Розанов Василий Васильевич
История обер-прокуроров или история церкви

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Розанов В. В. Собрание сочинений. Признаки времени (Статьи и очерки 1912 г.)
   М.: Республика, Алгоритм, 2006.
   

ИСТОРИЯ ОБЕР-ПРОКУРОРОВ ИЛИ ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ

   Князь Мещерский пишет в своих дневниках: "Ни в какой христианской церкви немыслим такой скандал: открытый и прямой бунт епископа против главной церковной власти и растерянность главной церковной власти"... "Все это роняет и оскорбляет авторитет церкви в лице Синода"... И т. д.
   Но, по Евангелию и апостольским посланиям, единственно только один епископ, -- а Гермоген имеет этот сан, -- и есть носитель церковной власти. Власть эта до такой степени велика, что из нее развилось и, значит, могло развиться папство. Епископам столько же веков бытия, сколько и церкви, сколько вообще христианству; напротив, синодальному управлению всего два века бытия.
   Древний, почти двухтысячелетний авторитет в церкви и оказал сопротивление двухвековому, новенькому, недавнему: откуда и получился "скандал". "Скандал" этот всегда таился как возможное в истории петербургского церковного строя. В толстых фундаментальных книгах это давно известно, но не выходило "в гласность". Нового в случае с еп. Гермогеном только то, что известное как истина ученым людям -- получило непредвиденно и вдруг народную известность.
   Только. Больше ничего.
   Епископ Гермоген отказался повиноваться иначе как собору из 12 епископов, какового в наличности нет у нас, но который в нормальном порядке вещей должен бы быть как постоянный суд, коего функции никак не могут принадлежать административному коллегиальному учреждению. Пожалуй, мотив здесь -- личная оскорбленность. Не золотой мотив: но ведь мы все люди, и один только Бог без греха и слабостей. Однако золотым обстоятельством является то, что личная, и потому живая, страстная оскорбленность совпала с двухвековой исторической оскорбленностью церкви, в лице епископства, всего русского епископства, от Камчатки до Петербурга и от Стефана Яворского до преосвященного Гермогена. Уже Стефан Яворский, при самом учреждении Синода, высказывал ту самую оскорбленность, как преосвященный Гермоген; и выражал ее в публичном слове, в проповедях. -- "О, море, ты поглощаешь все, -- и нет тебе сопротивления", -- говорил он иносказательно, разумея церковную реформу Петра Великого. Епископы русские всегда и все были оскорблены тем, что их, со времени учреждения обер-прокуратуры, тайком третировали, как гимназистов. Гимназистов, шалящих, как малолетних и глупеньких, учитель без спора, рассуждения и суда высылает вон из класса. Но даже для преступника есть суд, так как он -- взрослый. Епископам,решительно всем русским архиереям, отказано в том, в чем не отказано ни одному преступнику: ни одному преступнику не отказано требовать себе суда из непричастных к делу третьих лиц, да и на приговор этого суда преступник еще может апеллировать; может требовать его кассации в случае формальной неправильности. Так то убийцы, то воры: какие же "убийцы" и "воры" наши несчастные архиереи, что им не дано того уважения, того уха их голосу, плачу и стону, каковой "в порядке государственного управления" дан уличному карманщику.
   Народ о сем неуважении ничего не знает.
   Через историю с еп. Гермогеном вдруг все узнали об этом невыносимом, поистине нечеловеческом унижении. Отсюда и произошла поразившая князя Мещерского "растерянность высшей церковной власти". Но если бы он лучше прислушался к своим же словам, он многое понял бы в деле, которое ему совсем непонятно.
   Отчего князь Мещерский употребляет неясный термин: "высшая церковная власть" вместо простого и краткого "церковь"? Потому что и не учившись этим делам, и не зная богословия, он не решается к синодальному управлению приложить имя того, на что народ молится. Термин "церковь" не произнесен и в официальных бумагах, полученных преосвященным Гермогеном. Почему нигде не сказано: "Вы не слушаетесь церкви, и потому церковь вас лишает того-то, приговаривает к тому-то". Тут-то и скрыта возможность "смуты умов", таившаяся два века и которая непременно когда-нибудь должна была выйти наружу: "высшая церковная власть", на деле принадлежащая обер-прокурору, конечно, не есть церковь, а между тем она действует, как церковь. Синодальное управление есть на самом министерство (коллегия) духовных дел, церковного делопроизводства, и оно имеет светское происхождение (от Петра Великого), светский центр управления (обер-прокурор), но в него "для производства духовных паров" и вообще ореола видимости позваны епископы, чередуясь и временно, вот с обязанностью "выйти вон", когда их высылают, -- как гимназисты. "Пары" есть, "благодать" -- не знаю... Видимость есть, "вещи реальной" явно нет. По житейской неопытности, по младенчеству "не мирских людей", по неумению "ступить шага" в какой бы то ни было борьбе, -- по великому страху перед огромными и неведомыми силами государства, которое их туда "позвало", -- они туда вошли, вошли, как малолетние, в опеку и под начало обер-прокурора. Чего при мужестве, единодушии между собою и при... "евангельской ревности о достоинстве епископа" отнюдь не должны бы были делать. Но... "на что не согласятся духовные": известный грустный факт нашей грустной истории. И они "согласились"... Положение, награды, "честь говорить с высокими лицами", быть "на виду", удобства и покой жизни, хотя и очень меланхолической, жизни вполне антиисторичной -- все это согнуло их... Вошли они "в Синод", согнув низко выи, грустные, путаясь "рясою со шпорами обер-прокурора" (выражение митрополита Филарета о Протасове), и сели испуганно на стул, "на котором такая честь посидеть". Ни о каком вселенском значении, присущем всегда епископскому положению, им помышлять уже не приходилось. Разбирали себе "бракоразводные дела", читая пикантные документы. Кто же правил церковью?
   Единственно -- обер-прокурор.
   Он и есть на деле единственный епископ русской церкви. Приявший все права их, власть, достоинство, честь, славу. "История обер-прокуроров" и есть, конечно, "история Синода", т. е. "история русской церкви".
   Или -- истории русской церкви нет.
   Или -- это история обер-прокуроров.
   Но легче примириться с первым, чем со вторым. Ужасная истина, вдруг вышедшая в народ, состоит в том, что русская церковь угасла.
   Святые есть: Серафим Саровский. Есть великие души: старцы по обителям. Есть молитва. Есть пламенно верующий народ. Но это все -- обстоятельства церкви и подробности ее. А где же она!
   "Она?.." -- "История обер-прокуроров".
   Острова есть, материка нет.
   Что был святитель Серафим Саровский -- об этом потом узнали. А пока он жил -- была "история обер-прокурора Протасова"; о Серафиме же знали там, где он жил, окрестные мужички и прочие. Пока он жил -- он был нуль в церкви, ничего, меньше ничего.
   А святой.
   Важность события с преосвященным Гермогеном и заключается в том, что явилось некое, близкое или далекое, обещание поворота церкви к святым праведникам русской земли, которые на ней не переводились и никогда не переведутся. "Не Протасов -- а Серафим", или теперь: "не Саблер -- а Гермоген", или еще: "не Победоносцев -- а Иоанн Кронштадтский и Амвросий Оптинский". "Святые" имели действие после кончины; или, -- при жизни, -- они имели действие частное, личное "в уголке" и "про себя". Что все в высочайшей степени отражалось религиозным захуданием русской земли в каждый текущий миг: ибо "по широкому лицу земли" разгуливали, кричали, требовали и "постановляли" грешники и вообще люди без всякого религиозного содержания.
   Явилась надежда на поворот к народной церкви, -- не так гладко говорящей и решающей дела, как быстрые обер-прокуроры; но зато теплой народу, близкой народу. Церкви, о которой каждый мужик подумал бы: "Это -- плоть от плоти моей и кровь от крови моей", чего он никак не может подумать о печальной двухвековой "истории обер-прокуроров Св. Синода".
   

КОММЕНТАРИИ

   НВ. 1912. 24 янв. No 12884.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru