Потанин Григорий Николаевич
Путешествие по Китаю Г. Н. Потанина

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Из дневника).

   

ПУТЕШЕСТВІЕ ПО КИТАЮ Г. Н. ПОТАНИНА.

(Изъ дневника).

   2-го ноября, въ 4 часа пополудни, мы выѣхали изъ Ланъ-чжеу чрезъ Западную Заставу (См-Гуань). Сейчасъ за воротами течетъ ручей, черезъ который перекинутъ узкій, горбатый, крытый деревянный мостикъ; мы проѣхали подлѣ мостика въ бродъ, такъ какъ вода въ ручьѣ была ничтожна; за мостикомъ еще было нѣсколько домиковъ, и городу конецъ. Эти послѣдніе домики лѣпились по горѣ, которою сопровождался лѣвый берегъ ручья, и деревянныя веранды ихъ висѣли надъ горой на высотѣ двухъ, трехъ саженъ. По окраинѣ города Ланъ-чжеу, прилегающей къ горамъ, такихъ видовъ., должно быть, по одинъ. Этотъ видъ напомнилъ мнѣ Тифлисъ, съ которымъ Ланъ-чжеу можно, пожалуй, сравнить и въ другихъ отношеніяхъ. Онъ также лежитъ на рубежѣ, гдѣ кочевыя племена примыкаютъ къ осѣдлому населенію и перемежаются съ ними. Ланъ-чжеу большой и, вѣроятно, комфортабельный, въ китайскомъ смыслѣ, городъ; зданія его обильно украшены деревянной рѣзьбой и, можетъ быть, китаецъ, попавъ въ него, найдетъ его однимъ изъ изящнѣйшихъ городовъ въ своемъ отечествѣ; но въ то же время по узкимъ улицамъ его нерѣдко проходятъ караваны на верблюдахъ. Также это, я думаю, странно для китайца, по крайней мѣрѣ, Южнаго Китая, какъ для насъ видѣть верблюдовъ, шествующихъ по лучшей улицѣ Тифлиса, обставленной дворцами европейской архитектуры. Какъ въ Тифлисѣ иногда встрѣчаются на одной улицѣ и житель съ береговъ Финскаго залива, и пришелецъ изъ далекой Индіи, такъ и здѣсь сходятся люди одни съ далекаго востока, другіе съ запада: здѣсь можно увидѣть и кашгарца, съ бросающимися въ глаза китайцамъ большимъ носомъ и большой бородой, и корейца въ огромной широкополой шляпѣ, явившагося сюда продавать лекарственныя снадобья.
   Я не буду описывать столицу Ганьсу, потому что очень мало eö видѣлъ. Я торопился въ мѣста, можетъ быть, вообще менѣе интересныя, но болѣе для меня понятныя и болѣе доступныя для моихъ изслѣдованій. Къ западу отъ Ланъ-чжеу, вверхъ по Жолтой рѣкѣ, есть мѣстность, гдѣ на одномъ берегу рѣки живутъ салары, маленькое турецкое племя, а на другомъ широнголы, какое-то древнее монгольское племя. Къ нимъ я торопился и потому прожилъ въ Ланъ-чжеу отнюдь не болѣе, сколько нужно было, чтобъ уложить коллекціи въ ящики и положить ихъ въ складъ; заколотя послѣдній ящикъ, на другой же день я позвалъ возчика и уѣхалъ изъ Ланъ-чжеу, не побывавъ нигдѣ и не осмотрѣвъ его достопримѣчательностей. Мой обозъ на этотъ разъ состоялъ изъ 6 вьючныхъ муловъ; я и жена моя также ѣхали на мулахъ. Возчики были китайцы, большею частью, изъ деревень, расположенныхъ около города Хэчжеу. Кромѣ ихъ, съ нами были еще двое нашихъ слугъ, шестидесятилѣтній старикъ Санданъ Джимба и молодой парень Очиръ. Оба они ѣдутъ съ нами еще изъ Ордоса и рекомендованы намъ бельгійскимъ миссіонеромъ Штейнакерсомъ, оба христіане. Санданъ Джимба -- старый христіанинъ, очень много путешествовавшій по Монголіи, и, въ своемъ родѣ, большая знаменитость. Онъ сопутствовалъ Гюку и Габо въ ихъ путешествіи въ Хлассу и сидѣлъ съ ними въ тибетской тюрьмѣ; потомъ онъ сопровождалъ извѣстнаго о. Давида въ его поѣздкѣ въ страну туметовъ и уратовъ; чуть было не попалъ въ спутники г. Пржевальскаго, но побоялся мусульманскаго возстанія. Рѣдкій монголъ обладаетъ такими обширными географическими знаніями, какъ онъ; онъ видѣлъ Хлассу, Чемъ-де-фу, столицу Свяцапа, жилъ два года въ Пекинѣ, быль въ Ургѣ и въ Кяхтѣ, объѣздилъ всю южную Монголію отъ Хошупа Мергенъвапа до города Долонъ-нора. О Европѣ онъ наслушался отъ миссіонеровъ, а на русскую жизнь онъ насмотрѣлся самъ въ Кяхтѣ. О желѣзныхъ дорогахъ, о телеграфахъ и почтовыхъ учрежденіяхъ и пр., и пр., обо всѣхъ этихъ чудесахъ европейской жизни, онъ знаетъ и разсказываетъ своимъ соотечественникамъ; онъ знаетъ даже о французской великой революціи и о казни Людовика XVI. Родомъ онъ широнголецъ, т. е. та мѣстность, гдѣ я намѣтилъ провести зиму, была его родиной, и онъ теперь ѣхалъ къ своему родному очагу, котораго не видалъ цѣлыхъ сорокъ лѣтъ. Эти перечисленныя качества дѣлали для насъ Санданъ Джимбу золотымъ человѣкомъ. Другой нашъ слуга Очиръ былъ здоровый и веселый парень и большой пѣвунъ. Возчики были также веселый народъ. Забылъ сказать, что, кромѣ возчиковъ, при насъ оказалось еще три солдата, безъ которыхъ мѣстное начальство не хотѣло насъ отпустить въ такое рискованное путешествіе, какъ въ страну саларовъ, которые въ краѣ пользуются дурной славой.
   Проѣхавъ нѣсколько верстъ по низменности Жолтой рѣки, мы повернули на юго-востокъ и начали подниматься не по дну ущелья, которое осталось у насъ влѣво, а по горѣ, которая сопровождаетъ его съ одной стороны. Все остальное пространство до ночлега былъ одинъ непрерывный подъемъ. На ночлегъ въ деревню Канъ-чжа-инъ мы пріѣхали въ 6 ч. вечера, когда уже на столько стемнѣло, что я едва различалъ очертанія горъ, виднѣвшихся еще выше, впереди. Здѣсь намъ отвели двѣ небольшія комнаты съ общимъ входомъ; въ передней комнатѣ помѣстились паши слуги, солдаты и возчики, въ задней мы сами. Каны затопили только при нашемъ прибытіи, печныя отверстія выкидывали много дыму и дѣлали начало нашего путешествія не очень пріятнымъ. Вьюки сложили на полу передней комнаты, такъ какъ на дворѣ, по мнѣнію возчиковъ, оставлять ихъ было не совсѣмъ хорошо. Выходъ изъ нашего помѣщенія былъ такъ баррикадированъ, что приходилось каждый разъ, выходя, бояться изломать ногу. Хозяинъ дяна {Постоялый дворъ.} въ деревнѣ Канъ-чжа-инъ доставилъ намъ отнюдь не болѣе комфорту, чѣмъ нашимъ муламъ. И тамъ, и тутъ были одинаково голыя стѣны; въ обоихъ помѣщеніяхъ было одинаково холодно, потому что и въ нашемъ помѣщеніи двери не были навѣшены. Въ помѣщеніи для проѣзжающихъ, правда, дается масляная лампочка; по такая же лампочка горитъ всю ночь и въ конюшнѣ.
   На другой день мы продолжали подниматься. Деревня Канъ-чжа-имъ стоитъ на гребнѣ между двумя долинами, и мы ѣхали вдоль этого гребня, имѣя и направо, и налѣво глубокія впадины. Всюду былъ видѣнъ одинъ лёсъ и всѣ скаты покрыты пашнями, которыя расположены въ видѣ террасъ, одна выше другой. Мысы, вдающіеся въ долину, и террасированные подъ пашни, похожи на огромныя крыльца, середина которыхъ выдавалась впередъ. Выберите такую точку, съ которой вы видѣли бы только переднюю сторону мыса и его два ступенчатыхъ профиля, чтобъ задняя часть его, которою онъ соединяется или примыкаетъ къ хребту, была бы замаскирована его собственнымъ тѣломъ, а верхушка рисовалась бы на чистомъ небѣ, и вы будете имѣть передъ собою гору, похожую на то, какъ рисуютъ въ священныхъ исторіяхъ вавилонскую башню. Чѣмъ выше мы поднимались, тѣмъ болѣе и болѣе выдвигалось горныхъ гребней изъ-за сосѣднихъ горъ, но у всѣхъ ихъ профили были ступенчатые. Огромный хребетъ на всемъ его протяженіи, благодаря этому террасированію скатовъ съ агрономическою цѣлью, является какъ бы искусственнымъ сооруженіемъ; тутъ мало поживы для любителя красивыхъ видовъ. Впрочемъ, и тамъ, гдѣ почву земную не насилуетъ рука человѣка, лёсъ, все-таки, неблагодарная горная порода для художника. Горы имѣютъ округлыя, однообразныя, монотонныя очертанія; летящихъ вверхъ пиковъ, крутыхъ утесовъ, стоящихъ надъ долипой, здѣсь нѣтъ. Повсюду одинъ монотонный жолтый цвѣтъ. Если есть потокъ, то онъ скрытъ въ глубокомъ оврагѣ; вы не увидите такой картины: вдали сверкаетъ вода, купы деревьевъ тянутся вдоль потока. Нужно подъѣхать къ самому краю оврага и взглянуть внизъ, чтобъ увидѣть текущую по нему воду. Да и вблизи онъ ничего не представляетъ привлекательнаго, онъ течетъ между двумя отвѣсными голыми стѣнами. Вмѣсто прозрачной воды не только въ ручьяхъ, но даже въ значительныхъ рѣкахъ течетъ гуща шоколаднаго цвѣта. Небо подернуто мглой отъ лёсовой пыли, поднятой вѣтрами, и солнце всходитъ надъ горизонтомъ безъ блеска, въ видѣ мѣднаго не вычищеннаго таза. Та же мгла застилаетъ отъ васъ и горы, лишая рѣзкости ихъ очертанія и уничтожая послѣдніе остатки различія въ цвѣтахъ.
   Какъ только мы выбрались на вершину, такъ сейчасъ же увидѣли долину р. Тао-хэ, или, вѣрнѣе, горы по ту сторону долины. До долины было еще такъ далеко, что мы ѣхали весь остальной день до вечера и, все-таки, до нея не доѣхали, а остановились на ночлегъ въ деревнѣ Маньпинъ, въ 20 ли отъ Тао-хэ. При въѣздѣ въ деревню насъ поразило одно обстоятельство: на многихъ воротахъ были водружены большіе флаги; древко такого флага имѣло около метра длины; полотно прикрѣплено къ древку не короткимъ, а длиннымъ бокомъ, такъ что флагъ своею формою напоминаетъ китайскій поварской ножъ. На вершинѣ древка лежачій полумѣсяцъ, въ которомъ покоится кружокъ. Деревня походила на какой-то приморскій портъ, обитаемый множествомъ консуловъ. На наши разспросы по поводу этихъ флаговъ намъ разсказали, что это деревня, исповѣдующая буддизмъ, и что флаги поставлены по совѣту ламъ. Они ставятся во избѣжаніе какой нибудь напасти. Буддійскую китайскую деревню намъ доводилось видѣть впервые. Мы видѣли китайскіе буддійскіе монастыри, по чтобъ вся`деревня исповѣдовала буддизмъ, это мы видѣли только въ Монголіи; китайскую же буддійскую деревню мы не только увидѣли впервые, но даже впервые здѣсь услышали, что такая есть. Въ деревнѣ Маньпинъ нашъ ночлегъ былъ самый комфортабельный изъ всѣхъ. Здѣсь мы нашли маленькій, чистенькій дворъ, чистенькую и убранную кое-какой мебелью фанзу и теплый канъ.
   На слѣдующій день мы выѣхали въ 7 часовъ утра и въ 9 подъѣхали къ р. Тао-хэ. Мы увидѣли картину, какой давно уже не видали. Мощная рѣка быстро неслась подъ отвѣснымъ яромъ саженъ въ 7 или 10 высоты. Наши животныя должны были но крутому спуску сойдти къ его подножію и, такъ сказать, прямо съ вершины яра падать на платформу парома. Паромъ движется по канату, перетянутому съ одного берега на другой. Выше парома яръ или утесъ еще отвѣснѣе и прямо поднимается изъ воды; къ этому утесу были прикрѣплены на канатахъ три или четыре плавучія мельницы, неуклюжія и ветхія сооруженія. На другомъ берегу рѣки было видно плоское пространство версты въ двѣ ширины, покрытое садами, среди которыхъ виднѣлся городокъ Таованьченъ, а за нимъ тотчасъ опять поднимались горы.
   Только что мы помѣстились на паромѣ и рулевой сталъ къ рулю, какъ раздались шумъ и крикъ; вскорѣ я разслышалъ слова: "изъ Пекина пришелъ бичикъ" (письмо), и моментально понялъ, что крики относились ко мнѣ. Тогда же я замѣтилъ на берегу мула и китайца, сидящаго на корточкахъ и что-то развязывающаго. По лицу я узналъ китайца Гюо, котораго мы наняли въ Ланъ-чжеу въ проводники М. М. Березовскому до города Хойсяна. Дѣйствительно мнѣ подали толстый пакетъ, въ которомъ я нашелъ газеты и письма изъ Пекина, Тяньцзина и Петербурга. Л. И. Скасси, получивъ пакетъ изъ Ланъ-чжеускаго ямина, послалъ его съ Гюо въ слѣдъ за мною. Въ маленькой припискѣ оставленные мною въ Ланѣчжеу друзья просили сообщить, что новаго пишутъ мнѣ изъ Петербурга. Къ сожалѣнію, я не могъ ничего имъ на этотъ разъ написать, кромѣ того, что получилъ письма и сижу на паромѣ на рѣкѣ Тао-хэ. Пока мы плыли по быстрой рѣкѣ, я успѣлъ пробѣжать только одно письмо. Больше времени оказалось, когда мы пристали къ другому берегу. Пока наши возчики стаскивали вьюки съ парома на берегъ, мы не теряли времени и вновь начали рвать конверты и читать письма. Сейчасъ же вокругъ насъ собралась толпа зѣвакъ, которые окружили насъ тѣснымъ кругомъ и слѣдили, какъ мы водимъ глазами по строчкамъ. Чтобъ показать толпѣ, что намъ не нравится ея присутствіе, мы прекращали чтеніе и уходили на пустое мѣсто; но какъ только я начиналъ чтеніе, толпа вновь окружала насъ.

(Продолженіе будетъ).

"Восточное Обозрѣніе", No 24, 1885

   

ПУТЕШЕСТВІЕ ПО КИТАЮ Г. Н. ПОТАНИНА.

(Продолженіе).

   Вьюки были положены на животныхъ, намъ подвели муловъ и мы должны были сѣсть на нихъ, оставивъ половину писемъ недочитанными. Какъ хотѣлось поскорѣе доѣхать до ночлега и узнать, что еще намъ пишутъ! Отъ самаго Пекина, втеченіе 6 мѣсяцевъ, мы не получали никакихъ извѣстій, ни писемъ, ни газетъ. Въ Бороболгасупѣ (въ Ордосѣ) и въ Ланъ-чжеу мы нашли бельгійскія газеты, но это были миссіонерскіе органы съ очень бѣднымъ политическимъ отдѣломъ, въ которомъ имя Россіи ни разу не было упомянуто. При томъ эти органы издаются въ Бельгіи, такъ что новости запаздываютъ мѣсяца на два, и мы только теперь узнали изъ пекинскихъ писемъ о дѣйствіяхъ адмирала Курбе подъ Фучжеу.
   Пересѣкши городокъ Тао-ванъ-чемъ по одной изъ его неглавныхъ улицъ, мы опять начали подниматься на горы. Дорога идетъ косогоромъ, параллельно долинѣ. Съ высоты, на которую она взбирается, городъ былъ видѣнъ, какъ на блюдечкѣ; можно было пересчитать въ городѣ всѣ его домы и въ окрестныхъ садахъ деревья. Въ восточномъ концѣ города была видна кумирня, кажется, единственная, съ высокой башней. Въ одномъ мѣстѣ дорога, или, скорѣе, тропинка, проходитъ черезъ тоннель. Только что было наши передовые мулы приблизились къ тоннелю, какъ изъ него показался встрѣчный караванъ на мулахъ. И тѣ, и другіе остановились и начался споръ. Одинъ изъ нашихъ солдатъ стоялъ тутъ же, но безмолствовалъ. Я былъ сзади муловъ, которые запрудили узкую тропинку. Я хотѣлъ было попробовать пробраться впередъ и сказать солдату, чтобы онъ рѣшалъ скорѣе споръ по мѣстнымъ обычаямъ; обыкновенно въ такихъ исключительныхъ мѣстахъ возчики должны посылать человѣка впередъ, но ни съ той, ни съ другой стороны этого не было сдѣлано, и кто правъ, кто виноватъ, было неизвѣстно. Пролѣзть около муловъ впередъ было невозможно, и я долженъ былъ спуститься на дно оврага и по другой тропинкѣ подняться прямо къ тоннелю. Тропинка была такъ крута, что я часто падалъ на четвереньки и подвигался медленно. Но не успѣлъ я подняться, какъ встрѣчные возчики заворотили своихъ муловъ назадъ и очистили тоннель. Тоннель оказался только въ нѣсколько саженъ длиной; онъ прорытъ въ лёсѣ. За тоннелемъ дорога продолжалась въ томъ же направленіи; видъ былъ тотъ же съ долиной Тао-хэ подъ ногами и съ городомъ, какъ на блюдечкѣ. Лёсъ лежитъ здѣсь на красныхъ песчаникахъ, которые на днѣ долины совершенно обнажены; да и въ боковыхъ долинахъ видны тѣ же песчаники; поэтому въ обширной картинѣ, которую представляла долина Тао-хэ, преобладающій цвѣтъ былъ красный. Выше тоннеля мы проѣхали черезъ амбразуру, глубоко врѣзанную въ лёсѣ; это то же, можетъ быть, былъ тоннель, но потолокъ его обвалился и тоннель преобразовался въ амбразуру. Такихъ амбразуръ потомъ мы проѣхали не одну.
   Поднявшись на значительную высоту, дорога идетъ по гребню хребта, то переходя на его лѣвый бокъ, то на правый. Съ той и другой стороны глазамъ представлялись глубокія долины, на днѣ окрашенныя въ яркій красный цвѣтъ, а вверху въ сѣро-желтый. Здѣсь опять явились терраспрованныя горы, вавилонскія башни, однѣ -- рисующіяся на голубомъ небѣ съ одинокимъ почти всегда деревомъ на вершинѣ, другія -- опущенныя на дно долины; въ послѣднемъ случаѣ было видно, какъ на планѣ, на самой вершинѣ горы фанзу съ дворикомъ и кладями хлѣба на гумнѣ. Иногда разомъ было видно деревенекъ до пяти; одни въ полугорѣ, другія ближе къ вершинѣ горъ, третьи ближе къ дну долины. Вдоль дороги, не смотря на то, что она проходитъ по гребню хребта, также то и дѣло попадались деревеньки или фанзы.
   Къ вечеру мы достигли деревни Солоба. Эта деревенька расположена амфитеатромъ въ самой вершинѣ одной изъ долинъ. направляющихся уже не въ Тао-хэ, а въ болѣе западную рѣку, которая на нашихъ картахъ значится подъ именемъ Да-ея-хэ. Деревенька утопаетъ въ деревьяхъ и лѣтомъ, вѣроятно, живописна. Жители ея широнгольцы, но не буддисты, а мусульмане. Они собрались толпой подъ нашимъ открытымъ окномъ. Одѣты они были покитански, по говоръ обличалъ, что это не китайцы. Часто слышался чистый, не картавый р, и въ скороговоркѣ языкъ напоминалъ скорѣе всего татарскій. Нашъ Очиръ былъ смущенъ этой новостью; онъ не понималъ ихъ, когда они говорили не покитайски, а по-своему. Въ толпѣ явился, между прочимъ, и мулла, какъ оказалось, Измаилъ по имени.
   На слѣдующій день около часу пополудни мы подъѣхали къ рѣкѣ Да-ея-хэ; она меньше Тао-хэ, по быстрѣе, или, по крайней мѣрѣ, шумнѣе; отъ неровностей дна по ней ходятъ бугры и летятъ брызги, какъ вообще у горныхъ рѣкъ. Привыкшему къ прозрачнымъ горнымъ рѣкамъ странно смотрѣть на Да-ея-хэ, клокочущая вода которой густо окрашена лёсомъ; она походитъ на тотъ мутный потокъ, въ какой наши сибирскія таёжныя рѣчки превращаются послѣ того, какъ минуютъ промывальную машину. Мы и наши вьюки перешли черезъ рѣку по деревянному горбатому мостику, прикрытому крышей. За рѣкой разстилается широкая долина, на которой стоитъ городъ Хэчжеу. Мы въѣхали въ него около 2 часовъ пополудни.
   Подобно большинству городовъ здѣшней области, Хэчжеу пострадалъ отъ мусульманскаго возстанія, и болѣе чѣмъ на половину состоитъ изъ пустырей. Сначала насъ привели было въ дянъ {Постоялый дворъ.}, гдѣ свободною была одна такая маленькая комната, что помѣститься въ ней съ нашими вещами не было возможности. Намъ показали въ томъ же дянѣ другую болѣе обширную комнату, но она была уже занята какимъ-то проѣзжающимъ мандариномъ; хозяинъ дяна увѣрялъ, что мандаринъ уступитъ эту комнату намъ, но нужно подождать -- безъ самого мандарина онъ не рѣшается перенести его вещи въ другое помѣщеніе. Рѣшеніе вопроса надо было оставить до возвращенія мандарина, а когда мандаринъ вернется -- не было извѣстно. Мы уже было рѣшились примириться съ своимъ положеніемъ, какъ возчики объявили намъ, что они нашли для насъ другой дянъ. Этотъ новый дянъ находился всего черезъ улицу; въ немъ, кромѣ хозяйской семьи, никого не было, и для насъ нашлась просторная комната.
   Здѣсь намъ предстояло разсчитать нашихъ возчиковъ, такъ какъ они были наняты только до Хэчжеу, и нанимать новыхъ. Но такъ какъ почти всѣ они были здѣшніе крестьяне, то нанимать пришлось бы между ними же. Въ тотъ же вечеръ, какъ мы прибыли въ Хэчжеу, они пришли къ намъ съ предложеніемъ везти насъ далѣе. Мы сдѣлали съ ними новую ряду. Когда уже былъ выданъ имъ задатокъ, они пришли съ просьбой позволить имъ здѣсь одѣться по-зимнему, т. е. сшить новое зимнее платье, а на это надо было два дня, говорили они, такъ какъ только одинъ изъ нихъ былъ изъ города Хэчжеу, другіе же изъ сосѣднихъ деревень. Они жаловались, что у нихъ нѣтъ ни теплыхъ панталонъ, ни теплаго верхняго платья. Дѣйствительно, они были одѣты плохо; особенно былъ картинно-бѣдно одѣтъ молодой парень, который былъ родомъ изъ Хэчжеу; туловище его было закутано въ какія-то лохмотья, а на голову, вмѣсто шапки, была намотана въ видѣ тюрбана рваная тряпица. Не смотря на то, онъ во всю дорогу распѣвалъ мѣстныя пѣсни. Здѣшніе китайцы имѣютъ свои мѣстныя пѣсни, что встрѣтите не вездѣ въ Китаѣ. Въ другихъ мѣстахъ крестьяне распѣваютъ только однѣ театральныя аріи.
   Конечно, пришлось согласиться съ ними и примириться съ двухдневной скукой въ хэчжеускомъ дянѣ. Возчики разъѣхались.
   Для хэчжеусскихъ жителей европейцы были небывалой новостью, и потому собралась большая толпа зрителей какъ на нашемъ дворѣ, такъ и на крышахъ сосѣднихъ домовъ. Пока толпа стоить въ отдаленіи, она не мѣшаетъ; но въ ней всегда найдутся отдѣльные люди, которые не въ состояніи преодолѣть желаніе взглянуть на диковинку поближе. Нѣкоторые смѣльчаки подходятъ къ окнамъ и къ двери, протыкаютъ въ оконной бумагѣ отверстія или просто сдираютъ бумагу, растворяютъ двери, даже входятъ въ фанзу; громко разговариваютъ и смѣются. Сначала мы старались спокойно переносить это, но потомъ толпа стала надоѣдать намъ. Я вышелъ, чтобъ приказать солдату вывести толпу за ворота. Но старикъ Санданъ Джимба объяснилъ мнѣ, что солдаты паши изъ Ланъ-чжеу и что хэчжеусская толпа ихъ не послушается. Тогда я послалъ старика въ ямынь просить прислать мѣстнаго солдата. Старикъ очень былъ радъ этому порученію, потому что онъ любитъ пошляться по городскимъ улицамъ и скучаетъ, сидя на одномъ мѣстѣ. Онъ ушелъ и провалился на нѣсколько часовъ. Такимъ образомъ мы лишились и послѣдней защиты отъ толпы.
   Вернувшійся Сандапъ Джимба сказалъ, что солдаты будутъ даны, но это обѣщаніе такъ и осталось обѣщаніемъ. И на другой, и на третій день мы были по волѣ или нераспорядительности хэчжеусскаго мандарина отданы съ головой хэчжеуской толпѣ. Наше положеніе вдвойнѣ, можетъ быть, было усугублено тѣмъ, что въ это время въ Хэчжеу справляли праздникъ; готовилась процессія, которая должна была пронести по городу носилки съ идоломъ Чанъ-го-ѣ. Это обстоятельство привлекло въ городъ крестьянъ изъ сосѣднихъ деревень и, можетъ быть, полицейскіе солдаты понадобились для присутствованія при процессіи.
   Ни увѣщанія Сандана Джимбы, ни увѣщанія хозяина дяна не дѣйствовали на собиравшуюся около насъ толпу. Приходилось мнѣ самому водворять тишину; какъ только я выходилъ, мальчишки, которые всегда были зачинщиками въ сдираніи бумаги съ оконъ, первые бросались въ разсыпную; за ними вслѣдъ заколышется и взрослая толпа. Досаднѣе всего то, что она состояла не изъ однихъ простолюдиновъ; любопытство тѣхъ и простительнѣе, да и сносить его легче, потому что они, хотя и грубы, по уступчивы.
   Но нерѣдко въ толпѣ появлялись лица, хорошо одѣтыя; когда толпа, по моему приглашенію выйдти, поворачивала къ воротамъ, эти франты обыкновенно оставались на мѣстѣ. Увидѣвъ однажды въ окно разодѣтаго франта въ шелковой голубой курмѣ и въ золотыхъ очкахъ, я намѣтилъ его своей жертвой. Только я вышелъ изъ дверей, какъ толпа тотчасъ же двинулась къ воротамъ, очкопосецъ же остался на мѣстѣ. Я подошелъ къ нему, взялъ его сзади за плечи, повернулъ къ воротамъ и повелъ. Такимъ образомъ толпа впереди, а въ хвостѣ ея очкопосецъ и я, держась за его плечи, прошли черезъ весь дворъ вплоть до воротъ. Китаецъ что-то говорилъ, но я не понималъ его; понятнѣе для меня было выраженіе на его лицѣ и его жестикуляція. Онъ осанисто озиралъ толпу, шедшую и справа и слѣва отъ насъ, и какъ будто говорилъ: "Однако! На что же это похоже! Да это ни на что не похоже! Вотъ такъ обращеніе! Вотъ тебѣ и Европа! Вотъ тебѣ и европейцы"!
   Когда читаешь о китайцахъ, ихъ исторіи, ихъ философахъ, о заслугахъ китайскаго народа, оказанныхъ имъ человѣческой культурѣ, и когда потомъ встрѣчаешься съ живыми китайцами, не съ одними и тѣми же чувствами относишься къ древнимъ и современнымъ китайцамъ. Сохранить то уваженіе, которое получилъ вслѣдствіе чтенія къ генію древняго Китая, ужасно становится трудно, когда столкнешься съ живыми, современными китайцами; въ этихъ послѣднихъ ничего не находишь, кромѣ чертъ для насъ, европейцевъ, антипатичныхъ. Прежде всего бросается въ глаза ихъ грязная нравственность и отсутствіе высокихъ страстей. Простой народъ въ Китаѣ, можетъ быть, ни выше, ни ниже, чѣмъ въ другихъ странахъ, по о тѣхъ сословіяхъ, что стоятъ выше народа, нельзя сказать того же. Того средняго класса, который въ Европѣ служитъ главнымъ носителемъ честныхъ и умѣренныхъ нравовъ, въ Китаѣ не существуетъ. У нихъ нѣтъ ничего похожаго на нашу литературу, проповѣди которой, можетъ быть, не уважаемыя въ слояхъ, выше стоящихъ, въ среднемъ классѣ служатъ закономъ, глубоко проводимымъ въ самую жизнь и поддержкой для честныхъ людей въ ихъ борьбѣ съ общественными и народными недостатками. Отдѣльное лицо въ Китаѣ не можетъ имѣть сознанія, что оно малое звѣно въ большой арміи честныхъ борцовъ; оно, напротивъ, сознаетъ и не ошибается, что его отдѣльныя усилія такъ отдѣльными всегда и останутся. Выше себя оно не видитъ ничего, кромѣ мандариновъ и богатыхъ купцовъ, для которыхъ нѣтъ другаго закона, кромѣ личныхъ удовольствіи. Это отсутствіе воспитательнаго класса, стоящаго на стражѣ честности и гражданственности, дѣлаетъ общественную и частную жизнь въ Китаѣ жалкой и омерзительной. Къ такому положенію дѣла, можетъ быть, привела только исторія послѣдняго времени. Намъ отъ одного изъ знатоковъ Китая довелось слышать, что Китай замеръ со времени династіи Сунъ, а до того онъ жилъ и прогрессировалъ. Не потому ли, что до этой эпохи онъ не составлялъ одной имперіи, а былъ раздѣленъ на два или болѣе отдѣльныхъ государствъ? Является династія Юань и объединяетъ Китай, побѣдивъ обѣ династіи, Цинь и Сунъ, которыя до той норы раздѣляли между собой обладаніе Китаемъ. И вмѣстѣ съ тѣмъ прекращается умственная жизнь народа, а общественная жизиг, подъ гнетомъ деспотически-бюрократическаго строя высшихъ классовъ, глохнетъ и принимаетъ тѣ непріятныя формы, на которыя жалуются всѣ европейскіе путешественники.
   Надо сознаться, впрочемъ, что китайская толпа самая мирная въ свѣтѣ. Она выводитъ иностраннаго путешественника изъ терпѣнія своимъ любопытствомъ, по за то и сама переноситъ обиды съ терпѣніемъ. При знаніи языка, кажется, въ ней самой можно было бы находить средства для дисциплины. Нашъ компрадоръ Ли, провожавшій насъ отъ Пекина до Ордоса, иногда однимъ жестомъ руки, не слѣзая съ своего мула, останавливалъ на серединѣ пути бѣгущую смотрѣть на насъ толпу. Напротивъ, полицейскіе солдаты часто оказывались не въ силахъ остановить ломящуюся въ наши ворота толпу. Они при видѣ толпы пасовали, прятались, а если и выходили передъ нею съ своими бичами, то хлестали послѣдними по землѣ или по сосѣднимъ стѣнамъ. Китайская толпа, мы сказали, самая мирная въ свѣтѣ,-- она въ то же время и самая смѣлая, можетъ быть. Путешественники по Внутреннему Китаю разсказываютъ, что крестьянскія общины въ Китаѣ настоящія маленькія республики; они имѣютъ своихъ выборныхъ чиновъ, которые завѣдываютъ общинными дѣлами, мандарины же въ эти дѣла не вмѣшиваются. Они только слѣдятъ, чтобъ въ назначенный срокъ правильно являлся въ городъ изъ общины сборщикъ податей и приносилъ опредѣлениную сумму денегъ. Китайское правительство примирилось съ такой независимостью общинъ и наложило главную тягость податей на торговое сословіе; нигдѣ, можетъ быть" крестьянское сословіе не отбилось такъ отъ руки своего правительства, какъ въ Китаѣ; разсказываютъ о легкости, съ которою китайское населеніе поднимается бунтовать; вѣроятно, это происходитъ не отъ характера расы, а именно отъ этого положенія крестьянства. Дерзость массы есть общее правило деспотически-демократическаго строя. Мандарины смотрятъ на это, какъ на неустранимое положеніе вещей, мирятся съ своимъ непрочнымъ положеніемъ и только торопятся пожить въ удовольствіи, предоставляя массѣ прозябать въ невѣжествѣ, которое въ настоящее время есть залогъ благополучія высшихъ классовъ въ Китаѣ.

(Продолженіе будетъ).

"Восточное Обозрѣніе", No 25, 1885

   

ПУТЕШЕСТВІЕ ПО КИТАЮ Г. Н. ПОТАНИНА *).

*) См. "Восточное Обозрѣніе", No 25, на нынѣшній годъ.

   8-го ноября мы должны были оставить Хэчжеу. Наши возчики собрались, но не ранѣе обѣда. Они дѣйствительно всѣ одѣлись заново. Особенно блисталъ тотъ молодой парень, который ранѣе щеголялъ въ рубищѣ. На головѣ у него появился совершенно новый тюрбанъ; на плечахъ новая стёганая курма, на ногахъ только что сшитые синіе панталоны; талья была схвачена коричневымъ кушакомъ, а на животѣ болтались какіе-то два яркіе кошеля, расшитые краснымъ шелкомъ и служившіе, кажется, болѣе для привлеченія вниманія, чѣмъ для какой нибудь надобности. Тронулись мы въ половинѣ втораго пополудни. Въ городѣ знали, что мы выѣзжаемъ, и потому часа за три до нашего отъѣзда собралась толпа и наполнила весь дворъ. Передъ тѣмъ, какъ начать вьючку, этой толпѣ предложили очистить дворъ, и она безъ сопротивленія вышла на улицу и тамъ ожидала до тѣхъ поръ, пока мы, наконецъ, не тронулись въ путь. За четверть часа до нашего выѣзда по городу прошла процессія съ идоломъ Чанъ-го-ѣ, и вся публика, сопровождавшая ее, тоже, кажется, сѣла противъ нашихъ воротъ, предоставивъ божеству доканчивать свой путь въ кумирню въ компаніи съ одними носильщиками. Знаменщики приставили свои знамена къ заборамъ и смѣшались съ толпой зрителей; то же самое сдѣлали и тѣ члены процессіи, которые шли съ желѣзами или деревянными колодками на шеѣ.
   Дорога наша пролегала вверхъ по долинѣ рѣки Дасяхэ вплоть до ночлега, т. е. до деревни Шонъ-чи. Смерклось прежде, чѣмъ мы подъѣхали, такъ что послѣднюю ли {Ли = 1/2 версты.} мы сдѣлали въ темнотѣ. Возчики, можетъ быть, довольные, что нашли хорошій заработокъ и не остались на зиму безъ денегъ, всю дорогу пѣли пѣсни и только перестали передъ самой деревней, гдѣ намъ пришлось спускаться въ оврагъ, по дну котораго лилась горная рѣчка. Шумъ воды, крики возчиковъ, силуэты которыхъ обрисовывались только, когда они всходили на ледъ, лежавшій уже по берегамъ рѣчки, и, наконецъ, элегическій звонъ колокола, раздававшійся изъ кумирни, стоявшей на вершинѣ высокой горы надъ самой рѣчкой,-- все это продолжалось нѣсколько минутъ, и затѣмъ мы въѣхали въ большую китайскую деревню. Здѣсь опять была возня съ помѣщеніемъ. Изъ Хэчжеу намъ опять дали трехъ новыхъ солдатъ, и одинъ изъ нихъ привелъ нашъ караванъ, если не въ свой собственный домъ, то, вѣроятно, къ своему родственнику. Домъ этотъ когда-то былъ богатъ и постройки были обширны, но потомъ хозяйство пришло въ упадокъ и постоялый дворъ представлялъ очень живописныя, но не комфортабельныя развалины. Въ одномъ мѣстѣ цѣлый уголъ стѣны внизу выкрошился и образовалась огромная темная пасть, а верхнія части стѣны и крыша все еще не падали и висѣли въ воздухѣ; черепица на всѣхъ крышахъ разъѣхалась и старую симметрію замѣнили капризныя и внезапныя линіи; зданіе въ заднемъ концѣ двора, обыкновенно самой парадной части всего заведенія, не годилось больше ни на что, какъ только сдѣлать изъ него конюшню для муловъ. Указали намъ одну комнату; она была похожа на сарай; привели къ другой; эта была похожа на погребъ; наконецъ, спросили насъ: не желаемъ ли мы помѣститься въ кухнѣ рядомъ съ очагомъ? Послѣ долгихъ разсужденій, наконецъ, уступили намъ ту комнату, въ которой жило семейство хозяина. Это была огромная и холодная комната, на половину заваленная ящиками и разнымъ домашнимъ хламомъ, но здѣсь былъ, по крайней мѣрѣ, теплый какъ. Сначала мы досадовали на солдата, котораго подозрѣвали въ намѣреніи эксплоатировать насъ, но потомъ въ дальнѣйшемъ пути онѣ намъ поправился. Онъ былъ очень тщедушный, казался жалкой курицей, не смотря на то, что китайскій покрой платья маскируетъ формы тѣла, и очень уставалъ дорогой. Надо сказать, что солдаты должны были идти пѣшкомъ, такъ какъ китайское начальство прогоновъ имъ не выдавало. Когда я сходилъ съ своего мула, этотъ солдатъ всегда садился на него и отдыхалъ. Тѣмъ не менѣе, онъ былъ всегда въ хорошемъ настроеніи духа и какъ только слѣзалъ съ мула, чтобъ уступить его мнѣ, запѣвалъ мѣстную пѣсню, которую тотчасъ же подхватывали возчики, шедшіе впереди. Другой солдатъ былъ боленъ чахоткой, постоянно кашлялъ и по приходѣ на ночлегъ чувствовалъ еще большую усталось, чѣмъ его товарищъ. Онъ до такой степени былъ молчаливъ и такъ мало принималъ участія въ нашихъ дѣлахъ, что я во всю дорогу думалъ, что онъ просто пристроившійся къ каравану посторонній путникъ, а что онъ тоже одинъ изъ нашихъ солдатъ, я узналъ только тогда, когда поднялся вопросъ о вознагражденіи солдатъ деньгами за дорожныя услуги.
   Весь слѣдующій день мы ѣхали вдоль долины рѣки Дасяхэ; въ нижней части она довольно широка и только близь самой вершины съуживается и, наконецъ, превращается въ ущелье. Въ широкой части ея было видно много китайскихъ деревень; встрѣчались также буддійскіе монастыри. Здѣсь намъ начали встрѣчаться салары, ѣдущіе въ Хэчжеу продавать шерсть и войлоки. Тщедушный солдатъ отличался во всю дорогу предупредительностью и указывала, мнѣ на всѣ замѣчательныя мѣста, мимо которыхъ приходилось ѣхать; онъ же первый указалъ мнѣ и на первую группу Сахаровъ, которая намъ встрѣтилась. Въ ней я замѣтилъ старика съ сѣдой бородой и въ теплой шапкѣ съ отвороченными бараньими полями; съ нимъ шла женщина; на головѣ ея былъ повязанъ бѣлый лоскутъ, что дѣлало ее похожею на киргизку въ джавлукѣ; на плечи въ накидку былъ наброшенъ синій плащъ, отороченный бѣлой лентой. Широкій плащъ развѣвался въ воздухѣ и не скрывалъ ногъ, которыя были одѣты въ широкіе шаровары. Я подъѣхалъ къ саларамъ и попросилъ ихъ что нибудь сказать на ихъ языкѣ. Старикъ спросилъ меня: "Лоѣ! кала на гуре"? Въ этой фразѣ я понялъ только одно китайское "лоѣ", т. е. господинъ. Не будучи знакомъ съ южными турецкими нарѣчіями, я уже подумалъ, что салары вовсе не турки, а какое-то другое, можетъ быть, тангутское племя, съ языкомъ котораго я также вовсе незнакомъ. Однако, позднѣйшее знакомство убѣдило меня, что салары -- турки, и притомъ удивительно хорошо сохранившіе свой языкъ среди чуждой страны.
   Тамъ, гдѣ долина съуживается въ ущелье, населеніе прекращается и начинается пустыня. Оба бока ущелья густо покрыты кустарниками. Въ самой вершинѣ ущелья, гдѣ начинается крутой подъемъ на перевалъ, мы нашли три китайскія хижины, которыя походили на альпійскія хижины Швейцаріи, тѣмъ, что ихъ крыши были также придавлены камнями. Въ этихъ хижинахъ живутъ китайцы, нанятые хэчжеускимъ начальствомъ; они за извѣстную плату должны содержать здѣсь лошадей и давать ихъ подъ съѣздъ мандариновъ или солдатъ, отправляемыхъ съ почтой. Житье этихъ альпійцевъ, повидимому, нищенское; ущелье здѣсь было такъ узко, что не нашлось ровнаго мѣста для зданія въ 3 сажени шириной, и оно поставлено на искусственной насыпи. Въ хижину вели большія ворота, которыя неплотно припирались. Подъ крышей были повсюду видны щели. Семья содержателя этого дяпа пріютилась въ одномъ концѣ этого сарая, а въ другомъ концѣ его былъ широкій капъ, который былъ предоставленъ намъ. За неимѣніемъ другаго помѣщенія, вся наша компанія: я съ женой, наши слуги, возчики и солдаты,-- должна была улечься на одномъ канѣ.
   На другой день мы начали подниматься на перевалъ. На перевалѣ къ намъ примкнулъ шедшій откуда-то пѣшкомъ саларъ. Идя рядомъ съ нимъ, я началъ спрашивать у него названія животныхъ посаларски и тутъ убѣдился, что салары говорятъ потурецки.
   Съ перевала открывался видъ на другую долину, въ которой течетъ рѣчка, вверху называемая Читай. Въ верхней части этой долины живутъ осѣдлые тангуты, а вся нижняя часть занята сплошнымъ саларскимъ населеніемъ. Я настаивалъ, чтобы возчики остановились на ночлегъ въ саларской деревнѣ и въ дянѣ, который содержалъ бы саларъ. Тутъ я хотѣлъ провести цѣлый день, чтобы составить списокъ саларскихъ словъ. Дянъ, содержимый саларомъ, оказалось, находится не ближе саларской деревни Пей-чжуань, до которой мы и добрались.
   Когда чай нашъ былъ готовъ, я пригласилъ хозяина дяна. Онъ охотно отвѣчалъ на мои вопросы, и мой списокъ началъ подвигаться впередъ; по вечеромъ, когда хозяинъ узналъ, что я намѣренъ у него остаться на весь завтрашній день, началъ упрашивать меня, чтобы я поѣхалъ далѣе. Такое желаніе свое онъ объяснялъ тѣмъ, что у него въ семьѣ трое больныхъ и, кромѣ того, на дорогѣ въ Хэчжеу заболѣлъ еще одинъ его сынъ и завтра онъ долженъ за нимъ поѣхать. Я сначала подумалъ, что правы китайцы, которые говорили, что салары недружелюбный народъ, но хозяинъ повелъ насъ въ сосѣднюю комнату и показалъ трехъ человѣкъ, женщину и двухъ мальчиковъ, лежавшихъ въ жару. Нечего было дѣлать, переночевавъ здѣсь, на другой день мы отправились далѣе. Хозяинъ этого дяпа сказалъ, что впереди въ большой деревнѣ Шихэ, сплошь населенной саларами, есть очень приличный дянъ. Мы порѣшили ѣхать въ Шихэ и тамъ остаться на день.

(Продолженіе будетъ).

"Восточное Обозрѣніе", No 26, 1885

   

ПУТЕШЕСТВІЕ ПО КИТАЮ Г. Н. ПОТАНИНА *).

*) См. "Вост. Обозр.", No 26.

   Отъ Шихэ до города Сюнъ-хуа-тина всего 5 верстъ, и я боялся, чтобъ возчики не провезли меня мимо Шихэ. Для нихъ и выгоднѣе, и пріятнѣе было остановиться въ китайскомъ городѣ, для меня же послѣдній не представлялъ никакого интереса. Долина, по которой мы ѣхали внизъ, была густо населена; то и дѣло встрѣчались салкрскія деревни, и я о каждой спрашивалъ: "не Шихэ ли это"? Но Шихэ все была впереди.
   Дорога повертываетъ налѣво и пересѣкаетъ долину. Мы переходимъ черезъ горную рѣчку, несущуюся по дну долины,-- по деревянному мостику, угрожающему по ветхости упасть въ воду. Мулы переходятъ рѣку въ бродъ. На другомъ берегу снова поднимаемся на террасу, и передъ нами открывается новый видъ: долина, по которой мы ѣхали, соединяется съ другой, по которой протекаетъ Жолтая рѣка; выше соединенія эта большая рѣка течетъ въ тѣснинѣ, а ниже расширяется въ просторную котловину, на серединѣ которой виднѣется городокъ Сюнъ-хуа-тинъ. Терраса, по которой мы ѣдемъ, обрывается къ Сюнъ-хуа-тинской котловинѣ крутымъ спускомъ, и въ началѣ самаго спуска мы видимъ 5--6 фанзъ, у которыхъ видны намъ, впрочемъ, только ихъ крыши. Гдѣ же Шихэ? Говорятъ, эти 5--6 фанзъ и есть Шихэ. Я подумалъ, опять несчастіе! Придется прожить опредѣленный на занятія съ саларами день въ бѣдной безлюдной деревнюшкѣ. Между тѣмъ, мулы уже скрылись между фанзами. Я опять заподозрилъ возчиковъ, что они хотятъ протащить меня въ Сюнъ-хуа-тинъ и послалъ Санданъ Джимбу впередъ съ приказомъ, каковъ бы ни былъ дянъ, хорошъ ли, худъ ли, остановиться въ Шихэ. Спускаясь по круто сбѣгавшей внизъ кривой улицѣ, я убѣдился, что Шихэ не такъ мала, какъ показалось сверху. Весь косогоръ былъ покрытъ фанзами, а сверху были видны только верхнія жилища. Дянъ оказался очень просторнымъ и чистымъ; его содержалъ мѣстный ахунъ. Намъ отвели большую комнату съ теплымъ каномъ.
   Семейство содержателя дяна оказалось состоящимъ изъ старика и старухи и ихъ трехъ женатыхъ сыновей. Во дворѣ было много женщинъ и дѣтей. Старикъ былъ уже очень ветхъ и, большею частью, безмолвно сидѣлъ около жаровни, по старушка была еще свѣжа и въ молодости, вѣроятно, была красива. Молодые люди отнеслись къ намъ очень благосклонно; съ утра до вечера къ вамъ набирался народъ, который очень охотно съ нами разговаривалъ. На другой день ко мнѣ явились послы отъ сюнъ-хуа-тинскаго мандарина. Онъ прислалъ мнѣ въ подарокъ двухъ живыхъ курицъ, живую утку, узелокъ рису и фляжку водки. При этомъ послы сказали, что если я самъ не поѣду въ городъ, то не могу ли я, по крайней мѣрѣ, прислать къ мандарину старика Санданъ Джимбу. Эта любезность со стороны мандарина обязывала меня на завтра поѣхать въ Сюнъ-хуа-тинъ и отдарить мандарина. Вратъ ахуна взялся быть нашимъ проводникомъ. Въ сопровожденіи его и Санданъ Джимбы я отправился въ городъ. Дорога была ровная по правому берегу Жолтой рѣки. Городокъ Сюнъ-хуа-тинъ очень маленькій, домовъ не болѣе сотни. Квартира мандарина была на главной улицѣ; ее сразу можно было узнать по мачтамъ и по тигру, нарисованному на стѣнѣ. У воротъ лежали на землѣ четыре человѣка въ колодкахъ на шеѣ. Мандаринъ г. Фанъ былъ человѣкъ среднихъ лѣтъ и средняго роста; лицо его было съ легкимъ зеленоватымъ оттѣнкомъ, можетъ быть, отъ куренія опіума, и съ какою-то вдумчивостью въ выраженіи. Онъ встрѣтилъ меня на дворѣ и пригласилъ войдти въ комнату. Здѣсь мы усѣлись на капѣ подлѣ столика. Санданъ Джимба служилъ переводчикомъ. Впрочемъ, разговоръ происходилъ преимущественно между мандариномъ и Санданъ Джимбой, мандаринъ разспрашивалъ о цѣляхъ моего путешествія, о числѣ моихъ спутниковъ, о мѣстѣ, гдѣ я ихъ оставилъ, и Санданъ Джимба отвѣчалъ на все это по своему разумѣнію. Разговоръ этотъ происходилъ такъ быстро, что я едва успѣлъ сдѣлать только одинъ вопросъ мандарину: сколько подъ его начальствомъ находится саларовъ и тангутовъ? Этотъ вопросъ, повидимому, польстилъ мандарину, потому что, кажется, онъ считалъ число своихъ подчиненныхъ очень значительнымъ. Оставивъ въ рукахъ мандаринской прислуги фунтъ сахару, русскія ножницы и бутылку краснаго вина, я простился съ мандариномъ. Но прежде чѣмъ оставить городъ, мы заѣхали еще въ лавку, чтобы размѣнять серебро на чохи, т. е. мѣдныя деньги. При этомъ я замѣтилъ особенность, которая, можетъ быть, характеризуетъ здѣшніе нравы. Входимъ въ одну лавку, говорятъ -- пѣть чоховъ; входимъ въ. другую -- тоже. Наконецъ Санданъ Джимба и братъ ахуна, на лицѣ котораго сначала тоже выразилось удивленіе, усадили меня въ одной лавкѣ въ кресла у прилавка, а сами куда-то ушли. Вся толпа, которая шла за нами отъ дома мандарина, втѣснилась въ лавку и окружила меня. Ее въ особенности интересовали мои невиданные кожаные сапоги. Послѣ мнѣ разсказали, что въ лавкахъ не хотѣли мѣнять, чтобъ не показывать серебра толпѣ.
   Съ нашими саларами мы разстались пріятелями; ахунъ и его братъ просили насъ заѣхать къ нимъ и на будущее лѣто, а старушка наканунѣ нашего отъѣзда полночи не спала, для того, чтобъ испечь намъ три вкусныя булки на дорогу.
   Въ числѣ солдатъ, данныхъ мнѣ въ проводники изъ Сюнъ хуа-тина, одинъ, по имени Кейсы, оказался полезнымъ для меня. Кейсы былъ молодой саларъ; его субтильная фигура съ небольшой головой и не жолтое, а смуглое лицо, имѣли въ себѣ что-то болѣе напоминавшее мнѣ тунгуса, чѣмъ жителя южной Монголіи. Онъ былъ одѣтъ, какъ и всѣ салары, покитайски; на немъ была курма и китайскіе панталоны, у которыхъ сзади "какой-то странный выемъ". Поясъ обтягивалъ его стройную талію. Собственно, онъ не былъ саларъ; онъ говорилъ, что онъ былъ тангутъ съ лѣваго берега Жолтой рѣки, но еще въ раннемъ дѣтствѣ во время мятежа родители его были убиты, и онъ былъ взятъ въ Плѣнъ и воспитанъ въ мусульманскомъ духѣ. Онъ зналъ посаларски и покитайски; роднымъ же языкомъ своимъ считалъ саларскій.

(Продолженіе будетъ).

"Восточное Обозрѣніе", No 27, 1885

   

ПУТЕШЕСТВІЕ ПО КИТАЮ Г. Н. ПОТАНИНА *).

*) См. "Вост. Обозр.", No 27.

   Изъ Саларской земли мнѣ нужно было идти въ мѣстность Сань-чуань, гдѣ я хотѣлъ зимовать. Сюнъ-хуа-тинскій мандаринъ желалъ, чтобъ я туда отправился не прямо, а черезъ города Баянъ-жупъ и Нимбэ. Согласись я на это предложеніе, я долженъ бы провести въ дорогѣ до Сань-чуани шесть дней вмѣсто двухъ. Сколько меня ни убѣждали, и что прямая дорога скверная, и что миновать городъ Нимбэ мнѣ не слѣдуетъ, такъ какъ Сань-чуань принадлежитъ къ вѣдѣнію пимбзскаго мандарина, я наотрѣзъ отказался ѣхать окольной дорогой.
   Дорога вплоть до Сань-чуани шла вдоль тѣснины Жолтой рѣки, иногда поднимаясь высоко на сосѣднія горы, иногда спускаясь къ самой рѣкѣ. Дорога дѣйствительно оказалась трудною; мѣстами тропинка была такъ узка, что мулъ не могъ пройдти и задѣвалъ за скалу вьюкомъ; тогда люди снимали вьюки съ муловъ и несли на рукахъ. Нужно отдать справедливость китайскимъ возчикамъ, что съ ними никогда не бываетъ вздоровъ при разсчетѣ; намъ доводилось мѣнять иногда маршрутъ, причемъ на возчиковъ вы надои, такъ сказать, сверхсмѣтныя работы, а при разсчетѣ они никогда не предъявляли требованія на приплату, какъ это сдѣлали бы наши возчики. Берега Жолтой рѣки здѣсь очень живописны, но они были бы еще красивѣе, если бы стѣсняющія рѣку горы состояли изъ какой нибудь другой породы, а не изъ песчаниковъ и леса. Къ тому же онѣ лишены всякой древесной растительности.
   На половинѣ пути къ Сань-чуани мы остановились на ночлегъ въ саларской деревнѣ Мында. Вся тѣснина до выхода Жолтой рѣки въ Сань-чуапьскую котловину занята саларами, такъ что и на другой день мы видѣли, большею частью, саларскія деревни. Ниже деревни Мында нашъ проводникъ Кейсы указалъ мнѣ на черную скалу на берегу Жолтой рѣки, на которой было видно два котлообразныхъ углубленія. Это слѣды сидѣнья двухъ богатырей Кусеря и Буко. Богатыри хотѣли пройдти на другой берегъ, но не находили средства: Кусерь сѣлъ на скалу, натянулъ лукъ и пустилъ стрѣлу въ рѣку; скала на другомъ берегу разсѣклась, вода сбѣжала въ трещину, дно обнажилось и богатыри переѣхали по сухому дну въ арбѣ. Это сказаніе замѣчательнымъ образомъ сходствуетъ съ алтайскими сказаніями о богатырѣ Сартактай-Кэзэрѣ. И имя богатыря сходно, и имя рѣки: тутъ Хатунъ-голъ (такъ Жолтая рѣка называется помонгольски), тамъ Катунь. Только въ Алтаѣ не разсказывается о разступившейся водѣ, а говорится только, что Кэзэръ строилъ мостъ черезъ Катунь да оставилъ слѣды сидѣнья. Говорится, что онъ и стрѣлялъ въ скалу, но на р. Чуѣ, а не на Катуни. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ онъ не имѣлъ, однако, въ виду разсѣчь рѣку, а хотѣлъ только пробить отверстіе въ скалѣ, которая мѣшала ему идти вдоль берега {Просимъ оо. миссіонеровъ въ Алтаѣ разспросить, нѣтъ ли и въ Алтаѣ варіантовъ болѣе близкихъ къ саларскому. Авт.}.
   Около 4-хъ часовъ вечера мы стали замѣчать, что долина Жолтой рѣки начинаетъ расширяться. Мы приближались къ котловинѣ Сань-чуань; ее еще не было видно, но тѣснина уже такъ раздалась, что впереди проглянули какія-то далекія горы, красноватые бока которыхъ ярко были освѣщены склонившимся къ западу солнцемъ. Санданъ Джимба, ѣхавшій впереди меня на ослѣ, воскликнулъ: "Э, мини нотугёнъ ула удзиля! (Э, я увидалъ горы моей родины!)".
   Сань-чуань находится на лѣвомъ берегу Жолтой рѣки, и потому намъ предстояла переправа черезъ неё. Она совершается на старомъ паромѣ, который не въ состояніи былъ сразу поднять нашъ маленькій каравапъ. Паромъ долженъ былъ два раза сплавать. Съ перевоза было уже видно и селеніе Ничжа,-- то селеніе, въ которомъ мы предполагали жить. Самой деревни не было видно, но Санданъ Джимба указалъ мнѣ вдали лѣсъ изъ орѣховыхъ деревьевъ. Это и была Ничжа.
   Въ 5 часовъ вечера, когда уже начались сумерки, мы подъѣзжали къ Ничжѣ. Не только Санданъ Джимба, но и мы приближались къ ней не безъ волненія. Это было мѣсто, гдѣ намъ предстояло прожить нѣсколько мѣсяцевъ сряду. Окажется ли удачнымъ выборъ зимовки, или придется раскаиваться? Сойдемся ли съ населеніемъ, или у насъ не установится съ нимъ никакихъ сношеній? О Санданъ Джимбѣ и говорить нечего. Вѣроятно, у него толпились въ головѣ гораздо болѣе мучительные вопросы. Живъ ли кто изъ родныхъ? Уцѣлѣлъ ли домъ, въ которомъ онъ родился? Онъ сорокъ лѣтъ не бывалъ на родинѣ и возвращался домой, какъ солдатъ николаевскаго времени послѣ долгой отлучки, а въ этотъ промежутокъ времени здѣсь прошелъ мятежъ.
   Въ Ничжѣ мы остановились въ домѣ, который содержитъ китаецъ-мусульманинъ, почтенный старикъ, переѣхавшій сюда изъ Ланъ-чжеу. Въ этотъ же вечеръ Санданъ Джимба убѣжалъ искать родственниковъ и пробылъ у нихъ до поздняго времени. На завтра онъ явился къ намъ со свѣдѣніями какъ о своей роднѣ, такъ и о будущей нашей квартирѣ. Ближайшей родни, кромѣ двухъ племянниковъ, у него не осталось. Всѣ братья Санданъ Джимбы были убиты вовремя мусульманскаго возстанія, и домъ, который принадлежалъ его родителямъ, стоить въ развалинахъ.
   На другое утро мы пошли осматривать найденную намъ квартиру и въ тотъ же день переѣхали въ нее. Теперь мы живемъ здѣсь уже второй мѣсяцъ и не раскаиваемся, что выбрали Сань-чуань своимъ мѣстопребываніемъ. Широнгольцы очень интересный народъ, а окрестная страна полна мѣстныхъ легендъ. Здѣсь слѣдъ сидѣнья богатыря, тамъ пещера, въ которой жилъ знаменитый разбойникъ, а еще далѣе селеніе, которое было прежде резиденціей царя. Недалеко отъ насъ развалины города, съ которыми связаны также интересныя легенды, а по ту сторону города семь древнихъ могилъ, или насыпей изъ леса. На разстояніи двухъ дней отъ насъ находится монастырь Шячунъ, въ которомъ лежатъ мощи учителя Зонковы.
   Съ втораго же дня нашего пребыванія въ Ничжѣ къ намъ начали приходить посѣтители съ поздравленіями и пожеланіями спокойной жизни; каждый посѣтитель приносилъ подносъ, наполненный орѣхами и грушами, между которыми въ центрѣ иногда лежалъ кусокъ сырой баранины. Отъ почестей, которыя намъ здѣсь оказываются, становится даже жутко. Когда мы гуляемъ за деревенской околицей, ѣдущіе по дорогѣ, поровнявшись съ нами, всегда соскакиваютъ съ лошадей и проходятъ мимо насъ пѣшкомъ, ведя лошадь въ поводу, а пѣшеходы иногда падаютъ на колѣни и начинаютъ отвѣшивать земные поклоны. Хуже всего то, что не знаешь, какъ себя вести въ этомъ случаѣ. Китайскій чиновникъ, можетъ быть, поспѣшилъ бы поднять поклонника, я же всякій разъ не съумѣю во время поспѣшить, а начинаю прежде оглядываться и отыскивать, какому богу человѣкъ поклоняется, а когда догадаюсь, что поклоны совершаются не кому другому, какъ мнѣ, церемонія уже кончится. Солдаты и маленькіе чиновники, которыхъ присылаетъ мандаринъ города Нимбэ навѣдываться о моемъ здоровьѣ, при входѣ въ нашу фанзу, отвѣшиваютъ земные поклоны передъ таблицей, замѣняющей въ китайской фанзѣ божницу. Однажды мнѣ случилось получить нѣсколько земныхъ поклоновъ отъ одной почтенной старушки, матери большаго семейства, когда я пришелъ въ гости къ ея сыну. Я сидѣлъ на конѣ, слѣдовательно на высокомъ мѣстѣ, какъ бы на тронѣ, и чувствовалъ себя въ положеніи человѣка, которому отдали почести по недоразумѣнію, принявши его за другаго.
   Изъ сосѣднихъ буддійскихъ монастырей, которыхъ здѣсь какъ въ болотѣ кочекъ, къ намъ являются послы съ приглашеніемъ на Чаганъ-саръ, т. е. на праздникъ новаго года когда по монастырямъ устраиваются религіозныя пляски. Эти послы свою рѣчь начинаютъ такъ: "Вы, знаменитый путешественникъ (буквально: человѣкъ съ великимъ именемъ), а нашъ монастырь славенъ между монастырями"! Затѣмъ высказывается желаніе, чтобъ одна знаменитость посѣтила другую.
   Съ нашимъ водвореніемъ въ Ничжѣ у китайскаго мѣстнаго начальства вышла большая исторія. Только что мы прибыли въ Ничжу, какъ сюнъ-хуа-тинскіе ни, т. е. полицейскіе солдаты, данные мнѣ въ провожатые отъ Сюнъ-хуа тина до Ничжи, стали упрашивать меня ѣхать въ городъ Нимбэй (или Нэмбэй), чтобы лично увидѣться съ тамошнимъ мандариномъ, или, по крайней мѣрѣ, послать туда Санданъ Джимбу. Еще когда я былъ въ Сюнъ-хуа-тинѣ, сюнѣхуа-тинскій жандармъ, какъ я сказалъ выше, совѣтовалъ мнѣ въ Ничжу ѣхать не прямымъ путемъ, а черезъ Нимбэ. Но и тогда, и теперь я наотрѣзъ отказался и самъ поѣхать, и отпустить старика. Сюнъ-хуа-тинскіе яи были въ недоумѣніи, что дѣлать: вернуться изъ Ничжи въ Сюнъ-хуа-тинъ нельзя; сюнъ-хуа-тинскій жандармъ потребуетъ свидѣтельство отъ мѣстнаго начальника, что я прибылъ на мѣсто благополучно, а въ Ничжѣ никакого мандарина нѣтъ; подобное свидѣтельство можетъ дать только мандаринъ города Нимбэ, а этотъ, пожалуй, скажетъ: "Я не видѣлъ русскаго путешественника -- съ какой стати я дамъ бумагу!" Судили, рядили и, наконецъ, придумали вотъ что сдѣлать: четыре мѣстныхъ бошко (чины въ родѣ сельскихъ старостъ) приложатъ свои руки и печати къ бумагѣ, въ которой будетъ сказано: что я прибылъ въ Ничжу и живу здѣсь благополучно. Какъ придумали, такъ и сдѣлали, и яи ушли.

"Восточное Обозрѣніе", No 30, 1885

   

ПУТЕШЕСТВІЕ ПО КИТАЮ Г. Н. ПОТАНИНА *).

*) См. "Вост. Обозр.", No 30.

   Я думалъ, что наконецъ-то я отдѣлался отъ яи. Во всю дорогу отъ Данъ-чжеу до Сюнъ-хуа-тина я старался избавиться отъ нихъ; и въ Ланъ-чжеу, и въ Хэ-чжеу, и въ Сюнѣхуа-тинѣ я упрашивалъ мандариновъ по посылать со мной ни, не мучить этихъ бѣдныхъ людей напрасно. Нѣтъ, нельзя! Изъ Пекина былъ такой приказъ, чтобъ давать непремѣнно конвой! Хоть одного возьмите! Ну, одного куда ни шло, на одного даешь согласіе. Завтра выступаешь изъ города, глядь?-- сверхъ возчиковъ шагаютъ возлѣ муловъ три лишнихъ человѣка. Это -- яи.
   Когда сюнъ-хуа-тинскіе яи ушли въ Нимбэй, я думалъ, что я ихъ болѣе уже не увижу. Не тутъ-то было. Яи хорошо знали обычаи своей страны и вѣрно предугадали, что нимбэйскій мандаринъ не удовольствуется бумагой, скрѣпленной четырьмя печатями бошко. Нимбэйскій мандаринъ г. Чо-вый-вы дѣйствительно нашелъ эту бумагу не довольно вѣскою, чтобъ на нее положиться, не далъ свидѣтельства о моемъ прибытіи, и велѣлъ передать мнѣ, что Ничжа мѣстечко ничтожное и неприличное для моего пребыванія и что я лучше бы сдѣлалъ, если-бъ переселился въ Нимбэй. При этомъ велѣлъ имъ разсказать о несчастій, которое надняхъ случилось съ караваномъ, прибывшимъ изъ Халхи на поклоненіе въ монастырь Гумбумъ. У богомольцевъ какіе-то воры украли ночью тысячу лань серебра. Теперь,-- разсказывали яи,-- богомольцы каждый день окружаютъ ямынъ въ городѣ Нимбэй и осаждаютъ г. Чо-вый-вы жалобами и угрозами жаловаться въ Пекинъ (или какъ переводилъ мнѣ Саиданъ Джимба: ревутъ передъ ямыномъ). Указывая на это печальное событіе, г. Чо-вый-вы велѣлъ передать мнѣ слѣдующія свои слова: "Мой край кишитъ опасными людьми! поэтому я боюсь, чтобъ чего не случилось съ русскимъ путешественникомъ въ Ничжѣ". Странная логика у г. Чо-вый-вы! Чтобъ тебя не обокрали, оставь Ничжу, въ которой нѣтъ воровъ, и поѣзжай въ городъ Нимбэй, гдѣ есть воры.
   Ни жаловались, что во время пребыванія въ городѣ Нимбэй они не только прожили деньги, которыя я имъ даль на дорогу, но продали свое верхнее платье и вырученныя за него деньги проѣли; но сколько ни жили они въ Нимбэй, не могли умолить г. Чо-вый-вы дать имъ требуемую бумагу. Пришлось еще раскошелиться и вновь дать имъ денегъ. Но они не объ однѣхъ деньгахъ безпокоились. Какъ явиться къ сюнъ-хуа-тинскому мандарину безъ оправдательнаго документа обо мнѣ отъ г. Чо-вый-вы?..
   Такъ какъ я и на этотъ разъ отказался поѣхать въ Нимбэй, сюнъ-хуа-тинскіе яи стали просить меня, чтобъ я написалъ, по крайней мѣрѣ, письмо къ сюнъ-хуа-тинскому мандарину и въ этомъ письмѣ оправдалъ бы ихъ поведеніе.-- "Да вѣдь я не умѣю писать покитайски!" -- возражаю я."Напишите порусски? Нужды нѣтъ, что не покитайски!" -- говорить мнѣ. Нечего дѣлать, написалъ я порусски письмо такого содержанія: "Сюнъ-хуа-тинскіе яи вернулись изъ города Нимбэй безъ бумаги. Нимбэйскій мандаринъ желаете, чтобъ я прибылъ въ Нимбэй; я же не ѣду и остаюсь въ Ничжѣ. Прошу не взыскивать съ яи". Эти слова при помощи Кэйсы я перевелъ на саларскій языкъ и потомъ переводъ свой съ грѣхомъ пополамъ рядомъ съ русскимъ письмомъ нацарапалъ турецкимъ алфавитомъ. Можетъ быть, это писанье какъ нибудь и разберутъ въ Сюнъ-хуа-тинѣ!
   Ни опять ушли. Послѣ я слышалъ, что сюнъ-хау-тинскій мандаринъ пожаловался въ Сннипъ г. Чо-вый-вы за то, что онъ не далъ обо мнѣ оправдательнаго документа.
   Мѣсяцъ тому назадъ сюда пріѣхалъ военный офицеръ, начальникъ здѣшней милиціи. Это теперь нашъ сосѣдъ; въ Сань-чуани онъ болѣе извѣстенъ подъ именемъ Хо-лоѣ. Въ его проѣздъ черезъ Нимбэй, г. Чо-вый-вы просилъ его убѣдитъ меня переѣхать въ Нимбэй, но Хо-лоѣ отклонилъ его просьбу. Онъ сказалъ г. Чо-вый-вы: "Русскій путешественникъ живетъ въ моемъ вѣдомствѣ., какъ будто бы у меня въ гостяхъ. Мнѣ неловко предложить ему выѣхать въ Нимбэй. Это все равно, что хозяину выгнать гостя изъ дома".
   Наконецъ, г. Чо-вый-вы не вытерпѣлъ и самъ прикатилъ въ Ничжу со свитой изъ двадцати человѣкъ. Онъ остановился у нашего знакомца Хо-лоѣ, слѣдовательно въ нашемъ сосѣдствѣ. На другой же день я послалъ Санданъ Джимбу съ подарками: съ двумя фунтами китайскаго леденца и русскаго рафинада, и бутылкой краснаго вина и двумя фунтами стеариновыхъ свѣчъ. Въ тотъ же вечеръ г. Чо-вый-вы прислалъ мнѣ двѣ рыбы и двухъ фазановъ, и велѣлъ сказать, что какъ только толпа просителей, теперь его осаждающихъ, схлынетъ, онъ будетъ радъ видѣть меня у себя.
   Вечеромъ я отправился въ домъ г. Хо-лоѣ. Г. Чо-вый-вы низенькій, толстенькій и необыкновенно живой мужчина, 40 лѣтъ. Живость его можно приписать тому, что онъ южанинъ; онъ уроженецъ провинціи Квангъ-си.
   Онъ имѣетъ лицо расширяющееся и нѣсколько выпученные глаза; верхняя часть лба выдается надъ надбровными дугами. Лицо не изъ красивыхъ, но смотритъ неглупымъ и незлымъ.
   Однимъ изъ первыхъ вопросовъ, которые онъ мнѣ предложилъ, былъ: "Что за народъ русскіе? Имѣютъ ли они письменность и книги?"
   А на другой день г. Чо-вый-вы прислалъ ко мнѣ своего секретаря съ листомъ бумаги, на которомъ былъ написанъ рядъ вопросовъ, съ просьбой дать на нихъ отвѣты. Вопросы эти были: " Какое платье носитъ русскій императоръ? Есть ли при немъ фрейлины? Есть ли въ Россіи первый министръ, или визирь? или всѣ министры равны между собою? есть ли чиновники-женщины?" Кромѣ того, г. Чо-вый-вы просилъ прислать ему показать, буде у меня есть, портретъ нашего Государя.
   Первую просьбу, т. е. отвѣты на вопросы, я, какъ съумѣлъ, удовлетворилъ, послѣднюю же, къ сожалѣнію, не могъ удовлетворить, потому что не думалъ найдти въ Средней Азіи человѣка, столь интересующагося нашими дѣлами, и жалѣю, что не взялъ съ собой портретовъ нашего Государя.
   Г. Чо-вый-вы начинаетъ болѣе и болѣе интересовать меня. Сейчасъ, къ нашему удовольствію, мы услышали отъ мѣстныхъ жителей отзывъ о немъ, какъ о честномъ чиновникѣ, не берущемъ взятокъ. "Народныхъ денегъ не ѣстъ",-- какъ выражались наши монголы. Кто знаетъ, можетъ быть, г. Чо-вый-вы окажется китайцемъ въ томъ родѣ, какого я давно желалъ видѣть, но до сихъ поръ не находилъ.
   Обыкновенно о китайцахъ существуетъ мнѣніе, что они интересуются знаніемъ только двухъ родовъ: это счетъ серебра и процентовъ и знаніе практической жизни. Знакомства, которыя я самъ сдѣлалъ среди китайцевъ, могли служить только подтвержденіемъ этому мнѣнію. Китайцы, которыхъ я знавалъ, принадлежали обыкновенно къ среднему классу; это были какой нибудь деревенскій учитель, уѣздный аптекарь, или, вѣрнѣе, дрогистъ, военный офицеръ. Иной изъ нихъ, можетъ быть, и не послѣдній знатокъ въ китайской учености, но всѣ они думали обыкновенно объ одномъ: какъ бы зашибить копейку. Съ такими людьми, не говоря уже о дружбѣ, и пріятнаго разговора не можетъ выйдти. Но вѣдь мы знаемъ, что и теперь есть между китайцами люди, собирающіе географическія и историческія свѣдѣнія. Вотъ съ какими бы встрѣтиться какъ нибудь, думалось мнѣ. Встрѣться такой человѣкъ, другомъ его, можетъ быть, не сдѣлался бы, но, все-таки, нашелъ бы въ немъ человѣка, понимающаго, что значитъ интересоваться наукой. Авось, не окажется ли г. Чо-вый-вы такимъ человѣкомъ и не сойдемся ли мы съ нимъ?

"Восточное Обозрѣніе", No 31, 1885

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru