Полонский Яков Петрович
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Suum cuique
    Глаза
    Первые шаги
    Спасибо
    "Священный благовест торжественно звучит..."
    На кладбище
    Нагорный ключ
    Петру Яковлевичу Чатаеву
    Мираж

   

SUUM CUIQUE

             Увидалъ изъ-за тучи
             Какъ въ долину сошла молодая
             Дочка Солнца -- Весна и, вздыхая,
             Погрузился въ туманъ сладкихъ грёзъ.
   
             Ему снится: съ Весной молодою,
             Въ снѣжныхъ блесткахъ, идетъ онъ къ налою
             И вѣнчаетъ его ледяною
             Діадемою свѣтлый морозъ.
   
             А Весна позабыла вершину
             И за тучами льдистый утесъ;
             По уступамъ сошла на долину
             И забылась въ чаду сладкихъ грёзъ...
   
             Снится ей: на зарѣ, за холмами;
             Тамъ, гдѣ роща гремитъ соловьями,
             Жаркій Май, съ золотыми кудрями,
             Ей даритъ діадему изъ розъ.
                                                                         Я. Полонскій

"Русская Мысль" 1880, No 2

   

ГЛАЗА.

             Свѣтъ восходящихъ звѣздъ, вся ночь, когда она
             Свѣтла безъ мѣсяца, безъ облаковъ темна,
             Заключена въ глазахъ твоихъ чудесныхъ.
             При нихъ теряюсь я и не могу понять --
             И словомъ не могу понятнымъ передать
             Волненій, сердцу неизвѣстныхъ.
             Я вѣрю иногда, что мнѣ въ глазахъ твоихъ
             Читать любовь -- была бъ отрада;
             А иногда мнѣ страшно возлѣ нихъ,
             Какъ темной ночью возлѣ клада.
             Что выражаетъ мнѣ твой непонятный взглядъ,
             Когда глаза твои глядятъ и не глядятъ
             Изъ-подъ рѣсницъ тяжеловѣсныхъ?
             Не такъ ли двѣ звѣзды, двѣ путницы небесныхъ,
             Не зная, чьи мечты за ними вслѣдъ текутъ,
             Горятъ -- не грѣютъ, но влекутъ?
                                                                         Я. ПОЛОНСКІЙ.
   

ПЕРВЫЕ ШАГИ.

             -- Зачѣмъ покинулъ я въ долинѣ домъ родной
             И рощи свѣжія, шумящія ручьями?
             -- "Не унывай, мой сынъ: за этими скалами
             Предъ нами ляжетъ путь широкій и прямой."
             -- Отецъ! отецъ! пусти меня домой!
             Мнѣ страшно здѣсь... Какой-то гулъ невнятный...
             -- "То море за горой насъ чуетъ и шумитъ,
             Надеждой манитъ въ даль -- и бурями грозитъ."
   
             -- Идемъ! Душа полна тревоги непонятной...
             Такъ вотъ оно -- безбрежье вѣчныхъ водъ!
             Прекрасно-гнѣвное, оно меня зовётъ.
             Въ сердитомъ плескѣ волнъ, отброшенныхъ скалами,
             Я слышу голосъ, грозно нами
             Повелѣвающій -- и содрогаюсь я
             И на корабль, какъ робкое дитя,
             Всхожу послушными шагами...
                                                                         Я. ПОЛОНСКІЙ.
             
   

СПАСИБО.

             Думалъ я, что этой рѣчи
             Трепетъ, звукъ и теплота --
             Эхо тайны, осторожно
             Замыкающей уста...
   
             И, рѣчамъ твоимъ внимая,
             Сердце мёртвое мое
             Оживало и молилось
             За второе бытіе.
   
             Зналъ ли я тогда, безумецъ,
             Что для слуха моего
             Твой привѣтъ -- одна учтивость,
             А для сердца -- ничего?
   
             Но за то тебѣ спасибо,
             Что невинный твой обманъ
             Изъ могилы сердце вызвалъ
             На борьбу для новыхъ ранъ!
   
             Можетъ-быть, въ любви старая,
             Закипитъ оно враждой...
             Все же лучше буря жизни,
             Чѣмъ могила и покой!
                                                                         Я. ПОЛОНСКІЙ.

"Отечественныя Записки", No 1, 1855

   

* * *

             Священный благовѣстъ торжественно звучитъ;
             Во храмахъ ѳиміамъ, во храмахъ пѣснопѣнье;
             Молиться я хочу; но тяжкое сомнѣнье
             Святые помыслы души моей мрачитъ.
             И вѣрю я, и вновь не смѣю вѣрить...
             Боюсь довѣриться чарующей мечтѣ;
             Передъ самимъ-собой боюсь я лицемѣрить;
             Разсудокъ бѣдный мой блуждаетъ въ пустотѣ.
             И эту пустоту ничто не озаряетъ,
             Дыханьемъ бурь мой свѣточъ погашенъ,
             Бездонный мракъ на вопль не отвѣчаетъ,
             А жизнь?.. Жизнь тянется, какъ непонятный сонъ..
             . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
             Но будетъ свѣтлый мигъ... ударитъ громъ въ пустынѣ,
             И молнія свѣтильникъ мой зазжетъ,--
             И гордое чело поклонится святынѣ,
             И правду вѣчную духъ вѣчный обрѣтетъ.
                                                                                             Я. ПОЛОНСКІЙ.

"Отечественныя Записки", No 12, 1840

   

НА КЛАДБИЩѢ.

             Знаю самъ, что непробуденъ
             Мертвыхъ сонъ, и что къ лунѣ
             Доступъ мой не столько труденъ,
             Сколько доступъ ихъ ко мнѣ.
             Знаю самъ, что воздухъ чище
             За чертою городской....
             Отчего же на кладбищѣ
             Сердцу жутко въ часъ ночной?
   
             Такъ и кажется, что тѣни
             Мертвыхъ колоколъ сзоветъ;
             На церковныя ступени
             Призракъ сядетъ и вздохнетъ,
             Иль костлявыми руками
             Мертвеца приподнята,
             Глухо стукнетъ за кустами
             Надмогильная плита.
   
             Суевѣріе ль въ наслѣдство
             Получилъ я отъ отцовъ?
             Напугала ль няня съ дѣтства
             Появленьемъ мертвецовъ?
             Но изъ области мечтаній.
             Изъ-подъ власти темныхъ силъ,
             Я ушолъ -- и волхвованій
             Мракъ наукой озарилъ.
             Муза стала мнѣ являться
             Жрицой мысли, безъ оковъ,
             И учила не бояться
             Ни живыхъ, ни мертвецовъ.
   
             Отчего жь невольный трепетъ
             Пробѣгаетъ по спинѣ,
             Всякій разъ, какъ листьевъ лепетъ
             Здѣсь я слышу при лунѣ?
             Много въ небѣ звѣздъ далёкихъ,
             Небо тайнами полно;
             Но на днѣ могилъ глубокихъ
             Меньше ль тайнъ погребено?
             Въ мірѣ звѣздъ, по крайней мѣрѣ,
             Умъ нашъ крылъ не опустилъ,
             И открылъ, внимая вѣрѣ,
             Тяготѣніе свѣтилъ.
   
             Въ мірѣ тлѣнья не выноситъ
             Умъ -- свидѣтельства нѣмыхъ,
             И, безкрылый, робко проситъ
             Убѣжать скорѣй отъ нихъ.
             Здѣсь боюсь я вспоены разомъ
             Всѣ повѣрія отцовъ;
             Няни сказочнымъ разсказамъ
             Здѣсь повѣрить я готовъ!
                                                                                             Я. ПОЛОНСКІЙ.

"Современникъ", No 3, 1857

   

НАГОРНЫЙ КЛЮЧЪ

Посв. П. М. Ковалевскому.

             На заоблачныхъ горахъ --
             На холодныхъ высотахъ,
             Родила меня та мгла,
             Что съ земли бъ звѣздамъ плыла;
             Но, -- пригрѣтый выше тучъ
             Лаской божьяго луча,
             Я растаялъ въ чистый ключъ,
             И едва-едва журча,
             Роюсь змѣйкою живой
             Подъ лавиной снѣговой.
             Кто ты -- недругъ или другъ?!
             Чуть затихнетъ вѣтерокъ,
             Преклони ко мнѣ свой слухъ,
             Чтобъ хоть ты подслушать могъ,
             Какъ въ могильной тишинѣ
             Словно плачетъ по веснѣ
             Молодой мой голосокъ.
             Слышишь ли, какъ я ропчу,
             Какъ я вырваться хочу
             Изъ-подъ власти ледяной
             Этой выси мнѣ родной.
             Погоди, когда-нибудь
             Выбьюсь я на вольный путь!
             На долину я сойду,
             Водопадомъ упаду,
             Заскверкаю жемчугомъ,
             Покачусь живымъ ручьемъ....
             Буду жажду утолять --
             Ваши силы обновлять....
   
             -- Не мечтай еще пока,
             Прежде силъ своихъ спросись:
             Та долина далека,
             И дорога не легка
             Черезъ эти кручи, внизъ....
             Знай и вѣдай напередъ,
             Что, протачивая ледъ,
             Много встрѣтишь ты преградъ:
             Скалы гребнями торчатъ --
             И я знаю, между скалъ
             Темный въ бездну есть провалъ.
             Какъ легко тебѣ упасть
             Въ эту каменную пасть!
             И тогда, -- несчастный ключъ!
             Какъ бы ни былъ ты кипучъ,
             Оросятъ твои струи
             Первобытные слои
             Черныхъ трещинъ и тѣснинъ --
             Этихъ адскихъ котловинъ,
             Гдѣ весь вѣкъ горятъ одни
             Лишь подземные огни.
             Не тебѣ ихъ одолѣть!
             Будешь рваться и шипѣть,
             И, боюсь я, сгинешь ты --
             Сгинутъ всѣ твои мечты.
   
             -- Я и самъ того боюсь...
             Но что значитъ этотъ страхъ?!
             Развѣ я остановлюсь
             Замерзать на высотахъ?
             Развѣ я не сознаю
             Цѣль далекую мою?
             Силъ моихъ не истребятъ
             Ни провалъ, ни самый адъ.
             И въ провалѣ, и въ аду
             Я товарищей найду;
             Вмѣстѣ съ лавой огневой,
             Вмѣстѣ съ пепломъ и золой,
             Я, чтобъ небо увидать,
             Буду землю колебать,
             На просторъ когда-нибудь
             Потайной пророю путь.
             У какой-нибудь горы
             Я сгущу мои пары,
             Надъ дымящимся жерломъ
             Встану темнымъ я столбомъ,
             Буду грозно клокотать,
             Сѣрнымъ пламенемъ дышать,
             И меня сопровождать
             Будутъ молніи и громъ.
             Но едва лучистый видъ
             Неба взоръ мой прояснить,
             Я не въ грезахъ, на яву,
             Синей тучкой поплыву,
             Засверкаю жемчугомъ,
             Упаду косымъ дождемъ....
             Буду жажду утолять
             Ваши силы обновлять....
                                                                         Я. П. Полонскій.

"Вѣстникъ Европы", No 12, 1871

   

Неизданное стихотвореніе Я. П. Полонскаго

Петру Яковлевичу
ЧАТАЕВУ *)

             Я признаюсь тебѣ, любимецъ давній музъ:
             Недавно заключилъ я съ музою союзъ.
             Какъ новобрачная, она робка, послушна,
             Къ сужденію толпы еще неравнодушна,
             И такъ довѣрчива, что въ простотѣ своей,
             Велитъ сказать тебѣ: будь благосклоненъ къ ней
   
                       ... Кто въ дальнюю дорогу
             Сбирается идти,-- взявъ въ руки посохъ свой,
             Тотъ говоритъ друзьямъ: "Друзья! молитесь Богу!..
             Иду... невѣдомо, свершу ль я подвигъ мой".
             Слеза невольная въ очахъ его сверкаетъ.
             Онъ, робко въ дверь толкнувъ, порогъ переступаетъ
             Идетъ, оглянется., опять идетъ...
             Потомъ, когда въ сѣдой дали исчезнетъ отчій домъ,
             На роковомъ пути, въ благихъ трудахъ мужая,
             Онъ къ цѣли шествуетъ, надменно презирая
             И вѣтра свистъ въ лѣсу, и въ черныхъ тучахъ громъ
             Лишь только изрѣдка, быть можетъ, утомленный,
             Садится отдыхать въ тѣни уединенной.
   
             Я жъ только дверь мою въ раздумьи отворилъ:
             Идти ль, не испытавъ вполнѣ мнѣ данныхъ силъ
             Довольно ль взялъ себѣ запаса на дорогу?...
             И посохъ крѣпокъ ли?... Молись, Чатаевъ, Богу!
                       За путника молись!...
 
   *) Т. е. Чаадаеву.
   

"Современникъ", No XI, 1912

   

Миражъ.

             По зыбучимъ пескамъ, въ Аравійскихъ степяхъ
             Караванъ шелъ -- верблюдъ за верблюдомъ... На нихъ,
             На мѣшкахъ и попонахъ сидѣли въ чалмахъ
             Съ длинноствольными ружьями въ смуглыхъ рукахъ
                                 Молчаливые спутники ихъ.
   
             Впереди шелъ съ копьёмъ проводникъ; и за нимъ
             Наблюдалъ исподлобья хозяинъ всего
             Каравана, тревожной догадкой томимъ,
             Что надежный ходокъ и вожакъ, взятый имъ,
                                 Сталъ сбиваться съ пути своего,
   
             И томила ихъ жажда... Каралъ ихъ пророкъ:
             Безъ костровъ былъ ихъ прошлый ночлегъ, и воды
             Не хватало, и съ юга сухой вѣтерокъ
             Мелъ сухую дорогу, и жгучій песокъ
                                 Заметалъ каравановъ слѣды.
   
             Гордо ноздри раздувъ и уныло бренча
             Позвонками, шагали верблюды. Туманъ
             Притуплялъ солнца блескъ, обезцвѣтивъ тѣхъ странъ
             Темно-синее небо; ни пальмъ, ни ключа
                                 На пути не встрѣчалъ караванъ.
   
             На одномъ изъ верблюдовъ, качаясь, бѣлѣлъ
             Длиннополый шатеръ; и оттуда порой
             Говоръ струпъ, слабо тронутыхъ, тихо гудѣлъ...
             И не разъ, въ духотѣ, женскій голосъ тамъ пѣлъ,
                                 Надрываемый горькой слезой.
   
             Тамъ скрывалась невольница -- перлъ красоты*
             И, склонясь на поклажу, въ цвѣтистый коверъ
             Упиралась она бѣлой ножкой, и взоръ
             Ея черныхъ очей былъ далекъ отъ мечты,
                                 Услаждающей рабства позоръ.
   
             Ее ждали въ гаремѣ, и ждали тайкомъ,
             Чтобъ никто изъ гяуровъ не зналъ, что она
             Сирота-христіанка, что есть у ней домъ,
             И она, негодуя, не знала о томъ,
                                 Что родными была продана.
   
             И взывала она: не была я рабой,
             И не буду... Господь! научи, какъ мнѣ быть!
             А ея хищникъ, молча, расчетъ велъ иной:
             За игру, да за голосъ ея молодой
                                 Онъ дороже мечталъ ее сбыть.
   
             Все-жъ онъ трусилъ, что рокъ или гнѣвный Аллахъ
             Изморитъ ихъ... Какъ вдругъ, замелькала вдали
             Роща пальмъ; и верблюды прибавили шагъ;
             Ожила и надежда въ унылыхъ сердцахъ...
                                 Рокъ ли спасъ ихъ, мольбы ли спасли?
   
             Ключевыя струи, тѣ, что корни поятъ,
             Утолятъ ли ихъ жажду, снабдятъ ли водой
             Ихъ кувшины? Всѣ ждутъ, и -- всѣ жадно глядятъ,
             Какъ высокія пальмы листвой шевелятъ,
                                 Зеленѣя сквозной бахромой.
   
             Не оазисъ -- Эдемъ, только гдѣ же ключи?!
             -- Погоди, господинъ, возразилъ проводникъ,
             Воздержись и напрасно на рокъ не ропчи;
             Тутъ, я помню, колодезь подземный... Ищи
                                 Ты плиту и откроешь родникъ...
   
             И ступеньки нашлись, и копыта слѣды
             Были видны внизу въ подземельѣ сыромъ...
             Лёжа, каждый верблюдъ ждалъ своей череды,
             Свѣсивъ шеи, они ждали свѣжей воды,
                                           И у спуска тѣснились кругомъ.
   
             И семья рѣзвыхъ ящерищъ между ихъ ногъ
             Извивалась, и тѣни пестрили ихъ кладь,
             И трава тутъ росла, и коричневый мохъ;
             Но никто изъ людей не признаться не могъ,
                                 Что не все тутъ одна благодать...
   
             Мало далъ имъ воды разоренный родникъ,
             Но влекла на покой ихъ зеленая сѣнь:
             Задымились кальяны; заснулъ проводникъ,
             Самъ хозяинъ къ ковру головою приникъ
                                 И не могъ одолѣть свою лѣнь.
   
             А верблюдъ съ черноокою плѣнницей кустъ
             Ощипалъ и возлегъ въ сторонѣ, одинокъ;
             А въ рукѣ у нея ковшъ давно былъ ужъ пустъ;
             И никто не слыхалъ зова жаждущихъ устъ,
                                 Такъ кругомъ ея сонъ былъ глубокъ.
   
             А за нею, въ пустынѣ, все тотъ же былъ зной,
             То же жгучее небо и жгучій песокъ.
             Оглянулася плѣнница... Боже Ты мой!...
             Тамъ, вдали, гдѣ земля золотой полосой
                                 Выдѣляетъ лиловый востокъ,
   
             Она видитъ озера -- заливы озеръ,
             Шевелятся ихъ струйки, бѣгутъ и блестятъ;
             А за ними, ей видны, покатости горъ,
             А на ихъ синевѣ бѣлыхъ башенъ узоръ,
                                 И тѣнистый спускается садъ...
   
             Что такое миражъ, ни отъ бѣдной семьи,
             Ни отъ скучныхъ гостей не слыхала она;
             Подсказала ей жажда мечтанья свои,
             И она вѣритъ имъ, вѣритъ въ эти струи,
                                 Въ эти грёзы ея полусна.
   
             Высоко она полу шатра подняла
             И привстала, и съ вѣрой промолвила: вонъ
             Настоящій оазисъ! Уйдемъ же отъ зла!
             Божій гнѣвъ ослѣпилъ торгашей и легла
                                 Пелена на глаза ихъ.-- Чу! звонъ --
   
             -- Слышишь -- звонъ!?...
                                                     И верблюдъ ея всталъ
             Вмѣстѣ съ ней, и косматую выпятилъ грудь.
             -- Ну, идемъ!-- И, казалось, верблюдъ угадалъ
             Ея жестъ, и восторгъ ея рѣчи,-- взалкалъ,
                                 И къ миражу направилъ свой путь.
   
             И у ней подъ рукой зазвенѣла струна,
             И запѣла она.-- Долго шли они, шли...
             Но миражъ вдругъ исчезъ, какъ видѣніе сна...
             И вернуться назадъ не могла ужъ она:
                                           Вздохи дня ихъ слѣды замели...
   
             А въ оазисѣ -- гвалтъ... проводникъ лепеталъ:
             -- Видѣлъ самъ, какъ Шайтанъ уносилъ ихъ изъ глазъ...
             А хозяинъ на поискъ всѣхъ до ночи гналъ,
             Я ограбленъ, вопилъ, и пророка онъ клялъ,
                                 Совершая вечерній намазъ.
   
             Время шло... Костенѣлъ занесенный пескомъ
             Трупъ красавицы. Тощій верблюдъ съѣденъ былъ
             Хищнымъ звѣремъ, безплодной пустыни царемъ,
             А затѣмъ, черный вихрь, закрутившись столбомъ,
                                           И поклажу, и кости зарылъ...
                                                                                             Я. П. Полонскій.

"Русская Мысль", кн.XII, 1897

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru