Савин Иван
Ромашки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

И. Савин

Ромашки

  
   Савин И. "Всех убиенных помяни, Россия...": Стихи и проза
   М., "Грифон", 2007
  
   У нее такое странное имя -- Айя. Пахнет оно чем-то страшно южным, горячими листьями пальм, душной пеной у берегов Таити, талантливым бредом Пьера Лоти. А сама она -- сероглазая фрекен в причудливом чепчике больничной сестры. Взгляд такой прозрачный, совсем северный, чуть-чуть темнеющий к вечеру. Говорит быстро, смешно наклоняя голову набок. Смеется негромким колокольчиком.
   Целый день суетится она в палате; мы все следим за ней, и нам радостно -- молодым и старым. Даже вон тот угрюмый, весь залитый желчью старик, что медленно угасает в углу, улыбается почти ласково, когда над ним взлетают розовые руки Айи, поправляя подушки или одеяло.
   Я здесь недавно, и мне чуждо. С утра лежу на веранде, заставленной цветами. Их так много -- ромашки, левкои, какие-то местные финские цветы с голубо-сиреневой головкой и длинными листьями, похожими на лапы ощетинившегося кота. Вижу широкий двор, весь в сочной траве, черные лысины скал, за скалами -- зеленую поляну моря, исписанную белыми черточками пены. Соленый воздух ходит между колоннами, треплет ромашки, колышет занавески окон.
   Мне чуждо. Перелистываю журнал на непонятном языке, вслушиваюсь в прыгающий придушенный говор за дверью, стараюсь понять непонятную, спокойную, не нашу жизнь...
   Входит Айя с кувшином. Каждое утро и вечер она поливает цветы, любовно разглядывает их, не распустился ли новый? И вот в это время мы разговариваем. Я не знаю ни финского, ни шведского; ее кто-то выучил по-русски романсу "Гай да тройка!", который она и поет в свободные минуты, безбожно перевирая слова, но у обоих нас есть небольшой запас немецких фраз.
   Айя рассматривает кошачью лапу сиреневого цветка и спрашивает:
   -- У вас есть ромашки?
   -- Она всегда спрашивает о России, Россия ее страшно интересует: "Я не понимаю... сказала она мне вчера. -- Удивительно, как можно любить страну, где люди такие злые?.."
   -- Есть, -- отвечаю я.
   -- Такие же белые и с золотыми сердечками?
   -- Да, с золотыми сердечками...
   Айя недоверчиво качает головой и уходит в палату. Через несколько минут она возвращается с наполненным снова кувшином и наклоняется над рядом горшков с ромашками.
   -- У вас есть невеста?
   Вопрос так неожидан и глаза Айи так строго смотрят на меня, что я роняю журнал на пол.
   -- Была...
   -- Почему -- была? -- удивляется фрекен, и я чувствую, как с ярких губ готов сорваться чуть-чуть лукавый, девичий упрек в неверности.
   -- Была, потому что ее, может быть... съели. На юге России такой голод, -- говорю я, и шутка моя звучит так жестоко.
   Айя сочувственно вздыхает.
   -- Покажите мне ее фотографию. Она хорошенькая? Ваши девушки все такие... как это сказать по-немецки... тощие...
   -- У меня нет фотографии...
   -- Нет? Странно... ну, прядь волос. Это всегда так делается.
   -- И волос нет. Ничего нет, -- отвечаю я грустно. -- Я даже не знаю, где она сейчас, жива ли. Такая буря разбросала нас во все стороны...
   Айя садится рядом со мной на скамью. Мне кажется, что в ее серых глазах вот-вот сверкнут слезы -- чуткая сердечность говорит в каждом ее жесте.
   -- И ничего на память не осталось?
   -- Ромашка осталась... -- невольно заражаясь сентиментальной грустью ее глаз, отвечаю я...
   -- Какая ромашка? -- перебивает меня Айя.
   -- Сухая... белая с золотым сердечком...
   -- Фрекен... -- зовет кто-то в палате.
   Айя быстро срывается с места, хватает кувшин и идет к двери, говоря скороговоркой:
   -- Какие вы все сухие, тощие... как ромашка... И Россия ваша -- ромашка, вся высохла. И вы сами, и невеста ваша, и все русские -- ромашки сухие, больше ничего.
   Опять сижу один на большой веранде. Смотрю на седую, почему-то такую неприятную голову Ллойд Джоржа в прошлогоднем журнале и думаю: как много неожиданной правды в простых словах простой девушки! Сухие ромашки мы... Россия -- вся высохла... Жалкие, никому не нужные цветы... Мы -- для гербария, для странной и страшной коллекции: цветы с высохших полей... Люди без Родины... А соленый ветер ходит между колоннами, треплет занавески, шепчет в уши нежно: "Уже недолго... недолго... Может быть, год, может быть, месяц... На безгранной поляне России гуще, сильнее и ярче прежнего зацветут ромашки... Белые-белые... С золотыми, гневными, прозревшими сердцами..." Уже недолго.

(Русские вести. 1922. 23 ноября. No 131)

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru