Розанов Василий Васильевич
Религиозное движение (Наша анкета)

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ответ В. В. Розанова.


   
   Розанов В. В. Собрание сочинений. На фундаменте прошлого (Статьи и очерки 1913-1915 гг.)
   М.: Республика; СПб.: Росток, 2007.
   

РЕЛИГИОЗНОЕ ДВИЖЕНИЕ

(НАША АНКЕТА)

Ответ В. В. Розанова

   События последнего десятилетия расслаиваются в их впечатлении на душу, в их воздействии на жизнь, на две группы: оживления общей народной жизни, государственной жизни, множества единичных умов, единичных дум. Нас "встрясло", -- вот сущность революции, или, как теперь выражаются пренебрежительно, "псевдореволюции". "Псевдо" или не "псевдо", а только "встрясло" и кое-кто, кому следовало, "получил тумака" в голову и несколько опамятовался... Опамятовался от чванства, самодовольства, от "На-- вуходоносорова звериного образа", говоря языком гимназических историй Ветхого Завета. Всему этому следовало быть, следовало случиться в нашем "залежавшемся" быту, в нашей обломовщине.
   Примем спокойно и стойко, что "тумак" был необходим. Меня манит в нем самый процесс давания, т. е. вот то всеобщее оживление, которое мы пережили. Россия, без сомнения, в 1913 году моложе, чем она была в решительно старческие годы 1900-1903.
   Революция в ее темных движениях произошла от некоторой пустоты, лежавшей на том месте, где у всякого человека и всего общества должно бы лежать дорогое и святое содержание. Суть догадки о революции и ее крушении, о том, "зачем она была?" и, раз возникнув, "почему она не удалась?", лежит в том, что историею были опустошены некоторые драгоценные кусочки в человеческой груди, без которых дальше нельзя было жить, это с одной стороны, а с другой -- без которых невозможно ничего прочного и жизненного создать. От этой-то пустоты, с одной стороны, мы рванулись, и с другой -- мы не успели.
   Что же это такое?!..
   Волнующийся, туманный, неопределенный, безграничный религиозный мир, -- не как "исповедание религии", -- это слишком грубо и осязательно; не как церковь, -- это уже строительство, построенное, конец, -- а как безвестный и безграничный питомник всего этого, родник всего этого; как те "два электричества", из которых родятся молнии и электрическое освещение, трамваи и состояние нашего здоровья. Это -- просто душа, слушающая не одни медные звуки, глаз, видящий не одни цветные формы, совесть, страдающая не в единственном случае, когда "мне больно" или "мне выгодно". "Религия" не удваивает только человеческое существование: она расширяет его в тысячу раз; человек религиозный -- в тысячу раз более богат, более могуществен, более счастлив, хоть он в то же время и в тысячу раз более несчастен, грустен, нежели "человек нерелигиозный". Вот разница и определение. Эпиктет -- шире, могущественнее, счастливее, хоть в то же время и грустнее, чем первый патриций в Риме.
   Вся красота и значительность "Дневника" Никитенки происходит от налета религиозности, на нем лежащего, от налета на нем нравственного чувства и внутреннего долга. Отсюда же особенный колорит, лежащий на Новикове. Договорить ли: целебные лекарства, вырабатываемые в истории, недействительны, если в их микстуру не замешана частица этой "соли". Реформа, реакция, революция, бунт, государственность -- все не "солоно", всем нельзя жить, ничего нельзя осуществить, если в это шумное и огромное не положена щепотка "соли"... Какой?! Чего?! Просто дико ответить: если ко всему этому не прибавлено безмолвной кой у кого молитвы и не разлито по всему этому деликатности, человечности, нежности, трогательности.
   Мы -- люди и совершаем человеческую историю: если мы не нежны, мы никогда ничего не сумеем "перевернуть". Раскровяним кулаки, убьем, убьемся, а "переворота" не совершим.
   "Переворот" совершит только деликатный; революция -- от него. Петр, в сущности, никакого переворота не совершил, и единственно от грубости: какой же это "переворот", когда сейчас же после него пошли Екатерина I, Анна Иоанновна, и так все дальше в том же жестоком, грубом деревянном роде, как и при Петре: пока пришли относительно мягкие Екатерина II и Александр I, и при них "переворот" начался.
   Какая разница революции и реформации? Та, что первая протекает в жестких частицах человеческого существа и действует на жесткие стороны жизни и жесткими же средствами. И это все не нужно, потому что, прежде всего, неудачно. Какая же "удача" французской революции, когда на нее и на Францию сел верхом Наполеон? Комизм, а не "удача". И оттого, что -- грубо. Напротив, пуритане и Кромвель переворот совершили, и на них никто верхом не сел. "Читайте "Отче наш" и осматривайте, сух ли порох в пороховницах". Это совсем не то, что "на вас смотрят сорок веков с этих пирамид". Вот разница Кромвеля и Наполеона, реформации и революции, истории и оперетки.
   Мною получено из Москвы письмо, которое я не могу не рассматривать как "первую ласточку"... За этою "ласточкою" поднимутся и прилетят такие же: годы 1905-1906, да и все, что с ними связано и за ними последовало, так качнули многие личные существования, многие единичные биографии, что явилась жажда крепко строить и религиозно жить, но вот не в официальном и казенном смысле, а внутреннем. Явилась мысль нового воспитания, явилась мысль новой школы: именно такой, которая взаимодействовала бы с этим нежным могуществом, заложенным в человека, в ребенка еще, и, культивируя эту силу, застраховывала человека и всю его последующую жизнь от подчинения и порабощения грубым стихиям действительности. Но все это гораздо лучше, чем я умею, выражено в письме, из которого я позволю себе привести отрывки: "Я остановилась (пишет женщина) на мысли создать школу, в которой воспитание и обучение велись бы людьми искренно верующими.
   Жизнь, ее ужасными толчками, привела меня к полному отрицанию всего существующего направления духа и мысли как в школах, так и в обществе, за их атеизм и бездушие. Непрерывно растущее число самоубийств среди молодежи, однообразно мотивируемое пустотой и отсутствием смысла и цели жизни, нельзя объяснить ничем иным, как полной атрофией религиозного чувства, неизбежно влекущей за собою упадок духа и утрату воли к жизни. Не знаю, чувствует ли теперь себя какой-нибудь отец гарантированным от того, что и из его детей кто-либо не захочет отвергнуть жизнь и умереть. Я лично, мать взрослой дочери и юноши-сына, такой уверенности не испытываю и, тем более, не могу считать себя вправе "laisser faire, laisser passer". Для меня бесспорно, что при существующем позитивно-научном, глубоко антирелигиозном духе наших школ юношество поневоле проникается безверием и нигилизмом, а потому против этого надо начинать со школы. Полемизировать с нашими педагогами, стремиться переделать их было бы, конечно, напрасной затратой сил и времени. И вот я решила, что надо "действовать", т. е. подобрать группу солидарных учителей и воспитателей, людей искренно религиозных и серьезных, и открыть с ними школу. Прилагаю вам свою брошюру "Новая школа-семья и мотивы ее возникновения". Дело налаживается уже сейчас. Большое участие встретила я в московском религиозно-философском кружке, и несколько опытных и убежденных педагогов согласились взять на себя руководство гимназией, нами открытой.
   Все это дело у меня и близких моих друзей возникает из самых глубоких побуждений сделать все посильное, чтобы предохранить детей и юношество от растлевающего духа современности".
   Так пишет г-жа Г-чъ, написавшая в оправдание и для пропаганды своей мысли книжку "Новая школа-семья и мотивы ее возникновения". Эпиграфом к книжке взяты известные стихи Тютчева:
   
   Не плоть, а дух растлился в наши дни,
   И человек отчаянно тоскует
   . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Безверием палим и иссушен,
   Невыносимое он днесь выносит...
   И сознает свою погибель он,
   И жаждет веры...
   
   Стихи эти все объясняют; стихи эти написались пятьдесят лет назад, но именно сейчас чувствуется их особенная правда, их горячая приложимость ко времени и людям.
   Дело это только требует великого труда, энергии и религиозных сил.
   Дай Бог успеха этому новому, смелому начинанию, полагающему в основу школы религию. Все это очень идет, все это во времени и представляется мне очень даровитым русским делом, и вполне обещающим. Я думаю, не ошибется каждый, кто ему поможет.
   

КОММЕНТАРИИ

   Голос Москвы. 1913. 14 июня. No 136.
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru