Lib.ru/Классика: Реклю Эли. Смерть Диккенса

СМЕРТЬ ДИККЕНСА.

Чарльзъ Диккенсъ умеръ. Смерть этого человѣка, который, всю жизнь оставаясь простымъ литераторомъ и не предъявляя притязаній занять постъ государственнаго человѣка, оказалъ широкое вліяніе на соціальныя преобразованія и либеральныя реформы въ Англіи,-- составляетъ событіе не только національное, англійское, но и общечеловѣческое. Въ натурѣ Диккенса не было ничего утопическаго; какъ истый англичанинъ, онъ, повидимому, мало заботился о будущемъ своей страны; онъ не пытался создавать программъ пересозданія обществъ; казалось, онъ занимался только однимъ настоящимъ и, однакожъ, приходилъ къ тѣмъ же результатамъ, къ какимъ пришли чартисты, оуэнисты и другія партіи, предъявившія свои программы преобразованія соціальнаго строя обществъ. Онъ былъ ихъ могучимъ союзникомъ, хотя по виду не имѣлъ ничего съ ними общаго. Диккенсъ воспроизвелъ фотографію Англіи; съ изумительной вѣрностью онъ изображалъ ея соціальныя учрежденія; онъ разсказывалъ самые обыденные факты, которые каждый зналъ или, по крайней мѣрѣ, думалъ, что зналъ; своей оригинальной кистью онъ рисовалъ множество предметовъ, на которые никто не обращалъ вниманія потому, что видѣлъ ихъ постоянно, не замѣчалъ потому, что они его окружали. Диккенсъ сдѣлалъ зеркало, обдѣлалъ его въ роскошную, изваянную раму, съ золотыми и серебряными украшеніями, и предложилъ Англіи полюбоваться на себя. Англія была на столько любопытна, что согласилась на предложеніе; зеркало оказалось вполнѣ чистымъ и вѣрнымъ и безпощадно отражало въ себѣ всѣ бородавки, всѣ морщины, всѣ шишки, всѣ смѣшные недостатки куафюры и одежды; Англія изумилась, когда увидѣла себя въ зеркалѣ такой некрасивой, старой, дурно одѣтой; она поспѣшила сдѣ тать себѣ операцію для уничтоженія косоглазія; она срѣзала безобразившія ее шишки; она свела съ лица болячки и угри, выдернула выдавшіеся впередъ длинные, желтые и кривые зубы, тщательно умылась, причесалась перемѣнила прежнее смѣшное, неуклюжее платье на болѣе удобное и красивое, однимъ словомъ, постаралась придать своей внѣшности болѣе презентабельности и приличія.

Подобно большей части людей, своими трудами оказавшихъ сильное вліяніе на свое поколѣніе, Диккенсъ въ началѣ дѣятельности испыталъ не мало затрудненій и препятствій. Сынъ бѣднаго парламентскаго хроникера Диккенсъ, провелъ свою юность въ труппѣ бродячихъ актеровъ, вращаясь преимущественно между бѣдняками и, такимъ образомъ, узнавая міръ только съ его печальныхъ и бѣдственныхъ сторонъ; но при такой обстановкѣ,-- изумительное дѣло,-- молодой Чарльзъ оставался вѣчно веселымъ и добродушнымъ. Впрочемъ, веселость составляетъ принадлежность народнаго характера англичанъ: жолчь, язвительность, скептицизмъ и притупленіе вкуса ко всему характеризуютъ въ Англіи лишь одну аристократическую среду. Разсказываютъ, что юный Чарльзъ не разъ принималъ участіе въ сценическихъ представленіяхъ, даваемыхъ бродячими актерами, что отчасти объясняетъ тотъ громадный успѣхъ, какой всегда имѣлъ Диккенсъ въ качествѣ чтеца. Диккенсъ имѣлъ обыкновеніе, не выпуская въ свѣтъ своего романа, прочитывать нѣкоторыя его сцены передъ публикой и, по произведенному впечатлѣнію, судить о дѣйствіи, какое можетъ произвести романъ въ его цѣломъ составѣ {Первая сцена, читанная Диккенсомъ передъ публикой, была глава изъ "Пиквика", въ которой разсказывается о смерти пьяницы-актера.}. Диккенсъ читалъ своеобразно, съ особенной манерой. Манера Диккенса, какъ принято теперь называть этотъ способъ чтенія, была скорѣе, смѣсь чтенія и театральнаго представленія, тѣмъ болѣе, что Диккенсъ почти всегда читалъ наизусть, скорѣе разсказывалъ, чѣмъ читалъ.

Здоровому организму все идетъ на пользу, даже то, что можетъ совсѣмъ сдавить натуры болѣзненныя, менѣе сильныя или менѣе эластичныя. Какъ для самого Диккенса, такъ и для его страны было полезно, что родители его, еле сводя концы съ концами, были принуждены отдать его въ дрянную дешевую школу, къ одному изъ тѣхъ безобразныхъ барышниковъ, которые обладаютъ неудержимой страстью безпрестанно колотить и сѣчь дѣтей, ввѣренныхъ ихъ воспитанію и, взявъ за ученіе и содержаніе ребенка дешевую плату, 50 франковъ въ мѣсяцъ, ничему его не учатъ и, что еще хуже, морятъ голодомъ. Впослѣдствіи, въ приключеніяхъ бѣднаго "Оливера Твиста" и въ несчастіяхъ "Николая Никльби", Диккенсъ разсказалъ приключенія своего собственнаго бѣдственнаго дѣтства. Какъ вѣрны были нарисованные имъ въ этихъ романахъ портреты, можно судить изъ множества писемъ, полученныхъ Диккенсомъ отъ разныхъ школьныхъ педантовъ низшаго разряда, обвинявшихъ романиста въ томъ, что онъ злобно и безпощадно выставилъ ихъ на публичное осмѣяніе.

Окончилось его ученіе, окончились мученія голода, окончились страданія, происходящія отъ невѣжественнаго школьнаго педантизма, и молодой Чарльзъ, подобно другому великому романисту, Бальзаку, поступилъ въ адвокатскую контору для практическаго изученія правъ. Здѣсь онъ былъ посвященъ въ таинства мошенничества на законномъ основаніи, во всѣ уловки ябеды; здѣсь онъ ознакомился съ законниками, наживающими огромныя богатства насчетъ раззоренія многихъ семействъ, узналъ всѣ секретныя махинаціи юриспруденціи и впослѣдствіи разоблачилъ ихъ въ своемъ романѣ: "Bleak House". Ознакомившись со всѣми этими крючками, Диккенсъ почувствовалъ ненависть къ своему занятію; онъ сознавалъ, что у него не хватитъ мужества, подъ предлогомъ справедливости и закона, плодить вдовъ и сиротъ. Распрощавшись съ маленькими провинціальными городами, Чарльзъ поплылъ по большому морю Лондона, куда ежедневно погружалось столько молодыхъ людей, богатыхъ и бѣдныхъ, талантливыхъ и бездарныхъ. Ему пришла богатая мысль заняться стенографіей; новое занятіе пришлось ему по сердцу и онъ вскорѣ сдѣлался репортеромъ нѣсколькихъ газетъ, сообщая имъ отчеты парламентскихъ преній и судебныхъ процессовъ. Постоянное присутствіе въ судахъ не прошло безслѣдно для будущаго талантливаго романиста. Типы пьяницъ, мошенниковъ, развратниковъ, проходившіе тутъ передъ его глазами, дали ему богатый матеріалъ для будущихъ произведеній и навели его на настоящую, сродную ему дѣятельность. Съ самаго дѣтства страстный любитель чтенія всякихъ книгъ, Диккенсъ пожелалъ самъ сдѣлаться авторомъ. Онъ самъ разсказываетъ, съ какимъ сильнымъ біеніемъ сердца, въ какомъ-то отдаленномъ переулкѣ онъ опустилъ въ почтовый ящикъ первое, свое самостоятельное произведеніе, предназначенное для помѣщенія въ одномъ изъ журналовъ, и съ какимъ восторгомъ онъ купилъ тотъ нумеръ, въ которомъ оно было напечатано. Его волненіе было такъ велико, что онъ принужденъ былъ зайти въ Вестминстеръ-Голъ и прохаживался тамъ взадъ и впередъ болѣе получаса, усиливаясь скрыть радость и гордость, выражавшіяся во всей его фигурѣ. Ему было тогда двадцать лѣтъ отъ роду. Первый успѣхъ придалъ ему мужество и онъ сталь писать для "Morning Chronicle" нравоучительныя сцены и отчеты о театральныхъ представленіяхъ. Всѣ эти эскизы, собранные и изданные въ нѣсколькихъ томахъ, обратили на него вниманіе одного книгопродавца, который, имѣя намѣреніе предпринять изданіе нѣсколькихъ серій каррикатуръ Крюиксганка, предложилъ Диккенсу написать къ нимъ хотя нѣсколько подходящій текстъ, который также было бы удобно выпускать ливрезонами. Диккенсъ съ радостію принялъ это предложеніе и создалъ Пиквика. Успѣхъ новаго произведенія былъ громаденъ, авторъ сразу завоевалъ себѣ блестящее мѣсто въ литературѣ; со времени, Вальтеръ-Скотта ни одинъ романъ не получилъ такой извѣстности въ Англіи. И однакожь "Пиквикъ", въ строгомъ смыслѣ, не былъ романомъ; это скорѣе былъ рядъ комическихъ сценъ, собранныхъ изъ различныхъ сферъ англійской жизни; сюда вошли клубъ, гостинница, выборы, спортъ, журнализмъ, судъ и даже тюрьма; всѣ эти сцены были связаны между собой лишь однимъ путешествіемъ главной личности, героя романа, и присутствіемъ вездѣ его товарищей но путешествію. Это былъ родъ комическаго романа на манеръ Скаррона, безъ интриги, безъ завязки и развязки. Но тѣмъ не менѣе "Пиквикъ" все-таки остался въ Англіи самымъ любимымъ изъ всѣхъ произведеній Диккенса, и отдѣльныя его сцены какъ заучивались прежде, такъ и до сихъ поръ заучиваются наизусть, а многія выраженія стали обыденными поговорками. "Пиквикъ" сдѣлался классическимъ произведеніемъ и, по всей справедливости, заслужилъ право на это отличіе. И въ самомъ дѣлѣ, сколько въ немъ одушевленія, веселости, изумительной наблюдательности! Какое могучее дарованіе проявляется въ этой безконечной картинѣ всѣхъ классовъ общества, въ начертаніяхъ всѣхъ закоулковъ большаго города въ описаніяхъ людскихъ плутней и смѣшныхъ сторонъ англійской жизни! Можно отыскать множество англичанъ, которые знаютъ Диккенса только какъ автора "Пиквика" и совершенно незнакомы съ другими его произведеніями. Въ "Пиквикѣ" въ зародышѣ обозначались всѣ будущія произведенія романиста; здѣсь топкими, едва замѣтными штрихами онъ намѣтилъ главнѣйшія лица и идеи своихъ послѣдующихъ произведеніи; изъ хаоса этихъ запутанныхъ тонкихъ нитей впослѣдствіи выродились на свѣтъ живыя формы, которыя талантливый авторъ одѣлъ въ подходящія одежды и далъ имъ необыкновенно мѣткія имена (Диккенсъ обладалъ удивительнымъ талантомъ создавать имена; изъ изобрѣтенныхъ имъ именъ составляется превосходная коллекція; какъ и Бальзакъ, онъ придавалъ большую важность названію дѣйствующихъ лицъ своихъ романовъ). "Пиквикъ" дѣйствительно типическое произведеніе, по которому легко опредѣлить умственное развитіе Диккенса. Во всѣхъ его послѣдующихъ, болѣе обработанныхъ произведеніяхъ, вездѣ мы видимъ ту же самую концепцію, которую онъ развилъ въ "Пиквикѣ"; вездѣ замѣчается одна и та же манера, и романы его представляютъ собой не болѣе, какъ только хорошіе пейзажи и моральныя положенія, искусно иллюстрированныя талантливымъ карикатуристомъ.

Изъ всѣхъ фигуръ, нарисованныхъ Диккенсомъ, одинъ только Пиквикъ вышелъ безспорно дѣйствительнымъ типомъ: Пиквикъ не умеръ; онъ живъ и будетъ долго жить. Это -- купецъ, удалившійся отъ дѣлъ и живущій въ довольствѣ своими доходами. Пиквикъ -- двоюродный братъ фермера Джона Буля. Пиквикъ въ Англіи тоже, что Жозефъ Прюдомъ во Франціи; но Диккенсъ въ Пиквикѣ нѣсколько польстилъ англійской буржуазіи, почему она такъ поспѣшо и охотно признала его за свой портретъ, тогда какъ Генри Монье безпощадно обозначилъ даже самомалѣйшую бородавочку на лицѣ Жозефа Прюдома; онъ нарисовалъ портретъ "оскорбительно похожій" и даже подписалъ его, такъ что уже никто не могъ ошибиться, чья именно фигура на немъ изображена. На его портретѣ виденъ дѣйствительный, безъ прикрасъ, Жозефъ Прюдомъ, истый французскій буржуа. Парижскіе буржуа расхватали изданіе картины; они платили за него деньги, но дѣлали гримасу и отвергали свое сходство съ этимъ некрасивымъ юношей, носящимъ нанковые штаны и сюртукъ и соломенную шляпу, лицо котораго слишкомъ кругло, брюхо чрезмѣрно сферическое. Въ тоже время англійскій буржуа, всмотрѣвшись въ рисунокъ Диккенса, спѣшилъ сказать: "это я! Я узнаю себя въ толстомъ и сильномъ Пиквикѣ, походка котораго такъ величественна, а рѣчь такъ прекрасна (хотя онъ часто болтаетъ, самъ не понимая, что онъ говоритъ)." Величественная осанка Пиквика происходитъ отъ бифстексовъ, которыми онъ набиваетъ свое брюхо, и отъ купоновъ государственныхъ фондовъ, хранящихся въ его конторкѣ. Точно также на всѣхъ увлекательно дѣйствуетъ добродушіе Пиквика, и такъ какъ оно не переходитъ извѣстныхъ предѣловъ, то вполнѣ удовлетворяетъ нестрогихъ судей. Пиквикъ безпрерывно дѣлаетъ глупости и служитъ мишенью для насмѣшекъ, но какъ только шутка заходитъ за извѣстныя границы, Пиквикъ сердится; какъ только его обманываютъ слишкомъ грубо, онъ вдругъ вскакиваетъ, кладетъ свои тяжелыя руки на плечи вора и зоветъ полисмена. Чего же больше нужно англійскому буржуа? совѣсть его успокоивается, ибо порокъ наказанъ, а добродѣтель торжествуетъ. Любопытно, что, подобно Жозефу Прюдому, Пиквикъ сентименталенъ. Сентиментальность Жозефа Прюдома -- только маска, скрывающая ужасный эгоизмъ, хотя онъ всегда въ концѣ концовъ остается одураченнымъ; сентиментальность же Пиквика обманула англійскую буржуазію и -- нужно ли прибавлять -- даже самого Динкенса, который поэтому иногда смѣшиваетъ истинное чувство съ сентиментальностію. Диккенсъ -- моралистъ, который искусной и твердой рукой дѣйствуетъ скальпелемъ. Онъ удачно откроетъ поврежденіе мускуловъ, онъ не задумается вѣрно опредѣлить, какой нервъ порванъ, но свое изслѣдованіе старается сдѣлать какъ можно скорѣе, потому ли, что ему непріятенъ запахъ трупа, или потому, что онъ не находитъ возможнымъ продолжать изслѣдованіе, не находя болѣе подходящаго матеріала; онъ спѣшитъ отбросить въ сторону свои оперативный ножъ, пустыя пространства распоротой груди и внутренностей изслѣдуемаго трупа затыкаетъ наскоро тряпьемъ, на живую нитку зашиваетъ кожу и поспѣшно обливаетъ трупъ кельнской водою, чтобы уничтожить его непріятный запахъ. И только у двухъ или трехъ лицъ своихъ романовъ онъ рѣшился разоблачить ихъ эгоизмъ до конца. Въ "Мартинѣ Чозлевитѣ",--которое мы считаемъ, если не самымъ интереснымъ, то, по крайней мѣрѣ, болѣе другихъ прочувствованнымъ и лучше обработаннымъ произведеніемъ Диккенса,-- онъ вывелъ на сцену лицемѣрку. Пекснифтъ, гнусную сидѣлку мистриссъ Гампъ, которая "изъ любви къ человѣчеству охотно присутствуетъ при агоніи умирающихъ", и наконецъ могильщика, мистера Мульда, большого почитателя Гампъ, наглаго и безчувственнаго человѣка, который, по его собственнымъ словамъ, "производитъ свою работу шутя и закапываетъ мертвецовъ самымъ учтивымъ манеромъ." Поэтому Диккенсъ, которому вполнѣ удавались только второстепенные характеры, не можетъ считаться моралистомъ порядка; поэтому же его слава и вліяніе не переживутъ нашей генераціи. Однакожъ будущіе изслѣдователи жизни нашего поколѣнія обратятся за справками не къ офиціальнымъ историкамъ и статистикамъ, а возьмутъ Диккенса и Теккерея, у которыхъ найдутъ вѣрное описаніе англійской жизни первой половины XIX столѣтія, которое, даетъ имъ многочисленные факты для конечныхъ выводовъ. Большая часть романовъ Диккенса отличается весьма `'слабой композиціей и не идетъ далѣе Пиквика, страдающаго полнымъ ея отсутствіемъ. Интрига ведется имъ слишкомъ наивно, совсѣмъ элементарнымъ способомъ; разныя неожиданности поражаютъ читателя и являются обыкновенно какъ-то вдругъ, будто самъ авторъ ввелъ ихъ нечаянно, помимо своей воли; и, кажется, будто не самъ романистъ управляетъ дѣйствующими лицами въ его произведеніяхъ, а они влекутъ его за собою. Существуетъ поговорка, что не химикъ Баларъ открылъ металлъ аллюминій, но что аллюминій открылъ Балара. Точно также можно задать себѣ вопросъ: Диккенсъ ли, лишенный способности создавать романъ и даже отдѣльный характеръ,-- Диккенсъ ли открылъ г-жу Пекснифтъ, или на оборотъ, Пекснифтъ открыла Диккенса? Въ произведеніяхъ Диккенса есть что-то юношеское, неоконченное, на его дѣйствующія лица почти невозможно смотрѣть серьезно; его судьи, его президенты, даже его палачи точно маріонетки, сдѣланныя по одной мѣркѣ; его первые любовники и первыя любовницы просто -- милыя куколки. Чѣмъ, въ самомъ дѣлѣ, любовь этихъ любовниковъ и любовницъ отличается отъ привязанности брата къ сестрѣ? Рѣзкости, которыя позволяетъ себѣ Диккенсъ, можетъ быть, помимо своего желанія, запечатлѣны наивностью; можно подумать, что здѣсь трактуется о страсти колибри къ мухѣ-птицѣ. Подобное же замѣчаніе можно сдѣлать и о нѣкоторыхъ сценахъ разгула, написанныхъ слишкомъ блѣдно, съ излишней осторожностью. Вообще послѣ Стерна, Фильдинга, Смолетта и Свифта, англійская литература приняла особый характеръ, семейный по преимуществу, и авторы прилагаютъ особенную заботу, чтобы выточить свои произведенія такъ, чтобы въ нихъ случайно не замѣшалась какая нибудь вульгарность, какая нибудь сальность, двусмысленный намекъ. Диккенсъ -- романистъ преимущественно для семейнаго чтенія; читая его такъ и видишь, какъ онъ отдѣлываетъ каждую фразу, какъ будто опасаясь, что его читательница, но ханжеству англійской ничего недѣлающей барыни, произнесетъ безсмысленное: "schocking". Тюремщики, адвокаты, трактирщики рисуются имъ до крайности реалистично, по мужей совсѣмъ нѣтъ въ его произведеніяхъ. Что касается соціальныхъ учрежденій, онѣ воспроизведены вѣрно до мельчайшихъ подробностей, но великое учрежденіе брака и семьи, составляющее основаніе всѣхъ другихъ учрежденій, прикрыто какой-то загадкой и таинственностью. Диккенсъ обыкновенно не довольствуется живописью, онъ прибѣгаетъ къ помощи фотографіи, стереоскопіи и даже, фотоскульптуры. Его любимый артистическій пріемъ заключается въ томъ, чтобы какъ можно рельефнѣе выставить какую нибудь моральную нескладицу, какое нибудь физическое уродство своихъ дѣйствующихъ лицъ и освѣтить ихъ массой электрическаго свѣта. Никогда онъ не отливалъ своего героя изъ бронзы, никогда не чеканилъ героини изъ мрамора; онъ нахлобучивалъ нц нихъ парики, одѣвалъ одинаковую одежду и съ лупой изучалъ имѣющіяся у нихъ прыщи и пятна. Случилось мнѣ какъ-то встрѣтить въ одномъ салонѣ двухъ миленькихъ молодыхъ дѣвицъ -- одни глаза, одни волосы, одна фигура, одинъ костюмъ. "Но какъ васъ различить одну отъ другой?" спросилъ я ихъ.-- "Это очень легко, сказала одна изъ нихъ, -- у меня маленькое пятнышко на правой щекѣ и зовутъ меня Марія; у Мари же пятнышко на лѣвой щекѣ." Какъ этихъ двухъ дѣвушекъ, Марію и Мари, можно различить только по маленькимъ пятнышкамъ на разныхъ щекахъ, точно такими же признаками можно отличить у Диккенса одно дѣйствующее лицо отъ другого. Въ собраніи извѣстныхъ уголовныхъ процессовъ въ Англіи приводится процессъ одного вора, котораго никто никогда не видѣлъ и никто не зналъ попмени, но многимъ было извѣстно, что этотъ воръ имѣетъ дорожный мѣшокъ, на которомъ вышитъ красный попугаи, и только по этому мѣшку полиція вздумала отыскивать таинственнаго вора. Она слѣдовала за нимъ изъ Манчестера въ Лондонъ, изъ Лондона въ Соутгемптонъ, изъ Соутгемптона въ Александрію, изъ Александріи въ Каликуту. Въ послѣднемъ городѣ она гонялась за нимъ изъ гостиницы въ гостиницу, пока наконецъ не изловила: единственный признакъ, по которому полиціи признала въ арестованномъ преслѣдуемаго ею вора, былъ красный попугай. Эта неизвѣстная фигура, связанная съ краснымъ попугаемъ, опять таки подобна дѣйствующимъ лицамъ романовъ Диккенса. Нашъ романистъ, желая повеселить своихъ читателей, представляетъ имъ маленькаго добренькаго горбуна *) и старую дѣвушку, съ ногъ до головы одѣтую въ костюмъ желтаго цвѣта; эта героиня всего четырехъ футовъ росту, а чтобы сдѣлать ее и горбуна еще болѣе смѣшными, Диккенсъ заставляетъ ихъ полюбить другъ друга. Благодаря подобнымъ странностямъ, герои Диккенса живо представляются въ умѣ читателя и запечатлѣваются въ его памяти.

Но нельзя же какую нибудь болѣзнь, напримѣръ, такъ, считать характеристическимъ признакомъ, по которому создается типъ. Соперникъ и другъ Диккенса (надобно замѣтить, что при изученіи Диккенса и Теккерея невольно приходишь къ тѣмъ же результатамъ, къ какимъ приходится придти, изучая Шиллера и Гете -- начнешь съ обожанія Шиллера и съ ненависти къ Гете, а окончишь уваженіемъ къ Шиллеру и такимъ же уваженіемъ къ Гете, чтеніе произведеній котораго доставило такъ много наслажденія) -- Теккерей не прибѣгалъ къ помощи бородавокъ; внѣшніе признаки не имѣли для него никакого значенія и имъ интересовался только свойствами характера дѣйствующаго лица. Теккерей не былъ первымъ изъ живописцевъ, но онъ все-таки былъ живописецъ; Диккенсъ, можетъ быть, первый изъ акварелистовъ; но онъ только акварелистъ. Теккерей представляетъ

Какъ поучительна параллель между милымъ маленькимъ горбуномъ Диккенса и громаднымъ горбуномъ Квазимодо, истиннымъ чудовищемъ" даже при его добротѣ. настоящую человѣческую натуру, Диккенсъ, прежде всего, рисуетъ се въ карикатурѣ. Если поразмыслить хорошенько, то вѣдь карикатура представляетъ только одни дурныя и смѣшныя стороны человѣка, потому она и не живуча. Теперешнее поколѣніе вообще предпочитаетъ Диккенса Теккерею; будущія же поколѣнія, какъ намъ кажется, должны будутъ предпочесть Теккерея Диккенсу. Что скорѣе всего должно состарѣться въ Диккенсѣ -- это сентиментальность, которая всегда есть дѣло моды и вкуса. Теккерей ею не страдаетъ; онъ болѣе позитивенъ и слѣдовательно болѣе, полезенъ. Какъ результатъ сентиментальности,-- фантастическія картины и представленія безполезно пестрятъ произведенія Диккенса и его почитатели теперь уже находятъ, что онъ слишкомъ злоупотреблялъ фантастическимъ элементомъ, хотя при началѣ его дѣятельности именно этотъ элементъ, кажется, болѣе всего приходился и I вкусу читателей. Нѣмецкіе спектры, вводимые въ романы Диккенса, показываютъ, что онъ подвергся вліянію романтизма, а также указываютъ на его происхожденіе изъ народной среды: народъ такъ любитъ все, прикрытое таинственной сверхъестественностью. Фантастическая сторона произведеніи Диккенса, смѣсь вульгарности съ идеализмомъ приближаютъ его къ Эдгару Ноэ. Наше поколѣніе отдало всѣ свои симпатіи Диккенсу, человѣку, столь же мало логичному, какъ и оно само, по который съумѣлъ удовлетворить разомъ какъ его апетитъ къ жесткимъ и сухимъ фактамъ (hard, dry facts), такъ и его жажду къ чудесному; въ то же время оно строго отнеслось къ Теккерею, за то, что тотъ былъ трезвѣе и логичнѣе его.

Но кому бы мы ни отдавали преимущество, Диккенсу или Теккерею, мы должны признать, что они оба дополняютъ и исправляютъ одинъ другого; со всѣми своими недостатками и достоинствами, они дали намъ истинную картину жизни Англіи во второй четверти XIX вѣка, -- жизни, которой она живетъ отчасти и теперь. Теккерей, болѣе трезвый, болѣе реальный, болѣе утилитаристъ, чѣмъ Диккенсъ, по странной случайности, рисовалъ исключительно жизнь въ аристократическомъ кругу со всѣми ея атрибутами; Диккенсъ болѣе поэтическій, эстетическій и сантиментальный талантъ описалъ жизнь народа, средней буржуазіи, промышленниковъ и купцовъ. Прочитавъ полное собраніе сочиненій Диккенса и Теккереи можно вполнѣ узнать Англію, и узнать такъ, какъ будто читатель жилъ въ ней всю жизнь, не выѣзжая никуда заграницу, -- узнать даже лучше, чѣмъ знаетъ ее большая часть изъ ея гражданъ. Если Англія теперь далеко не такова, какой она представляется въ романахъ Диккенса, то это потому, что эти самые романы Диккенса сильно повліяли на улучшеніе ея положенія. Соціальное вліяніе этого человѣка было громадное: -- онъ болѣе сдѣлалъ для улучшенія школъ, для нравственныхъ и гигіеническихъ преобразованіи въ нихъ, для улучшенія положенія дѣтей въ школахъ, арестантовъ въ тюрьмахъ, сумасшедшихъ въ домахъ умалишенныхъ, нищихъ въ рабочихъ домахъ; онъ болѣе сдѣлалъ для уменьшенія бѣдствій населенія и улучшенія незавидной администраціи, чѣмъ могъ бы это сдѣлать какой бы то ни было первый министръ. Диккенсъ будетъ считаться между великими гражданами и великими реформаторами своей страны наравнѣ съ Пилемъ и Милемъ, Брайтомъ и Гладстономъ. И однакожъ, онъ никогда не былъ политическимъ человѣкомъ и не занимался политикой. Правда, вмѣстѣ съ Дильке, онъ, въ 1846 году основалъ газету "Daily News", но вскорѣ увидѣлъ, что ему приходится выбирать между политической газетой и романомъ; онъ предпочелъ послѣдній и сдѣлалъ очень хорошо. Потомъ онъ опять основалъ журналъ "Household Words", посвященный домашней экономіи, популярной наукѣ, легкой литературѣ и практическимъ реформамъ,-- журналъ, который сразу завоевалъ себѣ огромный успѣхъ. Такимъ же успѣхомъ пользовался и другой его журналъ "All the year round", смѣнившій первый и посвященный тѣмъ же предметамъ. Онъ выходилъ въ 60,000 экземплярахъ и, вмѣстѣ съ романами и чтеніями, давалъ Диккенсу болѣе 100 тысячъ франковъ годоваго дохода. Диккенсъ отличался щедростію, какъ и его другъ Теккерей, всегда былъ готовъ въ случаѣ нужды пособить друзьямъ. Когда онъ сдѣлался журналистомъ, онъ уже выпустилъ въ свѣтъ Давида Коперфильда, лучшее изъ своихъ произведеній, романъ его собственной жизни; но, по мѣрѣ того, какъ его дѣятельность расширялась, она теряла свою силу. Начиная съ 1850 года равновѣсіе нарушилось, и Диккенсъ уже ничего не создалъ новаго и сталъ повторяться; онъ производилъ шикъ -- это правда, но вмѣсто того, чтобы создавать хорошо, онъ только старался о томъ, чтобы создавать à la Диккенсъ; его недостатки усилились; онъ становился все болѣе и болѣе тривіальнымъ, сталъ заниматься почти исключительно одной внѣшностью вещей, нисколько не заботясь о ихъ дѣйствительномъ значеніи, ударился даже просто въ шутовство. Послѣднія произведенія его старческаго пера были положительно плохи; Диккенсъ послѣдняго времени былъ посредственнымъ писателемъ, литературнымъ промышленникомъ, эксплуатирующимъ тождествомъ своего имени съ именемъ Диккенса, создавшаго Bleak House, Copperfield, Hard Times, Twist и Martin Chuzzlewitt. Ho ставь плохимъ писателемъ, Диккенсъ не сдѣлался плохимъ гражданиномъ, реакціонеромъ; онъ до самой своей смерти оставался чистамъ въ политическомъ отношеніи и ни на іоту не измѣнилъ своимъ прежнимъ прогрессивнымъ убѣжденіямъ и стремленіямъ. Его похоронили въ Вестминстерскомъ аббатствѣ и этимъ оказали ему должную справедливость. Въ пантеонѣ великихъ людей Англіи его могила находится подлѣ могилы Теккерея.

Э. Реклю.

"Дѣло", No 6, 1870

Оставить комментарий Реклю Эли (yes@lib.ru) Год: 1870 Обновлено: 07/02/2023. 27k. Статистика. Статья: Публицистика Публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Реклю Эли Смерть Диккенса

СМЕРТЬ ДИККЕНСА.

Реклю Эли
Смерть Диккенса