Телеграфъ принесъ извѣстіе о самоубійствѣ извѣстнаго французскаго соціалиста, Поля Лафарга, и его жены Лауры, второй дочери Маркса. Я хорошо зналъ ихъ и одно время былъ близокъ съ ними (знались семьями). Когда я увидалъ на первой страницѣ газеты лаконическую строку, "кончили самоубійствомъ Поль Лафаргъ и его жена", я былъ очень удивленъ: такой конецъ не вязался съ моимъ представленіемъ объ этой въ общемъ жизнерадостной четѣ. Но, прочитавъ въ самой телеграммѣ дополнительныя строки: "отравились Поль Лафаргъ и его жена, оставивъ записку, что не желаютъ бороться со старостью", я подумалъ, что такъ и должно было случиться. Въ ихъ взглядахъ на жизнь и смерть было много напоминавшаго воззрѣнія лучшихъ людей древняго міра. И эти воззрѣнія были у нихъ не чѣмъ нибудь внѣшнимъ, навѣяннымъ, но глубоко вросли въ ихъ душу. Жизнь, заполненная интереснымъ, разностороннимъ, высоко человѣческимъ содержаніемъ, и смерть, какъ послѣдній актъ этой самой жизни, когда выгорѣла до конца лампа бытія. Никакой потусторонности у нихъ не было, и никакого мистицизма, даже никакого сомнѣнія насчетъ того, что здѣсь все кончается для человѣка. Разъ Лафаргъ и его жена почувствовали, что, вслѣдствіе неумолимыхъ физіологическихъ процессовъ дряхлѣнія, существованіе теряло для нихъ прежній смыслъ и интересъ, они рѣшили уйти изъ него, какъ долженъ былъ бы уходить съ пира жизни, по словамъ великаго Лукреція, всякій насыщенный бытіемъ гость. Но они не могли не уйти вмѣстѣ, ибо вмѣстѣ, дружно, потоварищески, они прожили эту хорошую, осмысленную, идейную жизнь, которая была, впрочемъ, не простымъ эпикурействомъ, какъ можетъ показаться поверхностному читателю предшествующихъ строкъ, а именно образцомъ человѣческаго существованія. Она включила и благородный энтузіазмъ, и борьбу за идеалъ, и готовность принести въ жертву убѣжденіямъ все, все безъ исключенія, что потребуетъ отъ нихъ дѣло международнаго соціализма которому они всегда служили.
О политической, публицистической, вообще общественной дѣятельности Лафарга (Лаура Марксъ участвовала въ ней болѣе, чѣмъ это могло казаться со стороны) я скажу слѣдующій разъ, въ особой статьѣ, которую я намѣренъ посвятить воспоминаніямъ объ этихъ умныхъ, славныхъ, добрыхъ, благородныхъ людяхъ. Теперь я ограничусь прощальнымъ привѣтомъ товарищамъ по великому міровоззрѣнію труда, которые не претендовали на иное безсмертіе, кромѣ жизни въ памяти людей, стремящихся, какъ и они, осуществить здѣсь, на землѣ, царство общаго счастія и свободы.