ДОСТОПАМЯТНАЯ ЖИЗНЬ
ДѢВИЦЫ
КЛАРИССЫ
ГАРЛОВЪ,
истинная повѣсть.
Англинское твореніе
Г. РИХАРДСОНА
Съ присовокупленіемъ къ тому оставшихся по смерти Клариссы писемъ и духовнаго ея завѣщанія.
Во градѣ Святаго Петра, 1792 года.
Свидѣтельствовалъ и подписалъ Коллежской Совѣтникъ и отправляющій должность Санктпетербургскаго Полицмейстера.
Письмо XXVIIІ.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Позволь дражайшая пріятельница показать тебѣ нѣкоторыя мѣста твоего письма, которыя меня чувствительно трогаютъ.
Вопервыхъ тебя увѣряю, что я не смотря на свое уныніе, весьма огорчена твоими разсужденіями о моихъ родственникахъ, а особливо тѣми, которыя относятся до моего отца и памяти моего дѣда. Язвительное твое нареканіе не миновало и самой твоей матери. Правда несносная досада изторгаетъ иногда столь неблагопристойные отзывы, которые предосудительны чести тѣхъ, коихъ любимъ и наиболѣе уважаемъ; но не весьма прилично пользоваться такою вольностію. Сверьхъ того ты столь сильно изъясняешься противъ всего, что тебя ни приводитъ въ отвращеніе; что я чуствуя умаленіе моего жара и размышляя о томъ, къ чему подала поводъ, принуждена обратить противъ самой себя свои выговоры. Итакъ согласись, любезный другъ, что я имѣю право приносить тебѣ мои жалобы, если онѣ будутъ оправданы моимъ положеніемъ; но твой долгъ есть успокоить снѣдающую меня скорьбь совѣтами, коихъ никто лучше тебя не можетъ подать, съ тою несравненною выгодою, что я всегда вяшшую приписывала имъ цѣну.
Я не могу отрицать, что бы сердце мое не ласкалось тою потачкою, которую ты мнѣ оказываешь къ усугубленію справедливаго моего къ Г. Сольмсу презрѣнія. Однако позволь сказать, что онъ не столько страшенъ, какъ ты его описываешь, покрайнѣй мѣрѣ съ виду, ибо со стороны души, все что я объ немъ ни знаю, заставляетъ меня вѣрить, что ты ему совершенную воздала справедливость. Но толь особенное твое дарованіе изображать гнусныя употребленія, и сія необыкновенная дѣятельность выводитъ иногда тебя изъ предѣловъ вѣроятности. Словомъ сказать, я не однократно видала тебя берущую пѣро въ томъ намѣреніи, дабы написать все то, что твой разумъ, нежели истинна могъ внушить приличнаго случаю. Можно бы подумать, что мнѣ тѣмъ менѣе надлежитъ за сіе тебѣ выговаривать, чемъ болѣе твое омерзѣніе и отвращеніе зависятъ отъ твоей ко мнѣ нѣжности. Но не должны ли мы всегда судить о самихъ себѣ и о томъ, что насъ трогаетъ, такъ какъ мы съ справедливостію можемъ вообразить себѣ, чтобъ объ насъ и нашихъ дѣлахъ другіе судили? Касательно твоего совѣта, дабы возвратить мои права, я никогда не намѣрена ссориться съ моимъ отцемъ чево бы то мнѣ ни стоило. Можетъ быть я послѣ буду отвѣтствовать на всѣ твои разсужденія; но теперь ограничнваю себя симъ примѣчаніемъ, что Ловеласъ судилъ бы меня меньше достойною своихъ стараній; естьли бы почиталъ меня способною къ принятію другой рѣшительности. Сіи люди среди всѣхъ своихъ ласкательствъ не престаютъ однакожь помышлять о надежныхъ выгодахъ; и я въ томъ ихъ не виню. Любовь, разсматриваемая въ послѣдствіи, должна казаться великою глупостію, когда она доводитъ до убожества особъ рожденныхъ для изобилія, и когда ввергаетъ великодушныя сердца въ жестокую необходимость обязательствъ и зависимости.
Ты находишь въ различіи нашихъ нравовъ весьма замысловатую причину дружества насъ соединяющаго; я бы никогда ее не выдумала. Она нѣсколько справедлива. Но какъ бы то ни было, только то неоспоримо, что я въ своемъ равнодушіи и по нѣкоторомъ размышленіи начинаю еще болѣе любить тебя за твои исправленія и выговоры, какую бы ты строгость въ нихъ ни употребляла. Итакъ нещади меня, любезный другъ, когда ты найдешь малѣйшій во мнѣ недостатокъ. Я люблю пріятную твою насмѣшку, ты сама то знаешь; и сколько ни почитаешь меня суровою; осуждала ли я когда нибудь твою чрезмѣрную веселость, которую ты себѣ приписываешь?
Первой договоръ нашей дружбы всегда состоялъ въ томъ, что бы сообщать взаимныя наши одной о другой мысли; и я почитаю необходимою сію вольность во всѣхъ спряженіяхъ сердца, имѣющихъ основаніемъ добродѣтель.
Я предвидѣла, что мать твоя будетъ защищать систему слѣпаго повиновенія со стороны дѣтей. Къ нещастію, обстоятельства привели меня въ несостояніе сообразоваться ея началамъ. Конечно я бы должна онымъ слѣдовать, какъ говоритъ Госпожа Нортонъ, еслибы могла. Сколько ты щастлива, завися отъ самой себя въ предлагаемомъ тебѣ выборѣ въ пользу Г. Гикмана! и сколько бы я была довольна, если бы поступали со мною съ равнымъ снисхожденіемъ! Я бы не могла, не навлекая на себя стыда, слышать прозьбы моей матери и при томъ безполезно, дабы подать надежду столь неукоризненному человѣку, каковъ есть Г. Гикманъ.
Истинно, любезная Гове, я не могла читать безъ смущенія, что твоя мать говоря обо мнѣ сказала, что всего опаснѣе во младости нашего пола предубѣжденіе въ любовныхъ случаяхъ. Сіе тѣмъ болѣе для меня чувствительно, что ты сама кажется желаешь преклонить меня на сію сторону. Поколику я была бы достойна немалаго нареканія за малѣйшее мое къ тебѣ притворство; то не буду спорить, что сей Ловеласъ не могъ бы быть достойно награжденъ взаимною склонностію еслибы его нравъ былъ столькоже безпороченъ, какъ и нравъ Гикмана; или еслибы была какая нибудь надежда къ доведенію его до сей степени. Но мнѣ кажется, что слово любовь, толь скоро произносимое, впечатлѣваетъ довольно сильный и пространный звукъ. Однако я уступаю, что чрезъ насильственныя мѣры, можно быть доведенной наконецъ до нѣкоторой договорной склонности. Но въ разсужденіи названія любви законной и пленяющей, каковая царствуетъ въ родствѣ, общежитіи, а наипаче въ сихъ главныхъ нашихъ должностяхъ, въ которыхъ она собственно заслуживаетъ имени божественной, кажется, что звукъ онаго, ограниченный въ тѣсномъ и особенномъ смыслѣ, невесьма бываетъ пріятенъ. Открывай свободнѣе свои мысли о другихъ пунктахъ. Сія вольность, какъ я уже тебѣ говорила, послужитъ только къ умноженію моего дружества. Но я бы желала для чести нашего пола, что бы ты съ большею осторожностію говорила или писала о вмѣненіи любви, хотя бы обо мнѣ, или о другой говорено было. Ибо сугуба для мущинъ побѣда, если столь нѣжная женьщина какъ ты, и столько имѣющая презрѣнія къ нимъ, подвергаешь ихъ власти нѣкоторымъ образомъ свою подругу, какъ глупую тварь, страждущую любовію, съ нѣкоторою пріятностію ласкающею ея слабости.
Я бы здѣлала нѣкоторыя другія примѣчанія на два послѣднія твои письма, еслибы духъ мой не былъ стѣсненъ. Я разбирала только тѣ мѣста, которыя меня наиболѣе тронули, и о которыхъ я не думала такъ скоро тебя увѣдомить. О происходящемъ здѣсь буду писать послѣ.
КЛАРИСА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ
Я столько получила оскорбленій со стороны моего брата и сестры и столько откровенныхъ наглостей отъ безстыдной Бетти Барнесъ; что не написавши къ моимъ дядямъ по совѣту матери, разсудила прежде представить имъ мои жалобы на таковой несходственный съ братнимъ поступокъ. Но я тутъ оказала себя такимъ образомъ, что ты болѣе восторжествуешь надо мною, если не престанешь толковать слова мои чрезъ нѣкоторыя мѣста первыхъ моихъ писемъ. Кратко сказать, ты найдешь гораздо удобной случай, чтобы почитать меня довольно подверженною любви, естли бы причины, для коихъ я перемѣнила нѣсколько мое поведеніе, не заставляли тебя думать о семъ справедливѣе. Я принуждена согласоваться съ собственными ихъ мыслями, и поелику они необходимо требуютъ, чтобъ я была предубѣждена въ пользу Г. Ловеласа, то я имъ подала поводъ болѣе утвердиться въ семъ мнѣніи, нежели сомнѣваться. Вотъ причины сей перемѣны.
Вопервыхъ они полагаютъ первое свое основаніе на моемъ имъ признаніи, что я имѣю незанятое сердце, и не находя никакихъ для меня препятствій, стараются представить противоборствіе мое совершеннымъ упорствомъ. Почему думаютъ, что отвращеніе мое къ Сольмсу можетъ быть легко побѣждено должнымъ моему родителю послушаніемъ и уваженіемъ общей ползы фамиліи.
Потомъ хотя и употребляютъ сіе доказательство къ моему загражденію; однако въ томъ повидимому ни мало не полагаются на мое признаніе, и поступаютъ со мною съ такою наглостію и презрѣніемъ какъ бы я влюбилась въ слугу моего отца; такъ что условное отрицаніе отъ Г. Ловеласа не послужило мнѣ ни въ какую пользу.
Съ другой стороны могули я себя увѣрить, чтобы ненависть моего брата была основательна. Порокъ Г. Ловеласа по крайнѣй мѣрѣ тотъ, о которомъ безъ престанно говорятъ, есть безпорядочная его страсть къ женщинамъ. Безъ сомнѣнія ето важно: но изъ любви ли ко мнѣ братъ мой его поноситъ? нѣтъ, всѣ его поступки показываютъ, что имъ дѣйствуютъ другія пружины.
Итакъ справедливость обязываетъ меня нѣкоторымъ образомъ къ защищенію такого человѣка, который несмотря на справедливый свой гнѣвъ, не хотѣлъ нанесть всего возможнаго для него зла; вмѣсто того, братъ мой старался всегда ему учинить оное, когда только могъ. Кажется кстати было потревожить ихъ тою опасностію, чтобы употребляемые ими способы не были совершенно противны тѣмъ, кои они должны предпринять для соотвѣтствія собственнымъ своимъ видамъ. Однако ето не есть лестное ободреніе для Г. Ловеласа, что я предпочитаю его тому человѣку, которымъ меня устрашаютъ. Дѣвица Гове, говорила я сама въ себѣ, обвиняетъ меня въ мнимой слабости, подвергающей меня наглости брата. Я хочу представить себѣ, что нахожусь предъ глазами сей дорогой пріятельницы; и представить нѣкоторый опытъ ея разуму не показавъ нимало, что я имъ много занята.
Въ сихъ мысляхъ рѣшилась я написать слѣдующія два письма къ моему брату и сестрѣ.
,,Снося оскорбленія, можетъ быть по единымъ только вашимъ внушеніямъ, братецъ, должно быть мнѣ позволено принесть вамъ о томъ мои жалобы. Я не намѣрена оскорбить васъ моимъ письмомъ; но признаю за должность изъясниться откровенно. Обстоятельства меня къ сему обязываютъ.
,,Позвольте во первыхъ напомянуть вамъ, что я ваша сестра, а не служанка. Вы можете изъ сего заключить, что несправедливо ни мнѣ быть гонимой, ни вамъ поступать столь жестоко и пристрастно въ такомъ случаѣ, въ которомъ я не имѣю принимать отъ васъ повелѣнія.
,,Положимъ, что я должна вытти за такого человѣка, котораго вы не любите, и что къ нещастію моему не нахожу въ немъ нѣжнаго и благосклоннаго мужа; то можетъ ли сіе быть причиною вашей неучтивости и жестокости? должныли вы ускорить время моего нещастія, естьли я должна нѣкогда испытать оное? я сего не скрываю; мужъ, который бы поступалъ со мною еще хуже, нежели какъ вы со мною поступаете съ нѣкотораго времени, какъ съ сестрою, былъ бы безъ сомнѣнія варваръ.
,,Спросите вы самаго себя г. мой учинили ли бы вы такую строгость съ
,,Смѣю также вамъ объяснить, что главная цѣль воспитываемыхъ въ нашихъ университетахъ юношей есть та, дабы ихъ научить, какъ разсуждать справедливо, и обладать своими страстьми. Надѣюсь также любезный братъ, что вы людямъ имѣющимъ большее нашего знаніе не подадите случая думать, что одна болѣе успѣла за своимъ столикомъ, нежели другой въ университетѣ. Признаюсь, что съ великою досадою о томъ говорю; но я неоднократно слышала, что необузданныя ваши страсти не дѣлаютъ никакой чести вашему воспитанію.
,,Въ прочемъ уповаю, что вы не оскорбитесь моею смѣлостію. Вы меня сами къ тому побудили. Еслиже вы почитаете себя оскорбленнымъ, то разсмотрите болѣе причину нежели дѣйствіе. Тогда лишь только малое обратите на себя вниманіе, причина сія изчезнетъ, и съ праведливостію можно будетъ сказать, что не найдется дворянинъ совершеннѣе моего брата.
,,Я увѣряю васъ государь мой, что не изъ гордости, какъ вы меня въ томъ обвиняли, но съ истинною искренностію сестры, осмѣлилась вамъ предложить сей совѣтъ. Прошу небо, дабы оно опять внушило дружество въ сердце единаго моего брата. Заклинаю васъ быть ко мнѣ сострадательнымъ другомъ; ибо я есмь и пребуду на всегда вашею усердною сестрою.
Вотъ отвѣтъ моего брата.
,,Я вижу, что не будетъ конца дерзкимъ твоимъ письмамъ, если къ тебѣ не отпишу. И такъ я не съ тѣмъ берусь за перо, чтобъ вступать въ брань съ отважною и гордою бездѣльницею, но чтобъ запретить тебѣ впредь безпокоить меня твоими смѣшными бреднями. Я не знаю, къ чему служитъ разумъ женщинѣ, если не къ тому, чтобъ быть кичливою и презирать другихъ твой же, безстыдная дѣвица, возноситъ тебя выше твоей должности, и научаетъ отвергать наставленія и повелѣнія твоихъ родителей. Но когда ты будешь слѣдовать сему пути презорство твое гораздо будетъ несноснѣе. Вотъ все то, что я тебѣ долженъ сказать, оно останется таковымъ, или мои старанія будутъ тщетны, если ты не престанешь оказывать предпочитательности сему безчестному Ловеласу, который по справедливости ненавидимъ всею твоею фамиліею. Весьма очевидно, что онъ глубоко печатлѣлся въ твоихъ нѣсколько преждевременныхъ склонностяхъ; но чѣмъ сіе впечатлѣніе будетъ неодолимѣе, тѣмъ болѣе найдутъ средствъ, дабы изторгнуть подлеца изъ твоего сердца. Что касается до меня, то не смотря на твой безстыдный совѣтъ и не менше прежнихъ дерзновенныя разсужденія, ты сама будешь виновата, если не хочешь имѣть меня всегда своимъ другомъ и братомъ. Но ежели не престанешь желать такого мужа, какъ Ловеласъ, то не почитай меня никогда ни тѣмъ ни другимъ.
,,Теперь должно тебѣ сообщить копію моего письма къ сестрѣ, и ея отвѣтъ.
,,Какимъ оскорбленіемъ, дражайшая сестрица! заслужила я, что вы вмѣсто того, дабы стараться о утишеніи гнѣва моего родителя, что бы я безъ сомнѣнія для васъ исполнила, естьли бы сей злощастный случай былъ вашъ, имѣете еще толь жестокое сердце, что не только его но и мать мою противъ меня возбуждаете? Представте себя на моемъ мѣстѣ, любезная Белла, и вообразите, что хотятъ васъ выдать за мужъ за Г. Ловеласа, къ коему, какъ думаютъ, вы имѣете непобѣдимую ненависть, не почли ли бы вы сіе повелѣніе весьма несноснымъ закономъ? Однако отвращеніе ваше къ Г. Ловеласу не можетъ быть столь велико, каково есть мое къ Г. Сольмсу: любовь и ненависть не суть произвольныя страсти.
,,Можетъ статься братъ мой почитаетъ качествомъ мужескаго духа, чтобъ быть нечувствительнымъ къ нѣжности. Мы обѣ слышали, какъ онъ хвалился, что никогда не любилъ съ отличностію: и въ самомъ дѣлѣ будучи обладаемъ другими страстьми, отвергающими въ своемъ первомъ началѣ другія склонности, не можетъ онъ имѣть никогда въ сердцѣ другихъ впечатлѣній, что съ такими склонностями гонитъ и не щадитъ злощастную сестру, удовлетворяя симъ своей ненависти и честолюбію; ето для меня не столько удивительно, но что бы сестра оставила сестру, и вмѣстѣ съ нимъ побуждала на гнѣвъ отца и мать въ такомъ случаѣ, которой относится до ея пола, и который бы могъ быть ея собственнымъ. Таковой поступокъ, Белла по справедливости не весьма благопристоенъ.
,,Мы обѣ помнимъ то время, въ которое г. Ловеласъ почитался за такого человѣка, коего можно было исправить, и когда ни мало не почитали преступленіемъ надежду, что бы его обратить на путь добродѣтели и щастія.
,,Я не хочу учинить въ томъ опыта. Однако безъ трудности признаюсь, что если я не имѣю къ нему никакой склонности, то способы, коими принуждаютъ меня согласиться на принятіе такого человѣка, какъ г. Сольмсъ, удобно могутъ мнѣ ее внушить.
,,Оставте на минуту всѣ предразсудки, и сравните сихъ двухъ особъ въ породѣ, воспитаніи, въ знатности, въ умѣ, въ обхожденіи и также въ щастіи, не выключая и исправленіе ихъ. Взвѣсте ихъ любезная сестрица: однако я всегда отрѣкаюсь отъ супружества, если хотятъ принять сего жениха.
,,Нещастіе, на которое я осуждена, есть жестокое для меня мученіе. Я бы желала обязать всѣхъ моихъ друзей. Но справедливость и честность позволяютъ ли мнѣ быть женою такого человѣка, котораго я терпѣть не въ состояніи? Если я никогда не противилась волѣ моего отца, естьли всегда почитала удовольствіемъ обязывать и повиноваться, то суди изъ сего бѣдственнаго упорства, сколь должна быть сильна моя ненависть.
,,Сжалься на до мною дражайтая моя Белла, любезная сестра, другъ, подруга, совѣтница, и все то, чемъ ты была въ щастливѣйшее время. Будь посредницею любящей тебя сестры Клари. Гарловъ.
,,Благопристоинъ ли, или нѣтъ мой поступокъ по твоимъ премудрымъ разсужденіямъ, я только тебѣ скажу свое мнѣніе о твоемъ поведеніи. Совсемъ своимъ благоразуміемъ ты кажешься глупою, которую любовь обезумила. Ето довольно видно изъ всего твоего письма. Что касается до твоего незамужства, то такому вздору никто не хочетъ вѣрить. Это одно только лукавство, дабы избѣгнуть отъ повиновенія своей должности и волѣ наилучшихъ твоихъ родителей, которые всегда къ тебѣ имѣли нѣжное расположеніе, хотя и весьма худо за оное награждены. Правда мы тебя всегда почитали кроткою и любимою дѣвицею. Но для чегожъ ты перемѣнилась? тебѣ никогда не противорѣчили, всегда позволяли слѣдовать собственной твоей волѣ. Ты лучше соглашаешься быть обладаемою дерзкимъ подлецомъ, нежели показать себя послушною. Тебѣ неможно любить Г. Сольмса? Вотъ отговорка; нѣтъ сестрица, истинная сему причина есть та, что сердце твое занято Ловеласомъ, симъ бѣднымъ Ловеласомъ, по справедливости проклинаемымъ всею твоею фамиліею, которой обагрилъ свои руки кровію твоего брата. Однако ты хочешь его ввести въ нашъ союзъ, не правдали?
,,Я не могу вообразить себѣ, чтобы могла имѣть малѣйшую склонность къ такому человѣку. Если онъ когда нибудь получалъ нѣкоторое благоволѣніе отъ нашей фамиліи, то ето было прежде, нежели пагубный его нравъ былъ извѣстенъ. Опыты, которые столь сильное произвели надъ нами впечатленіе, должны бы и тебя столько же поразить, еслибы ты не была столь рѣшительнаго свойства, какъ всѣ теперь узнали изъ сего случая.
Боже мой! Какія выгоды на сторонѣ сего человѣка! Порода, воспитаніе, знатность, разумъ, обходительность, видъ, щастіе и исправленіе все свидѣтельствуетъ въ его пользу! Какая нѣжность сердца любовію питающагося! и ты хочешь никогда не вступать въ супружество! такъ. Я за сіе отвѣчаю, хотя всѣ сіи мнимыя совершенства тебя ослѣпляютъ. Но окончимъ; я хочу только, что бы ты при всемъ остроуміи, не почитала другихъ безразсудными, надъ коими ты думаешь повелѣвать жалобнымъ твоимъ голосомъ.
Я позволяю тебѣ писать, сколько угодно; но сей отвѣтъ будетъ послѣдній, который ты отъ меня получишь.
Я изготовила также два письма къ моимъ дядьямъ, которыя отдала въ саду одному слугѣ, прося его, что бы онъ ихъ вручилъ, куда надобно. Если я должна получить такія же отвѣты, какъ отъ моего брата и сестры, то ничего не могу обѣщать себѣ пріятнаго; но когда испытаю всѣ средства, то тѣмъ меньше буду себя упрѣкать, если что нибудь случиться нещастное. Я къ тебѣ пришлю копію съ сихъ двухъ писемъ; когда узнаю, какъ они были приняты, если только о томъ меня увѣдомятъ.
КЛАРИСА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ воскресенье въ вечеру 12 Марта.
Этотъ Ловеласъ повергаетъ меня въ.мучительное безпокойствіе. Отважность и безразсудность его чрезвычайны. онъ былъ нынѣ въ церквѣ, вѣроятно съ тою надеждою, что бы меня тамъ увидѣть; однако если сіе было его побужденіе; то таковыя умыслы должны его обмануть.
Хорея, которая была въ церквѣ сказала мнѣ, что онъ весьма гордо и съ презрѣніемъ смотрѣлъ на нашу фамилію. Отецъ мой и дядья, также моя мать и сестра тутъ находились. По щастію не было тутъ моего брата. Они все были приведены въ смятеніе. Какъ онъ еще въ первый разъ явился здѣсь послѣ той нещастной встрѣчи; то все собраніе къ нему обратилось.
Какое онъ имѣетъ намѣреніе, что принялъ на себя толь грозный и вызывающій видъ, какъ Хорея и другіе примѣтили? Для того ли онъ пришелъ чтобъ меня видѣть? но поступая такимъ образомъ съ моею фамиліею, думалъ ли онъ услужить мнѣ или понравиться? онъ знаетъ, сколько она его ненавидитъ, и для того не старается, хотя по видимому и весьма безполезно, умѣрить ихъ ненависть.
Я думаю, вы помните дражайшая пріятельница, сколь часто примѣтна была намъ его гордость. Вы сами ему въ томъ смѣялись; и ни мало не оправдываясь, онъ согласился великодушно на обвиненіе. Симъ признаніемъ думалъ онъ загладить все, что касается до меня, то я всегда думала, что въ его состояніи гордость можетъ быть весьма худою причиною забавы. Этотъ порокъ весьма подлъ, и притомъ безполезенъ въ людяхъ высокой породы. Если они заслуживаютъ уваженіе, то не ужели не надѣются получить его не полагая за нужное требовать онаго? Искать почтенія высокомѣріемъ значитъ подать сомнѣніе о собственномъ своемъ достоинствѣ; или показать, что другіе не почитаютъ его того достойнымъ по его дѣламъ. Отличность или знаменитость можетъ быть поводомъ къ гордости тѣмъ, для коихъ сіи качества новы. Тогда осужденія и презрѣнія, кои она на нихъ навлекаетъ, берутъ надъ нею перевѣсъ. Съ толикими выгодами, а особливо со стороны его личности и просвѣщенія, какъ увѣряютъ, къ чему служитъ быть гордымъ и надменнымъ! а наипаче когда черты его лица въ томъ его обвиняютъ и измѣняютъ. Сколько онъ мнѣ кажется неизвинителенъ! гордъ, но чемъ же? не тѣмъ, что дѣлаетъ добро; таковую гордость можно оправдать. Гордъ внѣшними выгодами. Но такая слабость не заставляетъ ли сомнѣваться и о внутреннемъ? Правда, другіе бы могли опасаться, что бы не быть попираемыми, если бы не показывали на себѣ надменнаго вида; но такой человѣкъ, какъ онъ, долженъ быть увѣренъ, что униженность послужила бы ему украшеніемъ его достоинствъ.
Не можно не приписать ему многихъ дарованій. Но сіи дарованія и всѣ его личныя преимущества служили ему причиною къ заблуженію. Я не обманываюсь въ семъ мнѣніи, и свободно заключаю, что разсматривая на однихъ вѣсахъ зло и добро, не будетъ перевѣса на сторонѣ послѣдняго.
Если друзья мои повѣрятъ моей скромности, то я смѣло утверждаю, что проникла бы во всѣ его недостатки. Тогда бы я съ такою же непоколѣбимостію ему отказала, съ какою другихъ отринула, и съ какою буду противиться навсегда г. Сольмсу. Сколько имъ безъизвѣстно мое сердце! оно лучше окаменѣетъ, нежели добровольно согласится на то, что бы учинило малѣйшее поношеніе имъ, моему полу и самой мнѣ.
Прости мнѣ, любезная пріятельница, за сіи мои важныя единобесѣдованія, ибо я ихъ такъ могу назвать. Какимъ образомъ я позволила себѣ вступить въ толь многія разсужденія? но случай къ онымъ представляется мнѣ въ настоящемъ видѣ. Всѣ здѣсь заняты однимъ предмѣтомъ. Хорея говоритъ, что онъ старался оказать ея матери совершенное уваженіе, на что она не преминула изъявить ему свою учтивость. онъ всегда удивлялся моей матери. Я думаю, что она не имѣла бы къ нему отвращенія, если бы ее къ тому не принудили, и естьли бы, не было сей нещастной встрѣчи между имъ и ея сыномъ.
Докторъ Левинъ, который также былъ въ церквѣ, примѣтя замѣшательство всей нашей фамиліи, причиненное Г. Ловеласомъ, старался по окончаніи службы вступить съ нимъ въ довольно продолжительный разговоръ; дабы дать время уѣхать всѣмъ моимъ родственникамъ.
Кажется, что отецъ мой ежедневно болѣе противъ меня ожесточается. Тоже говорятъ и о моихъ дядяхъ. Они сего утра получили мои письма. Отвѣтъ ихъ, если меня удостоятъ, безъ сомнѣнія подтвердитъ мнѣ неблагоразуміе сего безразсуднаго человѣка, которой столь не кстати показался въ церквѣ.
Говорятъ, что они досадуютъ на мою мать за изъявленіе ея учтивости, безъ которой она не могла обойтись. Итакъ ненависть вооружается противъ самой благопристойности, хотя она должна быть болѣе разсмотрѣна со стороны оказывающаго ее, нежели пріемлющаго. Но они думаютъ всѣ, какъ меня увѣряютъ, что остается, только одно средство къ пресѣченію оскорбленій. Итакъ я останусь жертвою мученія. Что выиграетъ онъ своею безразсудностію, и какую изъ сего получитъ выгоду, для своихъ намѣреній. {* Читатель можетъ видѣть въ XXXVІ письмѣ, какія были причины побудившія Г. Ловеласа пріѣхать въ церковь.}
Всего болѣе опасаюсь я, чтобъ сіе явленіе не предвѣщало отважнѣйшихъ предпріятій. Если онъ осмѣлится показаться здѣсь, какъ безпрестано на то требуетъ отъ меня позволѣнія, то я трепещу, что бы, не было пролитія крови. Для избѣжанія таковаго бѣдствія я бы лучше позволила себя погребсти живую, если бы не было другаго средства.
Они всѣ совѣтуются. Догадываюсь что дѣло идетъ о моихъ писмахъ, съ самаго утра собрались сюда, и по сему то случаю мои дядья были въ церквѣ. Я къ тебѣ пришлю списки съ сихъ двухъ писемъ, если можно въ тоже самое время послать и отвѣты. Сіе же письмо есть не что иное, какъ изображеніе моего страха и ожесточенія противъ того человѣка, которому я должна оный приписать.
Г. ЛОВЕЛАСЪ къ Г. БЕЛФОРДУ
Въ понедѣльникъ 15 марта.
Тщетно будеть меня побуждать ты и твои товарищи {* По мнѣнію сочинителя, сіи двѣ особы переписывались часто между собою по Римскому штилю. И потому не почитали за обиду употребляемыя съ обѣихъ сторонъ вольности. Часто они приводятъ въ своихъ письмахъ нѣкоторыя мѣста изъ лутчихъ своихъ стихотворцевъ, которыя переведены прозою.} возвратиться въ городъ, пока сія гордая красавица будетъ содержать меня въ неизвѣстности. Если я до сего времени получилъ какой нибудь успѣхъ, то симъ одолженъ ея заботливости о безопасности тѣхъ, коихъ я весьма многія имѣю причины ненавидѣть.
Итакъ пиши, говоришь ты, если не хочешь ѣхать. Подлинно я могу писать и безъ всякаго затрудненія; хотя бы имѣлъ или нѣтъ, о чемъ писать. Сіи строки будутъ сему доказательствомъ.
Братъ моея богини, какъ я тебѣ сказывалъ, у Г. Галла учинилъ меня опять своимъ соперникомъ; человѣкъ нимало не опасный по виду и качествамъ, но страшный по своимъ представленіямъ. Онъ чрезъ свои предложенія овладѣлъ сердцами всей фамиліи Гарловъ. Сердцами! сказалъ я. Вся фамилія ихъ не имѣетъ, выключая той, которая меня пленила. Но сія несравненная душа находится теперь заключенною и гонимою отцемъ самымъ суровымъ и самовластнѣйшимъ человѣкомъ, по внушенію кичливаго и надменнѣйшаго брата. Тебѣ извѣстны ихъ нравы; и потому я не буду о семъ марать бумаги.
Но можешь ли ты вообразить страннѣе сего, какъ быть влюбленнымъ въ дочь, сестру и племянницу такой фамилію, которую я вѣчно долженъ презирать, и чувствовать умножающеюся свою страсть, не отъ презрѣнія, гордости жестокости обожаемой красоты, но отъ препятствій происходящихъ по видимому отъ ея добродѣтели? я наказанъ за то что не хитрой лицемѣръ, за то, что не стараюсь о своей чести, за то что позволяю злословію противъ себя изрыгать ядъ. Но нужно ли мнѣ лицемѣрство. Мнѣ, который въ состояніи овладѣть всѣмъ, лишь только покажусь, и притомъ съ угодными для себя условіями, мнѣ который никогда не внушалъ страха безъ чувствительнаго соединенія владычествующей любви? стихотворецъ сказалъ: ,,что добродѣтель не что иное есть, какъ театральная роль, и что тотъ который кажется добродѣтельнымъ, поступаетъ болѣе по своему искуству, нежели по склонности.
Изрядно; итакъ я принужденъ употребить сіе искуство, если хочу понравиться такой женщинѣ, которая истинно заслуживаетъ удивленіе. Въ самомъ дѣлѣ, для чего прибѣгать къ сему искуству? не ужели я не могу себя исправить? Я имѣю толь.о одинъ порокъ. Что ты скажетъ о томъ Бельфордъ? Если какой смертной знаетъ мое сердце, то только ты одинъ: ты его знаешь; по крайнѣй мѣрѣ столькоже какъ и я. Но ето гнусный обманщикъ; ибо оно тысящу разъ обольщало своего господина. Своего господина? сего то я не могу сказать. Я уже лишился свободы съ той минуты, какъ увидѣлъ въ первый разъ сію ангельскую красоту. Въ прочемъ я къ могу былъ расположенъ по описанію ея нрава; ибо сколькобъ сами ни были чужды добродѣтели, надобно быть безумнымъ, что не удивляться ей въ другомъ человѣкѣ. Посѣщеніе сдѣланное мною Арабеллѣ, какъ я тебѣ говорилъ, было ошибкою дяди, который почелъ одну сестру за другою, и которой вмѣсто того, чтобъ привесть меня къ божеству, коей слава поразила меня по моемъ возвращеніи изъ путешествій, показалъ мнѣ простую смертную. Съ великимъ трудомъ могъ отказаться; столько то я находилъ привязанности и старанія въ сей сестрѣ. Я опасался только разорвать дружбу съ такою фамиліею, отъ которой надѣялся получишь богиню.
Я тебѣ сказывалъ, что любилъ одинъ разъ въ своей жизни, и думаю, что сія любовь была чистосердечна. Я говорю о первой моей юности, и о сей знатной кокеткѣ, коей вѣроломство, какъ ты знаешь, хотѣлъ я наказать во всѣхъ тѣхъ женщинахъ, которыми бы мнѣ случай позволилъ обладать. Думаю, что для исполненія сего желанія, довольно въ различныхъ климатахъ принесъ жертвъ своему мщенію. Но воспоминая прежнее мое состояніе и сравнивая оное съ настоящимъ положеніемъ, я принужденъ признаться, что не былъ еще никогда влюбленнымъ.
Какъ же могло статься, спросишь ты меня, что я будучи столько ожесточенъ, за то что былъ обманутымъ, не преставалъ питать своей склонности къ любовнымъ дѣламъ? я тебя о томъ увѣдомляю, сколько могу вспомнить. Ибо надобно начать отъ дальнихъ обстоятельствъ. Подлинно другъ мой, ето произошло отъ сильной склонности къ новизнѣ. Стихотворцы своими небесными описаніями столько разгорячили мое воображеніе, сколько божественная Кларисса воспламеняетъ теперь мое сердце. Они возбудили во мнѣ охоту писать о богиняхъ. Я хотѣлъ только показать опытъ новаго моего жара въ Сонетахъ, Елегіяхъ и Мадригаллахъ.
Мнѣ нужна была Ириса, Клориса и Силвія. Надобно было дать моему купидону крылья, стрѣлы, молнію и весь піитическій приборъ, представить мечтательную красоту, и помѣстить ее тамъ, гдѣ другіе никогда бы не думали найти; я часто приходилъ въ замѣшательство, когда богиня моя новаго покроя не столько была жестока, нежели сколько свойственно было жалобному тону моего Сонета или Елегіи.
Сверхъ того другое тщеславіе соединено было съ моею страстію. Я отлично былъ принимаемъ всѣми женщинами. Будучи молодъ и надмененъ, ласкалъ себя тѣмъ мучительствомъ которое производилъ надъ ихъ поломъ; обращая на ту или другую свой выборъ, которой дѣлалъ дватцать ревнивыми. Вотъ мое увеселеніе, которымъ я тогда тысячу разъ наслаждался. Я взиралъ съ совершеннымъ удовольствіемъ на негодованіе соперницы, за ставлялъ стыдиться не одну красавицу; видѣлъ многихъ терзающихся, можетъ быть о той свободѣ, съ какою другою обращалась лично съ молодымъ вертопрахомъ, который не могъ вмѣстѣ всѣмъ оказать такой милости.
Словомъ сказать, гордость, какъ я теперь познаю, побудила меня болѣе, нежели любовь отличать себя наглостями, послѣ какъ я лишился своей кокетки. Я почиталъ себя ею любимымъ, по крайнѣй мѣрѣ столько, сколько думалъ ее любить. Самое тщеславіе мое увѣряло меня, что она не могла въ томъ себѣ воспрепятствовать. Таковой выборъ одобренъ былъ всѣми моими друзьями, которые желали меня видѣть околдованнымъ, ибо они уже прежде не полагались на мои любовныя правила. Они говорили, что всѣ женщины придворнаго обхожденія, которыя любятъ танцы, пѣсни и музыку, были привержены къ моей компаніи. Въ самой вещи, знаешь ли ты кого нибудь, Белфордъ, (я боюсь, что бы не показать тщеславія) который бы танцовалъ, пѣлъ и игралъ на инструментахъ столько пріятно, какъ твой другъ.
Я никогда. не намѣренъ предаваться лицемѣрію, такъ что лучше желаю быть ослѣпленъ тѣми качествами, которыя свѣтъ во мнѣ признаетъ. Весьма удаленъ отъ притворства являемаго самолюбіемъ, отъ мнимой униженности и отъ всѣхъ подлыхъ хитростей, коими пріобрѣтаютъ почтеніе глупыхъ. Тщеславіе мое всегда будетъ откровенно въ тѣхъ свойствахъ, коимъ я одолженъ самому себѣ, каковы суть моя обходительность, мои рѣчи, видъ, непоколебимое поведеніе, и вкусъ въ благопристойности, я могу почитать славою все то, что ни пріобрѣлъ. Что касается до природныхъ моихъ дарованій, то не требую за нихъ уважать меня болѣе. Ты и самъ скажешъ, что я къ тому не имѣю причины. Но если я стою по своему уму болѣе, нежели обыкновенный человѣкъ, то таковое преимущество не приписываю самъ собою; и гордиться такою вещію, коея злоупотребленіе дѣлаетъ насъ виновными, значитъ украшать себя чужими перьями, подобно какъ баснословная Соя.
Въ разсужденіи же моей кокетки, я не могъ и вообразить, что бы первая женщина, наложившая на меня, оковы, (хотя они легче тѣхъ, кои теперь ношу), могла когда нибудь предпочесть меня кому другому; и при самомъ ея презрѣніи приписывалъ болѣе цѣны потерянному мнимому добру, нежели сколько находилъ достоинства, когда обладалъ имъ.
Теперь же Бельфолдъ, я ощущаю всю силу любви. Всѣ мои мысли имѣютъ предмѣтомъ божественную Клариссу Гарловъ. Гарловъ! съ какимъ отвращеніемъ произношу сіе омерзительное имя. Кларисса! прелестное имя, которое пронзаетъ глубину моего сердца. Вообразилъ ли бы ты когда нибудь себѣ, что бы я, который до сего самаго времени столько оказывалъ любви и ласкательства, сколько самъ отъ нее получалъ? я говорю тогда, когда должно оставить истинное удовольствіе. чтобъ обязать себя узами, былъ способенъ въ такой чрезвычайной нѣжности. Я въ семъ себя не прощаю. И относя слѣдующія первыя три стиха къ безсильнымъ любовникамъ, я вижу дѣйствія, производимыя сею пагубною страстію въ моемъ сердцѣ, гораздо лучше изражаемыя къ трехъ послѣднимъ.
,,Любовь дѣйствуетъ различно, судя по различіи сердецъ ею плененныхъ. Она воспламеняетъ въ спокойныхъ склонностяхъ огонь подобный тому, которымъ возжигаются на жертвенникахъ куренія.,,
,,Но пылкія души суть пищею ужаснѣйшаго пламени. Таковой огнь, коего стремительность умножаетъ бурю страстей, проникаетъ жестоко, и горитъ для мщенія.
Конечно для мщенія; ибо подумалъ ли бы ты, что бы я стерпѣлъ одну минуту оскорбленія отъ сей глупой фамиліи, если бы я не воображалъ себѣ, что она для моей пользы безпокоится? Кто бы повѣрилъ, что бы я добровольно сносилъ презрѣнія и угрозы отъ тѣхъ, коихъ единый мой видъ ужасаетъ, а особливо отъ сего мерскаго брата, который одолженъ мнѣ своею жизнію, (которая по справедливости не достойна быти уничтожена моими руками) естьли бы честолюбіе мое не удовольствовалось тѣмъ, что я при самомъ его вывѣдывателѣ для примѣчанія моихъ поступокъ, играть съ нимъ по своему произолѣнію. Я воспламеняю и ослабляю пылкія его страсти согласно съ моими намѣреніями. Довольно увѣряю его о своемъ поведеніи и разположеніяхъ, дабы внушить въ него слѣпую довѣренность къ сему обоюдному дѣйствователю, котораго роль заставляя его самаго играть во всѣхъ движеніяхъ, кои ему предписываетъ моя воля.
Вотъ другъ мой, что возноситъ мою гордость выше запальчивости. По сей машинѣ, которой пружины въ безпрестанномъ находятся дѣйствіи, всѣ они поступаютъ для моего удовольствія. Старой матросъ {* Антонинъ.}, (дядя) есть мой посланникъ при королевѣ матери Анны Гове, дабы ее побудить принять участіе въ дѣлѣ Гарловыхъ, съ тѣмъ намѣреніемъ, чтобъ симъ сдѣлать примѣръ принцессѣ своей дочерѣ и подать имъ помощь къ утвержденію власти, которую она рѣшилась поддержать кстати или нѣтъ, безъ чего бы я мало могъ надѣяться.
Какое же мое побужденіе, спросишь ты? Такое, что бы моя любезная не могла найти нигдѣ себѣ покровительства, какъ въ моемъ домѣ. Ибо какъ я довольно знаю ея фамилію, она принуждена будетъ скрыться; или принять такого человѣка, котораго проклинаетъ. И такъ если всѣ мои мѣры будутъ приняты, и если моя услужливость всегда будетъ оказываема, увѣряю тебя, что она ко мнѣ прибѣгнетъ, не смотря на всѣхъ родственниковъ и непреклонное свое сердце; что скоро или нѣтъ, будетъ принадлежать мнѣ безусловно и безъ обѣщаннаго исправлѣнія. А можетъ быть не будетъ нужды въ долговременной осадѣ. Тогда я увижу всѣхъ подлецовъ сей фамиліи ползающихъ предъ моими ногами. Я буду имъ налагать свои законы. Принужу сего властолюбиваго и гнуснаго брата преклонить колѣны предъ подножіемъ моего трона.
Я тревожусь только малыми успѣхами, коихъ опасался искать въ пріобрѣтеніи сердца столь неприступной красоты. Толико плѣняющій образъ являющійся на прекрасныхъ чертахъ лица, такія блистательныя глаза, столь божественный станъ, столь цвѣтущее здравіе; толико оживотворенный видъ, весь цвѣтъ первой юности, съ такимъ не порочнымъ сердцемъ. А я любовникомъ! Щастливъ благопріятствуемый Ловеласъ! Какъ можно тутъ что нибудь постигнуть! Однако многіе находятся, которые помнятъ ея рожденіе. Нортонъ, которая была воспитательницею ея, говоритъ что въ младенчествѣ ея прилагала объ ней матернія попеченія, и способствовала къ воспитанію ея. Вотъ убѣдительныя доказательства, что она не вдругъ слетѣла съ неба, какъ ангелъ. И такъ почему же она имѣетъ нечувствительное сердце? Но вотъ заблужденіе, и я опасаюсь, что бы она вѣчно отъ него не излѣчилась. Она называетъ одного своимъ отцемъ, нельзя бы было охуждать ея мать, если бы она не была женою такого отца, другихъ своими дядьями, безсильнаго подлеца своимъ братомъ, презрительнѣйшую женщину своею сестрою; сіи права заставляютъ ее оказывать однимъ преданность, другимъ почтеніе, съ какою бы жестокостію съ нею не поступали. Гнусныя союзы! Плачевныя преразсудки младенчества! Если раздраженная природа ее въ томъ не обманула, или если бы она сама избрала себѣ родственниковъ, то нашла ли бы одного изъ всѣхъ сихъ, который бы достоинъ былъ сего названія!
Сердце мое съ великодушіемъ сноситъ то предпочтеніе. которое она даетъ имъ надо мною, хотя и увѣрена о ихъ ко мнѣ несправедливости, увѣрена, что союзъ мой здѣлаетъ всѣмъ имъ болѣе чести, изключая ее, которой весь свѣтъ долженъ почтеніемъ, и отъ котораго бы самая царская кровь была уважена. Но коликое оно должно возчувствовать негодованіе, если бы я узналъ, что бы она, не смотря на свои гоненія могла сомнѣваться единую минуту о предпочтеніи меня тому, коего ненавидитъ и презираетъ. Нѣтъ; она не унизитъ себя столько, чтобъ купить за такую цѣну себѣ спокойствіе. Не можетъ быть, чтобъ она согласилась на составляемыя противъ нея злобою и корыстолюбіемъ замыслы. Благородный ея духъ не можетъ не презирать оныхъ, и довольную имѣетъ причину разрушить ихъ.
Посему можешь ты понять, что я нескоро возвращусь въ городъ, для того что хочу быть увѣренъ отъ обладательницы моего сердца, что не буду пожертвованъ такому человѣку, какъ Сольмсъ. Къ нещастію ея, предвижу я великую трудность въ полученіи такого увѣренія, если она когда нибудь принуждена будетъ подвергнуться моей власти. (Ибо не надѣюсь, чтобъ она добровольно на то согласилась).
Наиболѣе меня мучитъ то, что ея ко мнѣ равнодушіе не происходитъ ни отъ какой склонности къ другому. Но берегись прелестная особа, берегись совершеннѣйшая и любезнейшая женщина, уничижить себя малѣйшимъ знакомъ предпочтительности въ пользу того недостойнаго совмѣстника, котораго скучные твои родственники возбудили изъ ненависти ко мнѣ.... Ты скажешь Бельсфордъ, что я весьма чуденъ; конечно я бы дошелъ до такой странности, если бы ея не любилъ. Иначе могъ ли бы я снести безпрестанныя обиды отъ непримиримой ея фамиліи? Могъ ли бы я до того себя унизить, что бы провождать свою жизнь только около дому гордаго ея отца, но и при самомъ ея звѣринцѣ и возлѣ стѣнъ ея сада, отдѣляющаго ее на бесконечное разстояніе, гдѣ не надѣюсь найти и самой ея тѣни? Довольно ли бы я былъ награжденъ, когда бы скитаясь многія ночи по неизвѣстнымъ путямъ и непроходимымъ мѣстамъ, видѣлъ нѣкоторыя черты изъявляющіе мнѣ, что онъ большую приписываетъ цѣну недостойному предмѣту, нежели мнѣ, и для того только ко мнѣ пишетъ, что бы принудить меня сносить оскорбленія, коихъ единое представленіе волнуетъ мою кровь? находясь во все сіе время въ бѣдномъ трактирѣ, какъ бы опредѣленъ былъ тутъ жить, имѣя такое почти содержаніе и уборы, какъ въ Вестфальскомъ моемъ путешествіи, я почитаю себя щасливымъ, что необходимость ее уничижительнаго рабства не происходитъ отъ ея надменности и мучительства, коимъ еще она сама порабощена.
Но могъ ли какой нибудь романическій Ирой подвергнуть себя толь труднымъ испытаніямъ? Порода, щастіе, будущая моя знатность: бѣдный въ сравненіи соперника! Не должно ли мнѣ быть злощастнымъ любовникомъ, дабы побѣдить великія трудности, и попрать презрѣніе? Подлинно я самъ себя стыжусь, я, которой по прежнимъ обязательствамъ дѣлаю себя виновнымъ въ клятвопреступленіи, если бы былъ вѣренъ какой нибудь женщинѣ.
Однако почемужъ мнѣ стыдиться такихъ уничижительностей? Не славно ли любить ту, которую нельзя видѣть не любя, или не уважая ее, или не воздавая вмѣстѣ сіи дани? ,,Причина любви, говоритъ Дриденъ, не можетъ быть ознаменована. Не должно ее искать въ лицѣ. Она находится въ мысляхъ того, который любитъ,, Но если бы онъ былъ современникомъ моей Клариссы, то бы признался въ своемъ заблужденіи, и разсматривая совокупно образъ, душу и поступки призналъ бы справедливость всеобщаго гласа въ пользу сего превосходнаго творенія природы.
Я думаю, что ты захочешь узнать, не ищули я другой добычи, и можно ли такому повсемѣстному сердцу, какъ мое, ограничить себя на долгое время однимъ предмѣтомъ? Бѣдный Бельфордъ. Конечно ты не знаешь сего прекраснаго созданія, если можешь дѣлать мнѣ такія вопросы. Все, что есть изящнаго въ семъ полѣ, сопряжено въ Клариссѣ Гарловъ Пока бракъ или другіе союзы будутъ представлять мнѣ во въ семъ совершенномъ ангельскомъ подобіи, не могу быть занятъ другою женщиною. Сверьхъ того духу, какъ мой, представляются здѣсь другія многія побужденія, которыя не отъ любви преисходятъ. Толь удобной случай къ пронырствамъ и хитростямъ, которые я, какъ ты знаешь, почитаю себѣ за удовольствіе! Не ужели ты за ничто ставишь конецъ долженствующій увѣнчать мои труды? Быть обладателемъ такой дѣвицы, какъ Кларисса, вопреки неукротимымъ ея стражамъ, вопреки благоразумію и осторожности, которыхъ я никогда не находилъ ни въ какой женщинѣ! Какое торжество. Какое торжество надъ всѣмъ поломъ. Сверьхъ того, не долженъ ли я удовлетворить мщеніе? Мщеніе, которое благопристойность заставляетъ меня удержать; но дабы со временемъ оказать съ большимъ оное неистовствомъ? Можешь ли ты подумать, что у меня нѣтъ ни единой мысли, которая бы къ ней не клонилась, и которая бы не была посвящена сему обожаемому предмѣту?
По полученнымъ въ сію минуту извѣстіямъ думаю, что ты здѣсь будешь мнѣ нуженъ. Итакъ будь готовъ къ отъѣзду по первому увѣдомленію.
Пусть также готовится Белтонъ, Мовбрай и Турвилъ. Я имѣю намѣреніе отправить въ путешествіе Жамеса Гарлова, дабы нѣсколько образовать его разумъ и научить обходительности. Такой глупецъ весьма великую имѣетъ къ томъ нужду. Средство уже найдено; надобно только его исполнить; но такъ чтобъ не могли меня подозрѣвать участникомъ. Вотъ я на что рѣшился, покрайнѣй мѣрѣ буду владѣть братомъ если не имѣю сестры.
Но какой бы не имѣло успѣхъ такое предпріятіе, кажется, что путь теперь открытъ къ весьма важнымъ покушеніямъ. Уже составленъ заговоръ къ моей погибѣли. Дарья и племянникъ, которые прежде выходили съ однимъ слугою, берутъ ихъ двухъ; и сія сугубая свита должна быть столько же вооружена, когда господа ихъ осмѣлятся показаться внѣ своего дома. Такой приборъ означаетъ откровенную противъ меня войну и твердую рѣшительность въ пользу Сольмса. Я думаю, что сіи новыя распоряженія должно приписать моему вчерашнему въ церквѣ ихъ присутствію, въ такомъ мѣстѣ, которое должно служить примиреніемъ, если бы таковые родители были христіане, и если бы они предполагали что нибудь въ своихъ молитвахъ: я надѣялся быть позваннымъ, или по крайнѣй мѣрѣ сыскать нѣкоторой предлогъ, чтобъ проводить ихъ по выходѣ, и доставить такимъ образомъ себѣ случай видѣть свою богиню. Ибо я представлялъ себѣ, что они не воспретятъ мнѣ общихъ должностей благопристойности. Но кажется, что мой видъ поразилъ ихъ страхомъ, которымъ они не могли овладѣть. Я примѣтилъ смятеніе на ихъ лицахъ, и что они всѣ опасались нѣкотораго чрезвычайнаго произшествія. И подлинно они бы не обманулись, если бы я больше увѣренъ былъ о сердцѣ ихъ дочери. Однако я не намѣренъ имъ нанесть никакого вреда, ниже коснуться волоса безумныхъ ихъ головъ.
Ты будешь получать себѣ наставленія письменно, если случай того потребуетъ. Но я думаю, что довольно тебѣ казаться со мною вмѣстѣ. Итакъ если будутъ ко мнѣ представлены гордый Мовбрай, пылкій и непреодолимый Белтонъ, веселый Турвилъ, мужественый и неустрашимый Бельсфордъ; я же буду вашъ предводитель, то какіе бы враги отъ насъ не вострепетали? надобно симъ мальчикамъ оградить себя многими служителями такого же качества, какъ и господа.
Ты видишь, другъ, что я къ тебѣ писалъ такъ, какъ ты хотѣлъ; писалъ о бездѣлицѣ, о мщеніи, о любви, которую ненавижу потому, что она надо мною владычествуетъ, самъ не знаю о чемъ. Ибо смотря на свое письмо, удивляюсь его продолжительности. Что бы оно никому не было сообщено; ето для меня всего важнѣе. Ты мнѣ говорилъ, что я долженъ къ тебѣ писать, для одного твоего удовольствія.
Итакъ наслаждайся симъ чтеніемъ, если чрезъ то не сочинителя, то собственное свое обѣщаніе уважишь. Почему, оканчивая королевскимъ штилемъ говорю тебѣ повелительно; прощай.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ кЪ АННѢ ГОВЕ.
Я къ тебѣ посылаю копію съ моихъ писемъ къ дядьямъ съ отвѣтами, и предоставляя тебѣ объ нихъ судить, я ничего о томъ не буду говорить.
Позвольте мнѣ, дражайшій мой дядюшка! просить васъ о покровительствѣ, дабы родитель мой отрѣшилъ то повелѣніе, на которое онъ не можетъ настоять, не учинивъ меня во всю жизнь нещасливою.
Во всю жизнь! повторяю я. Не ужели она ничего не стоитъ милостивый государь? не мнѣ ли надлежитъ жить съ тѣмъ человѣкомъ, котораго предлагаютъ? не ужели для собственной моей пользы не имѣю я права судить, могу ли съ нимъ быть благополучною.
Положимъ, что сіе мое нещастіе совершилось; то позволитъ ли мнѣ благоразуміе жаловаться и оказывать негодованіе? но хотя бы и можно было, гдѣжъ найду помощь противъ супруга? непреоборимое и откровенное мое къ нему отвращеніе, не довольно ли бы оправдало жестокія его поступки, когда я вопреки своей волѣ должна исполнять мое званіе? Но хотя бы себя и побѣдила въ томъ, то не страхъ ли одинъ учинилъ меня способною къ толикому терпѣнію!
Я повторяю еще; что ето не бездѣлица, но отрава для всей моей жизни. Помилуйте дражайшій мой дядюшка; для чего хотятъ осудить меня къ толь бѣдственной жизни? для чего бы я принуждена была щитать себѣ утѣшеніемъ окончаніе ея.
Супружество весьма много обѣщавающее, есть довольно важное обязательство, которое устрашаетъ младую особу, когда она со вниманіемъ объ немъ помыслитъ. Быть преданной чужому человѣку, и прейтить въ новую фамилію, лишиться своего имени для совершенной зависимости, предпочитать сего чужаго своему отцу, матери и всему свѣту, поставлять его нравъ выше своего собственнаго, или спорить можетъ быть на щотъ своей должности, чтобъ исполнить невиннѣйшее намѣреніе, заключить себя въ его домѣ, стараться о новыхъ свѣденіяхъ, оставляя прежнія, отказаться можетъ быть отъ самаго тѣснаго дружества, не имѣя права изслѣдовать, справедливоли сіе принужденіе, или нѣтъ, но почитая только своимъ правиломъ произволѣніе мужа; всѣми сими пожертвованіями молодая дѣвица обязана только тому, котораго любить можетъ, если же находитъ сему противное, то жизнь ея не можетъ быть бѣдственнѣе.
Я бы желала, что бы отъ меня зависило повиноваться всѣмъ вамъ. Сколь для меня пріятно, мое вамъ повиновеніе, если оно возможно! согласись сперва вытти замужъ, сказалъ одинъ родственникъ: любовь послѣдуетъ вмѣстѣ съ бракомъ. Но можно ли принять таковое наставленіе? Весьма много представляютъ въ бракѣ, въ самомъ пріятномъ видѣ, что послѣ едва можетъ быть сносно, что будетъ, когда мужъ нимало не надѣясь на страсть своей жены, будетъ имѣть причину на нее подозрѣвать? ибо онъ увѣренъ, что она предпочла бы ему всякаго другаго, если бы располагала сама своимъ выборомъ? коликая недовѣрчивость, ревность, холодность, и безполезныя предубѣжденія должны возмутить спокойствіе таковаго союза. Самой невиннѣйшій поступокъ, простой взглядъ можетъ быть протолкованъ въ худую сторону; вмѣсто того, равнодушіе будетъ служить желаніемъ обязывать, а страхъ учинится должностію любви.
Вникните нѣсколько въ сіи разсужденія, дражайшій мой дядюшка, и представте ихъ моему родителю съ свойственною сему предмѣту убѣдительностію, которую слабость моего пола, и неопытный возрастъ не дозволяютъ мнѣ соединить съ симъ начертаніемъ. Употребите всѣ возможныя ваши мѣры къ отвращенію отъ злощастной племянницы того зла, которое останется неизлѣчимымъ.
Я отрекаюсь навсегда отъ супружества, если сіе условіе будетъ принято. Сколь велико должно быть мое бѣдствіе, видѣть себя лишенною всякаго сообщенія, отлученною отъ присудствія своихъ родителей, оставленною вами, милостивый государь, и другимъ моимъ дядею, не имѣющею дозволѣнія быть при божественной службѣ, которая бы по видимому должна быть весьма способнымъ средствомъ къ приведенію меня къ должности, если бы къ нещастію я ее преступила! такимъ ли образомъ уповаютъ произвесть впечатлѣніе въ вольномъ и откровенномъ сердцѣ? Столь странный способъ болѣе можетъ ожесточить нежели побѣдить. Я не могу жить въ столь бѣдственномъ положеніи. Едва тѣ люди, которые даны для моихъ услугъ, смѣютъ мнѣ говорить. Собственная моя служанка отпущена съ явными знаками подозрѣнія и неудовольствія. Теперь же заставляютъ меня сносить поступки дерзкой служанки моей сестры.
Жестокость можетъ еще далѣе простираться; я вамъ говорю чистосердечно, милостивый государь. Но неуспѣютъ, и каждой будетъ тогда раскаиваться о своемъ участіи.
Позвольте мнѣ предложить одинъ способъ; если я должна быть охраняема, изгнана и заключена, то пріимите меня въ свой домъ. По крайнѣй мѣрѣ честные люди не столько будутъ удивляться, что не видятъ болѣе въ церквѣ той особы, о которой они не имѣли худаго мнѣнія, и что входъ въ оную имъ былъ загражденъ.
Я надѣюсь, что не будетъ возраженій противъ сего моего расположенія. Вы за удовольствіе почитали видѣть меня у себя въ щастливое время, то не ужели не потерпите меня въ бѣдственныя сіи минуты до окончанія пагубныхъ смятеній? я обѣщаюсь не выступать изъ вашего дома ни на единый шагъ, если вы мнѣ въ томъ воспретите, и не имѣть ни съ кѣмъ свиданія безъ вашего согласія, если только вы не позволите Г. Солмсу тревожить меня своимъ посѣщеніемъ.
Не лишите меня сей милости, дражайшій мой дядюшка, если вы не можете мнѣ пріобрѣсть другой важнѣйшей, то есть, щасливаго примиренія. Надежда моя не уничтожится, когда будете за меня ходатайствовать. Тогда вы наиболѣе возвысите прежнія свои добродѣтели, которыя обязываютъ меня быть во всю мою жизнь и проч.
Въ Воскресенье въ вечеру.
Я весьма сожалѣю, любезная моя племянница, что принужденъ тебѣ отказать. Но мои обстоятельства таковы. Ибо если ты не хочешь себя склонить къ тому, чтобъ намъ служить въ такомъ дѣлѣ, въ которомъ мы вступили по честнымъ обѣщаніямъ прежде, нежели могли предвидѣть толь сильныя препятствія, то не должна никогда надѣяться отъ насъ получить того, чѣмъ была прежде.
Словомъ сказать, мы теперь находимся въ боевомъ порядкѣ. Въ наставленіяхъ своихъ опускаешь ты то, что больше всего должна знать; и такъ сіе изъясненіе покажетъ тебѣ, что мы нимало не трогаемся твоими убѣжденіями, и непобѣдимы въ своемъ противоборствіи. Мы согласились или всѣ уступить или никто, такъ что ни одинъ не будетъ преклоненъ безъ другаго. Итакъ ты знаешь свой жребій. остается только тебѣ здаться.
Я долженъ тебѣ представить, что добродѣтель повиновенія не въ томъ состоитъ, что бы обязать съ собственною выгодою, но жертвовать своею склонностію; безъ сего, не знаю, въ чемъ должно полагать ея достоинство.
Въ разсужденіи твоего средства, не могу тебя принять къ себѣ Клари: хотя въ такой прозьбѣ я никогда не думалъ тебѣ отказать. Ибо хотябъ ты и не имѣла ни съ кѣмъ свиданія безъ нашего соизволѣнія, но можешь писать къ кому нибудь и получать письма. Мы довольно увѣрены къ своему стыду и сожалѣнію, что ты въ состояніи это сдѣлать.
Ты отрекаешься навсегда отъ супружества; но мы хотимъ тебя выдать замужъ. Но поелику ты не можешь получить желаемаго тобою человѣка, то отвергаешь тѣхъ, коихъ тебѣ мы предлагаемъ. Итакъ, какъ намъ извѣстно, что ты имѣешь съ нимъ нѣкоторую переписку, или по крайнѣй мѣрѣ продолжала оную столь долго, какъ могла, что онъ насъ презираетъ всѣхъ, и что не имѣлъ бы такой дерзости, если бы не былъ увѣренъ о твоемъ сердцѣ вопреки всей фамиліи; то мы рѣшились разрушить его намѣренія, и возторжествовать надъ нимъ, нежели ему покориться. Кратко сказать, не уповай на мое покровительство. Я не хочу быть твоимъ посредникомъ. Вотъ все то, что ты можешь получить со стороны недовольнаго дяди.
Въ прочемъ полагаюсь, на мнѣніе моего брата Антонина.
Дражайшій и достопочтенный дядюшка! Поелику вы представляя мнѣ Г. Сольмса, особенную приписывали ему честь, называя его лучшимъ вашимъ другомъ, и требовали отъ меня всякаго къ нему почтенія, какое онъ заслуживаетъ по сему качеству, то я васъ прошу прочесть съ благосклонностію нѣкоторыя разсужденія, которыя осмѣливаюсь вамъ предложить, не утруждая васъ многими.
Я предубѣжденна въ пользу другой особы, говорятъ мои родственники. Разсудите милостивый государь, что до возвращенія моего брата изъ Шотландіи сія особа не была отвергнута отъ фамиліи, и что мнѣ не воспрещали получать отъ нея посѣщенія. Итакъ, виноватали я въ томъ, что предпочитаю знакомство, чрезъ цѣлой годъ продолжавшееся тому, которое шесть недѣль имѣла? Я не могу вообразить, что бы со стороны породы, воспитанія и личныхъ качествъ, находилось весьма малое различіе между сими двумя предмѣтами. Съ позволѣнія вашего скажу, что я никогда бы и не подумала объ одномъ, естьли бы онъ не открылъ такого выбора, которой, кажется, справедливость не дозволяетъ мнѣ принять, такъ какъ и ему предлагать выборъ, котораго отецъ мой никогда бы не потребовалъ, если бы не самъ оный предложилъ.
Однако одному приписываютъ весьма многія несовершенства. Безпорочнѣе ли его другой? главное возраженіе, чинимое противъ Г. Ловеласа, и отъ которого я не намѣрена его защищать, касается до его нравовъ, которые почитаютъ весьма развращенными, въ разсужденіи его любви. Но не стольколи поносительны другаго, въ разсужденіи его ненависти; и также его любви, можно бы сказать, по тому, что различіе сего состоитъ только въ предмѣтѣ; сребролюбіе же есть корень всякаго зла.
Но если увѣрены о моемъ предубѣжденіи, то какую можетъ имѣть надежду Сольмсъ? Какое онъ предполагаетъ намѣреніе? Что должна я думать о такомъ человѣкѣ, которой желаетъ мною обладать противъ моей склонности? и невесьмали строго друзьямъ моимъ требовать отъ меня согласія на выборъ того, которого не люблю, когда они почитаютъ за неоспоримое, что сердце мое отдано другому.
Снося толикія утѣсненія, время уже мнѣ говорить о своемъ защищеніи. Посмотримъ на какихъ правилахъ основывается Г. Сольмсъ. Думаетъ ли онъ уважить себя предо мною, навлекая на меня нещастія? неужели уповаетъ онъ пріобрѣсть мое почтеніе строгостію моихъ дядьевъ, презрѣніемъ брата, жестокостію сестры, лишеніемъ моей свободы, пресѣченіемъ сообщенія съ наилучшимъ другомъ моего пола, особою незаслужившею никакого порицанія со стороны чести и благоразумія? у меня похищаютъ любимую мою служанку, принуждая отъ другой терпѣть дерзкія поступки, покой мой превращаютъ въ темницу, что бы довесть меня до послѣдняго утомленія; лишаютъ домашняго присмотра, который тѣмъ большимъ для меня былъ удовольствіемъ, что я помогала своей матери въ ея заботахъ, къ коимъ сестра моя ни мало несклонна. Жизнь мою отравляютъ столь несносною скукою, что я столько же мало имѣю приверженности, сколько свободы къ тѣмъ предмѣтамъ, которые прежде служили къ моему услажденію. Вотъ средства, которыя почитаютъ нуждными къ моему уничиженію, дабы принудить меня къ браку съ симъ человѣкомъ, средства имъ одобряемыя, и на которыхъ онъ утверждаетъ свою надежду. Но я его увѣряю, что онъ обманывается, если почитаетъ мою кротость и терпѣливость подлостію души, и расположеніемъ къ рабству..
Я васъ прошу, милостивый государь, разсмотрѣть нѣсколько его и мое свойство. Какими качествами надѣется онъ къ себѣ меня привлечь? Ахъ дражайшій мой дядюшка! если я должна вступить противъ своей воли въ супружество, то покрайнѣй мѣрѣ съ такимъ, отъ которого бы могла чему нибудь научиться. Какой тотъ мужъ, коего все знаніе ограничивается тѣмъ, что бы повелѣвать, и которой самъ имѣетъ нужду въ тѣхъ наставленіяхъ, кои долженъ подавать своей женѣ?
Я думаю, что меня будутъ винить въ надменности и тщеславіи. Но если сіе нареканіе основательно, то не меньше и для меня выгодно. Чѣмъ болѣе будутъ предполагать во мнѣ почтенія къ самой себѣ, тѣмъ менѣе я обязана ему оказывать его, и тѣмъ меньше мы способны быть одинъ для другаго. Я льстила себя, что друзья мои имѣли лучшее обо мнѣ мнѣніе. Братъ мой говорилъ нѣкогда, что приписываемая честь моимъ качествамъ, препятствовала союзу Г. Ловеласа. Итакъ, что можно подумать о такомъ человѣкѣ, каковъ Г. Сольмсъ?
Если хотятъ уважить выгодность его преложеній, то позвольте не въ предосужденіе ваше сказать, что всѣ тѣ, которые знаютъ мою душу, справедливо предполагаютъ во мнѣ немалое презрѣніе къ таковымъ побужденіямъ, какую они могутъ имѣть силу надъ тою особою, которая имѣетъ все, что ни желаетъ; которая въ дѣвическомъ своемъ состояніи имѣетъ болѣе, нежели сколькобъ надѣялась получить отъ мужа въ свое разположеніе; которой впрочемъ расходы и тщеславіе весьма умѣренны, и которая меньше помышляетъ о умноженіи своего сокровища, сохраняя излишнее, нежели чтобъ оное употребить на облегченіе бѣдныхъ? Итакъ, если такіе виды толь мало клонятся къ моему корыстолюбію, то можноли вообразить, чтобъ сомнительные замыслы, будущее представленіе, увеличиванія фамиліи въ особѣ брата и въ его потомкахъ, имѣли когда нибудь вліяніе въ мои мысли.
Поступокъ сего брата со мною, и малая его внимательность къ чести фамиліи, желая лучше отважить свою жизнь, которая по его достоинству единороднаго сына весьма дорога, нежели оставить безъ удовольствія свои страсти, коихъ покарять себѣ почитаетъ онъ за безчестіе, но къ коимъ смѣю сказать, собственное его и другихъ спокойствіе весьма малое позволяетъ ему оказывать снисхожденіе; поступокъ его, говорю я, заслужилъ ли особенно отъ меня то, чтобъ я пожертвовала щастіемъ своей жизни, а можетъ быть вѣчнымъ моимъ благополучіемъ, дабы содѣйствовать къ исполненію такого плана, котораго, если небезразсудность, то по крайнѣй мѣрѣ неизвѣстность и невѣроятность доказать обязуюсь.
Я боюсь, милостивый государь, чтобъ вы не обвиняли меня въ запальчивости. Но не случай ли меня къ тому принудилъ; меня, которая для того навлекла на себя бѣдствіе, возбуждающее мое стѣнаніе, что весьма мало являла оной въ своемъ противоборствіи. Я заклинаю васъ простить сіе удрученному моему сердцу, которое возстаетъ противъ своихъ нещастій; потому что зная совершенно свое положеніе само собою свидѣтельствуется, что оныхъ не заслужило.
Но для чего мнѣ столь долго заниматься тѣмъ предположеніемъ, что предубѣждена въ пользу другаго, когда я объявила моей матери, такъ какъ вамъ теперь объявляю, милостивый государь, что если перестанутъ склонять меня къ браку съ Г. Сольмсомъ; то я готова отрещися во всѣхъ обязательствахъ, не только отъ Ловеласа, но и отъ всякаго, т. е. не вступать никогда въ супружество безъ согласія моихъ родителей, моихъ дядьевъ и моего родственника Мордена, яко исполнителя послѣдней воли моего дѣда. Въ разсужденіи же брата, смѣю сказать, что послѣднія его поступки столь мало были согласны съ его званіемъ, что онъ имѣетъ только право на мои учтивости.
Если недовольно убѣдительны мои объясненія о томъ, что отвращеніе мое къ Г. Сольмсу не происходитъ ни отъ какого предубѣжденія, въ которомъ меня обвиняютъ, то я объявляю торжественно, что хотя бы онъ одинъ изъ мущинъ находился въ природѣ, то и тогда бы не согласилась быть его женою. Поелику долгъ мой требуетъ отвратить отъ сей истинны всякое сомнѣніе, то кому лучше могу изъяснить мои мысли, какъ не такому дядѣ, который откровенность и чистосердечіе не малою почитаетъ добродѣтелію?
Симъ ободряя себя, осмѣливаюсь предложить пространнѣе нѣкоторыя возраженія.
Кажется мнѣ, какъ и весь свѣтъ видитъ, что Г. Сольмсъ довольно тѣсный имѣетъ разумъ, безъ всякой способности. Онъ столько же глупъ въ своемъ обхожденіи, какъ и въ видѣ; скупость его самая гнуснѣйшая. Среди безчисленнаго богатства не наслаждается онъ ничѣмъ; и не больше изливая свое сердце, нимало нечувствителенъ къ нещастіямъ другаго. Собственная его сестра не бѣдственную ли провождаетъ жизнь, которую бы онъ могъ учинить пріятнѣе съ малѣйшею частію своего достатка? съ какою холодностію онъ сноситъ, что согбенный старостію дядя, братъ его матери обязанъ чужимъ бѣднымъ своимъ пропитаніемъ, которое онъ получаетъ отъ нѣкоторыхъ честныхъ фамилій. Вы знаете, милостивый государь, мой откровенной, вольной и обходительный нравъ, какая будетъ моя жизнь въ толь тѣсномъ кругѣ, ограниченномъ единственно корыстолюбіемъ, изъ предѣловъ которого такова економія никогда бы не позволила мнѣ выходить.
Такой мужъ какъ онъ, способенъ къ любви! и въ самомъ дѣлѣ къ наслѣдству моего дѣда, которое состоитъ, какъ онъ многимъ сказывалъ, въ столь выгодномъ для него уѣздѣ, что можетъ умножить въ двое знатную часть его имѣнія. Представленіе такого пріобрѣтенія чрезъ союзъ, который бы нѣсколько его возвысилъ изъ низкости, заставляетъ его думать, что онъ способенъ къ любви, и даже увѣряетъ, что оную чуствуетъ; но ето ничто иное есть, какъ подчиненная любовь. Богатство всегда останется первою его страстію, для которой единственно отъ другаго сребролюбца оставлено ему то, коимъ онъ теперь владѣетъ. Такимъ то образомъ принуждаютъ меня отказаться отъ всякой честной склонности, дабы имѣть равныя съ нимъ мысли, и влачить нещастливѣйшую въ свѣтѣ жизнь! Простите меня, милостивый государь, за сіи жестокія выраженія. Если иногда мало щадятъ тѣхъ особъ, къ коимъ чувствуютъ отвращеніе, когда видятъ ихъ награжденными такою милостію, коей они недостойны; то я извинительнѣе всякой другой въ толь угнѣтающемъ нещастіи, которое не всегда позволяетъ мнѣ наблюдать выборъ въ своихъ словахъ.
Когдажъ сіе описаніе поразительно, то довольно мнѣ его представлять въ такихъ краскахъ, дабы показать, что я его довольно примѣтила. Чтожъ касается до испытанія, то хотя бы онъ въ десять кратъ былъ лучше, нежели какъ я его воображала, чему однакожъ не повѣрю: то и тогда бы столько же непріятнымъ казался предъ моими глазами, нежели кто нибудь другой. Итакъ, я васъ заклинаю, милостивый государь, быть ходатаемъ вашей племянницы, дабы ее избавишь отъ нещастія, ужасающаго ее болѣе самой смерти.
Дядья мои много могутъ получать отъ моего родителя, если примутъ участіе въ моихъ пользахъ. Будьте увѣрены, милостивый государь, что не упорство мною управляетъ, но отвращеніе, коего не можно мнѣ побѣдить. Чувствуя важность моего къ отцу повиновенія, помышляла я сама съ собою и подвергала всякимъ искушеніемъ свое сердце; но оно противоборствуетъ моимъ усиліямъ. Оно меня упрекаетъ, что я его приношу на жертву такому человѣку, которой глазамъ моимъ несносенъ, и которой зная чрезмѣрное мое отвращеніе, не былъ бы склоненъ къ толь ненавистному гоненію, еслибы имѣлъ чувствованія честнаго человѣка.
Уважьте и не опровергайте моихъ причинъ. Вы удобно ихъ утвердите своею силою, и я бы смѣло могла надѣяться всего. Еслиже вы не одобрите моего письма; то нещастіе мое усугубится. Однако справедливость обязываетъ меня писать къ вамъ съ такою вольностію, дабы увѣрить Г. Сольмса, на что онъ можетъ уповать. Простите меня, что столь долгое оправданіе могло вамъ нанесть досаду. Да произведетъ оно нѣкоторое впечатлѣніе надъ вашею душею и сердцемъ. Я вамъ за сіе вѣчно останусь обязанною.
Отвѣтъ отъ Г. Антонина Гарловъ.
Любезная моя племянница Клари! Ты бы лучше дѣлала, если бы ни къ кому изъ насъ не писала. Что касается до меня особенно, то я совѣтую тебѣ никогда не разсуждать со мною о такомъ предмѣтѣ, о которомъ ты пишешь.
,,Тотъ, кто первый защищаетъ свое дѣло, говоритъ мудрецъ, кажется справедливымъ, но его сосѣдъ потомъ изслѣдываетъ оное.,, Я буду здѣсь твоимъ сосѣдомъ, и изслѣдую до самой глубины твое сердце, если сіе письмо есть изображеніе твоей искренности. Однако предвижу, что такое предпріятіе важно, потому что хитрость твоя въ писаніи довольно извѣстна. Но поелику нужно защитить отцовскую власть, пользу, честь и щастіе фамиліи, то весьма бы было удивительно, если бы не могли опровергнуть всѣ остроумныя доказательства, коими бунтующее дитя хочетъ утвердить свое упорство. Ты видишь, что я нахожу нѣкоторое препятствіе назвать тебя дѣвицею Клари Гарловъ.
Вопервыхъ не признаешься ли ты, что предпочитаешь такого человѣка, коего мы всѣ ненавидимъ, и которой довольно наноситъ намъ безчестія? Потому, какъ ты изображаешь честнаго человѣка? Я удивляюсь, что ты толь дерзновенно говоришь о такомъ человѣкѣ, къ коему мы всѣ имѣемъ почтеніе. Но сему я полагаю туже самую причину.
Какъ ты начинаешь свое письмо! поелику я одобрялъ тебѣ Г. Сольмса, какъ своего друга, то ты тѣмъ хуже съ нимъ поступала. Вотъ истинной смыслъ остроумныхъ твоихъ разсужденій, дѣвица: я не столько глупъ чтобъ его не понялъ. Итакъ, извѣстный волокита долженъ быть предпочтенъ такому человѣку, которой любитъ деньги? Позволь сказать, племянница, что ето не прилично такой нѣжной особѣ, какою тебя всегда почитали. Кого болѣе несправедливымъ почитаешь ты, того ли кто мотаетъ, или того, кто бережетъ? Одинъ стережетъ свои деньги, другой разточаетъ чужое имѣніе. Но твой любимецъ есть человѣкъ безпорочный.
Полъ вашъ кажется мнѣ весьма чуденъ. Самая нѣжнѣйшая изъ женщинъ предпочитаетъ разпутнаго, воло...... Я думаю, что благопристойность не позволяетъ повторять сіе подлое имя. Хотя оно оскорбительно, однако тотъ, коему приписывается, нравится и получаетъ преимущество. Я бы не остался до сего времени холостымъ, если бы не примѣтилъ противорѣчія во всѣхъ такихъ женщинахъ, какъ ты. Какое названіе развратность даетъ вещамъ? Разумный человѣкъ, которой старается быть справедливымъ предъ очами свѣта, почитается сребролюбцемъ; вмѣсто того, подлый развратникъ пріобрѣтаетъ себѣ имя пріятнаго и обходительнаго человѣка.
Я смѣло спорю, что Ловеласъ никогда бы не оказывалъ тебѣ столько уваженія безъ двухъ причинъ. Какія же они? Его досада на насъ и независимое твое имѣніе. Желательно бы было, что бы твой дѣдъ въ своемъ завѣщаніи не уполномочилъ тебя такою властію. Но онъ ни какъ не думалъ, чтобы любезная его внука употребила оную противъ желанія всѣхъ своихъ родственниковъ.
Чего можетъ надѣяться Г. Сольмсъ если ты имѣешь предубѣжденное сердце? Конечно, любезная моя племянница, ты такъ говорить. Но не можетъ ли онъ чего нибудь надѣяться отъ согласія твоихъ родителей и насъ? совсѣмъ ни чего кажется мнѣ. Подлинно ето весьма замысловато. Однако я думаю, что съ такою почтительною дѣвицею, какою мы тебя всегда почитали. Больше бы ни чего быть не надлежало. Мы зная прежнее твое къ намъ повиновеніе, простирались далѣе. Теперь нѣтъ ни какого средства; ибо мы не хотимъ подвергнуть себя посмѣянію вмѣстѣ съ нашимъ другомъ Г. Сольмсомъ. Вотъ все то, что я тебѣ долженъ сказать.
Что твое имѣніе для него выгодно, то это не можетъ быть странно? Не симъ ли доказываетъ онъ остроумная моя племянница, свою къ тебѣ любовь? Надобно безъ сомнѣнія найтить ему нѣчто пріятное въ тебѣ; но онъ ни чего пріятнаго отъ тебя себѣ не обѣщаетъ. Разсмотри сіе внимательнѣе; но скажи, не принадлежитъ ли сіе имѣніе къ намъ некоторымъ образомъ? Не имѣемъ ли мы всѣ въ ономъ участія, и права, которое еще твоему предшествовало, если разсмотримъ качество права? откуда же оно происходитъ, если не отъ слабости добраго старика, который тебѣ далъ его по преимуществу? Слѣдовательно не имѣемъ ли мы права избрать того, который долженъ съ тобою въ супружествѣ владѣть симъ имѣніемъ? и можетъ ли ты по сему желать, чтобъ мы его отдали въ руки обманщика, который всѣхъ насъ ненавидитъ? ты меня просишь со вниманіемъ разсмотрѣть то, о чемъ ко мнѣ пишешь. Разсмотри себя племянница, и ты увидишь, что мы больше можемъ сказать въ свое защищеніе, нежели сколько ты думаешь.
Оказываемую тебѣ жестокость должна ты приготовлять сама себѣ. Отъ тебя зависитъ оную прекратить. И такъ я сіе почитаю бездѣлицею. Тебя не прежде отлучили и заключили въ домѣ, пока прозьбы и увѣщанія не произвели надъ тобою никакого дѣйствія... Замѣть сіе: и Г. Сольмсъ по справедливости можетъ поступать противъ твоего упорства; не оставь и сіе также безъ замѣчанія.
Что касается до запрещенія твоихъ посѣщеній, то о семъ ты никогда много не заботилась, яко о такомъ наказаніи, которое налагаютъ для того, чтобъ сдѣлать нѣкоторой перевѣсъ. Если ты говорить о неудовольствіи, то оно у насъ есть общее. Толь любезное дитя! Дочь, племянница, въ которой мы поставляли свою славу! Однако сіе обстоятельство зависитъ отъ тебя такъ какъ и прочее. Но сердце твое противится, говорить то, когда ты хочешь преклонить себя къ повиновенію твоимъ родителямъ. Не прекрасно ли сіе описаніе? и къ нещастію оно весьма истинно въ такомъ дѣлѣ; но я увѣренъ, что ты могла бы любить Г. Сольмса, еслибы хотѣла. Ежелибы приказано было тебѣ его ненавидѣть, можетъ быть тогда бы ты его полюбила. Ибо я всегда примѣчалъ въ вашемъ полѣ удивительную романическую превратность. Дѣлать и любить то, что для тебя не пристойно, значитъ поступать на щетъ всѣхъ женщинъ.
Я совершенно согласенъ съ твоимъ братомъ, что если чтеніе и писаніе довольное имѣютъ вліяніе въ разумъ молодыхъ дѣвицъ, то сіи вещи весьма сильны бываютъ для утвержденія ихъ мнѣній. Ты говоришь, что можно тебя обвинять въ тщеславіи и гордости. Ето самая правда, любезная племянница. Конечно гордо и тщеславно презирать честнаго человѣка, который знаетъ читать и писать, такъ какъ большая часть честныхъ людей; я тебѣ о томъ говорю. Но тебѣ надобенъ мужъ, который бы тебя могъ чему нибудь научить! Я бы всего лучше желалъ, чтобъ ты знала столько же свою должность, какъ и дарованія. Вотъ племянница, чему должно тебѣ научаться, и слѣдовательно Г. Сольмсъ можетъ въ чемъ нибудь тебя наставить. Я не покажу ему твоего письма, хотя по видимому ты того желаешъ, дабы оно не возбудило въ немъ жестокости, какъ въ школьномъ учителѣ, когда ты будешь ему принадлежать.
Положимъ, что ты лучше его знаешь писать; чтоже! тѣмъ будешь для него полезнѣе. Не истинно ли ето? никто лучше тебя не разумѣетъ экономію, ты будешь содержать его щоты, и сбережешь ему тѣ издержки, которыя онъ долженъ употребить на прикащика. Я тебя увѣряю, что сіе весьма выгодно для фамиліи, ибо большая часть сихъ людей есть подлые обманщик, которые иногда входятъ въ довѣренность у другаго прежде, нежели онъ узнаетъ ихъ качества, и которые весьма часто принуждаютъ его платить имъ процѣнты съ собственныхъ своихъ доходовъ. Я не понимаю, для чего бы такая должность была недостойна доброй женщины? Ето лучше, нежели сидѣть цѣлыя ночи за столомъ, или перебирать карты, и быть безполезною для фамиліи, какъ обыкновенная нынѣ мода. Я бы послалъ къ чорту всѣхъ женщинъ такой
щаго ихъ племянника. Удобное и скорое прощеніе служитъ только къ ободренію оскорбляющихъ. Вотъ правило твоего отца; и если бы оно лучше было наблюдаемо, то никогда бы не увидѣли столько упорныхъ дочерей. Наказаніе есть мзда воздаваемая преступникамъ. Награжденія должны быть для тѣхъ, которые ихъ заслуживаютъ; и я не отрицаю, что не можно довольно употребить строгости противъ самопроизвольныхъ проступковъ.
Что надлежитъ до его любви, то въ немъ довольно оной, если ты объ ней будешь судить по твоему поступку не давно оказанному. Я никакой не нахожу трудности тебѣ о томъ сказать; и сіе его нещастіе, какъ удобно можетъ случиться, превратится со временемъ въ твое собственное.
Въ разсужденіи его скупости, я самъ отвѣчаю тебѣ, молодая дѣвнца. Ни кому столько не прилично, какъ тебѣ, въ томъ его поносить, тебѣ, которой онъ по единой страсти своей предлагаетъ все, чѣмъ ни владѣетъ въ свѣтѣ, т. е. со всею своею любовію къ богатству, онъ еще гораздо большею пылаетъ къ тебѣ. Но чтобъ тебѣ не осталось никакого извиненія съ сей стороны, мы наложимъ на него такія условія, которыя ты сама будешь сказывать, и обяжемъ его назначить должную сумму въ совершенное твое разположеніе. О семъ уже тебѣ предложено, и я говорилъ доброй и достойной госпожѣ Гове, въ присудствіи надменной ея дочери, дабы она о томъ тебя увѣдомила.
Если должно тебѣ отвѣчать на твое предубѣжденіе къ Г. Ловеласу; то ты соглашаешся никогда его не принимать безъ нашего согласія. Сіе явно означаетъ, что ты надѣешся довести насъ до своего намѣренія чрезъ терпѣніе и утомленіе наше. Онъ не перемѣнитъ своихъ поступковъ, пока тебя будетъ видѣть въ дѣвическомъ состояніи. Но въ сіе время ты не престанешь насъ мучить, заставя насъ необходимо безпрестанно за тобою смотрѣть; и мы не меньше будемъ подвержены его неистовству и угрозамъ. Чтобы учинилось въ прошедшее Воскресенье, если бы твой братъ и онъ были въ церквѣ? Надобно также сказать, что ты не сдѣлала бы изъ него того, чего можешь надѣяться отъ Сольмса. Одинъ будетъ отъ тебя трепетать, а отъ другова ты сама, замѣть сіе. Тогда ты нигдѣ не найдешь прибѣжища. Если же произойдетъ какое нибудь несогласіе между тобою и Г. Сольмсомъ, то мы можемъ всѣ вступиться. Съ другимъ же, скажутъ тебѣ: управляйся сама, какъ хочешь, ты то довольно заслужила. Ни кто не захочетъ или не осмѣлится открыть рта въ твою пользу. Но должно, кажется, любезная племянница, чтобъ представленіе сихъ домашнихъ ссоръ тебя ужасало. Щастливый мѣсяцъ супружества нынѣ состоитъ только изъ двухъ недѣль. Ето есть мятежное состояніе, хотя бы вступали въ оное сами собою, или по совѣтамъ своихъ родственниковъ. Изъ трехъ насъ братьевъ, одинъ только осмѣлился жениться. Для чего же? потому что опытъ другаго, насъ учинилъ осторожными.
Не презирай столько денги. Можетъ быть узнаешь цѣну ихъ, сего свѣденія въ тебѣ еще не достаетъ, и которое, съ собственнаго твоего признанія, Г. Сольмсъ въ состояніи тебѣ подать.
Я обвиняю твою запальчивость. Я никакъ не прощаю такой досадѣ, которую ты сама на себя навлекла. Еслибы причина оной была несправедлива, то я бы охотно согласился быть твоимъ ходатаемъ, но мое прежнее правило есть то, что дѣти должны покаряться власти своихъ родителей. Когда твой дѣдъ оставилъ тебѣ хорошую часть своего наслѣдства, хотя и при жизни трехъ своихъ сыновъ, внука, и старшей твоей сестры; мы ни мало на то не роптали. Довольно того, что отецъ нашъ того хотѣлъ. Тебѣ надлежитъ подражать сему примѣру. Если ты къ тому не разположена; то тѣ, которые тебѣ даютъ оный, большее имѣютъ право почитать тебя неизвиняемою. Замѣть сіе, племянница.
Ты говоришь о своемъ братѣ весьма презрительно, и пишешь къ нему чрезмѣрно непочтительно, такъ какъ и къ своей сестрѣ. Въ прочемъ братъ твой старѣе тебя одною третью. Ето человѣкъ достойный. Когда ты столько уважаешь знакомство продолжевшееся чрезъ одинъ годъ, то прошу покорно не забыть то, чѣмъ одолжена брату, которой первый по насъ въ фамиліи, и отъ коего зависитъ имя; какъ отъ твоего справедливаго повиновенія зависитъ самое честное разположеніе составленное для чести тѣхъ, отъ которыхъ ты происходишь. Я тебя спрашиваю, честь фамиліи не естьли твоя собственная? Если ты не такъ думаешь, то тѣмъ меньше достойна оной. Тебѣ покажутъ сіе разположеніе съ тѣмъ условіемъ, чтобъ ты прочла его безъ всякихъ предразсудковъ, хотябы оно было хорошо или худо. Если любовь не разстроила твой умъ, то я увѣренъ, что ты оное одобришь. Но если къ нещастію пребудешь въ семъ состояніи, то Г. Сольмсъ, хотя бы былъ Ангелъ, нимало не успѣетъ. Чортъ бываетъ любимъ, когда женщина беретъ въ свою голову такія мысли. Я видѣлъ многія сему примѣры.
Хотя бы Г. Сольмсъ былъ одинъ въ природѣ, то и тогда бы ты его не пожелала! ты бы его не пожелала Клари! Подлинно ето забавно. Въ самомъ дѣлѣ сколь колки твои слова. Не удивляйся сему, потому что ты обьявила толь рѣшительную волю, что тѣ, которые имѣютъ надъ тобою власть, должны сказать съ своей стороны: мы хотимъ, чтобъ ты имѣла Г. Сольмса. Я изъ сего числа. Замѣть сіе. Если тебѣ прилично сказать нѣтъ; то мы за долгъ почитаемъ говорить такъ.
Я боюсь, чтобъ Г. Сольмсъ не былъ честнымъ человѣкомъ. И такъ опасайся его много оскорблять, онъ столько же трогается сожалѣніемъ о тебѣ, сколько и любовію. Онъ безпрестанно говоритъ, что увѣритъ тебя въ своей любви дѣлами, потому что ему не позволено оной изьяснить на словахъ. Сія его надежда въ будущее время состоитъ въ твоемъ великодушіи. Въ самомъ дѣлѣ мы думаемъ, что онъ на сіе уповать можетъ. Мы совѣтуемъ ему тому вѣрить, и сіе то поддерживаетъ его терпѣливость, такъ что ты своему отцу и дядьямъ должна приписать его постоянство. Ты видишь, что и сіе еще должно служить доказательствомъ, которое требуетъ твоего повиновенія.
Ты должна знать, что говоря мнѣ, будто бы справедливость не позволяетъ принять такія условія, которыя тебѣ предложены; такое твое разсужденіе касается до твоего отца и насъ. Въ письмѣ твоемъ много находится другихъ мѣстъ, которыя не меньшаго достойны охужденія; но мы ихъ приписываемъ тому, что ты называешь горестію твоего сердца.
Я не преставалъ любить тебя нѣжно, Клари; и хотя моя племянница, я тебя почитаю прелестнѣйшею дѣвицею: но я тебѣ кленусь, что ты должна повиноваться своимъ родителямъ, и угождать твоему дядѣ Юлію и мнѣ. Тебѣ довольно извѣстно, что мы заботимся только о твоей пользѣ, если она согласна съ справедливостію, пользою и честію всей фамиліи. Что бы подумали о томъ, изъ насъ, которой бы не старался объ общемъ благѣ, и которой бы хотѣлъ вооружить часть противъ цѣлаго?
Однако только ты можешь любить г. Сольмса! но ты не знаешъ, говорю я тебѣ, къ чему способна. Ты утверждаешь себя въ своемъ отвращеніи; позволяешь сердцу твоему упорствовать. Я тебя увѣряю, что я никогда не думалъ, чтобъ оно было столько непобѣдимо. Здѣлай нѣкоторое надъ нимъ усиліе любезная племянница, и уничтожь его силу. Такимъ образомъ мы поступали съ своими матросами и салдатами въ морскихъ сраженіяхъ, безъ чего бы никогда не побѣдили. Мы всѣ надѣемся, что ты одержишь побѣду. Для чегожъ? Для того что такъ должно быть. Вотъ что мы думаемъ, какъ бы ты сама ни думала; и которыя же мысли должны имѣть преимущество по твоему мнѣнію? Можетъ статься, что ты имѣешь больше ума, нежели мы; но если ты разумнѣе, то весьма безполезно намъ жить тридцать или сорокъ лѣтъ больше, нежели ты.
Сіе письмо столько же продолжительно, какъ и твое. Можетъ быть оно не столь жалко писано, и не такимъ гладкимъ слогомъ, каковъ есть моей племянницы; но я увѣренъ, что доказательство на моей сторонѣ сильнѣе, и чрезмѣрно ты меня обяжешь, если своимъ согласіемъ на всѣ наши желанія докажешь, что и ты также о томъ увѣрена. Если сего не сдѣлаешь, то не надѣйся найти во мнѣ своего ходатая ниже друга, сколько бы ты дорога для меня ни была, ибо сіе мнѣ нанесетъ досаду и въ томъ, что я называюсь твоимъ дядѣю.
Во Вторникъ въ два часа по полуночи.
П. П. Ты не должна болѣе писать ко мнѣ, развѣ только съ увѣреніемъ о твоемъ послушаніи. Защищеніе твое будетъ безполезно; ибо я увѣренъ, что доказательства мои неопровергаемы. Я знаю, что они таковы. Потому то я и писалъ день и ночь отъ Воскресенья до сего утра, выключая тѣ часы, въ которыя бываю въ церьквѣ, и сему подобное время. Но сіе письмо, говорю я тебѣ, будетъ послѣднее отъ А. Г.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Столь мало сыскавъ милости въ своей фамиліи, я приняла намѣреніе, которое тебя удивитъ. Ничего болѣе, какъ только писать къ самому Г. Сольмсу. Письмо мое отослано, и я получила отвѣтъ. Надобно было къ нему прибавить нѣчто; ибо случай позволилъ мнѣ видѣть другое изъ его сочиненій, коего слогъ былъ весьма худой и правописаніе низкое. Что касается до его хитрости, то въ немъ сего не недостаетъ, и ты узнаешь его по сему свойству. Я положила также въ сей свертокъ полученное отъ моего брата письмо по случаю того, которое я писала къ Г. Сольмсу. Я думала, что можно было уничтожить тщетную его надежду, и что сей способъ былъ надежнѣйшій. Онъ по крайней мѣрѣ достоинъ былъ испытаній: но ты увидишь, что ни что не послужило. Братъ мой принялъ весьма сильныя мѣры.
Вы удивитесь моему письму, содержаніе его покажется какъ не меньше странно. Но я оправдываю себя необходимостію моего положенія, не имѣя нужды въ другомъ защищеніи.
Когда вы начинали знакомство съ фамиліею моего отца, тогда видѣли особу, которая къ вамъ пишетъ въ весьма щастливомъ состояніи; любимою нѣжнѣйшими и снисходительнѣйшими родителями, благопріятствуемою своими дядьями, почитаемою свѣтомъ.
Какая перемѣна явленія! вамъ угодно было обратить на меня пріятные взоры. Вы отнеслись къ моимъ друзьямъ. Предложенія ваши были ими одобрены безъ моего участія, какъ бы моя склоность и щастіе должны почесться бездѣлицею. Тѣ, которые имѣютъ право ожидать отъ меня исполненія всякой должности и справедливаго повиновенія, требовали безотвѣтнаго послушанія. Я не имѣла щастія думать одинаково съ ними, и въ сей первой разъ мысли мои были отъ ихъ различны. Я ихъ просила поступать со мною съ нѣкоторымъ снисхожденіемъ въ толь важномъ для моей жизни пунктѣ, но увы! безъ всякаго успѣху. Тогда я нашла себя принужденною изьяснить съ природною скромностію мои мысли, и даже объявить вамъ, что любовь, моя занята другимъ предметомъ. Однако съ неменьшимъ оскорбленіемъ, какъ и удивленіемъ вижу, что вы не оставили своихъ намѣреній, и еще теперь не оставляете.
Дѣйствіе сего столь для меня прискорбно, что я не нахожу ни какого удовольствія вамъ его описывать. Вольный вашъ доступъ ко всей моей фамиліи, довольно о семъ васъ увѣрилъ, довольно для чести вашего великодушія и для моей славы. Я претерпѣла для васъ то, чего никогда не видала, и чего никогда не почитали меня достойною; и желаютъ, чтобъ я себѣ нигдѣ не нашла милости, какъ въ жестокомъ и невозможномъ условіи, дабы предпочесть всѣмъ прочимъ такого человѣка, коему сердце мое не даетъ сего преимущества.
Въ горестномъ нещастіи, которое я должна приписать вамъ и жестокому вашему упорству, прошу васъ государь мой, возстановить душевное мое спокойствіе, коего вы меня лишили, возвратить любовь дражайшихъ моихъ друзей, которую я чрезъ васъ потеряла, и если имѣете вы сіе великодушіе, которое должно отличать любви достойнаго человѣка, заклинаю васъ оставить сватовство, которое подвергаетъ почитаемую вами особу толикимъ злощастіямъ.
Если вы имѣете нѣкоторое ко мнѣ уваженіе, какъ въ томъ увѣряютъ меня друзья мои, то не къ вамъ ли одному оно относится? можетъ ли оно быть нѣкоторою услугою для той, которая есть печальнымъ его предметомъ, когда производитъ толь пагубныя дѣйствія для ея спокойствія? И такъ познайте, что въ семъ обманываетесь; ибо можетъ ли разумный человѣкъ желать себѣ женою такую женщину, которая не даетъ ему своего сердца, женщину, которая не можетъ его почитать, и которая слѣдовательно будетъ только весьма худою женою? Какая бы была жестокость здѣлать худою женщиною ту, которая всю свою славу поставляетъ, чтобъ быть доброю.
Если я могу полагать нѣкоторое различіе, то наши нравы и склонности весьма мало между собою сходны. Вы гораздо меньше щастливѣе будете со мною, нежели со всякою другою особою моего пола. Гоненіе мною претерпѣваемое, и упорство, ибо такъ называютъ, съ какимъ я тому противлюсь, довольны къ убѣжденію васъ, хотя бы я не имѣла ни какого столь твердаго доказательства, какъ не возможность принять такого мужа, коего не льзя почитать.
И такъ, государь мой, если вы не довольно имѣете великодушія, чтобъ пожертвовать чѣмъ нибудь въ мою пользу; то позвольте для вашей любви и собственнаго вашего благополучія просить васъ, дабы вы отъ меня отреклись и обратили свою страсть къ достойному ея предмету. По чему хотите вы учинить меня бѣдною, не будучи сами щастливѣе? Вы можете сказать моей фамиліи, что не имѣя ни какой надежды пріобресть моего сердца, (подлинно государь мой ни чего нѣтъ сего достовѣрнѣе). рѣшились болѣе обо мнѣ не думать, и перемѣнили свои намѣренія. Удовлетворяя моей прозьбѣ, вы пріобрѣтете право на мою благодарность, которая меня обяжетъ быть во всю мою жизнь вашею всепокорнѣйшею.
Отъ преданнѣйшаго ея любовника.
Дражайшая дѣвица!
Письмо ваше произвело надо мною дѣйствіе совсѣмъ противное вашему чаянію. Увѣряя о вашемъ разположеніи, оно меня больше всего убѣдило о превосходномъ вашемъ качествѣ. Какъ бы вы ни называли мое сватовство: однако я рѣшился въ томъ настоять; и щастливымъ буду себя почитать, если терпѣніемъ, твердостію, и не поколебимымъ и не измѣняемымъ почтеніемъ могу побѣдить на конецъ всѣ трудности.
Поколику ваши добрые родители, дядья и другіе пріятели обѣщались мнѣ, что вы не будете имѣть г. Ловеласа, если они могутъ ему воспрепятствовать, и какъ я думаю, что нѣтъ другаго совмѣстника на моемъ пути; то буду ожидать терпѣливо конца сего дѣла. Извини меня въ томъ любезнѣйшая Кларисса; но хотѣть, чтобъ я отрекся отъ притяжанія неоцѣненнаго сокровища, дабы учинить другова щастливымъ, и доставить ему средство къ моему отлученію, есть не что иное, какъ бы кто нибудь меня просилъ быть столько великодушнымъ, чтобъ отдать ему все мое богатство, потому что оно было бы нужно для его благополучія.
Я еще прошу въ томъ у васъ извиненія, дражайшая дѣвица; но рѣшился ожидать, сколько будетъ можно, хотя и сожалѣю, что вы должны что нибудь стерпѣть, какъ вы сами мнѣ о томъ пишите. Прежде, нежели имѣлъ щастіе видѣть васъ, я не находилъ ни какой женщины, которую бы могъ любить; и пока не изчезнетъ моя надежда, пока вы не будете принадлежать какому нибудь щастливѣйшему человѣку; я долженъ быть и пребуду вашъ вѣрный и всенижайшій почитатель.
Г. ЖАМЕСЪ ГАРЛОВЪ, къ ДѢВИЦѢ КЛАРИССѢ.
Прекрасная выдумка писать къ Г. Сольмсу, дабы принудить его отступиться отъ своихъ требованій! Изъ всѣхъ остроумныхъ романическихъ твоихъ мыслей, сія есть самая удивительнѣйшая. Но не говоря ничего о нашемъ на тебя негодованіи, какъ можешь ты приписать Г. Сольмсу тѣ поступки, которые изторгаютъ изъ тебя толь извинительныя жалобы? Тебѣ довольно извѣстно глупинькая, что твоя страсть къ Ловеласу навлекаетъ на тебя всѣ сіи оскорбленія; и не надлежало бы тебѣ надѣяться того, хотя бы Г. Сольмсъ не сдѣлалъ тебѣ чести своимъ предложеніемъ.
Поколику ты не можешь отрицать сей истинны, то разсмотри, пріятная болтунья, (если больное твое сердце позволяетъ тебѣ что нибудь изслѣдовать) сколь мнимы твои жалобы и обвиненія. По какому праву требуешь ты отъ Г. Сольмса возстановленія того, что ты называешь твоимъ прежнимъ благополучіемъ, когда оно зависитъ отъ тебя? И такъ оставь свои трогательныя выраженія, ухватливая дѣвица; если не знаешь ихъ употребить въ пристойномъ мѣстѣ. Прими себѣ правиломъ то, что хотя бы ты имѣла или нѣтъ Г. Сольмса, не будешь однакожъ обладать симъ подлымъ Ловеласомъ, услажденіемъ твоего сердца; если твои родители дядья и я можемъ тому препятствовать. Нѣтъ заблудившаяся красота, мы не отъ тебя будемъ имѣть такого сына, племянника и брата, если ты сама, себѣ изберешь супругомъ толь разпутнаго нечестивца. Не внимай своему сердцу, и не обращай къ нему свои мысли, если надѣется когда нибудь получить прощеніе и милость отъ твоей фамиліи, а особливо отъ того, который еще не престаетъ называться твоимъ братомъ.
П. П. Я знаю лукавыя твои письма. Если получу отвѣтъ на сіе, то отошлю его къ тебѣ обратно не читая; ибо я не хочу спорить о толь ясныхъ пунктахъ. Одинъ только разъ хотѣлъ я испытать, дабы склонить тебя къ Г. Сольмсу, которому кажется уничтожительно о тебѣ и думать.
Г. ЛОВЕЛАСЪ къ Г. БЕЛЬФОРДУ.
Съ великимъ удовольствіемъ пріемлю я отъ васъ, друзья мои, радостныя увѣренія о вашей вѣрности и дружествѣ. Да будутъ увѣрены о моихъ расположеніяхъ особенные мои пріятели, и достойнѣйшіе нашей довѣренности тѣ, которыхъ я назначилъ въ первомъ моемъ письмѣ..
Что касается до тебя, Бельфордъ, то я желалъ бы здѣсь тебя видѣть, сколько можно скорѣе. Кажется, что другіе не столь скоро будутъ мнѣ нужны; однако сіе не препятствуетъ имъ пріѣхать къ Милорду М... куда я также долженъ быть, не для принятія ихъ, но дабы увѣрить сего стараго дядю, что нѣтъ никакого другаго нещастія въ деревнѣ, которое бы требовало его посредничества.
Я намѣренъ всегда имѣть тебя здѣсь съ собою не для моей безопасности; фамилія только довольствуется злословіемъ; но для моего удовольствія. Ты будешь со мною говорить о Греческихъ, Латинскихъ и Аглинскихъ писателяхъ; дабы отвратить отъ безопасности страждущій любовію духъ.
Я хочу, чтобъ ты былъ въ своемъ старомъ платьѣ, слуга же твой безъ ливреи, и имѣлъ бы вольное съ тобою обращеніе. Ты его будешь почитать отдаленнымъ родственникомъ, коему стараешся сыскать должность своею высокою довѣренностію; я разумѣю при дворѣ. Ты меня можешь найти въ маломъ пивномъ трактирѣ, на вывѣскѣ бѣлаго оленя, въ бѣдной деревнѣ отстоящей на пять миль отъ замка Гарловъ. Сей замокъ извѣстенъ всѣмъ. Ибо онъ произшелъ изъ ничтожества, подобно Версаліи, съ нѣкотораго времени, которое не достопамятно. Нѣтъ никого, который бы его не зналъ, но съ тѣхъ годовъ, когда увидѣли нѣкотораго Ангела между человѣческими дѣтьми.
Хозяева мои есть бѣдные люди; но честные. Они почитаютъ меня знатнымъ человѣкомъ, который имѣетъ причину скрываться, и потому почтеніе ихъ безпредѣльно. Все ихъ семейство состоитъ въ пріятномъ и прекрасномъ твореніи семнадцати лѣтъ. Я его называю своею розовою пуговицею. Бабушка ея (ибо она не имѣетъ матери) есть добрая старуха, которая меня просила съ уничиженностію быть снисходительнымъ къ ея внукѣ. Вотъ средство къ полученію чего нибудь отъ меня. Сколько прекрасныхъ твореній находилось въ моихъ рукахъ, коихъ бы я привелъ въ недоумѣніе, еслибы знали мою силу, и просили сперва о моей милости, (побѣждать гордыхъ) была бы моя надпись, если бы надлежало мнѣ избрать оную.
Сія бѣдная малютка есть такой простоты, которая тебѣ наиболѣе нравится. Все скромно, униженно и невинно является въ ея видѣ и въ обхожденіи. Я люблю въ ней сіи три качества, и берегу ее для твоего увеселенія; въ мѣсто того самъ буду бороться съ стихіями, обходя вокругъ стѣнъ замка Гарловъ. Ты съ удовольствіемъ будешь видѣть откровенно въ ея душѣ все то, что женщины высокой породы стараются скрывать, дабы менѣе показать себя въ естественномъ видѣ, и слѣдовательно менше любезными.
Но я тебя заклинаю почитать розовую мою пуговицу; сей единый благовонный цвѣтъ, которой распускался дѣсять лѣтъ при моемъ жилищѣ, или которой бы могъ еще разпускаться десять годовъ.
Я не помню, чтобъ былъ когда нибудь столько скроменъ, какъ со времени моего вступленія въ сей родъ жизни.
Мнѣ нужно быть таковымъ. Скоро или поздо, откроется мѣсто моего убѣжнща, и безъ сомнѣнія будутъ думать, что розовая моя пуговица туда меня привлекаетъ. Хорошее свидѣтельство со стороны сихъ добрыхъ людей довольно къ возстановленію моей чести. Можно вѣрить сей старухѣ и отцу, который есть чесный крестьянинъ полагающій все свое удовольствіе въ дочери. Повторяю тебѣ Бельфордъ, береги мою розовую пуговицу. Наблюдай съ нею то правило, котораго я не преступалъ, не подвергнувъ себя долговременному разкаянію. Не погуби бѣдную дѣвицу, не имѣющую никакой подпоры, кромѣ своего простодушія и невинности, не знающую ни нападенія, ни коварства и никакихъ любовныхъ ухватокъ. Шея неподозрѣвающаго агнца не уклоняется отъ ножа. И такъ берегись Бельфордъ закласть моего агнца.
Другая причина побуждаетъ меня болѣе о семъ тебя просить. Сіе младое сердце пронзено любовію. Оно чувствуетъ страсть, которой имя ему еще не извѣстно. Я видѣлъ въ одинъ день, какъ она своими глазами слѣдовала за молодымъ ученикомъ плотническаго мастерства, сыномъ одной вдовы, живущей на другой сторонѣ улицы. Ето довольно пригожій крестьянинъ, который не болѣе, какъ тремя годами ея старѣе. Вѣроятно, что ребяческія игры были началомъ такого союза, такъ что они не могли сего примѣнить до того возраста, въ который природа отверзаетъ источникъ чувствительности: ибо я не долго примѣчалъ, что ихъ любовь взаимна. Вотъ мои доказательства; коль скоро увидитъ молодецъ прелестную свою любовницу, то старается стоять прямо, съ изьявленіемъ своего непремѣняемаго уваженія; привѣтствуетъ взорами красавицу, которая также слѣдуетъ за нимъ своими глазами, и когда заходитъ за уголъ скрывающій отъ него ея прелести, то снимаетъ свою шляпу, и еще свидѣтельствуетъ свою преданность. Однажды стоялъ я позади ея, не давъ ей себя примѣтить. Она отвѣтствовала ему совершеннымъ почтеніемъ и вздохами, коихъ Жанъ не могъ слышать за дальностію. Щастливъ плутъ! Говорилъ я самъ въ себѣ. Я удалился, и розовая моя пуговица скоро также возвратилась; какъ сіе безмолвное зрѣлище для нея было удовлетворительно.
Я испыталъ ея сердце, коего тайну она мнѣ ввѣрила. Жанъ Бартонъ довольно ей нравился, признавалась она мнѣ, и говорилъ ей, что онъ бы ее любилъ болѣе всѣхъ находящихся въ деревнѣ дѣвицъ. Но увы! не должно о семъ думать. Почемужъ, спросилъ я ее? Она не знаетъ сама, отвѣчала мнѣ воздыхая; но Жанъ есть племянникъ такой тетки, которая обѣщала ему сто гиней по окончаніи ученія, дабы пристроить его къ мѣсту; отецъ ея весьма малымъ можетъ ее надѣлить. И хотя мать молодаго Бартона говоритъ, что не знаетъ, гдѣ найти своему сыну пригожую и изъ лучшаго дому дѣвицу, однако она продолжала съ вздохами, сіи слова ни къ чему не служатъ; я не хочу, чтобъ Жанъ былъ бѣденъ и нещастливъ для моей любви.
Чего бы я не здѣлалъ Бельфордъ, (ибо надѣюсь, что Ангелъ мой меня исправитъ, если не примиримая глупость ея родственниковъ не погубитъ насъ обоихъ;) чего бы не здѣлалъ, говорю я, дабы имѣть столь кроткое и невинное сердце, каково есть Жана Бартона, и моей розовой пуговицы?
Я знаю, что мое сердце есть самое бѣдное, которое только питается злостію; и думаю что оно таково отъ природы. Правда иногда ощущаю въ немъ хорошія движенія, но они тотчасъ изчезаютъ. Склонность къ проискамъ, злобныя вымыслы, слава побѣды, удовольствіе видѣть свои желанія споспѣшествуемыя щастіемъ; вотъ чемъ оно наслаждается, и что служитъ къ его развращенію. Я бы былъ бездѣльникомъ, еслибы родился для сохи.
Однако за удовольствіе почитаю помышлять, что исправленіе мое не невозможно. Но тогда другъ мой надобно будетъ имѣть лучшую компанію: ибо извѣстно, что взаимное наше обращеніе служитъ только къ укрѣпленію нашихъ пороковъ. Не безпокойся дружочикъ, ты и твои товарищи выберите себѣ другова начальника, и я думаю, что ты для нихъ можешь быть къ тому способнымъ. Поелику я за правило себѣ поставляю, по учиненіи безчестнаго поступка здѣлать нѣкоторое добро для заглажденія своего преступленія, что однакожъ весьма мало исполнялъ; то намѣренъ прежде, нежели оставлю сей округъ (я хочу оставить его съ успѣхомъ, иначе послѣдуя другому правилу, учиню въ двое больше зла посредствомъ мщенія), присодинить ко сту гиней Жана, другіе сто, дабы содѣлать благополучными два невинныя сердца. И такъ я тебѣ повторяю сто разъ, почитай мою розовую пуговицу. Мнѣ помѣшали. Однако я изготовлю другое письмо сего же дня, которое будетъ вмѣстѣ съ первымъ отправлено.
Г. ЛОВЕЛАСЪ къ Г. БЕЛФОРДУ
Помощію вѣрнаго моего лазутчика я столько же увѣренъ о поступкахъ мною обожаемой, сколько и о поведеніи всей фамиліи. Весьма для меня пріятно имѣть сего плута благопріятствуемаго дядьми и племяннкомъ, и проникающаго во всѣ ихъ тайны, хотя впрочемъ онъ слѣдуетъ по моему направленію. Я ему приказалъ, подъ опасеніемъ лишенія моего недѣльнаго ему жалованія, и обѣщаннаго покровительства, поступать съ такою осторожностію, чтобъ ни моя дражайшая, ниже кто нибудь изъ фамиліи не могъ на него подозрѣвать. Я ему говорилъ, что онъ можетъ смотрѣть за нею, когда она выходитъ, удаливъ однакожъ прочихъ служителей отъ той дороги, по которой она ходитъ, и что онъ долженъ самъ убѣгать ея взоровъ. Онъ сказалъ брату, что сіе прекрасное твореніе старалось его принудить подаркомъ (котораго она никогда ему не давала), отнести къ дѣвицѣ Гове письмо (котораго со всѣмъ не было), со вложеніемъ другаго; (которое можетъ быть было ко мнѣ) но что онъ не согласился исполнить такую должность, и просилъ ее, чтобъ она никогда не почитала его измѣнникомъ. Сія ложная повѣренность пріобрѣла ему шилингъ, и многія похвалы. Послѣ того приказано всѣмъ служителямъ усугубить свое бдѣніе, дабы моя богиня не нашла какое нибудь средство къ пересылкѣ своихъ писемъ. Вскорѣ потомъ послали моего попечителя сказать ей при проходѣ, что онъ чувствительно сожалѣетъ и разкаевается о своемъ отказѣ, въ надѣжде, что она ему вручитъ свои письма. Онъ долженъ обьявить, что она ему ихъ не повѣрила.
Не видишь ли къ какимъ добрымъ концамъ можетъ довесть сія хитрость, вопервыхъ онъ обезпечиваетъ мою красавицу, такъ что она сама того не знаетъ, въ свободѣ прогуливаться въ саду, ибо всѣ ея родственники увѣрены, что съ того времени, какъ у ней отняли служанку, не осталось ей никакого средства къ пересылкѣ своихъ писемъ. И такъ сношеніе ея съ дѣвицею Гове какъ и со мною, совершенно скрытно.
Вовторыхъ онъ можетъ быть доставитъ мнѣ средство къ тайному съ ней свиданію, о которомъ я безпрестанно помышляю, какимъ бы образомъ она меня ни приняла. Я узналъ отъ своего лазутчика, которой можетъ по своей волѣ удалять всѣхъ прочихъ служителей, что она ежедневно поутру и въ вечеру ходитъ въ одинъ птичникъ, отстоящій не близко отъ замка, подъ тѣмъ предлогомъ, чтобъ тамъ накормить нѣсколько птицъ, оставленныхъ ей дѣдомъ. Я весьма помню о примѣченныхъ мною тамъ ея движеніяхъ, и какъ она сама мнѣ признавалась въ одномъ своемъ письмѣ, что имѣетъ никому неизвѣстную съ девицею Гове переписку; то не иначе думаю, какъ чрезъ сей способъ.
Можетъ быть я чрезъ свое свиданіе получу ея согласіе на другія милости такого же рода. Если сіе мѣсто ей не нравится, то я въ состояніи переселяться въ овощной Голландской садъ, простирающійся вдоль по стенѣ. Лазутчикъ мой, добрый Іосифъ Леманъ доставилъ мнѣ два ключа, изъ коихъ одинъ для нѣкоторыхъ причинъ я ему отдалъ, которой отпираетъ дверь сада со стороны старой аллеи; куда по народному преданію собираются духи, ибо тутъ за дватцать лѣтъ повѣсился одинъ человѣкъ. Правда дверь сія заколочена засовомъ со стороны сада, но помощію Іосифа препятствія сіи отнимутся.
Надлежало ему клясться своею честію, что не будетъ съ моей стороны никакого нещастія его господамъ. Онъ меня увѣряетъ, что ихъ любитъ, но почитая меня за честнаго человѣка, коего союзъ можетъ быть весьма выгоденъ для фамиліи, какъ всякой бы въ томъ признался, говоритъ онъ, еслибы предразсудки были уничтожены, не находитъ никакого препятствія служить мнѣ, безъ чего бы не согласился онъ для всего свѣта играть такую ролю. Нѣтъ никакого обманьщика, который бы не находилъ средства оправдать себя какимъ нибудь оброзомъ предъ собственнымъ своимъ судилищемъ, и я согласенъ, что если есть какая нибудь похвала для честности, то сія есть наибольшая, когда видимъ, что самые беззаконнѣйшіе оной ищутъ въ то время, когда они предаются тѣмъ поступкамъ, кои ихъ должны показывать таковыми предъ свѣтомъ и собственными ихъ глазами.
Но что должно подумать о той глупой фамиліи, которая на меня налагаетъ необходимость прибѣгать къ столь многимъ проискамъ? Любовь моя и мщеніе берутъ верьхъ по перемѣнно. Если первая изъ сихъ страстей не будетъ имѣть желаемаго успѣха, то я буду утѣшаться жертвою другой. Они ее возчувствуютъ, клянусь всѣмъ тѣмъ, что ни есть священнаго; хотя бы надлежало отрещись отъ своего отечества на всѣ прочіе дни своей жизни.
Я повергнусь къ ногамъ моего божества; познаю тогда, какое произведу впечатленіе надъ ея мыслями. Еслибы не былъ воспящаемъ сею надеждою, то бы покусился ее увезть. Толь славное похищеніе достойно самаго Юпитера.
Но я хочу во всѣхъ моихъ движеніяхъ имѣть основаніемъ кротость. Почтеніе мое будетъ простираться даже до обожанія. Единая рука ея будетъ чувствовать весь жаръ моего сердца, прикосновеніемъ трепещущихъ моихъ губъ; ибо я увѣренъ, что они будутъ трепетать, если не стану притворствовать. Вздохи мои будутъ столькоже спокойны, какъ и тѣ, кои я слышалъ отъ нѣжной моей розовой пуговицы.Я изторгну ея повѣренность своею унизительностію. Не возпользуюсь у единеніемъ мѣста. Все мое стараніе будетъ клониться къ тому, чтобъ разсѣять ея страхъ и увѣрить ее, что она можетъ впредь полагаться на мою нѣжность и честь. Жалобы мои будутъ легки, и не окажу ни малѣйшей угрозы противъ тѣхъ, которые не престаютъ меня оною страшить. Но ты можешь не безъ причины воображать себѣ Бельфордъ, что я подражая Дриденову льву, стараюсь сперва пріобрѣсть себѣ добычу, а потомъ изтощать все свое мщеніе на недостойныхъ охотниковъ, дерзающихъ на меня нападать.
КЛАРИССА ГАРЛОВЪ къ АННѢ ГОВЕ.
Въ субботу въ вечеру 18 Марта.
Я едва не умерла отъ страха, и теперь еще не въ силахъ. Вотъ отъ чего. Я вышла въ садъ подъ обыкновеннымъ моимъ предлогомъ, надѣясь найти что нибудь отъ тебя въ условленномъ мѣстѣ. Не примѣтивъ тутъ ни чего, пошла съ досады съ того двора, въ которомъ лежали дрова, какъ услышала вдругъ нѣчто шевелившееся позади чурбановъ. Суди о моемъ удивленіи; но бы еще болѣе усугубилось при видѣ человѣка, который тотчасъ мнѣ показался. Увы! сказала я себѣ, вотъ плодъ не позволенной переписки.
Лишъ только я его примѣтила, то онъ заклиналъ меня ничего не страшиться; и приближившись весьма скоро, разкрылъ свой плащь, которой мнѣ показалъ Г. Ловеласа. Нельзя было мнѣ кричать, хотя я и увидѣла, что ето былъ мущина, и притомъ извѣстный; голосъ мой изчезъ; и еслибы я не ухватилась за перекладину, поддерживающую старую кровлю, то бы упала безъ чувствъ.
До сего времени, какъ тебѣ извѣстно, любезная пріятельница, содержала я его въ справедливомъ отъ себя удаленіи. Но собравшись съ своими силами, суди, какое должно быть первое мое движеніе, когда я представила себѣ его нравъ, по свидѣтельству всей фамиліи, его предпріимчивый духъ, и когда увидѣла себя одну съ нимъ весьма близко отъ проселочной дороги и столь отдаленно ото замка.
Однако почтительность его вскорѣ уничтожила сей страхъ; но въ мѣсто того поражена была другимъ, дабы не быть примѣченною съ нимъ, и чтобъ братъ мой не узналъ о толь странномъ произшествіи. Слѣдствія самыя естественнѣйшія представлялись моему воображенію; большее ограниченіе моей свободы, совершенное пресѣченіе нашей переписки, и довольно вѣроятный предлогъ къ насильственнымъ принужденіямъ. Съ обѣихъ сторонъ ничто не могло оправдать Г. Ловеласа въ столь отважномъ предпріятіи.
Итакъ коль скоро я могла говорить, то представила ему съ великимъ жаромъ, сколь много была оскорблена; выговаривала ему, что не долженъ онъ подвергать меня гнѣву всѣхъ моихъ друзей для единаго только удовлетворенія наглаго своего нрава: и приказала тотъ часъ удалиться. Я сама также спѣшила уйти, какъ онъ палъ предо мною на колѣни, прося меня провесть съ нимъ хотя единую минуту. онъ признавался мнѣ, что для того отважился на сей дерзновенный поступокъ, дабы избѣжать другаго гораздо важнѣйшаго; словомъ, что не могъ сносить долѣе безпрестанныя отъ моей фамиліи оскорбленія. и толь досадное мнѣніе, что весьма малыя оказалъ опыты своего ко мнѣ почтенія; что плодъ его терпѣнія могъ бы только лишить его меня на всегда, и усугубить ругательства тѣхъ, которые бы торжествовали о его потерѣ.
Тебѣ извѣстно, любезная пріятельница, сколько колѣны его гибки, и сколь языкъ его легокъ. Ты мнѣ говорила, что онъ часто оскорбляетъ въ маловажныхъ вещахъ, дабы послѣ искусно оправдаться. Въ самомъ дѣлѣ движеніе его, чтобъ меня удержать, и сей проступъ его защищенія, гораздо были поспѣшнѣе, нежели сколько я могу представить.
Онъ продолжалъ съ такимъ же жаромъ: изобразилъ свой страхъ, дабы столь кроткій и столь снисходительный ко всѣмъ, выключая его, мой нравъ, и сіи правила повиновенія, которыя принуждаютъ меня воздавать другимъ должное, не требуя того, чѣмъ они мнѣ обязаны, не были орудіями употребляемыми въ пользу того, который возбужденъ для того, чтобъ отмстить мнѣ за оказанную мнѣ отъ дѣда отличность, а ему за то, что даровалъ жизнь такой особѣ, которая бы безъ сомнѣнія изторгнула собственный его духъ, и которая теперь старается лишить его надежды, дражайшей самой его жизни.
Я ему отвѣчала, что употребляемая со мною строгость не произведетъ того дѣйствія, котораго желаютъ; что не упоминая о чистосердечномъ моемъ желаніи не вступать никогда въ супружество, я его увѣряю особенно, что если мои родственники уволятъ меня отъ союза съ тѣмъ человѣкомъ, къ которому чувствую отвращеніе, то не для того, чтобъ принять другова, который имъ не нравится...
Здѣсь онъ прервалъ мою рѣчь, прося извиненія въ своей дерзновенности, но дабы сказать, что онъ не могъ стерпѣть своего отчаянія, когда послѣ толикихъ доказательствъ почтительной его страсти услышалъ отъ меня...
Я имѣю также право, государь мой, сказала я ему, прервать васъ съ своей стороны. Для чего вы не представляете еще съ большею очевидностію важность того обязательства, которое налагаетъ на меня сія толь выхваляемая страсть? Для чего вы не обьявляете мнѣ откровенно, что упорство, коего я не желала, и которое меня приводитъ въ не согласіе со всею фамиліею, есть заслуга, уличающая меня въ неблагодарности, когда я оному ни мало не соотвѣтствую какъ вы того повидимому требуете.
Я должна простить, говорилъ онъ, если онъ стараясь оказать заслугу свою чрезъ сравненіе, потому что увѣренъ, что нѣтъ никого въ свѣтѣ достойнаго меня, могъ надѣяться большаго участія въ моей милости, нежели сколько получилъ, когда увидѣлъ своими соперниками Симмовъ и Віерлеевъ, а потомъ сего презрительнаго Сольмса. Упорство же свое почитаетъ онъ не свободнымъ дѣйствіемъ; и я должна признаться, что хотя бы онъ не имѣлъ ни когда ко мнѣ любви, то предложенія Сольмса учинили бы мнѣ такія же препятствія со стороны моей фамиліи; по чему онъ осмѣливается сказать мнѣ, что я своимъ къ нему благоволеніемъ, не только не умножу ихъ, но еще подамъ способнѣйшее средство къ отвращенію оныхъ.
Родственники мои привели дѣла къ такое положеніе, что не можно мнѣ ихъ обязать, не принеся себя на жертву Сольмсу. Впрочемъ они полагаютъ справедливое между Сольмсомъ и имъ различіе. Однимъ уповаютъ разполагать по собственному своему произволенію; другой же въ состояніи меня защитить отъ всѣхъ оскорбленій и почитаетъ законною надеждою пріобрѣсть себѣ званіе, которое гораздо выше глупыхъ видовъ моего брата.
Какимъ образомъ сей человѣкъ, любезная моя пріятельница, столь подробно знаетъ о всѣхъ домашнихъ нашихъ бѣдствіяхъ? Но я болѣе удивляюсь, что онъ могъ знать то мѣсто, въ которомъ меня нашелъ, и сыскать способъ къ сему свиданію.
Въ смятеніи моемъ казались мнѣ минуты весьма продолжительны, потому наипаче, что ночь приближалась. Однако нельзя было отъ него избавиться, не выслушавъ болѣе.
Какъ онъ надѣется быть нѣкогда щастливѣйшимъ человѣкомъ, то увѣрялъ меня, что толикое имѣетъ попеченіе о моей чести, что не побуждая меня къ предпріятію такихъ поступковъ, которыми бы я могла заслужить нареканіе, самъ не меньше, какъ и я ихъ порицаетъ, сколько бы для него они выгодны ни были. Но поколику мнѣ не позволяютъ избрать незамужнее состояніе; то далъ мнѣ знать, многоли я имѣю способовъ къ избѣганію насильствія, коему желаютъ подвергнуть мои склонности? Не имѣю ли я отца ревнующаго о своей власти, и дядей, имѣющихъ съ нимъ одинаковыя мысли? День пріѣзда Г. Мордена еще далекъ. Дядя мой и тетка Гервей весьма малую имѣютъ силу въ фамиліи; братъ же и сестра не престаютъ раздражать. Безпрестанныя предложенія Сольмса служатъ другимъ побужденіемъ, и мать дѣвицы Гове склоняется болѣе на ихъ сторону, нежели на мою, дабы симъ подать примѣръ своей дочери.
Потомъ спросилъ меня, соглашусь ли я принять по крайней мѣрѣ одно письмо отъ его тетки Лаврансъ; ибо другая его тетка Садлиръ, продолжалъ онъ, лишившись съ нѣкоторыхъ дней единородной своей дочери, мало мѣшается въ свѣтскія дѣла. Обѣ они стараются о его бракѣ, и желаютъ болѣе соединить его со мною, нежели съ другою какою нибудь женщиною.
Подлинно дражайшая моя пріятельница, весьма много находится справедливаго въ его словахъ; я могу сдѣлать сіе примѣчаніе, не упоминая о трепетаніи сердца; однако я ему отвѣчала, что не смотря на особенное свое уваженіе къ двумъ его теткамъ, не буду принимать писемъ, которые бы клонились къ тому намѣренію, коему я никакъ пособствовать не намѣрена; что въ печальномъ моемъ положеніи должность меня обязываетъ всего надѣяться, всю сносить и на все отваживаться; что отецъ мой видя меня непоколебимую, и рѣшившуюся лучше умѣреть, нежели вытти за мужъ за г. Сольмса, можетъ быть оставитъ свои требованія.
Онъ прервалъ мою рѣчь, дабы представить невѣроятность сей перемѣны послѣ различныхъ поступокъ моей фамиліи, кои онъ предо мною изчислилъ, какъ то предосторожность ихъ въ обязаніи госпожи Гове, дабы она приняла участіе въ ихъ пользахъ, яко такая особа, которая бы мнѣ могла дать убѣжище, если бы я была доведена до отчаянія, безпрестанное наущеніе моего брата, чрезъ которое онъ старается внушить моему отцу, что по возвращеніи г. Мордена, отъ котораго я могу требовать исполненіе завѣщанія, весьма будетъ поздо удержать меня въ зависимости; принятое ихъ намѣреніе, дабы меня заключить, отнять мою служанку, и дать другую отъ моей сестры; хитрость, съ какою они принудили мою мать отрещись отъ собственнаго своего мнѣнія, чтобъ сообразоваться со всѣми ихъ видами; столько доказательствъ, сказалъ онъ мнѣ, что ни что не въ состояніи перемѣнить ихъ рѣшимости, есть столько же причинъ смертельнаго его безпокойствія. Онъ меня спросилъ, видѣла ли я когда нибудь, чтобъ отецъ мой оставилъ какое нибудь намѣреніе, а особливо когда оно относилось до его власти и правъ. Знакомство его говорилъ онъ, продолжавшееся нѣсколько времени съ моею фамиліею, показало ему очевидно многіе знаки самопроизвольнаго владычества, какое рѣдко можно найти въ самыхъ государяхъ, и коего мать моя, наилучшая изъ всѣхъ женщинъ видѣла на себѣ печальный опытъ.
Онъ коснулся другихъ разсужденій такого же свойства; но я ему обьявила, что сіе меня оскорбляетъ, и никогда бы не позволила ему обращать ихъ на моего отца. Я продолжала, что несправедливая жестокость не могла меня разрѣшить отъ того, чѣмъ я обязана родительской власти.
Я не должна думать, отвѣчалъ онъ мнѣ, чтобъ онъ почиталъ себѣ за удовольствіе напоминать мнѣ о семъ потому, что судя по получаемымъ имъ огорченіямъ отъ моей фамиліи, хотя онъ довольное имѣетъ право не меньше ее беречь, однако знаетъ, что малѣйшая отважность такого рода можетъ мнѣ сдѣлать неудовольствіе. Въ прочемъ принужденъ признаться, что имѣя въ молодости весьма пылкія страсти, и стараясь всегда открывать свободно свои мысли, съ немалымъ трудомъ подвергаетъ себя насилію, которое признаетъ праведнымъ. Но уваженіе его ко мнѣ повелѣваетъ ему ограничить свои примѣчанія явною и неоспоримою истинною, и я не могу оскорбиться, если онъ покажетъ естественное слѣдствіе изъ сказаннаго имъ; т. е. что когда отецъ мой съ толикою горделивостію оказываетъ свои права надъ женою, ни въ чемъ ему не прекословившею, то нѣтъ никакой надежды, чтобъ онъ могъ для дочери ослабить власть, о которой еще болѣе ревнуетъ, и которую подкрѣпляютъ пользы фамиліи, сильное отвращеніе, хотя и несправедливое, и ожесточеніе моего брата и сестры, а особливо иногда отлученіе мое лишило меня средства стараться о своемъ дѣлѣ, и показать цѣну справедливости и истинны къ моему защищенію.
Увы! любезный другъ, сколь истинны сіи примѣчанія, и послѣдствіе. Въ прочемъ онъ его вывелъ съ большимъ равнодушіемъ къ моей фамиліи нежели сколько я надѣялась отъ столь поносимаго человѣка, коему все приписываютъ неукротимыя страсти.