Не все замечают глубокую связь, в которой народные и общественные нравы находятся с формою заключения брака, вступления в семью. Причем не нравы влияют на эту форму, а форма могущественно определяет собою нравы. В древности, чем легче была форма вступления в семью, тем полновеснее, зернистее становилось содержание ее. Девушке, выйдя замуж, предстояло заслужить любовь и уважение мужа, и мужу тоже предстояло внушить к себе любовь и расположить к верности. Счастье зарабатывалось; брак "работался" всю жизнь, работалась его солидность, теплота, поэзия, весь смысл. Теперь ничего этого нет, и нет именно от того поглощающего значения, какое церковью и государством придано венчанию; "обвенчались", вспорхнули и разлетелись. Зачем работать? Все уже "есть". Особенно для женщины. "Заработать" надо жениха и довести его до венчания: вот это трудно, и на это положены все усилия. Как ни странно, что кокетство, флирт, очарование невест и безобразие жен обязаны происхождением своим церкви, и ей единственно, но это именно так: просто таково положение вещей, таково расположение частей брака, важных и неважных в нем моментов, что всё и все невольно толкнулись к беспутству. Молодые люди бегут от безобразного брака, в котором жены могут их разорять, позорить, не повиноваться им и прямо на все плюнуть и бежать на все четыре стороны. Так восстановленный брак -- явно петля. "Разбежались" женихи -- тягостно невестам. Все назначение жизни, вся организация женщины, поистине чудесная, говорит, указывает, зовет к семье. Что же делать при этих разбежавшихся женихах (и основательно разбежавшихся)? Целомудреннейшие начинают прибегать к средствам, которые подсказывают и мамаши. Ведь не врожденно же все развратны, но все толкнуты обстоятельствами, положением вещей, "организмом брака" к развращающим, лукавым поступкам. Нужно "сыскать жениха" и довести его до венчания; нужно усыпить его (естественный и правый) испуг, нужно очаровать его, затуманить, привлечь, соблазнить. Тут пускается все, о чем поет "Крейцерова соната": джурсейки, обнаженные плечи и более того -- притворная скромность и все обещания добродетелей. Духовного обмана здесь еще более, чем физического, и он хуже и опаснее. Только Толстой ошибся адресом: все это относится не к плоти человеческой и не к существу брака, а к обстоятельствам, в которые он поставлен. И вот "молодой" доведен до него и стал на опасный шелковый коврик перед священником. Как это совершилось -- все кончено для девушки в смысле усилий, идеала и обещаний; на завтра перед мужем, вместо вчерашнего "ангела", стоит сварливая, властная, заносчивая, жадная "баба", на которую он будет всю жизнь работать, хотя бы она всю жизнь только и делала, что мучила и издевалась над ним. Я говорю не о действительности, которая гораздо лучше закона, а о законе, который толкает действительность и именно и только к этому. Есть, однако, множество женщин, которые, при жизни бросив мужей, по смерти их являются за их пенсией. И ничего. Общество негодует, но закон совершенно серьезно выдает им пенсию за беспутство, злобу и омерзительное поведение в течение целой жизни. Один пожилой генерал, женившийся полубольным (от контузий), рассказывал мне прямо с ужасом о женщине молодой и властолюбивой, очень образованной и из блестящего круга, которая, обвенчав его с собою, немедленно же бросила, даже не потеряв девства, и вот лет семь жадно выжидает его смерти и крупной пенсии (три тысячи в год). Хорошо положение отечества, вычитающего из народных грошей на содержание таких "особ"; тогда как, конечно, достаточно самого азбучного законоположения, чтобы предупредить и уничтожить этот разврат, безобразие и хищничество. Но законоположения не делается просто из уважения к венчанию! Как же -- "обвенчалась", "жена". Не впадая в утомительные подробности, я укажу читателям только на ту общую истину или зрелище, что 1) все мужчины ищут женщин и любви их даже "за свои средства" и 2) все мужчины уклоняются от брака, даже "с их приданым", чтобы подвести тот итог, что 3) замужество всех девушек в стране было бы абсолютно обеспечено, если бы не вмешалось сюда венчание с его осложнениями и, следовательно, 4) что именно оно отняло у огромного контингента девушек в стране их женихов, "судьбу", -- детей, семью, отняло их нормальное и естественное. И далее, что если бы венчания не было и "зарабатывать" мужа приходилось поведением в браке, а не до брака, то естественно, что очарование невест перелилось бы в брак, в 20-30 лет последующей жизни, изменив лишь колорит и преобразовавшись из обольстительности в привлекательность. Вместо кокетства, вертлявости, заманивания развилась бы теплота и поэзия каждого дня, всех дней: требуемые качества, которые бы более и более укрепляли за женою мужа. Это было бы сперва только усилием (как у невест), но необходимость повторения их и, наконец, вечная нужда в них превратила бы их в самую натуру, соделав действительно верных, теплых и поэтических жен! Вот как много обещает "легкая вуаль" при вступлении в брак: она обещает доброе зерно, повсеместную семью, всеобщность ее как нормального состояния, -- и вместе семью солидную в течении своем, устойчивую по качествам ее, по нравам, невольно в ней вырабатывающимся...
Теперь мы имеем внешнюю нелюбимую норму, и никакого ей повиновения. Тогда явится всеобщее внутреннее усилие к идеалу, создастся -- в обычаях, в духе страны -- как бы внутренняя, непрестанно действующая норма. От этого-то при гражданском браке семьи и сложились всюду, в древности и теперь, теплее и поэтичнее, нежели у нас, у христиан; тогда как за исключением семьи мы гениальнее всех прочих народов-в науке, в философии, в поэзии, искусстве, государственности. Явно, что не плоть и нравы у нас худы, не человек сам по себе: но все это поставлено в худые условия и получило кривой рост.
Улицы у нас шумны; дома холодны. "Цепей" гименея (почему "цепей", а не цветов?) все избегают: кто же вообще ищет "цепей"? Никто себе не враг! Семья тает в стране, и с каждым годом вступающих в брак становится меньше и меньше. Конечно, закон слишком бессилен переделать это, и он может переделать только условия семьи. Ему предстоит починить или построить заново и по новому плану дверь семьи: пусть она будет не узкой щелью, не капканом, не "петлей" (так и называют мужчины теперешний законный брак), а совершенно своеобразною связью, которой в каждом единичном случае предоставлено укрепляться и вообще вырастать в своих качествах собственными усилиями и будущим течением. Пусть работают в каждом доме, в каждой семье, не надеясь с одной, как и с другой стороны, что кто-нибудь поможет, -- судья, консистория, чиновник. Тогда перед замужеством скорей покажут худые стороны, чтобы вовремя отбить ненастоящего жениха и не обмануться. Девушки будут "так себе", но жены -- прелестницы. Так ведь это и было в Риме, в Греции, в библейские времена, где был только гражданский брак.
Впервые опубликовано: Новое время. 1907. 19 янв. No 11083.