Тяжкая осень восемнадцатого года. На Восточном фронте Красная Армия с переменным успехом билась с Колчаком, с чехословаками.
С фронта систематических известий не было. Что доходило оттуда -- было отрывочно, случайно. Не было кадров постоянных корреспондентов. Случайные же корреспонденции неизменно возглашали "гром победы", даже и тогда, когда красные полки с "громом победы" пятились. И мало этим корреспонденциям верили.
"Правда" первая эту "линию" попыталась выправить и послала меня на Восточный фронт.
Быстроты, натиска, умения быстро освоиться с обстановкой, умения влезть куда нужно, вынюхать, выведать,-- этих важных качеств корреспондента у меня не было, но был писательский глаз; уж что-нибудь, думаю, да схвачу. Да и то сказать, на безрыбье и рак рыба.
Ехать было холодно, голодно. На остановках и с деньгами сдохнешь с голоду, нигде ничего не купишь, частную торговлю-то всю прикончили. И лавки и базары стояли дохлые.
А тут на пересадках мука -- в вагон не влезешь: всюду полно, друг на друге, всюду гонят в шею, приправляя сдобным словом. Хоть пешком иди!
Пошел к коменданту. Замученный человек, в кожанке, с серым лицом, из рабочих.
-- A?
-- Я писатель такой-то. Еду...
-- Ну-к что ж. Чево вам нужно-то?
-- Так и так... Писатель. Еду на фронт. Ни в один вагон не влезу. Посодействуйте...
Он не то равнодушно, не то замученно посмотрел в окно.
-- Ну-к что ж! Я-то что же сделаю? Не рожу же нового вагона.
Я -- с отчаянием:
-- Я послан "Правдой"... корреспондентом на фронт...
Он разом засветился весело и радостно:
-- Что ж ты не сказал, товарищ... Садись, отдохни. Вот чаю. Хлеб-то у нас -- того... Эк его завернуло!.. Устрою в лучшем виде. Хочешь -- подожди. Вечером штабной пойдет,-- как дома будешь... Ну-ну, не хочешь -- зараз устрою.
Через полчаса я трясся в товарном. Спереди несло нестерпимо от печурки, растапливаемой разнесенными по дороге заборами, сзади леденил свистевший в щели ветер. Красноармейцы, матросы сидели, лежали, матерно рассказывали бывальщины, смеялись и пели.
А я понял, что я прежде всего корреспондент "Правды", маленький, крохотный кусочек, осколочек "Правды", несущий для нее работу, а потом уж такой-то писатель.
И где бы я ни был во время этой поездки, я протягивал корреспондентский билет "Правды" -- и сразу попадал в свой дом: товарищества, сердечности, близости.
За Волгой ударил крепкий мороз, понесло степной метелью. Сквозь снежное мелькание дымила студено чернеющая речка; по громадине куполообразной вершины черно щетинились иззябшие леса. В лощине верст на десять протянулась заваленная снегом деревня. К лесу выдвинуты крайние посты, дальше -- враг. Он затаился, и было тихо. Только метель, неустанная, то проступала чернеющими пятнами леса, то колебалась безглазой мутью от края до края.
На передовой линии люди всегда недоверчивы и замкнуты, точно лица их немо подернуты, и официальные бумаги их трудно разогревают. Но только я протянул -- "Правда", как сейчас же очутился среди друзей и товарищей. И полились рассказы о боях, о боевой жизни. За окнами все сине застыло в двадцатидвухградусном морозе.
...Да, было... Налетели белые. Обошли с тыла и налетели. Сколько обозных порубили! Все смешалось и побежало. Но часть полков уперлась: по горло в каленой ноябрьской воде на руках перетаскивали орудия. Белых отбили. Я обо всем написал корреспонденцию.
В те времена много слали подарков в армию. Специальная комиссия была. В центре решали вопрос, чтопосылать, и никто не удосужился на месте проверить, что наиболее нужно красноармейцу.
А получалось следующее. Присылают кожаные куртки. Красноармейцы, получившие куртки, бегают высунув язык и продают за бесценок. Дело в том, что куртки зимой -- обуза: не греют, априходится с ними возиться, беречь. А вот шарфы, самые дрянные, рвали из рук друг у друга. Дело просто: у шинелей ворот страшно выхватывается, и шарф в морозный ветер -- спасение. Я написал корреспонденцию.
Как-то утром морозом дымились горы, на лошади, тоже дымившейся, к штабу подъехал красноармеец. Через плечо -- набитая сумка. И по улице и по избам, какэлектрическийтолчок, пронеслось: "Правда" приехала!" Бежали как на пожар. Я тоже прибежал в избу: "Правду" рвали из рук. Два товарища стояли друг перед другом, тянули каждый к себе "Правду" и урезонивали друг друга:
-- Дорогой товарищ, вы же нахал! Ведь я первый взял.
-- Дорогой товарищ, вы понюхайте вот этого! -- и он деликатно поднес к его носу волосатый кулак.
А третий, пока они друг с другом деликатничали, изловчился, дернул сбоку, вырвал газету, юркнул к окну и застыл глазами.
Точно потеплело по избам, где шуршали "Правдой"; точно вернулись в родные семьи; точно ласково накормили всехголодных и усталых. И уже не думали, что вон из-за того чернеющего леска каждую минуту могут выкатиться лавой казаки и с гиком начать разваливать головы, переполненные мыслями родной газеты. Целый день и другие дни товарищи ходят веселые и оживленные.
Вернулся я в Москву. "Правда" с корреспонденциями к этому времени дошла до линии фронта. Батюшки, какой содом поднялся! Командный состав, политотдельцы, командующий армией встали на дыбы: "Как, рассказывать в газете, что было поражение! Разве это допустимо?"
По армии отдан был приказ: "В армию приезжают ничего не понимающие корреспонденты, которые злостно извращают события. Таких надо гнать из рядов Красной Армии..."
В редакцию "Правды" прилетела громаднейшая телеграмма, где на все корки поносился корреспондент "Правды",-- телеграмма за подписью командующего армией и политотдельца.
Враг народа, фашистский агент Троцкий заявил тогда Марии Ильиничне (Ульяновой), что придется отдать корреспондента "Правды" под суд за дискредитацию армии.
Через два года тот же предатель Троцкий написал в "Правде" лживую статью о том, что армии нужна истина. Не фарисей ли?.. Читая эту статью, я уже тогда установил ложь и фальшивость изменника Троцкого.
Эта фальшивость подчеркивалась еще больше письмом, помещенным в "Правде" и подписанным командным и политическим составом целой бригады, о том, что корреспонденции верно рисуют события, достоинства и недостатки боевой жизни на фронте.
Шуба-шубой поднялась и подарочная комиссия, и тоже письмо в редакцию,-- обидели и ее.
В конце концов все утихомирилось.
Так "Правда" пробила дорогу для верного освещения жизни армий и всей страны.
Примечания
Впервые напечатано в газете "Правда", 1927, 6 мая, No 100, с подзаголовком: "Из воспоминаний".
Серафимович писал позднее:
"Красная Армия тогда только строилась, строилась на ходу, героически отбиваясь в жестоких боях с численно превосходящим врагом, снабжаемым и руководимым зарубежными империалистами. В этих условиях очень трудно было быть военным корреспондентом. Тем более возраст у меня был уже тогда солидный.
Предо мной стояла задача вводить новые методы корреспондентской работы, ибо я сразу убедился, что старые методы в условиях гражданской войны совершенно негодны. Старый, дореволюционный корреспондент выуживал материал на верхах, в штабах, в канцеляриях. А я понял, что мне необходимо прежде всего стать как можно ближе к красноармейской массе -- и именно здесь, в ее гуще, черпать свой материал. Ведь воевал народ за народные цели, и я писал теперь для народных масс. Пришлось, конечно, беллетристику на время отставить. Сама жизнь выдвинула на первый план очерк" (т. X, стр. 448--449).