Сербская_литература
Сербская поэзия

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Смерть матери Юговичей (Сербская легенда)
    Весенние сербские песни. 1-2
    Перевод Л. Н. Трефолева.

Л. H. ТРЕФОЛEВ

СТИХОТВОРЕНИЯ

   Библиотека Поэта.
   Л., "Советский Писатель", 1958
   

СЕРБСКАЯ ПОЭЗИЯ

   Смерть матери Юговичей (Сербская легенда)
   Весенние сербские песни. 1--2
   

СМЕРТЬ МАТЕРИ ЮГОВИЧЕЙ

(Сербская легенда)

             Пало девять Юговичей на Коссовом бранном поле,
             Пал Богдан Юга, отец их, не хотевший жить в неволе,
             И вдова его у бога просит милости: "О боже!
             Взял ты, боже, у вдовицы всё, что в мире ей дороже...
             Но, взамен родимых деток, дай мне очи соколины,
             А взамен Богдана-мужа, дай мне крылья лебедины:
             Белой лебедью тогда я полечу на поле битвы,
             Сотворю по убиенным задушевные молитвы".
   
             И услышал бог прошенье: дал ей очи соколины,
             Чтобы деток распознала посреди большой долины.
             И вдовице Юговице лебединые дал крылья,
             Чтоб слетала на Коссово быстрым лётом, без усилья.
             И старуха прилетела... Там лежали, для добычи
             Черных воронов, ребята -- молодые Юговйчи.
             И нашла старуха мужа, седовласого Богдана.
             На груди его чернела, как пятно, большая рана.
             В головах у мертвых в землю копья воткнуты стальные,
             А на копьях, присмиревши, сокола сидят ручные.
             Добры кони боевые с трупов глаз своих не сводят;
             Девять львов, вскосматив! гривы, настороже тихо бродят.
             И, заметивши старуху, сокола все закричали,
             Кони жалобно заржали, львы сердито зарычали, --
             Зарычали так, что поле зашаталось, задрожало,
             Даже вздрогнуло всё войско, что на поле там лежало.
   
             Но старуха Юговица не дрожала от испуга:
             Сыновей перекрестила и седого мужа-друга;
             Не роняла слез напрасно, затаив тоску-кручину,
             Но проклятие послала зверю лютому -- турчину;
             Соколов взяла сыновних, и коней, и львов сердитых,
             И пошла в свою деревню, помолившись об убитых.
   
             Как старуху увидали снохи, вдовы молодые,
             Застонали, причитая: "Верно, весточки худые?"
             И, в ответ на их расспросы, сокола вдруг закричали,
             Кони жалобно заржали, львы сердито зарычали.
             Но старуха промолчала, не сказала ни полслова,
             И легла в опочивальне -- молчалива и сурова.
   
             Наступила ночь глухая. Все уснули. Громко, рьяно
             Вдруг заржал в сарае бурко, конь убитого Демьяна,
             И старуха Демьянице тихо молвила: "Скажи-ка,
             Отчего ржет добрый бурко так пронзительно и дико?
             Может быть, нужна лошадке золотистая пшеница?
             Может статься, поленилась молодая Демьяница:
             Не кормила лошадь мужа, и за крепкие удила,
             Может быть, к студеной речке ты лошадку не сводила?"
             -- "Не кори меня напрасно, -- отвечает Демьяница.--
             Не нужна коню лихому золотистая пшеница,
             И водить его на речку, на студеную, не нужно,
             И привыкнул конь к Демьяну и с хозяином жил дружно.
             По ночам они скакали, догоняя злого турка,--
             Потому-то без Демьяна и скучает ночью бурко.
             Где хозяин мой? Поведай. Неужели я вдовица?"
             И опять в ответ ни слова не сказала Юговица.
             А когда настало утро, поднялась она с постели,
             К ней два ворона в окошко торопливо прилетели:
             Человеческою кровью были крылья их облиты,
             Человеческим же мясом обе птицы были сыты,
             И в когтях они держали чью-то руку; на руке-то
             Золоченое колечко с крупным яхонтом надето.
             Прилетевши, эту руку положили злые птицы
             На колени горемычной, поседевшей Юговицы.
   
             И она ее с любовью крепко к сердцу прижимала;
             Прижимая крепко к сердцу, целовала, миловала,
             И звала к себе невестку: "Гой ты, вдовушка-сиротка!
             У меня для Демьяницы есть богатая находка".
             Демьяница прибежала -- и заныло в ней сердечко:
             Узнает она, рыдая, золоченое колечко.
             "Ох, свекровь моя родная! Лучше б жизнь моя скончалась.
             Этим самым перстенечком я с Демьяном обручалась..."
             А старуха причитает над сыновнею рукою,
             Как над птенчиком голубка, с бесконечною тоскою:
             "Ох ты, ручка дорогая! Ох ты, беленькое тело!
             Как ты, беленькое тело, почернело, похудело!
             Ох ты, милый мой сыночек, ох ты, дитятко родное,
             Ох ты, яблочко без ветки -- золотое, наливное!
             Где росло ты, красовалось, доставляя! мне заботы?
             Не на яблони цветущей, на моей груди росло ты!
             И тебя сорвали турки, обрекая нас неволе,
             Не с грудей несчастной матки, а на чистом бранном поле...
             Девять яблочков всех было. Истребил их враг проклятый,
             И убит Богдан мой старый: это будет уж десятый!
             Я пойду за ними следом. Что увижусь с ними, верю,--
             И пошлю мое проклятье в царстве божьем турке-зверю!"
   
             1876
   
   Смерть матери Юговичей. Перевод народного эпического сказания "Смрт маjки Jуговиhа". Впервые -- "Будильник", 1878, No 3, стр. 35. Вошло в изд. 1894 г.
   
   

ВЕСЕННИЕ СЕРБСКИЕ ПЕСНИ

1

             Жить без песни нельзя. Песни просит душа.
             Звонко хочется петь, соловья заглуша,
             Да боюсь звонко петь, голос робко дрожит:
             Мой жених захворал, здесь в саду он лежит, --
             Он услышит меня с молодым соловьем.
             Если звонко в саду мы вдвоем запоем,
             Оскорбится жених, что весной я пою,
             И меня проклянёт, душу-любу свою,
             Станет думать, что я не жалею о нем,
             А мне жалко его темной ночью и днем.
             Только лаской его я живу и дышу,
             Думы только о нем в голове я ношу...
             Так младенца-дитя на руках носит мать,
             Но боится его целовать, обнимать,
             Чтобы вдруг не проснулось в истоме, грустя,
             На груди у нее дорогое дитя.
   

2

             Замолчи, соловей голосистый,
             Моего жениха не буди!
             Он прокрался в мой садик тенистый
             И уснул у меня на груди.
             Усыпила красавца сама я,
             И сама же его разбужу:
             Тихо, нежно его обнимая,
             Дикой розой ему пригрожу.
             Осторожно шиповника веткой
             Прикоснусь к дорогому лицу,
             Запою, что с невестой-соседкой
             Непригоже дремать молодцу.
             Упрекну и за то, что он ранен
             Не врагом, за свободу, в бою,
             А весной истомлен, отуманен,
             Покорился... певцу-соловью.
             Не турецкий кинжал, а шиповник
             Поразил так сурово тебя!
             И проснется мой пленник-виновник,
             И меня, и свободу любя.
   
   Весенние сербские песни. Печ. по изд. 1894 г., стр. 398.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru