Борис Поплавский
---------------------------------------------------------------------------
Первопрестольная: далекая и близкая: Москва и москвичи в поэзии рус.
эмиграции
М., "Русскiи Мiръ", 2005. (Большая Московская Библиотека)
---------------------------------------------------------------------------
Простая весна
"Вот прошло, навсегда я уехал на юг..."
Простая весна
На бульварах сонного Страстного
Улыбаюсь девушке публичной.
Все теперь я нахожу приличным,
Все избитое теперь остро и ново.
О весенний солнечный Кузнецкий,
Над твоей раскрашенной толпою
Я один, насмешливый и детский,
Зло смеюсь теперь моей весною.
Я живу без символов и стиля -
Ежегодный цикл стихов весенних.
Знаю все - от фар автомобиля
До задач о трубах и бассейнах.
1917
* * *
Асе Перской
Вот прошло, навсегда я уехал на юг,
Застучал по пути безучастный вагон,
Там остался в соборе любимый амвон,
Там остался любимый единственный друг.
Мы ходили с тобой кокаиниться в церкви,
Улыбались икон расписные глаза,
Перед нами огни то горели, то меркли,
А, бывало, видений пройдет полоса.
Это было в Москве, где большие соборы,
Где в подвалах курильни гашиша и опия,
Где в виденьях моих мне кривили улыбки жестокие
Стоэтажных домов декадентские норы.
У настенных икон ты поставь по свече,
На амвоне моем обо мне говори.
Я уехал на юг, ты осталась в Москве.
Там теперь на бульварах горят фонари.
Октябрь <1918>
Харьков
Поплавский Борис Юлианович (1903-1935) - поэт, прозаик; родился в
Москве; с 1920 г. в эмиграции, жил в Константинополе, а с мая 1921 г.
преимущественно в Париже.
Печатается по изд.: Поплавский Б. Неизданное. М., 1996.
---------------------------------------------------------------------------
"Мы жили тогда на планете другой...": Антология поэзии русского
зарубежья. 1920-1990. В 4 кн. Кн. 3
М., "Московский рабочий", 1994.
---------------------------------------------------------------------------
Уход из Ялты
"Утром город труба разбудила..."
Черная Мадонна
Роза смерти
Лунный дирижабль
Флаги
Морелла I
Морелла II
"Жизнь наполняется и тонет..."
"Пылал закат над сумасшедшим домом..."
"В холодных душах свет зари..."
"Мальчик смотрит, белый пароходик..."
"За стеною жизни ходит осень..."
"Я люблю, когда коченеет..."
"Вращалась ночь вокруг трубы оркестра..."
"Вечер блестит над землею..."
"Сумеречный месяц, сумеречный день..."
"Полуночное светило..."
"За рекою огонь полыхает..."
"В ярком свете июльского дня..."
УХОД ИЗ ЯЛТЫ
Всю ночь шел дождь. У входа в мокрый лес
На сорванных петлях калитка билась.
Темнея и кружась, река небес
Неслась на юг. Уж месяц буря длилась.
Был на реку похож шоссейный путь.
Шумел плакат над мокрым павильоном.
Прохожий низко голову на грудь
Склонял в аллее, все еще зеленой.
Там над высоким молом белый пар
Взлетал, клубясь, и падал в океане,
Где над скалой на башне черный шар
Предупреждал суда об урагане.
Над падалью, крича, носились галки,
Борясь с погодой, предвещали зиму.
Волна с разбега от прибрежной гальки
Влетала пылью в окна магазинов.
Все было заперто, скамейки пустовали,
Пронзительно газетчик возглашал.
На холоде высоко трубы врали,
И дальний выстрел горы оглашал.
Все было сном. Рассвет недалеко.
Пей, милый друг, и разобьем бокалы.
Мы заведем прекрасный граммофон
И будем вместе вторить как попало.
Мы поняли, мы победили зло,
Мы все исполнили, что в холоде сверкало,
Мы все отринули, нас снегом замело,
Пей, верный друг, и разобьем бокалы.
России нет! Не плачь, не плачь, мой друг,
Когда на елке потухают свечи,
Приходит сон, погасли свечи вдруг,
Над елкой мрак, над елкой звезды, вечность.
Всю ночь солдаты пели до рассвета.
Им стало холодно, они молчат понуро.
Все выпито, они дождались света,
День в вечном ветре возникает хмуро.
Не тратить сил! Там, глубоко во сне,
Таинственная родина светает.
Без нас зима. Года, как белый снег.
Растут, растут сугробы, чтоб растаять.
И только ты один расскажешь младшим
О том, как пели, плача, до рассвета,
И только ты споешь про жалость к падшим,
Про вечную любовь и без ответа.
В последний раз священник на горе
Служил обедню. Утро восходило.
В соседнем небольшом монастыре
Душа больная в вечность уходила.
Борт парохода был высок, суров.
Кто там смотрел, в шинель засунув руки?
Как медленно краснел ночной восток!
Кто думать мог, что столько лет разлуки...
Кто знал тогда... Не то ли умереть?
Старик спокойно возносил причастье...
Что ж, будем верить, плакать и гореть,
Но никогда не говорить о счастье.
* * *
Утром город труба разбудила,
Полилась на замерзший лиман,
Кавалерия уходила
В разлетающийся туман.
Собирался за всадником всадник
И здоровались на холоду,
Выбегали бабы в палисадник,
Поправляя платки на ходу.
Проезжали обозы по городу,
Догоняя зарядные ящики,
И невольно смеялись в бороду
Коммерсанты и их приказчики.
Утром город труба разбудила,
Полилась на замерзший лиман,
Кавалерия уходила
В разлетающийся туман.
1923
ЧЕРНАЯ МАДОННА
Вадиму Андрееву
Синевели дни, сиреневели,
Темные, прекрасные, пустые.
На трамваях люди соловели,
Наклоняли головы святые.
Головой счастливою качали.
Спал асфальт, где полдень наследил.
И казалось, в воздухе, в печали,
Поминутно поезд отходил.
Загалдит народное гулянье.
Фонари грошовые на нитках.
И на бедной, выбитой поляне
Умирать начнут кларнет и скрипка.
И еще раз, перед самым гробом,
Издадут, родят волшебный звук.
И заплачут музыканты в оба
Черным пивом из вспотевших рук.
И тогда проедет безучастно,
Разопрев и празднику не рада,
Кавалерия в мундирах красных,
Артиллерия назад с парада.
И к пыли, к одеколону, к поту,
К шуму вольтовой дуги над головой
Присоединится запах рвоты,
Фейерверка дым пороховой.
И услышит вдруг юнец надменный
С необъятным клешем на штанах
Счастья краткий выстрел, лет мгновенный,
Лета красный месяц на волнах.
Вдруг возникнет на устах тромбона
Визг шаров крутящихся во мгле.
Дико вскрикнет черная Мадонна,
Руки разметав в смертельном сне.
И сквозь жар, ночной, священный, адный,
Сквозь лиловый дым, где пел кларнет,
Запорхает белый, беспощадный
Снег, идущий миллионы лет.
1927
РОЗА СМЕРТИ
Георгию Иванову
В черном парке мы весну встречали,
Тихо врал копеечный смычок,
Смерть спускалась на воздушном шаре,
Трогала влюбленных за плечо.
Розов вечер, розы носит ветер.
На полях поэт рисунок чертит.
Розов вечер, розы пахнут смертью,
И зеленый снег идет на ветви.
Темный воздух осыпает звезды,
Соловьи поют, моторам вторя,
И в киоске над зеленым морем
Полыхает газ туберкулезный.
Корабли отходят в небе звездном,
На мосту платками машут духи,
И, сверкая через темный воздух,
Паровоз поет на виадуке.
Темный город убегает в горы,
Ночь шумит у танцевальной залы,
И солдаты, покидая город,
Пьют густое пиво у вокзала.
Низко-низко, задевая души,
Лунный шар плывет над балаганом,
А с бульвара под орган тщедушный
Машет карусель руками дамам.
И весна, бездонно розовея,
Улыбаясь, отступая в твердь,
Раскрывает темно-синий веер
С надписью отчетливою: смерть.
ЛУННЫЙ ДИРИЖАБЛЬ
Я хочу Тебя погубить,
Я хочу погибающим быть,
О прекрасной гибели душ
Я Тебе расскажу в аду.
Строит ангел дворец на луне,
Дирижабль отходит во сне.
Запевают кресты винтов,
Опадают листы цветов.
Синий звук рассекает эфир,
Приближается мертвый мир.
Открывается лунный порт,
Улыбается юный черт.
И огромная в темноте
Колоннада сходит к воде.
В синих-синих луны лучах
Колоннады во тьме звучат.
В изумрудной ночной воде
Спят прекрасные лица дев,
А в тени голубых колонн
Дремлет каменный Аполлон.
Зацветают в огне сады.
Замки белые всходят как дым,
И сквозь темно-синий лесок
Ярко темный горит песок.
Напевают цветы в саду.
Оживают статуи душ.
И как бабочки из огня,
Достигают слова меня.
Верь мне, ангел, луна высока,
Музыкальные облака
Окружают ее, огни
Там звучат и сияют дни.
Синий ангел влюблялся в весну.
Черный свет, отойди ко сну.
Прозябание полюби,
Погибание пригуби.
Тихо смотрит череп в окно.
В этой комнате совсем темно,
Только молча на самом дне
Тень кривая спит на стене.
ФЛАГИ
В летний день над белым тротуаром
Фонари висели из бумаги.
Трубный голос шамкал над бульваром,
На больших шестах мечтали флаги.
Им казалось море близко где-то,
И по ним волна жары бежала.
Воздух спал, не видя снов, как Лета.
Всех нас флагов осеняла жалость.
Им являлся остов корабельный,
Черный дым, что отлетает нежно,
И молитва над волной безбрежной
Корабельной музыки в сочельник.
Быстрый взлет на мачту в океане,
Шум салютов, крик матросов черных.
И огромный спуск над якорями
В час паденья тела в ткани скорбной.
Первым блещет флаг над горизонтом.
И под вспышки пушек бодро вьется.
И последним тонет средь обломков.
И еще крылом о воду бьется.
Как душа, что покидает тело,
Как любовь моя к Тебе. Ответь!
Сколько раз Ты в летний день хотела
Завернуться в флаг и умереть.
МОРЕЛЛА I
Фонари отцветали, и ночь на рояле играла,
Привиденье рассвета уже появилось в кустах.
С неподвижной улыбкой ты молча зарю озирала,
И она, отражаясь, синела на сжатых устах.
Утро маской медузы уже появлялось над миром,
Где со светом боролись мечты соловьем в камыше.
Твой таинственный взгляд, провожая созвездие Лиры,
Соколиный, спокойный, не видел меня на земле.
Ты орлиною лапой разорванный жемчуг катала,
Ты как будто считала мои краткосрочные годы.
Почему я тебя потерял? Ты как ночь мирозданьем играла.
Почему я упал и орла отпустил на свободу?
Ты, как черный орел, развевалась на желтых закатах,
Ты, как гордый, немой ореол, осеняла судьбу.
Ты вошла, не спросясь, и отдернула с зеркала скатерть
И увидела нежную девочку-вечность в гробу.
Ты, как нежная вечность, расправила черные перья,
Ты на желтых закатах влюбилась в сиянье отчизны,
О, Морелла, усни, как ужасны орлиные жизни,
Будь, как черные дети, забудь свою родину - Пэри!
Ты, как маска медузы, на белое время смотрела,
Соловьи догорали, и фабрики выли вдали,
Только утренний поезд пронесся, грустя, за пределы,
Там, где мертвая вечность покинула чары земли.
О, Морелла, вернись, все когда-нибудь будет иначе,
Свет смеется над нами, закрой снеговые глаза.
Твой орленок страдает, Морелла, он плачет, он плачет,
И как краска ресниц, мироздание тает в слезах.
МОРЕЛЛА II
Тихо голос Мореллы замолк на ином берегу,
Как серебряный сокол, луна пролетела на север,
Спало мертвое время в открытом железном гробу,
Тихо бабочка снега садилась вокруг на деревья.
Фиолетовый отблеск все медлил над снежною степью,
Как небесная доблесть, в Твоих неподвижных глазах
Там, где солнце приковано страшною черною цепью,
Чтоб ходило по кругу, и ангел стоит на часах.
Пойте доблесть Мореллы, герои, ушедшие в море,
Эта девочка-вечность расправила крылья орла.
Но метели врывались и звезды носились в соборе,
Звезды звали Мореллу, не зная, что Ты умерла.
Молча в лунную бурю мы с замка на море смотрели,
Снизу черные волны шумели про доблесть Твою.
Ветер рвался из жизни, и лунные выли свирели,
Ты, как черный штандарт, развевалась на самом краю.
Ты как жизнь возвращалась, как свет, улетающий в бездну,
Ты вступала на воздух и тихо сквозь воздух ушла,
А навстречу слетали огромные снежные звезды,
Окружали Тебя, целовали Тебя без числа.
Где Ты, светлая, где? О, в каком снеговом одеянье
Нас застанет с Тобой Воскресения мертвых труба?
На дворе Рождество. Спит усталая жизнь над гаданьем,
И из зеркала в мир чернокрылая сходит судьба.
* * *
Жизнь наполняется и тонет
На дно, на дно,
И входит белый смех в хитоне,
Мертвец в окно.
Там ложно зеркало сверкает
В земной тюрьме,
И лето в гости прилетает
К нагой зиме.
Стоит недвижно над закатом
Скелет весов,
Молчит со звездами на платье
Душа часов.
Кто может знать, когда луна
Рукою белой,
Как прокаженная жена,
Коснется тела.
В саду проснется хор цветов,
Ключ заблестит,
И соловей для темных слов
Во тьму слетит.
Огонь спускается на льдину
Лица жены.
Добро и зло в звезде единой
Сопряжены.
Вокруг нее сияют годы,
Цветы и снег,
И ночь вращается к восходу,
А солнце к тьме.
Как непорочная комета
Среди огня,
Цари, невеста Бафомета,
Забудь меня.
* * *
А. Минчину
Пылал закат над сумасшедшим домом,
Там на деревьях спали души нищих,
За солнцем ночи, тлением влекомы,
Мы шли вослед, ища свое жилище.
Была судьба, как белый дом отвесный,
Вся заперта, и стража у дверей,
Где страшным голосом на ветке лист древесный
Кричал о близкой гибели своей.
Была зима во мне и я в зиме.
Кто может спорить с этим морем алым,
Когда душа повесилась в тюрьме
И черный мир родился над вокзалом.
А под землей играл оркестр смертей,
Высовывались звуки из отдушин,
Там вверх ногами на балу чертей
Без остановки танцевали души.
Цветы бежали вниз по коридорам,
Их ждал огонь, за ними гнался свет.
Но вздох шагов казался птичьим вздором.
Все засыпали. Сзади крался снег.
Он город затоплял зарею алой
И пел прекрасно на трубе зимы,
И был неслышен страшный крик фиалок,
Которым вдруг являлся черный мир.
* * *
Георгию Иванову
В холодных душах свет зари,
Пустые вечера.
А на бульварах газ горит,
Весна с садами говорит.
Был снег вчера.
Поет сирень за камнем стен,
Весна горит.
А вдалеке призыв сирен,
Там, пролетая сквозь сирень,
Автомобиль грустит.
Застава в розовом огне
Над теплою рекой.
Деревня вся еще во сне,
Сияет церковь на холме,
Подать рукой.
Душа, тебе навек блуждать
Средь вешних вьюг,
В пустом предместьи утра ждать,
Где в розовом огне года
Плывут на юг.
Там соловей в саду поет,
Клонит ко сну.
Душа, тебя весна зовет,
Смейсь, вступи на тонкий лед,
Пойди ко дну.
Сирени выпал легкий снег
В прекрасный час.
Огромный ангел на холме,
В холодном розовом огне
Устал, погас.
* * *
Мальчик смотрит, белый пароходик
Уплывает вдоль по горизонту,
Несмотря на ясную погоду,
Раскрывая дыма черный зонтик.
Мальчик думает: а я остался,
Снова не увижу дальних стран.
Почему меня не догадался
Взять с собою в море капитан?
Мальчик плачет. Солнце смотрит с высей,
И прекрасно видимо ему:
На корабль голубые крысы
Принесли из Африки чуму.
Умерли матросы в белом морге,
Пар уснул в коробочке стальной,
И столкнулся пароходик в море
С ледяною синею стеной.
А на башне размышляет ангел,
Неподвижно-бел в плетеном кресле.
Знает он, что капитан из Англии
Не вернется никогда к невесте.
Что, навек покинув наше лето,
Корабли ушли в миры заката,
Где грустят о севере атлеты,
Моряки в фуфайках полосатых.
Юнга тянет, улыбаясь, жребий,
Тот же самый, что и твой, мой друг.
Капитан, где Геспериды? - В небе.
Снова север, далее на юг.
Музыка поет в курзале белом.
Со Звездой на шляпе в ресторан
Ты вошла, мой друг, грустить без дела
О последней из Далеких стран,
Где уснул погибший пароходик
И куда цветы несет река.
И моя душа, смеясь, уходит
По песку в костюме моряка.
* * *
За стеною жизни ходит осень
И поет с закрытыми глазами.
Посещают сад слепые осы,
Провалилось лето на экзамене.
Все проходит, улыбаясь мило,
Оставаться жить легко и страшно.
Осень в небо руки заломила
И поет на золоченой башне.
Размышляют трубы в час вечерний.
Возникают звезды, снятся годы,
А святой монах звонит к вечерне,
Медленно летят удары в горы.
Отдыхает жизнь в мирах осенних,
В синеве морей, небес в зените,
Спит она под теплой хвойной сенью
У подножья замков из гранита.
А над ними в золотой пустыне
Кажется бескраен синий путь.
Тихо реют листья золотые
К каменному ангелу на грудь.
Я люблю, когда коченеет
И разжаться готова рука,
И холодное небо бледнеет
За сутулой спиной игрока.
Вечер, вечер, как радостна вечность,
Немота проигравших сердец,
Потрясающая беспечность
Голосов, говорящих: конец.
Поразительной тленностью полны,
Розовеют святые тела,
Сквозь холодные, быстрые волны
Отвращенья, забвенья и зла.
Где они, эти лунные братья,
Что когда-то гуляли по ней?
Но над ними сомкнулись объятья
Золотых привидений и фей.
Улыбается тело тщедушно,
И на козырь надеется смерд.
Но уносит свой выигрыш - душу -
Передернуть сумевшая смерть.
* * *
Вращалась ночь вокруг трубы оркестра,
Последний час тонул на мелком месте.
Я обнимал Тебя рукой Ореста,
Последний раз мы танцевали вместе.
Последний раз труба играла зорю.
Танцуя, мы о гибели мечтали.
Но розовел курзал над гладким морем,
В сосновом парке птицы щебетали.
Горели окна на высокой даче,
Оранжевый песок скрипел, сырой.
Душа спала, привыкнув к неудачам,
Уже ей веял розов мир иной.
Казалось ей, что розам что-то снится.
Они шептали мне, закрыв глаза.
Прощались франты. Голубые лица
Развратных дев смотрели в небеса.
Озарена грядущими веками,
Ты с ними шла, как к жертвеннику Авель.
Ты вдалеке смешалась с облаками,
А я взошел на траурный корабль.
* * *
Вечер блестит над землею,
Дождь прекратился на время.
Солнце сменилось луною,
Лета истаяло бремя.
Низкое солнце садится,
Серое небо в огне:
Быстрые, черные птицы
Носятся стаей в окне.
Так бы касаться, кружиться,
В бездну стремглав заглянуть,
Но на земле не ужиться,
В серое небо скользнуть.
Фабрика гаснет высоко,
Яркие, зимние дни.
Клонится низко осока
К бегу холодной волны.
Черные, быстрые воды,
Им бы заснуть подо льдом.
Сумрачный праздник свободы,
Ласточки в сердце пустом.
1931
* * *
Сумеречный месяц, сумеречный день,
Тонкую одежду, юноша, надень.
В сердце всякой жизни скрытый страх живет.
Ветви неподвижны. Небо снега ждет.
Птицы улетели. Молодость, смирись,
Ты еще не знаешь, как ужасна жизнь.
Рано закрывают голые сады.
Тонкий лед скрывает глубину воды.
Птицы улетели. Холод недвижим.
Мы недолго пели и уже молчим.
Значит, так и надо, молодость, смирись,
Затепли лампаду, думай и молись.
Скоро все узнаешь, скоро все поймешь,
Ветер подметает и уносит ложь.
Все, как прежде, в мире, сердце горя ждет,
Слишком тихо в сердце, слишком светел год.
* * *
Полуночное светило
Озарило небосвод,
И уже душа забыла
Все, чем днем она живет.
Вдалеке не слышно лая,
Дивно улица светла.
Так бы вечно жил, гуляя,
Если б вечно ночь была.
Вдоль по рельсам из неволи,
Их железный блеск следя,
Выйду я в пустое поле,
Наконец найду Тебя.
Небо синее, ночное
В первозданной простоте;
Сердце мертвое, больное
Возвращу навек Тебе.
* * *
За рекою огонь полыхает,
Где-то в поле горит, не горит,
Кто-то слушает ночь и вздыхает,
Не сумевши судьбу покорить.
Кто там, пасынок грустного света,
Размышляет в холодном огне,
Не найдет он до утра ответа,
Лишь утихнет в беспамятном сне.
Разгорится еще на мгновенье,
Полыхнет и навеки погас -
Так и сам неживым вдохновеньем
Загоришься тревожно на час.
И опять за широкой рекою
Будут звезды гореть на весу,
Точно ветка, что тронул рукою
Запоздалый прохожий в лесу:
И с нее облетало сиянье.
Все спокойно, и тьма холодна.
Ветка смотрится в ночь мирозданья,
В мировое молчанье без дна.
1931
* * *
В ярком свете июльского дня,
Там, где улица к морю ведет,
Просыпается утро без сна,
Сад цветет и шарманщик поет.
Огибая скалистый мысок,
Пароход попрощался с Тобой,
Темно-желтый дорожек песок
Свежеполит водой голубой.
В ресторане под тентами штор
Отраженья речной глубины,
И газета летит на простор
В шум морской и воздушной волны.
Посмотри! все полно голосов,
Ярких платьев, карет дорогих,
И в горячий уходят песок
Руки смуглые женщин нагих.
Вдалеке, средь молочных паров
Солнце скрыло хрустальной дугой
Грань воздушных и водных миров,
И один превратился в другой.
А за молом, где свищет Эол,
И, спускаясь, пылит экипаж,
Сквозь сады, в сновидений пчел,
Гордый дух возвратился на пляж.
Значит, рано молитвы творить,
Слишком летняя боль глубока -
Так, впадая, на солнце горит
И, теряясь, сияет река.
ПОПЛАВСКИЙ Борис Юлианович (7 июня 1903, Москва - 9 октября 1935,
Париж). Эмигрировал вместе с родителями через Константинополь в Париж в 1919
г. Уже в 1922 г. вошел в парижскую "Палату поэтов" вместе с Д. Кнутом, Б.
Божневым и др. Поплавский достаточно часто печатал стихи в эмигрантских
периодических изданиях ("Воля России", "Числа", "Современные записки"). При
его жизни был издан лишь один сборник "Флаги" (1931), на который
сдержанно-одобрительно откликнулся Г. Иванов. Остальные книги стихов
Поплавского вышли посмертно. Поплавскому принадлежат также прозаические
сочинения, наиболее значительными из которых являются романы "Аполлон
Безобразов" н "Домой с небес". Вообще, этот поэт,- ведший полунищенское
существование, занимавшийся спортом, употреблявший наркотики, разыгрывавший
то бродягу, то "литературного денди",- был живой легендой "русского Мон
Парнаса". Однако настоящая известность пришла к Поплавскому только после его
трагической смерти (он умер, приняв слишком сильную дозу наркотика). В.
Ходасевич, Д. Мережковский, З. Гиппиус называли погибшего Поплавского одним
из лучших поэтов эмиграции. В 1980 -1981 гг. в США вышло его трехтомное
Собрание сочинений. Интересные воспоминания о Поплавском оставили Н.
Берберова, Г. Адамович, Ю. Иваск, Ю. Терапиано. Его стихи входили в
антологии "Якорь", "На Западе", "Муза Диаспоры".
БИБЛИОГРАФИЯ: "Флаги" (Париж, 1931); "Снежный час" (Париж, 1936); "В
венке из воска" (Париж, 1938); "Дирижабль неизвестного направления" (Париж,
1965); "Собрание сочинений. В 3-х томах" (Беркли, 1980-1981, репринтное
издание). Роза смерти. Стихотворение построено на своеобразных "вариациях"
основных тем сборника стихов Г. Иванова "Розы".
"Жизнь наполняется и тонет..." Бафомет - дьявол, которому, по
некоторым свидетельствам, поклонялись рыцари ордена тамплиеров
(храмовников).
"Пылал закат над сумасшедшим домом..." Минчин А.- см. коммент. к
стихотворению В. Андреева "Прогулка с Борисом Поплавским".