Е. П. Ростопчина
Стихотворения
Ростопчина Е. П. Талисман: Избранная лирика. Драма. Документы, письма,
воспоминания / Сост. В. Афанасьев.
М., "Московский рабочий", 1987. (Московский Парнас).
СОДЕРЖАНИЕ
Талисман
Певица
Цыганский табор
Фантазия
Море и сердце
Песня
Три поры жизни
На памятник, сооружаемый Сусанину
Встреча
Где мне хорошо
Он стар и сед
Сереже
Колокольный звон ночью
Падучая звезда
Первый соловей
Вид Москвы
Туда, где жизнь
Боюсь!
Арабское предание о розе
Молитва Ангелу-хранителю
Три любви
Что лучше?
Потерянная весна
Одиночество
Домашний долг
Кто здесь блажен
Тайна всего
Подаренный букет
Ноттурно
Бал на фрегате
Андре Шенье
Поэтический день
Спор на небе
Бальная сцена
На лавровый венец
Две простонародные песни
Предопределение
В альбом В. В. Самойлова
Слова и звуки
Ода поэзии
Бессонница
Любовь и нелюбовь
В деревне
Алексею Петровичу Ермолову
Во время прогулки за городом
Семейству графов Виельгорских
Русским женщинам
Моим критикам
ТАЛИСМАН
Есть талисман священный у меня.
Храню его: в нем сердца все именье,
В нем цель надежд, в нем узел бытия,
Грядущего залог, дней прошлых упоенье.
Он не браслет с таинственным замком,
Он не кольцо с заветными словами,
Он не письмо с признаньем и мольбами,
Не милым именем исполненный альбом,
И не перо из белого султана,
И не портрет под крышею двойной...
Но не назвать вам талисмана,
Не отгадать вам тайны роковой.
Мне талисман дороже упованья,
Я за него отдам и жизнь, и кровь:
Мой талисман - воспоминанье
И неизменная любовь!
1830
Москва
ПЕВИЦА
П. А. Бартеневой
Она поет... и мне сдается,
Что чистых серафимов хор
Вдоль горних облаков несется,
Что мне их слышен разговор.
Она поет... и я мечтаю,
Что звукам арфы неземной
Иль песням пери молодой
Я в упоении внимаю.
Она поет... и сердцу больно,
И душу что-то шевелит,
И скорбь невнятная томит,
И плакать хочется невольно.
Она поет... и голос милый,
Тая дыханье, я ловлю,
И восхищаюсь, и люблю
Его звук томный и унылый!
Она поет... и так умеет
И грусть и чувство выражать,
Что сердцу, кем тоска владеет,
Немудрено ее понять!
1831
Москва
ЦЫГАНСКИЙ ТАБОР
Дика гармония полдикого народа
И мрачен и криклив звук громких голосов;
Но дышат в песнях их отвага и свобода,
Наследье кровное их дедов и отцов!
Когда веселием, восторгом вдохновенный,
Вдруг удалую песнь весь табор запоет,
И громкий плеск похвал, повсюду пробужденный,
Беспечные умы цыганок увлечет,
На смуглых лицах их вдруг радость заиграет,
В глазах полуденных веселье загорит,
И все в них пламенно и ясно выражает,
Что чувство сильное их души шевелит.
Нельзя, нельзя тогда внимать без восхищенья
Напеву чудному взволнованных страстей!
Нельзя не чувствовать музыки упоенья,
Не откликаться ей всей силою своей!
Поют,- и им душа внушает эти звуки;
То страшно бешены, то жалобны они;
В них все: и резвый смех, и голос томной муки,
И ревность грозная, и ворожба любви,
И брани смелый вопль, и бурное раздолье,
И жизни без забот похмельное приволье!
Их табор сборище Алмей и удальцов,
Концерт их оргия, вой ада с песнью рая,
Востока дивного поэзия живая,
Гимн фантастический Шекспировых духов!
Но вот гремящий хор внезапно умолкает...
И Таня томная одна теперь слышна.
Ее песнь грустная до сердца проникает,
И страстную тоску в нем шевелит она.
Бледна, задумчива, страдальчески-прекрасна,
Она измучена сердечною грозой,
На ней видна печаль любови нежной, страстной,
И все черты ее искажены тоской.
О! как она мила! Как чудным выраженьем
Волнует, трогает и нравится она!
Душа внимает ей с тревожным наслажденьем,
Как бы предчувствием мучительным полна!
Но если ж песнь ее, с восторгом южной страсти,
Поет вам о любви, о незнакомом счастье,
О! сердцу женскому напевы те беда!
Не избежит оно заразы их и власти,
Не смоет слезами их жгучего следа!
Дика гармония полдикого народа
И мрачен и криклив звук громких голосов,
Но дышат в песнях их отвага и свобода,
Наследье кровное их дедов и отцов!
Август 1831
Петровское (Москва)
ФАНТАЗИЯ
Хоть я с полуденной душою
И с сердцем страстным рождена,
Хоть прав мой жив, хоть я мечтою
Волшебству звуков предана;
Хотя мои пылают думы,
Хоть много южного во мне,
Но север хладный и угрюмый,
Родной мой север мил душе!
Порой меня воображенье
На крыльях радужных влечет
Туда, где дышит вдохновенье,
Где искони восторг живет.
Туда!.. в страну очарованья,
Где воздух чище и ясней,
Где вся природа в ликованье
Гордится роскошью своей.
Я в страстном забытье блуждаю
В священных греческих горах!
Я прах обломков вопрошаю
О героических веках;
Я слышу бранный вопль Тиртея
И звук оружий боевых,
Я мчуся по волнам Пирея,
Брожу в развалинах седых.
Афины, Спарта предо мною
С их красноречием немым,
С свободой, с славой их былою,
С их злополучьем роковым!
И Миссолонги вдруг дымится,
Весь свежей кровью обагрен,
И обгорелый Хиос зрится,
Обитель горестных племен!
И есть там новая могила-
Могила странника-певца,
Кого страданье заклеймило
От колыбели до конца.
Несправедливость Альбиона
Презрел великой он душой,-
И тень изгнанника Байрона
Сроднилась с Грецией младой!
Но есть еще предел желанный,
Еще волшебная страна-
Поэтов край обетованный,
Где им награда суждена,
Цель их исканий благородных,
Предмет их песней и стихов,
Кумир душ пылких и свободных,
Эдем восторженных умов!
И там, в Италии чудесной,
В сердечных снах бываю я...
И до нее игрой небесной
Несет фантазия меня!
Под тенью мирт, олив душистых
Я воздух ароматный пью,
Любуюсь блеском звезд сребристых
И звуки серенад ловлю.
Но чу!.. Полночного моленья
Вот громкий благовест гудит!
Вот он, глагол богослуженья,
Единоверцам говорит!
Вот он величественным стоном
Мое раздумье перервал
И русским православным звоном
Виденья чуждые прогнал!
Очнулась я от снов любимых...
В обычный очерк бытия
Из дальних стран, восторгом зримых,
Возвращена душа моя;
Забыты пылкие мечтанья,
И я, опомнившись вполне,
Твержу в сердечном излиянье:
"Мой край родной! ты дорог мне!"
1832
МОРЕ И СЕРДЦЕ
Романс на голос Бетховенова вальса
Бушуй и волнуйся, глубокое море,
И ревом сердитым грозу оглушай!
О бедное сердце, тебя гложет горе,
Но гордой улыбкой судьбе отвечай!
Пусть небо дивится могучей пучине,
Пусть спорит с упрямой, как с равной себе!
Ты сильно, о сердце! не рабствуй кручине,-
Разбейся... но вживе не сдайся в борьбе!
Не вытерпит море ничье созерцанье,
Лишь богу знакомо в нем тайное дно:
Высокому сердцу позор состраданье,-
Загадкою вечной да будет оно!
1834
ПЕСНЯ
Где ж ты, жизнь? когда настанешь?
Торопись!... смотри,- я жду!
Ты сказала мне: "Приду!"
Или ты меня обманешь?
Загорится ль для меня
Счастья жданного денница?
Или век мне небылицей
Будет тайна бытия?
Оглянусь - другим раздолье!
Все любили... все живут!
Мне ли только не дадут
В общем счастье скромной доли?
Иль напрасно знать и жить -
Удаль юной мощи рвется?
Иль напрасно сердце бьется,
Или век мне не любить?
1834
ТРИ ПОРЫ ЖИЗНИ
Была пора: во мне тревожное волненье,-
Как перед пламенем в волкане гул глухой,
Кипело день и ночь; я вся была стремленье...
Я вторила судьбе улыбкой и слезой.
Удел таинственный мне что-то предвещало;
Я волю замыслам, простор мечтам звала...
Я все высокое душою понимала,
Всему прекрасному платила дань любви, -
Жила я _сердцем_ в оны дни!
Потом была пора,- и света блеск лукавый
Своею мишурой мой взор околдовал:
Бал,- искуситель наш,- чарующей отравой
Прельстил меня, завлек, весь ум мой обаял.
Пиры и праздники, алмазы и наряды,
Головокружный вальс вполне владели мной;
Я упивалася роскошной суетой;
Я вдохновенья луч тушила без пощады
Для света бальных свеч... я женщиной была,-
_Тщеславьем_ женским я жила!
Но третия пора теперь мне наступила,-
Но демон суеты из сердца изженен,
Но светлая мечта Поэзии сменила
Тщеславья гордого опасно-сладкий сон.
Воскресло, ожило святое вдохновенье!..
Дышу свободнее; дум царственный полет
Витает в небесах,- и божий мир берет
Себе в минутное, но полное владенье;
Не сердцем - головой, не в грезах - наяву,
Я _мыслию_ теперь живу!
1835
НА ПАМЯТНИК, СООРУЖАЕМЫЙ СУСАНИНУ
Из рода в род, из века в век...
И. Дмитриев
Тебе ль чугун, тебе ли мрамор ставить,
Сусанин, доблестный и верный гражданин,
Святой Руси достойный сын?
Тебя ли можем мы чрез памятник прославить?
Увековечим ли тебя в стране твоей
Деяньем рук и грудами камней?
Чугун растопится... полудня мрамор белый
Раздробят долгие морозы русских зим.
Есть памятник иной: он тверд, несокрушим,
Он силен и велик, как ты, Сусанин смелый!
Сей вечный памятник давно сооружен
Тебе в сердцах признательных потомков:
Во дни крамол и смут, из пепла, из обломков
С Россией новою восстал, как феникс, он,-
И с нею все растет, могучий и спокойный.
Да!.. благоденствие и слава россиян,
Да!.. громкие хвалы позднейших сограждан,
Вот памятник, Сусанина достойный!
1835
ВСТРЕЧА
Зачем, зачем в день встречи роковой
Блеснули вы, задумчивые очи?..
Ваш долгий взор разрушил мой покой,-
С тех пор от вас не оторвусь душой,
Не отмолюсь усердною мольбой...
Днем помню вас, а в мраке темной ночи
Мне снитесь вы!
Зачем, зачем мы встретились с тобой,
Зачем сошлись, чтоб в жизни разойтися?
Мечту души, мой идеал былой
Узнала я в тебе,- и пред тобой
Робею и дрожу, как пред судьбой...
Но знай,- как счастье нам ни улыбнися,-
Нет счастья нам!
Тебя вся жизнь, младая жизнь манит,
И будущность раскинулась широко
Перед тобой; на мне же цепь лежит!
Надеяться мне разум не велит...
Любить - ни бог, ни свет не разрешит!
Тяжелого мы не изменим рока,-
Нет счастья нам!
1837
ГДЕ МНЕ ХОРОШО
Екатерине Андреевне Карамзиной
Когда, насытившись весельем шумным света,
Я жизнью умственной вполне хочу пожить,
И просится душа, мечтою разогрета,
Среди душ родственных свободно погостить,-
К приюту тихому беседы просвещенной,
К жилищу светлых дум дорогу знаю я
И радостно спешу к семье благословенной,
Где дружеский прием радушно ждет меня.
Там говорят и думают по-русски,
Там чувством родины проникнуты сердца;
Там чинность модная своею цепью узкой
Не душит, не теснит. Там памятью отца
Великого и славного все дышит;
Там свят его пример; там, как заветный клад,
И дух и мнения его во всем хранят.
Свидетель тронутый всегда там видит, слышит
Семью согласную, счастливую семью,
Где души заодно, где община святая
Надежд и радостей; где каждый жизнь свою
Другим приносит в дар, собой пренебрегая.
При этом зрелище добреешь каждый раз,
С мечтой о счастии невольно помирясь!
При этом зрелище в нас сердце оживает,
За круговым столом, у яркого огня
Хлад зимний, светский хлад оно позабывает
И, умиленное, внезапно постигает
Поэзию домашнего житья.
Отбросивши подчас сует и дел оковы,
Былое вспоминать готовые всегда,
Там собираются, влекомые туда
Старинной дружбою (приманкой вечно новой!),
Все те, кто песнию, иль речью, иль пером
Себя прославили, кто русским путь открыли
К святой поэзии, кто в сердце не забыли,
Что этот мирный кров был их родным гнездом.
Они там запросто, и дома, и покойны,
Их круг разрозненный становится тесней.
Но много мест пустых!.. Но бури ветер знойный,
Недавно, проходя над головой гостей,
Унес любимого!.. Зато воспоминанье
В рассказах искренних всегда там пополам!
Зато там всех влечет незримое влиянье
От смеха резвого к возвышенным мечтам!
Но кто, но кто меж всех, как провиденье дома,
Своим присутствием все держит, все хранит?
Кто, с испытаньями житейскими знакома,
Душой, и разумом, и сердцем сторожит
Своих возлюбленных на поприщах различных;
Им опытность свою в покров и щит дает;
Об них и день и ночь все мыслит; создает
В молитвах пламенных, в мечтаниях привычных
Им счастье полное и жизнью их живет?
Кто, с кроткой мудростью, с небесным снисхожденьем,
Взирает на людей, на их дела и свет,
Не судит никого, не верит обвиненьям,
Не терпит при себе злоречия навет?
Кто редкой красотой своей души высокой
Заставила забыть земную красоту
И век свой прожила, не зная почему
Для ней сердца полны любовию глубокой?
О! кто видал ее, о! кто ей близок был,
Тот знает, тот постиг, каким обвороженьем
Она влечет к себе!.. Тот скоро полюбил
И оценил ее! Тот собственным стремленьем
Почувствует, зачем своим благоговеньем
Ее поэтов сонм издавна окружил,-
Зачем она была, меж огненных светил,
Звездою мирною, священным вдохновеньем!
1838
ОН СТАР И СЕД
Алексею Петровичу Ермолову
Он стар, он сед... но как прекрасен!
Каким огнем глаза горят,
Как проницателен и ясен,
Как смел его орлиный взгляд!
Как разговор его блистает
Любезностью, умом живым;
Как он доверие внушает
Приветом ласковым своим!
Как Провиденье наделило
Его и сердцем и душой!
Как он кокетничает мило
Своею славной сединой!
Он стар,- но с ним не состязайтесь,
О вы, ровесники мои!
И от сравненья удаляйтесь,
Расправя локоны свои!
Он стар, но бьется ретивое
В трепещущей груди его,-
Но мощная рука героя
Штык носит бодро и легко!
И если б наша Русь святая,
Своих детей на брань сзывая,
Вдруг загремела бы: "Пора!" -
Он собрался бы всех живее,
Он поскакал бы всех смелее,-
Всех громче крикнул бы: "Ура!"
1838
СЕРЕЖЕ
Отдавая ему мою рукопись первого издания
Возьми! - вот думы и мечтанья
Души восторженной моей,
И сердца первые страданья,
И первых мыслей излиянья
Во время грустных детства дней!
Тут все... тут все, что волновало
Меня в теченье многих лет...
Чем радость сердце баловала,
Чем жизнь мне волю испытала,
Чему учил премудрый свет!
Тут все: и чары вдохновенья,
И пыл порывов молодых,
Тревоги, слезы, сожаленья,
Сует блестящих искушенья
И отголоски чувств моих.
Тут все: и проблески святые
Поэзии в душе моей -
Минуты жизни дорогие!
И женских грез следы живые,
И повесть всех ее затей.
На цену сестриных мечтаний
Купи блестящий эполет,
И ятаган для грозной брани,
И для похода за Кубанью
С стальною шашкой пистолет!
Купи лихого Карабаха,
С ногою верною, с огнем,
С сухою костью, с прытким махом,
И поезжай тогда без страха
В путь утомительный на нем!
И знай: под бранною палаткой,
Среди тревоги боевой,
Ты не один!.. и я украдкой,
С заботой нежной, с думой сладкой,
Переношусь к тебе душой!
22 октября 1839
Село Анна
КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН НОЧЬЮ
Он томно загудел, торжественный, нежданный,
В необычайный час;
Он мой покой прервал, и мигом сон желанный
Прогнал от жарких глаз.
Мне сладко грезилось... волшебные виденья
Носились надо мной,
Сменив дня знойного тревоги и волненья
Отрадной тишиной.
Мне сладко грезилось... и вдруг вот он раздался,
Неумолимый звон...
Как жалобный набат, он в сердце отзывался,
Как близкой смерти стон.
Невольный, чудный страх мне душу обдал хладом,
Мне мысли взволновал,
Земные бедствия в картинах мрачных рядом
Мне живо рисовал.
Я вспомнила, что здесь, при церкви одинокой,
Одна и та же медь
Гласит все вести зла и над людьми высоко
С людьми должна скорбеть.
Что к отходящему таинственное миро
Сопутствует она,
И над усопшими плач сродников, песнь клира
Все вторит, чуть слышна;
Что гибельный пожар трезвонистым набатом
Ей должно возвещать,
И горцев яростных с арканом и булатом
Стеречь и упреждать.
И долго я потом внимала в удивленье
Взывающей меди...
И долго маялось унылое Смятенье
В измученной груди.
Боязнью и тоской я долго трепетала,
Мой дух был омрачен;
Больная голова горела и пылала...
Не возвращался сон!
Луны волшебный свет над садом ароматным,
Полуденная ночь,-
И вам не удалось влияньем благодатным
Дум грустных превозмочь!
Меня предчувствие зловещее томило,
Как будто пред бедой...
Как будто облако всю будущность затмило
Пред гибельной грозой.
1839
Пятигорск
ПАДУЧАЯ ЗВЕЗДА
Она катилась... я смотрела
С участьем тайным ей вослед -
И дошептать ей не успела
Свое желанье, свой обет...
Она скатилась и пропала!..
Зачем падучею звездой
Бог не судил быть? - я мечтала,-
Мне не дал воли с быстротой?
Подобно ей, и я ушла бы,
Покинув недойдённый путь!
Подобно ей, и я могла бы
Лететь, умчаться, ускользнуть!
1839
ПЕРВЫЙ СОЛОВЕЙ
Так это правда? И весна
Уж близко с общим обновленьем?
Цветами, солнцем, вдохновеньем
Я буду вновь упоена?
Так это правда? предо мной
Воскреснет, оживет природа,
Умолкнет буря-непогода.
Зазеленеет лес густой?
И ты, весны и роз певец,
Любимец Мая молодого,
Ты мне своею песнью новой
Затвора возвестил конец?
Но, говорят, кто соловья
Услышит в день весенний прежде
Всех птиц других,- о! тот надежде
Пусть вверит радостно себя!
Тому настал счастливый год,
Того исполнятся желанья,
Тому свои очарованья
Жизнь в полной чаше поднесет!
И я с восторгом песнь твою
Как предсказанье принимаю,
Тревожным сердцем ей внимаю,
Тебя слезой благодарю!
Я верю, сладкий соловей,
Я верю радостным приметам...
И буду ждать: авось ли светом
Сменится мрак души моей!
1840
ВИД МОСКВЫ
О! как пуста, о! как мертва
Первопрестольная Москва!..
Ее напрасно украшают,
Ее напрасно наряжают...
Огромных зданий стройный вид,
Фонтаны, выдумка Востока,
Везде чугун, везде гранит,
Сады, мосты, объем широкий
Несметных улиц,- все блестит
Изящной роскошью, все ново,
Все жизни ждет, для ней готово...
Но жизни нет!.. Она мертва,
Первопрестольная Москва!
С домов боярских герб старинный
Пропал, исчез... и с каждым днем
Расчетливым покупщиком
В слепом неведенье, невинно,
Стираются следы веков,
Следы событий позабытых,
Следы вельможей знаменитых,-
Обычай, нравы, дух отцов -
Все изменилось!.. Просвещенье
И подражанье новизне
Уж водворили пресыщенье
На православной стороне.
Гостеприимство, хлебосольство,
Накрытый стол и настежь дверь
Преданьем стали... и теперь
Витийствует многоглагольство
На скучных сходбищах, взамен
Веселья русского. Все глухо,
Все тихо вдоль кремлевских стен,
В церквах, в соборах; и для слуха
В Москве отрада лишь одна
Высокой прелести полна:
Один глагол всегда священный,
Наследие былых времен,-
И как сердцам понятен он,
Понятен думе умиленной!
То вещий звук колоколов!..
То гул торжественно-чудесный,
Взлетающий до облаков,
Когда все сорок сороков
Взывают к благости небесной!
Знакомый звон, любимый звон,
Москвы наследие святое,
Ты все былое, все родное
Напомнил мне!.. Ты сопряжен
Навек в моем воспоминанье
С годами детства моего,
С рожденьем пламенных мечтаний
В уме моем. Ты для него
Был первый вестник вдохновенья;
Ты в томный трепет, в упоенье
Меня вседневно приводил;
Ты поэтическое чувство
В ребенке чутком пробудил;
Ты страсть к гармонии, к искусству
Мне в душу пылкую вселил!..
И ныне, гостьей отчужденной
Когда в Москву вернулась я,-
Ты вновь приветствуешь меня
Своею песнию священной,
И лишь тобой еще жива
Осиротелая Москва!!.
27 июня 1840
ТУДА, ГДЕ ЖИЗНЬ
Вечерняя беседа души с ангелом-хранителем
Ангел
Снова грустна ты!.. Мрачная дума
Взор твой туманит, чело тяготит;
Что с тобой сталось?.. скукой угрюмой,
Горем безмолвным что сердце болит?
Душа
Скучно мне, грустно мне!.. Пусто и тесно!
Сердце проснулось и просится в даль...
Есть,- о! я помню - есть край чудесный:
Там исцелятся и скорбь и печаль!
Ангел
Знает и понял тебя твой Хранитель!
К вечным причудам твоим я привык,
Я от рожденья твой верный блюститель,-
Я разумею твой страстный язык.
Ты, поэтическим снам предаваясь,-
Прозою жизни томиться должна;
Ты любопытна... и в даль увлекаясь,
Видимым миром везде стеснена.
Хочешь: на полдень цветущий и знойный
Крыльев размахом тебя я умчу,-
Сердце больное и ум беспокойный
Видом Италии вмиг излечу?
Солнце, мелодия, чары искусства,
Море без бурь и в лесах аромат,
Пища для мысли, пища для чувства -
Вот что найдешь ты, чем край тот богат!
Душа
Нет, не хочу я!.. Я верю, я знаю,
Много услад там и много там чар;
Но не о них я так часто мечтаю,
Но не для них сердца искренний жар!
Ангел
Хочешь ли видеть ты царства Востока,
Мир околдованный джиннов и фей,
Храмы браминов, мечети пророка,
Пляшущих чудно каирских алией?
Душа
Нет! Та страна, как волшебная сказка,
Лишь на мгновенье пленяет наш ум;
Вымысел чудный - ничтожна завязка,
И не пробудит она вещих дум.
Ангел
Хочешь на Запад?.. Там Лондон - созданье
Умственной силы и воли земной,-
Где просвещенье, торговля, познанье
Царствуют, мир наполняя молвой!
Хочешь в Париж ты? - в тот город блестящий,
Где наслаждение суетных ждет,
Жизнью, весельем и златом кипящий?
Там, в шуме общем, дух скорби заснет!
Душа
Нет, не хочу я!.. На блеск чужестранцев
Взором холодным что пользы смотреть?
Что перед славой умов-самозванцев
Мне безрассудно благоговеть?
Что в наслаждениях, в дружбах минутных
Жизнь по-пустому, без цели терять?
Что по дороге, на дневках попутных,
Сердце и мысли клочками бросать?
Жизни хочу я,- но ровной, но полной;
Жизни под небом, под солнцем родным,
Где бы разлуки холодные волны
В срок не отхлынули с счастьем моим!
Где приковала бы цепью любимой
К местности, к лицам, к предметам меня
Прелесть привычки, где б плавно, незримо
Годы стремились к концу бытия!
Чувствую, в сердце довольно есть силы,
Жара довольно, чтоб долго оно
То же и тех же все свято любило,
Было одним и все тем же полно!
Чувствую, станет во мне вдохновенья...
Незачем вдаль мне гоняться за ним;
Стран невидалых не нужны явленья,
Чтобы мечтам дать стремленье моим!
Ангел
Хочешь на Север!.. Но что ты там любишь?
Век там мороз кровь и ум леденит;
Там, света ради, мечту ты погубишь;
Солнце не жжет там, весна не живит.
Душа
К Северу! к Северу!.. В край ненаглядный!
О! пусть он мрачен и пусть он суров,
Пусть там отчизна зимы беспощадной,
Пусть там обители вечных снегов;
Но и без солнца мне сердце там греют
Мысль и сознанье, что дома оно,
Но и без вешних дней думы там зреют
И вдохновенью развиться дано!
Но я увижу там края родного
Силу и славу,- и им возгоржусь;
Града богатого, града большого
Умственной жизнию там наслажусь.
Много друзей там найду я любимых,
Много приветливых, добрых сердец:
Там исполненье всех снов, мной таимых,
Альфа с омегой, начало, конец!
Там меня ждут, и зовут, и все любят;
Там отдохнуть от изгнанья хочу;
Там отогреют меня, приголубят,
Там моя жизнь, и туда я лечу!..
1840
БОЮСЬ!
Боюсь, боюсь!.. я не привыкла к счастью!
Всегда за радостью встречала горе я;
Всегда средь ясного, блистательного дня
Приготовлялась я к ненастью.
Боюсь, боюсь!.. Любимых грез моих
Я недоверчиво увижу исполненье
И буду трепетать, чтоб бури дуновенье
Не разметало мигом их!
Боюсь, боюсь!.. Покуда думы были
Надеждой дальнею, я их могла забыть:
Теперь возможностью они меня пленили,-
Теперь мне их не пережить!..
Сентябрь 1840
АРАБСКОЕ ПРЕДАНИЕ О РОЗЕ
Она по-прежнему прекрасна и мила,
Она по-прежнему как роза расцветает,
Ее румяная улыбка весела,
И светлый взор горит, и нас она пленяет!
Она перенесла губительный удар,
Она пережила годину слез и скуки;
В уединении тоски заветной муки
Она лелеяла, как замогильный дар.
Она почившего воспоминаньем чтила,
Она любившего за прошлое любила,
Душевной тризною святила много дней...
И вот по-прежнему всех нас она пленяет,
И вот она опять как роза расцветает...
Но где ж певец ее?.. где он, наш соловей?
1840
МОЛИТВА АНГЕЛУ-ХРАНИТЕЛЮ
"Неси меня!" - я говорила прежде
В мольбах к тебе, о страж небесный мой,
Когда я робко слух вверяла свой
Едва знакомой мне надежде.
"Неси меня,- взывала я тогда,-
К любимым берегам, под небеса родные!"
Теперь-свершилось все!.. я здесь!.. и завсегда
В слезах твержу тебе слова другие:
"Храни меня!"
Храни меня, чтоб радости сияньем
Мой взор, мой слабый ум вдруг не был ослеплеп.
Чтоб счастья нового тревожно-сладкий сон
Не обаял меня своим очарованьем!
Храни меня, чтоб с высоты небес
На землю в забытьи я снова не упала!
Будь мне опорою!.. Из области чудес
Не изгони меня: мне здесь привольно стало!
Храни меня!
Храни меня, покуда сердцем жадным
Я светлую восторга пью струю,
Пока младая жизнь волнует грудь мою
Мечтой, поэзией, доверием отрадным!
Но если счастье мне на краткий миг дано,
Но если радости погаснет вдруг светило,
О! мимо бытия, где горе суждено,-
Тогда размахом крыл в отверстую могилу
Скорее сбрось меня!
1840
Петербург
ТРИ ЛЮБВИ
Есть матери любовь: она хранит и греет,
И нежно бережет, и ласками щедра;
Ее святым огнем жизнь бурная светлеет;
Ее влиянием глас долга и добра
И громче и звучней взывает в сердце юном;
Ее молитвою небесной веры луч
Нисходит иногда сквозь мрак житейских туч
В рассудок, преданный мечтаньям вольнодумным;
И образом ее, и мыслию о ней
Усмирено порой волнение страстей.
Есть сестрина любовь: она и состраданье
И соучастие на поприще земном;
Она средь неудач, в минуту испытанья,
Приходит, кроткая, с догадливым умом
И с сердцем преданным, чтоб без речей, без шума
Унять и исцелить припадок злой тоски;
И взглядом дружеским, пожатием руки
Умеет разогнать порыв хандры угрюмой;
И братом, гордости и нежности полна,
Все восхищается в мечтах своих она.
И есть еще любовь... Но та!.. Где выраженья,
Где краски и слова, чтоб высказать ее?..
Чтоб передать вполне и цель и назначенье
Той страсти, той любви?.. Лишь ею бытие
И мир озарены!.. Она горит и блещет;
Всю душу женскую, весь тайный сердца жар
Блаженству милого она приносит в дар,
И им одним живет, и им одним трепещет!
Она бесценный перл, она душистый цвет,
И ей меж радостей земных подобной нет!..
1840
НА ДОРОГУ!
Михаилу Юрьевичу Лермонтову
Tu lascerai ogni cosa diletta
Piu caramente.
Dante. "Divina Commedia" {*}
Есть длинный, скучный, трудный путь...
К горам ведет он, в край далекий;
Там сердцу в скорби одинокой
Нет где пристать, где отдохнуть!
Там к жизни дикой, к жизни странной
Поэт наш должен привыкать
И песнь и думу забывать
Под шум войны, в тревоге бранной!
Там блеск штыков и звук мечей
Ему заменят вдохновенье,
Любви и света обольщенья
И мирный круг его друзей.
Ему - поклоннику живому
И богомольцу красоты -
Там нет кумира для мечты,
В отраде сердцу молодому!
Ни женский взор, ни женский ум
Его лелеять там не станут;
Без счастья дни его увянут...
Он будет мрачен и угрюм!
Но есть заступница родная
С заслугою преклонных лет,-
Она ему конец всех бед
У неба вымолит, рыдая.
Но заняты радушно им
Сердец приязненных желанья,-
И минет срок его изгнанья,
И он вернется невредим!
27 марта 1841
Петербург
{* Ты бросишь все, столь нежно любимое. Данте. "Божественная комедия"
(итал.).}
ЧТО ЛУЧШЕ?
Восторженность души, дар чувствовать полнев
И мыслить глубоко, дар плакать и мечтать
И видеть в жизни сей все ярче и светлее,-
То кара ль жребия?.. то неба ль благодать?
Что лучше: разуму спокойно повинуясь,
Судить, как судит свет, все взвешивать, ценить;
С условным мнением небрежно согласуясь,
Жизнь, сердце и судьбу расчету подчинить?
Или, дав волю снам, и думам, и желаньям,
Преображать весь мир своей живой мечтой,
Искать сочувствия, и верить предвещаньям,
И ждать... и счастье звать трепещущей душой?
Что лучше - знает бог!.. что лучше - опыт скажет;
Не нам, не нам решить загадочный вопрос!
Кто заблужденье нам иль истину докажет,
Когда глас внутренний еще не произнес?
Но если втайне нам мечтается порою
Иль сладко плачется и рвется сердце в пас
На небо вознестись беззвучною мольбою
Иль на земле вкусить восторга светлый час,-
Зачем противиться?.. Полны благоговенья,
На крыльях радужных умчимся высоко...
Как чисты, как теплы те слезы умиленья,
Как сердцу после них отрадно и легко!..
1841
ПОТЕРЯННАЯ ВЕСНА
Весна без соловья, весна без вдохновенья,
Весна без ландышей... средь города, в ныли,
В каком несносном заточенье
Дни длинные твои прошли!
Как ты скучна была!.. В какой тоске безгласной
Я выжидала срок затвору своему,
Как думой вдаль рвалась напрасно,
Как душную кляла тюрьму!
Как жаждала цветов, и солнца, и простора,
И воли средь степей!.. как старая Москва
Пуста для сердца и для взора!
Как в ней немая и мертва!..
Июнь 1841
Москва
ОДИНОЧЕСТВО
Есть одиночество среди уединенья.
Под сводом сумрачным обителей святых:
Там дней рассчитанных заране все мгновенья
Назначены для служб, молений, дум немых;
Там в мертвой тишине, в посте и послушанье
Под схимой много лет отшельник проведет;
Но светлый рай вдали, но вера, упованье
Не расстаются с ним,- и ими он живет.
Есть одиночество в глуши степной и дикой,-
Но просвещенному уму досужно там,
Вдали сует, молвы и городского крика,
Предаться отдыху, занятиям, мечтам.
Есть одиночество под кровом отдаленным,
Где в полночь скромная лампада зажжена,
Но там ученый труд товарищем бесценным,-
И жизнь мыслителя прекрасна и полна.
Вот одиночество, когда в толпе, средь света,
В гостиных золотых, в тревоге боевой,
Напрасно ищет взор сердечного привета,
Напрасно ждет душа взаимности святой...
Когда вблизи, в глазах, кругом, лишь все чужие
Из цепи прерванной отпадшее звено,
Когда один грустит и далеко другие,
Вот одиночество!.. Как тягостно оно!
1841
Село Анна
ДОМАШНИЙ ДРУГ
Есть в глуши далекой,
В сельской стороне,-
Словно у царевны
Дедовских времен,-
У меня потешник,
Сказочник-певец.
У царевен тоже
Были завсегда
Карлы выписные
Из заморских стран,
Птицы-щебетуньи
В клетках золотых.
Чем был карло меньше,
Тем дороже он
При дворе ценился;
Птиц любили тех,
Что всех чаще пели
Летом и зимой.
Мой потешник-крошка,-
Хоть и даровой,-
Просто невидимка,
Так он чудно мал,
Даже и с очками
Не сыскать его!
А поет он, бает,
Тешит здесь меня
В всякую погоду
И во всякий час;
Он всегда радушен,
Весел, говорлив.
Солнце ли сияет
В красный, вешний день,
В вечер ли осенний
Буря загудит,-
Я знакомый голос
Слышу за углом!
Были-небылицы,
Сказки о чертях,
Сплетни о раздорах
Ведьм и домовых,-
Вот чем зимний вечер
Сокращает он.
Жизнеописанья
Роз и мотыльков,
Свадебные песни
Джиннов, резвых фей,-
Вот что в летний полдень
Мне лепечет он.
Все на свете знает
Постоялец мой;
Знает, как мне вторить,
Чем развлечь меня
В час воспоминанья.
Грусти иль хандры...
Он наперсник верный
Дум и грез моих,
И слезы невольной,
И мечты святой...
Он свидетель жизни
И души моей!
Я к нему привыкла
И люблю его;
Но у нас на свете
Всем кто угодит? -
Так и он, бедняжка,
В доме мил не всем...
От врагов домашних,
От беды и зла
Я ему защитой,
Берегу его;
В нем примету счастья
Вижу и храню!
Кто же мой любимец,
Баловень и друг?
Ах, смеяться станут,-
Я боюсь сказать...
Он... кто угадает?..
Он - простой сверчок!
1841
Село Анна
КТО ЗДЕСЬ БЛАЖЕН
Блажен, кто в жизни сей, средь вечного волненья,
Средь мелочных забот вседневной суеты,
Себе духовное воздвиг уединенье
И освежает в нем и сердце и мечты!
Блажен, кто к умственным занятиям привыкнул,
Кто созерцание и думу полюбил;
В ком самобытный жар, в ком мысли луч возникнул,
Кто ими даль, и тьму, и мир весь озарил!
Блажен, кто сердцем жить умеет и желает,
Кто живо чувствует, в ком благодать сильна,
Кто песнь, мольбу, восторг и слезы понимает,
Кому к прекрасному святая страсть дана!
Блажен!.. О! как блажен, кто любит безмятежно
Немногих, дорогих... и с ними делит день,
И ими окружен... чей взор встречает нежно
Всегда, везде, во всем их отблеск или тень!
Блажен, стократ блажен, чей мирный кров вмещает
Всех сердца избранных в счастливой тесноте,
Кто милых имена все вместе поминает
Единою мольбой, безгрешно, в правоте!
Но больно той душе, но горе тем созданьям,
Кто по стезям мирским вдали должны ловить
Следы заветные,- кто с страхом и страданьем
В разлуке суждены полжизни проводить!
Чье сердце на клочки изорвано судьбою,
Разбросано порознь,- кто любит здесь и там!..
Неполно счастье их, не знать им ввек покоя,
Волненье их удел... о! горе тем душам!
1842
ТАЙНА ВСЕГО
Зачем, зачем, когда душистый Май
Холмы, и дол, и лес озеленит
И, обновлен и свеж, как юный рай,
Наш старый мир цветет, журчит, блестит,-
Зачем, зачем так сладостна она
И в душу нам впивается весна?
Зачем сирень и розы облеклись
В цветной убор, в роскошный фимиам,
В красе своей так гордо разрослись
И негою и зноем веют нам?
Зачем луны сребристо-томный луч
Призывно нам мелькает из-за туч?
Зачем, зачем унылый соловей,
Недолгий гость дубравы молодой,
Подъемлет вдруг в тиши и мгле ночей
Свой страстный гимн и звучный ропот свой?
Что песнь его так душу шевелит?
Что сердцу в ней так внятно говорит?
Затем, затем, что тайною одной
Одушевлен весь мир оживший вновь,
Что благодать сошла святой росой,
Что кроется во всем сама любовь!
Весна... цветы... свет лунный... соловьи...
Все празднует любовь, все ждет любви!
1842
ПОДАРЕННЫЙ БУКЕТ
В день праздника сердца, любимой рукою,
Душистый букет, ты ко мне принесен,
И принят в восторге, с улыбкой, с слезою;
И нежной заботой моей охранен,
Цветешь, украшая приют мой заветный,
Мне теша и чувства, и душу, и взгляд,-
Как радуга, листья твои разноцветны,
Как люди, живут они, дышат, дрожат;
И ведают радость, когда их лелеет
Луч солнца златого,- и страждут, когда
Их стужа коснется... Но день вечереет,-
А завтра для них разрушенья чреда
Придет роковая!.. Поблекнут... увянут!..
Но прежде, в бессмертной душе, в краткий час,
О! сколько напрасных стремлений устанут!
И сколько надежд отцветут, совершась!..
1842
НОТТУРНО
Как не любить тебя, таинственная ночь?..
Ты шум и зной дневной так сладостно сменяешь
Прохладой тихою!.. Ты отгоняешь прочь
Все, что не чувствует, не мыслит,- ты смыкаешь
Их очи крепким сном, чтоб недостойный взор
Твоею дивною красой не любовался,
Чтоб только избранный, найдя покой, простор,
В благоговении тобою наслаждался.
Пусть солнце красное для всех горит равно
И будни суетных волнений озаряет,-
Тобою бдение души осенено,
И жизнь духовную твой сумрак охраняет.
Сияньем радостным пусть светлый день богат,-
Мила ты, томная, покров накинув черный!
Как не любить тебя? - Ты влажный аромат
Мне в грудь уставшую вливаешь благотворно!
Как не любить тебя? - Ты лучших дум пора;
Ты освежительна; ты веешь мне мечтами,
Святой поэзией; ты часто до утра
В дремоте, наяву, мне сердце тешишь снами
Невыразимыми!..
Июль 1842
Гельсингфорс
БАЛ НА ФРЕГАТЕ
Командиру и офицерам "Мельпомены"
Залива Финского лениво дремлют волны,
Уж вечер догорел, уж чайки улеглись;
Лес, скалы, берега молчаньем томным полны,
И звезды ранние на небесах зажглись.
Здесь северная ночь среди погоды ясной,
Как ночи южные, отрадна и прекрасна
И чудной негою пленительно блестит;
А море синее и плещет и шумит.
Фрегат воинственный, на якоре качаясь,
Средь зеркальных зыбей красуется царем,
И флаги пестрые, роскошно развеваясь,
Над палубой его сошлись, сплелись шатром.
Он убран, он горит радушными огнями;
Дека унизаны веселыми гостями,
Живая музыка призывно там гремит;
А море синее и плещет и шумит.
На "Мельпомене" бал! Наряды дам блистают
Меж эполетами, пред строем моряков;
Их ножки легкие свободно попирают
Жилище бранных смут, опасностей, трудов.
Лафеты креслами им служат; завоеван
Без боя весь фрегат - и вмиг преобразован:
Не вихрь морской по нем, а быстрый вальс летит;
А море синее и плещет и шумит.
Но женский ум пытлив: по переходам длинным,
По узким лестницам, по декам, по жильям
Попарно бал идет, и "польский" тактом чинным
Вдали сопутствует гуляющим четам.
Вот тесных келий ряд вкруг офицерской залы,-
Где много жизни лет у каждого пропало,
Где в вечных странствиях далекий свет забыт...
А море синее и плещет и шумит!
Вот в дальней комнате две пушки,- и меж ними
Диван, часы и стол: здесь капитан живет,
Один, с заботами и думами своими,
И блага общего ответственность несет.
Здесь суд, закон и власть! Здесь участь подчиненных,
Их жизнь, их смерть, их честь в руках отягощенных,-
Владыка на море,- он держит и хранит,
И, с ним беседуя, волна под ним шумит.
О! кто, кто здесь из нас, танцующих беспечно,
Постигнет подвиги и долю моряка?..
Как в одиночестве, без радости сердечной,
Томить его должна по родине тоска!
Как скучны дни его, как однозвучны годы!
Как он всегда лишен простора и свободы!
Как вечно гибелью в глаза ему грозит
То море синее, что плещет и шумит!
И здесь, на палубе, где. мы танцуем ныне,
Здесь был иль может быть кровопролитный бой,
Когда, метая гром по трепетной пучине
И сыпля молньями, фрегат летит грозой
На вражеский корабль; - и вдруг они сойдутся,
И двух противных сил напоры размахнутся,
И битва жаркая меж ними закипит -
А море синее все плещет и шумит!
И много, может быть, здесь ляжет братьев наших,
И много женских слез вдали прольют по ним!
Танцуйте!.. Радуйтесь!.. Но я в забавах ваших
Уж не участница!.. К картинам роковым
Воображение влекло меня невольно...
И содрогнулась мысль... и сердцу стало больно...
С участьем горестным мой взор на все глядит,-
А море синее и плещет и шумит!
20 июля 1842
Гельсингфорс
В память праздника на море
АНДРЕ ШЕНЬЕ
Есть имя - от него издавна сердце билось,
Когда ребенком я несведущим была.
Однажды, меж больших, речь грустная зашла
Об юном узнике; я в страхе притаилась,
Вникала всей душой в несвязный их рассказ,
Столь темный для меня, жилицы новой света,-
Была растрогана страданьями поэта,
Темницей, смертию... Рекой из детских глаз
Впервые полились возвышенные слезы.
Я только поняла, что мученик младой,
Невинен и велик, пал гордо под враждой,
Презрев гонителей, их злобу и угрозы,-
Я только поняла, что он прекрасен был,
Что плакали о нем, что страстно он любил...
И возгорелося мое воображенье,
И в память свежую он врезался навек,
И для мечты моей он был не человек,
А идеал, герой, предмет благоговенья!
Потом,- уж в девушку ребенок превращался,-
Стихов его при мне читали невзначай
Отрывки беглые,- и мнилось, светлый рай,
Давно обещанный, пред мною разверзался!
Волшебно-сладостной гармонией его
Пленялся юный слух; весь жар, весь пыл кипучий
Его высоких чувств и мысли блеск могучий
Легко открыли путь до сердца моего,
Легко ответное в нем эхо пробудили.
Но скоро чтение и чад мой прекратили,
Напрасно раздразнив мой любопытный ум...
И тщетно, жаждущий, он рвался утолиться,
Дослышать чудные напевы, допроситься
Ключа к понятию певца тревожных дум,-
Мне книги не дали!..
Годов поток бежал...
Срок минул наконец завистливых запретов,-
Шенье любимец мой меж всех других поэтов,
Меж прежних, нынешних!.. Сужденью он сдержал,
Что нетерпению, догадкам обещал!
Предубеждение в пристрастье превратилось.
Его судьбы, любви пленительный рассказ,
Как друга исповедь, читая много раз,
Я с чувствами его и с мыслями сдружилась.
Камиллы ветреной измены я кляну
И верность Авеля приемлю с умиленьем,
Как будто бы он мне был вереи! С восхищепьем
Менту моей души нашла я не одну ,
В мечтах восторженных ленивца молодого.
Да! я люблю его, как брата дорогого,
О ком бы мать в слезах рассказывала мне,
Чтоб с памятью его, в сердечной глубине
Моей, сокрыть навек заветные преданья!
Да, я люблю его, как будто б мы должны
С ним где-то встретиться... и оба суждены
На дружбу долгую! Его существованье
Неиссякаемый предмет моей мечты.
Так молод!.. так хорош!.. Так жизнь и мир любивший.
Он утро дней воспел, до полдня не доживши!
Он с древа жизни снял лишь ранние цветы!..
Он чувствовал в себе избыток свежей силы,
Невысказанных дум, священного огня...
Звал славу как венец трудов и бытия...
А слава лишь ему блеснула за могилой!
1842
ПОЭТИЧЕСКИЙ ДЕНЬ
Он мирен был, он светел был,
Мой день уединенный;
Он благодатно освежил
Мой дух изнеможенный.
Я дома провела его,
Вдали людского шума,
И мне не было без него
Ни пусто, ни угрюмо.
Сначала заняли меня
Минувшего преданья -
Дневник дней лучших бытия,
Мои воспоминанья...
Потом был гость,- но не чужой,
Желанный, сердцу милый;
Правдив, как духовник святой,
Он верен, как могила!
И наконец осталась я
Одна, пред книгой новой.
О эта книга!.. для меня
Как много в ней родного!
Усопший друг ее сложил {*},
Ее певал в изгнанье,
И тайну ей препоручил
Таланта и страданья...
Дивяся, восхищалась я
Блестящим вдохновеньем
И провела остаток дня
С высоким наслажденьем.
Я тихо плакала над ней,
Над песнию унылой,-
Но слезы те,- от них светлей!
В них страсть, в них мощь, в них сила!..
И вот пора идти ко сну:
Прильнувши к изголовью,
Молясь о милых, я засну
С молитвой и любовью.
Но прежде, горних дум полна,
За этот день блаженный
Благодарить творца должна
Душою умиленной!
1843
{* "Стихотворения М. Лермонтова". (Примеч. автора.)}
СПОР НА НЕБЕ
В сумраке вечера светло-таинственном
Глубь необъятная неба лазурного
Блещет, прозрачная, ясностью чудною,
Будто сафир, раскаленный огнем,
В перстне сверкающем мага восточного.
Плавно качаясь в мягкой упругости
Моря эфирного, месяц купается,
Месяц ныряет в нем,- нежась, красуется,
Словно над озером в быстрых волнах
С статною гордостью лебедь играющий.
Тихо и трепетно,- вся созерцание,-
Молча гляжу я на небо далекое,
Молча любуюсь сияющим месяцем:
Век не расстался бы с ними мой взор!
Не нагляжуся я, не налюбуюся!..
Вдруг,- вот несется... и вот уж нахлынуло
Бог весть откуда - пролетное облако-
Быстро задернуло ризой нетленною
Месяца ясного радостный лик,-
И не видать уж его, золотистого!
Сердится, неба краса лучезарная,
Месяц, владыка и царь звезд бесчисленных,
Сердится, видя себя вдруг окутанным
Будто бы саваном,- хочет сорвать,
Хочет расторгнуть враждебное облако...
Борется с тению... с мглою летающей...
Сбросит покров свой - и трепетно выглянет,
Отблеск серебряный сыплет приветливо...
Но не надолго! туча бежит...
Туча настигнула... снова нет месяца!
Кто же, кто будет из них победителем?
Туча ль угрюмая, мимо досадуя,
Путь свой направит, в даль вихрем влекомая?
Месяц ли в тайный чертог свой уйдет?
Мраком ли, светом ли небо оденется?
Взором и мыслию к выси прикована,-
Жду я решения: я, суеверная,
Думой пытливою в спор их вмешалася;
Я загадала... и участь свою
Чудным противникам робко поверила...
Жизни духовной, судьбы человеческой
Образ здесь вижу я: в сердце волнуемом
Также встречаются, спорят и ратуют
С радостью светлою туча-печаль.
Кто одолеет... ах!.. Богу лишь ведомо!..
Август 1843
Москва
БАЛЬНАЯ СЦЕНА
Отрывок из романа
День зимний, тихо догорая,
Простился с дремлющей Невой;
И вот, тревоги городской
Пора настала,- вызывая
Из всех углов, из всех домов,
В условный час увеселений
Досужных - от приятной лени,
И занятого - от трудов.
Повсюду Петербург готовит
Их много праздников, забав,-
Балов, театров, пикников
На островах. Открывши дверь
И суетливо и тревожно,-
С часами верными в руках,-
В сомненье горничная стала
У входа комнаты.- Впотьмах
Один камин льет пламень вялый
Вдоль штофных стен и позолот,-
И взор ее не разберет,
Не видит барыни... А надо
Ведь доложить, что уж пора,-
Десятый час, и ждут наряды,
Что приготовлены с утра.
"Она, быть может, почивает?..
И поздно так легла вчера!"
Но время!.. шаг-другой она
По тонкому ковру проходит...
Зажгла свечу, и свет наводит
На тот диван, где неге сна
Так беззаботно предана
Ее владычица младая.
И видит: нежная рука
Подушку обвила слегка,
Головку сонной подпирая;
Ее рассыпалась коса,
И в мягких кольцах волоса
Вокруг кистей, шнурков шелковых
Причудливо сплелись,- с плечей
Упала на пол шаль,- на ней,
Близ туфель бархатных, пунцовых,
Лежит расстегнутый браслет,-
И банта радужного нет
В прозрачных складках пеньюара...
Зато под кружевом висит
С дивана ножка,- и скользит,
Как будто в вальс она летит.
Румянец утреннего жара
В щеках играет; взор живой
Ресниц блестящей бахромой
Завешен, и глаза закрыты...
"И бал, и час совсем забыты!..
Теперь что делать стану я? -
Уснула барыня моя!"
Нет, не уснула! Так тревожно
е дышат спящие! Покой,
Наружный сон,- все признак ложный.
В душе волненье, в сердце зной,
Не спит она!.. Она мечтает,
И грезит, и припоминает,
Предавшись морю бурных дум.
В разладе с сердцем светский ум,-
И вот она соображает,
Как помирить их?.. Бал для ней
Не просто бал: сегодня ей
День подвига... Она решилась
Рассудку покориться <...>
С мечтой опасною простилась,
И в танцах, в шуме, средь забав
Она свой приговор суровый
Спокойно высказать готова
Тому... чей образ волновать
Ее дерзает!
Вот открыла
Она глаза.- "Ты разбудила
Зачем так поздно?.. Зажигать
Вели в уборной поскорее!"
- Все ждет давно! -
Сидит она
Пред туалетом,- предана
Раздумью, молча... То краснея
От тайных и невольных грез -
Им улыбается, забывшись;
То вдруг бледнеет, пробудившись,
И по ланитам брызги слез...
В ней воля спорит с увлеченьем!
В одолевающей борьбе,
Горя и страхом и волненьем,
Она твердит самой себе
Урок, обдуманный зараней:
"Нет, полно! слишком далеко
Меня влечет очарованье...
Теперь прервать его легко,-
Легко и в нем чад упованья
Холодной речью потушить!
Потом,- уж поздно может быть!
С огнем опасно ведь шутить...
Ему внимать сегодня буду
В последний раз,- потом забуду...
Рассеюсь!.. Бог даст, разлюблю,
Совету разума внемлю.
Скажу ему,- скажу с улыбкой,
Что сладкий сон его ошибка;
Скажу, что равнодушна я...
Что в шутку принято мной было
Все прошлое, что наступила
Пора развязки, что меня
Он мнимой страстью не обманет,
Лукавой лестью не заманит,
В свои ловушки!.. что ему
Не верю я!.."
И гордо, смело,
Решенью рада своему,
Она очнулась,- посмотрела
Вокруг себя: пока она,
В духовный мир углублена,
В нем бессознательно терялась,
Над ней, вокруг нее свершалось
Немое таинство: цветы
Чело высокое венчали;
Брильянты яркие сияли
В прическе стройной; легкий газ
Прильнул к ней ризой белоснежной,
Повил ее одеждой нежной;
В ушке горит гигант алмаз;
Соперник рукоделья фей,-
Хрустальной туфли Сандрильоны,-
Атласный башмачок на ней,
Парижской почтой привезенный.
И словом, будто в чарах сна,
Себе неведомо, одета
И убрана совсем она.
Свечами вся окружена,
Шаг отступя от туалета,-
Она бросает быстрый взгляд
На зеркало,- и совершает
Свой смотр, последний свой обзор.
ей ничто не угождает!
И недовольна, и томна,
Себе не нравится она...
Не те цветы, не те перчатки,
Направо букля развилась,
А там на платье вдоль накладки
Вдруг нитка бус оборвалась...
О! то зловещая примета!
Недобрый знак! Знать, скука ждет
И неудача!..
Но карета
Подвезена: она идет,
Беспечный муж ее ведет,-
Она поехала. Дорогой
Все той же робкою тревогой
В ней бьется сердце.- "Как мне быть?..
Я с ним танцую... Замечанья,
Намеки, шутки, толкованья
Не преминуют оглушить
Со всех сторон! - о горе, горе,
Когда расстроенный мой вид
Сомненье, страх мой обличит!..
Я не успею на просторе
С ним объясниться... Он, он сам
Прочтет в неопытном волненье
Совет,- не верить отверженья
И равнодушия словам.
Избави бог!.. Самолюбивой
Отрады я ему не дам!
Нет, нет! - Веселой, говорливой
Со всеми буду! танцевать
Пойду со всеми до упаду!
Кокеткою прослыть я рада,-
Но не влюбленной!"
- Разогнать
Пора докучливые думы,
Вот бальный дом! И слышен ей
Уж отзвук праздничного шума...
Уж вот она с толпой гостей
Идет по лестнице, коврами
Богато устланной; кустами,
Деревьями и зеркалами
Вокруг все убрано; горят
Огни без счета... чрез мгновенье
Ее замечено явленье,
Она проходит комнат ряд,-
И вот уж в зале,- и танцует,
Обступлена, окружена...
Завистниц, недругов она
Пренебреженьем наказует,
Своих угодников волнует,
Являя безучастный вид;
Друзей улыбкою дарит,
Знакомым кланяется взором;
Приятельниц встречать спешит
Руки пожатьем, разговором
Внимательным... (Известно ей,
Что их задобрить непременно
Велит наука жить,- что змей,
Неосторожно пробужденный,
Не так опасен и сердит,
Как гнев приятельницы светской;
Что горских стрел, чумы турецкой
Вернее и больней язвит
Язык пронырливо-медовый,
Коварная усмешка их!)
Роль выполнять приучена,
Она, по виду, предана
Всем мелочным заботам света.
Но здесь ли мыслию она?..
И искренни ль ее приветы?
И что глаза ее влечет
К дверям?.. Она кого-то ждет,
Сгорая тайным нетерпеньем
И не внимая никому.
Чтоб пред внезапным появленьем
Вдруг не смешаться, чтоб ему
Не дать и повод к подозреньям,-
Его увидеть прежде всех
Она, невидимая, хочет.
Издалека она узнает
Знакомое бряцанье шпор...
Сквозь все собранье угадает
На ней остановленный взор!
Узнала!.. Чувствует!.. Он в зале!..
Она танцует,- не глядит...
Но скоро он за ней стоит.
По сердцу искры пробежали,
Дрожь быстро плечи потрясла
Под легким кружевным убором.
Он
Вам не угодно даже взором
Меня почтить?
Она
Я не могла,-
Фигура начата была!
Он
А пропустить вы не решились
Одной фигуры?
Она
Боже мой!
Рассеянье?.. Чтоб обратились
Сюда все взоры?
Он
(насмешливо)
Грех большой
Пред светом!
Она
Нет,- но пред собой!
Зачем всеобщему вниманью
Себя напрасно выставлять?
Он
Хотя привык я в вас встречать
Всегда расчет; но послушанью
Всем светским мелочам дивлюсь.
Вы мне загадка, признаюсь!
Она
Я женщина,- молвы боюсь!
Ее надзор меня пугает.
Он
Устав приличий позволяет
Быть верной слову своему.
Она
Бесспорно!.. Но зачем, к чему
Такой вопрос?
Он
Вы обещали
Сегодня вальс мне.
Она
Первый? да,
Я помню!
Он
Чудо!.. Вы всегда
Все приглашенья забывали.
Или добрей сегодня стали?
Она
(торопливо)
Сегодня с вами нужно мне
Поговорить наедине;
И разговор наш будет длинный!
Неловко рассуждать в гостиной
Или за ужином, для нас
Вальс будет безопасный час.
Он
(с досадою)
Опять расчет? расчеты вечно!
Зачем же не порыв сердечный
Мои права напомнил вам?
И, молча кланяясь, с толпою
Смешался он. Ее словам,
Холодной строгости, покою
Дивяся, верил он душою.
В ее приеме он читал
Бесчувствие. Он, ослепленный,
Под светским лоском не видал
Начало страсти потаенной,
Любви невольной, роковой,
С ее волненьем и тоской,
С ее борьбой ожесточенной!
Сужденьем века увлечен,
И горд, и смел,- яе верил он,
Что в женщине отпор суровый
С любовью искренней живет;
Что страсти юной, страсти новой
Она, стыдясь, не выдает,
Пока в молчанье тяжком прежде
Не истощит душевных сил,
И, побежденная,- надежде
Запретно не развяжет крыл...
Несправедливый,- он сердился,
Ее кокеткой называл
И сам себе уж клятву дал
Ее покинуть.
Вальс вскружился,-
Вальс свел их вновь, четой умчал.
Прильнув друг к другу, стройно, ладно.
Они скользят, они летят...
А наблюдатели глядят
С усмешкой хитрой и досадной
И злобно шепчут: "Решено!
Они согласны, заодно!
Он нравится!"
Круг кончив, пары
Расселись с шумом. У окна
Подальше от толпы, от жара
Расположилася она.
И весела, и смущена,
Свиданьем кратким, долгожданным
Спешит насытиться она.
Глаза горят и сердце бьется,
Румянец жаркий на щеках,
Она лепечет и смеется,
Чтоб скрыть любви и дрожь и страх...
Он
Вы мне
При случае, наедине,
Поверить что-то обещали?
Она
(торопливо)
Нет, не поверить, а сказать!
Он
Я жду!..
Она
Не знаю, как начать...-
Ужели вы не отгадали?
Он
(горько)
Кто вас сумеет разгадать?
Она
Опять все те же нападенья!
За что?.. чем виновата я?
Он
(пламенно)
Тем, тем, что вы без увлеченья...
Тем, что у вас в воображенье
И в сердце вовсе нет огня!
Что вы живете суетою,
Что свет единый вам кумир!
Что чувством, страстию, мечтою
Не потревожится ваш мир,
Ваш сон душевный!..
Она
(холодно и насмешливо)
Вы решили?..
Вы, впрочем, правы: холодна,
Бесчувственна и мелочна,-
Так, это я!.. Напрасно мнили
Вы в кукле женщину найти!
Вы разуверились?
Он
Вовремя!-
Чтоб сердце хоть свое спасти!
Она
Стряхните ж сожалений бремя,
Обману молвите: "Прости",
И будьте мне спокойным другом!
Он
(с досадой)
Нет,- дружбы вашей не хочу!
Больного пламенным недугом
Не лечат льдом!..
Она
Не вас лечу,-
Себя!.. Не вам, а мне страданье:
Мне больно это расставанье
Со всем... что тешило меня,
С вниманьем вашим и участьем,
С значеньем новым бытия,
С недавно мне блеснувшим счастьем...
Он
Вам жаль?.. Но верить не решусь!
Так кто ж неволит вас?
Она
Клянусь,
Никто! Но разум правит волей,-
Я света злобного боюсь,
Любви еще боюся болей...
Он
И от любви вы в двадцать лет
Отречься навсегда решились?
Вы страху сплетен покорились?
Чем заплатить вам может свет
За эту жертву?.. Всюду, вечно
Одне, без друга!.. Жизнь длинна!
Жизнь одинокая скучна!..
О! вы раскаетесь, конечно,
Отвергнув гордо рай сердечный!
Она
Нет!.. Жизнь моя посвящена
Покою, думе одинокой!
Далеко рай! Эдем высокой...
Кто их сюда переманит?
Свою судьбу кто победит?
Страшна попытка! [Женской доле
Единый путь лишь к счастью дан:
Чрез церковь!.. Если же обман,
Холодность, пустоту, неволю
На том пути мы обрели,-
Для нас все кончено!.. Прошли
Навек дни жизни сердца. Снова
Не предоставлен выбор нам;
Благополучия другого
Ждать не должны мы... Пополам
Меж запрещенною любовью
И тяжким долгом жизнь делить,
Попрать чужую честь, шутить
Чужою участью и кровью,
С собою _двух других_ губить,-
Грешно и страшно!..
Замолчала,
С смятеньем сердца на устах;
И грудь ее едва дышала,
И были слезы на глазах,-
Знак неподдельного волненья!..
В миг правды, страсти, увлеченья
Она забыла бал и свет
И зрителя,- она, быть может,
Всю горечь многих грустных лет
Проговорила... Не поможет
Признанье скорби роковой,-
Но сердцу легче, тяжкой тайны
Удушный гнет сорвав случайно
Перед сочувственной душой.
А _он_,- пред кем она впервые
Так искренна была,- ее
Он понимал ли?
На нее
Вперивши взоры огневые
С досадой, без любви,-
Рассержен он... он ей не верит.
Он мнит: "И эта лицемерит,
Как все они! - Мечты мои
Вновь обманули... Не найду я
В ней сердца нежного! Опять
Звезду надежд моих искать
Меж беглых огоньков пойду я!"
Она печальна... Он сердит.
И оба молча отвернулись.
Пенаты брака улыбнулись,-
А счастья ангел прочь летит...
В тот самый вечер пред другою,
И миловидной и пустою,
Он обожателем предстал,-
И удивленной расточал
Воображенья молодого
Цветы и перлы, блеск и жар...
И принят был бесценный дар,
Как был бы принят от другого
Ток плоских пошлостей. Для ней,
Для светской суетной богини,
Поклонник лишний был трофей,
И только - для ее гордыни!
Ее душа, ее покой
При нем опасности не знали;
И жарких слез любви немой
Ее глаза не проливали.
Но праздник кончился ночной
Пред поздней зимнею зарей.
Он бал оставил, оживленный,
Веселый. В санках щегольских,
При чудном свете звезд златых,
Слегка морозом опушенный,
Он забывался полусном,
Вальс новый Штрауса напевая...
Беспечный - долго он потом
Курил и чай пил пред окном,
Ленясь, блаженствуя, мечтая...
В ту ночь, в богатой образной,
Перед иконой заповедной,-
Наследием семьи родной,-
Озарена лампадой бледной,
Сама, как призрак гробовой,
Бледна, мрачна, одна молилась
Тревожно-страстная душа...
И, подвиг долга соверша,
Кляла свой тяжкий долг... томилась
Ревнивой скорбью. О себе,
В своей отчаянной мольбе,
Как об усопшей говорила;
Не радости, не красных дней,
А сна могильного скорей
Или бесчувствия просила.
1843
НА ЛАВРОВЫЙ ВЕНЕЦ,
Поднесенный мне земляками
в саду виллы Д'Эсте
в Тиволи
Посвящается русским,
спутникам моим в этот день
Не мне, друзья, не мне венец лавровый...
Такая честь не подобает мне!
Дар вашей дружбы я принять готова,
Им радуюсь в душевной глубине,
Но, как символ таинственно-высокий,
Мне чужд сей лавр!.. мне до него далеко!
Смотрите, _где_ мы!.. Вот стоят палаты
Старинные, чудесные... и в них
Когда-то двор державный и богатый
Торжествовал пиры князей своих,-
Род д'Эсте угощал своих клевретов,-
Воителей, художников, поэтов.
И вспомните, _чии_ стопы ходили
По сим аллеям!.. _чей_ здесь глас звучал,
_Чьи_ песни здесь _Элеонору_ чтили.
Здесь страстный Тассо жил, любил, мечтал!..
Не мнится ль вам, что под лавровой сенью
Мы встретимся с _его_ туманной тенью?
Скажите: там, меж тополей шумящих,
Как будто шорох - не слыхали вы?
Меж мраморных фонтанов, здесь блестящих,
Вы не видали облик головы?
О! тише!.. Воздадимте в умиленье
Страдальцу и певцу благоговенье!
Что я пред ним?.. Что я в стране сей славной?
Дитя сует и баловень мечты,-
Поэт полупустой и легконравный,
Любящий бал, наряды и цветы...
Лишь женщина, во всем значенье слова!
Не мне, друзья, не мне венец лавровый!
Апрель 1846
Рим
ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ
Ребенок был когда-то,- помню я,
Мечтательный и хиленький ребенок,
Сиротка, сросшийся с самых пеленок
С печальною изнанкой бытия.
Других детей лишь изредка встречая,
Он рос один,- то кроток и угрюм,
То резв и смел: печать тревожных дум
Была на нем, заране предвещая
Тяжелую судьбу... Немудрено! -
Ласк матери ему ведь не дано!
Бывало, под вечер, в тенистый сад
Бежит дитя простором освежиться,
Промеж цветов улечься, притаиться
И жадной грудью пить их аромат.
Так страстно божий мир оно любило,
Так сердце билось в нем! Так взор его
Ловил, искал... не зная сам чего,
Так много в нем уж было жизни, силы
И пылкости!.. О бедное дитя!
Оно вполне уж жило, не шутя!
О бедное дитя!.. Не только жить,-
Оно уже страдать могло, и слезы
Горячие на лилии и розы
Тайком роняло часто, объяснить
Само себе не могши их причины...
Особенно тоска брала его
Под сумерки, когда вокруг него,
Торжественно сливаясь в гул единый,
Колоколов несчетных звон гудел
И день, кончаясь тихо, вечерел.
И чудный гул, и многовещий звон
Ребенка слух и душу поражали,
Как будто к жизни дальней призывали,
К борьбе его: вперед стремился он!
Грядущее с насмешкой и угрозой
Страшилищем вставало перед ним
И зеркалом загадочным своим
Сулило скорбь, страданье, горе, слезы...
И понимал гость жизни молодой,
И трепетал пред мрачною судьбой.
Наитие таинственной тоски
И страха и какого-то волненья
Сходило, как немое откровенье,
К нему на душу... Были глубоки
И тяжки в нем развития порывы.
Дитя, дитя!.. Не думай, не желай,
О тайном, неизвестном не гадай!
Но где?.. Томясь мечтой своей тоскливой,
Оно уже как женщина грустит,
И молится, и плачет, и дрожит!
А время шло, ребенок вырастал,
И девушкой пригоженькой явился,
И в женщину потом уж превратился,
И жизнь, прямую жизнь земли узнал.
Но знанье то досталося недаром
Страдалице! Без сил, утомлена,
Из трудной школы вырвалась она,
Из битвы, где так долго, с мощным жаром
Она боролась... Что же спасено? -
Лишь сожаленье грустное одно!
Предчувствие сказало правду ей,-
Тоска и грусть свое сдержали слово:
Ее стопам был труден путь терновый,
Душе ее труднее меж людей!
Все, чем она безумно дорожила,
На полпути отстало от нее,-
Терзали или предали ее
Почти все те, кого она любила.
Обман и ложь нашла она во всем,-
Опоры и любви ни в ком, ни в чем!
С привязчивой душою рождена,
Привычки цепь она легко носила,-
Судьба ее из края в край водила,
И по мытарствам маялась она.
Где б ни пришлось, хоть на день, поселиться,
Мечта ее сопутствовала ей,-
И все места казались ей милей,
Приютней... Но нигде ей водвориться
Но довелось: какой-то злобный рок
Не жить,- пытаться жить ее обрек!
И вот опять она, в вечерний час,
Одна в саду тенистом и пространном,
Пришла сказать прости местам желанным,
Где сердцем ожила... И вещий глас
Колоколов, к молитве призывая,
Напомнил ей, где будет дан покой
Больным сердцам,- где минет сон земной
И снова жизнь начнется, жизнь другая...
И как дитя опять она грустит,
И молится, и плачет, и дрожит...
1852
Май
В АЛЬБОМ В. В. САМОЙЛОВА,
НАПОЛНЕННЫЙ ЕГО СОБСТВЕННЫМИ РИСУНКАМИ
ВСЕХ КОСТЮМОВ И ТИПОВ ЕГО РОЛЕЙ
Смотрю на беглые листы,
На эти все изображенья,
Где живо видно проявленье
Артиста творческой мечты:
Как много типов разнородных,
Смешных, печальных, важных лиц,
Фантазий, фарсов, небылиц
Близ идеалов благородных!
Где простофили глупый смех,
Где злой иронии улыбка,
Здесь заблужденье иль ошибка,
Там хитрость, и порок, и грех...
Ужели мысль одна и та же
Их поняла, их создала
И средь толпы всегда на страже
Их пестрый ряд подстерегла?
И все живут! И все трепещут
Своею истиной для нас,
Все яркой краской резко блещут,
Один другому напоказ.
Хвала, художник и мыслитель,
Хвала тебе за дивный труд!
Твои созданья не умрут -
Им человечество ценитель;
В них верно схвачен человек,
В них отразился свет и век.
Протей,- ты жизнью многосложной,
Многостороннею живешь;
Сегодня старец осторожный,
А завтра юноша тревожный,
Ты сам себя воссоздаешь!
22 мая 1852
Москва
СЛОВА И ЗВУКИ
Слова и звуки... звуки и слова,
В них жизни, полной жизни выраженье,
Все, что вмещают сердце, голова
И человека грудь,- все проявленья
Природы и Творца, на небесах
И на земле что зримо и незримо,
Вся цепь существ, от тли до херувима,
Все оживает в звуках и словах.
В словах и звуках от былых веков
Преданья нить до поздних поколений
Дошла и как наследие отцов
Передала рассказ их заблуждений,
Их горя, их страданья, их страстей,
Попыток их нам проложить дорогу,-
И слово умудряет понемногу...
Без пользы звук не гибнет меж людей!
Какая власть сравнится с властью их?
Друг с другом мы через слова и звуки
Сближаемся... блаженство, радость, муки,
Любовь, вражду,- все облекаем в них.
И так, все вы, в ком мысли благостыня,
Все вы, поэт, вития и певец,-
Храните чисто дар свой, как святыню!
В словах и звуках вечный ключ сердец!
1852
ОДА ПОЭЗИИ
Анахронизм
Тебе, развенчанной богине,
Тебе поклон мой и привет,-
Поэзия... кому уж ныне
Презрительно смеется свет!
Пусть храм твой смертными покинут,
Пусть твой треножник опрокинут,
Но, староверкой прежних дней,
Тебя, в восторге убеждений,
О, мать высоких песнопений,
Я песнью чествую своей!
Тебя, кормилицу родную
Своих младенческих годов,
Отринул как игру пустую
Век положительных умов.
Ты отжила, ты устарела,
Свои ты песни все отпела,-
Твердят они, махнув рукой.
И молодое поколенье,
Не признавая вдохновенья,
Пошло дорогою иной...
Зачем им прелесть идеала,
Блистательных примеров власть,
Все то, что душу возвышало,
Зачем им песнь, зачем им страсть?
Зачем Ромео, Ивенгое?..
Не имут веры уж в героя!
Герой - бродяга иль бобыль!
Давайте кисть им с мрачной краской -
И отвратительные сказки
Они нам выдадут за быль!
Любовь, восторги, доблесть, гений
Насмешкам их обречены;
Язык и слог для их творений
Самоуправных не нужны!
Тщету искусства возглашая
И парадоксы облекая
В набор нескладный чуждых слов,
Они, потешники народа,
Из грязи вылепя урода,
Его включают в сонм богов!
Их проза вялая вступает
С тобой надменно в дерзкий бой,
И самохвально прославляет
Свою победу над тобой.
Поднявши знамя пользы мнимой,
Она с гордыней нестерпимой
Тебя за суетность корит;
И в честь естественности жалкой,
О вечного огня весталка! -
Тебя за ложь стыдом клеймит!
Отвергнут блеск имен великих,
Прочь Данте, Байрон и Омир!..
Умам зоилов полудиких
Чужд дивный строй бессмертных лир!
Ты хочешь ли быть признан ими? -
Карикатурами смешными,
Поэт, усей свой честный труд!
Терситом выставь человека
И, угождая вкусу века,
Шутов ему представь на суд!
Но минет срок их ослепленья,
Пройдут для них раскола дни,
Краснея за свои сужденья,
Прозрев, опомнятся они!
Тогда, к святилищам забытым
С златым тельцом своим разбитым
Придут они, прося богов...
А ты, отверзи им объятья,
Не помяни слепцов проклятья,
Прости смирившихся сынов!
Июль 1952
Вороново
БЕССОННИЦА
Бессонница,- мученье праздной лени,-
Люблю твой полубред в безмолвной ночи час,
Когда уляжется дневная жизнь вкруг нас
И только в сумраке немые бродят тени,
Беседуя с душой... Люблю я в тишине
Припоминать денные впечатленья,
Переживать прожитые волненья
И тайно поверять себя наедине!..
Действительность тогда не существует,
Холодный гнет ее нас больше не теснит;
С ней все условное, все ложное молчит,
И в сердце истина святая торжествует.
Оковы светские сорвав, вздохнешь легко
И сбросишь радостно личину принужденья;
И дума, окрилев, в мир счастья и забвенья
Из мира внешнего взлетает высоко!
Вот слышатся полуслова... шептанья...
Мы дополняем их догадливой мечтой!
И заблестят глаза... И в темноте ночной
Светлей в душе горят воспоминанья.
Неясно сладостной надеждой ум прельщен,
Все невозможное вдруг кажется возможно...
И сердце бьется в нас так страстно, так тревожно!
И нас баюкает без сна волшебный сон!
1854
ЛЮБОВЬ И НЕЛЮБОВЬ
Нет, не любовь в гостиной позлащенной
У франта модного с кокеткой раздушенной
Им оживляет ум, слегка волнует кровь,
Досуг их веселит приманкой незаконной
И цель тщеславную даст жизни пустозвонной...
Нет! это прихоть,- не любовь!
И не любовь в приволье жизни шумной
У ног наемницы, в горячности безумной
Обманов пьяная находит молодежь.
От пира вновь на пир рой юношей несется,
Из рук их золото, вино в бокалы льется...
Нет! не любовь то, а кутеж!
Но если вдруг,- испытанные оба
Житейскою грозой и света меткой злобой,
Сойдутся, сблизятся два сердца невзначай,
Друг в друге все найдут, чего уж не искали.
О чем всю жизнь свою напрасно лишь мечтали,
И на земле завидят рай,-
Но рай запретный им и недоступный;
Когда они срослись тоскою совокупной,
И в страсти пламенной помолодели вновь,
И тайная их страсть растет в борьбе, в отпоре,
Не выльется в словах, не заблестит во взоре,-
Вот мука, счастье и любовь!
1854
В ДЕРЕВНЕ
В альбом Я. П. Полонского
Здорово иногда, хоть волей, хоть неволей,
От жизни городской урваться в глушь лесов,
Забыть счет дням своим и мерный ход часов,
Тревогам и трудам нежертвуемых болей,
С своею мыслию, с собой наедине
Сосредоточиться, прервать совсем на время
Наш быт искусственный, стряхнуть заботы бремя,
Природы жизнию простою жить вполне...
Дышать всей негою дней летних или вешних,
Укрыться в зелени, под листвою густой,
Ленясь, блаженствуя, лежать в траве сырой,
Под песнью птиц лесных, под шум гармоний внешних
И внутренних. Тогда душа, проснувшись в нас,
Под общий, дивный строй подладится невольно,
И ей легко, свежо, отрадно и раздольно,
И с ней вселенная заговорит тотчас,-
Умей лишь понимать!.. Имей лишь слух да око,
От самого себя на время отрекись
И в созерцание, в молитву претворись,-
Близка поэзия, до веры недалеко!
Сначала по складам, потом смелей читай
В предвечной хартии, во книге мирозданья;
И радуйся дарам святого пониманья.
Но к мертвым письменам свой взор не обращай,
Не распечатывай ни писем, ни журналов...
Забудь и свет и век!.. Лишь изредка открыть
Поэтов избранных дозволено,- чтоб жить
В высоком обществе бессмертных идеалов.
И сердцем освежась, и отдохнув душой,
Мыслитель и поэт вернется в шум столичный
К начатому труду, к своей борьбе обычной
Сильней, могучее, бойцом, готовым в бой!
10 июля 1854
Вороново
АЛЕКСЕЮ ПЕТРОВИЧУ ЕРМОЛОВУ,
ИЗБРАННОМУ В НАЧАЛЬНИКИ МОСКОВСКОГО ОПОЛЧЕНИЯ
Народный голос,- голос бога;
Он громко нынче вопиет:
Вставай, Ермолов!.. Русь зовет!
Тебе знакома ведь дорога?
Единодушным увлеченьем
Тебя назначила молва,
И над Московским ополченьем
Вождем поставила Москва.
Возьми рукой неослабевшей
Свой старый меч, Европы страх!
Герой, в покое поседевший,
Помолодеешь ты в боях!
Вставай!.. Когда по всей России
Известен будет выбор наш,-
Шатры восплещут боевые,
Хвалой откликнется шалаш!
Вставай, честь русского народа,
Себя врагам припомянй,
И пусть двенадцатого года
Великие вернутся дни!
15 февраля 1855
Москва
ВО ВРЕМЯ ПРОГУЛКИ ЗА ГОРОДОМ
Не просыпайся, не волнуйся,
Душа безумная моя!
В напрасной неге не любуйся
Всеобновленьем бытия.
Пусть тайно чуя близость Мая,
Все твари им оживлены,
Пусть всем пришла весна младая,-
Тебе нет дела до весны!
Твоя весна уж миновалась,
Твой Май отцвел, твой Май прошел,
Зимой ты вечной увенчалась,
День вечной тьмы тебе пришел!
Отныне будут непонятны
Природы чары для тебя...
Живи печалью благодатной,
Лишь в прошлом жизни блеск любя.
21 апреля 1855
Импровизировано
в Петровском парке
СЕМЕЙСТВУ ГРАФОВ ВИЕЛЬГОРСКИХ
Душа болит, душа болит...
Болит по общим нашим ранам,
Тоска-печаль голодным враном
И грудь и сердце мне щемит.
В какой семье, в каком дому
Нет нынче плача, слез, стенаний?
Где не найдешь в годину брани
Хотя по гробу одному?
Одни под пулею в бою
Иль от штыка бесстрашно пали,
Геройской смертью развязали
Присягу честную свою.
Другие с язвой и чумой
Вступили смело в бой неравный,
Больных спасая, смертью славной
Запечатлели подвиг свой.
И, все с молитвой на устах
За нашу мать, за Русь родную,
Все смерть прияли роковую
И улеглись в своих гробах.
Мир вам, отечества сыны!..
Внемли, о боже, их моленья,
Пусть эти жертвы примиренья
Нам будут свыше сочтены!
Пусть луч их славы неземной
Блестит зарей нам беззакатной,
Пусть наши слезы благодатной
На Русь ниспошлются росой!
Душа болит, душа болит,
Болит но общим нашим ранам,
Тоска-печаль голодным враном
И грудь и сердце мне щемит.
Ноябрь 1855
РУССКИМ ЖЕНЩИНАМ
Зима. Не правда ли, нет мочи
Мороз и стужу выносить?
Вам длинны суточные ночи
И рады время вы убить?
Окутайтесь в меха собольи,
Оденьтесь в дымку и атлас,
На бал пора!.. Там ждет раздолье,
Там ждут все упоенья вас!
Но не забудьте, что в избушке
Нет дров и часто хлеба нет;
Что там к озябнувшей старушке
Малютка жмется,- свой обед
С утра вымаливая криком;
Что наги, холодны они;
Что жертвы бедности великой
Еще беднее в зимни дни!
Живем мы, право, в век железный!
Безумной роскоши вампир
Сосет всех нас,- и бесполезно
На роскошь ропщет целый мир:
По всей Европе все сословья
Беднеют нынче с каждым днем,
Лишь богатеют на здоровье
Игрок с банкиром да с жидом.
Легко у них нажито злато
И проживается легко,-
У выскочек спесь торовата
И гордость метит высоко.
Соблазна духом одержимой
Толпе их в пагубу пример;
И, хвастая щедротой мнимой,
Свет сыплет деньгами без мер.
О! горе, горе поколеньям,
Меж коих золото кумир!
Так было встарь, когда паденьем
Народов оглушался мир:
Когда горела Ниневия,
Языческий кончался Рим
И разрушалась Византия,
Развратом отравясь своим!
Так будет с жалкими странами,
Где алчут жаждой тленных благ,
Где нищий зависти глазами
На богача глядит как враг;
Где все наперерыв стремится
Блеснуть и нашуметь собой,
Скорей на счет других нажиться,-
Хоть бы нечестною рукой!
Бог им судья!.. Но их путями
Мы,- добровольные слепцы,-
Зачем, куда идем мы,- сами
Своей погибели творцы?
Пора прозреть, пора очнуться
И, вспомнив о судьбе детей,
G кровавым плачем оглянуться
На разоренье всех семей!
Вельможа русский! Ты обязан
Беречь добро крестьян своих!
Их жребий с нашим тесно связан,-
Ответ дадим мы и за них.
С твоей усадьбой заложенной
Ты заложил и дедов прах!
А мы - тщеславные их жены -
Виновны в мужниных долгах.
Нас, женщин, соблазняет мода:
У нас кружится голова;
Тягло работало два года,
Чтоб заплатить нам кружева;
Мы носим на оборке бальной
Оброк пяти, шести семей...
Блеск этой роскоши печальной -
Грех против бога и людей!
На полках наших этажерок
Как много дряни дорогой,-
Альбомов, чашек, бонбоньерок,
К нам завезенных новизной!
От тряпок сундуки ломятся
В загроможденных кладовых...
Беда слугам... домы пылятся,
Жизнь тает в мелочах пустых!
И что нам в том?.. Или мы краше?
Иль мы счастливей и милей?
Иль мир прочней над кровлей нашей
И на душе у нас светлей?
Гордясь мишурной обстановкой,
Избегнем ли судьбы угроз?
Или под штофной драпировкой
Поменьше льется женских слез?
Поверьте мне,- и не сердитесь.
Я говорю вам от души! -
Как вы богато ни рядитесь
И как ни будьте хороши,-
Не знать вам радости сердечной,
И не видать вам ясных дней,
Пока идет наш век беспечный
Стезей беспутною своей;
Пока, гонясь за наслажденьем,
За бурной страстию одной,
Мужчина смотрит лишь с презреньем
На счастие в любви святой!
Пока духовное начало
Корысти в дань приносит он
И над святыней идеала
Глумится,- буйством озлоблен!
Так сбросим же с плечей надменных
Безумно дорогой убор
И тяжесть тканей позлащенных,-
Весь этот блеск, весь этот вздор!
Ценой ненужных безделушек
Накормим нищих и ребят,
Оденем зябнущих старушек,-
И жив да будет меньший брат!..
Ноябрь 1856
Москва
МОИМ КРИТИКАМ
Я не дивлюсь и, право, не сержусь я,
Что на меня так злобно восстают:
Журнальною хулой скорей горжусь я,
И клеветы мне сердца не кольнут.
Я разошлася с новым поколеньем,
Прочь от него идет стезя моя;
Понятьями, душой и убежденьем
Принадлежу другому миру я.
Иных богов я чту и призываю
И говорю иным я языком;
Я им чужда, смешна,- я это знаю,
Но не смущаюсь перед их судом.
Я не ищу коварным наущеньем
Сословье на сословье подстрекнуть;
Я не хочу мистическим любленьем
И ханжеством пред светом прихвастнуть;
К разбойникам я не стремлюсь с объятьем,
Разврату в дань хвалы не приношу;
Я прах отца не шевелю проклятьем
И пасквилей на мертвых не пишу!
Без горечи, без ропота, без гнева
Смотрю на жизнь, на мир и на людей...
Зато и справа слышатся и слева
Анафемы над головой моей!
Сонм братьев и друзей моих далеко -
Он опочил, окончив песнь свою.
Немудрено, что жрицей одинокой
У алтаря пустого я стою!
Ноябрь 1856
ПРИМЕЧАНИЯ
Начиная с 1831 г. Е. П. Ростопчина много печаталась в периодике -
альманахах, журналах, сборниках (здесь можно назвать альманахи "Северные
цветы", "Утренняя заря", сборники "Раут", "Вчера и сегодня", "Новоселье" и
др., журналы "Галатея", "Москвитянин", "Московский наблюдатель",
"Современник", "Отечественные записки", "Библиотека для чтения", "Пантеон",
"Сын отечества" и многие другие. При жизни писательницы были выпущены
отдельными книгами: "Очерки большого света". СПб., 1839; "Стихотворения".
СПб., 1841; "Стихотворения", тт. 1-2. СПб., 1856 (тт. 3- 4 вышли в 1859 г.);
роман "У пристани". СПб., 1857; 2-е изд. "Стихотворений", тт. 1-2. СПб.,
1857 (тт. 3-4 вышли в 1860 г.). Отдельными оттисками из журналов выходили ее
крупные произведения - поэмы и драмы, а также романы ("Счастливая женщина",
"Палаццо Форли" и т. д.). После смерти Е. П. Ростопчиной стиха ее входили в
множество сборников, альманахов, антологий ("Сборник лучших произведений
русской поэзии", составленный Н. Щербиной. СПб., 1858; "Русская потаенная
литература XIX столетия", с предисловием Н. Огарева. Лондон, 1861;
"Жемчужины русской поэзии". СПб., 1874; "Сборник стихотворений из 54 русских
поэтов": В 2-х т. СПб., 1881; "Матушка Москва". М., 1882; антология "Русская
поэзия", составленная А. Сосницким. М., 1892; "Русские поэты о Пушкине. М.,
1899 и др.). В этот же период вышли книги Ростопчиной: "Возврат Чацкого в
Москву (продолжение комедии Грибоедова "Горе от ума")". СПб., 1865; "Дневник
девушки": Роман в стихах. Лейпциг, 1866; "Сочинения графини Е. П.
Ростопчиной", тт. 1-2. СПб., 1890.
В советское время стихотворения Ростопчиной входили в следующие
сборники: "Русская стихотворная пародия" ("Библиотека поэта", Большая
серия). М.; Л., 1960; "Поэты 1840-1850-х годов" ("Библиотека поэта", Малая
серия). М.; Л., 1962; "Песни и романсы русских композиторов" ("Библиотека
поэта", Большая серия). М.; Л., 1963; "Вольная русская поэзия 2-й пол.
XVIII-1-й пол. XIX в." ("Библиотека поэта", Большая серия). М.; Л., 1970;
"Поэты 1840-1850-х годов" ("Библиотека поэта", Большая серия). М.; Л., 1972;
"Русская поэзия XIX века" (серия "БВЛ"), тт. 1-2. М., 1974; "Вольная русская
поэзия XVIII-XIX веков". М., 1975; "Русские поэтессы XIX века". М., 1979;
"Русская элегия конца XVIII - начала XIX в.". М., 1983; "Сатира русских
поэтов первой половины XIX в.". М., 1984.
В настоящем издании тексты стихотворений печатаются по выпуску Большой
серии "Библиотеки поэта" 1972 г. и по двухтомным "Сочинениям графини Е. П.
Ростопчиной" 1890 г. Драма "Нелюдимка" - по отдельному оттиску из журнала
"Москвитянин", 1850 г., No 1. Источники раздела "Евдокия Петровна
Ростопчина. Документы, письма, воспоминания" приводятся ниже, в примечаниях
к этому разделу.
ПЕВИЦА. Прасковья Арсеньевна Бартенева (1811- 1872) - русская певица
(сопрано). Ей посвятили стихи также И. И. Козлов и М. Ю. Лермонтов.
ЦЫГАНСКИЙ ТАБОР. Алмея - египетская танцовщица. Таня - Татьяна
Дмитриевна Демьянова (1810-1877), цыганская певица, знаменитая в Москве,
которой увлекались Языков, Пушкин и другие поэты.
ФАНТАЗИЯ. Тиртей - древнегреческий поэт, вдохновлявший своими стихами
воинов. "И Миссолонги вдруг дымится...", "Обгорелый Хиос" - здесь речь идет
об освободительной войне греков против их многовековых притеснителей-турок.
Город Миссолонги подвергался турецкой осаде. Население острова Хиоса почти
полностью было истреблено турками. "И есть там новая могила", "тень
изгнанника Байрона".- Английский поэт Джордж Байрон (1788-1824) прибыл в
1823 г. в Грецию и оказал огромную помощь повстанцам (организационную,
материальную). Он скончался в Миссолонги от лихорадки.
НА ПАМЯТНИК, СООРУЖАЕМЫЙ СУСАНИНУ. Цитата - из стихотворения И. И.
Дмитриева (1760-1837).
ГДЕ МНЕ ХОРОШО. Екатерина Андреевна Карамзина (1780-1851) - жена H. M.
Карамзина (1766-1826). В стихотворении речь идет о литературном салоне у
Карамзиных в Петербурге, существовавшем уже после смерти H. M. Карамзина.
"Ветер знойный... унес любимого!" - Имеется в виду А. С. Пушкин, верный друг
Карамзиных.
ОН СТАР И СЕД. Алексей Петрович Ермолов (1777-1861) - герой
Отечественной войны 1812 г., в 1816-1827 гг. командовал Кавказским корпусом
русских войск и был главнокомандующим в Грузии.
СЕРЕЖЕ. Сережа - Сергей Петрович Сушков, брат поэтессы, бывший
издателем первого Собрания стихотворений своей сестры, а также ее двухтомных
сочинений (1890).
НОТТУРНО. Ноттурно - ночная песнь (от итальянского notturno - ночной),
другое значение - ноктюрн, музыкальный термин. Гельсингфорс - ныне г.
Хельсинки.
АНДРЕ ШЕНЬЕ. Анд ре Шенье (1762-1794) - французский поэт, погибший на
гильотине во время французской революции.
БАЛЬНАЯ СЦЕНА. Сандрильона - Золушка.
НА ЛАВРОВЫЙ ВЕНЕЦ. Тиволи - городок близ Рима. Вилла д'Эсте - памятник
эпохи Возрождения (1550). Торквато Тассо (1544-1595) - итальянский поэт,
автор эпической поэмы "Освобожденный Иерусалим" (1580) и другач
произведений.
ДВЕ ПРОСТОНАРОДНЫЕ ПЕСНИ. А. С. Даргомыжский (1813-1869) - композитор.
Любовь Петровна Голицына (1818-1882), Николай Петрович Апраксин (р. 1815-?)
- друзья Ростопчиной.
В АЛЬБОМ В. В. САМОЙЛОВА. Василий Васильевич Самойлов (1813-1887) -
известный русский актер. Протей - в греческой мифологии подчиненное богу
морей Посейдону божество, старец, обладавший способностью принимать любой
облик и потому неуловимый. Протей обладал и пророческим даром.
ОДА ПОЭЗИИ. Ромео - герой трагедии Шекспира "Ромео и Джульетта".
Ивенгое - так произносилось в начале XIX в. в России имя Айвенго, героя
одноименного романа Вальтера Скотта.
В ДЕРЕВНЕ. Яков Петрович Полонский (1819-1898) - поэт.
СЕМЕЙСТВУ ГРАФОВ ВИЕЛЬГОРСКИХ. По поводу гибели кого-то из семьи
Виельгорских во время Крымской кампании. В этот же период погиб Андрей
Николаевич Карамзин (сын историка), бывший отцом двух внебрачных дочерей
Ростопчиной.
РУССКИМ ЖЕНЩИНАМ. Тягло - крепостная семья.
Сатира русских поэтов первой половины XIX в.: Антология
М., "Советская Россия", 1984. (Школьная б-ка).
* * *
Пускай в России нет дворян,
Пускай все русские вельможи -
Из чухон, ляхов и армян,
На русских вовсе не похожи;
Пускай наследие Петра -
Страшилище врагов и внутренних и внешних;
Вся наша гвардия осталася верна
Названью прежнему "потешных".
А слава древняя дружин,
Сословие детей боярских,
На место теплое иль заряся на чин,
Погрязло в дрязгах канцелярских
И, саблю заменив пером,
Кольчугу бранную позорным виц-мундиром,
Ярыжкам сделалось подобное во всем
И стало мерзостным вампиром,
Который день и ночь сосет
Все соки лучшие из русского народа
И даже ухом не ведет,
Что есть уж два изданья "Свода".
Пускай и самый наш народ,
Враг ненавистный иноземцев,
По праздникам мертвецки пьет,
А буднями работает на немцев.
Пускай казна истощена
И нам по-прежнему пристала
Пусть фраза та, что "Русь обильна и сильна,
Да только в ней порядка мало".
1840-е
ПРИМЕЧАНИЯ
ЕВДОКИЯ ПЕТРОВНА РОСТОПЧИНА (1811-1858)
Родилась в Москве. Отец ее, Петр Васильевич Сушков, а также дядя, брат
и бабушка (урожденная Храповицкая) были литераторами. Так что литературные
интересы вошли в ее сознание с раннего детства. В Москве она была знакома с
юношей Лермонтовым,- они дружили и потом в Петербурге. Первые ее стихи
появились в печати благодаря Вяземскому: он, прочитав ее стихи, тайно от нее
отослал одно в "Северные цветы", где око и появилось в 1831 году. С 1833
года она замужем за графом А. Ф. Ростопчиным. С 1836 года живет в
Петербурге, на ее вечерах бывают многие литераторы: Пушкин, Жуковский,
Гоголь, Соллогуб. Она печатала свои стихи, а также прозу - повести, романы.
В 1847 году возникло дело по поводу стихотворения "Насильный брак",-
Ростопчиной было предложено покинуть столицу. Она переехала в Москву. Здесь
сблизилась с славянофилами, сотрудничала в журнале "Москвитянин". В конце
жизни заняла некую среднюю позицию, полемизируя и с славянофилами, и с
западниками.
Царицы муз. Русские поэтессы XIX - начала XX вв.
М., "Современник", 1989.
Звезды полуночи
Ye stars, the poetry of Heaven!..
{1}
Кому блестите вы, о звезды полуночи?
Чей взор прикован к вам с участьем и мечтой,
Кто вами восхищен?.. Кто к вам подымет очи,
Не засоренные землей!
Не хладный астроном, упитанный наукой,
Не мистик-астролог вас могут понимать!..
Нет!.. для изящного их дума близорука.
Тот испытует вас, тот хочет разгадать.
Поэт, один поэт с восторженной душою,
С воображением и страстным и живым,
Пусть наслаждается бессмертной красотою
И вдохновением пусть вас почтит своим!
Да женщина еще - мятежное созданье,
Рожденное мечтать, сочувствовать, любить,-
На небеса глядит, чтоб свет и упованье
В душе пугливой пробудить.
Август 1840, Село Вороново
1. - Вы, звезды, поэзия небес!.. <Чайльд-Гарольд>,
Байрон (англ.).
ПОСЕЩАЯ МОСКОВСКУЮ ОРУЖЕЙНУЮ ПАЛАТУ
27 августа 1840
Да ныне имемся во едино сердце
и соблюдем Русскую землю.
Нестор, лет. 1034
Здесь много видим мы и редкостей и славы,
Доспехов и держав, престолов и венцов;
Здесь Русская земля скрижалью величавой
Почтила подвиги исчезнувших веков,
И доблесть воинов, и мудрость государей,
И преданность граждан, и пастырей мольбу.
Здесь могут вопрошать преданья и судьбу
Историк мыслящий и страстный антикварий.
Владимир и Борис, татары и Мстислав,-
Все след оставили в таинственной палате;
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но больше всех венцов, престолов золотых,
Но больше всех кольчуг, доспехов позлащенных,
И кубков дедовских, и чарок вековых,
И всех сокровищ, тут веками взгроможденных,-
Мне люб здесь меч один,- меч бедный и простой,
Без пышного герба... меч ратника стальной...
Но он один решил событья мировые;
Но в битву тысячи водил других мечей,
Победой искупил честь родины своей,-
То меч Пожарского, спасителя России!!!
Смотри же на него, боярей русских сын,
Смотри, отечества слуга и гражданин!
Благоговей пред ним и помни: чистой славы
И доблести прямой свидетель величавый,
Сей меч нам к родине велит питать любовь,
Служить и делом ей, и словом, и советом!-
Склони главу пред ним - и удались с обетом
За Русь не пощадить ни жизнь свою, ни кровь!..
-----------------------------------------------------------------------------
Русские поэтессы XIX века / Сост. Н. В Банников
М.: Советская Россия, 1979.
Дополнение:
Русские песни и романсы. "Классики и современники"
М.: Художественная литература, 1989
OCR Бычков М. Н. mailto: bmn@lib.ru
-----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
Нашим будущим поэтам
Прежней наперснице (Отрывок)
Что я люблю в красоте
И он поэт!
"Она все думает!"
Моим двум приятельницам
Потерянное кольцо
Дополнение
"Дайте крылья мне перелетные..."
ЕВДОКИЯ ПЕТРОВНА РОСТОПЧИНА
1811-1858
В Москве, на Чистых прудах близ Покровки, еще с XVIII века стоял
богатый барский особняк Ивана Александровича Пашкова, деда Е. П. Ростопчиной
по матери. Здесь в январе 1811 года она родилась, а осенью 1812-го, когда в
Москву вступала армия Наполеона, девочку со всей семьей Пашковых вывозили в
симбирскую деревню. На шестом году жизни Евдокия потеряла мать, умершую от
чахотки. Отец, Петр Васильевич Сушков, служил в равных ведомствах и в
Москве бывал редко. Дочь и двух сыновей он сдал на попечение деда и бабушки,
компенсируя расходы определенной суммой денег. В доме Пашковых Евдокия и
выросла. Деда, выходившего из своего кабинета лишь к обеду, дети видели
мало, бабушка уделяла им тоже не много внимания. Поздоровавшись с внуками за
своим поздним утренним туалетом и отпив чаю, она садилась в карету и ехала
по Москве с визитами, к обеду принимала гостей, время между обедом и ужином
занимал у нее вист. Дети жили на своей половине, воспитывали их
француженки-гувернантки и нанятые домашние учителя. Подростком Евдокия - в
семье ее звали Дод_о_ - много читала (Шиллера, Байрона, Гете, Карамзина,
Жуковского), быстро выучила, помимо французского и немецкого, английский и
итальянский языки. С двенадцати лет писала стихи, страстна любила
литературу, которой были не чужды все ее родственники Сушковы. Посещавший
дом Пашкова поэт П. А. Вяземский в 1830 году переписал стихотворение Евдокии
"Талисман" и, никого не предупредив, напечатал его в Петербурге, в альманахе
"Северные цветы". В семье был скандал: светской барышне заниматься
сочинительством неприлично! Печатать стихи Евдокия стала только после
замужества.
Восемнадцати лет Евдокию Петровну вывезли в свет, на балы, где ей
сопутствовал большой успех. Живая, остроумная, образованная, она была и
очень красива: смуглое лицо, карие глаза, черные, с блеском, тонкие волосы.
Недаром она хотела, как свидетельствуют ее стихи, видеть в себе по облику и
темпераменту итальянку. В 1828 году на балу у московского
генерал-губернатора князя Д. В. Голицына она знакомится с Пушкиным (см. ее
стихотворение "Две встречи"), который тотчас захотел представиться и
семейству Пашковых. На руку Евдокии Петровны претендовал князь Александр
Голицын; она тоже была влюблена в него. Но бабушка и тетки Сушковы не дали
довести дело до свадьбы. В мае 1833 года неожиданно для всех знакомых
Евдокию Петровну выдают замуж за сына известного моссковского
градоначальника времен Отечественной войны графа Андрея Федоровича
Ростопчина. Это был чрезвычайно богатый, уже облысевший гвардейский "шалун"
и кутила, на три года моложе невесты. Брак оказался несчастным.
Зимою 1834/35 года молодая графиня Ростопчина с упоением отдается
стихии балов и маскарадов. После рождения ребенка - снова балы, поездка в
Петербург, светский роман, герой которого, без имени, воспет Ростопчиною в
стихах.
Именно эти годы отмечены и первыми литературными успехами Ростопчиной.
Изящные, легко написанные, часто импровизированные стихи ее ходят в списках
в кругах светской образованной молодежи и особенно среди женщин, их
заучивают наизусть. Через Н. П. Огарева они проникают в кружок Герцена,
который цитирует их в своих письмах. Скоро стихи Ростопчиной уже публикуются
в журналах.
Перу Ростопчиной принадлежит стихотворение "К страдальцам" (1827), в
котором юная поэтесса выразила свое сочувствие декабристам. Оно было
напечатано только в советскую эпоху. В 1856 году Ростопчина преподнесла его
с теплой надписью Сергею Волконскому, когда тот в числе других декабристов
был возвращен из Сибири.
Зима 1836 года в Петербурге была для поэтессы знаменательной. Она
посещает литературные салоны и принимает писателей у себя, часто видится с
Пушкиным, Жуковским, Плетневым, Вяземским, Соллогубом. Все они выражают ей
знаки горячего внимания. Позднее в салоне Ростопчиной бывали Глинка, Лист,
Полина Виардо, когда погиб Пушкин, Жуковский подарил Ростопчиной оставшуюся
от великого поэта не начатую им черновую тетрадь, куда вписал несколько
своих стихотворений, предлагая поэтессе заполнить тетрадь стихами до конца.
А весной 1841 года, перед последним своим отъездом на Кавказ, Ростопчиной
дарит альбом Лермонтов, с которым она подружилась в Петербурге, хотя
встречала его у кузин Сушковых еще в юности. Лермонтов писал Ростопчиной:
Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны...
Через много лет, уже перед самой кончиной, Ростопчина напишет на французском
языке воспоминания о Лермонтове: об этом просил ее французский писатель
Александр Дюма, находясь в ту пору на Кавказе.
Первый сборник стихотворений Ростопчиной вышел в 1841 году. Многие
журналы отозвались о нем весьма лестно. Гораздо сдержанней был в своей
рецензии В. Г. Белинский. Он отмечал, что поэзия Ростопчиной узка по
тематике, "прикована к балу", отличается "рефлексией и светскостью", но
вместе с тем "не чужда поэтических вдохновений, дышащих не одним умом, но и
глубоким чувством". "Правда, - указывал критик, - это чувство ни в одном из
стихотворений не высказалось полно, но более сверкает в отрывках и
частностях..."
Кроме стихов Ростопчина работала и над прозой. Две ее повести ("Чины и
деньги", "Поединок") были изданы в 1839 году книжкой под общим названием
"Очерки большого света". Они были подписаны псевдонимом "Ясновидящая". В
книге звучал протест против бездушия высшего общества и требование признать
за женщиной право на любовь по ее выбору. Впоследствии поэтесса написала еще
ряд романов в прозе ("Счастливая женщина", "У пристани" и другие), роман в
стихах ("Дневник девушки"), несколько произведений для сцены. Поверхностные
и растянутые, эти вещи успеха не имели.
Весной 1845 года Ростопчина с мужем и тремя детьми уехала за границу,
побывав во Франции, Италии, Германии и Австрии.) Из Италии она послала в
булгаринскую газету "Северная пчела" стихотворение "Неравный брак". В нем
под видом рассказа о судьбе молодой жены деспота барона показывалось
угнетение Польши русским самодержавием. Ни Булгарин, ни цензура, как это и
предсказывал Ростопчиной в Риме Гоголь, уговоривший ее послать стихи в
Петербург, не поняли их смысла и напечатали стихотворение. По распоряжению
властей газета тотчас изымалась из обращения. Суть "Неравного брака"
разъяснили то ли доносчики, то ли иностранная пресса. Николай I был
разгневан. Соиздателя Булгарина Н. Греча, вызывали объясняться в Третье
отделение. А Ростопчина по приезде в Россию уже не допускалась, как прежде,
ко двору, была удалена из столицы и жила в Москве, выезжая лишь в
подмосковное имение Вороново. Теперь она сближается со славянофилами,
сотрудничает в их журнале "Москвитянин". В пятидесятых годах выступает
против демократов-разночинцев, публикует верноподданнические стихи на смерть
Николая I. На страницах "Современника" Чернышевский и Добролюбов подвергают
стихи и прозу Ростопчиной уничтожающей критике, характеризуя писательницу
как салонную ретроградку. А старый ее поклонник Огарев называл поэтессу в
своих стихах "отступницей". Стремясь занять промежуточную позицию между
славянофилами и западниками, осыпая упреками тех и других, Ростопчина
закончила свою литературную деятельность в атмосфере безразличия или вражды.
Два последних года жизни она тяжело болела.
Стихи Ростопчина писала обычно быстро, без напряжения, часто
экспромтом. Иногда сочиняла их без пера и бумаги и только потом на досуге
без поправок, как под диктовку, записывала. Память у нее была чрезвычайно
сильная. Брат поэтессы вспоминал, как она по пути между Москвою и Вороновом,
прислонясь головою в угол кареты, молча складывала стихи, чтобы записать их
вечером или же на другой день. Может быть, такой манерой работы объясняется
и отсутствие свойственной русской поэзии краткости, лапидарности в стихах
Ростопчиной, и недостаточная их глубина, неровная отделка, прозаизмы и
шероховатости.
Многие стихотворения Ростопчиной были положены на музыку Глинкой,
Даргомыжским, А. Рубинштейном. Печатались ее стихи и в песенниках. На "Слова
для музыки" ("И больно, и сладко") создал известный романс Чайковский.
НАШИМ БУДУЩИМ ПОЭТАМ
Не трогайте ее, - зловещей сей цевницы!..
Она губительна... Она вам смерть дает!..
Как семимужняя библейская вдовица,
На избранных своих она грозу зовет!..
Не просто, не в тиши, не мирною кончиной, -
Но преждевременно, противника рукой -
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой!..
Есть где-то дерево {*}, на дальних островах,
За океанами, где вечным зноем пышет
Экватор пламенный - где в вековых лесах,
В растеньях, в воздухе, и в бессловесных дышит
Всесильный, острый яд: - и горе пришлецу,
Когда под деревом он ищет, утомленный,
И отдых и покой!! - Сном смерти усыпленный,
Он близок к своему концу...
Он не отторгнется от места рокового,
Не встанет... не уйдет... ему спасенья нет!..
Убийца-дерево не выпустит живого
Из-под ветвей своих!.. Так точно, о поэт,
И слава хищная неверным упоеньем
Тебя предательски издалека манит!
Но ты не соблазнись, - беги!!, она дарит
Одним кровавым разрушеньем!
Смотри: - существенный, торгующий наш век,
Столь положительный, насмешливый, холодный,
Поэзии, певцам и песням их изрек,
Зевая, приговор вражды неблагородной.
Он без внимания к рассказам и мечтам,
Он не сочувствует высоким вдохновеньям, -
Но зависть знает он... и мстит своим гоненьем
Венчанным лавром головам!..
22 августа 1841
Село Анна
{* Манцинило, убивающее того, кто заснет под его тенью.- Примеч.
автора.}
ПРЕЖНЕЙ НАПЕРСНИЦЕ
(Отрывок)
Дитя, вопросами своими,
Молю, мне сердце не пытай!
Боюсь, что, соблазнившись ими,
Проговорюсь я невзначай!
Боюсь, что для тебя нарушу
Я тайну грустную свою, -
Как в старину, - больную душу
Перед тобой в слезах пролью...
Нет, нет! я гордого молчанья
Навек дала благой обет...
Не лучше ль утаить страданья,
Которым исцеленья нет?..
Не лучше ль смело любопытных
И посторонних обмануть,
Тоску и боль мучений скрытных
Запрятать в ноющую грудь?..
Не лучше ли предстать на бале
С улыбкой, в полном торжестве,
Чем жертвою прослыть печали
И на зубок попасть молве?..
Увидя раннее крушенье
Своей надежды и мечты,
Поверь, - умно искать забвенья
В чаду и шуме суеты!..
31 декабря 1834
Москва
ЧТО Я ЛЮБЛЮ В КРАСОТЕ
Вариньке Жихаревой
Чт_о_ мне до прелести румянца молодого?
Чт_о_ в правильных чертах, в роскошной красоте?..
Не говорят они ни сердцу, ни мечте,
Под оболочкой их нет отблеска святого. -
Земные прелести, - без зависти на вас
Я брошу беглый взор оценки беспристрастной,
Воздам хвалу, - пройду, - и память о прекрасной
Во мне изгладится тотчас. -
Но если встречу я умильную головку,
Воздушный, стройный стан, взгляд умный и живой,
В движеньях, в поступи небрежную сноровку,
И длинных локонов рассыпавшийся рой, -
Тогда любуюсь я пленительным виденьем,
Духовной красоты понятны чары мне, -
И долго мне потом небесным привиденьем
Лик милой девушки мерещится во сне.
30 ноября 1836
Проездом черев Москву
И ОН ПОЭТ!
И он поэт, - о, да! - и он поэт,
Мой чудный соловей, мой песенник унылый!
Он любит тишину, и ночь, и лунный свет;
Ему зеленый лес и струй журчанье милы;
Он в полдень, средь толпы, робеет и молчит,
Он с хором птиц других свой голос не сливает,
С шумящим роем их не реет, не парит;
В уединении он сам собой бывает,
И без свидетелей, для самого себя,
Волшебной песнию приветствует природу.
Не терпит клетки он: в ней райского житья
Он, гордый, не возьмет за дикую свободу;
И только раз в году, весной, когда его
Любовь одушевит, поет он, сладкогласный;
И только чтоб развлечь грусть сердца своего,
В тоске восторженной, он гимн слагает страстный.
Жизнь сердца для него единственный предмет
Всех песен пламенных, всех томных вдохновений;
Жизнь сердца кончится, - в молчаньи и смиреньи
Он укрывается... о, да! - и он поэт!
9 мая 1840
Село Анна
"ОНА ВСЕ ДУМАЕТ!"
"Она все думает!" - так говорят о мне, -
И важной мудрости, приличной седине,
Хотят от головы моей черноволосой...
"Она все думает!" - Неправда!!. Разум мой
Не увлекается мышления тщетой,
Не углубляется в всемирные вопросы. -
Нет, я не думаю, - _мечтаю_!.. Жизнь моя,
Заботы, помыслы тревожные тая, -
Для беспристрастных дум досуга не имеет.
В слезах ли... в радости ль... собою занята,
Я знаю лишь себя, - и верная мечта
Лишь сердцу милое ласкает и лелеет. -
Нет, я не думаю! я грежу наяву,
Воспоминаньями, догадками живу,
О завтра, о вчера в бессменном попеченьи.
Пока, волнуяся, душа моя кипит,
Пока надежда мне так сладко говорит,
Я думать не хочу!.. Зачем мне размышленья?..
Что дума? - Суд... расчет... внимательный разбор
Того, что чуждо нам... духовный, вещий взор...
Крыло, влекущее в пространство разум смелый...
Придет для дум пора, в разуверенья дни,
Когда рассеются как прах мечты мои
Пред строгой правдою, пред хладом жизни зрелой!..
Ноябрь 1842
Дорогою
МОИМ ДВУМ ПРИЯТЕЛЬНИЦАМ
Вы видели меня во сне,
Когда меня еще не знали...
И ваши грезы обо мне
Чудес вам много рассказали...
Вы ожидали, что Коринной
Я вдохновенной вам явлюсь,
И вечной песнью, песнью длинной
Назло ушам вооружусь...
Вы думали, - своею славой
Гордится женщина-поэт, -
И горькой, гибельной отравы
В ее блестящей чаше нет?
Вы думали, что стих мой страстный
Легко, шутя, достался мне, -
И что не куплен он в борьбе...
Борьбе мучительной, ужасной?.
Вы думали, - от жизни много
Улыбок насчитала я?..
О дети, дети!!. Слава богу,
Что вы не поняли меня!..
Не понимайте, - но любите!..
Любите, как любили вы
Меня заочно!.. А судите
Не по словам пустой молвы:
Нет, - не Коринна перед вами
С ее торжественным венцом...
А сердце, полное слезами,
Кому страданьем мир знаком!..
Март 1848
Москва
ПОТЕРЯННОЕ КОЛЬЦО
Блестело... искрилось... сияло...
И взорам нравилось оно, -
И вдруг как сон оно пропало,
Бог весть куда занесено!..
Резвяся, фея ль утащила
Его незримою рукой?..
Ворожея ль заговорила?..
Иль спрятал старый домовой?..
Нечистой силы наважденье
Его, быть может, унесло,
В знаменованье и значенье,
Что в будущем грозится зло?
Что также скроется и сгинет
Та, кем кольцо подарено...
Что срок блаженства скоро минет,
И превратится в прах оно?..
Что все, что дорого и мило,
Что все, что светит и горит,
Во мрак ничтожности, в могилу
Судьба безжалостно умчит?..
26 ноября 1840
Петербург
ДОПОЛНЕНИЕ
* * *
Дайте крылья мне перелетные,
Дайте волю мне... волю сладкую!
Полечу в страну чужеземную
К другу милому я украдкою!
Не страшит меня путь томительный,
Я помчусь к нему, где бы ни был он.
Чутьем сердца я доберусь к нему
И найду его, где б ни скрылся он!
В воду кану я, в пламя брошусь я!
Одолею всё, чтоб узреть его,
Отдохну при нем от кручины злой,
Расцвету душой от любви его!..
Август 1831
ПРИМЕЧАНИЯ
Тексты стихотворений сборника взяты из прижизненных и посмертных
изданий произведений поэтесс, а также из различных литературных альманахов и
журналов. В тех случаях, когда это было возможно, тексты сверялись по
советским изданиям.
Стихотворения в подборках расположены не всегда в хронологической
последовательности, а часто группируются по тематическим признакам. Даты
написания стихотворений воспроизводятся только по печатным источникам; часть
стихотворений датировать не удалось. Не разысканы и не воспроизведены, к
сожалению, также портреты А. А. Волковой, А. И. Готовцовой и Н. С.
Тепловой. Чтобы показать творчество поэтесс конца XIX столетия более
целостно, в состав сборника включены и стихотворения, написанные ими в
начале XX века.
Е. П. Ростопчина
Нашим будущим поэтам (стр. 53). Стихотворение написано под впечатлением
известия о гибели Лермонтова. Как семимужняя библейская вдовица - В
Евангелии от Марка помещен рассказ о женщине, которая была последовательно
женой семи братьев, причем каждый из них умирал, не оставив детей.
Моим двум приятельницам (стр. 68), Коринна - древнегреческая поэтесса
(V век до н. э.).
Одним меньше
----------------------------------------------------------------------------
Давыдов Д. В. Стихи и проза
М., "Детская литература", 1979
----------------------------------------------------------------------------
Наш боец чернокудрявый
С белым локоном на лбу.
Н. Языков
Где ты, наш воин-стихотворец?..
Вдвойне отчизны милый сын,
Ее певец и ратоборец,
Куда ты скрылся?.. Ты один
Не пробужден еще призывом,
Собравшим тысячи полков,
Одним всеобщим войск приливом,
Единодушным их порывом
Не привлечен на пир штыков...
Проснись!.. Все русские дружины
Шлют представителей своих
На Бородинские равнины
Свершить поминки битв святых...
Проснись!.. Там все уж остальные,
Все однокашники твои,
С кем ты делил труды былые,
С кем ты в торжественные дни
За наши рубежи родные,
За Русь, за веру в бой летал,
Пред кем губительной стрелою
Кровавый путь ты пролагал,
Кого, как молнья пред грозою,
С своей ватагой удалою
Врагам ты смертью предвещал.
Все там!.. Вожди уж с удивленьем
Тебя искали меж собой.
Солдаты наши с нетерпеньем
Давно справлялись: "Где ж лихой?"
И он, хозяин вседержавный,
Кто храбрых царски угощал,-
И он, быть может, вопрошал:
"Где званый гость, где ратник славный?"
И вот на смотр весь стан спешит,
Вот выстрел заревой раздался...
Грохочет пушка, штык блестит...
И поле стонет и дрожит...
Как будто б снова разгорался
На жизнь и смерть Европы бой...
Как будто б год тот роковой
Двунадесятый возвращался.
Но до тебя не достигал
Ни шумный гул, ни зов почетный!..
Твой стих замолк, твой меч упал...
Ты сам, как призрак мимолетный,
Вмиг из среды живых пропал...
Так, без тебя торжествовала
Россия день Бородина!..
И, в час молебствия, она,
Когда защитников считала,-
"Еще одним их меньше стало!" -
Сказала, горести полна!..
1839
Огонь в светлице
Дорожная дума
----------------------------------------------------------------------------
Святочные истории: Рассказы и стихотворения русских писателей.
Составление, примечания С. Ф. Дмитренко.
М., "Русская книга", 1992
----------------------------------------------------------------------------
Дорогой, ночью, любо мне
Проехать город неизвестный
И при таинственной луне
Окинуть взглядом вид окрестный,
Дома, с их кровлею смешной,
С убранством странным, запоздалым,
И церкви с маковкой златой,
В богатстве, ныне обветшалом,
И хаты низкие мещан
Архитектуры произвольной,
Где русской лени Богом дан
Насущный хлеб да сон привольный.
Но если вдруг передо мной
Вдали блеснет, как луч денницы,
Огонь ночной в окне светлицы, -
Туда я взор вперяю свой;
И долго с любопытной думой
Гляжу на светлое окно,
И мне сдается, - вот оно
Сейчас отворится без шума...
И я увижу: там сидит,
Склонившись томной головою
Над тонкой прядью кружевною,
С румянцем пламенным ланит,
И с светло-русою косою
Краса-девица! И она,
Как незабвенная Светлана,
Под простотою сарафана
Свежа и прелести полна.
И верно, заданным уроком
Спешит бедняжка в поздний час?
И верно, из прелестных глаз
От скуки, в бденье одиноком
Или, быть может, от мечты,
Мечты заветной, сокровенной,
Струятся слезы?.. И смятенно
Она глядит: средь темноты
Не наблюдает ли за нею
Взор строгой матери тайком?..
С улыбкой хитрою своею
Не спрятана ли за углом
Ее коварная подруга,
Чтобы подметить, чтоб прочесть
В глазах ее, что в сердце есть
У ней зазноба... что без друга
Она и плачет и грустит?
Но тихо все!.. но все молчит!
Она одна, - и вот уныло
Она запела. Голос милый
И страхом и тоской дрожит;
И сердца нежного волненье,
И сердца томного печаль
Находят в песни утоленье
И с песнью той стремятся в даль.
"Потуши очей сияние,
Погаси огонь ланит...
Тщетно, тщетно упование
Счастье близкое сулит!
Тщетно смотришь ты в два зеркала
И на картах ворожишь;
Тщетно ходишь по обителям,
И постишься, и грустишь.
Нет, не скоро сны исполнятся,
Сны заветные твои,
И сменятся думы черные
Сладким трепетом любви!
Нет, не скоро рок обрадует
Встречей жданною тебя,
И настанет сердцу бедному
Дней безоблачных заря!
Но храни в душе терпение,
Верь и жди... Люби и пой!
Знай, есть в небе провидение,
Здесь есть друг... и мир с тобой!"
1840
ПРИМЕЧАНИЯ
К. Ростопчина. Огонь в светлице. Дорожная дума
Печатается по изд.: Ростопчина Е. П. Талисман: Избр. лирика.
Нелюдимка: Драма. Документы, письма, воспоминания.- М., 1987.- С. 72-74.
Графиня Евдокия Петровна Ростопчина, урожденная Сушкова (1811-1858) -
одна из крупнейших русских поэтесс XIX в.
----------------------------------------------------------------------------
"Здравствуй, племя младое...": Антология поэзии пушкинской поры: Кн.
III . Сост., вступ. статья. о поэтах и примеч. Вл. Муравьева
М., "Советская Россия", 1988
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Содержание
К страдальцам-изгнанникам.
Последний цветок
Эльбрус и я
Две встречи
Искушение
В Москву!
В майское утро
К СТРАДАЛЬЦАМ-ИЗГНАННИКАМ
Соотчичи мои, заступники свободы,
О вы, изгнанники за правду и закон,
Нет, вас не оскорбят проклятием народы,
Вы не услышите укор земных племен!
Пусть сокрушились вы о силу самовластья,
Пусть угнетают вас тирановы рабы, -
Но ваш терновый путь, ваш жребий лучше счастья
И стоит всех даров изменчивой судьбы!..
Удел ваш - не позор, а слава, уваженье,
Благословения правдивых сограждан,
Спокойной совести, Европы одобренье
И благодарный храм от будущих славян!
Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести
И цепи рабства снять с России молодой,
Но вы страдаете для родины и чести,
И мы признания вам платим долг святой.
Быть может, между вас в сибирских тундрах диких
Увяли многие?.. Быть может, душный плен
И воздух ссылочный - отрава душ великих -
Убили в цвете лет жильцов подземных стен?..
Ни эпитафии, ни пышность мавзолеев
Их прах страдальческий, их память не почтут:
Загробная вражда их сторожей-злодеев
Украсить нам не даст последний их приют.
Но да утешатся священные их тени!
Их памятник - в сердцах отечества сынов,
В неподкупных хвалах свободных песнопений,
В молитвах русских жен, в почтеньи всех веков!
Мир им!.. Мир праху их!.. А вы, друзья несчастных,
Несите с мужеством крест неизбежный свой!..
Быть может, вам не век стонать в горах ужасных,
Не век терпеть в цепях, с поруганной главой...
Быть может, вами нам ударит час священный
Паденья варварства, деспотства и царей,
И нам торжествовать придется день блаженный
Свободы для Руси, отмщенья за друзей!..
Тогда дойдут до вас восторженные клики
России, вспрянувшей от рабственного сна,
И к жизни из могил вас вырвет крик великий:
"Восстаньте!.. Наша Русь святая спасена!.."
Тогда сообщники, не ведомые вами,
Окончив подвиг ваш, свершив урочный бой,
С свободной вестию, с свободными мечтами
Пойдут вас выручать шумящею толпой!..
Тогда в честь падших жертв, жертв чистых, благородных,
Мы тризну братскую достойно совершим,
И слезы сограждан, ликующих, свободных,
Наградой славною да вечно будут им!
1831
ПОСЛЕДНИЙ ЦВЕТОК
"Javais pourtant quel que chose la!" -
dit-il en se frappant le front...
Mort d'Andre Chenier {*}
{* "У меня, однако, здесь кое-что было!" - сказал он,
стукнув себя по лбу... Смерть Андре Шенье (фр.).}
Не дам тебе увянуть одиноким,
Последний цвет облистанных полей!
Не пропадет в безмерности степей
Твой аромат; тебя крылом жестоким
Не унесет холодный вихрь ночей!
Я напою с заботливым стараньем
Тебя, мой гость, студеною водой;
Я нагляжусь, нарадуюсь с тобой;
Ты отцветешь - и с нежным состраданьем
Вложу тебя в молитвенник святой.
Чрез много лет, в час тихого мечтанья
Я книги той переберу листы;
Засохший мне тогда предстанешь ты.
Но оживешь в моем воспоминаньи,
Как прежде, полн душистой красоты.
А я, цветок, в безвестности пустыни
Увяну я... и мысли тщетный дар,
И смелый дух, и вдохновенья жар -
Кто их поймет?.. В поэте луч святыни
Кто разглядит сквозь дум неясных пар?..
Поэзия - она благоуханье
И фимиам восторженной души.
Но должно ей гореть и цвесть в тиши,
Но не дано на языке изгнанья
Ей высказать все таинства свои!
И много дум, и много чувств прекрасных
Не имут слов, глагола не найдут
И на душу обратно западут.
И больно мне, что в проблесках напрасных
Порывы их навек со мной умрут!
Мне суждено, под схимою молчанья,
Святой мечты все лучшее стаить,
Знать свет в душе - и мрак в очах носить!
Цветок полей, забытый без вниманья,
Себя с тобой могу ли не сравнить?..
1835
ЭЛЬБРУС И Я
Мне говорили: "Чуден снежный!"
Мне говорили: "Он могуч.
Двуглав и горд, и с небом смежный, -
Он равен лету божьих туч!"
Мне говорили: "Умиленье,
Восторг на душу он нашлет, -
И с пылкой думы вдохновенье
Он словно пошлину возьмет!.."
Мне говорили: "Ежедневно,
Ежеминутно стих живой,
Как страстный зов, как гимн хвалебный
В груди раздастся молодой!.."
Но я, - я слушала, сердилась, -
Трясла упрямо головой, -
Молчала... мненьем не делилась
Своим с бессмысленной толпой...
Но я, напутным впечатленьям
Презрительно смеялась я;
И заказным их вдохновеньям
Чужда была душа моя!..
Но жалким, низким я считала,
Пройдя назначенную грань,
Вдруг, как наемный запевала,
Петь и мечтать природе в дань.
И зареклась я пред собою,
И клятву я дала себе
Кавказа дикой красотою
Дышать без слов, наедине.
Эльбрус предстал. Я любовалась,
Молчанья клятву сохраня;
Благоговела, восхищалась,
Но песней не слагала я!
Как пред красавицей надменной
Поклонник страсть свою таит, -
Так пред тобой, Эльбрус священный,
Весь мой восторг остался скрыт!..
Эльбрус, Эльбрус мой ненаглядный,
Тебя привет мой не почтил, -
Зато как пламенно, как жадно
Мой взор искал тебя, ловил!..
Зато твоим воспоминаньем
Как я богата, как горжусь!..
Зато вдали моим мечтаньям
Все снишься ты, гигант Эльбрус!..
1836
ДВЕ ВСТРЕЧИ
Петру Александровичу Плетневу
Es gibt im Menschenleben ewige Mi-
nuten... Bouterwok {*}
{* Есть в человеческой жизни вечные минуты. Бутервек (нем.).}
1
Я помню, на гульбище шумном,
Дыша веселием безумным,
И говорлива и жива,
Толпилась некогда Москва,
Как в старину любя качели,
Веселый дар Святой недели.
Ни светлый праздник, ни весна
Не любы ей, когда она
Не насладится Подновинским,
Своим гуляньем исполинским!
Пестро и пышно убрана,
В одежде праздничной, она
Слила, смешала без вниманья
Сословья все, все состоянья.
На день один, на краткий час
Сошлись, друг другу напоказ,
Хмельной разгул простолюдина
С степенным хладом знати чинной,
Мир черни с миром богачей
И старость с резвостью детей.
И я, ребенок боязливый,
Смотрела с робостью стыдливой
На этот незнакомый свет,
Еще на много, много лет
Мне недоступный... Я мечтала,
Приподымая покрывало
С грядущих дней, о той весне,
Когда достанется и мне
Вкусить забавы жизни светской, -
И с нетерпеньем думы детской
Желала время ускорить,
Чтоб видеть, слышать, знать и жить!..
Народа волны протекали.
Одни других они сменяли...
Но я не замечала их,
Предавшись лёту грез своих.
Вдруг всё стеснилось, и с волненьем,
Одним стремительным движеньем
Толпа рванулася вперед...
И мне сказали: "Он идет!
Он, наш поэт, он, наша слава,
Любимец общий!.." Величавый
В своей особе небольшой,
Но смелый, ловкий и живой,
Прошел он быстро предо мной...
И глубоко в воображенье
Напечатлелось выраженье
Его высокого чела.
Я отгадала, поняла
На нем и гения сиянье,
И тайну высшего призванья,
И пламенных страстей порыв,
И смелость дум, наперерыв
Всегда волнующих поэта, -
Смесь жизни, правды, силы, света!
В его неправильных чертах,
В его полуденных глазах,
В его измученной улыбке
Я прочитала без ошибки,
Что много, горько сердцем жил
Наш вдохновенный, - и любил,
И презирал, и ненавидел,
Что свет не раз его обидел,
Что рок не раз уж уязвил
Больное сердце, что манил
Его напрасно сон лукавый
Надежд обманчивых, что слава
Досталася ему ценой
И роковой и дорогой!..
Уж он прошел, а я в волненьи
Мечтала о своем виденьи, -
И долго, долго в грезах сна
Им мысль моя была полна!..
Мне образ памятный являлся,
Арапский профиль рисовался,
Блистал молниеносный взор,
Взор, выражающий укор
И пени раны затаенной!..
И часто девочке смиренной,
Сияньем чудным озарен,
Все представал, все снился _он_!..
2
Я помню, я помню другое свиданье:
На бале блестящем, в кипящем собранье,
Гордясь кавалером, и об руку с ним,
Вмешалась я в танцы... и счастьем моим
В тот вечер прекрасный весь мир озлащался.
Он с нежным приветом ко мне обращался,
Он дружбой без лести меня ободрял,
Он дум моих тайну разведать желал...
Ему рассказала молва городская,
Что, душу небесною пищей питая,
Поэзии чары постигла и я,
И он с любопытством смотрел на меня, -
Песнь женского сердца, песнь женских страданий,
Всю повесть простую младых упований
Из уст моих робких услышать хотел...
Он выманить скоро признанье успел
У девочки, мало знакомой с участьем,
Но свыкшейся рано с тоской и несчастьем...
И тайны не стало в душе для него!
Мне было не страшно, не стыдно его...
В душе гениальной есть братство святое:
Она обещает участье родное,
И с нею сойтись нам отрадно, легко;
Над нами парит она так высоко,
Что ей неизвестны, в ее возвышенье,
Взыскательных дольних умов осужденья...
Вниманьем поэта в душе дорожа,
Под говор музыки, украдкой, дрожа,
Стихи без искусства ему я шептала
И взор снисхожденья с восторгом встречала.
Но _он_, вдохновенный, с какой простотой
_Он_ исповедь слушал души молодой!
Как с кротким участьем, с улыбкою друга
От ранних страданий, от злого недуга,
От мрачных предчувствий он сердце лечил
И жить его в мире с судьбою учил!
_Он_ пылкостью прежней тогда оживлялся,
_Он_ к юности знойной своей возвращался,
О ней говорил мне, ее вспоминал.
Со мной молодея, он снова мечтал.
Жалел он, что прежде, в разгульные годы
Его одинокой и буйной свободы,
Судьба не свела нас, что раньше меня
Он отжил, что поздно родилася я...
Жалел он! что песни девической страсти
Другому поются, что тайные власти
Велели любить мне, любить не его, -
Другого!.. И много сказал он всего!..
Слова его в душу свою принимая,
Ему благодарна всем сердцем была я...
И много минуло годов с того дня,
И много узнала, изведала я, -
Но живо и ныне о нем вспоминанье;
Но речи поэта, его предвещанье
Я в памяти сердца храню как завет
И ими горжусь... хоть его уже нет!..
Но эти две первые, чудные встречи
Безоблачной дружбы мне были предтечи, -
И каждое слово _его_, каждый взгляд
В мечтах моих светлою точкой горят!..
1839
ИСКУШЕНИЕ
Двенадцать бьет, двенадцать бьет!..
О, балов час блестящий, -
Как незаметен твой приход
Среди природы спящей!
Как здесь, в безлюдной тишине,
В светлице безмятежной,
Ты прозвучал протяжно мне,
Беззывно, безнадежно!
Бывало, только ты пробьешь,
Я в полном упоеньи,
И ты мне радостно несешь
Все света обольщенья.
Теперь находишь ты меня
За книгой, за работой...
Двух люлек шорох слышу я
С улыбкой и заботой.
И светел, сладок мой покой,
И дома мне не тесно...
Но ты смутил ум слабый мой
Тревогою безвестной;
Но ты внезапно оживил
Мои воспоминанья,
В безумном сердце пробудил
Безумные желанья!
И мне представилось: теперь танцуют там,
На дальней родине, навек избранной мною...
Рисуются в толпе наряды наших дам,
Их ткани легкие с отделкой щегольскою;
Ярчей наследственных алмазов там блестят
Глаза бессчетные, весельем разгоревшись;
Опередив весну, до время разогревшись,
Там свежие цветы свой сыплют аромат...
Красавицы летят, красавицы порхают,
Их вальсы Лайнера и Штрауса увлекаю?
Неодолимою игривостью своей...
И все шумнее бал, и танцы все живей!
И мне все чудится!.. Но, ах! в одном мечтанье!
Меня там _нет_! меня там нет!
И может быть, мое существованье
Давно забыл беспамятный сей свет!
В тот час, когда меня волнует искушенье,
Когда к утраченным утехам я стремлюсь,
Я сердцем мнительным боюсь, -
Что всякое о мне умолкло сожаленье...
Что если бы теперь меж них предстала я,
Они спросили бы, минутные друзья:
"Кто это новое явленье?"
О, пусть сокроются навек мои мечты,
Мое пристрастие и к обществу и к свету
От вас, гонители невинной суеты!
Неумолимые, вы женщине-поэту
Велите мыслию и вдохновеньем жить,
Живую молодость лишь песням посвятить,
От всех блистательных игрушек отказаться,
Всем нам врожденное надменно истребить,
От резвых прихотей раздумьем ограждаться.
Вам, судьи строгие, вам недоступен он,
Ребяческий восторг на праздниках веселых!
Вы не поймете нас, - ваш ум предубежден,
Ваш ум привык коснеть в мышлениях тяжелых.
Чтоб обаяние средь света находить,
Быть надо женщиной иль юношей беспечным,
Бесспорно следовать влечениям сердечным,
Не мудрствовать вотще, радушный смех любить...
А я, я женщина во всем значенье слова,
Всем женским склонностям покорна я вполне;
Я только женщина, - гордиться тем готова,
Я бал люблю!.. отдайте балы мне!
1839
В МОСКВУ!
В Москву, в Москву!.. В тот город столь знакомый,
Где родилась, где вырастала я;
Откуда ум, надеждою влекомый,
Рвался вперед, навстречу бытия;
Где я постичь, где я узнать старалась
Земную жизнь; где с собственной душой
Свыкалась я; где сердце развивалось,
Где слезы первые пролиты были мной!
В Москву, в Москву!.. Но глушь уединенья
Найду я там, где сиротство мое
Взросло в семье большой... Но в запустенье
Превращено бывалое жилье,
Но нет следов минувших отношений...
Года прошли, - родные и друзья
Рассеяны; - их разных направлений
Теперь не доищусь, не допытаюсь я!
В Москву, в Москву!.. Душа при этом слове
Не задрожит, не вспыхнет, не замрет;
И нет у ней привета наготове
Для родины; и сердце не поет
Возврата песнь. Я чту и уважаю
Наш древний кремль и русской славы гул,
Я старину люблю и понимаю, -
Но город без друзей мне холод в грудь вдохнул.
Есть край другой... туда мои желанья,
Мои мечты всегда устремлены;
Там жизни блеск и все очарованья
Познала я... там сердцем скреплены;
По выбору, все узы дружбы сладкой;
Там несколько прожито светлых дней;
Там счастие заманчивой загадкой
Мерещится вдали душе моей.
Теперь в Москву! Могилам незабвенным
Свой долг отдать, усопших помянуть
И о живых, по взморьям отдаленным
Разметанных, подумать и вздохнуть!
И бог-то весть! - быть может, невзначайно
Судьба и там порадует меня,
И счастлива свершеньем думы тайной,
На родине родное встречу я!
1840
В МАЙСКОЕ УТРО
Скорей гардины поднимите,
Впустите солнышко ко мне,
Окошко настежь отворите
Навстречу утру и весне!
Он прилетел, наш гость желанный,
Он улыбнулся, светлый май!
Всей жизнью нам, благоуханный,
Твори, и грей, и воскрешай!
Пора!.. Смотри, в природе целой
Всё ждет тебя, зовет к тебе...
Изнемогла и помертвела
Она со стужею в борьбе.
В уничтожающих объятьях
Всеразрушающей зимы,
В напрасном ропоте, в проклятьях
Изнемогаем тоже мы.
Ты, голос ласточке дающий,
Подснежнику дающий цвет, -
Дух божий, жизни дух могущий, -
Ты не забудешь нас, о нет!..
Дающий всякому дыханью
Что нужно естеству его, -
Внуши разумному созданью,
Что для него нужней всего.
Расширь на смелое стремленье
Крило незримое души
И в битве жизненной терпенье
И силу воли нам внуши!
1857
Примечания
Последний цветок (с. 239).
Шенье Андре 1762-1794) - французский поэт-романтик; его стихи
привлекали русских поэтов 1820-х гг. темой борьбы против тирании;
стихотворение А. С. Пушкина "Андрей Шенье", написанное летом 1825 г. и
описывающее последние дни поэта, павшего жертвой якобинского террора,
воспринималось современниками как отклик на расправу с декабристами. Эпиграф
к стихотворению Ростопчиной взят из вступительной статьи к французскому
изданию (1819 г.) сочинений А. Шенье. Облистанный (устар.) - здесь:
озаренный кратким блеском солнца.
Две встречи (с. 242).
Бутервек Фридрих (1766-1828) - немецкий писатель, поэт, историк
литературы, философ; его сочинения оказали большое влияние на формирование
немецкого романтизма.
----------------------------------------------------------------------------
Поэты 1840-1850-х годов
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.
Л., "Советский писатель", 1972
Вступительная статья и общая редакция Б. Я. Бухштаба
Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания
Э. М. Шнейдермана
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
1. Когда б он знал!
2. Мечта
4. Простонародная песня
5. Отринутому поэту
6. Осенние листы
7. Надевая албанский костюм
8. На прощанье...
10. Безнадежность
11. Разговор во время мазурки
12. Ссора
13. Вы вспомните меня
14. В степи
15. Двойные рамы
17. Село Анна
18. Как должны писать женщины
19. На дорогу!
20. Не скучно, а грустно
21. Опустелое жилище
22. Насильный брак
23. Слова на серенаду Шуберта
24. Цыганский вечер
25. Цирк девятнадцатого века
26. Зачем я люблю маскарады?
27. Чего-то жаль
28. Слова для музыки
29. Минувшему високосному 1852 году
30. Колокольчик
31. Дума вассалов
32. Слова для музыки (И больно, и сладко...)
33. Слова для музыки (Бывало, я при нем живее...)
34. Голубая душегрейка
35. <Стихотворение Элейкина из комедии "Возврат Чацкого в Москву, или
встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки">
36. Слова для музыки
37. От поэта к царям
Е. П. РОСТОПЧИНА
Евдокия Петровна Ростопчина (урожденная Сушкова) родилась 23 декабря
1811 года в Москве. Когда ей было шесть лет, умерла мать. Отец, чиновник, по
делам службы часто бывал в разъездах, и девочка, вместе с двумя младшими
братьями, была взята в семью деда и бабки с материнской стороны, Пашковых,
где она прожила до самого замужества. Воспитанием Сушковой занимались
гувернеры. Обладая незаурядными способностями и блестящей памятью, она рано
пристрастилась к чтению и быстро овладела французским, немецким, английским,
а впоследствии и итальянским языками.
Литературой занимались многие из Сушковых: бабка поэтессы, урожденная
М. В. Храповицкая, перевела "Потерянный рай" Мильтона; дядя, Николай
Васильевич Сушков, был довольно известным литератором; стихи писали отец,
Петр Васильевич, и брат, Дмитрий Петрович. Увлечение поэзией началось у
Евдокии Сушковой в детстве и долгое время сохранялось в тайне, пока однажды
П. А. Вяземский, бывавший у Пашковых, не обнаружил случайно тетрадку ее
стихотворений. Одно из них, "Талисман", он, без ведома автора, напечатал в
альманахе "Северные цветы на 1831 год" за подписью Д......а.... В доме
Пашковых страсть девушки к сочинительству была осуждена, и до своего
замужества поэтесса, хотя писала много, в печать стихи не отдавала.
В 1833 году Сушкова вышла замуж за графа А. Ф. Ростопчина, сына
московского градоначальника времен Отечественной войны. После свадьбы
Ростопчины поселились в воронежском имении мужа, селе Анна, где почти
безвыездно прожили около трех лет. Осенью 1836 года они приехали в
Петербург. Интересы супруга ограничивались кутежами, картами и лошадьми (он
владел заводом чистокровных арабских лошадей), и Ростопчина, чувствуя себя
несчастливой в семейной жизни, с головой уходит в шумные светские
увеселения, посещает и сама устраивает балы. Начитанная, остроумная,
интересная собеседница, она заводит у себя литературный салон, где
собирается весь цвет петербургских литераторов. Пушкин, Жуковский,
Вяземский, Плетнев, В. Ф. Одоевский, Соллогуб, Гоголь, Григорович, Дружинин,
Мятлев и многие другие часто бывают на ее "субботах". Здесь читаются новые
произведения, обсуждаются литературные события и книги. Музыкальные вечера
Ростопчиной посещают Глинка, Виельгорский, Лист, Виардо, Рубини, Тамбурини.
Пушкин в последние годы жизни был в дружеских отношениях с Ростопчиной и, по
ее словам, благосклонно относился к ее стихам. В начале 1841 года поэтесса
подружилась с Лермонтовым, с которым была знакома еще в детские годы.
Жуковский дарит ей черновую книгу Пушкина - толстую тетрадь для стихов,
выполненную по заказу Пушкина незадолго до его смерти, - с чрезвычайно
лестной надписью: "Вы дополните и закончите эту книгу, она теперь достигла
своего назначения". К этому времени Ростопчина становится хорошо известна
как поэтесса. Разделяя настроения передовой части русского общества, в
стихотворениях "Мечта" (1830) и "К страдальцам-изгнанникам" (1831) она
открыто выразила сочувствие выступлению декабристов против самодержавия.
Стихи ее все чаще появляются в ведущих журналах и альманахах и хорошо
принимаются читающей публикой. В 1841 году в Петербурге вышли
"Стихотворения" Ростопчиной, включившие ее стихи 1829-1839 годов.
Положительные, а порой и восторженные отзывы появились во многих журналах.
Отмечался и ряд недостатков: нетребовательность автора при отборе
произведений для сборника, "шероховатые стихи и неточные выражения".
Впрочем, упреки касались лишь формальной стороны. Иначе подошел к оценке
сборника Белинский. Признавая, что "муза графини Ростопчиной не чужда
поэтических вдохновений, дышащих не одним умом, но и глубоким чувством",
критик в то же время упрекал ее за поверхностное восприятие жизни, за
тематическую узость, салонность, рассудочность ряда стихотворений. Талант
поэтессы, писал в заключение Белинский, "мог бы найти более обширную и более
достойную себя сферу, чем салон...". {В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т.
5, М., 1954, с. 458, 460.}
Пробуя свои силы в прозе, Ростопчина двумя годами ранее выпустила под
псевдонимом "Ясновидящая" книгу "Очерки большого света", включившую повести
"Чины и деньги" и "Поединок", в которых осудила безразличное отношение
высшего общества к подлинным человеческим достоинствам и выступила за право
женщины любить, не скрывая своего чувства. Но этим, как и последующим, ее
прозаическим произведениям свойственны чрезвычайная растянутость и
поверхностность в обрисовке характеров; книга не была замечена критикой.
Весной 1845 года поэтесса с мужем и тремя детьми уехала в двухлетнее
путешествие по Европе. Она посетила Францию, Италию, Германию, Австрию. Из
Италии Ростопчина прислала в официозную "Северную пчелу" Булгарина, где
прежде никогда не сотрудничала, свое стихотворение "Насильный брак".
Польщенный честью, оказанной ему известной поэтессой и великосветской дамой,
Булгарин немедленно опубликовал стихотворение. Так оправдалось предсказание
Гоголя, который, услышав в Риме от Ростопчиной это стихотворение, "попросил
прочесть <его> еще раз и потом сказал: "Пошлите в Петербург: не поймут и
напечатают. Чем хотите ручаюсь! - "Как не понять! Помилуйте! - сказал автор,
- ребенок поймет". - Говорю вам: не поймут! Пошлите! Вы не знаете тупости
нашей цензуры, а я знаю. Пошлите!" {Н. Берг, Графиня Ростопчина в Москве.
Отрывок из воспоминаний. - "Исторический вестник", 1893, No 3, с. 694.}
Вскоре в зарубежной печати появилась расшифровка подлинного смысла
стихотворения, где под видом рассказа о судьбе молодой жены барона-деспота
изображалось угнетение русским самодержавием Польши. Царь был разгневан.
Булгарин вынужден был давать объяснения в III Отделении. Стихотворение
получило широкое распространение и вызвало своеобразную стихотворную
полемику. С верноподданнических позиций написаны призывающие "барона"
покарать дерзкую "жену" и саму поэтессу стихотворения А. С. Голицына "Суд
вассалов" (др. загл.: "Ответ одного из вассалов барону и его жене") - иногда
приписывалось В. А. Жуковскому или В. Ф. Одоевскому; Н. В. Кукольника
"Ответ вассалов барону"; Е. П. Рудыковского "Ты прав во всем, наш
повелитель.. .". В защиту Ростопчиной написано стихотворение анонима "Ответ
старого вассала" (подпись N. N.). Полемику завершила сама Ростопчина
стихотворением "Дума вассалов" (1853), также свидетельствующим о
заинтересованности поэтессы в судьбе Польши.
Царская немилость коснулась Ростопчиной по приезде на родину. По
слухам, она была вызвана к шефу жандармов графу Орлову. Поэтесса была
удалена из столицы и вплоть до смерти Николая I (1855) прожила в Москве,
выезжая лишь в свое подмосковное имение Вороново.
В Москве Ростопчина сближается со славянофилами, становится деятельной
сотрудницей их журнала "Москвитянин". На ее московских "субботах",
просуществовавших с 1849 по 1858 год, бывают: редактор "Москвитянина" М. П.
Погодин, члены "молодой редакции" "Москвитянина" А. Н. Островский, Н. В.
Берг, Е. Н. Эдельсон, а также А. С. Хомяков, Н. Ф. Павлов, Н. Ф. Щербина, М.
С. Щепкин и др. Но постепенно литературные чтения сменяет "праздная светская
болтовня", {"Посмертные записки Н. В. Берга". - "Русская старина", 1891, No
2, с. 254.} и значение салона падает.
В 1840-1850-е годы Ростопчина, помимо стихотворений, пишет большое
количество крупных произведений: романы "Счастливая женщина" (1851 -1852),
"Палаццо Форли" (1854), "У пристани" (1857), роман в стихах "Дневник
девушки" (1842-1850), историческую сцепу в стихах "Монахиня" (1842), поэмы
"Донна Мария Колонна-Манчини" (1846), "Версальские ночи в 1847 году" (1847),
ряд произведений для сцены. Впрочем, расширение жанрового диапазона не
отразилось на проблематике и качестве ее сочинений. Это привело к резкому
падению интереса читателей и критики к ее творчеству.
Растущее влияние на общественную жизнь демократов-разночинцев,
направление "Современника" вызывают у писательницы-аристократки
недовольство, раздражение. Сначала оно проявляется лишь в частных письмах,
но в 1851 году Ростопчина печатает в "Москвитянине" письмо к Ф. Н. Глинке,
где стремится, проповедуя "истинную религиозность", предостеречь молодежь
от "гибельного чтения жалких и вредных теорий современных". {"Москвитянин",
1851, No 11, с. 242.} "Современник" не остался в долгу. Чернышевский в двух
рецензиях подверг уничтожающему разбору первые два тома "Стихотворений"
Ростопчиной (СПб., 1856). {См.: Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. 3,
М., 1947, с. 453-468; с. 611-615.} Столь же резок был отклик Добролюбова на
роман "У пристани". {См.: Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. 2, М.-Л., 1962,
с. 70-87.} Оба критика зло высмеяли салонность ее произведений.
Избалованная прежними похвалами, не привыкшая к подобным сценкам своего
творчества, поэтесса была глубоко уязвлена и пыталась отомстить, нападая на
демократов-разночинцев в стихотворениях "Моим критикам" (1856) и "Простой
обзор" (1857). В крупных произведениях последних лет, вышедших уже посмертно
- "Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после
двадцатипятилетней разлуки. Продолжение комедии Грибоедова "Горе от ума""
(1856) и "Дом сумасшедших в Москве в 1858 г.", - она стремится занять некую
серединную позицию между славянофилами, в идеях которых к середине 1850-х
годов успела разочароваться, и западниками и осыпает тех и других градом
ядовитых насмешек. В результате Ростопчина к концу жизни оказалась в
атмосфере безразличия или открытой вражды.
Последние два года жизни Ростопчина часто болела; умерла она 3 декабря
1858 года.
В конце жизни Ростопчина подготовила издание своих "Стихотворений" в
4-х томах; первые два тома вышли в 1856 году (цензурное разрешение - 30 июля
1855), третий и четвертый - в 1859 году (цензурное разрешение - 15 августа
1857; три стихотворения из включенных в четвертый том датированы после даты
цензурного разрешения). В 1857-1860 годах "Стихотворения" вышли вторым
изданием. В 1890 году С. П. Сушков, брат поэтессы, издал в Петербурге
"Сочинения графини Ростопчиной" в двух томах, куда включил часть ее
стихотворений и несколько прозаических произведений. В этом издании, в
сравнении с четырехтомным, имеется некоторое число разночтений; часто
встречающиеся у Ростопчиной эпиграфы, посвящения и постоянно присутствующие
во всех прижизненных публикациях даты и указания места написания
стихотворений здесь, в подавляющем большинстве случаев, сняты. Вероятно,
несмотря на утверждение Сушкова, эти изменения в основном принадлежат самому
издателю.
1. КОГДА Б ОН ЗНАЛ!
Подражание г-же Деборд-Вальмор
(Для Елизаветы Петровны Пашковой)
Когда б он знал, что пламенной душою
С его душой сливаюсь тайно я!
Когда б он знал, что горькою тоскою
Отравлена младая жизнь моя!
Когда б он знал, как страстно и как нежно
Он, мой кумир, рабой своей любим...
Когда б он знал, что в грусти безнадежной
Увяну я, не понятая им!..
Когда б он знал!
Когда б он знал, как дорого мне стоит,
Как тяжело мне с ним притворной быть!
Когда б он знал, как томно сердце ноет,
Когда велит мне гордость страсть таить!..
Когда б он знал, какое испытанье
Приносит мне спокойный взор его,
Когда взамен немого обожанья
Я тщетно жду улыбки от него.
Когда б он знал!
Когда б он знал... в душе его убитой
Любви бы вновь язык заговорил,
И юности восторг полузабытый
Его бы вновь согрел и оживил!
И я тогда, счастливица!.. любима...
_Любима им_ была бы, может быть!
Надежда льстит тоске неутолимой;
Не любит он... а мог бы полюбить!
Когда б он знал!
Февраль 1830
Москва
2. МЕЧТА
Поверь, мой друг, - взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Запишут наши имена!
А. Пушкин
Когда настанет день паденья для тирана,
Свободы светлый день, день мести роковой,
Когда на родине, у ног царей попранной,
Промчится шум войны, как бури грозный вой;
Когда в сердцах славян плач братьев притесненных
Зажжет священный гнев и ненависть к врагу,
Когда они пойдут на выкуп угнетенных,
На правый божий суд, на кровную борьбу;
Когда защитники свободы соберутся,
Чтоб самовластия ярмо навек разбить,
Когда со всех сторон в России раздадутся
Обеты грозные "погибнуть иль сгубить!" -
Тогда в воинственный наряд он облачится,
Тогда каратель меч в руке его сверкнет,
Тогда ретивый конь с ним гордо в бой помчится,
Тогда трехцветный шарф на сердце он прижмет, -
И в пламенных глазах зардеет огнь небесный,
Огнь славолюбия, геройства, чувств святых...
Всю душу выскажет взор строгий, но прелестный,
Он будет страх врагам и ангел для своих,
Он смело поведет дружину удалую,
Он клятву даст, и жизнь и кровь не пощадит
За дело правое, за честь, за Русь святую...
И полетит вперед - "погибнуть иль сгубить!"
А я? Сокрытая во мгле уединенья,
Я буду слезы, страх и грусть от всех таить,
Томимая грозой душевного волненья,
Без способа, без прав опасность с ним делить.
В пылу отчаянья, в терзаньях беспокойства
Я буду за него всечасно трепетать
И в своенравии (безмолвного) расстройства
Грустить, надеяться, бояться, ожидать.
Я буду дни считать, рассчитывать мгновенья,
Я буду вести ждать, ждать утром, в час ночной
И, тысячи смертей перенося мученья,
Везде его искать с желаньем и тоской!..
Или во храм святой войдя с толпой холодной,
Среди веселых лиц печальна и мрачна,
Порывам горести предамся я свободно,
Никем не видима, мольбой ограждена...
Но там, но даже там вдруг образ незабвенный,
Нежданный явится меж алтарем и мной...
И я забуду храм, мольбу, обряд священный
И вновь займусь своей любимою мечтой!
Но если грозный рок, отмщая за гоненья,
Победу нашим даст, неравный бой сравнить,
С десп_о_тством сокрушить клевретов притесненья
И к обновлению Россию воскресить;
Когда, покрытые трофеями и славой,
Восстановители прав вольности святой
Войдут в родимый град спокойно, величаво,
При кликах радости общественной, живой,
И _он_ меж витязей явится перед строем,
Весь в пыли и крови, с (зазубренным) мечом,
Покрытый лаврами и признанный героем,
Но прост, без гордости в величии своем,
И имя вдруг его в народе пронесется,
И загремит ему хвала от всех сторон,
Хвала от сограждан!.. Как сердце в нем забьется,
Как весел, как велик, как славен будет он!..
И я услышу всё, всем буду наслаждаться!..
Невидима в толпе, деля восторг его,
Я буду медленно блаженством упиваться,
Им налюбуюся... и скроюсь от него!
Июль 1830
4. ПРОСТОНАРОДНАЯ ПЕСНЯ
1
Тучи черные собираются,
И затмилося солнце красное;
Думы мрачные крушат девицу
И волнуют в ней сердце страстное.
Скучно девице одиночество,
Она с радостью распростилася,
Ей без милого опостылел свет,
И тоска в душе вкоренилася.
Тучи черные разгуляются,
Засияет вновь солнце красное;
Не осушатся слезы девицы,
Не воскреснет в ней сердце страстное!
2
Темно-русые кудри милого,
Не достанется вами мне играть!
Очи светлые, очи ясные,
Я привета в вас не должна искать!
Взоры нежные, взоры страстные,
Не при мне огнем вы пылаете!
Уста милые, сладкогласные,
Вы не мне "люблю" восклицаете!
Ловкий молодец, ненаглядный мой,
Не видать тебя горемычной мне!
Разлучили нас бури лютые,
Ты один теперь на чужой стране!..
3
Дайте крылья мне перелетные,
Дайте волю мне, волю сладкую!
Полечу в страну чужеземную
К другу милому я украдкою!
Не страшит меня путь томительный,
Я помчусь к нему, где бы ни был он.
Чутьем сердца я доберусь к нему
И найду его, где б ни скрылся он!
В воду кану я, в пламя брошусь я!
Одолею всё, чтоб узреть его,
Отдохну при нем от кручины злой,
Расцвету душой от любви его!..
Август 1831
Петровское
5. ОТРИНУТОМУ ПОЭТУ
Нет! Ты не поняла поэта...
И не понять тебе его!
Н. Павлов
Она не поняла поэта!..
Но он зачем ее избрал?
Зачем, безумец, в вихре света
Подруги по сердцу искал?
Зачем он так неосторожно
Был красотою соблазнен?
Зачем надеждою тревожной
Он упивался, ослеплен?
И как не знать ему зараней,
Что все кокетки холодны,
Что их могущество в обмане,
Что им поклонники нужны?..
И как с душою, полной чувства,
Ответа в суетных искать?
В них всё наука, всё искусство,
Любви прямой им не понять!
Он сравнивал ее с картиной:
Он прав! Бездушно весела,
Кумир всех мотыльков гостиной,
Она лишь слепок божества!..
В ней огнь возвышенный, небесный
Красу земную не живит...
И вряд ли мрамор сей прелестный
Пигмалион одушевит!..
Она кружится и пленяет,
Довольна роком и собой;
Она чужой тоской играет,
В ней мысли п_о_лны суетой.
В ней спит душа и не проснется,
Покуда молода она,
Покуда жизнь ее несется,
Резва, блестяща и шумна!..
Когда же юность с красотою
Начнут несчастной изменять,
Когда поклонники толпою
Уйдут других оков искать, -
Тогда, покинув сцену света,
И одинока, и грустна,
Воспомнит верного поэта
С слезой раскаянья она!..
Февраль 1832
Москва
6. ОСЕННИЕ ЛИСТЫ
Один увядший лист несчастному милее,
Чем все блестящие весенние цветы!
Андрей Тургенев
Сухие, желтые листы,
Предвестники поры печальной,
Вы любы мне!.. Мои мечты
Привыкли к думе погребальной,
Сдружились с мыслью неземной;
И есть родство, родство святое
Меж всем тоскующим и мной -
Неизгладимо роковое
Клеймо дней прежних - над душой!..
Люблю я колокол унылый
В вечерний час, вдали сует;
Мое любимое светило
Не солнце пышное, о нет!..
Нет! То луна под покрывалом
Прозрачно-сизых облаков!..
Я в храме древнем, обветшалом
Молюсь теплей; среди лесов
Ищу не тополей красивых,
Не лип роскошных, горделивых, -
Но громом сломанных дубов!..
Златого утра блеск роскошный
Встречаю хладным оком я,
Но бури шум, но ветр полночный -
Вот, вот поэзия моя!..
И я отдам весну младую
Со всею жатвой гордых роз
За осень бледную, нагую
Иль за порывы летних гроз!..
Но вы, разметанные роком
Любимцы блеклые мои,
На лоно матери-земли
Вы, принесенные оброком
С родимых ветвей и вершин, -
Как много дум и откровений,
Как много горестных явлений
И занимательных судьбин
Я вижу в низкой вашей доле!..
Не много будущности в вас,
Но всё ж, на жизненной юдоли,
Переживете вы не раз
И рано скошенную младость,
И сок любви, и красоту,
И сердца пламенного радость,
И вдохновенную мечту!..
Быть может, вихрь своим дыханьем
Вас на могилу нанесет?..
Быть может, вас волна возьмет
И вас последним призываньем
Младой утопленник почтет?..
Быть может, вам и мне судьбою
Уделы равные даны
И вы, как я, обречены
Увянуть здесь перед зимою?..
И я, как вы, осуждена
Не покидать степи печальной,
В ней изнывать, тоски полна,
Вотще душой стремясь в путь дальний?..
Нам вместе ль рок велел страдать,
И век отжить, и умирать
В своем углу непросвещенном,
Под небом, вечно омраченным,
И стран желанных не видать?..
Быть может, вас со мной зароют
Снега родные в саван свой
И вьюги русские завоют
Над нами песнью гробовой!..
И горе, если уцелеет
Один из вас!.. Весна придет,
Весна поляны отогреет
И их цветами уберет, -
А он, иссохший, одинокий,
Он не истлеет на лугах,
Но путника ногой жестокой
Растоптан будет в пыль и прах!..
Так память первых впечатлений,
Былых надежд, былых волнений
Душа и гонит и клянет,
Когда рой скучных сожалений
Любовь другая изженет!..
22 августа 1834
Село Анна
7. НАДЕВАЯ АЛБАНСКИЙ КОСТЮМ
Наряд чужой, наряд восточный,
Хоть ты бы счастье мне принес,
Меня от стужи полуночной
Под солнце юга перенес!..
Под красной фескою албанки
Когда б забыть могла я вдруг
Бал, светский шум, плен горожанки,
Молву и тесный жизни круг!..
Когда б хоть на день птичкой вольной,
Свободной дочерью лесов,
Могла бы я дышать раздольно
У Ионийских берегов!..
Разбивши цепь приличий скучных,
Поправ у ног устав людей,
Идти часов благополучных
Искать меж гордых дикарей!..
Как знать?.. Далеко за горами
Нашла б я в хижине простой
Друзей с горячими сердцами,
Привет радушный и родной!
Нашла бы счастия прямого
Удел, не знаемый в дворцах,
И паликара молодого
Со страстью пламенной в очах!..
6 января 1835
Москва
8. НА ПРОЩАНЬЕ...
As we two parted...
Byron {*}
{* Когда мы расставались... Байрон (англ.). - Ред.}
Вот видишь, мой друг, - не напрасно
Предчувствиям верила я:
Недаром так грустно, так страстно
Душа тосковала моя!..
Пришел он, день скучной разлуки...
Обоих врасплох нас застал,
Друг другу холодные руки
Пожать нам, прощаясь, не дал...
Немые души сожаленья
Глубоко в груди затая,
О скором твоем удаленьи
Известье прослушала я...
И не было даже слезинки
В моих опущенных глазах...
Я речь завела без запинки
О балах, о всех пустяках...
А люди смотрели лукаво,
Качали, смеясь, головой;
Завистливой, тайной отравы
Был полон их умысел злой.
Пускай они рядят и судят,
Хотят нас с тобой разгадать!
Не бойся!.. Меня не принудят
Им сердце мое показать!..
Я знаю, они уж решили
В премудром сужденьи своем,
Что слишком мы пылко любили
И часто видались вдвоем...
Я знаю, они не поверят
Сближенью двух чистых сердец!..
Ведь сами ж они лицемерят, -
Им в страсти один лишь конец!..
И вот почему их насмешка
Позорит чужую любовь!..
Зачем пред их грубой усмешкой
В лицо мне бросается кровь!..
А мы-то, - мы помним, мы знаем,
Как чист был союз наш святой!
А мы о былом вспоминаем
Без страха, с спокойной душой.
Меж нами так много созвучий!
Сочувствий нас цепь обвила,
И та же мечта нас в мир лучший,
В мир грез и чудес унесла.
В поэзии, в музыке оба
Мы ищем отрады живой;
Душой близнецы мы... Ах, что бы
Нам встретиться раньше с тобой?..
Но нет, никогда здесь на свете
Попарно сердцам не сойтись!..
Безумцы с тобой мы... мы дети,
Что дружбой своей увлеклись!..
Прощай!.. Роковая разлука
Настала... О сердце мое!..
Поплатимся долгою мукой
За краткое счастье свое!..
Январь 1835
Москва
10. БЕЗНАДЕЖНОСТЬ
Вставать, чтоб целый день провесть наедине
С напрасными и грустными мечтами,
В безжизненной степи, в безмолвной тишине,
Считать года потерянными днями,
Не видеть пред собой ни цели, ни пути,
Отвыкнуть ждать, забыть надежды сладость
И молодость губить в деревне, взаперти, -
Вот жребий мой, вот жизнь моя и радость!
Когда ровесницам моим в удел даны
Все общества и света развлеченья,
И царствуют они, всегда окружены
Толпой друзей, к ним полных снисхожденья;
Когда их женский слух ласкает шум похвал,
Их занят ум, их сердце бьется шибко, -
Меня враждебный рок здесь к степи приковал,
И жизнь моя лишь горькая ошибка!..
Напрасно я в себе стараюсь заглушить
Живой души желанья и стремленья...
Напрасно зрелых лет хочу к себе привить
Холодные, сухие размышленья...
Напрасно, чтоб купить себе навек покой,
Состариться сейчас бы я готова...
Вперед, вперед и вдаль я рвусь моей мечтой, -
И жить с людьми стремится сердце снова!..
Октябрь 1836
Село Анна
11. РАЗГОВОР ВО ВРЕМЯ МАЗУРКИ
Il disait qu'il m'aimait, et qu'il me
trouvait belle,
Et qu'a moi pour toujours son coeur
s'etait donne.
Ressegnier {*}
{* Он говорил, что любит меня, что находит меня прекрасной и что мне
навсегда отдано его сердце. Рессегье (франц.). - Ред.}
Смеетесь вы?.. Чему?.. Тому ль, что в двадцать лет
Разумно я смотрю без грез на жизнь и свет,
Что свято верую я в долг к в добродетель?..
Что совести боюсь, что мне она свидетель
Всех чувств и помыслов, всех тайн моей души?
Что сохранить себя в покое и тиши
Я искренно хочу, гнушаяся порока,
Чтоб век мой женщиной остаться без упрека?..
Тому ль смеетесь вы, что сердцу волю дать,
Что участью своей бессмысленно играть
Я не намерена, страшась волнений страсти;
Что перестала я давно гадать о счастьи,
Мне не назначенном, - и, голову склоня,
Сказала я себе: "Нет счастья для меня!.."
Так это вам смешно?!. Бог с вами!.. Смейтесь,
смейтесь!..
Но только, я прошу, напрасно не надейтесь
Лукавой речию мой разум омрачить
И сердце женское увлечь и победить
Хитросплетенными софизмами своими!..
Я знаю - мастер вы искусно сыпать ими!..
Оно в привычку вам, и уж не в первый раз...
И хоть вы молоды, уж не одна из нас
Вам слепо вверилась, забывши честь и клятвы...
Но я не такова!.. Но с ними вместе в ряд вы
Не ставьте и меня!.. Я не шучу собой,
Я сердцем дорожу; восторженной душой
Я слишком высоко ценю любовь прямую,
Любовь безмолвную, безгрешную, святую,
Какой нам не найти здесь, в обществе своем!..
Иной я не хочу!.. Друг друга не поймем
Мы с вами никогда!.. Так лучше нам расстаться...
Лишь редко, издали, без лишних слов встречаться!..
Хоть я и говорю: "никто и никогда!" -
Я так неопытна, пылка и молода,
Что, право, за себя едва ли поручусь я!..
Мне страшно слышать вас... смотреть на вас боюсь я!..
Подите!.. Много здесь найдете вы других,
Блистательней меня, милей, смелей, таких,
Каких вам надобно для шутки, для игрушки!..
Кокеток много здесь... Есть также и вертушки,
И львицы модные... подите их пленять
И легкой клятвою их легкость искушать!..
А я... Безрадостной судьбе моей послушна,
Я буду век одна... век грустно-равнодушна...
11 ноября 1837
Петербург
12. ССОРА
...и сей свиданья час
Печален, молчалив и утомляет нас!
Озеров. "Димитрий Донской"
Всё кончено навеки между нами...
И врозь сердца, и врозь шаги...
Хоть оба любим мы, но, встретившись друзьями,
Мы разошлися как враги!
Он наступил, тот вечер долгожданный,
Пробил свиданья краткий час,
Столь страшный мне и вместе столь желанный,
Который свел и сблизил нас.
Мы встретились средь залы освещенной,
Где свет в свои сто глаз глядел;
Жизнь замерла в груди моей стесненной,
От страха голос онемел...
Недаром страх!.. Заранее я знала,
Что с _ним_ должна я иль молчать,
Иль изменить себе!.. Зараней приучала
Язык, лицо и сердце лгать.
_Он_ подошел... Он протянул мне руку...
Своей руки я не дала...
Я с ним была, скрывая сердца муку,
И холодна, и весела.
_Он_ говорил всё о любви возможной,
О счастье в связи двух сердец;
Он говорил так сладко, так тревожно,
Что я смутилась наконец.
И кто б, ему внимая, не смутился?
_Он_ ждал ответа моего:
Он на меня смотрел, он ближе наклонился, -
Я отвернулась от него!
Я шуткою ответила небрежной...
Он встал... во взорах гнев пылал...
В душе, в груди моей был плач и стон
мятежный...
Он ничего не угадал!
_Он_ не видал, как сердце билось больно
Под платьем дымковым моим,
_Он_ не слыхал страданья вопль невольный
Под женским смехом заказным!
Не понял он, как страстно, как безумно,
Как искренно любила я!
Он отошел!.. А бал кружился шумный
И бесновался вкруг меня!
Верна себе, не выдала я тайны
Любви запретной, но святой, -
Меня кокеткой он зовет необычайной,
Считает куклою пустой.
Всё кончено навеки между нами!
И врозь сердца, и врозь шаги!
Всё кончено навек!.. Мы встретились друзьями,
А разошлися как враги!
10 марта 1838
Петербург
13. ВЫ ВСПОМНИТЕ МЕНЯ
Et sur vous si grondait l'orage,
Rappelez-moi, je reviendrais!..
Simple histoire {*}
{* И если над Вами грянет буря, позовите меня, и я вернусь!.. "Простая
история" (франц.). - Ред.}
Вы вспомните меня когда-нибудь... но поздно!
Когда в своих степях далёко буду я,
Когда надолго мы, навеки будем розно -
Тогда поймете вы и вспомните меня!
Проехав иногда пред домом опустелым,
Где вас всегда встречал радушный мой привет,
Вы грустно спросите: "Так здесь ее уж нет?"
И мимо торопясь, махнув султаном белым,
Вы вспомните меня!..
Вы вспомните меня не раз - когда другая
Кокетством хитрым вас коварно увлечет
И, не любя, в любви вас ложно уверяя,
Тщеславью своему вас в жертву принесет!
Когда уста ее, на клятвы тороваты,
Обеты льстивые вам станут расточать,
Чтоб скоро бросить вас и нагло осмеять...
С ней первый сердца цвет утратив без возврата,
Вы вспомните меня!..
Когда, избави бог! вы встретите иную,
Усердную рабу всех мелочных сует,
С полсердцем лишь в груди, с полудушой - такую,
Каких их создает себе в угодность свет,
И это существо вас на беду полюбит -
С жемчужною серьгой иль с перстнем наравне,
И вам любви узнать даст горести одне,
И вас, бесстрастная, измучит и погубит -
Вы вспомните меня!..
Вы вспомните меня, мечтая одиноко
Под вечер, в сумерки, в таинственной тиши,
И сердце вам шепнет: "Как жаль! она далёко,
Здесь не с кем разделить ни мысли, ни души!.."
Когда гостиных мир вам станет пуст и тесен,
Наскучит вам острить средь модных львиц и львов,
И жаждать станете незаученных слов
И чувств не вычурных, и томных женских песен -
Вы вспомните меня!..
Апрель 1838
Петербург
14. В СТЕПИ
And then, I am in the world alone!..
Childe-Harold {*}
{* И тогда я был один в целом мире!.. "Чайльд-Гарольд" (англ.). - Ред.}
Расстались мы!.. В степи далекой
Течет безмолвно жизнь моя...
В деревне скуке одинокой
Обречена надолго я...
Томит безрадостная доля
Стесненный ум, больную грудь;
Хочу рассеять грусть неволи
Хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь!
Боюсь, сердечная тревога
Здесь развлеченья не найдет, -
А в праздной голове так много,
Так много страстных грез живет!..
Вдали от городского шума
Здесь ропот сердца мне слышней,
Свободней пламенная дума,
Мечта отважней и сильней...
Не сдержит здесь порыв желаний
Приличий, предрассудков цепь,
Не заглушит воспоминаний
Затишьем мертвым эта степь!..
Живую в душную могилу
Пусть схоронили в двадцать лет, -
В ней не убьют ни страсть, ни силу!..
Ей мил и люб, ей нужен свет!..
Там всё, чем сердце тайно билось,
Чем полон мир, чем жизнь светла,
И тот, к кому душа стремилась,
Кого в кумиры избрала...
А _он_?.. Минуты увлеченье
Давно забыл, быть может, он,
Как промелькнувшее виденье,
Как прерванный, неясный сон?..
Где ж помнить, что в пустыне далыюй
О нем тоскуют и грустят,
Что думы женщины печальной
Его зовут... к нему летят?..
Ему ль знать горечь сожалений
И об уехавшей мечтать,
Когда так много искушений
_Его_ готово утешать?..
Кого теперь в блестящих залах
_Его_ пытливый ищет взгляд?..
Кого на многолюдных балах
_Он_ тайно ждет... кому он рад?..
Кому твердит он, с пылом страстным,
Любви привет, любви слова,
И для кого теперь опасным
_Его_ прославила молва?..
Чье сердце робкое волнует
Полупризнаньем он теперь?..
Кого, прельщенный, очарует?
Кому твердит: "Люби и верь!.."
Хочу, хочу в тоске мятежной
Всё знать я: кем он дорожит,
И на кого он смотрит нежно,
И с кем всех дольше говорит...
Май 1838
Село Анна
15. ДВОЙНЫЕ РАМЫ
Ich aber lieb' euch all':
Rose, Schmetterling, Sonnenstrahl,
Abendstern und Nachtigall!
H. Heine {*}
{* Но я люблю вас всех: розу, бабочку, солнечный луч, вечернюю звезду и
соловья! Г. Гейне (нем.). - Ред.}
Примета скучных зимних дней,
Снегов, морозов предвещанье,
Двойные рамы здесь!.. Скорей
Пошлю я лету взор прощанья!
Теперь в окно издалека
Не слышу шум реки ленивой,
Лесные звуки, песнь рожка
И листьев шорох торопливый.
Двойные рамы вложены!..
И одиночества страданья
Еще живей средь тишины
Ненарушимого молчанья.
Отныне слеп и глух наш дом,
Нет с жизнью внешней сообщенья...
Он загражден - как будто в нем
Кто дал обет уединенья.
Под мертвой тяжестью зимы,
Без воздуха, в глуши печальной
Мне веет сыростью тюрьмы,
Затвором кельи погребальной.
И как здесь мрачно, как темно!..
Хоть солнце в небе загорится,
Сквозь стекла тусклые оно
Ко мне лучом не заронится.
Хоть улыбнется ясный день,
Гость мимолетный, запоздалый,
Он не рассеет мглу и тень
В моей светлице одичалой.
Ни щебетанье воробья,
Ни песни иволги пустынной
Достичь не могут до меня,
Чтоб сократить мне вечер длинный.
Со всей природою разрыв
Мне на полгода уготован,
И только дум моих порыв
Не замедлен и не окован.
Октябрь 1839
Село Анна
17. СЕЛО АННА
Deserted is my own good hall,
My hearth is desolate!..
Childe-Harold, Canto I {*}
{* Покинут мой прекрасный зал, пуст мой очаг!.. "Чайльд-Гарольд", песнь
1 (англ.). - Ред.}
Зачем же сладкою тревогой сердце бьется
При имени твоем, пустынное село,
И ясной думою внезапно расцвело?
Зачем же мысль моя над дикой степью вьется,
Как пташка, что вдали средь облаков несется,
Но, в небе занята своим родным гнездом,
И пестует его и взором и крылом?..
Ведь прежде я тебя, край скучный, не любила,
Ведь прежде ссылкою несносной был ты мне:
Меня пугала жизнь в безлюдной тишине,
И вечных бурь твоих гуденье наводило
Унынье на меня; ведь прежде, средь степей,
С тоской боролась я, и там, в душе моей,
Невольно угасал жар пылких вдохновений,
Убитый немощью... Зачем же образ твой
Меня преследует, как будто сожалений
Ты хочешь от меня, приют далекий мой?..
Или в отсутствии немилое милее?
Иль всем, что кончено, и всем, чего уж нет,
В нас сердце дорожит? Иль самый мрак светлее,
Когда отлив его смягчит теченье лет?
Так память длинных дней, в изгнаньи проведенных,
Мне представляется, как радужная цепь
Дум ясных, грустных дум, мечтаний незабвенных,
Заветных, тайных грез... Безжизненная степь
Моею жизнию духовной наполнялась,
Воспоминаньями моими населялась.
Как тишь в волнах морских, как на пути привал,
Так деревенский быт в отшельнической келье
Существование былое прерывал
И созерцанием столичное веселье,
Поэзией шум света заменял.
От развлечения, от внешних впечатлений
Тогда отвыкнувши, уж я в себе самой
Для сердца и души искала наслаждений,
И пищи, и огня. Там ум сдружился мой
С отрадой тихою спокойных размышлений
И с самобытностью. Там объяснилось мне
Призванье темное. В глуши и тишине
Бедна событьями, но чувствами богата,
Тянулась жизнь моя. - Над головой моей
Любимых призраков носился рой крылатый,
В ушах моих звучал веселый смех детей;
И сокращали мне теченье длинных дней
Иголка, нитки, кисть, подчас за фортепьяном
Волненье томное, - когда былого сон,
Мелодией знакомой пробужден,
Опять меня смущал пленительным обманом...
И много счастливых, восторженных минут,
Сердечной радостью волшебно озаренных,
Прожито там, в степях... О, пусть они живут
Навеки в памяти и в мыслях сокровенных!..
А ты, затерянный, безвестный уголок,
Не многим памятный по моему изгнанью, -
Храни мой скромный след, храни о мне преданье,
Чтоб любящим меня чрез много лет ты мог
Еще напоминать мое существованье!
Июнь 1840
Вороново
18. КАК ДОЛЖНЫ ПИСАТЬ ЖЕНЩИНЫ
. . . . . . . . . . . . . . .de celles
Qui gardent dans leur sein leurs douces etincelles,
Qui cachent en marchant la trace de leurs pas,
Qui soupirent dans l'ombre, et que Ton n'entend pas...
Joseph Delorme {*}
{* О тех, кто хранит в груди нежные искры, кто скрывает следы своих
шагов, кто вздыхает в тени и кого не слышно... Жозеф Делорм (франц.). -
Ред.}
Как я люблю читать стихи чужие,
В них за развитием мечты певца следить,
То соглашаться с ним, то разбирать, судить
И отрицать его!.. Фантазии живые,
И думы смелые, и знойный пыл страстен -
Всё вопрошаю я с внимательным участьем,
Всё испытую я; и всей душой моей
Делю восторг певца, дружусь с его несчастьем,
Любовию его люблю и верю ей.
Но женские стихи особенной усладой
Мне привлекательны; но каждый женский стих
Волнует сердце мне, и в море дум моих
Он отражается тоскою и отрадой.
Но только я люблю, чтоб лучших снов своих
Певица робкая вполне не выдавала,
Чтоб имя призрака ее невольных грез,
Чтоб повесть милую любви и сладких слез
Она, стыдливая, таила и скрывала;
Чтоб только изредка и в проблесках она
Умела намекать о чувствах слишком нежных...
Чтобы туманная догадок пелена
Всегда над ропотом сомнений безнадежных,
Всегда над песнию надежды золотой
Вилась таинственно; чтоб эхо страсти томной
Звучало трепетно под ризой мысли скромной;
Чтоб сердца жар и блеск подернут был золой,
Как лавою волкан; чтоб глубью необъятной
Ее заветная казалась нам мечта
И, как для ней самой, для нас была свята;
Чтоб речь неполная улыбкою понятной,
Слезою теплою дополнена была;
Чтоб внутренний порыв был скован выраженьем,
Чтобы приличие боролось с увлеченьем
И слово каждое чтоб мудрость стерегла.
Да, женская душа должна в тени светиться,
Как в урне мраморной лампады скрытой луч,
Как в сумерки луна сквозь оболочку туч,
И, согревая жизнь, незримая, теплиться.
22 сентября 1840
Москва
19. НА ДОРОГУ!
Михаилу Юрьевичу Лермонтову
Tu lascerai ogni cosa diletta
Piu caramente.
Dante. "Divina Commedia" {*}
{* Ты бросишь все столь нежно любимое. Данте. "Божественная комедия"
(итал.). - Ред.}
Есть длинный, скучный, трудный путь...
К горам ведет он, в край далекий;
Там сердцу в скорби одинокой
Нет где пристать, где отдохнуть!
Там к жизни дикой, к жизни странной
Поэт наш должен привыкать
И песнь и думу забывать
Под шум войны, в тревоге бранной!
Там блеск штыков и звук мечей
Ему заменят вдохновенье,
Любви и света обольщенья
И мирный круг его друзей.
Ему - поклоннику живому
И богомольцу красоты -
Там нет кумира для мечты,
В отраду сердцу молодому!
Ни женский взор, ни женский ум
Его лелеять там не станут;
Без счастья дни его увянут...
Он будет мрачен и угрюм!
Но есть заступница родная
С заслугою преклонных лет, -
Она ему конец всех бед
У неба вымолит, рыдая.
Но заняты радушно им
Сердец приязненных желанья, -
И минет срок его изгнанья,
И он вернется невредим!
27 марта 1841
Петербург
20. НЕ СКУЧНО, А ГРУСТНО
Се n'est pas de ce qui est, que je suis
tourmente, mais de ce qui aurait pu etre.
X... x... {*}
{* Не тем я мучаюсь, что есть, а тем, что могло бы быть. X... X...
(франц.). - Ред.}
Есть в жизни дни без солнца, без веселья,
Туманные, как в осень небосклон,
Когда досуг наш грустный посвящен
Раздумию в уединенной келье;
Когда в виду и в мысли цели нет,
И мы не там, где быть бы нам хотелось,
И трауром душа с тоски оделась,
Как свернутый в ненастье вешний цвет.
В такие дни всем встречным развлеченьям
Бесспорно мы мгновенья отдаем;
В такие дни мы для других живем,
Не для себя, - простившись с наслажденьем.
И может быть, увлечены порой
Занятием каким иль разговором,
Мы вкруг себя посмотрим светлым взором,
И в смех друзей мы смех вмешаем свой.
Не скучно нам, не тяготит нас время,
Часы летят... и сердце лишь одно,
Неясною тоскою стеснено,
Не сотряхнет воспоминаний бремя.
Не скучно нам, а грустно!.. Мы таим
Напрасные, немые сожаленья,
И всё вдали рисуют нам виденья,
Что б быть могло, чего не возвратим!
18 февраля 1842
Петербург
21. ОПУСТЕЛОЕ ЖИЛИЩЕ
(Из цикла "Неизвестный роман")
Неприютно, неприветно...
Все огни погашены;
Окна мрачны и бесцветны,
Стекла в них забелены...
Луч таинственный не блещет
Сквозь опущенных гардин...
Не сверкает, не трепещет
Ярким пламенем камин.
Ждет у двери гость бывалый.
Не отворится она!
Не запенятся бокалы
Искрометного вина!..
Не стучись!.. Беседа братии
Дружно там не собралась,
Ты не встретишь рукожатий,
Не услышишь песен глас!
Не накроют в час урочный
Стол радушный для гостей,
Не повеет дым восточный
От заветных янтарей!
Где ж хозяин? - Он далёко!
Помолись о нем, собрат,
Чтоб он в дом свой одинокий
Невредим пришел назад!
Он теперь на поле бранном,
У подножья снежных гор,
И по трупам бездыханным
Непривычный водит взор.
Он надел ружье и шашку,
За кушак заткнул кинжал
И в кровавую распашку,
Смелый сердцем, поскакал.
Он забыл в пылу сражений,
Сколько слез по нем текут,
Сколько мук, тревог, волнений
Здесь его вотще зовут!
Посмотри: вблизи мелькнули
Женский шаг и женский лик...
Две руки к замку прильнули,
Прозвучал условный клик...
Где ж хозяин? Он далёко!..
Прочь идет она, с мольбой,
Чтоб красавец черноокий
Возвратился бы домой!
20 апреля 1844
Петербург
22. НАСИЛЬНЫЙ БРАК
Баллада и аллегория
Посвящается мысленно Мицкевичу
Lascia ch'io pianga la dura sorte,
E ch'io sospiri la liberta! {*}
{* Позволь мне оплакивать тяжелую участь и повздыхать о свободе!
(итал.). - Ред.}
Старый барон
Сбирайтесь, слуги и вассалы,
На кроткий господина зов!
Судите, не боясь опалы, -
Я правду выслушать готов!
Судите спор, вам всем знакомый:
Хотя могуч и славен я,
Хотя всесильным чтут меня -
Не властен у себя я дома:
Всё непокорна мне она,
Моя мятежная жена!
Ее я призрел сиротою
И разоренной взял ее,
И дал с державною рукою
Ей покровительство мое;
Одел ее парчой и златом,
Несметной стражей окружил,
И, враг ее чтоб не сманил,
Я сам над ней стою с булатом...
Но недовольна и грустна
Неблагодарная жена!
Я знаю - жалобой, наветом
Она везде меня клеймит;
Я знаю - перед целым светом
Она клянет мой кров и щит,
И косо смотрит, исподлобья,
И, повторяя клятвы ложь,
Готовит козни, точит нож,
Вздувает огнь междоусобья;
И с ксендзом шепчется она,
Моя коварная жена!..
И торжествуя, и довольны,
Враги мои на нас глядят,
И дразнят гнев ее крамольный,
И суетной гордыне льстят.
Совет мне дайте благотворный,
Судите, кто меж нами прав?
Язык мой строг, но не лукав!
Теперь внемлите непокорной:
Пусть защищается она,
Моя преступная жена!
Жена
Раба ли я или подруга -
То знает бог!.. Я ль избрала
Себе жестокого супруга?
Сама ли клятву я дала?..
Жила я вольно и счастливо,
Свою любила волю я;
Но победил, пленил меня
Соседей злых набег хищливый.
Я предана, я продана -
Я узница, я не жена!
Напрасно иго роковое
Властитель мнит озолотить;
Напрасно мщенье, мне святое,
В любовь он хочет превратить!
Не нужны мне его щедроты!
Его я стражи не хочу! -
Сама строптивых научу
Платить мне честно дань почета.
Лишь им одним унижена,
Я враг ему, а не жена!
Он говорить мне запрещает
На языке моем родном,
Знаменоваться мне мешает
Моим наследственным гербом;
Не смею перед ним гордиться
Старинным именем моим
И предков храмам вековым,
Как предки славные, молиться...
Иной устав принуждена
Принять несчастная жена.
Послал он в ссылку, в заточенье
Всех верных, лучших слуг моих;
Меня же предал притесненью
Рабов - лазутчиков своих.
Позор, гоненье и неволю
Мне в брачный дар приносит он -
И мне ли ропот запрещен?
Еще ль, терпя такую долю,
Таить от всех ее должна
Насильно взятая жена?..
Сентябрь 1845
Дорогою, между Краковом
и Веною
23. СЛОВА НА СЕРЕНАДУ ШУБЕРТА
Leise fliehen meine Lieder
Nach der Heimat bin... {*}
{* Тихо мои песни
Летят к родному краю (нем.). - Ред.}
Замолчи, не пой напрасно,
Сладкий соловей!
Мне тревожна, мне опасна
Песнь любви твоей!
Ах! была весна другая...
Были прежде дни...
Я жила, тебе внимая
В томном забытьи.
Лишь твои забьются трели
В дремлющих лесах, -
Выйду я... В глазах веселье,
В сердце дрожь и страх...
Звездный хор ярчей сияет
В синеве небес;
Белый ландыш расцветает
В этот час чудес.
И покуда не проснется
Рдеющий восток
И на долы не прольется
День, как светлый ток, -
Прелесть ночи с жадной страстью
Пью душой моей...
И поет мне песни счастья
Сладкий соловей!
Но волшебные мгновенья
Сгинули как сон,
Рай мой был одно виденье, -
Быстро скрылся он!
Уж не мил мне ландыш белый,
Звезд я не люблю...
Мне теперь какое дело
Слушать песнь твою!
17 апреля 1846, понедельник.
Во время одинокой прогулки
в королевском саду Каподимонте
24. ЦЫГАНСКИЙ ВЕЧЕР
Посвящается сестре и брату,
княгине Голицыной, графу Апраксину
Полн_о_чь звучит... Сюда несите чашу,
Благоуханный дайте ром...
Все свечи вон!.. Пусть жженка прихоть нашу
Потешит радужным огнем!
Зовите табор к нам! Чтоб песнью чудно-шумной
Нас встретил исступленный хор,
Чтоб дикой радостью, чтоб удалью безумной
Был поражен и слух и взор!
Велите петь цыганке черноокой
Про страсть, про ревность, про любовь -
Про всё, про всё, что в жизни одинокой
Волнует ум, сжигает кровь!
И мы послушаем тот вечный сердца ропот,
И оживится хладный прах
Забытых нами снов, - проснется страстный шепот
В давно заглохнувших сердцах!
Давно, мои друзья, любимых песен звуки,
Давно не тешили меня;
Но русской речи склад в чужбине, в дни разлуки
Припоминала часто я.
О! как хотелось мне любимое веселье
Лет свежей юности вкусить
И после странствия возврата новоселье
Подобным пиром огласить!
Оно исполнилось, тоскливое желанье, -
Поют мне песни старины!..
Простонародных слов и ладов сочетанье
Кипучей жизнью как полны!
В восторженной душе очнулося былое
С минувшей радостью, тоской, -
И сердце, как тогда безумно молодое,
Забилось с прежней быстротой.
Внимаю жадно им, знакомцам незабытым,
Люблю радушный их привет
И предпочту его поклонам знаменитым,
В которых правды, смысла нет!
Здесь есть поэзия... Здесь в лицах сей картины
Есть страсть, есть воля, есть порыв;
Разнообразный хор таинствен, как судьбина,
Как беззаботность, он гульлив.
Для чувства робкого, для тайных упований
Поет он сладкий гимн любви;
Для сердца грустного в нем отклик есть страданья, -
Что хочешь, каждый назови!..
И нас немного здесь, но каждый понимает
По-своему ответный глас
И, верно, углубясь в мечту, припоминает
Какой-нибудь заветный час...
Предаться можем мы свободно увлеченью
Очаровательных минут:
Ни взор завистливый, ни злость, ни осужденье
В наш тесный круг не попадут.
И мы доверчиво друг другу смотрим в очи,
Без опасенья, без препон...
Жаль, быстрые часы блаженной этой ночи
Промчатся как чудесный сон!
4 декабря 1847
Москва
25. ЦИРК ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА
Помните ли вы, милая графиня, наши длинные и откровенные беседы в вашем
крошечном, уютном, вдохновенном и вдохновительном уголке?.. Помните ли вы,
какой грустный взгляд беспристрастной оценки нам приходилось оттуда бросать
на обеим нам слишком знакомый свет?.. Помните ли, как часто наши мнения,
мысли и чувства встречались и сходствовали, разбирая всех там живущих и всё
там переживаемое?.. В воспоминание этих бесед - примите переложенье в стихи
того, что в них выражалось прозою! Мне отрадно доказать вам, что для меня
наши встречи и разговоры не исчезли без следа, и мне бы хотелось, чтоб вы о
них сказали то же самое!
Morituri te salutant... {*}
Из Тацита
{* Идущие на смерть тебя приветствуют... (лат.). - Ред.}
1
Да, я люблю средь залы позлащенной
На шумный пир задумчиво смотреть
И в праздничной толпе принаряженной
Сквозь маску лиц во глубь сердец глядеть;
И мыслию, догадкой проясненной,
Их тайнами, их мыслью овладеть,
Разузнавать их страсть, их цель, их волю,
Их грустную иль радостную долю.
Люблю, хочу, умею понимать
10 Живой душой чужую жизнь и душу;
И хоть могу я многих разгадать,
Личины их и роли не нарушу!
Они пришли, чтоб ловко роль сыграть, -
Пускай себе! На них я не обрушу
Вниманья беспощадной суеты,
Ни любопытства праздной пустоты!
Они пришли - пред светом, их владыкой,
Противником и вместе судией -
Свершить мудреный подвиг и великой
20 (Иные, может быть, последний свой!).
Страданью их здесь тесно, душно, дико,
Простора нет в толпе душе больной,
Но тайный ад их скрыт под принужденьем,
Но лица их сияют наслажденьем.
И свет на них глядит: они должны,
Как на смотру военном рядовые,
В своей броне стальной закалены,
Ему предстать, блестящие, живые,
Веселые... Улыбки ведь даны,
30 Чтоб ими скрыть мученья роковые!..
Они должны, чтоб свету угодить,
Устав его приличия хранить.
Приличие велит - оставить дома
Забот, тоски и тяжких мук семью;
Таить свою сердечную истому;
Приязнию одеть вражду свою;
Не допускать в веселые хоромы
Ни правды луч, ни теплых чувств струю;
Не отвечать на голос, сердцу близкий;
40 Не замечать, что люди злы и низки...
Приличие велит и хочет свет!..
Мы все покорны им и их влиянью;
Быть в милости у света - вот предмет
Всеобщего усилья и старанья!
Рабы его, несем ему привет,
Как в древности бойцы, среди собранья,
Пред цезарем поникнув головой,
Несли ему поклон предсмертный свой!
И цезарь наш, наш свет, не рукоплещет,
50 Не удостоит нас хвалы своей!
Зачем?.. Ему нет дела, что трепещет
У нас в груди больной гроза страстей:
Мы _тут_... для нас бал пляшет, праздник блещет
И с смехом речь кипит в устах людей, -
Чего ж еще?.. Достаточна награда,
И требовать не вправе мы пощады!
Страдай, терпи, терзайся, умирай!
Но умирай с достоинством, с улыбкой!
И не бледней, и духа не теряй, -
60 Свет не простит бессильному ошибки,
Он слабым враг!.. Будь тверд!.. Не оплошай
В борьбе с самим собой, в смертельной сшибке...
И как боец средь цирка, так и ты
Будь горд среди толпы и суеты!
2
Вот черный фрак, перчатки щегольские,
И голова в изящных завитках,
И громкий смех, и речи удалые,
B бойкий ум в сверкающих глазах;
Подумаешь - надежды молодые
70 Тут кроются в безоблачных мечтах.
Подумаешь - счастливец в шуме бала
Ждет милого, живого идеала...
Нет, то отец семейства: он пришел
С последними червонцами своими -
Отдать себя судьбе на произвол,
Ожить в игре богатствами чужими,
Спасти детей!.. Его сюда привел
Враг - нищета... С карманами пустыми,
С отчаяньем в душе к себе домой
80 Назавтра не вернется он живой...
И мимо, мимо!.. Много здесь подобных
Отыщется несчастных иль глупцов.
Толпа привыкла к ним. - Лишь для способных
Понять в них драму гибнущих умов,
Страданий и надежд междоусобных,
Проклятий, мук и ропота без слов, -
Лишь для таких внятна в их диком взоре
Немая весть о смертном приговоре!
3
Вот вам другой. - Он тоже весел, мил,
90 Он тоже сыплет шутки, уверенья,
А между тем недостает в нем сил,
Чтоб скрыть грызучей зависти мученья.
Он места ждал. Давно уж возложил
На эту цель все помыслы, стремленья;
Свои запродал двадцать лет давно,
Забыл, что дважды жить нам не дано,
Что молодость, здоровье, мощь и сила -
Всё наслажденья просит, хочет, ждет,
И от него уж гостьей легкокрылой
100 Умчалась их пора!.. И он живет
Лишь жаждою _достичь_. Судьба сулила -
Он поприще желанное пройдет,
Свершит свой путь, на высоте счастливой
Достигнет цель мечты честолюбивой!
А между тем до время седина
В златую прядь волос его закралась.
Душа его, умом поглощена,
Немела, вяла, сохла, истощалась.
Он днем в трудах, проводит ночь без сна,
110 И вышло, что судьба над ним смеялась!
Что он желал - то получил другой!
Он жизнь сгубил в ошибке роковой!
Он мучится теперь как тени ада, -
Но здесь его соперник, и пред ним
Не выдаст он себя, тому в отраду,
Не изменит он правилам своим.
Спокойный вид он сохранит как надо,
Поклонится начальникам, большим,
И личному врагу протянет руку,
120 И свет его не разгадает муку!
4
Вот девушка, красавица, дитя,
Чело ее увенчано цветами,
И, локон свой рассеянно крутя,
Она порхнет как птичка перед вами.
Но, с резвыми подругами шутя,
Но, в польке мерно стукая ногами, -
Куда глядит так пристально она?
Зачем дрожит, смятения полна?
И у нее заветная есть тайна,
130 Есть свой роман, печальный и простой!
Она бедна; издалека, случайно
Пришлося ей в наш свет попасть большой,
Влюбиться и судьбой необычайной
Понравиться... Мечтатель молодой,
Вельможа и богач, пленившись ею,
Назвал ее невестою своею.
Завистница нашлась, - и где ж их нет? -
Которая сумела клеветою
Расстроить это счастье; свой обет
140 Жених презрел - и с знатною княжною
Он вступит в брак, приняв родни совет!
А прежняя невеста?.. Э! пустое!!.
В степной уезд свой, просто, без затей,
Ну почему ж и не вернуться ей?..
Пускай поплачет, мать ее, старушка,
Пускай сама терзается она!..
Им поделом!.. Ведь вздумала ж вострушка,
Что знатной дамой быть она должна,
Что бедная, ничтожная вертушка
150 Столичным гордым барышням равна...
Вот им урок!.. Пусть помнят расстоянье
Меж них - и первенствующих по званью!..
_Сегодня, здесь_ решится участь их:
Еще попытка, разговор, свиданье, -
Узнает он, забывчивый жених,
Обман и ложь пустого нареканья,
Увидит он обеих жертв своих,
Почувствует их горе, их страданье,
Опомнится!.. Или махнет рукой
160 И скажет: "Так и быть!.. Удел иной
Назначен мне!.." - И обе это знают,
И мать, и дочь!.. О, как дрожат оне,
Как обе этой встречи ожидают!
Как много слез в притворной тишине
Их голоса!.. Но, верно, наблюдают
За ними вражьи очи - и вполне
Они играют роль гостей беспечных,
Без всяких дум или забот сердечных!
А газ горит, а музыка гудит,
170 А бал блестит всей живостью своею.
А пляска обаятельно кипит!
Любуется хозяин гордо ею
И думает, что завтра загремит
Молва о нем, хвалой повсюду вея, -
И праздником доволен он своим,
И свет взыскательный доволен им!
И ни один из двух не угадает,
Как много здесь страдальцев собралось,
Какие вопли сердца заглушает
180 Торжественный оркестр... и сколько слез,
Непролитых, обратно западает
На грудь безмолвных жертв, как много гроз,
Семейных тайн, размолвк, глухих стенаний
Здесь бродит средь безумных ликований!
5
Вот старый муж молоденькой жены,
Красавицы, кокетки, словом, львицы
С улыбкой и коварством сатаны,
Кому она отличной ученицей.
Зато ей все сердца покорены,
190 Все на цепи у мощной чаровницы, -
И бедный муж, с полдюжиной других,
Лежит у ног ее, лобзая их.
И он ревнив!.. Как Аргус баснословный,
Он стережет ее и день и ночь.
Тень юноши ему уж тать любовный,
И эту тень готов прогнать он прочь!
Он чувствует: меж ними бой неровный
И уберечь жену ему невмочь!..
Влюблен и стар, влюблен и лыс, и гадок, -
200 Ему ль не страшен модных львов нападок?
И многим уж за то старик смешон.
В душе его они ведь не читали!..
В руках жены записку видел он -
Она должна отдать ее на бале...
_Кому_?!. Меж всех _кто_ ею предпочтен?!.
Чьи происки кокетку привязали?..
Старик глядит на дверь, и на часы,
И на жену... Он рвет себе усы,
Он стал бы рвать и волосы седые,
210 Да нету их!.. Забившись под жилет,
Ногтями в грудь впились, как черви злые,
Его пять пальцев - и кровавый след
Оставили... Уста его немые
Грызут и рвут _у ней_ взятой букет...
И судорги ревнивого сомненья
Искорчили ревнивца... Где же мщенье?!.
А между тем веселая жена
Мелькнет пред ним, грацьозно вальсируя,
Потом пройдет, слегка преклонена
220 На руку кавалера... и не чуя
Грозы над головой, упоена,
Блаженствуя, блистая, торжествуя, -
Пошепчется в углу она с одним,
Дарит другого взором огневым,
А третьего улыбкой миловидной -
Чтоб все равно довольны были б ей
И никому не стало бы завидно!..
Чем кончится нередкий случай сей?
Огласкою, для двух семейств обидной?
230 Иль сценою, забавной для людей?
Иль поединком, смертью человека -
За вздор и блажь, в угодность мненью века?..
А газ горит. А музыка гремит,
А бал блестит всей пышностью своею.
Толпа гостей по комнатам кипит.
Любуется хозяин гордо ею.
Он думает, что завтра протрубит
Молва о нем, хвалой повсюду вея.
И праздником доволен он своим,
240 И мнит, что все вокруг довольны с ним!
6
Но шум в дверях... Вошла - не то богиня,
Не то царица... фея, может быть!..
Движенья, поступь, взор - в ней всё гордыней
И силой дышит, словно победить
Она пришла... Княгини и графини -
Пред ней померкло всё! Не отразить
Ни красоты ее, ни обаяний,
Ни блеска, ни ума, ни чарований!
Наряд ее как облако парит,
250 На ней горят алмазы дорогие;
Глаза горят жарчей - и жар ланит
Сливается с их блеском; снеговые
Плеча и руки тверды как гранит,
Прозрачны как янтарь, а шелковые
Густые косы улеглись с трудом
Над мыслящим таинственным челом.
"Как хороша!.." - Она, по крайней мере,
Не жертва, не страдает, не грустна?
_Она_?!. Любви словам, мольбам поверя,
260 Свою любовь дала за них она.
Бесстрашно, не хитря, не лицемеря,
Любила, всей душою предана,
Восторженно и свято, так сердечно,
Что страсть свою считала вековечной.
А _он_ такой любви не понимал
Иль, просто цену знать ей не умея,
Он счастьем невзволнованным скучал;
Над ним оно лежало, тяготея,
Как плен, как цепь. - Но _он_ пред _ней_ молчал...
270 В нем не было ни истого злодея,
Ни полного героя. Нет, увы!
Едва ль нашли б в нем человека вы!
Он променял любовь души высокой
На чувственный и мелочной разврат.
Он пал... так непростительно глубоко,
Так низко, что взглянуть не смел назад,
На прежний рай, на свой Эдем далекий,
Где херувимом у запретных врат
Минувшая любовь его стояла
280 И грешника безмолвно отвергала.
_Она_?.. - Она стерпела!.. Бог послал
На то ей сил!.. Иль слабою женою
Как трость она склонилась - и обвал
Пронесся над поникшей головою...
Короче, сон блестящий миновал,
Она очнулась, - нищая душою,
Пред пепелищем тщетных чувств своих,
Расхищенных надежд и грез пустых.
И не легко ей было!.. С испытаньем
290 Не скоро примирилася она:
Не раз своей тоской, своим страданьем,
Бессонницей своей оглушена,
Конец и смерть звала она желаньем...
Недавно на окраине окна,
Готовая упасть, она стояла...
Молчанья чутким ухом ожидала...
И броситься хотела... Но тогда
На улице вдруг чей-то голос шумный
Гульливо рассмеялся... От стыда
300 Опомнилась она... Тоски безумной
Ей совестно вдруг стало, - и когда
Взглянула вниз, невольно, неразумно, -
С товарищем узнала там _его_,
Хмельного... Не видал он ничего!..
И _нынче_, в первый раз со дня разлуки,
Они должны здесь встретиться, сойтись;
И для того терзающие муки
В груди ее мгновенно улеглись;
И для того следы забот и скуки
310 С лица ее исчезли и зажглись
Ее глаза, мечты, тщеславье, воля -
И слез своих она не помнит болей!..
Нет! Помнит их!!. Затем, чтоб отомстить,
Чтоб показать спокойное презренье,
Чтоб пред собой, пред светом искупить
Напрасное, слепое сожаленье!..
Сегодня бал! А завтра, может быть,
Она проснется в горе и волненьи...
Но здесь она должна блестеть, сиять
320 И в прах его без милости попрать!..
И много их еще здесь перед нами,
Гладиаторов на битве роковой, -
Хотя в наш век не с тиграми и львами
Им суждено вступить в кровавый бой!
Нет, _в них самих_ - с их горем, с их страстями -
Свершается борьба их!.. Нет! - С судьбой
На жизнь и смерть должны они сражаться
И свету, умирая, улыбаться...
А газ горит, а музыка гремит,
330 А бал блестит всей пышностью своею.
Толпа гостей волнуется, кипит.
Любуется хозяин гордо ею.
Он думает, что завтра прожужжит
Молва о нем, хвалой и лестью вея.
И праздником доволен он своим,
А свет, почетный гость, доволен им!
14 августа 1850
Село Вороново
26. ЗАЧЕМ Я ЛЮБЛЮ МАСКАРАДЫ?
Меропе Александровне Новосильцевой
Мне странен твой вопрос: зачем под маской черной,
Под черным домино, забыв дневную лень,
Всю ночь я средь толпы преследую упорно
Веселья ложного обманчивую тень?..
Зачем меня манит безумное разгулье,
И диких сходбищ рев, и грубый хохот их?..
Ты хочешь знать, мой друг, поистине, могу ль я
Делить, хоть миг один, безумие других?..
Забавно ль для меня, в кругу мужчин хвастливом,
Подделав ум и речь на лад их пустоты,
Их скуку занимать и голосом пискливым
Твердить им пошлости, загадки, остроты?..
Для шутки заводить интриги без развязки,
В насмешку завлекать всесветских волокит, -
С усталых плеч стряхнув под вольностию маски
Цепь строгой чинности, что век нас тяготит?..
Нет!.. Не бессмысленно-тупого опьяненья
Средь говора толпы ищу я наобум,
Не шума ради там мне люб стократный шум, -
Но я хочу, прошу рассеянья, забвенья,
Бегу себя самой, своих тяжелых дум!..
Измучась жизнию действительной, вседневной,
Я жизни призрачной наружный блеск ловлю,
И даже суету, и даже ложь терплю,
Чтоб только мне спастись от истины плачевной...
Средь пестрых личностей, скользящих вкруг меня,
На время личность я свою уничтожаю,
Самосознание жестокое теряю,
Свое тревожное позабываю я...
Уж надоело мне под пышным платьем бальным
Себя, как напоказ, в гостиных выставлять,
Жать руку недругам, и дурам приседать,
И скукой смертною в молчаньи погребальном,
Томясь средь общества, за веером зевать...
Комедий кукольных на тесной сцене светской
Постыла пошлость мне, противен мне язык;
Твердить в них роль свою с покорностию детской
Правдолюбивый мой и смелый ум отвык.
Не лучше ль, сбросивши наряды дорогие,
Себя таинственной мантильей завернуть,
Урваться из кружка, где глупости людские
Нам точат лесть одну да россказни пустые,
От лицемерия под маскою вздохнуть?..
Прочь всё условное!.. Прочь фразы, принужденье!..
Могу смотреть, молчать, внимать, бродить одна;
Могу чужих забав делить одушевленье...
И если я грустна, и если я бледна,
Никто над бледностью моей не посмеется,
Я не нуждаюся в улыбке заказной,
И любопытная толпа не раздается
С вниманьем праздности и злобы предо мной!
Да, точно, я люблю свободу маскарада;
Там не замечена, не знаема никем,
Я правду говорю и всякому и всем;
Я, жертва общества, раба его, - я рада,
Что посмеяться раз могу в глаза над ним
Я смехом искренним и мстительным моим!..
1850
Москва
27. ЧЕГО-ТО ЖАЛЬ
По прочтении новым друзьям старых стихотворений
О. Б. М. Э.
Чего-то жаль мне... И не знаю я
Наверное, чего... Опять _его_ ли,
Кого безумно так любила я,
Так долго и с такой упрямой волей?
Или тебя, пора моей весны,
Отцветшая пора младых стремлений,
Желаний, и надежд, и вдохновений,
Той грустной, но всё милой старины?!.
О нем зачем жалеть?.. Ведь счастлив он,
Своей судьбой доволен и спокоен,
Минувшего забыл минутный сон
И, счастия оседлого достоин,
Рассудку подчинил свой гордый ум,
Житейских благ всю цену понимает,
Без детских грез, без лишних страстных дум
Живет... и жизни смысл и цель уж знает!
Он знает, что богатство нужно нам,
Чтоб вес иметь и поддержать значенье;
Что душу не разделишь пополам
С другой душой, что это заблужденье
Мальчишек и девчонок в двадцать лет,
Что барский дом, стол лакомый на славу
Превознесут друзья, уважит свет
(Друзья и свет так падки на забавы!).
С поэзией простился он навек
И с прозою сухою помирился;
Член общества, степенный человек,
С приличием в ладу, он научился
Условной речи их... Нет, он не тот,
Чем прежде был!.. О нем жалеть зачем же?
От женского он сердца сам не ждет,
Чтоб было век оно одним и тем же!
Нет, не _его_ мне жаль! - Мне жаль тебя,
Моя любовь, любовь души беспечной!
Ты верила и вечности сердечной,
Ты верила и в клятвы и в себя!..
Мне жаль еще повязки ослепленья,
Скрывавшей мне житейских уз тщету,
Мне жаль тебя, о гордое презренье,
Ребяческий ответ на клевету!..
Мне жаль тебя, мой благородный гнев,
Ты ложь встречал лицом к лицу отважно,
Ты лесть отверг с ее хвалой продажной,
Ты зависти дразнил зловещий рев!
Мне жаль тебя, мое самозабвенье,
Готовность глупо жертвовать собой,
Безумно жаль младого увлеченья
С его золотокрылою мечтой!..
После субботы 16 февраля 1852
Москва
28. СЛОВА ДЛЯ МУЗЫКИ
Испанская песня
Там много их было, веселых гостей,
И много шепталось приветных речей...
Один лишь там не был, но этот один -
Всех дум и желаний моих господин.
И сладкие песни мне слышались там,
И страсть в них дышала с тоской пополам...
Лишь голос любимый в разлуке молчал,
Но верному сердцу заочно звучал.
Блеснет ли навстречу мне пламенный взор?
Коснется ли слуха живой разговор?
Всё снится далекий, всё видится он,
И жизнь моя - с ним, а всё прочее - сон!
18 ноября 1852
Москва
29. МИНУВШЕМУ ВИСОКОСНОМУ 1852 ГОДУ
Ступай себе! твой минул срок печальный,
О мрачный гость в одежде погребальной,
Тяжелый год и высокосный год!
Отпущен ты не с честию и миром, -
Нет, вслед тебе народы дружным клиром
Кричат итог утрат, скорбей, невзгод...
Ступай себе под бременем упрека,
Напутствуем проклятьем и хулой!
Косил у нас ты бойко и высоко, -
Гробами путь усеял свой!
Ты взял у нас народные три славы,
Красу и честь России величавой,
Трех лучших, трех любимых между нас!
Ты вырвал кисть из длани вдохновенной,
Ты песнь прервал в груди благословенной,
О вечности вещавшей в смертный час,
Громовое перо сломал до срока
У мудрого наставника людей...
О, сгинь навек, косивший так высоко
Год наших бедствий и скорбей!.. {*}
1 января 1853
{* В этот год Россия лишилась Гоголя, Жуковского и Брюллова.}
30. КОЛОКОЛЬЧИК
Звенит, гудит, дробится мелкой трелью
Валдайский колокольчик удалой...
В нем слышится призыв родной, -
Какое-то разгульное веселье
С безумной, безотчетною тоской...
Кто едет там?.. Куда?.. С какою целью?..
Зачем?.. К кому?.. И ждет ли кто-нибудь?..
Трепещущую счастьем грудь
Смутит ли колокольчик звонкой трелью?..
Спешат, летят!.. Бог с ними... Добрый путь!..
Вот с мостика спустились на плотину,
Вот обогнули пруд, и сад, и дом...
Теперь поехали шажком...
Свернули в парк аллеею старинной...
И вот ямщик стегнул по всем по трем...
Звенит, гудит, как будто бьет тревогу,
Чтоб мысль завлечь и сердце соблазнить!..
И скучно стало сиднем жить,
И хочется куда-нибудь в дорогу,
И хочется к кому-нибудь спешить!..
27 августа 1853
Вороново
31. ДУМА ВАССАЛОВ
Виновны вы и правы оба!..
Непримирим ваш вечный спор!..
В жене понятны месть и злоба,
Борьбы отчаянный отпор,
А в муже - гнев за оскорбленья,
За вероломство многих лет!
Согласно жить вам средства нет!
Спасенье вам - разъединенье!
Ваш брак лишь грех и ложь!.. Сам бог
Благословить его не мог!..
Закон, язык, и нрав, и вера -
Вас разделяют навсегда!..
Меж вами ненависть без меры,
Тысячелетняя вражда!..
Меж вами память, страж ревнивый,
И токи крови пролитой...
Муж цепью свяжет ли златой
Порыв жены вольнолюбивой?..
Расстаньтесь!.. Брак ваш - грех!.. Сам бог
Благословить его не мог!..
22 сентября 1853
Вороново
32. СЛОВА ДЛЯ МУЗЫКИ
Посвящается
Меропе Александровне Новосильцевой
И больно, и сладко,
Когда, при начале любви,
То сердце забьется украдкой,
То в жилах течет лихорадка,
То жар запылает в крови...
И больно, и сладко!..
Пробьет час свиданья, -
Потупя предательный взор,
В волненьи, в томленьи незнанья,
Боясь и желая признанья,
Начнешь и прервешь разговор.
И в муку свиданье!..
Не вымолвишь слова,
Немеешь, робеешь, дрожишь...
Душа, проклиная оковы,
Вся в речи излиться б готова...
Но только глядишь и молчишь, -
Нет силы, нет слова!..
Настанет разлука,
И, холодно, гордо простясь,
Уйдешь с своей тайной и мукой!..
А в сердце истома и скука,
И вечностью нам каждый час,
И смерть нам разлука!..
И сладко, и больно...
И трепет безумный затих;
И сердцу легко и раздольно...
Слова полились бы так вольно,
Но слушать уж некому их, -
И сладко, и больно!
2 февраля 1854
33. СЛОВА ДЛЯ МУЗЫКИ
Княгине Марии Ив<ановне> Голицыной,
рожденной Похвисневой, в Тифлис
Бывало, я при нем живее,
Одушевленнее была,
И смех звучал мой веселее,
И речь свободнее текла.
При нем я на других смотрела,
Ему слегка бросая взор;
Лишь слова два подчас умела
Вплесть для него в свой разговор.
Как будто я не замечала,
Что он всё тут, всё занят мной;
Как будто холодно встречала
Привет, мне втайне дорогой.
Теперь... о нет!.. совсем другое,
Я изменилась, я не та...
В толпе, мне мнится, нас лишь двое,
И только им я занята.
Другие в тягость мне!.. Нет силы
Для них терять слова его,
И только б с ним я говорила,
И всё б смотрела на него!..
15 марта 1854
34. ГОЛУБАЯ ДУШЕГРЕЙКА
Слова для музыки
Ножка, ножка-чародейка,
Глазки девицы-души,
Голубая душегрейка, -
Как вы были хороши!..
Помню, помню, как, бывало,
В зимню пору, вечерком
Свет-красотка выбегала
Погулять со мной тайком!..
Пусть журила мать-старушка,
Пусть ворчал отец седой, -
Выпорхала их резвушка
Птичкой вольной и живой.
Помню радость жданной встречи,
Нежный взгляд, невольный страх,
Помню ласковые речи
И румянец на щеках.
Помню беленькую ручку,
Перстенек из бирюзы,
Помню песню-самоучку,
Детский смех и блеск слезы.
Помню муку расставанья
И прощальный поцелуй. ..
Эх, молчи, воспоминанье!..
Полно, сердце, не тоскуй!..
Не вернуть тебе былого,
Стары годы не придут!
Жадных уст моих уж снова
Поцелуи не сожгут!
Ножка, ножка чародейка,
Глазки девицы-души,
Голубая душегрейка, -
Как вы были хороши!..
Январь или начало
февраля 1855
35. <СТИХОТВОРЕНИЕ ЭЛЕЙКИНА
ИЗ КОМЕДИИ "ВОЗВРАТ ЧАЦКОГО В МОСКВУ, ИЛИ ВСТРЕЧА
ЗНАКОМЫХ ЛИЦ ПОСЛЕ ДВАДЦАТИПЯТИЛЕТНЕЙ РАЗЛУКИ">
Вставайте... сбирайтесь, народы,
Услыша желанный трезвон!..
Ветвь с ветвью сплетайте, о роды,
От корня славянских племен!..
Срок минул жестоким изгнаньям!..
Пора плен чужбины разбить
И вновь, по старинным преданьям,
Одною семьею зажить!..
Примеру благому послушны,
Пусть наши и ваши поля
Сойдутся, - в день встречи радушной
Взыграет родная земля!..
Ты, Волга, целуйся с Дунаем!..
Урал, - ты Карпат обнимай!..
Пляшите, как братья, край с краем,
И всё, что не мы, - пропадай!..
Прочь ложь и соблазны науки,
Искусства и мудрость людей!..
Словенские души и руки
Невинней без ваших затей!..
Зачем нам уменье чужое?..
Своим мы богаты умом!..
От Запада разве лишь злое
И вредное мы переймем!..
Что проку от грешной муз_ы_ки,
От статуй и голых картин!..
Скупайте их златом, языки!..
Пусть плюнет на них Славянин...
Сожжемте на вече творенья
Всех, всех чужеземных писак!..
Вот Нестор - мои песнопенья!
В чтецы - вот приходский вам дьяк!..
Отпустим бородки до чресел,
В нагольный тулуп облачась, -
И в лес все пойдемте!.. Как весел,
Как светл обновления час!..
Да здравствуют наши трущобы,
Разгул, старина, простота...
Без распрей, без лести, без злобы,
Здесь жизнь и сладка, и чиста!..
С медведем мы пустимся в битвы
За мед и за шкуру его,
И всяк, возвращаясь с ловитвы,
Съест гордо врага своего!..
Шипучие вина забудем!..
Анафема трюфлям у нас!..
Славяне!.. отныне мы будем
Есть кашу - и пить только квас!..
1856
36. СЛОВА ДЛЯ МУЗЫКИ
Не сотвори себе кумира,
У ног бездушной красоты
Не трать высокие мечты!
От воплощенной суеты
Не жди любви, не требуй мира!..
Любуйся блеском черных глаз,
Но не ищи в них тайной страсти...
Безумец ты!.. В твоей ли власти
Вдруг заменить мечтой о счастьи
Блажь легких шуток и проказ?!.
Каприз пустейшего кокетства,
Тщеславья женского обман
Повергли разум твой в туман;
Слепец, прозри!.. Твой истукан
Утратил сердце с малолетства.
Смотри: ты сохнешь и горишь, -
А ей-то что?.. Ей горя мало!..
Ей нынче зеркало сказало,
Что платье очень к ней пристало, -
Так чем ее ты удивишь?..
Дань нежных чувств, дань удивленья,
Намеков, робких полуслов
Она приемлет от рабов
Как долг законных должников,
Как побежденных приношенье...
Беги приманок роковых!..
Такие женщины не любят,
И если даже приголубят -
Как змей, задушат и погубят
Они в объятиях своих!..
3 февраля 1856
Москва
37. ОТ ПОЭТА К ЦАРЯМ
Беда стране, где раб и льстец
Одни допущены к престолу!..
А. Пушкин
Не бойтесь нас, цари земные:
Не страшен искренний поэт,
Когда порой в дела мирские
Он вносит божьей правды свет.
Во имя правды этой вечной
Он за судьбой людей следит;
И не корысть, а пыл сердечный
Его устами говорит.
Он не завистник: не трепещет
Вражда в груди, в душе его;
Лишь слабых ради в сильных мещет
Он стрелы слова своего!..
Он враг лишь лжи и притеснений,
Он мрака, предрассудка враг;
В нем нет ни тайных ухищрений,
Ни алчности житейских благ.
Нет, не в упрек, не для обиды
Звучит его громовый стих,
Когда, глас высшей Немезиды,
Карает он и зло и злых, -
Он только верно выполняет
Свой долг святой пред божеством;
Он только громко повторяет,
Что честь и совесть скажут в нем!
Живет он средь житейской смуты
Не в свой, а в божий произвол;
На помощь дан для битвы лютой
Ему орудием глагол.
Не знает он любостяжанья;
Благоговейно принял он
От неба в дар свое призванье,
Добра желаньем вдохновлен.
Не нужно ничего поэту, -
Ни лент, ни места, ни крестов;
Поэт за благостыню эту
Вам не продаст своих стихов!
Зачем вельможные палаты
Тому, кто ищет высь небес?
Зачем блеск почестей и злата
Жильцу обители чудес?
Не бойтесь нас, земные власти, -
Но не гоните только нас:
Мы выше станем при несчастьи,
В гоненьи дорастем до вас!
Под стражей общего вниманья
Растет и множится наш род;
За опалу, за поруганье
Любовью нам воздаст народ!
Молва за нас!.. Судьба бедою
Грозит ли нам издалека -
Уж над беспечной головою
Молвы хранящая рука!
Не обижайте нас - преданье
За нас потребует отчет
И в месть за нас, вам в наказанье,
И вас, и нас переживет!
Не бойтесь нас!.. Мы правду знаем, -
Вам больше всех она нужна!
Мы смысл ее вам разгадаем,
Хоть вам не нравится она!
Не бойтесь нас!.. Мы правду скажем,
Народный глас к вам доведем,
И к славе путь мы вам укажем,
И вашу славу воспоем!
Но бойтесь уст медоточивых
Низкопоклонников, льстецов;
Но бойтесь их доносов лживых
И их коварных полуслов!
Но бойтесь похвалы лукавой
И царедворческих речей:
В них яд, измена и отрава,
Отрава царства и царей!
Но бойтесь всех подобострастных,
Кто лижут, ластятся, ползут...
Они вас, бедных, самовластных,
И проведут, и продадут!
Они поссорят вас с народом,
Его любовь к вам охладят
И неминуемым исходом
Пред вами нас же обвинят!
Август 1856
Москва
ПРИМЕЧАНИЯ
В настоящий сборник вошли произведения четырнадцати поэтов 1840-1850-х
годов, чье творчество не представлено в Большой серии "Библиотеки поэта"
отдельными книгами и не отражено в коллективных сборниках (таких, например,
как "Поэты-петрашевиы"). Некоторые произведения Е. П. Ростопчиной, Э. И.
Губера, Е. П. Гребенки, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, И. И. Панаева были
включены в сборник "Поэты 1840-1850-х годов", выпущенный в Малой серии в
1962 году (вступительная статья и общая редакция Б. Я. Бухштаба; подготовка
текста, биографические справки и примечания В. С. Киселева). В настоящем
издании творчество их представлено полнее. Из других поэтов П. А. Каратыгин,
П. А. Федотов, Ф. Б. Миллер, Н. В. Берг представлены в различных выпусках
"Библиотеки поэта" лишь отдельными произведениями; стихи И. П. Крешева, Н.
Д. Хвощннской, Е. Л. Милькеева, М. А. Стаховича в издания "Библиотеки поэта"
не входили.
Для создания правильного представления о поэтах, творческий путь
которых начался в 1830-е годы (Ростопчина, Губер, Гребенка, Кони, Каратыгин)
или продолжался в 1860-1870-е (Каратыгин, Миллер), в сборник включены
произведения и этих периодов.
При установлении порядка следования авторов в сборнике принимались во
внимание как биографические данные (дата рождения, время начала творческой
деятельности, период наибольшей активности), так и жанровые: в особую группу
выделены водевилисты (Кони, Каратыгин) и сатирики (Панаев, Федотов),
завершают книгу переводчики по преимуществу (Берг, Миллер).
При подготовке настоящего сборника были просмотрены отдельные,
прижизненные и посмертные, издания данных поэтов, журналы, альманахи,
некоторые газеты за ряд лет, рукописные материалы. Одиннадцать
стихотворений, принадлежащих Ростопчиной, Милькееву, Копи, Миллеру,
публикуются впервые.
Тексты публикуемых стихотворений сверялись с обнаруженными в архивах
рукописями. В результате этой сверки ряд текстов печатается в более полном
или измененном, по сравнению с прежними публикациями, виде.
Тексты, как правило, печатаются в последней авторской редакции.
Отдельные случаи, когда предпочтение отдается посмертному изданию, главным
образом из-за цензурных купюр в прижизненном, оговорены в примечаниях.
Произведения, впервые опубликованные после смерти поэта, печатаются по
наиболее авторитетным посмертным изданиям.
Особую трудность представляет выбор текста для произведений Федотова.
Большая их часть публиковалась по спискам (автографы, за редкими
исключениями, не сохранились), причем публикации и известные нам списки
одного произведения часто имеют множество разночтений. В подобных случаях
нами выбирался наиболее авторитетный, наиболее исправный из имеющихся текст;
явные искажения исправлялись по другим публикациям и спискам; все эти
исправления отмечены в примечаниях.
Слова в тексте, заключенные в угловые скобки, являются редакторскими
конъектурами. В угловые скобки, кроме того, взяты заглавия и подзаголовки,
данные редакцией. Слова, зачеркнутые автором в рукописи, заключаются в
квадратные скобки. Орфография и пунктуация приближены к современным нормам.
Явные опечатки в источниках текста исправляются без оговорок в примечаниях.
Стихотворения каждого автора расположены в хронологическом порядке;
недатированные стихотворения помещены в конце. Многие датировки
стихотворений уточнены по первым публикациям, автографам, письмам и другим
источникам; в необходимых случаях обоснование датировок приведено в
примечаниях.
Даты в угловых скобках означают год, не позднее которого, по тем или
иным данным, было написано произведение; для водевильных куплетов - это
нередко год первой постановки водевиля на сцене, для других - год первой
публикации или цензурного разрешения издания. Предположительные даты
сопровождаются вопросительным знаком.
Подборке стихотворений каждого автора предшествует биографическая
справка, где сообщаются основные сведения о жизни и творчестве поэта;
приводятся данные о важнейших изданиях его стихотворений. Здесь, как и в
примечаниях, использованы, наряду с опубликованными, и рукописные материалы.
В примечаниях после порядкового номера указывается первая публикация,
затем, через точку с запятой, последовательные ступени изменения текста
(простые перепечатки не отмечаются) и, после точки, источник, по которому
печатается текст. Источник текста вводится формулой "Печ. по..."; эта
формула носит условный характер, обозначая издание, в котором текст впервые
установился. Указание только одной (первой) публикации означает, что текст в
дальнейшем не изменялся.
Авторские сборники, часто встречающиеся в примечаниях к стихотворениям
одного автора, полностью описаны лишь при первом упоминании, а в дальнейшем
даны в сокращении. Описания книг и журналов, часто встречающихся в
примечаниях к стихотворениям нескольких авторов, также даны в сокращении
(см. список сокращений).
Сведения о музыкальных переложениях произведений нами заимствованы из
книги: Г. К. Иванов, Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 года),
справочник, вып. 1-2, М., 1966-1969; причем приводятся фамилии только
сколько-нибудь известных композиторов, остальные даны суммарно, по формуле:
"Положено на музыку одним композитором (двумя и т. д. композиторами)".
Сокращения, принятые в примечаниях
БдЧ - "Библиотека для чтения".
Булгаков - Ф. И. Булгаков, П. А. Федотов и его произведения
художественные и литературные, СПб., 1893.
Вольф - А. Вольф, Хроника петербургских театров, ч. 1-3, СПб.,
1877-1884.
ГБЛ - Рукописный отдел Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина
(Москва).
ГПБ - Рукописный отдел Государственной Публичной библиотеки им. М. Е.
Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
ГРМ - Рукописный отдел Государственного Русского музея (Ленинград).
ЕИТ - "Ежегодник императорских театров".
ИВ - "Исторический вестник".
ЛГ - "Литературная газета".
Лещинский - Я. Д. Лещинский, Павел Андреевич Федотов - художник и поэт,
Л.-М., 1946.
ЛН - "Литературное наследство".
М - "Москвитянин".
03 - "Отечественные записки".
П - "Пантеон", "Пантеон русского и всех европейских театров".
ПД - Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинского дома)
АН СССР.
Ростковский - Ф. Ростковский, История лейб-гвардии Финляндского полка,
отд. 2 и 3. 1831-1881, СПб., 1881.
PC - "Русская старина".
С - "Современник".
СО - "Сын отечества".
Сомов - А. И. Сомов, П. А. Федотов, СПб., 1878.
ССНП - (И. И. Панаев), Собрание стихотворений Нового поэта, СПб., 1855.
ГБЛ - Государственная театральная библиотека им. А. В. Луначарского
(Ленинград).
"Тетрадь Пушкина" - рукописная тетрадь, содержащая автографы
стихотворений Е. П. Ростопчиной, принадлежавшая ранее А. С. Пушкину (ПД).
ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства
(Москва).
ЦГИА - Центральный государственный исторический архив (Ленинград).
ц. р. - цензурное разрешение.
ЦТМ - Центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина (Москва).
СТИХОТВОРЕНИЯ
1. Стихотворения, 1841, с. 9; М., 1850, No 16 (др. ред.) - в составе
9-й гл. романа в стихах "Поэзия и проза жизни. Дневник девушки". Печ. по
Стихотворениям, т. 1, СПб., 1856, с. 19. Автограф, с надзаг.: "Из романа
"Поэзия и проза жизни"", - ГПБ. Положено на музыку М. Ю. Виельгорским, Е. В.
Кочубей (отд. изд., вместе с "ответом" на романс - романсом "Скажите ей" на
слова Н. А. Долгорукова) и еще тремя композиторами. Подражание стихотворению
французской поэтессы Марселины Деборд-Вальмор (1786-1859) "S'il l'avait
su!". Впоследствии, во вступлении к циклу "Неизвестный роман" (см. примеч.
21), Ростопчина вспоминала о своем юношеском увлечении творчеством
Деборд-Вальмор, "от которой все мы так плакали в свою молодость и после
которой уж никто не умел изобразить женское сердце" (Стихотворения, т. 1,
изд. 2, 1857. с. 322). Пашкова Елизавета Петровна (урожд. Киндякова, ум,
1854) -двоюродная тетка Ростопчиной.
2. Частично (ст. 1-16) - "30 дней", 1938, No 2, с. 96, в статье Вл.
Нейштадта "Неизвестные стихи Е. П. Ростопчиной" (по списку, принадлежавшему
В. И. Нейштадту; ныне - в ЦГАЛИ). Печ. по кн.: "Поэты 1840-1850-х годов",
"Б-ка поэта" (М. с), 1962, с. 219, где опубликовано полностью по тому же
списку. Эпиграф - неточная цитата из послания Пушкина "К Чаадаеву" (1818).
Трехцветный шарф - деталь формы офицера русской армии в конце XVIII - начале
XIX в.
4. "Утренняя заря, альманах на 1840 год", СПб., с. 119, под загл.
"Опыты простонародных мелодий", подпись: Г. Е. Р....на; Стихотворения, 1841,
с. 46, под загл. "Простонародные песни". Печ, по Стихотворениям, т. 1, с.
67. Положены на музыку: 1-е -тремя композиторами, 2-е - М. Ю. Виельгорским и
еще двумя композиторами, 3-е - А. С. Даргомыжским, С. И. Донауровым и еще
пятью композиторами. Петровское - Петровский парк под Москвой.
5. Стихотворения, 1841, с. 62. Эпиграф - из стих. Н. Ф. Павлова
(1803-1864) "К N. N." ("Нет! ты не поняла поэта...")..
6. "Московский наблюдатель", 1835, ч. 1, с. 292, подпись: Гр....
А. Р.; Стихотворения, 1841. Печ. по Стихотворениям, т. 1, с. 123.
Точная дата - по автографу ЦГАЛИ. Эпиграф - из стих. А. И. Тургенева
(1781-1803) "Элегия" ("Угрюмой осени мертвящая рука..."). А. В. Дружинин
писал об этом и нескольких других стихотворениях Ростопчиной: "Во всех этих
пьесах вы найдете сильный протест против многих сторон великосветской
жизни..." (А. В. Дружинин, Собр. соч., т. 7, СПб., 1865, с. 159). Село Анна
- родовое поместье мужа Ростопчиной в Воронежской губернии, где поэтесса
поселилась после свадьбы и часто подолгу жила в дальнейшем. Изженет -
изгонит.
7. М, 1854, No 5, с. 6, в подборке "Несколько стихотворений из
"Зеленой книги"", с авторским примечанием: ""Зеленая книга" были рукопись,
подаренная автором одной короткой приятельнице, содержавшая в себе все
неизданные мелкие стихотворения, слишком задушевные для печати; после десяти
лет, по случаю смерти ее обладательницы, "Зеленая книга" теперь возвратилась
опять в руки автора". Печ. по Стихотворениям, т. 1, с. 137. В "Зеленую
книгу", составившую затем раздел 1-го тома Стихотворений 1856, вошли также
NoNo 8-13. Палитр - здесь: албанский воин.
8. М, 1854, No 5, с. 8, в той же подборке, что и предыдущее
стихотворение. Печ. по Стихотворениям, т. 1, 1856, с. 143.
10. Стихотворения, т. 1, 1856, с. 185.
11. Там же, с. 197. Рессегье Жюль (1789-1862) - французский поэт и
беллетрист.
12. Там же, с. 211.
13. Там же, с. 217. В своих степях далёко буду я. Имеется в виду село
Анна, куда Ростопчина в начале мая уехала (см. No 14).
14. Там же, с. 223. Эпиграф - неточная цитата из поэмы Байрона
"Паломничество Чайльд-Гарольда" (песнь 1, "Прощальная песнь
Чайльд-Гарольда", строфа 9).
15. Стихотворения, 1841, с. 180. Эпиграф - из стих. Гейне "Der
Schmetterling ist in die Rose verliebt...".
17. "Вчера и сегодня", Литературный сборник, составленный гр. В. А.
Соллогубом, кн. 1, СПб., 1845, с. 115, без эпиграфа. Печ. по Стихотворениям,
т. 2, СПб., 1856, с. 3. Эпиграф - из поэмы Байрона "Паломничество
Чайльд-Гарольда" (песнь 1, "Прощальная песня Чайльд-Гарольда", строфа 2).
Село Анна - см. примеч. 6. Вороново - подмосковное имение Ростопчиной, где
поэтесса часто и подолгу жила начиная с лета 1840 г.
18. "Памятник искусств и вспомогательных знаний", т. 1, тетрадь 4,
СПб., [1841], с. 1 (ц. р. - 27 декабря 1840 г.), без эпиграфа, даты и
подписи; "Вчера и сегодня", Литературный сборник, составленный гр. В. А.
Соллогубом, кн. 1, СПб., 1845. Печ. по Стихотворениям, т. 2, с. 38. Жозеф
Делорм - псевдоним французского поэта и критика Ш.-О. Сент-Бева (1804-1869).
Эпиграф - цитата из его стих. "A madame Pauline F...".
19. "Русская беседа", т. 2, СПб., 1841, с. 3, где помещено вслед за
стих. Лермонтова "Графине Ростопчиной" ("Я верю, под одной звездою...").
Печ. по Стихотворениям, т. 2, с. 63, с восстановлением правильного чтения
ст. 3 по первой публикации. Знакомство Ростопчиной с Лермонтовым состоялось
еще в 1830 г. Во время своего последнего приезда в Петербург, в начале 1841
г., поэт почти ежедневно встречался с Ростопчиной; в 1858 г. она вспоминала
об этом в своем письме к А. Дюма: "Двух дней было довольно, чтобы связать
нас дружбой... Мы постоянно встречались и утром и вечером... Отпуск его
приходил к концу... Лермонтову очень не хотелось ехать, у него были всякого
рода дурные предчувствия. Наконец, около конца апреля или начала мая, мы
собрались на прощальный ужин, чтобы пожелать ему доброго пути. Я из
последних пожала ему руку... Во время всего ужина и на прощаньи Лермонтов
только и говорил об ожидавшей его скорой смерти. Я заставляла его молчать,
старалась смеяться над его казавшимися пустыми предчувствиями, но они
поневоле на меня влияли и сжимали сердце" (Е. Сушкова, Записки, Л" 1928, с.
351-353). Впоследствии Ростопчина посвятила памяти Лермонтова два стих. -
"Нашим будущим поэтам" и "Пустой альбом". Заступница родная - Е. А.
Арсеньева (1760-1845), бабушка Лермонтова.
20. Стихотворения, т. 2, с. 105. Заглавие - аллюзия на стих. Лермонтова
"И скучно и грустно" (1840).
21. М, 1848, No 1, с. 31 (ц. р. - 27 декабря 1847 г.), в цикле
стихотворений "Неизвестный роман", без подписи. Печ. по Стихотворениям, т.
1, с. 395, с посвящением всего цикла К. П. И. М. По предположению Вл.
Ходасевича, посвящение расшифровывается: князю Платону Ивановичу Мещерскому.
""Неизвестный роман" - вещь, в которой автобиографический смысл
представляется несомненным" (Владислав Ходасевич, Графиня Е. П. Ростопчина.
- В его кн.: "Статьи о русской поэзии", Пб., 1922, с. 31-32). Датированный
автограф - ПД. Цикл написан от имени молодой помещицы З...
22. "Северная пчела", 1846, 17 декабря, вместе с четырьмя другими
стихотворениями Ростопчиной, без подписи, даты, указания места написания,
посвящения и эпиграфа, с подзаг.: "Рыцарская баллада", с чтением ст. 29: "С
монахом шепчется она" и другими отличиями; "Полярная звезда", 1856, кн. 2, с
подписью, под загл. "Насильственный брак", с незначительными расхождениями
с текстом "Северной пчелы", со следующим примечанием, принадлежащим Герцену:
"Это стихотворение было напечатано; ценсура не догадалась сначала, что
"Насильственный брак" превосходно представил Николая и Польшу; потом
спохватилась, и "Старый барон" (Николай I) выслал из Петербурга известного
автора их" (А. И. Герцен, Собр. соч., т. 12, М., 1957, с. 457). Печ. впервые
по автографу (ПД, "Тетрадь Пушкина"), источник эпиграфа неразборчив.
Перепечатывалось во многих изданиях вольной печати (см. в сб. "Вольная
русская поэзия второй половины XVIII - первой половины XIX века", "Б-ка
поэта" (Б. с), Л., 1970). Легально - в PC, 1872, No 2. В Стихотворения, тт.
1-4, не вошло. Автографы - ГПБ (с чтением ст. 29: "С ксендзами шепчется
она", ст. 79: "Тирану верной быть должна" и с другими изменениями), ЦТМ (под
загл. "Насильственный брак" и с другими изменениями), ПД (3 автографа с
разночтениями). Сохранилось множество списков, что свидетельствует о большой
популярности произведения. Разночтения газетного текста с текстами
автографов, в особенности публикуемого, доказывают, что Ростопчина, посылая
стихотворение в "Северную пчелу", намеренно исключила из него все явные
намеки на Польшу. В Петербурге внимание на стихотворение обратили в начале
1847 г. А. В. Никитенко записывает в своем дневнике: "Январь 5. Суматоха и
толки в целом городе... Рыцарь барон сетует на жену, что она его не любит и
изменяет ему, а она возражает, что и не может любить его, так как он
насильственно овладел ею. Кажется, чего невиннее в цензурном отношении? И
цензура, и публика сначала поняли так, что графиня Ростопчина говорит о
своих собственных отношениях к мужу, которые, как всем известно,
неприязненны. Удивляюсь только смелости, с какою она отдавала на суд публике
свои семейные дела, и тому, что она связалась с "Северной пчелою". Но теперь
оказывается, что барон - Россия, а насильно взятая жена - Польша. Стихи
действительно удивительно подходят к отношениям той и другой и, как они
очень хороши, то. их все твердят наизусть... Кажется, нельзя сомневаться в
истинном значении и смысле этих стихов. Булгарина призывали уже к графу
Орлову Цензура ждет грозы. (Январь) И. Толки о стихотворении графини
Ростопчиной не умолкают... Государь был очень недоволен и велел было
запретить Булгарину издавать "Пчелу". Но его защитил граф Орлов, объяснив,
что Булгарин не понял смысла стихов. Говорят, что на это замечание графа
последовал ответ: "Если он (Булгарин) не виноват как поляк, то виноват как
дурак!"" (А. В. Никитенко, Дневник, т. 1, [Л.], 1955, с. 299-301). История
этого, стихотворения детально описана в статье В. Киселева "Поэтесса и
царь" ("Русская литература", 1965, No 1, с. 144-156). Вздувает огнь
междоусобья. Имеется в виду польское восстание 1830-1831 гг., жестоко
подавленное царем. Послал он в ссылку] в заточенье и т. д. После подавления
восстания сотни польских революционеров были отправлены в сибирскую ссылку.
23. "Северная пчела", 1846, 24 декабря, под загл. "Соловью. На голос
серенады Шуберта", без эпиграфа и подписи, вместе с двумя другими
стихотворениями Ростопчиной, со следующим редакционным примечанием:
"Стихотворения того же автора, произведения которого напечатаны в No 284"
(имеется в виду стих. "Несильный брак"). Печ. по Стихотворениям, т. 2, с.
183. Автографы - ГБЛ, ПД. Эпиграф - из стих, немецкого писателя Людвига
Релльштаба (1799-1860) "Serenade", положенного на музыку Францем Шубертом
(1797-1828). Стихотворение Ростопчиной было положено на музыку А. И.
Дюбюком. Каподимонте - замок близ Неаполя, резиденция королей.
24. Стихотворения, т. 2, с. 215, Автограф - ПД, с разночтениями и более
развернутым посвящением: "Сестре и брату (княгине Любови Петровне Голицыной
и графу Николаю Петровичу Апраксину, в память и благодарность данного ими
вечера, где пел хор Московских цыган)". Л. П. Голицына (1818-1882) и Н. П.
Апраксин (р. 1815) - знакомые Ростопчиной. В чужбине, в дни разлуки. Речь
Идет о заграничном путешествии Ростопчиной в 1845-1847 гг.
25. М, 1851, No 2, с. 151, с посвящением: "Посвящается графине Е. В.
де Сальяс-Турнемир", без прозаического обращения к графине, с пробелами
вместо ст. 26-27, 147-152, 199, 208-210. Печ. по Стихотворениям, т. 2, с.
283, с исправлением ст. 60 и 227 по автографу (ПД) и первой публикации.
Графиня - Елизавета Васильевна Салиас де Турнемир (псевдоним - Евгения Тур,
1815-1892), русская писательница либерального направления. Эпиграф - из
сочинений римского историка Публия Корнелия Тацита (55-120); полностью фраза
звучит: "Ave, Caesar! Morituri te salutant!" ("Славься, цезарь! Идущие на
смерть тебя приветствуют!"); таково было обращение римских гладиаторов к
императору перед боем. 1. Цирк - здесь в значении: место (в Древнем Риме)
для различных состязаний, в том числе и боев гладиаторов. 4. Сюжет о девушке
из бедной семьи - невесте богача, ставшей жертвой интриги знатной княжны, -
заимствован из повести Евгении Тур "Ошибка" (1849). 5. Аргус (греч. миф.) -
многоглазый великан, часть его глаз постоянно бодрствовала; в переносном
смысле - бдительный страж.
26. Стихотворения, т. 2, с. 277. Меропа Александровна Новосильцева (ум.
1880) - подруга Ростопчиной.
27. М, 1852, No 7, с. 271, без подписи, даты, инициалов адресатов и с
разночтениями. Печ. по Стихотворениям, т. 2, с. 305. Автографы - ГТМ (др.
ред.; опубликовано в кн.: "Неизданные письма к А. Н. Островскому", М.-Л.,
1932) и ПД (текст совпадает с публикуемым); в обоих посвящение расшифровано.
Островскому стихотворение было послано в сопровождении письма, где поэтесса
писала: "Вот вам новинка, внушенная мне намеднишним чтением и разговором,
перерывшим святыню воспоминаний на дне моего сердца... По принадлежности,
это новое вдохновение посвящается вам, моим избранным и верным,
сочувствующим всему, что я вам читала и доверяла. Спешу его послать,
желательно, чтоб оно поспело еще в "Москвитянин" под прикрытием Бедной и
милой Невесты; если можно, заставьте старика (Погодина) опустопорожнить мне
страничку в 4-м нумере, только без имени моего и с заглавными буквами ваших
имен; также не нужно выставлять числа; это стихотворенье из таких, которое
должно таиться под скромным покровом анонима, и это скорей всех поймет ваша
душа, милый друг мой" ("Неизданные письма к А. Н. Островскому", с.
495-496). Комедия Островского "Бедная невеста" действительно была
опубликована в 4-м номере журнала. Новым друзьям старые стихотворения
читались Ростопчиной на одной из ее московских "суббот" в доме на Садовой
(дом Небольсина), где Ростопчины поселились после возвращения в Россию. Н.
В. Берг вспоминал о вечере у М. П. Погодина, где Островский читал комедию
"Банкрут", 3 декабря 1849 г.: "Графиня говорила с автором "Банкрута" более,
чем с кем-нибудь, и просила его бывать у нее по субботам вечером. Такие же
приглашения получили и еще несколько лиц, бывших тогда у Погодина, и сам
Погодин. Так возникли "субботы Ростопчиной"... Завязь кружка составляли:
Островский, Мей, Филиппов, Эдельсон..." (Н. В. Берг, Гр. Ростопчина в
Москве. - ИВ, 1893, No 3, с. 701. См. также: Д. М. Погодин, Воспоминания. -
Там же, 1892, No 4, с. 52-53). Расшифровка посвящения: Островский Александр
Николаевич (1823-1886); Берг Николай Васильевич (см. с. 426); Мей Лев
Александрович (1822-1862), поэт и драматург; Эдельсон Евгений Николаевич
(1824-1868), критик, участники "молодой редакции" "Москвитянина".
28. Стихотворения, т. 2, с. 337. Автографы - ГПБ (под загл. "Разлука.
Слова для песни") и ПД (под загл. "Слова для песни"). Положено на музыку А.
А. Вилламовым и О. Донауровой.
29. Стихотворения, т. 2, с. 339. Автограф - ПД, без авторского
примечания и с пометой: "Москва, на Спиридоновке, в доме Рахманова".
Высокосный (високосный) год - по народным поверьям - несчастливый: Касьян
немилостивый (день 29 февраля) "высоко косит" - велика смертность людей,
падеж скота.
30. П, 1853, No 10, с. 1. Автограф - ПД. Положено на музыку одним
композитором. Валдайский колокольчик - ямской колокольчик; производство их
процветало в уездном городе Валдае Новгородской губ.
31. Печ. впервые, по автографу ПД ("Тетрадь Пушкина", где
стихотворение, в нарушение хронологической последовательности, обычно
соблюдавшейся Ростопчиной, написано на остававшейся под автографом
"Насильного брака" части страницы). Стихотворение продолжает тему
"Насильного брака" - о взаимоотношениях России с Польшей (см. примеч. 22).
Несмотря на заметное поправение политических взглядов Ростопчиной в 50-е
годы, она и в это время остается сторонницей освобождения жены - Польши
из-под власти мужа - России.
32. П, 1855, No 3, с. 3. Печ. по Стихотворениям, т. 2, с. 363.
Автограф - ПД. Новосильцева М. А. - см. примеч. 26. Положено на музыку А. И.
Дюбюком, П. И. Чайковским.
33. Стихотворения, т. 2, с. 381. Автограф - ПД. Голицына Мария
Ивановна, княгиня (1819-1881) - знакомая Ростопчиной. Положено на музыку П.
П. Булаховым.
34. Стихотворения, т. 2, с. 409. Датируется по месту автографа (ПД,
"Тетрадь Пушкина") между стихотворениями, датированными: 1 января 1855 г. и
12 февраля 1855 г. Положено на музыку П. Д. Дмитриевым и Ю. А. Капри.
35. Е. П. Ростопчина, Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых
лиц после двадцатипятилетней разлуки. Продолжение комедии Грибоедова "Горе
от ума", СПб., 1865, с. 101. Датируется по "Сочинениям графини Е. П.
Ростопчиной", т. 1, СПб., 1890, с. XVIII, XXV. Предпринятые при жизни автора
попытки напечатать комедию и поставить ее на сцене Александринского театра
не увенчались успехом, пьеса не была пропущена цензурой. Действие происходит
в Москве, в 1850 г., в доме Фамусова, куда, после 25-летнего отсутствия,
вновь приезжает Чацкий и снова встречается с действующими лицами "Горя от
ума". Комедия представляет собой памфлет, направленный как против
западников, так и против славянофилов. Первых представляют студент Цурмайер
и Петров, связанный с "Современником"; вторых - Платон Михайлович Горячев и
его жена, вводящая в дом Фамусова Мстислава Кирилловича Элейкина, поэта,
идейного вождя славянофилов; прототипом его послужил А. С. Хомяков
(1804-1860), поэт, публицист и философ-идеалист, один из идеологов
славянофильства. Сближение в 1850 г. со славянофилами к середине 50-х годов
сменилось у Ростопчиной разочарованием. Ее письма последних лет содержат
резкую критику славянофилов и лично Хомякова. Славянофилы, - пишет она
Дружинину 23 апреля 1854 г., - "сочинили нам какую-то мнимую древнюю Русь, к
которой они хотят возвратить нас, несмотря на ход времени и просвещения...
эти люди убили нам Языкова во цвете лет, удушили его талант под изуверством;
эти же люди уходили Гоголя, окормя его лампадным маслом, стеснив его в путах
суеверных обрядов запоздалого фанатизма... Хомяков, личный враг мой... давно
разглашает о мне разные небылицы, называет меня врагом Руси и православия,
западницей, жорж-зандисткой..." ("Письма к А. В. Дружинину. (1850-1863)",
М., 1948, с. 268). Вскоре Ростопчина поместила Хомякова в свой "Дом
сумасшедших в Москве в 1858 году" (строфы 8-10):
Вот их вождь и председатель,
Вот святоша Хомяков,
Их певец, пророк, вещатель:
Вечно спорить он готов
Обо всем и без причины,
И, чтоб ум свой показать,
Он сумеет заедино
Pro и contra поддержать.
Русской старины блюститель,
То он ворог англичан,
То пристрастный их хвалитель,
Он за них речист и рьян...
То, в корнях индийских роясь,
В брамах дедов ищет нам,
Непричесанный и моясь
Редко, с горем пополам!..
Православья страж в народе,
Крепко держит он посты,
Много пишет о свободе,
Восстает на суеты.
Он о "мерзостях России"
Протрубил во все рога...
Говорят, рука витии
Для крестьян его строга!!!
36. Стихотворения, т. 2, с. 473. Печ. с исправлением пунктуации в ст.
1-2 по автографу ПД. Не сотвори себе кумира - цитата из Библии (Исход, XX,
4), одна из заповедей бога, записанных на скрижалях Моисеем.
37. Стихотворения, т. 4, СПб., 1859, с. 289, с неверной датой.
Датируется по автографу ПД, текст которого полностью совпадает с печатаемым.
Эпиграф - неточная цитата из стих. Пушкина "Друзьям" ("Нет, я не льстец,
когда царю...").