Семевский Василий Иванович
У могилы П. Ф. Якубовича

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

У могилы П. Ф. Якубовича. *)

*) Рѣчь, сказанная на похоронахъ, 19 Марта.

   Русское общество и литература понесли громадную, невознаградимую утрату: умеръ писатель-гражданинъ, у котораго слово было нераздѣльно съ дѣломъ, умеръ человѣкъ кристальной чистоты, великаго сердца, умеръ боецъ, умѣвшій сохранять вѣру въ будущую побѣду и въ годы самой злостной реакціи, среди мученій каторги и безсмысленнаго труда въ рудникахъ.
   Якубовичъ прежде всего хотѣлъ быть поэтомъ и былъ имъ, но пѣсни его, по его собственному опредѣленію, создавались изъ слезъ и крови сердечной, музой его былъ сумракъ каземата, струнами лиры -- цѣпь съ веревкой. При всей его любви къ поэзіи "болящая совѣсть" не позволяла ему уже 20-лѣтнимъ юношей быть только поэтомъ; даже наслаждаясь музыкою чудной оперы, онъ вспоминаетъ о долгѣ предъ страдающимъ народомъ и скоро принимаетъ рѣшеніе идти на великій подвигъ -- "побѣдить или пасть". Рѣшать иначе, говоритъ онъ, не можетъ тотъ, для кого чужое страданіе выше личной жизни, кто хочетъ идти по стопамъ павшихъ братьевъ. Одушевляясь ихъ примѣромъ, онъ считаетъ своими идейными учителями Лаврова и Михайловскаго. Онъ вспоминаетъ позднѣе и о непосредственномъ общеніи въ эту пору жизни съ "рабочимъ народомъ".
   Всѣмъ знавшимъ покойнаго хорошо извѣстно, какъ горячо онъ отстаивалъ свои убѣжденія, но въ революціонной дѣятельности, ради общей, совмѣстной работы, онъ отказался отъ своей мысли объ основаніи молодой Народной Воли, съ цѣлію расширить прежнюю тактическую программу болѣе активными дѣйствіями въ фабричной и аграрной средѣ, и работалъ подъ старымъ знаменемъ. Арестованный 8 ноября 1884 г., онъ не теряетъ глубокой вѣры въ свое дѣло и черезъ 19 дней послѣ ареста пишетъ въ тюрьмѣ стихотвореніе "Въ морѣ", гдѣ совѣтуетъ братьямъ ждать "въ вѣрой побѣждающей волны" девятаго вала, который все же придетъ, хотя отражены первый, второй. Въ другомъ стихотвореніи онъ воодушевляется примѣромъ Сократа, безстрашно выпивающаго поднесенный ему ядъ; затѣмъ горячо привѣтствуетъ своего "забытаго друга" -- Музу: поэтъ не боится чужедальняго края, гдѣ шумитъ вьюга; онъ проситъ объ одномъ: чтобы Муза его не покинула.
   Когда настало время суда, защитникъ Якубовича, человѣкъ другихъ взглядовъ, но проницательный юристъ-писатель, ознакомившись съ записями, дающими матеріалъ для характеристики міросозерцанія его кліента, сумѣлъ отмѣтить основную черту его нравственной личности: онъ былъ "пораженъ полною его искренностью, отсутствіемъ фальши", его строгою принципіальностью; онъ назвалъ его "праздолюбцемъ и моралистомъ", отмѣтилъ, что въ немъ "живо чувство чести", и вмѣстѣ съ тѣмъ нашелъ, что онъ "поэтъ даже въ разсужденіяхъ и принципахъ".
   Защита не помогла: Якубовичъ наравнѣ съ Лопатинымъ, Антоновымъ, Поповымъ и другими былъ приговоренъ къ смертной казни, но по окончательной резолюціи нѣкоторые изъ его товарищей заживо похоронены въ Шлиссельбургѣ, а нашъ поэтъ отправленъ надолго въ каторгу. Передъ отъѣздомъ онъ утѣшаетъ сестру тѣмъ, что
   
   "Самой судьбой для русской Музы
   Даны гоненья, скорби, узы,
   И безъ терноваго вѣнца
   Что слава русскаго пѣвца",--
   
   тѣмъ, что... "пѣснь полнѣй, свѣтлѣй и чище выходитъ изъ страдавшихъ устъ". И на этапѣ онъ пишетъ завѣтъ "новой юности", "идя по правому пути", найти "тотъ же крестъ или побѣду".
   Съ переводомъ въ 1890 г. въ Анатуй, несмотря на то, что жизнь на каторгѣ становится особенно мучительной, что работа въ рудникахъ подрываетъ его здоровье, Якубовичъ находитъ въ себѣ силы писать очень яркія вещи, онъ выражаетъ увѣренность, что "на костяхъ погибшихъ поколѣній любви и счастія прекрасный цвѣтъ взойдетъ", называетъ себя пѣвцомъ гнѣва до гробовой доски, трогательно выражаетъ свою любовь къ родинѣ, хотя она является "безчеловѣчною злою мачихою". Краснорѣчиво изображая всю унизительность жизни на каторгѣ, поэтъ рисуетъ образъ измученнаго народа и проповѣдуетъ увѣренность въ томъ, что "не тотъ, кто на землю упалъ,-- побѣжденъ, не тотъ, кто разитъ,-- побѣдитель". Поэтъ страстно ожидаетъ того чуднаго генія, который сплетётъ вѣнецъ безсмертія поколѣнію, посланному въ свѣтъ для казни. Только вѣра въ лучшее будущее родины да грѣющая издали любовь двухъ женщинъ, сестры и другой, еще болѣе дорогой и близкой, даютъ Якубовичу силу перенести это ужасное испытаніе.
   Цѣною тяжкихъ страданій поэтъ вынашиваетъ въ своей памяти чудную картину жизни "Въ мірѣ отверженныхъ", произведеніе, которое займетъ мѣсто въ исторіи литературы, конечно, выше "Мертваго дома" Достоевскаго. Съ 1895 г., съ началомъ жизни "на родномъ рубежѣ", открывается вновь возможность литературной работы. Въ своихъ стихахъ поэтъ нерѣдко обращается "къ молодости" (т. е. къ молодежи), болѣющей о счастьи всѣхъ, не вьющей себѣ уютнаго гнѣзда.
   Съ возвращеніемъ въ 1900 г. въ Петербургъ (точнѣе сказать, въ его окрестности) настроеніе Якубовича не мѣняется: поэту онъ даетъ совѣтъ "пѣть отъ сердца, а не отъ ума", т. е. искренно, не руководясь житейскими соображеніями, народамъ сулитъ счастье "лишь въ бурѣ суровыхъ страданій и бѣдъ".
   Но съ 1903 г. нашъ чуткій поэтъ замѣчаетъ близость разсвѣта, ледоходъ предвѣщаетъ близкую весну, грозный девятый валъ вздымается. Но вновь настаютъ тяжелыя общественныя переживанія (Кишиневскій погромъ, 9 января 1905 г., день, въ который снѣгъ, покрывавшій улицы Петербурга, сдѣлался краснымъ), и Якубовичъ отзывается на нихъ выстраданными произведеніями и молитъ судьбу пощадить несчастную родину. Пораженіе у Цусимы является "послѣднею жертвою", свобода родимой земли -- "у порога", родина проснулась.
   Но мигъ свободы коротокъ, и новый рядъ насилій заставляетъ поэта страдать тяжелѣе прежняго: ему рисуется образъ палача въ видѣ "сытаго злого удава"; въ бреду ему представляются тысячи молодыхъ существъ съ веревками на шеѣ и оковами на ногахъ, и тутъ же Басмановъ и Малюта Скуратовъ въ расшитыхъ кафтанахъ и съ саблями въ рукахъ...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Одно изъ послѣднихъ словъ музы поэта:
   
   "Слѣпцу ли, узрѣвшему свѣтъ,
   Съ царящею тьмой примириться?

В. Семевскій.

"Русское Богатство", No 4, 1911

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru