилило Черноморских воинов, и они расплакались. После обедни преосвященный благословил их архипастырским благословением.
   Потом морские офицеры отправились, по приглашению, на обед к губернскому предводителю дворянства, на его дачу, в 15 верстах от Ярославля, куда приглашены были начальник губернии, раненые гг. штаб и обер-офицеры и некоторые из почетнейших лиц города.
   Пиршеством П.А. Бема закончился ряд общественных праздников в честь 32-го экипажа. Но этими праздниками и собраниями обозначилась только торжественная сторона радушия и уважения Ярославцев к Черноморцам, как существенная принадлежность цивилизации, между тем в то же самое время, в частном быту, в отдельных семействах и даже у людей низшего сословия, чувства эти во все четыре дня выражались с не меньшею силою и искренностью, только в простых, безыскусственных действиях. Офицеры, как скоро оказывался у них час свободного времени, ехали на утренний чай или закуску, или на вечер к какому-нибудь сановнику или купцу, увлекаемые непреодолимою силою просьб и убеждений. Идут ли нижние чины по улице, -- один встречный без этикета останавливает моряка, и целует серебряную медаль у него на груди, другой сажает одного или двоих на извозчика и катает по городу, третий попросту зовет матроса в трактир откушать чаю или выпить водки, целковые и гривенники посылались в руку моряка из кармана встречных на каждом шагу. А в домах, кроме угощения столом, питьями и лакомствами в семейном кругу, гостям дорогим приготовили некоторые домохозяева белья и наградили всех деньгами на дорогу, от 25 к. до 5 руб. сер. на человека. Но об этом никто и не подумал рассказывать, не только хвастаться своим доброхотством. Содержатель общественной бани предложил нижним чинам экипажа мыться в ней бесплатно каждый день от 2 до 9 часов пополудни; но из них едва ли был кто в ней, потому что каждый домохозяин, у кого квартировали моряки, поставил для себя за первую обязанность вымыть гостя у себя.
   В день выступления в поход весь экипаж вновь собрался на площадь. Здесь нижние чины получили от купца Дунаева по полуфунту курительного табаку, сели в сани и, сопровождаемые благословениями сроднившихся с ними жителей Ярославля, отправились в дальний путь. Полицеймейстер и бывшие при первой встрече чиновники сопровождали экипаж до Вологодской заставы.

*

   22-го марта в 11 часов пополуночи город Данилов был осчастливлен вступлением в него 32-го Флотского экипажа. С раннего утра граждане толпились, от мала до велика, у городской Ярославской заставы, горя нетерпением встретить желанных и дорогих гостей. Наконец, колокольный звон возвестил, что первые ряды героев показываются из-за леса, в двух верстах от упомянутой заставы, а гг. офицеры подъехали к городу на пяти тройках, посланных от Даниловского дворянства на станцию Пасынково. Сани в тройках были покрыты коврами, а лошади, сбруя и ямщики убраны лентами и бахромой. Из собора для встречи моряков вышло с хоругвями и иконами всё духовенство и остановилось в ожидании их недалеко от городской площади, а дворяне, приехавшие нарочно для этого случая из своих поместьев, уездные чиновники, Даниловское купечество и все граждане отправились к заставе. Моряки построились и, с распущенным знаменем, при звуках музыки, вступили в город. Тут командующему экипажем городской голова Коматовский, с членами Думы и Магистрата, поднес хлеб-соль, потом крестный ход начал шествие впереди моряков к площади и, наконец, остановился за приготовленным там столом, на котором поставлена была чаша с св. водою. Моряки окружили место священнодействия. Начался молебен. В заключение пропели многолетие Государю Императору с Августейшим Домом, знамя и моряки окроплены святою водою, и протоиерей приветствовал защитников отечества словом благодарности и благословения. По отшествии священной процессии с площади, оркестр музыки экипажа исполнил народный гимн: Боже, Царя храни.
   Нижние чины выпили потом по чарке вина, поднесенного содержателем Даниловского питейного откупа, почетным гражданином Самсоновым, и закусили калачом, которым попросил их городской голова Коматовский. Тут граждане сотнями подбежали к городничему с просьбой о назначении к каждому побольше нижних чинов экипажа на постой, и он отсчитал каждому просителю от 10 до 25-ти человек, смотря по удобствам домов и избегая тесные помещения. Но по неизбежной необходимости он оставил многих недовольными, которым, по случаю такого неудобства в их домах, не достало счастья принять к себе дорогих гостей. Объезжая через час все квартиры, отведенные морякам, городничий лично убедился в истинном радушии к ним жителей города: гостеприимство было по возможности полное, вина и пива у каждого домохозяина было поставлено для гостей столько, сколько душе их угодно, обеды и ужины состояли везде из щей с рыбою, пирогов с рыбою, холодной рыбы, жареной рыбы и каши пшенной или гречневой; кроме того, предлагался по три раза в день чай или, вернее сказать, сколько раз желали его постояльцы. Словом, везде без исключения сочувствие и восторг жителей Данилова к экипажу выражались изумительно. Между тем, как нижних чинов экипажа угощали и лелеяли в обывательских домах, морские штаб и обер-офицеры приглашены были в тот же день на обед в дом дворянства, и здесь возливались тосты за здравие и многолетие Государя Императора, Государынь Императриц, всего Августейшего Дома, Генерал-Адмирала, Черноморского флота и славных гостей, семейств раненных, и сирот, оставшихся после убитых воинов.
   В следующий день содержатель винного откупа вторично угощал матросов на городской площади чаркою вина и сайкою, а гг. офицеры съехались на обед к городскому голове. На третий день экипаж выступил благополучно по назначенному ему маршруту.

*

   24 марта граждане Любима узнали о следовании 32-го Флотского экипажа к Архангельску, через село Пречистое, и, в чувствах глубокого уважения к подвигам храбрых воинов, совершенным при защите Севастополя, сожалея, что эти храбрые воины не могут быть в Любиме, с душевным радушием изъявили желание отправить в село Пречистое депутацию для выражения своей благодарности экипажу. Вместе с тем поручено было посланным представить командующему экипажем 115 руб. сер. с просьбою, от имени Любимских купцов, раздать эти деньги нижним чинам поровну. Такое же радушие к морякам выражено и от всех сословий Любимского уезда. Дворянство, узнав о проходе экипажа уездом, изъявило готовность выставить безвозмездно до 300 обывательских подвод для препровождения его до Грязовецкого уезда, и, сверх того, вместе с чиновниками, пожертвовало деньгами на улучшение пищи нижних чинов и на угощение офицеров. На границе Любимского и Даниловского уездов, экипаж встречен 25 марта земским исправником, и отсюда на обывательских подводах следовал до села Пречистого. Здесь, при многочисленном стечении народа, встретили его уездный судья и местное духовенство с хоругвями и крестами. После молебна вотчинные начальники села поднесли командующему экипажем хлеб и соль, а государственный крестьянин деревни Ферезева, Иван Чагинов приветственные стихи своего сочинения. Другие стихи в честь экипажа поднес Любимский священник Петр Беляев. За тем нижние чины угощаемы были от содержателя винного откупа вином и обедом, а офицеры приглашены, по просьбе дворянства, уездным судьею на обед в его имение, сельцо Малачугово, за полторы версты от села Пречистого; здесь их принял и приветствовал уездный предводитель дворянства с избранными дворянами и чиновниками. За обедом провозглашены были тосты за здоровье Государя Императора и Его Августейшей Фамилии, Генерал-Адмирала и штаб и обер-офицеров 32-го флотского экипажа, сопровождаемые громким криком ура.
   На другой день офицеры имели обед собственно от лица уездного судьи Зограф. Нижние же чины во все пребывание свое в Любимском уезде получали от откупщика Пегова и управляющего откупом купца Герасимова винную порцию и по одному калачу на человека; кроме того, на пожертвованные дворянством деньги, им даны два обеда, два ужина и один завтрак, состоящие из белых рыбных щей, капусты с рыбой, крупичатых пирогов с рыбой и с гречневой крупой, и просовой каши с лучшим постным маслом. Был им и чай от дворянства. 27 марта, после завтрака, экипаж выступил из села Пречистого в дальнейший путь, в сопровождении исправника и непременного заседателя до границы Вологодской губернии.
   Так Россия принимает и чтит достославных защитников Севастополя!..
   С границ Вологодской губернии начальник Ярославской губернии получил от командующего 32-м флотским экипажем, капитан-лейтенанта Никонова, письмо и рапорт, в коих сказано, между прочим, следующее:
   ..."27-го числа сего месяца с вверенным мне экипажем выступил я из пределов Ярославской губернии. Донося о сем, считаю долгом довести до сведения вашего превосходительства, что при проходе по Ярославской губернии люди вверенного мне экипажа встречаемы были жителями с истинным радушием и теми патриотическими чувствами, которыми постоянно отличаются верные сыны Престола и отечества. Духовенство выходило на встречу экипажа с иконами и крестами, земские чиновники старались предупреждать и исполнять все требования, необходимые для успокоения людей; купечество и жители городов и селений разделяли безвозмездно хлеб и соль. Одним словом, проход вверенного мне экипажа по Ярославской губернии был нескончаемым праздником для гг. офицеров и нижних чинов 32-го флотского экипажа. Донося о сем, считаю святым долгом покорнейше просить ваше превосходительство отблагодарить дворянство, купечество и всех радушных жителей Ярославской губернии, от лица гг. офицеров и нижних чинов вверенного мне экипажа".

*

   

ВОЛОГДА

   День радостной встречи у нас Черноморцев был 31 марта. С утра этого дня жители обоего пола и всех возрастов спешили к Московской городской заставе, и многие, в нетерпеливом ожидании видеть дорогих гостей, далеко удалились за город. В час пополудни прибыли ожидаемые гости. Трогательна была их встреча; толпы народа, почтительно раздвигаясь пред доблестными воинами, приветствовали дружным ура! Многие, в сердечном упоении, кидали шапки на воздух, иные махали платками. У заставы города, Градский голова с членами городского общества, по Русскому обычаю, поднес хлеб-соль. С музыкою и песнями, при неумолкаемом ура! экипаж двинулся к Спасовсеградской церкви. Здесь, на обширной площади, ожидали их г. начальник губернии, дворянство, чины военные и гражданские, и представители городских цехов с своими значками. Здесь же, Преосвященный Феогност, Епископ Вологодский и Устюжский, вышел из Спасской церкви, в предшествии хоругвей, святых икон и духовенства, совершил благодарственное Господу Богу молебствие за благополучное прибытие экипажа в Вологду. По возглашении многолетия Государю Императору, Августейшей Его фамилии и Христолюбивому Русскому воинству, Преосвященный приветствовал начальника экипажа и окропил воинов св. водою. По окончании молебствия, начальник губернии поздравил воинов с благополучным прибытием, объявил им, что для него двойная радость поздравить их, по прежнему служению его лейтенантом в 32-м экипаже. Ответом на это приветствие было троекратное ура! По предложению управляющего откупом купца Пегова, нижние чины угощались водкою и булками, а гг. офицеры и многие чины гражданского управления приглашены были на обед к начальнику губернии. Во время обеда, после тоста за обожаемого Монарха, г. губернский прокурор, пред тостом за здоровье моряков, живою речью высказал сильные чувства, одушевляющие всех Русских, о славе России и участии в ней нашего флота в прошедшем, настоящем и светлых надеждах в будущем.
   Вспомним, сказал он в заключение, что Севастопольская бухта открыта Генералом Мекензи в 1783 году, а в 1787 красовался уже Севастополь, и на рейде был флот из 15 кораблей, которые три, четыре года спустя, разбили громадный турецкий флот! Что было, то и будет! Ура Русскому Флоту с его юным Генерал-Адмиралом!!!
   Ура! ура! ура!
   Прибавим к этому, что усердные Вологжане с полною охотою вызвались принять гостей в свои дома и продовольствовать их на свой счет пищею, во все время пребывания их в Вологде.
   Все чувства и заботы жителей Вологды устремлены в настоящее время к тому, чтобы выразить искреннюю, глубокую признательность храбрым защитникам чести Русской -- нашим дорогим гостям -- славным морякам Черноморцам!.. И это одушевляющее чувство, живое, жгучее, это истинно Русское чувство не в силах часто бывает передать, во всей полноте и силе, даже опытное перо писателя...
   Среди празднеств и разного рода собраний, среди всяких развлечений, коими начальник губернии, дворянство и купечество стараются угождать дорогим гостям, задумана и исполнена мысль: в честь квартирующих нижних чинов Черноморцев дать благородный спектакль.
   Осуществление этой мысли исполнилось в среду, 25 апреля. Благотворительная цель спектакля и дарования благородных артистов свидетельствовали, что минуты, проведенные в театре, будут приятнейшими минутами. И действительно. К назначенному времени театр был полон, и едва ли когда было здесь так весело, отрадно и привольно душе, как в этот вечер; куда ни взглянешь, видишь веселые лица, слышишь беззаботную речь...
   Спектакль открылся Живыми картинами, изображавшими Три поры из жизни матроса. Художественное исполнение этих картин было принято шумными восклицаниями, и, по единодушному требованию зрителей, каждая из картин повторилась по нескольку раз. -- Потом следовала пьеса Дедушка и внучек, драма-водевиль, переделанная с Французского П.А. Коровкиным. Несмотря на то, что эта пьеса была уже дана теми же благородными артистами в благотворительный спектакль -- 24 Февраля, мы просмотрели ее с новым наслаждением. Главный интерес в этой пьесе сосредотачивается в роли 80-летнего дедушки Филиппа Степановича Гринева, которую так увлекательно исполнил П.А.3... Его воспроизводительная, художественная натура облекла роль этого добродушного старичка в такую правдивую, а потому и прелестную, по своей правдивости, форму, что невольно зритель, забывая настоящее, переносится мыслию в то давноминувшее время, когда точь-в-точь так жили и действовали наши дедушки. -- Роли: внучки, 17-летней Маши, и внучка, 8-летнего Пети, были так мило и грациозно переданы г-жами: К.Ф.С. и Н.Н.Л., что лучшего исполнения этих ролей и быть не могло. Прочие персонажи в этой пьесе Д.И.С. и Ю.М.3., в особенности И.И.О., исполнили свои роли с знанием и редким уменьем, исключая, как нам казалось, роли Хамова, которая была несколько утрирована. -- Второю и последнею пьесою был водевиль под названием: Разбитая чашка. -- Благодаря прекрасной игре гг. П.А.З., Е.П. З-ой и А.М. С-ой, этот водевиль сошел тоже как нельзя лучше, и вызвал громкие аплодисменты, в особенности, когда одно из участвующих лиц, Е.П.З., с чувством прочла, в заключение, следующие стихи Ю.А. Волкова:
   
   Не представители искусства,
   Для вас актеры в этот час, --
   Нас согревающее чувство
   Известно каждому из вас:
   У нас есть гости дорогие,
   Есть издалека пришлецы,
   Нам братья милые, родные,
   Севастопольцы молодцы!
   Не в сильном слове громкой речи,
   Не в громе пушек мы могли
   Пересказать вам радость встречи
   Все, что в сердцах своих нашли.
   Мы, что имели, предложили,
   Наш беден мирный уголок,
   А потому вас попросили,
   Сюда забыться на часок.
   Уж как сумели, не взыщите,
   Желанья много, мало средств;
   А в заключение примите
   От всех нас искренний привет.
   
   Вообще этот спектакль доставил всем истинное удовольствие и новое доказательство живого участия нашей публики в патриотическом усердии.

П. Сорокин.

*

   Из Вологды в Архангельск В.А. Кокорев предложил перевезти матросов на свой счет водою, вместо длинного путешествия по северным пустыням, труднопроходимым в весеннее время.
   Его Императорскому Высочеству Генерал-Адмиралу угодно было принять с благоволением это предложение.

*

   ...За день до отплытия 32-го экипажа из Вологды, Пегов дал бал для гг. офицеров, на котором и я был по приглашению; на этом бале был начальник губернии с семейством и вся вологодская аристократия. -- За ужином, между прочими, был предложен от хозяина тост за здоровье В.А., принятый с одушевлением, за что я благодарил хозяина.
   Накануне отъезда был завтрак у председателя Казенной Палаты, а вечером бал у губернатора, на то и другое я был приглашен. На завтраке прокурор сказал речь на ту тему, что моряки плывут теперь по следам Великого Петра, путешествие которого было эрою образования русского военного флота, и очень может быть, что теперешнее их плавание, состоявшееся по усердию и радушию русского купца-патриота, есть предзнаменование усиления Русского купеческого флота. За сим начальник губернии предложил тост за здоровье нашего достойнейшего патриота В.А. Кокорева, -- это были его слова, подтвержденные общими чувствами, ибо и тост принят был с живым одушевлением, и громкое общее ура долго не умолкало. Я в немногих словах поблагодарил его превосходительство за этот лестный тост.

*

Письмо А.Н. Бойченко к И.Ф. Мамонтову

   26 апреля, в день ангела Василья Александровича, собрались ко мне, к обеду, все гг. офицеры 32-го экипажа, для чего они отказались от других приглашений. Я старался, чтобы обед был отличный, и не пожалел ничего сообразно местных средств. -- Не стану описывать мелочей, скажу главное -- первый тост предложил командующий экипажем Петр Иванович Никонов: Мм. гг. тост за здоровье В.А. Кокорева, далеко отсутствующего; но близкого нам по душе и чувствам -- за сим следовали восторженные клики и гром военной музыки экипажа -- скажу вам истинно, что душа моя была преисполнена сильных чувств в эту минуту, -- таких сладостных минут было немного в моей жизни; в эту минуту я увидел ту не поддельную любовь, высокое расположение, сочувствие и оценку патриотических русских чувств моего любезного благодетеля, какое питают к нему наши храбрые, бесценные моряки. В ответ на этот тост я сказал, экспромтом, краткую речь: "Мм. гг., позвольте выразить мою живейшую признательность за расположение и любовь к моему доверителю, за лестное внимание ко мне, выраженное особенно сегодня участием в моем обеде! За здоровье ваше, гг. офицеры 32-го экипажа!" Опять следовали клики, потом был тост, от меня же, за здоровье командира экипажа, достойнейшего П.И. Никонова. Он предложил тост за мое здоровье. Все целовались, беседа была живая, одушевленная, родная; это был холостой обед, где душа и чувства были нараспашку. Кроме гг. офицеров были на нем немногие из жителей Вологды, те только, на приглашение коих указали гг. офицеры. -- Музыка гремела потом по улице под нашими окнами до вечера.
   В знак благодарности Вологде, за радушный прием, офицеры думают устроить гондольное катанье по реке с дамами, при звуках своей военной музыки, так недавно еще гремевшей в стенах грозного Севастополя, а в настоящее время услаждающей мирную и радушную Вологду. Этим удовольствием, кажется, и закончится ряд торжеств, ибо во вторник, 1 мая, наша маленькая эскадра отплывает от теплой, по радушию, Вологды к северным льдам Архангельска; эти льды, конечно, поспешат растаять с прибытием Севастопольских героев, ибо без горячих чувств их нигде не встречают!..

29 апреля 1856 г. Вологда.

*

   Отплытие было в полдень после обедни и молебна, отслуженных архиереем в церкви Спаса Всемилостивого. По прибытии команды к месту отправления, губернатор осмотрел все суда внутри, и лично сказал мне, при пожатии руки, в присутствии всех, что он не знает, как бы полнее выразить мне свою благодарность за все сделанное: он нашел все удобным и хорошо устроенным, как лучше сделать было нельзя, и присовокупил, что считает долгом донести обо всем сделанном до сведения министра. Отплытие было эффектно, при звуках музыки, песнях, обоюдных криках ура, выстрелах, бесконечном махании зонтиками, платками, шляпами; густая толпа смешения черни и лучшего общества, которое украшали почти все вологодские дамы высшего круга, провожала по берегам далеко, до невозможности идти далее: быстрое течение уносило нас скоро от теплорадушной Вологды, которая в синеватом тумане еще долго виднелась, и наконец, скрывшись из вида, оставила в грустных сердцах моряков приятное о себе воспоминание.
   Из Вологды 32-й экипаж отплыл 3-го числа. Прибыли благополучно в Тотьму 7-го. Плавание продолжалось четверо суток. В дороге заболел только один матрос.
   Плавание было довольно медленно в озерах; на протяжении 70-ти верст мы плыли лугами и кустарником, потом вошли в быстрое течение и плыли по 100 верст в сутки, и чем дальше, тем все река течет быстрее, и ускоряет плавание, а 7-го числа мы при попутном ветре переплыли почти 135 верст в 14 часов. По пути жители деревень встречают доблестных моряков с иконами, хоругвями, хлебом-солью, предлагают угощение; местами мы приваливали, а местами проплывали для спешности, принимая на суда все предлагаемое, а на колокольнях трезвонят при проплытии доблестных героев. Нельзя не умиляться при виде этого русского радушия, искреннего, неподдельно-теплого. В Тотьме, нарочно сделанная пристань Михаилом Ивановичем (дядей В.А. Кокорева, ему под 70 лет) была украшена флагами, берег реки был унизан цветистой народной толпой. Моряков встретил монастырский архимандрит с духовенством, иконами и все чины города. На другой день Михаил Иванович угощал у себя в заводе обедом нижних чинов, водкою и пивом, для чего устроены были на лугу нарочно столы; для офицеров был в доме особый обеденный стол, и мы приятно провели у него весь день. 9-го был обед у головы и бал, данный чиновниками города. 10-го завтрак у управляющего откупом. Офицеры предполагали сделать катанье для дам на нашем маленьком судне с музыкою, -- но оно по дождливой погоде не состоялось. Бойченко.

11 Мая 1856 г. Тотьма.

*

   Отплыли отсюда 10-го вечером. До Архангельска проплывут не более десяти дней, а если будет попутный ветер, то и менее, не считая остановок в городах, по пути лежащих. Окончив возложенное на меня поручение, я передал контракт, с поставщиком заключенный, по надписи г. Никонову. С подрядчиком совершенно рассчитался в Тотьме и, проведя здесь несколько дней с моими знакомыми, буду иметь честь явиться к вам в С. Петербурге. Деньги я получил, а также и книжки, которые и передал гг. офицерам, при задушевном от вас поклоне. Они просили засвидетельствовать вам душевное их уважение, и благодарить за все, сделанное для них, о чем и г. Никонов хотел писать к вам особо, и, вероятно, пишет в особом письме, которое следует с этой же почтой.

11 мая, 1856 г. Тотьма.

*

Письмо г. Никонова к В. А. Кокореву

   Как истинный патриот и ревнитель всего прекрасного и благородного, стремящийся к пользам России, нашего любезного отечества, вы изъявили Его Императорскому Высочеству желание ваше отправить 32-й флотский экипаж водою из Вологды в Архангельск. В настоящее время желание ваше осуществилось на деле: мы отплыли из Вологды 3-го мая на четырех барках и одной тихвинке, и теперь находимся в г. Тотьме. Путешествие наше покойно и сопряжено с такими удобствами, каких трудно было прежде и ожидать, смотря на эти чуть-чуть не допотопной конструкции барки. Люди размещены просторно и живут как в казармах, а гг. офицеры имеют прекрасные и удобные каюты; все довольны, все в восторге от такого путешествия; не знаю, как бы мы дошли сухим путем до Архангельска при теперешнем разливе рек?
   Позвольте же, м. г., выразить вам мою, гг. офицеров и всех нижних чинов 32-го экипажа душевную благодарность за всё, что сделали вы для нас: переезд 32-го экипажа водою из Вологды в Архангельск останется навсегда памятен в сердцах признательных Черноморцев!
   Сообщая вам о сем, считаю святым долгом просить вас поблагодарить от лица всех гг. офицеров вашего поверенного Александра Никитича Бойченко, который расторопностью и неутомимым усердием во многом ускорил отправлением вверенного мне экипажа: дай Бог, чтобы на святой Руси было поболее таких дельных и смышлёных людей.

1856 года. Мая 9 дня.

*

   Черноморцы прибыли благополучно в Устюг 18-го числа, проплыв слишком 300 верст в двое суток; о встрече и проч. еще ничего не известно.

*

   Без сомнения, 26 мая сохранится в летописях Архангельска. В этот день мы, жители севера, были осчастливлены прибытием доблестных защитников отечества, -- 32-го экипажа Черноморского Флота, -- явившихся к нам с далеких от нас пределов юга. Долго Архангельск горел нетерпением встретить желанных гостей, долго готовился воздать им должный привет радушным приемом. Так, еще до прибытия Черноморцев, у нас с восторгом были приняты все меры к их встрече и радушному приему. В 10 часов утра разнеслась по городу радостная молва о прибытии экипажа на судах московского купца, коммерции советника В.А. Кокорева, взявшегося доставить его на свой счет из Вологды в Архангельск. Чье сердце не забилось призывами любви и признательности к доблестным воинам отчизны, покрывшим себя бессмертною славою за незабвенную оборону Севастополя! Тот же патриотизм, те же чувства восторга и признательности, которые встречали Черноморские герои на всем пространстве от Крыма до Архангельска, в той же силе отразились и у нас на севере.
   

РУССКИЙ ОТКЛИК на МОСКОВСКИЕ ПРАЗДНЕСТВА

Письма к В.А. Кокореву [1]

Из Петербурга

   Только что прочитал ваши застольные речи 23 и 26 Февраля к доблестным черноморским морякам и, под влиянием прекрасного вашего слова, сказал вам от русского сердца русское спасибо! Прошу вас покорнейше прислать мне 3 экземпляра оных речей, а приложенные здесь сто рублей доставить по принадлежности от неизвестного в пользу матросов, раненых при защите Севастополя. -- Дай Бог, чтоб общее благоденствие, истекающее из правильного развития производительных сил нашего отечества и вами предрекаемое, вскоре наступило! Не то -- да здравствует русское горе!

Душевно преданный вам
Князь Григорий Волхонской.

   С.П. 1 марта 1856 года.

*

Из Сергача

   Читая 25-й No Московских Ведомостей о торжественной встрече прабабушкою нашею Москвою черноморских богатырей, нет моего терпения, чтобы не выразить своих чувств.
   Припоминая бывалое, прошедшее, и сравнивая настоящее, к высокой благодарности отечества, слёзы рекою полились из последнего моего глаза, оставшегося от польской войны.
   Три раза переправлялся я за границы с навостренным штыком, и три раза возвращался с притупленным о кости врагов; пред нами падала вражеская твердыня, и низко кланялись грозные Балканы. - Но, вспоминая прошедшее с настоящим возвращением на родину, тогда было не то, кроме привета от родных родному и от знакомых знакомому. В настоящее время завидна доля! нет чужих: все родные, и все совокуплено в одно.
   Благословляйте и не забывайте, наши ученики, благодеяний нашего Царя и общих щедрот отечества, -- воскрешайте наши угасающие силы: начали -- и окончите, как сыны одной матери Русской земли.
   Примите, милостивейший государь, от инвалида лепту за ваше особое внимание к Севастопольским героям, буду просить Бога, да наградит вас Творец Всевышний с десятерицею.
   С истинною признательностью, дышащий на ладан, собирающийся к последнему переходу.

Григорий В. Александров.

   Марта 15 дня 1856 г.
   Город Сергач, Нижегородской губернии.

*

   ...Без сомнения, нет ни одного читающего русского человека, который не откликнулся бы душою на горячий привет родной Москвы -- этого сердца земли Русской, -- оказанный ею нашим Севастопольским героям. Быть может, никогда еще она так кстати, так радушно и так блистательно не выражала публично своей признательности и сочувствия к доблестным подвигам храбрых сынов России. -- Зато каждый из нас с возрастающим и живым участием следил по газетам, как любовно и вместе роскошно угощала первопрестольная столица дорогих своих гостей. Сколько невольных слез умиления было выронено людьми самыми твердыми при чтении этого описания! Москва в приеме Севастопольцев явилась истинною представительницею нашего народного чувства, подобно тому, как всегда умеет быть непритворным выражением народной любви и преданности к обожаемому нами Царю. А вы, достойнейший В.А., явились в настоящем случае верным и живым ее органом! С этой замечательной минуты вы стали предметом общего, искреннего и беспристрастного уважения! Вашим высоким сочувствием к доблести храбрых Черноморцев, непоколебимое мужество которых, по истине, превосходит все, что содержит в себе военная история всех известных народов, -- вы как бы связали себя с их достославными подвигами.
   Простите же уединенному отшельнику, утруждающему вас, среди многоразличных и серьёзных ваших занятий, этим нескладным, но из глубины души и невольно высказавшимся выражением чувств признательности к вам, как главному виновнику этого дивного торжества народной признательности, которое оказала добродушная Москва дивным защитникам Севастополя! Но, может быть, я еще и сдержал бы порывы моей к вам благодарности и уважения, если бы я сам никогда не был моряком, если бы незабвенный Нахимов никогда не был моим сотоварищем и, скажу более, другом моим юности; если бы, наконец, значительная часть из старших моряков -- этих знаменитых героев -- не были некогда моими воспитанниками, -- я бы не решился обременить вас, благороднейший В.А., но теперь вы уважите и приветно примете мои чувства, высказанные от души!
   В глубине моего сердца молю Подателя всех благ продлить вам Его милости, и да пребудет Его святое благословение на вас и семействе вашем!
   Глубоко и неизменно вас почитающий и преданный вам
   Смиренный отшельник и брат по одинаким нашим чувствам к возлюбленной нашей родине [2].
   1856 г. марта 19-го. Приснопамятный день вступления победоносного Русского Царя и его воинства в Париж, даровавшего ему мир взамен разрушенной Москвы.

*

Из Чухломы

   Читал в газетах описание встречи Черноморских моряков, в Москве, душа и сердце в восторге! В эти минуты самая теплая слеза умиления катится прямо к Богу за того, кто устроил все бывшее в Москве в благодарную честь Черноморским гостям. Высокий, небывалый пример ваш благодарности морякам, бесподобнейший В.А., не одну Москву расшевелил, одушевя, поднял на ноги, но всех русских людей в отдаленных, темных уголках провинций заставил, взвесив, -- сочувствовать той признательности, которую вы так отлично устроили и блестяще исполнили, и которой честь и слава переживет не только нас, но и многих потомков. Все, все происходившее по этому случаю, не только удивляет, -- изумляет всех! Истинно изумляет! 1-е, тем, что по железной дороге катит экстренный поезд! 2-е, пассажиров этого поезда встречают в Москве с криком ура! и на 30 тройках везут их по Москве в лучшие гостиницы, в которых все уже готово для приезжих гостей с предупредительностью их требований. 3-е, у Серпуховских ворот встреча и благодарный поклон до земли! 4-е. Награда 20 семействам матросов! А затем: роскошные завтраки! великолепные обеды! праздники! гулянья! катанья! речи говоренные! знаменитое, отборное общество гостей-Москвичей! -- Всё, всё это вместе не только удивляет -- изумляет так, что и языка нет, и перо всякое слабо, чтоб выразить те чувства, которыми преисполнены души и сердца людей благодарных вам за все то, что вы творите! Все эти отличные ваши черты задели за живое чувство каждого из нас, а вас, -- поставили высоко! недосягаемо высоко! высоко пред всеми -- не в одной Москве, а везде. Я убежден, что такое событие со всеми прекрасными подробностями будет известно не только в России, но и во всей Европе. Достойно и праведно быть тому! Нам же остается с благодарною любовью молиться за вас по чувству глубокой признательности; греметь в трубы и литавры, звонить в колокола и бить тревогу не стуком барабанов, а стуком сердец!!! Если б я владел пером литератора, то написал бы много, написал бы, но увы! должен остаться при желании. Не прогневайтесь и за то, что, быть может, не по нраву что сказалось вам, писалось под диктовку сердца, и оно чисто Русское, а не Китайское; смею уверить, что сердце мягкое и влажное, как грецкая губка, -- одним словом, истинно вам преданного и благодарного.

П. Зыков.

   20 марта, 1856 г.
   Ново-Павловское.

*

Из Харькова

   Так как первоначальное предположение ваше встретить моряков представляло много затруднений, которые вы находили невозможным устранить, то я и думал, что это останется без исполнения, как вдруг получаю от доброго Матвея Алексеевича шесть экземпляров застольных речей ваших, а потом во всех газетах описание этого неслыханного праздника. Если в Москве встреча эта произвела восторг -- это не удивительно, потому что Москва всему была свидетелем, но вы не можете себе представить, какое удивительное впечатление произвело событие это на провинции, о чем сужу по Харькову и по письмам из других губерний. Куда ни зайдешь, везде слышишь оживленный разговор о встрече Севастопольцев, и благодарность вам, как виновнику праздника. Многие приезжали ко мне нарочно, чтоб прочитать ваши речи, и сказанная 26 Февраля всякий раз производила такое же чувство, какое, по выражению вашему, производят звуки русских песенок, в которых воспевается кручинушка. Ощущений, испытываемых при чтении этой сердечной речи, лучше объяснить не умею. Да, многоуважаемый В.А., вы сделались человеком, близким людям Русским, из коих огромное большинство вас никогда и не увидит, а потому недаром некоторые спрашивали у меня: не знаю ли я, где можно достать портрет ваш?..

А. Чепелкин.

   Харьков, марта 22 дня, 1856 г.

*

Из Торжка

   С сердечным умилением обращаемся к вам, сочувствуя вашим чувствованиям и высоконравственным мыслям, высказанным вами, при радушном вашем угощении доблестных моряков Черноморского Флота, славных героев-защитников Севастополя, облитого драгоценною русскою кровью, знаменитых Черноморских моряков воинов, спасших честь и славу нашего Отечества на суше.
   Дай Бог, чтобы мы, наши дети и всё потомство русского купечества, на веки, научились говорить, вашими словами, любили бы Царя Батюшку и благословенное наше отечество Россию вашею любовью.
   Вы, достойнейший представитель нашего сословия, высказали сокровенные чувства Русского купечества, которое обязано вам вечною благодарностью за высказанную преданность и верность к Царю и Отечеству, и за воспоминание при велико-торжественном событии о славных заслугах соотечественников наших, граждан: Минина и Сусанина.
   В лице древнего нашего города, мы, избранные купечеством, искренно просим вас, милостивый государь, принять истинную нашу благодарность от всех граждан г. Торжка, и уверение в неизменном к вам почтении нашем.
   От полноты душевных чувств, в простоте русского сердца, благодарим вас, достойнейший гражданин России, любезного нашего Отечества, и с глубочайшим почитанием имеем честь быть вашими, Милостивейший государь, покорнейшими слугами:

Градский голова г. Торжка Василий Половцев.
Бургомистр Василий Свешников.
Гласный Василий Козлов.
Попечитель больн. купец Ефрем Елизаров.
Почетный гражданин Новоторжский 2 гильдии купец Александр Петров Овчинников.
Почетный гражданин Новоторжский 2 гильдии купец Степан Никитин Уваров.
Почетный гражданин Новоторжский 2 гильдии купец Василий Григорьев Луковников.
Новоторжский 2 гильдии купец Александр Матвеев Цветков.
Новоторжский 3 гильдии купец Иван Васильев Козминых.
Новоторжский 3 гильдии купец Егор Сургучов.
Новоторжский 3 гильдии купец Андрей Петров Росляков.
29 марта 1856 г. г. Торжок.

   Его высокоблагородию, господину коммерции советнику, почетному гражданину, Василию Александровичу Кокореву.

*

Из Петербурга

   Зная, что превосходные, исполненные истинного русского духа и красноречия застольные речи ваши 23-го и 26 Февраля появились в печати, независимо от газет, и в отдельных оттисках, обращаюсь к вам с покорнейшею просьбою почтить Императорскую Публичную Библиотеку экземпляром их. Отечественному книгохранилищу слишком прискорбно было бы не иметь этих произведений, столько по справедливости всеми оцененных, отечественного чувства и слова.
   Публичная библиотека ныне обновилась во всем ее составе и устройстве. При этих улучшениях и число пользующихся ею против прежнего удесятерилось. Во мне давно уже живет желание показать ее вам, как горячему патриоту, которому дорого все, что имеет целью пользу и славу России...

Барон Корф.

   4 апреля.

*

   Состоящий при посольстве нашем в Вене, действительный статский советник Демидов распорядился о напечатании в немецких журналах произнесенной вами, милостивый государь, речи за обедом 26-го Февраля, данным в честь офицеров Черноморского Флота, -- и просит меня ныне от его имени доставить вам экземпляр No 72 газеты "Wiener Zeitung", в котором помещен этот перевод. Исполняя желание г. Демидова, имею честь и проч.

Граф Дмитрий Толстой.

*

   Произнесенная вами на обеде в честь Черноморских героев, бесподобная речь, служит таким верным выражением Русского чувства, что я долгом счёл дать сему красноречивому порыву самых благородных и высоких чувств гласность и в той части Европы, где Россия так мало понятна.
   Посылаю вам, милостивый государь, статью мою с переводом вашей речи, сожалея, что редакция сократила её.
   Хотя перевод мой и далек от подлинника, чему приписываю неподвижность Французского языка, составленного почти из готовых, как пряники, фраз, я тем не менее прошу вас принять труд мой, как знак особенного к вам уважения.

В. Л.

   С.-Петербург, 6 апреля, 1856 г.

*

Из Дмитрова

   Помещенные (в Москов. Ведом.) ваши две полные, ясные, красноречивые речи, произнесенные в честь офицеров Черноморского Флота -- для чести Русского народа, я имел величайшее удовольствие прочесть и списать себе для памяти. Они служат зеркалом чистого сердца, а в нем, как в чистом стекле, отражается ясно портрет души благородной, возвышенной, искренно-любящей -- вполне Русской.
   Вам не трудно было вместить в себя, в свое сердце, все сердца Русского народа, движимые благоговейными чувствами благодарности, вполне заслуженной защитниками Севастополя. За тяжкие труды, за самоотвержение, за душу и тело, -- лучшей награды на земле нельзя ожидать. За привет, радушие, хлеб-соль, испеченный на дне души, растворенный солью чистого, доброго сердца, и поданный с коленопреклонением и слезами живейшей благодарности, все это для морских героев было отрадно и приятно. Да! истинные герои Севастополя! вы сумели победить множество врагов, но и сумели нажить бесчисленное множество друзей!..
   Вами, В.А., остались как нельзя более довольны и благодарны морские офицеры, как дорогие гости; а вместе с ними и весь простой Русский люд: за сочувствие, благородные побуждения и стремления ко всему прекрасному, высокому...
   Я, как простолюдин, проникнутый до глубины души вашими живыми, одушевленными речами, согретыми теплым чувством искренней любви ко всему Русскому, родному, дорогому, и умеющий сознавать прекрасное одним только сердцем, им видеть, слышать, понимать, чувствовать, решаюсь по простоте своей, все, что чувствую, высказать со смелою откровенностью. В ваших речах, дышащих искренно любовию, ни одно слово не пало даром, а прильнуло, как прилипает искра, высеченная огнивом к труту -- от сердца прямо к сердцу. Примите ж от моего простого сердца -- мое полное, теплое, искреннее спасибо.

Михаил Петров.

   Дмитров (Моск. губ.)
   Апреля, 5 дня 1856 г.

*

К М.А. Богданову

   Приношу вам самую восторженную благодарность за скорую высылку застольных речей близкого нам человека. Василий Александрович много пожертвовал, чтобы обнаружить Русское спасибо морякам-удальцам; но речи его высказали, что эти щедрые пиры были только слабым выражением тех высоких мыслей, тех глубоких, теплых чувствований, которые одушевляли его при оценке подвигов Черноморцев. Он так поблагодарил их высокими сравнениями, что уже невозможно придумать ничего ни лучше, ни славнее. А сколько оригинальности в его слове, каждый чувствует, что он слышит такой рассказ, которого никто еще не говорил! А что за прелесть вторая его речь?
   Меня замучили просьбами о подарке этих речей; будьте добры -- пришлите побольше экземпляров: раздавать такие подарки чрезвычайно приятно. Один экземпляр отослал к Херсонскому губернскому предводителю -- бывшему командиру казачьего полка в знаменитую годину Московского горя; другой подарил Г. Гладкому, управляющему палатою Государственных Имуществ, разумному и честному потомку Запорожцев, а третий оставил у себя для ежедневных декламаций.
   Газеты завалены речами, прекрасными, сильными, назидательными, и все это золото мысли и народного сочувствия открыл Василий Александрович!
   Сейчас губернатор прислал мне сказать, что фельдъегерь от графа Никитина привез ему радостную весть о мире. Читаю: "Если Европа достигнет мира, то конечно от того, что обе стороны убедятся в бесполезности войны между равно храбрыми противниками, и в основании этого убеждения будет лежать, всё-таки, та минута, в которую вы решились умереть в Севастополе".
   Жалею, что я не моряк; теперь бы вышел я на улицу и встречным всем кричал: "Дорогу! Черноморец идет и мир несет!"

Щербаков.

   Екатеринославль
   20 марта 1856 года

*

К И.Ф. Мамонтову

   Вы сделали мне, многоуважаемый И.Ф., самый приятный для меня подарок, -- прислав две речи Василья Александровича, произнесенные им на бывших в Москве пирах в честь Севастопольских героев. От души благодарю вас. Для нас, мирных граждан, речи эти имеют ту еще особенную важность, что в них, как и во всех действиях В.А., возвышается голос нашей народности, давно у нас не слышимый, и заглушаемый, как заглушаются пчелы в своем улье трутнями. Да, -- где бы и в чем бы ни являлся Василий Александрович, везде от него веет Русью. Исполать ему! Мы должны гордиться им...

Н. Акатьев.

   16 Марта, 1856 г.
   Ставрополь.

*

К В.Ф. Тимму

   Нельзя читать без слез умиления вашего трогательного рассказа о встрече, сделанной морякам почетным гражданином Василием Александровичем Кокоревым. Нашлись, однако, люди, которые не уразумели всего величия души в земном поклоне достойного русского гражданина пред храбрыми защитниками отечества. Жалкие люди, они называюсь унижением то, что для них самих недосягаемо высоко! Оспаривая различные светские толки, возникшие по этому предмету, впервые пожалела, что не в состоянии заказать художнику картину, изображающую г. Кокорева, делающим земной поклон пред храбрыми матросами.
   Радуюсь однако, что, находясь при воспитании девиц, я могла заранее предостеречь эти чистые души от ложного стыда и от ложных светских мнений. Я прочла им ваш прекрасный рассказ, и научила заранее моих юных питомиц уважать имя почтенного гражданина В.А. Кокорева. Он послужил детям живым уроком благородного употребления денег, а в его земном поклоне дети оценили его благородное сердце и его возвышенную душу. Слушая чтение описанного вами празднества, дети плакали. Теперь обращаюсь к вам, и прошу вас мне указать, где могу я приобресть портрет г. Кокорева; кажется, вы с ним в коротких отношениях, и можете передать ему желание одной дамы иметь у себя его портрет.
   Мне бы приятнее было, чтоб этот портрет был им самим передан для доставления мне по адресу. Вероятно, В.А. Кокорев вам в этом не откажет, а вы, милостивый государь, исполнивши мое желание, доставите мне возможность хотя по портрету познакомиться с тем человеком, который, благотворя ближним, умеет смиряться до величия! И портрет В.А. Кокорева будет мне каждый день напоминать его поступок, который мне так нравится. Многое можно еще сказать, но я боюсь утомить вас слишком длинным и нескладным моим письмом.
   Рассчитывая на вашу любезность, буду ждать вашего ответа и с должным к вам уважением остаюсь, но прошу убедительно забыть мое имя, как скоро вы его прочтете.

N.N.

   15 марта 1856 г.

*

К М.П. Погодину

   Мне пришла мысль, чтобы для увековечения в Москве навсегда памяти посещения столь дорогих гостей, оставшихся от осады Севастополя храбрых моряков, возымевших желание посетить Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, -сделать на Сухаревой башне часы с боем, и написать на стенах внутри оной, где найдется для сего удобнее место, всех поименно, а нижних чинов с означением родины. На Сухаревой башне более потому прилично ознаменовать память Севастопольских моряков, что она до сего времени принадлежала Морскому ведомству, и отсюда поступали все пожертвованные вещи для раненых в Севастополе. Если вы эту мысль не отринете, то просил бы я вас предложить русскому патриоту господину Кокореву, или Московскому градскому главе. Наверное, кто-нибудь из них ваше предложение примет с удовольствием. Как мне известно, у братьев Бутеноп есть готовые большие часы, и они могли б продать с уступкою.

Константин Прохоров.

   26 Февраля, 1856 г.
   

ВСТРЕЧА В МОСКВЕ СЕВАСТОПОЛЬСКИХ МАТРОСОВ, НА ПУТИ ИХ СЛЕДОВАНИЯ В АРХАНГЕЛЬСК

(Первое намерение)

   Сборное место -- в Подольске. Из Подольска поход не отделениями, а вместе.
   Пред выступлением все люди получают по чарке вина, по сайке, по куску вареного мяса и по бутылке пива.
   Также и на половине дороги в Бирюлеве.
   Перед Москвою, на Поклонной горе, все люди должны находиться в 8 часов утра.
   Московские жители, мужчины и женщины, из дворянства, купечества и проч., встречают их с хлебом и солью, и сажают к себе на извозчиков, или, у кого есть, в свои экипажи, по одному в экипаж.
   Весь поезд, 1200 экипажей, в стройном порядке, отправляется в Москву, и останавливается у Спасских ворот, где прохожие гости встречаются священником со крестом.
   Потом они идут в Успенский собор, где служится панихида по убиенных и скончавшихся вследствие ран при обороне Севастополя. Провозглашается вечная память покойному Императору Николаю I, адмиралам: Лазареву, Корнилову, Нахимову, Истомину и проч.
   Наконец, многолетие царствующему Государю Александру Николаевичу, его Дому, христолюбивому воинству и православному народу.
   По окончании священнослужения матросы прикладываются к Святым мощам Московских Чудотворцев, и идут вместе с обывателями на Красную площадь, к памятнику Пожарского и Минина.
   Саешники от Лобного места, перенеся туда свои палатки, оделяют матросов сайками и кренделями. Сбитенщики и блинники угощают сбитнем и блинами, купечество красными рубашками, кушаками, полотенцами, платками.
   По окончании угощения обыватели Московские разбирают гостей между собою, и развозят по своим домам, по человеку на дом.
   В тот же вечер нанимаются три торговые бани, в которых матросы с дороги вымоются и выпарятся Московскими вениками.
   Остаются матросы в гостях у обывателей столько времени, сколько им по маршруту назначено.
   В продолжение этого времени всякий хозяин расспрашивает своего гостя о Севастопольской осаде, и записывает его речи просто, без всяких украшений.
   Все речи собираются в едино и прилагаются к описанию праздника, вместе с портретами примечательных лиц.
   Редакцию принимает на себя М.П. Погодин.
   Издание посвящается Генерал-адмиралу.
   Вырученные деньги обращаются в пользу семейств раненых и убитых.
   Провоженные с хлебом-солью, у Троицкой заставы, матросы получают по чарке водки и по сайке и, благословясь, отправляются в дальнейший путь...
   Отправление Егорьевских Кавалеров

Письмо к В.А.К.

   
   ...У А.А. Зорина я встретился с офицером, следующим с партиею Черноморских матросов, Георгиевских Кавалеров, избранных лично Государем Императором в Николаеве в гвардейские экипажи. Эти кавалеры следуют в Петербург, должны пробыть в Москве несколько дней, экипироваться и продолжать путь далее. Их принимает здесь командированный от Великого Князя штаб-офицер Шилинг. Он затруднился тем, что кавалерам даны квартиры у Серпуховской заставы, а одеваться и пригонять амуницию должны в Сухаревой Башне, для чего нужно ходить взад и перед каждый день два раза. Мерекали и толковали, как бы им избавиться этого затруднения, для походных людей тягостного. Мне пришло в голову предложить им услугу, поместить всех моряков-кавалеров (их 112 человек) в гостиницу Петербургскую, что близ станции ж. д., недалекую от Сухаревой башни. Предложение принято. Кавалеры с их командиром поместились в номерах нижнего этажа гостиницы, где предлагается им полная хлеб-соль с порциями вина, пива и чаепитием. Сегодня же в 9 часов я был при ужине их. Прекрасная картина: в одной большой горнице сто человек кавалеров, сидящих за хлебом солью! Завтра в 12 часов буду с ними обедать, а в четверг или пятницу они отравятся в путь представиться к Батюшке Царю"...

И. Мамонтов.

   

ПРИМЕЧАНИЯ:

   [1] Редакция получила собрание этих писем от М.П. Погодина, пред отъездом его за границу, для составления по ним статьи об общем впечатлении Московских празднеств, в подтверждение слов, сказанных им в начале своего описания. Рассмотрев письма, Редакция рассудила напечатать их в подлинниках, как pieces justificatives. Она смеет надеяться, что писавшие и получившие не оскорбятся ее нескромностью, а читатели будут благодарить за сообщение этой любопытной и местами умилительной переписки. Здесь дело не в самолюбии, не в тщеславии, а в чувстве, которое возбудилось везде во всех одинаково в Петербурге и Чухломе, у государственного сановника и уездного купца, у знатной дамы и склоняющегося в могилу старца, возбудило и хотело выразиться, у кого как случилось. Вот в чем состоит интерес этих писем, и мы полагаем, что немного найдется думающих иначе. Таким мы напомним старинное изречение: Honny soit qui mal y pense.
   [2] На пакете значилась, кажется, Епифань.

(Журнал "Москвитянин", 1856 год, Ч. 3)

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru