Lib.ru/Классика: Робертс Чарльз. Бобровый городок

Бобровый городок.

Рассказ Ч. Робертса.

I. Под ледяной кровлей.

Пробиваясь тонкими струйками вниз, через покров снега и прозрачного голубого льда, резкий зимний солнечный свет озарял коричневое дно пруда почти с летней яркостью. Подо льдом вода и теперь была так же тепла, как летом, потому что пруд питали ключи, бившие из такой глубины, что температура их почти не менялась под влиянием времен года. Кое-где со дна поднимался росток водоросли, свежий и зеленый, как в июне месяце.

В наземном же мире в эту пору проносился надо льдом и снегом такой сильный и холодный ветер, что даже выносливые северные деревья трещали под его дуновением и очень немногие из северных, привычных к стуже животных, обитавших в этой глуши, имели мужество бороться с ним, несмотря на терзавший их холод. Большинство из них забились поглубже в свои логова под стволами упавших деревьев или посреди густой, хвойной поросли, тревожно ожидая, когда сдастся суровый мороз и стихнет буйный ветер.

Только внизу, в глубине пруда, в широком просторе янтарной воды, под ледяной кровлей, жизнь протекала все так же деятельно и спокойно. Ветер мог бесконечно носиться в разнузданной ярости, холод мог положить свою смертоносную руку на лес и горы, -- в своем невидимом убежище бобры и не подозревали об этом. Стужа могла только прибавить пару дюймов толщины к покрывавшему пруд ледяному покрову и этим придать еще большую безопасность их и так уже безопасному мирному убежищу.

Пруд был достаточно велик, чтобы дать бобрам необходимый простор для их игр и забав. Он растянулся на несколько акров [акр -- мера площади, около ¹/₂ десятины] при глубине в пять футов в наиболее глубокой, средней, части. У мелких же берегов лед, толщиной в фут, твердо лежал на дне и был покрыт сверху снеговым покровом.

Бобры этого пруда занимали хижину на краю глубокой воды, недалеко от плотины. Эта хижина представляла собой стоявшее на широком основании низкосводчатое жилище из ила, дерна и искусно переплетенных палок, надежно защищенное от ветра и холода толстым слоем ледяной кровли. Купол, хотя и прикрытый глубоким снегом, был ясно виден всякому лесному бродяге, который иногда и подходил, чтобы с жадностью принюхаться к теплому запаху бобров, выходившему кверху из крошечных отдушин, находившихся на его верхушке. Но как ни голодны, как ни жадны были эти бродяги, маленькие строители купола и плотины, жившие внутри жилища, и не знали и не заботились об их прожорливости. Купол имел целых два фута толщины, был прочно построен и замерз почти до твердости гранита. Ни у кого из голодных жителей леса не было когтей достаточно сильных, чтобы прорвать себе путь через подобную защиту. Бобры жили тепло и сохранно в самой середине жилища, в сухой, выстланной травой комнате, лежавшей как раз над уровнем воды.

Но ледяная кровля и их промерзший купол защищали бобров не только от северного холода или ярости их врагов. Они скрывали и их запасы, которыми бобры хорошо обеспечили себя против зимнего холода. До наступления морозов бобры подгрызли большое количество берез, осин и ив, разрезали их на удобные для переноски и последующего употребления куски и втащили их на место, находящееся немного выше середины плотины, где вода достигала самой большой глубины. Здесь запас бревен, жердей и хворосту лежал перепутанной кучей со дна до нижней поверхности льда.

Когда в доме наставало время кормления, один из бобров плыл к куче провианта, выбирал подходящую палку и втаскивал ее в дом. Здесь, в сухом, пропитанном острым запахом сумраке, семья спокойно лакомилась, поедая кору и внешний нежный слой молодого дерева. Когда палка была очищена дочиста, другой бобр вытаскивал ее и сплавлял вниз к запруде, где она оставалась про запас в виде материала для починок. Так как все члены колонии обладали превосходным аппетитом, почти всегда можно было видеть какого-нибудь бобра, плывущего по янтарному полумраку или с зеленой палкой из кучи запасов, или с белой, чисто ободранной, относившейся к основе запруды.

Купол бобрового городка был ясно виден каждому лесному бродяге, но ни у кого из них не было когтей, достаточно сильных, чтобы прорвать себе путь внутрь.

Для этих, самых прилежных из всей четвероногой братии, животных теперь настали праздники. Под ледяным покровом нельзя было ни строить запруды, ни подгрызать деревья, ни чинить жилища. Оставалось только есть, спать и играть. Конечно, особенного разнообразия в играх у них не было, но это мало смущало их. Иногда два бобра забавлялись чем-то вроде бешеной игры в догонялки, плавая с поразительной быстротой подо льдом, гребя могучими задними лапами, скромно сложив под подбородком маленькие передние лапки и вытянув прямо назад свои широкие, плоские, лишенные волос хвосты, служившие им рулями. Быстро плывя и бросаясь то в одну, то в другую сторону, они оставляли за собой след из маленьких серебристых пузырьков, образующихся из воздуха, скрытого в их густом меху. В конце концов, один из игравших был не в состоянии больше задерживать дыхание и быстро вплывал в отверстие черного туннеля, ведшего вверх, в жилище, карабкался в верхнее помещение и ложился там, тяжело дыша. Через мгновение к нему присоединялся и его не менее запыхавшийся преследователь. Один за одним собирались и все остальные члены колонии, и вся низкая комната наполнялась теперь уютным теплом и сытым довольством.

Какое было дело бобрам, стоял ли теперь день или ночь в широком, застывшем, полном опасностей мире над ледяным покровом; светило ли солнце из холодной синевы, или лежал на снегу любимый волками лунный свет, или же буря заставляла лес дрожать под своими яростными порывами?

II. Роковая оттепель.

Все время, пока продолжался холод и снег покрывал пустыню толстым покровом, бобры жили счастливой, лишенной всяких событий, жизнью под ледяной своей крышей. Но в описываемую зиму страшный холод, свирепствовавший в декабре и январе, погубивший многих из лесных жителей и заставивший остальных обезуметь от голода, вдруг закончился никогда не виданной оттепелью. Даже самый старый из медведей, живший в пещерах Голой Горы, не мог припомнить такой оттепели.

Сначала потянулись дни за днями и ночи за ночами мягкого, заставлявшего таять снег дождя, более теплого, чем в апреле месяце. Снег быстро исчез с отяжелевших веток елей, сосен и болиголова, и молчаливые леса выделялись, темные и страшные, на фоне плачущего неба. На земле и на покрывавшем реки и пруды льду снег с'ежился, слежался и стал серым.

Вскоре на льду собралась вода большими, расползавшимися лужами свинцового цвета, и на обнаженных кочках стали показываться мох и жалкие кустики. На каждом узком ручейке вскоре образовалось два разных течения: теплое, тихое течение -- подо льдом; бурное, шумное течение -- поверх его. Затем дождь прекратился. Из-за туч показалось солнце, жаркое и вызывающее, как в конце мая, и лед и снег исчезли под его неестественной лаской.

В своем безопасном убежище бобры двумя путями узнали об этом странном явлении в наземном мире. Не все потоки, порожденные таянием снегов, побежали поверх их ледяной кровли, часть их проникла и под нее. Этот излишний приток воды изменил и цвет и температуру чистой, янтарной воды пруда. Он стал сильно давить на лед снизу, поднимался вверх, по туннелям, до самого края сухой комнаты бобровой хижины и бился о запруду, проникая во все оставленные в ней выходы.

Поняв грозившую им опасность, умные маленькие строители запруды торопливо выскочили из жилища и при помощи искусных зубов и когтей стали увеличивать выходы, не теряя времени.

Бобры были слишком сообразительны, чтобы позволить лишней воде войти через один выход, зная, что собравшаяся в одну струю вода окажется слишком сильной для того, чтобы они могли с ней справиться. Разделив воду на многочисленные слабые струйки, они сумели управлять ими. Покончив с этим, бобры перестали тревожиться, рассчитывая, что оттепель внезапно окончится сильным морозом.

Затем пришло второе, еще более зловещее предупреждение о грозящей опасности. С ледяной кровли исчез снег, и, взглянув вверх через лед, животные увидели потоки воды, бурно несшиеся над обнажившимся простором льда. Это было предупреждение, вполне понятное мудрым старикам, и вся колония усердно принялась за укрепление плотины в тех местах, где на нее сильнее всего давило течение.

Но все же такая упорная и в то же время стремительная оттепель превзошла все их хитроумные расчеты. Однажды ночью, когда, проработав, насколько у кого хватило сил, усталые, но успокоившиеся бобры забрались в теплое помещение хижины, случилось нечто, чего никто из них не предвидел. Они уже засыпали в своем уютном убежище под смутно доносившиеся до их ушей плеск разлива и певучие ноты боковых притоков, когда их внезапно напугала вода, поднявшаяся под сильным напором в их туннели и затопившая пол жилого помещения. Давление под льдом, по-видимому, внезапно увеличилось.

Бобры были поражены и испугались. Если вода поднимется еще выше, они окажутся беспомощными и утонут, потому, что лед плотно покрыл весь пруд.

Младшие метались взад и вперед с жалобным писком, и некоторые из них в паническом ужасе выскочили в пруд, забыв, что оттуда выхода нет. Минуту спустя в темную комнату проник тихий, но резкий треск, и ворвавшаяся вода стала быстро спадать в туннеле. Ледяная кровля, ставшая тонкой под влиянием несшейся через нее воды, растрескалась и, приподнятая сильным давлением снизу, распалась на куски.

Иногда два бобра забавлялись бешеной игрой в догонялки, плавая с поразительной быстротой подо льдом и оставляя за собой след из маленьких серебристых пузырьков.

Более старые и опытные бобры оставались в жилом помещении и не потеряли голову от страха. Когда вода ушла до ее обычного уровня, приблизительно на два дюйма ниже пола помещения, они несколько успокоились. Однако, вслед за этим до их ушей достиг более громкий и резкий звук бегущих волн, и их тревога пробудилась с новой силой. Сунув свои усатые морды вниз, в туннель, они заметили, что вода быстро опускается ниже привычного уровня. Они отлично знали, что это означает. Плотина прорвалась. Вода, в настоящее время их единственная защита от ужасов леса, уходила от них.

III. Прорыв плотины.

Это была опасность такого рода, которая всегда вызывает всю энергию бобров. Очень робкие при обычных условиях, они сразу же проявляют необычное мужество, как только вопрос зайдет о спасении их плотины. Не прошло и минуты, как все члены колонии уже носились среди крутящихся обломков льда под ярким белым лунным светом, которого они так давно уже не видели.

Плотина прорвалась в самой середине, где канал был всего глубже и напор воды всего сильнее. Промоина имела десять футов ширины, и глубина ее пока была еще незначительна. Не выдержала сравнительно узкая и слабая вершина плотины, размягченная оттепелью и изодранная острыми краями льдин.

Сила течения быстро прокладывала себе путь вниз, в более плотную часть плотины; в эту-то минуту бобры отважно бросились в промоину. Перед лицом общей опасности они позабыли о всякой осторожности, не обращая ни малейшего внимания на голодные глаза, которые, быть может, смотрели на них из покрывавшего оба берега леса. Без заметного руководства со стороны кого бы то ни было из старших они все, казалось, помогали друг другу в той работе, которая была всего нужней.

Одни из них подтаскивали самые длинные толстые куски дерева из кучи оставшегося после еды материала, тщательно вправляли их в прорыв, толстым концом вверх по течению и совершенно параллельно ему, и упорно удерживали их на месте зубами и передними лапами, пока не подплывали другие с новым строительным материалом, который придавливал ранее принесенный к месту, на котором он должен был остаться.

В это же время с мягкого дна у подножья плотины отрывались лапами большие глыбы глины, перемешанной с корнями водорослей, которые вместе с небольшими камнями быстро накладывались на слои палок в виде цемента. Этот неплотный материал, хотя и накладывался на верхний конец палок, где течение было всего слабее, и быстро западал во все промежутки, все же большей частью уносился водой во время самой работы.

Борьба, по-видимому, шла между равными силами. Некоторое время бобрам удавалось только не давать промоине ни углубляться, ни расширяться. Однако, усердные работники не сдавались и, по-видимому, не знали усталости. Затем, мало-помалу, они стали одолевать поток, в одном месте крепко втиснув кусок дерна, в другом плотно всунув несколько камней и везде заложив слоем глины прямые палки, по которым вода скользила, не сдвигая их с места. Поток становился менее глубоким и менее разрушительным. Притащили еще палок, еще камней и глины, еще корней; затем, наконец, сверху наложили слой тяжелых, гладко очищенных жердей, по которым вода тихо скользила тонким слоем, не вредя находившемуся ниже сооружению.

Теперь плотина в этом месте стала прочней, чем где бы то ни было, так как ее гребень был шире и состоял из более тяжелых кусков дерева. Но едва закончилась эта тяжело добытая победа, и отважные маленькие архитекторы остановились передохнуть, как раздался зловещий треск с крайней стороны плотины, где вспомогательный канал предоставил удобный путь побежденному потоку. Треск смешался с громким плеском воды. Новый кусок гребня плотины оказался размытым водой и был унесен ею. Столб пены высоко взметнулся на темном фоне деревьев, под яркими лучами луны.

IV. Починка плотины.

Пока усердные маленькие плотино-строители боролись с потоком, издали, с озаренных луной берегов, сверкая среди густой хвойной поросли, лежавшей немного ниже левого конца плотины, за ними наблюдали чьи-то свирепые глаза.

Наблюдение это было довольно безнадежно, так как владелец этих жестоких, узких глаз знал, что невозможно захватить врасплох бобра на открытом месте, когда рядом находится пруд, в который он может мгновенно нырнуть.

Однако, когда новый прорыв принудил всю колонию с безумной быстротой броситься на левый берег, совсем близко к лесному мраку, глаза эти засверкали жадным ожиданием и начали медленно, бесшумно и упорно продвигаться все ближе и ближе через густую поросль.

Освободив ключи и реки на склонах Голой Горы от сковавшего их льда, необычайная оттепель смыла снег с входа в мелкую пещеру и грубо разбудила молодого медведя от зимнего сна. Стряхнув с себя тяжесть дремоты, молодой медведь почувствовал сильный голод. До сих пор ему удавалось охотиться не особенно успешно. К зимним условиям леса он совсем не привык. Он почти не знал, кого или что надо искать, и к тому же, мягкий, рыхлый снег мешал ему итти. Один перепуганный белый кролик да несколько муравьев из гнилого пня, -- вот и вся еда, попавшаяся ему за три дня.

Длинные белые клыки в его красных деснах покрывались слюной, когда он наблюдал за упитанными бобрами, работавшими в отдалении на озаренной луной плотине. Когда же, наконец, они быстро приблизились к нему и стали работать над прорывом, находившимся всего в тридцати или сорока шагах от места, где он скрылся, он едва мог сдержаться. Однако, он все же сдержался, так как ему раньше приходилось охотиться за бобрами, но настолько безуспешно, что у него пропала всякая уверенность в себе.

Как раз у конца плотины, над которым трудились бобры, темный и густой лес спускался на восемь или девять шагов от воды. К этому-то месту медведь стал медленно и осторожно продвигаться, настолько управляя каждым своим мускулом, что, несмотря на казавшуюся его неуклюжесть, ни одна веточка не треснула под его ногами, ни один сучек не зашелестел при его проходе, точно по лесу шла легкая тень, а не грузное животное.

Медведь увидел старого бобра, сидевшего совершенно неподвижно на гребне плотины, вытянувшись кверху. Это был чуткий часовой, обнюхивавший неподвижный воздух, не спуская глаз с полного опасностей леса. Медведь решил броситься на намеченную добычу так быстро, чтобы часовой не имел времени предупредить работавших об опасности.

Свирепые маленькие глазки медведя, темные и сверкавшие красным огоньком, были не единственными глазами, наблюдавшими за усердными бобрами. Немного дальше, вверх по берегу пруда, в кустах можжевельника, прижались к земле две большие серые рыси, наблюдая за происходившей внизу работой большими, круглыми, светло-зелеными, невыразимо злобными глазами. Рыси эти страшно исхудали от долгого голода.

Они сползли вниз, в кусты можжевельника, на своих больших, косматых, бесшумных лапах. Их подгоняла надежда, что какая-нибудь случайность может завести одного из бобров на расстояние их огромного прыжка. Здесь они остановились, ожидая удобного случая с тем бесконечным болезненным терпением, которое часто является ценою пищи -- ценою жизни -- в среде изнуренной зимою дикой братии.

Теперь, когда бобры вышли к краю леса и казались всецело поглощенными каким-то непонятным тасканием палок, плеском и нагромождением глины, обе рыси почувствовали, что настал благоприятный для них момент. Прижимаясь животами к снегу, переступая с легкостью падающих перьев своими широкими мягкими лапами, почти невидимые, благодаря своему серому меху, среди смутных теней лунной ночи, не моргая круглыми, сверкающими глазами, они словно неслись на крыльях через чащу к желанной добыче.

Ни медведь, подкрадывавшийся к плотине, ни две рыси, спускавшиеся к ней вниз из выше лежавшей поросли, не видели ничего, кроме поспешно работавших бобров. Голод терзал их пустые желудки, охотничий пыл горел в их жилах, и добыча была уже совсем близко. Еще несколько мгновений, и из хвойной поросли последует стремительная атака, а из кустов можжевельника страшный смертоносный скачок вниз.

Работа по заполнению прорыва быстро подвигалась, ревевший поток уже начал сдаваться, и громкий клич его переходил в слабый рокот. Вдруг что-то произошло. Быть может, чуткий часовой на гребне плотины заметил более густую тень, двигавшуюся между соснами, или более светлый серый оттенок, непонятным образом передвигавшийся на берегу среди кустов. Быть может, его острое обоняние уловило запах, возвещавший об опасности. Быть может, предчувствие опасности таинственно передалось ему, отразившись на том внутреннем чувстве, иногда очень живом, иногда глубоко спящем, которое лесная жуть развивает в диких обитателях леса. Но как бы то ни было, чувство опасности сразу наполнило его. И он не стал медлить.

Упав вперед, точно подстреленный, бобр-часовой хлопнул своим хвостом по поверхности воды так громко, что звук этот разнесся далеко и вверх и вниз по берегам пруда, резко будя ночное эхо. В мгновение ока все бобры исчезли под сверкавшей поверхностью озера.

V. Столкновение хищников.

Какое-нибудь мгновение спустя произошел один из тех необычайных сюрпризов, которые путают самые точные расчеты, разрушают самые верные планы. Приведенный в ярость исчезновением намеченной добычи, медведь бросился вперед, катясь в виде черной бесформенной массы прямо к берегу реки. В это же время и обе рыси подскочили в воздух с высокого берега, обезумев от обманутого ожидания. С яростным визгом, резким фырканьем и храпом они опустились на землю в нескольких футах расстояния от медведя и прижались к земле с вздрагивавшими от злости короткими хвостами, сверкавшими глазами, плотно прижав к голове свои украшенные кисточками уши.

С молниеносной быстротой медведь повернулся и очутился перед двумя огромными кошками с поднятой лапой и широко открытой пастью. Полуприсев на задние лапы, он был готов, как к атаке, так и к защите. От ярости маленькие глазки его разгорелись. Для него казалось вполне ясным, что бобров спугнули рыси и этим испортили ему охоту; подобного же вмешательства не потерпит ни одно из диких животных.

С другой стороны, рысям казалось очевидным, что в неудаче их виновен всецело медведь. Он был неуклюжей вредной помехой, затесавшейся между ними и их дичью. Они были близки к той слепой ярости, которая могла в любой момент заставить их броситься на их опасного врага и уцепиться в него зубами и когтями. Однако, пока еще они не совсем отбросили осторожность. Медведь был владыкой леса, и рыси хорошо знали, что и вдвоем им едва ли удастся справиться с ним.

Медведь также был не совсем уверен, что месть его не обойдется ему слишком дорого. Кровь кипела у него в надувшихся жилах, рычание было полно тяжелых угроз и, качаясь взад и вперед на задних лапах, он, казалось, был готов броситься вперед в любую минуту. Но медведь знал, какие ужасные раны могут наносить могучие, острые, как ножи, когти рысей. Он знал, что их легкие тела сильны, быстры и увертливы, а зубы почти так же крепки, как его собственные. Он чувствовал себя хозяином положения, на тем не менее понимал, что доказательство этого превосходства может ему обойтись не дешево, и он колебался.

С яростным визгом рыси припали к земле в нескольких футах расстояния от медведя, колотя хвостами о землю, сверкая зеленоватыми глазами и прижав свои уши с кисточками...

Если бы он сделал малейшее движение вперед, рыси забыли бы всякую осторожность и бросились бы на него. С другой стороны, если бы рыси только напрягли мускулы для скачка, он с ревом, бросился бы в бой. Но при данном положении вещей обе стороны сдерживались, насколько могли, напряженные, готовые, страшные в своей сдержанности. И по мере того, как проходило одно мгновение за другим, из-под сверкавшей поверхности пруда то здесь, то там высовывались маленькие головки с небольшими, ясными, любопытно глядевшими глазками.

В течение, быть может, трех или четырех длинных тревожных минут никто из противников не пошевелился. Затем круглые глаза рыси немного скосились в сторону, тогда как глаза медведя не дрогнули ни на мгновение. Медведь обладал большей стойкостью, более решительным и упрямым нравом. Почти незаметно рыси стали пятиться назад дюйм за дюймом. Быстрый взгляд по сторонам показал им, что путь отступления открыт. Затем, точно обеих сразу одушевило одно и то же порывистое желание, и они взвились высоко в воздух, при чем одна свернула в бок, а другая почти перевернулась назад по собственному следу. Гораздо быстрее, чем об этом можно рассказать, они понеслись, тощие серые тени, одна на берег и через кусты можжевельника, другая вверх, вдоль покрытого снегом берега пруда, разогнанные в разные стороны только что перенесенной неудачей.

Медведь, по-видимому, сильно удивленный, поднялся на задние лапы и стал смотреть им вслед. Затем, бросив последний голодный взгляд на бобров, теперь открыто плававших в лунном свете вдали от берега, он повернулся и, переваливаясь на ходу, отправился искать какой-нибудь более легкой добычи.

В течение нескольких минут царила глубокая тишина, прерывавшаяся только плеском перебегавшей через плотину воды. Уединение ночи снова вошло в свое белое и тихое царство, словно не случилось ничего такого, что могло бы нарушить его спокойствие. Затем опять появился чуткий часовой, вытянувшийся на плотине, а ретивые строители терпеливо принялись доканчивать починку прорыва.

-------------------------------------------------------------------------------------------

Источник текста: журнал "Всемирный следопыт", 1926, No 07.

Оставить комментарий Робертс Чарльз (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1926 Обновлено: 10/10/2016. 24k. Статистика. Рассказ: Проза, Переводы, Детская Рассказы Иллюстрации/приложения: 3 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:

Робертс Чарльз Бобровый городок