Рейснер Лариса Михайловна
О Персии и англичанах

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Лариса Рейснер.
О Персии и англичанах

   Итак, снова Англия угрожает Петербургу, снова принимает по отношению к России тон, который не сможет ни оправдать реальной силы, ни выдержать долее одной недели.
   Может быть, через несколько дней на бледном небе Петербурга мелькнут тени двух-трех шалых истребителей. Тогда к нашим развалинам прибавится еще несколько почернелых остовов, к длинному списку жертв -- новые имена. Кронштадт? Там спокойствие камня, стали, человеческой воли, спокойствие слабого перед сильным. Ни победа, ни поражение ничего не прибавят к истории РСФСР, кроме славы.
   Но именно сегодня, накануне, память настойчиво возвращается к иным, горячим берегам, где тоже подняты лаконические красные флаги, где тоже не испугались английских нот.
   Персия.
   Ее нельзя забыть, этой голубой страны, соединенной с нами морем, белыми дорогами, неслыханной нищетой населения и теми безрассудными, но незабываемыми обещаниями, которые были даны русскими красными войсками при вступлении на освобожденный от английского владычества берег Энзели.
   Ах, как приятно напомнить Англии о новой, красной Персии, родившейся под грохот наших морских орудий и во время отчаянного бегства майоров, женералей и колониальных войск всех цветов от берега Каспийского моря.
   А Мирза-Кучек -- первый персидский революционер, полупророк и полувоин легендарной, древней династии; Кучек, на поимку которого Англия бесплодно истратила много миллионов рублей, Кучек-хан, со своими войсками дошедший почти до самых стен Тегерана... принимающий добровольцев из Афганистана, далекой Индии, соединенный кровной связью с восставшей Месопотамией. О нем тоже не следует забывать лорду Керзону. Но опишу подробнее героя.
   Впервые он спустился со своих недоступных гор этой весной, после скандального бегства англичан из Энзели. Все население сбежалось его встречать; женщины с грудными детьми, прося его благословения. В туче пыли -- нищие и фанатики со своими неживыми, высохшими, обезображенными телами и высокой мудростью, не потухающей под опухшими, москитами изжаленными веками. И мальчуганы персидского базара, крохотные загорелые фигаро, чистильщики сапог, разносчики новостей и дешевых сладостей -- быстрые, смешливые и назойливые. Даже аристократы этой нищей толпы -- муллы, важно обвеваемые полами своих просторных одежд, -- выжидающие, сговорчивые и продажные, не устояли перед именем Мирза-Кучек и пришли взглянуть на его оцененную голову.
   Закрылись бани и лавки, опустели кофейни; вон в последних рядах "сам" наместник шаха, губернатор города, принужденный встать на связку соломы, чтобы над плечами толпы увидеть гордое лицо персидского революционера.
   Но не фанатики, не зеленые кушаки мулл, не мрачные чадры персианок придают этой всенародной встрече совершенно небывалый характер.
   Амбалы -- носильщики тяжестей, на плечах которых рис, вино, хлопок ограбленной Персии переползали в трюмы иностранных кораблей -- рабы в полном смысле слова, голодные, полуголые, не имеющие другой собственности, кроме насекомых и передника, -- вот кто пришел встречать Кучека.
   Отверженные парии, они стоят особняком. Полунагие, золотисто-черные боги, юноши в расцвете силы и красоты, несмотря на чрезвычайную худобу выпитого невольничьим трудом тела. Мужчины средних лет, старики инвалиды -- побежденные малярией и кнутом, со спокойствием утомленных животных привыкшие ожидать свой преждевременный конец.
   И еще женщины, безгласные, похороненные под непроницаемым намордником -- чадрой, не смеющие показать даже в день всеобщего бунта свое клейменное предрассудками лицо.
   Наконец на фоне эмалевого синего неба появляются высокие волчьи шапки кучековцев, их смуглые курдские лица и за плечами стволы английских винтовок. Одно мгновение совсем тихо, и слышно, как за оградами садов шелестит глянцевитая листва лимонных деревьев, касаясь выбеленной шершавой стены при каждом дуновении ветра. Тихо -- и пахнет магнолией, флердоранжем, сыростью и распаренной древесной корой.
   Затем взметенная пыль, крики, пестрые развевающиеся рукава одежд -- все срывается с мест, образует пестрый и неистовый взрыв ликования, странное подобие вагнеровских победных шествий.
   Лицо Кучек-хана не красиво. Очень крупное, выпуклое, оно и притягательно и страшно. В его необычайном внешнем спокойствии есть что-то вставшее на дыбы и навеки застывшее в этом бешеном, почти нечеловеческом порыве. Глаза и темные, и полные света. Но в волнении, когда, например, его, травленого зверя, изгнанника, одинокого бунтаря, встретили торжественным салютом дружеские красные корабли -- свет и тень свелись в одно, образуя твердые, до дна прозрачные драгоценные камни, зрачки со всеми оттенками огня -- металла и воды. Голос тихий, ровный, почти не мужской. Опять странность: слышно его издалека.
   Абсолютное доверие, которое бедняки Персии питают к своему вождю, Кучек-хан перенес на Советскую Россию. Мы первые европейцы, пришедшие на Восток не для грабежа, и надо видеть, как здесь пожимают руку коммуниста, как улыбаются матросской ленточке и синему открытому воротнику на базарах Решта, как эти новые наши товарищи, в жилах которых течет кровь тысячелетних культур, с простодушным вниманием детей слушают первые уроки политики. И надо им отдать полную справедливость: это талантливые ученики. Они отлично запомнили уроки английской палки, взяточничество, грабеж и высокомерие и довели ненависть к иностранным завоевателям до степени религиозного культа.
   Крепостное право, до сих пор фактически существующее в Персии в своих наиболее примитивных и отвратительных формах, сделало остальное. Крестьяне, лишенные земли, принужденные платить феодалам непомерные налоги со своих крохотных, изумрудных болотц, засеянных рисом, очень быстро усвоят азбуку коммунизма. Она у них палками записана на спине. До сих пор персидский аристократ, полукупец и полуразбойник, имеет право преградить в любом месте плотинами течение свободной реки и таким
   образом лишить орошения целый округ, взимая безумные поборы за "воду". Сперва крестьяне терпят и сопротивляются. Ведрами носят воду из далеких источников, молят дождя, ждут обильной росы. Но когда тропический зной застелет ядовитым паром жидкие, топкие пашни, и из подсыхающей грязи жалко выглянут жаждущие, изнемогающие побеги риса, и в тростниковых домах жены и дети завоют о близком неурожае -- парий идет на все уступки, только бы вернуть жизнь своим полям. И господин торжествует.
   Само собой понятно, что Англия за время своего владычества в задушенной стране не только не боролась с ее постыдной отсталостью, но, наоборот, всячески поддерживала крепостное право и религиозную проституцию. В Персии духовенство монополизировало торговлю женщинами, и только при посредстве священника можно купить себе жену на час, день или месяц. Так персианка с головой, обмотанной позорной черной тряпкой, не видя солнца и людей, через руки духовенства попадает на рынок и там гибнет от болезни, нищеты и грязи. И это в стране, опьяняющей Каспий с его бесплодной пустыней благоуханием, красотой; в стране, где люди сделаны по подобию богов и речь, даже самая скромная, невольно вьется правильными периодами, приливом и отливом, напоминая бронзовый гекзаметр; где пастухи, провожая домой горбоносых, гладкошерстных быков, распевают стихи Саади.
   О, пусть Англия грозит Петербургу. Эта угроза, полная шумных дипломатических фраз, так наивна и беспомощна рядом с молчаливым гневом Востока, утомленного европейским грабежом и растлением. Что значат ноты лорда Керзона перед засыхающими полями персидских крестьян, перед позором их женщин, навсегда погруженных в ночь, перед иссохшими телами тысяч и тысяч амбалов? И, наконец, перед тихим кованым голосом Кучек- хана, доносящимся как бы издалека, с высоты его великой и воинственной ненависти. А ведь за ней, за первой местью Персии, стоит еще другая, бескрайняя, необозримая, неутомимая: месть Индии за ее 36 000 000 человек, унесенных голодом, усмирениями и войной за последние четыре года.
   Керзон не велит нам брать Варшаву. Отчего бы ему не остановить Мирза-Кучека, берущего Тегеран? Отчего не распустить армий, стекающихся к границам Индии, не разоружить Каспийский красный флот? Ведь это такой же пустяк для непобедимых войск его величества, как занять красный Петербург и Кронштадт.
   
   [1920]

----------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Рейснер Л. М. Избранное / [Вступ. статья И. Крамова, с. 3--18; Сост. и подготовка текстов А. Наумовой Коммент. Наумовой и др.]. -- Москва: Худож. лит., 1965. -- 575 с., 1 л. портр.: ил.; 21 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru