Яковлев Василий Васильевич
Рассказ рабочего

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Федор Иванович Шаляпин. Том второй. Воспоминания о Ф. И. Шаляпине
   М., "Искусство", 1977
   

В. В. ЯКОВЛЕВ

РАССКАЗ РАБОЧЕГО

   Будучи плотником сцены Мариинского театра в Петербурге, я наблюдал великого певца в 1907--1918 годах, в самый расцвет его могучего дарования.
   Все мы, рабочие сцены (а нас было только плотников около семидесяти да электриков человек двадцать пять), любили его, гордились им. Считали его своим, так как знали, что Федор Иванович вышел из народа и только своим талантом завоевал всеобщее признание. Позже, когда были опубликованы первые главы его автобиографии, которую мы читали вслух в курилке1, мы узнали о его безрадостном детстве и юности, и Шаляпин стал нам еще ближе и роднее.
   Скажу прямо: в день, когда шла опера с участием Федора Ивановича, на сцене царил порядок, чувствовалась какая-то приподнятость в работе, настроение. За кулисами стояла торжественная тишина. Ведь сегодня поет Федор Иванович, говорили люди сцены. Таково было обаяние имени Шаляпина.
   Старики плотники, работавшие на сцене по двадцать пять -- тридцать лет (Ф. Поспелов, И. Крупенин, С. Кириллов, Н. Ежов), еще помнившие П. Чайковского, Н. Фигнера и других больших музыкантов и певцов, говорили нам, молодым:
   -- Лет двенадцать назад Шаляпин был совсем молодой. Имел прекрасный голос, был принят в труппу, выступал с успехом. А ведь не давали ему петь, затерли парня... "Бас из босяков" прозвали. Пришлось уйти Шаляпину. А теперь вон он какой, Федор Иванович. После него не хочется других певцов слушать.
   Это подлинные слова старых рабочих сцены. Да я и сам переживал такие же чувства. Выйдем на площадь, к воротам, декорации носить на сцену, а на площади ко всем трем кассам театра уже громадные очереди за билетами. Уходим со сцены в двенадцать часов ночи -- снова видим очереди. Идем в восемь утра на работу -- очередь по Офицерской, по ул. Глинки и по Торговой, и все это на оперу с участием Ф. И. Шаляпина.
   -- Мать честная! Вот так Федор, босяк, здорово!..-- глядя на очереди, говорит наш "старшой", пожилой рабочий Н. Дмитриев, по прозвищу Пузырь.-- Народищу-то за билетами...
   В день первого выступления Федора Ивановича в новом сезоне, когда он, возвратившись из-за границы, приходил в театр, мы его всегда встречали. Поставим "начало", то есть декорации первой картины, и собираемся кучкой сзади сцены, человек сорок.
   Вот, шаркая галошами, появляется Федор Иванович, шуба расстегнута, шарф на шее -- и к нам, приветливый.
   -- Здорово!.. Здравствуйте, братцы!
   -- Здравствуйте, Федор Иванович! Как ваше здоровье? -- хором отвечаем ему,-- как ваши успехи... там, за границей?
   А он с растяжечкой в голосе:
   -- Не посрамил русского имени, не посрамил... Нигде, рябята, не посрамил. Хорошо везде прошло,-- отвечает Федор Иванович и тут же прибавит какую-нибудь загогулину, да с таким добавлением, да так уморительно, что мы покатываемся со смеху.
   Крепко запомнили юбилейный вечер, когда чествовали В. В. Андреева по случаю 25-летия его деятельности 2. На сцене -- русский оркестр, чуть ли не сотня музыкантов. Сзади огромные балалайки-басы, ближе балалайки поменьше, в первых рядах пикколо, а впереди гусли, гармошки, бубны, деревянные ложки, группа с рожками.
   Вот вышел В. В. Андреев, небольшого роста, изящный, с подстриженной черной бородкой. Остановился перед оркестром, поднял руку в белой перчатке --? и все музыканты дружно встали.
   В зале гром аплодисментов.
   Андреев благодарит, кланяясь залу. Повернулся к оркестру, поднял палочку, взмахнул... и полились звуки наших родных русских песен. За душу хватающий, грустный мотив. Залихватский, заражающий удалью напев.
   А когда зазвучал бравурный "Светит месяц", многие из нас, рабочих, позади сцены пустились вприсядку. Не вытерпел, вылетел к нам и И. В. Ершов (будущий народный артист). Смотрим, на левой стороне сцены Федор Иванович -- то руки в боки, то этак вверх махнет рукой, только полы сюртука раздуваются. Откалывает... С дробью отплясывает русского...
   Началось чествование В. В. Андреева. Много делегаций, много маститых деятелей приветствовали его. Вот идет к юбиляру Ф. И. Шаляпин, в руках огромный лавровый венок. Коротко было его приветствие:
   -- Дорогой Василий Васильевич! За то, что ты нашу сиротиночку, русскую балалаечку, вывел на солнышко,-- и вскинул руку вверх,-- вот тебе от меня спасибо.
   Поднял огромный венок и надел на Андреева, целуя его. Василий Васильевич весь потонул в венке... Зал бурно аплодировал.
   О Шаляпине как об артисте и певце много написано книг, а я на этих страницах расскажу о нем как о человеке, как он относился к людям.
   Была у нас при сцене курилка -- замечательный наш "клуб" тех лет. К нам в курилку заходили "курнуть" те из артистов и хористов, кто был попроще -- не разыгрывал барина, не важничал, задирая нос... Я, мол, "императорский артист". А таких было немало. Помню, как бывали в курилке из балета: А. А. Орлов, П. И. Гончаров, Ф. В. Лопухов. Любили бывать Д. А. Смирнов, И. В. Ершов, заходил, и не раз, и Ф. И. Шаляпин. Войдет и спросит:
   -- А ну, ребята... Дайте-ка махры курнуть!..
   И кто-нибудь из стариков протягивает ему свернутый для курева "Петербургский листок". Оторвет Федор Иванович клочок на "козью ножку" и протягивает руку, а плотник из пачки отсыпает ему порцию махорки... Свернет "козью ножку" Шаляпин, прикурит, затянется и закашляется до слез... И кашляя, спрашивает:
   -- А какая, ребята, фабрика этой махры? Уж очень она задиристая! И на протянутой ему пачке махорки читает:
   -- А-а... знакомая -- "Балканская звезда"!.. Знаю, знаю... еще на Волге, на баржах, ею баловался!.. И, куря махру, расскажет нам анекдотик, да со смачком, да так, что вся курилка хохочет.
   И, сделав нам этак рукой, уходит довольный.
   
   В театре у нас были и "эстеты" -- артисты, которые, важничая своим дворянским и даже "сиятельным" происхождением, относились к Шаляпину так:
   -- Генерал из мужиков у нас на сцене появился.-- Вот что слышали мы, и не раз, от этих "высокородий".
   А "генерал" Шаляпин такой раз устроил нам, рабочим, концерт, что я и теперь вспоминаю его с восхищением. И это я не один помню, а и мой товарищ по работе, работавший в те годы плотником сцены театра -- теперь уже старик, да и глухой,-- Данилов А. И. из соседней деревни.
   Дядя царя Николая II, князь Константин Константинович, поэт -- К. Р., сочинил трагедию в стихах -- "Царь Иудейский", ее предполагалось поставить в нашем театре. Но вмешался синод -- высшее церковное управление -- и запретил ставить эту трагедию в нашем театре, а только в закрытом Эрмитажном театре...
   И нам пришлось декорации "Царя Иудейского" переделывать, поднимать в декорационный зал для подгонки их к меньшей по размерам сцене Эрмитажного театра.
   В тот день сцена театра была предоставлена нам, рабочим, для уборки. Мы приводили в порядок механизмы и декорации, а электрики осматривали и чистили софиты и другое электрохозяйство. Значит, рабочие все на сцене, а артисты и хор занимались в репетиционных залах...
   Обвязав веревками декорации "Царя Иудейского", мы в конце сцены подняли их в декорационный зал. Присели отдохнуть у задней стены сцены, и наш веселый "философ" Евсеев Володя затянул песню:
   
   Умер, бедняга... В больнице военной
   Долго, родимый, лежал.
   
   Ему подтянул и другой наш веселый парень, Петька Коршак, и оба складно поют:
   
   Эту солдатскую жизнь постепенно
   Тяжкий недуг доконал...
   
   Мы слушали... И тут случилось такое замечательное, о котором я, читая литературу о Шаляпине, нигде не встречал.
   Мы слушали певцов, сидя у задней стены, которая отделяет сцену театра от Крюкова канала, а слева, в основной стене, в нише, есть дверь, ведущая на левую сторону сцены. И вдруг видим... в этой двери сам Федор Иванович стоит и слушает, а за ним Исай Дворищин -- тоже слушает. Певцы же, не видя Шаляпина, выводят:
   
   В этом измайловце щеголеватом...
   Кто бы узнал мужика!
   
   Увидя Шаляпина, мы осеклись... умолкли.
   Не знаю, что переживал Федор Иванович, но по лицу его видно было, что он восхищен. И он выкрикнул:
   -- Браво, друзья! Молодцы!
   И выйдя из ниши двери в наш круг, сказал:
   -- И меня подцепила эта песня. Разрешите, и я ее спою. Не возражаете? Так у задней стены сцены возник концерт. Да еще какой! С участием
   Ф. И. Шаляпина! А остальные, работавшие в разных углах сцены,-- все, и даже дежурные пожарные сторожа прибежали... И вот всемирно известный певец поет перед нами, простыми людьми:
   
   Умер, бедняга...
   
   Мы все с замиранием сердца, стараясь не пропустить ни звука, слушали... А Федор Иванович продолжал:
   
   Рано его от семьи оторвали,
   Горько заплакала мать...
   Всей деревней его провожали...
   И через год... мужика не узнать!..
   
   И так проникновенно -- до глубины души -- исполнил он последний, заключительный куплет:
   
   Горько рыдала солдатская мать...
   Русская наша крестьянка.
   Хмурясь, слезы ронял и отец...
   Наш русский крестьянин в лаптях...
   
   Мы, восхищенные, благодарим Федора Ивановича, а он, взяв под руку Исая, говорит:
   -- Исай Григорьевич! Давай, споем... и комическое. Пусть посмеются ребята Видишь, как слушают!
   И, втянув в наш круг Исая, продолжает:
   -- Братцы! Что-то мне "хотца" петь перед вами. Заело меня. И мы споем вам старинный солдатский дуэт!
   
   Во субботу, день ненастный...
   Нельзя в поле работать!--
   
   спокойно запели они, и продолжают:
   
   Нельзя в полюшке работать...
   Нни бо-ро-ни-ть, нни па-ха-ть!
   Эх... да-а-а --
   
   рокочет бас Шаляпина.
   
   -- У-у-у...-
   
   льется тенорок Исая.
   И бас Шаляпина выразительно так:
   
   Про-щай, дев-ки-и...
   
   А Исай с выкриком:
   
   Про-щай... ба-бы!
   
   И вместе оба:
   
   Уго-ня-ютт... нас... от ва-а-сс!
   Эхх -- дд-а-а-а!..
   
   Тянут они... И вместе оба:
   
   Уго-нн-ня-ют... нна ту го-рру,
   Нна по-ги-бель-ный Кап-ка-а-з! --
   
   И как плачут:
   
   -- А-а-а... у-у-у...
   
   И Шаляпин опять рокочет:
   
   Про-щай, дев-ки-и-и!
   
   И Исай тоже:
   
   Про-щай, ба-бы!
   
   И опять вместе:
   
   У-го-ня-ют нас от ва-сс!
   А-а-а ы-ы-ы!
   
   Это было так бесподобно, что мы, восхищенные, бурно аплодировали, кричали...
   -- Что, понравилось? -- спросил Федор Иванович. И тут же такое проделал, что, прямо скажу, ошеломил нас. Увидя в руках у одного электрика кожаные рукавички, он со словами: "Дай-ка их мне, дружок!" -- взял их в руки и, став в позу, громко хлопнул ими и запел с шаляпинскими интонациями:
   
   Светит ме-сяц... светит ясный...
   Светит месяц... золотой!
   
   И, разведя так руками, продолжает:
   
   Освещает путь-дорожку
   Прямо к миленькой моей!!!
   
   А Исай, подбоченясь, таким кочетом прошелся перед нами: и в присядку, в лад с песней, давай выделывать разные кренделя.
   А Федор Иванович как хлопнет рукавицами и, тряся ими, в лад Исаю поет:
   
   Сниму... сниму я... рука-вички,
   Своей миленькой отдам...
   Эх... надевай ты, свет-девица,
   Белы ручки нне мма-рай!
   
   И, хлопнув еще рукавицами с приплясом выкрикнул:
   -- Все... ре-бя-та!.. Кко-не-ц!
   И спокойно прибавил:
   -- Я вас задержал, ребята... Извините.
   -- Ну и бес же ты, Федор Иванович!-- кричит восхищенный плотник Николай Карляк.-- Уморил ты нас. Здорово вышло как!
   -- Что, хорошо? -- спрашивает его Шаляпин.-- Я, ребята, с вами как отдохнул! Вспомнил свою юность, прошлое... Спасибо за внимание!..
   И, взяв Исая под руку, со словами: "Пойдем... Пора..." -- прошел сквозь ликующую, аплодирующую толпу и направился к выходу. Идя по сцене, оглянулся на нас, засмеялся и, говоря что-то Исаю, скрылся с ним за дверью. А мы, ошеломленные, стали расходиться каждый к своей работе, а старик плотник Тимофей Васильев, всегда молчавший, тут заговорил:
   -- Да, ребята, двадцать пять лет я работаю на сцене, а такого еще не видывал, чтобы перед нами, рабочими, пели такие большие певцы. Не забудьте еще и того -- Шаляпин имеет еще и звание "солиста его величества"...
   Этот шаляпинский концерт у певцов и хористов вызвал другую реакцию. Хористы, в особенности та часть их, из "поповичей", всегда настроенная неприязненно к Шаляпину, говорили:
   -- Подделывается, подхалим. То царю... на карачках. А теперь заигрывает с мужиками-рабочими. Босяк он. Малообразованный!
   Вот такие слова мы своими ушами слышали в те дни.
   А как возник этот "концерт"?
   Шаляпин в тот день был на репетиции в фойе театра и, окончив ее, прошел с Исаем в свою уборную на левой стороне сцены, чтобы что-то там взять. Уходя, услышал пение наших ребят. Заинтересовавшись, Федор Иванович прошел левой стороной сцены к той двери, откуда он и слушал пение этой песни и где мы его и увидели. Вот так и возник этот "концерт".
   
   А вот еще эпизод.
   Дело было в 1911 году. Начались работы по возобновлению "Хованщины" Мусоргского. Перед началом репетиции вся труппа по предложению Федора Ивановича участвовала в панихиде по Мусоргскому в Казанском соборе.
   В декоративном зале художник К. Коровин с помощниками заканчивал декорации. Репетиции артистов, хора шли сначала в репетиционных залах. Затем перешли на сцену. Ставил оперу сам Федор Иванович. Это были незабываемые репетиции. Хорошо помню, как кропотливо работал он с артистами, хором. Ведь в "Хованщине" много массовых сцен.
   Вот идет репетиция "Стрелецкой слободы". В роли Марфы Е. И. Збруева. Под рояль она поет "Исходила младешенька...". Федор Иванович внимательно слушает и, когда Збруева кончила, говорит ей:
   -- Евгения Ивановна, я горячо вам советую вот с такими оттенками исполнить ее...
   Садится на табурет напротив Збруевой близехонько, вполголоса напевает всю песню Марфы. Збруева сидит как завороженная, смотрит ему в лицо. Участники-артисты, хор и мы, рабочие, стоим кругом, тоже слушаем как завороженные.
   Другой эпизод: стрельцы (хор) в смущении. Подьячий наговорил им о силе петровцев... "Стрельцы... что нам черт подьячий,-- поет стрелец,-- нагородил о рейтарах да о петровцах". Сколько терпения, такта проявил Шаляпин в поисках решения этой сцены. Сам перевоплощался в стрельца, пел по-своему, по-шаляпински. В конце концов искомое было найдено и Федор Иванович остался доволен.
   А выход Досифея в первой картине: "Марфа-а-а, сведи-ко лютерку домой..." Эмма -- Коваленко, Марфа -- Збруева. Сколько раз Федор Иванович спокойно разъяснял, как спеть, провести эту сцену, каждую деталь ее.
   Также работал над образом Хованского с Шароновым, Шакловитого -- с Андреевым.
   А сцена сожжения!.. Сколько энергии, упорства было проявлено Федором Ивановичем. Он своим обаянием заражал всех, и мы, рабочие, горели желанием помочь ему и спектаклю в целом.
   "Рассвет на Москве-реке". Рабочие поставили чудесные коровинские декорации Василия Блаженного и Кремля. Похитонов играет на рояле "Рассвет". А Федор Иванович с Коровиным, артистами, электриками смотрит из зала и регулирует нарастание света в софитах.
   Осталась в памяти генеральная репетиция, особенно последняя картина. Наш русский северный лес, ельник, одноглавая луковка со староверским крестом на шатровой крыше приземистой церкви... "Блям-блям-блям" -- тягучие звуки колокола раскольников. Величавая фигура седобородого Досифея в белом саване, с горящей свечой в руке.
   -- "Труба предвечного!.." -- торжественно поет Досифей и зажигает хворост огромного костра. На костре Марфа, Андрей Хованский и другие раскольники в белых саванах, со свечами в руках, готовые к самосожжению.
   
   В огне и пламени
   Приять венец славы вечная
   
   возглашает Досифей -- Шаляпин с высоко поднятой свечой в руке, и неповторимый голос его потрясает глубиной фанатического чувства.
   В оркестре звуки Петровского марша. Вбегают солдаты и пораженные останавливаются: перед ними огромное пламя костра, скрывающее людей...
   Опера прошла с громадным успехом. Все газеты Петербурга посвятили ей целые страницы. Мы в курилке читали газеты и радовались, сознавая, что труд всего коллектива под руководством Ф. И. Шаляпина получил такой широкий отклик.
   Воодушевленный успехом постановки "Хованщины", Федор Иванович раздал нам, участникам репетиций, свои фотографии с дарственными надписями. И я вот уже пятьдесят лет храню эту драгоценную для меня фотографию с личной надписью Федора Ивановича Шаляпина: "Василию Яковлеву -- на память о незабываемых днях моей молодости, триумфе искусства и культуры моей Родины. Ф. Шаляпин."
   
   Был я свидетелем и горького случая, принесшего Шаляпину много страданий. Об этом происшествии немало написано неверного, несправедливого, и клевета, окружившая имя Шаляпина в связи со случившимся на спектакле "Борис Годунов" кое-где живет до сих пор. Поэтому я, живой и близкий свидетель, считаю своим долгом рассказать правду.
   Шла опера "Борис Годунов. В роли Бориса -- Шаляпин. Картина -- "Терем". С обоих боков стены царских палат тянутся от авансцены до третьего плана. В задней стене -- небольшая полукруглая дверь. Позади этой единственной двери стоит мой дружок, Петр Евстигнеев, по прозвищу Петька Коршак -- молодой рабочий из деревни Рублево, Зубцовского уезда, Тверской губернии (к дверям декораций всегда ставился рабочий, чтобы они не открывались сами).
   Я стою рядом с Петькой, и мы слушаем, как Федор Иванович исполняет знаменитый монолог Бориса "Достиг я высшей власти". На спектакле присутствовал Николай II с дочерьми и его свита. Сидели они в левой боковой ложе, у самой авансцены.
   Мы с Петром, проколов гвоздем дырочки в декорации, смотрели на сцену. Обернувшись назад, мы заметили, что все хористы, даже те, кто должен был вступать только еще через две картины -- в сцене "Под Кромами", почему-то собрались толпой за кулисами.
   По мере приближения картины к концу большинство хористов подошло вплотную к стенам "Терема", делая вид, что слушают. Картина кончилась. Занавес опустился. Зал заревел...
   Мы видим, как Федор Иванович кланяется публике. Царь с дочерьми удалился в аванложу. Федор Иванович при открытом занавесе* стоит у самой рампы и,, ничего не подозревая, кланяется публике, а хористы, оттолкнув нас от двери, устремились на сцену с пением гимна.
   Заслышав звуки гимна, разошедшиеся покурить оркестранты спешно вновь занимают свои места. Появился дирижер А. Коутс. Музыканты стали подыгрывать хору. Стала возвращаться на свои места публика, тоже подхватившая гимн.
   И хор, уже заполнивший сцену, обратившись к царской ложе, опустился на колени.
   Мы с Петром и другими рабочими наблюдали всю эту картину через широко распахнутую хористами дверь.
   Какое-то время Федор Иванович с недоумением озирался. Вся сцена была забита хористами, и пройти к единственной двери он не мог. И вот мы видим, как и Федор Иванович, придерживаясь рукой за спинку кресла, присел за ним, опустившись на одно колено. Его высокая фигура была хорошо видна нам. Но он не пел гимна и не обращался к ложе.
   Мы, рабочие, в тот вечер были в пяти-шести шагах от Шаляпина и все видели своими глазами. Поэтому говорим: обвинение великого артиста в коленопреклонении перед царем не только вздорная, но и злостная клевета. Обсуждая тогда у себя в курилке это происшествие, мы глубоко возмущались грязным потоком клеветы и желчи, лившимся на Шаляпина со страниц газет. Недоброжелатели Шаляпина, не простившие ему "босяцкого" происхождения, его завистники воспользовались случаем, чтобы нанести артисту горькую обиду.
   
   Не многие знают, да и я нигде не встречал полностью опубликованными слова гимна Шаляпина "О революции и мире", который он сочинил по своей инициативе в дни всеобщего военного психоза буржуазных газет и лозунгов социал-шовинистов: "Война до полной победы", "Германию разбить", "Дарданеллы забрать".
   Мне пришлось быть участником концерта-митинга 26 марта 1917 года, устроенного Преображенским полком в Мариинском театре в Петрограде, на котором Ф. И. Шаляпин исполнял свой гимн. Хорошо помню грандиозную овацию, устроенную прославленному певцу рабочими, солдатами и матросами, забившими зал театра до отказа. А он, взволнованный, с красным знаменем в руке, бисируя, мощно пел еще и еще замечательные слова своего гимна:
   
   К оружью, граждане, к знаменам,
   Тиранов жадных свергнем гнет!
   Во славу русского народа
   Пускай презренный враг падет!
             К оружью, граждане, к знаменам,
             Свобода счастье нам дает!
   Во славу русского народа
   Пусть мир на землю снизойдет.
   
   В зале рев, а он, взметнув красное знамя высоко-высоко, с небывалым подъемом поет:
   
   К оружью, граждане, к знаменам,
   Знамена красные вперед!
   Во славу русского народа
   Пусть мирно пахарь наш живет!
   
   В зале опять грандиозная овация... А он еще:
   
   К оружью, граждане, к знаменам,
   Вечную память возгласим!
   В борьбе погибшим за свободу.
   Друзьям, товарищам своим!
   
   Это был незабываемый концерт. Как я помню, многие слушатели -- рабочие, солдаты -- взволнованные плакали. Ведь слова о мире, о желанном мире, попали в самую точку, в сердца простых людей, жаждущих конца войны.
   Буржуазные газеты тех дней, почти все, замолчали это патриотическое выступление прославленного певца...
   
   Свершилась Великая Октябрьская социалистическая революция. В начале ноября я был откомандирован из полка в театр на прежнюю работу. Рабочие выбрали меня в местный комитет, затем в члены коллегии при первом правительственном комиссаре бывших императорских театров 3.
   Как-то я присутствовал на докладе комиссара театров у А. В. Луначарского. Помню слова Анатолия Васильевича о труппе Мариинского театра: "Это хрустальная ваза народа. И мы должны работать так, чтобы ее не разбить".
   
   Шел третий месяц Октябрьской революции -- январь 1918 года... Комиссар театров по просьбе рабочих обратился к наркому А. В. Луначарскому с просьбой разрешить спектакль-бенефис в пользу технического персонала театра. Нарком согласился, разрешил. Раньше право на бенефис имели только хор, оркестр, солисты.
   Когда рабочие собрались в курилке, то вспомнили и Ф. И. Шаляпина.
   -- Жаль, нет у нас Федора Ивановича... Не поет у нас... а в Нардоме 4!
   Тут вдруг случилось небывалое... Дневной спектакль "Евгений Онегин" сорван. Артисты и хористы забастовали и 7 января 1918 года сорвали спектакль. Театр не работал несколько дней. Только после того как "жрецы искусства" одумались, поставлен был "Севильский цирюльник" как опера, в которой нет хора, и другие, где хор занимает небольшое место. Театр, хотя и со скрипом, но начал бесперебойно действовать.
   "Философ" наш, Володя Евсеев, был "мастак" на выдумки и в курилке предложил:
   -- Пойдемте к Федору Ивановичу. Попросим его помочь нам. Я уверен, что он согласится петь! Вот увидите -- подтянет и оркестр, и хор, и других. И они придут к нам, и будут петь!
   И вот мы, выборные,-- старик плотник Ф. Поспелов, электрик С. Кириллов, столяр Е. Воронин, Евсеев Володя и я -- пришли к Ф. И. Шаляпину домой. Он принял нас радушно, охотно согласился.
   -- Хорошая идея у вас -- бенефис рабочих театра. Я охотно спою "Бориса Годунова". Вместе с вами попросим артистов, хор и оркестр.
   И подарил нам три рисунка на трех листках ватмана. На одном Федор Иванович, подняв руки, зевает и потягивается. И подпись: "Рано поутру не будите меня молоду". На другом -- Шаляпин в роли Еремки. Что было на третьем -- не помню.
   Вручая рисунки, Федор Иванович сказал:
   -- Вот это от меня подарок к вашему бенефису. В день спектакля продайте их в зрительном зале. Это увеличит ваши средства.
   Певцы, хор, оркестр поддержали нас. Своим возвращением Шаляпин "подтянул" большую часть коллектива театра, заставил участвовать в "Борисе" и в последующих спектаклях.
   Подчеркиваю, что именно мы, рабочие, ходили просить Шаляпина вернуться в наш театр, а не представители Совета государственной оперы. Об этом Федор Иванович написал в своей книге в 1932 году в Париже:
   "Однажды утром, в ранний весенний день, пришла ко мне группа рабочих из Мариинского театра -- делегация... Во главе делегации был инженер Э[кскузович], который управлял театром. Дела Мариинского театра шли плохо... сборов не было... И вот решено было снова обратиться к "генералу" Шаляпину... Речи рабочих и их сердечное желание, чтобы я опять вместе с ними работал, возбудили во мне дружеские чувства, и я решил вернуться в труппу, из которой меня недавно столь откровенно прогнали..." 5.
   Настал день бенефиса -- 19 января 1918 года. Перед началом спектакля мы встречали Федора Ивановича. Помню, что он, веселый, поздоровался, поздравил нас и рассказал какую-то уморительную историю, да так, что мы долго хохотали до слез.
   Спектакль прошел с большим успехом.
   В антракте, стоя на барьере оркестра в зале, я продавал рисунки -- подарки Федора Ивановича -- на манер американской лотереи. Другой член комитета, Е. Воронин, собирал деньги в зале и вручал рисунки...
   Помню, что нарком А. В. Луначарский сидел в кресле против меня и, смеясь, смотрел, как я, держа рисунок, кричал:
   -- Кто больше?..
   А когда Шаляпин пришел в театр на репетицию, мы, рабочие, поднесли ему приветственный адрес, подписанный всем коллективом рабочих, прикрепленный к деревянному щитку (70x70), от сценического люка. Федора Ивановича приветствовал старый плотник Ф. Поспелов. Начал, да так разволновался, что замолчал. Мне было поручено прочесть адрес. Но под конец я тоже не выдержал -- запнулся и замолчал. Федор Иванович от неожиданности был так изумлен, что чуть не со слезами, почти шепотом проговорил:
   -- Спасибо... спасибо, братцы! А оправившись, громко сказал:
   -- Спасибо... дорогие товарищи!
   Оратора -- дядю Филиппа -- и стариков, ^то адрес держали, он всех троих с чувством расцеловал, а нам, остальным, низко поклонился, говоря:
   -- Спасибо, товарищи! Этим подарком вы меня глубоко тронули!
   Подарок наш Федор Иванович не забыл, и через четырнадцать лет добром нас вспомнил в своей книге теплыми, прочувствованными словами:
   "Рабочие оценили мое решение, и когда я в первый раз пришел за кулисы родного театра, меня ждал чрезвычайный сюрприз. Рабочие выпилили тот кусок сцены, около метра в окружности, на котором я, дебютируя на этой сцене в 1895 году, в первый раз в качестве Мефистофеля поднялся из преисподней в кабинет Фауста. И этот кусок сцены мне поднесли в подарок...
   Сколько волнений, какие биения сердца испытал я на этом куске дерева, представая перед Фаустом и перед публикой со словами: "И я -- здесь!"
   Более трогательного подарка для меня не могло быть в целом, вероятно, свете!"6
   
   В апреле же 1918 года мы, рабочие, вместе с комиссаром театра И. В. Экскузовичем ходили к Шаляпину с просьбой возглавить художественную часть оперы.
   
   Федор Иванович принял предложение и участвовал в руководстве ведущего театра страны в самые трудные его годы 7.
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые опубликовано в журнале "Советская музыка" (1963, No 8). Здесь дается в новой редакции с дополнениями. Василий Васильевич Яковлев, в прошлом рабочий сцены Мариинского театра, после революции был избран членом первой коллегии при комиссаре бывших императорских театров. С 1933 г. долгие годы (вплоть до своей кончины в 1973 г.) жил в колхозе "Искра" Лужского района, Ленинградской области. Был председателем колхоза, основал там библиотеку, постоянно вел культурную работу, руководил драматическим кружком. После победы над фашистами участвовал в восстановлении родного колхоза, где в бывшем помещичьем доме, которому насчитывалось около двухсот лет, был сооружен концертный зал на 200 человек, кино, библиотека. В. В.Яковлев всю жизнь оставался страстным поклонником Ф. И. Шаляпина. После опубликования в журнале его воспоминаний ("Рассказ рабочего") Яковлев получил более сотни писем с благодарностью читателей. Все эти годы его посещали туристы из Ленинграда, города Пушкина (бывшее Царское Село), из домов отдыха под Лугой с просьбой рассказать все, что он знает о Шаляпине. "С тех пор,-- писал он составителю данного издания,-- с 1963 года, у меня перебывало более четырех тысяч туристов, а за лето 1970 года -- более восьмисот человек".
   Первая половина книги Шаляпина "Страницы из моей жизни" была опубликована в журнале "Летопись" за 1917 г. (No 1--12). Кроме того, как позже писал В. В. Яковлев, рабочим была известна книжка И. Пеняева "Первые шаги Ф. И. Шаляпина", изданная в середине первого десятилетия 1900-х гг.
   В. В. Андреев в 80-х г. прошлого столетия начал выступать в любительских концертах. Первое его публичное выступление как виртуоза на балалайке состоялось в 1886 г. В следующем сезоне состоялся первый концерт впервые организованного им ансамбля русских народных инструментов. Юбилейный концерт "великорусского" оркестра В. В. Андреева состоялся 2 апреля 1913 г. Первоначально, еще весной 1917 г., воодушевленные идеей автономии, артисты оперной труппы Мариинского театра организовали Совет государственной оперы, который явился первым органом самоуправлений. Однако в обстановке первого революционного года и внутренних противоречий, без необходимого опыта, СГО трудно было руководить театром. Поэтому с начала 1918 г. административное руководство бывш. Мариинского театра было поручено заведующему подотделом государственных театров Наркомпроса И. В. Экскузовичу, по профессии инженеру, но страстному театралу, близко стоявшему к артистическим кругам, прекрасному человеку и великолепному организатору, по праву заслужившему большой авторитет в художественной среде.
   1 Как пишет первый после Февральской революции комендант Мариинского театра В. Беспалов в книге "Театры в дни революции", Шаляпин ушел из Мариинского театра весной 1917 г. из-за обструкции, устроенной ему коллективом хора, отказавшимся исполнять сочиненный Шаляпиным революционный гимн (как известно, ранее забракованный музыкальными авторитетами). Шаляпин перенес свою деятельность в Народный дом в Петрограде, где часто выступал и в годы первой мировой войны.
   2 "Маска и душа", Париж, 1932.
   3 Там же.
   4 Уже 2 июня 1918 г. Шаляпин впервые присутствует на общем собрании артистов -- солистов Государственного Мариинского театра по вопросу упорядочения его работы. Под единодушные аплодисменты артист избирается почетным председателем собрания. Как сообщается в протоколе собрания, "Ф. И. Шаляпин извещает собрание, что он просил Совет Государственной оперы освободить его от арбитража, но ввиду настоятельной просьбы СГО не слагать высокой обязанности арбитра Ф[едор] И[ванович] согласился и впредь выполнять ее, но просил собрание принять уверение в том, что он, вопреки разным нападкам в прессе за последнее время, не является хозяином в театре, а товарищем; не имеет никакого лицеприятия, не возвышая одного [артиста] в ущерб другому артисту; действует искренно и позволил себе не навязывать, а рекомендовать дирижеров Голинкина и вазовского как действительно полезных и нужных во всяком серьезном деле и, рекомендуя их, никакого давления не производил. Все же заметки в прессе только мешают и не дают ему работать со спокойной душой" ("Советский театр. Документы и материалы", Л., "Искусство", 1968, стр. 195).
   С осени 1918 г. Шаляпин широко входит в репертуар Мариинского театра, не только выступая в своих коронных ролях, но и работая как режиссер. Так, после нескольких представлений "Бориса Годунова" Шаляпин снял временно спектакль с афиши, продолжая его совершенствовать. Одновременно он приступил к подготовке "Хованщины" и затем "Юдифи", увлеченно работая с коллективом исполнителей на репетициях. "Будем работать сколько надо, друзья мои!.." -- такими словами он обычно начинал репетицию",-- свидетельствует Е. Кузнецов ("Последний послужной список Ф. И. Шаляпина" -- см. двухтомник "Ф. И. Шаляпин", т. 2). Там же он сообщает, что премьера "Юдифи", сыгранная 22 октября 1918 г., свидетельствовала о высоком взлете театра, окрылила труппу, стала привлекать все возрастающее внимание зрителя. О вдохновенной работе Шаляпина говорит уже тот факт, что за три с половиной месяца -- с середины сентября по конец года -- Шаляпин спел 35 спектаклей, выступая почти через день-два. (Эта цифра кажется тем более значительной, что по контракту с императорскими театрами Шаляпин в последние годы пел не более27раз в сезон.) В честь первой годовщины Октябрьской революции, 8 ноября 1918 г., Шаляпин выступил в "Борисе Годунове", обогатив общий сценический замысел оперы: имеются сведения, что в сцене коронации Шаляпин развернул торжественное шествие бояр и духовенства с иконами и хоругвями, запрещавшееся до революции; он также восстановил в правах сцену "Под Кромами", обычно исключавшуюся из спектакля.
   10 ноября артист участвует в торжественном вечере, посвященном 100-летию со дня рождения И. С. Тургенева, выступив в роли Яшки-Турка (в инсценировке рассказа "Певцы"). 12 ноября Шаляпин поет Олоферна ("Юдифь"). Перед спектаклем А. В. Луначарский, выступив перед зрителями (что он часто делал в те годы, рассказывая о содержании и эстетических достоинствах оперы), сообщает, что Шаляпин первый из советских деятелей сцены удостоен почетного звания народного артиста. В книге "Маска и душа" Шаляпин указывает, что это произошло на спектакле "Севильский цирюльник", но певец ошибается: партию дона Базилио он пел за весь месяц только один раз -- 21 ноября, а извещение о присвоении артисту почетного звания было опубликовано в газете "Северная коммуна" от 13 ноября 1918 г. Во второй половине сезона, то есть начиная с 1 января 1919 г., Шаляпин выступил в сорока спектаклях. Если же взять сезон в целом, то увидим, что Шаляпин принял участие почти в восьмидесяти представлениях, что само по себе говорит о его исключительно интенсивной работе в театре в первые революционные годы. В статье "По поводу выступлений Шаляпина в Мариинском театре" Игорь Глебов (Б. В. Асафьев) писал: "Взлеты и падения в художественной работе театра могут допускать различные суждения, но существо творимого там дела -- подвиг во имя сохранения музыкальной культуры. И тем интенсивнее этот подвиг, что среди деятелей властвует гениальный выразитель русской песенной стихии -- стихии русской музыки -- Шаляпин [...] Судьба посулила Шаляпину быть проводником издавна лелеемой народом песенной стихии в нашу русскую действительность. Через него мы приобщаемся к роднику жизни -- к жизненной энергии, светлой, чистой, незамутненной пошлостью. Оттого и захватывает так пение Шаляпина, что в нем мы ощущаем энергию и волю к жизни. Люди не могут не дорожить таким человеком! В революцию вырвались на волю стихийные порывы человеческой души и разрывают омертвевшие схемы, словно росток скорлупу зерна. Жизнь сейчас сильнее искусства, ибо из сферы привычной житейскости люди выброшены в сферу борьбы. Но сила песенной стихии, воплощенная в Шаляпине, не склоняется даже перед жизненной бурей. Великий певец властвует над людьми, внушает им восторг и трепет, и его выступления преображают театр" ("Жизнь искусства", 1918, No 37). Сейчас эти слова, возможно, могут показаться и преувеличенными по своему пафосу и слишком "стихийными". Но в те годы, когда в театре имели место и разболтанность дисциплины, и прямой саботаж, и много других трудностей, деятельность в нем Шаляпина нельзя недооценить. Это доказывает и тот факт, что многие спектакли с участием артиста начиная с 21 мая 1918 г., когда шла "Хованщина" (восстановленная Шаляпиным), были "целевыми". Как сообщал "Вестник театра", "все назначенные до окончания сезона в Мариинском театре спектакли с участием Шаляпина предоставлены для рабочих и профессиональных организаций, школ и красноармейцев. Билеты на эти спектакли в общую продажу не поступят" ("Вестник театра", 1919, No 29). "К лету 1919 года недавно угасавший театр достиг внушительного по своему объему репертуара, состоявшего из двадцати двух опер, среди которых доминирующее положение заняли четырнадцать произведений русской классики (из них восемь опер, шедших с участием Ф. И. Шаляпина). Не щадя себя как певца, Шаляпин щедро знакомил народ с недоступными ему ранее сокровищами русской музыкальной культуры" (В. Кузнецов, Последний послужной список Ф. И. Шаляпина.-- Двухтомник "Ф. И. Шаляпин", т. 2). Новый сезон 1919/20 г. по установленной послереволюционной традиции открылся оперой "Руслан и Людмила" (до революции сезон открывался первой оперой Глинки -- "Жизнь за царя") с участием Шаляпина. Затем началась работа по восстановлению "Псковитянки" под руководством Федора Ивановича. Недовольный тем, как прошла генеральная репетиция, Шаляпин отменил назначенную премьеру и продолжал работу над спектаклем. Премьера "Псковитянки" состоялась 7 ноября 1919 г., то есть во вторую годовщину Октября. Спектакль прошел в сезоне одиннадцать раз, в основном для участников различных совещаний и конференций. В этом же сезоне Ф. И. Шаляпин выступил в заглавной партии оперы С. В. Рахманинова "Алеко" на сцене филиала -- в помещении бывшего Михайловского театра. Из воспоминаний Э. И. Каплана (см. наст. том) видно, что партнерами Шаляпина были молодые певцы. С молодежью он старательно работал и на большой сцене. Сезон 1920/21 г. в бывш. Мариинском театре открылся возобновленной оперой Н. А. Римского-Корсакова "Садко" с участием Шаляпина в партии Варяжского гостя. Тот же Игорь Глебов (Б. В. Асафьев) отмечал: "Видно, что затрачено много труда на то, чтобы наладить общую стройность, при наличии значительного притока молодых сил. В театре, по-видимому, господствует строгая художественная дисциплина и настойчивая работа, в условиях которой воспитывается молодое поколение артистов. В их руках -- будущее театра" ("Жизнь искусства", 1920, No 566--567).
   Еще более увлеченно и старательно Шаляпин работал над постановкой "Вражьей силы" А. Н. Серова. Спектакль с его участием, показанный 7 ноября 1920 г., то есть в день третьей годовщины пролетарской революции и данный для рабочих-ударников, в полном смысле был праздничным. В этой опере Шаляпин выступил девятнадцать раз за сезон. Всего же в этом сезоне он спел восемьдесят спектаклей плюс участие в симфоническом концерте в честь 150-летия со дня рождения Бетховена. Вряд ли можно не согласиться с тем, что все эти годы Шаляпин работал, как никогда, реализуя и свои режиссерские замыслы.
   При этом Шаляпин весьма активно относился к своим общественным обязанностям. В начале 1919 г. был распущен Совет Государственной оперы и во главе театра стала директория по назначению Наркомпроса, с участием выборного от творческих коллективов театра. "Солисты, хор и оркестр единогласно выбрали в директорию Мариинского театра Ф. И. Шаляпина",-- сообщал "Бирюч петроградских государственных театров" (1919, No 17--18). Так же он оказался и выборным от оркестра в директорию Большого театра в Москве. В марте 1919 г. директория бывшего Мариинского театра была утверждена в составе: Ф. И. Шаляпин, Э. А. Купер, перешедший из Большого театра в Мариинский, художник А. Н. Бенуа, режиссер П. С. Оленин, Б. В. Асафьев. В заседаниях директории принимали участие завотделом гостеатров И. В. Экскузович и А. К. Глазунов. На первом же заседании директории 26 марта Шаляпин предложил свою схему реорганизации работы театра с тем, чтобы повысить трудовую дисциплину, качество репертуара и спектаклей. Он сказал (как записано в протоколе): "Чтобы поднять на должную высоту оперное дело в Мариинском театре, необходимо обратить самое серьезное внимание на следующие принципы:
   1. Театр должен иметь в своем распоряжении первоклассный состав исполнителей.
   2. В репертуар театра могут быть включены только те оперы, которые могут быть первоклассно обслужены как артистическим элементом, так и материальным имуществом театра.
   3. Большое театральное дело, представляя из себя по своему механизму подобие действующего военного штаба, должно обладать полнейшей дисциплиной во всех отраслях дела". (К этому параграфу следует примечание: "Для проведения в жизнь содержания 3-го пункта необходимо, чтобы у служащих сложилось нормальное убеждение, что наряду с правами гражданина имеются и его обязанности".) Далее следует ряд пунктов, намечающих мероприятия для поднятия дисциплины. Интересно предложение Шаляпина по поводу репертуара: "Весь пестрый репертуар-этого сезона должен быть детально пересмотрен, из него должны быть выбраны оперы, наилучше обставленные как художественно, так и материально, и поставлены как ходовой основной репертуар будущего сезона, к которому и добавляются оперы, признанные желательными к постановке (последние ставятся только заново). Этой мерой Мариинский театр постепенно будет избавлен от необходимости загромождения ветхими постановками как в художественном, так и в материальном смысле". Все эти предложения Шаляпина были приняты единогласно, как помечено в протоколе секретарем СГО В. Вольфом ("Советский театр. Документы и материалы", стр. 199). Шаляпин в числе некоторых других деятелей также помог привлечь внимание В. И. Ленина к нуждам Мариинского театра. Всякого рода "леваки" вели наступление на богатейшее имущество Мариинского театра, накопленное десятилетиями. Например, один только его сценический гардероб насчитывал до полутора миллионов единиц хранения. Какой-то частью этого театр охотно делился с самодеятельными кружками. Но некоторым дельцам этого показалось мало, и по предложению одного из работников театрального отдела Наркомпроса был внесен на рассмотрение Совета народных комиссаров вопрос о передаче сценического имущества Мариинского театра провинциальным коллективам. В середине июля 1919 г. руководство Мариинского театра объединило силы с московскими театрами, также подвергавшимися нападкам. "Мы решили подкрепить наши силы участием Ф. И. Шаляпина в петроградской делегации и отправились (Э. Купер и я),-- вспоминал И. В. Экскузович,-- его уговаривать. Однако уговаривать его не пришлось. Он охотно согласился и, схватив какое-то старинное оружие, которого всегда было много в его кабинете, воинственно заявил, что готов отстаивать интересы родного театра... Я успокоил его, сообщив, что говорил с А. В. Луначарским, который ответил, что поддержка нам обеспечена". (Рукописная записка И. В. Экскузовича.) В Москве состоялось совещание совместно с представителями московских государственных театров. В протоколе этого совещания говорилось: "Интересы русской культуры требуют ограждения этих театров от всего, что может внести разлад и разрушение в их структуру или произвести распыление их накопленных художественных, духовных и материальных ценностей. Необходимо бережно и строго охранять их сущность и условия, в которых единственно возможно осуществление их задач.
   На основании вышеизложенного, выборные представители государственных театров Петрограда -- Мариинского, Александрийского и Михайловского -- и Москвы -- Большого, Малого и Художественного,-- собравшись на экстренное заседание 18 июля 1919 г., образовали между указанными театрами (признаваемыми нами равноценными для искусства) общий, объединяющий наши стремления аппарат, имеющий свое представительство и в Союзе (работников искусств) и в Правительственных органах" (цит. по статье Е. Кузнецова "Последний послужной список Ф. И. Шаляпина). Под этим документом, среди других, стоят подписи Ф. И. Шаляпина, К. С. Станиславского, А. И. Южина и П. М. Садовского.
   Одновременно с этим одобренным Луначарским документом ему была вручена и просьба "немедленно провести в жизнь переименование указанных государственных театров в академические".
   В последней декаде июля В. И. Ленин принял Шаляпина, Экскузовича и Луначарского, о чем тепло вспоминает певец в своей книге "Маска и душа". Артист, по свидетельству Экскузовича, принимал активное участие в беседе с Лениным о нуждах театров, но в своей книге "Маска и душа" изложил эту беседу неполно. В результате состоявшейся встречи 26 августа 1919 г. Лениным был подписан Декрет об объединении театрального дела. В конце 1919 г. было утверждено новое положение о государственных театрах, получивших звание "академических". О роли Шаляпина в эти годы в бывш. Мариинском театре, с 1 января 1920 г. переименованном в ГАТОБ (Государственный академический театр оперы и балета), говорит протокол заседания директории ГАТОБ, где зачитывалось постановление Луначарского о переходе театра к единоличной системе управления. При этом остальным членам бывшей директории театра (Э. А. Куперу, Л. С. Леонтьеву, П. С. Оленину, А. Н. Бенуа и Б. В. Асафьеву) было предложено возглавить свои участки работы и представить заключения о правах и обязанностях, которые они согласны взять на себя,-- каждый в своей области. Затем, как сказал Экскузович, с ними будет заключен соответствующий договор за его и Шаляпина подписями. Представляет интерес и докладная записка И. В. Экскузовича, относящаяся к 1920 г. В этой записке ставится вопрос о необходимости создания студии для воспитания оперных артистов, режиссеров, дирижеров, концертмейстеров. В качестве руководителя студии указывался Ф. И. Шаляпин, зав. музыкальной частью -- Э. А. Купер. Нетрудно предположить, что эта идея создания студии была подсказана Шаляпиным. Тогда особенное значение приобретают слова Шаляпина, сказанные им в конце книги "Маска и душа", что его мечтой было "создание идеального театра". "Моя мечта неразрывно связана с Россией, с русской талантливой и чуткой молодежью" (т. 1, наст. изд., стр. 302--303).
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru