Савин Иван
Репин

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  

И. Савин

Репин

  
   Савин И. "Всех убиенных помяни, Россия...": Стихи и проза
   М., "Грифон", 2007
  
   Психологам и психиатрам знаком термин -- "навязчивая идея". Она непреодолимо влечет человека в нужном ей направлении, покоряет себе всю волю, всю психику одержимого ею. "Навязчивым" может быть не только продукт ума, рассудка, нормальной или непокорной мысли. Иногда ваш слух в плену "навязчивого" мотива: в шуме города, морском прибое, в метельных воплях, даже в речи человеческой, даже в тишине -- полной, застывшей тишине -- все равно порой вы беспрерывно слышите те же звуки в том же их постепенном звуковом разливе.
   Бывают и "навязчивые картины". Вы смотрите на цветные плошки издалека набегающих трамваев -- и видите (почему?) льняную головку вашего мертвого ребенка. Ветер колышет кружево шторы у окна -- и в его кисее те же светлые пряди волос, те же детские глаза, пухлый рот. За черной сеткой газеты встает опять она, льняная головка, голубеют глаза.
   У меня свои "навязчивые картины". Моя "точка зрения" часто -- как часто! -- падает на ту же, знакомую, милую точку. Перед глазами все ярче встают зрительные призраки, насыщенные убедительной явью, -- картины Репина. Я не знаю почему, но каждый раз, пробегая глазами ежедневно в газетах эти маленькие, немножко уже притупившиеся слова -- расстрел, смерть, кровь, -- я вижу репинского Ивана Грозного, убивавшего своего сына. Вижу эти гаснущие глаза молодого царевича, так похожего на Гаршина, глаза, наполненные такой нечеловеческой болью и вместе с тем такой последней покорностью, что хочется перекреститься: "Помяни, Господи, убиенного..." Страшный реализм этих глаз живет во мне непрекращающейся жизнью. Будто при мне каждый день грозный царь заносит свой посох над побледневшим царевичем. И смертные тени падают на впалые щеки молодого лица.
   Картину эту я видел только один раз. Давным-давно, в детстве. Но мнится мне, будто вчера лишь вглядывался в ее потрясающую, в ее прекрасную правду. И кажется понятным, почему один из посетителей репинской выставки, внезапно сойдя с ума, прорезал ножом полотно этой картины. Ужас смерти, переданной с такой гнетущей силой, вызвал в больной душе мысль: нельзя убивать! И сверкнул нео..<нрзб.> нож (к счастью, не задевший глаза царевича).
   Вы помните "Запорожцев" Репина? Помните маленького, тщедушного писаря, лукаво выводящего под диктовку хохочущей Сечи Запорожской витиеватые закорючки -- письмо султану турецкому? Помните полуголые тела казаков, оселедцы на головах, лихо сдвинутые шапки, лица, залитые вином, удалью, буйством? Всю эту радугу солнца, смеха и той неподражаемо точно схваченной старины, что понятнее десятков исторических трудов и северянину, и выросшему в южных степях, в ковыльной глуши моей Украины...
   "Правительница Софья". Сколько власти, силы и жестокой самоуверенности в этом почти мужском лице. Когда вспоминаешь резкие черты этого лица, огонь волевых глаз царевны, высокую ее фигуру у решетчатого окна, невольно думаешь: да, это настоящее. Да, это царица. Да, такая могла победить еще не окрепшего Петра!
   В каждой картине Репина огромный талант художника выдвинул вперед, заострил до совершенства одну идею, один луч зрительного и духовного эффекта. И он бьет, врезывается в память.
   Сейчас -- за моим окном синеватые, вросшие в мостовую жилы трамвайных рельс, глыба камня в снегу, струйка дыма над белой крышей. А я в тающих кольцах дыма вижу репинских "Бурлаков". И в них -- свой, прорезывающий меня луч. То, что так ярко сквозит в известной песне: "Эй, ухнем! Еще раз эй-эй ухнем..."
   В "Бурлаках" -- безысходность труда, последняя примиренность с полукаторжным бытием и бытом. Будто навеки связаны просмоленным канатом эти уныло бредущие люди с тяжелой баржей. Оттого и веет такой бесконечной грустью и безнадежностью от "Бурлаков", от этой песни:
  
   А наш русский мужик,
   Коль работать невмочь,
   Так затянет родную "дубину"...
  
   Помню ясно и "Бурлакам" противоположное -- "Какой простор!". Студент, девушка, водопад. Пламенные, молодостью кипящие лица -- и то же кипение, и, кажется, та же молодость в пене водопада, в веерах брызг. Налетит шквал, с грохотом опрокинется волна -- так же крепко будут сжиматься руки, сиять глаза, бешено мчаться водопад.
   Пусть обманули нас "медовые годы России" -- 1905, 1906 -- годы, обманчивой сладости которых и был посвящен "Какой простор!". Мед оказался ядом. Русская весна слишком явно связана с русской осенью и нерусским октябре -- с убийством, подлостью, заревом пожаров и кровью. Пусть мост слишком очевидный перебросила история между 1905 годом, нашей весной, и 1917-м -- гибелью нашей, гибелью всех -- и славословивших эту весну, и ее проклинавших.
   Но ведь была же, была гордая, восторженная, холодная вера в лучшее. Слепая, может быть, слишком высокая, -- но была.
  
   Тьмы низких истин нам дороже
   Нас возвышающий обман...
  
   И обман многим казался чуть ли не Богом. И пели многие ему: "Осанна!" И теперь, когда он пришел и колесовал всю душу нашу, с какой невыразимой болью вспоминаешь "Какой простор!" -- прекрасное творение прекрасного художника, запечатлевшего на полотне былую, еще не распятую душу нашу, молодость нашу солгавшую...
   Каждый след кисти Репина -- незаживающий удар. Каждую картину его носишь в себе, как ладанку с родной, далекой землей. "Навязчивый" гений этого художника характерен не только неизмеримым диапазоном его творчества, мощью его кисти в любой отрасли живописи -- в портрете, жанре, пейзаже. Но и тем, с каким благоговением, с какой страстностью служил и служит Репин своему делу -- и в годы давние, и в годы нынешние.
   Если художник в молодости, по его словам, "вставал с зарей и мчался в академию, часами ожидая на морозе, пока откроются двери и можно будет занять лучшее место", то та же "ревность во искусстве" не оставила его и теперь, на склоне лет.
   "Как старый пьяница, -- писал мне на днях Илья Ефимович, -- я уже от маленькой рюмочки труда пьян -- своими работами..."
   Как и в молодости, Репин, по его замечанию, "на все, безрассудный, дерзает". Дерзание духа, подкрепленное мощью таланта, -- вот Репин. В условиях работы, далеко отходящих от нормальных, в годы явно ненормальные пьянеть от труда, гореть молодым огнем, продолжать, несмотря на старческий возраст, напряженно творить -- вот Репин. В родных русскому и мировому искусству Пенатах по-прежнему пылает костер, искры свои разносящий по всей земле. По-прежнему крепка рука, держащая знамя русской живописи. По-прежнему зовет молодежь к труду и горению великий художник земли русской.
   Ave, Repin, junior te salutat! {Репин, юность приветствует тебя! (лат.).}

(Новые русские вести. 1925. 9 декабря. No 591)

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru