Все немецкие лица какие-то бесформенные, неопределенные, безлинейные, бесстильные... Точно Бог начал что-то творить, но бросил, не закончив, за какою-то безнадежностью...
Похоже, как над одною гробницею Медичи во Флоренции -- неоконченная скульптура Микель-Анджело... Корпус вышел, фигура вышла, но лицо недоработанно: тусклое, неясное...
Самый цвет их, в общем здоровый, -- не имеет решительности... Что-то красноватое, но с прослойками белого или с проступающим сквозь кожу белым... Бык, но "с малокровием"... Ужасно странно.
Это все их немецкое пиво. На некоторых улицах Берлина самый воздух улицы пропитан пивом. Это противно.
И вообще, противного много в Германии. Это не юг и его стиль...
Пошел в Берлине посмотреть университет. Ведь там училось много и русских. Берлинский университет -- почти русский университет: туда входили с прекрасной, волнующейся душой Грановский, оба Киреевские, Тургенев1. Помните тургеневское в предисловии: "Мне нужно было окунуться в Немецкое море"2. Это он писал об университете.
Вход, однако, "посторонним лицам запрещен". Из Дверей его выходили и студенты, и барышни, очевидно "курсистки". В противоположность впечатлению прежней поездки, когда я видел группу студентов в Зоологическом саду, -- на этот раз лица студентов были прекрасны "наукою", мыслью, одушевлением. Может быть, я взял их в хорошую минуту: ведь они только что выслушали лекцию. И еще то: ведь это летний семестр, шел их "июль месяц", и, очевидно, на лето оставались заниматься самые лучшие. Но нужно сделать nota bene: в Германии, в университетах, лекции не прерываются и на лето. Много работают и не жалукутся, что "жарко" или "устали".
Да ведь и все мы летом работаем. Вот и я пишу же.
* * *
Университет немного наискось от монумента Фридриху Великому и против дворца. Он отделен от улицы небольшим двором, усаженным деревьями. Выходя на тротуар улицы, стоят перед ним два великолепные памятника братьям-ученым первой половины XIX века -- Вильгельму Гумбольдту, знаменитому лингвисту, и Александру Гумбольдту, творцу "Космоса", естествоиспытателю. Оба памятника из белого камня (мрамора?); ученые -- в сидячем, свободном положении, полном естественности. Я долго рассматривал лица, -- и что касается Александра Гумбольдта, лицо которого известно по множеству превосходных портретов, то сходство и выразительность лиц в камне достигнуты вполне. Лицо Вильгельма Гумбольдта еще выразительнее, изящнее и одухотвореннее, чем Александра. Оно вполне прекрасно, и не хочется от него отойти.
Посреди двора -- белый мраморный памятник Гельмгольцу, величайшему натуралисту второй половины XIX века, обогатившему открытиями своими почти все области естествознания, между прочим такие далекие друг от друга, как физика и физиология. Ученый стоит в докторской мантии; лицо еще не старо и полно одушевления. В глубине двора, уходя влево (если идти с улицы), -- совсем закрытый деревьями, памятник-бюст Моммзену. Совсем около стены университета -- черный бронзовый памятник Трейчке, в позе говорящего пылкую речь оратора (стоящая на пьедестале фигура). На фронтоне университета надпись, которую, к сожалению, я не списал. Она отличается тем, что содержит в себе личное и любящее отношение к университету построившее здание короля. Приблизительно смысл ее: король Вильгельм (или: Фридрих?) посвящает (или: жертвует? дает?) это университету (или: музея университет?). Во всяком случае, что-то личное, а не шаблонно-казенное...
Цвет наук в Германии сыграл большую роль в порыве германцев к единству... И "железный канцлер", сев верхом на это ученое одушевление, выковал стальную империю, под тяжелыми доспехами которой задохнись музы... Таково кругообращение времен... Глядя на беспримерно тупые и вместе счастливые и торжествующие лица "квартальных" на углу улиц Берлина, вглядываясь в нарядную толпу берлинских буржуа, коммерсантов и "статских советников", двигающихся в роскошных автомобилях по чудно мощенным улицам, наблюдая отсутствие какой-либо мысли в этой массе с плещущимся в утробе ее пивом, не умеешь провести никакой соединительной мысли между "порою Гумбольдтов" и "теперь"... Как будто той "поры" даже и не было никогда... Как будто "Universitas" и трогательная ему надпись еще скромного "короля Пруссии", -- скромного короля скромного королевства, -- есть какой-то счастливо приснившийся сон, который прошел, и от него ничего не осталось...
Проснулись пруссаки в "великую империю", которой трепещут французы и побаиваются англичане... Но, Боже, -- что из этого? Кому это нужно?
А Гумбольдты, и Моммзен, и Гельмгольц были всем нужны. И о них можно сказать то, что история сказала о кротком императоре римском Тите: они были "утешением рода человеческого".
Не по зависти, не из страха о копье, мече и щите тевтонов говорится и думается: "Это решительно никому не нужно и даже решительно никому не интересно".
Из "пивной" Германии явно никакого "второго Рима" не выйдет... Постоит... погрозит кулаками на все четыре стороны... и повалится, как огромная глиняная бесформенная масса.
И когда она повалится, "музы" Германии засияют опять для мира прежним вечным блеском.
КОММЕНТАРИИ
Впервые очерк опубликован в PC (1910. 21 июля) под псевдонимом В. Варварин.
1 В Берлинском университете слушали лекции многие русские люди, такие, как Т. Н. Грановский (в 1836--1838 гг.), И.В. Киреевский (в 1830 г.), П.В. Киреевский (в 1829--1830 гг.), И.С. Тургенев (в 1838--1840 гг.), Н.В. Станкевич (в 1838--1839 гг.), М.А. Бакунин (в 1840 г.).
2Ср. выражение в "Литературных и житейских воспоминаниях" (1868): "Я бросился вниз головою в "немецкое море", долженствовавшее очистить и возродить меня, и когда я наконец вынырнул из его волн -- я все-таки очутился "западником", и остался им навсегда" (Тургенев 14. С. 9).