Сенковский Осип Иванович
Витязь буланого коня

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Арабская кассида)

О. Сенковский

Витязь буланого коня

(Арабская кассида)*

   Русские альманахи: Страницы прозы / Сост. и автор примечаний В. И. Коровин.-- М.: Современник, 1989 (Классическая библиотека "Современника")
   Халиф Омар спросил однажды у Караб-эль-Зобейда, кого он в жизни своей признал за храбрейшего? "Охотно расскажу тебе, властитель правоверных,-- отвечал Караб.-- В один день выехал я на коне славнейшего поколения бегунов Неджду1, которому пищею был ветер пустыни и пойлом волны Сурабу2. Рыская по степи, я кидал коня моего влево и вправо, проскакал много пространства и ничего не видал, кроме следов гиены. Вдруг зачернело что-то на краю небосклона, и чрез несколько мгновений стал передо мной юноша, стройный, как дерево баму. Первый пух молодости едва проседал на милом его лице, и никогда от рожденья не видал я прекраснейшего юноши. Он вежливо приветствовал меня, приближаясь; я отвечал ему тем же и спросил: кто ты, витязь? "Я Харес, сын Саада, витязь буланого коня",-- ответствовал он. "Берегись же,-- я воскликнул ему,-- ты должен со мной сразиться".-- "Но кто ты такой?" -- вопросил меня Харес. "Мое имя Амру-Караб, я сын Маада и Зобеиды; Перуном пустыни зовут меня бедуины!" --"Ничтожный враг,-- вскричал он,-- лишь твое бессилие спасет тебя от смерти!" Разорвалось мое сердце от такого самохвальства. "Клянусь богом,-- возразил я,-- что только один из нас воротится к своей палатке, бедуин! Нагую истину скажу тебе: завтра песок занесет здесь труп твой! Знай, что я из поколенья, в котором еще ни одна мать не оплакивала смерти витязя-сына и ни одна красавица не обрезывала долгих кудрей своих по убитом женихе".-- "Выбирай же,-- воскликнул он,-- ты ли будешь убегать, а я догонять тебя, или я пущусь на уход, а ты нападать станешь?" -- "Буду нападать",-- сказал я,-- и вмиг бедуин помчался стрелою. Я стремился вослед... уже мыслил копьем пронзить его насквозь, когда он исчез с коня: я, уже миновав его, увидел, что он гибкою подпругою обвился вокруг конского тела. Пришла его череда: он достиг меня и, копейным железом ударив по голове, сказал: "Вот тебе первый раз, Омар! Копьем моим заклинаюсь, что если б не жаль было убить такое красивое создание,-- теперь бы уже твой конь ржал над твоим трупом". Я сгорел со стыда, халиф правоверных, и смерть показалась мне милее обиды. Нет -- воскликнул я,-- один только из нас увидит свою палатку. Он снова предложил, и я опять избрал первую очередь. Конь мой летел -- я, казалось, касался наездника -- как вдруг разостлался он по хребту коня и тем уникнул верного удара. Очередь оборотилась: он наскакал на меня и, несмотря на все мое искусство, на все мои уловки,-- снова улучил ударить в голову. "Вот и другой раз, Омар",-- произнес он. Гнев и стыд охватили мою душу. Решено,-- вскричал я,-- или ты мой, или я твой дротик привезем в свое поколенье. Вместо ответа юный бедуин ринулся вперед,-- я гнал его, доспел -- и уже меткое копье за плечами, как в нем... но он спрыгнул на землю, и когда удар миновал седла, то опять на коне очутился. С череды пустился бедуин за мною, наскочил -- и я не мог ускользнуть от него. "Омар, вот тебе и третий раз",-- сказал он, ударив меня по голове. Лучше убей меня,-- воскликнул я,-- чтобы услышали арабские наездники о вражде нашей. "Знаешь ли, Омар,-- ответствовал он,-- что я только до трех раз прощаю!" И потом он продолжал стихами3:
  
   Тобой клянуся, меч стальной,
   Ты не кропился кровью чистой!
   Коль раз еще мы вступим в бой --
   Ты кровли не узришь холмистой,
   Намёта родины святой!
  
   Признаюсь, властитель правоверных, меня устрашило боевое искусство его, и я, смущенный, сказал: Харес, у меня есть до тебя одна просьба! "Какая?" -- спросил он. Возьми меня к себе в товарищи! "Ты не годишься быть моим товарищем",-- отвечал Харес. Это выраженье огорчило, но не отвратило меня. Я спросил его снова и так пристально -- что, наконец, он сказал мне, усмехаясь: "Беда тебе со мною; знаешь ли, куда спешу я?" Конечно, нет!-- был ответ мой. "Еду,-- продолжал он,-- туда, где ожидает меня кровавая смерть, которой жажду, как отрады". Всюду с тобой,-- я воскликнул,-- и туда, где ждет нас кровавая смерть. Мы ехали целый день и часть ночи и, наконец, наехали на одно из поколений арабских.
   "Омар,-- сказал тогда юный мой витязь, указывая на кочевые шатры оного,-- здесь найдем мы кровавую смерть. Хочешь ли ты подержать моего коня, а я пойду за тем, чего мы ищем, или дай мне своего и сам поди за тем, чего мне надо". Подержу коня твоего,-- отвечал я,-- ты лучше ведаешь, чего тебе нужно. Легко спрыгнул с коня юноша, бросил мне поводья и скрылся во мраке, как падучая звезда исчезает в пустынном воздухе. Я рад был служить ему за конюшего в таком случае; между тем бесстрашный юноша проникнул в глубь стана, и вскоре из одной палатки вывел двух верблюдов и девицу, прекраснейшую молодого месяца; такой красоты никогда не зрели очи мои ни в пустынях Аравии, ни в краях, подвластных царям. Посадив ее на быстроногого верблюда, мы пустились в дорогу. "Омар,-- сказал мне бедуин, по кратком молчании,-- хочешь ли ты вести верблюдов, а я повезу девушку, или ты примешь на себя эту должность?" Лучше я буду проводником верблюдов, а ты охраняй нас своим оружием,-- возразил я. Он, отдав мне поводки, заметил, чтобы я правил бег свой на восходящие плеяды4. Так ехали мы, и уже день начал заниматься, когда молчаливый мой витязь мне промолвил: "Оглянись, Омар, не видно ли кого-нибудь?" Видны за нами верблюды,-- отвечал я. "Удвой шаг",-- сказал он и замолкнул снова; но через несколько минут он опять произнес: "Посмотри еще раз; и если их мало -- укрепись мужеством -- то кровавая смерть следит нас; если же много, то не бойся!" Их четверо или пятеро,-- отвечал я. "Погоняй сильнее",-- сказал он и смолк. Более часу бежали мы и остановились не ранее, как топот погони послышался вблизи. Юноша велел мне стать по правую сторону верблюдов, а сам занял место с левой. Скоро явились перед нас на конях двое статных юношей из поколения бекров и с ними седовласый старец, который возвышался между ними, как огромная смоковница между тонкими пальмами. То был отец красавицы, то были ее братья. "Отдай мне девицу, сын мой",-- сказал, приближившись, старец. "Не для того я похитил ее",-- гордо ответствовал Харес. Тогда отец велел одному из сыновей сразиться с моим храбрым товарищем. Юноша выступил, потрясая копьем; Харес соскочил с коня ему навстречу и вот что сказал стихами:
  
   Тебя теперь, о витязь сильный,
   Омочит крови дождь обильный;
   Любовник пламенный с тобой
   Горит схватиться в смертный бой!
   И весть о нем к родным стрелою
   Одна примчится -- иль со мною.
  
   Битва длилась недолго: Харес пронзил копьем противника. "Иди, померься с ним,-- сказал старец другому сыну,-- смерть краше бесславия!" Юноша выступил против Хареса, который, ринувшись на него, воскликнул:
  
   Посмотри, как дротик зыбкий
   Верной смертию грозит!
   Знай: жестоки кровных сшибки!
   Лишь кончина разлучит
   Нас с сестрой твоей невинной,
   Пусть умру, зато в пустынной
   Аравийской стороне
   Не расскажут обо мне:
   Он любезной изменил,
   Он ее на жизнь сменил.
  
   Настал бой, и та же участь постигла другого брата. Тогда отец, спокойно смотревший на кончину двух сыновей своих, приближился к Харесу и произнес: "Сын мой, отдай мне дочь или во мне найдешь ты не мальчика!" -- "Никогда я никому не уступлю ее",-- отвечал Харес. Старец, услышав это, сошел с верблюда и обнажил саблю, то же сделал и Харес, весело встречая его словами:
  
   Мне смерть милей, чем поношенье,
   И пусть рассказ об этом мщенье
   Взволнует бекров поколенье.
  
   Старец, ставши перед ним, возразил:
  
   Не драгоценнее мгновенья
   Жизнь многолетная моя,
   Когда за славу поколенья,
   За девы честь сражаюсь я.
  
   "Избирай,-- сказал он ему,-- я даю тебе право первого удара, но если и тогда не убьешь меня, то простись с жизнию!" -- "Охотно",-- отвечал юноша и занес саблю; но с другого же взмаху старец, увидев, что не может отразить удара, летящего ему в голову, пронзил грудь Хареса... и оба поверглись мертвы. Властитель правоверных! Во все это время страх и сожаленье во мне сменялись; но когда я узрел кончину и двух остальных витязей, то собрал их сабли, копья, коней и верблюдов и, приступивши к девице, сказал ей: теперь принадлежишь ты мне. "Нет,-- отвечала печальная красавица, вспыхнув гневом,-- по смерти братьев, отца и любезного, я никому не принадлежу. Впрочем, когда желаешь владеть мною, отдай мне копье и коня Харесовы и пустимся гнаться. Если ты успеешь до меня дотронуться -- я твоя, но ежели тебя достигну, то убью тебя".
   Совсем не желаю этого,-- отвечал я,-- видно, из какого вы все роду,-- но и без битвы ты моя добыча. "Если ты араб от настоящей крови арабов,-- возразила она,-- то отведешь меня к моему поколению". Соглашаюсь на это,-- ответствовал я,-- но с условием: оправдать меня перед твоими родными и преломить со мною хлеб гостеприимства. "Клянусь смертью отца и любезного выполнить это",-- сказала красавица. Мы пустились в путь по старым следам, но через несколько времени, когда оглянулся я назад, то заметил, что девица пропала с верблюда. Не сомневаюсь, что чувствительность увлекла ее к месту битвы, я быстро поворотил коня и прискакал туда, отколе мы недавно уехали. Велико было мое удивление, когда вместо четырех трупов я нашел там тела только двух братьев. Озирая повсюду, я не мог придумать, куда девались остальные, как вдруг заметил следы влеченных по земле тел. По них-то дошел я до лежащего за несколько сот шагов камня, к которому ветром намело груду песку. Осмотрев пристально холмик сей, я увидел полу одежды, и, разрыв оный, я узрел... Властитель правоверных... тело отца, Хареса и подле них умершую красавицу!-- Она, сокрыв в землю все, что было для нее драгоценнейшим на земле, сама с ним же схоронилась. Не мог удержаться я от слез и долго горевал над столь плачевным зрелищем. Наконец, положив подле девицы тела ее братьев, я вместе зарыл всю благородную семью и пустился вспять, к родному стану. Вот, властитель правоверных, те люди, которых мужественнее не знавал я в жизни моей!"
  

С арабского И. Сенковский.

  
   * Пустынные арабы так страстно любят коней своих и столь ими гордятся, что от масти или имен своих бегунов дают себе прозвища. Кассидою же называется у них небольшая поэма.
   1 Heджд -- часть Аравийской пустыни, славная породистыми конями. Некогда там, на месте, за заводскую кобылицу плачивали от 40 до 60 тысяч турецких пиастров.
   2 Сураб -- воздушный феномен, частый в Аравии, есть не что иное, как пар земли, который, представляя издали подобие рек и озер, обманывает путника.
   3 Арабы, особенно бедуины, имеют чрезвычайно много природного дара к поэзии. Часто простой бедуин без всякого приготовления импровизирует посреди разговора несколько прекраснейших стихов.
   4 В бездорожных пустынях своих бедуины всегда путеводствуются звездами.
   5 Дротики бедуинов, сделанные из длинного и гибкого тростника, почти всегда из багдадского, беспрестанно зыблются.
  
   1824
  

ПРИМЕЧАНИЯ

  
   О. Сенковский. Витязь буланого коня (Арабская кассида). В тексте и в оглавлении инициал автора "И." вместо "О". Кассида -- правильно: касыда (касида) -- торжественное стихотворение, близкое похвальной оде, в котором соблюдается одна рифма, повторяемая через строку, за исключением первого бейта; Сенковский сочинял "кассиды" в прозе, и у него они принимали вид древнего сказания. ...дерево баму...-- возможно, имеется в виду балия, однолетнее высокое и гибкое растение, похожее на тростник (родина -- Восточная Африка).
  
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru