Романов Пантелеймон Сергеевич
Светлая ночь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Пантелеймонъ Романовъ.

СВѢТЛАЯ НОЧЬ.

   Луна красная тяжелая поднялась надъ полями, надъ соломенными крышами избъ, потонувшихъ въ ракитахъ. Кладбище въ концѣ села бѣлѣетъ межъ деревьевъ крестами и просвѣтами.
   На заваленкѣ крайней избы Василій шорникъ со своей Аксиньей. Вышли старики посидѣть послѣ ужина.
   Со стороны кладбища показался какой-то съ ружьемъ.
   -- Это Сидоръ,-- говоритъ, приглядѣвшись изъ подъ руки старушка,-- безстрашный народъ пошелъ, шляется по ночамъ около погосту. А мы, бывало, вечеромъ за сотню шаговъ къ нему не подойдемъ, къ погогту-то.
   -- Ты что-ль, Сидоръ?-- спросилъ Василій.
   -- Я.
   -- Далеко ходилъ?
   -- За куропатками, да ни шута нѣту.
   -- И не страшно около мертвецовъ-то въ эту пору ходить?
   -- Оки народъ смирный,-- замѣтилъ насмѣшливо охотникъ, онъ снимаетъ съ плеча одностволку и сидится на завалеику,-- все это отъ невѣжества. Какъ придешь изъ Москвы, да поглядишь на васъ,-- сидите вы тутъ слѣпота -- слѣпотой. Вотъ и мертвецы намъ и все.
   -- Кто ее знаетъ-то,-- помолчавъ, говоритъ Василій,-- бываетъ такое, что только диву дашься: сердце захолонетъ и душа въ пятки. Въ третьемъ годѣ Сергѣй -- Коротенькій съ Иваномъ Чубукомъ шли черезъ лѣсъ, калякали о томъ, о семъ, а кто-то какъ ухнетъ надъ оврагомъ, и пошло на разные лады выдѣлывать: го-го-го! Они такъ и присѣли. А Ивана, передъ этимъ два мѣсяца въ Москвѣ прожилъ. Вотъ тебѣ и Москва!
   -- А то вотъ этакъ же въ нашемъ лѣсу въ прошлый покосъ кричало,-- вставила А ксиіи.я.
   -- А не совы ли кричали-то?-- усмѣхается Сидоръ.
   -- Какой тамъ совы! Это, братъ, такія совы, что...-- Василій только рукой махнулъ.
   -- А главное дѣло,-- вступаетъ Аксинья,-- ребятишки пугаются очень. Вскочить со сна, трясется весь. "Кто тебя, батюшка?" спросишь, а сама ужъ знаешь, кто, будь они неладны! Мало имъ большихъ мутить, они еще и на ребятъ кидаются.
   -- На ребятъ еще больше. У меня братишка былъ,-- говоритъ Василій,-- тотъ такъ и померъ отъ страха, извелся весь. Бѣда! На ребятъ младенческую напускаютъ, дѣвокъ кликушами дѣлаютъ.
   Луна поднялась высоко и ясно освѣщаетъ заснувшія избы, неподвижно свѣсившіяся ракиты и высокій бурьянъ у частокола.
   -- Вы такого наскажете, что и съ понятіемъ который человѣкъ, и того напугаете,-- говоритъ Сидоръ,-- сколько вы ребятъ перепортили зря! Да и сами... старый ты человѣкъ, а говоришь не знамо, что! Да и самъ же боишься. Отъ вагъ и мужикъ кликушей закричитъ, отъ разсказней отъ этихъ.
   -- Кого же я испортилъ,-- обидѣлся шорникъ,-- мы этими дѣлами не занимаемся, потому крестъ на шеѣ есть... а вотъ домовъ черезъ пятокъ отъ васъ одинъ человѣкъ такъ, пожалуй, всякое совосторжить можетъ: развелъ чертовщины, и ребятамъ вечеромъ на дворъ показаться нельзя. Не успѣютъ выйти, и опять, сломя голову, въ избу, хорошо это? Не добрались еще, а ужъ кольевъ ему не миновать.
   -- Онъ тутъ не причемъ,-- замѣчаетъ Сидоръ, невѣжество ваше...
   -- Не причемъ, а дѣвки кажную обѣдню объ земь хлопаются, да ребята паршивѣютъ, руки, ноги. Это же что?
   Въ сосѣднемъ сараѣ, скрипнувъ, раздвинулисъ ворота но сырой росистой травѣ, и показался высокій старикъ въ длинной бѣлой рубахѣ.
   -- Не спишь, дядя Степанъ?
   -- Не спится что-то,-- Степанъ, почесывая бока о локти, садится на заваленку.
   -- Это вотъ ночи такія свѣтлыя, нехорошія пошли,-- говоритъ Аксинья,-- нехорошій свѣтъ. Иной разъ лежишь и все сердце трепыхается, равно боится чего.
   -- Во, во,-- соглашается Степанъ,-- а то еще хуже будетъ, когда мѣсяцъ на ущербъ пойдетъ, тутъ и вовсе шабашъ!
   -- Да, свѣтъ не хорошій,-- говоритъ Василій,-- какъ ни пойдешь ночью мимо лѣса, все бѣлыя тѣни какія-то шатаются: мельканетъ и спрячется.
   Церковь на выгонѣ, видная въ просвѣтѣ межъ двухъ садовъ по сторонамъ дороги, вся освѣщенная мѣсяцемъ, ясно бѣлѣла, и крестъ свѣтился высоко въ небѣ.
   Вдругъ со стороны барскаго сада донеслось уханье, похожее на филиновъ крикъ.
   Всѣ переглянулись.
   -- Вотъ все такъ-то,-- шепчетъ Василій,-- какъ ночь, такъ и пойдетъ выдѣлывать на разные лады.
   -- Много этого всего, охъ много!-- Степень покачалъ головой, земля православная, народъ православный, а прямо сказать, житья нѣту! И вотъ бѣда: чѣмъ старость ближе, тѣмъ хуже. Просто мочи нѣтъ! Сна по ночамъ не бываетъ, свѣтъ вотъ такой... а то въ глаза кинется, начнетъ блестѣть; ты ихъ закрываешь, а оно еще хуже: изнутри свѣтъ блеститъ.
   -- Старъ сталъ, вотъ и блеститъ,-- вставляетъ Сидоръ.
   -- Плохо, со всѣхъ сторонъ плохо, не знаешь, куда податься!-- будто и не слышитъ Степанъ.
   -- А то одно время ребятишки стали пропадать,-- говорить Аксинья, горбатясь отъ ночной свѣжести и пряча руки подъ фартукъ,-- нашъ Ванька былъ еще маленькій, пошла я на рѣку, а его посадила на за валенку. Прихожу -- нѣту! Я туда-сюда,-- нѣтъ! Загосила, кинулась спрашивать,-- никто не видалъ. Что-жъ ты думаешь... въ коноплянникахъ нашли, около Шеншинской слободы.
   -- Звона куды завело!-- качнулъ Степанъ съ удовольствіемъ: конечно, оно такъ этимъ и должно было кончится.
   -- А потомъ у Авдотьи пропадалъ, у Степаниды... много пропадало все въ коноплянники больше заводить.
   -- Да, ужъ это первое дѣло, въ конопляникъ, чудно!-- усмѣхнулся Василій, будто чему-то обрадовался,-- чудно. Мы вотъ тоже со сватомъ съ работы шли, такъ что-жъ, братецъ ты мой, хватили горя! Идемъ это, калякаемъ, а ночь ужъ близко, ночи-то мѣсячныя стояли, не хуже этой"
   -- Вотъ, вотъ!-- сказалъ съ нетерпѣньемъ Степанъ.
   -- Да, зашли мы было на постоялый дворъ. Я говорю: "Заночуемъ?" А сватъ говоритъ: "Что-жь ночевать, ночь свѣтлая!"
   -- Свѣтлая!-- подмигнулъ Сидоръ,-- хороши онѣ, эти свѣтлыя-то.
   -- Да, хорошо. Я съ дуру, значитъ, послушался. Пошли. Вдругъ!..-- слушатели затаили дыханіе,-- вдругъ, около самой дороги перепелъ: подь-повадь, подь-повадь!
   --Во, во!-- ужъ крикнулъ Степанъ и какъ будто помолодѣлъ,-- это вѣрно, любитъ онъ перепеломъ.
   -- А мы за нимъ, а онъ, нечистый...-- Аксинья робко перекрестилась,-- а онъ, нечистый, вспорхнетъ, отлетитъ шаговъ съ десятокъ да еще громче.
   -- Такъ, такъ! Ну, ну! почти кричалъ Степанъ: еще бы, все, вѣдь, шло такъ, какъ и ожидалъ онъ.
   -- Что-жъ ты думаешь!..
   Слушатели замерли.
   -- Пѣтухи пропѣли и тутъ только мы опамятовались, глядимъ: а мы подъ самымъ Смыховымъ въ лугахъ путаемся.
   -- Къ рѣчкѣ велъ! крикнулъ Степанъ, ударивъ себя по колѣну,-- ловко али нѣтъ?
   -- А вы, когда на постоялый дворъ-то заходили, не клюнули тамъ грѣшнымъ дѣломъ? поддѣлъ Сидоръ.
   Нѣкоторое время никто ничего не отвѣчалъ.
   -- Это тутъ не причемъ,-- строго сказалъ шорникъ,-- у рабочаго человѣка деньги не краденныя и не жировыя и за нихъ онъ всегда имѣетъ полное право...
   -- Эхъ, вы!-- Сидоръ, лѣниво поднялся, перекинулъ одностволку за спину и пошелъ вдоль, плетня.
   -- Вишь молодые-то какіе пошли, кивнулъ Степанъ вдогонку.
   -- Москва, одно слово,-- поднялся Василій, съ заваленки,-- хорошаго мало.
   Мѣсяцъ вона ужъ гдѣ, и вдали, за селомъ въ мглистомъ свѣтѣ смутно свѣтлѣлся дальній бугоръ, тамъ стояла несжатая спѣлая рожь.

"Пряникъ осиротевшим дѣтямъ", Петербургъ, 1916

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru