Ренье Анри Де
Двойник

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Анри де Ренье

Двойник

Перевод Ольги Брошниовской

Пьеру Эппу

   Если я не стараюсь дать какое-нибудь объяснение странному случаю, о котором я хочу вам рассказать, и ограничиваюсь лишь утверждением его достоверности, то взамен желал бы, чтобы вы не поторопились счесть мой рассказ за доказательство болезненного состояния ума. Я отнюдь не стремлюсь к тому, чтобы меня называли человеком с пылким воображением, и столь же мало хотелось мне прослыть тем, что прежде именовалось визионером или духовидцем, а нынче называется галлюцинатом или душевнобольным. Мне было бы не слишком приятно, если бы меня приняли за сумасшедшего. Подобная репутация мне крайне повредила бы. Ввиду характера моих занятий мне необходимо уважение здравомыслящих людей. Поэтому, быть может, мне лучше было бы умолчать о том, что я решаюсь рассказать.
   Тем не менее, раз уж я обещал, я сдержу свое слово, заявив предварительно, ради осторожности, что я вполне готов допустить мысль о случайном совпадении или даже мистификации с чьей-либо стороны. Можно посмеяться над моей доверчивостью, но не следует подвергать сомнениям мою правдивость и мои умственные способности.
   Дело было так. Прошлой осенью, в середине ноября месяца, я готовился к зимней работе и хотел привести в порядок собранные мною заметки для небольшого исторического труда, обещанного одному журналу. Это было исследование о маршале де Манисаре, сопернике Вилларов и Люксембургов [Виллар Клод Луи Эктор, герцог де (1653-1734) -- известный французский полководец, маршал Франции, командовавший армией во время войны "за испанское наследство" (1701-1714); Люксембург Франсуа Анри де Монморенси-Бутвилль, герцог де (1628-1695) -- маршал Франции], героев знаменитой Дортмундской осады. И вот, пересматривая свои материалы, я убедился, что для кое-каких подробностей относительно наружности маршала мне необходимо еще раз взглянуть на портрет кисти Риго [Риго Гиацинт (Иасент) (1659-1743) -- французский художник, автор пышных парадных портретов, в частности портрета Людовика XIV, датированного 1701 годом], находящийся в Версальском музее. Решив посетить город великого короля, я стал ждать благоприятного дня. Я хотел воспользоваться этой поездкой, чтобы погулять в парке, особенно прекрасном в это время года; но все ближайшие дни были дождливы. Тем не менее, так как ждать долго я не мог, я выбрал день, обещавший быть более сносным, и поехал сразу же после завтрака.
   Прибыв в Версаль, я направился ко дворцу. В гардеробе, возле часовни, я оставил сторожу зонтик и поднялся по маленькой лестнице, ведущей в парадные покои. Всякий раз, когда я вступаю в эти удивительные комнаты, я живо ощущаю их величие и великолепие. Я шел среди этого высшего свидетельства славы и, лишь придя в зал Войны, вдруг вспомнил о цели своего посещения. О чем я думал? Портрет моего Манисара находился в нижнем этаже, в Маршальском зале. Следовало исправить свою оплошность, но, очевидно, я был в тот день несколько рассеян, так как минуту спустя, вместо того, чтобы вернуться к выходу, я очутился в комнате, где была спальня короля.
   Вам известна эта комната с громадной, увенчанной перьями кроватью за золоченым барьером. Вам знаком также, у изголовья, удивительный восковой медальон Бенуа [Бенуа Антуан (1632-1717) -- художник и скульптор, автор восковых портретов Людовика XIV; начинал как обычный портретист, затем возродил искусство воскового портрета, которое после его смерти снова пришло в упадок], изображающий Людовика XIV в преклонном возрасте. Я подошел посмотреть на этот замечательный портрет старого монарха. Цветной воск, из которого он сделан, поразительно живо передает царственное лицо под пышным и строгим париком; с гордым старческим профилем, надменным носом и отвисшей губой. Это был именно он, старый Людовик, великолепный маньяк, закаленный пятидесятилетним царствованием, все еще великий, несмотря на гаснущие силы и близкий закат его звезды; именно тот, чьим властным присутствием еще полон громадный, выстроенный им дворец, где, кажется, всегда бродит его славная, безмолвная тень.
   Я долго оставался бы там, рассматривая чарующее царственное лицо, если бы группа туристов в сопровождении гида в фуражке не нарушила моего мечтательного раздумья. Я бросил последний взгляд на изумительный шедевр и направился, по-настоящему на этот раз, в Маршальский зал, где меня поджидал мой доблестный маршал де Манисар с украшенным лилиями жезлом, указывающий героическим жестом восхищенному потомству на пылающие твердыни Дортмунда.
   Получив обратно свой зонтик и выйдя на террасу дворца, я на минуту остановился в нерешительности. Небо было пасмурно. Большие тучи громоздились над ржавой зеленью парка. Вода в бассейнах была такой тусклой, что бронзовые очертания окружающих статуй едва в ней отражались. Торопливо проходили редкие прохожие. Мне показалось даже, что упало несколько капель дождя. Тем не менее, несмотря на поздний час и ненадежную погоду, мне жаль было уезжать, не побывав в Трианоне [Трианон -- в Версале, пригороде Парижа, в 1682-1789 годах находилась резиденция французских королей и был расположен крупнейший дворцово-парковый ансамбль в стиле французского классицизма; имелось два дворца: Большой Трианон и Малый Трианон (в пейзажном парке)].
   Я, конечно, очень люблю Версальский парк, но сады Большого Трианона кажутся мне еще прекраснее. Нигде в другом месте нельзя почувствовать осеннюю грусть в более благородной обстановке. Если бы даже мне пришлось промокнуть, не беда! К тому же я полагал, что наверное найду там карету, которая отвезет меня на вокзал. Я решился и быстрыми шагами двинулся в путь, не думая о дальнейшем.
   Едва я вошел в ворота, ведущие в сады Трианона, как понял, что мне не придется раскаяться в своем неблагоразумии. Мне часто случалось блуждать здесь в осеннее время по аллеям, усыпанным мертвыми листьями, и бродить вокруг меланхолических бассейнов, но никогда не казались они мне так проникнутыми печалью, такими мертвыми в своем одиночестве, так странно пустынными, как в эти серые и пасмурные сумерки. Я любовался их поздней прелестью всегда рядом с какими-нибудь посетителями, привлеченными, подобно мне, их осенним очарованием. Но сегодня никто не смущал их таинственную тишину и немую запущенность. Они принадлежали мне, мне одному. Я один наслаждался их мрачной и благородной красотой. Поэтому я испытал особенное желание обойти их все, не оставив ни одного уголка неисследованным. Мне казалось, что они хотят доверить мне некую тайну и что я уловлю, наконец, загадку их таинственности.
   Присев на скамью, чтобы отдохнуть минуту, и поглаживая рукой мрамор, поросший бархатным мхом, я погрузился в свои впечатления, как вдруг мне почудился шум шагов. Я насторожился. И не ошибся. Шаги приближались. Я почувствовал любопытство и неожиданное влечение к невидимому посетителю. В ту же минуту он вышел из аллеи на круглую площадку, где я сидел, и прошел по ней, не замечая меня. Насколько я мог судить издали, это был пожилой человек. Он тяжело ступал, опираясь на трость. Он был закутан в широкий плащ, на голове у него была широкополая фетровая шляпа, из-под которой сзади видны были седые волосы. На нем были короткие штаны и великолепные чулки. То был, без сомнения, какой-нибудь художник, и вид его, хотя и несколько причудливый, был не лишен достоинства. Но самым необычным было то, что при виде его мне захотелось подняться. Да, мне показалось, что именно я мешаю его прогулке, а не он моему раздумью; и когда он удалился, мне стало так не по себе, что я встал и направился по одной из аллей, ведущих к лужайкам.
   Я поступил правильно, не промедлив дольше, так как сумерки сгущались быстро; от черных облаков, обложивших небо, было еще темнее. На этот раз, без всякого сомнения, дождь был неминуем. Пора было уходить. Удастся ли мне, по крайней мере, найти карету?
   Перед Трианоном, конечно, не было ни одного экипажа, и проливной дождь, который начался, как только я вышел из сада, заливал плиты переднего двора. Это был истинный потоп, от которого я старался укрыться как мог под своим зонтиком, поминутно оглядываясь, не увижу ли где-нибудь в конце аллеи спасительный огонек каретного фонаря. Но нет, его не было. Положение становилось неприятным. Я начинал уже роптать, как вдруг послышался шум колес. Грубый голос крикнул мне: "Эй, горожанин, отвезти вас в Версаль? Подождите, я зажгу. Ни зги не видать. Ну, влезайте! Старик -- с вами?"
   Я взглянул по направлению, куда кучер указывал бичом. Сквозь усилившийся дождь я узнал человека, гулявшего только что по парку. Он махал тростью, подзывая карету, которую, очевидно, считал свободной, так как я уже уселся внутри на потертых подушках. Само собою разумеется, я не мог оставить старого человека в такую погоду, в таком пустынном месте.
   На звук моего голоса и на предложение его подвезти он быстро поднес руку к шляпе. Намокшие поля ее так опустились, что совсем закрывали лицо, и я не мог различить его черт, тем более что я отодвинулся подальше, чтобы дать место старику. Не произнося ни слова, он принял мое предложение и сел со мной рядом; мы покатили вместе по тряской и неровной аллее, под небом, извергавшим водопады.
   В продолжение некоторого времени мой дорожный гость не проронил ни слова: мы ехали молча. Я различал в темноте кареты его скрещенные на трости руки, но нахлобученная шляпа продолжала скрывать его лицо. Раза два я пытался начать разговор, но безуспешно, и я решил примириться с молчаливостью незнакомца. Старик, по-видимому, был не из болтливых; но и я предложил ему свою колымагу не для того, чтобы слушать его разговор, а чтобы спасти его от верного воспаления легких. Его добрая воля была молчать. Да мы уже и подъезжали. Показались фонари Бульвара Королевы. Мне не оставалось ничего больше, как спросить моего молчаливого спутника, куда его подвезти.
   Я собирался задать ему этот вопрос, когда он сделал движение, чтобы опустить руку в карман. В этот момент мы проезжали мимо ярко освещенной лавки, и я увидел лицо незнакомца при полном свете. Я едва не вскрикнул от изумления. Этот длинный нос, эти глаза под тяжелыми веками, эта отвисшая губа, это горделивое дряхлое лицо -- это был тот суровый и царственный облик, черты которого я видел несколько часов тому назад на восковом медальоне Бенуа и который по какой-то игре случайности встал передо мной, как чудесное и неожиданное подобие. Передо мной было почти чудесное совпадение обликов. Природа пошутила, повторив вылепленную ею однажды для другого назначения славную и знаменитую маску и наделив ею сидевшего рядом со мной человека.
   Раздался сухой удар в стекло, и внезапная остановка кареты вывела меня из раздумья. Он приподнял шляпу, и беззубый рот, откуда слова вылетали с небольшим свистом, произнес: "Позвольте мне, милостивый государь, внести свою долю за экипаж и поблагодарить вас за то, что вы доставили меня домой".
   И, указывая с площади д'Арм, где он сошел, на высокую золоченую решетку и неясные очертания дворца, странный двойник одновременно дал кучеру знак продолжать путь к вокзалу.
   Только в вагоне мне пришло в голову посмотреть на монету, которую незнакомец опустил мне в руку раньше, нежели я успел отказаться. На ней было изображение великого короля, и под ним латинская надпись: Ludovicus XIV, rex Galliae et Navarrae [Людовик XIV, король Франции и Наварры (лат.)], с датой -- 1701.
  

------------------------------------------------

   Источник текста: Ноготок судьбы / Сост.: Н.И. Полторацкая. СПб: Лениздат, 1992.
   Новелла "Двойник" (Париж, 1907) печатается по изд.: Ренье А. де. Собр. соч. в 17-ти т. Т. 10.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru