Семенов Сергей Терентьевич
На свою голову

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Сергей Терентьевич Семенов

На свою голову

Рассказ

   В серенький февральский день, в предобеденную пору, по дороге из маленькой деревушки Павлочиной к селу Соро­кину шла молодая бабочка. Несмотря на то что погода была нехорошая и дорогу заносило мелким скрипучим снегом, она шла скорым шагом и, видимо, торопилась. Бабочка эта была жена одного крестьянина деревни Павлочиной -- Ани­сья Штучкина. Шла она в село к торговцу, за баранками для своего маленького мальчика, которого она родила только осенью. Анисья могла и не ходить сама, так как еще утром муж ее Кондратий вызывался сам сходить за этим,-- но она побоялась, как бы он вместо торговца-то не зашел в ка­бак да не пропил ее пятиалтынного; с ним это бывало,-- и Анисья соврала, что ей нужно еще зайти к одной бабе, чтобы спросить, какое ей средство лучше употребить ма­ленькому от грыжи,-- и пошла сама.
   "Эх нужда, нужда! -думала Анисья, идучи дорогой.-- Вот крестьянами зовемся, а саней своих нету... Если бы были, то я бы запрягла лошадь и живою рукой доехала сюда; лошадь теперь не в работе, только промялась бы, а то вот таскайся пешком, да еще по такой дороге. Фу!" И с этими думами Анисья подошла к селу...
   "Вот и задворки! Что бы дома застать Илью Федоро­вича! а то ну-к нету? придется ждать,-- а там Ванюшка расплачется, Кондратий заскучает с ним..."
   Вошла в задворки баба. Торговец жил на середке села; потому баба пошла прямо по дороге; миновала она двора два, вдруг из одного двора выскочила желтая, косматая собачонка и бросилась на Анисью... Не успела Анисья и повернуться, как собака вцепилась в подол ее крашенинного сарафана и начала трепать. Анисья вскрикнула, хотела от­толкнуть собаку ногой, но пошатнулась, сбилась с дороги, попала ногой в сугроб и повалилась. Собака, торжествуя, 0x08 graphic
начала рвать ее с большим остервенением: она уже не удо­вольствовалась подолом, а схватила за голенище валенка и укусила ногу... Баба заблажила во все горло... На крик Анисьи и лай собачонки из двух дворов выбежали мужи­ки и бросились отгонять собаку. Отогнав собаку, один мужик стал подымать Анисью.
  -- Лх ты нес! Стерва этакая! Что ж ты наделала-то,-- ру­галась Анисья. разглядывая разорванный сарафан.
  -- Л ты и оборониться не могла? Такую бабу и такой зверь осилил! -- трунил над Анисьей один мужик.
  -- Да хорошо тебе говорить-то! Самого бы тебя потре­пать.
  -- Ну что ж, попробуй!
  -- Я не собака; что мне пробовать?..
  -- А говоришь!
   Мужики отправились к себе в избы, а Анисья пошла своей дорогой.
   Пришла к торговцу в избу Анисья, помолилась и стала здороваться...
  -- Здорово,-- молвил торговец.-- Что это ты в снегу вся?
  -- Да что, вишь ваше село-то какое, собака было зае­ла.
  -- Чья?
  -- Шут ее знает! Во втором дворе от вас.
  -- А, Машухина! Это его, такая-то стерва собачонка. Больно укусила?
  -- Да под жилку тяпнула, сарафан вот изорвала да го­ленищу. Ведь с ног долой сшибла.
  -- Гм... Ишь окаянная... И чего он ее держит? Словно добра много... Я вот побогаче его, да и то не держу.
  -- На бабу напал он,-- проговорила Анисья.-- Попался бы мужик хороший, он бы выучил...
   Илья Федорович откашлянулся.
  -- Оно, положим, и бабе, коль захочет, получить мож­но.
  -- Ну, баба что сделает?..
  -- Подай на волостной суд, вот его и поучат; взы­щут все убытки, и вот будет знать.
   Баба, насторожившая было уши, печально сморщила ли­цо и, махнув рукой, проговорила:
  -- Это-то где ж!.. Не с нашим рылом лезть туда...
  -- Отчего?
  
   -- Ведь туда нужно с деньгами: прежде судьев угостить,
а потом просить-то.
   Илья Федорович погладил бороду.
  -- Ну нет, это неправда; это при старых порядках, дей­ствительно, так, а теперь по-новому. Теперь без всякого твоего угощенья, по чести-совести разберут. Я опомнясь сам в волости-то был и слышал: всякую твою мелочь при­нять должны. .
  -- Ну да?
  -- Право!
   Баба задумалась; подумав немного, она спросила:
  -- А как это будет пойти-то, как сказать-то?
  -- А так, поезжай в волость и заяви: "Так, мол, и так, искусала меня собака,-- хочу ублаготворения я получить..." Вот и все тут...
  -- Разве и вправду так сделать? -- вслух подумала баба.
  -- Знамо, сделай, поучи его, подлеца; он ведь такой пес, гордый, на улице встретится -- никогда первый шайки не снимает...
   Анисья взяла баранки, завязала их в узелок и отпра­вилась домой.

II

   Выйдя из Сорокина, Анисья опустила голову и пошла уже тише, чем сюда. Она вся погрузилась в свои думы и размышляла, как ей будет лучше устроить, на суд пой­ти. Она обдумывала слова, которые она на суде скажет; представляла, как суд выслушает ее и будет судить Михайлу. В глубине души что-то подсказывало ей, что Михайло не виноват, что виновата собака, но слова Ильи Фе­доровича: "Коли держишь собаку, привязывай",-- твердо стояли у ней в памяти и затемняли все.
   "Что ж, ведь правду,-- говорила она сама себе - коли собаку держишь зря не распускай. А то это ни ног, ни подолов не напасешься".
   "А что как правда, велят заплатить, мелькнуло у ней в голове,-- вот хорошо-то было бы..."
   И она чувствовала, как сердце у ней поднимается вы­ше и бьется сильнее. "Надо идти..." - твердо решила она и с таким решением пришла домой.
   -- Ты что так долго шлялась? Малый-то обревелся сов­
сем,-- встретил Aнисью муж.
   Анисья бросилась к люльке, вытащила оттуда ребенка и приложила ого к грудям...
   -- Чего? - плаксиво заговорила она.-- Сходил бы сам ско­рее.
   ИI сходил бы, давеча сама не пустила.
   -- Мне нужно самой было по делу.
   - Что ж сделала?
   - Куда к шуту сделала! со мной там беда случилась, собака чуть не разорвала...
   Жалко, что совсем не съела...
   - Да, тебе можно разговаривать-то; самому бы приш­лось, тогда узнал бы...
  -- Чем же ты ей не пондравилась?
  -- Кому?
  -- Собаке-то?
  -- Шут ее знает! только вошла я в улицу, как она на­бросится и давай трепать; погляди, что сделала.
  -- Гм... Ловко! Нот, чан, заблажила-то?
   - Смейся, смойся! А ты вот послушай, что добрые люди-то говорят: велят в суд подавать.
  -- На кого, на собаку?
  -- Не на собаку, а на хозяина ее. Подай, говорит: там ему прикажут все убытки заплатить.
  -- Это что ж у тебя кошелек растолстел?
  -- Ну вот мелет.
  -- Да как же? В суд-то что надо? Деньги, а без денег как пойдешь?..
  -- Вот в том-то и дело, что нет. Илья Федорович го­ворит, что нонче все по чести-совести: без всего приди, выложи,-- и рассудят.
   Кондратий почесал затылок-.
   -- Ишь ты!
   -- Право... Я думаю вот что: съездить пожаловаться.
Кондратий взглянул на бабу, бросил валенок, что подковыривал, пошел к приступке и стал курить.
  -- Что ж говорить-то не об деле? Я вижу, тебе пока­таться захотелось...
  -- Не кататься. Илья Федорович говорит, что беспре­менно все убытки заплатить велят; може, рубля полтора присудят...
  -- Пожалуй, держи карман-то! Что ж там, дураки разве сидят-то, что будут за бабий подол по полтора рубля при­суждать?
  -- Не за один подол, голенищу ведь разорвала, под­жилку вот укусила. Разве мало делов-то...
   Кондратий молча выкурил трубку, выколотил ее и про­говорил:
  -- А пожалуй, поезжай, только на чем? Саней-то ведь нету?
  -- Ну к дяде Андрею сходи, попроси для этого дела...
  -- А как пискун-то этот расплачется?
  -- Я его покормлю да перевью; может, до меня-то и помолчит, ведь до волости-то не бог знает сколько...
  -- Ну ладно, давай обедать!..
  --
   Пообедали. Анисья стала кормить маленького, а Конд­ратий пошел добывать сани и запрягать лошадь. Заложив лошадь, он вошел в избу и проговорил:
  -- Ну, поезжай! Да только там живей, лишнего не бол­тай...
  -- Ну вот, я не знаю; только расскажу, как было дело, и все тут...
  -- Ну, ну, ступай!
   Анисья вышла из избы и поехала в волость. Часа три ездила баба взад и вперед и вернулась сияющая. Подъе­хала она ко двору и, не выпрягая лошадь, вбежала в избу.
  -- Ну что? -- спросил Кондратий.
  -- Вот! -- воскликнула Анисья и показала две белых бу­мажки. Одевайся скорей, да вези в Сорокино: это --- по­вестки, послезавтра на суд...
  -- Ну да?..
  -- Право слово! как сказала я, они и начали эти по­вестки писать; ну на, говорит, отдай старосте, если Михайла не согласится мириться, то судить его будем.
  -- Судить?
  -- Да, так и сказали: мы его судить будем. Послезавтрого и суд.
   Кондратий промолчал, он только про себя подумал: "Н-да... Вот что! За бабу судить! Вот времена-то на­стали" .
   И он стал натягивать на себя полушубок, чтобы ехать в Сорокино...
  

III

   Проводив Кондратия, Анисья обогрелась немного и стала подумывать, как бы ей поделиться всем, чем были испол­нены душа и сердце, с соседками. Она стала придумывать, зачем бы ей толкнуться к кому-нибудь, чтобы иметь пред­лог завести разговор. Вдруг, как на ее счастье, дверь в избу растворилась,-- и в нее вошла одна подруга Анисьи. Анисья несказанно обрадовалась и уставилась на подругу, ожидая, что та скажет.
  -- Здорово, касатка! Зачем это твой давеча у Андрея сани брал?
  -- Да нужно, родимая, нужно...
   И она рассказала обо всем подруге и особенно подчерк­нула тс слова, которые ей сказали в волости: "Если не по­мирится, то судить будем"...
   Подруга, слушая это, немало охала и качала головой. Она, как и Анисья, была убеждена, что суд -- серьезная штука; с такими пустяками, как собака потрепала, туда нечего и соваться, а особливо бабе,-- и вдруг такая новость!
   Поговорив еще кое о чем, подруга ушла от Анисьи и зашла кое к кому поведать только что услышанную новость.
   В одной избе, как на грех, собралось несколько баб и мужиков, все они, услыхав слова ее, тоже немало охали и качали головами..,
  -- Ведь вот не знатное дело-то,-- сказала баба,-- летось моего Проньку кобыла Савостьянова улягнула, я и пошла ему попенять; так он так пугнул меня, что я не чаяла, как из избы выскочить. А вот бы на суд-то!
  -- Поэтому самое подходящее дело! Собака укусила -- и то вот, а кобыла улягнет -- чего ж! -- сказал один му­жик.
  -- А если волк укусит, можно будет просить? -- спро­сила одна баба.
  -- На кого ж ты будешь просить-то? Вот чудачка! -- мол­вил другой мужик.
  -- Это вот если чужая блоха на тебя прыгнет да уку­сит, еще можно, хозяина найдешь, а волком кого упрешь? -- сострил первый мужик.
   Все засмеялись. Кто-то выразил сомнение -- еще будет ли толк из Анисьиной жалобы.
   -- А вот увидим: послезавтра не за горами...
  
   Все ожидали с нетерпением послезавтрашнего дня. Анисья накануне суда даже ночи не спала. Она думала, что суд непременно присудит Михаилу заплатить ей, и мысленно распределяла те деньги, которые должно было ей получить. Наступил и судный день. Кондратий опять пошел к Анд­рею за санями. Запряг лошадь и отправил Анисью на суд...
   Приехала в волость Анисья, поставила лошадь к стороне, дала ей сена и пошла в контору...
   В волостной конторе все было приготовлено к суду. Стол стоял на нужном месте, судьи в сборе; в сборе были и тяжущиеся; между ними Анисья заметила и сорокинского Михаилу.
   Через полчаса начался и суд; разобрали судьи два дела и вызвали Анисью.
  -- Ну, баба, говори, в чем просишь? -- сказал предсе­датель.
  -- А вот, отцы родные,-- заговорила Анисья,-- шла, зна­чит, в село к Илье Федоровичу за баранками, и напала, зна­чит, на меня собака и прямо за подол...
  -- Ну? -- сказал председатель.
   И Анисья рассказала подробно, как трепала ее собака, как повалила,-- и показала, какие изъяны ей нанесла. Судьи выслушали рассказ и обратились к Михаиле:
   -- Твоя собака?
  -- Моя...
  -- Что ж ты ее без привязи держишь?
  -- Сорвалась, право слово, сорвалась...
  -- А, сорвалась, так, батюшка, нельзя. Как статья гласит?
   Отыскали статью, прочитали, и председатель обратил­ся к Михаиле:
  -- Ты виноват.
  -- То есть как? Стало быть, чем же?
  -- А тем, привязывай!
  -- Да, право, на привязи была, да сорвалась.
  -- Глядел бы да не допущал.
  -- Да разве углядишь? ведь не думано.
  -- Ну коли не думано, так вот заплати ей... два целковых будет?
  -- Будет,-- отвечали судьи.
  -- Ну вот, два рубля и выложь...
  
   Михайло опешил.
  -- Два рубля? Да что вы, родимые? пожалейте!
  -- Это вот ее попроси, она не смилуется ли,-- указали судьи на Анисью.
  -- Родимая! -- обратился Михайло к Анисье.-- Ослобони, ну что тебе доспелось?
   Но Анисья, услыхав о двух рублях, твердо решила но сдаваться...
   -- Как что доспелось? Ишь ты. Если бы тебя так ис­кусать, тогда узнал бы...
  -- Да на, кусай! Откуда хочешь начинай, только не тревожь, ради бога.
  -- Что ты, бог с тобой? Чего я тебя буду кусать? Что зря болтать, я убытки взыскиваю...
  -- Да что же, неужели у тебя на поджилках на два рубля добра выкусила? Побойся бога-то!
  -- Я не о поджилках говорю, у меня вот сарафан ра­зорван да голенище испортил, за это заплати...
  -- Да не два же рубля? Да стоит ли этого собака-то?.. А то вот что, если уж на то пошло, то возьми ее себе... Что хочешь над ней делай!
  -- Что ты, бог с тобой, куда она мне? -- отбивалась Ани­сья.-- Мне деньги подай!
   Михайло понял, что бабу не упросишь, и махнул ру­кой. Председатель, видя, что примиренье не состоялось, ве­лел писать приговор...
  -- А как же мне с него получить? -- обратилась Анисья к судьям.-- Поучите!
  -- Ты отдай ей, не канителься,-- сказал Михаиле пред­седатель,- а то худо будет. Через старосту стребуют.
  -- Ладно уж, дома отдам, сейчас нету,-- сказал Михайло и горько вздохнул...
   Анисья поняла, что делать больше нечего, и поехала домой.
   Домой приехала Анисья торжествующая; только она вош­ла в избу, как, обратившись к мужу, затараторила:
   - Ну вот, ты еще думал, ничего не выйдет... Ан и вышло: два целковых присудили...
   Получила?
  -- Нет, не получила, а завтра поеду получать.
  -- Вот как-с,-- проговорил Кондратий и замолчал.
   Вот получу деньги, куплю себе ситцу, новый сарафан справлю, да, може, еще Ваньке на рубашку выгадаю,-- за­гадывала Анисья.
   Услыхали павлочинцы, чем дело кончилось, удивились; некоторые бабы даже позавидовали Анисье.
   -- Ишь ведь счастье какое! собака укусила, и два целковых... Дела!
   Анисья, видя это, еще больше торжествовала. На дру­гой день она, истопивши печку, поехала получать деньги. Михайло не упирался; он отдал два целковых и только обругал ее вдогонку.
   -- Ишь, дьяволы! таскаются тут, распустивши хвосты-то, а там и плати им.
   Анисья не обратила внимания на эту ругань и, завер­нувши бумажки в узелочек, живо поехала домой.
   Приехав домой, Анисья отпрягла лошадь, велела Кондратью отвезти сани к хозяину, а сама пошла в избу. Конд­ратий отвез сани, пришел домой, и только хотел начать уго­варивать жену -- полученные деньги истратить вместо сара­фана на сани, как в избу вошел дядя Андрей.
  -- А я не спросил тебя, когда ты мне дровни-то под­вез: что, получили деньги?
  -- Получили.
  -- Неужели правда?
  -- Правда, два рубля...
  -- Значит, не задаром мои сани ездили?
  -- Нет.
   Ну так угощение с вас?
  -- За что?
  -- Да вот за то, что сани мои брали, ведь три дня ез­дили.
  -- Да что им сделалось-то, дядя Андрей? -- сказала Ани­сья.
  -- Мало что, а тебе что сделалось? А вот два целковых заплатили.
  -- Мнс-то присудили.
  -- Ишь ты какой жадный, дядя Андрей,-- не вытерпев, проговорил Кондратий.-- Как тебя на чужое добро зависть-то мучит!
  -- Он сроду такой сквалыжник! -- сказала Анисья.
  -- Кто, я сквалыжник? Ах ты шлюха, смеешь ты мне эти слова говорить!
   Постой, ты не ругайся,-- ощетинившись, крикнул Кондратий,-- я в своем доме не дам...
  -- Велика ты фря в своем доме,-- побирушка!
  -- А ты чужеспинник: сноху работой замаял, а сам на печке лежишь, крикнула Анисья.
  -- Врешь, стерва! -- закричал Андрей и подступил к Анисье. -Это ты на муже верхом ездишь да за нос, как дурака, водишь
   Кондратий взял за плечи Андрея и вытолкнул его из избы. Андрей остановился в сенях и хотел было упереться, но Кондратий вытолкал его и из калитки.
  -- А, ты так-то, разбойник? Постой! Я с, тобой расправ­люсь; вы думаете, для вас одних суд-то устроен? Нет! И мы найдем дорогу,-- грозил Андрей.
  -- Ищи, дьявол тебя задери! -- крикнул ему вгорячах Кондратий.
   Действительно, на другой день староста привез Кондратию повестку, которой его вызывали через две недели на суд в качестве обвиняемого в оскорблении действием Андрея Бакулина. Получив повестку, он почувствовал, как сердце его заныло, и ему стало очень нехорошо.
   "Вот так попался,-- подумал он,-- теперь беда: за то, что собака укусила, на дна рубля осудили, а мне, значит, и не так еще нагорит".
   Когда староста ушел, Кондратий со злобой накинулся на жену.
   -- Вот, стерва, указала дорогу на свою голову: не за­водила бы тогда канители, може, ничего бы не было, а то вот!..
   И он ткнул ей под нос повесткой и отвернулся. Анисья хотела заплакать, но, поняв, что она действительно во всем виновата, только сморщилась и низко опустила голову.
  
   1893 г.
  
   Оригинал здесь: http://www.unecha.org/files/semenov_kr.rar.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   3
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru