Полонский Леонид Александрович
Анна

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Рассказ из петербургского прошлого).

   

АННА.

(Разсказъ изъ петербургскаго прошлаго).

I.

   "На столѣ была найдена записка, въ которой онъ просить никого не винить въ его смерти: просто жизнь надоѣла, не стоитъ жить". Такое, довольно обыденное, извѣстіе прочелъ въ газетѣ, сидя за конторкой, владѣлецъ блестящаго магазина въ Петербургѣ подъ фирмой "Смирновъ и Ко", Герасимъ Яковлевичъ; фамилія самоубійцы была ему извѣстна, хотя онъ не зналъ ни судьбы, ни связей покойнаго. Не стоитъ жить? Есть же люди, которые такъ кончаютъ, когда, кажется, слава Богу...
   Памятно ли читателю съ точностью, какъ Дарвинъ окончательно опредѣляетъ свой взглядъ на происхожденіе человѣка? Конечно, нѣтъ. Правъ или неправъ былъ Тургеневъ, говоря, что русскій дворянинъ не можетъ пѣть не фальшиво, но несомнѣнно, что русскій человѣкъ цитируетъ на память всегда неточно. Буквальная выписка можетъ и вамъ пригодиться, а для насъ она кстати. Вотъ что говоритъ Дарвинъ: "И такъ, мы узнаемъ, что человѣкъ произошелъ отъ волосатаго четвероногаго, снабженнаго хвостомъ и заостренными ушами, вѣроятно, привыкшаго лазить по деревьямъ (arboreal in ist habits) и жившаго въ Старомъ Свѣтѣ". {Descent of Man. Vol, II, p. 889.} Спрашивается, въ виду такого прошлаго, имѣетъ ли человѣкъ права возноситься на облака, а объ обыденныхъ порядкѣ и бытѣ выражаться, что среди нихъ не стоитъ жить?
   Что подѣлаешь, однако, съ своеволіемъ человѣческой мысли... Есть же такіе люди, которые именно воспитались на мнѣніи Дарвина, знаютъ о немъ гораздо болѣе приведенной выписки, отлично сознаютъ, сколь механично и подвластно разнымъ пертурбаціямъ дѣйствіе мозговыхъ полушарій, а, между тѣмъ, полагаютъ въ жизни такую задачу и требуютъ отъ нея такихъ условій для счастья, что все это было бы въ пору развѣ полуангеламъ. Чего же ожидать отъ такого несоотвѣтствія между точками отправленія и цѣли?
   Но Герасимъ Яковлевичъ не читалъ Дарвина и хотя мало вообще думалъ о такихъ вещахъ, однако, вѣрилъ, что человѣкъ есть "духъ". А, между тѣмъ, задачу жизни и условія счастья онъ бралъ, гораздо болѣе скромныя, разсчитанныя не для полуангела, а скорѣе же именно для полу скотинки по происхожденію. Въ глубинѣ этого воззрѣнія (до которой, впрочемъ, фирмѣ Смирновъ и Ко не было никакого дѣла) лежала, стало быть, такая мысль, что хотя каждый человѣкъ и приноситъ съ собой на свѣтъ нѣчто вродѣ век селя на огромную сумму, но штука въ томъ, чтобъ учесть этотъ вексель какъ можно скорѣе, пусть даже съ огромною потерей, пусть по копѣйкѣ за рубль, но лишь бы въ валютѣ реальной. А что же иное проповѣдывали философы Руссо, Гоббсъ, самъ Эпикуръ, какъ не это -- соображай желаніе съ возможностью и будешь счастливъ?
   И Герасимъ Яковлевичъ счастливъ. Не совсѣмъ давно было въ Петербургѣ такое время, что, если судить по разговорамъ, рѣшительно всѣ люди были недовольны и несчастливы, за исключеніемъ Герасима Яковлевича и ему подобныхъ. Но настроеніе сильно noизмѣнилось еще передъ началомъ разсказываемой были. Воззрѣнія становились трезвѣе, стремленія умѣреннѣе. Конечно, общею долей, все-таки, никто не хотѣлъ довольствоваться, всякъ стремился взлѣзть повыше. Но это стремленіе естественно, его не коснулась эволюція. Вѣдь, и предокъ привыкъ лазить на деревья, и, конечно, на тѣ преимущественно, гдѣ видѣлъ побольше кокосовъ. Уже онъ былъ arboreal по своимъ привычкамъ.
   Счастливый человѣкъ Герасимъ Яковлевичъ, прочтя репримандъ, обращенный къ жизни самоубійцею, могъ только кивнуть годовой неодобрительно. Все такъ блестѣло въ его магазинѣ, зеркальныя окна котораго выходили на Невскій проспектъ. Какія тамъ лежали богатства въ бархатѣ и шелкахъ, какъ лоснились паркетъ и столы, какъ монументально глядѣла несгораемая касса съ секретомъ! На вѣшалкахъ, на стѣнахъ нависла послѣдняя, весенняя еще, революція въ ротондахъ, мантле, рединготахъ и т. п. предметахъ, продававшихся по парижскимъ цѣнамъ, то-есть до невозможности дешево, благодаря лишь тому, что самъ глава торговаго дома недавно возвратился изъ Парижа, хотя далеко не всѣ предметы были привезены оттуда. Блестѣла и массивная двойная цѣпочка подъ щегольскою жакеткой хозяина, и два искусственныхъ брилліантика въ ушахъ миловидной, прекрасно сложенной барышни для примѣриванія продаваемыхъ "артиклей". Такія барышни перемѣнялись Смирновымъ посезонно, вмѣстѣ съ нарядами.
   Человѣкъ онъ былъ еще довольно молодой, хотя на лицѣ его лоснилась солидность, а хорошо приправленные усы, безъ бороды и бакенбардъ, вдобавокъ къ дебютирующему брюшку, придавали ему видъ майора, переименованнаго гражданскимъ чиномъ и состоящаго чѣмъ угодно, хотя бы даже правителемъ канцеляріи. А давно ли было то время, когда Гараська, торговый мальчикъ въ ренсковомъ погребѣ, опоясанный бѣлымъ фартукомъ, день-деньской торчалъ въ дверяхъ, приглядываясь и приловчаясь къ петербургской жизни?
   Лѣто еще не прошло, и въ пышномъ магазинѣ Смирнова и Ко (мимоходомъ сказать, никакой компаніи не было и Ко стояло такъ только, для солидности) двери на улицу были отворены. Медленно прохаживаясь и оглядывая хозяйскимъ окомъ совокупность своихъ артиклей, въ томъ числѣ и барышню, присѣвшую въ углу, Герасимъ Яковлевичъ примѣтилъ, что къ дверямъ подъѣхала карета. Сперва онъ моментально остановился, согласно съ достоинствомъ фирмы, но, узнавъ входившихъ дамъ, бросился къ нимъ на встрѣчу.
   -- Ваше превосходительство, какъ ваше здоровье? А супруга вашего?
   Одна изъ дамъ поблагодарила легкимъ поклономъ и предложила вопросъ по занимавшему ее дѣлу. Смирновъ мягко сказалъ что-то прикащику и, въ то же время, повелительно сверкнулъ на него взоромъ. Началось раскладываніе, причемъ самъ хозяинъ съ почтительнымъ вниманіемъ выслушивалъ и давалъ совѣты тономъ серьезнаго убѣжденія.
   Младшая дама, небольшаго роста, но прекрасно сложенная блондинка, на первый взглядъ казалась только миловидною, не болѣе. Сѣла она далеко отъ мѣста совѣщанія и выбора.
   -- Какъ ты думаешь, Аннетъ?-- спросила ее вскорѣ покупавшая, высота брюнетка, красивая, съ нѣсколько длиннымъ носомъ.
   Звукъ ея голоса былъ какой-то матовый, какъ бы отъ усталости или равнодушія, или отъ природной утонченности. Но масса перевороченнаго уже товара и еще большая масса доводовъ за и противъ каждой вещи, какими она успѣла обмѣняться съ хозяиномъ, показывали живой интересъ и противорѣчили томности покупательницы. Сидѣвшая дѣвушка на первый вопросъ не отвѣчала вовсе.
   -- Да, кажется; все равно; пожалуй,-- такъ отзывалась она на слѣдующіе.
   -- Annete, vous faites mon désespoir, скажите какое нибудь мнѣніе; право, нелюбезно... Да, наконецъ, вотъ хоть объ этомъ, что же, вѣдь, для тебя?
   -- Maman, я совсѣмъ полагаюсь на васъ... Кажется, это недурно.
   -- А то?
   -- Пожалуй, и то.
   -- Правится ли, по крайней мѣрѣ?-- Дама нѣсколько нетерпѣливо повернула свой стулъ къ спрашиваемой.
   -- Нравится,-- рѣшительно сказала та и углы ея губъ едва примѣтно опустились.
   Когда дамы сошли къ каретѣ, дверцы которой отворилъ лакей въ синей ливреѣ съ широкимъ золотымъ галуномъ на шляпѣ, дама сказала ему: "къ Ладыгинымъ?" Герасимъ Яковлевичъ, между тѣмъ, старательно наблюдалъ самъ надъ выборкою товара, далъ записку своему бухгалтеру для книги заказовъ и, раскрывъ книгу адресовъ, указалъ новому своему прикащику на запись: "Ея пр--во Евгенія Алексѣевна Желязовская" -- въ такомъ-то казенномъ зданіи.
   -- Скучно покупать съ тобой,-- говорила эта дама своей спутницѣ въ каретѣ.-- Почему же ты сама себѣ не выберешь?
   -- Я еще никогда не жаловалась на то, что, вы для меня выбирали. А выбирать не на свои деньги съ какой же стати?
   -- Но согласись, Аннетъ, нельзя вѣчно ходить въ тѣхъ черныхъ тряпкахъ, которыя ты себѣ дѣлаешь на свои карманныя деньги.
   Дѣвушка смолчала. Она разсѣянно глядѣла въ окно кареты.
   -- Прошу тебя, будь немножко любезна у Ладыгиныхъ, скажи что-нибудь, кромѣ да и нѣтъ. Отчего ты хоть съ нимъ не говоришь?... Человѣкъ умный, знающій, даже популярный... Вѣдь, ко всему этому ты же имѣешь слабость.
   -- Я васъ просила, maman, не брать меня. Не знаю, не люблю я ихъ.
   -- Да кого и что ты любишь-то? У тебя просто какая-то недоброжелательная спячка.-- Горькое чувство промелькнуло въ едва замѣтной улыбкѣ Анны.-- Не того я ожидала,-- продолжала Евгенія Алексѣевна,-- выходя за твоего папу. Думала, вотъ выйдетъ дочь изъ института, будетъ мнѣ почти подругой... разницы всего нѣсколько лѣтъ. И мнѣ кажется, я стараюсь привлечь тебя къ себѣ, заинтересовать въ жизни...
   -- Maman, зачѣмъ вы это говорите? Вѣдь, я не жалуюсь.
   -- Да, но ты ужасно холодна и такъ упорно молчишь...
   Послѣднія слова г-жа Желязовская произнесла съ видимою усталостью или скукой. Карета остановилась.
   Квартира Ладыгиныхъ была большая и мебель въ пріемныхъ комнатахъ стояла модная. Уже это одно опредѣляетъ средства, такъ какъ извѣстно, чего отбить мебель, "имѣющая стиль". Но въ другихъ комнатахъ, особенно въ тѣхъ, гдѣ жили трое ихъ сыновей и пятеро дочерей; "обстановка" была совсѣмъ иная, старая, изъ прежнихъ временъ, когда о стилѣ не могло быть рѣчи. Впрочемъ, уже самый фактъ столь многочисленнаго потомства былъ лишенъ стиля. Лишены были его и фигуры самого хозяина, хозяйки и чадъ, которыя всѣ, кромѣ старшаго, бывшаго на службѣ, другъ за другомъ повысыпали подъ предлогомъ пріѣзда Анны Желязовской. Чады замѣчательны были тѣмъ, что казались почти однихъ лѣтъ. И дѣйствительно, всѣ эти восьмеро родились въ теченіе годовъ немногимъ болѣе десяти, представлявшихъ, повидимому, усиленно счастливый періодъ въ супружествѣ Ладыгиныхъ. Находясь нынѣ въ возрастахъ отъ 15 до 25 лѣтъ, всѣ они были черномазые и какіе-то старые. У всѣхъ профили были достаточно римскіе, но сыновья просто поуходили въ носы, что у русскихъ людей бываетъ рѣдко. Впрочемъ, это намъ такъ кажется, а вотъ Инполитъ Юрьевичъ Желязовскій находилъ же барышень Ладыгиныхъ болѣе красивыми, чѣмъ его Аня, двоихъ же изъ нихъ признавалъ прямо хорошенькими. Онъ любилъ классическій, по его словамъ, типъ, но нѣсколько его преувеличивалъ. Къ типу дѣтей приближалась мать, отецъ же въ иномъ родѣ, съ чертами расплывчатыми, рыхлыми, приземистъ, между тѣмъ какъ жена и дѣти -- рослыя.
   Ладыгины не даромъ всѣ вышли въ гостиную, хотя особой дружбы между ихъ дочерьми и Анной не было. М-me Ладыгина, высокая женщина лѣтъ 50-ти, съ сильною просѣдью въ грубыхъ черныхъ волосахъ, обмѣнялась съ Евгеніей Алексѣевной фактами истекавшаго лѣта и предположеніями на осень.
   -- Въ Петербургѣ еще душно, и никого нѣтъ,-- извинялась хозяйка,-- но мужъ долженъ быть здѣсь, по своимъ занятіямъ, и мы нынче такъ долго оставляли его одного, что, возвратясь съ поѣздки, прямо уже поселились на городской квартирѣ.
   -- Васъ можно поздравить, воды на васъ отлично подѣйствовали.
   -- Да, недурно, но, знаете, усталость и всѣ эти переѣзды разстроили меня. А ужъ что до удовольствія... Признаюсь вамъ, но только потихоньку,-- m-me Ладыгина указала на дочерей,-- для меня спокойное лѣто въ Павловскѣ было бы пріятнѣе, чѣмъ весь этотъ Кавказъ, эти горы, жара... А музыка въ Павловскѣ... какое же сравненіе!
   -- Ахъ, мама, а военно-грузинская дорога!-- воскликнулъ цѣлый квинтетъ дочерей. Онѣ сидѣли немного поодаль, окружая Анну, съ которой имъ не особенно удавался обычный барышнинскій разговоръ. Анна принуждала себя принимать въ немъ участіе. Но стоитъ взглянуть на группу, чтобъ убѣдиться въ несходствѣ природы. Точно бѣлый голубь пришелъ въ толпу какихъ-то галокъ. Блондинка съ некрупными чертами лица, съ ярко-голубыми и дѣтски-довѣрчивыми глазами, въ которыхъ, однако, свѣтилась сосредоточенная мысль, Анна, вся сдержанная, но простая, съ природною несознанною изящностью въ движеніяхъ и говорѣ, казалась чѣмъ-то особеннымъ среди этихъ перебивавшихъ другъ дружку, болтливыхъ и не безъ ужимокъ развязныхъ дѣвицъ.
   Г-жа Ладыгина нѣсколько разъ пріостанавливалась въ разговорѣ, какъ бы ожидая, что собесѣдница имѣетъ ей что-то сообщить. Но Евгенія Алексѣевна возобновляла разговоръ лишь какимъ-нибудь новымъ пустякомъ, съ ровнымъ своимъ всегдашнимъ равнодушіемъ. Наконецъ, вышелъ самъ Ладыгинъ. Это, уже сказано, приземистый, коренастый человѣкъ, съ гораздо меньшею просѣдью, чѣмъ у жены, и съ виду рѣшительно болѣе похожій на торговца, чѣмъ знакомый уже намъ Герасимъ Смирновъ. Онъ быстро подошелъ къ Желязовской и не безъ плотоядности взглянулъ на "ручку", которую поцѣловалъ.
   -- Вотъ это мило!... А я слышу: Лисовскіе... и не тороплюсь... Ахъ, какъ вы напоминаете одинъ портретъ, въ этой шляпѣ... Гдѣ я видалъ? На выставкѣ; нѣтъ, кажется, у одного изъ старыхъ итальянцевъ.-- Онъ говорилъ это, отступивъ нѣсколько назадъ, и тотчасъ обратился на бокъ.-- Анна Ипполитовна...-- привѣтствовалъ онъ, нѣсколько заминаясь.
   -- Да, ma belle, я вамъ еще и не сказала про шляпу, вѣдь, это прелесть,-- добродушно продолжала Ладыгина.
   -- Будете на скачкахъ?-- спросилъ Анну Ладыгинъ-сынъ,-- это послѣдній день.
   -- Не знаю, какъ maman.
   -- Что вы!-- заговорили другія барышни.-- Мы сами заставляемъ маму. Особенно бы теперь не быть, послѣ всего этого Кавказа.
   -- Ну, однако, Соня, ты не говори такъ... Я все еще въ восхищеніи...
   -- Мы также въ восхищеніи... Ахъ, Аннеть, какая у васъ оригинальная брошка!
   -- А я разъ была на скачкахъ совсѣмъ одна,-- сказала Аня и улыбнулась.
   -- Неужели? Что вы! И пустили?
   Блондинка немножко упрямо покачнула головой впередъ,-- захотѣла непремѣнно и была, на вторыхъ мѣстахъ.
   -- Съ лѣвой?-- спросилъ Алеша Ладыгинъ.-- Оттуда лучше видѣнъ start и ближе къ рѣшающему углу.
   -- Я третьяго дня былъ у Ипполита Алексѣевича въ должности,-- сказалъ Ладыгинъ.-- Онъ мнѣ показался утомленъ. Belle dame, belle dame!...-- значительно и шутливо покачалъ онъ головой.-- Человѣкъ государственный не долженъ жениться на хорошенькой женщинѣ.
   -- Да, онъ занятъ слишкомъ,-- безучастно проговорила Желязовская.-- Дѣла... Вѣдь, вы и сами, Михаилъ Дмитріевичъ, не бережетесь. При вашихъ большихъ дѣлахъ, я еще нахожу, вы сохраняете замѣчательную ровность въ характерѣ.
   Хозяинъ жирно засмѣялся.
   -- Ну, что дѣла, пустяки! Жизнь, жизнь... Вѣдь, помирать скоро надо будетъ... Виноватъ, я сейчасъ.
   И онъ вышелъ.
   Ладыгина еще разъ значительно помолчала.
   -- Какъ вашъ мужъ принялъ грустное извѣстіе о братѣ?-- спросила она полушепотомъ.
   -- А что же съ нимъ?
   -- Какъ?-- Ладыгина замялась и даже покраснѣла сквозь свою желтизну.-- Вы и не знаете?... Надо же мнѣ было глупость сказать!
   Разумѣется, послѣдовали вопросы, откуда узнали Ладыгины, и въ концѣ пришлось принести газету. Евгенія Алексѣевна прочла про себя извѣстіе, которое часомъ раньше читалъ Смирновъ. Всѣ въ это время украдкой взглядывали на нее; была тишина. Анна подошла къ мачихѣ и, взявъ послѣ нея газету, прочла также. Въ чертахъ m-me Желязовской выразилась грустная усталость. Въ лицѣ Анны ничего не выразилось; только она больше не произнесла ни одного слова.
   Карета Желязовскихъ направилась къ ихъ городской квартирѣ.
   -- Непріятно, -- сказала Желязовская, -- что будутъ теперь произносить нашу фамилію по поводу такого человѣка.
   -- Maman, вѣдь, онъ мнѣ родной дядя.
   -- Неужели ты можешь думать, что я хотѣла тебя оскорбить? Но, вѣдь, самоубійца -- преступникъ въ глазахъ закона. Во всякомъ случаѣ, un bon débaras, что онъ умеръ. Отчего ты такая красная, Аннетъ?
   -- Тамъ было очень жарко. Но извините, maman, ваши слова просто безсердечны... Человѣкъ погибъ вдалекѣ, одинъ... Видно, каково ему было жить... Бѣдный дядя, -- хотѣла она прибавить, но удержалась, раскаявшись, что и столько уже сказала передъ той, для которой было все равно.
   -- Нѣтъ, какая ты красная; еще подумаютъ, что мы ссорились... Отвори окно.
   Одинъ изъ свойственныхъ Петербургу, даже лѣтомъ, свѣжихъ вѣтерковъ пахнулъ въ окно кареты. Евгенія Алексѣевна опустила и то, при которомъ сидѣла сама.
   -- Тебѣ не дуетъ?
   -- Нѣтъ.
   Въ остальную дорогу онѣ уже не говорили.
   На городской квартирѣ дамы пробыли полчаса, чтобы взять книги, написать письмо, выпить чашку чаю. Пріятная прохлада стояла въ комнатахъ, въ которыхъ окна были растворены. Потомъ Желязовскія поѣхали на поѣздъ, который увезъ ихъ на дачу.
   

II.

   Судьба прихотливо размѣщаетъ людей на петербургскихъ кочевьяхъ, зимнихъ и лѣтнихъ. Бываетъ, что въ близкомъ сосѣдствѣ между собой живутъ два человѣка, которыхъ жизнь пошла бы, можетъ быть, иначе, если бы они познакомились, если бы одинъ случайно передалъ другому нѣчто такое, что для перваго -- самый повседневный, не имѣющій никакой цѣны фактъ, а для втораго было бы важнымъ открытіемъ. А, между тѣмъ, люди эти, живя близко, такъ и останутся неизвѣстными другъ другу, а огромная цѣнность, какую составляло бы для одного изъ нихъ данное свѣдѣніе, такъ и пропадетъ даромъ. За то въ примѣрахъ всероссійскихъ случается и наоборотъ, что людей раздѣляютъ тысячи верстъ, что ни въ какомъ родствѣ между собой они не состоятъ, иногда даже и не встрѣчались, а, между тѣмъ, событіе въ личной жизни одного изъ нихъ сильно отзовется въ жизни втораго, какъ бы электрическимъ ударомъ, идущимъ изъ одного конца земли въ другой конецъ.
   Нашъ разсказъ не состоялся бы, если бы докторъ Прозоровъ не переѣхалъ въ то лѣто на дачу въ Ораніенбаумъ; вѣдь, могъ же онъ поселиться въ другой окрестности Петербурга. Не было бы этого разсказа и въ такомъ случаѣ, если бы самоубійство, о которомъ упомянуто, произошло зимою. Какое, повидимому, отношеніе между выборомъ петербургской дачи однимъ человѣкомъ и смертью на противуположной окраинѣ Россіи другаго человѣка? Суетный вопросъ. Какая связь между деревомъ, которое стоитъ среди другихъ деревьевъ, ничѣмъ отъ нихъ не отличаясь, и пробѣжавшею высоко въ атмосферѣ тучей, одной изъ многихъ тучъ? А, между тѣмъ, фактъ неразгаданной связи передъ нами налицо: дерево опалено молніей.
   Докторъ Прозоровъ знавалъ въ прежнее время покойнаго брата Желязовскаго, но съ Ипполитомъ Юрьевичемъ его долженъ былъ свести только случай -- сосѣдство. Докторъ занималъ дачу на самомъ краю "новыхъ мѣстъ" въ Ораніенбаумѣ, такъ что отъ Желязовскихъ онъ былъ ближайшимъ врачомъ. Часовъ около 11 вечера къ окнамъ его подкатила карета на гуттаперчевыхъ шинахъ. Ставни были затворены, но за ними виднѣлся свѣтъ.
   На звонокъ Прозоровъ самъ отворилъ дверь и, узнавъ, что требуется врачебная помощь, тотчасъ вышелъ къ каретѣ въ такъ называемой "крылаткѣ", съ маленькимъ врачебнымъ наборомъ въ рукѣ. Садясь рядомъ съ Господиномъ, который, обращаясь къ нему, называлъ его Лаврентіемъ Львовичемъ, какъ будто знакомый, Прозоровъ спросилъ:
   -- Дача Желязовскихъ у самой колоніи?
   -- Нѣтъ, нѣсколько влѣво, но, все-таки, отнюдь не болѣе двухъ верстъ.
   -- Въ чемъ дѣло?
   -- Сильнѣйшій жаръ у дочери Ипполита Юрьевича. Страшная головная боль, серцебіеніе; боятся припадка; а еще сегодня была въ Петербургѣ.
   -- Ну, хорошо. А вашъ голосъ мнѣ знакомъ.
   -- Зорядко, вашъ коллега въ университетѣ.
   -- То-то. Какъ же вы теперь у Желязовскихъ?
   -- Да я у него секретарь; пріѣхалъ съ бумагами и остался ночевать.
   -- Что-жь, карьера будетъ?
   -- Надо мать содержать, бѣды я натерпѣлся вдоволь... Да, наконецъ, все одинъ чортъ,-- угрюмо отвѣчалъ секретарь.
   -- То-есть почему же?
   -- Да, вѣдь, одинакая мерзость кругомъ. Авось протяну не дольше, чѣмъ мать; и такъ ужь надоѣло.
   -- Ну, полно, -- возразилъ докторъ снисходительно, а самъ подумалъ: "Вѣдь, я въ Москвѣ считалъ его дрянцомъ".
   Нѣсколько оконъ въ большомъ дачномъ домѣ Желязовскихъ были освѣщены. Доктора провела къ паціенткѣ горничная. Да, судя по пульсу и температурѣ, дѣло могло быть и серьезное. Компрессы со льдомъ къ головѣ и т. д. Написавъ рецептъ, докторъ еще подошелъ къ больной.
   -- Ахъ, оставьте меня...-- выговорила она, хватаясь рунами за голову; въ лихорадочныхъ, темно-синихъ въ эту минуту глазахъ было страданіе. Прозоровъ старался ее успокоить. Она отвѣчала съ нетерпѣніемъ:
   -- Да я не боюсь; мнѣ больно...
   Удивляло Прозорова, что не было при ней никого, кромѣ горничной. Но когда онъ проходилъ столовую, къ нему вышла Евгенія Алексѣевна:
   -- Не знаю, докторъ, отчего это,-- онъ предположилъ сильную простуду.-- Но такой жаркій день... Что же, есть опасность?
   -- Ничего нельзя сказать. Вы можете положиться на служанку? Компрессы надо перемѣнять; за лѣкарствомъ пошлите сейчасъ, завтра я пріѣду. Только, пожалуйста, чтобы былъ надзоръ.
   Онъ уѣхалъ.
   На другой день, съ первымъ поѣздомъ, Прозоровъ уѣхалъ въ Петербургъ, а въ Ораніенбаумъ возвратился къ 4 часамъ и, переодѣвшись, отправился на извощикѣ къ Желязовскимъ. Больная менѣе страдала, головная боль была легче, сердце равномѣрнѣе, но температура довольно высока. Утромъ не мѣряли, несмотря на его требованіе; ледъ, какъ онъ добился въ своихъ разспросахъ, прикладывали только два раза; въ комнатѣ было душно. Лаврентій Львовичъ пожелалъ видѣть Желязовскаго, и доктора повели въ кабинетъ, у дверей котораго его встрѣтилъ самъ хозяинъ.
   Ипполитъ Юрьевичъ -- высокій и статный джентльменъ первой старости, то-есть совершенно бодрый и любящій жизнь, весьма извѣстный и вліятельный сановникъ. Если бы Аня была на вето болѣе похожа, то едва ли бы ею кто-нибудь увлекся. Однако, нѣкоторое сходство, все-таки, замѣчается: у отца глаза также голубые, но выцвѣтшіе и, притомъ, чуждые того таинственнаго созерцанія, какое свѣтитъ въ ея глазахъ; лицо у него болѣе продолговатое, на съ тѣмъ же округленіемъ челюстей, глаза поставлены уже, разстояніе носа отъ губъ больше, брови не темнѣе, но толще.
   Характеръ Желязовскаго довольно странный. Начальники всегда считали его человѣкомъ неуживчивымъ, даже строптивымъ, но подчиненные нисколько его не боялись. По мнѣнію знакомыхъ, онъ деспотиченъ у себя въ домѣ, такъ какъ не всегда сдерживаетъ свое нетерпѣніе по поводу какой-нибудь бездѣлицы, даже при гостяхъ. Сказать, что онъ подъ башмакомъ у второй жены, довольно трудно, такъ какъ тонъ его прямо противорѣчивъ этому и многіе объясняли себѣ даже всегдашнее утомленіе Евгеніи Алексѣевны деспотическимъ нравомъ мужа. Съ дочерью было то же самое, но съ прибавкою замѣчательной черты, какого-то какъ будто равнодушія. Она не соотвѣтствовала его "античному" идеалу красоты и онъ былъ за это, положимъ, безсознательно, но какъ бы недоволенъ Аней.
   Несмотря, одяако, на свою привередливость, отецъ зналъ, что съ ней нельзя всего сдѣлать, даже прямо побаивался переходить нѣкоторый предѣлъ и, несомнѣнно, уважалъ ее, охотно даже говорилъ на сторонѣ о ея способностяхъ. Ипполитъ Юрьевичъ самолюбивъ; онъ почему-то былъ убѣжденъ, что его сынъ долженъ быть если не геніемъ, то, во всякомъ случаѣ, способнымъ стать не ниже его самого на лѣстницѣ власти, а дочь отъ первой жены должна быть писаною красавицей, похожей чуть ли не на свою мачиху, которая именно приближалась къ его эстетическому идеалу. Ни сынъ, ни дочь не оправдывали, однако, ожиданій отца. Но о сынѣ онъ думалъ, что все еще придетъ современемъ, продолжалъ думать, что его сынъ не можетъ быть и т. д., и любилъ его со страстью обманывающагося самолюбія. Другое дѣло было съ дочерью: тутъ уже нельзя ожидать перемѣны. Отъ себя же мы скажемъ, что и слава Богу, такъ какъ Анна и по наружности была несравненно лучше своей мачихи.
   -- Прозоровъ,-- отрекомендовался врачъ, пожимая поданную ему Желязовскимъ руку.
   -- Скажите, что же съ больной?
   Докторъ объяснилъ, что еще опредѣлить нельзя, но можетъ быть и серьезное что-нибудь, наприм., тифъ. Онъ сказалъ это съ нѣкоторымъ удареніемъ, какъ бы приглашая обратить вниманіе.
   -- Вы предвидите опасность?
   -- Теперь еще ничего нельзя сказать, но температура высока.
   Хозяинъ сѣлъ, пригласивъ и гостя.
   -- Я призналъ необходимымъ, чтобы при больной безотлучно находился кто-нибудь, такъ какъ не все было исполнено, что я предписалъ ночью.
   По просьбѣ Желязовскаго, докторъ обѣщалъ телеграфировать за фельдшерицей, которая можетъ Пріѣхать къ ночи.
   -- Но нѣтъ повода думать, что положеніе уже теперь опасно?
   -- Непосредственно нѣтъ,-- и Прозоровъ всталъ; но хозяинъ попросилъ у него еще нѣсколькихъ минутъ, предложилъ ему курить, спросилъ, гдѣ докторъ живетъ, узналъ, что онъ не служитъ, наконецъ, задалъ ему еще вопросъ, не родственникъ ли онъ Прозорова, который умеръ совѣтникомъ губернскаго правленія въ Гроднѣ. Оказалось, что докторъ его сынъ.
   -- Вотъ какъ! Товарищъ мой по училищу (правовѣдѣнія); мы были съ нимъ близки... Жаль вашего батюшки: человѣкъ онъ былъ съ большими способностями, и такъ заглохъ тамъ. Немножко былъ упрямъ, но я этого не ставлю людямъ въ упрекъ.-- Желязовскій улыбнулся, подумавъ, конечно, о собственной твердости характера.-- Знаете, у насъ, въ Россіи, слишкомъ мало неровностей, возвышенностей; слишкомъ сплошная... плоскость; рукой поведи, нѣтъ препятствія.
   Онъ продолжалъ улыбаться.
   -- Да, для театра нѣтъ декорацій, за то для работы раздолье; плоскость-то, вѣдь, обитаемая,-- отвѣтилъ докторъ, придавъ словамъ собесѣдника иной смыслъ.-- До свиданія, Ипполитъ Юрьевичъ.
   Желязовскій взглянулъ на часы:
   -- Мы черезъ полчаса обѣдаемъ; не откушаете ли съ нами по-дачному? И еще разъ заглянете къ больной?
   Отговорка Прозорова затѣмъ была устранена возраженіями, что онъ вызванъ за черту города, что обѣдать все равно надо, что телеграмма его о фельдшерицѣ будетъ сейчасъ послана на ораніенбаумскую станцію, наконецъ, что хозяинъ хочетъ разспросить его объ отцѣ.
   Передъ обѣдомъ они вмѣстѣ зашли къ Аннѣ въ сопровожденіи горничной. Анна не спала. Провѣривъ пульсъ, врачъ обратился въ горничной:
   -- Есть чепчикъ для купанья въ морѣ?
   Такой чепчикъ оказался.
   -- Принесите его и клеёнку и велите подать льду въ деревянномъ ведрѣ.
   Когда все было принесено, Прозоровъ вложилъ въ подушикѣ нѣсколько кусковъ льду, Накрылъ подушку клеёнкой, сверху положилъ полотенце, потомъ самъ надѣлъ Анѣ чепчикъ на голову и подвязалъ его. Больная взглянула на него пристально; теперь глаза ея имѣли оттѣнокъ, близкій къ цвѣту фіалокъ.
   Желязовскій наклонился надъ дочерью.
   -- Да, Аня, вотъ мы всегда такъ. Совсѣмъ не нужно было ѣздить въ Петербургъ; тряпки тамъ какія-то.
   -- Она уснетъ, пойдемте,-- сказалъ Прозоровъ и увелъ отца.
   За обѣдомъ Желязовскій представилъ доктору сына и секретаря Зорядко, который оказался знакомымъ Прозорову. Сынъ быль университетскій студентъ новой, офицерской формаціи. Когда онъ входилъ, докторъ принялъ его сперва за гатчинскаго кирасира: китель изъ снѣжно-бѣлаго, толстаго пикё, съ вызолоченными чрезъ огонь гвардейскими пуговицами, при шпагѣ, въ рукѣ, одѣтой въ бѣлую замшевую перчатку, фуражка также бѣлая съ синимъ околышемъ; всему этому соотвѣтствовала и чисто-военная осанка. Въ такомъ лѣтне-парадномъ видѣ молодой Юрій возвращался съ визита въ близкой кронштадской колоніи. За столомъ онъ сидѣлъ рядомъ съ пріятелемъ своимъ, офицеромъ шикарнаго полка, недавно возвратившагося въ Петергофъ изъ лагеря. Прозоровъ не видывалъ еще вблизи такого экземпляра и частенько взглядывалъ на молодаго Желязовскаго. Возлѣ Евгеніи Алексѣевны сидѣлъ Зорядко, складный, худощавый брюнетъ, казавшійся лѣтъ на десять моложе, чѣмъ былъ на самомъ дѣлѣ. Прозоровъ былъ сосѣдомъ хозяина.
   Тотъ объ отцѣ разспрашивалъ его немного; разговоръ шелъ общій: о предстоявшихъ скачкахъ, о купаньѣ, причемъ Ипполитъ Юрьевичъ сердился, что былъ поданъ не тотъ хересъ, вскользь о знакомыхъ, немножко о политикѣ, о которой Желязовскій вѣщалъ, а Прозоровъ только слушалъ, слегка даже объ ученыхъ спеціальностяхъ.
   -- Да, вотъ сынъ будетъ юристъ,-- сказалъ хозяинъ, наливая доктору вина,-- какъ и я. Правда, это -- спеціальность наименѣе спеціальная, еще не опредѣляющая рода занятій въ жизни. Напримѣръ, вашъ покойный батюшка и я -- на гражданской службѣ, а нѣсколькихъ своихъ товарищей я видѣлъ въ военной; за то одного предсѣдателя окружнаго суда я знавалъ, и прекраснаго, изъ гусаръ. А тебѣ, Юра, придется быть этакимъ, знаешь, "стрюцкимъ", на побѣгушкахъ у большаго адвоката, и вырывать куски у товарищей-жидковъ, что вовсе не легко.
   Офицеръ разсмѣялся. Юрій протестовалъ шутливо, но задирая голову назадъ.
   -- Отчего же непремѣнно стрюцкимъ, папа?
   -- По-моему, Жоржъ можетъ избрать совсѣмъ иную карьеру,-- вставила хозяйка.
   -- У насъ,-- замѣтилъ Прозоровъ,-- и тѣ науки, которыхъ французы и англичане называютъ Sciences, не всегда обусловливаютъ научныя занятія въ дальнѣйшей жизни.
   -- Да вотъ я медикъ, -- сказалъ Евгеній Алексѣевичъ Зорядко, съ усмѣшкой.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Отчего же вы не занялись Аней... вчера?-- Она смотрѣла любезно, но въ глазахъ ея было какое-то намѣреніе.
   -- Я никогда не практиковалъ; какже мнѣ было взять на себя отвѣтственность?
   Желязовскій налилъ Прозорову другаго вина и передалъ бутылку офицеру.
   -- У насъ, если человѣкъ и дѣйствительно занимался наукой, то это еще не значитъ, что она была главнымъ его занятіемъ, что онъ въ самомъ дѣлѣ жилъ для науки. Смотрите, натуралистъ -- Ладыгинъ... Вы слышали о немъ?
   -- Членъ правленія... банка?
   -- И... желѣзной дороги, и предсѣдатель общества разработки минеральныхъ богатствъ.
   -- И частнаго ломбарда,-- отозвался офицеръ, которому Юрій тотчасъ шепнулъ:
   -- Тебѣ именно это извѣстно?
   -- Однимъ словомъ,-- продолжалъ Желязовскій,-- гешефтмахеръ на большую ногу, или, лучше сказать, большой руки.
   -- Ипполитъ Юрьевичъ!-- Евгенія Алексѣевна сказала это любезно, хотя съ достоинствомъ.
   Но мужъ ея не одобрилъ перерыва.
   -- Полно пожалуйста... Я это совсѣмъ не въ дурномъ смыслѣ говорю; Ладыгинъ ворочаетъ большими дѣлами и состояніе его уже цѣнятъ въ...-- Онъ назвалъ крупную цифру.
   -- И въ сферахъ,-- добавилъ офицеръ,-- считаютъ, что онъ ein feiner Konditor.
   -- Какъ вы сказали?-- спросилъ Желязовскій.
   -- А что?-- наивно отозвался офицеръ, которому это выраженіе было фамильярно.
   Съ своей стороны, Зорядко заступился:
   -- Во всякомъ случаѣ, человѣкъ большихъ способностей.
   Когда встали, молодые люди пошли курить, Зорядко послѣдовалъ за m-me Желязовской на балконъ, а Желязовскій прошелся съ Прозоровымъ по парку. Паркъ очень красивый. Прямолинейный садъ, окружающій домъ, переходитъ далѣе въ неправильныя дорожки; группы деревьевъ разбросаны съ пейзажнымъ разсчетомъ; начинаясь отъ лужайки съ гимнастическими лѣстницей и трапеціей, извивается, по оираинамъ, мягкая дорожка для верховой ѣзды, проходя въ тѣни высокихъ деревьевъ, а мѣстами выглядывая къ сосѣднимъ полямъ. Желязовскій повелъ гостя къ недалекой крутизнѣ, на которой находится бесѣдка; оттуда открывается широкій видъ на заливъ. Хозяинъ и гость постояли минутъ пять, смотря, какъ закатилось солнце.
   Освидѣтельствовавъ, что ледяные компрессы перемѣнялись по его указанію и самъ показавъ еще разъ, какъ ихъ дѣлать, докторъ сѣлъ въ коляску Желязовскихъ, которая должна была затѣмъ ждать у него пріѣзда фельдшерицы и доставить ее къ паціенткѣ. Но въ минуту отъѣзда онъ услышалъ брянчанье на фортепіано и поспѣшно поднялся обратно на террасу. Въ гостиной, которая находилась подъ комнатой Анны, сидѣла Евгенія Алексѣевна въ разговорѣ съ секретаремъ мужа; кавалеристъ курилъ въ окно, а Жоржъ "пріискивалъ" что-то на инструментѣ. Неожиданный входъ доктора былъ похожъ на вторичное появленіе дон-Базиліо въ Цирюльникѣ.
   -- Прошу не считать за второй визитъ, -- шутливо сказалъ онъ и, подойдя къ студенту, прибавилъ съ досадой:-- Помилуйте, кавже можно стучать? Безусловно воспрещается все, что можетъ обезпокоить больную.
   На Желязовскаго смерть брата но произвела особеннаго впечатлѣнія. Ипполитъ Юрьевичъ не былъ сантименталенъ. Сколько въ его натурѣ обрѣталось способности любить -- было цѣлиномъ раздѣлено между женой и сыномъ; малая частичка приходилась и на Анну, больше по обязанности. По крайней мѣрѣ, онъ самъ очень бы удивился и вознегодовалъ, если бы ему замѣтили, что онъ не любитъ дочери. Да и въ привязанности въ женѣ и въ особенности къ сыну была значительная доля тщеславія или, если угодно, самолюбія. Брата же онъ давно счелъ погибшимъ, съ того момента, когда тотъ былъ осужденъ. Если бы Рафаилъ Желязовскій умеръ естественною смертью, то это сдѣлало бы на его брата впечатлѣніе болѣе сильное, такъ какъ покойный былъ моложе его, и, стало быть, его смерть была бы въ родѣ memento. А то -- застрѣлился... Конечно, непріятно, очень жаль бѣднаго "Рафтю", какъ братъ назывался въ ребяческіе годы.
   Но Анна горячо любила дядю Рафаила. По смерти ея матери, онъ одинъ умѣлъ приласкать дѣвочку: она помнила доброе выраженіе въ его энергическихъ чертахъ, помнила почти каждое его доброе слово, такъ какъ онъ по недолгу живалъ въ Петербургѣ.
   Еще изъ мѣста послѣдняго своего жительства онъ прислалъ ей разъ нѣсколько строкъ, въ которыхъ называлъ ее своимъ другомъ, и въ письмо вложилъ цвѣтокъ "Анютины глазки".
   Въ первые дни, когда она пришла въ память, Анна нѣсколько разъ горько плакала о дядѣ, уткнувшись лицомъ въ подушку, чтобы кто-нибудь случайно не подслушалъ ея рыданій. И во все время болѣзни она была молчаливѣе, чѣмъ когда-либо. Одинъ только докторъ съумѣлъ заставить ее говорить, сперва по необходимости отвѣчать на разспросы, а затѣмъ и такъ, потому что было скучно, а онъ говорилъ просто, не какъ съ барышней, и "не ломался".
   

III.

   Были скачки,-- не въ Петербугѣ, гдѣ главную роль играютъ ѣздоки, но въ Царскомъ, гдѣ на первомъ планѣ лошади. Это былъ послѣдній день сезона, а погода стояла чудесная. Лѣто оставалось аще въ такой силѣ, что не вѣрилось въ близкій его конецъ. Но, впрочемъ, на сѣверѣ бываетъ, что лѣто кончается вдругъ, какъ бы скоропостижно... По два поѣзда пришли за послѣдніе полчаса изъ Петербурга и Павловска и изъ каждаго потянулась сквозь кусты въ ипподрому лента смѣшанной публики. На внутреннемъ кругѣ, близъ призоваго столба, хоръ кирасиръ игралъ, заботясь болѣе всего о тактѣ, такъ что полька, вальсъ и романсъ,-- все выходило "въ ногу". Вдоль веревки, которою обтянуто овальное мѣсто скачки,-- собрались въ разныхъ, болѣе "интересныхъ" пунктахъ, какъ, напримѣръ, у препятствій, сотни даровыхъ зрителей. Двѣ трибуны, стоящія по бокамъ павильона, еще не были наполнены. Ко входамъ подъѣзжали одинъ за другимъ экипажи разной формы: ландо, коляски, широкія плетеныя линейки, различные шарабаны, показался даже одинъ "каръ", четверкой цугомъ, управляемый владѣльцемъ, такъ называемый four in bunds. Въ очень немногихъ упряжкахъ виднѣлись вплетенныя въ гриву лошадей кокарды изъ лентъ.
   Подъѣхала и широкая, солидная, крытая коляска Ладыгиныхъ, коляска "собственная", но еакряжепная въ ямскую тройку. Когда Ладыгины усѣлись въ ложѣ внизу, и Михаилъ Дмитріевичъ нѣсколько отпыхтѣлъ жару, какую претерпѣлъ на 20-ти верстномъ шути, онъ заговорилъ:
   -- Какъ все это мизерно...
   -- Почему же, папа?-- отозвалась одна изъ барышень.
   Въ семьѣ Ладыгиныхъ вопросы сыпались быстро, благодаря пяти дочерямъ.
   -- Ну, что же это въ сравненіи съ Ипсомомъ, да даже и съ Лоншаномъ... Полтора милліона народу, палатки, ярмарки, поѣзда каждыя пять минутъ, крики скаковыхъ маклеровъ, настоящая скаковая биржа...
   Онъ кивнулъ прошедшему въ галлереѣ Юрію.
   -- А гдѣ Желязовскіе?-- спросила другая барышня; третья объяснила имъ.
   Черезъ нѣсколько ложъ сидѣла Евгенія Алексѣевна съ какою-то дамой, а позади ихъ кавалеристъ, пріятель Юрія.
   -- А "секрета" не взяла съ собой?-- шепнула четвертая барышня пятой.
   -- Т-шш...
   Въ ложу къ нимъ вошелъ генералъ, служащій въ военномъ министерствѣ, съ большою, вѣроятно, будущностью, но въ настоящемъ не особенно важный. Тѣ у Ладыгиныхъ еще не бывали.
   Но вотъ уже собираются лошади къ сборному пункту, разными аллюрами, смотря по темпераменту. Вороную ведутъ подъ уздцы конюхи, а ѣздокъ на ней поправляетъ себѣ крагу сапога; рыжая съ голубымъ ѣздокомъ пронеслась къ meeting'у маршъ-маршемъ, какъ будто уже началась скачка, которая, однако, пойдетъ въ противуположяую сторону. Гнѣдая съ малиново-синимъ всадникомъ наталкивается на поводъ, добровольно "собирается" такъ, какъ ея не заставятъ никакіе шенкеля, и, топчась на мѣстѣ, исполняетъ родъ piaffer, который вовсе не входилъ въ ея тренировку. Другая, рыжая, старается закусить лѣвую вѣтвь мундштука и, отворачивая задъ влѣво, идетъ будто бы "плечомъ въ манежъ".
   Онѣ установились, но безпрестанно выскакиваютъ впередъ.и возвращаются. Пришли съ флагомъ два члена общества, это -- стартеры. Они, по-возможности, уравняли переднихъ лошадей и -- флагъ опущенъ. Понеслись скакуны и вслѣдъ имъ идетъ говоръ: "красный",-- "нѣтъ, вотъ голубой забираетъ, взялъ веревку!" -- "э, желтый уже хлыстомъ..."
   Изъ-за лѣваго угла лошади выходятъ въ иномъ порядкѣ. На второмъ кругу прежній порядокъ возстановляется и выдерживается до лѣваго угла, когда вдругъ голубой подымаетъ руки впередъ, даетъ два раза шпоры, сразу выскакиваетъ на двѣ длины и, оглянувшись назадъ, трогаетъ лошадь хлыстомъ.
   Раздаются крики: "Кондотьеръ!" -- и имя его повторяется съ азартомъ, ему какъ будто помогаютъ "придти". Онъ миновалъ столбъ; звонокъ, онъ "пришелъ". "Результатъ": на 10-ти рублевомъ тотализаторѣ 24 р. 50 к.; на рублевомъ -- 2 р. 50 к., такъ какъ Кондотьеръ не былъ фаворитомъ и вообще мало извѣстенъ.
   Юрій, въ темно-зеленомъ форменномъ сюртукѣ, при шпагѣ, возвратился въ свою ложу съ довольно кислою миной.
   -- La voilà une chancel -- сказалъ онъ кавалеристу.-- Я-жь тебѣ говорилъ... Охота держать за фаворита, да Олдъ-Бой и не могъ придти, въ скверной кондиціи лошадь, продалъ его Гриномъ.
   Барышни Ладыгины всѣ держали по рублю за Олдъ-Боя, что составило пять рублей потери на семью.
   За то Герасимъ Смирновъ потиралъ руки: онъ взялъ по десяти 10-ти рублевыхъ билетовъ на Олдъ-Боя и Кондотьера; на первомъ проигралъ 100 р., а на второмъ ему очистилось 145 руб., сверхъ уплаченныхъ 100. Онъ почтительно снялъ шляпу, проходя передъ ложей Ладыгина къ покажу. Ладыгинъ какъ-то моргнулъ ему въ отвѣтъ и, выйдя на галлерею, въ свою очередь почтительно, хотя и не касаясь шляпы, наклонился передъ ложей, гдѣ сидѣло лицо съ нѣкоторымъ сіяніемъ во взорѣ, и также въ свою очередь получилъ привѣтъ только въ любезномъ жестѣ двумя сложенными пальцами.
   Антракты между пятью нумерами скачекъ были продолжительные и военный хоръ, отдыхая во время состязанія, начиналъ снова играть "въ ногу". Ладыгинъ поднялся на второй ярусъ и зашелъ въ крайнюю ложу, гдѣ сидѣла миловидная и замѣчательно красиво сложенная дѣвица, въ черномъ нарядѣ, но съ краснымъ перышкомъ на модной шляпѣ; позади ея стула стоялъ Смирновъ, который тотчасъ же отступилъ.
   -- Здравствуйте, здравствуйте,-- такъ миновалъ его Михаилъ Дмитріевичъ, пожавъ ему руку.
   Ладыгинъ быстро познакомился съ барышней, которой былъ уже представленъ впередъ, заочно. Несмотря на свою солидность, онъ еще умѣлъ смѣшить барышень, и барышня, служившая Смирнову для примѣриванія нарядовъ, оказалась вполнѣ подходившею для болѣе важной цѣли. Ладыгинъ болталъ съ ней вздоръ, комкая ея маленькую руку подъ защитой барьера ложи, причемъ морщинистое лицо его и толстый затылокъ слегка зарумянились, и заставилъ-таки собесѣдницу назначить себѣ свиданіе, чѣмъ и остался очень доволенъ, какъ человѣкъ, не имѣющій вообще времени.
   -- Герасимъ Яковлевичъ,-- сказалъ онъ, выйдя въ корридоръ, гдѣ нашелъ Смирнова,-- ваше дѣло пустяки: изъ всѣхъ векселей мы не примемъ только одного, гдѣ бланконадписатель Барсуковъ... Помилуйте, Барсуковъ самъ былъ уже протестовавъ, въ ...омъ банкѣ; не можетъ пройти въ комитетъ; вы эту бумажку замѣните другой. А племянница ваша -- объяденье,-- заключилъ онъ, ткнувъ Смирнова пальцемъ въ плечо.
   Михаилъ Дмитріевичъ зашелъ и къ Желязовской, у которой засталъ двоихъ изъ своихъ дочерей, узналъ, что Анна заболѣла и что ей лучше, и, увидавъ на балконѣ павильона скаковаго общества знакомаго по картофельному клубу свитскаго генерала, взобрался туда. Здѣсь стоялъ столъ съ закусками; Ладыгинъ выпилъ рюмку простой водки и въ то время, какъ онъ съ нѣкоторымъ усиліемъ жевалъ какой-то кусокъ, держа передъ собой вилку, генералъ спросилъ его:
   -- Что жь вы не были вчера въ клубѣ?
   -- Вырабатывалъ свѣдѣнія, затребованныя отъ нашего совѣта министерствомъ. Тоже не даромъ хлѣбъ ѣдимъ.
   Онъ обернулся за салфеткой.
   -- А новаго что?
   -- Что-жь вы вдругъ хотите такъ много? Ничего нѣтъ, кромѣ того, что вы, конечно, знаете, а завтра или послѣ-завтра узнаетъ весь свѣтъ.
   -- Я пять дней копчусь въ кабинетѣ, сегодня дочери насильно протрясли; представьте: изъ Петербурга въ экипажѣ... Какая же новость?
   -- Пожалуй, что напрасно вы и старались. Главный начальникъ того вѣдомства, которое отъ васъ требовало свѣдѣній, уволенъ.
   -- Что-о вы?-- Ладыгинъ весь ушелъ въ морщины, получившія напряженно-вопросительный видъ.-- И это вѣрно, вѣдь, говорили уже давно?
   -- На этотъ разъ безусловно.
   -- А Желязовскій? Вѣдь, этакъ, пожалуй...
   Генералъ улыбнулся.
   -- Я думаю, и ему не мѣшало бы faire ses malles своевременно...
   Въ это время позвонили къ послѣднему сбору и понемногу начался разъѣздъ.
   

IV.

   Аннѣ, въ самомъ дѣлѣ, довольно скоро сдѣлалось гораздо лучшемъ чемъ была прямая заслуга доктора Прозорова, который, потому ли, что лѣтомъ имѣлъ мало практики, или потому, что ему жаль было дѣвушки, которую, повидимому, окружало полное равнодушіе въ родномъ домѣ, гдѣ каждый жилъ исключительно дли себя, не только ежедневно посѣщалъ больную, но и настоялъ на строгомъ примѣненіи всего предписаннаго. Ипполитъ Юрьевичъ охотно имѣлъ лишняго собесѣдника за своимъ столомъ и докторъ нерѣдко обѣдалъ у нихъ въ тѣ дни, когда Желязовскій не уѣзжалъ въ Петербургъ, и иногда приходилъ послѣ обѣда и оставался пить чай.
   -- Вотъ вы теперь уже скоро поправитесь,-- говорилъ Прозоровъ, послѣ обычныхъ разспросовъ, оставаясь посидѣть въ комнатѣ, откуда Анна еще не выходила.
   Она сидѣла въ глубокомъ креслѣ, опираясь на его поручи и головой въ подушку.
   -- Мнѣ это почти все равно.
   -- Какъ все равно -- сидѣть взаперти или пользоваться всѣми вашими правами?
   -- Да, все равно -- съ этими правами или безъ нихъ... Горку въ саду я вижу и отсюда въ окно, а захочу, такъ могу видѣть даже всѣхъ, кто подъѣзжаетъ къ лѣстницѣ.
   -- А море, котораго вы отсюда не видите? Такъ и жизнь... вамъ еще не видна.
   Анна сперва пожалѣла, что начала такой разговоръ.
   -- Вотъ купанье я люблю страстно, но вы же сказали, Лаврентій Львовичъ, что мнѣ теперь уже будетъ поздно.
   -- Конечно... Вамъ еще сколько купальныхъ сезоновъ впереди.
   -- Ну, ужь если правду сказать, я бы ихъ охотно кому-нибудь подарила... Напримѣръ, тому, вашему чахоточному, у котораго трое дѣтей.
   -- Нельзя дарить; да почемъ вы знаете, года понадобятся вамъ самимъ...
   -- Можетъ; не подумайте, что я играю въ пессимизмъ, но какъ мнѣ всегда казалось, я совсѣмъ не нужна... А не понимаю, чего же такъ-то торчать? Я не часовой, что стоитъ по обязанности, да и тому скучно.
   Прозоровъ, которому въ то время было уже 36 лѣтъ, по-отцовски погладилъ ея маленькую руку, съ относительно длинными пальцами и превосходно очерченными овальными, блѣдно-розовыми ногтями, лежавшую на креслѣ.
   -- Вамъ ли не жить, вѣдь, вы... хорошая...
   -- А я не хочу. Хотя это смѣшно говорить,-- поспѣшно поправилась она,-- потому что все равно никогда не хватитъ храбрости. А вотъ если бы не было докторовъ...
   -- Которые надоѣдаютъ?
   -- Которые насильно лѣчатъ!-- Анна говорила это вполнѣ серьезно, совсѣмъ такъ, какъ говорятъ о врачахъ дѣти. Да она и была въ эту минуту совершенный ребенокъ, какимъ казалась часто, несмотря на свои 24 года. Лицо, по-дѣтски округленное, съ прижатыми красивыми ушками, небольшой носъ -- не римскій и не греческій, а скорѣе славянскій, но не вздернутый и не толстый; напротивъ -- сухой и очерченный деликатно, какъ бы самымъ тонкимъ рѣзцомъ; ноздри легко раздувались, обличая страстный темпераментъ. Подъ мягкими, свѣтлыми бровями, глаза -- самой несомнѣнной лазури, лазури итальянскаго неба; но нѣтъ, небо мертво, а въ глазахъ Анны лазурь эта живетъ, мѣняется, особенно иногда она бываетъ точно насквозь пропитана свѣтомъ, играющимъ, какъ горятъ звѣзды.
   Нѣтъ числа оттѣнкамъ этой лазури и этого свѣта въ ея глазахъ. Отстоятъ они чуть-чуть шире обыкновеннаго, совсѣмъ такъ, какъ у греческихъ статуй. За то разстояніе губъ отъ носа узкое съ нѣжнымъ очертаніемъ желобка. Уста красивыхъ женщинъ древніе называли "лукомъ Купидона"; такъ вотъ у Анны этотъ лукъ какъ бы нѣсколько напряженъ: углы его легко опускались, но скоро поднимались опять. Все это были условія необыкновенной подвижности въ этомъ лицѣ; въ него отбило только внимательно вглядѣться минуты двѣ, чтобы не забыть никогда.
   Нельзя словами сдѣлать портрета; въ описываемыхъ чертахъ читатель не найдетъ и той дѣтскости, соединенной съ сосредоточенною мыслью, которая составляетъ особенный характеръ лица Анны. Помните ли того херувима, который оперся на рамку подъ сикстинскою мадонной и глядитъ такъ задумчиво? Вотъ тамъ именно есть та дѣтскость и вмѣстѣ полнота мысли, которая съ первымъ свойствомъ, казалось бы, несогласна, но въ данномъ случаѣ отлично сливается и запечатлѣваетъ это лицо въ памяти. Впрочемъ, есть сходство даже по очертанію и размѣрамъ чертъ.
   Сходству этому не мѣшаютъ и короткіе волосы на написанной Рафаэлемъ головкѣ: при леченіи льдомъ, волосы у Анны были подстрижены, а потомъ она ихъ такъ и носила короткими. Цвѣтъ ихъ опять недостаточно опредѣлять однимъ словомъ -- свѣтлые. Они дѣйствительно свѣтлые, съ нѣсколько пепельнымъ оттѣнкомъ, но при этомъ не матовые, какъ обыкновенно бываютъ такіе волосы, но съ примѣсью золотистаго отлива, такъ что если смотрѣть противъ солнца, то кажутся уже не пепельнаго оттѣнка, но цвѣта блѣднаго, "англійскаго" золота.
   И представьте, этой дѣвушкѣ искренно не хотѣлось жить. Положимъ, нравственная ея природа слишкомъ отличалась отъ окружавшихъ условій. Но мало того, надо еще сказать, что предразсудокъ отца, иногда школьническія, не злобныя издѣвательства брата, уединенная жизнь, какую вели Желязовскіе, наконецъ, какое-то природное пессимистическое отношеніе къ самой себѣ -- поселяли въ ней глубокое убѣжденіе не только, что ее не любятъ, но и что она слишкомъ некрасива. Анна вѣрила, что Ладыгины имѣютъ хоть какія-нибудь красивыя черты (хоть носъ, напримѣръ), а она -- ни одной.
   Для женщины полная некрасивость составляетъ, все-таки, нѣкоторое ограниченіе правъ. Анна сознавала это и вмѣстѣ ненавидѣла такое положеніе женщины. Несомнѣнно, что человѣкъ, какимъ бы онъ ни родился и какъ бы ни былъ поставленъ, прежде всего, однако, человѣкъ. И при неблагопріятныхъ обстоятельствахъ, при разныхъ условіяхъ неравенства съ тѣми, кому онъ равенъ умомъ, онъ можетъ имѣть цѣль въ жизни, любимую идею, дорогую обязанность... Наконецъ, можетъ быть сносно даже и простое прозябаніе, если есть, по крайней мѣрѣ, свобода распоряжаться собой... Но какая же у ней, у Ани, могла быть обязанность, и что она была вольна дѣлать или не дѣлать по своему выбору? Предпочитать простое платье или модное, выходить къ рѣдкимъ гостямъ иди и къ нимъ не выходить? То ли дѣло -- жизнь мужчины!
   Если бы Анна въ то время знала доктора Прозорова, то могла бы подкрѣпить это сравненіе его примѣромъ. Лаврентій Львовичъ и тогда былъ уже не совсѣмъ молодъ, и совсѣмъ не красивъ (русый, съ грубыми чертами), въ наукѣ былъ неизвѣстенъ, практику имѣлъ небольшую. А, между тѣмъ, онъ зналъ въ то былое время, для чего онъ жилъ, и жить онъ хотѣлъ.
   Положимъ, и онъ неособенно дорого далъ бы за жизнь, если бы не ожидалъ чего-нибудь новаго, но онъ работалъ и хотѣлъ работать, потому что вѣровалъ въ то время въ торжество новаго.
   Въ одинъ изъ первыхъ дней, когда Аня стала выходить изъ комнаты, семейство обѣдало на террасѣ; былъ и Прозоровъ, который вступилъ въ споръ съ Желязовскимъ по поводу закрытія женскихъ курсовъ. Евгенія Алексѣевна поддержала мужа замѣчаніемъ, что женскіе курсы -- "не женственны".
   -- Но что такое женственность, какъ собственно опредѣлить это?-- наивно спросила Анна. Ипполитъ Юрьевичъ неожиданно разсердился на такой вопросъ.
   -- То, что не похоже на тебя; да, Аня,-- сказалъ онъ нѣсколько возвысивъ голосъ. Прозоровъ подумалъ, что никогда еще этотъ сановникъ не сказалъ столь очевиднаго вздора и взглянулъ ни Анюона смотрѣла въ тарелку, углы рта у ней опустились и одинъ изъ нихъ слегка вздрогнулъ.
   Юрій произнесъ въ тонѣ паяца:
   -- Какъ женоподобность непотребна у мужчины, такъ мужественность неблагопріятна женщинѣ.
   -- Это вопросъ безконечный,-- вставилъ докторъ.-- А, вѣдь, въ самомъ дѣлѣ красивый у васъ мундиръ; особенно синій кантъ по борту (произвольный).
   Желязовскій любилъ "продергивать"; онъ разсмѣялся.
   -- Юрій сдѣлаетъ его себѣ еще по всѣмъ швамъ, какъ у улана.
   -- Портной сказалъ, что носятъ такъ; а мнѣ -- вурштъ, какъ говорятъ бурши,-- возразилъ молодой человѣкъ.
   

V.

   Мы видѣли Михаила Дмитріевича Ладыгина на сачкахъ, но, конечно, его привлекло въ Царское не любопытство спортсмена, какимъ онъ во всю жизнь не бывалъ (онъ и своихъ выѣздныхъ лошадей нанималъ помѣсично). Впрочемъ, онъ ничего не имѣлъ и противъ лошадей какой-либо расы, какъ и противъ людей какой бы то ни было породы. Онъ бы, пожалуй, даже и спеціально заинтересовался лошадьми и быстро схватилъ бы главные, относящіеся къ нимъ итоги, если бы образовалось, при его участіи, снабженное хоть маленькою монополіей акціонерное общество для вывоза лошадей, съ ссудами, авансами отъ казны и выпусками облигацій; или если бы ему дали важное мѣсто въ коннозаводствѣ, сопряженное не только съ высшими окладами, но и съ возможностью перескочить современемъ на мѣсто еще болѣе видное. Желязовскій говорилъ за обѣдомъ правду, что у Ладыгина было уже значительное состояніе, хотя, быть можетъ, и ошибался въ цифрѣ. Словомъ, для Ладыгина, котораго давно уже величали превосходительствомъ, наступилъ тотъ психологическій моментъ, когда власти хочется еще больше, чѣмъ денегъ, которыхъ уже есть большая толика, хотя и денегъ все еще хочется страшно. Въ Царскомъ онъ, между прочимъ, устроилъ одно маленькое и болѣе увеселительное дѣльцо, а теперь мы застаемъ его въ Петербургѣ за дѣломъ настоящимъ.
   Переговоривъ съ вліятельнымъ генераломъ Б. о такомъ дѣлѣ, которое одновременно касалось и интересовъ этого лица, и пользы одного изъ многочисленныхъ обществъ, имѣвшихъ Михаила Дмитріевича членомъ правленіи, и укладывая въ портфель привезенпыя бумаги, Ладыгинъ сказалъ мимоходомъ:
   -- Шурина вашего Ивана Ивановича Самойлова давно что-то ее случалось видать.
   Генералъ махнулъ рукой.
   -- Да что, все бѣду мыкаетъ, сестра была больна, и онъ даже за границу не могъ ея свезти.
   -- Знаете, что мнѣ сейчасъ пришло въ голову? У насъ въ обществѣ разработки минеральныхъ богатствъ черезъ мѣсяцъ выборы и есть ваканція члена правленія. Отчего бы ему не попробовать?
   -- Вѣдь, у васъ это уже раньше, вѣроятно, назначается,-- произнесъ генералъ тономъ величаваго невѣдѣнія о промышленныхъ дѣлахъ.-- Вѣрно ужь кому-нибудь обѣщано.
   -- Да, конечно, но кому же, согласитесь,-- Желязовскому: онъ просилъ за одного; теперь обстоятельства такъ измѣнялись, что буквально держаться этого было бы совершенно пустымъ фетишизмомъ.
   Генералъ вложилъ оба большія пальца въ пахи жилета, а сюртукъ раскрылся бѣлыми отворотами. Тономъ добросовѣстной искренности онъ произнесъ:
   -- Ваша мысль прекрасна, но я долженъ васъ предупредить, что Самойловъ ровно ничего но понимаетъ въ вашемъ дѣлѣ.
   -- А Желязовскаго-то протеже, вы думаете, больше? Вѣдь, тоже только бы у корыта стоялъ,-- Ладыгинъ самъ примѣтилъ, что обычная его циничность выскочила тутъ не кстати.-- А Ивана Ивановича мы научимъ, онъ будетъ намъ полезенъ. Не боги горшки лѣпятъ,-- поспѣшилъ онъ прибавить.
   -- Ну, какъ знаете!-- Генералъ поморщился было при замѣчаніи Ладыгина, но, прощаясь съ нимъ, взялъ его за обѣ руки.-- Доброе,-- произнесъ онъ съ удареніемъ,-- дѣло вы сдѣлаете, любезнѣйшій Михаилъ Дмитріевичъ, и меня очень этимъ обяжете.
   -- Дѣло это, ваше превосходительство, можетъ считаться на половину сдѣланнымъ. Мнѣ надо переговорить только съ Аглаевыгь и я на-дняхъ дамъ вамъ отвѣть.
   -- А выборы?-- Ладыгинъ лишь махнулъ рукой и конфузливо разсмѣялся; у него только два смѣха: цинично-жирный и конфузливый, натуральнаго нѣтъ.
   Михаилъ Дмитріевичъ много ѣстъ и сильно работаетъ. На ѣду, положимъ, отведено у него время, но когда онъ работаетъ, ежедневно поспѣвая въ двадцать мѣстъ, включая визиты? А, между тѣмъ, служащіе во всѣхъ правленіяхъ ненавидѣли его за подгоняніе.
   Заѣхавъ домой, онъ засталъ у себя Смирнова.
   -- Ну, что, получили?-- спросилъ Ладыгинъ, проходя въ кабинетъ, куда щегольскнодѣтый Герасимъ Яковлевичъ послѣдовалъ за хозяиномъ на цыпочкахъ.
   -- Всею душой вамъ благодаренъ, ваше превосходительство. Деньги до-зарѣзу были нужны.
   Ладыгинъ сѣлъ.
   -- Ну, ну, ну... А тамъ все ничего нѣтъ?
   -- Напротивъ-съ. Сегодня ихъ превосходительство были въ пріютѣ и я докладывалъ.
   Смирновъ состоялъ старостой въ церкви одного пріюта, находившагося подъ высокимъ покровительствомъ военнаго генерала А., который пользовался еще большимъ вліяніемъ, чѣмъ генералъ Б.
   -- Садитесь же и говорите скорѣй.
   -- Только извините, Михаилъ Дмитріевичъ, я, все-таки, доложилъ про тетку.
   -- Да пошелъ!-- вскрикнулъ тотъ съ досадой.-- Вѣдь, я же вамъ по русски говорилъ: никакой не надо тетки... Эхъ!-- Онъ ударилъ ладонями по столу.
   -- Ваше превосходительство!-- осмѣлился представить несконфуженный этимъ Смирновъ.-- Ей-Богу, иначе нельзя было, невозможно. Надо ихъ знать... Какъ только я доложилъ, что вы изволите жертвовать для пріюта новый иконостасъ, сейчасъ прищурились, повторили, знаете, фамилію вашу вопросительно этакъ, точно что-то соображали въ себѣ.
   -- Ну, и надо было сказать, что я одного прихода.
   Смирновъ ёрзнулъ на стулѣ.
   -- Если бы вы изволили слышать, какимъ образомъ они произнесли...
   -- Ну, сказали бы что другое... А то -- тётка!
   -- Ваше превосходительство, никогда они бы не удовольствовались тѣмъ, что вы живете въ одномъ приходѣ. Необходимо было болѣе важную причину. Вотъ если смотрительница вамъ родственница -- другое дѣло, ничего сказать нельзя.
   -- Поймите же, съ какой стати онъ будетъ думать, что у меня тетка въ какихъ-то смотрительницахъ,-- чортъ знаетъ, что такое!
   -- Повѣрьте, Михаилъ Дмитріевичъ, я привыкъ ихъ понимать. Они сами отлично будутъ знать, что никакой тетки нѣтъ и что ваше превосходительство просто отъ христіанскаго усердія. Но надо, чтобы видъ былъ посолиднѣе. И въ самомъ дѣлѣ, они тотчасъ сказали бы совсѣмъ иначе. "Это тотъ же Ладыгинъ, который пожертвовалъ облаченіе для везенбергскаго храма и тамъ еще для другихъ?" -- "Такъ точно",-- отвѣчалъ я, и тогда они сказали совсѣмъ милостиво: "Доброе, доброе дѣло"...
   -- Ну-съ, а про рисунокъ вы упомянули? Вѣдь, я имъ не деньги жертвую на иконостасъ, но самый иконостасъ... Надо же мнѣ везти къ нему, пусть самъ одобритъ, прежде чѣмъ заказывать.
   Смирновъ продолжалъ свой разсказъ:
   -- Тогда я заявилъ, что у васъ, Михаилъ Дкитріевичъ, уже имѣется готовый рисунокъ, который, быть можетъ, удостоился бы вниманія ихъ превосходительства. Но они на это сказали: "И прекрасно, пусть рисунокъ представитъ черезъ управленіе".
   Такой оборотъ былъ досаденъ Ладыгину. Уже однажды облаченія были приняты безъ вызова жертвователя и личнаго выраженія ему благодарности. Теперь и рисунку предстояло идти формальнымъ путемъ, безъ личнаго представленія Михаила Дмитріевича весьма вліятельному лицу. Кто знаетъ, какія будутъ при этомъ послѣдствія иконостаса: пожалуй, одна благодарственная бумага изъ управленія.
   Но останавливаться было нечего. Ладыгинъ написалъ письмо въ управленіе, приложилъ рисунокъ и все это на другое утро отправилъ въ канцелярію пріютовъ. Между тѣмъ, онъ совершенно погрузился въ другое дѣло, не терпѣвшее отлагательства, а именно въ составленіе записки по весьма важному вопросу, которой ожидало отъ него еще другое вѣдомство.
   Извѣстно, что разныя вѣдомства иногда нѣсколько конкуррируютъ между собою. И вотъ, Михаилъ Дмитріевичъ запискою своей подкрѣплялъ аргументы вѣдомства, конкуррировавшаго въ то время съ другимъ вѣдомствомъ, а именно съ тѣмъ, въ которомъ весьма видное мѣсто занималъ Желязовскій. Конкурренція эта началась еще въ то время, когда былъ въ должности прежній главный начальникъ Желязовскаго, но она продолжалась и при новомъ. Въ этой борьбѣ,-- если можно такъ назвать соревнованіе о пользахъ государства,-- Ладыгинъ являлся только частнымъ добровольцемъ; однако, записку свою онъ составлялъ, сговорившись предварительно съ тѣми, кому хотѣлъ услужить. Тѣ были очень довольны, такъ какъ знали Михаила Дмитріевича за весьма зубастаго аргументатора.
   И дѣйствительно, одинъ изъ нихъ выразился, что записка Ладыгина "канальски хорошо" составлена. Предметъ былъ въ ней разработанъ, "исчерпывающимъ образомъ", разсужденіе велось дѣльно и фантично. А, между тѣмъ, не было недостатка и въ соображеніяхъ характера общаго, достаточно яркихъ. Пожалуй, въ нихъ-то и заключалось все боевое значеніе труда Ладыгина, такъ какъ аргументы его были приноровлены къ тому, что въ разныхъ инстанціяхъ желали слышать. Мы, конечно, не можемъ вводить въ наше изложеніе сущности административнаго вопроса, потому что это было бы, вмѣстѣ, и скучно, и неудобно.
   Дней черезъ десять послѣ того, какъ записка Ладыгина, приложенная къ докладу получившаго ее вѣдомства, была уже доставлена въ одно изъ высшихъ учрежденій, въ 7одной газетѣ появилась передовая статья, служившая вѣрнымъ отраженіемъ всѣхъ аргументовъ, приведенныхъ въ упомянутой запискѣ. Сотрудникъ газеты не потрудился даже хоть сколько-нибудь измѣнить порядокъ разсужденія; онъ слѣдовалъ безусловно по пятамъ Ладыгина. Но за то выраженія были употреблены въ статьѣ болѣе хлёсткія; они гораздо безцеремоннѣе били въ ту административную часть, которою непосредственно управлялъ Желязовскій.
   Въ публикѣ многіе этою статьей зачитывались и даже удивлялись смѣлому либерализму редакціи: вѣдь, какъ бы то ни было, хотя за однимъ мнѣніемъ было начальство, но и за другимъ мнѣніемъ также было начальство...
   

VI.

   Желязовскій возвратился однажды на свою городскую квартиру съ доклада у своего начальника въ замѣтной ажитаціи. Немедленно онъ потребовалъ двоихъ старшихъ дѣлопроизводителей и Зорядко. Ипполитъ Юрьевичъ -- джентльменъ; ему было несвойственно, по поводу неблагопріятнаго доклада, разносить что попало и приводить подчиненныхъ въ трепетъ. Онъ сперва замкнулся съ однимъ дѣлопроизводителемъ, потомъ съ другимъ. Наконецъ, онъ позвалъ Зорядко.
   -- Справки эти будутъ составлены и переписаны сегодня вечеромъ. Н обѣдаю въ клубѣ, вы привезете все это сюда до половины десятаго. Я просмотрю и завтра рано утромъ вы отправите вотъ этотъ докладъ.
   -- Можно еще сегодня же вечеромъ, Ипполитъ Юрьевичъ. Тамъ есть дежурный.
   -- Ну, еще лучше. Къ ужину еще поспѣемъ на дачу. Хотите?
   -- Очень благодаренъ. Я только боюсь, какъ бы справка Ильи Никитича не дышла слишкомъ длинной... Читать не будутъ.
   Желязовскій въ это время накладывалъ сигаръ и папиросъ въ портсигаръ.
   -- Онъ прочтетъ, онъ хочетъ имѣть всѣ данныя. Я бы даже самъ свезъ...
   -- Къ чему же вамъ такъ себя безпокоить?
   -- Понимаете, онъ -- вновѣ, онъ еще не успѣлъ оріентироваться, съ прошлымъ онъ не связанъ. Онъ и мнѣніе противной стороны можетъ усвоить себѣ и выступить съ нимъ какъ съ новымъ направленіемъ въ нашемъ вѣдомствѣ. Моментъ серьезный, хотя наши противники совершенные ерундисты. Вы, конечно, читали въ газетѣ статью, написанную съ записки Ладыгина... Аргументовъ его только и хватаетъ для газетной статьи. Нѣтъ научнаго знанія, ошибки въ цифрахъ... И, главное, для обогащенія Россіи совѣтуютъ разорить казну.
   За обѣдомъ въ англійскомъ клубѣ Желязовскій, однако, могъ почувствовать, что наша пресса, дѣйствительно, не миѳъ. Двое джентльменовъ, бывшихъ совершенно "въ курсѣ" и, главное, одаренныхъ наслѣдственными именами и вотчинами, не присосѣдились по обычаю къ его столу, объявивъ, что уже обѣщали обѣдать съ другими. Желязовскій, все-таки, обѣдалъ впятеромъ, съ лицами весьма солидныхъ именъ, но изъ нихъ двое было отставныхъ, одинъ былъ бѣдный аристократъ, бѣгавшій за акціонерными должностями, и двое служили, но только въ совѣтахъ.
   Экипажъ ожидалъ Ипполита Юрьевича у ораніенбаумской станціи. Онъ сѣлъ съ секретаремъ.
   -- Въ четвергъ будетъ засѣданіе: не знаю, справится ли онъ и, между нами сказать, не перекинется ли просто на противуположную сторону.
   Въ это время имъ повстрѣчался Прозоровъ, въ своей крылаткѣ, быстро шедшій домой съ дачи Желязовскаго.
   -- Докторъ,-- закричалъ Ипполитъ Юрьевичъ, -- поѣдемте ужинать съ нами!
   Прозоровъ имѣлъ видъ довольно пасмурный.
   -- Поздно уже, Ипполитъ Юрьевичъ. Когда-то потомъ домой придешь, а я уже почти дома.
   -- Останетесь у насъ ночевать; еще ни разу вы намъ не сдѣлали этого удовольствія. Прошу васъ, любезный Лаврентій Львовичъ.
   Когда такъ просятъ... Да еще отецъ того милаго существа... А дома-то что? Пустыня, какъ и вообще впереди въ жизни уже только пустыня; не все ли равно? Прозоровъ поѣхалъ.
   Дамы еще не спали; Аня вышла, къ Евгеніи Алексѣевнѣ пошли Желязовскій и Зорядко. Синіе глаза смѣялись, Прозорову стало хорошо на душѣ, но въ этихъ глазахъ было немного ироніи.
   -- А я здѣсь ночую.
   -- Еще бы... Ужинъ.
   -- Анна Ипполитовна, вы меня какъ будто за что-то того...
   Она весело разсмѣялась.
   -- Я сама, если бы была мужчина, выпила бы съ вами. И выпью мысленно.
   -- А я, знаете, я, ей Богу, превратился въ "субъекта". Наблюдаю за собой и думаю, что съ нимъ будетъ?
   -- Немножко головной боли, послѣ того, какъ вы поговорите о женщинахъ,-- вѣдь, вы непремѣнно заговорите о нихъ за ужиномъ, въ видѣ приправы?
   -- Женщины принадлежатъ къ жизни,-- сказалъ докторъ.-- Но самая жизнь наша обыкновенно принадлежитъ не намъ, а кому-нибудь или чему-нибудь, что нами овладѣло.
   -- Принадлежитъ... возьметъ... какъ только рѣчь о женщинахъ, сейчасъ или сантиментальность, или полное раздолье.
   Ужинъ былъ накрытъ, Аня исчезла.
   Печально было за ужиномъ положеніе Зорядко, который отлично понималъ отношенія между людьми, но мало интересовался отношеніями между идеями. Между тѣмъ, Желязовскій и Прозоровъ, послѣ перваго стакана бордо, по уши погрузились въ принципы. Подъ вліяніемъ административной борьбы, Желязовскій самымъ крайнимъ образомъ сталъ отвергать вмѣшательство государства въ промышленныя дѣла и вообще регламентацію. Если послушать его, то все это означало не болѣе, какъ взятки николаевскаго времени. Но, имѣя противникомъ Прозорова, Ипполитъ Юрьевичъ не могъ ограничиться такимъ практическимъ соображеніемъ и долженъ былъ выдвинуть впередъ науку: онъ думалъ придавить его книжкою Спенсера о "грядущемъ рабствѣ".
   -- Я согласенъ, что это книжка умная,-- возражалъ докторъ,-- съ пользою можетъ быть прочитана всѣми, чтобы узнать, какъ законъ не долженъ вмѣшиваться въ народное хозяйство и вообще въ общественныя отправленія.
   -- Ну, стало быть...-- торжествовалъ Желязовскій, подливая вина.
   -- Къ сожалѣнію, послѣ Маркса на нашей сторонѣ ничего значительнаго не написано. Эти нѣмцы поднятъ страшно и, въ сущности, только компилируютъ.
   -- А, стало быть...-- продолжалъ Желязовскій, наливая себѣ и собесѣднику сельтерской воды.
   Но Прозоровъ налилъ себѣ еще вина.
   -- Позвольте, ужь я останусь при винѣ. Да, такъ новыхъ книжекъ хорошихъ и нѣтъ, но это еще ничего не значитъ. Суть вовсе не въ томъ, чтобы государство только воспрещало; въ этомъ правъ и Спенсеръ. Надо, чтобы оно дѣйствовало.
   -- Черезъ чиновниковъ?
   -- Ваша наука допускаетъ же дѣйствіе ассоціацій, наприм., муниципалитетовъ и обществъ. Почему же государство -- не ассоціація, не община?
   -- Потому что не имѣетъ того склада.
   -- Должно имѣть.
   Въ заключеніе ихъ бесѣды дѣйствительно наступилъ разговоръ о женщинахъ и противъ весьма консервативныхъ взглядовъ хозяина Прозорову пришлось доказывать, что самыя послѣднія женщины нервно-тоньше, умнѣе и даже во многомъ нравственнѣе тѣхъ мужчинъ, съ которыми онѣ имѣютъ дѣло. Послѣ этого парадокса, доставившаго удовольствіе и Зорядко, пошли спать.
   Когда наслѣдующее утро Желязовскій и его секретарь уѣхали, докторъ былъ приглашенъ Евгеніей Алексѣевной къ осмотру ея маленькой гостиной, и, наконецъ, онъ повезъ обѣихъ дамъ на лодкѣ по извилистой, обросшей кустами и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ глубокой рѣчкѣ, которая течетъ въ заливъ. Прозоровъ предложилъ выѣхать въ море, оно было спокойно. Анна согласилась и уговаривала мачиху, но та рѣшительно отказалась и велѣла себя высадить невдалекѣ отъ дома.
   Евгенія Алексѣевна считала нужнымъ оправдаться передъ собой, что отпустила Анну одну съ Прозоровымъ.
   "На дачѣ,-- думала она.-- И, притомъ, Прозоровъ -- докторъ, это -- sans conséquence".
   Вдругъ пріятное удивленіе -- на крыльцо дома входилъ Зорядко. Оказалось, что Ипполитъ Юрьевичъ, отправляясь съ нимъ въ Петербургъ, хватился на станціи какого-то дополнительнаго конверта и велѣлъ секретарю привезти портфель со слѣдующимъ поѣздомъ, до котораго оставалось еще три часа. Она пошла за Зорядко въ кабинетъ мужа. Секретарь началъ искать между бумагами на столѣ, а по временамъ краснорѣчиво взглядывалъ на нее. Она стояла, слегка прищуривая свои большіе черные глаза.
   Удивительныя отношенія существовали между двумя этими лицами. Желязовская знала, что Зорядко въ нее влюбленъ. Онъ уже давно сказалъ ей объ этомъ, въ тонѣ невольнаго, вырваннаго страстью, хотя безнадежнаго признанія. Она не оттолкнула этого человѣка, но и не давала ему надежды. Только любила съ нимъ быть, искала случаевъ къ этому и вступала съ нимъ въ самые нескромные разговоры, которые, если взять такъ, на-простоту, не могли не внушать ему нѣкоторыхъ ожиданій. Будучи замужнею женщиной, она, съ своимъ наружнымъ безкровнымъ равнодушіемъ ко всему, была одержима настоящею страстью -- любопытства, нервнаго, ненасытнаго. Но этого рода страсть, хотя можетъ обратиться въ болѣзнь, не даетъ той рѣшительности, какая присуща порывамъ горячей крови.
   Зорядко -- сухопарый брюнетъ, человѣкъ еще молодой, услужливый и робкій, но мускулистый, съ обросшими густымъ волосомъ руками -- выносилъ иногда родъ пытки въ долгихъ разговорахъ съ этою женщиной, въ ожиданіи мужа, а здѣсь, на дачѣ, и въ прогулкахъ вдвоемъ... Она умѣла какъ будто не понимать нѣкоторыхъ вещей, а, между тѣмъ, сама прикрывала шуткой иносказанія, которыхъ нельзя было не понять. Она заставляла его въ томъ же иносказательномъ родѣ передавать ей даже разныя enormities, и ему, какъ не имѣвшему свѣтскаго навыка въ такой эквилибристикѣ, приходилось напрягать здѣсь умъ гораздо болѣе, чѣмъ на службѣ. Въ крайности, разжигаемый подобною бесѣдой, онъ спасался наивностью, а ее и то, и другое забавляло.
   По врожденной робости, Зорядко постоянно боялся сказать лишнее, долго не рѣшался даже взять и поцѣловать ея руку. Разговоры иногда, въ самомъ дѣлѣ, распаляли его, такъ что онъ краснѣлъ, даже испытывалъ легкую дрожь. И, все-таки, боялся "брюскировать", опасаясь просто-на-просто, что его прогонятъ со службы. А она -- ничего; она все тѣмъ же неподвижнымъ взглядомъ, иногда слегка прищуриваясь, любовалась, какъ онъ мѣнялся. Тонкія ея губы даже не слагались въ улыбку. Она безстрастно вела шутливый разговоръ, половины будто бы сама не понимая, и только въ легкомъ движеніи ея ноздрей проглядывала какая-то жадность.
   -- Какъ не хочется ѣхать, какъ я хотѣлъ бы остаться здѣсь!-- сказалъ Зорядко, подходя къ ней съ найденнымъ, наконецъ, конвертомъ.
   Она пригласила его въ свою маленькую гостиную пить чай, прилегла на козетку и велѣла ему подать себѣ ручную работу. При этомъ она сложила руки не колѣняхъ, пальцами въ пальцы, и выгибала кисти рукъ, приподнимая тѣмъ же движеніемъ локти.
   -- Неужели вы никогда не сжалитесь надо мной?-- продолжалъ секретарь, наклонившись надъ ней и смотря прямо въ ея полузакрытые, загадочные глаза.
   -- Полно-те, Эсперъ Ильичъ, хотѣла бы я знать, чѣмъ вамъ худо?
   -- Всѣмъ и во всемъ. Что мнѣ обѣщаетъ моя несчастная страсть?
   -- Какъ что? Позволеніе быть со мной и мою дружбу. Все остальное вы имѣете въ городѣ... Воображаю.
   -- Совершенно напрасно воображаете. Потомъ, и столько обязанъ Ипполиту Юрьевичу, а, между тѣмъ...
   Она иронически сжала губы и Зорядкѣ показалось, что эту ноту онъ взялъ напрасно.
   -- Поговоримъ лучше о васъ, о вашемъ положеніи. Должность даетъ вамъ мало, я знаю, у васъ есть мать... Но вы же слышите о разныхъ дѣлахъ, предпріятіяхъ... Нельзя же такъ однимъ чиновничествомъ заниматься.
   Разговоръ этотъ былъ заведенъ весьма кстати. Зорядкѣ уже приходила мысль просить ея помощи въ одномъ навертывавшемся дѣлѣ. Но онъ собственно не имѣлъ у нея никакихъ правъ, а такъ, въ положеніи безправнаго влюбленнаго, подобною просьбой можно было разстроить и настоящія ихъ отношенія. Очень кстати она начала сама.
   -- О какихъ же дѣлахъ и знаю?-- наивно проговорилъ онъ.-- О тѣхъ, которыя зависятъ отъ Ипполита Юрьевича: не могу же и его просить по нимъ.
   -- Такъ я охотно попрошу за васъ.
   -- Неужели вы, въ самомъ дѣлѣ, хотѣли бы что-нибудь сдѣлать оттого, что это для меня?
   -- А вы сомнѣваетесь?
   -- Я радъ это слышать, но, все-таки, невозможно, хотя бы и черезъ васъ, просить начальника о какомъ-нибудь дѣлѣ.
   -- Зачѣмъ же вамъ фигурировать въ немъ?
   Зорядко не спускалъ глазъ съ руки хозяйки, которая поднялась налить ему чаю.
   -- Да, и такіе случаи бывали.
   Онъ взялъ чашку и продолжалъ въ нѣкоторомъ отрицательномъ тонѣ:
   -- Да вотъ, не далѣе, какъ недѣлю тому назадъ, Смирновъ приглашалъ меня въ компанію на поставку дровъ для всѣхъ зданій нашего управленія въ Петербургѣ и Москвѣ.
   -- Какой Смирновъ? Этотъ магазинщикъ на Невскомъ?
   -- Да. Онъ торгуетъ дамскими нарядами, но ведетъ и другія, даже большія дѣла.
   -- Ну, что-жь? Только, вѣдь, тамъ, у мужа, вѣрно есть и другія предложенія... Вы дайте мнѣ только поводъ для объясненія, почему я прошу мужа за Смирнова.
   -- Конечно, трудно. Развѣ потому, что вы бываете у него въ магазинѣ и онъ самъ могъ просить васъ, чего, конечно, онъ не сдѣлалъ, не ожидая успѣха. Но, знаете, мнѣ приходитъ мысль, что, пожалуй, совсѣмъ независимо отъ меня, недурно было бы, если бы Ипполитъ Юрьевичъ отдалъ этотъ подрядъ безъ торговъ, на три года, какъ тотъ проситъ, Смирнову. Дѣло въ томъ, что по городу ходятъ слухи, будто съ уходомъ бывшаго министра положеніе вашего мужа стало менѣе прочно.
   -- Я это знаю, но что же?
   -- А Смирновъ -- человѣкъ близкій къ этому чрезвычайно вліятельному лицу.
   Зорядко назвалъ военнаго генерала А.
   -- Черезъ Смирнова можно иногда кое-что и передать. Между тѣмъ, невозможнаго въ его просьбѣ нѣтъ ничего; онъ проситъ только предоставить ему безъ торговъ, а поставлять онъ будетъ по цѣнамъ прежняго контракта.
   -- И васъ беретъ въ компаньоны?-- спросила Желязовская, по обычаю прищуриваясь и снисходительно улыбаясь.
   -- Я, конечно, ничего не внесу; но у него нѣтъ времени, онъ почти постоянно въ магазинѣ; я помогу ему въ веденіи операціи.
   -- Хорошо, я поговорю. И модельки Смирнова при этомъ доставятъ вамъ развлеченіе; только признавайтесь мнѣ во всемъ. Вы знаете, я хочу знать всю жизнь.
   -- Издалека?
   -- Будущее неизвѣстно.
   Разговоръ снова сдѣлался пикантнымъ, но менѣе личнымъ.
   

VII.

   Между тѣмъ, лодка съ Анной и докторомъ выходила въ море.
   -- Теперь можете бросить руль,-- сказалъ сидѣвшій у веселъ Прозоровъ, когда они отъѣхали въ ширь.
   Дѣвушка оглянулась кругомъ. Влѣво -- берегъ загибался внутрь, но отступалъ въ ломаной линіи и. рядомъ продолговатыхъ зубцовъ тамъ и сямъ еще вбѣгалъ въ заливъ, какъ бы оспаривая у него пространство. Направо -- только крайній уголъ картины былъ занятъ кронштадтскимъ фортомъ; все остальное было -- открытое море. Въ подвижныхъ чертахъ Анны выразилось дѣтское, безусловное наслажденіе, которымъ спутникъ ея молча полюбовался съ минуту, подумавъ: "Не хочетъ жить, когда даже такая вещь даетъ ей счастье".
   -- Хорошо?-- прервалъ онъ ея раздумье.
   Въ тонѣ его ей послышалось нѣчто снисходительное.
   -- Было бы еще лучше, еслибъ не существовало ни этого берега, ни Кронштадта, ни...
   -- Меня? Тогда былъ бы кто-нибудь другой; всегда же бываетъ въ пейзажѣ фигура.
   -- И почти всегда его портитъ. Впрочемъ, мнѣ дѣло не въ пейзажѣ. Видите это разное освѣщеніе воды изъ-за облаковъ, на разныхъ разстояніяхъ, и то стадо маленькихъ тучекъ, идущихъ. гуськомъ, вонъ тамъ?
   -- Вижу, очень красиво.
   -- Но только мило. А что въ морѣ серьезно, это... Какъ сказать точнѣе?... Во-первыхъ, просторъ, потомъ -- уединеніе, да еще -- равнодушіе; съ моремъ какъ-то особенно чувствуешь себя одной, а ему до всего все равно. Не правда ли?
   Анна взяла руль влѣво, противъ набѣгавшей зыби, и лодка, подъ слабыми взмахами веселъ, пошла еще дальше отъ берега.
   -- И именно это вамъ нравится?
   -- Все это вмѣстѣ -- мой идеалъ.
   -- Что васъ манитъ просторъ, то-еснь свобода, я понимаю,-- идеалъ зависитъ отъ положенія. Но когда есть просторъ, то не всегда знаешь, что съ нимъ дѣлать. Я разъ сидѣлъ въ тюрьмѣ, и у меня было одно развлеченіе -- окно во дворъ. Увѣряю васъ, что идеи быть на свободѣ увлекали меня тогда еще гораздо больше, чѣмъ теперь васъ. Мнѣ казалось, что уже одно право ходить дальше трехъ саженъ составляетъ родъ счастья. А все, что можно бы видѣть за стѣнами и сдѣлать, представлялось въ какомъ-то волшебствѣ. И знаете, что я сдѣлалъ въ первый день свободы? Вышелъ изъ дому, купилъ газету, усталъ, притащился назадъ, сталъ читать и заснулъ до вечера; и вечеромъ остался дома; все могъ, но ничего не хотѣлось.
   Анна не возражала. Прозоровъ машинально работалъ веслами.
   -- Ну, и уединеніе ваше, отвѣдалъ я его достаточно; не скажу, чтобы оно годилось въ идеалъ. Да и равнодушіе; я имъ отчасти заразился съ тѣхъ же поръ, но считаю его наказаніемъ, а не добромъ.
   Дѣвушка продолжала молчать. Что она могла сказать человѣку, который уже многое испыталъ? Какое право имѣла она высказывать ему свои представленія?
   -- Для васъ,-- возобновилъ онъ разговоръ,-- жизнь едва только начинается, а, все-таки, вы уже чувствуете, что она жметъ, и хотя мысленно, но рветесь на свободу; то же было когда-то и со мною. Мнѣ казалось смолоду, что меня впрягаютъ въ телѣгу, и думалось: пусть другіе возятъ что имъ велятъ, а я сброшу хомутъ и убѣгу, не стану ходить по ихъ ненавистной колеѣ. Но теперь мнѣ 36 лѣтъ и я... то-есть собственно не я, а разсудокъ мой почти пришелъ къ заключенію, что торная-то дорога, можетъ быть, все-таки, неминуема.
   Анна произнесла презрительно "гм" и, покачнувъ головой, прибавила:
   -- Не даромъ же называютъ тюрьму "исправительнымъ" заведеніемъ.
   -- Только меня она не совсѣмъ исправила.-- Онъ на минуту пересталъ грести.-- Чтобы долго не философствовать, скажу въ двухъ словахъ, что быть на просторѣ и дѣйствовать одному просто не отбитъ,-- одинъ безсиленъ. Поэтому и могутъ хвастаться благоразуміемъ тѣ, кто тянутъ общую лямку, какая она ни есть. Самая реальная польза, какую можетъ принести человѣкъ, это-увеличить наличное количество корма, не увеличивъ числа потребителей. Напримѣръ, мнѣ, какъ врачу, реальная задача -- вылечить нѣсколько разстройствъ и, по возможности, не причинить ни одного... А, между тѣмъ, вопреки разсудку, это и теперь кажется мнѣ пошлымъ и не хотѣлось бы жить только для этого...
   -- Ага, вотъ видите! А теперь я буду разсудкомъ: пора домой, въ упряжку и въ колеса.-- Она сказала это весело; послѣднія слова собесѣдника примирили ее съ нимъ. Вѣтеръ сталъ свѣжѣть, лодку слегка покачивало. Прозоровъ налегъ на весла и говорилъ Аннѣ, какъ надо дѣйствовать рулемъ. Когда они вошли опять въ рѣчку, онъ спросилъ:
   -- Одна вы не поѣдете когда-нибудь со мной? Напримѣръ, въ колонію?
   -- Если непремѣнно захочу, то поѣду; Но только захочу ли?
   -- Пожалуйста захотите; вѣдь, я лечилъ васъ,-- ну, вы изъ признательности.
   -- Когда же? Послѣ завтра?
   Онъ подумалъ.
   -- Нѣтъ, послѣ-завтра я дольше останусь на фабрикѣ; можетъ быть, и не пріѣду на дачу.
   -- Много больныхъ на заводѣ?
   -- Нѣтъ, вчера даже ни одинъ не приходилъ... А у насъ тамъ, видите ли, есть школа.
   -- Разскажите мнѣ о ней; что же вы тамъ дѣлаете?
   Докторъ подалъ ей руку, выводя изъ лодки.
   -- Разскажу когда-нибудь. А я тамъ... излагаю взрослымъ рабочимъ "общія понятія объ исторіи и географіи Россіи".
   Между тѣмъ, приближался срокъ обыкновеннаго ежегоднаго общаго собранія акціонеровъ разработки минеральныхъ богатствъ. Объявленіе о днѣ собранія уже было напечатано въ газетахъ и главнымъ акціонерамъ слѣдовало условиться относительно выбора новаго члена. Одного изъ самыхъ вліятельныхъ акціонеровъ, Ладыгину не трудно было уговорить въ пользу избраніи Самойлова, родственника генерала В. Вліятельный акціонеръ не имѣлъ своего кандидата, а потому и обѣщалъ Желязовскому провести его протеже, что, впрочемъ, было условлено чрезъ посредство Ладыгина. Теперь Ладыгинъ самъ предлагалъ другого кандидата, и вліятельному акціонеру было все равно. Что Самойловъ -- отставной штабъ-ротмистръ, который ничего не понималъ въ минеральныхъ богатствахъ, это также было все равно. Во-первыхъ, и протеже Желязовскаго не значился ни горнымъ инженеромъ, ни коммерческимъ человѣкомъ, и, во-вторыхъ, совершенно достаточно, если въ правленіи есть два работящихъ директора; остальные въ томъ обществѣ существовали въ силу устава и, главнымъ образомъ, въ силу связей. Вопросъ сводился, такъ сказать, прямо на вѣсъ -- между Желязовскимъ и генераломъ В., и не могло быть сомнѣнія, чья перетянетъ. Правда, Желязовскому было обѣщано; но, вѣдь, въ подобныхъ случаяхъ принимается еще и то въ соображеніе, какъ приходится кандидатъ своему покровителю: сынъ онъ ему или зять, или другъ его жены,-- тогда отказъ можетъ въ самомъ дѣлѣ обидѣть. Если же рѣчь идетъ просто о добромъ маломъ, которому покровительствуетъ хорошій человѣкъ, то можно не сдержать обѣщанія и извиниться, отложить исполненіе до слѣдующаго случая.
   Однако, когда Ладыгинъ, въ качествѣ предсѣдателя, въ оффиціальномъ засѣданіи правленія предложилъ условиться о кандидатѣ и назвалъ Самойлова, то нѣкоторые члены оказались неприготовленными. Двое изъ нихъ сдѣлали возраженіе, ссылаясь на полное незнакомство Самойлова съ дѣломъ и въ особенности на поставленную уже прежде кандидатуру. Ладыгинъ шепнулъ одному изъ нихъ, а тотъ передалъ другому, что за Самойловымъ стоить генералъ В. Для однихъ имя это, конечно, было внушительно. Но вліяніе измѣряется людьми не по одной его силѣ, а еще и по той сферѣ, въ какой сама она дѣйствуетъ.
   Бываетъ, что могучій вѣтеръ сильно гонитъ верхнія облака въ одну сторону, а, между тѣмъ, ближе въ землѣ, другія облака стоять неподвижно или даже текутъ, хотя медленно, но въ сторону противуположную. Для обоихъ директоровъ, оказавшихся въ оппозиціи, государственное значеніе генерала В. было несомнѣнно, какъ и для самого Ладыгина; но они не имѣли интересовъ на той высотѣ, куда думалъ взлетѣть Михаилъ Дмитріевичъ, а, между тѣмъ, ихъ дѣлишки могли въ значительной степени зависѣть отъ Желязовскаго, пока тотъ оставался бы въ должности. Вотъ какова была причина происшедшаго въ правленіи нѣкотораго недоумѣнія. Очевидно, предсѣдатель не далъ себѣ труда подготовить всѣхъ членовъ и слишкомъ положился на личный свой авторитетъ.
   Черезъ нѣсколько дней члены правленія были приглашены къ предсѣдателю на частное совѣщаніе, гдѣ Ладыгинъ и далъ имъ надлежащія разъясненія, увѣривъ ихъ, что за послѣдовавшею перемѣной министра, который былъ начальникомъ Желязовскаго, собственное положеніе послѣдняго сдѣлалось крайне непрочно, и объяснивъ, что имъ, Ладыгинымъ, уже "почти" дано слово генералу В. и что онъ себѣ "позволилъ" это, не заручившись согласіемъ всѣхъ членовъ единственно потому, что этого выбора Самойлова положительно желаетъ и Николай Силычъ, то-есть тотъ акціонеръ, который былъ главнымъ представителемъ русскаго капитала, вложеннаго въ предпріятіе.
   Такимъ образомъ, дѣло было улажено и въ общемъ собраніи Самойловъ былъ избранъ въ члены правленія, хотя и не единогласно. Извѣстно, что когда нѣтъ борьбы между партіями, то-есть между хозяевами предпріятія и какимъ-либо капиталистомъ, скупающимъ акціи и присылающимъ въ собраніе своихъ людей, чтобы вырвать дѣло изъ прежнихъ рукъ, то акціонерная машина дѣйствуетъ всегда исправно. Но, какъ всякая машина, она, все-таки, требуетъ ухода за собой и нѣкоторой смазки, отъ времени до времени. При этихъ условіяхъ, она дѣйствуетъ отчетливо и съ математическою вѣрностью. Баллотировальные ящики, поставленные на столъ на всякій случай, оказываются излишними, такъ какъ на всѣ "вопросы" рѣшенія бываютъ единогласны, а красивыхъ книжечекъ съ напечатанными билетами "да" и "нѣтъ" даже жаль: такъ онѣ и остаются безъ употребленія.
   На этотъ разъ въ общемъ собраніи общества минеральныхъ богатствъ изъ книжечекъ этихъ вырывался только бѣлый листокъ, предназначенный для написанія имени избираемаго члена правленія. И вотъ, изъ 523 голосовъ, на какіе давало присутствовавшимъ право представленное въ собраніе количество акцій, Самойловъ получилъ 384, а остальные разбѣжались по разнымъ именамъ. Ладыгинъ былъ увѣренъ въ единогласіи, и этотъ цифровой результатъ заставилъ его сильно поморщиться. Между служащими въ правленіи пошелъ шепотъ, что предсѣдатель не далъ себѣ труда сговориться хорошенько съ товарищами, что онъ слишкомъ деспотиченъ, безцеремоненъ и т. д. А, между тѣмъ, недостатокъ обычнаго единодушія въ собраніи былъ вызванъ совсѣмъ инымъ обстоятельствомъ.
   Причиною былъ не дошедшій до служащихъ, но подѣйствовавшій на нѣсколькихъ дѣйствительныхъ акціонеровъ слухъ, будто самъ Ладыгинъ собирается вскорѣ оставить предсѣдательство и даже выйти изъ общества. Слуха этого они сами не могли понять, но онъ сдѣлалъ ихъ равнодушными къ кандидату Ладыгина. Вотъ отчего съ полсотни голосовъ оказались поданными за протеже Желязовскаго, а остальные разбрелись такъ случайно.
   Но, какъ бы то ни было, реальный результатъ состоялъ въ томъ, что Сомойловъ былъ избранъ, то-есть, что, благодаря Ладыгину, зять весьма вліятельнаго генерала В. долженъ былъ получать по 4 тысячи рублей въ годъ.
   Дѣла государственныя текли своимъ порядкомъ. Но Ипполиту Юрьевичу дѣйствительно не везло. Докладъ, который, какъ мы видѣли выше, былъ имъ доставленъ новому начальнику, въ дополненіе къ соображеніямъ обсуждавшагося въ то время законопроекта, а косвенно -- въ опроверженіе записки другаго вѣдомства, составленной Ладыгинымъ, оставался съ недѣлю безъ движенія. Начальнику онъ не понравился, а, между тѣмъ, поручить составленіе новаго кому-нибудь другому начальникъ не рѣшался. Конечно, можно было и не поцеремониться, а просто велѣть шустрому чиновничку, въ которыхъ никогда нѣтъ недостатка, передѣлать работу Желязовскаго такъ, чтобы воспользоваться заключавшимися въ ней фактами и цифрами, только заправить изложеніе нѣсколько иными или иначе выраженными общими взглядами.
   Но начальникъ вѣдомства былъ вновѣ, совершенно еще не зналъ дѣла, которое ему предстояло совершенствовать, и хотя, вступая въ управленіе, говорилъ себѣ такъ же, какъ Ладыгинъ генералу В., "что не боги горшки лѣпятъ", однако, въ важномъ случаѣ, какъ теперь, ему казалось, что помимо Желязовскаго даже и самая очевидность могла бы какъ-нибудь оказаться сомнительной, потому что тотъ "собаку съѣлъ" на этомъ предметѣ. Наконецъ, глава призвалъ къ себѣ своего подчиненнаго.
   Ипполитъ Юрьевичъ былъ на дачѣ и чувствовалъ себя несовсѣмъ хорошо, когда получилъ нѣсколько собственноручныхъ словъ, приглашавшихъ его на другой день объясниться. Онъ отправился въ городъ въ тотъ же день и, переночевавъ, пріѣхалъ въ назначенный часъ на квартиру начальника. Войдя въ залу, онъ увидѣлъ, что въ дверь кабинета вошелъ правитель канцеляріи, а вышелъ оттуда генералъ В. Генералъ остановился, очень любезно поздоровался съ Желязовскимъ, который проводилъ его десятокъ шаговъ, причемъ они обмѣнялись нѣсколькими словами. Отъ генерала Ипполитъ Юрьевичъ узналъ, что въ среду не будетъ засѣданія, по случаю освященія одного храма.
   -- У меня былъ сегодня Михаилъ Дмитріевичъ,-- прибавилъ генералъ, чтобы не оборвать разговора.-- Онъ собирается къ вамъ на дачу; у васъ, говорятъ, прекрасная дача... Скажите, это далеко за Ораніенбаумомъ?-- Желязовскій сказалъ гдѣ, отлично понимая, что вниманіемъ своимъ генералъ В. хотѣлъ только озолотить пилюлю, какую преподнесъ Ипполиту Юрьевичу Ладыгинъ въ обществѣ минеральныхъ богатствъ.-- Замѣ-ча-тельно способный человѣкъ! Блестящія способности!-- отозвался, между прочимъ, генералъ о Ладыгинѣ.
   Новый начальникъ бесѣдовалъ съ Ипполитомъ Юрьевичемъ цѣлые полчаса. Результатъ этой бесѣды, при всей любезности, съ какою она велась, былъ Желязовскому непріятенъ. Начальникъ нѣсколько разъ оговорился о своемъ уваженіи къ знаніямъ и таланту своего собесѣдника, хвалилъ "научность" составленнаго имъ доклада, потребовалъ нѣкоторой переработки изложенія, ссылаясь только на то обстоятельство, что въ немъ принципы были поставлены слишкомъ рѣзко.
   Человѣкъ упрямый именно въ отношеніи принциповъ, Желязовскій напрасно доказывалъ, что, въ виду возраженія, представленнаго другимъ вѣдомствомъ, слѣдовало "ударить въ корень" дѣла, напрасно старался убѣдить начальника ссылками на исторію даннаго вопроса, примѣромъ изъ другихъ законодательствъ и цифрами, чуть ли не еще болѣе многочисленными и убѣдительными, чѣмъ тѣ, какія онъ проставилъ въ своемъ докладѣ. Начальникъ стоялъ на своемъ, что все это прекрасно, но слишкомъ рѣзко, и что необходимъ нѣкоторый оппортунизмъ. Какъ подчиненный, Желязовскій въ концѣ, разумѣется, принужденъ былъ обѣщать, что докладъ будетъ переработанъ.
   -- Вы имѣете на это время,-- такъ заключилъ бесѣду начальникъ.-- Въ среду засѣданія не будетъ, такъ что намъ достаточно внести черезъ недѣлю.
   Желязовскій уѣхалъ, чувствуя, что головная боль его усилилась этимъ безплоднымъ споромъ, въ которомъ всѣ факты, все знаніе и убѣжденіе отскакивали отъ такого соображенія, что они были "поставлены слишкомъ рѣзко". Мы не скажемъ, какъ думалъ въ это время подчиненный о способностяхъ своего начальника. На человѣка можно было сердиться, но Ипполитъ Юрьевичъ слишкомъ уменъ, чтобы сердиться на "время". А, между тѣмъ, онъ не понималъ, какъ время могло быть столь безразсудно, чтобы отказываться отъ началъ, окончательно, какъ ему казалось, установленныхъ наукою. Онъ припомнилъ и то восхищеніе, съ какимъ генералъ В. отзывался о необычайныхъ способностяхъ Ладыгина, въ которомъ самъ Желязовскій видѣлъ просто ловкаго пройдоху, зная, что тотъ завтра же сталъ бы доказывать противуположное сегодняшнему, если бы спросъ былъ на иной товаръ. Вспомнилъ онъ и газетную статью, составленную по запискѣ Ладыгина. И злился -- не на этого послѣдняго, такъ какъ этотъ просто выслуживался, но на тѣхъ, дѣйствовавшихъ, кто морочилъ завѣдомо людей, и еще на тѣхъ, кто не могъ отличать бредней отъ выводовъ истиннаго знанія и опыта. "Борзописцы! Кадеты!" -- мелькало у него въ умѣ. Какъ будто "борзописцы" не имѣли права выслуживаться, точно такъ же, какъ и самъ Михаилъ Дмитріевичъ, и какъ будто кадеты могли имѣть какой-нибудь голосъ въ подобныхъ дѣлахъ. А голова у него продолжала болѣть.
   

VIII.

   Дома, то-есть на дачѣ, Ипполитъ Юрьевичъ не нашелъ успокоенія. Пріѣхавъ къ обѣду, онъ засталъ за нимъ какъ бы ледяную атмосферу, по которой легко было догадаться, что между женою и дочерью была передъ тѣмъ "сцена". Повару онъ велѣлъ сказать, чтобы тотъ никогда не смѣлъ присылать ему такой спаржи, а потомъ, неуспѣшно попытавшись втянуть въ какой-нибудь разговоръ своихъ дамъ, сказалъ Аннѣ:
   -- Ты, сударыня, и такъ не очень красива, тебѣ бы особенно слѣдовало воздерживаться отъ такихъ уксусныхъ минъ.
   Дѣвушка покраснѣла. Братъ скривилъ лицо въ ея сторону, вытянувъ носъ и подбородокъ. Но, затѣмъ, онъ же одинъ и сдѣлалъ отцу хоть какое-нибудь удовольствіе, разсказавъ, что мужики называютъ мѣстнаго діакона "отецъ Пѣтелъ". Наибольшимъ холодомъ вѣяло отъ Евгеніи Алексѣевны, быть можетъ, потому, что мужъ не привезъ съ собой Зорядко.
   Тотчасъ послѣ обѣда Желязовскій засѣлъ за свой докладъ и, пробѣгая заключавшіеся въ немъ доводы, чувствовалъ, что ему больно въ головѣ отъ словъ начальника: "поставлены слишкомъ рѣзко". Въ это время въ кабинетъ вошла, противъ своего обыкновенія, Евгенія Алексѣевна.
   -- Женни, знаешь, у меня и такъ голова трещитъ, -- произнесъ онъ тономъ умоляющаго о пощадѣ, такъ какъ предвидѣлъ вѣроятность изложенія бывшей сцены.-- Оставь меня, пожалуйста, въ покоѣ.
   Она постояла полминуты.
   -- Я не знала, что ты занятъ, Поля.
   Желязовскому не надо было только противорѣчить. Унылый тонъ жены, которая послушно и тихо пошла къ двери, тотчасъ на него подѣйствовалъ. Онъ любилъ ее, какъ могъ, и, несмотря на свои ворчливыя выходки, онъ былъ джентльменъ. Тотчасъ всталъ, взялъ ее за руку, посадилъ и изъявилъ полную готовность слушать. Такимъ покаяннымъ настроеніемъ ей слѣдовало воспользоваться.
   Она стала ему говорить вовсе не о дочери, но о просьбѣ Смирнова, разумѣется, умолчавъ о Зорядко и его предполагаемомъ участіи въ подрядѣ. Желязовскій опять вспылилъ.
   -- Что это ты, Женни, маклерствомъ стала заниматься, что ли?... Какое тебѣ дѣло?... И какъ этотъ нахалъ-лавочникъ смѣлъ обратиться къ тебѣ? За кого онъ тебя принимаетъ... и меня? Чтобы у меня жена дѣла обдѣлывала! Чтобы я отдавалъ подряды безъ торговъ... черезъ жену! Вы, кажется, съ ума сошли, сударыня!
   -- Что-жь тутъ дурнаго, если онъ меня просилъ?... Ахъ, Ипполитъ, ты не хочешь понять...
   -- Не хочу и не хочу понять!
   -- Что для насъ поставщикъ туалета -- человѣкъ, черезъ котораго можно даже выписывать "отдѣлки" отъ Ворта, совсѣмъ не все равно, что какой-нибудь лабазникъ... Ну, если бы тебя просилъ о чемъ-нибудь Дюффо, черезъ котораго ты выписываешь вино, или берейторъ въ манежѣ, когда ты ѣздилъ верхомъ?
   -- Во-первыхъ, я считаю невыгоднымъ отдать подрядъ безъ торговъ, да еще на три года, rien que èa.
   -- Да, вѣдь, онъ хочетъ ставить по прежней цѣнѣ, значить, не будетъ никакой перемѣны теперь.
   Она положила ему руку на плечо.
   -- А, во-вторыхъ...-- Онъ отодвинулся и размѣренно махалъ передъ собой кистями рукъ.-- Ты выбей себѣ, пожалуйста, изъ головы, чтобы ты могла проводить у меня какія-нибудь дѣла.
   Евгенія Алексѣевна не хотѣла обидѣться ни отказомъ, ни рѣзкостью его формы. Она могла просить въ другое время; да и не слѣдовало показывать, что это имѣло для нея значеніе. Но она злилась.
   -- Ну, какъ хочешь,-- сказала она ласково.-- Apres tout, cela ne méfait ni chaud, ni froid. Поговоримъ лучше о другомъ, болѣе важномъ... Я не знаю, что будетъ съ Анной.-- Она прилегла на диванъ.-- Ты знаешь, какъ я старалась пріобрѣсти ея дружбу, смягчить ея дикость, но все напрасно. Она до такой степени холодна и скрытна, что, право, не знаю. Наконецъ, она меня ставитъ въ неловкое положеніе. Сегодня былъ Верховцевъ -- она не вышла; ну, пусть... Но третьяго дня, тебя не было, у насъ обѣдали Ладыгины -- она съ двумя дочерьми. Анна и къ нимъ не вышла, обѣдала у себя въ комнатѣ. Уговорить ее ѣхать куда-нибудь съ собой -- это цѣлая исторія. А не брать ее, выходитъ, какъ будто мачиха держитъ дѣвушку на кухнѣ. Да и ѣздитъ вѣчно въ своемъ черномъ халатѣ. Положительно, я -- злая мачиха и держу ее въ замарашкахъ...
   Прослушавъ эту тираду, въ которой Евгенія Алексѣевна дала волю своей досадѣ, Желязовскій взялся руками за голову.
   -- Мнѣ рѣшительно нездоровится,-- сказалъ онъ.-- Я какъ-нибудь переговорю съ Анной... Что, докторъ сегодня не будетъ?
   -- Вотъ только съ нимъ она говоритъ охотно. Мы, вѣдь, оба совершенно ея не знаемъ. У нея тамъ, навѣрное, разныя идеи... Сказала я ей сегодня, что, вѣдь, въ 24 года ей пора замужъ, нельзя же не видѣть людей. Что-жь ты думаешь она на это? Говоритъ: "Я никогда не пойду замужъ, я не товаръ и прошу васъ не выставлять меня на-показъ!" Конечно, я должна была сказать ей, что она забывается.
   -- Pauvre enfant,-- замѣтилъ отецъ,-- она некрасива. Но, вѣдь, это только такъ говорится, и всѣ эти идеи -- пустяки. Будь къ ней снисходительна, какъ до сихъ поръ. Вѣдь, ты у меня милая.
   Супруги разстались нѣжно. Но работать Ипполитъ Юрьевичъ уже не могъ, голова слишкомъ разболѣлась.
   Въ весь этотъ день семейству Желязовскихъ какъ-то не везло. Юрій, послѣ обѣда, зашелъ къ Аннѣ и попросилъ у нея денегъ. Отецъ при ней далъ ему недѣля двѣ тому назадъ 600 рублей. Но какое ей было дѣло, куда онъ дѣваетъ деньги; проситъ -- значитъ нужно,-- вѣдь, не легко просить, она это знала.
   -- Сколько тебѣ нужно?
   Юрій вертѣлся на пяткахъ въ ея комнатѣ, держа руки въ карманахъ брюкъ.
   -- Что можешь. Фатеръ, пожалуй, далъ бы еще, но онъ чего-то окрысившись. Всѣ вы, тутъ, я вамъ доложу, ужасно занимательны. А я больше всѣхъ, то-есть я, по крайней мѣрѣ, въ самомъ дѣлѣ занимаю. Поганый этотъ Кондотьеръ зарѣзалъ меня въ прошлый разъ.
   -- Неужели ты все оставилъ на тотализаторѣ?
   -- Все, не все, а, однако, ничего не осталось. Дай рублей триста, если можешь. Если мо-жешь, ма сэръ,-- и онъ продолжалъ вертѣться.
   -- Что ты, Жоржъ, развѣ у меня есть?
   -- Дай поскорѣй, что можешь. Мы давеча сговорились съ Верховцевымъ и съ этимъ гнилушкой Ладыгинымъ быть сегодня въ Аркадіи, а черезъ часъ, вѣдь, поѣздъ. Деньги мнѣ нужны до зарѣзу: долгъ есть завтра одинъ священный.
   Анна переискала въ ящичкѣ и въ портмоне.
   -- У меня всего 111 рублей.
   -- Ну давай хоть сто, одиннадцать дарю тебѣ на булавки.
   Она дала ему сто рублей.
   -- Это очень мило съ твоей стороны. Ты не сумлѣвайся, что я спросилъ триста, долгъ мой всего 75 р. Отдамъ тебѣ, какъ только фатера увижу въ равновѣсіи. И еще шляпку этакую -- слуховымъ окномъ -- привезу и жениха предоставлю.
   Юрій поѣхалъ верхомъ съ конюхомъ на поѣздъ, который едва захватилъ. Въ Аркадіи онъ засталъ молодаго Ладыгина съ нѣкоей дамой, а потомъ пріѣхалъ и Верховцевъ. Скоро они нашли, что "штука", которая шла на сценѣ, "довольно убійственна". Ладыгинъ позвалъ ихъ пить портеръ съ его дамой. И они пили съ четверть часа, смотря издали на ломанье какого-то русскаго водевиля, шедшаго въ саду. Часовъ въ одиннадцать, послѣ разныхъ встрѣчъ съ другими дамами и остановокъ въ буфетахъ, Верховцевъ, почему-то не хотѣвшій вдаваться въ дамскую компанію, нашелъ, что все это -- довольно убійственно и сказалъ молодому Ладыгину, отведя его въ сторону:
   -- Отпустите вашу подругу и давайте поѣдемъ къ Сотникову, теперь самое время.
   Игра была уже въ полномъ ходу, когда пріятели пріѣхали на квартиру Сотникова, въ Гусевомъ переулкѣ. Сотниковъ, приземистый человѣчекъ, съ непомѣрно широкимъ лицомъ и торчавшими впередъ ушей припомаженными волосами, былъ стараго покроя чиновникъ, пострадавшій, въ свое время, отъ реформъ; но это было такъ давно, что съ тѣхъ поръ уже и самыя реформы-то мѣстами уступили мѣсто новымъ порядкамъ. Онъ держалъ игорную квартиру, куда заѣзжали молодые люди изъ "порядочнаго" общества, а изъ солидныхъ людей бывали мнимые золотопромышленники, фабриканты и т. д. Два раза высылаемый изъ Петербурга, онъ заводилъ свою квартиру въ другой части. Въ крайнемъ случаѣ, у него можно было и переночевать. Бывали и дамы, но, конечно, не изъ шикарныхъ. Сотниковъ находился въ какихъ-то дѣловыхъ отношеніяхъ съ Смирновымъ, но тотъ никогда къ нему не показывался.
   Наши пріятели не теряли времени. Не было еще двухъ часовъ, когда Юрій, спустивъ нѣсколько десятковъ рублей Верховцеву и сѣвъ играть по маленькой съ представленнымъ ему тутъ же сибирякомъ, такъ увлекся, что проигралъ ему до 400 рублей, которыхъ самъ не имѣлъ. Молодой Ладыгинъ былъ съ небольшимъ проигрышемъ, одинъ Верховцевъ взялъ еще нѣсколько десятковъ рублей съ "дома".
   -- Я вамъ говорилъ, держитесь рулетки, не садитель въ экарте,-- утѣшалъ онъ молодаго Желязовскаго. Надо было, однако, выручить товарища. Молодые люди заглянули въ свои бумажники. У юнаго Ладыгина было съ собой нѣсколько сотъ рублей, но онъ долженъ былъ платить куда-то въ то же утро; дать могъ развѣ 25 р. У Верховцева оказалось, и съ выигрышемъ, всего меньше 200 р. Юрій отвелъ хозяина въ другую комнату и просилъ его ссудить 200 рублей подъ часы и кольцо.
   -- Помилуйте, Юрій Ипполцтычъ,-- зашамкалъ Сотниковъ,-- къ чему этотъ залогъ? Я вамъ и такъ вѣрю.
   Онъ пошелъ, покопался въ третьей комнатѣ и, возвратясь, вручилъ молодому человѣку листокъ со знакомою литографіей: "по сему моему векселю"... Срокъ былъ проставленъ мѣсячный, а сумма -- ровно 200 рублей, которые, по подписаніи, онъ и выложилъ на "толъ сполна, отказавшись отъ всякаго вычета.
   -- Я вамъ откровенно скажу, г. Желязовскій, у меня къ вамъ есть другое дѣло; знаете, рука руку моетъ.
   Юрій невольно взглянулъ на его руку: она дѣйствительно нуждалась въ мытьѣ.
   -- Дѣло самое законное,-- продолжалъ Сотниковъ,-- и даже на мое, а Герасима Яковлевича Смирнова.
   Тутъ онъ разсказалъ Юрію о томъ самомъ подрядѣ на дрова, по которому неуспѣшно хлопотала м-мъ Желязовская. Дѣльцы знаютъ все, и они знали, что Юрій былъ баловень у отца.
   -- Скажите, что Герасима Яковлевича вы знаете по бѣгамъ, онъ въ прошлую зиму двухъ рысаковъ пускалъ, и я вамъ совѣтую держаться его при ставкахъ на тотализаторѣ.
   -- Я лучше просто отдамъ деньги раньше мѣсяца,-- сказалъ Юрій,-- и въ благодарность, пожалуй, напомню отцу о томъ дѣлѣ, но онъ едва ли положится на мою рекомендацію.
   -- Доброе слово кстати никогда не мѣшаетъ,-- возразилъ Сотниковъ.-- Смирновъ и помимо васъ старается... И объявленіе имъ уже подано. Ну, а вы улучите подходящую минуту. Вѣдь, вамъ деньги еще понадобятся; вотъ у васъ теперь почти 400 рублей карточнаго долга, да, поди, еще сердечныя надобности.-- Онъ захихикалъ.-- Я готовъ открыть вамъ кредитъ до 500 рублей съ сегодняшними... Съ сегодняшними,-- повторилъ Сотниковъ, провожая Юрія въ первую комнату.
   Получивъ деньги, сибирякъ предложилъ реваншъ, но молодые люди потребовали коньяку и, выпивъ рюмки по три, разъѣхались. Юрій поѣхалъ ночевать въ городской квартирѣ отца и думать о тѣхъ 200 рубляхъ, которые необходимо было отдать Верховцеву и молодому Ладыгину, проклиналъ манеру отца, который давалъ ему деньги въ неопредѣленные сроки, въ видѣ подарковъ, хотя по сотнямъ рублей.
   "Чортъ знаетъ, что такое!" -- повторялъ онъ себѣ до тѣхъ поръ, пока, наконецъ, пришелъ къ сожалѣнію, что не попросилъ у Сотникова сразу и тѣхъ несчастныхъ 200 рублей.
   

IX.

   На другой день у Желязовскихъ на дачѣ ожидались гости,-- нѣсколько мужчинъ должны были пріѣхать передъ обѣдомъ и остаться играть въ карты. Ипполиту Юрьевичу нездоровилось, но неловко было разстраивать вечеръ, когда гости пріѣзжали издалека. Онъ вышелъ въ столовую къ завтраку, когда они были еще одни. Анна задержала его руку.
   -- Ты нездоровъ, папа?-- спросила она, и свѣтящіеся, добрые глаза съ безпокойствомъ впились въ его лицо.
   -- Да, такъ, это пройдетъ.
   -- Что это ты ничего не ѣшь, Ипполитъ Юрьевичъ?-- спросила его жена, всегда называвшая его по отчеству при комъ бы то ни было.-- Такъ скучно, когда кто-нибудь не ѣстъ.
   Желязовскій обратился къ дочери:
   -- Ты что же все на меня смотришь? Сыграй мнѣ одну изъ твоихъ сонатъ, я почитаю здѣсь.
   Она стала играть одну изъ менѣе извѣстныхъ бетховенскихъ сонатъ. У нея замѣчательная, почти артистическая техника и съ этой стороны исполненіе не оставляло ничего желать: полная отчетливость, ни малѣйшей неровности, крайняя бережность въ употребленіи педали, изящное тушё, точность темпа; короче, соната была исполнена буквально, какъ она была записана на нотахъ.
   Отецъ смотрѣлъ на нее, лежа на диванѣ. Короткіе, золотые противъ солнца волосы оттѣняли ея дѣтскія щеки, которыхъ мягкая, неподражаемая бѣлизна едва проникалась блѣдно-розовымъ оттѣнкомъ.
   "Какъ жаль, что формы не тѣ,-- думалось ему,-- цвѣтъ лица ничего себѣ, и вся аккуратная такая и тонкая".
   Кончивъ пьесу, она взглянула на отца.
   -- Будетъ?
   -- Я долженъ сказать, Аня, что ты прекрасно играешь, но у тебя совершенно нѣтъ экспрессіи. Играешь этакъ все ровно, траля-ля, вѣрно, но безъ всякаго чувства.
   -- Вѣроятно, его у меня нѣтъ,-- сказала она, улыбаясь.
   -- Пожалуй, что и такъ.-- Ипполитъ Юрьевичъ продолжалъ ходя по гостиной.-- Ты мало сообщительна, и я самъ тебя почти не знаю. Ужь если ты съ отцомъ такъ, то что же съ другими?
   Анна сидѣла еще за роялемъ, положивъ руку на руку на платьѣ, и молчала. Больше всего она не любила этого рода разговора. Когда отецъ иногда возвращался къ нему, въ умѣ ея проходило цѣлое дѣтство, протекшее безъ вниманія отца, для котораго какъ бы существовалъ только сынъ, а для нея находилось развѣ, порою, жесткое нравоученіе. А, между тѣмъ, въ ней была такая потребность любить его... такъ много, много было любви...
   -- И потомъ,-- говорилъ онъ далѣе,-- у тебя, знаешь, есть эдакая манера обрывать людей, совсѣмъ не симпатичная. Ты думаешь, что...
   Она думала и въ эту минуту все прежнюю свою, долгую дѣтскую думу: "Отчего отецъ меня такъ не любитъ?"
   Она припоминала, какъ, бывало, ребенкомъ, притаившись въ углу, она смотрѣла, какъ отецъ забавлялся ея братомъ, держа мальчика на своихъ колѣняхъ, качалъ его или взбудораживалъ ему волосы, смѣясь, когда сынишка начиналъ съ нимъ драться. Какъ юна была бы счастлива, если бы отецъ хотя бы дотронулся до ея волосъ, хотя бы взглянулъ ей въ лицо. Ей, ребенку, сжимало иногда горло горькое сознаніе пренебреженія и такъ хотѣлось броситься къ отцу на шею и сказать, выплакать ему все то же: папа, за что ты меня такъ не любишь? Потомъ, подростая, она сама уже избѣгала взгляда отца, который, случалось, въ досадѣ называлъ ее "дурнушкой", а разъ, подойдя къ ней, сказалъ ей ласково: "Ну, ничего, моя дурнушка, я тебѣ заработаю на приданое". Подростая, она уже сама стала его дичиться, чему, конечно, способствовало и отчужденіе отъ дома въ институтскіе ея годы.
   Ипполитъ Юрьевичъ нѣсколько минутъ подрядъ говорилъ все на тему о скрытности и нелюбезности дочери къ людямъ. Первая красавица, и та, если станетъ вѣчно молчать или говорить однѣколкости, то никому не будетъ нравиться. "Чѣмъ же ты думаешь взять -- умомъ? Но, вѣдь, ты все молчишь, вотъ и теперь, вѣдь, ни словомъ не обмолвишься, чтобы можно было хоть понять, что въ тебѣ дѣлается".
   Слезы какъ будто жгучею и тяжелою волной поднимались у нея изъ груди, тѣснили и щекотали ей вѣки. Но онѣ не должны были выступать наружу, не смѣли выступать. И ихъ не было видно, отецъ не могъ и подозрѣвать о нихъ.
   Онъ остановился:
   -- Вѣдь, я твоего же счастья желаю... Ты все молчишь?
   -- Папа, оставимъ этотъ разговоръ,-- произнесла она съ усиліемъ.-- Я стараюсь не противорѣчивъ maman, говорю да или нѣтъ, только когда прямо спрашиваютъ моего согласія. Нравиться людямъ я не могу и не хочу!
   -- Вотъ еще! Но подумай же, мой другъ, серьезно!...
   Она взглянула на него съ изумленіемъ.
   -- Вѣдь, надо же тебѣ выдти замужъ, стало быть, какъ же?
   Тутъ дѣвушка поспѣшно встала.
   -- Я никогда не пойду замужъ,-- сказала она рѣшительно.
   -- Но почему же? Это -- ребячество!
   -- Потому, что меня возьмутъ только за деньги, а я не хочу.
   -- Ужь нѣтъ ли у тебя какой-нибудь институтской мечты, такъ вродѣ Эрнани со страусовымъ перомъ на шляпѣ, по которомъ ты тоскуешь?
   -- Да, есть...-- едва проговорила она и хотѣла уйти, но отецъ стоялъ передъ дверью.
   -- Любопытно, -- удивленно и шутливо спросилъ Ипполитъ Юрьевичъ,-- по комъ же бы это?
   -- Мнѣ жаль дядю Рафаила,-- проговорила она и убѣжала мимо отца.
   За обѣдомъ Желязовскій былъ пасмуренъ и красенъ въ лицѣ, хотя не пилъ вина; онъ даже забывалъ наливать его гостямъ, что дѣлалъ обыкновенно самъ. Двое гостей, пріѣхавшихъ къ обѣду, адмиралъ Зубаревъ и графъ Улусовъ, имѣвшій дѣло въ управленіи Ипполита Юрьевича, уговаривали его пойти отдохнуть и собирались "не стѣснять" послѣ обѣда. Но хозяинъ перемогался. Онъ спросилъ про Юрія, котораго не было, и разъ взглянулъ на Анну, потомъ поговорилъ съ Улусовымъ о предстоявшемъ въ среду освященіи храма.
   -- Я вторую недѣлю на освященіяхъ,-- прибавилъ графъ.-- Сегодня былъ на освященіи новаго иконостаса въ... пріютѣ...
   -- А вы такъ богомольны?-- спросила Евгенія Алексѣевна.
   Желязовскій самъ отвѣтилъ ей въ поучительномъ тонѣ:
   -- Графъ состоитъ членомъ совѣта пріютовъ.
   -- Кто же былъ?-- спросила она въ свою очередь.
   -- Tout plein de monde. Я и не ожидалъ... Это было торжество. Былъ самъ...-- онъ назвалъ генерала А., того самаго, которому было доложено Смирновымъ, что Ладыгинъ жертвуетъ, во-первыхъ, по христіанскому чувству, а, во-вторыхъ, потому, что надзирательница пріюта -- ему тетка.
   Желязовскій иронически сжалъ губы.
   -- Потомъ были: генералъ В...-- графъ назвалъ еще нѣсколько извѣстныхъ именъ.-- Ну, весь совѣтъ, конечно. Архіерейское служеніе, и всѣ замѣтили, съ какимъ особеннымъ вниманіемъ, можно сказать, съ сердечностью онъ обращался къ Ладыгину, говорилъ, что, стало быть, еще у насъ на Руси не оскудѣваетъ рука дающая, и все такое, благодарилъ его. Это было очень рельефно, а Ладыгинъ такъ и сіялъ.
   -- Говорятъ, онъ оставляетъ минеральное общество?-- спросилъ хозяинъ.
   -- Не только это, но выходитъ будто бы и изъ... банка, и изъ компаніи ...ской мануфактуры... А, вѣдь, все это вмѣстѣ даетъ ему тысячъ около тридцати въ годъ.
   -- Вѣроятно, имѣетъ свои причины,-- иронически замѣтилъ Желязовскій.
   Адмиралъ прервалъ свой разговоръ съ дамами и пояснилъ:
   -- Я бы нисколько не удивился, если бы его назначили... архіереемъ или, напримѣръ, хоть директоромъ азіатскаго департамента, такъ какъ онъ теперь повсюду носится съ славянщиной... Говорятъ, былъ въ своей Станиславской лентѣ на молебнѣ свв. Кириллу и Меѳодію...
   -- Да...-- заключилъ Улусовъ.-- У насъ когда начнутъ говорить о комъ-нибудь: "способный, способный человѣкъ", то нѣтъ той должности, на которую бы его ни прочили.
   Гости уѣхали сейчасъ послѣ обѣда, такъ какъ хозяинъ былъ, очевидно, нездоровъ. Онъ легъ и велѣлъ послать за докторомъ.
   Оказалась сильная лихорадка, но такъ, "пока", ничего особеннаго. Двѣ ночи больной метался и бредилъ. Обѣ эти ночи Анна просидѣла возлѣ него, въ кабинетѣ, гдѣ онъ слегъ, чтобы не безпокоить Евгенію Алексѣевну. Днемъ Желязовскій почти не спалъ и не позволялъ сидѣть у себя никому, кромѣ жены, и то только на короткое время. Вообще, онъ не терпѣлъ, чтобы съ нимъ обращались какъ съ "инвалидомъ".
   -- Унизительно быть больнымъ,-- сказалъ онъ Прозорову.-- Больной -- полувещь, а покойникомъ просто срамъ быть, надо бы ихъ скорѣе прятать. Лежать этакою колодой, предметомъ сожалѣнія и отвращенія, да поводомъ для церемоній... Фу!
   -- Когда онъ бредитъ,-- говорила Анна доктору, ходя по дорожкамъ вокругъ бесѣдки,-- то чаще всего можно разслышать "регламентація", "неучи", вообще слова порицательныя. А то вдругъ начнетъ говорить цифры, множество цифръ... Онъ какъ будто дик туетъ.
   -- Я надѣюсь, что у него, въ сущности, ничего нѣтъ; просто катарральная лихорадка.
   -- А я думаю, у него, вдобавокъ, есть что-нибудь нравственное; ему не даетъ покоя какая-то работа. Если бы кто-нибудь могъ ее устранить отъ него, и увѣрена, ему сейчасъ стало бы легче.
   -- Вѣдь, у него иного помощниковъ, стоитъ позвать.
   -- Одинъ уже пріѣзжалъ сегодня. Въ кабинетѣ накопилось пять портфелей бумагъ. Но развѣ кто-нибудь можетъ замѣнить его?
   -- Неужели же одинъ онъ въ цѣломъ управленіи?-- возразилъ Прозоровъ.
   Она остановилась и съ удивленіемъ взглянула на него.
   -- Въ управленіи? Скажите, лучше -- въ Россіи.
   Прозоровъ не придавалъ особеннаго значенія бюрократическимъ трудамъ, но ему понравилось это вѣрованіе дочери, что отецъ -- человѣкъ необыкновенный. Впрочемъ, все въ ней ему нравилось. Взглядывая на нее по временамъ, какъ она шла подлѣ него, такая естественно-изящная, правдивая въ каждомъ словѣ и движеніи, какъ она была правдива въ своихъ мысляхъ, Прозоровъ думалъ: можетъ ли быть что-либо выше такого существа?
   Она съ нимъ вовсе не была молчалива, несмотря на свое грустное настроеніе, которое не мѣшало ей и смѣяться порою по-дѣтски, то-есть совсѣмъ отдаваясь впечатлѣнію минуты. Впрочемъ, она и была ребенкомъ въ глазахъ Прозорова, только не по-дѣтски умнымъ, и, притомъ, такимъ, какихъ онъ еще не встрѣчалъ.
   Она съ участіемъ разспрашивала его о фабричной школѣ, которая возникла, главнымъ образомъ, по стараніямъ Прозорова. Приходили туда по воскресеньямъ съ полсотни рабочихъ. Но только немногіе изъ нихъ бывали каждую недѣлю, они нерѣдко отставали, за то появлялось всегда нѣсколько случайныхъ.
   -- Этимъ пользы не будетъ,-- объяснялъ докторъ.-- Весь разсчетъ на тѣхъ, которые ходятъ и по буднямъ; у насъ каждый день есть вечерній классъ одного предмета, по-очередно.
   -- А вы такъ далеко живете.
   -- Я переѣхалъ сюда, когда уже отчаялся было, что открытіе будетъ разрѣшено еще этимъ лѣтомъ. Все было готово, но встрѣчались разныя затрудненія...
   Смыслъ этихъ затрудненій Анна поняла легко, хотя была дочь значительнаго должностнаго лица, вдобавокъ, воспитанная въ институтѣ. Впрочемъ, примѣръ любимаго дяди, которому такъ не повезло, показывалъ ей, что не все въ жизни течетъ гладко, что не всѣ люди идутъ одною дорогой, что въ жизни есть борьба, глухая, но глубокая.
   -- А теперь, -- продолжалъ Прозоровъ, -- мнѣ бы слѣдовало жить тамъ: здѣсь было одно дѣло, но, кажется, уже кончилось.
   -- Какъ кажется?-- Анна вопросительно взглянула и онъ не въ первый разъ замѣтилъ тотъ феноменъ, что въ темно-голубыхъ глазахъ какъ бы игралъ лучъ свѣта, точно выходившій извнутри и свѣтившій сквозь каждую точку кружка лазури.
   Онъ нѣсколько смѣшался.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, не знаю. Можетъ быть, еще придется бывать здѣсь.
   -- А больные? Вы, кажется, лечите какъ можно меньше?
   -- На заводѣ лечу, а въ Петербургѣ теперь только кого ужъ непремѣнно надо. У меи есть свой, очень скромный, впрочемъ, но независимый доходъ.
   Они присѣли въ бесѣдкѣ.
   -- Хотѣла бы я быть мужчиной,-- сказала она серьезно.
   -- И что тогда?
   -- Была бы, во-первыхъ, независима, вотъ хоть какъ вы; вовторыхъ, мнѣ противно, какъ смотрятъ на женщинъ всѣ и онѣ сами на себя... Не люблю я ни дамства, ни бабства.
   -- Что-жь, вы и не дама, и не баба, и никогда не будете.
   Аннѣ это понравилось. Она была убѣждена, что онъ скажетъ: выйдете замужъ и все это пройдетъ. Значитъ, онъ не какъ всѣ.
   -- Попрошу, чтобы меня когда-нибудь свезли въ вашу школу. Видите ли: "свезли",-- сказала она весело и прыгнула на скамейку, чтобы смотрѣть на заливъ.
   Маленькая, тонкая, съ короткими волосами, одѣтая въ черномъ, она была похожа на мальчика.
   -- Какъ далеко!-- сказала она, постоявъ такъ и заслоняя глаза рукой отъ заходившаго солнца.-- Далеко, далеко, далеко...-- повторяла она уже совсѣмъ инымъ, грустнымъ тономъ, когда Прозоровъ стоялъ молча, просто любуясь ея милою фигуркой.
   Потомъ она медленно сѣла и, взглянувъ на него разъ изподлобья, задала ему такой вопросъ:
   -- Лаврентій Львовичъ, какъ вы думаете, можетъ ли смерть быть въ самомъ дѣлѣ мгновенной?
   -- То-есть въ какомъ смыслѣ?-- спросилъ Прозоровъ съ удивленіемъ.
   Она подумала и объяснила:
   -- Напримѣръ, приложить револьверъ къ виску и послѣ выстрѣла жизнь прекращается моментально?
   Докторъ зналъ о концѣ Рафаила Желязовскаго и угадалъ, какая мысль ее занимала, онъ и отвѣтилъ:
   -- Въ такомъ случаѣ моментально.
   -- А какже эти судорожныя движенія потомъ, о которыхъ обыкновенно говорятъ?
   -- Сознаніе должно исчезать съ пораженіемъ мозга,-- увѣрялъ онъ ее.-- Эти посмертныя движенія только рефлекторныя, какъ мы бы сказали при жизни субъекта.
   Мысль о докладѣ, въ самомъ дѣлѣ, до такой степени безпокоила Ипполита Юрьевича, что черезъ два дня онъ всталъ, вопреки совѣту доктора, и принялся за передѣлку своей работы. Но попытка вышла неудачной. Онъ не могъ ничего сообразить и вызвалъ на завтра по телеграфу одного изъ старшихъ дѣлопроизводителей. Съ тѣмъ толковалъ часа полтора и въ результатѣ только вынесъ убѣжденіе, что никому этой работы поручить было нельзя. Необходимо было сдѣлать ее самому: оставалось всего три дня для новаго редижированія записки, перебѣленія ея и представленія главному начальнику для того, чтобъ она поспѣла благовременно передъ слѣдующимъ засѣданіемъ въ особой, весьма значительной коммиссіи.
   Прозоровъ, пріѣхавъ изъ Петербурга передъ обѣдомъ, засталъ въ кабинетѣ сановника слѣдующую картину: Желязовскій ходилъ по комнатѣ въ халатѣ, съ раскраснѣвшимся лицомъ, повторяя слова: "вполнѣ опровергается слѣдующими данными", а дрожавшею рукой держалъ передъ глазами лоскутокъ бумаги.
   За письменнымъ столомъ сидѣла Анна, которой отецъ диктовалъ. Небольшая фигурка ея утонула въ его креолѣ, голова наклонилась надъ столомъ, а прядь золотыхъ волосковъ висѣла надъ лежавшею передъ нею бумагой.
   -- Что вы дѣлаете?-- сказалъ имъ докторъ, подойдя къ Железовскому.-- Смотрите, у васъ усилился жаръ... Я рѣшительно на могу допустить, чтобы вы работали. И фельдшерица хороша... Вмѣсто того, чтобы удерживать паціента, она ему пособляетъ противъ врача.
   Онъ вошелъ и заговорилъ такъ неожиданно, еще не поздоровавшись, что Анна оставалась на своемъ мѣстѣ у стола. Только подперла подбородокъ на рукѣ и посмотрѣла на него вверхъ задумчивымъ и искреннимъ взглядомъ. Двѣ капли воды -- тотъ крылатый ребенокъ у подножія сикстинской Мадонны.
   Паціентъ сталъ спорить съ врачомъ, объясняя тому, что эта работа важная и спѣшная, что она должна быть готова не позже завтра, несмотря на всякій жаръ и головную боль. Онъ объяснилъ доктору и суть дѣла, которое нисколько не составляло государственной тайны, хотя имѣло государственное значеніе. Прозорову ничѣмъ не удалось убѣдить больнаго, и сама Анна сказала:
   -- Странно, что вы такъ настаиваете, Лаврентій Львовичъ, когда вамъ сказали, что должно быть готово, и будетъ.-- Она сердилась.
   -- Ну, давайте, я посмотрю, какъ вы пишете,-- сказалъ ей докторъ и пробѣжалъ двѣ страницы. Написано было совершенно правильно, но самое изложеніе было неудовлетворительно. Мысль повторялась, даже одна цифра была приведена два раза. Онъ замѣтилъ непослушному паціенту, что въ такомъ состояніи напрасно диктовать; работа не можетъ выйти удачной, а на-новое возраженіе предложилъ: "Въ такомъ случаѣ, дайте я буду писать подъ вашу диктовку; Анна Ипполитовна сама едва поправилась. И я позволю себѣ вамъ возражать, а это для полемической работы, вѣдь, не лишнее",-- прибавилъ онъ.
   Желязовскій былъ очень радъ и даже тронутъ этимъ предложеніемъ. Онъ любилъ имѣть аудиторію, любилъ общество, и не мокъ не согласиться, что съ такимъ писцомъ работа пойдетъ успѣшнѣе. Анна, оставляя кабинетъ, взглянула на Прозорова, но при этомъ уже улыбалась.
   Часа два Ипполитъ Юрьевичъ работалъ съ неожиданнымъ своимъ сотрудникомъ. За обѣдомъ они не говорили ни о чемъ, кромѣ этой работы, и спорили, но докторъ, видимо, уступалъ. Послѣ обѣда опять усѣлись въ кабинетѣ. Кончилось, однако, тѣмъ, что у Желязовскаго страшно разболѣлась голова; онъ уже не былъ въ состояніи диктовать и отправился въ спальню. Лаврентій Львовичъ остался въ кабинетѣ и продолжалъ работать. Его звали къ чаю, но онъ просилъ, чтобы ему подали въ кабинетъ; читалъ прежнюю записку, приложеніе, перелистывалъ "дѣло" и писалъ съ такимъ усердіемъ, какъ писаря передъ наградами. Въ четыре часа утра онъ легъ на диванѣ въ кабинетѣ: новая записка была готова.
   Ипполиту Юрьевичу на другой день было лучше. Онъ изумился, когда Прозоровъ подалъ ему готовый проектъ записки, составленный на его же, Желязовскаго, данныхъ, съ добавленіемъ еще нѣкоторыхъ, взятыхъ изъ "дѣла". Читать Желязовскій сталъ сперва не серьезно, видя скорѣе шутку въ работѣ диллетанта. Потомъ онъ сдѣлался внимательнѣе и прочелъ все до конца, хотя его "коробило" отъ разныхъ уступокъ несочувственному ему направленію, какія вставилъ въ свой проектъ Прозоровъ.
   "Замѣчательная голова, -- сказалъ онъ себѣ, окончивъ чтеніе,-- но, конечно, я не возьму на себя подобныхъ компромиссовъ". Затѣмъ, однако, на Ипполита Юрьевича напало раздумье: вѣдь, эти уступки и компромиссы, вставленные человѣкомъ, который держался мнѣній весьма несходныхъ съ его мнѣніями, и могли составить желаемый буферъ противъ прежде "поставленныхъ слишкомъ рѣзко" принциповъ. Выводы были, все-таки, тѣ же, но форма и оговорки, въ которыхъ Прозоровъ побивалъ противниковъ собственнымъ ихъ оружіемъ, могли подѣйствовать на главнаго начальника болѣе, чѣмъ прямолинейность первоначальной записки.
   Подумалъ-подумалъ Ипполитъ Юрьевичъ, да и принялся, съ перомъ въ рукахъ, за поправку написаннаго Прозоровымъ. То другое перемѣнилъ, нѣчто не совсѣмъ точное исправилъ, еще кое-что добавилъ и, не призывая даже доктора, который гулялъ въ паркѣ, запечаталъ исправленную черновую въ конвертъ и отправилъ съ курьеромъ въ Петербургъ, къ немедленной перепискѣ, такъ, чтобы сегодня же вечеромъ было прислано назадъ.
   

X.

   Между тѣмъ, Прозоровъ бродилъ по парку, который уже порядочно пожелтѣлъ. Цвѣтъ листьевъ измѣнился сильнѣе -- по бокамъ аллей желтизна какъ бы въѣдалась зубцами въ шпалеры деревьевъ, между тѣмъ какъ глубже въ ихъ группахъ зеленый цвѣтъ еще преобладалъ на листвѣ, которая тамъ и теперь сливалась съ фономъ сосенъ и елей.
   Въ природѣ сказывалась заунывная, хотя предвидѣнная перемѣна. И въ жизни Лаврентія Львовича наступалъ поворотъ, но совсѣмъ не предусмотрѣнный. Измѣненіе выразилось сперва какъ бы въ остановкѣ того, чѣмъ онъ жилъ и для чего работалъ прежде. Поворотъ произошелъ не вдругъ и даже непримѣтно для него самого, до извѣстнаго момента, когда ему пришлось задуматься надъ причиной напавшей на него вялости и когда онъ былъ принужденъ признаться себѣ, что "мѣщанился"; если еще работалъ для пользы общей, то уже только по сознанію долга, безъ увлеченія.
   Его тяготили и безцѣльность существованія, при такихъ условіяхъ, и даже самое спокойствіе, филистерская увѣренность въ завтрашнемъ личномъ благополучіи. Но за послѣднія недѣли эта тягостная пауза стала понемногу заполняться чѣмъ-то новымъ, небывалымъ; то, въ чемъ онъ видѣлъ пошлый эгоизмъ, вдругъ начинало оцвѣчиваться чѣмъ-то необыкновеннымъ, какъ будто уголь, оставаясь химическимъ углемъ, сталъ покрываться микроскопическими, но блестящими кристаллами.
   Чувство -- вещь красивая, хотя глупая. Но можно подумать и такъ: и всякая работа развѣ, въ сущности, не такъ же глупа, какъ бы даже возвышенна ни была ея цѣль? Природа не имѣетъ ивой цѣли, какъ только смѣну однихъ явленій другими. Говорятъ, растеніе цвѣтетъ лишь для того, чтобы произвести зерно, но не вѣрнѣе ли сказать, что цѣлью зерна именно цвѣты? Зерно -- это польза, а польза -- ничто иное, какъ условія, нужныя для размноженія вида. Но въ окончательномъ результатѣ развѣ размноженіе вида принесетъ пользу ему же самому? Корма не станетъ, мѣста не хватитъ. Стало быть, польза -- понятіе условное. Другое дѣло -- идея. Она только мотивируется общею пользой, какъ цвѣтокъ мотивируется зерномъ. Но она сама по себѣ красота, она -- высшее выраженіе вида, въ произведеніи ея смыслъ самаго его существованія. Такъ, только въ цвѣткѣ -- идея растенія, верховное усиліе всего его организма, идея его личная, самостоятельная, безъ всякаго отношенія къ пользѣ для выражающей ее особи.
   Человѣкъ умственно-развитый носитъ въ себѣ идею обще-человѣческую, а идея эта не только обѣщаетъ человѣчеству пользу, она сама есть его красота. Этотъ такъ называемый альтруизмъ и тѣ рѣшенія, какія онъ подсказываетъ, тѣ жертвы, которыхъ онъ требуетъ, вѣдь, это высшее выраженіе самого человѣческаго вида, цвѣтъ его, дѣйствительный вѣнецъ земной природы.
   Но также точно и въ личной жизни единичнаго человѣка можетъ и, пожалуй, долженъ бы быть разцвѣтъ уже безъ всякаго отношенія къ окружающему, своя исключительная собственность, цвѣтокъ эгоистическаго счастья, вѣнецъ личнаго бытія.
   И имѣетъ ли человѣкъ право заглушить въ себѣ такой разцвѣтъ, если онъ не возникаетъ какъ низменный, животный позывъ, но именно и положительно -- какъ разцвѣтъ, если является на такой высотѣ, какъ идея полнаго личнаго блаженства? Тысяча людей живутъ и умираютъ, не испытавъ такого явленія. Оно рѣдко и большинство не вѣритъ въ самую его возможность, забывая, что ежегодно сотни людей отказываются отъ жизни потому только, что теряютъ надежду на поманившее ихъ безумное счастье.
   Заглушить въ себѣ это -- возможно ли, справедливо ли? Кто имѣетъ право требовать подобной жертвы? Пусть нѣтъ выхода. А если сдѣлаешь зло не только себѣ, но и другому, тому, кто всего дороже? Но кто любилъ сильнѣе: тотъ ли, кто смолчалъ о чувствѣ безъисходномъ, или отказался отъ женщины для ея пользы, или тотъ, кто, не видя исхода, схватилъ ее въ объятія и бросился съ ней въ рѣку? Безспорно, первый любилъ лучше, въ любви его было болѣе дружбы; но въ безуміи втораго было болѣе любви.
   Повернувъ въ другую аллею, Прозоровъ издали увидалъ Анну, которая шла въ томъ же направленіи, отъ дома въ глубину парка, медленно, едва ступая. Онъ догналъ ее и замѣтилъ въ глазахъ ея нисколько нескрываемое удовольствіе. Они весело болтали о вчерашней перепискѣ и разговоръ ихъ былъ дружескій, какъ всегда, хотя она нѣсколько-таки рѣзко оборвала Лаврентія Львовича за то, что онъ относился слишкомъ легко къ должностнымъ трудамъ, докладамъ у начальника и т. п. вещамъ. Но тотчасъ же глаза ея засвѣтились опять.
   -- Навѣрное, вы тамъ все напутали.
   -- Почему?
   -- Потому что вы и своими дѣлами, кажется, занимаетесъ спустя рукава.-- Прозоровъ признался, что даже и школой онъ занимается безъ увлеченія.
   -- Старѣюсь, должно быть. Но, все-таки, мы затѣваемъ къ зимѣ еще другую школу -- для дѣвушекъ на фабрикѣ.
   Анна стала разспрашивать, могла ли бы она преподавать въ такой школѣ, то-есть могла ли она быть нужна для школы?
   -- Конечно; учительницы должны быть съ дипломомъ, у васъ онъ есть. Между тѣмъ, за городомъ не легко найти съ желаніемъ, да еще съ дипломомъ. Но гдѣ же вамъ ѣздить, да и...
   -- Не позволятъ, хотите сказать? Разумѣется... Я, впрочемъ, попробую; кому же и ѣздить за городъ зимою, какъ не тѣмъ, у кого свои лошади? Но почти навѣрное нельзя будетъ,-- прибавила она и вдругъ сдѣлалась грустной.-- Дома я учила дѣвочку нашего швейцара, но это не особенно мнѣ удавалось. Вы любите дѣтей?
   -- Какъ всѣ люди.
   -- О нѣтъ, есть такіе, которые дѣтей терпѣть не могутъ. Мнѣ дѣти нравятся; они -- смѣшныя и какія есть, такія и есть. Я даже особенно люблю непослушныхъ, замарашекъ, растрепокъ, такихъ, знаете, которыя въ книжкахъ попадаютъ въ бѣду.
   -- Въ васъ вообще оппозиціонный духъ.
   -- Не знаю какой. Мнѣ такъ кажется, что я деревенѣю. Я завидую свободнымъ, завидую красивымъ... а иногда дядѣ. Вы слыхали про моего дядю Рафаила?
   -- Я знаю о немъ больше, чѣмъ вы... Случайно,-- добавилъ онъ. поспѣшно. И затѣмъ, такъ какъ она попросила, разсказалъ ей подробно про его судьбу. Они сѣли на дальней скамейкѣ. Анна часто оборачивалась къ Прозорову и въ нѣжныхъ, лазоревыхъ глазахъ по временамъ сверкали искры; она едва сдерживала волненіе.
   Когда Прозоровъ кончилъ, она съ минуту просидѣла молча, опустивъ глаза на песокъ, и безсознательно чертила по немъ тростью разскащика. Потомъ взглянула ему пристально въ глаза.
   -- Да, я многаго не знала. О нѣкоторомъ догадывалась сама... Мнѣ передавали мало и совсѣмъ иначе. А вы какъ все это знаете?
   Она взглянула на него такъ же еще разъ.
   -- Случайно,-- повторилъ онъ и самъ теперь опустилъ глаза.-- Напрасно разсказывать какъ...
   -- Лаврентій Львовичъ, помните, вы мнѣ разъ признались, что сидѣли въ тюрьмѣ... Когда-нибудь разскажете мнѣ объ этомъ?
   Онъ сперва хотѣлъ отвѣтить уклончиво, но потомъ сказалъ прямо:
   -- Я не могу разсказать вамъ, какъ это было...-- Анна покраснѣла отъ своего неловкаго вопроса. Съ какой стати онъ бы сталъ ей разсказывать? Но теперь она уже знала о немъ то, о чемъ съ самаго начала неизвѣстно почему догадывалась.
   Однако, и самъ Прозоровъ сдѣлалъ неловкій вопросъ:
   -- Лучше вы мнѣ скажите, отчего вы такъ говорите о смерти?
   -- Такъ,-- отвѣчала она.-- Пойдемте домой.-- Но когда они прошли нѣсколько саженей, она продолжала уже въ равнодушномъ тонѣ: -- Работать или вообще дѣйствовать по-своему я не могу. А въ жизни свѣтской барышни для такого урода, какъ я, что же привлекательнаго?
   Прозорова этотъ оборотъ сперва просто изумилъ, потомъ онъ разсмѣялся.
   -- Не понимаю, что тутъ смѣшнаго.
   -- Если бы вы кокетничали, я бы вамъ, конечно, не сказалъ этого... Но я привыкъ вѣрить въ искренность каждаго вашего слова и потому, мнѣ кажется, слѣдуетъ вывести васъ изъ страннаго какого-то заблужденія. Какой же вы уродъ, когда вы замѣчательно, просто скажу даже -- необыкновенно красивы, умно красивы и еще вдобавокъ и красиво умны?
   -- Это еще что такое?
   -- Вы -- совершенная идея,-- продолжалъ онъ.-- Вся вы, цѣлая, съ умомъ, съ наружностью, съ голосомъ, походкой, характеромъ, вы -- оригинальная и дорогая идея.
   -- Свѣтскость ли это въ васъ,-- сказала она иронически,-- или недостатокъ свѣтскости? Вы, можетъ быть, не знаете, что "барышнямъ" не принято говорить à bout partout такія сладости.
   Онъ произнесъ обиженно:
   -- Я лгу только тѣмъ, кого не уважаю.
   -- Ну, хорошо, хорошо...
   Она вбѣжала на террасу, и на лицѣ ея была веселая улыбка.
   

XI.

   Начальникъ остался очень доволенъ посланнымъ ему новымъ докладомъ. Ему даже удалось, какъ Желязовскій убѣдился въ томъ при свиданіи, усвоить себѣ общій ходъ заключавшихся въ запискѣ доводовъ, хотя двѣ цифры, о которыхъ начальникъ пожелалъ нѣкоторыхъ объясненій, онъ же самъ перепуталъ, а потому только ему и было нужно ихъ объясненіе. Одобривъ докладъ, онъ подписалъ "препроводительную" бумагу въ коммиссію и опять высказалъ свое уваженіе къ знаніямъ и таланту Желязовскаго. Литераторъ, вѣроятно, не остался бы доволенъ, видя, что трудъ его имѣлъ успѣхъ только въ чужой передѣлкѣ, но въ должностномъ мірѣ, вслѣдствіе привычки къ работѣ коллективной и безличной, люди легко усвоиваютъ себѣ чужой трудъ и даже гордятся имъ, какъ будто своимъ.
   Ипполитъ Юрьевичъ, еще болѣе, чѣмъ его начальникъ, былъ доволенъ результатомъ такого компромисса, который самъ прежде безусловно отвергалъ. Но что же было дѣлать? Главное заключалось, все-таки, въ томъ, чтобы кореннымъ образомъ опровергнуть аргументацію другого вѣдомства и отвратить новый видъ чрезмѣрной регламентаціи. Тѣмъ лучше, если то вѣдомство побивалось даже и собственными своими принципами. "Въ этомъ видѣ" записка, по мнѣнію начальника, должна была подѣйствовать въ рѣшающемъ собраніи коммиссіи.
   А пора, рѣшительно пора было, чтобы имя Желязовскаго, такъ сказать, возстановилось какою-либо оффиціальною удачей. Дѣло въ томъ, что имя это произносилось за послѣднее время въ высшихъ административныхъ сферахъ Петербурга съ какимъ-то особымъ оттѣнкомъ, чуть ли не съ такимъ, какъ говорятъ о труднобольныхъ. Быть можетъ, и преувеличивали непрочность его положенія.
   Блестящій генералъ, котораго мы видѣли на скачкахъ, выразился въ англійскомъ клубѣ, что Желязовскій "не протянетъ". Ладыгинъ говорилъ въ картофельномъ клубѣ, что Желязовскій устарѣлъ и облѣнился. Вообще добрая часть слуховъ, неблагопріятныхъ для Ипполита Юрьевича, шла изъ этого источника. Въ газетѣ, которой одна статья была уже упомянута, появилось даже въ это время "маленькое извѣстіе": "Мы слышали, что И. Ю. Желязовскій вскорѣ оставляетъ свой постъ". И "всѣ" въ Петербургѣ два дня носились съ этимъ извѣстіемъ, а очень многіе злорадствовали. Почему злорадствовали? Быть можетъ, просто потому, что Ипполитъ Юрьевичъ, какъ бы то ни было -- баринъ, а по тому времени пошла было въ ходъ все какая-то мелкота.
   Но всѣ подобныя извѣстія и разсужденія, сами по себѣ, ровно бы еще ничего не значили. Извѣстно, что въ Петербургѣ главный разговоръ вѣчно о предполагаемой смѣнѣ значительныхъ административныхъ лицъ и что тамъ общественное мнѣніе всегда высказывается за смѣну. Смѣна важнаго лица вызываетъ движеніе въ сферахъ подначальныхъ, а петербургское общественное мнѣніе составляется кандидатами, чающими движенія для себя.
   Гораздо серьезнѣе приведенныхъ выше признаковъ былъ тотъ, что генералъ В. (шуринъ Самойлова, получавшаго доходъ въ 4 т. рублей, благодаря Ладыгину, но самъ -- человѣкъ неподкупной честности и высокаго положенія), когда при немъ заговорили въ морскомъ яхтъ-клубѣ о томъ вопросѣ, по которому въ то время боролись два вѣдомства, и кто-то назвалъ Желязовскаго, странно прижалъ губы къ носу, а, впрочемъ, не сказалъ ничего. Видѣвшіе такой жестъ,-- если можно назвать это жестомъ,-- въ нѣсколько послѣдующихъ дней искали въ Прав. Вѣстникѣ отставки Желязовскаго.
   Да онъ и дѣйствительно какъ бы не подходилъ къ тогдашней минутѣ. Не отличаясь вольнодумствомъ, Ипполитъ Юрьевичъ, однако, не успѣлъ еще бросить привычку громко произносить разныя, бывшія прежде въ ходу слова; очень многіе сверстники перегнали "го въ умѣньи забывать, а слабость памяти вовсе не всегда -- недостатокъ.
   Если бы онъ началъ свою карьеру во времена, когда еще господствовали традиціи Фамусовыхъ и Скалозубовъ, то онъ, вѣроятно, и въ наши дни твердилъ бы, что книги надо сжечь и поставить надъ волтерьянцами фельдфебеля, съ такимъ же убѣжденіемъ, съ какимъ повторялъ доселѣ вынесенныя изъ недавней еще формаціи слова о пользѣ земскихъ школъ, необходимости института присяжныхъ, о невыгодности казенныхъ хозяйственныхъ операцій и о вредѣ излишней регламентаціи.
   Но однажды усвоивъ себѣ извѣстные взгляды, доживя съ ними до просѣди и лентъ, онъ считалъ себя обязаннымъ передъ всѣмъ міромъ уже не отрекаться отъ тѣхъ идей, не допускалъ мысли, чтобы Желязовскій нынѣшній объявилъ прежняго Желязовскаго лгуномъ и шарлатаномъ.
   Онъ поэтому презиралъ Ладыгина, извѣстнаго въ свое время безбожника и "краснаго", который еще не очень давно громко твердилъ, что "крестьяне были обижены надѣлами" и что "у насъ есть собственные свои болгары", а теперь, вѣроятно, покаявшись, на безъ лицемѣрія крестился на каждую церковь, кричалъ объ анархіи, кипятился по поводу ига, подъ которымъ стонутъ лужичане, и даже произнесъ въ одномъ собраніи рѣчь, направленную къ улучшенію быта этой родственной намъ народности. Но мы должны прибавить, что и Михаилъ Дмитріевичъ въ свою очередь презиралъ Ипполита Юрьевича, называя его въ клубѣ "доктринеромъ", въ кругу близкихъ -- "деревяннымъ попугаемъ".
   Достаточно ли, однако, вышеприведенныя свойства Желязовскаго и, вдобавокъ, нѣкоторая его рѣзкость, многимъ не нравившаяся, объясняли то многозначительное движеніе губами, которымъ, генералъ В. сильно подорвалъ въ морскомъ яхтъ-клубѣ кредитъ нашего" сановника? Пожалуй, что нѣтъ. И очень можетъ быть, что Евгенія Алексѣевна, своимъ женскимъ инстинктомъ, была права, когда? узнавъ о судьбѣ Рафаила Юрьевича, тотчасъ сказала Аннѣ, по дорогѣ отъ Ладыгиныхъ: "Непріятно; теперь будутъ произносить его фамилію, а, вѣдь, это наша фамилія". Не невозможно, что и этотъ мотивъ, вдобавокъ ко всему прочему, имѣлъ нѣкоторое значеніе.
   Въ публикѣ всѣ впередъ были убѣждены, что проектъ другого вѣдомства восторжествуетъ, несмотря на всѣ усилія Желязовскаго, и что его участіе въ этой борьбѣ можетъ только повредить той отрасли управленія, къ которой онъ принадлежалъ. Большинство судило на основаніи новой статьи, появившейся въ той же газетѣ. Въ статьѣ этой вопросъ представлялся уже рѣшеннымъ въ принципѣ? праздновалась побѣда истинныхъ интересовъ надъ доктринерскою рутиной, которая насъ разорила и уронила въ глазахъ Европы. Люди же, знавшіе кое-что независимо отъ газетъ, не могли не предвидѣть успѣха такого проекта, который былъ согласенъ съ перемѣнившимся направленіемъ. Сверхъ того, достаточно было сравнить личности: поддерживавшая проектъ записка была составлена Ладыгинымъ, о способностяхъ котораго отзывались съ похвалою такія лица, какъ генералъ В. и даже генералъ А., который оцѣнилъ пожертвованіе Ладыгина въ пользу пріюта. Желязовскій же могъ написать лишь нѣчто вышедшее изъ моды, какъ и онъ лично положительно вышелъ изъ моды.
   Самъ Ипполитъ Юрьевичъ высказывалъ женѣ безпокойство насчетъ исхода борьбы, видя въ этой послѣдней не только свое личное дѣло, но и дѣло государственной пользы.
   -- Хотя все совершенно очевидно,-- говорилъ онъ, ходя по кабинету,-- тутъ даже не можетъ быть двухъ искреннихъ мнѣній.
   -- Тогда чего же опасаться?-- сказала она своимъ равнодушнымъ тономъ, перелистывая на колѣняхъ иллюстрированный журналъ.
   -- А если провалимся, то ничего не останется, какъ подать въ отставку.
   Евгенія Алексѣевна бросила листки на столъ и сказала безъ всякой томности, даже нѣсколько сердито:
   -- Что за глупость! Развѣ ты членъ кабинета Фрейсине, чтобы подавать въ отставку, когда большинство голосовъ противъ тебя? Да и вовсе не противъ тебя, -- вѣдь, не ты же лично на первомъ планѣ, а онъ.
   Желязовскій нѣсколько возвысилъ голосъ:
   -- Женни, ты этого не понимаешь... Мое положеніе съ нимъ станетъ тогда невозможнымъ. Онъ самъ вновѣ, кругомъ новыя вліянія, онъ остается еще хорошъ со мной потому, что считаетъ меня силою, но тогда... Ему удобнѣе самому идти съ новыми вліяніями.
   -- Такъ ты и есть сила. Кѣмъ же возможно замѣнить тебя? Вздоръ какой! И подавать въ отставку, когда къ новому году тебѣ слѣдуетъ ...ская звѣзда! Для тебя все равно, а каково мнѣ будетъ потерять положеніе?
   -- Моя жена никогда не потеряетъ положенія. Развѣ ты за мои звѣзды выходила?
   -- Оставимъ это, Ипполитъ,-- произнесла она усталымъ голосомъ, откидываясь назадъ въ креслѣ.-- Ты очень хорошо знаешь, что въ моихъ глазахъ ты -- геній и потому тебѣ слѣдуетъ не уходить, а стать современемъ на первое мѣсто.
   Мужъ, проходя мимо нея, провелъ рукой по ея волосамъ.
   -- Не такое время,-- сказалъ онъ въ полголоса.
   Въ гостиной послышались шаги: дверь туда была отворена,-- это былъ Зорядко. На призывъ хозяина онъ вошелъ въ кабинетъ и подалъ Желязовскому конвертъ отъ начальника, только что привезенный секретаремъ изъ Петербурга. Прочитавъ вложенную записку, Ипполитъ Юрьевичъ сказалъ съ улыбкой:
   -- Ну, это другое дѣло; теперь, можетъ быть, и удастся.
   Онъ передалъ записку женѣ. Начальникъ приглашалъ его къ себѣ и прибавлялъ, что возьметъ его съ собою въ засѣданіе для объясненія при обсужденіи проекта. "Больше всего надѣюсь на васъ",-- такая была любезная прибавка.
   -- А ты что говорилъ?-- съ укоризненною нѣжностью напомнила жена.
   Желязовскій объявилъ секретарю, что они оба въ тотъ же вечеръ поѣдутъ въ городъ на нѣсколько дней, быть можетъ, на недѣлю.
   -- Мнѣ до твоего отъѣзда нужно съ тобой поговорить о другомъ дѣлѣ,-- сказала Евгенія Алексѣевна и, когда Зорядко вышелъ, разсказала, что пріѣзжавшая утромъ мать Верховцева "зондировала" ее, могло ли бы имѣть шансы сватовство его къ Анѣ.
   Хотя до поѣзда оставалось еще нѣсколько часовъ, Желязовскій уже принялся за укладываніе въ портфель нужныхъ бумагъ. Извѣстіе жены казалось ему пришедшимъ не въ пору, такъ какъ онъ былъ занятъ совсѣмъ другимъ, а тутъ вдругъ...
   -- Самъ-то Верховцевъ ужь говорилъ съ Аней?
   -- Говорилъ, какъ говорятъ всѣ молодые люди, встрѣчаясь въ обществѣ. Но предложенія, конечно, не дѣлалъ.
   -- Ну, такъ мнѣ кажется, онъ началъ не съ того конца. Съ характеромъ Ани напрасно онъ идетъ такъ формально.
   -- Да оставь ты, мой другъ, свои либеральныя идеи, пожалуйста! Его обращеніе совершенно correct. Впрочемъ, Анна вовсе не сантиментальна и, наконецъ, что же это за резонъ -- характеръ? Вотъ и у тебя характеръ, и у меня характеръ, такъ что же, намъ вѣчно ссориться, что ли?
   -- Нельзя же принуждать. Да я и не вижу, чѣмъ собственно этотъ Верховцевъ...
   Одна бумага положительно не отыскивалась.
   Евгенія Алексѣевна подошла къ мужу сзади, положила ему руку на плечо и, не мѣшая перебирать бумаги, продолжала:
   -- Кто говорить о принужденіи? Но Верховцевъ неглупъ, недуренъ собою, имѣетъ штатное мѣсто въ государственной канцеляріи, принадлежитъ къ обществу, мать даетъ ему 5 тысячъ въ годъ, если ты имъ дашь столько же, состояніе у нея есть; наконецъ, онъ лицеистъ.
   -- Эсперъ Ильичъ!-- закричалъ Желязовскій въ направленіи двери и, когда плоская фигура Зорядко просунулась бокомъ въ полуотворенную дверь, сказалъ: -- Рѣшительно не нахожу таблицъ производительности по губерніямъ.
   -- Онѣ были приложены къ запискѣ.
   -- Неужели? Ну, все равно. Извините.-- Секретарь исчезъ.-- Болванистъ, все-таки, мнѣ кажется, вашъ Верховцевъ, а Аня неглупая. Но кто васъ, женщинъ, знаетъ? Можетъ быть, такой и понравится, съ выпяченною грудью, если только она у него не на ватѣ. Во всякомъ случаѣ, совѣтовалъ бы я ему переговорить прежде съ нею самой.
   -- Но ты бы могъ объяснить ей, что партія эта недурная, больше ничего. Подумай, вѣдь, ей 24 года, рѣшительно нора.
   -- Ничего я ей объяснять не стану: во-первыхъ, у меня не тѣмъ голова занята; во-вторыхъ, повторяю, пусть онъ съ нею прежде переговоритъ. Послѣ я ей, пожалуй, скажу нѣсколько словъ, чтобъ она рѣшала en connaissance de cause.
   

XII.

   Такъ Ипполитъ Юрьевичъ и уѣхалъ, успѣвъ сказать дочери только "прощай", между тѣмъ какъ Юрію удалось разсказать ему скабрезную сплетню про Ладыгина и выпросить у отца 100 рублей. Это было, однако, гораздо меньше, чѣмъ молодой человѣкъ ожидалъ: съ этимъ не стоило ѣхать въ Петербургъ, гдѣ были разныя обязательства. Лучше было нѣсколько дней подождать "фатера" и заручиться чѣмъ-нибудь посолиднѣе, такъ какъ на щедрость его не было никакого закона. Давъ сегодня 100 рублей, онъ могъ послѣзавтра дать еще 300, а то мотъ и цѣлый мѣсяцъ ничего не давать, смотря по расположенію. Сестрѣ Юрій и не думалъ отдавать занятыя деньги; это было не въ первый разъ. И на дачѣ онѣ могли ему понадобиться, хотя здѣсь были безопаснѣе, чѣмъ въ Петербургѣ.
   Однако, экономическіе разсчеты моднаго студента нѣсколько разстроились непредвидѣннымъ обстоятельствомъ. Черезъ два дня вдругъ пріѣхалъ Верховцевъ, которому пришлось отдать половину только что полученныхъ денегъ.
   -- Хотѣлъ тебѣ отдать долгъ, шеръ сёръ,-- сказалъ Юрій сестрѣ, пока Верховцевъ сидѣлъ у Евгеніи Алексѣевны.-- Нарочно не ѣхалъ въ Петербургъ. Но ужасный жила этотъ городъ: не поѣдешь въ него съ деньгами, такъ онъ самъ за ними пріѣдетъ.-- Юрій разсказалъ, что долженъ былъ заплатить Верховцеву.-- А тебѣ я, все-таки, слово сдержалъ,-- прибавилъ онъ,-- женихъ налицо.
   -- Пріѣхалъ кто-нибудь?
   -- Передъ belle-maman на колѣняхъ умоляетъ о твоей рукѣ, обливаясь слезами.-- Такъ какъ Анна хотѣла уйти, не обращая вниманія на обычныя его дурачества, онъ удержалъ ее за рукавъ.-- Верховцевъ тамъ, у "ней"; они мнѣ ничего не говорили, но у меня, знаешь, нюхъ. Предупреждаю, что онъ сдѣлаетъ тебѣ предложеніе.
   Онъ говорилъ серьезно, а примѣчать и догадываться Юрій былъ мастеръ. Анна ушла въ себѣ въ комнату, рѣшившись и сегодня не выходить къ Верховцеву. Между тѣмъ, ее теперь не возмущала, какъ то было еще такъ недавно, самая мысль, что кто-нибудьможетъ присвататься къ ней, къ "такому уроду", котораго могли взять только ради денегъ. Ей такъ, просто, не хотѣлось видѣть Верховцева, но догадка Юрія не оскорбляла ея теперь, какъ оскорбила бы прежде, очень еще недавно... передъ тѣмъ, какъ Прозоровъ попробовалъ разубѣдить ее. Положимъ, она и Прозорову не вѣрила, но думала только, что онъ ошибался. Суть была не въ словахъ его, но въ ихъ тонѣ, въ нѣкоторомъ странномъ, впервые ею видѣнномъ выраженіи въ его чертахъ, въ чемъ-то, что у него невольно вырывалось. Это не могло лгать, да и на словахъ не могъ лгать онъ. Онъ только ошибался. Но, все-таки, могли же, стало быть, и другіе люди смотрѣть на нее въ иномъ свѣтѣ.
   Мы не дали понятія о характерѣ этой дѣвушки и о впечатлѣніи, какое на нее произвели слова Лаврентія Львовича относительно ея наружности, если читатель увидитъ въ этомъ впечатлѣніи обыкновенное, пустячное тщеславіе. Это было нѣчто иное, болѣе глубокое, похожее скорѣе на чувство равноправности, чѣмъ на тщеславіе. Еслибъ она родилась горбатою, свыклась съ мыслью о своемъ убожествѣ, а тотъ же врачъ чудеснымъ образомъ выпрямилъ бы ея станъ хоть на половину, впечатлѣніе было бы именно то, какое испытывала теперь Анна, воспитанная въ мысли, что она неравна другимъ дѣвушкамъ, что "куда ужъ ей". Такъ не разъ говорилъ отецъ то въ сердцахъ, то съ нѣкоторою поверхностною нѣжностью. То же самое постоянно твердилъ братъ, начиная отъ брани въ дѣтскихъ ссорахъ и продолжая нынѣшними безпричинными уязвленіями, до которыхъ онъ былъ большой охотникъ.
   И вдругъ тотъ человѣкъ, умный, знавшій свѣтъ, человѣкъ необыкновенный, страдавшій въ своей жизни, назвалъ ее лучшимъ, самымъ дорогимъ словомъ, какое онъ могъ произнести. Онъ преувеличивалъ, онъ ошибался, несомнѣнно. Но если такъ ошибаться могъ онъ, то, стало быть, не было, все-таки, непереходимой грани, которая бы ее навсегда отдѣляла отъ другихъ, лишала бы общихъ правъ. Правами этими она вовсе и не думала пользоваться, но лишеніе ихъ съ дѣтства чувствовала глубоко. Вотъ почему къ Лаврентію Львовичу, за его добрыя слова, за самое то впечатлѣніе, какое она на него производила, Анна имѣла доброе чувство.
   Такъ она думала, сидя у своего окна, и небо было голубое, лучъ солнца сквозь стекло горячій, какъ будто въ іюлѣ. Она взяла книгу и пошла черезъ комнаты прислуги и "черную" лѣстницу въ садъ, разсчитывая ускользнуть въ ту бесѣдку, гдѣ недавно сидѣла съ Прозоровымъ. Но Юрій вертѣлся повсюду; комнаты прислуги онъ удостоивалъ особеннаго наблюденія. Черезъ пять минутъ Анна услыхала за собой разговоръ брата съ Верховцевымъ.
   -- Мосьё Верховцевъ, ма сёръ,-- представилъ ихъ Юрій, какъ будто они не были знакомы, довелъ ихъ до рѣчки, прыгнулъ въ лодку и моментально отчалилъ, отвѣчая смѣхомъ на просьбу Анны взять ее и Верховцева съ собою. Тогда она пошла къ дому съ Верховцевымъ. Красивый, рослый брюнетъ, лѣтъ около 30, онъ нисколько не принужденно началъ съ того, что она его, видимо, избѣгаетъ, а когда ему случится быть съ ней, то она дѣлаетъ такъ, что онъ чувствуетъ себя "оплеваннымъ". Увы, такъ выражаются въ дѣйствительной жизни тѣ, кого встарину называли героями и героинями.
   Анна его непремѣнно бы "оборвала" уже за то, что братъ устроилъ ей ловушку. Но она не была расположена обрывать.
   -- Вы, вѣроятно, постараетесь не дать мнѣ случая, а потому извините, если я такъ, вдругъ... Давно я ищу вамъ сказать, что хочу просить вашей руки. Нравитесь вы мнѣ чрезвычайно, состояніе у меня будетъ и весь вопросъ, дѣйствительно ли я вамъ совсѣмъ противенъ...-- Онъ сдѣлалъ паузу. Она молча продолжала идти.-- Или вы мнѣ позволите обратиться къ вашему отцу?
   Тутъ они пріостановились и Анна сказала спокойнымъ, ровнымъ голосомъ:
   -- Мнѣ противенъ бракъ, а не вы... Мнѣ кажется, это такая вещь, на которую можно согласиться только по глупости.
   -- А вы -- умная. И никогда такая глупость не придетъ на васъ?
   -- Не знаю,-- отвѣчала дѣвушка съ серьезною улыбкой.-- Но она пока не пришла и потому не будемъ больше говорить объ этомъ.
   -- Значитъ, все-таки, я вамъ противенъ?
   -- Вы не хотите понять меня. Если бы я намѣрена была выйти замужъ для того, чтобы выйти замужъ, то могла бы принять ваше предложеніе; значитъ, ничего лично противъ васъ я не имѣю.
   --, А я былъ бы такъ счастливъ...
   -- Нѣтъ, оставимъ этотъ разговоръ. Я никогда не соглашусь на бракъ. Если бы кто-нибудь съумѣлъ меня принудить -- дѣло другое, тогда нечего бы и говорить о согласіи.
   -- Ну, такъ я васъ объ одномъ прошу,-- сказалъ дружески Верховцевъ, остановившись передъ нею.-- Не избѣгайте меня. Надоѣдать вамъ такимъ разговоромъ я не буду; но дайте мнѣ возможность, кто-жь знаетъ... Я не могу увлечь васъ, но, можетъ быть, вы перемѣните взглядъ...-- Онъ несмѣло протягивалъ ей руку.
   -- Мнѣ тяжело говорить долѣе. Но если вы примете мой отвѣть за окончательный и пообѣщаете не возвращаться къ этому разговору,-- тутъ она подняла глаза на него,-- то я не стану, какъ вы говорите, избѣгать васъ.
   Верховцеву показалось, что и она хотѣла дать ему руку, которую онъ и взялъ въ обѣ свои, сказавъ съ нѣсколько иронически-грустнымъ оттѣнкомъ:
   -- Что-жь дѣлать? По крайней мѣрѣ, буду васъ видѣть, если вы еще не возненавидите меня за мою же неудачу.
   Руку ея онъ при этомъ поцѣловалъ.
   -- За что же тутъ ненавидѣть?-- Анна улыбнулась и освободила свою руку.
   Верховцевъ тотчасъ же заговорилъ о другомъ, такъ что Анна почувствовала никакой неловкости, идя съ нимъ далѣе къ террасѣ, впереди которой ихъ встрѣтилъ Прозоровъ. Анна представила ихъ другъ другу, сама пошла наверхъ и прислала къ нимъ уже возвратившагося Юрія.
   Не заставъ своего паціента и узнавъ отъ m-me Желязовской, что мужъ ея не будетъ на дачу ранѣе нѣсколькихъ дней, докторъ хотѣлъ было тотчасъ уѣхать. Но Евгенія Алексѣевна стала ему жаловаться на мигрень и сердцебіеніе, заставила его, во-первыхъ, выслушать сердце, а, во-вторыхъ, остаться обѣдать. Она, такимъ образомъ, "менажировала tête-à-tête" Верховцеву съ Анной, заручаясь и сама хоть какимъ-нибудь собесѣдникомъ, въ отсутствіи Зорядко. Докторъ не долюбливалъ эту "бабу", однако, остался. Почему -- онъ очень хорошо сознавалъ, какъ сознавалъ и то, что не слѣдовало ему стараться видѣть Аню, что изъ этого ничего не выйдетъ, "какъ и изъ всего остальнаго, изъ всей жизни". Вотъ какой у него былъ резонъ, и, повидимому, убѣдительный, такъ какъ Лаврентій Львовичъ не только съ удовольствіемъ остался, но уже и поспѣшилъ сдѣлать нѣсколько шаговъ въ садъ, гдѣ передъ нимъ и открылась издали "чувствительная сцена".
   Паркъ осенью; красивая аллея высокихъ сосенъ, которыя смотрѣли горделиво на толпившійся среди нихъ слабый, мѣнявшій свой цвѣтъ по волѣ вѣтра нарядъ желтыхъ, какъ солома, кленовъ и тополей, ярко-красныхъ рябинъ, съежившихся грязно-желтоватыхъ березъ, теперь какъ будто раздвинулась шире, чѣмъ была лѣтомъ. Среди этой картины замиранія случай-художникъ поставилъ живописный контрастъ: влюбленную парочку. Высокій, красивый джентльменъ сжималъ въ своихъ рукахъ, потомъ цѣловалъ руку смотрѣвшей ему въ глаза, улыбавшейся дѣвушки. Онъ -- брюнетъ, она -- блондинка, по всѣмъ обычаямъ искусства.
   Взглянуть на красивую картинку и поѣхать въ свое мѣсто, но, къ сожалѣнію, если человѣкъ обѣщалъ обѣдать, то, полюбовавшись картиной, надо, все-таки, обѣдать. Евгенія Алексѣевна указала гостямъ мѣста направо и налѣво возлѣ себя, а Анну посадила подлѣ Верховцева, который съ обычною развязностью повелъ съ ней разговоръ объ общихъ знакомыхъ. Лаврентію Львовичу были неизвѣстны самыя ихъ имена, да онъ и не могъ бы вмѣшаться въ этотъ разговоръ уже потому, что его "занимали" и ожидали, что онъ не будетъ занимать ее, хозяйку дома. Она скоро перешла къ чувствамъ, такъ что постороннему слушателю старшая пара за столомъ могла бы показаться болѣе интересующеюся собой, чѣмъ младшая, которая никакихъ чувствъ не касалась.
   Сидѣвшій съ другой стороны Прозорова Юрій, наклонившись къ нему, чтобы достать бутылку, моргнулъ ему на Верховцева и, кривя ротъ, шепнулъ:
   -- Женихъ!
   Да Лаврентію Львовичу это и такъ было ясно. Верховцевъ въ его глазахъ именно имѣлъ видъ жениха, который куда-то уѣзжалъ, а теперь возвратился и, разумѣется, вступилъ въ свои права. Горькое чувство поднималось въ Прозоровѣ, именно поднималось, возставало противъ разсудка и воли. Досадно было, что онъ не умѣлъ не только побороть этого чувства, но и скрыть его, сохранивъ наружную свободу, хотя бы языка. Евгеніи Алексѣевнѣ онъ сперва отвѣчалъ полусловами, чувствовалъ, что имѣетъ видъ человѣка, у котораго болятъ зубы, и за это еще больше злился на себя.
   Анна нѣсколько разъ взглядывала на него, но онъ упорно избѣгалъ смотрѣть въ ея сторону,-- словомъ, сознавалъ себя "букой". Наконецъ, въ промежуткѣ между двумя чувствами, о которыхъ вела рѣчь мачиха, Анна спросила его, какъ идетъ школа на фабрикѣ. Онъ отвѣтилъ какимъ-то чужимъ голосомъ, что "плохо", но ничего не пояснилъ. Евгенія Алексѣевна, однако, снисходя къ дурно воспитанному человѣку, отъ котораго нельзя было требовать многаго, любезно продолжала занимать своего кавалера.
   "Пустяки,-- подумалъ о своемъ неловкомъ положеніи докторъ,-- человѣкъ -- та же машина".
   Онъ обратился къ своей дамѣ:
   -- Извините меня, Евгенія Алексѣевна; у меня нервная головная боль, такъ что ничего не могу сообразить, но сейчасъ вылечусь.
   Вмѣсто передаваемаго Верховцевымъ шамбертена, онъ налилъ себѣ большой стаканъ портвейну. Черезъ десять минутъ онъ свободно шутилъ съ хозяйкой, вошелъ въ "чувства" и сталъ говорить разные парадоксы, которые ее очень занимали. Правда, по прошествіи другихъ десяти минутъ, дѣйствіе стакана вина исчезло, но ледъ былъ сломинъ и Прозоровъ послѣ обѣда удостоился приглашенія послѣдовать за хозяйкой въ ея будуаръ, гдѣ находилась картина, о которой она ему только что разсказывала.
   Тамъ "чувства" продолжались, комментируемыя уже нѣсколько съ физіологической точки зрѣнія. Разговоръ былъ прерванъ просьбою Верховцева о позволеніи войти и попрощаться. Анна безъ церемоніи ушла отъ него. Но попрощался Лаврентій Львовичъ, а Верховцевъ остался въ будуарѣ, чтобы объяснить результатъ своей бесѣды съ Анной.
   На пути домой, Прозоровъ отдалъ себѣ ясный отчетъ въ двухъ вещахъ. Во-первыхъ, эта дѣвушка не имѣла къ нему ни тѣни чего-либо дружескаго, несмотря на задушевный характеръ ихъ разговоровъ, такъ какъ ни однимъ намекомъ даже не дала ему понять о весьма существенномъ условіи въ своемъ положеніи. Во-вторыхъ, онъ, Лаврентій Прозоровъ, неудачникъ одного дѣла и презиравшій большинство дѣлъ, необходимыхъ въ общественномъ быту, человѣкъ съ малыми средствами, уже немолодой лѣтами, старый утратою надеждъ, чувствовалъ къ этой дѣвушкѣ страсть, которая ни къ чему хорошему привести не могла, даже и безъ сегодняшняго открытія.
   Сверхъ этихъ двухъ очевидныхъ выводовъ, въ душѣ Прозорова копошилось еще гадкое сомнѣніе въ самой Аннѣ. Что значили всѣ ея слова о желаніи умереть и странное предубѣжденіе ея, что она никому не могла нравиться, наконецъ, увѣреніе, которое и онъ отъ нея слышалъ, что ей противна мысль о бракѣ, когда она имѣетъ жениха?
   Разсужденіе это было довольно резонное, а, между тѣмъ, оно, все-таки, не убѣждало Лаврентія Львовича окончательно. Онъ такъ глубоко, хотя инстинктивно вѣровалъ въ правдивость этой дѣвушки, что мысль о ея притворствѣ, несмотря на разсудочную очевидность, именно только копошилась въ его душѣ, обливая дно ея нѣкоторымъ ядомъ, хотя, конечно, и дно души, и ядъ -- не болѣе, какъ аллегорія. Ему достаточно было припомнить себѣ одинъ взглядъ проникнутыхъ свѣтомъ глазъ, интонацію серебристаго дѣтскаго голоса... Нѣтъ, это неправда, чтобы она притворялась и кокетничала! Тутъ что-нибудь другое! И послѣ этого взрыва безусловнаго, не разсуждавшаго сознанія вновь выползало пресмыкающееся, ядовитое подозрѣніе... Одно было несомнѣнно: въ жизни его наступилъ моментъ насильственнаго, недобраго перелома.
   

XIII.

   Кончилось одно изъ засѣданій правленія общества "минеральныхъ богатствъ". Члены, передъ тѣмъ, какъ разъѣхаться, стояли двумя группами, передавая себѣ, "что слышно". Ладыгинъ у стола просматривалъ написанныя резолюціи на бумагахъ, которыя передавалъ производителю дѣлъ. Отъ одной изъ группъ отдѣлился шуринъ генерала В., самойловъ, и подошелъ въ предсѣдателю:
   -- Мой родственникъ поручилъ мнѣ передать вамъ, что проектъ, которымъ вы интересуетесь, пойдетъ въ коммиссіи въ послѣзавтрашнемъ засѣданіи неотложно.
   -- Знаю, что онъ стоитъ въ реестрѣ, но, говорятъ, опять задержка какая-то... Генералъ не слышалъ, что именно?
   -- Объ этомъ-то онъ и просилъ передать вамъ. Въ вѣдомствѣ хватились было, что одно мѣсто въ новой запискѣ Желязовскаго могло бы прямо быть уличено въ ошибкѣ... Но потомъ махнули рукой, что это неосущественно, проектъ и такъ навѣрное пройдетъ, поэтому вопросъ ни въ какомъ случаѣ не будетъ снятъ съ очереди. Говорятъ, Желязовскій выходитъ въ отставку.
   Ладыгинъ бросилъ свои бумаги и отвелъ Самойлова въ сторону.
   -- Удивительные люди!-- сказалъ онъ съ гримасой.-- Ну, чтобы хоть пикнуть мнѣ? Кажется, я для нихъ старался. Въ чемъ собственно дѣло?
   Самойловъ сказалъ ему, въ чемъ.
   -- Все нужное у меня есть! Ну, это ни на что не похоже!
   Въ двухъ словахъ онъ убѣдилъ Самойлова, что предполагаемая ошибка была дѣйствительная и важная ошибка.
   -- Вамъ, Михаилъ Дмитріевичъ, и никому другому слѣдовало бы по праву мѣсто Желязовскаго.
   Тотъ осклабился и засуетился.
   Послѣ разъѣзда Ладыгинъ отправился домой, раствырялъ нѣсколько печатныхъ отчетовъ, торопливо набросалъ "справку" и, надѣвъ черный сюртукъ, покатилъ въ зданіе того вѣдомства. Въ этотъ же вечеръ новая "справка" была доставлена въ канцелярію коммиссіи.
   Самый вопросъ, несмотря на его спеціальность, заинтересовалъ всѣхъ, особенно въ Петербургѣ, именно въ томъ смыслѣ: которое изъ двухъ соревновавшихъ вѣдомствъ возьметъ верхъ? Но въ сферахъ свѣдущихъ интересъ ослабѣлъ за послѣдніе дни, когда уже сдѣлалось извѣстнымъ, что проектъ пройдетъ. Михаилъ Дмитріевичъ, возвращаясь изъ того управленія въ каретѣ, пріятно предвкушалъ это "пройдетъ", съ которымъ для него лично было связано очень многое. Онъ, авторъ записки, поддержавшей проектъ вѣдомства, лучше кого-либо зналъ прорухи дѣла, какъ оно было первоначально поставлено. Послѣ первой неудачи сами составители готовы были взять проектъ совсѣмъ назадъ и только на основаніи записки Ладыгина, и съ ея подкрѣпленіемъ, рѣшились пустить вопросъ снова. Михаила Дмитріевича многіе и раньше того знали, какъ человѣка весьма способнаго, но только настоящая борьба выдвинула его въ первый рядъ, такъ что о способностяхъ его вдругъ заговорили очень вліятельныя лица, а за ними -- весь городъ.
   Онъ благодушествовалъ, слегка покачиваясь въ своей каретѣ, причемъ не малое удовольствіе доставлялъ ему тотъ сюрпризъ, который онъ приготовилъ еще сегодня какъ своимъ союзникамъ, такъ и, въ особенности, своимъ противникамъ. И онъ мечталъ... Да неправда, будто мечтаютъ однѣ институтки, и будто въ наше время ужь и онѣ перестали. Это положительно невѣрно. Въ наше время въ холодномъ и разсчетливомъ Петербургѣ мечтаютъ самые солидные люди, и именно мечтаютъ даже болѣе наивно, чѣмъ барышни, такъ какъ современныя барышни хотя и мечтаютъ, но уже не о лентахъ и другихъ подобныхъ вещахъ.
   Веселое расположеніе Ладыгина привело къ тому, что онъ рѣшился и самому себѣ сдѣлать сегодня пріятный сюрпризъ. Онъ остановилъ экипажъ у Казанскаго моста, вышелъ изъ кареты, перекрестился и велѣлъ кучеру ѣхать домой съ извѣстіемъ, что баринъ дома обѣдать не будетъ. Затѣмъ, онъ прошелся по Невскому и обмѣнялся нѣсколькими словами съ двумя знакомыми. У фруктоваго магазина онъ нашелъ извощика, а въ магазинѣ купилъ всякой съѣдобной всячины, корзинку вина и ликёра и отправился въ Гусевъ переулокъ, въ тотъ самый домъ, гдѣ жилъ Ситниковъ. Но въ другую квартиру, конечно: внизу, входъ подъ воротами, въ квартиру маленькую, однако, очень комфортабельную. Когда онъ позвонилъ, въ комнатахъ послышался нѣкоторый топотъ, но дверь тотчасъ же отворилась и позади служанки выглянула въ переднюю молодая женщина съ замѣчательно-правильнымъ сложеніемъ и такими же чертами лица. Это была нареченная племянница Герасима Смирнова.
   Отпустивъ извощика, у котораго служанка взяла и унесла двѣ корзинки, Ладыгинъ, еще не снявъ шляпы и пальто, приподнялъ подбородокъ красивой хозяйки и сказалъ своимъ жирно-веселымъ голосомъ:
   -- Не ожидала? А я къ тебѣ, безешка, обѣдать пріѣхалъ. Не помѣшалъ?
   -- Вотъ еще! Почему же это вы могли помѣшать?
   Онъ уже вошелъ въ комнату.
   -- Такъ, можетъ быть, шерами какой-нибудь сидѣлъ?
   Она шлепнула его по плечу салфеткой. Столъ уже былъ накрытъ, но съ однимъ приборомъ.
   -- Ахъ, Боже мой, Миша, у меня, вѣдь, нѣтъ вина!-- и она бросилась къ дверямъ.
   -- Не надо, не надо, матушка, тамъ все есть въ корзинкѣ... Ну, погляди же на меня...-- и онъ, сидя, притянулъ ее за руку.-- Хорошенькая...
   "Безешка" присѣла къ нему на колѣни и сказала ему на ухо:
   -- Милый...
   Потомъ сорвалась и побѣжала въ кухню. Между тѣмъ, изъ-подъ воротъ того же дома подошелъ къ извощику, который только что привезъ Михаила Дмитріевича, студентъ въ шикарной свѣтло сѣрой шинели и спросилъ:
   -- Откуда привезъ?
   Тотъ сказалъ, откуда.
   -- Старый, довольно толстый?
   -- Такъ точно.
   Юрій сдѣлалъ военное движеніе плечомъ съ капюшономъ и пошелъ.
   Обѣдъ оказался довольно удовлетворительный. Все было порядочно и всего было много, точно приготовлено на двоихъ-троихъ, хотя посѣщеніе Ладыгина было, въ самомъ дѣлѣ, неожиданное. "Миша" сидѣлъ рядомъ съ "Пашей".
   -- У тебя очень хорошо варятъ говядину,-- замѣтилъ онъ, между прочимъ.
   Но, обращая вниманіе на ѣду, Михаилъ Дмитріевичъ не давалъ промаха и въ другихъ отношеніяхъ. Способный человѣкъ, однимъ словомъ.
   Когда Паша, послѣ трехъ рюмокъ вина, легла ему на плечо своею красивою, слишкомъ условно-красивою, точно изъ журнала, головой, Михаилъ Дмитріевичъ вовсе не растаялъ, но спросилъ ее, не нужно ли ей чего-нибудь.
   -- Что это, Миша, ты постоянно говоришь о такихъ пустякахъ? Дай же такъ побыть съ тобой,-- сладко сказала Паша.
   Ладыгинъ провелъ по ней глазами. Сложена она была замѣчательно. Голова ровно въ одну осьмую часть фигуры, какъ того требуетъ скульптура. Положимъ, модный журналъ, который изображаетъ подобныя Пашѣ существа, идетъ еще дальше; онъ дѣлаетъ голову въ одну десятую фигуры. Но это уже, такъ сказать, преуменьшеніе.
   Онъ отвѣтилъ на ея нѣжность:
   -- Хорошенькая ты, Паша, но меня не проведешь. Ты очень пріятная... Но я не такой дуракъ, чтобы думалъ, что могу нравиться... Вѣдь, ты же женщина?
   -- Такъ что же, я вру, по-твоему, мерзкій?
   -- Нѣтъ, ты не врешь, ты просто имѣешь пріятную манеру к потому ты мнѣ, все-таки, скажи: не нужно ли чего?
   Въ этотъ же вечеръ, несмотря на выпитыя полбутылку вина и нѣсколько рюмокъ ликеру, Михаилъ Дмитріевичъ принималъ главнаго бухгалтера компаніи мостовыхъ новаго образца и, разсмотрѣвъ бумаги, такъ допекалъ его по разнымъ мелочамъ, что тотъ? выйдя на свободу, часовъ въ 11 вечера, съ чувствомъ облегченія произнесъ: "Уфъ, старый чортъ!"
   

XIV.

   Нѣсколько экипажей съѣхалось въ поздній сентябрьскій день у одного зданія и изъ нихъ выходили люди весьма заслуженные, солидные по самому своему положенію. Надо, однако, замѣтить, что, вопреки ихъ настоящему настроенію, видъ у нихъ былъ не то, чтобы рѣшительно консервативный. Истинный консервативный видъ, это -- высокій ростъ, бодрость во взглядѣ, прямая осанка, въ лицѣ" кровь съ молокомъ или хотя бы безъ молока, затылокъ толстый и усы,-- непремѣнно усы,-- при штатскомъ, какъ и при военномъплатьѣ. Между тѣмъ, выходившіе изъ экипажей были все больше роста средняго или небольшаго, съ геморроидальнымъ цвѣтомъ лица, и усы у нихъ являлись лишь въ видѣ исключенія. Даже поступь. у многихъ была мелкая. Словомъ, наружность казалась скорѣе либеральною.
   У зданія, гдѣ собиралась эта коммиссія, стояли уже три-четыреткареты, когда пріѣхалъ Желязовскій. Онъ прошелъ черезъ канцелярію, переговоривъ тамъ съ кѣмъ было нужно, и сѣлъ въ особой комнатѣ, служащей для сбора и для завтрака, иногда и для пріема постороннихъ лицъ. Имѣвшіе участвовать въ засѣданіи проходили по" большей части прямо въ залу. Нѣкоторые, встрѣтясь въ сѣняхъ, шли попарно, разговаривая. Иные выступали съ нѣкоторою торжественностью. Но были и совсѣмъ скромные, съ умнымъ, но сдержаннымъ выраженіемъ уставшихъ глазъ, проходившіе небольшими, быстрыми шагами. Ипполита Юрьевича скоро пригласили въ другую комнату, гдѣ его встрѣтилъ его начальникъ. Они стали у окна и Желязовскій, отвѣтивъ на нѣсколько вопросовъ, вынулъ изъ портфеля, вывшаго у него въ рукахъ, бумагу, сложенную въ четверть листа, которую начальникъ вЗялъ съ собой. Дѣло ихъ стояло вторымъ на очереди и начальникъ, кивнувъ Ипполиту Юрьевичу на кресло, удалился въ залу, гдѣ засѣданіе уже началось. Желязовскій посидѣлъ съ четверть часа, потомъ всталъ и началъ смотрѣть въ окно, затѣмъ сѣдъ опять и просматривалъ одну изъ привезенныхъ имъ бумагъ. Отворилась дверь и въ комнату сдѣлалъ шагъ генералъ В., отыскивая кого-то. Желязовскій всталъ ему навстрѣчу, но генералъ косо поклонился ему издали и исчезъ. Потомъ въ комнату вошелъ знакомый Ипполиту Юрьевичу директоръ департамента другаго вѣдомства и, поговоривъ нѣкоторое время съ ожидавшимъ, былъ отозванъ.
   Затѣмъ прошли еще съ три четверти часа ожиданія, причемъ въ комнатѣ перебывали на минуту нѣсколько лицъ, не обращавшихъ на Желязовскаго вниманія. Никто изъ нихъ не дожидался, какъ онъ. Ожиданіе это, наконецъ, начало томить его, такъ какъ сдѣлалось ясно, что "его" дѣло давно уже обсуждается безъ его участія. Зачѣмъ же начальникъ пригласилъ его, къ чему писалъ ему, что больше всего надѣется на него?
   Вдругъ его позвали въ залу засѣданія въ ту минуту, когда онъ уже и не ожидалъ этого. Начальникъ жестомъ пригласилъ его сѣсть рядомъ съ собой. Ипполитъ Юрьевичъ взглянулъ вокругъ стола: видъ присутствія былъ, дѣйствительно, внушительный. Обсужденіе дѣла уже шло къ концу, такъ какъ говорившій въ эту минуту сановникъ настаивалъ на необходимости одобренія проекта, уже независимо отъ возраженій вѣдомства Желязовскаго, въ которыхъ, какъ онъ мимоходомъ упомянулъ, оказалась столь крупная ошибка. Слѣдующій затѣмъ ораторъ просилъ позволенія возвратиться къ этой ошибкѣ и, несмотря на отзывы съ нѣсколькихъ сторонъ, что это уже выяснено, что къ этому не стоитъ возвращаться, излагалъ, что самая эта ошибка, вкравшаяся въ записку, въ другихъ отношеніяхъ составленную, впрочемъ, прекрасно,-- онъ взглянулъ на Желязовскаго,-- доказываетъ необходимость тѣхъ мѣръ урегулированія, какія предлагались въ обсуждаемомъ проектѣ.
   Только изъ этой рѣчи Желязовскій понялъ, въ чемъ заключалась самая ошибка, обнаруженная въ его защитѣ другимъ вѣдомствомъ и подкопавшая всю силу возраженій противъ проекта. Онъ шепнулъ своему начальнику нѣсколько словъ. Тотъ просилъ коммиссію выслушать объясненія, которыя представитъ самъ составитель записки Ипполитъ Юрьевичъ Желязовскій. Но вопросъ показался большинству уже достаточно выясненнымъ и первыя три статьи проекта были одобрены безъ голосованія. Затѣмъ наступилъ перерывъ засѣданія и завтракъ.
   Глубоко обиженный тѣмъ, что начальникъ призвалъ его въ засѣданіе такъ поздно, когда дѣло было уже проиграно, Желязовскій тутъ же въ отдѣльномъ разговорѣ съ начальникомъ предварилъ его, что будетъ просить объ увольненіи себя отъ должности. Начальникъ отвѣчалъ, что самъ этой ошибки въ докладѣ не замѣтилъ, но даже когда она и оказалась, вовсе не видитъ, чтобы она могла имѣть существенное значеніе; наконецъ, что касалось отставки, сказалъ:
   -- Ну, полноте, какъ вамъ не стыдно такъ принимать къ сердцу...-- но на это Желязовскій постарался убѣдить его, что имѣлъ причины принять это очень близко и объясненія его замѣтно на начальника подѣйствовали.-- Вы еще останетесь здѣсь; увидимъ,-- сказалъ онъ, и пошелъ въ ту комнату, гдѣ былъ поданъ завтракъ, пригласивъ съ собой и своего подчиненнаго.
   Когда засѣданіе возобновилось, Ипполитъ Юрьевичъ опять сидѣлъ рядомъ съ начальникомъ и послѣ всего происшедшаго былъ удивленъ словами руководителя преній: въ исполненной достоинства и любезной по тону оговоркѣ, послѣдній просилъ коммиссію не лишать вѣдомство, котораго записка передъ тѣмъ читалась, возможности оправдаться въ ошибкѣ. Затѣмъ, по его приглашенію, Желязовскій всталъ и началъ съ того, что его разъясненія не прервутъ порядка разсмотрѣнія дѣла, такъ какъ они относятся къ статьѣ 4 проекта гораздо болѣе, чѣмъ къ предшествующимъ тремъ, уже одобреннымъ.
   Онъ прочелъ текстъ 4 статьи, которая дѣйствительно формулировала наиболѣе существенный пунктъ предлагаемыхъ мѣръ, повторилъ въ двухъ словахъ суть возраженій своего вѣдомства и объяснилъ, что предполагаемая ошибка была сдѣлана вовсе не имъ. Два спеціальные итога расходовъ, проставленные въ запискѣ, были признаны преувеличенными на основаніи послѣдняго контрольнаго отчета и они дѣйствительно превышали показанія контроля за тотъ годъ. Но дѣло обсуждалось въ концѣ сентября; въ запискѣ же, составленной Желязовскимъ, итоги были выведены уже по вѣдомостямъ за ближайшій финансовый годъ, котораго льготное время только недавно истекло. Ораторъ пригласилъ справиться съ новымъ контрольнымъ отчетомъ, который въ это время уже долженъ быть заключенъ, хотя еще и не могъ быть представленъ по принадлежмости, и утверждалъ, что въ этомъ отчетѣ окажутся именно тѣ итоги, которые были приведены въ запискѣ,-- итоги, свидѣтельствовавшіе о крайне отяготительной издержкѣ на сходныя мѣры надзора въ другой отрасли управленія. И такъ, если налицо была ошибка, то въ нее впало не то вѣдомство, которое приводило итоги новые, но то, которое ссылалось на итоги прошлогодніе, несмотря на произвеведенныя съ тѣхъ поръ измѣненія.
   Этотъ неожиданный оборотъ и бойкая, ясная рѣчь Желязовскаго заинтересовали собраніе. Никто не думалъ прерывать оратора, когда отъ разъясненія мнимой ошибки онъ перешелъ къ разбору самыхъ мѣръ, предлагавшихся въ 4 статьѣ. Онъ доказывалъ не только обременительность этихъ мѣръ для того дѣла, котораго онѣ касались, но и призрачность ихъ, невозможность установить посредствомъ ихъ дѣйствительный учетъ и контроль; вошелъ въ практическія условія и обнаружилъ микроскопичность полезнаго результата, какой можно было ожидать отъ тѣхъ мѣръ, сравнительно съ значительнымъ увеличеніемъ штатовъ и отягощеніемъ государственнаго казначейства. Нѣкоторыя изъ предлагаемыхъ мѣръ были давно испробованы на Западѣ и Желязовскій изложилъ кратко ихъ исторію, причемъ вспомнилъ даже приблизительные цифровые результаты, къ какимъ онѣ привели въ разныхъ странахъ, гдѣ затѣмъ мѣры этого рода были отмѣнены. Другія предложенія проекта представляли нѣчто своеобразное, нигдѣ не испытанное, но совсѣмъ непрактичное. Обнимая цѣлость проекта, онъ бросилъ затѣмъ взглядъ на состояніе у насъ тѣхъ отраслей промышленности, на которыхъ новый законъ могъ отозваться, и привелъ на память много цифръ въ такой искусной и ясной группировкѣ, что положительно завоевалъ аудиторію. Вообще цифры -- это была его сила; онъ приводилъ ихъ, свѣрялъ сопоставленіями, собиралъ въ выводы, съ тою бѣглостью, увѣренностью и даже изяществомъ, съ какимъ артистъ играетъ на своемъ инструментѣ. Хотя, призванный только для представленія справокъ, Желязовскій далеко вышелъ изъ этой роли, но говорилъ такъ толково, что его не прерывали.
   Ипполитъ Юрьевичъ самъ замѣчалъ дѣйствіе этой рѣчи, такъ какъ во второй части ея, когда онъ повелъ на проектъ, такъ сказать, сосредоточенную аттаку, каждый изъ слушателей, на комъ случайно останавливался его взглядъ, одобрительно кивалъ ему головой, выражая тѣмъ, что слѣдитъ за его аргументаціей.
   Въ рѣчи онъ съумѣлъ даже коснуться и тѣхъ сторонъ проекта, о которыхъ въ его запискѣ не было упомянуто, потому что онѣ не входили въ кругъ даннаго вѣдомства. Теперь Желязовскій доказалъ, что проектъ на практикѣ создалъ бы затрудненія для такихъ отраслей управленія, которыхъ мнѣнія вовсе не было спрошено ни при составленіи, ни при обсужденіи проекта.
   Когда онъ сѣлъ, нѣкоторые изъ присутствовавшихъ взглянули на него съ сочувственною улыбкой. Несмотря на то, что его начальникъ коснулся рукой рукава его, какъ бы ободряя его остаться и далѣе, Желязовскій собралъ свои бумаги и тотчасъ вышелъ. Это было также удачно, такъ какъ въ его отсутствіи стало еще труднѣе разобраться въ томъ полномъ замѣшательствѣ, въ какое имъ были приведены всѣ основные пункты проекта. Сдѣлалось очевидно, что по меньшей мѣрѣ необходимо было запросить еще ту или другую часть управленія.
   Ипполитъ Юрьевичъ остался, однако, въ комнатѣ, гдѣ былъ прежде завтракъ, чтобы подождать своего начальника. Ему издали слышались голоса, участвовавшіе въ оживленныхъ преніяхъ. Примѣрно черезъ полчаса вышелъ генералъ В. и бывшій начальникъ того вѣдомства, въ которомъ служилъ Желязовскій. Генералъ В. внимательно поклонился ему, проходя мимо, а другой сановникъ нѣсколько разъ пожалъ руку Ипполита Юрьевича, поздравляя его съ наступающимъ "тріумфомъ" и увѣряя, что большинство присутствовавшихъ, нѣкоторые даже изъ несогласныхъ съ нимъ, были просто поражены его знаніемъ дѣла и умѣньемъ говорить. Онъ не долженъ былъ сомнѣваться въ своей побѣдѣ.
   Наконецъ, вышелъ нынѣшній начальникъ и сообщилъ о результатѣ: было рѣшено не то, что потребовать дополнительныхъ свѣдѣній для вторичнаго слушанія проекта, но просто -- возвратить проектъ внесшему его вѣдомству, для новыхъ соображеній и дополненій, что было равнозначуще съ отклоненіемъ даннаго проекта и оставленіемъ вопроса открытымъ, впредь до представленія или непредставленія въ коммиссію какого-либо новаго предположенія по тому же вопросу.
   -- Знаете, вы меня просто удивили,-- говорилъ Ипполиту Юрьевичу начальникъ потомъ, уже у себя дома, въ своемъ кабинетѣ.-- Я зналъ, что вы собаку съѣли по этой части, но вы превзошли мои ожиданія... Это была настоящая митральеза цифръ и доводовъ. Я говорилъ, что надежда, главнымъ образомъ, на васъ, и не ошибся.
   Онъ, повидимому, забылъ, что сперва понадѣялся провести дѣло безъ помощи Желязовскаго и онъ былъ призванъ въ засѣданіе въ такую минуту, когда дѣло казалось уже проиграннымъ.
   Ипполитъ Юрьевичъ не хотѣлъ обѣдать въ городѣ и, несмотря на поздній часъ, отправился на дачу, импровизировать что-нибудь вродѣ обѣда, что могло осуществиться только часамъ къ девяти. Пріѣхавъ туда въ отличномъ настроеніи, онъ тотчасъ спросилъ о Прозоровѣ. Юрій отвѣчалъ, что докторъ уже съ недѣлю не бывалъ. Желязовскій велѣлъ сейчасъ же послать за нимъ коляску и усиленно его просить.
   -- Что ты тутъ шмыгаешь?-- спросилъ отецъ сына, переодѣваясь.-- Вѣрно денегъ хочешь просить?-- Онъ наклонился къ только что снятому мундиру съ регаліями, и, вынувъ оттуда бумажникъ, положилъ на столъ три сторублевыхъ бумажки, которыхъ, впрочемъ, не считалъ.-- На тебѣ тамъ...
   Юрій подошелъ благодарить отца, и тотъ обнялъ его, что случалось довольно рѣдко.
   -- И, вѣдь, я совсѣмъ не денегъ хотѣлъ у тебя просить,-- сказалъ молодой человѣкъ, когда имѣлъ бумажки уже въ карманѣ.-- Мнѣ хотѣлось узнать, отказалъ ли ты Смирнову въ его просьбѣ о подрядѣ, или нѣтъ?
   -- Это еще что? А тебѣ какое дѣло?
   Сегодня же утромъ, передъ засѣданіемъ, Ипполитъ Юрьевичъ, между иными докладами своихъ подчиненныхъ, слушалъ объясненія правителя дѣлъ по просьбѣ Смирнова, причемъ этотъ чиновникъ представилъ просьбу о поставкѣ безъ торговъ на три года, какъ недопускающую иной резолюціи, кромѣ отказа; несмотря даже на относительную выгодность условій, сравнительно съ вздорожавшими цѣнами, не могло быть и рѣчи о поставкѣ безъ торговъ. Желязовскій поморщился и осадилъ правителя дѣлъ вопросомъ:
   -- Это почему? Подите вы теперь съ вашими дѣлами, мнѣ некогда!
   Юрій сталъ объяснять отцу, что "мама" была огорчена его отказомъ, такъ какъ Смирновъ былъ ея поставщикомъ модныхъ вещей и коммиссіонеромъ по выпискамъ изъ Парижа. Мама призналась ему, Юрію, что ей жаль Смирнова, который можетъ разориться, и говорила объ этомъ такъ, что Юрій тогда же рѣшился спросить объ этомъ отца.
   Такое сочувствіе сына къ мачихѣ тронуло Ипполита Юрьевича. И что они, въ самомъ дѣлѣ, воображали себѣ тамъ, въ канцеляріи? Цѣны прежнія, велика важность -- безъ торговъ! Кто ему, Желязовскому, укащикъ? Другое дѣло -- просятъ. И кто проситъ? Женни и сынъ.
   -- Ну, ладно, ступай,-- сказалъ онъ Юрію съ притворною грубостью.-- Въ другой разъ не мѣшайтесь не въ свое дѣло, прошу помнить! А это я тамъ посмотрю...
   Такой отвѣть Юрій принялъ въ смыслѣ рѣшенія въ пользу Смирнова и полетѣлъ сообщить о своемъ успѣхѣ Евгеніи Алексѣевнѣ, которая вовсе съ нимъ и не говорила объ этомъ дѣлѣ, но теперь уже должна была согласиться на то, какъ оно было представлено ея мужу Юріемъ.
   Прозоровъ, какъ оказалось, не думалъ воспользоваться правомъ продолжать съ ней пріятные разговоры, и акціи Зорядко, который возвратился съ Желязовскимъ на дачу, вновь окрѣпли.
   А въ дѣйствительности дѣло Смирнова въ самомъ началѣ интересовало только Зорядко и Юрія. Но въ настоящую минуту оно уже интересовало одного только Юрія. Зорядко, во-первыхъ, въ виду неуспѣха ходатайства Евгеніи Алексѣевны, счелъ дѣло Смирнова окончательно безнадежнымъ, а, во-вторыхъ, онъ успѣлъ замѣтить, что m-me Желязовская стала рѣшительно менѣе внимательна, и принялъ это за начало конца въ ихъ отношеніяхъ. При такомъ положеніи дѣлъ онъ рѣшился повести совсѣмъ "иную линію".
   

XV.

   Прозорова Ипполитъ Юрьевичъ встрѣтилъ съ особеннымъ радушіемъ, усадилъ къ столу, за которымъ самъ докончивалъ нѣчто вродѣ ужина, замѣнившаго ему обѣдъ, разсказалъ Лаврентію Львовичу объ успѣхѣ записки и результатѣ засѣданія, конечно, безъ личныхъ подробностей, заставляя гостя пить вино, котораго и себѣ не жалѣлъ. Къ сожалѣнію, докторъ не могъ войти въ веселый тонъ хозяина и едва прикасался къ вину. Зорядко былъ въ гостиной Евгеніи Алексѣевны, Юрій уже исчезъ, только Анна сидѣла молча за столомъ у приготовленнаго самовара. Верховцевъ былъ у нихъ утромъ и, несмотря на свои обѣщанія, нѣсколько-таки ей надоѣлъ.
   -- Вы не любите бургонскаго... а оно очень недурно.-- Желязовскій взглянулъ на собесѣдника.-- Вамъ, кажется, нездоровится?-- Прозоровъ увѣрилъ, что здоровъ совершенно.-- Но вашъ видъ таковъ, что плохо рекомендуетъ ваше искусство.
   Докторъ раза два довольно принужденно обращался къ Аннѣ. Но ни съ ея отцомъ, ни съ ней разговоръ у него не клеился.
   Они встали и Анна, по просьбѣ отца, сѣла за рояль. Желязовскій ходилъ по комнатѣ, Прозоровъ сѣлъ на диванъ. Онъ не стоялъ, какъ прежде, передъ роялемъ, какъ бы ловя каждый оттѣнокъ пьесы въ глазахъ исполнявшей ее. Раза два дѣвушка взглянула въ его сторону. Да, онъ какъ будто похудѣлъ, но глазъ его она не встрѣтила.
   -- Лаврентій Львовичъ, что съ вами?-- спросила Аня, когда отецъ зашелъ въ столовую.
   -- Благодарю васъ. Просто усталъ и отправлюсь домой.
   Желязовскій хотѣлъ его задержать, но докторъ сообщилъ, что завтра рано утромъ долженъ отправить вещи, такъ какъ переѣзжаетъ въ Петербургъ.
   Однако, то, въ чемъ не успѣлъ Желязовскій, удалось Евгеніи Алексѣевнѣ. Наскучилъ ли ей, въ самомъ дѣлѣ, Эсперъ Ильичъ, или было что другое, но у нея опять оказались невыносимая мигрень и сильное сердцебіеніе; она потребовала выслушанія сердца, увѣряя, что боится припадка или чего-нибудь еще хуже. Прозоровъ далъ ей хинину и лимону на сахарѣ, чтобъ ускорить дѣйствіе лѣкарства, уложилъ ее на кушеткѣ, но паціентка никакъ не хотѣла отпустить Прозорова, пока сердце хоть сколько-нибудь успокоится. И, притомъ, говорила, говорила... несмотря на совѣтъ врача и на неохотные его отвѣты.
   Желязовскій зашелъ, посмотрѣлъ на эту исторію, Прозоровъ совершенно его успокоилъ и онъ ушелъ спать, посовѣтовавъ женѣ сжалиться надъ докторомъ и отпустить его. Аннѣ, которая его спросила въ столовой, что съ мамой, онъ сказалъ:
   -- Поздно встала и, кажется, просто хочетъ поболтать.
   Хотя мачиха и избирала для разговоровъ по душѣ свою гостиную или будуаръ, а при падчерицѣ старалась замыкаться въ своей апатіи, но женщина женщину въ этомъ отношеніи не обманетъ и дѣвушка угадывала приблизительно характеръ болтанья своей "мамы". Она услышала смѣхъ Прозорова и пошла въ свою комнату.
   Кажется, ничего не случилось, никакой не произошло перемѣны. Анна охотно бесѣдовала съ Прозоровымъ, и только съ нимъ однимъ, и онъ прежде не уклонялся отъ бесѣды съ нею. Когда, разъ, "та" посадила его возлѣ себя и завладѣла его разговоромъ, это не зависѣло отъ его воли. Потомъ, правда, прошла цѣлая недѣля и Прозоровъ не показывался, но онъ, весьма вѣроятно, и въ самомъ Дѣлѣ не могъ быть. Наконецъ, сегодня онъ усталъ, ему нездоровилось, гдѣ же ему до разговоровъ, которые, наконецъ, и сами по себѣ не могли ни научить, ни ободрить этого человѣка: онъ столько пережилъ и, казалось, утратилъ импульсъ въ жизни. Но почему не у "той" онъ остается такъ долго и отчего ему вдругъ стало весело? "Та" хотѣла только "поболтать"...
   Да, дѣйствительно, ничего онъ не говорилъ такого прежде и не сказалъ сегодня, что можно было бы сопоставить въ противорѣчіе, въ отреченіе имъ отъ своихъ словъ. Анна негодовала на себя за то, что ей было такъ больно, признавала, что это -- глупо. Правда, ничего у ней не осталось теперь, но, вѣдь, и прежде, и никогда ничего у ней не было. Въ чемъ же состояла перемѣна? Да, но если взглянуть на человѣка, который только что умеръ, также нѣтъ, повидимому, перемѣны: какъ недавно еще онъ спалъ, такъ и теперь спитъ. И въ этомъ случаѣ также сперва не видно, что такое произошло. А, между тѣмъ, теперь онъ спитъ уже навсегда.
   Жизнь представлялась Аннѣ долгимъ пасмурнымъ днемъ; на минуту проглянуло солнце и опять скрылось, какъ будто издѣваясь, напоминая людямъ, что есть-то оно есть, но не хочетъ имъ свѣтить. И вдругъ все стало опять сѣро, холодно и безнадежно-скучно.
   Утромъ Желязовскій отправился въ городъ, а вскорѣ переѣхало въ Петербургъ и его семейство. Неожиданная побѣда его вѣдомства выдвинула Ипполита Юрьевича еще болѣе впередъ. Въ теченіе нѣсколькихъ дней онъ былъ предметомъ разговоровъ "хорошо увѣдомленнаго" Петербурга. Стали предполагать, что должность свою онъ оставитъ развѣ для чего-нибудь еще гораздо болѣе крупнаго. Иные находили прямо, что ему слѣдуетъ быть на мѣстѣ его начальника. Положимъ, о немъ не кричали: "способный человѣкъ", какъ одно время всѣ твердили хоромъ о Ладыгинѣ. Но это потому, что Желязовскаго знали давно, нынѣшняя побѣда не была его дебютомъ.
   Наиболѣе ей обрадовался въ ту минуту Смирновъ, несмотря на нѣкоторыя свои отношенія къ Михаилу Дмитріевичу. Контрактъ на поставку дровъ для всѣхъ зданій вѣдомства въ Петербургѣ и Москвѣ былъ заключенъ съ Смирновымъ на три года, согласно его вызову, а Юрій получилъ обѣщанное ему Ситниковымъ и счеты его съ послѣднимъ были на время покончены. Сестрѣ онъ принесъ коробку конфектъ и обѣщалъ скоро заплатить все у нея забранное въ разное время. Едва ли и онъ, и она помнили, что это могло составить нѣсколько сотенъ рублей. Юрій, впрочемъ, зналъ, что и Анна недавно получила кое-что отъ отца, стало быть, деньги ей теперь не были нужны.
   Въ половинѣ октября петербургская жизнь уже начинала входить въ свою зимнюю колею. Въ одномъ изъ многочисленныхъ конвертовъ, какіе Ипполиту Юрьевичу ежедневно приходилось вскрывать, оказался кусокъ бристольской бумаги съ литографированнымъ французскимъ текстомъ. Тамъ значилось, что господинъ и госпожа Ладыгины просятъ сдѣлать имъ удовольствіе такого-то числа вечеромъ пить чай. Приглашеніе было прислано дней за десять. А за недѣлю передъ тѣмъ же числомъ явились съ визитомъ Ладыгина и двѣ ея дочери повторить приглашеніе устно. Барышенъ Евгенія Алексѣевна послала въ комнату Анны и, такимъ образомъ, заставила падчерицу выйти въ гостиную. Рослыя, черномазыя, здоровыя дѣвицы еще не забыли о красотахъ военно-грузинской дороги, но эти красоты не помѣшали имъ собрать съ три короба новыхъ впечатлѣній и новостей, частью скандальнаго свойства, частью свадебнаго, которыми онѣ успѣли засыпать Аню наединѣ.
   -- Надѣюсь, вы намъ не сдѣлаете огорченія -- не пріѣхать?-- настаивала Надежда Власьевна передъ прощаніемъ.-- И да, кстати, привезите намъ, пожалуйста, вашего доктора, -- прибавила она, улыбнувшись Желязовской.-- Говорятъ, такой интересный.
   -- Не могу обѣщать.
   -- Это кого же: доктора или даже себя?
   -- Вообще. Мужъ мой страшно занятъ, а Аня такъ неохотно выѣзжаетъ.
   Барышни, разумѣется, пристали къ Анѣ, которая согласилась, чтобы отвязаться, вовсе не предполагая ѣхать.
   Узнавъ о визитѣ Ладыгиныхъ, Ипполитъ Юрьевичъ рѣшилъ, что непремѣнно слѣдовало къ нимъ ѣхать. Быть можетъ, онъ не поѣхалъ бы, если бы побѣдила противная сторона. Прозорова также слѣдовало ввести къ Ладыгинымъ, такъ какъ его отшельничество -- вздоръ и врачи должны бывать у людей, если хотятъ, чтобы люди ходили къ нимъ.
   -- Но съ какой стати,-- спросила Анна, -- Ладыгины зовутъ къ себѣ Лаврентія Львовича?
   -- Не все ли тебѣ равно, съ какой стати?
   Но Анна замѣтила ту улыбку, съ какою Ладыгина говорила о Прозоровѣ ея мачихѣ. Ясно, что эта зловредная старуха хотѣла приглашеніемъ Прозорова сдѣлать удовольствіе Евгеніи Алексѣевнѣ. Стало быть, уже и другіе примѣтили.
   -- Во всякомъ случаѣ, я не поѣду,-- сказала дѣвушка.
   -- Ты поѣдешь, потому что я тебѣ велю ѣхать!-- и, видя, что Анна вспыхнула, Ипполитъ Юрьевичъ прибавилъ шутливо:-- А онъ поѣдетъ, потому что ты поѣдешь. Вѣдь, онъ, кажется, за тобой ухаживалъ?
   -- Не понимаю, что за охота вбивать дѣвушкѣ мысли, которыя не могутъ ни къ чему повести,-- томно проговорила Евгенія Алексѣевна.-- Ну, скажи, если бы Прозоровъ въ самомъ дѣлѣ за ней ухаживалъ, чего вовсе нѣтъ, что-жь, ты отдалъ бы ее за него?
   -- Разумѣется, нѣтъ. Но все равно, я вамъ говорю, мнѣ нужно, чтобы мы не отказались отъ этого приглашенія Ладыгиныхъ.
   Ты, Юрій, завтра маршъ къ Прозорову и свези его утромъ, представь Ладыгинымъ.
   Молодой человѣкъ потянулся и возразилъ недовольнымъ тономъ:
   -- Папа, однако, вѣдь, онъ живетъ у чорта на куличкахъ.
   -- Ты, сударь, говоришь съ отцомъ,-- сердито замѣтилъ Желязовскій.
   Видя, что "фатеръ окрысился", Юрій ѣздилъ къ Лаврентію Львовичу за Нарвскую заставу два раза. Во второй разъ засталъ его и у него въ пріемной троихъ рабочихъ.
   -- Воля ваша,-- возражалъ одинъ изъ нихъ, пріодѣтый въ "пиджакъ" съ шейною стальною часовою цѣпочкой, встряхнувъ волосами, на манеръ половыхъ,-- воля ваша, Лаврентій Львовичъ, а только иначе ничего не будетъ.
   Прозоровъ кивнулъ Юрію, приглашая его подождать.
   -- Ну, а когда васъ разошлютъ, лучше будетъ?
   Рабочій замялся, вертя въ рукахъ картузъ. Но за него отвѣтилъ другой, подслѣповатый малый, въ поддевкѣ поверхъ синей блузы и съ фуражкой измайловскаго полка, вѣроятно, купленной у жидовки:
   -- Насъ разошлютъ, по крайности хоть другимъ будетъ легче. А то, вѣдь, добромъ все равно не дойдешь.
   -- Вѣдь, идолы они, Лаврентій Львовичъ, батюшка. Какъ есть идолы, ей-Богу,-- заключилъ третій, довольно уже старый, весь подаваясь корпусомъ впередъ.
   -- Ну, ладно, некогда мнѣ теперь. Я сегодня еще поговорю съ Германомъ Ивановичемъ.
   -- Батюшка, батюшка,-- повторялъ третій, кланяясь Прозорову и несмѣло, какъ-то выше кисти коснулся поданной ему руки. Другіе двое совершенно просто пожали доктору руку, причемъ одинъ еще прибавилъ: "Не знаю ужь, не знаю..."
   -- У насъ тутъ катавасія,-- сказалъ Прозоровъ Юрію, когда, они вышли, но не сталъ ничего объяснять молодому человѣку, а прямо спросилъ, не болѣнъ ли кто.
   -- Всѣ больны,-- отвѣчалъ Юрій.-- У maman мигрень, у Анни, капризы, у отца... Помните, Лаврентій Львовичъ, какъ у Мольера докторъ Пюргонъ угрожаетъ своему паціенту, за ослушаніе, что тотъ впадетъ изъ диспепсіи въ брадипепсію?
   -- Помню, но въ чемъ же дѣло?
   -- А изъ брадипепсіи въ апепсію... помните? Ну, вотъ такъ и: фатеръ въ настоящее время переходитъ стадіи: изъ ладыгинофобства онъ уже впалъ въ ладыгинофильство, потомъ, вѣрно, придетъ нѣчто вродѣ ладыгинопепсіи.
   -- Да говорите порядкомъ.
   -- Вы знаете, что онъ былъ въ контрахъ съ Ладыгинымъ; теперь тѣ пристали, чтобы мы были у нихъ на вечерѣ и васъ привезли. Фатеръ, все изъ политики, насъ всѣхъ туда гонитъ, а васъ очень просить. Я буду,-- и онъ улыбнулся.
   -- Мнѣ рѣшительно некогда.
   -- Maman будетъ.-- Юрій улыбнулся нѣсколько язвительно.
   -- Я съ ними совсѣмъ незнакомъ.
   -- И Аня будетъ, непремѣнно,-- заключилъ ея братъ и нѣкоторымъ образомъ вперилъ взоръ въ доктора.
   -- Поблагодарите, пожалуйста, Ипполита Юрьевича. Я рѣшительно не вижу повода и самъ пріѣду къ нему извиниться.
   Въ то время, какъ женщины въ его домѣ заботились объ удачѣ вечера, Михаилъ Дмитріевичъ и самъ не дремалъ. Онъ принялъ дѣятельное участіе въ переработкѣ прежняго проекта, сблизился съ начальникомъ того вѣдомства, которое его вносило, регулярно каждое воскресенье посѣщалъ пріютскую церковь и нѣсколько разъ былъ приглашаемъ къ тому вліятельному генералу А., который интересовался пріютомъ и его, Ладыгина, пожертвованіемъ. Этимъ послѣднимъ знакомствомъ, какъ мы видѣли съ самаго начала, Михаилъ Дмитріевичъ дорожилъ всего болѣе. Многосторонность его способностей блистательно выказалась тѣмъ, что въ теченіе какихъ-нибудь трехъ мѣсяцевъ онъ не только хорошо зарекомендовалъ себя этому лицу, заставивъ его отказаться отъ довольно распространеннаго прежде въ обществѣ взгляда на Ладыгина, но еще угодилъ тому же просвѣщенному дѣятелю составленіемъ цѣлой программы покровительства лужичанамъ и нравственнаго возсоединенія этого братскаго племени съ главною отраслью славянства. Правленіе общества минеральныхъ богатствъ рѣдко видѣло своего предсѣдателя, да когда и видѣло, убѣждалось, что онъ уже не тотъ, что душа его въ иномъ мѣстѣ; правленіе, конечно, не задавалось суетнымъ вопросомъ, есть ли вообще у Ладыгина душа, такъ какъ она по меньшей мѣрѣ въ область минеральныхъ богатствъ не входитъ.
   Единственнымъ непріятнымъ для Михаила Дмитріевича впечатлѣніемъ за послѣднее время представилась неудача его справки въ дѣлѣ пресловутаго проекта. Пусть бы ужь была побѣждена записка, представленная имъ въ подкрѣпленіе того дѣла. Записка исполнила свое назначеніе, такъ какъ подвинула вопросъ къ разсмотрѣнію. Но пущенная въ послѣднюю минуту справка, которая была неожиданностью для противниковъ и уличила ихъ въ ошибкѣ, вдругъ сама оказалась ошибкой, послужившей къ ихъ побѣдѣ! Это было досадно. Высшее начальство, сблизившись съ Михаиломъ Дмитріевичемъ, благосклонно пожурило его за тотъ промахъ, признавъ, что воспоминаніе о немъ должно тяготить Михаила Дмитріевича. Ладыгинъ нашелся на это.
   -- Знаете, ваше -- ство, Н. говорилъ мнѣ (онъ назвалъ одного извѣстнаго желѣзнодорожника): "Что я буду жалѣть о вчерашнемъ днѣ и зачѣмъ я не такъ сдѣлалъ вчера и сколько я вчерась потерялъ? Лучше я буду думать, какъ мнѣ сдѣлать завтра и сколько можно выиграть". Человѣкъ онъ малообразованный, но умный.-- Начальникъ разсмѣялся надъ акцентомъ, съ какимъ проговорилъ это Ладыгинъ, и ошибка была совершенно заглажена.
   Почти не стоило бы и упоминать о другомъ не совсѣмъ пріятномъ моментѣ для Михаила Дмитріевича за то же время, такъ какъ это именно лишь моментъ и оказался онъ призрачнымъ. Однажды въ Гусевомъ переулкѣ Ладыгинъ засталъ дверь на лѣстницу незапертою, а войдя въ переднюю, услышалъ мужской голосъ и слово "душка". Хотя онъ самъ постоянно говорилъ безешкѣ о ея любовникахъ, но въ дѣйствительности въ нихъ не вѣрилъ, а только шутилъ съ обычнымъ своимъ особеннымъ юморомъ. Онъ ввалился въ шубѣ въ первую комнату и увидалъ свою protégée разговаривающею съ дядей, т.-е. съ Смирновымъ. Герасимъ Яковлевичъ подскочилъ ему на встрѣчу.
   -- Ваше превосходительство!
   -- Ха-ха,-- жирно засмѣялся покровитель, освобожденный Смирновымъ изъ шубы.-- А я ужь тамъ въ передней подумалъ, какъ бы вамъ мѣсто дать.
   -- Мѣсто? Какъ такъ, ваше пр-во, за что?
   -- Ну, не зналъ, что вы, принялъ васъ за одного изъ ея возлюбленныхъ... ха-ха... и вспомнилъ, какъ покойный Канкринъ вышелъ изъ подобнаго положенія...
   -- Это вы къ чему же?-- отозвалась она.
   Ладыгинъ грозно усѣлся на диванѣ и продолжалъ:
   -- Увидалъ онъ, знаете, изъ-подъ кисеи за туалетомъ сапогъ со шпорой. Ну, и далъ ему мѣсто у себя въ вѣдомствѣ. А когда тотъ благодарилъ, Канкринъ сказалъ ему: "Вы мнѣ, батенька, помогаете и я вамъ помогаю". Ха-ха.
   И Смирновъ засмѣялся сдержанно.
   -- А въ мѣстѣ я и не нуждаюсь, -- и онъ сообщилъ Ладыгину о своемъ подрядѣ. Тотъ на него напустился совершенно серьезно. Какъ можно? Это чортъ знаетъ что такое! Потомъ съ минуту подумалъ и въ заключеніе рѣшительно велѣлъ Смирнову передать этотъ подрядъ другому лицу: Герасимъ Яковлевичъ признался, что онъ и такъ не одинъ взялъ подрядъ, но не сказалъ съ кѣмъ.
   -- Но контрактъ на чье имя?
   -- Только на мое. Мой компаньонъ помогъ мнѣ внести часть залоговъ и имѣетъ вексель на меня.
   -- Продайте, непремѣнно продайте!-- почти кричалъ на Смирнова Ладыгинъ.-- Это дѣло можетъ повести къ серьезнымъ непріятностямъ для васъ.
   -- Но, ваше пр -- ство, барышъ можетъ быть значительный.
   -- Ну, и продайте, возьмите деньги, я вамъ говорю. Наконецъ, хоть переведите на чужое имя, чтобы вы были въ сторонѣ. Если "онъ" узнаетъ... Слышите?
   Вышло такъ, что этотъ вечеръ нисколько не имѣлъ романтическаго характера. Съ полчаса Ладыгинъ спорилъ съ Смирновымъ, указывая ему на разныя комбинаціи по отчужденію подряда. Но торговый человѣкъ руками и ногами держался ожидаемыхъ барышей. Такъ этотъ споръ ни къ чему пока не привелъ, только разсердилъ Ладыгина и далъ ему матеріалъ для долгаго обдумыванія дома.
   

XVI.

   Пригласивъ на свой вечеръ Желязовскаго, Михаилъ Дмитріевичъ хотѣлъ, во-первыхъ, опровергнуть сплетни о какой-то между ними борьбѣ, такъ какъ извѣстная его записка имѣла характеръ частный и оффиціально онъ вовсе не выступалъ во всемъ томъ вопросѣ. Во-вторыхъ, онъ желалъ показать тому же своему доброму знакомому, что неудачникомъ его, Ладыгина, несмотря на происшедшее, назы вать было нельзя. Въ самомъ дѣлѣ, когда Желязовскій съ женой и дочерью подъѣзжали къ ярко освѣщенному дому Ладыгина, то передъ этимъ домомъ стояло уже экипажей двадцать, а пора была еще довольно ранняя. Хозяинъ встрѣчалъ гостей въ первой комнатѣ, хозяйка принимала ихъ въ большой гостиной. Желязовскаго тотчасъ окружили знакомые, и, пробираясь въ гостиную за своими дамами, онъ увидалъ гораздо болѣе лицъ значительныхъ, чѣмъ когда-либо прежде встрѣчалъ въ этомъ домѣ.
   Но удивленіе его еще возросло, когда къ серединѣ вечера пріѣхалъ начальникъ того вѣдомства, съ проектомъ котораго Желязовскому пришлось бороться, и вскорѣ послѣ того прибылъ покровитель пріюта, для котораго жертвовалъ Михаилъ Дмитріевичъ, лицо столь видное, что, несмотря на всѣ усилія хозяевъ сохранить, такъ сказать, "равновѣсіе", въ гостиной вдругъ почувствовался моментъ какъ бы торжественный.
   Почетные посѣтители посидѣли возлѣ Надежды Власьевны и поочередно прошлись съ Михаиломъ Дмитріевичемъ по его заламъ, причемъ нѣкоторыхъ изъ гостей привѣтствовали покровительственно-любезно, еще нѣкоторыхъ -- только покровительственно, а огромнаго большинства, разумѣется, вовсе не знали. Желязовскому бывшій налицо начальникъ другаго вѣдомства любезно подалъ руку, но не сказалъ ему ни слова. Другой же покровитель Ладыгина совершенно игнорировалъ Ипполита Юрьевича. За то генералъ В., который пріѣхалъ еще позже, сказалъ ему нѣсколько лестныхъ словъ, какъ оратору, не упомянувъ, впрочемъ, повода, и затѣмъ быстро присоединился къ наиболѣе виднымъ гостямъ. Но самое примѣчательное представилось въ томъ, что генералъ, встрѣтивъ доктора Прозорова, сперва съ явнымъ удивленіемъ отступилъ, но потомъ почтилъ его поклономъ и опять удалился.
   Тотъ моментъ, когда почетные гости сидѣли тутъ вмѣстѣ, всѣ трое, былъ истиннымъ тріумфомъ для Надежды Власьевны. Да и для нея ли одной? Различіе лишь въ томъ, что она потомъ наивно въ этомъ признавалась.
   Впрочемъ, были здѣсь люди и съ извѣстностью иного, не административнаго рода. Былъ университетскій профессоръ, съ которымъ Ладыгина свела недавно вспыхнувшая въ немъ страсть къ лужичанамъ. Былъ академикъ-художникъ, который въ священной живописи строго держался древнѣйшихъ традицій, хотя это были традиціи, пришедшія не черезъ Кіевъ, но съ Запада, отъ итальянцевъ, предшественниковъ Рафаэля, въ Петербургъ, и уже оттуда распространившіяся въ новый Кіевъ. Присутствовалъ еще музыкальный профессоръ, уже отставной, впрочемъ, профессоръ консерваторіи, писавшій весьма характерную музыку, къ которой кто-то примѣнилъ французскую остроту, что музыка эта похожа на утку съ капустой, въ которой была бы только одна капуста. Выдавался и литераторъ, не изъ тѣхъ -- въ убогомъ фракѣ, съ цѣпочкой при нёмъ, и въ кривомъ галстукѣ бѣдняковъ, которые, попавъ въ "общество", натираютъ спиной одну дверь за другой, спрашивая себя, на какого они тутъ чорта? Наличный литераторъ былъ человѣкъ свѣтскій? съ чиномъ, и если что-либо у него не безукоризненно, то ужъ никакъ не фракъ и другія подобныя принадлежности. Военныхъ, въ бальномъ костюмѣ, съ брюками, опущенными въ высокіе сапоги, было не малое число и, притомъ, кромѣ нѣсколькихъ заслуженныхъ, были люди молодые, что предвѣщало танцы, не упомянутые въ приглашеніи. Въ заключеніе перечня, прибавимъ, что въ раннюю часть вечера въ большой гостиной можно было видѣть, рядомъ съ хозяйкой, молодое, замѣчательно красивое духовное лицо, въ черной бархатной рясѣ. Но этотъ гость удалился еще раньше, чѣмъ, уѣхали знатнѣйшіе.
   Вскорѣ послѣ ихъ отбытія вечеръ принялъ иной характеръ. Послышались звуки рояля; это прелюдировалъ извѣстный сочинитель танцевъ, который оказался "таперомъ". Дѣвицы Ладыгины были, разумѣется, на-расхватъ. Онѣ сперва усиленно упрашивали и Анну, но та сослалась на головную боль, а потомъ барышнямъ уже и некогда было приставать къ дочери Желязовскаго. Анна рѣшительно отказала и Верховцеву на его приглашеніе. Рояль былъ поставленъ близъ дверей, соединявшихъ залу съ пріемною комнатой, которая прикасалась къ передней и гдѣ былъ устроенъ одинъ буфетъ, въ залѣ уже недостало мѣста и съ десятокъ паръ установились въ пріемной. Изъ столовой, гдѣ стоялъ другой буфетъ, въ дверяхъ торчало нѣсколько мужчинъ, смотрѣвшихъ на танцы. Въ этой-то группѣ появился Прозоровъ, который до тѣхъ поръ пребывалъ частью слушателемъ бесѣдъ въ кабинетѣ хозяина, частью въ курительной комнатѣ, и не встрѣтилъ, кажется, кромѣ генерала В., ни одного знакомаго.
   Ипполитъ Юрьевичъ имѣлъ положительную слабость къ доктору, не только какъ къ сыну своего стараго товарища и человѣку, который оказалъ ему услуги въ качествѣ врача, но еще, пожалуй, преимущественно какъ къ собесѣднику. Ему нравился горячій споръ Прозорова, въ его небанальномъ и неоффиціальномъ изложеніи. Желязовскій любилъ встрѣчать и, какъ самому ему казалось, побивать начало того коллективизма, изъ оборванныхъ лохмотьевъ котораго люди, подобные Ладыгину, ныньче изготовляли себѣ почетныя ленточки. Ипполитъ Юрьевичъ такъ серьезно упрашивалъ Прозорова при свиданіи сдѣлать ему особое одолженіе -- поѣхать посмотрѣть на вечеръ Ладыгиныхъ, что докторъ долженъ былъ сдѣлать эту нелѣпую, но ничтожную уступку. Ипполитъ Юрьевичъ имѣлъ при этомъ особое намѣреніе, которое обнаружилось только тогда, когда онъ подвелъ Прозорова къ сѣдоватому господину важнаго вида и представилъ ему своего протеже. А этотъ господинъ оказался очень близкою съ Ладыгиными медицинскою знаменитостью. Потомъ за глаза Желязовскій расхвалилъ ему искусство и способности Лаврентія Львовича.
   Знаменитость и послѣ, встрѣтивъ Прозорова у буфета, отвела нашего доктора въ сторону и спросила:
   -- Вы, коллега, тотъ самый врачъ Прозоровъ, который нѣсколько лѣтъ назадъ былъ въ Самарѣ?
   -- Тотъ самый.
   За этимъ отвѣтомъ знаменитость нѣсколько разъ сердечно пожала ему руку и произнесла:
   -- Какъ здѣсь жарко!-- и быстро удалилась въ кабинетъ.
   Представленіе это и не могло имѣть успѣха; времена были рѣшительно не тѣ; одинъ только Желязовскій еще не отвыкъ мѣрить все на прежнюю мѣрку.
   Какъ только Лаврентій Львовичъ пришелъ побесѣдовать съ дамами Желязовскими, Евгенія Алексѣевна, любезно указавъ ему мѣсто возлѣ себя, стала уговаривать Анну, чтобы та шла танцовать. Анна, ничего не отвѣтивъ, взяла подъ руку одну изъ дочерей Ладыгина и ушла съ ней въ другую комнату, исполнивъ, такимъ образомъ, по-своему, желаніе мачихи.
   -- Ахъ, Лаврентій Львовичъ,-- произнесла Желязовская съ болѣзненнымъ выраженіемъ въ лицѣ,-- что можетъ быть хуже положенія belle-mère?
   -- Я думаю иногда бываетъ положеніе belle-fille, хотя, конечно, не примѣняю этого къ вамъ и Аннѣ Ипполитовнѣ.
   Собесѣдница его слегка сдвинула свои густыя и довольно широкія брови.
   -- Вы ее считаете жертвой?
   -- Вовсе нѣтъ; вѣдь, вы ей не мѣшаете выйти замужъ?
   -- Не только это, я сдѣлала все, что могла, чтобы привязать къ себѣ Анну... Но это вообще не легко дается. Люди или нравятся другъ другу, или не нравятся; тутъ никакія усилія не помогутъ. Вотъ, говорятъ, я красива, а, между тѣмъ, жизнь моя прошла въ томъ, что я хотѣла кого-нибудь привязать къ себѣ, и не могла.
   -- Мнѣ кажется, у Анны Ипполитовны такая натура, что это было бы возможно.
   -- Да нѣтъ, я не только о ней говорю. Есть женщины, которыя пропадаютъ даромъ, какъ есть талантыt которые умираютъ съ голода.
   Прозоровъ отвѣчалъ серьезно:
   -- Мнѣ кажется, истинной привязанности нельзя искать. Если самъ человѣкъ полюбитъ независимо отъ воли, то можетъ случиться, что и его полюбятъ... А, можетъ, и нѣтъ; это рѣшаетъ судьба. Во всякомъ случаѣ, послѣ искать уже нечего.
   -- Но, вѣдь, вы, какъ врачъ, знаете, что женщина не можетъ же жить...
   Въ этомъ интересномъ мѣстѣ разговоръ былъ прерванъ хозяиномъ дома:
   -- Не можетъ жить безъ любви, это неоспоримо,-- сказалъ онъ весело.-- И вотъ почему хорошенькія женщины всегда могутъ жить, если только хотятъ, ха-ха!...
   -- Какъ же это сдѣлать?-- спросила она съ томною наивностью.
   -- Полноте, будто это секретъ? Надо оживлять другихъ, -- вотъ и все. А это такъ легко, какъ говорила та знатная красавица въ извиненіе своихъ шалостей -- cela nous coûte si peu, et cela leur fait tout déplaisir.
   Прозоровъ, войдя въ другую комнату, увидалъ Анну, которой молодой Ладыгинъ подалъ воды и понесъ обратно стаканъ. Она была блѣдна. Видя, что ей какъ будто нездоровится, Лаврентій Львовичъ сѣлъ возлѣ нея и сдѣлалъ вопросы, на которые она отвѣти! ла два раза "нѣтъ" и больше ничего.
   -- Или васъ огорчило что-нибудь или кто-нибудь?
   -- У меня это не новость,-- сказала она съ улыбкой.
   -- Я не имѣю права на вашу откровенность, но какъ врачъ...
   -- Отчего же, скажите, вы не имѣете права теперь? Прежде же вы имѣли... когда, какъ мнѣ казалось, мы были дружны.
   -- Странное дѣло! Вы мнѣ всегда представлялись прямою противуположностью вашей maman,-- онъ произнесъ это слово иронически,-- а жалуетесь, что васъ люди не понимаютъ, какъ и она только что.
   Анна вспыхнула и встала.
   -- И подите къ ней, она еще не кончила.
   Въ этихъ словахъ дѣвушки было явное негодованіе или гнѣвъ.
   -- Если вы были дружны со мной, то сядьте, прошу васъ,-- нескладно сказалъ онъ, ставъ передъ ней.-- Я дорожилъ вашею дружбой... вы не знаете какъ,-- продолжалъ онъ, когда она сѣла,-- хотя не смѣлъ даже называть дружбой ваше привѣтливое отношеніе ко мнѣ. Не знаю, отчего вы въ эту минуту сердитесь, совсѣмъ не понимаю того, но я...
   -- "Дорожить", это -- фраза. Въ разговорѣ съ maman вы сейчасъ тоже дорожили чѣмъ-нибудь.
   -- Для меня, признаюсь вамъ, крайне тягостенъ разговоръ съ ней; да просто она противна, извините за прямоту.
   -- "Дорожилъ",-- повторила Анна.-- Конечно, это -- фраза, къ чему такія громкія слова? Мы прежде бесѣдовали какъ будто подружески, потомъ вамъ стало скучно и совершенно понятно: что же я могла сказать вамъ новаго?
   -- Что вы могли сказать? Вы могли мнѣ сказать, что въ дѣйствительности собираетесь жить, а не умереть, что вы идете замужъ,-- это вы мнѣ могли сказать, если мы были дружны.
   -- Вы съ ума сошли! Значитъ, я лгала?
   -- Вы только не сказали о томъ, что васъ должно было наиболѣе занимать. И я, который васъ считалъ самою правдой, кристалломъ правды... я бы даже не имѣлъ права и попенять на васъ за это, но когда сами же вы говорите, что мы были дружны...
   -- А что же меня должно было наиболѣе занимать?
   -- То, что вы выходите за Верховцова.
   -- Ни за кого я не выхожу, Верховцева терпѣть не могу, и не думала. Ну, довольно этого разговора!
   Она опять встала.
   -- Всегда я вѣрилъ въ каждое ваше слово, въ каждый оттѣнокъ слова, и теперь вѣрю и вижу, что въ промежуткѣ я былъ крутомъ виноватъ предъ вами и кругомъ глупъ.
   Въ синихъ глазахъ показался прежній глубокій и добрый свѣтъ.
   -- Вотъ то-то, -- сказала Анна, возвращаясь къ мачихѣ и улыбнулась Прозорову.
   

XVII.

   И Прозорову, и Аннѣ было весело, когда они ѣхали домой, каждый въ свою сторону. Его веселость была похожа на одинъ изъ тѣхъ дней позднею осенью, когда послѣ цѣлаго ряда тумановъ и холодовъ вдругъ выдастся яркая, ободряющая нервы погода. Хотя и знаешь, что изъ этого дѣла ничего не выйдетъ, что скоро все замерзнетъ, не исключая и солнца, которое зимою на сѣверѣ нисколько не грѣетъ, но временный разсвѣтъ, все-таки, дѣйствуетъ благодѣтельно. Для Прозорова не было будущности, а въ прошедшемъ надежды его, мысли, дружбы лежали на землѣ слоемъ, какъ листья въ октябрѣ, высохшіе, почернѣвшіе, разметаемые вѣтромъ.
   Но и при такихъ условіяхъ, въ такую пору жизни, не все равно -- вѣрить или не вѣрить, что есть кто-нибудь, кто,-- ну, хоть современемъ,-- пожалѣетъ о васъ, и что этотъ кто-то дѣйствительно заслуживаетъ глубокой привязанности, какую вы къ нему чувствуете. Если же и въ этомъ обмануться, когда другого уже ничего нѣтъ, тогда всѣ разсчеты съ жизнью окончены, сведены въ сплошной пассивъ, вродѣ того, какой остается послѣ лопнувшей банкирской лавочки: полная растрата всего, кромѣ горсти мелкихъ денегъ, оставшихся какъ бы на смѣхъ.
   Лаврентій Львовичъ снова вѣровалъ въ Анну, какою, онъ себѣ представлялъ ее, и въ ея доброе чувство къ нему. Подробныя объясненія не были ему нужны, простого утвержденія съ ея стороны было совершенно достаточно. И у Прозорова отрадно было на душѣ.
   Удовольствіе, какое разговоръ съ Прозоровымъ доставилъ Аннѣ, было менѣе условно и болѣе ярко. Она теперь убѣдилась, что Лаврентій Львовичъ не измѣнился, какъ ей казалось, онъ только впалъ въ недоразумѣніе. Но самый тотъ фактъ, что недоразумѣніе это онъ принялъ такъ близко къ сердцу, былъ краснорѣчивъ. Аннѣ жилось! не особенно хорошо, но съ недавняго времени ей казалось, что возможна иная жизнь, и что эта жизнь, если бы только она началась, могла бы продолжаться навсегда. Въ впечатлѣніи, испытанномъ дѣвушкой также,-- если продолжать сравненіе,-- былъ лучъ солнца,.но лучъ согрѣвавшій, лѣтній, полный обѣщаній на долгое время. Въ продолженіе своей сознательной жизни она "ненавидѣла" все любовное, во всемъ, что слышала и читала про любовь, всегда видѣла нѣчто или пошло-фальшивое, или отвратительное; всегда обѣщала себѣ не выходить замужъ. Не только потому, что, живя взаперти, она привыкла считать себя некрасивой, такой, которую возьмутъ только за деньги, но еще и потому, что самая эта совокупность понятій -- "выдадутъ", "возьмутъ", она будетъ "принадлежать" кому-то, съ сопровожденіемъ фальшивыхъ приторностей и грязной реальности -- возмущала ее.
   И, однако, оказывается, что она положительно дружески расположена къ мужчинѣ, уважаетъ его характеръ и видитъ въ немъ человѣка, привлекательнаго уже тѣмъ, что онъ не совсѣмъ обыкновенный. Оказывается далѣе, что при мысли потерять этого единственнаго друга, при предположеніи, что "та" сдѣлаетъ изъ него свою игрушку, Аннѣ становилось слишкомъ больно. Если она, которая прежде искренно не хотѣла жить, теперь такъ дорожила дружбой, значитъ, она какъ бы начинала дорожить и самою жизнью. Денегъ Прозоровъ не могъ отъ нея хотѣть, такъ какъ вся его судьба была отрицаніемъ корысти. И если того, кто сталъ ей какъ будто дорогъ, если его самого могло мучить разочарованіе въ Аннѣ и мысль, что она выйдетъ замужъ, то, значитъ, и она заняла мѣсто въ его умѣ. Изъ всего этого выходило, что возможно, однако, и для нея нѣчто вродѣ любви, но безъ этого противнаго, истасканнаго слова, въ самомъ дѣлѣ сердечное что-то, какая-то привязанность одного рода, чѣмъ она чувствовала къ отцу, болѣе увлекательная и вмѣстѣ болѣе исключительная, даже завистливая.
   Анна сидѣла въ такомъ раздумьѣ надъ книжкой; книжка ей надоѣла, это была повѣсть именно про ту любовь, которая ей казалась и пошлой, и гадкой. А, вѣдь, возможно нѣчто не такое...-- спрашивала себя дѣвушка.-- Что такое дружба и что -- другое? Напримѣръ? могла ли бы она замужъ выйти за Прозорова, еслибъ такъ сложились обстоятельства? По крайней мѣрѣ, безусловно-отвратительна это ей не было. Замужство, конечно, все-таки, гадость, съ кѣмъ бы то ни было. Но въ человѣкѣ, который всегда жилъ для одной идеи, въ которомъ столько самоотверженія, могъ ли оказаться когда-нибудь недостатокъ деликатности?А жить съ другомъ... что-жь? это естественно... Но то'лько съ условіемъ, чтобы быть для него -- всѣмъ, и дѣлиться имъ она могла бы съ одною развѣ идеей его. Нѣтъ, не могла бы. Все -- за все, и не иначе.
   Она попробовала опять читать, но думала: вотъ прошла недѣля послѣ вечера у Ладыгиныхъ, а Прозоровъ доселѣ не пришелъ? хотя и мачиха его приглашала, а отецъ всегда его охотно видѣлъ... За то въ эту минуту пріѣхалъ Верховцевъ; она услышала его голосъ въ гостиной, въ разговорѣ съ ними. "Ну, хорошо, пусть; сегодня я къ нему выйду",-- сказала себѣ Анна.
   Поклонившись Аннѣ, вошедшей въ гостиную, Верховцевъ продолжалъ, обращаясь къ обѣимъ дамамъ:
   -- Теперь сообщу вамъ главную новость дня: вчера въ правленіи общества минеральныхъ богатствъ Ладыгинъ объявилъ, что оставляетъ должность предсѣдателя.
   Евгенія Алексѣевна забыла о своей апатіи.
   -- Что же это значитъ?-- живо спросила она.
   -- Вѣроятно, имѣетъ въ виду что-нибудь выше. Говорятъ, онъ милліонеръ,-- Верховцовъ даже назвалъ цифру предполагаемаго богатства Ладыгина.
   -- Ну, знаете, въ чужомъ карманѣ всегда кажется много... Мы еще и не были у нихъ послѣ вечера. Annette, заѣдемъ къ нимъ се, то дня.
   -- Какъ хотите, но, можетъ быть, вы бы поѣхали и безъ меня?
   -- Всегда тоже самое!-- Евгенія Алексѣевна махнула рукой.-- Какъ же ты будешь жить, сдѣлавшись самостоятельной?
   -- Буду видѣть только тѣхъ, кого захочу.
   -- А тѣхъ, кто будетъ нуженъ твоему мужу? Надо же занять свое мѣсто въ обществѣ. Я всегда говорю Ипполиту Юрьевичу, что онъ гораздо болѣе бы сдѣлалъ, ведя открытый домъ, чѣмъ вѣчно корпя надъ бумагами и забавляясь совсѣмъ ненужными политическими разговорами... Онъ любить внимательныхъ слушателей, а" такими бываютъ только тѣ люди, отъ которыхъ иной пользы и нѣтъ.
   -- Тотъ, кого выберетъ Анна Ипполитовна,-- сказавъ Верховцевъ, взглянувъ на Анну,-- многимъ будетъ готовъ пожертвовать за это.
   Евгенія Алексѣевна встала.
   -- Вы еще останьтесь, я черезъ десять минуть выйду, переодѣвшись, а Annette, конечно, переодѣваться не станетъ.
   -- Я не поѣду, maman, какая имъ во мнѣ нужда?
   -- Какъ хочешь.
   -- Владиміръ Александровичъ,-- начала Анна, какъ только мачиха вышла.-- Въ послѣднее время вы нѣсколько разъ возвращались къ тому, о чемъ вы мнѣ говорили на дачѣ. Дѣло это затягивается и принимаетъ такой видъ, какъ будто изъ него можетъ что-нибудь выйти.
   -- Прошу васъ,-- съ живостью возразилъ онъ,-- не рѣшайте еще ничего... Мнѣ и такъ хорошо, прошу васъ...
   -- Видите, вы сами говорите, чтобъ я не рѣшала; значитъ, вы мой тогдашній отвѣтъ не считаете рѣшительнымъ. Если это продлится, вы будете вправѣ послѣ меня упрекать.
   -- Не буду упрекать, ничего не буду, оставьте меня такъ.
   -- Вѣдь, вы же и послѣ можете бывать у насъ сколько угодно. Но мнѣ непріятна неясность. Я не нахожу удовольствія въ томъ, чтобы за мной "ухаживали".
   -- Я люблю васъ и хочу посвятить вамъ жизнь, а не ухаживаю; за что же вы на меня сердитесь?
   -- Глупо было бы сердиться... Обиднаго для меня въ этомъ нѣтъ,-- она продолжала говорить нисколько не краснѣя и не улыбаясь.-- Но я обязана повторить прежнее рѣшительнымъ образомъ и въ послѣдній разъ.
   -- Повторить, что та "глупость", о которой вы тогда говорили, на васъ не пришла?-- спросилъ онъ полу-иронически, полуобидчиво.
   -- Оставимъ шутки. Ничего противъ васъ, какъ человѣка, я не имѣю, но не выйду за васъ никогда. Если вамъ непріятно, мнѣ жаль, я готова просить извиненія; но примите мой отвѣтъ серьезно; поймите, что и мнѣ же не весело возвращаться къ этому.
   -- И такъ совсѣмъ? Чистая отставка?
   -- Я васъ никогда не принимала на службу!-- и, завидя мачиху, Анна вышла.
   -- Нѣмцы это называютъ ein Korb,-- сказалъ Верховцевъ, обращаясь къ Евгеніи Алексѣевнѣ.-- Ein Korb, то-есть корзина. Вотъ я стою съ корзиной!-- несмотря на свою свѣтскость, онъ говорилъ тономъ обиженнаго, былъ смущенъ и по-мѣщански красенъ, какъ подумала Евгенія Алексѣевна.
   Однажды за обѣдомъ у Желязовскихъ было нѣсколько человѣкъ, и въ ихъ числѣ Прозоровъ. Ипполитъ Юрьевичъ находился въ отличномъ настроеніи. Отставку Ладыгина въ обществѣ минеральныхъ богатствъ онъ объяснялъ тѣмъ, что будто Ладыгинъ назначается посланникомъ къ лужичинамъ, и такъ какъ бесѣда была въ тѣсномъ кругу, то Желязовскій позволялъ себѣ "не понимать" нашу внѣшнюю политику, хвалилъ Францію, но смѣялся надъ союзомъ съ нею, а болѣе всего прохаживался насчетъ нашего бюрократизма и того, "куда мы идемъ". Непосредственнымъ поводомъ особенно оживленнаго настроенія Ипполита Юрьевича было то, что начальникъ утвердилъ всѣ его представленія о наградахъ къ новому году, причемъ одну даже -- сверхъ правилъ, и только въ уваженіе желанія Желязовскаго. Въ разговорѣ за столомъ онъ сообщилъ и объ этомъ, не называя, однако, лицъ.
   -- А Эсперъ Ильичъ?-- спросила Евгенія Алексѣевна. Мужъ ея покачалъ головой на нескромность такого вопроса.
   Вслѣдъ затѣмъ онъ, однако, отвѣтилъ на этотъ вопросъ:
   -- Представь себѣ: сегодня я получилъ запросъ о неимѣніи препятствій къ переведенію его на службу въ ***.-- Желязовскій назвалъ то вѣдомство, надъ которымъ самъ недавно одержалъ побѣду.
   -- Такъ и уходитъ, не предваривъ насъ?-- спросила она еще, повидимому, равнодушно.
   -- Что-то мнѣ бормоталъ, нѣсколько дней назадъ, но неясно. Вотъ и награждайте людей!
   Послѣ обѣда Анна, по желанію отца, играла и затѣмъ разговаривала у рояля съ Прозоровымъ. Разумѣется, она разспросила подробно, на чемъ онъ основывалъ свою увѣренность, что она выходитъ замужъ. Теперь все это казалось забавнымъ. Разспрашивала и про школу при фабрикѣ, для дѣвушекъ.
   -- Я-таки сказала отцу, что хочу попробовать давать тамъ уроки.
   -- И позволилъ?
   -- О позволеніи не могло быть рѣчи. Разумѣется, онъ бранился, но, главное, не сказалъ, что запрещаетъ. Что же я могу преподавать и когда пріѣхать? Но только, пожалуйста, чтобы было не для моей забавы. Смѣшно было бы, если бы я это дѣлала для школы, а школа допускала бы это для меня.
   -- Я уже говорилъ вамъ, что намъ нужна учительница, имѣющая свидѣтельство; вы его имѣете -- вотъ уже и несомнѣнная; намъ польза. Преподаваніе, вѣдь, безплатное. Правленіе фабрики даетъ средства на мужскую школу, а нашенскую рѣшительно отказалось; разрѣшеніе оно выхлопотало только по настоянію управляющаго, моему и одного моего товарища, подъ условіемъ, что само не дастъ ничего.
   -- А помѣщеніе?
   -- Помѣщеніе, можетъ быть, послѣ отведется отдѣльное. При такихъ обстоятельствахъ, у насъ пока только воскресные классы для дѣвушекъ, въ довольно поздніе часы -- отъ 2 до 5, т.-е. по окончаніи мужскихъ воскресныхъ классовъ, въ томъ же помѣщеніи. Посѣщаютъ школу покамѣстъ только до двадцати ученицъ, а учимъ только мой товарищъ, я, да священникъ, благо попался добрый.
   Условлено было, что наиболѣе удобно для другихъ, если Анна возьметъ на себя тотъ предметъ, который Прозоровъ преподавалъ въ мужской школѣ,-- "понятія объ исторіи и географіи Россіи". По воскресеньямъ, съ 2 до 3.
   -- Я и сама узнаю при этомъ кое-что новое изъ географіи,-- смѣялась дѣвушка,-- а именно, гдѣ Нарвская застава.
   Онъ написалъ ей точный адресъ фабрики и сказалъ, что въ 2 часа встрѣтитъ ее тамъ, у воротъ. Болѣе, чѣмъ когда-либо, они были друзья.
   Позже пріѣхали кавалерійскій офицеръ, другъ Юрія Желязовскаго, съ своею сестрой, кругленькою женщиной, мужъ которой былъ командированъ куда-то въ провинцію. Евгенія Алексѣевна была благодарна пасынку, когда тому удалось оттянуть изъ ея комнаты эту даму, которую онъ сталъ забавлять передразниваньемъ общихъ знакомыхъ и невинною передачей скабрезнѣйшаго изъ новыхъ романовъ. М-мъ Желязовская за то овладѣла ея братомъ и Прозоровымъ, потомъ пожертвовала офицеромъ Лаврентію Львовичу, обращаясь исключительно къ нему. И здѣсь пошла рѣчь о физіологіи. Когда офицеръ присоединился къ громко смѣявшимся въ залѣ Юрію и его собесѣдницѣ, къ которымъ присѣла и Анна, Евгенія Алексѣевна съ обычною томностью и какъ бы не придавая своимъ словамъ иного значенія, кромѣ разговорнаго, по поводу долетавшаго до нихъ смѣха той барыни и Юрія, сказала Прозорову:
   -- Вотъ вы бы попробовали съ ней счастья. Право, лучше, чѣмъ...-- Она не договорила, но заключеніе сдѣлала совсѣмъ ясное:-- Вы можете нравиться, а счастье въ жизни даютъ, все-таки, только чужія жены.
   -- Въ легкихъ связяхъ я не вижу счастья. На томъ вечерѣ, гдѣ мы были вмѣстѣ, Ладыгинъ сказалъ какому-то молодому военному: "Никогда не держите своей ложи, своей жены и своей охоты, потому что все это можно имѣть у другихъ". Неужели вы раздѣляете такой взглядъ? Меня все это давно уже не занимаетъ.
   -- Отчего вы сейчасъ -- "взглядъ"? Ладыгинъ -- умный человѣкъ и вы его не поняли; онъ точно также шутилъ, какъ и я теперь. Надо знать языкъ общества.-- Тонъ этихъ словъ былъ весьма ядовитый.
   Человѣкъ доложилъ о чаѣ, и когда Евгенія Алексѣевна, съ сжатыми, тонкими, какъ бы всосанными губами и горделиво поднятою красивою головой, проходила мимо смѣющейся группы, Юрій шепнулъ Аннѣ: "Маманѣ ты теперь не клади пальца въ ротъ; взгляника на нее".
   

XVIII.

   Послѣ спора съ отцомъ, въ которомъ Желязовскій не запретилъ дочери ѣздить въ фабричную школу, хотя и сказалъ, что это -- нелѣпая затѣя, у Анны была еще настоящая "сцена" съ мачихой, притомъ, такая сцена, въ которой Евгенія Алексѣевна окончательно показала острые когти изъ бархатныхъ лапокъ. Она не сказала, что Анна затѣваетъ нелѣпость, но намѣреніе падчерицы учить какихъ-то дѣвокъ назвала желаніемъ "летать къ Прозорову". Въ первое же воскресенье, въ часъ пополудни, когда Анна пошла спросить, можетъ ли она велѣть запречь лошадь въ линейку, оказалось, что кучеръ ѣдетъ съ Евгеніей Алексѣевной тотчасъ послѣ завтрака, а помощникъ его куда-то усланъ.
   Анна взяла извощика и поѣхала къ Нарвской заставѣ, везя съ собой въ ремнѣ кипу книжекъ, купленныхъ ею для раздачи дѣвушкамъ. У воротъ фабрики ее встрѣтилъ Лаврентій Львовичъ и провелъ въ пустой классъ. Тамъ онъ объяснилъ ей, на чемъ остановилось преподаваніе ея предшественника и въ чемъ заключались его учебные пріемы, которые она, впрочемъ, могла измѣнить по своему усмотрѣнію. Видя, что Анна какъ будто робѣетъ, онъ увѣрилъ ее, что ученицы внимательны и благодарны, -- смущаться нечего.
   -- Излагайте какъ той вашей дѣвочкѣ, дочери швейцара, совершенно просто, но увѣренно.
   Она засмѣялась.
   -- Мнѣ нисколько не страшно, но смѣшно выступить профессоромъ. А вдругъ кто-нибудь изъ нихъ мнѣ языкъ покажетъ? Вѣдь, я сама расхохочусь.
   -- Вы ихъ не знаете,-- убѣдительнымъ тономъ возразилъ Прозоровъ, а самъ любовался этимъ милымъ ребенкомъ, который съ такимъ довѣріемъ пріѣхалъ въ совсѣмъ чужую среду, и не боялся, и никакой серьезности на себя напускать не думалъ.
   -- Что же онѣ дѣлаютъ теперь, мои ученицы?
   -- Теперь здѣсь, рядомъ, преподаетъ священникъ.
   -- А мнѣ вы позволите пойти туда?
   -- Да идите съ Богомъ;
   Сквозь нѣсколько растворенную дверь Прозоровъ видѣлъ, какъ Анна промелькнула въ классъ и сѣла на задней скамьѣ, съ ученицами. Священникъ только внимательно посмотрѣлъ, но не прервалъ своей бесѣды.
   По окончаніи его урока Прозоровъ познакомилъ священника съ Анной и просилъ, чтобы тотъ представилъ ее ученицамъ, такъ какъ теперь предстояла ея очередь. Священникъ былъ молодой и симпатичный. Въ короткомъ разговорѣ онъ разъ назвалъ Аню ваше превосходительство, но не высказалъ ни сухости, ни подобострастія,-- словомъ, держалъ себя сочувственно.
   Пошли они съ священникомъ, а Прозоровъ остался въ комнатѣ рядомъ. Введя Анну въ ея классъ, священникъ сказалъ, что прежній учитель будетъ преподавать другой предметъ, а вмѣсто него будетъ учительница, которую онъ назвалъ, высказавъ ожиданіе, что ученицы будутъ ее цѣнить и слушаться.
   Примѣрно, черезъ часъ, Лаврентій Львовичъ немного растворилъ дверь и посмотрѣлъ. Анна уже не читала; она стояла окруженная дѣвушками и дѣлала имъ вопросы, стараясь убѣдиться, всѣ ли онѣ понимаютъ значеніе карты, линій и точекъ, изображающихъ рѣки и города при нихъ. На глупый отвѣтъ одной "большой" она улыбнулась и принялась съ жаромъ объяснять; дѣвочку лѣтъ 12, за ея отвѣтъ, она погладила по головѣ. Разъ сказала громко: "Не кричать!" -- но такъ, какъ бы сказала подругамъ. Въ своемъ шерстяномъ черномъ платьѣ, безъ украшеній, съ едва виднымъ вокругъ шеи кружевомъ, съ короткими волосами, которые блестѣли на солнцѣ, Анна казалась профессіональною учительницей. Только улыбка ея была особенно веселая, и глаза сіяли отъ того, что "удалось", а, можетъ быть, и оттого, что была, все-таки, "смѣшна". Раздача книжекъ вызвала восторгъ; меньшія ученицы, а нѣкоторыя и изъ большихъ, ловили ея руки, чтобы поцѣловать.
   -- Отлично,-- увѣрялъ ее Прозоровъ послѣ урока.
   -- Ну, да, мало ли что вы скажете.
   -- Я вамъ скажу серьезно, что вы поднимете школу. Вотъ увидите, будутъ больше ходить.
   Она одѣвалась.
   -- Не всякій же разъ я книжки буду раздавать.
   Прозоровъ подавалъ ей ея вещи.
   -- Поймите, что моему товарищу гораздо съ ними труднѣе; онъ долженъ быть съ ними оффиціальнѣе и холоднѣе и бранить ихъ" не можетъ, а вамъ слѣдуетъ. Вообще, дѣвушку онѣ лучше поймутъ.
   -- И тутъ непремѣнно брань нужна... Я буду браниться съ вами за то, что вы въ дверь подглядываете.
   -- Бранитесь, все равно, я и такъ радъ.
   Регулярно каждое воскресенье Анна стала ѣздить въ школу и должна была сама убѣдиться, что дѣло идетъ на ладъ. Ученицъ у нея прибыло въ полтора раза, онѣ ее полюбили, стыдились передъ ней не знать, иныя плавали, когда она была недовольна. Нѣкоторую помощь оказала она школѣ и деньгами. На нѣсколько десятковъ рублей въ такомъ дѣлѣ создается иное весьма существенное.
   Все это было хорошо, но за то въ домѣ для Анны становилось хуже и хуже. Мачиха безпрестанно дѣлала ей "исторіи". Прозорова Евгенія Алексѣевна однажды приняла, по собственному ея выраженію? comme un chien. Рѣшительный отказъ Анны Верховцеву и посѣщеніе школы постоянно приплетались ею ко всякой сценѣ съ падчерицей, съ обидными намеками. Анна въ этихъ "сценахъ" умѣла сдерживать себя, хотя инсинуаціи мачихи иногда раскаляли ее до "бѣла". Нервическая дрожь иной разъ едва позволяла ей стоять или сдѣлать нѣсколько шаговъ, чтобъ уйти. Обыкновенно, она молчала, и Евгенія Алексѣевна только въ глазахъ ея могла прочитать презрѣніе. Самое рѣзкое, что дѣвушка отвѣтила разъ, было: "Это неправда". Но она уже рѣшительно избѣгала оставаться съ мачихой наединѣ. Мало этого, Евгенія Алексѣевна стала часто жаловаться мужу на его дочь, что прежде дѣлала крайне осторожно, иногда прибѣгала къ Ипполиту Юрьевичу въ слезахъ, убиваясь надъ злостью? грубостью Анны и мыслью, "чѣмъ все это кончится?
   Вслѣдствіе такихъ жалобъ, и съ отцомъ были у Анны два тяжелыя объясненія. Они, впрочемъ, и для отца не были легки, такъ какъ Анна прямо спрашивала его, чѣмъ она виновата, и на упреки въ грубости отвѣчала, что она вовсе не говорила ни того, ни другого, ни десятаго, что ей было приписано. Ипполитъ Юрьевичъ любилъ жену несравненно больше, чѣмъ дочь, и увѣрялъ себя, что уважаетъ ихъ одинаково, но инстинктивно вѣрилъ Аннѣ больше.
   Конечно, возможно было сказать ей просто: "Перестань ѣздить въ школу,-- хотя бы это и имѣло видъ простаго каприза,-- перестань, чтобы я имѣлъ покой". Но, странный человѣкъ, вотъ этого онъ сказать не могъ. Запретить, признавая себя неправымъ, просить по капризу жены и изъ жалости къ себѣ онъ былъ неспособенъ... или не могъ такъ уронить свою власть, не хотѣлъ насиліемъ удостовѣрить свою слабость. А доказать Аннѣ, что преподаваніе въ школѣ было дѣломъ нехорошимъ, онъ былъ не въ состояніи, да и самъ не вѣрилъ наговорамъ жены на Прозорова. Что тутъ было дѣлать? Мужчина въ подобныхъ случаяхъ просто хватается за голову.
   

XIX.

   Послѣ одного изъ такихъ объясненій съ отцомъ, объясненія, въ которомъ выступили на видъ и его положеніе, и условія, принятыя въ обществѣ, положимъ, глупыя, но которыхъ, все-таки, "намъ съ тобою не перемѣнить", Анна, все-таки, поѣхала въ школу. День былъ ясный, легкоморозный, безвѣтренный. По реакціи ли, послѣ домашнихъ дрязгъ, но ей на воздухѣ дышалось легко. Жить ей было, конечно, не весело. Дома теперь стало хуже, чѣмъ было когда-либо. И, несмотря на то, она чувствовала себя какъ-то иначе, менѣе заколоченной въ какой-то гробъ. Послѣдніе дни она особенно грустила. Къ отцу ея пришли формальнымъ порядкомъ бумаги, оставшіяся послѣ его покойнаго брата. Въ числѣ ихъ было письмо къ Аннѣ, которую тотъ всегда особенно любилъ, и фотографическая его карточка, назначенная для нея.
   Вотъ его письмо: "Аня дорогая, ты у меня всегда передъ глазами. Вижу тебя институткой, а всего чаще дѣвочкой. Ты и тогда надолго задумывалась, слыша, сколь бываетъ горя. Съ тѣхъ поръ дядя твой много его вынесъ. Ты бы меня ныньче не узнала, и вотъ тебѣ мой плохой портретъ. Жить мнѣ уже недолго и хочу съ тобой проститься. Теперь ты многое понимаешь, ты умная. Не могу уже быть полезнымъ никому и тебя не увижу. А я тебя любилъ крѣпко, ты у меня одинъ другъ, звѣздочка ты моя. Мыслью о тебѣ я не разъ поддерживалъ себя вдали отъ всѣхъ, кого зналъ прежде. Всему бываетъ конецъ. Хотѣлъ бы я, чтобы ты была счастлива. Такому существу, какимъ ты обѣщала быть, для счастья нужно уважать себя, быть правой передъ собою, смѣло идти къ тому, чего хочешь, не бояться никого и не забывать о тѣхъ, кому можешь помочь. Тогда будешь жить тою жизнью, которою жить стоитъ. И будешь съ душевнымъ покоемъ. Прощай, Аня. Цѣлую синіе глазки, которые мнѣ всегда такъ хотѣлось еще увидать".
   На карточкѣ было лицо почти старческое, но можно было узнать дядю. Нижняя часть фотографіи была грязная, какъ будто карточка перешла чрезъ много рукъ, не заботившихся о ея сохранности.
   Много въ эти дни Анна плакала, и надъ дядей, и надъ собой. Но, все-таки, несмотря на эту боль, несмотря на новыя непріятности, она только теперь, какъ будто, начинала жить. Прежнее существованіе -- это былъ точно подземный корень растенія; ростокъ въ первую минутку, когда онъ выглянетъ изъ почвы, долженъ испытывать подобное ощущеніе: въ первый разъ онъ хватаетъ изъ воздуха углеродъ; это чего-нибудь стоитъ, это начатокъ хотя слабый, но уже иного существованія, непохожаго на прежнее: растеніе начало дышать.
   Быстро ѣхала въ отцовскихъ санкахъ, въ шубкѣ съ собольимъ, воротникомъ и въ бѣломъ платкѣ на черной барашковой шапкѣ собственнаго выбора, учительница фабричной школы. Но до Нарвской заставы далеко. Воздухъ былъ чистый, бодрящій. Мысли о дядѣ переходили въ размышленіе о томъ, что ей когда-то разсказы, валъ Прозоровъ о своихъ прежнихъ отношеніяхъ къ покойному. Вотъ этотъ Прозоровъ, вѣдь, онъ имѣлъ бы право написать то же самое, что пишетъ дядя о жизни; могъ бы написать передъ смертью тому, кого бы больше всѣхъ любилъ...
   Еще не доѣзжая заставы, въ концѣ Екатерингофскаго парка, посреди дороги встрѣчались кучки рабочихъ. День былъ воскресный; но въ кучкахъ этихъ не слыхать было ни пѣсни, ни брани, ни громкаго призыва отставшихъ товарищей. А, между тѣмъ, въ кучкахъ оживленно разсуждалось, причемъ бесѣдующіе сдвигались близко, съ руками на плечѣ или на борту сосѣда.
   Когда санки уже приближались къ фабрикѣ, кучеръ обернулся.
   -- Анна Ипполитовна, тутъ что-то неладно,-- сказалъ онъ.-- Не прикажете ли воротиться?
   Анна видѣла, что стояла толпа передъ конторой, но толпа молчаливая, выжидавшая.
   -- А что?-- спросила дѣвушка кучера.
   -- Такъ, какъ будто споръ, что ли, неизвѣстно,-- отвѣчалъ кучеръ, съ обычною неохотой простыхъ русскихъ людей высказывать догадки о дѣлахъ, изъ которыхъ что-нибудь можетъ "выйти".
   Онъ только сдержалъ лошадей.
   -- Ну, подъѣзжай,-- сказала она рѣшительно.-- Тамъ узнаемъ.
   Когда у школы она сходила съ саней, Прозорова не было, а изъ толпы долетѣлъ точно рокотъ множества голосовъ, впрочемъ, довольно сдержанный. Аннѣ послышалось только будто разъ двадцать повторенное "Иванычъ, Иваныча". Иные махали шапками. Школа была отперта, но совершенно пуста. Анна уже хотѣла уйти, когда появился Прозоровъ, увидавшій издали ея сани.
   -- Уроковъ сегодня не будетъ,-- сказалъ онъ нѣсколько взволнованнымъ голосомъ.
   Оказалось, что наканунѣ, при разсчетѣ, рабочіе громко заявляли неудовольствіе. Сегодня они собирались съ утра и требовали управляющаго.
   -- Иванычъ, это -- онъ?
   -- Да, Германъ Ивановичъ. Онъ уже приходилъ и вмѣстѣ со иною уговаривалъ ихъ разойтись. Теперь онъ въ правленіи, споритъ съ двумя директорами. Онъ за требованіе рабочихъ, которое, въ сущности, справедливо.-- И самъ Прозоровъ ходилъ въ правленіе, то, будучи только врачомъ, могъ стараться лишь частнымъ образомъ.
   -- Такъ я поѣду.
   -- Лучше подождите здѣсь свой часъ. По дорогѣ могутъ быть пьяные. Управляющій скоро выйдетъ и они разойдутся.
   -- А для васъ отъ этой исторіи не можетъ быть послѣдствій?-- кирочила Анна.
   -- Н-н-ѣтъ, -- произнесъ онъ въ растяжку.-- Да, впрочемъ, что же мнѣ?-- Онъ махнулъ рукой.-- Ну, такъ посидите, я опять сейчасъ приду.
   Подождавъ минутъ десять, Анна вышла въ наружной двери школы, откуда была видна контора. Проходили двѣ дѣвочки, узнали жительницу и побѣжали къ ней. Отъ нихъ она разузнала, болѣе или менѣе, въ чемъ было дѣло. Вскорѣ на крыльцѣ конторы показался человѣкъ въ цилиндрѣ на головѣ; это былъ управляющій. Онъ сказалъ рабочимъ нѣсколько словъ, послѣ которыхъ поднялось громкое галдѣнье. Управляющій махалъ на толпу обѣими руками; рабочіе толкали другъ друга, каждый порываясь впередъ.
   За толпой рабочихъ показались и женщины, а вокругъ Анны собралось съ десятокъ дѣвушекъ. Она пошла вмѣстѣ съ ними и стала съ тѣми женщинами, которыя придвинулись къ толпѣ.
   -- Сказано, завтра -- рѣшеніе. Что-жь вы стоите?-- уговаривалъ управляющій.
   -- Тепериче мы стоимъ...
   -- А завтра не придемъ. Ладно имъ, чертямъ!
   Одинъ, подвыпившій, взялъ управляющаго за рукавъ.
   -- Ты, Германъ Иванычъ, напримѣръ, нѣмецъ хорошій, будемъ говорить такъ...
   -- Семеновъ, отвяжись. Стоять нечего, все равно сегодня ничего не будетъ,-- уговаривалъ управляющій рабочихъ.
   -- Такъ пусть же они сдохнутъ! Не приходить завтра, ребята? Черти!... Не придемъ!-- кричали на разные голоса.
   -- Ты то сообрази... Напримѣръ, ты нѣмецъ добрый,-- приставалъ Семеновъ.
   Сбоку къ толпѣ подошелъ Прозоровъ.
   -- Докторъ!-- раздались голоса.-- Ура, докторъ!
   Толпа, очевидно, разгуливалась.
   -- Смотрите, завтра приходить всѣмъ!-- громко сказалъ Лаврентій Львовичъ.-- Вы непростительную ошибку сдѣлаете,-- пояснилъ онъ, тише,-- что вы маленькіе, что ли?... Развѣ не знаете?... Выслушайте завтра отвѣтъ, пусть не вы будете виноваты... Развѣ не будетъ времени послѣ отказаться?
   Послѣдовало краткое молчаніе.
   -- Такъ-то такъ,-- началъ было рабочій съ подслѣповатыми глазами,-- а только ихъ, дьяволовъ...
   -- Ну, говорю, приходить всѣмъ!-- повторилъ Прозоровъ.-- Что-жь вы не слушаетесь? Продался я имъ, что ли? Расходиться сейчасъ, иначе все дѣло испортите!
   Толпа раздвинулась.
   -- Онъ, братцы, знаетъ, что говорить... Какъ бы, однако, того...
   -- Капитонъ Павловичъ, вы человѣкъ разсудительный, ну, повѣрьте же мнѣ и уведите тѣхъ вотъ,-- просилъ Прозоровъ рабочаго въ синемъ армякѣ.
   Семенова онъ повернулъ плечами.
   -- Помните, какъ вы тряслись?-- спросилъ его докторъ.-- Опять будетъ то же самое.
   Медленно и неохотно толпа расходилась.
   Когда Прозоровъ подошелъ къ Аннѣ, она сказала ему:
   -- Я хочу выпить воды.
   Они возвратились въ школу, онъ подалъ дѣвушкѣ стаканъ и за, мѣтилъ, что рука ея сильно дрожала.
   -- Успокойтесь,-- сказалъ онъ, подавъ ей стулъ, а самъ сѣлъ на школьной скамейкѣ.-- Кажется, дѣло принимаетъ хорошій оборотъ, эти два директора подались, завтра они будутъ на нашей сторонѣ.
   -- Вы пріѣдете къ намъ завтра, чтобы сказать?
   -- Милая вы, добрая! Непремѣнно пріѣду. Посидите еще минутъ пять и оправьтесь. Я проѣду съ вами до города, чтобы вы не боялись.
   -- Я не боюсь теперь. Только тамъ, когда была толпа... Могли же иные и броситься на управляющаго и на васъ.
   -- О, нѣтъ, я ихъ знаю! Съ этой стороны мнѣ ничто не угрожаетъ. Скажите про себя, какъ вы живете, добрая, хорошая Анна Ипполитовна?
   Онъ взялъ ея руку и пожалъ, глядя, если можно такъ выразиться, всею душой въ ея милые, чудные глаза. Ея рука возвратила пожатіе.
   -- Живется плохо; дома прежнія исторіи, невесело.
   -- Въ чемъ же онѣ?
   -- Домашнія дрязги, непріятно.
   -- Вамъ тяжело дома, это я вижу давно. Счастливъ тотъ человѣкъ, съ которымъ вы когда-нибудь, да уйдете же изъ семьи.
   Она отвѣтила разсерженно:
   -- Я вамъ говорила, что никогда.
   Онъ не зналъ, что сказать. То-есть зналъ давно, что хотѣлъ бы сказать ей. Но ни тѣ, ни она никогда не согласились бы, и что же онъ могъ бы дать этому молодому существу? Надо самому было имѣть молодость, безопасность, обезпеченность отъ лишеній.
   Она прервала молчаніе, показавъ ему карточку дяди, которую привезла съ этою цѣлью.
   -- Узнаете?
   Уже опять глаза ея свѣтились добротой, лицо грустно улыбалось.
   -- Рафаилъ Ипполитовичъ,-- произнесъ онъ, наконецъ, нѣсколько секундъ пристально поглядѣвъ на портретъ.
   Внизу, на загрязненномъ фонѣ, была надпись чернилами: Моему другу.
   -- Вамъ?-- спросилъ онъ, поднявъ на нее глаза.
   -- Мнѣ... Оставьте эту карточку у себя и отдайте ее поправить, а теперь скажите, лаврентій Львовичъ...
   По ея просьбѣ Прозоровъ сообщилъ ей еще нѣсколько подробностей о времени, когда онъ близко зналъ ея дядю и былъ съ нимъ друженъ. Потомъ пояснилъ въ короткихъ словахъ и тотъ періодъ своей жизни, о которомъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ не хотѣлъ ей разсказывать. Объясненіе, впрочемъ, не заняло болѣе нѣсколькихъ минутъ. Видя, что онъ былъ когда-то близокъ съ покойнымъ, Анна подумала:
   "Какой онъ самъ былъ въ то время? Такимъ ли же рѣшительнымъ, увѣреннымъ въ себѣ, какъ бываютъ въ сраженіи, такимъ, какъ онъ стоялъ сегодня среди бушевавшей толпы?"
   -- А вотъ письмо его ко мнѣ.
   Она передала смятый и также попятнанный листокъ, которы Лаврентій Львовичъ прочелъ.
   -- Да, бѣдный онъ... былъ,-- прибавилъ Прозоровъ.-- Но все кончено, и съ нами когда-нибудь кончится.
   Возвращая дѣвушкѣ письмо, онъ увидалъ упавшую слезинку.
   Прозоровъ взялъ обѣ ея руки и смотрѣлъ на нее, не пробуя утѣшать; онъ зналъ ея положеніе дома: ему было невыразимо жаль ее, но у него не было словъ. Пожимая эти любимыя руки, онъ только повторилъ изъ письма: "Звѣздочка..." Да, напрасно уже сдерживалъ себя. Лаврентій Львовичъ; онъ не могъ больше совладать съ собою.
   -- Смѣло или къ тому, чего хочешь, пишетъ покойный,-- тихо проговорилъ онъ, не выпуская ея рукъ.-- Даже если нѣтъ надежды?-- Онъ какъ бы спрашивалъ себя объ этомъ, но затѣмъ сказалъ:-- Я такъ васъ люблю, какъ христіане любили Того, за кого страдали... И еще люблю какъ сумасшедшій...
   Надъ письмомъ человѣка, который во всемъ отчаялся и лишилъ себя жизни, они наклонились и тихо, едва прикасаясь губами, они цѣловали другъ друга.
   -- Но что же изъ этого выйдетъ?-- спросила Аня, вынувъ свои руки изъ рукъ друга.
   -- Мнѣ навѣрное откажутъ,-- произнесъ онъ почти дѣловымъ тономъ.
   -- А я не пойду противъ воли отца.
   -- Мы увидимся завтра, можетъ быть, въ послѣдній разъ, и вѣроятно, нельзя уже будетъ сказать, что скажу сегодня: такъ, какъ я васъ люблю, любятъ навсегда.
   

XX.

   На другой день Прозоровъ пріѣхалъ къ Желязовскимъ и предвидя, что послѣ уже нельзя будетъ говорить съ Анной, сказалъ человѣку доложить о себѣ барынѣ и барышнѣ. Анна явилась сей часъ же и Лаврентій Львовичъ передалъ ей, что правленіе обѣщало исполнить часть требованія рабочихъ, и работы на фабрикѣ возобновились.
   -- Карточку по исправленіи я вамъ пришлю заказнымъ письмомъ,-- прибавилъ онъ и, пользуясь минутами, пока никто не вошелъ въ залу, жадно смотрѣлъ на нее, какъ бы собираясь унести во взглядѣ съ собой, запечатлѣть въ себѣ ее всю глубже, яснѣе.
   Вскорѣ въ гостиной показалась Евгенія Алексѣевна; она сперва не хотѣла принимать Прозорова, но Анна предупредила отказъ своимъ выходомъ; дѣлать было нечего. Послѣ обычнаго визитнаго разговора, онъ спросилъ, нѣтъ ли кого-нибудь у Ипполита Юрьевича, и прошелъ въ кабинетъ.
   Желязовскій обрадовался Лаврентію Львовичу, котораго давно не видѣлъ, и, не давъ ему говорить, тотчасъ сталъ разсказывать о новомъ оборотѣ того дѣла, въ которомъ Прозоровъ былъ его импровизированнымъ сотрудникомъ.
   -- Представьте, что они дѣлаютъ: новые запросы, на необходимость которыхъ имъ было указано въ засѣданіи, вышли въ смыслѣ для нихъ неблагопріятномъ; вслѣдствіе того, они расширили свой проектъ, чтобы притянуть къ сужденію о немъ еще разныя другія вѣдомства... Запросили даже коннозаводство, за волосы привлекли къ этому дѣлу вопросъ о казенныхъ арендахъ въ Остзейскомъ краѣ, состоящихъ въ пользованіи дворянства, и, такимъ образомъ, добились, что теперь большинство отзывовъ, все-таки, въ ихъ пользу. Газетѣ же, которою они распоряжаются, велятъ писать, что вся оппозиція противъ предполагаемой мѣры исходитъ отъ поляковъ, нѣмцевъ, жидовъ и иностранныхъ кабинетовъ, не желающихъ благосостоянія Россіи!
   -- Ну, значитъ, они возьмутъ верхъ,-- проговорилъ Прозоровъ, съ нетерпѣніемъ дожидавшійся конца этого разсказа.
   Желязовскій ехидно усмѣхнулся:
   -- Одна изъ ихъ комбинацій состоитъ въ томъ, чтобъ устроить новую отрасль управленія, въ томъ же вѣдомствѣ, и знаете для кого?-- для Ладыгина; говорятъ, онъ потому и вышелъ изъ компаніи, что ему положительно обѣщано то мѣсто. Но сами согласитесь: вѣдь, въ новомъ видѣ проектъ сдѣлался уже совершенною нелѣпостью. Пройти онъ безусловно не можетъ въ этомъ распространенномъ до абсурда видѣ... Сверхъ того, я положительно знаю, что противъ него У., графъ П.,-- онъ назвалъ нѣсколько именъ.-- Положимъ, бывали промахи; но это ужь черезъ-чуръ, это ужь не имѣетъ никакихъ шансовъ.
   -- Я къ вамъ съ личнымъ дѣломъ, которое васъ нѣсколько озадачитъ, Ипполитъ Юрьевичъ, и могло бы заставить васъ думать обо мнѣ худо. Поэтому я прежде разскажу вамъ фактъ изъ своей жизни. Вы встрѣчали гдѣ-нибудь г-жу Самойлову?
   -- Ту, перезрѣвшую красавицу, сестру генерала В.? Что-жь, это -- романъ будетъ?-- и онъ сочувственно улыбнулся.
   -- Въ прошлую войну,-- продолжалъ Прозоровъ,-- на передовомъ посту подъ Арабъ-Конакомъ я сдѣлалъ удачную перевязку молодому князю Ш., родственнику генерала В.; потомъ, въ полевомъ лазаретѣ, двое моихъ товарищей врачей и мой начальникъ рѣшили было отнять князю Ш. ногу; я одинъ отрицалъ необходимость операціи и настоялъ на своемъ, такъ какъ самъ раненый повѣрилъ мнѣ, рѣшительно отказался отъ ампутаціи -- и выздоровѣлъ. Разсказываю это, чтобы объяснить вамъ, какимъ образомъ я познакомился съ генераломъ В. Еще во время похода за Балканы онъ написалъ обо мнѣ въ штабъ, мнѣ оказали исключительное отличіе за участіе въ томъ дѣлѣ и перевели меня въ Петербургъ, съ тѣмъ, чтобы я сопровождалъ сюда выздоравливавшаго Ш. Здѣсь дамы ихъ прокричали про меня,-- словомъ, я на нѣсколько мѣсяцевъ сдѣлался чуть ли не моднымъ врачомъ въ тѣхъ сферахъ, хотя былъ еще почти начинавшимъ практикантомъ. Впослѣдствіи случились личныя обстоятельства, которыя заставили меня уѣхать далеко и надолго изъ Петербурга... Такъ вотъ, въ тѣ мѣсяцы, о которыхъ я вамъ сказалъ, сестра генерала В., красивая дѣвушка, почему-то привязалась ко мнѣ и просто сама сдѣлала мнѣ предложеніе.
   -- Ну-съ?
   -- У нея было состояніе, не знаю какое, но знаю, что значительное: его потомъ растратилъ мужъ ея, Самойловъ, и теперь они нуждаются.
   -- И отчего же вы не женились? Тѣ ваши обстоятельства, вѣроятно, помѣшали? Я слышалъ, что у нея до замужства была исторія съ какимъ-то докторомъ. Такъ это вы, скажите!
   -- Нѣтъ, помѣшало не то. Я не чувствовалъ къ ней ничего, даже и антипатіи, но такъ какъ ей не было разсчета за меня выходить, то я долженъ былъ вѣрить, что она дѣлала это по чувству, и, быть можетъ, женился бы на ней, если бы она не была богата. Но, не любя ея самъ, я не могъ сдѣлать того, что значило, казалось мнѣ, продаться. Я ей сказалъ, что не могу жениться, пересталъ у нихъ бывать, а потомъ подоспѣли и мои личныя обстоятельства. Исторіи же у нея никакой не было, даю вамъ честное слово. Просто сама говорила, что пошла бы за меня, и что въ такихъ случаяхъ обыкновенно говорится. Вотъ и все.
   -- Ну, что-жь, вы поступили благородно.
   Прозоровъ тяжело передохнулъ.
   -- Вы поймете, Ипполитъ Юрьевичъ, что не пришелъ же я къ вамъ, чтобы хвастать поступкомъ, который вдобавокъ ничего не измѣнилъ, такъ какъ я едва ли бы и успѣлъ жениться, еслибъ согласился. Я, Ипполитъ Юрьевичъ, пришелъ вамъ сказать, что, люблю вашу дочь. Для того, чтобы вы не приписали мнѣ разсчетовъ, на которые я неспособенъ, я вамъ и разсказалъ случай изъ моей жизни.
   -- Позвольте...
   -- Дайте мнѣ окончить, ради Бога, каково бы ни было ваше рѣшеніе. Я нисколько не ослѣпляю себя, понимаю, какъ невыгодна для Анны Ипполитовны такая партія. Я не молодъ, неизвѣстенъ, бѣденъ; въ прошломъ создалъ себѣ препятствія. Заработать я могу, при желаніи, всего тысячи три въ годъ; денегъ отъ васъ я просить никогда не буду и застрахую свою жизнь. Вѣрьте только, что со мной ваша дочь будетъ счастлива, если не называть счастьемъ однѣ деньги. Я у васъ прошу ея руки.
   -- Видите, Лаврентій Львовичъ, -- произнесъ Желязовскій, послѣ паузы, и вдругъ спросилъ:-- Вы, разумѣется, говорили съ ней?
   -- Я сказалъ о своемъ чувствѣ и она отвѣтила, что приметъ его, при вашемъ согласіи.
   -- Вотъ видите, все это очень хорошо, хотя жена, оказывается, и была права, что не слѣдовало Анѣ ѣздить на фабрику. Васъ, Лаврентій Львовичъ, я всегда считалъ и считаю человѣкомъ честнымъ, помню и то, что вы -- сынъ школьнаго товарища, съ которымъ я былъ друженъ. Но все это -- чувства. Однако, гдѣ идетъ рѣчь о судьбѣ дѣтей, тамъ и эгоизмъ является чувствомъ дозволительнымъ, а эгоизмъ заставляетъ меня совершенно оставить въ сторонѣ васъ въ данномъ случаѣ и думать только о ней...
   -- Разумѣется.
   -- Вы сами предупредили меня, назвавъ все то, въ чемъ я самъ указалъ бы вамъ препятствія къ моему согласію. Прибавлю, что дочь воспитана если не въ роскоши, то въ достаткѣ, котораго она не примѣчаетъ только пока онъ есть. Вы совершенно вѣрно сказали, что достатка ей дать не можете никогда,-- наоборотъ, я бы, пожалуй, могъ опасаться за вашу и ея судьбу... Признайте сами, что при такихъ условіяхъ я согласиться не могу. Вы разсказали мнѣ случай изъ вашей жизни; но вы были тогда молоды и если бы спросили своего отца, можетъ быть; онъ, по свойственному отцамъ эгоизму, посовѣтовалъ бы вамъ не преувеличивать, не принимать дѣла такъ, какъ вы его приняли. Какъ бы то ни было, передъ вами, все-таки, была собственная дѣятельность, вы могли и самостоятельно проложить себѣ дорогу въ житейской борьбѣ. Дѣвушку же, привыкшую къ иному, отдать на всегдашнія лишенія, быть можетъ, на что-нибудь худшее, на основаніи чувства, которое можетъ замѣнить все лишь въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ,-- можетъ ли, вправѣ ли это сдѣлать отецъ, скажите сами?
   -- Я ее люблю, опасности ее не подвергну; больше ничего не могу сказать.
   Желязовскій взялъ Прозорова за обѣ руки.
   -- Нѣтъ, любезный Лаврентій Львовичъ, оставьте эту мысль и не старайтесь видѣться съ Аней, если жалѣете ее. Повѣрьте мнѣ, все въ жизни забывается, кромѣ, пожалуй, обиды. А я всегда сохраню къ вамъ дружбу и черезъ годъ-два опять станемъ видѣться. Не сочтите же обидой того, что мнѣ велитъ обязанность.
   -- Я предвидѣлъ отказъ,-- сказалъ Прозоровъ, вставая,-- и потому просить васъ мнѣ было не легко. Но одна боязнь показаться вамъ искателемъ приданаго, одна гордость моя не могли удержать меня... Я долженъ знать, что сдѣлалъ все.
   -- Ахъ, Лаврентій Львовичъ... еслибъ вы знали, какъ мнѣ жаль всего этого!
   -- Могу я васъ просить передать Аннѣ Ипполитовнѣ, что я пришлю ей черезъ нѣсколько дней фотографическую карточку въ заказномъ конвертѣ?
   Они пожали другъ другу руки.
   Представленіе о предполагавшейся мѣрѣ, о которомъ Желязовскій говорилъ Прозорову, проходило, въ новомъ своемъ видѣ, обычныя стадіи, но уже не возбуждая въ обществѣ прежнихъ, оживленныхъ толковъ. По крайней мѣрѣ, Петербургъ, однажды убѣдившись, которая сторона пользовалась большимъ вліяніемъ, сдѣлался довольно равнодушнымъ къ дальнѣйшему ходу вопроса. Газеты къ нему, правда, возвращались по временамъ, особенно одна, но такъ какъ въ это время предметами разговоровъ стали слухи о совсѣмъ иномъ дѣлѣ, да еще были приготовленія къ какому-то празднеству, то читатели, встрѣчая статьи о прежнемъ вопросѣ, говорили: "Ну ужь, опять эта исторія,-- видно, не о чемъ писать"въ чемъ читатели отчасти не ошибались, такъ какъ писать, въ самомъ дѣлѣ, было если не о чемъ, то не для чего. Въ своемъ новомъ, расширенномъ составѣ, проектъ имѣлъ еще менѣе шансовъ пройти, чѣмъ прежде, и дѣло двигалось какъ будто только по инерціи, потому, что однажды было пущено, а административныя функціи имѣютъ свою непреложность.
   Сообразно большей разносторонности содержанія, и самая мотивировка была теперь сложнѣе, разнороднѣе, что хотя съ логической точки зрѣнія ея не усиливало, но дѣлало проектъ отчасти похожимъ на тѣ желѣзныя суда новой системы, которыя состоятъ изъ замкнутыхъ въ себѣ частей, такимъ образомъ, что поврежденіе одной части не подвергаетъ опасности цѣлаго.
   Впрочемъ, разнородность какъ содержанія, такъ и соображеній въ новомъ проектѣ объяснялась и самою многократностью его переработки, въ которой принимали участіе многіе способные люди, и въ числѣ ихъ Михаилъ Дмитріевичъ Ладыгинъ. Едва ли не имъ преимущественно была внесена національная точка зрѣнія въ вопросъ по существу своему экономическій. За то другой нашъ знакомый, занятый въ это время и нѣкоторыми домашними кризисами, результатомъ какъ-то внезапно обострившагося характера его молодой жены, Желязовскій, только изъ зданія своего вѣдомства слѣдилъ за дальнѣйшимъ ходомъ близко его интересовавшаго административнаго дѣла. Новыхъ объясненій отъ Желязовскаго начальникомъ его по этому вопросу не требовалось и въ засѣданіе той коммиссіи, которая должна была вновь разсмотрѣть дѣло, онъ призванъ не былъ.
   Въ день засѣданія онъ отправился обѣдать въ клубъ, и каково же было его удивленіе, когда онъ узналъ, что проектъ,-- довольно, впрочемъ, неожиданно для всѣхъ,-- на этотъ разъ прошелъ. Прошелъ, правда, не цѣликомъ, но приблизительно въ томъ именно составѣ, въ какомъ былъ внесенъ первоначально. Въ результатѣ оказалось, что расширеніе его и разнородность аргументовъ не помѣшали, но помогли ему осуществиться. Дѣйствительно, въ силу затребованія новыхъ отзывовъ, проектъ пріобрѣлъ двухъ новыхъ вліятельныхъ защитниковъ въ засѣданіи. Расширеніе же, данное теперь самому объему дѣйствія проекта, дозволило заинтересованному вѣдомству согласиться на важныя уступки при обсужденіи, на значительныя урѣзки въ предположеніяхъ. Такія уступки и урѣзки, сдѣланныя, главнымъ образомъ, вслѣдствіе возраженій начальника Желязовскаго, несомнѣнно свидѣтельствовали, все-таки, о значительномъ вліяніи этого послѣдняго лица и потому его удовлетворили. Однимъ словомъ, новое обсужденіе привело къ благополучному компромиссу, удовлетворившему обѣ стороны, и, въ дѣйствительности, проектъ и прошелъ въ томъ же, примѣрно, объемѣ, какъ былъ внесенъ въ первый разъ, причемъ "національный" интересъ уцѣлѣлъ въ этомъ экономическомъ мѣропріятіи въ одной лишь оговоркѣ, то-есть вродѣ поплавка, указывавшаго теченіе.
   Возвратившись домой и заставъ жену въ новомъ припадкѣ жалобъ на Анну, на домъ, въ которомъ никто не бываетъ, на потерянную жизнь и такъ далѣе, Ипполитъ Юрьевичъ не хотѣлъ слушать даже и сына, который началъ было анекдотъ о томъ, какъ директоръ какого-то банка за оффиціальнымъ завтракомъ посыпалъ ветчину солью, чтобы обмануть Бога, будто это телятина. Юрій, разумѣется, нуждался въ деньгахъ.
   Но Желязовскій усѣлся въ кабинетѣ и предался раздумью. Ему было досадно, что самая видная за послѣдніе мѣсяцы работа его обратилась въ ничто, а еще болѣе было досадно, что начальникъ какъ бы устранилъ его отъ этого дѣла. Настроеніе Ипполита Юрьевича было такое непріятное, что ему доставило бы удовольствіе подать въ эту минуту просьбу объ отставкѣ. Но теперь къ ней уже рѣшительно не было повода, такъ какъ онъ не участвовалъ въ послѣднемъ фазисѣ того дѣла. А сверхъ того, и въ первый разъ, когда онъ заговорилъ о ней, едва ли Ипполитъ Юрьевичъ ожидалъ, что его просьба объ увольненіи была бы принята. Теперь же странно было и думать объ этомъ. Но въ головѣ человѣка, хотя бы умнаго, хотя бы весьма солиднаго уже по своему положенію, проносятся иногда невольно разныя непрошенныя мысли, даже мысли о пустякахъ. Такъ, напримѣръ, ш-me Желязовская мѣсяца два тому назадъ была, дѣйствительно, права въ томъ, что на новый годъ мужу ея выходила въ очередномъ порядкѣ...ская лента, какая же тутъ отставка?...
   

XXI.

   Между тѣмъ, по городу съ нѣкотораго времени стали снова ходить неблагопріятные толки о Желязовскомъ. Отчасти это было только воспроизведеніе тѣхъ толковъ, о которыхъ уже упоминалось въ началѣ разсказа. Въ нихъ лишь отражался фактъ, что этотъ дѣятель не соотвѣтствовалъ времени, повторялъ такія слова и имѣлъ такія отношенія, которыя уже не котировались на биржѣ, называемой общественнымъ мнѣніемъ. Но къ пересудамъ этого рода, смолкшимъ временно вслѣдствіе успѣха Ипполита Юрьевича при докладѣ въ важной коммиссіи, теперь еще присоединились неясные сперва слухи о какомъ-то дѣлѣ некрасиваго свойства. Одни говорили, будто онъ взялся хлопотать о концессіи элеваторовъ, за что ему иностранною компаніей былъ обѣщанъ милліонъ, но уронилъ это дѣло своею безтактностью, что было непростительно въ его положеніи. Другіе догадывались, что у него въ управленіи давно уже большая растрата суммъ, которая прикрывается только потому, что обнаруженіе ея коснулось бы слишкомъ многихъ людей въ разномъ положеніи. Была рѣчь и о какомъ-то подрядѣ, взятомъ Желязовскимъ на чужое имя.
   Слухи этого свойства распространились лишь недавно и если бы требовалось точнѣе опредѣлить моментъ, съ котораго они пошли по городу, то, навѣрное, оказалось бы, что этотъ моментъ совпадалъ съ переходомъ Эспера Ильича Зорядко въ другое вѣдомство и одновременнымъ опредѣленіемъ его въ должность сверхштатнаго бухгалтера въ правленіе общества минеральныхъ богатствъ, пока Ладыгинъ еще состоялъ тамъ предсѣдателемъ.
   Понятно, что до Желязовскаго подобные разговоры не доходили. На другой день послѣ того, какъ онъ узналъ въ клубѣ, что вѣдомство, въ которомъ служилъ Ипполитъ Юрьевичъ, потерпѣло, на его взглядъ, полнѣйшее пораженіе, онъ имѣлъ у своего начальника докладъ по текущимъ дѣламъ. Онъ поѣхалъ, допуская мысль, что начальнику будетъ передъ нимъ нѣсколько неловко, такъ какъ нельзя же было не понять, что напрасно тотъ снова вздумалъ обойтись безъ помощи своего подчиненнаго и въ результатѣ проигралъ дѣло. Начальникъ, однако, ни словомъ не упомянулъ объ этомъ происшествіи, а по окончаніи доклада просилъ Желязовскаго прислать справку о подрядѣ на заготовленіе дровъ по зданіямъ его управленія. Ипполитъ Юрьевичъ тутъ же объяснилъ, что подрядъ былъ отданъ Смирнову, который хотя прежде дровянымъ дѣломъ не занимался, но человѣкъ состоятельный; что, въ виду значительнаго вздорожанія дровъ, управленіе должно было признать выгоднымъ вызовъ Смирнова поставлять въ теченіе трехъ лѣтъ по прежнимъ цѣнамъ, вмѣсто того, чтобы назначать торги; что ранѣе обычнаго срока назначенія торговъ имъ, желязовскимъ, былъ представленъ тому же начальнику докладъ по этому дѣлу и удостоился утвержденія; что поставка, въ дѣйствительности, началась съ 1 числа текущаго мѣсяца и сложенныя доселѣ дрова оказываются удовлетворительными; наконецъ, что Смирновъ въ настоящее время проситъ о передачѣ остальныхъ частей поставки другому лицу и что объ этомъ будетъ представленъ докладъ завтра же, могущій замѣнить и справку. Начальникъ удовольствовался этими свѣдѣніями.
   На слѣдующій день ему, дѣйствительно, былъ присланъ докладъ о передачѣ "исполненія означенной поставки въ остальныхъ частяхъ таковой, по просьбѣ 1 гильдіи купца Смирнова, коллежскому секретарю Сотникову, съ удержаніемъ въ обезпеченіе оной прежнихъ залоговъ, представленныхъ Смирновымъ, впредь до замѣны послѣднихъ Сотниковымъ новыми, благонадежными залогами". Начальникъ одобрилъ и этотъ докладъ, такъ какъ цѣны, понятно, оставались тѣ же, а онѣ были несомнѣнно выгодны. Затѣмъ контрактъ былъ переписанъ на имя Сотникова.
   Такъ прошла недѣля со времени послѣдней поѣздки Анны въ школу, куда отецъ, разумѣется, положительно запретилъ ей ѣздить. Въ сценѣ, которая произошла по поводу сватовства Прозорова, приняла участіе Евгенія Алексѣевна; она первая и упомянула о необходимости запретить Аннѣ тѣ "педагогическіе визиты", какъ она выразилась. Напрасно дѣвушка, обращаясь къ отцу, спросила его, неужели онъ такъ мало имѣетъ къ ней довѣрія, что не полагается на ея слово -- не видѣться при посѣщеніи школы съ Прозоровымъ? И неужели она такая хрупкая, что ее нужно охранять?
   Это только подлило масла въ огонь. Мачиха стала ее язвить, что въ такомъ случаѣ ей теперь уже не зачѣмъ и ѣздить на фабрику, что не дѣвки же могли ее интересовать. А Ипполиту Юрьевичу пришлись не по нраву слова о "хрупкости" и "охраненіи", пахнувшія будто бы нигилизмомъ, котораго онъ, при либеральныхъ своихъ убѣжденіяхъ, терпѣть не могъ. Поэтому онъ, "оборвавъ" дочь, сталъ рѣшительно на сторону мнѣнія жены и положилъ свое безусловное veto на посѣщенія школы.
   Анна, которой тяжело было перенести отказъ любимому ею человѣку, была глубоко оскорблена грубостью этой сцены, и жизнь представлялась ей далѣе какъ нѣчто темное, отвратительное и безвыходное -- родъ "клоповника", въ которомъ не будетъ покою отъ ужаленій мачихи, а всякій выходъ заваленъ слѣпою привязанностью отца къ мачихѣ и его патріархальнымъ деспотизмомъ по отношенію къ одной только дочери. Подъ вліяніемъ этихъ горькихъ чувствъ, она стала на-ново разбирать свое рѣшеніе -- не выходить за Лаврентія Львовича противъ воли отца. Можно ли было признавать разумною волю человѣка ослѣпленнаго и порабощеннаго? Быть можетъ, была чрезмѣрною ея заботливость о томъ, чтобы не оскорбить отца, когда онъ самъ позволялъ оскорблять ее сколько угодно. Ей приходилось выносить вѣчныя обиды отъ "той", которая, вѣроятно, даже и обманывала ея отца... Нравственнаго же права распоряжаться судьбой взрослыхъ дѣтей она не признавала и за отцомъ.
   Первую ночь послѣ описанной сцены Анна вовсе не спала: одни часы проплакала, остальные пролежала въ какомъ-то безсиліи, съ ужасомъ помышляя, что опять настанетъ день, съ полнымъ отвращеніемъ думая теперь о жизни, хотя и въ прежнее время ею тяготилась.
   И слѣдующіе дни были только воспроизведеніемъ того, который пришелъ послѣ первой безсонной ночи. Наконецъ, когда прошла недѣля и Прозоровъ все еще не возвратилъ карточку ея покойнаго дяди, Анна послала Лаврентію Львовичу на фабрику такое письмо: "Придите, если можете, послѣ завтра, 14 числа, въ 12 часовъ, къ подъѣзду Михайловскаго театра и принесите обѣщанное".
   Въ полдень того же дня она была у кассы и ходила передъ ней на морозѣ до часу: Прозоровъ не пришелъ. Она пошла туда на другой, на третій день, думая, что письмо запоздало или Прозоровъ не могъ придти въ назначенный день. Но когда его не встрѣтила, то рѣшила, что онъ хотѣлъ порвать всякую связь. Ночью у ней мелькнула мысль: не пропишутъ ли ей отъ упорной безсонницы морфину, котораго нѣсколько дозъ можно было съэкономничать и принять разомъ?
   Между тѣмъ, въ послѣдующее утро Анна, къ своему удивленію, встрѣтила на улицѣ въ центрѣ города одну изъ взрослыхъ своихъ ученицъ. Та поклонилась ей, а Анна ее остановила и спросила, почему она не на работѣ? Тогда дѣвушка разсказала ей о происшествіи, о которомъ вѣсть уже нѣсколько дней ходила по городу, но не попадала въ газеты; въ слѣдующую же субботу, послѣ того, какъ барышня въ послѣдній разъ была въ школѣ, на фабрикѣ произошелъ, по выраженію разскащицы, "бунтъ"; работы остановились и школа была закрыта. Дѣвушка полагала, что барышня потому и не пріѣхала въ воскресенье, что знала объ этомъ.
   Нѣтъ, барышня не могла знать объ этомъ, потому что отъ нея скрыли извѣстіе и отецъ, и братъ, хотя весь городъ зналъ о случаѣ на фабрикѣ за Нарвскою заставой. Изъ дальнѣйшихъ разспросовъ бывшей ученицы Анна узнала нѣчто сбивчивое, именно, что была полиція, что какой-то пьяный что-то кричалъ, что было задержано нѣсколько буяновъ, а доктора и другаго учителя пригласили къ приставу, чтобы они указали, кто больше виноватъ. Завтра на фабрикѣ опять будутъ работать, а насчетъ школы еще было неизвѣстно.
   Анна, пріѣхавъ на извощикѣ, пошла въ комнату брата, который оказался дома.
   -- Чему я долженъ приписать честь?-- спросилъ онъ, въ обычномъ своемъ ехидно-шутовскомъ тонѣ.
   -- Жоржъ, прошу тебя, скажи, что ты знаешь объ исторіи на фабрикѣ, гдѣ Прозоровъ?
   -- То-есть, обсуждая вопросъ по существу, почему же я долженъ объ этомъ знать?
   Но за то Анна хорошо знала своего брата.
   -- Тебѣ вѣрно нужны деньги?
   -- Тужуръ.
   -- Если скажешь что-нибудь похожее на правду, я тебѣ дамъ 50 рублей, больше теперь не могу.
   -- Да отчего же, я бы, вѣдь, и безъ того... Что-жь ты, въ самомъ дѣлѣ, воображаешь?... Положимъ, деньги мнѣ ужасно нужны.
   Но, главное, ты обѣщай, что не сдѣлаешь какой-нибудь дури и фатеру ни гу-гу.
   -- Честное слово.
   Она сѣла, лицо ея было совершенно равнодушно, только ноги подкашивались.
   -- Ну, дѣло очень просто. Ужь раньше, говорятъ, тамъ что-то было. Рабочимъ обѣщали какую-то штуку, но исполнили только полштуки, изъ того, что обѣщали. Пришла суббота; тѣ, которые на недѣльномъ разсчетѣ, въ гвалтъ. Ну, какъ тамъ происходило? чортъ ихъ знаетъ; разумѣется, должна была придти полиція. Въ воскресенье безпорядокъ уже прекратился, но было пьянство и вотъ нѣсколько пьяныхъ говорили что-то несообразное, примѣшивая къ тому имя Прозорова и какого-то еще. Ну, что же было дѣлать? Естественно, что притянули къ слѣдствію и Прозорова, и того, и засадили до поры до времени въ участокъ.
   Этого было довольно. Анна принесла брату 50 рублей, а сама тотчасъ поѣхала въ управленіе того участка, гдѣ была фабрика, и спросила тамъ, нельзя ли ей видѣться съ докторомъ Прозоровымъ? Ей сказали, что его тамъ нѣтъ, но тотчасъ же спросили ее самое о званіи, фамиліи и мѣстѣ жительства. Однако, узнавъ, кто она, не спрашивали болѣе ничего. Ей пришла еще мысль -- и она поѣхала далѣе по пути къ фабрикѣ, къ приходской церкви. Въ церковномъ домѣ она нашла молодого священника.
   Тотъ уже разсказалъ ей все толково. Въ общемъ результатѣ все сводилось на то же, что разсказывала ей братъ; но была одна, важная для нея подробность: вслѣдствіе нелѣпой похвальбы двоихъ пьяныхъ рабочихъ, дѣло могло представиться серьезнѣе, чѣмъ было въ дѣйствительности. Поэтому были разспросы Лаврентія Львовича и другаго учителя и Прозорову повредило то обстоятельство, что у него нашли какую-то подозрительную карточку съ подписью, изъ. которой слѣдуетъ, что она была дана лично ему.
   -- Это моя карточка, это портретъ моего дяди, я сама дала ему для подправки... Боже мой!-- Она на одну секунду закрыла лицо руками.-- Но я заявлю объ этомъ сейчасъ же и онъ очистится, онъ ни въ чемъ не виноватъ.
   -- Покамѣстъ, Анна Ипполитовна, не время это дѣлать; отчасти поздно, отчасти еще не время. Вотъ если онъ вамъ напишетъ? тогда вы узнаете, слѣдуетъ ли вамъ и гдѣ вамъ слѣдуетъ заявить_ Если противъ Лаврентія Львовича нѣтъ больше ничего, это можетъ, помочь... Я, вѣдь, не знаю.
   

XXII.

   Прошелъ мѣсяцъ. Новый годъ принесъ ожидавшіяся награды какъ подчиненнымъ Желязовскаго, такъ и ему самому, и то, что получили его чиновники, доставило ему даже болѣе удовольствія, чѣмъ то, что онъ получилъ самъ, хотя оказанное ему высокое отличіе произвело сенсацію въ нѣкоторомъ кружкѣ. Но Ипполитъ Юрьевичъ считалъ себя выше внѣшнихъ знаковъ и только сердился, если не получалъ ихъ. Да и въ тогдашнее время онъ имѣлъ, хотя и иныя, причины для досады. Во-первыхъ, онъ терпѣть не могъ вокругъ себя "кислыхъ минъ". Ипполитъ Юрьевичъ не особенно входилъ въ то, что домашніе его могли въ разное время чувствовать; но требовалъ, чтобы они своимъ видомъ и тономъ не мѣшали тому нравственному отдохновенію, которое онъ, человѣкъ занятый, желалъ находить въ семьѣ. Между тѣмъ,"Анна, съ тѣхъ поръ, какъ мачиха стала ей дѣлать "сцены", почти безусловно молчала въ присутствіи Евгеніи Алексѣевны.
   -- Аня, ты такъ смотришь, что вино на столѣ скиснетъ!-- сердито сказалъ онъ ей однажды за столомъ. И въ другой разъ онъ сдѣлалъ дочери замѣчаніе въ томъ же родѣ. Въ обоихъ этихъ случаяхъ Анна поблѣднѣла, сказала: "Извините меня, папа, мнѣ нездоровится" -- и ушла въ свою комнату. Чтобы доставить дочери раз влеченіе, онъ подарилъ ей въ этотъ мѣсяцъ 300 руб., т.-е. больше, чѣмъ когда-либо давалъ Аннѣ сразу, а затѣмъ отнесся одобрительно къ поданной женою мысли дать скучнымъ четверговымъ пріемамъ у нихъ такой характеръ, чтобы можно было иногда и потанцовать, то-есть пригласить молодежь. Были уже назначены два такихъ вечера; но одинъ изъ нихъ пришлось отмѣнить по нездоровью Анны, на другомъ же она рѣшительно отказалась танцовать и сидѣла "какимъ-то укоромъ", какъ выразилась m-me Желязовская. Впрочемъ, у Ипполита Юрьевича былъ поводъ сердиться и на жену.
   Разъ онъ почти что закричалъ на нее, войдя въ будуаръ.
   -- Порадуйся, матушка, какой ты мнѣ каши наварила своими просьбами о Смирновѣ: теперь контроль сдѣлалъ запросъ по этому поводу.
   -- Ну, такъ что-жь? Вѣдь, цѣны выгодныя и подрядъ быль утвержденъ главнымъ начальникомъ.
   -- Я самъ знаю, что "ну, такъ что-жь!" -- сказалъ Ипполитъ Юрьевичъ сварливо.-- Но прошу тебя еще разъ никогда не вмѣшиваться въ дѣла. Ты бы лучше домашними занималась.-- Никогда еще Желязовскій не говорилъ съ женой такимъ тономъ.
   Она встала, вынула изъ старинной шкатулки съ инкрустаціями письмо и подала мужу.
   -- Ты убѣдишься, что домашними дѣлами я занимаюсь и что дорожу твоимъ спокойствіемъ... Еслибъ я любила домашнія сцены, какъ жалуется твоя дочка, то стала ли бы я скрывать это письмо, которое лежитъ у меня двѣ недѣли?
   Письмо было къ Аннѣ отъ Прозорова изъ уѣзднаго города.
   Желязовскій поморщился: перехватываніе писемъ было не въ его правилахъ. Этого Аннѣ, однако, отдать нельзя, рѣшилъ и онъ, по прочтеніи.
   -- Надѣюсь. Недоставало еще, чтобы мы впутались съ такимъ зятюшкой.
   Черезъ нѣсколько дней Анна получила письмо отъ одной институтской подруги, которая вышла замужъ въ провинціи, и дѣвушку удивило, что конвертъ не только былъ очевидно подклеенъ, но и надорванъ. Она еще не замѣтила, что за ней въ домѣ былъ устроенъ бдительный надзоръ, что за каждымъ шагомъ ея слѣдили, что со времени прихода письма отъ Прозорова, то-есть уже недѣли съ три, за дѣвушкой, когда она выходила одна на улицу, постоянно шелъ въ нѣкоторомъ отдаленіи или по другой сторонѣ слуга. И эта предосторожность со стороны Евгеніи Алексѣевны, какъ то вскорѣ оказалось, была не лишняя.
   Однажды Анна, только что выйдя изъ дому, была остановлена скромно одѣтымъ молодымъ человѣкомъ, который поклонился, произнесъ: "Отъ Лаврентія Львовича",-- подалъ письмо и ушелъ. Анна сѣла въ извощичьи санки, надорвала конвертъ и стала читать. Отъ волненія она съ трудомъ разбирала первыя строки письма, къ которому прижимала конвертъ. Потомъ, сунувъ конвертъ въ карманъ шубки, она приблизила листокъ къ глазамъ и прочла слѣдующее: "Писалъ вамъ 30. Можетъ быть, вы не хотѣли отвѣчать, но, можетъ быть, письма не получили, потому прописываю еще разъ адресъ. Пріѣздъ мой сюда зависѣлъ не отъ ближайшаго къ нему повода; я уже однажды, въ давнее время, живалъ въ этомъ городѣ и скоро нашелъ практику. Не безпокойтесь обо мнѣ, какъ о ближнемъ: голода и холода не терплю, гуляю. Но все другое могу выразить въ нѣсколькихъ словахъ: въ душѣ моей нѣтъ ничего, кромѣ васъ; я больше ничего не способенъ думать, какъ только, что потерялъ васъ, судя по вашимъ словамъ, чуть ли не навсегда. Чувствъ нельзя обсуждать, они доходятъ до извѣстной мѣры или переходятъ всякую мѣру, на это нѣтъ ни жалобы, ни суда. Но правила обсуждать можно, и я не понимаю, почему для васъ воля отца рѣшаетъ все. По-моему, мы оба одинаково свободны, вы, быть можетъ, даже болѣе меня теперь. Въ первомъ письмѣ я просто умолялъ васъ пріѣхать ко мнѣ и быть моею женой, такъ какъ знаю, что вы могли бы быть товарищемъ бѣднаго человѣка. Теперь, болѣе подумавши, принимаю въ разсчетъ нравственныя препятствія, зависящія отъ воспитанія. Жалобить я васъ къ себѣ не буду. Повторяю только, что вы -- вся моя душа, а затѣмъ какъ знаете, какъ можете. Если вы чувствуете себя моею, пріѣзжайте, вы, все-таки, не сдѣлаете ошибки въ жизни, даже если бы я умеръ скоро. Вы потеряете положеніе, всякія удобства, но, вѣдь, вы и имѣя ихъ, не хотѣли жить. Не пріѣзжайте, если это слишкомъ противно вашей совѣсти, вы бы себя потомъ укоряли и были бы несчастливы. Но такъ или иначе, вѣрьте, что я отдалъ бы вамъ всѣ свои силы. Люблю васъ больше, и чѣмъ люди любятъ обыкновенно, иначе, сильнѣе, выше, что ли, не знаю. Часто говорятъ про любовь, но не знаютъ, какова она можетъ быть иногда. У меня къ вамъ -- культъ, религія, вы -- идея моя и моя страсть безконечная. Дорогая моя, звѣздочка далекая на небѣ, помни, что я тебя такъ люблю, или вспомни современемъ, что тебя такъ любили".
   Читатель можетъ сказать себѣ, что письма этого не стоило читать цѣликомъ на морозѣ, да еще на извощикѣ, такъ какъ фактовъ въ немъ не было, кромѣ факта относительно благополучнаго исхода передряги. Но что-жь дѣлать, если Аннѣ каждое его слово казалось полнымъ значенія? Одно другому не мѣшаетъ: можно прочесть все письмо при самой неудобной обстановкѣ, а потомъ, пріѣхавъ домой, тѣмъ поспѣшнѣе прочитать его еще не разъ.
   Возвратясь, Анна заперлась въ комнатѣ и, опершись локтями въ столъ, читала слова Прозорова. Правду сказать, каждое изъ нихъ она помнила, стало быть, она теперь не столько читала, сколько думала и любила. Надъ листкомъ повисли несдерживаемые золотые волосы; глаза, чистые, умные, свѣтящіе, наполнились такъ сильно сдерживаемыми обыкновенно слезами. О слезахъ она теперь не думала, онѣ воспользовались бездѣйствіемъ власти, потекли свободно, и двѣ-три капнули на листокъ.
   Но кто-то постучала въ дверь. Это была служанка. Баринъ просилъ, чтобы Анна Ипполитовна сейчасъ же пришла въ кабинетъ.
   Дѣвушка оправилась, вытерла глаза водой, спрятала письмо въ корсажъ и оглянулась. Гдѣ же остался конвертъ? Она вспомнила, прошла въ переднюю и поискала въ обоихъ карманахъ шубки. Конверта не было.
   Анна еще шла въ кабинетъ, когда Ипполитъ Юрьевичъ произнесъ тономъ приказанія:
   -- Покажи мнѣ письмо.
   -- Какое письмо?
   -- Пожалуйста. То, которое ты только что получила на улицѣ. А, такъ вотъ гдѣ былъ конвертъ, вотъ почему и прежде она получила письмо отъ подруги подклееннымъ!
   -- Вѣдь, ты получила сейчасъ письмо?
   -- Да.
   -- Дай его мнѣ.
   Ипполитъ Юрьевичъ принялъ выраженіе лица и тонъ, которыя импонировали не только его подчиненнымъ, но иногда даже начальнику.
   -- Папа, и вамъ не дамъ этого письма; вы меня простите, а я не могу.
   -- Это что такое?-- воскликнулъ Желязовскій, вставая.-- Я же тебѣ велю, слышишь?
   -- Почему вы могли знать, что я получила письмо?
   -- Не твое дѣло. Давай сейчасъ.
   Рыданіе, вызванное возмущеніемъ, такъ и просилось вырваться у Ани, но она его сдержала.
   -- Я ваша дочь, но подумайте, вѣдь, я же -- человѣкъ. Вѣдь нельзя же такъ... Я не уважаю такого образа дѣйствій.
   Тутъ Ипполитъ Юрьевичъ разсердился совсѣмъ, ударилъ рукой по столу, даже сдѣлалъ шагъ къ Аннѣ.
   -- Письмо, сейчасъ! Я тебѣ говорю... Вѣдь, я знаю, что оно отъ Прозорова, которому я отказалъ, съ которымъ ты права не имѣешь поддерживать сношеній...
   -- Папа, это -- не вы; это не похоже на васъ... Вы позволяете кому-нибудь не только оскорблять меня на каждомъ шагу...-- Онъ хотѣлъ прервать дочь.-- Да, теперь я все это скажу, но я еще.. Значитъ, за мной ходятъ, подсматриваютъ, шарятъ у меня въ карманахъ, похоже ли это на васъ?
   -- Молчать! Письмо!
   -- Могу ли я оставаться въ домѣ послѣ этого? Я васъ, папа любила...-- Тутъ рыданіе все же прорвалось.-- Но что же мнѣ, дѣлать?
   -- Дашь или нѣтъ письмо?
   -- Не дамъ.
   -- Ну, такъ съ этой минуты,-- сказалъ Ипполитъ Юрьевичъ садясь и довольно-таки тяжело вздохнувъ, -- ты не будешь выходить одна; только въ экипажѣ или въ сопровожденіи слуги. Я эти нигилизмы и вздоры изъ тебя вытравлю.
   Онъ не зналъ, что все это было заведено уже давно, благодаря іроницательности его жены.
   Вдругъ Анна подошла къ отцу, взяла его руку, которой онъ не отнялъ, и крѣпко поцѣловала ее два раза. Потомъ она вышла.
   

XXIII.

   На слѣдующій день экипажъ, въ которомъ Анна выѣхала на проулку, возвратился домой съ лакеемъ-кучеромъ, бывшими въ большомъ смущеніи. По произведенному Евгеніею Алексѣевной дознанію оказались факты, которые приводятся въ передачѣ выѣзднаго лакея.
   -- Анна Ипполитовна изволили выѣхать на прогулку въ коляскѣ; одѣты были въ черномъ шерстяномъ платьѣ и въ шубкѣ, проѣхали въ третьемъ часу по Большой Морской, потомъ по Невкому до Аничкова моста, затѣмъ назадъ -- къ Полицейскому, наконецъ, во всю длину Невскаго до московской машины. Тамъ барыни приказали остановить, значитъ, хотѣли кого-нибудь провожать въ почтовомъ поѣздѣ. Но, войдя на станцію, онѣ взяли билетъ въ Москву и пошли въ вагонъ. Было десять минутъ до отхода поѣзда. Мы полагали, онѣ берутъ для кого-нибудь другаго. Я вошелъ въ вагонъ за пять минутъ до отхода и доложилъ барышнѣ, что пора выходить; онѣ только махнули на меня рукой; я просилъ, умолялъ ихъ, говорилъ, что намъ придется отвѣчать. Что-жь, онѣ уѣхали...
   Такъ уѣхала Анна Желязовская, совершенно открыто, на глазахъ наблюдавшей за ней прислуги. Такая непріятность, конечно, сильно подѣйствовала на Ипполита Юрьевича. Но этимъ не кончились его затрудненія. Враги его, очевидно, какъ будто только догадались, чтобы начать дѣйствовать оффиціально. Какое было дѣло контролю до подряда, отданнаго хотя и безъ торговъ, но совершенно правильно и съ утвержденія начальства? Извѣстно, что контроль часто "придирается", по выраженію чиновниковъ разныхъ управленій, но если не оказывается серьезнаго повода, то дѣло и оканчивается обыкновенными разъяснительными переговорами.
   Можетъ быть, контроль удовольствовался бы разъясненіями въ данномъ случаѣ, такъ какъ разбираетъ только формальную стогну. Покамѣстъ онъ, однако, сдѣлалъ запросъ, обращенный къ начальнику вѣдомства. Какъ только совершился этотъ довольно оффиціальный фактъ, произошло нѣчто уже необыкновенное и неоффиціальное. Не только начальникъ Желязовскаго, но и вообще "сферы" получили подробныя свѣдѣнія о контрактѣ Сотникова, изъ которыхъ оказывалось, будто, что какъ этотъ послѣдній, недавно еще содержавшій извѣстный въ Петербургѣ игорный домъ, такъ и Смирновъ были въ подрядѣ только подставными лицами, въ дѣйствительности же поставка была сдана безъ торговъ по той причинѣ, что въ ней было заинтересовано иное лицо, которымъ были внесены и залоги. Въ подтвержденіе указывалось на то неслыханное нахальство, что въ числѣ представленныхъ въ залогъ бумагъ нашелся даже одинъ именной билетъ жены Желязовскаго.
   Сферы возмутились. Никто не давалъ себѣ труда сообразить, что, если бы Ипполитъ Юрьевичъ, совершенно, впрочемъ, неспособный на подобное дѣло, дѣйствительно взялъ въ свою пользу коммерческое предпріятіе по своему управленію, то онъ съумѣлъ бы обставить операцію осторожнѣе и, во всякомъ случаѣ, не внесъ бы въ залогъ именнаго билета жены. Уже самое обстоятельство, что въ числѣ залоговъ находился всего одинъ такой билетъ, должно было навести на мысль, что онъ былъ подсунутъ намѣренно, въ то время, когда Зорядко еще находился въ милостяхъ у Евгеніи Алексѣевны и, при ея помощи, добылъ для Смирнова какъ самую поставку, такъ и недостававшую Смирнову часть залоговъ.
   Что Сотниковъ доселѣ не перемѣнилъ залоговъ Смирнова, это было неважно, такъ какъ имѣлось согласіе залогодателя, то-есть: Смирнова. Положимъ, упомянутое обстоятельство могло подавать поводъ къ догадкѣ, что Сотниковъ былъ дѣйствительно только подставнымъ лицомъ, а настоящимъ хозяиномъ предпріятія оставался и доселѣ, по всей вѣроятности, одинъ Смирновъ. Но пусть даже это было дѣло темное; оно, однако, не должно было лично падать на человѣка съ такою незапятнанною репутаціей, какою всегда пользовался Желязовскій. Что именной билетъ его жены, хотя и съ нотаріальною передачей Смирнову, былъ принятъ въ число обезпеченій поставки, конечно, составляло неправильность, и ее можно было объяснить лишь тѣмъ, что правитель канцеляріи и казначей не рѣшились доложить о такомъ обстоятельствѣ Ипполиту Юрьевичу, такъ какъ сами не имѣли увѣренности, какое участіе въ дѣлѣ принимала жена ихъ начальника: была ли она только покровительницей Смирнова, или дѣло интересовало ее непосредственно. А, впрочемъ, поставка исполнялась благополучно и залоги освободились бы въ свое время безъ всякаго вреда.
   Какъ бы то ни было и кто бы ни подстроилъ тутъ ловушку, но если дѣло приняло иной оборотъ, то позволительно думать, что она было чрезмѣрно раздуто по инымъ причинамъ. Въ самомъ началѣ нашего разсказа было отмѣчено, что, по мнѣнію многихъ, Желязовскій вообще не соотвѣтствовалъ тогдашней минутѣ, отсталъ отъ времени. Время можетъ оставить человѣка за собой, не только перегнавъ его въ прежнемъ направленіи, но и въ такомъ случаѣ, если перейдетъ на другую колею, боковую или хотя бы противуположную. Самъ начальникъ Желязовскаго, пока былъ вновѣ, еще колебался, но вскорѣ понялъ, что нельзя не идти за временемъ.
   Однажды Ипполитъ Юрьевичъ, часу въ первомъ, допивалъ чай, собираясь ѣхать въ свое управленіе, но получилъ съ курьеромъ записку отъ своего начальника, вслѣдствіе которой немедленно отправился прямо къ нему на домъ. Изъ разговора, который произошелъ при этомъ, передадимъ только самое существенное: начальникъ сообщилъ Желязовскому, что, не желая его огорчать новыми формальными разъясненіями по дѣлу о подрядѣ, вслѣдствіе распространившихся слуховъ, онъ вчера самъ призвалъ къ себѣ казначея и долженъ былъ убѣдиться, что Ипполита Юрьевича, дѣйствительно, "нехорошо опутали" въ этомъ дѣлѣ.
   Черезъ нѣсколько дней въ Петербургѣ всѣ при встрѣчѣ спрашивали другъ друга: "читали сегодня?" -- и рѣдко оказывался кто-нибудь не читавшій; въ тотъ день газета, сообщающая извѣстія ранѣе другихъ, раскупалась нѣсколькими сотнями экземпляровъ болѣе, чѣмъ обыкновенно. Извѣстіе же, которое такъ всѣхъ интересовало, было весьма краткое: "увольняются: по прошенію . . . . . совѣтникъ Желязовскій отъ настоящей должности".
   Въ теченіе нѣсколькихъ дней говорили о предполагаемыхъ преемникахъ Ипполита Юрьевича, причемъ, какъ часто бываетъ, придумывали самыхъ невѣроятныхъ кандидатовъ. Но огромное большинство догадчиковъ даже и не подумало о возможности того, что всѣ прочли по прошествіи этихъ немногихъ дней: но мѣсто, отъ котораго Желязовскій только что отчислился, по собственной просьбѣ, былъ назначенъ Михаилъ Дмитріевичъ Ладыгинъ.
   Ипполитъ Юрьевичъ не поѣхалъ догонять свою дочь, чтобы возвратить ее въ домъ, не разсылалъ никакихъ телеграммъ о ея задержаніи, какъ того требовала Евгенія Алексѣевна. Онъ зналъ характеръ Анны. И прежде онъ всегда сознавалъ, что по отношенію къ ней была извѣстная граница, которой не слѣдовало переходить. Только ослѣпленіемъ къ женѣ можно объяснить, что однажды онъ предѣлъ этотъ переступилъ. Было теперь уже поздно.
   Вскорѣ пришло письмо отъ Анны изъ уѣзднаго города: "Простите меня, папа, дорогой мой. Простите мое непослушаніе, если вамъ, все-таки, лучше, что я уѣхала, а не умерла. Умоляю васъ, не думайте, что мнѣ легко пришлось оставить васъ; я васъ всегда крѣпко любила и чувствовала потребность сказать вамъ это, но почему-то не смѣла, а только теперь рѣшилась, когда оскорбила васъ. Милый, мой любимый папа, неужели вы никогда мнѣ не напишете, не позволите еще разъ поцѣловать васъ? Я выхожу за Лаврентія Львовича и умоляю васъ выслать сюда мое метрическое свидѣтельство, институтское же у меня. Прошу васъ именемъ Бога и именемъ мамы моей; ихъ призываю въ свидѣтели, что я не въ силахъ была поступить иначе".
   Въ другомъ письмѣ, къ брату, Анна разсказывала, что въ деньгахъ не нуждается, что у нея осталось сколько надо; въ Москвѣ она купила себѣ необходимыя вещи; письма можно было адресовать въ названный городокъ, въ гостиницу, гдѣ она, пока, заняла номеръ.
   Отмѣтимъ, что, обращаясь къ отцу и говоря ему о своей привязанности, Анна ни словомъ не упоминала о его чувствѣ къ ней; она не вѣрила въ существованіе такого чувства и это было у нея давнишнимъ горемъ. Но, зная гордый характеръ отца, Анна была убѣждена, что мѣшать браку онъ не станетъ. И дѣйствительно, просимая бумага была тотчасъ же выслана по указанному адресу -- безъ одного слова.
   Какъ перенесъ Ипполитъ Юрьевичъ новый ударъ, постигшій его гордость, каковы были затѣмъ объясненія его съ женой и неизбѣжный, впослѣдствіи, переходъ его къ убѣжденію, что вина ея была лишь въ неисправимой страсти женщинъ мѣшаться не въ свои дѣла,-- все это для нашего разсказа несущественно.
   

XXIV.

   У Михаила Дмитріевича опять былъ вечеръ, впрочемъ, менѣе показной, чѣмъ то собраніе, о которомъ разсказано выше, за то болѣе, такъ сказать, сердечный. На этотъ разъ не было даже палатки надъ подъѣздомъ и собственныхъ экипажей стояло менѣе десятка. Но окна горѣли огнями, рояль громче прежняго бряцалъ подъ пальцами какого-то залихватскаго тапера. И здоровенныя барышни веселились, навѣрное, больше, чѣмъ въ тогдашній разъ. Дѣло въ томъ, что общество состояло теперь изъ людей отчасти болѣе близкихъ, болѣе скромныхъ. Даже такой, пока еще невидный чиновникъ, какъ Эсперъ Ильичъ Зорядко, имѣлъ удовольствіе перетанцовать со всѣми дочерьми хозяина, заботливо затверживая особыя примѣты каждой изъ нихъ, чтобы не перепутать имена.
   Но, впрочемъ, и болѣе близкихъ, болѣе скромныхъ гостей хозяинъ и хозяйка принимали съ большимъ радушіемъ и не жалѣли да нихъ ничего. Въ перерывѣ между танцами всѣ гости были одновременно усажены за ужинъ; серебра хватало на всѣхъ, пущены были въ ходъ всѣ приборы: начиная отъ старыхъ фаянсовыхъ съ ободкомъ, которые нѣкогда видывали на себѣ кушанья самаго первоначальнаго свойства, и кончая изящными фарфоровыми, а также богемскимъ и англійскимъ хрусталемъ. На каждомъ стаканѣ былъ воспроизведенъ матовый гербъ рода Ладыгиныхъ, столь же, несомнѣнно, подлинный, хотя и не болѣе древній, чѣмъ самые стаканы.
   Михаилъ Дмитріевичъ былъ веселъ; ставъ сановникомъ, онъ нисколько съ виду не заважничалъ,-- напротивъ, попрежнему, смѣшилъ гостей за ужиномъ анекдотами, особенно же двухъ недурныхъ рамъ, сидѣвшихъ у него по сторонамъ. Онъ любезно, но лишь со [снисходительнымъ вниманіемъ прослушалъ нѣсколько спичей, сопровождавшихъ тосты.
   -- Господа!-- произнесъ хозяинъ въ заключеніе,-- благодарю васъ за тѣ дружескія, хотя и преувеличенныя слова, которыми вы почтили меня; еще болѣе благодарю за дорогія имена и идеи, но имя коихъ вы поднимали стаканъ. Въ числѣ этихъ именъ я съ глубокоотраднымъ чувствомъ привѣтствовалъ имя высокодаровитаго государственнаго дѣятеля и истинно-русскаго человѣка, который удостоилъ меня чести стать его подчиненнымъ и сотрудникомъ. Господа, всѣ мы -- люди работы и по праву чокались за успѣхъ всякаго честнаго труда въ нашемъ отечествѣ, всѣ мы съ равнымъ восторгомъ пили за торжество русскаго дѣла въ Россіи и за лучшій экономическій бытъ для общаго нашего кормильца, глубоко вѣрующаго и мощнаго въ трудѣ нашего русскаго мужика. Позвольте же мнѣ, господа, послѣ всѣхъ тѣхъ душевныхъ пожеланій, предложить здравицу за моихъ дорогихъ гостей, которыхъ привѣтствую всею своею душой -- на распашку, и благодарю русскимъ исконнымъ, сердечнымъ челобитьемъ!
   Михаилъ Дмитріевичъ сдѣлалъ шагъ вспять отъ стола и отвѣсилъ въ обѣ стороны поясной поклонъ.

Л. Лукьяновъ.

"Русская Мысль", кн.VIII--IX, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru