Шабельская-Борк Елизавета Александровна
Наброски карандашом

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


  
  

Наброски карандашомъ.
Легенда.

  

I.

   -- Муму дрянь, муму прелесть, мумунъ, мумунъ,-- кричала дѣвушка совершенно охрипшимъ голосомъ, носясь по комнатѣ.
   Муму или Мумунъ -- красивый маленькій песикъ, съ совершенно черной мордочкой, падая, опрокидываясь и неистово лая, стремился поймать край ея одежды. Едва однако удавалось ему достигнуть этого, какъ она быстро отскакивала, устремлялась въ противоположный уголъ комнаты, нагибалась и, вытянувъ шею, начинала хохотать. Маневръ этотъ всякій разъ совершенно озадачивалъ бѣднаго Муму.
   Онъ осаживался на заднія лапки, напрягалъ уши и застывалъ въ этомъ положеніи, какъ бы соображая, что ему предпринять; но при малѣйшемъ его движеніи, она опять отскакивала, опять носилась по комнатѣ, и Муму опять, кувыркаясь, мчался за нею. Наконецъ совершенно утомленная, красная, она повалилась на полъ. Муму мигомъ очутился у нея на груда и, припавъ къ ея шеѣ, сталъ дѣлать видъ, будто хочетъ перегрызть ей горло.
   -- Муму мой прелестный, Муму мой восхитительный, мумуни, кутуни,-- причитывала она, лаская ему спинку, и предоставляя ему распоряжаться ея горломъ, какъ ему вздумается.
   Фантастическая прическа ея свѣтлыхъ и короткихъ волосъ разсыпалась, шпильки разлетѣлись во всѣ стороны, и она тяжело дышала отъ всей этой возни. Покусавъ немного ея горло, Муму нашелъ, вѣроятно, что этого будетъ достаточно. Онъ вытянулъ переднія лапки, склонилъ голову на лѣвый бокъ и началъ заглядывать ей въ глаза, готовый, при малѣйшемъ ея движеніи, лаять и двигаться. Но дѣвушка лежала неподвижно, ея пунсовый ротикъ былъ полуоткрытъ, и глаза смотрѣли лукаво изъ подъ опущенныхъ рѣсницъ. Казалось, этотъ вызывающій взглядъ не давалъ Муму совершенно успокоиться, онъ нервно поводилъ ушками, и она слышала, какъ билось его сердечко у нея на груди.
   Въ открытое окно съ улицы донесся неясный звукъ рожка. Трубилъ кондукторъ на приближавшейся конкѣ. Заслышавъ рожокъ, дѣвушка вскочила съ такой стремительностью, что Муму покатился на полъ и завизжалъ отъ боли. Она подняла его, поцѣловала въ лобикъ и поставила на комодъ. Муму стоялъ смирно и внимательно слѣдилъ за тѣмъ, какъ она приводила въ порядокъ свои волосы.
   Звукъ рожка раздался уже гораздо ближе. Она быстро набросила накидку на плечи и, одѣвая на ходу шляпу, уже скакала черезъ нѣсколько ступеней внизъ по лѣстницѣ. Муму кубаремъ катился вслѣдъ за нею. Въ эту минуту конка остановилась противъ подъѣзда, чтобы принять какую-то старушку съ завязаннымъ глазомъ и маленькаго мальчика, служившаго ей проводникомъ. Кондукторъ не особенно вѣжливо помогалъ старушкѣ взобраться на ступеньки и, прежде чѣмъ та успѣла сѣсть, онъ уже далъ свистокъ кучеру.
   -- Подождите же,-- крикнулъ какой-то господинъ -- Развѣ не видите, что еще дама желаетъ сѣсть?
   Кондукторъ обернулся. Дѣвушка, сбѣжавшая съ лѣстницы, поймала не дававшагося ей въ руки Муму и, вся пунсовая, вскочила на подножку. Муму сердито залаялъ на кондуктора и поѣздъ тронулся.
   -- Опять Антоша {Антонина.} на конкѣ,-- воскликнула полная дама, сидѣвшая у окна и видѣвшая, какъ Антоша съ Муму вскочила на поѣздъ.-- Алеша! -- позвала она.
   Изъ сосѣдней комнаты появился молодой человѣкъ.
   -- Антоша опять умчалась на конкѣ,-- сказала дама жалобнымъ голосомъ.
   Молодой человѣкъ презрительно улыбнулся, пожалъ плечами и хотѣлъ удалиться, откуда пришелъ, но дама воскликнула:
   -- Невозможно, чтобы она дѣлала все, что только ей вздумается! Я рѣшительно не знаю, что мнѣ съ нею предпринять. Мина Густавовна совсѣмъ за нею не смотритъ.
   -- Мина Густавовна глупа и ей подъ-стать смотрѣть за индюшатами, а не за взбалмошной непослушной дѣвчонкой. Я тебѣ, мама, говорилъ: слѣдуетъ взять англичанку и строго-настрого приказать ей, чтобы она не смѣла никуда выходить безъ твоего позволенія.
   -- Для меня это сущее наказаніе на старости лѣтъ возиться съ дѣвочкой, которую никто не воспитывалъ. Посмотри, голубчикъ, въ передней, навѣрное дверь открыта.
   Разговоръ этотъ происходилъ въ гостиной. Сынъ отправился смотрѣть и, вернувшись, объявилъ, что дверь дѣйствительно брошена настежъ и никто, повидимому, не выпускалъ Антошу. Обстоятельство это окончательно взбѣсило Раису Ѳедоровну,-- такъ звали даму.
   -- Позвони,-- приказала она и, когда на зовъ явился лакей, она сердито сказала:
   -- Ты чего, Яковъ, не сидишь въ передней? барышня ушла и бросила дверь отпертой.
   -- Барышня ушла чернымъ ходомъ, я ихъ видѣлъ,-- отвѣчалъ лакей.
   -- Такъ кто же это бросилъ дверь отпертой? -- проговорила она уже совсѣмъ капризно, готовая заплакать.
   -- Вѣрно паничъ, паннчъ никогда не скажутъ, когда уходятъ, я имъ сколько разъ докладывалъ, что такъ нельзя.
   Яковъ ушелъ въ переднюю.
   -- Эта пара,-- обратилась Раиса Ѳедоровна къ сыну,-- способна меня съ ума свести. Ваня и безъ того разнузданъ, а теперь, когда поселилась у насъ Антоша, онъ совсѣмъ отъ рукъ отбился. Ты-бы ему, Алеша, сказалъ.
   -- Возьми англичанку, а для Вани студента, послѣдняя четверть у него очень плоха, и онъ можетъ не перейти въ пятый классъ.
   -- Еще-бы, онъ только прогуливается по цѣлымъ днямъ, а репетитора не желаетъ,-- сказала мать и безнадежно махнула рукой.
   -- Желаетъ или не желаетъ, на это смотрѣть нечего; если онъ застрянетъ въ четвертомъ классѣ, онъ такъ разсобачится, что совсѣмъ перестанетъ учиться.
   -- Тебѣ, Алеша, слѣдуетъ приняться за нихъ,-- сказала она, смотря на него съ выраженіемъ обожанія, смѣшаннаго съ мольбой.
   Алеша зналъ, что онъ бытъ кумиромъ матери и что передъ любовью къ нему таяли въ ней всѣ другія привязанности. Онъ-былъ красивый, статный юноша, лѣтъ двадцати семи, безукоризненно одѣтый. Все, начиная съ его прически и кончая ботинками, носило печать того неуловимаго изящества, которое дается молодымъ людямъ, обладающимъ вкусомъ и любовью въ внѣшности. Ходилъ онъ тоже, если можно выразиться, по модѣ, плавно, точно скользя на своихъ узкихъ подошвахъ безъ каблуковъ.
   -- Право, Алеша,-- сказала мать,-- забери все въ свои руки, ты видишь, я больна.
   -- Хорошо,-- отвѣчалъ сынъ,-- но для этого нужно, чтобы у меня были настоящіе помощники, безъ хорошихъ помощниковъ я ничего не могу сдѣлать.
   -- Дѣлай, какъ знаешь, мнѣ предстоитъ операція, и пока мнѣ ее сдѣлаютъ, эта пара сведетъ меня съ ума.
   На порогѣ показалась молоденькая дѣвушка лѣтъ 20 или 23, съ правильнымъ худымъ лицомъ и густыми темно-красными волосами.
   -- Вы гдѣ были, Мина Густавовна? -- спросила хозяйка, готовая тотчасъ обрушиться на нее съ упреками.
   -- Я ходила къ садовнику, Раиса Ѳедоровна,-- проговорила нѣмочка,-- вчера вы мнѣ сказали насчетъ нашей латаніи.
   -- Ахъ, да! -- вспомнила Раиса Ѳедоровна, ну, что же онъ, когда придетъ?
   -- Обѣщалъ придти сегодня вечеромъ, онъ говоритъ...
   И между ними завязался безконечный разговоръ о садовникѣ, о растеніяхъ. Послѣ страсти къ старшему сыну, Раиса Ѳедоровна обожала растенія. И Антоша, уходившая изъ дому безъ позволенія, и Ваня, не закрывшій параднаго хода, все было забыто. Когда уже онѣ наговорились вдоволь о латаніяхъ, бананахъ, арумѣ и проч., Раиса Ѳедоровна сказала:
   -- Антоша опять уѣхала на конкѣ.
   -- Ей нуженъ воздухъ, движеніе,-- сказала нѣмочка,-- ей скучно сидѣть одной, она привыкла въ деревнѣ на свободѣ жить.
   Эта миленькая нѣмочка съ тонкимъ лицомъ, повидимому, лучше другихъ понимала, что нужно Антошѣ. Раиса Ѳедоровна опять начала испытыватъ тревогу. У нея никогда не было дочерей. Старшій сынъ не причинялъ ей никакихъ хлопотъ, и эта осиротѣвшая племянница совершенно неожиданно точно свалилась ей на голову въ то время, когда болѣзнь сдѣлала ее до крайности нервной и раздражительной. Теперь она готовилась къ серьезной операціи, и въ глубинѣ души ея зарождалось смутное опасеніе, что она не перенесетъ ея, и этотъ невольный страхъ передъ неизбѣжной кончиной дѣлалъ ее совершннно равнодушной ко всѣмъ окружающимъ, за исключеніемъ Алеши.
   Антоша, прыгнувши на конку, помѣстилась около маленькаго мальчика съ живыми темными глазами, въ соломенномъ картузѣ. Онъ посмотрѣлъ на нее, улыбнулся, потомъ робко протянулъ палецъ и хотѣлъ тронуть Муму. Муму рванулся, авкнулъ и чуть не схватилъ его за палецъ.
   -- Мумушка, дрянь,-- проговорила Антоша и, обращаясь къ мальчику, прибавила:
   -- Не бойтесь, онъ не кусается, онъ хочетъ поиграть съ вами.
   Мальчикъ, который было отодвинулся, опять приблизился къ ней, но руки протянуть не рѣшался.
   -- Вамъ съ пересадкой или безъ пересадки? -- спросилъ кондукторъ, обращаясь къ Антошѣ.
   Она стремительно сунула руку въ карманъ.
   -- Я не взяла денегъ съ собой! -- вдругъ закричала она такъ громко и такимъ трагическимъ голосомъ, что всѣ сидѣвшіе впереди обернулись.
   -- Вставайте,-- проговорилъ кондукторъ невозмутимо,-- безъ денегъ ѣхать нельзя.
   Антоша поднялась. Она была прелестна въ эту минуту, со своими растрепанными свѣтлыми волосами и краской смущенія на живомъ, подвижномъ лицѣ.
   -- Я заплачу за васъ,-- сказала какая-то барыня, сидѣвшая впереди.-- Вы куда хотите ѣхать?
   -- Я на жеѣзную дорогу,-- пролепетала Антоша, опускаясь на мѣсто, уже въ конецъ переконфуженная.
   -- Отлично,-- сказала барыня, вамъ значитъ съ пересадкой.-- Туда семь и оттуда семь.
   -- Оттуда я приду пѣшкомъ,-- возразила Антоша, не переставая волноваться.
   -- Нѣтъ, лучше ужъ вы и оттуда пріѣзжайте,-- сказала дама,-- это будетъ покойнѣе.-- Она подала кондуктору пятнадцать копѣекъ, и тотъ отдалъ сдачу Антошѣ.
   Антоша смущенно смотрѣла на барыню изъ подъ своихъ длинныхъ, нависшихъ рѣсницъ. Та повернулась къ ней и видимо ею любовалась.
   -- Ничего, не смущайтесь,-- говорила она,-- вы мнѣ отдадите эти 15 копѣекъ.
   -- Какъ же я вамъ отдамъ?
   -- Когда нибудь я встрѣчу васъ и спрошу: помните вы мои 15 копѣекъ? Я васъ узнаю.
   Антоша посмотрѣла на говорившую и такъ смущенно-мило засмѣялась, что барыня почувствовала непреодолимое желаніе сказать ей что нибудь пріятное; она нагнулась къ ней и прошептала:
   -- Я узнаю васъ по вашимъ глазкамъ, они у васъ прелестны, и по множеству родинокъ на вашемъ лицѣ.
   Антоша покраснѣла еще больше и ничего не.могла отвѣтитъ, а барыня велѣла кондуктору остановиться. Тотъ далъ свистокъ.
   Конка остановилась на концѣ сквера, возлѣ большой строющейся церкви. Барыня вышла, обернулась и еще разъ ласково кивнула Антошѣ.
   Первымъ побужденіемъ Антоши было спрыгнуть съ конки и побѣжать за барыней, но она все-таки осталась на мѣстѣ. Обернувшись, она увидѣла, что мальчикъ продолжаетъ восхищенно смотрѣть на нее и на Муму своими темными серьезными глазами. Муму, повидимому, совершенно примирился со своимъ сосѣдомъ и если бы не ѣзда, непріятно волновавшая его, онъ бы непремѣнно лизнулъ руку, которую тотъ началъ робко протягивать къ его мордочкѣ.
   -- Вы тоже на желѣзную дорогу? -- спросила Антоша мальчика.
   -- Нѣтъ, милая барышня,-- сказала старушка, сидѣвшая рядомъ съ мальчикомъ, намъ пересадка на Старо-Орловскую.
   Говоря это, она повернулась къ Антошѣ и та увидѣла большой темный выпуклый глазъ, другой былъ завязанъ черной лентой и изъ подъ нея спускалась на носъ бѣлая тряпочка. Муму рванулся и стадъ лаять, старушка съ повязкой на глазу видимо ему не понравилась.
   Въ это время, хватаясь за вертикальные столбы, поддерживающіе крышу открытаго вагона, кондукторъ проходилъ мимо Антоши.
   -- Можно съ моей пересадкой на Старо-Орловскую?-- спросила она.
   -- Можно.
   Мальчикъ взглянулъ на нее и все его личико освѣтилось ярко-болѣзненной улыбкой. Такъ улыбаются очень смышленныя дѣти, у которыхъ черезчуръ напряженно работаетъ нервная система.
   -- Я поѣду съ вами,-- сказала ему Антоша.
   Мальчикъ вспыхнулъ, отвернулся и быстро дернулъ за рукакъ старушку.
   -- Бабушка,-- сказалъ онъ, указывая на Антошу пальцемъ,-- она поѣдетъ къ намъ въ гости.
   Бабушка повернула къ Антошѣ лицо, оно улыбалось, и здоровый глазъ ея тоже улыбался.
   -- Глупенькій,-- сказала она и погладила внуку колѣно своей полной, бѣлой рукой безъ перчатки. Мальчикъ конфузливо улыбнулся.
   Конка замедлила ходъ и, наконецъ, совсѣмъ остановилась, здѣсь предстояла пересадка. Антоша быстро выскочила и помогла бабушкѣ сойти на землю.
   -- Благодарю васъ, добрая барышня,-- сказала старушка.
   Они всѣ трое усѣлись на одну скамью въ кіоскѣ. Муму, обрадованный, что его не держатъ силой на колѣняхъ, сталъ неистово бѣгать и лаять, заигрывая со своей госпожей. Антоша притихла, она украдкой посматривала на бабушку и все хотѣла представить себѣ, какой у нея тотъ глазъ, на которомъ висѣла бѣленькая тряпочка, и болитъ ли онъ, а если болитъ, то какъ. Послышался звукъ рожка, бабушка тяжело поднялась со скамьи и съ тревогой спросила:
   -- Какой флагъ, Сая, зеленый или красный?
   Флагъ былъ красный и они поторопились сѣсть. Антоша поймала Муму, передала его мальчику, а сама повела бабушку.
   -- Богъ да благословитъ васъ, добрая барышня,-- шептала старушка.
   Когда всѣ усѣлись, бабушка повернула къ Антошѣ свой здоровый глазъ и проговорила нараспѣвъ:
   -- Отецъ и мать радуются, глядя на васъ, милая барышня.
   -- У меня нѣтъ ни отца, ни матери,-- отвѣчала Антоша и ей вдругъ стало грустно.-- Она вспомнила свою бабушку, которая лежала долго разбитая параличомъ и, наконецъ, умерла; а старушка, покачавши головой, спросила:
   -- Кто-же научилъ васъ, милая барышня, быть доброй и ласковой къ бѣдной старой еврейкѣ?
   Антоша встрепенулась. Тамъ, гдѣ она жила до сихъ поръ, никогда не возникало даже разговоровъ о томъ, кого можно любить, а кого нельзя. Ей на-дняхъ исполнилось семнадцать лѣтъ. Отношеніе всей деревни къ ней можно было формулировать нѣсколькими словами: "наша добрая маленькая барышня", и она была добра, не задаваясь никакими соображеніями. За словомъ еврей для нея не возникало никакихъ представленій. Она помнила изъ Священной исторіи, что Киръ, царь персидскій, покорилъ царство Вавилонское и, согласно пророчеству, далъ Іудеямъ свободу; а почему Іудеи, которымъ была дана свобода при Кирѣ, до сихъ поръ не получили ея, объ этомъ она никогда ничего не слыхала, а главное ничего никогда и не думала. Эта старая еврейская бабушка привлекла ея вниманіе потому, что была стара и безпомощна, а можетъ быть еще и потому, что Антоша чувствовала потребность въ болѣе живыхъ и теплыхъ отношеніяхъ, чѣмъ какія господствовали въ домѣ ея тетки. Мальчикъ былъ такой хорошенькій и ея Муму такъ сильно интересовался имъ, что между ними тотчасъ образовалась внутренняя связь. Слова бабушки привели ее въ полное недоумѣніе. Тонъ, какимъ были сказаны эти слова, и этотъ грустный, одинокій глазъ, устремленный на нее, все это взволновало Антошу. Ей захотѣлось сказать этой бабушкѣ что нибудь очень утѣшительное, но пока она соображала, недоумѣвая и краснѣя, бабушка засуетилась, вскочила и начала кричать:
   -- Господинъ кондукторъ, господинъ кондукторъ, намъ вставать здѣсь, здѣсь нашъ переулокъ!
   Кондукторъ просвистѣлъ, и конка остановилась. Со стороны, гдѣ сидѣла Антоша, проходила другая конка, и бабушка устремилась на противоположный конецъ. Антоша не успѣла опомняться, какъ услышала пронзительный крикъ нальчика и увидала, что старушка лежитъ распростертая на землѣ. Она быстро соскочила съ конки и бросилась къ упавшей. Кондукторъ грубо кричалъ:
   -- Если сами не можете, то попросили-бы, я помогу, только одно несчастье съ вами, намъ за это достается.
   Послышался грубый смѣхъ, и чей-то мальчишескій голосъ произнесъ:
   -- Старая жидовка рухнуласъ.
   Антоша съ помощью кондуктора подняла старую жидовку, которая, какъ видно, не такъ перепугалась за себя, какъ за своего внука. Тотъ, засунувъ два пальца въ ротъ, громко ревѣлъ. Несмотря на свой завязанный глазъ и на боль въ колѣняхъ отъ ушиба, она съ необыкновенной быстротой схватила мальчика за руку и оттащила отъ конки. Руки ея дрожали, губы посинѣли, и она не могла выговорить ни одного слова.
   -- Вы около нея останетесь?-- обратился кондукторъ къ Антошѣ и, получивъ утвердительный отвѣтъ, побѣжалъ къ конкѣ, давая знать пронзительнымъ свистомъ, что ничего страшнаго со старушкой не случилось и конка можетъ благополучно продолжать свой путь.
   -- Что съ тобой, что съ тобой,-- волновалась бабушка, ты ушибся, чего плачешь?
   Мальчикъ схватился за рукавъ ея и не могъ ничего выговорить.
   -- Всегда съ нимъ такъ. Когда онъ сильно испугается, не можетъ говорить,-- обратилась старуха къ Антошѣ.
   -- Онъ не упалъ, бабушка,-- утѣшала ее Антоша,-- я видѣла, что онъ не упалъ.
   -- Такъ чего же плакать -- протянула она,-- ничего не случилось, ну, я старая, ну, я хотѣла встать, а ноги не послушались, ну я и упала, чего плакать? Онъ такой жалостливый,-- добавила она въ его оправданіе.
   Мальчикъ взглянулъ на Антошу и сквозь слезы улыбнулся.
   Антоша вынула свой носовой платовъ и тщательно обтерла Ему личико.
   -- Ничего не зашибъ? ничего не болитъ? -- допрашивала его бабушка.
   Мальчикъ качалъ головой и, увидѣвъ, что Муму стремится подпрыгнуть какъ можно выше, къ рукамъ Антоши, онъ расхохотался и, указывая на него пальцемъ, проговорилъ:
   -- Точно резнновый мячикъ.
   -- Вотъ и засмѣялся,-- сказала бабушка, вотъ и хорошо.
   Антоша поймала Муму и подала его ребенку, но Муму такъ опротивѣло сидѣть на конкѣ, что онъ вырвался изъ рукъ и забѣгалъ вокругъ нихъ, какъ бы желая показать имъ, что именно этоѵото только ему и не доставало. Тутъ Антоша замѣтила, что все темное платье бабушки было въ пыли, даже на лицѣ и на бѣленькой тряпочкѣ, закрывавшей глазъ, лежалъ слой пыли. Она опять вынула платокъ и хотѣла начать обчищать бабушку, но та воспротивилась.
   -- Нѣтъ, милая барышня, нѣтъ, зачѣмъ вамъ пачкаться отъ меня, я ужъ какъ нибудь домой дойду, тамъ, дома, у меня слуга есть, она меня почиститъ, а вы поѣзжайте, не пропустите конку, сядьте скорѣе и поѣзжайте; вы добрая, хорошая барышня и благословеніе Господне будетъ надъ вами.
   Антоша не двигалась съ мѣста. Въ это время послышалась труба конки. Неужели ей оставить тутъ эту бѣдную бабушку съ этимъ хорошенькимъ мальчикомъ? Что-то приковывало и тянуло ее къ нимъ.
   -- Я васъ провожу до вашего дома,-- сказала она робкимъ голосомъ.
   -- Господь васъ наградитъ; слышишь, Сая, барышня проводить насъ до дому.-- Она подняла на Антошу свой здоровый глазъ и той показалось, что въ немъ дрожала слеза. Мальчикъ бѣжалъ впередъ, повидимому, совершенно довольный тѣмъ, что ему не нужно вести бабушку. Муму съ лаемъ то бѣжалъ впереди нихъ, то возвращался назадъ. Ангоша взяла бабушку за руку и хотѣла ее вести. Тутъ оказалось, что бабушка потеряла свою палку; она даже хорошо не помнила, на конкѣ ли она ее оставила, или можетъ быть забыла у профессора-окулиста, который лечилъ ея глаза. До конки ее проводилъ знакомый, и она рѣшительно не могла сказать, была ли съ нею палка. На пересадкѣ ей помогала Антоша. Оказалось, что она еле могла идти безъ посторонней помощи, и Антоша должна была обхватить ее за плечи и такимъ образомъ провести до самаго ея дома. Домъ или, лучше сказать, дворъ, въ которомъ жила бабушка, находился въ узкомъ грязномъ переулкѣ и былъ сплошь заваленъ углемъ, антрацитомъ и строительнымъ матерьяломъ. Въ глубинѣ этого двора, въ покосившемся флигелѣ, и жила бабушка.
   Богда Антоша остановилась около порога, старушка повернулась къ ней. Лицо ея было потно и красно отъ того напряженія, какое причиняла ей ходьба безъ палки, и она сказала прерывающимся отъ усталости голосомъ:
   -- Войдите ко мнѣ, и съ вами войдетъ счастье въ мой домъ, моя свѣтлая барышня.
   Антоша вступила въ темную, загроможденную сундуками, комнату. На нее пахнуло чѣмъ то съѣдобнымъ, но чѣмъ, она не могла сразу опредѣлить. Слѣдующая комната была большая, свѣтлая, даже довольно нарядная и уютная. На диванѣ около окна, поджавъ подъ себя ноги, сидѣла маленькая дѣвочка; она такъ была углублена въ какое то занятіе, что не замѣтила входившихъ, но мальчикъ, остановившійся за дверьми съ Муму, влетѣлъ въ комнату, и дѣвочка быстро спрыгнула съ дивана.
   -- Гдѣ ты, Сая, взялъ собачку? -- закричала она.
   Увидѣвъ незнакомую даму, она вдругъ смолкла, сложила руки и сдѣлала глубокій книксенъ, такой важный и граціозный, точно она присѣдала передъ принцессой. Когда она подняла голову, личико ея было совершенно серьезно, и только въ темно-синихъ глазахъ, какъ будто, порхало что то задорное,
   -- Учитель ее училъ кланяться,-- сказала бабушка, съ гордостью глядя на свою внучку.-- Мальчикъ подбѣжалъ и сталъ просить Антошу позволить поиграть съ Муму на дворѣ. Антоша проводила ихъ всѣхъ трехъ за двери и вернулась къ бабушкѣ. Старушка была въ другой комнатѣ. Черезъ минуту она вынесла на тарелкѣ миндальный пряникъ, рюмку вина, и поставивъ передъ Антошей, попросила ее не побрезгать и откушать.
   Онѣ сѣли на диванъ, Аятоша спиною къ двери, а бабушка лицомъ, и нѣкоторое время молча смотрѣли другъ на друга. Бабушка сняла повязку. Покраснѣвшій, распухшій глазъ съ сильно расширеннымъ зрачкомъ, казалось, смотрѣлъ, ничего не видя, и составлялъ странный контрастъ съ другимъ глазомъ, полнымъ еще блеска и силы.
   -- У васъ нѣтъ ни отца, ни матери; у кого же вы теперь живете? -- спросила она Антошу ласково.
   Антоша отвѣчала, что нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ ее привезли въ теткѣ, которую она никогда прежде не знала, потому что жила у бабушки очень далеко, и бабушка ея умерла.
   -- Вамъ хорошо было у бабушки? -- спросила старушка.
   -- Хорошо,-- сказалъ Антоша, и что то дрогнуло въ ея лицѣ при этихъ словахъ.
   -- Бабушка много для васъ дѣлала, а я вотъ ничего не могу сдѣлать для своихъ внучатъ,-- заговорила старуха торопливо.-- Ихъ привезли ко мнѣ послѣ смерти ихъ отца, и я ничего не могу для нихъ сдѣлать... Я бѣдная, совсѣмъ бѣдная, а онъ былъ образованный, онъ былъ докторъ, очень хорошій докторъ, и всѣ въ городѣ знали его и всѣ его любили. Ему было хорошо и намъ всѣмъ было хорошо. Онъ ничего не собралъ, потому что помогалъ и чужимъ, и своимъ, онъ всѣмъ помогалъ. Онъ не думалъ, милая барышня, что онъ умретъ и оставитъ дѣтей нищими, ему некогда было думать объ этомъ. Онъ одной рукой бралъ заработанныя деньги, а другой отдавалъ тѣмъ, кто не могъ работать, кто просилъ его о помощи.
   И Богъ любилъ его, жена ему попалась хорошая, дѣти у него хорошіе, братъ младшій хорошій, охъ, какой хорошій. Онъ, покойникъ, всю семью поставилъ на ноги, и вся семья хорошая, но онъ одинъ былъ работникъ на всѣхъ насъ и вотъ онъ умеръ, умеръ, моя хорошая барышня, умеръ.-- Старуха положила свою руку на колѣно Антоши и качала своей посѣдѣвшей головой.
   -- И когда онъ умиралъ,-- опять начала она,-- я не могла поѣхать къ нему, я лежала больная и не могла поѣхать къ нему. Онъ былъ мой первенецъ, онъ держалъ всѣхъ насъ на этомъ свѣтѣ, и я не могла поѣхать принять отъ него послѣдняго его слова, не могла закрыть ему глазъ; и онъ говорилъ всѣмъ, кто стоялъ около него: -- Скажите матери, что я думалъ о ней въ мою послѣднюю минуту, скажите ей, пусть она не плачетъ обо мнѣ и не убивается, мнѣ не страшно умирать, я исполнялъ волю Бога на землѣ, я помогалъ, а люди пустъ помогутъ моимъ дѣтямъ, чтобы и дѣти могли дѣлать добро на этомъ свѣтѣ. Я плакала и молила Бога, чтобы Богъ оставилъ моего сына и взялъ меня, старуху, день и ночь молила я Его. Но видно не намъ звать, какъ лучше должно быть. И вотъ, когда я молилась всю ночь, я получила телеграмму: сыну моему лучше, есть надежда. Я роздала все, все, что у меня было, что я накопила по грошу за много лѣтъ, все роздала нищимъ, а черезъ день пришла телеграмма, что онъ умеръ...
   Старуха стала плакать тихо, горько, со стонами и причитаньями.
   Антоша уронила голову на плечо старушки и громко, по-дѣтски, заплакала.
   -- Вамъ жаль меня, добрая барышня,-- говорила старушка, поднимая голову и глядя на нее затуманенными отъ слезъ глазами,-- и какъ подумаю я, что никогда не войдетъ онъ въ эту дверь и не скажетъ: вотъ и я пріѣхалъ къ тебѣ, liebe Muterchen... Что бы съ нимъ ни случилось, гдѣ бы ни былъ онъ, всегда пріѣдетъ на пасху, чтобы и мнѣ былъ настоящій праздникъ, какъ и всѣмъ. И нѣтъ его теперь, нѣтъ, свѣтлая барышня, и никогда мои глаза не увидятъ его, и никогда уши мои не услышатъ его...
   Дверь съ шумомъ отворилась, и дѣти, сопровождаемыя громкимъ лаемъ Муму, влетѣли въ комнату. Увидавъ бабушку и гостью плачущими, мальчикъ подошелъ къ старушкѣ, обхватилъ ея шею руками и сталъ что-то шептать ей на ухо.
   -- Не буду, не буду,-- сказала она, взяла платокъ и приложила его къ своему больному глазу.
   Когда мальчикъ отошелъ, она нагнулась къ Антошѣ и пояснила, что Сая напомнилъ ей слова профессора. Онъ приказалъ ему не позволять ей плакатъ, иначе глазъ никогда не перестанетъ болѣть.
   -- Хорошій мальчикъ, добрый мальчикъ, совсѣмъ какъ его отецъ.
   Какіе-то люди пришли со двора и стали звать зачѣмъ то бабушку. Она засуетилась, завязала глазъ и вышла.
   Дѣвочка, стоявшая все время поодалъ, подошла къ Антошѣ, положила ей руки на колѣни, и сказала:
   -- Я умѣю читать.
   -- Сколько же тебѣ лѣтъ?
   -- Мнѣ пять лѣтъ,-- отвѣчала она,-- а вотъ ему, Саѣ, семь лѣтъ; онъ на два года старше меня. Сая любитъ въ гнѣздѣ сидѣть, а я не люблю.
   -- Какъ въ гнѣздѣ сидѣть? -- спросила Антоша и невольно расхохоталась.
   -- Вонъ его гнѣздо,-- проговорила дѣвочка и, обернувшись, указала пальцемъ.
   Антоша быстро вскочила и подошла къ тому мѣсту, куда указывала дѣвочка. Въ углу, между диванчикомъ и стѣной, былъ опрокинутъ деревянный ящикъ, наполненный соломой, переложенной тонкими хворостинками, на подобіе того, какъ укладываются птичьи гнѣзда. Въ глубинѣ, на тонкомъ слоѣ ваты, лежали деревянныя красныя яички.
   -- И яички, есть -- замѣтила Антоша.
   Но едва она успѣла произнести эти слова, какъ мальчикъ кинулся на дѣвочку и между ними произошла свалка.
   -- Ты опять, ты опять! -- кричалъ онъ въ изступленіи.
   Дѣвочка вцѣпилась ему въ волосы и неизвѣстно, чѣмъ бы кончилась эта драка, если бы на порогѣ не появилась бабушка. Она схватила внука, Антоша дѣвочку, и такимъ-образомъ имъ удалось растащить ихъ. Мальчикъ былъ красенъ, взволнованъ; дѣвочка, напротивъ, совершенно блѣдная, съ трясущейся челюстью.
   -- Она опять положила яйца въ гнѣздо,-- говорилъ Сая, волнуясь и заикаясь,-- она все мнѣ нарочно, все нарочно!
   -- Не я, совсѣмъ не я,-- оправдывалась дѣвочка.
   -- Не лги, Соничка,-- протестовала бабушка,-- не лги. Кто можетъ сдѣлать это? Никто этого не сдѣлаетъ, кромѣ тебя. Онъ никого не обижаетъ, зачѣмъ же ты всегда обижаешь его?
   -- Это она, бабушка, она,-- твердилъ Сая, все еще красный и взволнованный.
   Соничка взглянула на Антошу, потомъ подняла свой коротенькій носикъ кверху, и проговорила:
   -- Зачѣмъ же онъ дѣлаетъ гнѣзда? въ гнѣздахъ должны быть яйца.
   -- Самцы не сидятъ на яйцахъ! -- воскликнулъ онъ;-- самцы дѣлаютъ гнѣзда, а на яйцахъ никогда не сидятъ, сидятъ самки.
   -- Ты же сидишь,-- сказала Соничка.
   -- Всегда такъ, всегда,-- начала бабушка, обращаясь къ Антошѣ.-- Онъ цѣлый день себѣ занимается, то строитъ что нибудь, то возьметъ книжку, читаетъ, то поетъ въ гнѣздѣ,такой добрый, такой терпѣливый, а она ничего этого не любитъ. Стыдно, Соничка, стыдно.
   Соничка взглянула изъподлобья на Антошу, надулась, отошла и сѣла въ уголъ.
   Повидимому, она оставалась совершенно равнодушной ко всѣмъ добродѣтелямъ своего брата.
   -- Помирись съ Саей,-- сказала бабушка,-- ну, помирись же; папа не любилъ, когда вы ссорились, и вамъ не нужно ссориться,
   Сая подошелъ къ Соничкѣ, но та отвернулась и не хотѣла съ нимъ мириться.
   -- Всегда, всегда такъ,-- прошептала бабушка и качала своей сѣдой головой.
   Когда Антоша возвращалась на конкѣ домой, она чувствовала себя возбужденной и, не переставая, думала о своемъ новомъ знакомствѣ, о бабушкѣ, которая убивается по сынѣ, о дѣтяхъ. Мальчикъ провожалъ ее и всю дорогу, краснѣя и волнуясь, отвѣчалъ на ея вопросы. У него есть мать, но она очень заболѣла и ее послали къ роднымъ въ Одессу. Папа жилъ въ Житомірѣ.
   Когда она садилась, онъ поймалъ Муму и, подавая его Антошѣ, спросилъ, прядетъ ли она опять къ намъ со своею собачкой. Антоша обѣщалась непремѣнно придти, хотя бабушка и не приглашала ее.
  

II.

  
   Прошло нѣсколько дней. Раиса Ѳедоровна рѣшила не дѣлать на дому операціи. Здѣсь ей не дадутъ покоя и она условилась съ профессоромъ поступить къ нему въ его частную лечебницу. Завтра былъ день, въ который она должна была лечь.
   Антоша каждый денъ отправлялась куда то на конкѣ тайкомъ и дѣлала это такъ, что никто не могъ подстеречь ее. Ваня провалился на экзаменѣ; садовникъ не приходилъ. Все это волновало и раздражало Раису Ѳедоровну. Алексѣй Алексѣевичъ принималъ весь домъ подъ свое начальство. Онъ имѣлъ очень озабоченный, видъ и безпрестанно твердилъ о томъ, что и по службѣ ему дѣлъ не обобраться, а тутъ приходится еще возиться съ этими двумя взбалмошными ребятами.
   Когда въ этотъ послѣдній день передъ операціей всѣ собрались за обѣдомъ, онъ обратился къ матери и полушутя, полусерьезно проговорилъ:
   -- Знаешь, мама, какъ только я приму бразды правленія въ своя руки, первое, что я сдѣлаю, это не позволю Антошѣ носить утки.
   Ваяя фыркнулъ и чуть не подавился кушаньемъ. Антоша вспыхнула.
   -- Я не только не ношу никакихъ утокъ,-- сказала она,-- но съ тѣхъ поръ, какъ я пріѣхала сюда, я не видала даже ни одной утки.
   -- Ты не видала утокъ, а носишь ихъ,-- сказалъ Алеша совершенно серьезно.
   Ваня на этотъ разѣ не выдержалъ и громко расхохотался.
   -- Тетя! -- обратилась Антоша къ Раисѣ Ѳедоровнѣ и вся побагровѣла отъ досады.-- Скажите ему, чтобы онъ обращался со мною какъ слѣдуетъ, мнѣ уже исполнилось семнадцать лѣтъ.
   -- Алеша съ тобой шутитъ, а ты не понимаешь,-- пропищала тетя съ видомъ жертвы.
   -- Я не понимаю такихъ шутовъ.
   -- Утки, моя милая кузина,-- началъ Алеша, растягивая каждое слово и видимо любуясь собой,-- утки, это суть ботинки съ резинками, которыя вы изволите носить.
   -- А почему нельзя носить ботинокъ съ резинками? -- спросила она -- у Мины Густавовны тоже ботинки съ резинками.
   -- И вы носите утки? -- спросилъ Алеша и поднялъ своя красивыя брови.
   Всѣ расхохотались.
   -- И я ношу утки,-- проговорила Мина Густавовна, краснѣя.
   -- Я бы никогда не могъ полюбить женщину, которая носитъ утки.
   -- Слава Богу, что мы съ вами въ уткахъ,-- сказала Антоша такимъ тономъ, что Алеша вскинулъ на нее глазами и точно въ первый разъ увидалъ ее. Онъ вдругъ притихъ и съ удивленіемъ сталъ ее разглядывать. "Неужели это она, Антошка, имѣетъ такой гордый, благородный видъ? Откуда взялась у нея подобная физіономія? Онъ никогда не замѣчалъ и не подозрѣвалъ, что въ этомъ лицѣ, съ красивымъ, слегка изогнутымъ носомъ и большими выпуклыми глазами, можетъ проявиться столько гордости и сознанія собственнаго достоинства. Она смотрѣла на него въ упоръ. Она, дѣйствительно, искренно-радовалась, что она носятъ утки и что этотъ противный Алеша не полюбилъ ее. Все это вмѣстѣ взволновало и поразило ея кузена. До сихъ поръ онъ не удостаивалъ даже серьезно присмотрѣться къ ней. Ее привезли молоденькою, совершенно дикой, худой и скучающей дѣвочкой, и онъ почти не замѣчалъ ее.
   Зима эта была настоящимъ для него тріумфомъ. Всѣ барышни города были отъ него безъ ума и даже дочь губернатора, красивая, вертлявая дѣвица, показывала ему особенное вниманіе. Онъ съ гордостью мысленно пріобщилъ ее къ двадцати пяти своимъ поклонницамъ, и вдругъ эта глупая Антошка осмѣливается радоваться, что утки помѣшаютъ ему влюбиться въ нее.
   Онъ такъ долго ее разсматривалъ, что Мина Густавовна наконецъ сказала:
   -- Алексѣй Алексѣевичъ смотритъ на васъ такъ, какъ будто васъ никогда прежде не видѣлъ.
   Алеша принялъ серьезный видъ и сказалъ:
   -- Нѣтъ, конечно, я шучу, но, все же, кузина, вамъ нужно носить ботинки на пуговкахъ, какъ подобаетъ молодой, благовоспитанной дѣвицѣ.
   -- Мина Густавовна носитъ утки, и я хочу утки носить,-- возразила Антоша невозмутимо.
   Алеша ничего не отвѣтилъ. Онъ былъ слишкомъ хорошо воспитавъ, чтобы тутъ, за столомъ, объяснять, почему Минѣ Густавовнѣ можно носить утки, а ей, Антошѣ, нельзя.
   Послѣ обѣда онъ подошелъ къ Антошѣ и тихонько сталъ объяснять ей разницу между ею и Миной Густавовной.
   Антоша слушала съ недоумѣніемъ.
   Понятія ея объ общественной іерархіи были чрезвычайно сбивчивы. Вмѣсто того, чтобы проникнуться своимъ превосходствомъ надъ нѣмочкой, ей еще сильнѣе захотѣлось раздѣлить съ нею насмѣшки кузена. Алеша увлекся своей ролью мужъ готовъ былъ прочесть цѣлую лекцію, какъ вдругъ Антоша вскочила и убѣжала на балконъ. Онъ послѣдовалъ за нею, сердясь на себя за то, что помимо своей воли находитъ ее очень интересной, а главное, начинаетъ чувствовать неопреодолимое желаніе понравиться ей.
   На балконѣ Ваня спорилъ съ Миной Густавовной. Это былъ высокій, тонкій мальчикъ съ длинными руками и ногами. Теперь онъ находился въ періодѣ физическаго разлада и умственной раздражительности. Съ Антошей у него постоянно происходили столкновенія изъ-за различныхъ пустяковъ. Антоша, поселившись у тетки, очень скоро пришла къ заключенію, что всѣ молодые люди противные, а мальчики противны и вдобавокъ еще грубы.
   -- Конечно,-- говорилъ Ваня, заложивъ руки въ карманы и выпячивая свои пунцовыя губы,-- разъ онъ жидъ, онъ обязавъ помогать христіанину.
   Антоша навострила уши.
   -- Во-первыхъ, почему жидъ, а не еврей, а потомъ, по чему онъ обязанъ помогать? -- спрашивала Мина Густавовна.
   -- Еще евреемъ называть,-- протянулъ Ваня,-- жидъ короче и больше идетъ къ нимъ. Если жида сажаютъ вмѣстѣ съ нами, онъ долженъ считать это за большую честь, и потому долженъ помогать вамъ.
   -- Совершенно гимназическая логика,-- вмѣшался Алеша, а по моему унизительно пользоваться услугами и помощью жида, котораго ты презираешь.
   -- Жиды всегда долбятъ все, что задаютъ, они такіе противные долбешки. Терпѣть не могу жидовъ. Вонъ идетъ старая жидовка! -- закричалъ Ваня и, перегнувшись черезъ перила балкона, плюнулъ на голову проходившей женщинѣ. Антоша дико взвизгнула, подскочила въ Ванѣ и отвѣсила ему звонкую пощечину.
   -- Боже мой, она бьетъ моего сына! -- раздался отчаянный вопль Раисы Ѳедоровны; и прежде чѣмъ всѣ успѣли опомниться и успокоить плачущую мать, Антоша уже сидѣла на конкѣ и вся красная, взволнованная, мчалась на Старо-Орловскую улицу. Нѣсколько дней подърядъ она бродила въ этихъ мѣстахъ, напрасно желая отыскать тотъ дворъ, гдѣ жила бабушка съ внучатами. Она такъ упорно думала о бѣдной женщинѣ, что всякая старушка напоминала ей ее. Когда Ваня плюнулъ на голову какой то проходившей нищенкѣ, Антоша возмутилась до глубины души, и хотя она не видѣла, кто проходилъ подъ балкономъ и попалъ ли даже плевокъ на чью нибудь голову, она стихійно возмутилась этой выходкой, и ее опять неудержимо потянуло во дворъ, загроможденный углемъ и строительнымъ матерьяломъ. Ей смутно чувствовалось, что въ лицѣ проходившей старушки оскорблены всѣ бѣдныя старухи, и что она должна увидѣть бабушку и выказать ей какъ можно больше любви и участія.
   Проходивъ цѣлый часъ по разнымъ переулкамъ, впадающимъ въ главную улицу, на которой шла конка, она почтя уже отчаялась отыскать знакомый дворъ, когда вдругъ увидала на противоположной сторонѣ вывѣску: "Складъ угля, антрацита и лѣсного матерьяла". Антоша перебѣжала улицу и съ радостью убѣдилась, что дѣйствительно это дворъ, гдѣ живетъ бабушка. Тотчасъ у воротъ находилась сторожка съ надписью: "Контора", а по другую сторону длинный сарай, около него цѣлыя горы угля я антрацята, досокъ и бревенъ, и, наконецъ, въ самой глубинѣ покосившійся флигелекъ. Навстрѣчу ей бѣжали дѣти, они узнали ее и очень обрадовалис." Антоша расцѣловала ихъ и спросила, дома ли бабушка. "Дома, дома" закричали они. Антоша вошла въ сѣни. Изъ большой комнаты доносились звуки музыки. Бабушка сидѣла на диванѣ я, завидѣвъ Антошу, ласково кивнула ей головой и сдѣлала знакъ, чтобы та не мѣшала играющему.
   Посреди комнаты, спиной къ дверямъ, стоялъ высокій, тонкій человѣкъ съ курчавой головой и игралъ на скрипкѣ. Антоша примостилась на крайнемъ стулѣ у дверей и вся превратилась въ слухъ.
   Чѣмъ то далекимъ и роднымъ повѣяло на нее. Ей припомнился ихъ тѣнистый, деревенскій садъ; вечеръ; она сидитъ на берегу пруда со своей старой гувернанткой; весь день была она въ какомъ то возбужденно тревожномъ состояніи. Она смотритъ на зеркальную поверхность воды, ей хорошо и грустно въ одно и то же время. Вдругъ изъ-за горы доносятся звуки. Это ихъ деревенскій артистъ Левко играетъ на своей сопѣлкѣ. Незатѣйлива была та мелодія, но она говорила о чемъ-то ея сердцу, ей захотѣлось бѣжать въ гору, увидѣть того, кто игралъ, и она кинулась на грудь своей гувернанткѣ и стала хохотать. Вотъ опять она слышитъ музыку, но это не то, не то, это не сопѣлка пастуха. Эти нѣжные, гармоническіе звуки властно идутъ въ ея душу. Она затрепетала подъ наплывомъ сложныхъ чувствъ и ей ужъ не хочется смѣяться. Что говорятъ они, эти звуки, куда зовутъ ее, что обѣщаютъ?.. Она посмотрѣла на бабушку: та качала въ тактъ головой и видимо дѣлала надъ собою усилія, чтобы не заплакать. Эти звуки вѣрно говорили ей о смерти ея сына, о дѣтяхъ, оставшихся на ея попеченіи, и о томъ, что она ничего для нихъ не можетъ сдѣлать. Антоша вспомнила свою бабушку. Когда пѣли надъ ея трупомъ печальныя молитвы, она плакала навзрыдъ, потомъ старая гувернантка не захотѣла ѣхать къ теткѣ, и она осталась одна. Бабушка тоже осиротѣла, надъ ея сыномъ тоже пѣли печальныя, за душу хватающія, пѣсни, а бабушка лежала больная и не могла проститься съ нимъ, бабушка не видѣла, какъ онъ сдѣлался блѣднымъ, блѣднымъ, точно изъ воска, какъ похолодѣли его руки и какъ неподвижны стали его уста. А она, Антоша, все это видѣла, она всѣмъ существомъ своимъ почувствовала неумолимость смерти. Но въ томъ, что она все это видѣла я чувствовала, казалось, было какое то успокоеніе, а бабушка не имѣла этого успокоенія, и ей стало жаль бабушку, до боли, до страданія жаль. Она тихонько пересѣла на диванъ и вложила свою руку въ руки бабушки, а онъ все игралъ. Щеки ея покрылись яркимъ румянцемъ и глаза подернулись влагой.
   Музыкантъ кончилъ, наконецъ, и повернулся къ нимъ.
   Антоша сидѣла неподвижно и смотрѣла на него сіяющимя глазами. Онъ неловко поклонялся и уронилъ смычокъ. Она быстро вскочила и прежде, чѣмъ тотъ успѣлъ нагнуться, подняла его и подала. Онъ что то пробормоталъ совершенно переконфуженный.
   -- Мой сынъ,-- сказала бабушка.
   Молодой человѣкъ опять поклонился. Антоша кивнула головой и вдругъ почувствовала, что эта комната стала ей необыкновенно дорога, такъ же дорога, какъ все то, что окружало ея умершую бабушку; нѣтъ, даже дороже: тамъ не было этого тонкаго юноши, который разбудилъ въ ея душѣ столько сладкихъ и горькихъ воспоминаній.
   У него были густые черные курчавые волосы, темные совершенно еврейскіе глаза и очень красивый, выдающійся впередъ подбородокъ. Маленькіе усы еще не успѣли закрыть его выразительный ротъ. Онъ былъ настоящій еврей и принадлежалъ къ тому типу, который быстро утрачиваетъ юношескую свѣжесть. Мать говорила ему о томъ, какъ добра была Антоша, и въ эти нѣсколько дней его воображеніе много разъ рисовало ее, но всегда не такой, какой онъ ее увидѣлъ. Была ли она лучше, или хуже, онъ не задавалъ себѣ этого вопроса, но ему хотѣлось смотрѣть и смотрѣть на нее безъ конца. Что заставило ее придти сюда, въ это жилище скорби и плача? Здѣсь все было пропитано для него горечью утраты. Здѣсь оплакивалъ онъ свою артистическую карьеру. Онъ долженъ былъ оставить московскую консерваторію, потому что нечѣмъ было жить и платить за право ученья. Ему казалось, что со времени смерти брата ни одинъ свѣтлый лучъ не проникалъ въ этотъ покосившійся флигель, и на всемъ лежала черная пыль отъ каменнаго угля. Эта пыль засыпала всѣ его надежды, всѣ его мечты. Цѣлые дни бродилъ онъ, отыскивая себѣ какое нибудь занятіе, и только вечеромъ, когда онъ приходилъ уставшій и съ отчаяніемъ въ душѣ, ему можно было поиграть на скрипкѣ, и онъ выливалъ въ ней всѣ свои муки, все свое отчаянье, всѣ свои разбитыя надежды.
   Антоша со своими свѣтлыми волосами, окружавшими ея голову, подобно ореолу, съ восторгомъ который свѣтился въ ея глазахъ и озарялъ ея лицо, показалась ему какимъ то сномъ, какимъ то видѣніемъ. Что со привело сюда?
   И такъ какъ оба молодые люди ничего не говорили, бабушка стала говорить за нихъ.
   -- Вы опять отыскали насъ, милая барышня, не побрезгали заглянуть въ наше бѣдное жилище. Хорошо играетъ онъ, правда, хорошо?
   -- Да, хорошо,-- проговорила Антоша и покраснѣла. Матово-блѣдное лицо скрипача тоже заалѣло.
   -- Учиться нужно ему, а учиться не на что; когда жилъ братъ, онъ хотѣлъ дослать его заграницу къ самому лучшему скрипачу, а теперь, кто дастъ ему возможность идти дальше! Всѣ мы остались теперь бѣдными и несчастными.
   Пока она говорила, сынъ подошелъ въ ней и, положивъ свою руку ей на плечо, сказалъ:
   -- Не надо, матушка, не надо.
   Онъ прибавилъ вполголоса нѣсколько словъ, которымъ Антоша не поняла, но старушка поправила косынку на шеѣ и старалась весело смотрѣть на Антошу.
   -- У кого вы живете? -- спросила она.
   Антоша отвѣтила, что она живетъ у тетки к назвала ея фамилію.
   -- Это вашъ братъ служитъ у губернатора, Алексѣй Алексѣевичъ? -- спросилъ юноша.
   -- Да, это мой двоюродный братъ, а вы его знаете?
   Онъ вспыхнулъ и, нѣсколько минутъ пристально вглядываясь въ Антошу, проговорилъ:
   -- Вы вѣрно не похожи на вашего брата.
   -- Да, я не похожа на своего брата. Антошѣ вдругъ показалось, что онъ скажетъ многое, очень многое скажетъ ей o ея кузенѣ, и все, что онъ можетъ сказать, ей непріятно будетъ услышать.
   Лицо музыканта было почти сурово. Онъ могъ ей сказать, что ненавидитъ Алексѣя Алексѣевича всѣми силами души своей. Онъ зналъ, что Алексѣй Алексѣевичъ всегда съ непоколебимымъ упорствомъ вредитъ евреямъ. Несмотря на то, что онъ еще такъ недавно пріѣхалъ въ этотъ городъ, онъ уже чувствовалъ надъ собою тяжелую руку Алексѣя Алексѣевича и какъ будто тѣнь отъ этого врага падала на эту дѣвушку, которая такъ просто, довѣрчиво сидѣла тутъ и съ такой добротой отнеслась къ его матери. Онъ вдругъ какъ бы весь оледенѣлъ, и чувство восторга, какое она возбудила въ немъ, теперь смѣнилось злобой. Онъ злился на нее и на себя. На нее за то, что она сестра Алексѣя Алексѣевича, а на себя за то, что онъ не можетъ не восхищаться ею.
   Когда бабушка узнала, что она изъ такого важнаго дома, она засуетилась и посовѣтовала Антошѣ скорѣй возвращаться домой. Темнѣетъ и ее могутъ искать.
   Антоша нехотя поднялась съ мѣста.
   -- Проводи барышню,-- обратилась старуха къ сыну.
   Онъ взялъ шляпу и молча шелъ позади Антошя. Во дворѣ въ нимъ присоединились дѣти. Онъ оживился, сталъ ихъ поддразниватб и не прошло пяти минутъ, какъ они уже высказали ей всѣ свои задушенныя мысли и желанія. Соничку онъ рекомендовалъ, какъ совершенно прозаическую и легкомысленую особу, которая удовольствуется двумя, тремя нарядными платьями, а Сая, о, Сая поэтъ. Ему уже теперь знакомы страданія.
   Когда они поджидали конку, онъ вдругъ повернулся къ Антошѣ и торопливо спросилъ:
   -- Вы скажете у себя дома, что были въ гостяхъ у бѣдныхъ жидовъ?
   Антоша вспыхнула, она точно захлебнулась воздухомъ и ничего не могла отвѣтить.
   -- Лучше не говорите,-- сказалъ онъ и, приподнявъ шляпу, поклонился.
   Когда она, уже сидя конкѣ, обернулась посмотрѣть, ушелъ ли онъ, она увидѣла, что онъ все еще стоитъ на мѣстѣ и смотритъ ей вслѣдъ. И городъ этотъ, который казался ей такимъ скучнымъ и тѣснымъ и пыльнымъ, сдѣлался дорогъ и милъ.
   Подъѣзжая къ дому, она вспомнила, при какихъ обстоятельствахъ убѣжала изъ него; ей стало совѣстно за пощечину, данную Ванѣ. Она вошла робкая, съ сильно бьющимся сердцемъ, готовая просить прощенія и у тетки, и у Вани, и даже у самаго Алеши. Ей хотѣлось быть теперь со всѣми примиренной и доброй, доброй.
   Въ ея отсутствіи произошли нѣкоторыя объясненія, которыя совершенно повернули общественное мнѣніе домашнихъ въ ея пользу. Алеша, на этотъ разъ, не только принялъ ея сторону, но постарался даже доказать матери, что его кузина иначе и поступить не могла.
   Раиса Ѳедоровна, ужаснувшаяся сначала пощечинѣ, теперь готова была плакать, слушая, какъ ея возлюбленный Алеша доказывалъ, какой это срамъ плюнуть на голову бѣдной старой женщинѣ. Несчастная Антоша, перепуганная ея воплями, убѣжала изъ дому, и неизвѣстно, гдѣ теперь она скитается.
   Раиса Ѳедоровна не на шутку стала безпокоиться, не случилось бы чего съ ея племянницей. Ваня, какъ ни фыркалъ, а въ концѣ концовъ смирился передъ неоспоримыми доводами своего старшаго брата. Алеша всегда s во всемъ оставался побѣдителемъ.
   И вотъ, Когда Антоша робко провралась чернымъ ходомъ въ свою комнату, въ ней постучался ея кузенъ. Она быстро отворила дверь и, увидавъ его передъ собою, приготовилась терпѣливо выслушать цѣлую нотацію, но Алеша взялъ ее за руку и сказалъ вкрадчивымъ голосомъ:
   -- Милая Антоша, завтра мамѣ будутъ дѣлать операцію, ты бы пошла и приласкалась къ ней.
   -- Тетя на меня не сердится? -- спросила она поспѣшно.
   -- Нѣтъ, милая, она на тебя не сердится.
   -- Я пойду къ ней!
   Раиса Ѳедоровна сидѣла на маленькомъ диванчикѣ. Она сдѣлала распоряженія на все время своего отсутствія изъ дому; приказала уложить разныя вещи, которыхъ дѣти обыкновенно не замѣчали: ихъ могли утащить, или мало ли что можетъ случиться, она ко всему была готова. Еще за недѣлю передъ сегодняшнимъ днемъ, она сдѣлала духовное завѣщаніе, самую подробную опись всего имущества и посвятила Алешу во всѣ тайны своихъ семейныхъ дѣлъ. Попросивъ прощенія у дѣтей и всѣхъ домашнихъ, она чувствовала себя необыкновенно доброй и умиленной.
   Антоша влетѣла къ ней въ спальню и, опустившись передъ нею на колѣни, горячо заговорила:
   -- Простите меня, тетя, я такая вспыльчивая, такая скверная.
   Она взяла ея руки и стала цѣловать ихъ.
   -- Богъ тебя проститъ, моя дѣвочка,-- говорила Раиса Ѳедоровна, гладя ея волосы.
   -- Я буду ухаживать за вами, возьмите меня съ собою.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, дитя, этого никакъ нельзя, докторъ никогда этого не позволитъ, ты такъ молода, при мнѣ будетъ Марья Павловна.
   -- Я лучше буду смотрѣть за вами, чѣмъ Марья Павловна,-- упрашивала Антоша. Увидите, тетя, я буду спать на полу около вашей кровати.
   -- Я вѣрю тебѣ, моя милочка, но ухаживать за мною нужно очень большое умѣнье, ты оставайся дома и слушайся Алешу, онъ будетъ всѣмъ распоряжаться.
   На другой день утромъ Раису Ѳедоровну отвезли въ лечебницу. Всѣ домашніе провожали ее со слезами. Ей предстояла очень серьезная операція.
  

III.

  
   Антоша дала слово теткѣ слушаться Алешу, но Алеша потребовалъ отъ нея больше, чѣмъ она могла предполагать. Онъ хотѣлъ совершенно запретить ей ѣздить на конкѣ, и только послѣ ея настоятельныхъ просьбъ было рѣшено, что она можетъ кататься, но не иначе, какъ въ сопровожденіи Мины Густавовны.
   Онъ изводилъ ее своимъ вниманіемъ,-- то о чемъ она задумалась, то зачѣмъ она такъ громко смѣется. Антоша сама чувствовала, что и задумывается она не во время, и смѣется неестественно громко. Но она не подозрѣвала, что ея особа начинаетъ сильно занимать самого Алексѣя Алексѣевича.
   Каждый день она въ сопровожденіи Мины Густавовны отправлялась кататься на конкѣ, при этомъ онѣ вставали не доѣзжая того мѣста, гдѣ жила бабушка. и прохаживались вдоль тощаго бульвара, или ѣздили на вокзалъ. Мина Густавовна подтрунивала надъ ея удивительной любовью къ этому ничтожному бульвару, а иногда такъ прямо хохотала, видя, какъ волнуется Антоша, когда они приближались къ нему. Для Антоши, которая ежеминутно рвалась въ покосившійся флигелекъ, эти прогулки причиняли и радость и страданье, она и боялась встрѣтить кого нибудь изъ нихъ, и жаждала въ то же время, чтобы встрѣча эта произошла. Какъ часто хотѣлось ей кинуться на шею Минѣ Густавовнѣ и разсказать ей о бабушкѣ, о деликатномъ Саѣ, о хорошенькой задорной Соничкѣ, но каждый разъ, когда являлось подобное желаніе, она вспоминала слова скрипача при прощаніи и не смѣла сдѣлать признаніе.
   Первые три дня изъ лечебницы приходили тревожные слухи и весь домъ былъ погруженъ въ уныніе, но на четвертый день всѣ пріободрились. Алеша отправился навѣстить мать, и весь вечеръ они вмѣстѣ просидѣли въ столовой. Разговоръ ихъ вертѣлся исключительно около больной. Прошло шесть дней, Антоша до страданія хотѣла увидѣть своихъ новыхъ знакомыхъ; она не сознавалась даже самой себѣ, что преобладающая роль въ ея желаніяхъ принадлежала юношѣ, играющему на скрипкѣ. Въ этотъ вечеръ Алеша повелъ ихъ всѣхъ въ садъ коммерческаго клуба. Антоша первый разъ въ жизни очутилась въ толпѣ. Она испытывала невѣроятную робость, двигаясь среди этой пестрой нарядной массы, тѣмъ еще болѣе, что кузенъ ея, казалось, былъ знакомъ со всѣмъ городомъ и всѣ съ любопытствомъ осматривали ее съ нотъ до головы. Она чувствовала и свои ботинки, которые Алеша называлъ утками, и свое не особенно нарядное платье. Все это начинало ее раздражать, и вотъ, чтобы уйти отъ непріятныхъ ощущеній, она усѣлась недалеко отъ оркестра военной музыки и, не смотря мы на какія просьбы кузеновъ и Мины Густавовны, не двигалась съ мѣста.
   Будучи ребенкомъ, она мы за что не хотѣла учиться играть; то, что предлагалась ей вмѣсто музыки, было нѣчто до того сухое и мертвое, что страстная натура Агтоши всячески отворачивалась отъ этихъ гаммъ, экзерсисовъ, постукиваній и тому подобнаго. Она любила пѣсни, подхватывала ихъ на лету, заучивала, и ея звонкій голосокъ поминутно раздавался въ бабушкиномъ домѣ, но старая гувернантка не могла подобрать ни одного самаго несложнаго мотива, не могла сыграть ни одной мелодіи, кромѣ концерта Кальбренера, играннаго ею впродолженіи всей ея жизни, и для Антоши оставалось непонятнымъ, какое отношеніе имѣетъ пѣсня къ роялю. Теперь, слушая отрывки изъ разныхъ оперъ даже въ исполненіи солдатъ, на трубахъ, она наслаждалась, и мысли ея, грустныя и сладкія, невольно неслись въ узкій переулокъ, и она видѣла передъ собой курчавую голову игравшаго юноши и его бѣлую руку, водившую смычкомъ; но тѣ звуки были прекрасны, такъ, прекрасны, что навсегда запечатлѣлись въ ея душѣ. Вдругъ она вздрогнула и съ безпокойствомъ оглянулась по сторонамъ: онъ пробирался между стульями къ ней; но черезъ нѣсколько секундъ она опомнилась, это былъ не онъ, но очень на него похожій. Онъ прошелъ мимо, касаясь ея платья, и, усѣвшись около какихъ то дамъ, которыя видимо поджидали его, тотчасъ заговорилъ съ ними оживленно и весело. Антоша украдкой посматривала на него и сердце ея учащенно билось.
   На другой день они все время бѣгали по магазинамъ. Алеша нашелъ, что она безобразно одѣта; ей была куплена новая шляпка, накидка, зонтикъ, ботинки на пуговкахъ. Еще раньше заказанныя платья были наконецъ принесены, и Антоша, взглянувши на себя въ зеркало, совсѣмъ себя не узнала, такъ она была нарядна и красива.
   Алеша нашелъ, что теперь она вполнѣ благовоспитанная дѣвушка и что если она умѣритъ свои шаги, т. е. станетъ ходить, а не шагать подобно страусу, съ нею можно будетъ пойти на гулянье, которое устраиваетъ въ воскресенье предводительша дворянства въ пользу бѣдныхъ дворянъ, и гдѣ онъ будетъ главнымъ распорядителемъ. Чтобы заставить Антошу постоянно быть нарядной, Алеша приказалъ экономкѣ запрятать ея прежніе костюмы на чердакъ и не сносить ихъ оттуда, пока они не уѣдутъ въ деревню.
   Былъ конецъ мая и предполагалось, какъ только у Вани окончатся экзамены и Раиса Ѳедоровна выйдетъ изъ лечебницы, ѣхать въ деревню. Антоша раза два, въ сопровожденіи Мины Густавовны, навѣстила больную.
   Въ первый разъ, когда онѣ стояли въ корридорѣ и ждали пока ихъ впустятъ, мимо ихъ прошелъ молодой человѣкъ въ комнату ея тетки, и она слышала, какъ онъ сказалъ:
   -- Какая то красивая барышня желаетъ васъ видѣть.
   -- Ахъ, должно быть это моя племянница -- послышался голосъ Раисы Ѳедоровны, и ее впустили.
   Въ другой разъ тотъ же самый молодой человѣкъ, оказавшійся ассистентомъ профессора, встрѣтилъ Антошу внизу и предложилъ ей руку, чтобы свести ее на лѣстницу. Антоша смутилась, но отказалась. Когда она выходила отъ тетки, онъ стоялъ въ корридорѣ со шляпой въ рукахъ и вызвался проводитъ ихъ до дому.
   Всю дорогу смѣшилъ онъ Мину Густавовну. Это были какія то недомолвки, каламбуры, намеки на что то. Онъ говорилъ о своемъ сердцѣ, о красивыхъ барышняхъ. Антоша слушала разсѣянно, отвѣчала не въ попадъ и очень конфузилась.
   На другой день Алеша былъ у матери и, вернувшись, объявилъ Антошѣ, что она одержала побѣду надъ эскулапомъ: эскулапъ этотъ жаждалъ, чтобы Алеша пригласилъ его къ себѣ, но онъ, Алеша, не желаетъ этого сдѣлать и "пусть страдаетъ", добавилъ онъ такимъ тономъ и съ такой гримасой, что всѣ расхохотались.
   Антоша отъ всѣхъ этихъ разговоровъ краснѣла до корней волосъ и ей непріятно было думать о томъ, что завтра она должна навѣстить тетку.
   Послѣ обѣда она по обыкновенію стала просить Мину Густавовну поѣхать съ нею на конкѣ. Мина Густавовна отказалась, ей предстояло много хлопотъ по поводу предполагаемаго гулянья въ пользу бѣдныхъ дворянъ. Необычайное пристрастіе Антоши къ конкѣ давно стало предметомъ безконечныхъ обсужденій среди всѣхъ домашнихъ.
   Алеша возмущался этимъ, а Ваня, какъ только послѣ обѣда раздавался звукъ трубы, бѣжалъ и кричалъ: "идетъ уже, идетъ".
   Такъ было и теперь.
   -- Антоша, Антоша! -- кричалъ онъ, -- конка идетъ!
   Антоша выскочила на балконъ; конка была близко, и ей показалось, что она видитъ бабушку. У бабушки глазъ развязанъ, но это она, положительно она. Конка остановилась и тутъ ужъ для Антоши не оставалась никакого сомнѣнія въ томъ, что бабушка на конкѣ. Она сидитъ крайняя съ противоположной стороны. Вотъ она подымается и, опираясь на палку, выходитъ изъ вагона, кондукторъ помогаетъ ей.
   Раздался свистъ, конка двинулась дальше, а бабушка осталась на тротуарѣ. Она смотритъ на балконъ, кланяется, дѣлаетъ какіе то знаки. Сердце у Антоши запрыгало въ груди, она перегнулась, указала старухѣ на двери подъѣзда и быстро бросилась въ свою комнату, чтобы одѣться и поспѣшить внизъ. Когда она выскочила на тротуаръ, бабушка перешла уже улицу и стояла на углу, не далеко отъ ихъ дома. Антоша почти бѣгомъ направилась къ ней.
   -- Какая вы нарядная и красивая,-- сказала бабушка,-- вы насъ совсѣмъ забыли, добрая барышня.
   -- Тетѣ дѣлали операцію,-- оправдывалась Антоша.
   -- А-а, операцію,-- протянула бабушка и покачала сѣдой головой,-- и что-жъ, все хорошо?
   -- Хорошо.
   -- Слава Богу, слава Богу, а у насъ такое несчастье, милая барышня, такое несчастье.
   -- Что такое, что случилось? -- спросила Антоша и кровь прилила къ ея лицу.
   -- Пойдемте въ садикъ, я разскажу вамъ, здѣсь не хорошо говорить на улицѣ.
   Они пришли въ маленькій скверъ, находившійся на площади, сѣли на скамью и бабушка заговорила:
   -- Ахъ, добрая барышня, теперь такія строгости пошли, такія строгости, Ахъ, милая барышня, сколько слезъ льется, сколько горя мы терпимъ. Когда старшій сынъ былъ живъ, у насъ были деньги, а теперь денегъ у насъ нѣтъ, и взять намъ не откуда, а деньги нужны, безъ денегъ нельзя, никакъ нельзя. Говорятъ, моему сыну жить нельзя здѣсь. Онъ бросилъ консерваторію, платить нечѣмъ, а теперь лѣто, и здѣсь поступить нельзя. Куда онъ поѣдетъ? ѣхать ему некуда, милая барышня, у насъ нѣтъ, богатыхъ родныхъ, да и я, какъ я безъ него одна останусь, я ничего не вижу, какъ я безъ него жить буду? Профессоръ Барскій даетъ ему даромъ уроки на скрипкѣ, а если онъ уѣдетъ, кто будитъ учить его, а если онъ не будетъ учиться, кто будетъ воспитывать Саю и маленькую Соничку? О, вей, вей.-- Она схватилась руками за голову и закачалась отъ отчаянія...
   Антоша обняла ее и силилась не разрыдаться. Ей казалось невозможнымъ, чтобы существовали такіе люди, которые могутъ обидѣть бабушку и погубить маленькихъ Саю и Соничку, а бабушка пришла нѣсколько въ себя и продолжала:
   -- Мой сынъ обѣгалъ всѣхъ своихъ знакомыхъ, но у насъ нѣтъ богатыхъ покровителей, всѣ наши знакомые такіе же бѣдные, какъ и мы, даже бѣднѣе насъ, и никто не можетъ помочь намъ. Потомъ, можетъ быть, мы и достанемъ денегъ, а теперь, сегодня, завтра, мы нигдѣ достать не можемъ, и если до послѣзавтра у насъ не будетъ ста рублей, мой сынъ уѣдетъ и я останусь одна, со своими маленькими. И что я буду дѣлать, моя милая барышня, что я буду дѣлать! Я говорю ему: пойду къ ней, она добрая барышня, она была милостива ко мнѣ, бѣдной еврейкѣ, Богъ посѣтилъ ея невинную душу и, можетъ быть, она насъ выручитъ; но онъ запретилъ, говоритъ, скорѣе умереть, чѣмъ... Охъ, барышня, что онъ только говоритъ, Богъ съ нимъ, зачѣмъ это онъ говоритъ? Такой онъ у меня гордый! Бѣдность еще не пришибла его. А я думаю: такая добрая барышня, такая свѣтлая барышня, такая знатная барышня, что ей стоитъ занять бѣдной старухѣ сто рублей? я отдамъ, я съ благодарностью отдамъ, я отработать могу.
   Она повернула къ Антошѣ свое измученное лицо я продолжала:-- Если барышнѣ нужно варенье сварить, никто лучше меня не сваритъ, я такъ хорошо могу, ягодка къ ягодкѣ, въ магазинѣ лучше моего варенья никогда не купите. Я бѣдная старуха, но меня знали люди, и мнѣ обѣщали заказы, большіе заказы, богатые господа обѣщали...
   Она умолила, истощивъ весь запасъ своихъ обѣщаній и просьбъ, и смотрѣла на Антошу глазами полными страданія и мольбы. Антоша сидѣла совершенно растерянная и подавленная. Сегодня они истратили болѣе трехсотъ рублей на наряды. О! съ какимъ бы наслажденіемъ она отдала эти деньги бабушкѣ, чтобы только утѣшить и успокоить ее. Она схватила бабушку за руку и, дрожа отъ волненія, обѣщала достать сто рублей, непремѣнно, непремѣнно. Мысль, что у нея нѣтъ денегъ и что она не знаетъ, какъ достать, ужасала ее до дрожи, до боли, во она твердо рѣшила, что должна помочь бабушкѣ, должна во что бы то ни стадо.
   Бабушка не благодарила, она встала, положила свою удивительно бѣлую руку на руку Антоши и торжественно произнесла:
   -- Господь воздастъ вамъ и дѣтямъ вашимъ. Онъ видитъ теперь вашу душу. Онъ радуется, глядя на васъ, чудесная барышня.
   Антоша усадила ее на конку и проводила до самыхъ воротъ ея двора. Во дворъ она побоялась идти, да и бабушка боялась, какъ бы сынъ не встрѣтилъ ихъ.
   Всю дорогу домой Антоша ломала себѣ голову и ужасалась невозможности достать денегъ. Но послѣ самыхъ безумныхъ, самыхъ невѣроятныхъ предположеній, она вдругъ совершенно неожиданно вспомнила, что вѣдь ей достался цѣлый ящикъ драгоцѣнностей отъ покойной матери. Это открытіе до того обрадовало ее, что она чуть ли не на всемъ ходу соскочила съ конки и явилась въ столовую красная, сіяющая. Всѣ сидѣли за вечернимъ чаемъ.
   Алеша приготовился прочесть ей цѣлую нотацію, но взглянувъ на ея лицо, озаренное счастьемъ, онъ впился въ нее глазами и подумалъ: Антоша хорошѣетъ не по днямъ а по часамъ, и... и право... Онъ не довелъ своихъ мыслей до конца. Онъ хотѣлъ остаться вѣренъ своей программѣ дѣйствій: быть нѣжно-строгимъ, то есть въ одно и то же время и ухаживать и распекать ее.
   -- Вотъ что значитъ быть прилично одѣтой,-- обратился онъ ко всѣмъ,-- посмотрите, ее узнать нельзя.
   -- Я хочу видѣть брильянты, я хочу носить свои брильянты! выпалила Антоша.
   Алеша всталъ, подошелъ совсѣмъ близко къ ней и прошепталъ:
   -- Ты желаешь нравиться?
   Она вздрогнула; передъ ея умственнымъ взоромъ предстала черная голова и рука, водившая смычкомъ. "Ему она-бы хотѣла понравиться!" Эта мысль точно обожгла ее, она быстро отвернулась и сѣда у стола около самовара, такъ, что лица ея не было видно.
   Алеша приписалъ ея волненіе себѣ и тревога, овладѣвшая имъ при взглядѣ на ея раскраснѣвшееся лицо, понемногу укладывалась. "Она такая же, какъ и всѣ", думалъ онъ: "захочу, будетъ моею". Онъ сѣлъ и небрежно спросилъ:
   -- Ты хочешь видѣть свои брильянты?
   -- Я хочу не только видѣть, но я хочу носить свои брильянты,-- быстро сказала она.
   -- Ого, кузиночка, вы дѣлаете гигантскіе успѣхи,-- протянулъ онъ.
   -- Дайте, Алеша, мнѣ мои брильянты,-- повторила она, чувствуя себя достаточно смѣлой и защищенной въ своей засадѣ. Алеша опять всталъ и очутился съ нею лицомъ къ лицу. Она никакъ не ожидала подобнаго маневра съ его стороны, ей вдругъ пришло въ голову, что онъ можетъ прочесть въ ея глазахъ, зачѣмъ ей нужны брильянты и, инстинктивно, она закрыла лицо руками.
   Алеша почувствовалъ полное удовлетвореніе: "дѣвочка волнуется, потому что неравнодушна къ нему". Онъ отошелъ и сѣлъ на свое прежнее мѣсто. Онъ рѣшилъ быть великодушнымъ и щадить ее, вѣдь она такъ молода и застѣнчива.
   -- Какой ты еще ребенокъ,-- промолвилъ онъ снисходительно.
   Антоша молчала и медленно оправлялась отъ волненія.
   -- Такъ непремѣнно достать тебѣ твои брильянты? -- протянулъ онъ, кокетничая.
   Ваня, сидѣвшій противъ Мины Густавовны, подмигнулъ ей и такъ смѣшно, жеманясь, сложилъ губы, на подобіе того, какъ это сейчасъ сдѣлалъ Алеша, что та едва не прыснула отъ смѣха.
   -- Да, Алеша,-- отвѣтила дѣвушка,-- достаньте, прошу васъ мои брильянты.
   -- Я не знаю, хорошо ли будетъ, если мы начнемъ рыться въ маминыхъ комнатахъ, что мама скажетъ,-- продолжалъ онъ, складывая сердечкомъ свой красивый ротъ и глядя на нее полуоткрытыми глазами.
   Этотъ томный полуоткрытый взглядъ заставлялъ трепетать не одно и не два дѣвичьихъ сердца.
   -- Я знаю, гдѣ лежатъ брильянты, вмѣшалась Мина Густавовна.
   "Вотъ еще дура, кто ее спрашиваетъ", подумалъ Алеша и строго посмотрѣлъ на нее.
   -- Достаньте, милая Мина Густавовна, достаньте, начала носить Антоша.
   -- Никто, кромѣ меня, достать не можетъ, сказалъ Алеша.
   -- Такъ вы доставьте, пожалуйста.
   -- Ну, хорошо, я тебѣ ихъ достану, а ты мнѣ за это что дашь? спросилъ онъ и внутренно сталъ смѣяться, представляя въ какое замѣшательство приведетъ онъ ее своей просьбой.
   -- Я вамъ, Алеша, подарю брильянтовое кольцо, начала Антоша, совершенно оправившись отъ волненія. Я помню, тамъ есть два; одно съ большимъ брильянтомъ, бабушка говорила, чтобы я никому не давала, какъ только своему будущему жениху.
   Переваливъ благополучно черезъ слово женихъ, она уже прибавила весело и торопливо:
   -- Другое я могу подарить брату или другу. Я подарю его вамъ, Алеша.
   Адеша не ожидалъ подобной развязки. Онъ покраснѣлъ, во тѣмъ не менѣе Антоша своей наивностью разшевелила давно заглохшую въ немъ способность восхищаться искренностью и простотой въ ущербъ даже своему самолюбію.
   -- Нѣтъ, милая кузиночка,-- началъ онъ протяжно, любуясь своими словами: показать или отдать вамъ ваши собственныя сокровища совсѣмъ не такая большая заслуга, за которую слѣдуетъ получить награду, но если вы, по прошествіи извѣстнаго времени, захотите меня наградить, какъ друга или брата, я вамъ буду очень благодаренъ.
   Впродолженіи всей этой тирады Ваня, глядя на Мину Густавовну, не переставая кивалъ въ тактъ годовой, а въ заключеніе высунулъ языкъ и быстро послалъ носъ по адресу своего старшаго брата. Мина Густавовна искусала себѣ губы отъ боязни расхохотаться; Алеша, ничего конечно не подозрѣвавшій, пошелъ и розыскалъ шкатулку съ драгоцѣнностями и принесъ ее въ столовую. Кромѣ брильянтовъ, здѣсь были и другія вещи, между прочимъ, приборъ изъ тяжеловѣсовъ, который блисталъ вечеромъ подобно брильянтамъ. Антоша, имѣвшая очень смутное представленіе о подобныхъ вещахъ, накинулась на этотъ приборъ. Мяна Густавовна хотѣла было обличить ихъ малую стоимость, но Алеша подмигнулъ ей, и она умолкла, а онъ стадъ убѣждать Антошу носить именно этотъ уборъ, увѣряя, что онъ будетъ необыкновенно идти къ характеру ея красоты.
   -- Дорого онъ стоитъ? -- спросила Антоша.
   -- Очень дорого,-- отвѣчалъ кузенъ безъ запинки; вѣдь, это тѣ же брильянты, только на нихъ меньше шлифовки.
   Антоша искренно повѣрила. Передъ этимъ Алеша говорилъ, что подобный брильянтовый приборъ стоитъ нѣсколько тысячъ, значитъ, за приборъ изъ тяжеловѣсовъ ей навѣрное дадутъ нѣсколько сотенъ.
   Придя въ свою комнату, она предалась такой необузданной веселости со своимъ Муму, что Мина Густавовна хохотала до слезъ, глядя, какъ она босая, съ простыней, накинутой на плечи, бѣгала по комнатѣ, а Муму, кувыркаясь и неистово лая, гонялся за ней. Наконецъ она улеглась, безконечно счастливая и удовлетворенная. Бабушка не будетъ плакать, дѣти не останутся безъ поддержки, его не ушлютъ изъ города, я она съ нимъ завтра увидится. При этой мысли она подпрыгнула на кровати и закричала:
   -- Мина Густавовна, Мина Густавовна!
   -- Was denn? отозвалась та.
   -- Я счастлива! -- воскликнула Антоша.
   -- Аber schlafen sie um Gottes Willen,-- пробормотала уже недовольнымъ тономъ Мина Густавовна.
   Антоша еще нѣсколько разъ подпрыгнула на своемъ ложѣ и наконецъ уснула.
  

IV.

  
   Слѣдующій день начался далеко не весело для бѣдной Антоши. Кузенъ ея не пошелъ въ канцелярію и точно задался цѣлью преслѣдовать ее своими любезностями.
   -- Вы сегодня, кузиночка, въ минорномъ настроеніи, дозволено ли мнѣ будетъ узнать, какая тому причина? -- спрашивалъ онъ, на всѣ лады кокетничая съ нею и взглядами и улыбкой.
   Антоша внутренно негодовала, но боялась проявитъ это, она боялась, что ей не дадутъ уйти изъ дому, она всячески хотѣла задобрить Алешу я для этого рѣшилась даже пойти погулять съ нимъ въ университетскій садъ. Слушая его насмѣшки надъ проходящими, она только и думала, какъ бы ей продать свои тяжеловѣсы и обрадовать бабушку. Къ обѣду пришли гости. Антоша сіяла своими тяжеловѣсами, но была до крайности раздражительна, Мнна Густавовна даже ежилась вся отъ ея рѣзкихъ отрывочныхъ отвѣтовъ. Когда ей, наконецъ, удалось вырваться изъ дому, всѣ магазины были уже закрыты, и она, почти плача отъ отчаянія, поѣхала на извощикѣ въ узенькій переулокъ. А тутъ еще Муму увязался за ней. Въ первый разъ въ жизни она сердилась на своего друга, и никакія заигрыванья съ его стороны не могли ее тронуть. Муму обидѣлся, наконецъ,и притихъ, а когда она выскочила изъ экипажа у воротъ угольнаго склада, онъ, завидѣвъ дѣтей во дворѣ, кинулся къ нимъ и совершенно пересталъ обращать вниманіе на свою неблагодарную госпожу. Солнце уже сѣло, и дворъ казался еще темнѣе отъ этихъ горъ каменнаго угля, которыя высидись повсюду.
   Соничка объявила, что Сая сдѣлалъ себѣ гнѣздо изъ грязи и каменнаго угля.
   -- Изъ глины, а не изъ грязи,-- поправилъ ее Сая.
   Антоша разсѣяно слушала ихъ. Все ея вниманіе было сосредоточено на флигелѣ. Изъ открытаго окна лились звуки той самой мелодія, которая очаровала ее въ прошлый разъ. Въ комнатѣ была уже зажжена лампа, и она явственно видѣла его голову, склонившуюся на лѣвую сторону, и бѣлую руку, водившую смычкомъ. Дѣти стали бѣгать съ Муму по двору, а Антоша приблизилась къ окну, у котораго сидѣла бабушка. Завидѣвъ ее, бабушка ласково кивнула ей головой, тихонько встала съ мѣста и вышла къ ней въ переднюю.
   -- Я принесла,-- сказала Антоша чуть слышно.
   -- Господь благословитъ васъ, свѣтлая барышня, но все хорошо у насъ, и деньги есть, все хорошо, и его не высылаютъ, Господь васъ благословятъ, у насъ все, все теперь хорошо, Богъ услышалъ наши молитвы.
   Онѣ тихо вошли въ комнату и, чтобы не мѣшать играющему, усѣлись у дверей. Чувство, тотчасъ же охватившее Антошу, совершенно заглушило разочарованіе и даже горечь, какую она почувствовала при извѣстіи о томъ, что здѣсь обошлись безъ ея помощи. Чудная мелодія, которую онъ повторялъ и повторялъ, лилась въ ея душу и наполняла ее крылатыми желаніями. О, еслибы она могла принести сюда все, все, что у нея есть, и самое себя, и отдаться этимъ людямъ, и составить ихъ счастье, быть для нихъ всѣмъ, всѣмъ и имѣть право любить ихъ всѣхъ и заслужить ихъ любовь!.. А онъ все повторялъ, все повторялъ одну и ту же мелодію, онъ все старался сыграть ее съ тѣмъ совершенствомъ, понятіе о которомъ жило въ его душѣ и котораго онъ никакъ не нотъ достигнуть. Уже болѣе часа игралъ онъ и, наконецъ, только въ послѣдній моментъ почувствовалъ нѣкоторое удовлетвореніе, и чтобы не испортить то, за чѣмъ онъ такъ долго и упорно гнался, онъ бросилъ смычокъ, повернулся къ нимъ и застылъ на мѣстѣ.
   Въ послѣднія мгновенія его игры, оттого-ли, что она такъ пристально на него смотрѣла, или оттого, что всѣ эти дни онъ, не переставая, думалъ о ней, она представилась ему съ такой поразительной ясностью, какъ будто она дѣйствительно стояла здѣсь за его спиной и слушала его. Онъ съигралъ такъ, какъ хотѣлъ, и, обернувшись, вдругъ увидѣлъ ее. Она смотрѣла на него влюбленными глазами.
   Такой грезилась она ему всѣ эти дни.
   Чувство любви, восторга и благодарности, какъ вихрь, охватило его всего, онъ бросился къ ней, схватилъ ея руку и прильнулъ въ ней губами. Антоша слегка вскрикнула, а онъ выскочилъ изъ комнаты.
   Бабушка казалась совершенно сконфуженной этой выходкой.
   -- Не обижайтесь, добрая барышня, начала она, онъ такой горячій, такой горячій, Богъ съ нимъ, играетъ, и ему сладко... Теперь все хорошо у насъ, все у насъ есть. Вчера профессоръ Карскій повелъ его къ одному богатому еврею, ну, конечно, онъ тамъ игралъ, хорошо игралъ. Сегодня утромъ приходитъ богатый еврей къ нашъ и говоритъ: "не плачь, Фрейда, у твоего сына все будетъ, пусть только учится, пусть только играетъ, все у него будетъ". Далъ намъ двѣсти рублей и мы все устроили, все, все теперь хорошо.
   Эти слова, которыми бабушка хотѣла успокоить Антошу, невыносимо терзали ее. Не нужна имъ ея помощь, и ея самой теперь не нужно, имъ все устроилъ богатый еврей, все сдѣлано безъ нея и хорошо сдѣлано, а она такъ терзалась, желая помочь имъ. Горечь обиды проникала ее всю. Она сидѣла съ опущенной головой, терзаясь сомнѣніями.
   Неужели она здѣсь совершенно чужая?
   Какъ заставить понять ихъ, что она готова отдать свой старый садъ, свой домъ и все, что у нея есть, за радость видѣть ихъ всѣхъ счастливыми?.. а бабушка продолжала:
   -- Не сердитесь, свѣтлая барышня, онъ такой горячій. Ахъ какой онъ горячій, съ самаго дѣтства былъ такой. Покойникъ Сава динамитомъ его называлъ, не обижайтесь на него.
   Что-то вдругъ широкое, какъ волна безбрежнаго океана, нахлынуло въ душу Антоши. Она вскочила, ей хотѣлось сказать, что она не обижается, пусть онъ возьметъ ея руку и цѣлуетъ, отъ этого она будетъ только счастлива, она любятъ всѣхъ ихъ, она жить безъ нихъ не можетъ, она не хочетъ уходить изъ этой комнаты, она хочетъ вѣчно сидѣть здѣсь около бабушки и слушать его музыку. Но въ эту минуту ворвались дѣти и объявили, что извощикъ не желаетъ ждать, ему нужно кормить лошадей.
   Антоша вздрогнула. Она медленно повернулась къ дверямъ. Неужели ее никто не остановитъ, неужели никто не скажетъ: "не уходи отъ насъ"! Ея дѣвственная душа все еще боялась остановиться на немъ одномъ, она все еще думала, что любитъ ихъ всѣхъ, страдающихъ и нуждающихся въ чужой помощи. Бабушка встала, чтобы проводить ее. Она напутствовала ее благословеніемъ, но въ немъ уже не было той нотки ожиданія, тоски и надежды, которая звучала вчера. Теперь она не нужна имъ. Антоша шла по двору, и дѣти съ Муму бѣжали за нею.
   У самыхъ воротъ она столкнулась съ нимъ, онъ шелъ съ улицы и опять весь вспыхнулъ, увидѣвъ ее. Она остановилась.
   -- Вы что играли? -- спросила она.
   -- Легенду Венявскаго, отвѣтилъ онъ.
   Ей хотѣлось сказать ему, какое впечатлѣніе производитъ на нее его музыка, но она никогда бы не съумѣла выразить словами то, что наполняло ея душу. Ему тоже хотѣлось сказать, что она такая прекрасная и онъ такъ счастливъ, что видитъ ее, но и онъ ничего не могъ сказать. Такъ простояли они нѣсколько секундъ, застѣнчиво глядя другъ на друга.
   Дѣти убѣжали, за ними убѣжалъ и Муму.
   Ей стало казаться, что онъ стѣсняетъ его своимъ присутствіемъ, ей нельзя дольше оставаться, нужно ѣхать, Она обернулась и стала звать собачонку.
   -- Муму, Муму! кричала она.
   Почему дѣти не попросятъ хотя этой собачонки? думала она. Для нея это былъ бы случай показать, что изъ любви къ нимъ она готова разстаться даже съ единственнымъ своимъ другомъ, но никто не изъявлялъ подобнаго желанія, и она снова позвала Муму.
   Молодой человѣкъ поймалъ не дававшагося въ руки мопсика и поднесъ ей.
   Муму началъ хватать ее за рукавъ платья.
   -- Ну, ну, Мойше, проговорила она ласково.
   -- Какъ вы сказали? спросилъ онъ быстро.
   -- Мойше,-- отвѣтила Антоша, желая сказать эти слова какъ можно веселѣе, чтобы разсмѣшить его.
   Они стояли у воротъ, при свѣтѣ фонаря она увидала, что лицо его помертвѣло и ротъ скосился.
   "Что съ нимъ", подумала она и невольно попятилась назадъ. Вдругъ онъ бросилъ Муму на землю, расхохотался и убѣжалъ въ глубь двора.
   Смѣхъ его поразилъ ее своей странной неестественностью. Это былъ горькій смѣхъ человѣка, который упалъ точно съ облаковъ на землю. "О безуміе, безуміе", думалъ онъ, шагая въ отдаленномъ концѣ сарая и натыкаясь безпрестанно на груды каменнаго угля. "Вообразить, что она пріѣзжала сюда для того, чтобы видѣть его, наслаждаться его музыкой, что ея вдохновенный взглядъ устремлялся навстрѣчу къ нему. О, безуміе, безуміе! Какъ могъ онъ поддаться подобной слѣпотѣ! Сестра Алексѣя Алексѣевича, эта красивая нарядная барышня, пріѣзжала въ ихъ убогую конуру,-- для кого! Неужели для него? Всѣ эти дни онъ, не переставая, думалъ о ней, а онъ для нея не больше, какъ жалкій Мойше. Не можетъ быть, чтобы мать не сказала ей какъ его зовутъ, и она не постыдилась два раза назвать его именемъ свою собачонку и сдѣлала это такъ просто, такъ удивительно просто, съ веселой улыбкой на устахъ. Сколько безплодныхъ часовъ проработалъ онъ надъ легендой и, только благодаря тому, что она носилась передъ его умственнымъ взоромъ, онъ сыгралъ ее какъ слѣдуетъ, и что-то зажглось въ немъ, онъ почувствовалъ, что у него уже выростаютъ крылья, и эти крылья даетъ она. Какъ жестоко наказанъ онъ за свою дерзость. Онъ, бѣдный, жалкій Мойше, дерзнулъ прикоснуться къ ней...
   О, какъ онъ ненавидѣлъ ее въ эту минуту. Вся гордость униженнаго человѣка встала и душила его съ невѣроятной силой. Онъ задыхался отъ бѣшенства. Никогда, никогда больше не будетъ играть онъ эту легенду! Воспоминаніе о ней всегда будетъ язвить и жечь его, ему захочется порвать всѣ струны, разбить свою скрипку отъ негодованія и злобы.
   Антоша между тѣмъ ѣхала домой, и ее терзали не менѣе мрачныя мысли. Что такое она сказала, что она сдѣлала, чтобы вызвать въ немъ подобный смѣхъ? Что значитъ слово Мойше?
   Ваня назвалъ такъ нѣсколько разъ ея Муму, к ей показалось это названіе забавнымъ, ей показалось будто и Муму нравится слово Мойше, онъ какъ то особенно при этомъ склонялъ голову на бокъ и поводилъ ушками.
   Сегодняшній визитъ вообще принесъ ей горькое разочарованіе. Бабушкѣ не понадобилась ея помощь, и по тому ея голоса не трудно было догадаться, что она очень довольна тѣмъ, что не Антоша помогла ей, а какой то богатый еврей. Имъ отъ нея ничего не нужно, и она тамъ лишняя... Она не могла не чувствовать этого. Она любитъ ихъ и не нужна имъ, а богатый еврей пришелъ и осчастливилъ ихъ. Любитъ ли ихъ богатый еврей такъ, какъ она?... Если она имъ совсѣмъ не нужна, зачѣмъ онъ поцѣловалъ ей руку... Почему, встрѣтивши ее у воротъ, ничего не сказалъ ей и затѣмъ вдругъ бросилъ Муму на землю и засмѣялся такимъ страшнымъ смѣхомъ. Что оскорбило его, что значитъ слово Мойше... Всѣ эти вопросы вѣтромъ носились въ ея мозгу и причиняли ей страданіе...
   Когда она пріѣхала домой, все маленькое общество находилось въ саду. Къ нимъ пріѣхала какая то дана съ сыномъ и двумя дочерьми. Мина Густавовна насильно потащила Антошу въ садъ, гдѣ всѣ пили вечерній чай. Антоша усѣлась у стола и рѣшительно не знала, о чемъ ей говорить. Разговоръ все время вертѣлся около общественнаго гулянья съ благотворительной цѣлью, потомъ перешелъ на наряды и наконецъ на брильянты. Антоша вспомнила, что въ карманѣ у нея лежатъ ея тяжеловѣсы: ожерелье и серьги. Она вынула и положила ихъ на.столъ.
   -- О, сказала гостья, когда то ихъ очень носили, а теперь они ровно ничего не стоятъ.
   Антоша встрепенулась и зорко посмотрѣла на Алешу. Онъ покраснѣлъ, но храбро выдержалъ ея взглядъ.
   Когда гости разъѣхались, она подошла къ нему.
   -- Вы зачѣмъ меня обманывали? спросила она строго.
   -- Я тебя не обманывалъ, отвѣчалъ онъ.
   -- Ты сказалъ, что эти тяжеловѣсы все равно, что брильянты.
   -- Я сказалъ для того, чтобы ты не потребовала безъ меня брильянтовъ, а тяжеловѣсы если ты и потеряешь, не бѣда, они дѣйствительно ничего не стоятъ.
   -- Какъ смѣлъ ты такъ насмѣяться надо мной! закричала Антоша, блѣдная при одной мысли, что она невольно могла обмануть ожиданія бабушки.
   -- Что за преступленіе, воскликнулъ въ свою очередь Алеша и взялъ у нея тяжеловѣсы.
   -- Да, преступленіе, преступленіе! кричала Антоша и, выхвативъ ожерелье изъ его рукъ, она швырнула его въ кусты.
   -- Совершенно безумная! воскликнулъ Алеша.
   Онъ приготовился прочесть ей цѣлую нотацію, но она закрыла уши, бросилась въ свою комнату и въ изнеможеніи повалилась на кровать.
   Пришла Мина Густавовна. Она стала доказывать, что поступокъ ея съ Алексѣемъ Алексѣевичемъ былъ очень неблаговиденъ и даже неприличенъ. Она распространялась очень долго, говорила мягко и внушительно, и вотъ, когда ей стало казаться, что наконецъ ея доводы убѣдили Антошу, та приподнялась, повернула къ ней свое поблѣднѣвшее лицо и серьезно спросила:
   -- Скажите, милая Мина Густавовна, что значитъ слово Мойше?
   Мина Густавовна вытаращила глаза и въ первую минуту не нашлась, что отвѣтить.
   -- Вы, Антоша, не слушали о чемъ я вамъ говорила? сказала она.
   -- Да, милая Мина Густавовна, я не слушала, а если вы мнѣ скажете, что значитъ слово Мойше, я буду васъ слушать.
   -- Мойше по еврейски значитъ Моисей. Моисея, пророка, который далъ заповѣди, они называютъ Мойше. Моисей у евреевъ главный пророкъ.
   -- И людей у нихъ называютъ такимъ именемъ? спросила Антоша.
   -- Конечно, воскликнула Мина Густавовна, очень часто. Изъ трехъ евреевъ непремѣнно одинъ Мойше. Помню, мой отецъ... продолжала она, но Антоша не слушала что ея отецъ, она упала головой на подушку и застонала отъ боли. Она должна сейчасъ, сію минуту ѣхать и выпросить у него прощенія, сейчасъ, сейчасъ... Она вскочила и стада поспѣшно одѣваться.
   -- Куда вы, куда? спрашивала Мина Густавовна, съ недоумѣніемъ глядя на нее.
   -- Мнѣ нужно ѣхать, непремѣнно нужно.
   -- Что вы, Антоша, вы больны, я не пущу васъ!
   Она загородила собою выходную дверь, но такъ какъ Антоша вырывалась изъ ея рукъ, она стала кричать. На зовъ ея пришла экономка и онѣ старались силой уложить дѣвушку въ постель. Неизвѣстно чѣмъ бы кончилась эта истерія, но Антоша, услыхавъ, что уже двѣнадцатый часъ, смирилась и даже согласилась съ тѣмъ, что вѣроятно у нея жаръ, и что она не знаетъ, зачѣмъ ей понадобилось тотчасъ ѣхать. Алеша встревожился и успокоился въ одно и тоже время; значитъ, ея выходка съ тяжеловѣсами была плодомъ болѣзни и вѣроятно у нея повышенная температура. Онъ рѣшилъ, что завтра непремѣнно пошлетъ за докторомъ; а пока велѣно было горничной лечь около спальни барышень и въ случаѣ, если Антоша вскочитъ и захочетъ опять бѣжать, разбудить его самого. Однако барышня хотя и не спала ночью, стонала и ворочалась, но никакихъ поползновеній къ бѣгству не выказывала.
   На другой день она встала поздно, была очень блѣдна, нервна и безпокойна. Ее неотступно преслѣдовала мысль, что она не можетъ сейчасъ же ѣхать и попросить у него прощенія.
   Докторъ, котораго пригласили къ ней, почему-то не ѣхалъ, и какъ ни сердилась Антоша, но должна была ожидать его.
   Въ счастью, никто не приставалъ къ ней съ распросами. Алеша былъ по горло заваленъ приготовленіями къ предстоящему гулянью. Къ нему постоянно пріѣзжали какіе-то молодые люди, и изъ залы доносился ихъ веселый смѣхъ. Мина Густавовна, хотя и получила наканунѣ выговоръ за то, что Антоша уѣхала одна на конкѣ, но сегодня она была завалена работой и не могла слѣдить за ней. Когда пріѣхалъ докторъ, Алеши не было дома, а Антоша послѣ его ухода побросала всѣ прописанные рецепты и умчалась изъ дому. Она въ то же самое время, какъ и вчера, вошла во дворъ, гдѣ жила бабушка Навстрѣчу ей, какъ я всегда, бѣжали дѣти.
   -- Дядина невѣста пришла, сказала Соничка таинственно.
   -- Какъ невѣста? спросила Антоша.
   -- Невѣста дядина, Сара, подтвердила дѣвочка.
   -- Глупости говоришь, остановилъ ее Сая.
   Антоша стояла неподвижно. Она испытывала такое чувство, точно ей открыли всѣ жилы и она медленно истекаетъ кровью.
   -- Пойдемте, посмотримъ на дядину невѣсту,-- приглашала ее Соничка. Но Антоша стояла на мѣстѣ и не двигалась.
   Глаза ея, широко открытые, были устремлены впередъ, на лицѣ застыло выраженіе страха и отчаянія.
   Плутовка Соничка сначала всѣмъ разсказывала, что Антоша невѣста ея дяди, а когда Моисей запретилъ ей говорить объ этомъ, она вообразила, что ихъ молоденькая родственница Сара должна выйти за него замужъ.
   Сегодня Сара сидѣла у нихъ въ гостяхъ. Въ комнатѣ горѣла лампа, и Антоша явственно могла различить бабушку и темную голову юноши. Но вотъ какая то другая не менѣе темная голова съ двумя шпильками въ косѣ показалась на яркомъ фонѣ освѣщеннаго окна. Эти острыя, торчащія шпильки точно вонзились въ сердце Антоши. Она схватила Саю за руку и проговорила, задыхаясь:
   -- Позови мнѣ дядю, позови тихонько, чтобы никто не слышалъ, мнѣ нужно ему сказать...
   Сая побѣжалъ и въ точности исполнилъ ея порученіе. Онъ сообщилъ на ухо Моисею, что красивая барышня стоитъ во дворѣ и хочетъ что-то сказать ему.
   При этомъ извѣстіи Моисей вздрогнулъ, но тотчасъ оправился и пошелъ вслѣдъ за мальчикомъ.
   Антоша стояла противъ окна въ полосѣ свѣта, который спорилъ съ остатками догарающаго дня, и въ этомъ двойномъ освѣщеніи ея фигура казалась трагической.
   Моисей подошелъ къ ней съ сильно бьющимся сердцемъ. Дѣти тоже подбѣжали, но онъ строго приказалъ имъ удалиться.
   -- Вы звали меня,-- проговорилъ онъ.
   -- Простите меня, я не знала, что значитъ слово Мойше, я никогда не думала, что Мойше вашъ пророкъ.
   -- Но онъ и вашъ пророкъ,-- сказалъ юноша.
   -- Но я не пророка, я васъ оскорбила,-- сказала она,-- какъ бы по вдохновенію, съ тѣмъ особымъ чутьемъ, на которое бываютъ способны только очень чистыя души. Она вѣдь не звала, что его зовутъ Моисеемъ. Эти нѣсколько словъ, такъ просто сказанныхъ, влили въ его душу цѣлое море ощущеній. Ему хотѣлось сказать ей, что онъ ее понимаетъ, что онъ благодаренъ ей, что онъ провелъ ночь, полную муки и отчаянія. Въ эту ночь онъ любилъ и ненавидѣлъ ее до страданія. Въ эту мучительную ночь, проведенную безъ сна, понялъ онъ, какая бездна раздѣляетъ ихъ. И эта бездна вырыта злобой людской, эта бездна залита кровью и слезами, и если даже она протянетъ ему руки оттуда, съ той стороны, онъ не коснется ихъ, онъ долженъ остаться здѣсь, по эту сторону, здѣсь, гдѣ его мать, гдѣ народъ его. Онъ стоялъ передъ нею безмоливный, блѣдный и трепещущій.
   -- Скажите бабушкѣ,-- начала она, скажите...-- Спазма давила ей горло.
   -- Я люблю, люблю...-- простонала она...-- Ей вдругъ показалось, что все вокругъ темнѣетъ, она стоитъ на краю про пасти и тотчасъ свалится въ нее. Она инстинктивно протянула къ нему руки, но онъ отскочилъ, онъ не смѣлъ дотронуться до этихъ рукъ. Разъ онъ коснется ихъ, онъ уже пойдетъ за ней, онъ забудетъ все, все, къ чему призываетъ его долгъ, его совѣсть. Она опомнилась, повернулась и медленно, шатаясь, пошла къ воротамъ. "Неужели онъ не позоветъ ея, неужели она навсегда уходитъ отсюда?"
   Онъ медленно слѣдовалъ за нею, какъ человѣкъ, мучимый жаждой, идетъ на миражъ, зная, что это миражъ и что ему не утолить изъ него своей мучительной жажды.
   Садясь на извозчика, она обернулась, чтобы въ послѣдній разъ взглянуть на него; онъ быстро спрятался за ворота, но когда раздался стукъ колесъ, онъ вышелъ на улицу и слѣдилъ за удаляющимся экипажемъ, пока тотъ совершенно не скрылся изъ виду. Потомъ онъ вошелъ въ скверъ, упалъ на скамью и пролежалъ здѣсь до глубокой ночи, обуреваемый любовью, злобой и отчаяніемъ.
   Всю ночь бредила Антоша: она рыдала, просила у кого-то прощенія, звала бабушку, клялась, что не знала, что значитъ слово Мойше, говорила о какой то невѣстѣ съ острыми шпильками въ волосахъ, и къ утру у нея сдѣлался жаръ.
   Призвали доктора. Тотъ очень подробно разспросилъ домашнихъ о. ея образѣ жизни, и, такъ какъ, кромѣ того, что она любитъ кататься на конкѣ, никто ничего не могъ сообщить, онъ предположилъ, что, вѣроятно, катаясь по вечерамъ на конкѣ и переѣзжая гніющія рѣки, она заразилась маляріей. Онъ видѣлъ случаи, гдѣ малярія осложнялась мозговыми припадками...
   -- Послушайте, Моисей Борисовичъ, говорилъ профессоръ Карскій своему ученику,-- нельзя такъ играть легенду, какъ вы ее играете. Вѣдь легенда, это опоэтизированное преданіе, ее нужно играть мечтательно и нѣжно, а у васъ скрипка точно кричитъ отъ муки. Право, когда я слышалъ васъ въ первый разъ; вы играли ее гораздо лучше.
   -- Я только разъ сыгралъ ее, какъ слѣдуетъ, проговорилъ юноша и бросилъ смычокъ.
   Онъ зналъ, что никогда не въ состояніи будетъ играть эту вещь такъ, какъ должно, всегда передъ нимъ будетъ стоять Антоша, блѣдная, съ протянутыми къ нему руками, и онъ никогда не посмѣетъ прикоснуться въ этимъ рукамъ, и, быть можетъ, никогда больше не увидитъ ея.
   Когда онъ уходилъ, профессоръ долго смотрѣлъ ему вслѣдъ.
   "Что-то произошло съ нимъ съ тѣхъ поръ, какъ я слышалъ его въ первый разъ", подумалъ онъ. "Ну, да ничего, онъ доработается до артиста, у него много силы и страсти"...

А. С. Шабельская.

"Русское Богатство", No 1, 1896


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru