Самаров Грегор
Желтая опасность

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Историческій романъ изъ современной жизни.
    Издание Н. Ф. Мертца, Санкт-Петербург, 1904.

   

Гр. САМАРОВЪ.

НАСЛѢДІЕ ИМПЕРАТОРА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ТРИЛОГІЯ.

I.
ЖЕЛТАЯ ОПАСНОСТЬ.

II.
ПОБѢДА ВЪ КИТАѢ.

III.
ВОЗВРАЩЕНІЕ.

Переводъ съ нѣмецкаго.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ Н. Ѳ. МЕРТЦА.
1904.

   

Желтая опасность.

Историческій романъ изъ современной жизни.

I.

   Въ февралѣ 1898 года шли оживленные разговоры въ столовой рейхстага. Пріобрѣтеніе Кіао-Чау состоялось и въ предстоявшемъ засѣданіи должны были начаться дебаты по этому вопросу. Кардорфъ, вождь консерваторовъ, горячо бесѣдовалъ со своими друзьями; они всѣ сочувствовали этому пріобрѣтенію, какъ имѣющему огромное значеніе для торговли и промышленности, которая распространится и на весь Китай, что весьма важно для интересовъ Германіи. Немногіе присутствовавшіе соціалъ-демократы то тихо, то громко говорили въ отрицательномъ смыслѣ, а Бебель выражалъ опасенія за промышленность и рабочихъ. Но всѣ слушали съ удивленіемъ, что Рихтеръ, глава свободомыслящей народной партіи, весьма рѣдко соглашающійся съ. правительствомъ, на этотъ разъ серьезно и горячо поддерживалъ пріобрѣтеніе Кіао-Чау. Онъ находилъ, что Германія должна заботиться только о матеріальныхъ интересахъ въ восточной Азіи, не расширяя свои владѣнія за предѣлы Кіао-Чау. Онъ надѣялся, что тамъ будетъ свободная торговля и намѣревался требовать отъ статсъ-секретаря указаній, какъ далеко распространится сфера германскаго вліянія.
   Всѣ прислушивались съ интересомъ къ живому разговору этого обычнаго противника правительства, но особенно внимательно слѣдилъ за нимъ молодой человѣкъ высокаго роста, элегантный, съ умнымъ лицомъ, сидѣвшій за столомъ консерваторовъ.
   -- Вы вѣрно удивлены, дорогой Альтенбергъ, -- сказалъ Кардорфъ:-- что нашъ неумолимый противникъ вдругъ стоитъ за правительство? Дѣло слишкомъ выгодно и разумно, а онъ слишкомъ уменъ и дальновиденъ; но онъ все-таки найдетъ какія-нибудь возраженія.
   Рихтеръ слышалъ эти слова и, улыбаясь, кивнулъ головой.
   -- Да, -- продолжалъ Кардорфъ: -- вы должны со всѣмъ этимъ освоиться здѣсь, мой молодой другъ, такъ какъ я надѣюсь и желаю, чтобъ вы со временемъ примкнули къ намъ, а потому надо прежде всего узнать своихъ противниковъ, особенно такихъ, которые умно и открыто борятся съ нами.
   -- Мнѣ еще долго ждать этого,-- возразилъ Альтенбергъ:-- но если настанетъ это время, то, конечно, важнѣе узнать противниковъ, чѣмъ тѣхъ, которые будутъ мнѣ служить примѣромъ, такъ какъ я уже раздѣляю ихъ взгляды и убѣжденія.
   Кардорфъ поднялъ стаканъ и дружески чокнулся съ Альтенбергомъ.
   Скоро раздался звонокъ и всѣ поднялись, направляясь въ залъ засѣданій.
   Дебаты скоро оживились.
   Рихтеръ подробно и обстоятельно говорилъ то-же, что высказывалъ передъ собраніемъ своимъ друзьямъ, и консерваторы часто выражали ему дружеское сочувствіе, тогда какъ Бебель съ неудовольствіемъ покачивалъ головой, не вступая, однако, въ пренія.
   Статсъ-секретарь Бюловъ ясно и опредѣленно изложилъ свою политическую программу. "Правительство будетъ во всемъ поддерживать свои собственные интересы", особенно подчеркнулъ онъ.
   -- Главная задача въ восточномъ вопросѣ -- сохраненіе мира, и правительство обязано заботиться, чтобъ нѣмцы могли жить спокойно,-- такъ закончилъ свою рѣчь Бюловъ, встрѣченную громкими одобреніями всѣхъ, кромѣ соціалъ-демократовъ.
   Націоналъ-либералъ Гассе радостно привѣтствовалъ пріобрѣтеніе Кіао-Чау и выразилъ надежду, что такое благопріятное развитіе соціальной и торговой политики будетъ имѣть важныя послѣдствія для Германіи. Многолѣтнія старанія объ увеличеніи германскаго флота увѣнчаются успѣхомъ. Это лучшій способъ мірской политики и она, въ сущности, никого не затрогиваетъ. Въ рядахъ соціалъ-демократовъ послышался было ропотъ, но громкихъ возраженій не послѣдовало и засѣданіе окончилось.
   Разные вліятельные господа подходили къ Бюлову, пожимали ему руку; онъ вскорѣ уѣхалъ домой усталый, довольный успѣхомъ рѣчи, въ которой онъ освѣтилъ и провелъ политику императора.
   Возвратясь домой, онъ получилъ извѣщеніе, что императоръ желаетъ его видѣть въ тотъ же вечеръ.
   Проведя нѣсколько часовъ въ семьѣ, онъ отправился въ назначенный часъ къ его величеству.
   По пріѣздѣ во дворецъ, статсъ-секретарь Бюловъ былъ немедленно введенъ въ кабинетъ его величества, который привѣтливо встрѣтилъ его и протянулъ руку.
   -- Ваше величество,-- почтительно началъ Бюловъ:-- изволили приказывать...
   -- Я приказываю, дорогой Бюловъ,-- улыбаясь, прервалъ императоръ: -- чтобъ вы всегда шли по тому пути, на который вступили сегодня, и тогда у насъ съ вами разногласій не будетъ. Я слѣдилъ за вашей рѣчью въ рейхстагѣ, благодаря стенографамъ, не проронилъ ни слова и могу сказать, что ни слова не желалъ-бы измѣнить въ ней. Вы ясно и опредѣленно высказали мое обязательное основное правило: миръ всегда и вездѣ, слѣдуя принципу: "si vis pacem, para bellum" {Желаешь мира -- готовься къ войнѣ.}. Мой незабвенный дѣдъ слѣдовалъ этому принципу и благодаря ему достигъ высокой цѣли. Ему была навязана война, которую онъ готовилъ, но отклонялъ пока не созрѣло его могущество; его побѣдоносный мечъ объединилъ и возвеличилъ Германію. Я долженъ охранять миръ, чтобъ упрочить великое наслѣдіе незабвеннаго монарха. Вы говорили сегодня совершенно въ моемъ духѣ и заявили намѣреніе хранить миръ, за что я вамъ искренно благодаренъ. Я обязанъ быть мирнымъ правителемъ,-- продолжалъ онъ съ подавленнымъ вздохомъ:-- но, вѣдь, я тоже солдатъ, дорогой Бюловъ, который съ дѣтства мечталъ обнажить когда-нибудь мечъ для побѣды, какъ мои предки. Я исполню свой долгъ, какъ вы это сказали сегодня въ вашей рѣчи. Поговорите въ томъ-же духѣ съ Гогенлоэ, моимъ родственникомъ и преданнымъ канцлеромъ.
   -- Конечно, -- отвѣчалъ Бюловъ, съ величайшимъ вниманіемъ выслушавшій слова своего повелителя: -- я желаю и надѣюсь, что миръ будетъ обезпеченъ для нашей родины, но я также благодарю Бога,-- знаменательно продолжалъ онъ:-- что ваше величество не чуждо духа войны и поддерживаете его въ войскѣ, неуклонно увеличивая его силу; горе народу, который, не отточитъ заблаговременно свой мечъ и во главѣ котораго не стоитъ мудрый, храбрый вождь. Опасность устранена не навсегда и найдутся, конечно, элементы, желающіе подорвать Могущество Германіи. Франція не можетъ простить, что Германія такъ возвысилась надъ ней, и на преданность Италіи не всегда можно будетъ разсчитывать. Россія тоже можетъ измѣниться, поэтому я и говорю: слава Богу, что нашъ монархъ -- охранитель мира, но готовъ быть и героемъ войны, если священный долгъ его къ тому принудитъ. Въ моей рѣчи, удостоившейся милостиваго одобренія вашего величества, я не умолчалъ объ этомъ основномъ принципѣ и снова повторяю: въ рукахъ моего повелителя находится знаменательное слово: "si vis pacem para bellum".
   Лицо императора становилось все привѣтливѣе и оживленнѣе.
   -- Вы правы, дорогой Бюловъ,-- сказалъ онъ.-- Благодарю васъ за эти слова, я ихъ не забуду; они служатъ мнѣ ручательствомъ, что вы всегда преданно и плодотворно будете служитъ мнѣ и Германіи.
   -- Я глубоко счастливъ, ваше величество, и позволю себѣ замѣтить, что нѣкоторые вопросы, которые я затронулъ въ своей рѣчи, не исключаютъ возможности вооруженнаго вмѣшательства. Пріобрѣтеніе Кіао-Чау и положеніе Германіи въ Китаѣ, по моему убѣжденію, неминуемо приведетъ когда-нибудь къ войнѣ. Китай не расположенъ къ европейскимъ державамъ и можно ожидать, даже въ не далекомъ будущемъ, какого-нибудь движенія, которое заставитъ Германію взяться за оружіе, чтобъ защитить нашихъ соотечественниковъ и расширить ихъ торговыя права.
   -- Вы думаете?-- взволнованно спросилъ императоръ, съ возроставшимъ вниманіемъ слушавшій Бюлова.-- Мнѣ тоже иногда приходили подобныя мысли, но мнѣ все-таки кажется труднымъ, если не невозможнымъ, вести войну въ Китаѣ.
   -- Тѣмъ не менѣе это придется, ваше величество, если честь Германіи или интересы ея подданныхъ будутъ чѣмъ-либо затронуты. Мы должны быть очень осмотрительны. Китайская императрица, по-моему, не внушаетъ полнаго довѣрія, также и далеко не искренній Ли-Хунъ-Чангъ; онъ много говоритъ о мірѣ, но мало его поддерживаетъ, какъ видно изъ сообщеній нашего посланника.
   -- А если дѣло приметъ сомнительный оборотъ,-- спроситъ императоръ:-- вы сочли-бы возможнымъ и правильнымъ взяться за оружіе?
   -- Если честь Германіи будетъ затронута,-- горячо воскликнулъ Бюловъ:-- или жизнь многочисленныхъ германскихъ подданныхъ, живущихъ въ Китаѣ, подвергнется опасности, тогда я осмѣлюсь совѣтовать вашему величеству всѣми силами защищать своихъ подданныхъ. Германія побѣдоносно отстоитъ свою честь и откроетъ новые, вѣрные пути для своей торговли. Европейскую войну я не считаю вѣроятной, а вооруженное вмѣшательство Германіи почти неизбѣжнымъ. При этомъ,-- прибавилъ онъ съ воодушевленіемъ:-- я не сомнѣваюсь въ побѣдѣ и увѣренъ въ успѣхѣ, когда дѣло идетъ объ упроченіи всемірнаго могущества Германіи и о расширеніи ея внѣшней торговли. Въ побѣдѣ я увѣренъ, но война неминуема.
   Императоръ помолчалъ немного въ глубокомъ раздумьи.
   -- Ваши слова сильно взволновали меня, дорогой Бюловъ. Вы правы, передъ нами рисуются чудныя картины будущаго; возможно, что потребуется вооруженное вмѣшательство и это надо теперь-же серьезно обдумать. Еще разъ благодарю васъ, за вашу рѣчь, а главное за то, что вы такъ опредѣленно и осторожно выяснили настоящее и не забыли будущее.
   -- Всѣ мои помыслы и вся моя жизнь принадлежатъ вашему величеству и родинѣ,-- проговорилъ Бюловъ, склоняясь и почтительно цѣлуя руку у императора.
   Онъ удалился, а императоръ въ глубокомъ раздумьи направился въ покои императрицы.
   

II.

   Альтенбергь остался почти до конца засѣданія, а потомъ вышелъ на улицу. Онъ размышлялъ обо всемъ видѣнномъ и слышанномъ, потомъ эти мысли смѣнились другими; онъ оглянулся, опустилъ голову, улыбнулся и, точно безсознательно, что-то прошепталъ. Нерѣшительно остановился онъ передъ красивымъ домомъ,-- въ эту минуту въ окнѣ перваго этажа мелькнула тѣнь,-- онъ слегка покраснѣлъ, дернулъ звонокъ, привѣтливо кивнулъ швейцару и быстро взбѣжалъ по лѣстницѣ. На дощечкѣ перваго этажа значилось: "полковникъ Штейнфельдъ". Лакей въ простой ливреѣ доложилъ Альтенбергу, что дома только одна барышня.
   Альтенбергъ съ радостнымъ лицомъ вошелъ въ гостиную, гдѣ его встрѣтила дѣвушка лѣтъ восемнадцати, съ пышными темнорусыми волосами, обрамлявшими благородное, выразительное лицо.
   -- Мои родители скоро вернутся съ прогулки, а пока вамъ придется довольствоваться моимъ обществомъ,-- улыбаясь, проговорила она.
   -- Я очень счастливъ, что засталъ васъ,-- отвѣчалъ Альтенбергъ, садясь рядомъ съ ней.-- Я прямо изъ рейхстага, гдѣ въ первый разъ присутствовалъ при дебатахъ; сегодня было очень интересное засѣданіе и я могу сообщить вашему отцу пріятныя свѣдѣнія, такъ какъ правительство одержало важную побѣду.
   -- Я тоже всегда рада, когда правительство побѣждаетъ своихъ противниковъ, но подробностями преній не интересуюсь.
   -- Да и мнѣ не весело было-бы вамъ ихъ сообщать; у меня есть многое другое на сердцѣ, что я хотѣлъ бы высказать вамъ, но вы, можетъ быть, не захотите меня выслушать и мнѣ придется молчать.
   -- Зачѣмъ-же молчать?-- спросила Марія.-- Мнѣ кажется, мы настолько дружны, что вы не скажите мнѣ ничего ни непріятнаго, ни обиднаго.
   -- О, еслибъ я могъ надѣятся, что вы благосклонно примите мои слова...
   -- А почему-же нѣтъ?-- и она прямо взглянула ему въ глаза.
   -- Если позволите, то я долженъ сказать, что мое сердце принадлежитъ вамъ, Марія, ужъ давно и навсегда. Что скажите вы мнѣ на это?
   Онъ взялъ ея руку и горячо прильнулъ къ ней.
   Она ничего не сказала, покраснѣла, склонила голову, но не отняла руки и отвѣтила на его пожатіе.
   -- Ваше молчаніе лучше всякихъ словъ, Марія. Значитъ, я могу любить васъ и удержать вашу руку на всю жизнь?
   Она крѣпко сжала его руку, подняла глаза и проговорила тихо, но внятно:
   -- Берите мое сердце навсегда, оно уже давно принадлежитъ вамъ.
   Онъ опустился на колѣни, осыпая поцѣлуями ея руки.
   Онъ притянулъ ее къ себѣ -- и первый поцѣлуй скрѣпилъ ихъ долгую любовь.
   Неслышно для влюбленныхъ отворилась дверь, вошла красивая, моложавая женщина съ чуть сѣдѣющими волосами и проговорила, улыбаясь:
   -- Бесѣда навѣрное очень интересна, а все-же лучше-бы не вести ее при открытыхъ дверяхъ.
   Марія испуганно вскочила и бросилась къ матери. Альтенбергъ тоже быстро поднялся и прямо подошелъ къ госпожѣ Штейнфельдъ.
   -- Наша бесѣда соединила насъ на всю жизнь, если вы согласны и будете нашей заступницей передъ вашимъ супругомъ,-- твердо и увѣренно проговорилъ онъ:-- а во мнѣ вы найдете любящаго и преданнаго сына.
   -- Что-же мнѣ остается? Только faire bonne mine a mauvais jeux! Но, надѣюсь, однако, эта игра не окажется плохой.
   При послѣднихъ словахъ вошелъ и полковникъ Штейнфельдъ, высокій статный мужчина съ строго военной выправкой; онъ тоже казался взволнованнымъ, но радостно взволнованнымъ, видя свою жену съ молодыми людьми.
   -- Очевидно, я вижу жениха и невѣсту, которыхъ моя жена соединила; значитъ, и мнѣ не приходится ихъ разлучать.
   При этомъ полковникъ пожалъ руку Альтенбергу и крѣпко обнялъ дочь.
   -- А теперь, дорогой зять, садитесь съ нами за столъ. Обѣдъ поданъ, и мы совсѣмъ семейно отпразднуемъ помолвку. Можетъ быть даже лучше будетъ пока не объявлять ее.
   Лакей доложилъ, что обѣдъ поданъ. Полковникъ подвелъ Альтенберга къ женѣ, самъ предложилъ руку дочери, и общество перешло въ столовую.
   Говорили о будущемъ, и Альтенбергъ высчитывалъ,-- сколько ему осталось времени до экзамена на чинъ. Полковникъ радостно улыбался. Онъ былъ богатъ. Альтенбергъ тоже обладалъ значительнымъ состояніемъ и ничто не могло препятствовать счастью влюбленныхъ.
   Вечеръ прошелъ незамѣтно, родители удалились на время, чтобъ не мѣшать дѣтямъ болтать объ ихъ любви и надеждахъ; подремавъ немного, полковникъ самъ приготовилъ безукоризненный крюшонъ, еще усилившій общее веселое настроеніе, а послѣ десяти часовъ напомнилъ будущему зятю, что пора разстаться. Марія проводила жениха до передней; они горячо поцѣловались, и Альтенбергъ радостно сбѣжалъ съ лѣстницы, по которой онъ недавно поднимался съ замираніемъ сердца.
   Онъ медленно шелъ, задумавшись, по Фридрихштрассе, когда кто-то тронулъ его за плечо. Обернувшись, онъ узналъ нѣкоего Ротенбаха, молодого человѣка, нѣсколько старше его, съ которымъ много видался въ ранней юности, но потомъ почти потерялъ изъ вида.
   -- Альтенбергъ! Куда ты пропалъ, что тебя совсѣмъ не видно за послѣднее время?-- воскликнулъ онъ слегка насмѣшливо.-- Неужели ты совсѣмъ разлюбилъ кружку пива со старыми товарищами?
   -- Нѣтъ, но мнѣ надо готовиться къ послѣднему экзамену, который я желалъ-бы сдать поскорѣе.
   -- Да, да, это трудное время, приходится избѣгать людей, но освѣжиться, иногда, тоже необходимо. Очень радъ, что встрѣтилъ тебя, я какъ разъ иду въ маленькое собраніе, въ родѣ клуба, хотя оно оффиціально не носитъ этого названія. Пойдемъ со мной. Ты тамъ найдешь стаканъ хорошаго вина и очень приличное общество.
   Альтенбергъ колебался, но Ротенбахъ взялъ его подъ руку и такъ весело болталъ, что онъ, наконецъ, уступилъ его просьбамъ.
   Они прошли очень не много, и Ротенбахъ позвонилъ, провелъ его по ярко освѣщенному корридору и постучалъ у двери, которая сейчасъ-же отворилась. Въ большомъ помѣщенія было много приличныхъ, хорошо одѣтыхъ мужчинъ; иные сидѣли за накрытыми столами, другіе болтали, размѣстись на диванахъ. Нѣкоторыхъ изъ нихъ Альтенбергъ зналъ, другихъ ему представили и, между прочимъ, двоихъ пожилыхъ господъ, фамиліи которыхъ онъ не разслышалъ, но которые казались не совсѣмъ подходящими къ остальному обществу.
   Альтенбергъ отказался отъ ужина, но согласился выпить краснаго вина, которое такъ расхваливалъ Ротенбахъ. Поговорили о томъ, о семъ, потомъ одинъ изъ гостей обратился къ Ротенбаху:
   -- Не сыграть-ли намъ въ картишки, poor passer te temps? Удовольствіе безобидное и веселѣе вѣчныхъ анекдотовъ.
   -- Можно,-- согласился Ротенбахъ.-- Маленькая игра никого не обременитъ.
   Оба господина съ неизвѣстными фамиліями сейчасъ-же приготовили столъ и сѣли одинъ противъ другого. Всѣ размѣстились. Альтенбергъ хотѣлъ уйти, но Ротенбахъ взялъ его подъ руку и указалъ на стулъ рядомъ съ собой.
   Таинственные руководители взяли карты, а Ротенбахъ предложилъ "rouge et noire", какъ самую простую и невинную игру.
   Начали играть, пили не мало вина, и увлеченіе присутствовавшихъ постепенно разгоралось. Альтенбергъ думалъ совсѣмъ о другомъ, игралъ равнодушно и, не имѣя достаточно денегъ при себѣ, записывалъ ставки на бумагѣ. Между тѣмъ ставки все увеличивались; такъ прошло часа три. Оживленіе возрастало, выигрыши и проигравши достигали уже значительныхъ суммъ. Наконецъ, незнакомые руководители предложили приступить къ разсчету. Альтенбергъ, почти не слѣдившій за игрой, былъ очень удивленъ, выигравъ около 100 марокъ. Онъ выразилъ сожалѣніе, что обыгралъ гостей, а Ротенбахъ сказалъ, какъ-бы шутя, но значительно:
   -- Ну, братъ, за тобою реваншъ; мы частенько здѣсь собираемся.
   -- Я къ вашимъ услугамъ,-- отвѣчалъ Альтенбергъ:-- но сегодня прошу позволенія удалиться. У меня много работы и завтра надо рано встать.
   Онъ откланялся и быстро пошелъ домой. Воспоминаніе вечера скоро изгладилось, уступивъ мѣсто событіямъ дня и прелестному образу Маріи. Усталый" онъ скоро заснулъ, но и во снѣ она представлялась ему.
   

III.

   Послѣдующіе дни Альтенбергъ провелъ мирно и счастливо. Все утро, до четырехъ часовъ, онъ усердно работалъ, готовясь къ экзамену, потомъ шелъ обѣдать къ родителямъ невѣсты и проводилъ съ ней наединѣ нѣсколько блаженныхъ часовъ. Послѣ ужина отецъ и мать оставались поболтать съ ними, а въ десять часовъ онъ уходилъ домой, мечтая о будущемъ счастьѣ.
   Черезъ нѣсколько дней его навѣстилъ Ротенбахъ, весело и непринужденно разговаривалъ, далъ кое-какія указанія насчетъ экзамена и коснулся вечера, недавно проведеннаго вмѣстѣ.
   -- Не хорошо, что ты такъ долго не показываешься. Общество нѣсколько обижено, такъ какъ всѣ были крайне любезны съ тобой. Ты выигралъ изрядную сумму и тебѣ слѣдовало-бы дать имъ возможность отыграться.
   -- Да, да,-- согласился Альтенбергъ:-- ты правъ. Хотя у меня очень мало времени, но я исполню свой долгъ и дамъ реваншъ. Раньше десяти часовъ, однако, я придти не могу.
   -- Такъ я сообщу о твоемъ приходѣ. Надо-же и отдохнуть отъ работы.
   Онъ скоро простился и напомнилъ Альтенбергу обѣщаніе придти вечеромъ.
   "Однако, это общество мнѣ вовсе не по душѣ,-- подумалъ Альтенбергъ, оставшись одинъ:-- и я тамъ навѣрно не буду бывать, когда женюсь".
   Онъ опять усердно принялся за работу, а вечеромъ, уйдя отъ Штейнфельдовъ, далеко не радостно направился въ клубъ. Его встрѣтили очень любезно, поговорили, выпили вина и сѣли за игру, которая продолжалась нѣсколько часовъ. Когда Альтенбергъ заявилъ, что долженъ удалиться, приступили къ разсчету и онъ съ неудовольствіемъ увидалъ, что опять выигралъ значительную сумму, но Ротенбахъ дружески его успокоилъ.
   -- Ничего, голубчикъ, реваншъ отъ насъ не уйдетъ.
   Онъ проводилъ его до двери и просилъ не забывать ихъ. Выйдя на улицу, Альтенбергъ грустно вздохнулъ:
   -- "Какъ меня тяготитъ этотъ реваншъ! Общество мнѣ совсѣмъ не нравится, а теперь неловко не придти. Постараюсь проиграть имъ во что-бы то ни стало, а потомъ они меня больше не увидятъ".
   Онъ пришелъ домой и легъ спать, стараясь забыть непріятное впечатлѣніе.
   Прошло опять нѣсколько дней. Альтенбергъ попрежнему усердно занимался утромъ, обѣдалъ и проводилъ вечеръ въ семьѣ Штейнфельдовъ и мирно возвращался домой. Дней черезъ десять опять зашелъ Ротенбахъ и напомнилъ ему обѣщаніе придти въ клубъ. Альтенбергъ обѣщалъ придти въ тотъ-же вечеръ. Но отправляясь въ клубъ, онъ твердо рѣшилъ положить конецъ этимъ посѣщеніямъ.
   Одинъ изъ обычныхъ руководителей игры былъ замѣненъ новымъ, неизвѣстнымъ господиномъ, который очень внимательно слѣдилъ за начавшейся игрой. Альтенбергъ сразу началъ съ большихъ ставокъ. Реваншъ удался вполнѣ и менѣе чѣмъ черезъ два часа онъ проигранъ около 200 марокъ.
   -- Теперь, господа, позвольте мнѣ удалиться. Теперь у меня на совѣсти не будетъ сознанія, что я васъ обыгралъ.
   Онъ расплатился. Деньги положили въ кассу до общаго разсчета.
   Когда Альтенбергъ простился со всѣми, вдругъ поднялся незнакомый игрокъ и сказалъ:
   -- Позвольте, господа,-- онъ отворилъ боковую дверь, изъ которой вышелъ высокій мужчина съ значкомъ полицейскаго чиновника:-- прошу васъ остаться и сообщить мнѣ ваши имена и званія.
   -- Это почему? Какое вы имѣете право задавать такіе вопросы?-- вскричалъ Ротенбахъ, пока другіе старались шмыгнуть въ дверь.
   Но полицейскій преградилъ имъ дорогу, указывая на свой знакъ.
   -- Я дѣйствую по распоряженію президента полиціи и прошу васъ не оказывать сопротивленія.
   Незнакомый игрокъ подошелъ къ нему, готовый на помощь и содѣйствіе.
   -- Я не принадлежу къ этому обществу, господинъ комиссаръ, все гликнулъ Альтенбергъ:-- и прошу позволенія удалиться.
   -- Невозможно,-- пожалъ плечами комиссаръ:-- я долженъ допросить всѣхъ, а тамъ выяснится. Но я слышалъ изъ сосѣдней комнаты, что вы, милостивый государь, играли крупнѣе всѣхъ.
   -- Я могу подтвердить, что господинъ Альтенбергъ игралъ крупнѣе всѣхъ,-- сказалъ новый игрокъ.
   Альтенбергъ безпомощно опустился на стулъ. Его допросили перваго, потомъ и всѣхъ другихъ, очень точно и подробно записавъ ихъ показанія.
   -- Теперь я могу васъ отпустить, при условіи, что вы не уѣдете изъ города и завтра къ девяти часамъ утра явитесь въ полицейское управленіе. Всякая попытка скрыться будетъ имѣть тяжелыя для васъ послѣдствія.
   Игроки остались, какъ ошеломленные, Альтенбергъ-же поспѣшно удалился, не говоря ни слова и не желая имѣть ничего общаго съ ними. Онъ вернулся домой, какъ громомъ пораженный, съ трудомъ понимая происшедшее, и старался себя утѣшить тѣмъ, что онъ не принадлежалъ къ ихъ обществу, выяснить недоразумѣніе и отстраниться отъ нихъ.
   

IV.

   Рано утромъ Альтенбергъ IV, взволнованный и встревоженный, отправился въ полицейское управленіе. Его встрѣтилъ полицейскій чиновникъ и спросилъ, такъ какъ остальныхъ еще не было, какъ онъ попалъ въ игорный домъ? Онъ разсказалъ, что его ввелъ туда старый товарищъ, не говоря, какое это учрежденіе, и что, выигравъ въ первый разъ, онъ счелъ своимъ долгомъ придти еще для реванша. Полицейскій, повидимому, не особенно довѣрялъ его объясненію, такъ какъ оба заправилы игры были извѣстные шулера; когда-же Альтенбергъ заявилъ, что онъ ихъ совершенно не зналъ, чиновникъ только покачалъ головой.
   -- Господинъ Альтенбергъ, вы извѣстны за хорошаго, усерднаго чиновника, которому предстоитъ отличная карьера. Тѣмъ болѣе слѣдовало вамъ не поддаваться страсти къ игрѣ.
   Альтенбергъ заявилъ, что у него никогда этой страсти не было, но полицейскій только молча пожалъ плечами. Въ это время явились остальные игроки.
   Допрашивали всѣхъ, начиная съ Ротенбаха, съ точностью, со всѣми подробностями. Всѣ игроки, направленные Ротенбахомъ, старались подчеркнуть частыя посѣщенія Альтенберга, очевидно желая воспользоваться для своего оправданія положеніемъ и безупречной репутаціей Альтенберга.
   Онъ нѣсколько разъ заявлялъ, что посѣщалъ клубъ очень мало и вовсе не принадлежалъ къ нему, но полицейскій не вѣрилъ ему, такъ какъ всѣ остальные утверждали, что имѣли удовольствіе часто встрѣчаться съ нимъ. И новый игрокъ, оказавшійся сыщикомъ, удостовѣрилъ, что Альтенбергъ игралъ горячо и ставилъ крупныя ставки. Составили протоколъ, который всѣ должны были подписать, но Альтенбергъ заявилъ въ немъ, что никогда не былъ игрокомъ, а клубъ считалъ частнымъ собраніемъ знакомыхъ.
   Всѣхъ отпустили, съ запрещеніемъ выѣзда изъ Берлина подъ страхомъ ареста.
   Альтенбергъ слегка кивнулъ головою, а Ротенбахъ холодно и рѣзко сказалъ ему:
   -- Мы еще поговоримъ, когда дѣло кончится.
   -- Я не предполагалъ, что посѣщаю игорный притонъ,-- спокойно и коротко отвѣтилъ Альтенбергъ и удалился.
   Грустный шелъ онъ домой.
   "Надо-бы скорѣе отправиться къ Штейнфельдамъ и разъяснить имъ это несчастное дѣло,-- думалъ онъ дорогой:-- но какъ имъ это сообщить?"
   Придя къ себѣ, онъ взялъ газету и къ ужасу своему прочиталъ въ отдѣлѣ "Разныхъ извѣстій", что полиція накрыла игорный домъ, который посѣщали представители лучшихъ фамилій. Предполагалось примѣнить всю строгость закона. Имена не назывались, но намеки были довольно прозрачны.
   -- Это возмутительно!-- воскликнулъ Альтенбергъ.-- Мнѣ надо сейчасъ-же пойти къ Штейнфельдамъ объяснить все дѣло и доказать имъ свою невиновность.
   Дрожа отъ волненія, вошелъ онъ въ домъ Штейнфельдовъ. Когда лакей съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ провелъ его въ гостиную, то она оказалась пустой. Обыкновенно-же Марія радостно встрѣчала его. Наконецъ, вошелъ полковникъ, съ мрачнымъ, грознымъ лицомъ и даже не подалъ ему руки.
   -- Я не понимаю, какъ вы позволяете себѣ являться сюда, господинъ Альтенбергъ,-- сказалъ онъ.-- Вы должны-бы понять, что теперь для васъ нѣтъ мѣста въ моемъ домѣ и въ моей семьѣ.
   Альтенбергъ, блѣдный какъ смерть, помолчалъ немного, а затѣмъ воскликнулъ:
   -- Такъ и сюда проникла клевета, преслѣдующая меня?
   -- Клевета не смутила-бы меня,-- холодно и строго возразилъ полковникъ:-- но истина очевидна и убѣдительна.
   -- Это клевета; обвиненіе, взведенное на меня, чистѣйшая ложь и клевета!
   -- Полиція все выяснила, и вамъ не можетъ быть оправданія. Вы посѣщали игорный притонъ въ то самое время, когда просили руки моей дочери и были приняты какъ родной въ нашей семьѣ. Насколько мнѣ извѣстно, правительство удалитъ съ государственной службы всѣхъ замѣшанныхъ въ этомъ дѣлѣ и, понятно, мой домъ не можетъ имѣть ничего общаго съ ними.
   -- Господинъ полковникъ, умоляю васъ выслушать истину и дать мнѣ оправдаться,-- воскликнулъ Альтенбергъ.-- Я не виновенъ,
   -- Я не принимаю никакихъ оправданій. Вы посѣщали игорный притонъ, когда цѣлые дни проводили у насъ какъ будущій мужъ моей дочери. Больше я ничего не могу вамъ сказать и прошу только никогда не произносить имени моей дочери.
   И онъ указалъ ему на дверь.
   Съ минуту еще стоялъ Альтенбергъ молча, съ удрученнымъ видомъ, потомъ гордо выпрямился и проговорилъ дрожащимъ голосомъ:
   -- Я больше ничего не могу сказать, господинъ полковникъ. Несчастье обрушилось на меня и я долженъ его нести.
   Онъ холодно поклонился и твердой походкой вышелъ изъ комнаты.
   Не успѣлъ онъ скрыться, какъ вошла Марія съ матерью, вся въ слезахъ.
   -- Папа, развѣ его не могли оклеветать?
   -- Нѣтъ, дитя мое,-- ласково замѣтилъ полковникъ, гладя ее по головѣ.-- Истина выяснена, и его поведеніе -- величайшее оскорбленіе для тебя. Я больше не хочу слышать о немъ.
   И мать съ трудомъ удерживала слезы. Она отвела плачущую Марію въ ея комнату, потомъ прошла въ столовую, гдѣ полковникъ старался говорить о всякихъ мелочахъ и газетныхъ новостяхъ, а затѣмъ дружески, но внушительно сказалъ ей:
   -- Это тяжелый ударъ для Маріи, но мы должны примириться съ нимъ, и я прошу тебя никогда съ ней объ этомъ не говорить. Дай Богъ ей скорѣе забыть его.
   

V.

   Молодой поручикъ Мертенштейнъ, изящный и щеголеватый, задумчиво шелъ по берлинскимъ улицамъ, направляясь къ Шарлоттенбургу. Онъ остановился у роскошнаго дома съ яркоосвѣщеннымъ первымъ этажемъ, въ подъѣздъ котораго входили военные въ парадной формѣ и статскіе въ вечернихъ костюмахъ; онъ тоже поднялся по лѣстницѣ и вошелъ въ блестящій залъ, гдѣ уже собралось многолюдное и разнообразное общество.
   Докторъ Вархнеръ, всѣми уважаемый и извѣстный во всѣхъ крупныхъ центрахъ Европы своими учеными и литературными трудами, встрѣтилъ его какъ стараго друга дома и сердечно пожалъ ему руку. Разговаривать, однако, имъ не пришлось, такъ какъ вошелъ старый генералъ, весь въ орденахъ, и Вархнеръ проводилъ его къ своей женѣ, которой онъ почтительно поцѣловалъ руку, а дочь ласково погладилъ по щекѣ.
   Розинтѣ было семнадцать лѣтъ. Она была высокаго роста, стройна и похожа на мать. Розинта отошла въ сторону съ Мертенштейномъ.
   -- Мнѣ хотѣлось-бы о многомъ поговорить съ вами. Я надѣюсь, что вы принимаете во мнѣ участіе,-- сказалъ онъ.
   -- Конечно,-- отвѣчала она, слегка краснѣя:-- вѣдь, мы уже старые друзья.
   -- Вотъ мнѣ и хотѣлось-бы многое сказать вамъ и узнать ваше мнѣніе, но здѣсь неудобно. Не пожертвуете-ли мнѣ часокъ завтра утромъ? Вы гуляете каждый день въ Тиргартенѣ, позвольте мнѣ встрѣтиться съ вами. Сегодня у васъ гости и вы должны ихъ занимать.
   Она ласково и непринужденно утвердительно кивнула ему головой.
   -- Мы уже не разъ встрѣчались тамъ. Хорошо, я приду.
   Она отошла къ дамамъ, а Мертенштейнъ завелъ оживленный разговоръ съ кружкомъ мужчинъ.
   Пріемъ, продолжавшійся обыкновенно четыре часа, подходилъ къ концу. Розинта въ теченіе вечера только мелькомъ встрѣчалась съ Мертенштейномъ, а когда гости разъѣхались, госпожа Вархнеръ предложила ему посидѣть съ ними часокъ, на что онъ радостно согласился.
   Докторъ Вархнеръ, разсказывалъ много интереснаго; Розинта молчала съ счастливой улыбкой и крѣпко пожала руку Мертенштейну, когда онъ шепнулъ ей при прощаньи:
   -- До свиданья завтра въ Тиргартенѣ.
   -- Какой милый молодой человѣкъ, скромный и разумный,-- замѣтилъ Вархнеръ, по его уходѣ.
   На другое утро Розинта вышла изъ дому, когда мать еще не вставала, а отецъ занимался своей перепиской, пришла въ назначенный часъ къ памятнику Королевы Луизы и оглянулась. Ждать ей не пришлось. Мертенштейнъ шелъ ей навстрѣчу съ радостнымъ лицомъ.
   -- Я долженъ сказать вамъ многое, Розинта, но прежде всего, что сердце мое всецѣло принадлежитъ вамъ и вся моя будущая жизнь зависитъ отъ того, захотите-ли вы принять этотъ даръ.
   Она опустила голову, потомъ взглянула на него и отвѣтила слегка дрожащимъ голосомъ:
   -- Я-не была-бы здѣсь, еслибъ равнодушно относилась къ вашимъ чувствамъ, и если я принимаю ваше сердце, то, значитъ, и мое принадлежитъ вамъ...
   -- Благодарю васъ, Розинта, я безконечно счастливъ и теперь долженъ вамъ сказать честно и откровенно все, что у меня на душѣ.
   -- Конечно, дорогой, такъ какъ намъ предстоитъ все дѣлить съ тобой и горе, и радость.
   Онъ крѣпко пожалъ ея руку и заговорилъ рѣшительнымъ твердымъ голосомъ:
   -- Да, и то, и другое, Розинта. Ты знаешь, что я бѣденъ, и хотя у меня нѣтъ долговъ и я ихъ не сдѣлаю, но я съ трудомъ могу жить прилично для офицера и не могу дать обезпеченнаго существованія моей женѣ. Скоро-ли я дослужусь до лучшаго положенія -- неизвѣстно, а до тѣхъ поръ я не могу жениться.
   -- Все это вѣрно, но я надѣюсь, что можно найти выходъ изъ этого положенія.
   -- Я уже нашелъ его,-- прервалъ онъ ее:-- я много думалъ и нашелъ способъ предоставить моей женѣ безбѣдное существованіе, но помни, что ты вполнѣ свободна, если не одобришь мой планъ.
   -- Этого не будетъ; я увѣрена, что и родители мои будутъ во всемъ согласны съ тобой.
   -- Откровенно говоря, я нѣсколько побаиваюсь твоихъ родителей, да и тебѣ повторяю, что представляю полную свободу, если мое рѣшеніе покажется тебѣ страннымъ и не,-- разумнымъ.
   -- Никогда, никогда! Ты всегда и во всемъ найдешь во мнѣ безусловную покорность.
   -- Такъ выслушай меня. Работать, трудиться и достигнуть богатства или хоть благосостоянія, здѣсь невозможно. Я рѣшилъ подать въ отставку и уѣхать въ Трансвааль. У меня есть тамъ другъ, который женился и сталъ богатымъ человѣкомъ, благодаря своему труду. Онъ поможетъ мнѣ и, по его словамъ, года черезъ четыре, я могу сдѣлаться богатымъ человѣкомъ, по здѣшнимъ понятіямъ. Четыре года -- это ужъ не такой долгій срокъ. А тогда я вернусь, дамъ тебѣ обезпеченное существованіе и не буду въ тягость твоимъ родителямъ. Каждую недѣлю ты будешь получать письма отъ меня и мнѣ писать. Тогда мы дѣйствительно будемъ счастливы и свободны. Я не гонюсь за богатствомъ, но честно нажитое состояніе имѣетъ большое значеніе въ жизни. Вотъ какъ я хотѣлъ-бы устроить свою будущность и это будетъ лучше, чѣмъ имѣть маленькій капиталъ, недостаточный для дальнѣйшаго существованія. Теперь скажи, какъ, ты думаешь?
   Она склонила голову, потомъ взглянула на него сіяющими глазами и взяла его за обѣ руки.
   -- Тяжело думать о многолѣтней разлукѣ, но ты правъ. Работай для нашего будущаго счастья, а я буду ждать тебя, и мы гордо и самостоятельно вступимъ въ жизнь.
   Онъ не могъ удержаться и обнялъ ее, пользуясь уединенностью мѣста.
   -- Теперь я счастливъ и полонъ надеждъ! Я какъ можно скорѣе подамъ въ отставку, и мы мужественно разстанемся, въ ожиданіи прочнаго, долгаго счастья.
   -- Но у меня есть еще просьба къ тебѣ,-- сказала она.
   -- Говори! Ты отдала мнѣ свое сердце, не откажу-же я тебѣ въ просьбѣ.
   -- Ты знаешь, какъ я люблю своихъ родителей, съ какой добротой и лаской они воспитывали меня. Позволь мнѣ все сказать имъ, чтобъ я въ твое отсутствіе могла говорить съ ними о тебѣ.
   Мертенштейнъ покачалъ головой.
   -- Я боюсь, что они будутъ отговаривать тебя или захотятъ повліять на мое рѣшеніе, которое я не измѣню.
   -- Нѣтъ, нѣтъ!-- воскликнула Розинта.-- Они никогда не стѣсняли меня и теперь не будутъ, въ этомъ я увѣрена. Кромѣ того, я знаю, что они очень хорошаго мнѣнія о тебѣ.
   -- Хорошо, пусть будетъ по-твоему, а если ты права, то это еще укрѣпитъ мои силы и надежды.
   Они встали, медленно пошли подъ руку и церемонно разстались у воротъ сада.
   Вечеромъ Мертенштейнъ получилъ отъ Розинты записку съ просьбой придти къ нимъ. Она прибавляла, что онъ останется доволенъ посѣщеніемъ.
   Его встрѣтили очень сердечно, семейно сѣли за чайный столъ, и докторъ Вархнеръ ласково обратился къ нему:
   -- Моя дочь сказала намъ, что вы любите другъ друга, и мы съ женой ничего не имѣемъ противъ этого. Я знаю мою дѣвочку и знаю васъ, какъ хорошаго, честнаго, способнаго человѣка.
   -- Благодарю васъ отъ всего сердца за хорошее мнѣніе обо мнѣ. Я буду стараться его оправдать.
   -- Я хотѣлъ-бы,-- продолжалъ Вархнеръ: -- чтобъ вы еще обдумали условія, поставленныя моей дочери, и прошу васъ спокойно выслушать меня; впередъ говорю, что я никакого давленія оказывать не собираюсь. Вы можете оба дѣйствовать по собственной волѣ, но должны только выслушать меня.
   Мертенштейнъ невольно покачалъ головой, но почтительно поклонился.
   -- Видите, я не богатъ, въ широкомъ смыслѣ этого слова, но я могъ бы дать вамъ сумму, необходимую для женитьбы офицера, но... я вполнѣ понимаю ваше чувство и говорю прямо, что я еще больше уважаю васъ за это и еще выше ставлю любовь моей дочери, принявшей это условіе.
   -- Какъ я вамъ благодаренъ за эти слова!
   Онъ поцѣловалъ руку у отца и у матери Розинты.
   -- Пока вы еще здѣсь и готовитесь въ путешествіе, я могу, надѣюсь, дать вамъ и не одинъ полезный совѣтъ. Вы будете каждый день у насъ, конечно, чтобъ ближе узнать другъ друга, но я прошу васъ обоихъ не объявлять вашу помолвку, чтобъ не подвергать ее всякимъ пересудамъ.
   -- О, конечно!
   Они просидѣли еще часа два и дружески простились.
   На другой-же день Мертенштейнъ подалъ прошеніе объ отставкѣ, а вечеромъ пришелъ къ невѣстѣ. Предстоявшая разлука вызывала въ нихъ не горе, а радостныя надежды.
   Вскорѣ какъ-то Мертенштейнъ, идя къ невѣстѣ, встрѣтилъ Альтепберга, съ которымъ былъ друженъ давно.
   -- Простите, что я не навѣстилъ васъ въ это тяжелое для васъ время, но я былъ всецѣло поглощенъ службой и семейными обстоятельствами. Моя дружба къ вамъ осталась неизмѣнной; я убѣжденъ, что грустное недоразумѣніе разъяснено и ваше доброе имя вполнѣ возстановлено.
   -- Наоборотъ, на меня обрушилось неслыханное несчастіе, хотя репутація моя была безупречна до сихъ поръ. Меня удалили съ государственной службы, съ разрѣшеніемъ вновь поступить черезъ два года.
   -- Это жестоко и несправедливо!-- воскликнулъ Мертенштейнъ.-- Я бы совѣтывалъ вамъ избрать другой путь, еслибъ не зналъ, что васъ удерживаютъ здѣсь нѣжныя узы.
   -- Онѣ не удерживаютъ меня,-- возразилъ Альтенбергъ.-- Мнѣ не повѣрили тамъ, гдѣ я разсчитывалъ на любовь и преданность; меня оттолкнули, и я твердо рѣшилъ покинуть родину и вернуться только тогда, когда моя честь будетъ вполнѣ возстановлена. Я ѣду въ Китай, гдѣ надѣюсь найти себѣ дѣло.
   -- Вѣрьте, что я всегда былъ и останусь вашимъ другомъ,-- воскликнулъ Мертенштейнъ.-- Я тоже покидаю родину, но не потому, чтобъ моя честь была затронута, а просто хочу нажить состояніе. Поѣдемте въ Трансвааль. Я вамъ помогу устроиться.
   -- Благодарю васъ, богатства мнѣ не нужно. Я не бѣденъ и хочу служить отечеству. Въ Китаѣ, надѣюсь, скоро придется отстаивать честь родины, и тогда, если я вернусь, это служеніе смоетъ возведенную на меня клевету.
   -- Зайдите ко мнѣ. Я постараюсь помочь вамъ, чтобъ васъ сразу достойно приняли на новомъ поприщѣ.
   -- Благодарю и зайду непремѣнно.
   -- До свиданья, до завтра!
   Они простились и разошлись.
   На слѣдующее утро Альтенбергъ пошелъ къ Мертенштейну.
   -- Я покидаю родину, чтобъ возстановить мою честь и доказать этимъ негодяямъ, что между нами нѣтъ ничего общаго. Вы хотите богатства и совершенно правы, вашу честь никто не осмѣлился заподозрить. Отъ души желаю вамъ счастья, но наши дороги расходятся.
   -- Пожалуй, вы правы, но мнѣ хотѣлось-бы помочь вамъ. Вы знаете доктора Вархнева? Пойдемте къ нему; онъ очень расположенъ ко мнѣ и можетъ быть вамъ полезенъ своими знаніями и связями. Теперь я еще занятъ службой до отставки, а сегодня вечеромъ, въ девять часовъ, пойдемте къ Вархнеру. Я увѣренъ, что вы останетесь довольны его совѣтами.
   Вечеромъ, привѣтливо встрѣтивъ молодыхъ людей, Вархнеръ увелъ Альтенберга къ себѣ въ кабинетъ и обѣщалъ содѣйствовать его переселенію и устройству въ Китаѣ.
   Мертенштейнъ готовился къ отъѣзду въ Африку завоевывать счастье, а Альтенбергъ усердно готовился къ борьбѣ за свою поруганную честь.
   

VI.

   Черезъ двѣ недѣли поручикъ Мертенштейнъ получилъ отставку съ правомъ носить мундиръ. Командиръ и офицеры дали ему обѣдъ и выразили надежду, что любимый товарищъ скоро вернется, успѣшно достигнувъ своей цѣли.
   Мертенштейнъ былъ очень тронутъ, а на другой день написалъ въ Трансвааль своему другу, тоже бывшему прусскому офицеру, обѣщавшему все подготовить и содѣйствовать его дѣятельности.
   Время шло быстро. Ни Мертенштейнъ, ни Розинта не хотѣли откладывать отъѣздъ, разъ рѣшившись на разлуку, которая должна была упрочить ихъ счастье. Докторъ тоже одобрялъ это рѣшеніе.
   Въ тѣсномъ семейномъ кругу они говорили о будущемъ, и Мертенштейнъ разсказывалъ о своемъ другѣ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ уѣхавшемъ-въ Трансвааль, вслѣдствіе разоренія своего отца. Онъ женился тамъ, сталъ богатымъ человѣкомъ и звалъ Мертенштейна.
   -- Разбогатѣть можешь, а жениться тамъ не позволяю,-- шутя замѣчала Розинта:-- да и особеннаго богатства я не требую.
   -- Нѣтъ, нѣтъ и мнѣ не нужно милліоновъ, лишь-бы моя Розинта была счастлива и довольна своей жизнью.
   Альтенбергъ съ грустью, но съ искреннимъ участіемъ смотрѣлъ на счастье и надежды своего друга. Когда-же его уговаривали ѣхать вмѣстѣ съ Мертенштейномъ, онъ упорно отклонялъ эти совѣты.
   Докторъ завязалъ сношенія съ Кіао-Чау, для доставленія мѣста своему протежэ. Онъ обѣщалъ слѣдить за дѣломъ игорнаго дома и употребить всѣ старанія для возстановленія репутаціи Альтенберга.
   Въ пріемные дни Вархнера Альтенбергъ сидѣлъ дома и усердно изучалъ положеніе и условія жизни въ Кіао-Чау. Розинта почти каждый день ходила съ женихомъ въ Тиргартенъ на ихъ любимыя мѣста. Иногда ее охватывала грусть близкой разлуки, но она тщательно скрывала ее. Насталъ день отъѣзда. Мертенштейнъ, сильно взволнованный, обнялъ Розинту, докторъ благословилъ ихъ, а мать со слезами желала имъ полнаго счастья. Мертенштейнъ просилъ не провожать его на вокзалъ, и Розинта, поцѣловавъ его въ послѣдній разъ въ дверяхъ, вернулась къ родителямъ, едва сдерживая рыданія.
   И Мертенштейну было тяжело, хотя онъ твердо вѣрилъ въ необходимость создать свое счастье собственнымъ трудомъ. Несмотря на горечь разлуки, его сердце радостно билось и онъ бодро шелъ навстрѣчу новой дѣятельной жизни.
   

VII.

   Въ большомъ красивомъ домѣ семейства Мериссенъ въ Іоганнесбургѣ, одномъ изъ главныхъ городовъ Трансвааля, и въ прилегавшемъ къ нему домѣ зятя Мериссена, бывшаго прусскаго офицера Курта Форберга, шло необычайное оживленіе. Форбергъ, хотя нѣсколько старше, былъ близкимъ другомъ Мертенштейна и съ радостью предложилъ ему родственный пріемъ и участіе въ постоянно расширявшихся фермахъ и предпріятіяхъ своего тестя. Дѣла требовали все большихъ участниковъ и руководителей, и онъ обѣщалъ ему не малый заработокъ. Мертенштейнъ извѣстилъ о своемъ выѣздѣ изъ Бернина и его ждали каждый день. Форбергъ отвелъ ему нѣсколько большихъ, удобныхъ комнатъ въ своемъ домѣ, а его старикъ отецъ, тоже пріѣхавшій изъ Европы, красиво и уютно устроилъ ихъ. Къ назначенному поѣзду, Форбергъ поѣхалъ въ своемъ лучшемъ экипажѣ на вокзалъ, выславъ еще фуру для багажа. Когда поѣздъ остановился, Форбергъ сейчасъ-же узналъ стараго друга, горячо обнялъ его и сказалъ сердечно:
   -- Будь увѣренъ, дорогой другъ, что я исполню всѣ твои желанія и буду счастливъ помочь тебѣ устроить твою жизнь.
   Мертенштейнъ крѣпко пожалъ его руку, и они сѣли въ элегантный экипажъ Форберга, съ кучеромъ и лакеемъ, не въ ливреяхъ, правда, но хорошо и изящно одѣтыхъ. Они едва успѣли коснуться общихъ воспоминаній, какъ уже подъѣхали къ дому Курта, въ дверяхъ котораго стоялъ старикъ Форбергъ. Онъ помнилъ друга сына своего, ласково обнялъ его, самъ проводилъ въ его помѣщеніе и тепло привѣтствовалъ.
   -- Вы можете положиться на моего сына; онъ надежный человѣкъ и держитъ свое слово. Я увѣренъ, что вы полюбите и оцѣните вашу новую родину.
   -- А теперь, пожалуйста, пойдемъ сейчасъ-же къ моему тестю,-- сказалъ молодой Форбергъ.-- Онъ знаетъ, что ты пріѣхалъ и самымъ радушнымъ образомъ приметъ тебя. Онъ главный руководитель нашей жизни и дѣятельности.
   Мертенштейнъ послѣдовалъ за нимъ въ кабинетъ Мериссена, роскошно убранный, но свидѣтельствовавшій о большой разносторонней работѣ.
   Мериссенъ всталъ ему навстрѣчу, крѣпко пожалъ руку и усадилъ рядомъ съ собой на диванъ.
   -- Другъ моего милаго зятя -- дорогой гость для меня и я радъ, что вы хотите работать съ нами. Наша работа, благодаря Бога, все увеличивается и вамъ будетъ много дѣла. Я уже нашелъ подходящій вамъ трудъ, а мой зять посвятитъ васъ во все. Долженъ вамъ сказать, что онъ ввелъ правильное добываніе золота и доставилъ мнѣ этимъ большое состояніе. Онъ хотѣлъ только работать, но на это я не согласился. Я одинъ не достигъ-бы этого, а благодаря ему наше богатство все увеличивается и работа требуетъ все большаго числа участниковъ. Вы желаете работать и я очень гтому радъ, такъ какъ нуждаюсь въ помощникахъ. Но и вашу помощь я не могу принять, если вы не будете участвовать въ нашихъ прибыляхъ. Только при такихъ условіяхъ я буду доволенъ и наша работа пойдетъ успѣшно. Это я хотѣлъ непремѣнно выяснить при первой нашей встрѣчѣ, а все, что касается вашей дѣятельности, разскажетъ вамъ мой зять, и я надѣюсь, что вы останетесь довольны, какъ и онъ въ свое время. Пока я васъ отпускаю; нашихъ дамъ вы скоро увидите, мою жену и дочь, жену вашего друга. Теперь можете переодѣться, а черезъ часъ мы сядемъ за столъ для привѣтствія дорогого гостя.
   Онъ опять крѣпко пожалъ руку Мертенштейна, который съ волненіемъ благодарилъ его и, придя въ себя, глубоко тронутый, сказалъ Форбергу.
   -- Ты далъ мнѣ больше, чѣмъ я смѣлъ надѣяться. Я благодарю тебя отъ всей души и есть еще сердце, которое будетъ благословлять тебя, когда узнаетъ, что ты сдѣлалъ для стараго друга.
   -- Ты ужъ намекнулъ на это, -- отозвался Форбергъ.-- Я буду стараться, чтобъ и той, которую я не знаю, счастье пришло отсюда, какъ и мнѣ.
   Онъ позвонилъ; явился лакей, спеціально назначенный въ распоряженіе Мертенштейна. Форбергъ удалился, а Мертенштейнъ, съ помощью новаго умѣлаго слуги, разобралъ свои вещи и очень скоро одѣлся въ подходящій костюмъ.
   Форбергъ пришелъ за нимъ и они вошли въ пріемный залъ, гдѣ его привѣтливо встрѣтила супруга Мериссена, пожилая, но бодрая женщина, и жена Форберга, которая по-товарищески пожала руку старому другу своего мужа и выразила полную готовность облегчить ему, чѣмъ можетъ, разлуку съ родиной и близкими. Обѣ дамы были одѣты, по обычаю Трансвааля, въ простыя платья изъ белоснѣжной ткани.
   Мертенштейна посадили между дамами, напротивъ сѣлъ Мериссенъ и оба Форберга, а въ сторонѣ былъ еще стулъ для пастора" который могъ и не придти, занятый своими дѣлами и службой.
   -- На этомъ мѣстѣ сидѣлъ и вашъ другъ, когда въ первый разъ пришелъ къ намъ, и это принесло ему счастье. Надѣюсь, и вы не пожалѣете, что пріѣхали къ намъ, а въ нашей дружбѣ можете быть увѣрены.
   По знаку его лакеи наполнили стаканы превосходнымъ рейнвейномъ и всѣ чокнулись съ гостемъ.
   Мериссенъ очень интересно и подробно говорилъ о своихъ дѣлахъ, которыя такъ расширилъ Форбергъ, что новому другу найдется много работы. Разговоръ шелъ оживленно. Вскорѣ явился пасторъ, почтенный человѣкъ, съ добрымъ и умнымъ выраженіемъ лица. Всѣ встали, а онъ подошелъ къ Мертенштейну и ласково обратился къ нему:
   -- Сердечно привѣтствую васъ какъ друга дорогого мнѣ дома; я увѣренъ, что вы такъ-же чтите церковь, какъ и они. Да благословитъ Господь вашу жизнь здѣсь и вашу дѣятельность.
   -- Этому и мы постараемся содѣйствовать, -- отозвался Мериссенъ, и при этомъ лакеи принесли разныя вина и искрящееся шампанское.
   Когда стаканы были наполнены, Мериссенъ всталъ и сказалъ задушевнымъ тономъ:
   -- Мы привѣтствуемъ сегодня дорогого друга. Это скромный, семейный но все-таки праздникъ, а никакой праздникъ не можетъ пройти, чтобъ мы не вспомнили съ любовью и уваженіемъ того великаго человѣка, который привелъ германскій народъ къ славѣ и могуществу во время войны и къ благосостоянію въ мирное время. Онъ покинулъ, правда, земную жизнь, но оставилъ своего благороднаго внука, котораго воодушевляютъ тѣже стремленія. И сегодня, привѣтствуя нашего друга впервые вступившаго въ этотъ домъ, я предлагаю осушить бокалы за здравіе германскаго императора!
   Стаканы зазвенѣли, всѣ поднялись, чтобъ чокнуться съ Мертенштейномъ, который кланялся со слезами на глазахъ.
   Съ минуту онъ точно словъ не находилъ, а потомъ заговорилъ громко и твердо, снова наполнивъ стаканъ:
   -- Высокочтимые друзья, войдя въ вашъ кругъ, гдѣ встрѣтило меня такое радушіе, я позволю себѣ поднять бокалъ за прочное процвѣтаніе мужественныхъ, храбрыхъ буровъ, за южно-африканскую республику и за избраннаго главу ея, господина президента Павла Крюгера. Дай Богъ ему и его народу отстоять храбро завоеванную независимость республики, чему я самъ всегда готовъ служить. Пью за здоровье президента и за нашего друга, господина Мериссена, подъ гостепріимнымъ кровомъ котораго выражаются эти искреннія пожеланія.
   Радостные возгласы отвѣтили на слова молодого человѣка, всѣ подходили къ нему, Мериссенъ обнялъ его, а Форбергъ сказалъ:
   -- Горжусь моимъ землякомъ и товарищемъ!
   Пасторъ подошелъ со стаканомъ пѣнящагося шампанскаго, осушилъ его и дружески похлопалъ Мертенштейна по плечу. Долго еще сидѣли за столомъ, весело болтая, но Мериссенъ, наконецъ, прервалъ бесѣду:
   -- Послѣ такого путешествія нашему другу надо хорошенько выспаться, такъ какъ я хочу завтра-же показать ему золотыя копи, разработкой которыхъ онъ хочетъ заняться.
   Общество разошлось.
   Форбергъ проводилъ Мартенштейна въ его комнаты.
   -- Я никогда не забуду твоего пріема,-- сказалъ онъ, прощаясь съ товарищемъ.
   -- А теперь отдыхай, завтра надо еще обо многомъ поговорить.
   Мертенштейнъ скоро заснулъ крѣпкимъ, здоровымъ сномъ.
   

VIII.

   На слѣдующее утро слуга разбудилъ Мертенштейна раньше, чѣмъ онъ желалъ-бы, и передалъ просьбу хозяевъ ѣхать вмѣстѣ съ ними на копи. Онъ быстро всталъ и одѣлся, а Форбергъ пришелъ за нимъ, чтобъ идти къ завтраку.
   -- Тебѣ, вѣрно, не хотѣлось вставать послѣ утомительнаго путешествія,-- замѣтилъ онъ, смѣясь:-- но мой тесть желаетъ какъ можно скорѣе познакомить тебя съ твоей дѣятельностью.
   Они прошли въ маленькую столовую, гдѣ Мериссенъ уже ожидалъ ихъ. Дамы еще не встали; онѣ цѣнили утренній сонъ, имѣя много дѣла въ теченіе дня. Мериссенъ привѣтливо поздоровался съ Мертенштейномъ.
   -- Вамъ придется привыкнуть къ нашимъ обычаямъ, такъ какъ вы уже съ сегодняшняго дня участвуете въ нашей жизни и трудахъ.
   -- И надѣюсь, что вы будете мной довольны.
   Онъ сѣлъ рядомъ съ Мериссеномъ и Форбергомъ, прежде всего предложилъ ему чашку кофе "по берлинскому обычаю", который онъ самъ сохранилъ, что очень освѣжило Мертенштейна. Завтракъ представлялъ цѣлую массу вкусныхъ, хорошо составленныхъ блюдъ, и хозяинъ усердно угощалъ гостя, "такъ какъ имъ предстоялъ длинный путь". Мертенштейнъ, впрочемъ, и не заставлялъ себя просить; аппетитъ у него былъ отличный послѣ путешествія, а поданныя блюда очень соблазнительны. Мериссенъ много разспрашивалъ о прежней жизни своего новаго компаньона, и выраженіе его лица становилось все ласковѣе и привѣтливѣе.
   Лакей доложилъ, что экипажъ поданъ. Мериссенъ поднялся, отдалъ нѣкоторыя приказанія и быстро направился къ двери. За красивымъ экипажемъ стояло двое служителей верхомъ. Хозяинъ заставилъ гостя сѣсть первымъ, и лошади тронули крупной рысью.
   Дорога мѣстами была песчаная, приходилось ѣхать шагомъ, и черезъ часъ съ небольшимъ добрались до копей. Тамъ шла кипучая работа; копали землю, устраивали копи, доставали золото, ссыпали въ особыя хранилища и переносили въ кладовыя, гдѣ оно находилось подъ строгимъ надзоромъ и обработывалось надежными людьми; вообще здѣсь примѣнялись только лучшіе работники и мастера.
   Въ рабочее время Форбергъ былъ тутъ главнымъ надзирателемъ. Отсюда добытое золото препровождалось дальше въ запертыхъ ящикахъ. Золото добывалось только изъ песка, причемъ лучшіе работники отдѣляли золотую пыль отъ песка, сообщая главному смотрителю о новомъ нахожденіи, а онъ уже указывалъ, какимъ способомъ промывать песокъ. Въ центрѣ площади у Форберга было удобное деревяное зданіе; туда приходили съ докладами, туда-же приносили найденный золотоносный песокъ, а онъ отдавалъ приказанія и ходилъ туда, гдѣ требовалось его присутствіе.
   -- Смотрите, дорогой Мертенштейнъ, вотъ здѣсь добывается столь цѣнимое на свѣтѣ золото и это поле дѣятельности моего милаго зятя. Но количество копей все растетъ, и онъ уже не успѣваетъ смотрѣть за всѣми, а это необходимо, чтобъ добыча шла правильно и успѣшно. Поэтому вашъ пріѣздъ намъ особенно пріятенъ и я попрошу васъ взять на себя присмотръ за новыми копями. Въ нѣсколько дней мой зять научитъ васъ всему, а прусскій офицеръ,-- прибавилъ онъ, улыбаясь:-- скоро понимаетъ и всегда точно исполняетъ. Это значительно увеличитъ наше богатство, и я позволю себѣ предложить вамъ за вашъ трудъ такую-же долю въ прибыли, какую получаетъ мой зять.
   -- Но я еще такъ неопытенъ;-- заикнулся Мертенштейнъ.
   -- Пожалуйста, безъ возраженій, такъ какъ мы должны теперь-же скрѣпить нашу дружбу. Вы обижаете меня такими сомнѣніями, а если когда-нибудь сдѣлаете промахъ, то вашъ другъ Форбергъ научитъ васъ, а меня это вовсе не касается. Завтра можете приняться за дѣло; сегодня вы, вѣрно, еще устали съ дороги; мы поѣдемъ домой, а здѣсь до обѣда мой зять управится одинъ.
   Онъ повелъ Мертенштейна обратно и мимоходомъ крикнулъ Форбергу.
   -- Мы все порѣшили, онъ будетъ нашимъ помощникомъ и завтра начнетъ работать съ тобой; сегодня я хочу еще показать ему то, чѣмъ такъ гордится твоя жена и что и мнѣ доставляетъ большое удовольствіе.
   Они подошли къ выходу. Кучеръ получилъ краткое приказаніе, и экипажъ тронулся, сопровождаемый верховыми.
   -- Теперь я покажу вамъ очень оригинальное хозяйство,-- сказалъ Мериссенъ.-- Оно, собственно, не относится къ моимъ дѣламъ, но моя дочь съ увлеченіемъ занимается имъ. Оно ведется здѣсь, въ ближайшей фермѣ, и состоитъ въ правильномъ разведеніи страусовъ, о которыхъ говорилось такъ много дурного, вовсе незаслуженнаго, что часто бываетъ и съ людьми. Прежде бѣдныхъ птицъ безпощадно убивали ради ихъ перьевъ, такъ, что онѣ временами совершенно исчезали, а я началъ ихъ приручать и правильно разводить, и порода облагораживается.
   Экипажъ остановился у высокой проволочной рѣшетки, за которой виднѣлась большая площадка, усыпанная бѣлымъ пескомъ и окруженная кустарникомъ и высокими клѣтками.
   Они вошли за рѣшетку.
   Изъ кустовъ выглядывали страусы съ длинными шеями, умными глазами и твердыми сильными клювами. Посреди площадки стояла госпожа Форбергъ въ бѣломъ полотняномъ платьѣ и такой-же шляпѣ, поочередно приманивала громадныхъ птицъ и давала имъ кормъ, который негритянка держала въ бѣлой деревяной лоханкѣ. Сильныя животныя, смѣло защищающіяся своими внушительными клювами, когда ихъ дразнятъ, довѣрчиво подходили къ хозяйкѣ; она ласкала ихъ, а слишкомъ назойливыхъ отстраняла легкимъ ударомъ. Двѣ негритянки сдерживали все стадо. Маленькіе страусы забавно играли въ пескѣ. Госпожа Форбергъ вышла навстрѣчу посѣтителямъ.
   -- Я очень рада, что вы заѣхали посмотрѣть мое любимое хозяйство. Видите, какіе ручные мои страусы.
   -- Мертенштейнъ будетъ нашимъ постояннымъ гостемъ и помощникомъ,-- радостно заявилъ Мериссенъ:-- и мы всѣ должны стараться, чтобъ ему хорошо жилось съ нами.
   -- Я очень рада узнать эту новость именно здѣсь, въ моемъ любимомъ мѣстѣ.
   По знаку ея всѣ птицы подбѣжали, удивленно глядя на незнакомца. Потомъ госпожа Форберъ повела гостей въ закрытое помѣщеніе, гдѣ насѣдки сидѣли на гнѣздахъ, но ихъ она просила не трогать и не гладить.
   Время подходило къ обѣду, и Мериссенъ торопилъ, предполагая, что Форбергъ вернется усталый и голодный.
   Госпожа Форбергъ еще разъ поласкала своихъ любимцевъ, и всѣ размѣстились въ экипажѣ.
   Мериссенъ былъ веселъ и очень доволенъ своимъ новымъ компаньономъ, Мертенштейнъ отъ души благодарилъ судьбу, пославшую ему много больше, чѣмъ онъ могъ когда-либо мечтать. Онъ зналъ также, какую радость доставитъ Розинтѣ извѣстіе о такомъ нежданномъ счастьѣ.
   

IX.

   Когда Мериссенъ съ дочерью и Мертенштейномъ подъѣхали къ дому, у подъѣзда стоялъ экипажъ президента Крюгера. Президентъ, вѣроятно, пріѣхалъ въ гости и для какого-нибудь дѣлового совѣщанія, что было большой честью и радостью для всѣхъ. Мериссенъ поспѣшилъ привѣтствовать высокаго посѣтителя, который сердечно бесѣдовалъ въ гостиной съ г-жей Мериссенъ, дружески поздоровался съ хозяиномъ и съ оттѣнкомъ рыцарской галантности подошелъ къ г-жѣ Форбергъ.
   -- Я пріѣхалъ по дѣламъ и не могъ не зайти къ вамъ, славному піонеру по разработкѣ золота у насъ, а теперь вамъ придется и сѣсть за столъ со мной, такъ какъ ваша супруга просила, то-есть приказала мнѣ остаться.
   -- Моя жена отлично сдѣлала, и я отъ души благодарю васъ за эту честь.
   Мертенштейнъ, почтительно поклонившись, стоялъ у двери въ нѣкоторомъ замѣшательствѣ.
   Крюгеръ вопросительно взглянулъ на него; Мериссенъ догадался и подозвалъ своего гостя.
   -- Позвольте мнѣ имѣть честь представить вамъ друга и товарища моего зятя. Онъ приметъ участіе въ разработкѣ золотыхъ копей, и мы вмѣстѣ будемъ вести это дѣло. Господинъ Мертенштейнъ былъ, какъ и мой зять, прусскимъ офицеромъ, и я увѣренъ въ успѣшности его содѣйствія.
   Президентъ подошелъ къ Мертенштейну, пожалъ его руку и сказалъ своимъ яснымъ, громкимъ голосомъ:
   -- Отъ души радуюсь, что вы пріѣхали и останетесь у насъ. Такіе иностранцы намъ нужны -- они уважаютъ права и законы, чего мы можемъ требовать отъ всѣхъ, но не всѣ это исполняютъ. Мы охотно примемъ васъ въ число гражданъ; господина Мериссена я поздравляю съ такимъ помощникомъ. Еслибъ всѣ иностранцы были такіе, какъ нѣмцы, то не возникали бы недоразумѣнія, часто ведущія къ печальнымъ осложненіямъ. Я питаю глубокую любовь и уваженіе къ германскому народу и его правителямъ; великій императоръ доказалъ намъ свою милость, а нынѣшній императоръ привѣтствовалъ миръ и нашу независимость, когда мятежники ворвались въ нашу страну. Поэтому желаю вамъ счастья и говорю: "да здравствуетъ его величество германскій императоръ, искренній, безкорыстный другъ южно-африканской республики, въ минуту опасности и серьезной борьбы пожелавшій счастья правому дѣлу.
   Форбергъ вернулся съ копей, и его Крюгеръ привѣтствовалъ тоже, какъ стараго друга. Всѣхъ пригласили къ столу; президентъ предложилъ руку г-жѣ Мериссенъ, и всѣ направились въ столовую, роскошно убранную цвѣтами, что очень любитъ Крюгеръ. Изысканный обѣдъ и лучшія вина способствовали общему веселью.
   Молодой внукъ президента, Эловъ, пришелъ съ нѣсколькими чиновниками, съ которыми былъ занятъ въ городѣ. Всѣ они тоже сѣли за столъ. Во всѣхъ словахъ президента слышалось уваженіе и расположеніе къ нѣмцамъ и ихъ правленію. Наконецъ, Крюгеръ всталъ, всѣ пошли провожать его до экипажа, а Форбергъ и Мертенштейнъ верхомъ проводили его до окраины города.
   Вернувшись, они застали еще Мериссена за столомъ и не разъ чокнулись съ нимъ за здравіе президента, германскаго императора и славнаго германскаго войска. Когда общество разошлось, Мертенштейнъ еще долго сидѣлъ въ своемъ уютномъ кабинетѣ и писалъ длинное, подробное письмо Розинтѣ. Онъ сообщалъ ей, какъ удачно и хорошо складывалась его новая жизнь, выражая полную увѣренность заработать крупное состояніе въ неособенно долгій срокъ. Всю дѣловую сторону дѣла онъ обѣщалъ подробно изложить ея отцу, который всегда сочувствовалъ въ принципѣ его рѣшенію. Поздно вечеромъ слуга отнесъ письмо на почту, а молодой человѣкъ погрузился въ сладкій сонъ.

-----

   Когда Розинта получила письмо жениха, она немедленно пошла съ нимъ къ отцу, который внимательно прочиталъ его и обнялъ дочь, говоря:
   -- Ты не ошиблась, довѣрясь твоему жениху, а я вѣрю въ ваше будущее счастье.
   На письмо Мертенштейна немедленно отвѣтили, а вечеромъ пришелъ Альтенбергъ и сообщилъ, что и ему можно будетъ скоро уѣхать въ Кіао-Чау.
   Онъ съ участіемъ выслушалъ извѣстіе о Мертенштейнѣ, но образъ Маріи иногда невольно вставалъ передъ нимъ, хотя онъ твердо рѣшилъ никогда съ ней не встрѣчаться.
   Черезъ нѣсколько дней онъ получилъ извѣщеніе о назначеніи въ Кіао-Чау для занятій по юридическимъ вопросамъ; его просили пріѣхать какъ можно скорѣе и прогоны получить на мѣстѣ. Онъ сейчасъ-же пришелъ сообщить радостную лѣсть Вархнеру и проститься съ ними, не желая ни одного лишняго дня пробыть въ Берлинѣ.
   Докторъ искренно радовался за него и желалъ ему бодро вступить на новый путь для достойнаго возвращенія на родину.
   Онъ лихорадочно готовился къ отъѣзду и уѣхалъ грустный, но полный надеждъ, въ далекую, невѣдомую страну.
   

X.

   Послѣ долгаго и очень интереснаго, хотя и утомительнаго путешествія, Альтенбергъ прибылъ, наконецъ, въ Кіао-Чау. Прелестное мѣстоположеніе города произвело на него отрадное впечатлѣніе.
   Капитанъ флота Розенталь, а также всѣ офицеры и чиновники привѣтливо встрѣтили его, и онъ горячо принялся за предназначенную ему работу, состоявшую въ разработкѣ юридическихъ и административныхъ вопросовъ. Онъ совершалъ экскурсіи съ офицерами за предѣлы китайской границы и съ живѣйшимъ интересомъ относился къ своимъ новымъ занятіямъ. Принцъ Генрихъ Прусскій уже уѣхалъ послѣ продолжительнаго пребыванія, а русскіе броненосцы "Россія" и "Рюрикъ", пришедшіе оффиціально привѣтствовать принца Генриха, стояли еще поблизости и оказывали всякое содѣйствіе нѣмецкимъ капитанамъ. Вскорѣ послѣдовало торжественное объявленіе Кіао-Чау свободнымъ портомъ. Кіао-Чау являлся германской собственностью, а не завоеваніемъ. Германія хотѣла показать, что она ничуть не исключаетъ иноземную торговлю и конкуренцію, хотя имѣла несомнѣнное право обратить Кіао-Чау въ сильное укрѣпленіе, подобно тому, какъ это сдѣлала Англія съ свободнымъ портомъ Гонконгомъ.
   Губернаторъ объявилъ постановленія о пріобрѣтеніи земельной собственности и о взиманіи податей и налоговъ. Это былъ крупный шагъ, и Альтенбергъ принималъ участіе въ подготовительныхъ трудахъ, какъ свѣдущій юристъ.
   Капитанъ Розенталь былъ назначенъ губернаторомъ провинціи Кіао-Чау, а его мѣсто заступилъ капитанъ Іешке.
   Въ это-же время пришло изъ Германіи извѣстіе о смерти князя Бисмарка, закончившаго свое земное поприще на восемьдесятъ четвертомъ году жизни въ своемъ замкѣ Фридрихсруэ.
   Правительство находило нужнымъ не только пріобрѣтать власть и вліяніе на далекихъ окраинахъ, но и прочно удерживать его, а для этого необходимъ былъ сильный, боевой флотъ. Суда строились въ большомъ количествѣ, и разумные люди поддерживали эту статью бюджета, но многіе не признавали необходимости сильнаго военнаго флота.
   Между германскимъ и испанскимъ правительствами состоялось соглашеніе, по которому Испанія уступала Германіи Каролинскіе острова, за исключеніемъ Гуама, за двадцать пять милліоновъ пезетъ. Германія обязалась за это предоставить испанской торговлѣ и промышленности на Каролинскихъ и Маріанскихъ островахъ тѣ-же льготы, какими пользовалась германская торговля, и предоставить на означенныхъ островахъ одинакую свободу испанскимъ и германскимъ религіознымъ обществамъ.
   Испанія пріобрѣла право имѣть угольныя станціи въ Каролинскомъ и Маріанскомъ архипелагѣ также и въ военное время.
   Соглашеніе было подписано отъ Германіи господиномъ Радоницемъ, а отъ Испаніи герцогомъ Альмадаромъ-дель-Ріо.
   Съ Сѣверо-Американскими соединенными штатами состоялось торгово-политическое соглашеніе, чему особенно содѣйствовали дружескія отношенія обоихъ правительствъ.
   Безпорядки въ Китаѣ, однако, все обострялись, и трудно было опредѣлить, направлено-ли было боксерское движеніе только противъ правительства, или готовятся вмѣстѣ съ тѣмъ и враждебныя дѣйствія противъ европейскихъ державъ. Германія не могла не обратить вниманія на этотъ вопросъ, и твердая воля правительства проявилась во всей своей силѣ.
   

XI.

   Европейская дипломатія вела въ Пекинѣ пріятную и интересную жизнь. Представители европейскихъ державъ жили всѣ рядомъ, недалеко отъ дворца китайскихъ императоровъ. Центромъ общества былъ германскій посланникъ Кеттелеръ, благодаря своему веселому, живому характеру и привѣтливости его супруги, и въ ихъ домѣ всегда собиралось многочисгеіное общество. Кеттелеръ былъ въ милости у вдовствующей китайской императрицы, а потому и другіе дипломаты обращались къ его поддержкѣ, когда нужно было чего-нибудь добиться, тѣмъ болѣе, что требованія державъ были почти одинакія. Кеттелеръ, обыкновенно, никого не посылалъ, а ѣздилъ самъ во дворецъ, чтобъ вѣрнѣе достигнуть своей цѣли.
   Ни у одного изъ посланниковъ не было собранія или пріема безъ участія всѣхъ остальныхъ, и Кеттелеръ съ женой вездѣ являлись оживляющимъ элементомъ. Эта мирная, дружная жизнь нарушалась только все повторявшимися возстаніями боксеровъ, направленными противъ иностранцевъ, которыя китайское правительство не могло, или не хотѣло подавить. Посланникамъ часто приходилось вступаться за интересы подданныхъ ихъ монарховъ, но лично противъ нихъ, жившихъ не далеко отъ дворца, не было еще никакихъ враждебныхъ проявленій.
   Однажды вечеромъ у Кеттелера собралось многочисленное общество.
   Тутъ былъ и англійскій посланникъ, и сэръ Клодъ Макдональдъ съ супругой, и представитель Россіи г. Гирсъ съ супругой и дочерью, и представитель Италіи маркизъ Сальваги Раджи съ супругой.
   Всѣ были въ саду германскаго посольства. Молодые германскіе дипломаты отправились въ тзунгъ-ди-яменъ, такъ какъ всѣ европейскіе посланники требовали на слѣдующее утро словесныхъ переговоровъ для выясненія политики китайскаго правительства и его дальнѣйшихъ намѣреній.
   Кеттелеръ послалъ даже собственноручное письмо въ тзунгъ-ли-яменъ, требуя письменнаго отвѣта.
   Никакой опасности не предвидѣлось, и общество было очень весело.
   Кеттелеръ съ обычной любезностью принималъ гостей, дамы, шутя, играли въ карты, мужчины без іечно попивали крюшонъ.
   -- Чокнемтесь, сэръ Гирсъ,-- сказалъ Макдональдъ, поднимая бокалъ:-- чокнемтесь и пожелаемъ, чтобъ наши дипломатическія сношенія были всегда такъ-же пріятны и дружественны, какъ здѣсь, чему мы, въ сущности, обязаны вдовствующей китайской императрицѣ.
   Гирсъ весело засмѣялся.
   -- Мы этимъ обязаны нашему дорогому коллегѣ Кеттелеру, который никогда не теряетъ бодрости духа и поддерживаетъ единодушіе державъ, въ лицѣ ихъ представителей.
   Кеттелеръ, сидѣвшій съ дамами за сосѣднимъ столомъ, слышалъ это и весело отозвался, поднимая бокалъ:
   -- Не могу принять это на свой счетъ. Наши дамы сближаютъ насъ и поддерживаютъ миръ, которому и мы охотно содѣйствуемъ.
   Въ саду накрыли отдѣльные столики для ужина, а на деревьяхъ зажглись разноцвѣтныя лампочки. Вскорѣ вернулись изъ тзунгъ-ли-ямена молодые дипломаты, и посланники обступили ихъ, желая узнать результатъ ихъ миссіи.
   Отвѣтъ былъ неопредѣленный, и молодые люди считали не совсѣмъ безопаснымъ ѣхать въ тзунгъ-ли-яменъ. Они совѣтывали ограничиться пока письменными сношеніями, такъ какъ китайскіе чиновники ненадежны и нельзя поручиться, что императрица предупреждена объ этомъ посѣщеніи.
   -- Ну, -- воскликнулъ Кеттелеръ: -- я очень опредѣленно предупредилъ о моемъ посѣщеніи для важныхъ переговоровъ и именно завтра въ девять часовъ утра; императрица должна знать, что я хочу говорить съ ней лично и, сколько-бы она ни интриговала, она все-таки не рѣшится отказать представителю европейской державы. Мое письмо, вѣдь, дошло до императрицы?-- спросилъ онъ одного изъ молодыхъ людей.
   -- Конечно, ваше превосходительство, письмо отдано министру полиціи Тсунгъ-Ли для передачи принцу Туану.
   -- Тогда ни что не можетъ мнѣ помѣшать..
   -- Тѣмъ не менѣе, я не совѣтывалъ-бы вашему превосходительству, при такихъ условіяхъ, лично отправляться въ тзунгъ-ли-яменъ, пока не будетъ удостовѣрено, что императрица предупреждена и согласна на аудіенцію,-- замѣтилъ Гирсъ.
   -- Съ ними надо дѣйствовать рѣшительно,-- возразилъ Кеттелеръ:-- и я убѣжденъ, что императрица согласится на общій пріемъ, если я ее предупрежу; потомъ могутъ опять возникнуть колебанія и осложненія, за это, конечно, поручиться нельзя, но сегодня, господа, я очень прошу васъ забыть китайцевъ и продолжать бесѣду. Столъ накрытъ, господа, пожалуйте.
   Онъ предложилъ руку леди Макдональдъ, остальные гости тоже размѣстились у столиковъ, и веселые и непринужденные разговоры возобновились.
   Въ кружкѣ молодежи хозяйничали и ухаживали за дамами первый секретарь германскаго посольства Беловъ, врачъ посольства Фельде и секретарь французскаго посольства. Всѣ, казалось, забыли, что находятся среди населенія, глубоко ненавидящаго всѣхъ иностранцевъ, и поблизости безусловно враждебно настроенной императрицы.
   Послѣ ужина, за общимъ разговоромъ, многіе опять стали отговаривать Кеттелера отъ личнаго посѣщенія тзунгъ-ли-ямена, но онъ объявилъ, что необходимо твердо и рѣшительно отстаивать свои требованія, что онъ хорошо знаетъ, какъ надо съ ними обращаться.
   Поблагодаривъ Кеттелера за пріятно проведенный вечеръ, гости разошлись.
   Посланники требовали пріема для переговоровъ съ китайскимъ правительствомъ и просили войска для конвоя. Они хотѣли выяснить нѣкоторые вопросы. Обыкновенно присылалось особое приглашеніе изъ тзунгъ-ли-ямена. На этотъ разъ ничего подобнаго не послѣдовало, и посланники опять собрались утромъ въ германскомъ посольствѣ. Они настоятельно требовали отъ Кеттелера назначенія засѣданія дипломатическаго корпуса; нѣкоторые предлагали въ полномъ составѣ явиться въ тзунгъ-ли-яменъ безъ приглашенія, за что очень стоялъ и Кеттелеръ, утверждая, что императрица и ея министры не рѣшатся что-либо себѣ позволить противъ представителей иностранныхъ державъ, но другіе возражали:
   -- А если передъ нами запрутъ ворота? Вѣдь, это будетъ неслыханное оскорбленіе!
   Посланники уговаривали Кеттелера остаться, но онъ считалъ необходимымъ именно теперь переговорить съ императрицей и добиться прямого, рѣшительнаго отвѣта. Объ опасности никто не думалъ, боялись только неподходящаго пріема или даже отказа.
   Баронъ Кеттелеръ удалился, а остальные посланники, побесѣдовавъ немного, разошлись.
   Кеттелеръ сѣлъ въ паланкинъ и отправился, въ сопровожденіи драгомана Кордеса.
   Но едва французскій посланникъ успѣлъ отойти на сто шаговъ, какъ услышалъ выстрѣлы и громкіе крики; онъ поспѣшно возвратился и сообщилъ посланникамъ, что опасается убійства Кеттелера. Вскорѣ пришелъ и Кордесъ, тяжело раненый. Тутъ только стало очевиднымъ, что посланники не могли ждать защиты отъ китайскаго правительства. Кордесъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, разсказалъ, какъ онъ, направляясь въ тзунгъ-ли-яменъ, услыхалъ выстрѣлы; онъ видѣлъ китайскихъ солдатъ, которые окружили паланкинъ германскаго посланника. Выстрѣлы мѣтко попали въ цѣль и баронъ Кеттелеръ упалъ мертвымъ изъ паланкина, а носильщики разбѣжались.
   Когда раненый Кордесъ увидалъ посланника убитымъ, то поспѣшилъ скорѣе добраться до австрійскаго посольства, но и его преслѣдовали выстрѣлы китайскихъ солдатъ.
   Посланники, пораженные этимъ извѣстіемъ, торопились домой, чтобъ по возможности оградить посольства и быть готовыми къ нападенію.
   

XII.

   Потрясающая вѣсть о звѣрскомъ поступкѣ китайцевъ, въ которомъ участвовали не только дикіе боксеры, но и императорскіе солдаты, предводимые высшими генералами и министрами, быстро проникла въ Европу.
   До тѣхъ поръ германскій императоръ держался объективно и другія державы слѣдовали этому образу дѣйствій для сохраненія мира. Теперь же императоръ рѣзко выступилъ въ защиту нѣмцевъ и для пресѣченія дикаго, звѣрскаго поведенія китайцевъ, производившихъ свои позорныя дѣянія на глазахъ императрицы и ея высшихъ сановникахъ. Положеніе иностранцевъ и представителей европейскихъ державъ стало невыносимо. Противъ Германіи совершилось преступленіе, которое не могъ снести императоръ. Онъ, не колеблясь, призвалъ флотъ къ участію въ неизбѣжной войнѣ. Его представитель былъ дерзко и подло убитъ, всѣ нѣмцы въ Китаѣ подвергались неминуемой опасности. Императоръ немедленно повелѣлъ первому дивизіону эскадры готовиться къ поспѣшному походу въ Китай. Въ составъ флота вошли слѣдующія суда: "Курфюстъ Фридрихъ-Вельгельмъ", "Бранденбургъ", "Вейссенбургъ", "Вортъ" и крейсеръ "Гела".
   Первый морской баталіонъ поспѣшно вышелъ изъ Киля, и императоръ обратился въ Килѣ къ своимъ матросамъ, впервые посылая ихъ на битву, съ краткой, но потрясающей рѣчью, которую не забудутъ грядущія поколѣнія.
   -- Среди полнаго мира, къ сожалѣнію, неожиданно для меня, раздался первый выстрѣлъ, вызывающій войну. Преступленіе, неслыханное по своей дерзости и жестокости, погубило нашего довѣреннаго представителя. Представителямъ другихъ державъ грозитъ опасность, и наши товарищи, посланные для ихъ охраны, быть можетъ, уже погибли теперь. Германское знамя оскорблено и Германіи брошенъ вызовъ. Это требуетъ мести и примѣрнаго наказанія. Обстоятельства обострились и то, что я думалъ возстановить однимъ дессантомъ, придется подавлять теперь соединенными войсками всѣхъ цивилизованныхъ государствъ. Вы встрѣтитесь съ такимъ же неустрашимымъ врагомъ, какъ и вы, такъ какъ европейскіе офицеры научили китайцевъ обращаться съ оружіемъ. Благодаря Бога, ваши товарищи всегда съ честью поддерживали славу германскаго оружія. Я посылаю васъ мстить за несправедливость и успокоюсь только тогда, когда германское знамя вмѣстѣ съ знаменами другихъ державъ будетъ побѣдоносно развѣваться на стѣнкахъ Пекина, предписывая миръ китайцамъ. Живите въ добромъ товариществѣ со всѣми войсками, кто-бы они ни были, русскіе, англичане, французы. Вы всѣ будете сражаться за общее дѣло -- за просвѣщеніе. Но есть нѣчто еще болѣе высокое -- это наша вѣра и защита тѣхъ, кто жизнь свою отдаетъ за нее. Эти знамена въ первый разъ идутъ въ боевой огонь. Пусть же они вернутся ко мнѣ безупречными и незапятнанными. Моя благодарность и участіе, мои молитвы и заботы напутствуютъ васъ на святое дѣло.
   Съ благодарностью и волненіемъ выслушана была горячая рѣчь императора и разнеслась далеко за предѣлы государства.
   Изъ Франціи, гдѣ все еще питается злоба противъ Германіи, раздалось общее теплое слово сочувствія: рѣчь императора затронула сердца всѣхъ европейцевъ и вся Европа откликнулась и соединилась во имя гуманности и цивилизацій. Французская пресса отнеслась восторженно. Мужество и благородство побѣдили ненависть. Отовсюду предлагалась патріотическая помощь для войны. Частныя общества предлагали пароходы подъ морскіе госпитали, и императоръ съ милостивой благодарностью принималъ эти жертвы.
   Прочувствованное слово сказалъ, императоръ и въ Килѣ на флагманскомъ суднѣ первой эскадры "Курфюрстъ Фридрихъ-Вильгельмъ" подъ флагомъ контръ-адмирала Гейслера.
   -- Господа офицеры и команда, вы имѣете честь служить на первомъ броненосцѣ, уходящемъ на дальнюю войну. Помните, что вы встрѣтитесь съ врагомъ хитрымъ, вооруженнымъ современнымъ оружіемъ. Отомстите-же за пролитую нѣмецкую кровь. Щадите женщинъ и дѣтей. Я успокоюсь только тогда, когда Китай будетъ побѣжденъ и кровавыя преступленія наказаны. Вы будете сражаться вмѣстѣ съ войсками всѣхъ національностей, а потому живите въ дружбѣ со всѣми.
   Подъ вліяніемъ этихъ рѣчей, боевой духъ значительно возросъ среди войскъ. Графъ Бюловъ дѣлалъ все возможное, чтобъ вести Германію и всю Европу по пути, намѣченному императоромъ. Императоръ-же неустанно поддерживалъ не только армію, но и дипломатію, получившую такой тяжелый ударъ въ неслыханномъ, гнусномъ убійствѣ несчастнаго Кеттелера.
   На мѣсто убитаго посланника, императоръ, отлично знающій своихъ приближенныхъ, назначилъ такого-же энергичнаго и рѣшительнаго преемника, доктора Шварценштейна, бывшаго до тѣхъ поръ чрезвычайнымъ посломъ и полномочнымъ министромъ въ Люксенбургѣ. Онъ немедленно отправился изъ Вильгельмсгафена на Востокъ вмѣстѣ съ эскадрой адмирала Гейслера.
   Знаменательныя слова императора проникли также въ Кіао-Чау. Тамъ, на берегу моря, положеніе не было опасно и чиновники ревностно занимались своей службой.
   Альтенбергъ, глубоко потрясенный послѣдними событіями, хотя и много работалъ, но все-таки стремился къ болѣе живому служенію родинѣ. Онъ не былъ солдатомъ, но ему хотѣлось обнажить мечъ и доказать всѣмъ, несправедливо осудившимъ его, что и онъ готовъ пролить кровь за родину и за свою честь. Онъ отправился къ своему начальнику, губернатору Іешке, и обратился къ нему съ просьбою.
   -- Я пріѣхалъ сюда возстановить мою честь, работая на пользу родины...
   -- И вы этого вполнѣ достигли своей дѣятельностью, -- отвѣчалъ губернаторъ.-- Я могу это всегда и всѣмъ подтвердить.
   -- Благодарю, но это меня не удовлетворяетъ теперь, когда германскія знамена развѣваются и слышенъ звонъ германскаго оружія, когда убили даже представителя императора и онъ самъ призываетъ къ мщенію. Я не былъ солдатомъ, но умѣю владѣть оружіемъ. Я еще самъ не знаю, чѣмъ могу служить родинѣ, но думаю, что дѣло найдется и для меня. Я не прошу почетнаго мѣста, но предлагаю свою кровь. Поэтому прошу васъ отпустить меня и дать мнѣ тотъ добрый отзывъ, о которомъ вы упомянули.
   Іешке задумался, потомъ покачалъ головой.
   -- Это смѣлое, почти безумное намѣреніе, и мнѣ слѣдовало-бы удержать васъ, но...
   -- Но я убѣдительно прошу васъ объ этомъ. Мнѣ представляется возможность возстановить мою честь, и вы не должны лишать меня случая исполнить это достойннымъ образомъ.
   Іешке помолчалъ, подошелъ къ Альтенбергу и похлопалъ его по плечу, говоря:
   -- Я не могу сказать, что вы не правы, и не могу удерживать васъ, такъ какъ вы вольны распоряжаться вашей жизнью. Придите сегодня вечеромъ, и я все устрою.
   -- Какъ-бы мало я ни сдѣлалъ, все это будетъ для моей родины и для моей чести, -- воскликнулъ Альтенбергъ.-- Я. выѣду завтра рано утромъ.
   Онъ вышелъ, а Іешке посмотрѣлъ ему вслѣдъ и проговорилъ:
   -- Онъ правъ, я не могу его удерживать.
   Вечеромъ онъ пригласилъ къ себѣ Альтенберга и еще нѣсколькихъ служащихъ. Альтенбергъ давно уже сталъ снова веселымъ, а когда пили за его здоровье, онъ всѣмъ пожалъ руки и подумалъ про себя: "еслибъ Штейнфельдъ заглянулъ сюда, онъ пожалуй, перемѣнилъ-бы мнѣніе обо мнѣ".
   

XIII.

   Альтенбергъ узналъ дорогой, что союзныя войска еще довольно далеко, но торопятся въ Пекинъ на помощь посольствамъ и европейцамъ. Имъ предстояло соединиться по дорогѣ и направиться къ резиденціи, чтобъ привлечь императрицу къ строгой отвѣтственности. Центральнымъ сборнымъ пунктомъ назначенъ былъ Шанхай, куда долженъ былъ прибыть и фельдмаршалъ графъ Вальдерзее, которому поручено было командованіе всѣми союзными войсками.
   Альтенбергъ рѣшился остаться въ Шанхаѣ и просилъ одного встрѣтившагося нѣмца указать ему отель. Тотъ представился ему, назвавшись Штромвальдомъ, и указалъ ему отель "Astor-hause" и выразилъ готовность быть ему полезнымъ.
   -- Я останусь здѣсь лишь до прихода германскихъ войскъ,-- сообщилъ Альтенбергъ.-- Я не солдатъ, но хотѣлъ-бы сдѣлаться солдатомъ. Люди, вѣроятно, будутъ нужны, а я хочу послужить родинѣ.
   Соотечественники крѣпко пожали другъ другу руки.
   -- Пожалуйста, располагайте мной. Да, борьба будетъ ожесточенная. Правда, боксеры опасны, но ихъ можно подавить. Очевидно, императрица хочетъ вести смертельную войну противъ европейцевъ. Тѣмъ не менѣе, если державы соединятся, то побѣда, несомнѣнно, останется за европейцами. Какъ я слышалъ, войска двинутся подъ командой генералъ-фельдмаршала Вальдерзее. Пойдемте, я провожу васъ въ "Astorhause". Я самъ живу тамъ. Я хорошо знаю здѣшнія условія жизни, а потому могу быть вамъ полезенъ, тѣмъ болѣе, что мы будемъ работать на одномъ поприщѣ.
   Альтенбергъ сдалъ свои вещи носильщику-китайцу, а самъ послѣдовалъ за своимъ новымъ пріятелемъ.
   Они долго шли по улицѣ, называемой Бродмайштрассе, застроенной наполовину европейскими, наполовину китайскими домами. Дойдя до отеля, Штромвальдъ позвалъ нѣмца-кельнера и Альтенберга провели въ маленькую, но уютную комнату, куда уже внесли его вещи.
   -- Если вы не прочь поѣсть такъ-же, какъ и я, то я предложилъ-бы вамъ пойти въ нѣмецкій клубъ, -- сказалъ Штромвальдъ.-- Вы увидите также всѣхъ нѣмцевъ, живущихъ здѣсь, и услышите много интереснаго и полезнаго для васъ.
   Альтенбергъ съ удовольствіемъ принялъ предложеніе и новые знакомые пришли въ простое, но элегантное помѣщеніе клуба, гдѣ сидѣло нѣсколько человѣкъ мужчинъ, Штромвальдъ познакомилъ съ ними Альтенберга. Всѣ завтракали вмѣстѣ, бесѣдовали о китайскихъ событіяхъ. Альтенбергъ охотно и откровенно сообщилъ имъ цѣль своего пріѣзда. Многіе жили тутъ исключительно для коммерческихъ дѣлъ и выражали твердое намѣреніе принять участіе въ войнѣ. Выпили не одну бутылку хорошаго рейнвейна и разошлись, такъ какъ завтракъ и безъ того затянулся дольше обыкновеннаго. Альтенбергъ простился, обѣщавъ ежедневно посѣщать клубъ во все время своего пребыванія въ Шанхаѣ, и пошелъ къ себѣ отдохнуть послѣ дороги.
   

XIV.

   На слѣдующее утро Альтенберга разбудили и подали ему письмо, пересланное изъ Кіао-Чау. Докторъ Вархнеръ съ участіемъ справлялся: доволенъ-ли онъ своими занятіями и складывается-ли его будущая жизнь, какъ онъ этого желалъ. При этомъ докторъ сообщилъ, что общественное мнѣніе вполнѣ за него, и всѣ считаютъ его завлеченнымъ обманомъ въ игорный домъ. По мнѣнію Вархнера, онъ могъ-бы сейчасъ-же вернуться и поступить на государственную службу. Сдать экзаменъ будетъ не трудно, и это только упрочитъ его карьеру. Возвращеніе Альтенберга будетъ всѣми радостно встрѣчено.
   Альтенбергъ горько вздохнулъ.
   "Возвратиться туда, гдѣ я потерялъ самое дорогое на свѣтѣ, гдѣ меня осудили, даже не выслушавъ! Нѣтъ, она меня никогда не любила, и еслибъ мнѣ предложили вернуть все прошлое, моя гордость не допустила-бы этого. Я останусь здѣсь и самъ возстановлю свою честь, мнѣ не нужно помилованія. Такъ и напишу Вархнеру, и онъ, надѣюсь, одобритъ меня".
   Написавъ письмо, Альтенбергъ перечиталъ его и грустно покачалъ головой.
   Вархнеръ писалъ также и объ Мертенштейнѣ.
   "Бѣдный Мертенштейнъ, какъ мнѣ его жаль. Поѣхалъ устраивать свою судьбу, а попалъ на войну бѣдныхъ буровъ, хоть пока и не принималъ еще прямого участія въ ней. Вархнеръ надѣется, что буры побѣдятъ, или державы за нихъ вступятся, но теперь этого не будетъ; англичане нужны для разрѣшенія китайскаго вопроса, и ни одно правительство не вспоы итъ о несчастныхъ бурахъ. Какъ мнѣ жаль всю милую сзмью Вархнера, до и самого Мертенштейна! Мы съ дѣтства были дружны съ нимъ. Попробую посовѣтовать ему вернуться, пока еще не поздно".
   Альтенбергъ задумался. Въ это время постучали въ дверь и вошелъ Штромвальдъ. Онъ сообщилъ, что первые эшелоны войскъ союзныхъ государствъ ожидаются на этихъ дняхъ.
   -- Очень радъ; чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. А пока прошу васъ помочь мнѣ ознакомиться съ мѣстными условіями жизни и со всѣмъ, что можетъ быть мнѣ интересно и полезно.
   -- Я въ полномъ вашемъ распоряженіи, тѣмъ болѣе, что почти все знаю здѣсь. Общественную жизнь вы увидите сегодня вечеромъ; кромѣ того, вамъ слѣдовало-бы побывать въ германскомъ консульствѣ.
   -- Непремѣнно и какъ можно скорѣе, такъ какъ я желаю служить именно германскимъ интересамъ.
   -- Такъ пойдемте туда завтра. Консулъ очень любезный и предупредительный человѣкъ и охотно сдѣлаетъ все, что отъ него зависитъ.
   -- Очень вамъ благодаренъ.-- Этимъ знакомствомъ, я думаю, можно будетъ и ограничиться.
   -- Пожалуй, но вамъ не слѣдуетъ избѣгать также и военныхъ, которые находятся здѣсь по близости,-- возразилъ Штромвальдъ.-- Это все храбрые ребята.
   -- Конечно, я охотно познакомлюсь съ ними.
   -- Есть еще одна личность, которой вы, можетъ быть, заинтересуетесь,-- засмѣялся Штромвальдъ:-- это очень извѣстный, чтобъ не сказать знаменитый, вице-король Квантуна Ли-хунъ-чангъ; онъ пока еще въ Шанхаѣ, можетъ быть потому, что его не зовутъ въ Пекинъ, а, можетъ быть, и оттого, что не хочетъ дѣйствовать враждебна противъ иностранцевъ. Это такая хитрая китайская лисица, которую не скоро разгадаешь.
   -- Ну, имъ я не особенно интересуюсь,-- улыбаясь отвѣчалъ Альтенбергъ.-- Онъ все-таки врагъ нашей родины.
   -- Если вы хотите, то мы прежде всего отправимся въ консульство, гдѣ вы оставите вашу карточку, а офицеровъ я предупрежу о вашемъ посѣщеніи; вечеромъ-же мы поѣдемъ въ общественный садъ, гдѣ вы и увидите всю иностранную знать Шанхая и познакомитесь со многими интересными людьми. А теперь не худо бы позавтракать хотя-бы здѣсь, въ отелѣ. Какъ вы думаете?
   -- Отлично, я тоже еще ничего не ѣлъ.
   Они вошли въ роскошную столовую, нашли свободное мѣсто въ скромномъ уголкѣ и дружески стали бесѣдовать въ ожиданіи завтрака. Штромвальдъ съ живымъ участіемъ разспрашивалъ Альтенберга, который охотно излилъ свое сердце новому другу, внушавшему ему полное довѣріе. Онъ разсказалъ ему свою жизнь и грустныя обстоятельства, побудившія его пріѣхать сюда.
   -- Вы слишкомъ горячо отнеслись къ этому дѣлу,-- проговорилъ Штромвальдъ, крѣпко пожимая ему руку.-- Все уладилось-бы само собой.
   Поговоривъ еще немного, друзья встали и направились въ городъ.
   

XV.

   Штромвальдъ повелъ своего друга въ германское генеральное консульство и Альтенбергъ былъ пораженъ великолѣпнымъ зданіемъ, съ арками и галлереями, возвышавшимися надъ самымъ портомъ. Зданіе далеко превосходило дома французскаго и англійскаго консульствъ, что пріятно польстило національной гордости Альтенберга, а громадныя внутреннія галлереи производили грандіозное впечатлѣніе. Въ большихъ залахъ канцеляріи шла кипучая работа. Штромвальда очень любезно встрѣтили; Завѣдующій записалъ фамилію Альтенберга и обѣщалъ, что онъ будетъ принятъ завтра утромъ.
   Друзья пошли дальше къ гавани, чтобъ посѣтить офицеровъ "Ильтиса". По дорогѣ ихъ обогналъ нарядный экипажъ, окруженный многочисленными слугами; въ каретѣ сидѣлъ старый Ли-хунъ-чангъ, безуспѣшно старавшійся возстановить миръ. Императрица не хотѣла мира, хотя и не объявляла войны. Она предоставила свободу дѣйствій боксерамъ и убійство посланника послужило сигналомъ войны. Европейскія власти не встрѣтили Ли-хунъ-чанга салютами, какъ подобаетъ вице-королю, и хотя приняли его визиты, но не отвѣтили на нихъ. Онъ возвращался въ Пекинъ, по собственному побужденію, вѣроятно, все-таки надѣясь возстановить миръ. Узнавъ Штромвальда, онъ велѣлъ остановиться и привѣтливо поклонился ему. Штромвальдъ подошелъ и представилъ Альтенберга какъ своего друга.
   -- Очень радъ увидѣть васъ, -- милостиво сказалъ Ли-хунъ-чангъ, подавая руку Штромвальду.-- Я знаю, что вы тоже стоите за миръ и надѣюсь, что мнѣ все-таки удастся возстановить его.
   -- Боюсь, ваше превосходительство, что на этотъ разъ даже ваше вліяніе не поможетъ. Такія вещи, какъ убійство посланника и преслѣдованіе посольствъ, не забываются.
   -- Это очень печально, но боксеры дѣйствовали безъ вѣдома нашей императрицы. Я, съ своей стороны, употреблю всѣ старанія...
   Штромвальдъ покачалъ головой.
   -- Я глубоко цѣню и уважаю ваши благородныя намѣренія, но думаю, что онѣ будутъ безуспѣшны. Преступленіе слишкомъ дерзко и европейскія войска уже приближаются.
   -- Тѣмъ не менѣе, я сдѣлаю все возможное. Вашъ императоръ, котораго я очень высоко ставлю, тоже, вѣдь, былъ сторонникомъ мира, пока не была затронута честь его народа.
   Ли-хунъ-чангъ глубоко вздохнулъ.
   -- А я все-таки не теряю надежды, что мои старанія оцѣнитъ германскій императоръ.
   Онъ протянулъ руку обоимъ, и экипажъ тронулся.
   Штромвальдъ и Альтенбергъ грустно посмотрѣли ему вслѣдъ.
   -- Мы больше его не увидимъ; на родинѣ его примутъ недружелюбно; внѣшній почетъ будетъ сохраненъ за нимъ, но вліянія онъ не будетъ имѣть и врядъ-ли это перенесетъ.
   -- Я очень радъ и благодаренъ вамъ, что видѣлъ этого почтеннаго старика; прежде я составилъ себѣ совершенно другое мнѣніе о немъ.
   Штромвіальдъ взглянулъ на часы.
   -- Однако, намъ пора посѣтить офицеровъ "Ильтиса", что будетъ для васъ полезно.
   Они отправились ближайшимъ путемъ къ морю.
   

XVI.

   Послѣ довольно длиннаго пути, Штромвальдъ и Альтенбергъ увидали стоявшій на якорѣ "Ильтисъ". Это было красивое, небольшое, но хорошее боевое судно. Германскій флагъ развивался на мачтѣ; капитанъ-лейтенантъ Кюне, принявшій командованіе, когда капитанъ Ланцъ былъ раненъ при Таку, увидалъ обоихъ друзей и послалъ за ними шлюпку. Прибывъ на судно, Штромвальдъ представилъ своего друга и капитанъ любезно привѣтствовалъ ихъ стаканомъ хорошаго вина.
   -- Мой другъ страстно желаетъ поступить во флотъ и послужить отечеству въ предстоящей войнѣ, -- заговорилъ Штромвальдъ, прямо приступая къ дѣлу.
   -- Онъ былъ военнымъ?-- спросилъ Кюне.
   -- Къ сожалѣнію, нѣтъ, и теперь было-бы уже поздно поступать, еслибъ не исключительныя условія войны.
   Кюне покачалъ головой.
   -- Это не было-бы невозможно и въ мирное время, но потребовало-бы много времени, а для службы во флотѣ въ особенности.
   Альтенбергъ грустно опустилъ голову, и Штромвальдъ пріунылъ, но потомъ опять заговорилъ:
   -- Вѣдь, въ военное время требуется больше команды.
   -- Пожалуй, можно найти лазейку, если вашъ другъ непремѣнно хочетъ служить.
   -- О, да, я очень, очень желаю!-- съ жаромъ воскликнулъ Альтенбергъ.
   -- Могли-ли бы вы быть переводчикомъ?
   -- Конечно.
   -- А какими языками вы владѣете?
   -- Англійскимъ и французскимъ владѣю свободно; русскимъ и китайскимъ,-- хуже, но все-таки переводить могу. Я служилъ въ Кіао-Чау, гдѣ требовалось много переводовъ. Для начала, быть можетъ, достаточно будетъ англійскаго и французскаго?
   -- О, да, конечно!-- охотно согласился Кюне.
   -- Какъ-бы я былъ вамъ благодаренъ за такую дѣятельность!-- радостно воскликнулъ Альтенбергъ.-- Какъ юристу, мнѣ уже приходилось имѣть дѣло съ переводами въ нѣкоторыхъ процессахъ, и, мнѣ кажется, я могъ-бы быть полезенъ.
   -- Вы юристъ? Это тоже не лишнее, даже, пожалуй, необходимо въ сношеніяхъ съ иностранцами. Я охотно посодѣйствую вамъ. Самъ я не могу предложить вамъ такое мѣсто, такъ какъ мнѣ, вѣроятно, не придется принять участія въ войнѣ, но я увижу друзей и товарищей, идущихъ въ Пекинъ, и мнѣ удастся, надѣюсь, быть вамъ полезнымъ.
   Альтенбергъ поблагодарилъ. Вскорѣ пришли и молодые офицеры, изъ коихъ многіе были раненые. Потомъ явился судовой врачъ, штабъ-докторъ Шадеръ.
   Кюне повелъ гостей въ небольшую уютную столовую и посадилъ ихъ и доктора противъ себя. Разговоръ шелъ весело и непринужденно, подбадриваемый безупречнымъ виномъ.
   Общество просидѣло два-три часа и разошлось. Кюне, при прощаніи, спросилъ адресъ Альтенберга и обѣщалъ сообщить ему, какъ только будетъ для него подходящее мѣсто.
   Альтенбергъ отъ души поблагодарилъ, и друзья покинули судно.
   Вечеромъ друзья отправились въ общественный садъ, куда собиралось все европейское общество, китайцамъ-же входъ былъ безусловно воспрещенъ. Садъ представлялъ восхитительное зрѣлище. На лужайкахъ были разставлены стулья, качалки и всевозможная мебель. Мужчины были въ. смокингахъ и во фракахъ, а дамы въ легкихъ вечернихъ и даже бальныхъ туалетахъ, безъ шляпъ и въ цвѣтахъ. Вдали виднѣлась гавань, съ массой огней, а надъ головами сіяли безчисленныя звѣзды.
   Альтенбергъ былъ въ восторгъ; онъ даже говорить не могъ, а взялъ подъ руку Штромвальда и забылъ на время тяжелыя событія, привлекшія его сюда.
   -- Какъ здѣсь хорошо!-- вздохнулъ Штромвальдъ.-- Трудно себѣ представить, что тутъ, по близости, возстаніе и вскорѣ возгорится неизбѣжная кровавая война.
   -- Но, очевидно, всѣ увѣрены въ побѣдѣ,-- замѣтилъ Альтенбергъ.
   Штромвальдъ грустно покачалъ головой.
   -- Не думаю. Можетъ быть, надѣятся, такъ какъ союзныя войска ужъ приближаются, но, вѣдь, и китайцы не дремлятъ. Положеніе Шанхая очень опасно, такъ какъ онъ лежитъ въ центрѣ китайскаго населенія. Его окружаютъ китайскія войска и въ китайскихъ арсеналахъ нѣтъ недостатка въ оружіи. Ближайшіе европейскіе города не трудно разрушить. Пока китайскіе вице-короли еще сдерживаютъ ненависть туземцевъ, но довольно будетъ искры, чтобъ она разгорѣлась. Многія семьи ужъ переѣхали въ Японію. Никто не вѣритъ въ безопасность положенія, несмотря на оживленный, праздничный видъ Шанхая. Всѣ мужчины занимаются военными упражненіями и всегда наготовѣ для отпора китайскаго нападенія.
   Изъ числа гостей, одинъ пожилой господинъ, особенно изысканно одѣтый, проходя мимо Штромвальда, протянулъ ему руку, нѣсколько важно, но очень любезно. Тотъ сейчасъ-же представилъ стоявшаго съ нимъ рядомъ Альтенберга. Пожилой господинъ оказался генеральнымъ консуломъ Кнаппе; онъ привѣтливо обратился къ Альтенбергу:
   -- Мы уже говорили про васъ. Вы записаны у меня на завтра. Я всегда готовъ словомъ и дѣломъ поддерживать нѣмцевъ. До свиданья!
   -- Какъ видите, консулъ очень любезенъ и сдѣлаетъ для васъ все, что будетъ возможно.
   Идя далѣе по саду, Штромвальдъ подошелъ къ кружку, расположившемуся подъ раскидистыми деревьями, недалеко отъ музыки, представилъ своего друга, и его пригласили сѣсть рядомъ съ молодой дѣвушкой, которая просто и дружески протянула руку новому сосѣду.
   Дѣвушка была очень мила. На ея темно-каштановыхъ, природно вьющихся волосахъ, красовались цвѣты, а свѣтло голубое шелковое платье придавало ей особенную нѣжность и дѣвическую прелесть. Она удивительно напомнила Альтенбергу его бывшую невѣсту, хотя настоящаго сходства между ними не было. Она заговорила съ нимъ объ обшей родинѣ, которую онъ ей живо напомнилъ, и выразила желаніе видѣть его, пока она пробудетъ тутъ. Разговоръ перешелъ на Берлинъ, который она хорошо знала, хотя не жила тамъ, но часто гостила, потомъ коснулся другихъ европейскихъ городовъ, и она обо всемъ говорила весело и съ живымъ интересомъ. Когда общество пересѣло для ужина къ роскошно накрытому столу, Марта Ротштейнъ осталась сосѣдкой Альтенберга и съ нимъ первымъ чокнулась. Этотъ вечеръ и его прелестная сосѣдка разсѣяли его удрученное настроеніе, въ которомъ онъ находился въ послѣднее время, и онъ горячо благодарилъ Штромвальда за доставленное ему удовольствіе. Тотъ едва замѣтно улыбнулся. Прощаясь, они рѣшили завтра, рано утромъ, отправиться къ генеральному консулу доктору Кнаппе.
   

XVII.

   Уже часы давно пробили полночь, а Альтенбергъ все еще мечталъ о вечерѣ въ общественномъ саду. Блестящее общество, такъ привѣтливо принявшее его, напоминало ему его прежнюю свѣтскую жизнь. Образъ невѣсты предсталъ передъ нимъ, какъ живой, но сейчасъ-же смѣнился прелестной сосѣдкой въ нѣжномъ голубомъ платьѣ и съ очаровательной улыбкой. Онъ еще чувствовалъ ея дружеское рукопожатіе, слышалъ послѣднее прощальное слово, и самое имя -- Марта Ротштейнъ -- звучало для него привѣтливо и какъ будто сулило много радостей въ будущемъ.
   Онъ еще крѣпко спалъ, когда Штромвальдъ вошелъ и напомнилъ, что пора идти въ консульство.
   Альтенбергъ поспѣшно одѣлся и еще разъ поблагодарилъ своего друга за пріятное знакомство.
   -- Удовольствіе, вѣроятно, обоюдное,-- улыбаясь, отвѣчалъ Штромвальдъ.
   -- Дядя Марты очень просилъ меня придти съ вами сегодня вечеромъ. Надо развлекаться, въ ожиданіи тревожнаго и грустнаго будущаго. Я думаю, и вы не прочь провести не только одинъ, но даже много вечеровъ въ обществѣ фрейленъ Марты?
   -- Она дѣйствительно очень мила и интересна,-- съ замѣшательствомъ отвѣтилъ Альтенбергъ:-- и я охотно поболтаю съ ней, если представится случай, но, какъ вамъ извѣстно, для меня не можетъ быть рѣчи о какомъ-либо болѣе интимномъ сближеніи.
   -- Если вамъ ничего не нужно въ будущемъ, то, во всякомъ случаѣ, не мѣшаетъ забыть грустное прошлое. А пока,-- продолжалъ онъ, отвертываясь отъ взволнованнаго Альтенберга:-- пойдемте къ консулу и, если позволите, я войду съ вами. Я знаю здѣшнія условія и ваше положеніе, а потому лучше васъ сумѣю соблюсти ваши интересы.
   -- Пожалуйста, я буду вамъ очень благодаренъ.
   Когда друзья вошли въ пріемную, ихъ сейчасъ-же провели въ кабинетъ консула, который любезно ихъ встрѣтилъ. Штромвальдъ извинился, что сопровождаетъ своего соотечественника.
   -- Но, я имѣлъ случай,-- сказалъ онъ:-- убѣдиться въ добротѣ господина консула и желалъ-бы высказать за Альтенберга его заботы и тревоги. Господинъ Альтенбергъ принадлежитъ къ уважаемой, родовитой семьѣ и содрагается при мысли о несчастьѣ, незаслуженно постигшемъ его.
   -- Говорите прямо и откровенно,-- сказалъ консулъ.-- Я всегда готовъ помочь человѣку, который желаетъ трудиться.
   -- Могу поклясться, что за мной нѣтъ серьезнаго проступка и я не добиваюсь денегъ...
   -- Альтенбергъ ни въ чемъ не повиненъ,:-- прервалъ Штромвальдъ, и въ нѣсколькихъ словахъ передалъ и несчастье, постигшее Альтенберга, и его твердое намѣреніе возстановить свою честь служеніемъ родинѣ.
   -- Что-же вы хотите дѣлать и какой дѣятельности вы желаете себѣ посвятить?-- спросилъ консулъ.
   -- Мнѣ говорили многіе, а также и капитанъ Кюне, что хорошій и надежный переводчикъ можетъ быть очень желателенъ. Я предлагаю свои услуги для переводовъ съ англійскаго, французскаго, русскаго и большинства европейскихъ языковъ. Китайскому языку я тоже настолько научился за послѣднее время, что могу объясняться.
   -- Отлично!-- воскликнулъ консулъ.-- Меня уже предупреждали, что нужны будутъ надежные переводчики, и я буду васъ имѣть въ виду. Ваше юридическое образованіе тоже не лишнее. Будьте-же готовы скоро начать вашу новую дѣятельность. Сегодня получено изъ достовѣрнаго источника извѣстіе, что, согласно желанію императора, графъ Вальдезерзее назначенъ главнокомандующимъ всѣми европейскими войсками.
   -- Превосходно!-- радостно воскликнулъ Альтенбергъ.
   -- Черезъ восемь-десять дней придутъ сюда войска. Будьте готовы къ тому времени.
   Альтенбергъ поклонился, но консулъ, вставая, сказалъ:
   -- Знаете, господа, я еще узналъ сегодня, что одна изъ европейскихъ державъ не особенно склонна идти рука объ руку съ Германіей.
   -- Какая-же это держава?-- съ любопытствомъ спросилъ Штромвальдъ.
   -- Россія! Она, повидимому, находитъ, что вся Азія предназначена исключительно ей. Она показала свою силу Китаю, а теперь проявляетъ и милость; Франція-же, несомнѣнно, послѣдуетъ за ней, чтобъ Германія не слишкомъ распространялась, да и другія державы не прочь насъ ограничить.
   Альтенбергъ улыбнулся и возразилъ съ твердымъ убѣжденіемъ:
   -- Нѣтъ, господа, не вѣрьте, что Россія когда-нибудь пойдетъ противъ Германіи, создавшейся изъ Пруссіи. Россія всегда искренно поддерживала Пруссію и не разъ выказала свое расположеніе и дружбу къ Гогенцоллернамъ. Пруссія многаго не достигла-бы, еслибъ Россія враждебно относилась къ ней. Эти отношенія возникли и упрочились на почвѣ стараго родства и, кромѣ того, Россія не нуждается въ томъ, чѣмъ владѣетъ и чего домогается Германія. Россія тяготѣетъ къ Востоку, а съ тыла охраняетъ ее Германія, которая ничего не ищетъ на Востокѣ, кромѣ торговыхъ сношеній, а Россія ей это охотно предоставляетъ. Я убѣжденъ, что обѣ державы долго останутся вѣрными друзьями. Если Россія нѣсколько сдержанна теперь, то исключительно ради желанія сохранить старую дружбу, чего и я, какъ нѣмецъ, отъ души желаю.
   -- Вы безусловно правы,-- согласился консулъ.-- И въ этой войнѣ Россія исполнитъ свои предначертанія, но не пойдетъ противъ Германіи.
   Друзья простились съ докторомъ Кнаппе, и очень довольные вышли изъ консульства.
   -- Ну, все обстоитъ благополучно, -- сказалъ Штромвальдъ.-- Консулъ навѣрно сдержитъ слово и дастъ вамъ подходящее мѣсто. Къ сожалѣнію, намъ придется разстаться на время, но скоро мы встрѣтимся опять. Я тоже пойду съ войсками и, Богъ дастъ, мы оба останемся въ живыхъ. Надо, однако, пользоваться свободными днями. Послѣ обѣда я предлагаю пойти въ общественный садъ и пріятно провести вечеръ. Кто знаетъ, быть можетъ, мы опять встрѣтимъ тамъ вчерашнее общество.
   Онъ, улыбаясь, взглянулъ на Альтенберга, который тихо вздохнулъ, не поднимая глазъ.
   Послѣ обѣда и легкаго отдыха, друзья пріодѣлись и отправились въ общественный садъ.
   

XVIII.

   Общественный садъ былъ оживленъ болѣе обыкновеннаго. Посѣтителей было много. Разнеслась вѣсть, что графъ Вальдерзее поведетъ союзныя войска. Значитъ, будетъ европейская война подъ предводительствомъ Германіи для возмездія китайцамъ за убійство германскаго посланника и попраніе народныхъ правъ.
   Нѣмцы гордо и радостно пожимали другъ другу руки.
   Генеральный консулъ пріѣхалъ со своими приближенными, и всѣ европейцы восторженно привѣтствовали его, при извѣстіи о скоромъ прибытіи графа Вальдерзее. Всѣ радостно чокались и не было замѣтно никакого недовѣрія или недоброжелательства между европейцами различныхъ національностей. Консулъ раскланивался на всѣ стороны.
   Когда воодушевленіе нѣсколько успокоилось, докторъ Кнаппе всталъ на видное мѣсто и заговорилъ громкимъ, радостнымъ голосомъ, какъ онъ не разъ говорилъ въ торжественныхъ случаяхъ:
   -- Высокоуважаемые друзья, позвольте мнѣ сказать вамъ нѣсколько словъ. Германія уже не разъ переживала тяжелыя времена, и вотъ теперь они снова настали. Всѣ представители иностранныхъ державъ оскорблены и подвергаются опасности, а представитель Германіи былъ дерзко и гнусно убитъ. Нашъ императоръ, бывшій всегда хранителемъ мира, первый поднялъ бранный мечъ противъ дикихъ. китайцевъ, взывая ко всѣмъ христіанскимъ народамъ; вся Европа откликнулась, и онъ поставилъ во главѣ союзныхъ, побѣдоносныхъ войскъ графа Вальдерзее. Предлагаю привѣтствовать назначеніе храбраго генерала искреннимъ, воодушевленнымъ кликомъ: да здравствуетъ германскій императоръ!
   Долго не смолкало громкое, восторженно "hoch", и всѣ стремились пожать руку консула.
   Альтенбергъ дрожащимъ голосомъ сказалъ Штромвальду:
   -- Я много выстрадалъ на родинѣ, но пусть все будетъ забыто и прощено тѣмъ, которые оказались недостойными моей дружбы и любви.
   Въ это время кто-то слегка ударилъ его по плечу.
   Онъ обернулся и съ радостью узналъ своего вчерашняго знакомаго и его племянницу Марту Ротштейнъ.
   Альтенбергъ почтительно поклонился. Марта протянула ему руку и онъ невольно поднесъ ее къ губамъ. На Мартѣ было ея вчерашнее свѣтлое платье и свѣжіе цвѣты на головѣ. Она взяла его подъ руку, и они медленно пошли по аллеѣ.
   -- Я очень рада видѣть васъ,-- первая заговорила она.-- Со вчерашняго дня многое измѣнилось къ лучшему. Война, вѣроятно, не затронетъ насъ здѣсь, такъ какъ войска уже приближаются, и побѣда, безъ сомнѣнія, останется за нами.
   -- Конечно! Я не усомнился-бы въ побѣдѣ, еслибъ даже война началась при менѣе благопріятныхъ условіяхъ, а теперь китайцамъ пощады не будетъ. Я съ нетерпѣніемъ жду наступательныхъ дѣйствій.
   -- Но, вѣдь, у васъ есть близкіе друзья или родственники, за которыхъ вы будете бояться.
   -- Конечно, но все-таки мы съ радостью нападемъ на врага!
   -- Нападете?-- испуганно спросила Марта.-- Но вы, вѣдь, не пойдете на войну...
   -- Мы выступимъ черезъ недѣлю...
   -- Какъ! и вы тоже? Но, вѣдь, вы не военный.
   -- Нѣтъ,-- возразилъ Альтенбиргъ:-- но я все-таки выступаю съ первымъ отрядомъ, куда-бы то ни было; мнѣ это обѣщалъ генеральный консулъ. Я не военный, это правда,-- продолжалъ онъ, видя какъ она вопросительно-грустно смотритъ на него:-- но все-таки непремѣнно хочу участвовать въ войнѣ. Къ сожалѣнію, я не могу сразу сдѣлаться военнымъ, но арміи нужны надежные помощники до и послѣ сраженій, и тутъ-то я и надѣюсь принести пользу отечеству.
   Марта казалась совершенно ошеломленной и проговорила дрожащимъ голосомъ:
   -- Такъ вы хотите рисковать жизнью, не будучи военнымъ и не зная этой службы? А что скажутъ ваши родители и ваши близкіе?
   -- Мои родители давно умерли, а мои близкіе отвернулись отъ меня, вслѣдствіе низкой клеветы, затронувшей мою часть. Я одинокъ и хочу, чтобъ оклеветавшіе меня преклонились предо мной, умру-ли я, или останусь въ живыхъ. Вы выказали мнѣ участіе и, надѣюсь, дружески помянете меня, если я умру.
   Она глубоко вздохнула, провела рукой по глазамъ и отвѣтила ему вполголоса:
   -- Мы встрѣтились здѣсь, и я надѣялась, что мы сойдемся для истинной дружбы. Я очень жалѣю, что вы хотите искать вашу будущность въ одиночествѣ или въ смерти.
   Онъ съ волненіемъ посмотрѣлъ на нее, взялъ ее подъ руку и пошелъ къ той скамейкѣ, гдѣ они сидѣли наканунѣ.
   -- Не думайте, что мнѣ безразлично разстаться съ вами надолго или навсегда. Я, вѣроятно, нашелъ-бы въ васъ вѣрную подругу, но я долженъ и хочу возстановить мою честь въ борьбѣ за родину. Еслибъ мнѣ больно было разставаться съ преданнымъ сердцемъ, неужели вы посовѣтовали-бы мнѣ, послѣ всѣхъ перенесенныхъ страданій, тихо и спокойно оставаться? Какая-же женщина могла-бы уважать меня за такое трусливое бездѣйствіе?
   Она отклонилась въ тѣнь и тихо сказала:
   -- Это очень благородно съ вашей стороны, но мнѣ все-таки очень тяжело разстаться съ вами.
   -- Глубоко благодаренъ вамъ За эти дорогія слова!-- воскликнулъ онъ, горячо и почтительно цѣлуя ея руку.-- Вы будете моей подругой и, если я погибну, моя послѣдняя мысль будетъ о васъ. Если-же я вернусь съ войны, и вы останетесь вѣрны нашей дружбѣ, то я на колѣняхъ спрошу васъ, хотите-ли вы принадлежать мнѣ.
   Они были одни подъ темно-зеленой тѣнью деревьевъ. Она протянула ему руку, которую онъ поцѣловалъ и сказалъ торжественнымъ голосомъ:
   -- "Fare thee well, and if for ever -- then for ever -- fare thee well!
   Они сѣли рядомъ, держась за руки, и долго тихо разговаривали. Никто не понялъ-бы ихъ разговоръ, даже еслибъ подслушалъ; у Марты часто навертывались слезы на глазахъ, но сердце ея радостно билось.
   Прошло около часа, когда раздались голоса ихъ знакомыхъ, въ сопровожденіи консула, который вскорѣ удалился, а Марта, съ своими родными, Альтенбергомъ, Штромвальдомъ и нѣсколькими старыми знакомыми сѣли ужинать.
   За ужиномъ говорили о событіяхъ дня и надѣялись, что война не затронетъ Шанхая, такъ какъ все сосредоточится въ Пекинѣ.
   Когда всѣ встали, Марта протянула Альтенбергу свою теплую руку, которой не разъ утирала слезы.
   Возвращаясь въ отель, Альтенбергъ сказалъ Штромвальду:
   -- Судьба дѣлаетъ свое дѣло, но приведетъ-ли это къ счастью или къ грустному концу, покажетъ недалекое будущее.
   -- Можетъ быть, ты избралъ ложный путь,-- замѣтилъ Штромвальдъ.-- Я увѣренъ, что ты легко могъ-бы занять твое прежнее мѣсто и, пожалуй, такъ и слѣдовало-бы поступить. Марта любитъ тебя и ты ее любишь. Имѣешь-ли ты право подвергать себя опасностямъ и губитъ, такимъ образомъ, и себя, и ее?
   -- Нѣтъ, прежде чѣмъ я не возстановлю мою запятнанную репутацію, я не могу рѣшиться соединить свою судьбу съ судьбой этой честной, благородной, дѣвушки. Нѣтъ, я долженъ съ нею разстаться. Съ тобой, надѣюсь, мы еще встрѣтимся, такъ какъ ты пойдешь за арміей въ качествѣ корреспондента.
   Штромвальдъ ничего на это не отвѣтилъ, и друзья разстались.
   

XIX.

   На слѣдующее утро Альтенбергъ всталъ раньше обыкновеннаго. Онъ хорошо спалъ послѣдніе дни и чувствовалъ себя бодрымъ и спокойнымъ. У него не было сомнѣній; онъ горячо и сознательно любилъ Марту, но твердо рѣшилъ не отступать отъ намѣченнаго пути. Марта согласилась съ нимъ хоть и со слезами. Въ такомъ настроеніи онъ отправился къ Штромвальду, который ужъ посылалъ за нимъ, приглашая завтракать. Едва Альтенбергъ съ Штромвальдомъ усѣлись за столъ, какъ имъ доложили о пріѣздѣ капитана Кюне.
   -- Просите,-- сказалъ Штромвальдъ.
   Когда храбрый капитанъ вошелъ и поздоровался съ ними, Штромвальдъ велѣлъ подать еще одинъ приборъ и нѣсколько бутылокъ вина.
   -- Ну, господа, я, кажется, могу сообщить вамъ хорошія извѣстія. Черезъ нѣсколько дней придутъ сюда первыя суда, чтобъ слѣдовать въ Пекинъ и зорко охранять путь генералъ-фельдмаршала. Я думаю, что на суда понадобятся переводчики и вы, какъ юристъ и знатокъ мѣстнаго нарѣчія, будете какъ нельзя болѣе подходящи. Я знаю почти всѣхъ офицеровъ и уже многимъ написалъ.
   -- Очень вамъ благодаренъ и надѣюсь, что скоро исполнится мое завѣтное желаніе.
   -- Господинъ капитанъ, -- прервалъ Штромвальдъ: -- позвольте мнѣ сдѣлать замѣчаніе, близко касающееся моего друга...
   Альтенбергъ хотѣлъ что-то сказать, но Штромвальдъ продолжалъ:
   -- Альтенбергъ потерялъ свое мѣсто потому, что былъ запутанъ въ дѣло игорнаго дома, къ которому не былъ причастенъ. Его свадьба разошлась и онъ, глубоко оскорбленный, покинулъ родину. Еслибъ онъ остался, онъ уже опять давно былъ-бы на службѣ.
   -- Никогда! Я не ищу милости, а справедливости.
   -- Теперь онъ опять помолвленъ, -- продолжалъ Штромвальдъ: -- и могъ-бы, безъ сомнѣнія, занять свое прежнее мѣсто...
   -- А я не хочу, и дѣвушка, которую я люблю, раздѣляетъ мои воззрѣнія. Если мнѣ суждено погибнуть, она будетъ съ любовью и уваженіемъ вспоминать обо мнѣ...
   -- Подождите!-- горячо перебилъ капитанъ Кюне.-- Вы правы, мой другъ, безусловно правы, и за это, конечно, каждый долженъ съ уваженіемъ относиться къ вамъ и къ вашей невѣстѣ. Послѣ судебнаго оправданія на васъ все-таки оставалось-бы нѣкоторое пятно, а храбраго борца за честь и отечество почитаютъ всѣ, отъ императора до послѣдняго рабочаго. Ну, а оклеветавшихъ васъ можно только презирать. Чокнемтесь и выпьемъ за счастливую будущность влюбленныхъ!-- предложилъ капитанъ, сердечно обнявшись съ друзьями.
   Когда вечеромъ снова всѣ явились въ общественный садъ, Марта поспѣшила навстрѣчу къ Альтенбергу, а затѣмъ просто и дружески поздоровалась съ капитаномъ и познакомила его съ своимъ опекуномъ, который немедленно послалъ депешу матери Марты, прося ея согласія на помолвку.
   Альтенбергъ просилъ всѣхъ явиться на другой день на прощальное торжество, такъ какъ долженъ былъ приготовляться къ скорому отъѣзду.
   На обратномъ пути Альтенбергъ весело разговаривалъ, а Штромвальдъ съ грустью думалъ о разлукѣ съ другомъ. Они горячо обнялись и пошли спать, чтобъ встать на другой день бодрыми и свѣжими.
   

XX.

   Когда Альтенбергъ проснулся на слѣдующее утро, Штромвальдъ сейчасъ-же пришелъ къ нему. Онъ былъ грустенъ, предвидя опасности, грозящія его другу, но не рѣшался больше отговаривать его, такъ какъ это рѣшеніе было одобрено всѣми. Альтенбергъ былъ веселъ, онъ надѣялся вернуться здоровымъ, а на случай своей смерти озаботился обезпечить Марту.
   -- Состояніе мое весьма значительно и у меня нѣтъ ни наслѣдниковъ, ни родныхъ, -- сказалъ онъ Штромвальду.-- Вотъ документъ, по которому я передаю все мое состояніе, какое окажется въ день моей смерти, Мартѣ Ротштейнъ. Тебя, какъ моего ближайшаго друга, я назначаю душеприказчикомъ и надѣюсь, что ты исполнишь мою послѣднюю волю, такъ какъ нѣтъ никого, имѣющаго право на мое наслѣдство.
   -- Обѣщаю тебѣ выполнить твою волю.
   -- Теперь все устроено, остается только получить назначеніе. Сегодняшній день посвятимъ радости, а тамъ и за работу. Скоро придутъ наши друзья.
   Онъ приказалъ подать вино, чокнулся съ Штромвальдомъ и передалъ ему свое завѣщаніе.
   Въ назначенный часъ пришла Марта съ дядей и теткой и поданъ былъ завтракъ въ отдѣльной комнатѣ. Альтенбергъ объявилъ свою помолвку, разъяснивъ необходимость идти на войну. Мать невѣсты прислала свое согласіе, которое дядя и тетка сообщили отъ ея имени.
   Марта обняла своего жениха. Маленькое общество задушевно бесѣдовало, стараясь забыть предстоявшую разлуку.
   Скоро должны были собраться въ общественный садъ всѣ приглашенные и надо было ихъ встрѣтить. Тамъ все было заранѣе элегантно приготовлено. Стоялъ большой накрытый столъ, а на ближайшихъ аллеяхъ и лужайкахъ была сгруппирована удобная мебель. Гости не замедлили явиться. Первый пріѣхалъ капитанъ Кюне съ извѣстіемъ, что графъ Вальдерзее недалеко, а нѣкоторые офицеры уже прибыли. Онъ говорилъ съ ними, узналъ, что переводчики очень нужны, и надѣется завтра-же представить Альтенберга для переговоровъ.
   Вскорѣ пріѣхали почти всѣ офицеры и докторъ съ "Ильтиса", и пошли къ столу. Альтенбергъ посадилъ направо отъ себя тетку невѣсты и капитана Кюне, налѣво Марту, а напротивъ друга своего Штромвальда.
   Обѣдъ былъ изысканный и отлично сервированъ. Альтенбергъ осушилъ первый бокалъ съ невѣстой за здоровье друзей и гостей, потомъ всѣ пили за гостепріимство хозяина и за его счастливую будущность.
   По окончаніи обѣда гости разошлись группами, а женихъ и невѣста долго разговаривали въ тѣни деревьевъ. Можетъ быть, у Марты и навертывались иногда слезы на глазахъ, но ихъ никто не замѣтилъ; видѣли только, что лицо ея сіяло счастьемъ. Довольно поздно пришелъ консулъ и сообщилъ Альтенбергу, что на-дняхъ предоставитъ ему мѣсто на одномъ изъ крупныхъ судовъ. Онъ поговорилъ также съ Мартой и ея опекуномъ и скоро удалился, выпивъ стаканъ вина за здоровье обрученныхъ.
   Когда опекунъ напомнилъ Мартѣ о возвращеніи домой,
   Альтенбергъ и Штромвальдъ пошли проводить ихъ, простясь съ остальными гостями, а капитанъ Кюне обѣщалъ придти завтра рано утромъ.
   Дорогой Штромвальдъ бесѣдовалъ съ супругами Ротштейнъ, а Альтенбергъ шелъ поодаль, подъ руку съ Мартой.
   Для Альтенберга начиналась новая жизнь.
   

XXI.

   Альтенбергъ всталъ рано. Встрѣтившись за завтракомъ съ Штромвальдомъ, они стали поджидать капитана Кюне, который не замедлилъ явиться и радостно сообщить, что видѣлъ одного пріятеля офицера, который ищетъ для своего судна образованнаго надежнаго переводчика, внушающаго полное довѣріе. Онъ сказалъ ему про Альтенберга, которому и совѣтовалъ отправиться немедленно къ нему для переговоровъ. Офицеръ этотъ, нѣкто баронъ Бирштейнъ, командиръ крейсера, предназначеннаго для отряда береговой обороны. Ему нуженъ переводчикъ съ хорошимъ знаніемъ языковъ и вполнѣ порядочный человѣкъ.
   -- Я желалъ-бы васъ представить какъ можно скорѣе, -- закончилъ Кюне.
   Альтенбергъ взялъ шляпу. Штромвальдъ вызвался ихъ сопровождать, и всѣ трое направились къ гавани, гдѣ стояла на якорѣ "Kaisertreue".
   Капитанъ Кюне пошелъ на судно и скоро вернулся за Альтенбергомъ.
   Баронъ Бирштейнъ принялъ гостей въ элегантной каютѣ. Онъ любезно пожалъ имъ руки, бросивъ пытливый взглядъ на Альтенберга.
   -- Вы хотите быть переводчикомъ? Очень буду радъ, если вы отвѣчаете требованіямъ.
   -- Надѣюсь, что буду въ состояніи ихъ выполнить,-- почтительно отвѣчалъ Альтенбергъ.-- Я владѣю англійскимъ, французскимъ и отчасти китайскимъ языкомъ и почту за честь для себя быть вамъ полезнымъ.
   -- Господинъ Кюне сообщилъ мнѣ вашу печальную исторію. Очень радъ буду помочь вамъ возстановить вашу честь. Сейчасъ я ничего рѣшительнаго вамъ сказать не могу, такъ какъ мнѣ надо переговорить съ моимъ начальствомъ, но черезъ нѣсколько дней я дамъ вамъ окончательный и, надѣюсь, благопріятный отвѣтъ.
   Отпуская Альтенберга, онъ любезно сказалъ:
   -- До скораго свиданья!
   Покидая судно, на которомъ еще остался капитанъ Кюне, Альтенбергъ радостно воскликнулъ:
   -- Ну, кажется, все идетъ хорошо. Теперь помоги мнѣ, пожалуйста, собраться въ длинный путь; у меня еще ничего нѣтъ.
   -- Съ удовольствіемъ; здѣсь можно найти все, что нужно для лѣта и зимы. Я ужъ все заготовилъ себѣ давно.
   -- Такъ пойдемъ сейчасъ-же въ городъ.
   Штромвальдъ подозвалъ двухъ "рикшъ", удивительно легкія двухколесныя телѣжки, которыя возятъ люди; они встрѣчаются во всѣхъ приморскихъ городахъ. Иностранцы ими охотно пользуются, благодаря ихъ быстротѣ и дешевизнѣ.
   Альтенбергъ и Штромвальдъ поѣхали въ магазины покупать платье и оружіе, необходимыя для похода. Въ магазинахъ они нашли огнестрѣльное и холодное оружіе и всевозможное платье, пригодное и для тропической жары, и для суроваго климата. Альтенбергъ не жалѣлъ денегъ и черезъ нѣсколько часовъ былъ совершенно экипированъ. Желая лучше ознакомиться со страной, Альтенбергъ накупилъ еще всевозможныхъ книгъ о нарѣчіяхъ и обычаяхъ различныхъ мѣстностей китайской имперіи и очень пространное сочиненіе о вдовствующей императрицѣ, о которой на европейскихъ языкахъ создалась цѣлая литература.
   Наступилъ вечеръ.
   Друзья вернулись домой и поужинали, сердечно бесѣдуя. Штромвальдъ старался быть веселымъ, чтобъ не омрачать своей грустью послѣдніе часы передъ разлукой съ Альтенбергомъ, къ которому успѣлъ сильно привязаться. На слѣдующій день предстояло еще много дѣла и надо было сохранить бодрость духа до конца.
   

XXII.

   На слѣдующее утро Альтенбергъ и Штромвальдъ опять встали рано, готовясь къ отъѣзду, которымъ Альтенбергъ былъ очень озабоченъ. Штромвальдъ, видя, что ему не удастся отвлечь друга отъ избраннаго имъ пути, наканунѣ написалъ нѣсколько писемъ и спѣшно отправилъ ихъ, желая доставить Альтенбергу передъ отъѣздомъ нѣсколько пріятныхъ минутъ, проведенныхъ въ обществѣ знакомыхъ, которые, къ тому-же, могли ему быть полезными.
   Они сидѣли еще за завтракомъ, когда доложили о приходѣ господина Циглера. Альтенбергъ удивился, а Штромвальдъ сейчасъ-же привелъ его и представилъ какъ стараго корреспондента "Berliner Tageblatt'а". Циглеръ подсѣлъ къ нимъ; онъ жилъ въ Китаѣ давно, отлично зналъ всѣ мѣстныя условія жизни, умѣлъ обходиться съ китайцами, благодаря чему могъ дать Альтенбергу много полезныхъ указаній.
   Немного спустя, явился еще одинъ господинъ, живой и симпатичный; онъ поздоровался съ Циглеромъ и Штромвальдомъ, какъ со старыми знакомыми; это былъ Рейне, корреспондентъ "Frankfurter Zeitung". Онъ весело разсказалъ, что наканунѣ вечеромъ былъ въ матросскомъ трактирѣ, переодѣтый тоже матросомъ, и видѣлъ, что французы и русскіе все держатся вмѣстѣ и не особенно дружелюбно относятся къ нѣмцамъ.
   Потомъ пришли два корреспондента "Norddeutsche Allgemeine Zeitung" и "Germania". Они тоже собирались слѣдовать за войсками.
   Утро прошло оживленно и незамѣтно. Заѣхалъ и генеральный консулъ, предложилъ Альтенбергу мѣсто на судно, но онъ заявилъ съ благодарностью, что имѣетъ уже предложеніе отъ капитана Бирштейна. И консулъ посовѣтовалъ принять предложеніе Бирштейна, а его предложеніе все-таки имѣть въ виду на случай, если дѣло съ Бирштейномъ почему-либо разстроиться.
   Оживленно бесѣдуя, просидѣли они почти до обѣда, потомъ отдохнули немного и пошли въ общественный садъ къ Ротштейнамъ, прося ихъ придти вечеромъ, чтобъ еще нѣсколько часовъ провести вмѣстѣ.
   Ротштейны и Марта не заставили себя долго ждать; Альтенбергъ выбралъ удобное мѣсто, и всѣ сѣли ужинать. Альтенбергъ, сидя рядомъ съ Мартой, часто нѣжно пожималъ ей руку, но на этотъ разъ они говорили только о предстоявшей службѣ и дѣлахъ Альтенберга. Марта была спокойна и даже при прощаньи, гооячо обнявъ жениха, сумѣла подавить слезы и только сказала слегка дрогнувшимъ голосомъ:
   -- До свиданья! Богъ дастъ, мы скоро опять будемъ вмѣстѣ и... навсегда.
   Они разстались у воротъ сада, и Альтенбергъ обѣщалъ ей часто писать. Друзья молча вернулись домой, крѣпко обнялись и разошлись по своимъ комнатамъ.
   

XXIII.

   На другой день Альтенбергъ рано утромъ получилъ письмо отъ Бирштейна съ просьбой немедленно явиться къ нему. Онъ отправился, а Штромвальдъ остался дома, такъ какъ предполагалось, очевидно, исключительно дѣловое свиданіе.
   Дорога къ гавани очень измѣнилась; за ночь пришло много судовъ различныхъ національностей, готовыхъ встать подъ командованіе генерала Вальдерзее. Появились самые разнородные мундиры, а китайцы, стоявшіе на улицахъ, казались смиренными, хотя бросали мрачные и угрожающіе взгляды на иностранцевъ.
   Альтенбергъ быстро шелъ по оживленнымъ улицамъ и скоро оказался въ пріемной капитана Бирштейна.
   -- Я поспѣшно вызвалъ васъ, чтобъ сообщить, что вы приняты на должность переводчика на моемъ суднѣ. Поэтому, если ваше желаніе не измѣнилось, я хотѣлъ-бы сейчасъ-же принять васъ, на что имѣю разрѣшеніе.
   Альтенбергъ поклонился въ знакъ своего согласія.
   -- Вамъ предстоитъ быть переводчикомъ иностранныхъ языковъ и вести служебные переговоры съ иностранцами. Слѣдовательно, если вы согласны, то я немедленно приведу васъ къ присягѣ.
   -- Я готовъ,-- съ восторгомъ отозвался Альтенбергъ.-- Мнѣ уже приходилось принимать присягу при вступленіи въ гражданскую службу, и я желаю и на этомъ новомъ для меня поприщѣ посвятить отечеству всѣ мои силы и способности.
   Капитанъ дружески похлопалъ его по плечу, позвонилъ и приказалъ попросить къ нему офицеровъ.
   Черезъ нѣсколько минутъ явились лейтенанты Растау и Брейнеръ, съ которыми Бирштейнъ познакомилъ Альтенберга. Онъ сообщилъ офицерамъ, что ихъ новый сослуживецъ поступаетъ на судно въ качествѣ переводчика и долженъ сейчасъ быть посвященъ въ свои занятія, въ виду скораго отхода судна.
   Послѣ этого капитанъ прочиталъ установленную для переводчиковъ форму присяги, которую Альтенбергъ съ волненіемъ повторилъ. Всѣ пожали ему руку, и офицеры удалились.
   -- Съ остальными офицерами вы познакомитесь въ теченіе дня и, надѣюсь, подружитесь со всѣми. Теперь я хочу кое-что сообщить вамъ, чтобъ вы вполнѣ уяснили себѣ положеніе и условія вашей службы.
   Онъ отворилъ угловой шкафчикъ, налилъ два стакана хорошаго вина и чокнулся, говоря:
   -- Выпьемте за успѣхъ нашего совмѣстнаго труда! Онъ будетъ не легокъ, но эта наша обязанность. Мы находимся подъ верховнымъ командываніемъ генерала Вальдерзее. Хотя это очень утѣшительно, но все-таки со всѣхъ сторонъ, навѣрно, будутъ затрудненія, на которыя вы должны точно и опредѣленно указывать въ своихъ отчетахъ. Всѣ части войска будутъ подчинены фельдмаршалу, но у всѣхъ европейскихъ державъ есть свои политическіе интересы, которые они будутъ преслѣдовать и съ которыми надо считаться. Теперь войска прибываютъ массами изъ всей Европы, направляясь къ театру войны, но далеко еще не выяснено, какой политики будутъ держаться различныя державы по отношенію къ Китаю. Китайская императрица утверждаетъ, что желаетъ мира, будто только боксеры вызываютъ враждебные иностранцамъ движенія, между тѣмъ приходятъ извѣстія о новыхъ нападеніяхъ боксеровъ, значитъ, надо энергично бороться противъ самой императрицы. Кромѣ того, теперь уже ясно видно, что державы, подъ предлогомъ возстановленія мира, преслѣдуютъ собственныя цѣли, а война противъ Китая, еще не начавшись, отступаетъ на второй планъ. Россія и Франція уже высказали, что ради серьезныхъ европейскихъ интересовъ, самое правильное было-бы совершенно очистить Пекинъ; тогда война, къ которой онѣ хотѣли присоединиться, послужила-бы исключительно ихъ интересамъ и они могли-бы даже поддерживать Китай противъ остальныхъ державъ. У Россіи свои воззрѣнія. Она уже не разъ высказывала, что Азія должна исключительно принадлежать ей, а равно и Китай; время это, правда, еще не настало, но надо отстранять всѣ покушенія. Франція, конечно, поддержитъ эту политику, такъ какъ исполняетъ всѣ требованія Россіи, а Америка тоже имѣетъ свои соображенія и находитъ, что не дурно было-бы вытѣснить Европу изъ другихъ частей свѣта. Англія пока вполнѣ на нашей сторонѣ и смѣло пойдетъ противъ Китая, но долго-ли она будетъ поддерживать наши интересы -- неизвѣстно, и мы должны зорко, неустанно слѣдить за ней. Остальныя державы приняли наше руководительство, но будудъ, понятно, преслѣдовать свои интересы; онѣ вѣроятно, не пойдутъ противъ насъ, но наши интересы всегда останутся чужды имъ, поэтому мы должны всегда и во всемъ быть внимательны и осмотрительны. Вы, дорогой товарищъ, стоите съ нами на стражѣ, вы должны зорко слѣдить за тѣмъ, что происходитъ и готовится, и немедленно доносить объ этомъ для скорѣйшаго сообщенія кому слѣдуетъ.
   -- Буду наблюдать за всѣмъ, а знаніе языковъ дастъ мнѣ возможность сообщать вамъ и слышанные разговоры.
   -- Да, что мы видимъ, то узнается такъ или иначе, а что говорится, то гораздо важнѣе, и это именно и составляетъ вашу главную задачу. Завтра долженъ прибыть сюда графъ Вальдерзее, а тогда и мы скоро двинемся на сѣверъ. Я отвелъ вамъ каюту рядомъ съ моей, чтобы вы во всякое время могли сноситься со мной. Она готова и я дамъ вамъ двухъ матросовъ, съ которыми вы сейчасъ-же пришлете сюда ваши вещи. За обѣдомъ познакомитесь и со всѣми моими офицерами.
   

XXIV.

   Онъ отворилъ дверь и показалъ Альтенбергу его каюту, маленькую, но удобно устроенную.
   -- Итакъ, мы скоро увидимся. Пожалуйста, приведите сегодня къ обѣду вашего друга Штромвальда. Вы разстанетесь съ нимъ на долго, хотя позднѣе онъ тоже послѣдуетъ за нами въ качествѣ корреспондента.
   Альтенбергъ быстро направился къ своей квартирѣ. Оба матроса слѣдовали са нимъ.
   Альтенбергъ скоро вернулся; матросы принесли его вещи, разставили, и онъ почувствовалъ себя совсѣмъ дома на суднѣ. Штромвальдъ помогалъ ему. Они сѣли, болтая, на маленькій диванъ. Штромвальдъ повеселѣлъ, видя бодрость духа своего друга и надѣясь, что имъ придется встрѣтиться. Онъ долженъ былъ для своихъ корреспонденцій слѣдовать за фельдмаршаломъ, а его другу предстоялъ приблизительно тотъ-же путь.
   Скоро позвали къ обѣду, и когда Альтенберъ со своимъ гостемъ вошелъ въ столовую, тамъ уже собрались всѣ офицеры.
   Капитанъ Бирштейнъ познакомилъ всѣхъ; когда сѣли за столъ, капитанъ постучалъ ножомъ по стакану и обратился къ присутствовавшимъ съ краткой рѣчью:
   -- Какъ я слышалъ, фельдмаршалъ прибудетъ завтра рано утромъ. Прежде чѣмъ встрѣтить его, мы должны исполнить долгъ, священный всегда, а теперь въ особенности. Въ многочисленныхъ войскахъ, стянутыхъ здѣсь, замѣчаются, къ сожалѣнію, сомнѣнія и колебанія. Какого образа дѣйствій будутъ держаться русскіе -- еще не выясненно, и о другихъ національностяхъ тоже ничего опредѣленнаго сказать нельзя. Въ торговыхъ дѣлахъ ужъ чувствуется тревожное настроеніе, и положеніе иностранцевъ въ Китаѣ далеко не безопасно. Если Пекинъ очистятъ и выведутъ оттуда войска безъ должнаго наказанія, то китайцы не признаютъ себя побѣжденными. Но,-- торжественно продолжалъ онъ: -- Германія останется вѣрна своему долгу, какъ это было всегда, при всѣхъ обстоятельствахъ. Изъ Берлина пришелъ приказъ о прекращеніи всякихъ дипломатическихъ сношеній съ Китаемъ, и Англія, до сихъ поръ вполнѣ солидарная съ нами, признала этотъ образъ дѣйствій. Если борьба съ Китаемъ достигнетъ своей цѣли, то не одна Германія, а вся Европа будетъ этимъ обязана нашему императору. Поэтому, господа, да здравствуетъ нашъ великій императоръ!
   Всѣ поднялись и съ воодушевленіемъ повторили тостъ капитана.
   За обѣдомъ сидѣли долго, оживленно разговаривая, и только офицеры, занятые службой, удалились раньше.
   Вечеръ прошелъ незамѣтно. Альтенбергъ проводилъ своего друга до отеля, а вернувшись, написалъ письмо Мартѣ.
   

XXV.

   Шумъ и движеніе слышались всю ночь. Прибыли англичане, германскіе офицеры и иностранные дипломаты, которые должны были присоединиться къ штабу главнокомандующаго.
   Капитанъ Бирштейнъ и его офицеры были готовы къ встрѣчѣ.
   Генеральный консулъ Кнаппе выѣхалъ навстрѣчу графа Вальдерзее и пригласилъ съ собой Альтенберга, чего очень желалъ Бирштейнъ.
   Туманъ и дождь смѣнились чудной погодой, и яркое солнце привѣтствовало главнокомандующаго, едва онъ вступилъ въ Китай.
   Когда на огромномъ водномъ пространствѣ показалось внушительное судно, сейчасъ-же явились многочисленные германскіе офицеры въ блестящихъ мундирахъ и иностранные атташе для встрѣчи фельдмаршала при его вступленіи на берегъ.
   Фельдмаршалъ прибылъ на "Гертѣ" и перешелъ на маленькій пароходъ.
   Всѣ, не знавшіе графа, въ томъ числѣ и Альтенбергъ, съ напряженнымъ вниманіемъ смотрѣли на него.
   Онъ былъ средняго роста, прямой, статный, въ желтомъ мундирѣ съ шитымъ воротникомъ. Несмотря на свои семьдесятъ лѣтъ, онъ казался лѣтъ пятидесяти по своей бодрости и легкости походки. На его крѣпкой натурѣ не отозвался длинный утомительный переѣздъ.
   На верхней палубѣ, гдѣ его почтительно встрѣтилъ генеральный консулъ, онъ прежде всего поздоровался со своей свитой, съ которой разстался въ Гонконгѣ, потомъ пригласилъ консула въ салонъ. Онъ много говорилъ съ нимъ, разспрашивалъ о мѣстныхъ условіяхъ и отношеніяхъ съ китайцами.
   Затѣмъ пароходъ двинулся дальше, вверхъ по рѣкѣ, поднявъ вымпелъ фельдмаршала. Взвилось въ воздухѣ черно-бѣло-красное знамя съ желѣзнымъ крестомъ, покоющимся на двухъ скрещенныхъ фельмаршальскихъ жезлахъ.
   Всѣ нѣмцы горделиво пріосанивались, когда мимо нихъ проходилъ маленькій стройный пароходъ фельдмаршала.
   Суда торжественно салютовали главнокомандующему союзныхъ войскъ, матросы стояли на реяхъ, офицеры отдавали честь, а судовые флаги склонялись.
   Флаги были самые разнообразные: и со звѣздами, и японскіе съ солнцемъ, и англійскіе съ крестомъ, и французскіе трехцвѣтные, и поперечные голландскіе. Торговые суда тоже украсились сигнальными флагами.
   Особенную любезность высказали англичане; когда графъ Вальдерзее проходилъ мимо лагеря, гдѣ расположились индійскія войска, они встали вдоль берега и ихъ громовое "ура" огласило воздухъ.
   У пристани Шанхая собрались несмѣтныя толпы народа; лавки были закрыты. Пришли всѣ, кто только мигъ двигаться; даже китайцы стояли на берегу. Мелькали всевозможные иностранные мундиры. Въ этой пестрой толпѣ выдѣлялись два господина въ черномъ, съ безукоризненными цилиндрами на головахъ, что вообще рѣдко встрѣчается въ той мѣстности; это были -- новый германскій посланникъ Шварценштейнъ, преемникъ убитаго Кеттелера, и секретарь посольства Боленъ.
   Толпа почтительно отступила.
   Пароходъ всталъ на якорь, и фельдмаршалъ первый ступилъ на берегъ.
   Германскій посланникъ пошелъ къ нему навстрѣчу и немедленно представилъ военныхъ и дипломатическихъ представителей, находившихся въ Шанхаѣ. Его встрѣтилъ также командующій англійскими войсками, генералъ Грейгъ, высокій, плотный мужчина, съ выраженіемъ удивительной энергіи на лицѣ.
   Затѣмъ шелъ почетный караулъ.
   На правомъ флангѣ стояли французы; они заняли это мѣсто какъ ближайшее къ расположенію ихъ судовъ. За ними слѣдовали двѣ германскія роты; по лицамъ солдатъ видно было, какъ они счастливы показать фельдмаршалу свою военную выправку; за ними шли англичане, а японцы замыкали шествіе. Когда весь караулъ прошелъ, фельдмаршалъ сѣлъ въ ландо вмѣстѣ съ Шварцентейномъ и генеральнымъ консуломъ, и уѣхалъ въ консульство, сопровождаемый почетнымъ конвоемъ изъ индійскихъ шейховъ въ ихъ живописныхъ костюмахъ и чалмахъ.
   На другой день предстояло величественное, блестящее зрѣлище.
   Фельдмаршалъ произвелъ смотръ всѣмъ европейскимъ войскамъ. Американцы и японцы отсутствовали. Картина, положимъ, была не совсѣмъ европейская, такъ какъ англичане выставили всевозможныя индійскія племена, а французы -- африканскія войска.
   Въ восемь часовъ началось чудное зрѣлище при великолѣпной погодѣ. Съ семи часовъ площадь Шанхая наполнила праздничная толпа. Дамы и мужчины европейской колоніи явились въ нарядныхъ костюмахъ и свѣтлыхъ платьяхъ, кто пѣшкомъ, кто верхомъ, кто на велосипедѣ. Потомъ явились офицеры морскихъ и сухопутныхъ войскъ.
   Альтенбергу отвели прекрасное мѣсто; онъ все видѣлъ, отмѣтилъ разныя подробности и нашелъ много матеріала для наблюденій.
   Отдѣльныя части войскъ шли въ безупречномъ порядкѣ. Пунктуально, ровно въ назначенный часъ, пріѣхалъ фельдмаршалъ съ блестящей свитой, на великолѣпныхъ англійскихъ лошадяхъ бомбейскаго завода, которыхъ англичане предоставили въ его распоряженіе. Графъ Вальдерзее, въ оранжевой лентѣ прусскаго Чернаго Орла, держалъ въ рукѣ фельдмаршалскій жезлъ. Въ свитѣ несли фельдмаршальское знамя на бамбуковомъ древкѣ. Китайцамъ это знамя показалось важнѣе всего, а допущенные китайскіе фотографы не разъ спрашивали, "почему это германскій фельдмаршалъ такой молодой?" Оказывается, что они приняли знаменщика за главное лицо, что очень забавило самого фельдмаршала, когда онъ потомъ узналъ объ этомъ. Графъ Вальдерзее объѣхалъ фронтъ, потомъ всталъ на мѣсто, обозначенное флагомъ, и пропустилъ войска церемоніальнымъ маршемъ.
   Китайцы были недалеко и на нихъ это зрѣлище произвело очень сильное впечатлѣніе. Европейскія военныя суда стояли на рейдѣ подъ пушками сильно укрѣпленныхъ китайскихъ фортовъ и въ близи китайскихъ регулярныхъ войскъ, но они не подавали признаковъ жизни, и союзныя войска ихъ не тронули.
   По окончаніи парада, войска разошлись, только у генеральнаго консульства остался сильный караулъ.
   Альтенбергъ сейчасъ же отправился на судно, куда вскорѣ пришли и всѣ офицеры. Капитанъ Бирштейнъ пригласилъ Альтенберга къ себѣ. Альтенбергъ незамедлилъ сообщить ему свои наблюденія, въ которыхъ капитанъ нашелъ много важнаго и интереснаго. Онъ поблагодарилъ его за сдѣланныя наблюденія и просилъ все подробно изложить.
   

XXVI.

   На другой день фельдмаршалъ далъ приказанія и распоряженія относительно Шанхая, собираясь выступить на театръ войны.
   Всѣ суда должны были быть наготовѣ; для себя онъ выбралъ "Герту", на которой прибылъ изъ Германіи, а для штаба назначилъ "Саксена". Всѣмъ завѣдывалъ оберъ-квартирмейстеръ, генералъ-майоръ Гайль.
   Корветъ "Кайзертрейе", съ командиромъ барономъ Бирштейномъ, долженъ былъ идти впередъ съ другими небольшими судами для рекогносцировки.
   Нѣкоторыя англійскія суда уже ушли, другія прибывали.
   На "Кайзертрейе" все было готово къ отходу; капитанъ Бирштейнъ уже поѣхалъ къ фельдмаршалу за послѣдними приказаніями. Альтенбергъ сопровождалъ его. Пока капитанъ былъ у графа Вальдерзее, онъ зашелъ къ консулу Кнаппе еще разъ поблагодарить его за его доброту и отзывчивость. Консулъ пожелалъ ему всякаго успѣха и передалъ привѣтъ отъ Марты Ротштейнъ. Альтенбергъ спѣшилъ, боясь задержать Бирштейна. Они вмѣстѣ вернулись на судно, которое медленно двинулось мимо всѣхъ военныхъ кораблей къ сѣверу, предшествуя графу Вальдерзее.
   Альтенбергъ въ послѣдній разъ взглянулъ на Шанхай, послалъ мысленно привѣтъ Мартѣ, потомъ сѣлъ писать свои замѣтки. Его сердце спокойно и радостно билось; онъ шелъ къ исполненію своего завѣтнаго желанія, а если погибнетъ, то его вспомнятъ съ уваженіемъ.
   Фельдмаршалъ выступилъ въ ночь съ ближайшей свитой; генеральный консулъ проводилъ его до судна. Различные англійскіе и французскіе суда уже ушли впередъ.
   Генералъ-майоръ Гайль распорядился, чтобы суда были на всемъ пути. Въ это время "Кайзертрейе" былъ уже далеко впереди.
   На всѣхъ судахъ шла оживленная жизнь. На палубахъ стояли походные столики, съ утра до ночи, писали и дѣлали съемки. Никто не зналъ, когда и гдѣ встрѣтятъ врага, но каждому хотѣлось попасть въ первый огонь.
   Альтенбергъ разбиралъ и приводилъ въ порядокъ свои замѣтки и наблюденія послѣднихъ дней.
   Въ полдень слѣдующаго дня "Кайзертрейе" пришелъ къ восточному берегу Квантунскаго полуострова и тѣмъ же ходомъ пошелъ дальше, такъ какъ приказъ былъ остановиться только въ виду врага и произвести точныя наблюденія для фельдмаршала, а особенно важныя посылать ему навстрѣчу.
   Альтенбергъ работалъ усердно, все записывалъ и передавалъ капитану, который былъ имъ очень доволенъ. За ужиномъ всѣ сходились и весело болтали. Желанная война была близка. Все дальше подвигались войска; впереди шли англичане, за ними -- русскіе. Кое-гдѣ держались китайцы и боксеры, но въ бой не вступали, какъ будто чего-то боялись. Вездѣ были слѣды борьбы, кровопролитія и разрушенія.
   Наконецъ, пришла армія главнокомандующаго. Фельдмаршалу приготовили приличный домъ, окруженный громаднымъ садомъ; караулъ держали уланы восточно-азіатской кавалеріи; свита размѣстилась въ частныхъ квартирахъ.
   Графъ Вальдерзее тотчасъ собралъ совѣтъ командующихъ войсками отдѣльныхъ державъ и въ тотъ же день разослалъ приказъ по войскамъ слѣдующаго содержанія:
   "По повелѣнію его величества германскаго императора и съ согласія союзныхъ державъ, я принялъ сегодня въ Печили главное командованіе войсками.
   Сердце мое преисполнено гордости и счастья быть поставленнымъ во главѣ войскъ, многократно доказавшихъ свое мужество и геройство. Сознавая всю трудность возложенной на меня задачи, я, тѣмъ не менѣе, твердо уповаю, съ помощью этихъ испытанныхъ войскъ, скоро и вѣрно достигну намѣченной цѣли".
   Такъ началась война. Опредѣленнаго плана фельдмаршалъ не намѣтилъ, оставивъ себѣ въ будущемъ полную свободу дѣйствій. Когда германскій консулъ представлялся ему, онъ сказалъ:
   -- Я пришелъ не разрушать, но усмирять и созидать. Я долженъ дѣйствовать такъ по повелѣнію моего государя, императора германскаго.
   Со стороны Китая стала проявляться склонность къ уступкамъ. Старый Ли-Хунъ-Чангъ справлялся, подъ рукой, приметъ-ли его графъ Вальдерзее? Объ этомъ, конечно, довели до свѣдѣнія фельдмаршала, который тотчасъ отвѣтилъ, что онъ принять его не можетъ, а если Ли-Хунъ-Чангъ чего-нибудь желаетъ, то можетъ обратиться-къ новому германскому посланнику Шварценштейну, который скоро пріѣдетъ. Такимъ образомъ, Ли-Хунъ-Чангъ не имѣлъ успѣха, что часто съ нимъ случалось за послѣднее время.
   Баронъ Бирштейнъ часто являлся за приказаніями въ канцелярію графа Вальдерзее; до сихъ поръ онъ представлялъ фельдмаршалу всѣ свѣдѣнія и наблюденія Альтенберга и теперь получилъ приказаніе продолжать наблюденія надъ китайцами, а объ особо важномъ немедленно сообщать.
   Альтенбергъ былъ очень обрадованъ благосклоннымъ отношеніемъ начальства къ его трудамъ. Онъ часто выходилъ, близко видѣлъ боксеровъ и приносилъ иногда интересныя свѣдѣнія, доказывавшія, что китайцы были готовы къ враждебнымъ дѣйствіямъ противъ иностранцевъ. Въ общемъ, онъ велъ очень пріятную жизнь съ искренно расположеннымъ къ нему капитаномъ и товарищами офицерами.
   И будущее часто казалось Альтенбергу полнымъ радостныхъ надеждъ.

КОНЕЦЪ.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru