Ремезов Митрофан Нилович
Иудея и Рим

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Картины античного мира, по Э. Ренану).

   

Іудея и Римъ *).

(Картины античнаго міра, по Э. Ренану).

*) Русская Мысль, кн. I.

V.
Римское владычество.

   Политическое состояніе міра было глубоко безотрадное. Вся власть надъ нимъ сосредоточивалась въ Римѣ и въ его легіонахъ. И тамъ происходили позорнѣйшія и унизительнѣйшія сцены. Римская аристократія, покорившая міръ и, въ сущности, державшая въ своихъ рукахъ власть при цезаряхъ, предавалась такой ужасающей сатурналіи преступленій, какой міръ еще не видывалъ до того времени. Юлій Цезарь и Августъ, захватывая верховную власть, отлично понимали, какъ низко пали римляне въ смыслѣ политическомъ. Съ тѣхъ поръ, какъ Римъ завоевалъ безчисленныя провинціи, совершенно непригодной становилась древняя конституція, основанная на привиллегіяхъ патриціанскихъ родовъ. Но Августъ, установивши принципатъ, не завершилъ своего дѣла, предоставивши будущность на произволъ всякихъ случайностей. Безъ твердо-опредѣленнаго порядка наслѣдованія, безъ точнаго закона объ усыновленіяхъ, безъ закона объ избраніи, безъ конституціонныхъ ограниченій, цезаризмъ являлъ собою подобіе громаднаго груза, наваленнаго на палубу корабля, не имѣющаго балласта, и неизбѣжными становились страшныя потрясенія. Въ теченіе столѣтія три раза,-- при Калигулѣ, при Перонѣ и при Домиціанѣ,-- безграничная власть попадала въ руки людей отвратительныхъ или безумныхъ. Если рядъ первыхъ властителей дополнить именами Тиверія и Клавдія, то понятнымъ станетъ, почему Римъ превратился въ гигантское гнѣздо разврата и жестокости. Добавить необходимо, что, главнымъ образомъ, все зло шло съ Востока, отъ низменныхъ льстецовъ, отъ негоднѣйшихъ людей, являвшихся изъ Египта, и Сиріи, пользовавшихся угнетеніемъ истинныхъ римлянъ и дѣлавшихся всесильными при извергахъ, правившихъ міромъ. Такія позорящія имперію низости, какъ апоѳеозы императоровъ, обоготвореніе ихъ при жизни, были занесены съ Востока, бъ особенности изъ Египта, гдѣ упадокъ нравственный дошелъ до крайней степени.
   Тѣмъ не менѣе, древній духъ римлянъ не угасъ. Возвышенныя традиціи благородной гордости свято охранялись въ нѣкоторыхъ семьяхъ, достигшихъ власти при Нервѣ, придавшихъ блескъ вѣку Антониновъ и прославленныхъ Тацитомъ. Отвратительная разнузданность, всплывавшая на поверхность, не въ состояніи была загрязнить глубоко заложенныхъ основъ чести и стойкой добродѣтели хорошаго римскаго общества. Не была еще утрачена древняя простота римлянъ; многимъ женщинамъ, по справедливости, даются въ надгробныхъ надписяхъ наименованія castissimae, ипмгае; очень многимъ изъ нихъ почти незнакомы были роскошь и щегольство нарядами; воспитаніе дѣтей велось серьезно и тщательно. Превосходнѣйшіе государственные люди, выдвинувшіеся при Троянѣ, не сразу создаются. Они состояли на службѣ и въ предшествовавшія царствованія, но не имѣли почти никакого значенія, будучи затерты въ задніе ряды отпущенниками и ничтожными любимцами императора. Философія была въ тѣсномъ союзѣ съ лучшими семействами Рима и, заодно съ ними, оказывала энергичное сопротивленіе. Школой стоиковъ выработались выдающіеся характеры Кремуція Корда, Тразеи, Аррія, Гельвидія Приска, Агенея Корнута, Музонія Руфа. Извѣстная суровость и нѣкоторыя крайности этой школы явились слѣдствіемъ ужасающей жестокости императоровъ. Люди добра были неотступно заняты мыслью о томъ, чтобы закалить себя въ ожиданіи казни и приготовиться къ смерти. Сенека философъ, Плиній старшій, Папирій Фабіанъ были истинными оплотами науки и философіи. И подобныхъ людей было не мало, но слишкомъ часто не оставалось имъ иного исхода, какъ умереть. Порой брали верхъ негодные элементы общества, и тогда наступало время полной разнузданности и жестокости, превращавшихъ Римъ въ настоящій адъ.
   Самовластіе цезарей, давившее Римъ столь тяжелымъ и неровнымъ гнетомъ, въ значительно меньшей степени давало себя чувствовать въ провинціяхъ. При всѣхъ своихъ недостаткахъ римская администрація была все же много лучше правительствъ мелкихъ царьковъ и республикъ, ею уничтоженныхъ. И сама имперія не дошла еще до чрезмѣрныхъ крайностей централизаціи, оставляя до временъ Домиціана, большую свободу самоуправленія провинціямъ и городамъ. Въ Палестинѣ, въ Сиріи, въ Малой Азіи, въ Арменіи и Фракіи существовали почти независимыя государства подъ протекторатомъ Рима. Ихъ полунезависимость начинаетъ дѣлаться опасной лишь съ правленія Калигулы и потому только, что въ отношеніяхъ къ нимъ была оставлена глубоко разумная политика Августа. Вольные города, а таковыхъ было много, сохраняли свои законы, право ихъ издавать и всѣ учрежденія автономныхъ государствъ. До III вѣка всѣ муниципальные декреты начинались формулой: "Сенатъ и народъ опредѣлили"... Въ этихъ маленькихъ республикахъ былъ очень силенъ духъ гражданской свободы, и онѣ утратили только право объявлять другъ другу войны, пагубное право, превращавшее весь міръ въ арену кровавыхъ схватокъ. Не уничтожая, почти не умаляя ничьей свободы, Римъ оказалъ истинное благодѣяніе народамъ, водворивши повсюду "римскій миръ", Рах romanum.
   Вообще, несмотря на грабительство правителей и насилія, неразлучныя съ неограниченнымъ владычествомъ, подвластные цезарямъ народы, во многихъ отношеніяхъ, никогда еще не испытывали такого благополучія. Администрація, распоряжавшаяся изъ столь удаленнаго центра, представляла собою такія преимущества, что даже алчность преторовъ послѣднихъ временъ республики была не въ силахъ сдѣлать ее ненавистной. Къ тому же, lex Julia въ значительной мѣрѣ ослабилъ злоупотребленія и лихоимство. Безумства и жестокости императоровъ, за исключеніемъ Нерона, обрушивались только на римскую аристократію и на кругъ лицъ, приближенныхъ къ государямъ. Никогда еще человѣкъ, сторонившійся отъ политики, не видалъ такого спокойствія. Древнія республики, гдѣ каждый былъ вынужденъ принимать участіе въ раздорахъ партій, были крайне неудобны для тихой и мирной жизни. Въ нихъ не было конца тревогамъ, преслѣдованіямъ и проскрипціямъ. Теперь же наступили времена, особенно благопріятныя для широкаго прозелитизма, стоящаго выше раздоровъ небольшихъ городовъ и соперничества династій. Никакого парадокса въ томъ не будетъ, если мы скажемъ, что съ утратой народами независимости значительно возросла ихъ свобода. Съ одной стороны, сдѣлалась возможной свобода торговли и промышленности, о которой понятія не имѣли греческія республики. Съ другой стороны, свобода мысли много выиграла отъ владычества римлянъ. Въ древнихъ республикахъ не существовало этой свободы. Не только преступленія философскаго характера, каковы отрицанія Бога и Провидѣнія, но и ничтожные проступки противъ мѣстнаго культа, проповѣдь чужеземныхъ религій, мелкія нарушенія законоположеній о "таинствахъ" не рѣдко влекли за собою смертные приговоры. Боги, осмѣянные на сценѣ Аристофаномъ, порою мстили жестоко. Они убили Сократа, отъ нихъ едва спасся Алкивіадъ. Анаксагоръ, Протагоръ, Ѳеодоръ атеистъ, Діагоръ изъ Мелоса, Продикъ изъ Кеоса, Стилпонъ, Аристотель, Теофрастъ, Аспазія, Еврипидъ подвергались большимъ или меньшимъ преслѣдованіямъ. Атталы и Птоломеи первые предоставили надлежащій просторъ философской мысли. Римская имперія послѣдовала ихъ примѣрамъ. При императорахъ не разъ гибли философы, но исключительно лишь за то, что они занимались политикой. Въ сборникахъ римскихъ законовъ до временъ Константина нельзя найти ни одного постановленія, направленнаго противъ свободы мысли, примѣра не было преслѣдованія мыслителя или ученаго. Широкая религіозная пропаганда не встрѣчала никакихъ стѣсненій и преградъ со стороны римлянъ вплоть до жестокихъ гоненій на христіанъ. Причины этихъ гоненій мы попытаемся выяснить ниже.

-----

   Театры вызывали рѣзкое неодобреніе всѣхъ честныхъ людей и были однимъ изъ первыхъ поводовъ, возбуждавшихъ антипатію іудеевъ и іудействующихъ всѣхъ оттѣнковъ противъ языческой цивилизацій того времени. Гигантскіе амфитеатры представлялись имъ громадными ямами, въ которыхъ кишатъ всевозможные пороки и мерзости. Не рѣдко случалось, что одновременно съ апплодисментами первыхъ рядовъ слышались выраженія ужаса и отвращенія на верхнихъ ступеняхъ. Въ провинціяхъ съ трудомъ вводились бои гладіаторовъ. Эллинскія страны не желали допускать у себя кровавыя зрѣлища и предпочитали имъ древне-греческія игры. Что же касается христіанъ, то и театръ, и стадій, и гимназія, то-есть мѣста сборищъ и потѣхъ, составлявшія существенную принадлежность греческаго и римскаго города, представлялись имъ одинаково омерзительными, и это, въ свою очередь, повело къ послѣдствіямъ величайшей важности. Античная цивилизація обусловливала собою жизнь почта исключительно публичную; всѣ дѣла обсуждались на площади передъ собраніемъ гражданъ, въ полную противоположность тому, какъ дѣлается въ наше время, когда вся жизнь замкнута въ стѣнахъ домовъ. Подъ римскимъ владычествомъ театръ замѣнилъ собою тору и форумъ. И анаѳема, изрекаемая театру, падала, такъ сказать, на все общество. Страшная пропасть легла, такимъ образомъ, между Церковью съ одной стороны и публичными зрѣлищами -- съ другой.
   Законы и административныя распоряженія первыхъ временъ имперіи представляли собою настоящій хаосъ. Возможности не было разобраться въ безпрерывныхъ столкновеніяхъ между деспотизмомъ, провинціальными и муниципальными вольностями, произволомъ мѣстныхъ правителей и притязаніями независимыхъ общинъ. Но всѣ конфликты этого рода служили только на пользу религіозной свободѣ. Стройное единство администраціи, установившееся со времени Траяна, неизмѣримо болѣе тяжелымъ гнетомъ легло на христіанство, чѣмъ не знавшее регламентаціи, лишенное организованной полиціи, полное всякихъ несправедливостей правленіе временъ первыхъ цезарей.
   Умственное развитіе высшихъ классовъ, блестящее во многихъ отношеніяхъ, хотя уже клонившееся къ упадку, не доходило до народныхъ массъ. Положеніе обездоленныхъ не было бы столь прискорбнымъ, если бы народъ находилъ утѣшеніе въ религіи. Но религія во всѣхъ частяхъ имперіи пала очень низко. Римъ, весьма разумно, оставилъ неприкосновенными древніе культы, устранивши изъ нихъ все то, что было въ нихъ безчеловѣчнаго, вызывающаго или оскорбительнаго для иновѣрныхъ. Римъ придалъ имъ своего рода оттѣнокъ оффиціальности, который сдѣлалъ ихъ похожими другъ на друга и, хорошо ли, худо ли, соединилъ между собою. Но эти древніе культы имѣли одну общую черту: это -- невозможность создать какое-либо теологическое ученіе, дойти до практической морали, до возвышающей нравственно проповѣди, сколько-нибудь плодотворной для народа. Отъ языческихъ храмовъ вѣяло холодомъ, въ нихъ не зачѣмъ было идти, въ нихъ нечему было научиться, ничуть они не были похожи на синагоги лучшихъ временъ и на церкви,-- мѣста общенія вѣрующихъ, пріюты для бѣдствующихъ, пристанища для удрученныхъ. Римскіе патриціи упорно пытались установить различіе между "религіей", т.-е. ихъ собственнымъ культомъ, и "суевѣріями", т.-е. иноземными культами. Въ сущности же, всѣ языческіе культы жили исключительно суевѣріями, которыя въ видѣ остатковъ далекой старины отчасти уцѣлѣли до нашихъ дней, не искорененныя даже христіанствомъ. А затѣмъ идолопоклонство язычниковъ, охраняемое только неустойчивымъ преданіемъ народнымъ и своекорыстными жрецами, легко переходило въ обоготвореніе императоровъ даже при жизни. Внѣ іудейства не нашлось ни одного жреца, осмѣлившагося противустать такимъ позорящимъ человѣчество безумствамъ.
   Повсюду съ возрастающею силой назрѣвала потребность въ монотеизмѣ, въ религіи, которая въ основы нравственности положила бы законъ, данный Богомъ. Въ Индіи и Персіи запросы эти нашли удовлетвореніе въ буддизмѣ и зороастризмѣ. Орфизмъ и таинства пытались достичь того же въ греческихъ земляхъ, но продержались не долго. Образованные классы относились съ полнымъ невѣріемъ къ оффиціальной религіи. Государственные люди усердно поддерживали ее и втихомолку остроумно потѣшались надъ нею. Многими открыто проводилась безнравственная система, основанная на томъ, что религіозныя басни пригодны только для народа и для него должны быть охраняемы. Совершенно безполезная предосторожность, такъ какъ и вѣра народа была окончательно расшатана. Съ переходомъ власти къ Тиверію замѣтною дѣлается религіозная реакція. Римляне какъ будто испугались явнаго невѣрія временъ Юлія Цезаря и Августа и разыгрываютъ прелюдію къ злосчастной попыткѣ Юліана "влить новое вино въ мѣхи старые", по соображеніямъ государственнымъ возстановляютъ всѣ устарѣвшія суевѣрія. Но люди, охваченные религіозною жаждой, обращаются къ культамъ, занесеннымъ съ Востока, увлекаются Изидой и Серанисомъ больше, чѣмъ когда-либо. Такимъ настроеніемъ общества дѣятельно пользуются всякаго рода обманщики, чудодѣи, магики, какъ то всегда бываетъ среди общества, въ которомъ утратила свою силу господствующая религія.
   Вообще, середина перваго вѣка представляетъ собою печальную эпоху древней исторіи. Греческое и римское общество переживало время упадка, декадентства. Жизнь какъ бы утратила свой смыслъ и цѣну, число самоубійствъ возростало. Ни одинъ вѣкъ не видалъ такой борьбы между зломъ и добромъ. Зло -- это страшный деспотизмъ, отдававшій міръ въ руки чудовищъ и безумцевъ, это -- полный упадокъ нравственности, слѣдствіе занесенныхъ въ Римъ пороковъ Востока, это -- отсутствіе возвышенной религіи и серьезнаго общественнаго обученія. Добро -- это, съ одной стороны, философія, выступавшая съ открытою грудью противъ тиранновъ, не преклонявшаяся передъ чудовищами, подвергавшаяся гоненіямъ три или четыре раза въ теченіе полстолѣтія (при Неронѣ, при Веспасіанѣ, при Домиціанѣ), съ другой стороны, это -- усилія народнаго духа, его стремленія къ лучшей религіи, къ монотеизму, къ братству, къ реабилитаціи бѣднаго и униженнаго. Обѣ протестующія стороны далеко не были согласны между собой. Философскія группы и христіанскія общины не знали другъ друга и настолько не сознавали тождества своихъ усилій, что кружокъ философовъ, достигши власти съ провозглашеніемъ Нервы императоромъ, оказался далеко не благосклоннымъ къ христіанамъ.

-----

   Имперія, относившаяся враждебно къ религіямъ, занесеннымъ съ Востока, не предпринимала противъ нихъ систематически послѣдовательныхъ мѣръ. Принципъ государственной религіи поддерживался довольно слабо. Во времена республики подвергались запрещеніямъ культы Сабація, Изиды, Сераписа. Но это ни къ чему не приводило,-- народъ продолжалъ неудержимо увлекаться ими. Когда декретомъ 535 г. съ основанія Рима было повелѣно разрушить храмъ Изиды и Сераписа, то не могли найти ни одного рабочаго для приведенія въ исполненіе такого распоряженія, и консулъ оказался вынужденнымъ собственноручно выламывать дверь топоромъ. Ясно было, что римскій культъ пересталъ удовлетворять толпу. Не лишено основанія мнѣніе, что Юлій Цезарь возстановилъ культъ Изиды и Сераписа въ угоду римской черни. Онъ, впрочемъ, и вообще держался полной вѣротерпимости. Августъ проявилъ большую привязанность къ національной религіи и глубокую антипатію къ восточнымъ культамъ, запретилъ даже отправленіе египетскихъ обрядовъ въ Италіи, но предоставлялъ всѣмъ вѣрамъ, особливо іудейству, неограниченную свободу въ ихъ собственныхъ странахъ. Тиверій впервые опредѣленно установилъ принципъ государственной религіи и принялъ серьезныя мѣры противъ распространенія іудейства и культовъ Востока. Калигула отмѣнилъ эдикты Тиверія, но, подъ вліяніемъ безумія, въ его дѣйствіяхъ не было никакой послѣдовательности. Клавдій слѣдовалъ, повидимому, политикѣ Августа: въ Римѣ онъ охранялъ латинскій культъ, сдерживалъ иновѣрную пропаганду, сурово относился въ іудейству и жестоко преслѣдовалъ религіозныя сообщества. Въ Палестинѣ же, наоборотъ, іудеи пользовались его благосклонностью. Что касается Нерона, то его мало интересовала религія, и страшныя жестокости надъ христіанами были актами звѣрства, а не послѣдствіями политическихъ соображеній. Обращавшіеся въ иноземныя вѣры подвергались гоненіямъ своихъ семей, а не государственной власти, и случалось это только въ римскомъ обществѣ высшаго класса, гдѣ строго хранились старыя традиціи. Въ провинціяхъ религіозная свобода ничѣмъ не была стѣснена, подъ единственнымъ условіемъ не оскорблять культовъ другихъ странъ. Тѣми же правами пользовались провинціалы и въ Римѣ, лишь бы не производили публичныхъ скандаловъ. Въ первый вѣкъ правительство не мирилось только съ двумя религіями -- съ друидизмомъ и іудействомъ, представлявшимися оплотами національностей. Всѣ были убѣждены въ томъ, что въ основѣ іудейства лежитъ презрѣніе къ гражданскимъ законамъ и равнодушіе къ процвѣтанію государства. Когда іудейство не выходило изъ сферы личнаго вѣроисповѣданіе, его оставляли въ покоѣ. Единственно, чего не терпѣла Римская имперія въ дѣлѣ религіи, это -- теократіи. Основнымъ принципомъ имперіи былу чисто-гражданское государство, не допускавшее возможности, чтобы какая-либо религія оказывала свое воздѣйствіе на общественныя и политическія дѣла. Въ особенности же правительство не терпѣло никакихъ ассосіацій и сообществъ,-- этихъ маленькихъ государствъ въ государствѣ. Это -- пунктъ очень большой важности, такъ какъ имъ-то, главнымъ образомъ, и обусловливались всѣ гоненія.
   Въ Римѣ власти издавна относились крайне недоброжелательно ко всякаго рода ассосіаціямъ, которыя весьма были по душѣ бѣднѣйшей части населенія. Законы противъ ассосіацій впервые были изданы во времена республики (въ 186 г. до P. X.), по поводу вакханалій. Низшіе классы, по весьма естественнымъ побужденіямъ, выказывали большую склонность къ сообществамъ, особливо религіознаго характера, тогда какъ этого рода братства очень не правились патриціямъ, крѣпко державшимъ всю власть въ своихъ рукахъ и не допускавшимъ никакихъ иныхъ общественныхъ группъ, кромѣ семьи (рода) и государства. Противъ ассосіацій были направлены тщательно выработанныя постановленія, которыми требовались предварительное разрѣшеніе подлежащей власти и ограниченіе числа членовъ, и запрещалось имѣть постояннаго magister sacrorum и общественную кассу, набираемую подпиской. Такія же стѣсненія многократно повторялись при императорахъ, и въ арсеналѣ законовъ накопилось достаточно статей для всякаго рода преслѣдованій. Отъ усмотрѣнія правительства зависѣло пользоваться или не пользоваться не отмѣненными законоположеніями. Постоянною заботой даже такихъ мудрыхъ правителей, какъ Юлій Цезарь и Августъ, было не допускать образованія новыхъ сообществъ и уничтожать уже существующія. Одинъ изъ декретовъ временъ Августа, повидимому, направленъ къ точному опредѣленію и большому ограниченію права ассосіацій и собраній. Дозволялись только похоропныя братства съ тѣмъ, чтобы собранія ихъ происходили не болѣе одного раза въ мѣсяцъ, чтобъ они занимались исключительно погребеніемъ своихъ умершихъ членовъ и ни подъ какимъ видомъ не расширяли своей дѣятельности. Правительство упорно преслѣдовало задачу неисполнимую. Чрезмѣрно увлеченное идеей всепоглощающаго государства, оно хотѣло изолировать личность, уничтожить всякія нравственныя связи между людьми, подавить естественное стремленіе бѣдняковъ жаться другъ къ другу, создать себѣ маленькій пріютъ, гдѣ всѣмъ было бы тепло.
   Несмотря на всѣ усилія властей, такія сообщества получили огромное развитіе. У знатныхъ и богатыхъ были заботы о семьѣ, объ удовлетвореніи своего честолюбія, о поддержаніи родовыхъ традицій; у бѣдныхъ и приниженныхъ ничего не было, кромѣ ихъ collegium'а,-- какъ назывались сообщества. Всѣ дошедшія до насъ свѣдѣнія показываютъ, что такія коллегіи состояли изъ рабовъ, ветерановъ и мелкаго рабочаго люда. Тамъ было полное равенство между свободными людьми, отпущенниками и находящимися въ рабствѣ. Собранія происходили въ принадлежащемъ общинѣ домѣ, schola cdllegii, въ тетрастилѣ (портикѣ) котораго былъ обыкновенно выставленъ регламентъ коллегіи рядомъ съ алтаремъ божества, признаннаго ея покровителемъ; трапезы устраивались въ особой столовой (triclinium), въ опредѣленные праздничные дни, наступленіе которыхъ всѣми ожидалось съ нетерпѣніемъ. На эти скромныя пиршества каждый шелъ съ своимъ приношеніемъ, одинъ изъ братчиковъ,-- въ большинствѣ случаевъ по очереди,-- доставлялъ посуду, хлѣбъ, вино, сардинъ, горячую воду. Рабъ, получившій вольную, считалъ своею обязанностью принести своимъ "коллегамъ" амфору хорошаго вина. Такія общины, если онѣ успѣвали добиться надлежащаго разрѣшенія, пользовались въ Римѣ всѣми правами гражданской личности. Но полученіе разрѣшенія было сопряжено съ большими затрудненіями, если предполагалось имѣть общинную кассу и дѣло шло не объ однихъ только похоронахъ сочленовъ. Законами предусмотрѣно, что подобныя сообщества могутъ получить религіозный характеръ, и въ такомъ случаѣ собраніямъ придается значеніе тяжкихъ преступленій, приравненныхъ къ "оскорбленію величества" и влекущихъ за собою соотвѣтствующія кары, по меньшей мѣрѣ, для тѣхъ лицъ, по чьему почину состоялось собраніе. Клавдій дошелъ до того, что приказалъ закрыть кабаки, въ которыхъ собирались братчики, и мелкіе трактиры, гдѣ бѣдняки могли за дешевую цѣну получать горячую воду и вареную говядину.
   

VI.
Пожаръ Рима.

   Около 60 г. по P. X., во время пребыванія апостола Павла въ Римѣ, обозначилось съ достаточною опредѣленностью для властей и народа различіе между евреями стараго закона и христіанами, выдѣлившимися въ особливыя общины и положившими основаніе самостоятельной церкви, съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе разроставшейся численно. При дворѣ и въ городѣ стали уже очень серьезно говорить о многочисленности послѣдователей "новаго ученія". Консерваторы начали съ тревогой относиться къ успѣхамъ апостольской проповѣди среди низшихъ классовъ населенія. Что же касается языческой, враждебно настроенной черни, то она не замедлила приписать христіанамъ всевозможныя злодѣянія и мерзости, заподозрить ихъ въ самыхъ тяжкихъ преступленіяхъ, обвинить въ стремленіи взбунтовать рабовъ, ниспровергнуть власть императоровъ. Какое бы ни было совершено преступленіе, самыя ничтожныя указанія вели къ аресту христіанина и преданію его пыткѣ. Христіане, уклонявшіеся отъ участія въ языческихъ обрядахъ, подвергались жестокимъ оскорбленіямъ. Наступала эра открытыхъ гоненій, продлившаяся съ короткими перерывами до Константина. Въ первыя тридцать лѣтъ, протекшія со времени проповѣди Христа, одни евреи были гонителями Его послѣдователей, римляне являлись защитниками христіанъ. Теперь же сами римляне дѣлались ихъ ярыми преслѣдователями. Изъ столицы ненависть къ христіанамъ распространилась въ провинціяхъ и послужила основаніемъ для величайшихъ несправедливостей, къ которымъ примѣшивалось отвратительное глумленіе. Евреи пользовались большимъ вліяніемъ при дворѣ, въ особенности, черезъ Поппею, и, несомнѣнно, пускали въ ходъ всякія интриги для того, чтобы ухудшить положеніе христіанъ.
   Десять лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ Неронъ былъ провозглашенъ императоромъ (54--64.гг. по P. X.), и міръ былъ свидѣтелемъ поразительнѣйшихъ неистовствъ, когда-либо отмѣченныхъ исторіей. Условія времени были таковы, что безграничная власть находилась въ рукахъ одного человѣка, наслѣдника, сдѣлавшагося легендарнымъ, имени Цезаря. Иной порядокъ вещей оказывался невозможнымъ, и съ нимъ уже успѣли сжиться провинціи и Римъ, какъ бы не сознавая той огромной опасности, которою онъ грозилъ всей имперіи. Когда мутился разумъ цезаря, когда кружилась его голова, затуманенная неимовѣрною властью, тогда уже не было границъ безумствамъ, все оказывалось отданнымъ на произволъ чудовища. Избавиться отъ него не было никакой возможности: его гвардія, набранная изъ германцевъ, и его дворъ, состоявшій изъ рабовъ и отпущенниковъ, знали, что съ его паденіемъ они всего лишатся, и готовы были защищать его до послѣдней крайности. Опасность эта уже дала себя почувствовать при Калигулѣ. При Неронѣ она проявилась во всемъ своемъ ужасѣ и во всемъ безобразіи, грандіозномъ и потѣшномъ въ одно и то же время.
   Неронъ получилъ блестящее литературное образованіе, и безуміе его носило, по преимуществу, литературный характеръ. Фантазіи всѣхъ вѣковъ, всѣ поэмы и всѣ легенды: Вакхъ и Сарданапалъ, Нинъ и Пріамъ, Троя и Вавилонъ, Гомеръ и современное Нерону декадентство -- перепутались, смѣшались въ невообразимый хаосъ въ несчастной головѣ крайне посредственнаго, но глубоко убѣжденнаго, поэта и артиста, которому слѣпой случай предоставилъ всѣ средства осуществлять самыя нелѣпыя мечты. Въ немъ не было мрачной жестокости Домиціана, онъ не любилъ злодѣйствъ ради злодѣйствъ, не былъ онъ и такимъ сумасбродомъ, какъ Калигула. Онъ былъ вполнѣ искреннимъ романтикомъ, опернымъ императоромъ, меломаномъ, трепетавшимъ передъ зрителями и заставлявшимъ дрожать отъ страха зрителей. Управленіе государствомъ есть дѣло исключительно и строго-практическое, и романтизмъ тутъ въ высшей степени неумѣстенъ. При воспитаніи принца, романтизмъ оказывается всегда пагубнымъ, и Сенека въ этомъ отношеніи, своимъ плохимъ литературнымъ вкусомъ, принесъ ученику своему много болѣе вреда, чѣмъ принесъ ему пользы своею прекрасною философіей. Наставникъ сына Агриппины былъ человѣкъ огромнаго ума, блестящаго таланта и.весьма почтенный, несмотря на всѣ лежащія на его памяти пятна,-- но все дѣло портили декламація и литературное тщеславіе, неспособность чувствовать и разсуждать безъ риторическихъ фразъ. Настойчивыми упражненіями ученика въ выраженіи того, чего тотъ не думалъ, въ сочиненіи заранѣе блестящихъ словечекъ, онъ сдѣлалъ изъ него отчаяннаго притворщика-актера и рьянаго ритора, говорившаго гуманныя рѣчи, когда онъ бывалъ убѣжденъ въ томъ, что его слушаютъ.
   Въ первые годы все это представлялось въ Неронѣ только забавнымъ и довольно безобиднымъ,-- обезьяна сторожилась и принимала позы, которымъ ее обучили. Жестокость проявилась въ немъ только послѣ смерти Агриппины и очень быстро овладѣла имъ всецѣло. Бурръ {Бурръ (Afranius Burrhus) -- первый воспитатель Нерона, потомъ префектъ преторіанцевъ, умеръ въ 62 г., современники обвиняли въ его смерти Нерона.} умеръ, погибла и Октавія {Октавія -- дочь императора Клавдія, жена Нерона, который развелся съ нею, отправилъ ее въ заточеніе на о. Пандатерію и приказалъ тамъ умертвить въ 62 г.}, Сенека былъ удаленъ и ждалъ смерти, Тигеллинъ сдѣлался ближайшимъ человѣкомъ къ императору, началась сплошная сатурпалія. Неронъ прямо заявляетъ, что ничего нѣтъ выше искусства, что добродѣтель -- притворство и ложь, что истинно достоенъ уваженія лишь тотъ, кто прямо и открыто признается въ своемъ полномъ безстыдствѣ, что настоящій великій человѣкъ лишь тотъ, кто способенъ всѣмъ злоупотреблять, все уничтожить, все расточить. Въ глазахъ Нерона добродѣтельный человѣкъ -- лицемѣръ и злоумышленникъ, опасная личность и, главнымъ образомъ, соперникъ. Въ рукахъ комедіанта очутилось право жизни и смерти надъ всею его аудиторіей, дилетантъ могъ отдать на истязанія всякаго, кто осмѣливался не приходить въ восторгъ отъ его стиховъ. Маніакъ, опьянѣвшій отъ тщеславія, свирѣпый шутъ, добивающійся апплодисментовъ, какъ уличный скоморохъ,-- вотъ кто былъ властелиномъ міра.
   Казалось, наступила пора какого-то общаго неистовства. Императора окружила толпа негодяевъ, прозванныхъ "всадниками Августа", или просто "августиніанами", восторгавшихся безумствами цезаря, придумывавшихъ для него дикія потѣхи ночныхъ бродягъ. На Римъ обрушился безконечный рядъ низменныхъ забавъ, пошлостей, острословія дурного тона, безсмысленнаго "арго", входившаго въ моду. Калигулой уже былъ созданъ типъ императора-гистріона, потѣшавшаго публику. Нерлнъ открыто взялъ его за образецъ и не довольствовался уже тѣмъ, что правилъ колесницей въ циркѣ, но принялся распѣвать на сценахъ, разъѣзжать по провинціямъ въ качествѣ странствующаго пѣвца, устраивать себѣ нелѣпые тріумфы, забирать всѣ вѣнки на играхъ Греціи, играть въ театрахъ до невозможности отвратительныя роли. Апплодисменты пятидесяти тысячъ зрителей, тѣснившихся въ колоссальномъ циркѣ и вопящихъ отъ восторга, оказывались настолько опьяняющими, что сами государи проникались завистью къ наѣздникамъ, пѣвцамъ, актерамъ. Ни одинъ изъ императоровъ съ головою сколько-нибудь неуравновѣшенною не смогъ противустоять искушенію пожать свою долю лавровъ на этихъ грубыхъ игрищахъ. Калигула проводилъ цѣлые дни въ театрѣ за вздорными забавами,-- позднѣе Коммодъ и Каракалла сдѣлаютъ попытки превзойти Нерона въ его безумствахъ. Правительство было, наконецъ, поставлено въ необходимость издавать законы, запрещавшіе сенаторамъ и всадникамъ появляться на аренѣ, принимать участіе въ состязаніяхъ гладіаторовъ, въ бояхъ со звѣрями.
   Вся жизнь сосредоточилась въ циркѣ,-- казалось, будто остальной міръ созданъ только для потѣхи Рима. Непрерывною чередой слѣдовали другъ за другомъ изобрѣтенія новыхъ забавъ, все болѣе и болѣе необычайныхъ, придуманныхъ и устроенныхъ аптрепренеромъ-императоромъ. Народъ переходилъ отъ зрѣлища къ зрѣлищу, съ нетерпѣніемъ ждалъ обѣщанныхъ новинокъ и, въ концѣ концовъ, вправду привязался къ государю, превратившему такимъ образомъ жизнь города въ безконечную вакханалію. Популярность Нерона, пріобрѣтенная этими позорными средствами, не можетъ подлежать сомнѣнію. Главною причиной всѣхъ ненормальностей было крайнее паденіе вкуса и чрезмѣрное значеніе, которое получило декламаторское искусство, вздувавшее все до необычайныхъ, чудовищныхъ размѣровъ. Огромное сходило за великое, эстетика утратила свой истинный смыслъ: колоссальное смѣнило собою прекрасное, матеріалистическое, театральное и ложно-патетическое принималось за художественное. Чувства притупились, и расшевелить ихъ могло только что-нибудь до крайности грубое. Народъ, буквально, ошалѣлъ отъ зрѣлищъ,-- не отъ серьезныхъ и трогающихъ душу трагедій, а отъ представленій, захватывающихъ дикими эффектами, отъ фантасмагорій. Въ огромномъ ходу были омерзительныя "живыя картины". Недостаточнымъ казалось удовольствіе читать произведенія поэтовъ, явилась потребность видѣть миѳы олицетворенными на сценѣ, съ точными воспроизведеніями всего, что въ нихъ было жестокаго или безстыднаго.
   Въ общемъ увлеченіи всѣмъ грандіознымъ, или, вѣрнѣе, огромнымъ, Неронъ мечталъ о сказочныхъ дворцахъ, о городахъ, подобныхъ Вавилону, Ѳивамъ и Мемфису. Императорское жилище на Палатинѣ (старинный домъ Тиверія) было довольно скромно и имѣло видъ обыкновеннаго частнаго дома. Калигула значительно расширилъ его. Неронъ нашелъ его все-таки слишкомъ тѣснымъ и насмѣхался надъ своими предшественниками, довольствовавшимися такимъ ничтожествомъ. Онъ наскоро приказалъ построить для себя резиденцію, неуступавшую размѣрами дворцамъ Китая и Ассиріи. Этотъ домъ, который онъ называлъ "временнымъ", съ своими портиками, парками, гдѣ паслись цѣлыя стада, съ своими рощами, садами, виноградниками, озерами, окруженными перспективами фантастическихъ построекъ, занималъ громадное пространство отъ Палатина до садовъ Мецената, расположенныхъ на Эсквилинскихъ высотахъ. То была настоящая феерія. И Неронъ хотѣлъ закончить такъ свою затѣю, чтобы жилище его можно было назвать "золотымъ домомъ". Ничѣмъ нельзя было такъ угодить императору, какъ разговорами о фантастическихъ предпріятіяхъ, способныхъ увѣковѣчить память о немъ. Римъ въ особенности занималъ его. Неронъ упорно мечталъ о томъ, чтобы перестроить всю столицу заново и чтобы называлась она Нерополь (Neropolis).

------

   За послѣднее столѣтіе Римъ сдѣлался однимъ изъ чудесъ свѣта, разросся до размѣровъ древнихъ столицъ Азіи. Постройки въ немъ были великолѣпныя, прочныя и солидныя, но улицы казались некрасивыми людямъ, увлеченнымъ тогдашними модами, гонявшимися, исключительно, за бьющими въ глаза эффектами. Неронъ стоялъ во главѣ такого направленія и мечталъ о городѣ, распланированномъ и построенномъ на заказъ со всѣми вычурами, долженствующими повергать въ изумленіе провинціаловъ и иностранцевъ. Молодой безумецъ впадалъ въ опьяненіе отъ своихъ болѣзненныхъ фантазій. Онъ страстно желалъ увидать что-нибудь совершенно необычайное, поразительно величественное, достойное такого художника, какимъ онъ считалъ себя; онъ жаждалъ такого событія, которымъ на вѣки ознаменовалось бы его царствованіе.
   -- "До меня,-- говорилъ онъ,-- никто понятія не имѣлъ о размѣрахъ того, что дозволительно государю" {Светоній: Неронъ, 37.}! Весь этотъ бредъ разстроеннаго воображенія на самомъ дѣлѣ осуществился въ потрясающемъ событіи, нѣкоторыя подробности котораго такъ и остались невыясненными.
   19 іюля 64 г. вспыхнулъ страшный пожаръ, превратившій почти весь Римъ въ развалины. Начался онъ близъ Капенскихъ воротъ въ той части Большого цирка, которая прилегаетъ къ Палатинскому и Целійскому холмамъ. Въ этомъ кварталѣ было много лавокъ, наполненныхъ горючими матеріалами, и огонь распространился необыкновенно быстро. Оттуда онъ обошелъ Палатинъ, охватилъ Велабръ, Форумъ, Карины, поднялся на холмы, сильно повредилъ Палатинъ и, опустившись опять въ нижнія части города, въ теченіе шести дней и семи ночей уничтожалъ тѣсно застроенные кварталы, пересѣченные узкими и грязными улицами. У подножія Эсквилина успѣли сломать множество домовъ и тѣмъ на нѣкоторое время сдержали огонь, но онъ скоро вспыхнулъ съ новою силой, и пожаръ длился еще три дня. Число погибшихъ людей было значительно. Изъ четырнадцати округовъ, составлявшихъ городъ, три были совершенно уничтожены, въ семи остались только обгорѣвшія стѣны. Такого ужасающаго бѣдствія еще никто не видывалъ.
   Когда начался пожаръ, Неронъ былъ въ Антіи. Онъ вернулся въ городъ, когда огопь приближался къ его "временному" дому. Спасти что-либо не было возможности. Погибли императорскіе дома на Палатинѣ и жилище Перона со всѣми принадлежащими къ нему постройками. Неронъ, повидимому, не особенно хлопоталъ о спасеніи своей резиденціи, весь отдавшись восторгамъ передъ дивно ужасающимъ зрѣлищемъ. Впослѣдствіи сложился разсказъ, будто онъ, стоя на башнѣ {Башня, которую теперь показываютъ и которая носитъ названіе Porre di Perone, въ то время не существовала. Это средне-вѣковое сооруженіе.}, смотрѣлъ на пожаръ и тамъ, съ лирой въ рукахъ, одѣтый по-театральному, пѣлъ о гибели Иліона. Это, по всей вѣроятности, легенда, сочиненная во вкусѣ того времени и съ постепенно нараставшими преувеличеніями. Въ основѣ легенды лежитъ тотъ фактъ, что Неронъ дѣйствительно написалъ поэму, носящую заглавіе Troica, и читалъ ее публично въ слѣдующемъ за пожаромъ году. Люди, знавшіе, подобно Тациту, что при началѣ пожара Неронъ находился въ Антіи, передаютъ для приданія правдоподобія своему разсказу, будто гибель Трои онъ воспѣвалъ "на своей домашней сценѣ".
   Общее мнѣніе сходилось, несомнѣнно, на томъ, что городъ былъ подожженъ по приказанію Нерона, или,-- по меньшей мѣрѣ,-- что уже почти прекратившійся пожаръ возобновленъ поджогами по его желанію. Увѣряли, будто въ поджигательствахъ были узнаны люди, принадлежавшіе его дому, будто люди эти притворялись пьяными, будто вновь разгорался пожаръ сразу въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Ходили разсказы о томъ, что во время пожара солдаты и сторожа запрещали тушить огонь такъ смѣло и съ такими угрозами, какъ то могли дѣлать только люди, исполняющіе приказанія высшихъ властей. Большія каменныя строенія, сосѣднія съ жилищемъ императора въ той мѣстности, которую хотѣлъ захватить себѣ Неронъ, были разрушены, какъ во время осады. Подозрѣнія подтвердились тѣмъ, что послѣ пожара Неронъ, подъ предлогомъ расчистки развалинъ на свой счетъ, дабы облегчить расходы собственниковъ, распорядился совсѣмъ снести все разрушенное, причемъ запрещено было кому бы то ни было къ нимъ приближаться. А затѣмъ, что еще хуже, онъ и на самомъ дѣлѣ выстроилъ свой "золотой домъ" на мѣстѣ прежней временной резиденціи, увеличенномъ пространствомъ, очищеннымъ послѣ пожара.
   Есть основанія думать, что клеветы въ этомъ не было. Правда, когда дѣло идетъ о Неронѣ, можетъ нерѣдко казаться неправдоподобною. Нельзя придавать значенія возраженію, что при той власти, которою пользовался императоръ, онъ имѣлъ возможность пріобрѣсти желательныя ему земли иными средствами, помимо пожаровъ. Власть императоровъ, совершенно безграничная во многихъ отношеніяхъ, сплошь и рядомъ наталкивалась на непреодолимыя преграды, которыя ей ставили обычая и суевѣрія народа, строго охранявшаго историческіе памятники, имѣвшіе для него религіозное значеніе. Въ Римѣ было множество алтарей, храмовъ, святыхъ мѣстъ, зданій, уничтожить которые или снести нельзя было никакими законами объ отчужденіи земель. Юлій Цезарь и другіе императоры принуждены были передъ такими препятствіями отказаться отъ своихъ плановъ работъ на общественную пользу и въ особенности отъ проекта исправленія береговъ рѣки Тибра. И на самомъ дѣлѣ Нерону, для осуществленія его затѣй, не оставалось никакого иного средства, кромѣ пожара. Положеніе дѣлъ было почти такое же, какое мы видимъ и теперь въ мусульманскихъ городахъ, перестройкѣ которыхъ препятствуютъ мечети и вакуфы {Вакуфы -- земли, принадлежащія мечетямъ, школамъ, пріютамъ и всякимъ богоугоднымъ и благотворительнымъ учрежденіямъ.}. Но у мусульманъ пожары ничуть не помогаютъ дѣлу, такъ какъ священнымъ и неотчуждаемымъ считается тамъ участокъ вакуфной земли. Въ Римѣ же неприкосновенными и священными почитались зданія, а не земли, на которыхъ они выстроены, и пожаръ оказался въ этомъ смыслѣ вполнѣ цѣлесообразнымъ средствомъ. Новый Римъ съ широкими и прямыми улицами отстроился довольно быстро по плану императора и отчасти съ его денежною помощью погорѣльцамъ.
   Всѣ сколько-нибудь честные обыватели города были возмущены до глубины души. Въ пожарѣ погибли драгоцѣннѣйшія древности Рима, дома славныхъ полководцевъ, украшенные предметами военной добычи, напоминавшими о тріумфахъ, всевозможные священные предметы, трофеи, наиболѣе чтимые храмы, всѣ принадлежности стариннаго культа римлянъ. Сколько ни старался Неронъ большою щедростью облегчить причиненное имъ общественное бѣдствіе, какъ ни усердно настаивали его приверженцы на томъ, что, въ концѣ-концовъ, все сводилось къ очисткѣ и оздоровленію города и что новый городъ будетъ много лучше прежняго,-- ни одинъ истинный римлянинъ не хотѣлъ этому вѣрить. Тѣ, кому родной городъ представляется не грудою только камней, сложенныхъ въ стѣны, горько негодовали, неутѣшно оплакивали дорогіе сердцу памятники и соединенныя съ ними легенды отчизны. Никакими сооруженіями, никакимъ великолѣпіемъ нельзя было ни возстановить, ни замѣнить здѣсь храма, построеннаго Эвандромъ, тамъ храма, воздвигнутаго Сервіемъ Тулліемъ, священной ограды Юпитера Статора, дворца Нумы,-- пенатовъ Рима, чудныхъ произведеній греческаго искусства... Н самъ Неропъ началъ сознавать, что зашелъ слиткомъ далеко.
   

VII.
Христіанскіе мученики.

   Перовъ, чтобы разсѣять лежавшія на немъ и слишкомъ громко высказываемыя подозрѣнія въ поджогѣ Рима, порѣшилъ свалить всю вину въ томъ на кого-нибудь, кто возбуждалъ бы ненависть народа въ большей мѣрѣ, чѣмъ онъ, и выборъ его палъ на христіанъ. Всѣмъ извѣстное ихъ отвращеніе передъ храмами, статуями и чтимыми римлянами зданіями придавало нѣкоторое правдоподобіе обвиненію ихъ въ пожарѣ, уничтожившемъ ненавистныя имъ капища. Язычество въ Римѣ держалось еще очень крѣпко и въ городѣ не трудно было распознать тѣхъ людей, которые гнушались національнымъ культомъ, что въ глазахъ населенія казалось равносильнымъ оскорбленію ихъ отчизны. Надо припомнить, что нѣкоторые ревнители іудейства доходили до того, что отказывались брать въ руки монеты съ изображеніемъ лицъ и животныхъ, другіе ни за что не хотѣли проходить въ ворота, надъ которыми были поставлены статуи. Подобные случаи вызывали насмѣшки и недоброжелательство народа. Вслѣдствіе отчужденности евреевъ, противъ нихъ нерѣдко возникали обвиненія въ разныхъ преступленіяхъ и, между прочимъ, въ поджогахъ. То же самое и въ равной мѣрѣ было примѣнимо къ христіанамъ и находило извѣстную поддержку въ томъ, что во время пожара христіане, вѣроятно, не проявляли ни уваженія къ языческимъ святынямъ, ни сожалѣнія о ихъ гибели. Весьма возможно, что нѣкоторые изъ нихъ не скрывали даже своей радости по поводу уничтоженія идоловъ и ихъ капищъ. Нѣтъ ничего невозможнаго въ томъ, что у кого-нибудь изъ нихъ вырывались слова, подобныя сказаннымъ много времени спустя Тертуліаномъ: "Если бы мы захотѣли мстить, то достаточно было бы одной ночи и нѣсколькихъ факеловъ" {Тертуліанъ: Apologeticus, 37.}.
   Трудно предположить, что мысль обвинить христіанъ въ пожарѣ Рима сама собою пришла въ голову Нерона. Неронъ слышалъ, конечно, о ихъ существованіи, но въ личныхъ сношеніяхъ ни съ кѣмъ изъ нихъ не былъ. Всего вѣроятнѣе, что подозрѣнія съ различныхъ сторонъ уже сложились въ городѣ, доходили до свѣдѣнія императора, и онъ могъ ими воспользоваться даже и безъ посторонняго внушенія. Нѣсколько страннымъ представляется то обстоятельство, что римляне обыкновенно смѣшивали христіанъ съ евреями, въ данномъ же случаѣ различіе между ними было опредѣлено съ большою точностью. До этого времени даже въ правительственныхъ сферахъ христіанство продолжало считаться одною изъ іудейскихъ "сектъ". Мы не имѣемъ, однако, прямыхъ основаній приписать интригамъ евреевъ страшныя казни, постигшія христіанъ послѣ пожара 19 іюля, хотя евреи, несомнѣнно, имѣли большія связи при дворѣ и могли воспользоваться своимъ вліяніемъ на Поплею, если не вполнѣ обращенную въ іудейство, то все-таки державшуюся нѣкоторыхъ еврейскихъ обычаевъ. Въ Римѣ были даже актеры и актрисы изъ евреевъ, имѣвшіе доступъ къ императору. Между ними извѣстенъ нѣкто Алитиръ, еврей-мимъ, любимецъ Нерона и Поппеи, который ввелъ Іосифа Флавія къ императрицѣ. О значеніи, котораго успѣли достигнуть евреи въ высшемъ римскомъ обществѣ того времени, упоминаетъ Марціалъ, Персій и Ювеналъ. Климентъ Римскій или авторъ (несомнѣнно римлянинъ) приписываемыхъ ему посланій {Первое Посланіе къ коринѳянамъ, гл. 3, 5 и 6.}, въ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ дѣлаетъ намеки на избіеніе христіанъ по приказанію Нерона,-- говоритъ объ этомъ въ неопредѣленныхъ, но весьма характерныхъ выраженіяхъ. Постигшія ихъ бѣдствія онъ считаетъ "вызванными завистью", въ данномъ же случаѣ "зависть" могла вытекать только изъ внутреннихъ раздоровъ, изъ соперничества въ средѣ общинъ, очень близкихъ другъ другу.

-----

   Дѣло началось съ того, что было схвачено и посажено въ тюрьму нѣсколько человѣкъ, подозрѣваемыхъ въ принадлежности къ "новой сектѣ". Они исповѣдывали свою вѣру, что уже само по себѣ считалось признаніемъ въ преступленіяхъ, приписываемыхъ христіанамъ. За первыми арестами послѣдовало множество другихъ. Недопустимо, чтобы истинные христіане выдали своихъ братій, но могли быть найдены именные списки и иныя указанія. Въ обществѣ удивлены были и серьезно встревожены огромнымъ числомъ послѣдователей непонятнаго римлянамъ ученія. Разумные люди находили крайне слабыми доказательства по обвиненію въ поджогахъ. "Но,-- говорили они,-- несомнѣнно ихъ преступленіе въ томъ, что они ненавидятъ родъ людской". Хотя и убѣжденные въ томъ, что пожаръ былъ дѣломъ Нерона, многіе серьезные римляне видѣли въ захватѣ такого множества христіанъ удобное средство избавиться отъ зловреднаго, по ихъ понятіямъ, ученія. Такого мнѣнія держится Тацитъ, а Светоній прямо ставитъ въ заслугу Нерону его страшныя мѣры противъ "новаго и вредоноснаго суевѣрія".
   Послѣдовавшія затѣмъ казни были ужасны. Никогда еще не видано было ничего подобнаго. Почти всѣ осужденные христіане принадлежали къ низшимъ классамъ, и кары, постигавшія несчастныхъ, обвиненныхъ въ оскорбленіи величества или въ богохульствѣ, состояли въ томъ, что ихъ отдавали на растерзаніе звѣрямъ или сжигали живыми въ амфитеатрѣ, послѣ жестокихъ истязаній. Отвратительнѣйшею чертой римскихъ нравовъ было то, что превращались въ публичныя зрѣлища мученія, и убійства дѣлались общественною потѣхой, вызывавшею хохотъ, рукоплесканія и восторги народныхъ массъ. Осужденныхъ со всего міра отправляли въ Римъ для снабженія цирка "живымъ товаромъ", ради забавы народа.
   Изобрѣтательность мучителей, разнузданность ихъ дикой фантазіи, дошла до потрясающей виртуозности. Римъ насчитываетъ въ своихъ хроникахъ не много такихъ необычайныхъ дней, какъ тѣ "праздники" Нерона, которые на вѣки запечатлѣны кровью христіанскихъ мучениковъ. Передъ десятками тысячъ зрителей, обреченные на смерть были выпущены на арену покрытыми звѣриными шкурами и растерзаны стаями собакъ. Иные были распяты; другіе, завернутые въ ткани, пропитанныя масломъ и смолою, были привязаны къ жердямъ, и съ наступленіемъ сумерокъ эти живыя факелы зажжены, чтобы освѣщать ночныя скачки. Для такого зрѣлища Неронъ предоставилъ свои великолѣпные сады за Тибромъ, которые занимали мѣстность, гдѣ расположены теперь Борго, площадь и храмъ св. Петра. При свѣтѣ этихъ ужасныхъ факеловъ Неронъ въ костюмѣ наѣздника принималъ личное участіе въ скачкахъ, правилъ колесницей, добиваясь рукоплесканій толпы.
   Женщины и дѣвушки не были пощажены во время этихъ отвратительныхъ потѣхъ, и толпы зрителей ликовали при видѣ того неимовѣрнаго опозориванія, которому ихъ подвергали. При Неронѣ вошло въ обычай заставлять осужденныхъ разыгрывать на аренѣ амфитеатра роли миѳологическихъ личностей, кончавшіяся смертью тѣхъ, кто ихъ изображалъ. Передъ зрителями появлялись -- то Геркулесъ, старающійся сорвать съ себя горящую тунику, пропитанную смолой, то Ореей, растерзанный медвѣдемъ, то Дедалъ, низвергнуый съ неба и съѣденный дикими звѣрями, то Пазифая, отданная во власть влюбленнаго въ нее быка. Въ заключеніе рабъ, наряженный Меркуріемъ, дотрогивался раскаленною желѣзною тростью до каждаго трупа, и, если замѣчались признаки жизни, другіе замаскированные рабы добивали жертву.
   Мучители выводили на кровавый позоръ самыхъ уважаемыхъ христіанскихъ женщинъ: однѣ изъ нихъ изображали Данаидъ, другія бывали подвергаемы участи Диркеи. Трудно сказать съ достовѣрностью, что собственно въ карѣ Данаидъ могло послужить сюжетомъ для кроваваго зрѣлища. Относительно же Диркеи не можетъ быть сомнѣнія. Всѣмъ знакома колоссальная группа, извѣстная подъ названіемъ Фарнезскаго быка, находящаяся въ Неаполитанскомъ музеѣ. Амфіонъ и Цетъ привязываютъ Диркею къ рогамъ разъяреннаго быка, который долженъ волочить ее по камнямъ и терновникамъ Кнеерона. Это весьма посредственное произведеніе скульптуры было привезено въ Римъ при Августѣ и вызывало общіе восторги. На этотъ разъ имъ не преминули воспользоваться, какъ готовымъ образцомъ для "живыхъ картинъ". Жадными взорами любовалась развращенная толпа на обнаженныя тѣла женщинъ, которыхъ привязывали волосами къ рогамъ освирипѣвшихъ быковъ, и съ звѣрскимъ наслажденіемъ слѣдила за тѣмъ, какъ ихъ терзаютъ копыта и рога животныхъ.
   Не подлежитъ сомнѣнію, что Неронъ присутствовалъ при такихъ зрѣлищахъ. Онъ былъ близорукъ и имѣлъ обыкновеніе, являясь въ циркъ, приставлять къ глазу большой вогнутый изумрудъ, замѣнявшій ему лорнетъ. Сидя въ первомъ ряду, въ своей ложѣ (podium), окруженный весталками и сенаторами, Неронъ, въ качествѣ знатока, какимъ считалъ себя, дѣлалъ свои замѣчанія относительно пластичности позъ и формъ обнаженныхъ тѣлъ, обреченныхъ на растерзаніе дикимъ звѣрямъ, и въ качествѣ артиста-развратвика наслаждался, любуясь движеніями женщинъ, стыдливо пытавшихся укрыть свою наготу отъ взоровъ толпы и забывавшихъ при этомъ объ ожидавшихъ ихъ мученіяхъ.
   Такъ началась эра мученичества, длившаяся двѣсти пятьдесятъ лѣтъ и приведшая къ полному торжеству христіанства.

М. Ремезовъ.

(Окончаніе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.II, 1896

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru