Lib.ru/Классика: Самарин Юрий Федорович. Письмо к И. С. Аксакову

Иванъ Сергѣевичъ АКСАКОВЪ

ВЪ ЕГО ПИСЬМАХЪ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

УЧЕБНЫЕ И СЛУЖЕБНЫЕ ГОДЫ.

Томъ второй.

Письма 1848--1851 годовъ.

МОСКВА.
Типографія М. Г. Волчанинова, Б. Чернышевскій п., д. Пустошкина, противъ Англійской церкви.
1888.

Письмо Ю. Ѳ. Самарина къ И. С. Аксакову.

(По поводу его прошенія объ отставкѣ).

2-го Февраля, 1851 г.

Любезнѣйшій Иванъ Сергѣевичъ!

Съ крайнимъ удивленіемъ и прискорбіемъ узналъ я, что Вы подали рапортъ объ отставкѣ. Я не могу говорить съ Вами иначе, какъ совершенно откровенно,-- признаюсь я этого отъ Васъ не ожидалъ. Предшествовавшая между Вами и Министерствомъ была мнѣ извѣстна, также и послѣдняя бумага Гвоздевской редакціи. Я почувствовалъ на себѣ, что она йогла оскорбить, но сообразивъ ее съ ходомъ дѣла, съ заведеннымъ у васъ изстари порядкомъ, по которому, когда по какому бы то ни было поводу отъ подчиненнаго требуются объясненія, послѣднее слово всегда должно оставаться за начальникомъ, и подчиненному дѣлается внушеніе даже въ томъ случаѣ, когда онъ окажется совершенно правымъ,-- такъ, для завершенія дѣла, сообразивъ, что въ этомъ случаѣ совѣтъ былъ явно не серьезенъ,-- я былъ увѣренъ, что послѣ первой минуты Вы приняли это дѣло, какъ личную, безъ созданія сдѣланную Вамъ непріятность. Положа руку на сердце, можете ли Вы не признать, что дѣйствительно дѣло это таково? Можете ли Вы съ какой-нибудь стороны, безъ натяжки, прицѣпить его къ одному изъ тѣхъ общихъ началъ и убѣжденій, въ которыхъ уступки не допускаются? А если это личная непріятность, если нѣтъ вопроса о принципѣ, то хорошо ли Вы сдѣлали? Такъ по крайней мѣрѣ я думалъ; но по прочтеніи Вашего письма къ Министру дѣло стало для меня совершенно ясно. Расположеніе духа Вашего въ настоящую минуту отразилось въ немъ вполнѣ, и я вижу, что Вы написали рапортъ объ отставкѣ не вслѣдствіе послѣдней бумаги, а потому, что душа Ваша до края переполнена была горечью, а эта бумага послужила только поводомъ къ ея разлитію.-- Я понимаю и сочувствую, можетъ быть, болѣе всякаго другаго душевной мукѣ, которую Вы терпите; но вспомните, что подъ вліяніемъ минутнаго случайнаго повода Вы опредѣлите свою будущность на много лѣтъ. Не стану утѣшать Васъ возможностью загладить дѣйствіе одной бумаги другою -- къ чему Вамъ это? Не стану повторять Вамъ то, что говорятъ обыкновенно для удержанія на службѣ. Скажу Вамъ только по совѣсти, что Вашъ поступокъ мнѣ кажется необдуманнымъ, незрѣлымъ. Наконецъ, по праву давнишней сваей съ Вами и съ Вашимъ семействомъ, прошу Васъ убѣдительно позволить мнѣ разорвать Вашъ рапортъ и прислать Вамъ клочки въ конвертѣ.-- Поповъ, Оболенскій, Ханиковъ, братъ Вашъ -- всѣ одного мнѣнія со мною. Искренно Васъ уважающій и любящій Юрій Самаринъ.

Я теперь въ Петербургѣ съ Генераломъ Бибиковымъ.

Отвѣтъ И. С. Аксакова Ю. Ѳ. Самарину.

Любезнѣйшій Юрій Ѳедоровичъ!

Отъ всей души благодарю Васъ за Ваше участіе и за совѣтъ Вашъ, который -- мнѣ такъ хочется вѣрить -- Вамъ дать было нелегко. Но письмо Ваше было отправлено до полученія Гвоздевымъ моего послѣдняго письма къ нему, а теперь, вѣроятно, сыръ-боръ загорѣлся и дѣло зашло уже слишкомъ далеко. Я усталъ душой и тѣломъ, болитъ душа моя отъ постоянныхъ нравственныхъ тисковъ, которымъ я такъ долго, такъ добровольно подвергался, которымъ я просто, съ какимъ-то отчаяннымъ усердіемъ, шелъ даже на встрѣчу -- не ради служебныхъ выгодъ (я не имѣю ни жалованья, ни мѣста), но ради воображаемой вѣры въ администрацію, ради страстнаго желанія пользы. Лопала и лопаетъ эта вѣра на каждомъ шагу, пользы не вижу, кромѣ той мелкой и случайной, которую вездѣ и всюду приносить можно и для которой не стоитъ угнетать свою душу. Мнѣ нуженъ отдыхъ. Мнѣ въ немъ отказываютъ! Знали ли Вы, когда писали послѣднее письмо, что мнѣ отказали и въ дозволеніи прибыть изъ Ярославля въ Петербургъ по дѣламъ службы и просто въ отпускъ? Я два года здѣсь и не могу воспользоваться правомъ отпуска, который я хотѣлъ ваять по окончаніи трудовъ Коммиссіи. Мнѣ отказываютъ, не объясняя даже почему и въ такихъ выраженіяхъ, которыя употреблены были мною для взяточника Исправника Любимова и взяточника Становаго Пристава (Коммиссія между прочимъ и объ. нихъ производила слѣдствіе),-- при обязаніи ихъ подпискою: "не выѣзжать изъ города впредь до окончательнаго разсмотрѣнія въ Петербургѣ всего дѣла." А дѣло наше на 5000 листахъ, должно быть непремѣнно разсмотрѣно въ Министерствѣ, словомъ, протянется еще около года.-- Все это, конечно, объясняетъ мою послѣднюю "выходку", какъ честятъ обыкновенно мои поступки,-- но это еще не отвѣтъ на Ваше письмо. Не имѣю времени (я зарылся въ дѣло по горло, желая его скорѣе окончить) отвѣчать Вамъ пространнымъ разборомъ моихъ поступковъ и постараюсь какъ можно болѣе сократить свой отвѣтъ. Я рѣшительно не согласенъ дозволить Вамъ разорвать мой рапортъ и прислать мнѣ клочки въ конвертѣ... Вы сами бы никогда этого не сдѣлали. Съ одной стороны нѣтъ достаточныхъ причинъ для такого поступка: что пологу я на вѣсы? Пользу общественную? Я ей не довольно вѣрю. Частныя мои выгоды? Этого я въ разсчетъ никогда не принимаю и принимать не буду. Съ другой стороны -- такимъ поступкомъ я теряю свою позицію. Для того, чтобы я могъ съ пользою дѣйствовать на службѣ, необходимо мнѣ уваженіе и нѣкоторый авторитетъ: и того и другаго я лишенъ, если поступлю такъ, какъ Вы совѣтуете. Я не хочу, чтобы отношенія ко мнѣ моего Начальства походили на общія казенныя отношенія; я хочу имѣть право на откровенное, живое слово. Возьмите всѣ моибумаги, писанныя въ продолженіе девятилѣтней разнообразно -- дѣятельной моей службы, возьмите всѣ мои рапорты и записки, писанные въ Министерство: о расколѣ и о другихъ предметахъ: вездѣ слышится искренній, а не оффиціально-лживый языкъ. По одному дѣлу о расколѣ мнѣ пришлось писать совершенно противъ мнѣнія, принятаго Министерствомъ... Во всемъ этомъ есть что-то для меня утѣшительно-честное, послѣ утомительныхъ, нерѣдко подлыхъ работъ служебныхъ. Я хочу, чтобы мнѣ можно было служить по моему: иначе я не могу. Если возможно возстановить прежнія отношенія, если Министръ подъ той или другой формой уничтожитъ дѣйствіе его оскорбительныхъ бумагъ и дастъ мнѣ длинный отпускъ, -- я согласенъ остаться. Я не признаю за Министромъ права обижаться письмомъ моимъ.-- Все это Вамъ покажется, можетъ быть, особенно среди Петербургской атмосферы и вѣрующихъ въ свою дѣятельность Петербургскихъ администраторовъ, большею частью благородно-подлыхъ,-- смѣшно, дико, незрѣло... А со мною странное совершается: чѣмъ болѣе уходитъ моя молодость, чѣмъ дальше въ жизнь, чѣмъ зрѣлѣе становлюсь я,-- тѣмъ сильнѣе и сильнѣе во мнѣ потребность говорить словомъ правды, тѣмъ живѣе чувствую я въ себѣ возможность разумныхъ, непрактическихъ, но честныхъ поступковъ, тѣмъ гаже и гаже дѣлается для меня ложь оффиціальности, тѣмъ противнѣе самонадѣянная, довольная собою и игнорирующая живую жизнь манія Администраціи. Но блаженъ всякъ вѣрующій во что бы то ни было! И Вамъ, какъ служащему, необходимѣе бывать въ Петербургѣ и подышать Ханыковымъ, чѣмъ Московскою вѣрою и Московскимъ безвѣріемъ!

И мы, трудясь, трудахъ своимъ не вѣримъ

И втайнѣ мы не вѣримъ ничему!

Вотъ два стиха изъ одного стихотворенія, написаннаго мною: они даютъ Вамъ понятіе о моемъ душевномъ строѣ.-- Прощайте. Отъ души благодарю Васъ за дружбу и участіе: я вполнѣ имъ вѣрю, но прискорбно мнѣ звать, что Вы меня браните.-- 5-го Марта 1851 года. Ярославль.

Замѣчаніе Сергѣя Тимоѳеевича о письмѣ Ю. Ѳ. Самарина и отвѣтѣ Ивана Сергѣевича.

Марта 9-го, Пятница.

Письмецо твое, милый другъ Иванъ, отъ 5-го Марта, съ приложеніемъ подлиннаго письма Самарина и копіи съ твоего отвѣта, мною вчера получено. Я писалъ къ тебѣ въ прошедшій Вторникъ и давно уже пишу аккуратно во два раза въ недѣлю. Ничего новаго тебѣ сообщить не имѣю: у насъ все попрежнему, а изъ Петербурга послѣ 1-го Марта писемъ нѣтъ. Безъ сомнѣнія, тамъ происходятъ такого рода обстоятельства по твоему дѣлу, о которыхъ увѣдомлять меня, до окончательнаго ихъ рѣшенія, не хотятъ. Но сегодня долженъ я непремѣнно получить письмо отъ добрѣйшаго и милѣйшаго изъ смертныхъ: если можно, то конечно онъ напишетъ правду. Бѣдному Гришѣ, можетъ быть, и не до того. Совершенно постороннимъ образомъ дошелъ до меня слухъ, что тебя назначаютъ въ Костромскую слѣдственную коммиссію. Впрочемъ, это назначеніе, вѣроятно, было сдѣлано еще до полученія твоего послѣдняго письма къ Гвоздеву: если оно будетъ объявлено оффиціально, то дѣла примутъ другой оборотъ. Я не стану ничего говорить съ тобой о письмѣ Самарина и твоемъ отвѣтѣ: это безполезное водотолченіе, да и ты находишься въ такомъ состояніи духа, что неспособенъ къ принятію самой очевидной истины, если она несогласна съ твоимъ настоящимъ взглядомъ и пониманьемъ дѣла. Скажу тебѣ только одно: предположи, что все твее семейство и всѣ твои друзья и пріятели совершенно согласны со всѣми твоими убѣжденіями и принимаютъ безусловно всѣ твои тезисы. Что же намъ остается желать? разумѣется одного: чтобъ ты вышелъ въ отставку, не правда ли? такъ пойми же ты, хотя на одну минуту, что ты употребляешь всѣ средства, чтобъ оставаться на службѣ и оставаться самымъ непріятнымъ образомъ. Я не могу думать, чтобъ ты дошелъ до послѣдней крайности и вабилъ русскую пословицу, что противъ рожна прать нельзя.-- Мать говѣетъ и сегодня будетъ исповѣдываться; конечно она любитъ тебя больше, чѣмъ я; но теплая вѣра, покуда помогаетъ ей переносить твое тяжелое положеніе съ большимъ спокойствіемъ, чѣмъ мнѣ мой ненадежный якорь разума. Смотри, не доведи насъ до ужасной крайности: ожидать можно всего. Крѣпко тебя обнимаю и благословляю.

Оставить комментарий Самарин Юрий Федорович (bmn@lib.ru) Год: 1851 Обновлено: 09/02/2023. 12k. Статистика. Переписка: Эпистолярий Мемуары и переписка	Скачать FB2 Ваша оценка:

Самарин Юрий Федорович Письмо к И. С. Аксакову