Шатилов Николай Иосифович
Из недавнего прошлаго

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    IV. И. Н. Шатилов.- Московское общество сельского хозяйства.- Н. В. Верещагин.- Нравы светского общества в 70 гг.- Спиритизм.- У Л. Н. Толстого.

Изъ недавняго прошлаго1).

*) См. Гол. Мин. No No 1, 4, 5--6, 7--8, 9.

IV.

I. Н. Шатиловъ.-- Московское общество сельскаго хозяйства.-- H. В. Верещагинъ.-- Нравы свѣтскаго общества въ 70 г.г.-- Спиритизмъ.-- У Л. Н. Толстого.

   Начало 70-хъ годовъ было временемъ пробужденія усиленной дѣятельности во всѣхъ отрасляхъ: у всѣхъ чувствовалась потребность къ переустройству всего на новый ладъ послѣ застоя; царившаго во время крѣпостного нрава. Не мало содѣйствовало повсемѣстному пробужденію жизни въ глухой провинціи проведеніе желѣзныхъ дорогъ и развитіе всевозможныхъ предпріятій и акціонерныхъ обществъ. Помѣщики старались перейти къ новымъ способамъ хозяйства, послѣднее впрочемъ не всѣмъ и не всегда удавалось. Большинство, проживъ деньги, полученныя за размѣнъ выкупныхъ свидѣтельствъ, которые они вначалѣ мѣняли съ потерей до 18 процентовъ, ускорили еще свое разореніе, благодаря неопытности въ веденіи хозяйства или начиная предпріятія, о которыхъ не имѣли ни малѣйшаго понятія. Эти неудачныя попытки живо описаны у Сергѣя Атавы въ его Оскудѣніи, но рядомъ съ этими неудачными попытками и нелѣпыми предпріятіями, шла серьезная работа. Сельско-хозяйственныя общества проявляли усиленную дѣятельность, возникали новыя отрасли хозяйства: молочное дѣло, сыровареніе и сахарные заводы. Въ Петербургѣ былъ устроенъ Черняевымъ сельскохозяйственный музей, появились склады земледѣльческихъ машинъ и орудій и начали устраивать сельско-хозяйственныя выставки.
   Какъ разъ ко времени развитія всеобщаго интереса къ сельскому хозяйству относится и выборъ моего отца въ президенты Московскаго общества сельскаго хозяйства. Постъ этотъ онъ занималъ до своей кончины; онъ умеръ почти наканунѣ празднованія 25-лѣтняго юбилея своей предсѣдательской дѣятельности.
   Вице-предсѣдателемъ общества былъ тогда Степанъ Алексѣевичъ Масловъ, а секретаремъ Горбуновъ, оба они служили въ Удѣльномъ вѣдомствѣ, но хотя отецъ мой обладалъ весьма обширными для того времени агрономическими познаніями и заслужилъ всеобщую извѣстность, онъ не избѣжалъ нѣкоторыхъ ошибокъ, неблагопріятно отозвавшихся на нашихъ дѣлахъ; ошибки эти были неизбѣжны и вызваны совокупностью обстоятельствъ и условій того времени.
   Первою такой ошибкой былъ вывозъ нѣмцевъ для Крымскаго имѣнія, второю -- устройство фермъ на бельгійскій ладъ съ бельгійскими рабочими въ Тульской губерніи. Произошло это слѣдующимъ образомъ.
   Пріѣхалъ въ Москву бельгіецъ m-r Арондаръ, ученый агрономъ. Не знаю, какимъ образомъ познакомился онъ съ бывшимъ гувернеромъ моего отца Вильдомъ, который въ свою очередь познакомилъ его съ моимъ дѣдомъ Иваномъ Васильёвичемъ, находившимся въ то время въ Москвѣ. Арондаръ былъ видный мужчина съ располагающей въ его пользу наружностью и большимъ апломбомъ. Онъ вѣроятно зналъ свое дѣло, какъ оно примѣнялось въ Бельгіи. Дѣдушка, поддавшись его убѣжденіямъ, уѣзжая весной изъ Москвы въ имѣніе, взялъ его съ собой. Въ Моховомъ Арондаръ, обладавшій способностью убѣдительно говорить, сумѣлъ обворожить моего отца, и было рѣшено воспользоваться однимъ оставшимся послѣ надѣла крестьянъ запольнымъ участкомъ земли, въ количествѣ 500 десятинъ, чтобы создать въ немъ образцовую ферму наподобіе бельгійской.
   Такъ какъ въ то лѣто мы уѣзжали въ Крымъ, то отецъ мой пригласилъ и Арондара поѣхать вмѣстѣ съ нами, на что послѣдній съ удовольствіемъ согласился. Я помню, что во время этой поѣздки, которую мы совершали еще на лошадяхъ, его удивляла наша запряжка цугомъ съ форейторомъ, и онъ увѣрялъ, что и бельгійскій король такъ не ѣздитъ.
   Хотя за время этого нашего пребыванія въ Тамакѣ выяснилась вся непригодность вывезенныхъ изъ Баваріи рабочихъ, половина которыхъ успѣла уже разойтись, а остальные были уволены при насъ, тѣмъ не менѣе проектъ выписки бельгійцевъ остался въ своей силѣ, и когда мы осенью вернулись обратно въ Моховое, то было приступлено, подъ руководствомъ Арондара, къ постройкѣ временныхъ бараковъ на избранномъ для фермы участкѣ, носившемъ названіе Каменный бугоръ. Было выбрано и мѣсто, гдѣ должно было быть построено настоящее зданіе фермы, планъ которой Арондаръ долженъ былъ привезти къ веснѣ изъ Бельгіи вмѣстѣ съ нанятымъ тамъ штатомъ служащихъ и рабочихъ.
   Уѣхавъ въ Бельгію позднею осенью, арондаръ вернулся къ веснѣ, привезя съ собой бухгалтера Грегуара, старосту или, какъ онъ его называлъ, chef de culture Видара, пріѣхавшаго вдвоемъ со своимъ братомъ, овцевода Жазона, конюха Генри и еще десятокъ бельгійскихъ рабочихъ, а также цѣлый транспортъ машинъ сельско-хозяйственныхъ орудій и конскихъ и воловьихъ сбруй. Нечего и говорить, что этотъ пріѣздъ чужеземцевъ съ ихъ различными новшествами былъ встрѣченъ очень недружелюбно со стороны мѣстныхъ жителей и старыхъ служащихъ, отнесшихся очень скептически къ этой, какъ они считали, барской затѣѣ, каковою предпріятіе это въ дѣйствительности въ концѣ концовъ и оказалось.
   Не прошло и года, и не успѣли еще достроить начатое каменное зданіе фермы по планамъ, составленнымъ Арондаромъ, какъ у него стали возникать разныя столкновенія съ привезенными имъ рабочими, изъ которыхъ многіе оказались горькими пьяницами и буянами; этими свойствами особенно отличался уже пожилой рабочій, типъ бельгійскаго блузника, котораго называли le père Hanrot. Этотъ папа Ганротъ, напиваясь пьянымъ, гонялся съ ножемъ за другими и производилъ всякія безчинства, почему и былъ ликвидированъ однимъ изъ первыхъ. Относясь свысока къ крестьянамъ сосѣднихъ деревень и ухаживая за ихъ бабами и дѣвушками, бельгійцы вскорѣ возстановили ихъ противъ себя, стали происходить драки и поступать жалобы; впрочемъ среди бельгійцевъ были и хорошіе люди; къ числу послѣднихъ принадлежалъ Грегуаръ, весьма порядочный и воспитанный молодой человѣкъ, оба брата Видары и овцеводъ Жазонъ, человѣкъ тихій и скромный, занятый исключительно своимъ дѣломъ. Что касается самого Арондара, то и онъ былъ недурной человѣкъ, но обладалъ большимъ самомнѣніемъ и относился очень свысока къ мѣстному населенію, считая его за какую-то низшую расу, распоряжаться которой можно только при посредствѣ кнута, и въ его разговорахъ, а также и на дѣлѣ его бичъ "le long fouet", какъ онъ его называлъ, игралъ немалую роль, не взирая на предостереженія моего отца и матери, которые никогда не были сторонниками такихъ расправъ, даже и во время крѣпостного права. Впрочемъ подвиги длиннаго кнута прекратились довольно скоро послѣ того, какъ Арондара за такую расправу поколотили сосѣдніе мужики деревни Носоновки. Произошло это слѣдующимъ образомъ: доложили ему, что носоновскіе крестьяне, выѣхавшіе косить на смежный съ нашей землей сѣнокосъ, перепустили за нашу межу своихъ лошадей. Яковъ Варѳоломѣевичъ,-- такъ окрестили Арондара на русскій ладъ,-- велѣлъ немедленно осѣдлать себѣ лошадь и, вооружившись своимъ длиннымъ кнутомъ и револьверомъ, взявъ съ собою еще кого-то изъ своихъ бельгійцевъ, поскакалъ къ мѣсту сѣнокоса. Мужики, увидя издали скачущихъ французовъ, какъ они ихъ называли, стали конечно сгонять своихъ лошадей съ нашей стороны луга, но Арондаръ тѣмъ не менѣе произвелъ на нихъ кавалерійскую атаку, при которой былъ пущенъ въ ходъ le long fouet. Мужики, сознавая, что сила на ихъ сторонѣ, вмѣсто того, чтобы обратиться въ бѣгство, встрѣтили атакующихъ вилами и дали имъ такой энергичный отпоръ, что французы, разбитые на голову, обратились въ бѣгство. Выраженіе "разбитые на-голову" здѣсь вполнѣ умѣстно, такъ какъ въ этомъ дѣлѣ пострадали не только бока и спина Арондара, но и его большой энергичный орлиный носъ, получившій здоровую ссадину,.принудившую его обладателя потомъ долго ходить съ пластыремъ на немъ. Это неудачное дѣло съ носоновскими крестьянами имѣло ту хорошую сторону, что значительно успокоило воинственный пылъ Арондара и заставило его забыть о своемъ long fouet, чуть было не доведшимъ его до бѣды, ибо, не ускачи онъ тогда отъ разъяренныхъ мужиковъ, они пожалуй уходили бы его до смерти.
   Въ другой разъ вздумалось ему испытать смѣлость и бдительность нанятаго имъ сторожа, изъ отставныхъ солдатъ еще николаевскаго времени, котораго онъ поставилъ сторожить ночью накопанную съ вечера кормовую свеклу, которую не успѣлъ до ночи перевезти на ферму. Позвавъ съ собой Грегуара, они оба одѣлись привидѣніями: надѣли на себя бѣлыя простыни и поставили на головы пустыя тыквы съ вырѣзанными въ нихъ страшными лицами и вставленными внутрь зажженными огарками, а для того, чтобы еще болѣе усилить страшное впечатлѣніе, которое желали произвести, нацѣпили на себя желѣзныя плужныя цѣпи, бряцавшія при ходьбѣ. Въ такомъ видѣ, никѣмъ не замѣченные, отправились они къ сосѣднему небольшому лѣсу, за которымъ находилось поле, гдѣ сторожъ, сидя у разведеннаго костра, караулилъ накопанную свекловицу. Замѣтивъ появившіяся странныя фигуры, солдатъ еще издали окликнулъ ихъ, а когда онѣ, не взирая на этотъ окликъ, молча стали приближаться къ нему, то онъ, не долго думая, схватилъ бывшій при немъ желѣзный ломъ и пошелъ навстрѣчу къ подходившимъ. Увидя, что тутъ шутки плохія, привидѣнія бросились бѣжать со всѣхъ ногъ къ лѣсу, обронивъ на мѣстѣ происшествія свои тыквенныя головы; при бѣгствѣ, какъ они потомъ говорили, имъ не мало мѣшали навѣшанныя на нихъ цѣпи.
   Любя пугать другихъ, самъ Арондаръ при этомъ былъ очень суевѣрнымъ человѣкомъ и боялся привидѣній. Въ это время умеръ старикъ Егоръ Ивановичъ Гибсенъ, завѣдывавшій нашимъ Паньковскимъ коннымъ заводомъ, незадолго передъ тѣмъ ликвидированнымъ моимъ отцомъ, отчасти по совѣту Арондара, убѣждавшаго его завести вмѣсто рысистыхъ лошадей тонкорунное овцеводство. Приписывая смерть Гибсена уничтоженію завода, Арондаръ увѣрялъ, что духъ Гибсена по ночамъ приходитъ на террасу передъ его квартирой и стонетъ и охаетъ; поэтому, боясь оставаться ночью одинъ, онъ клалъ спать на полу въ своей комнатѣ кого-нибудь изъ служащихъ.
   Какъ я уже говорилъ выше, въ первый же годъ нѣкоторые изъ привезенныхъ бельгійцевъ были отправлены обратно самимъ же Арондаромъ, а къ концу второго года остались только младшій изъ братьевъ Видаровъ и Жазонъ, которые прослужили у насъ довольно долго, что же касается самого Арондара, то онъ, проживъ у насъ нѣсколько лѣтъ, женился на сестрѣ сосѣдняго помѣщика Федора Ивановича Данилова и, отойдя отъ насъ, снялъ въ аренду землю у княгини Кочубей, гдѣ впослѣдствіи завелъ конскій заводъ чистокровныхъ арденовъ или першероновъ, точно не помню. Заводъ этотъ пользовался извѣстностью и получалъ награды на конскихъ выставкахъ. Что касается Грегуара, то онъ, перенеся сильный тифъ, вскорѣ послѣ этой болѣзни вернулся въ Бельгію и поступилъ на службу въ Брюсселѣ въ какое-то торговое дѣло.
   За это же время былъ выстроенъ въ Моховомъ новый двухъэтажный домъ; постройкой этой завѣдывала главнымъ образомъ моя мать: она составляла для него планы и обдумывала всякую подробность его постройки. Въ этой работѣ ей помогалъ нашъ доморощенный техникъ, механикъ и строитель, Михаилъ Гордѣевичъ Покатаевъ. Онъ былъ изъ нашихъ крѣпостныхъ людей и отличался своей даровитостью; если бы этому человѣку дано было образованіе, то онъ вѣроятно былъ бы знаменитымъ архитекторомъ или механикомъ. Въ то время у насъ было нѣсколько такихъ талантливыхъ служащихъ по разнымъ отраслямъ: такъ нѣкій Николай Васильевичъ Кузнецовъ было прекраснымъ землемѣромъ и чертежникомъ, рисовавшимъ очень хорошо планы; эти люди были учениками покойнаго Франца Христіановича Мейера, обязанные своими познаніями этому замѣчательному человѣку.
   Къ сожалѣнію Михаилъ Гордѣевичъ имѣлъ слабость къ водкѣ, такъ что одно время его пришлось совсѣмъ уволить, тогда онъ поѣхалъ къ князю Голицыну, тому самому, въ имѣніи котораго началъ свою службу Мейеръ. Князь Голицынъ, тогда уже старикъ, лечилъ отъ запоя и дѣйствительно на время вылечилъ и Покатаева, который послѣ его леченія много лѣтъ не пилъ и какъ разъ поступивъ къ намъ въ этотъ періодъ, строилъ Моховекій домъ. Съ окончаніемъ этой постройки и съ уничтоженіемъ стараго дома, столь оригинальнаго и своеобразнаго, измѣнился не только наружный видъ Мохового, но и весь строй жизни. Началась какъ-бы новая эра, точно вмѣстѣ со старымъ домомъ канули въ вѣчность и старые порядки и старыя традиціи. Многіе изъ старыхъ служащихъ тогда уже умерли, другіе состарились и жили на покоѣ, будучи замѣнены новыми, молодыми, съ иными взглядами и понятіями.
   20 декабря 1870 г. праздновался 50-тилѣтній юбилей Императорскаго Московскаго общества сельскаго хозяйства.
   Личныя дѣла и пребываніе наше въ Крыму не позволяли отцу принимать активнаго участія въ дѣятельности Общества до 1860 года, въ 1860 году онъ выступилъ въ Обществѣ съ докладомъ о вольно-наемномъ трудѣ, являвшимся необходимымъ послѣдствіемъ уничтоженія крѣпостного права и насущной потребностью для наступающей новой эры экономической жизни страны. Предвидя недоразумѣнія, которыя необходимо будутъ происходить при этихъ новыхъ непривычныхъ отношеніяхъ между работодателями и нанимаемыми ими рабочими, онъ тогда еще предлагалъ ходатайствовать передъ правительствомъ объ утвержденіи въ законодательномъ порядкѣ правилъ о взаимныхъ отношеніяхъ, правахъ и обязанностяхъ между рабочими и хозяевами и о введеніи утверждаемыхъ правительствомъ расчетныхъ книжекъ для рабочихъ, могущихъ имъ замѣнять паспорта. Онъ говорилъ и о необходимости открытія правительствомъ кредита для нуждъ сельскаго хозяйства. Всѣ эти вопросы являлись тогда назрѣвшими и злободневными. Экономическое положеніе страны и ея земледѣльческаго населенія могло бы быть совсѣмъ иное, если бы правительство тогда обращало больше вниманія на требованія, выдвигаемыя жизнью.
   Уже тогда онъ сталъ проводить мысль о необходимости для страны въ сельско-хозяйственныхъ учебныхъ заведеніяхъ, какъ низшихъ, такъ равно и высшихъ.
   Наряду съ вопросомъ о сельско-хозяйственныхъ школахъ былъ возбужденъ отцомъ и вопросъ объ устройствѣ въ различныхъ мѣстностяхъ Россіи опытныхъ сельско-хозяйственныхъ станцій или, какъ онъ ихъ тогда называлъ, учебныхъ фермъ, гдѣ бы наглядно демонстрировались усовершенствованные пріемы хозяйства, свойственные данной мѣстности; по этому поводу онъ дѣлалъ докладъ въ Обществѣ въ 1862 году, но тогда его не слушали, и первая такая станція была устроена правительствомъ тридцать съ лишнимъ лѣтъ спустя, когда отца уже не было въ живыхъ, на участкѣ земли, переданномъ казнѣ моимъ братомъ, при его имѣніи Моховомъ и носящемъ названіе "Шатиловской опытной станціи".
   Въ 1865 г. отецъ былъ избранъ президентомъ Московскаго Общества сельскаго хозяйства и съ этого времени всецѣло посвятилъ себя служенію русскому сельскому хозяйству, возбуждая постоянно вопросы въ О-въ, имѣющіе для него жизненное значеніе. Такъ онъ указывалъ на безотлагательную потребность скорѣйшаго проведенія сѣти желѣзныхъ дорогъ, не имѣющихъ исключительно лишь стратегическаго значенія, а долженствующихъ удовлетворять сельско-хозяйственныя и коммерческія нужды населенія и заявлялъ о необходимости созданія отдѣльнаго Министерства Земледѣлія.
   Не мало труда и времени посвятилъ онъ народному образованію; комитету грамотности, состоящему при Обществѣ, обязана Россія возникновенію народныхъ школъ и учительскихъ семинарій, а равно и изданію учебниковъ и правильной постановки дѣла обученія.
   Вотъ что говорится въ адресѣ отъ членовъ комитета грамотности, предназначенномъ къ 25-тилѣтнему юбилею президенства моего отца, который долженъ былъ праздноваться 7 января 1890 г., и до котораго ему не суждено было дожить всего только нѣсколько дней.
   "Въ 1845 году былъ открытъ при М. О. С. X. комитетъ грамотности, поставившій для себя цѣлью распространять мысль о необходимости для народа грамотности и соединеннаго съ нею религіозно-нравственнаго просвѣщенія и при томъ не только для мужскаго, но и женскаго населенія; но не скоро эта живая и новая мысль сдѣлалась общимъ достояніемъ. Только съ 60-хъ годовъ, вмѣстѣ съ обновленіемъ народной жизни, дарованіемъ возможной свободы, съ учрежденіемъ земства, движеніе въ пользу всеобщаго народнаго просвѣщенія проявилось во всей силѣ, послышались голоса о заведеніи школъ, объ учителяхъ для нихъ, о лучшихъ методахъ обученія и, такъ какъ ничего этого не было, то и не знали, какъ приняться за дѣло. Въ это время великую службу народному образованію сослужилъ Московскій комитетъ грамотности, руководимый президентомъ М. О. С. X., достоуважаемымъ нашимъ юбиляромъ Іосифомъ Николаевичемъ. Шатиловымъ. Нѣсколько лѣтъ неутомимой, неослабной дѣятельности Іосифа Николаевича положили начало тому широкому и плодотворному развитію народнаго образованія, какое мы видимъ теперь въ земскихъ школахъ. Живая, кипучая дѣятельность комитета грамотности въ то время была возбуждаема непосредственнымъ, неутомимымъ личнымъ воздѣйствіемъ нашего достоуважаемаго предсѣдателя. Прежде всего нужно было создать учителей для народныхъ школъ; при участіи и содѣйствіи комитета грамотности составленъ проектъ Московской учительской семинаріи, послужившій примѣромъ и образцомъ для другихъ иногороднихъ семинарій. Но время не терпѣло, нужны были сейчасъ учителя; комитетъ грамотности выработалъ программу по всѣмъ предметамъ народной школы, составилъ руководства, указалъ новѣйшіе облегченные методы для преподаванія, для подготовки учителей по выработаннымъ методамъ и программамъ; комитетъ предложилъ земствамъ открыть педагогическіе курсы, на которые и назначилъ своихъ членовъ для руководства и ознакомленія съ новою постановкою учебнаго дѣла. Всѣ эти мѣропріятія были вполнѣ успѣшны: очень важнымъ факторомъ въ дѣлѣ народнаго образованія было признано комитетомъ наглядное обученіе и туманныя картины. Комитетъ составилъ и напечаталъ картины для объяснительнаго чтенія, для преподаванія Закона Божьяго, русской исторіи и къ картинамъ издалъ руководства съ текстомъ. Для туманныхъ картинъ была выработана программа картинъ изъ священной, церковной и русской гражданской исторіи.
   Въ первый разъ туманныя картины съ объяснительнымъ текстомъ были показаны во время политехнической выставки, на которую со всей Россіи съѣхались начальники учебныхъ заведеній, учителя и законоучителя. Въ то же время съѣхавшемуся учебному персоналу членами комитета были объясняемы методы преподаванія и способы пользованія картинами для нагляднаго обученія. Кромѣ этого, комитетъ озаботился и выборомъ книгъ для внѣкласснаго чтенія и составленъ былъ нормальный каталогъ по всѣмъ предметамъ знаній, доступныхъ простому человѣку.
   Такимъ образомъ, Московскій комитетъ грамотности, благодаря неутомимому просвѣщенному руководительству своего предсѣдателя, выполнилъ многотрудную свою задачу и безъ преувеличенія можно сказать, вызвалъ къ жизни тѣ народныя школы, какія мы видимъ теперь широко распространенными по лицу земли русской".
   Еще болѣе непосредственное и живое участіе въ развитіи школьнаго дѣла принималъ отецъ въ Новосильскомъ уѣздѣ Тульской губерніи. Онъ не только на свой счетъ выстроилъ, обставилъ и содержалъ двѣ школы въ обоихъ своихъ имѣніяхъ въ Тульской губерніи и третью въ крымскомъ, но и заботился о постоянномъ увеличеніи числа школъ въ уѣздѣ, лично ежегодно объѣзжалъ ихъ, присутствовалъ на экзаменахъ и заботился о подборѣ хорошихъ учителей и объ улучшеніи ихъ матеріальнаго положенія, которое вначалѣ было очень плохо, такъ какъ земство не имѣло еще достаточныхъ средствъ, а крестьяне относились несочувственно къ обученію ихъ дѣтей, считая ихъ помощь въ хозяйствѣ полезнѣе грамотности, вслѣдствіе чего не только не посылали своихъ дѣтей въ школы, но сплошь и рядомъ не выполняли взятыхъ на себя обязательствъ по уплатѣ жалованья учителямъ, доставкѣ отопленія и ремонту въ школьныхъ помѣщеніяхъ.
   Сельскіе учителя этого времени часто являлись положительно мучениками: имъ приходилось существовать впроголодь на гроши, которые еще при этомъ платились крайне неаккуратно, жить въ помѣщеніяхъ, сквозь стѣны и окна которыхъ набивался снѣгъ во время зимнихъ метелей, а лѣтомъ проникалъ дождь, безъ топлива, такъ что во время занятій учителю и ученикамъ приходилось сидѣть въ полушубкахъ.
   Я знаю случай, когда инспекторъ народныхъ училищъ, пріѣхавъ зимой въ одну изъ такихъ сельскихъ школъ, засталъ учителя, дающаго урокъ изъ русской печки, куда залѣзъ отъ холода, царящаго въ классѣ. Сопутствуя иногда отца въ его объѣздахъ, я помню то удручающее своею безотрадностью впечатлѣніе, которое производили нѣкоторыя училища въ глухихъ деревняхъ. Они часто помѣщались въ полусгнившихъ церковныхъ сторожкахъ или приспособленныхъ подъ школу старыхъ общественныхъ амбарахъ, съ крошечными тусклыми окнами, сплошь запушенными толстымъ слоемъ инея, который бѣлѣлъ по пазамъ стѣнныхъ бревенъ, черныхъ отъ копоти, съ грязными, кое-какъ сколоченными столами и лавками и съ блѣдной и изможженной фигурой учителя, ежащейся отъ холода въ какомъ-нибудь старомъ пальтишкѣ.
   Да, эти первые учителя нашихъ сельскихъ школъ были по истинѣ мучениками, сколько изъ нихъ не выдержало и умерло отъ чахотки и другихъ болѣзней, пріобрѣтенныхъ благодаря невозможнымъ условіямъ жизни, голоду и холоду.
   Отецъ всячески старался улучшить ихъ положеніе, настаивалъ на постройкѣ соотвѣтствующихъ своему назначенію школьныхъ помѣщеній, на увеличеніи имъ жалованья и на выдачѣ имъ наградныхъ. Къ концу своей жизни онъ имѣлъ утѣшеніе видѣть плоды своихъ трудовъ.
   Новосильскій уѣздъ былъ однимъ изъ первыхъ не только по количеству имѣющихся въ немъ школъ, но и по тому, какъ въ нихъ велось преподаваніе и какъ въ нихъ были обставлены учителя, жалованье которымъ съ первоначальныхъ 80 и 100 рублей въ годъ возрасло до 300 и 400 рублей.
   Въ 1866 г. отецъ возбуждаетъ въ М. О. С. X. вопросъ о сохраненіи лѣсовъ, которые до тѣхъ поръ нещадно уничтожались.
   Искусственное лѣсонасажденіе, начатое въ нашихъ имѣніяхъ Францемъ Христіановичемъ Мейеромъ, продолжалось отцомъ моимъ постоянно.
   Вотъ какъ отзывался о его дѣятельности предсѣдатель Московскаго лѣснаго общества, профессоръ Петровской академіи H. К. Турскій въ своей рѣчи на засѣданіи М. О. С. X. 19 января 1890 г., посвященномъ памяти отца.
   "Іосифъ Николаевичъ путемъ печати и своимъ собственнымъ примѣромъ вызвалъ въ сельскомъ хозяйствѣ серьезное отношеніе къ лѣсу: онъ открылъ широко двери своего имѣнія для желающихъ ознакомиться въ немъ съ результатами по лѣсоразведенію. Іосифъ Николаевичъ давалъ возможность учиться у него въ его имѣніи лѣсоводству многимъ питомцамъ Петровской академіи, пріѣзжавшимъ для этого въ Моховое или въ одиночку или группами съ профессорами своими. Всѣ эти лица распространяютъ теперь по Россіи лѣсоводствецныя знанія, добытыя у знатока лѣсоводства Іосифа Николаевича въ Моховомъ".
   Но какъ и во всемъ, въ чемъ требовалось со стороны правительства его вмѣшательство для проведенія въ законодательномъ порядкѣ мѣропріятій, клонящихся къ улучшенію экономическаго положенія страны, приходилось встрѣчаться съ его индифферентнымъ отношеніемъ къ самымъ насущнымъ потребностямъ сельскаго хозяйства, такъ и въ дѣлѣ охраненія лѣсовъ правительство не спѣшило обратить на нихъ своего вниманія, и лѣсоохранительные законы появились только много лѣтъ спустя послѣ того, какъ лѣса были почти уже совсѣмъ истреблены въ центральныхъ губерніяхъ.
   Съ начала 60-хъ г.г. М. О. С. X. начинаетъ обращать серьезное вниманіе на скотоводство и молочное хозяйство. Николай Васильевичъ Верещагинъ, братъ извѣстнаго художника, при своемъ многотрудномъ начинаніи создать въ Россіи раціональное молочное хозяйство, развить сыроваренное дѣло и организовать торговлю молочными продуктами, встрѣтилъ въ отцѣ живое сочувствіе.
   По возвращеніи изъ-за границы, гдѣ Николай Васильевичъ. на практикѣ изучалъ маслодѣліе и сыровареніе, отецъ ссудилъ его деньгами изъ собственныхъ средствъ для начала дѣла и принялъ личное участіе въ обществѣ, имѣвшемъ цѣлью выдавать ссуды на устройство крестьянскихъ молоченъ и сыроваренъ.
   Во время своего пребыванія за границей Верещагинъ, изучая сыровареніе и маслодѣліе, въ то же время старался организовать сбытъ нашихъ молочныхъ продуктовъ на иностранные рынки, при чемъ оказалось, что для этого надо совершенно измѣнить существовавшіе у насъ способы приготовленія масла, замѣнивъ Ихъ гольштинскимъ способомъ. Съ цѣлью дать возможность желающимъ изучить европейскіе пріемы въ обработкѣ молочныхъ продуктовъ, имъ была открыта первая въ Россіи школа Маслодѣлія и сыроваренія въ селѣ Едимоновѣ, Карачевскаго уѣзда, Тверской губерніи. Кромѣ того онъ предлагалъ М. О. С. X. открыть при комитетѣ скотоводства ссудную кассу для содѣйствія крестьянамъ въ устройствѣ артельныхъ сыроваренъ, но проектъ этотъ, хотя и былъ сочувственно принятъ Обществомъ, не былъ разрѣшенъ нашимъ правительствомъ, которое во всякомъ благомъ начинаніи, во всякомъ проявленіи самодѣятельности усматривало крамолу и вмѣсто того, чтобы идти на встрѣчу требованіямъ времени, всячески задерживало, какъ умственное, такъ и матеріальное развитіе народа.
   Дѣло, начатое H. В. Верещагинымъ, разрослось теперь въ громадное многомилліонное дѣло, дающее благосостояніе цѣлымъ мѣстностямъ Россіи.
   Не взирая на то, что правительство не разрѣшило Обществу открытія вышеупомянутой ссудной кассы, артельное сыровареніе стало все-таки развиваться, благодаря примѣру Едимоновской школы, и уже въ 1870 году одинъ Изъ первыхъ учениковъ Верещагина, В. И. Бландовъ, дѣлалъ докладъ о возможности широкаго развитія артельнаго молочнаго хозяйства въ губерніяхъ Ярославской, Вологодской и Костромской. Въ этомъ докладѣ онъ указалъ на достоинства мѣстныхъ породъ скота, и съ этихъ поръ началась слава Ярославской молочной породы.
   Въ это же время въ Обществѣ много занимались разными вопросами по овцеводству, и по иниціативѣ Общества было выписано изъ Ташкента первое небольшое стадо чистокровныхъ каракулевыхъ овецъ, разводимыхъ теперь въ нѣкоторыхъ южнорусскихъ хозяйствахъ, какъ напр. въ Атманаѣ, имѣніи Николая Амедеевича Филибера, находящемся въ Мелитопольскомъ уѣздѣ Таврической губерніи.
   До 60-хъ годовъ сельскохозяйственнымъ обществамъ не позволялось касаться многихъ вопросовъ, обсуждать которые считалось дѣломъ не компетенціи общества, а правительства, и обществамъ ставилось въ вину, если они позволяли себѣ затрагивать такіе вопросы, какъ конокрадство, лѣсныя порубки или говорить о падежахъ скота и мѣрахъ, принимаемыхъ администраціей и полиціей къ ихъ предупрежденію и пресѣченію. Не разрѣшалось и обсужденіе вопросовъ, относящихся къ организаціи спеціальныхъ кредитныхъ учрежденій, долженствующихъ удовлетворять нуждамъ сельскаго хозяйства. Такимъ образомъ, самые существенные вопросы, выдвигаемые жизнью, считались запретными.
   Отцу моему пришлось бороться, чтобы хоть отчасти или въ далекомъ будущемъ достигнуть намѣченныхъ результатовъ. За первоначальнымъ очарованіемъ и рядомъ свѣтлыхъ надеждъ, въ лучахъ которыхъ начиналось царствованіе Александра II, довольно скоро наступило время общаго разочарованія на всѣхъ поприщахъ дѣятельности пробудившейся было къ новой жизни Россіи. Очень скоро страна увидѣла себя обманутой въ своихъ надеждахъ, и мало-по-малу терялась вѣра въ это свѣтлое будущее, а съ нею и интересъ къ дѣлу и работѣ, у многихъ опускались руки. Настойчивость и энергія уступили мѣсто индиферентизму. Большая заслуга отца заключается именно въ томъ, что онъ сумѣлъ, не взирая на всѣ встрѣчавшіяся препятствія, поддержать во всѣ 25 лѣтъ своего президенства бодрый духъ въ Обществѣ, его прогрессивныя стремленія и культурную работу для развитія и улучшенія отечественнаго сельскаго хозяйства, а съ нимъ вмѣстѣ и экономическаго благосостоянія страны.

-----

   Возвращаюсь вновь къ московской жизни 70-хъ годовъ и скажу, что въ то время въ хорошихъ семьяхъ старались развивать въ дѣтяхъ порядочность, уваженіе къ старшимъ и иныя добродѣтели, совершенно оставляя въ сторонѣ развитіе практическаго духа и самодѣятельности.
   Благодаря такому воспитанію подъ родительскими крылышками выходили люди, неподготовленные не только къ жизненной борьбѣ, но и къ борьбѣ съ самими собою и со своими страстями.
   Преслѣдованіе въ то время правительствомъ всякихъ болѣе или менѣе возвышенныхъ стремленій молодежи поневолѣ толкало ее къ пустому времяпрепровожденію и заставляло расходовать избытокъ жизненной энергіи на кутежи, женщинъ и свѣтскіе выѣзды, но такъ какъ послѣдніе скоро надоѣдали, то оставались первые, въ особенности женщины, и при томъ въ большинствѣ случаевъ не романическія увлеченія, а исключительно физическое половое удовлетвореніе. Какъ многіе изъ тогдашней молодежи, и я не избѣгнулъ этихъ соблазновъ и предавался культу богини любви съ тѣмъ увлеченіемъ, которое свойственно извѣстному возрасту. Въ объектахъ для этого и въ удобствахъ недостатка не было. Въ особенности излюбленной нами, я говорю нами, такъ какъ ее посѣщалъ извѣстный кружокъ молодежи, къ которому принадлежалъ и я, была одна посредница, нѣкая Прасковья Филипповна, жена купца, покинувшая своего мужа и занявшаяся сводничествомъ. Это была еще молодая и довольно красивая женщина, бывшая на содержаніи тоже у купца и въ то же время занимавшаяся тѣмъ, что знакомила своихъ посѣтителей съ женщинами, искавшими знакомства. Такихъ женщинъ, какъ Прасковья Филипповна, было нѣсколько: между прочимъ, и нѣкая Мавра Петровна, но та была совсѣмъ въ другомъ родѣ. Эта "Мавра", какъ ее называли, была здоровенная русская баба, обращавшаяся со своими посѣтителями запросто. Всего оригинальнѣе было то, что, занимаясь такимъ не душеспасительнымъ дѣломъ, она въ то же время была очень набожна и подъ праздникъ не пускала къ себѣ посѣтителей
   Но изъ всѣхъ этихъ особъ Прасковья Филипповна пользовалась самой большой и лучшей репутаціей. Это была особа съ нѣкоторымъ образованіемъ, она кончила женскую гимназію, была обезпечена въ матеріальномъ отношеніи своимъ содержателемъ, а потому не обижала своихъ кліентокъ и не выманивала подъ всякими предлогами денегъ у посѣтителей. У нея существовала извѣстная такса, свыше которой она не брала, и знакомила своихъ посѣтителей только съ женщинами, которыхъ хорошо знала и за здоровье которыхъ ручалась.
   Кутежи тогда были излюбленнымъ занятіемъ какъ дворянства, такъ равно и богатаго купечества и фабрикантовъ; изъ послѣднихъ въ то время особенно усердно подвизался на этомъ поприщѣ фабрикантъ Хлудовъ, у котораго имѣлся даже собственный гаремъ. Что касается дворянства, то помѣщики, пріѣзжавшіе въ Москву, въ особенности изъ Приволжскихъ губерній, тоже не упускали случая развернуться и показать свою широкую натуру. Когда они пріѣзжали въ губернскій городъ, насидѣвшись въ своихъ имѣніяхъ и, заставъ трактиры и рестораны уже закрытыми въ виду поздняго ночного времени, они нерѣдко ѣхали прямо къ полицмейстеру, будили его, забирали съ собой, и этотъ представитель власти, не меньше ихъ любившій кутежи, приказывалъ открывать трактиръ или ресторанъ, особенно излюбленный компаніей, распоряжался о доставленіи цыганъ, и начинался кутежъ, длившійся иногда съ небольшими перерывами для необходимаго отдыха нѣсколько дней подрядъ.
   Одинъ мой знакомый помѣщикъ изъ Поволжья, пріѣзжая въ Москву, первымъ дѣломъ собиралъ нѣсколько знакомыхъ и затѣмъ предпринималъ объѣздъ ресторановъ. Обыкновенно начиналось съ обѣдовъ и ужиновъ въ Эрмитажѣ, у Тѣстова или въ Московскомъ трактирѣ и затѣмъ нанималась тройка и ѣхали доканчивать ночь за городъ въ Стрѣльну или Яръ, при этомъ онъ всегда на время своего пребыванія въ Москвѣ обзаводился женщиной. Въ одинъ изъ такихъ пріѣздовъ онъ увезъ изъ шведскаго хора, пѣвшаго тогда въ Стрѣльнѣ, очень хорошенькую шведку, не говорящую ни слова но-русски. Изъ-за этого чуть не вышла пренепріятная исторія, такъ какъ антрепренеръ этого хора сталъ разыскивать похищенную у него артистку и, не знаю уже какъ, разыскавъ ее, сталъ требовать ея возвращенія въ хоръ, но оно совершилось только послѣ отъѣзда моего знакомаго изъ Москвы. Такого рода похищенія изъ хора артистокъ или цыганокъ доставляли многимъ особое удовольствіе. Это считалось проявленіемъ особаго молодечества и составляло извѣстнаго рода спортъ.
   Распущенности нравовъ отчасти содѣйствовало само общество, въ которомъ не было свободнаго простого общенія между дѣвушками и молодыми людьми. Стоило молодому человѣку нѣсколько разъ побывать въ домѣ, гдѣ были барышни, какъ начинались разговоры о томъ, что онъ должно быть имѣетъ виды на одну изъ нихъ. На негб начинали смотрѣть, какъ на жениха, и матери поручали кому-нибудь изъ близкихъ знакомыхъ или родственниковъ узнать у молодого человѣка, каковы его намѣренія, а если никакихъ намѣреній не оказывалось, то считали, что его частыя посѣщенія компрометируютъ дѣвушку. Такое отношеніе и взгляды общества поневолѣ раздѣляли молодежь на два лагеря и заставляли молодыхъ людей искать общества женщинъ полусвѣта, не представлявшихъ для нихъ опасности преждевременнаго наложенія на себя цѣпей Гименея. Но такое времяпрепровожденіе съ женщинами легкаго поведенія дѣйствовало развращающе, роняло въ молодежи уваженіе къ женщинѣ и пріучало смотрѣть на нихъ, какъ на предметъ удовольствія. Впослѣдствіе это не могло не отзываться на супружеской вѣрности мужей.
   Въ Москвѣ тогда было много домовъ, въ которыхъ давались балы и вечера. Два бала въ зиму давалъ князь Долгоруковъ: одинъ, носившій названіе раута, бывалъ обыкновенно во время Рождественскихъ праздниковъ, а другой, извѣстный подъ названіемъ folle journée, происходилъ въ послѣднее воскресенье на Масляницѣ; начинаясь днемъ онъ оканчивался въ 12 часовъ ночи.
   Изъ частныхъ лицъ славился своими пріемами баронъ Михаилъ Львовичъ Боде. Наружностью своею баронъ Боде напоминалъ маркиза временъ Людовика XVI: бритый, съ зачесанными назадъ сѣдыми волосами и любезной привѣтливой наружностью, ему недоставало только расшитаго камзола и кружевного жабо для полнаго сходства съ кавалерами XVIII вѣка, недаромъ его называли московскимъ гауптъ-аристократомъ. На него даже были сочинены стихи, начинавшіеся такъ:
   
   Баронъ Михаилъ Львовичъ Боде,
   Московскій гауптъ-аристократъ,
   Похожъ на короля въ колодѣ
   И всѣхъ важнѣе во сто кратъ...
   
   Большинство молодежи ѣздило на балы не столько, чтобы танцовать, сколько ради хорошихъ ужиновъ и буфета cï шампанскимъ. Посѣщая свѣтскіе вечера изрѣдка, я большую часть времени посвящалъ искусству и, кромѣ школьныхъ занятій, какъ я уже говорилъ раньше, у меня по вечерамъ собирались работать нѣкоторые товарищи. Такіе же рисовальные вечера устраивались и у Николая Алексѣевича Толстого, когда онъ поступилъ въ школу. Мать Толстого, Надежда Александровна, урожденная Козлова, имѣла свой домъ на Тверскомъ бульварѣ; это была очень умная, милая и образованная женщина, незадолго передъ тѣмъ овдовѣвшая. Ея мужъ, занимавшій мѣсто директора Нижегородскаго банка, умеръ, простудившись во время одной изъ своихъ дѣловыхъ поѣздокъ. У Надежды Александровны было трое дѣтей: два сына и одна дочь. Старшій ея сынъ, Николай Алексѣевичъ, былъ моимъ товарищемъ по школѣ живописи. Это былъ очень талантливый молодой человѣкъ и, если бы онъ продолжалъ, какъ слѣдуетъ, заниматься искусствомъ и серьезно бы работалъ, то изъ него могъ бы выйти очень хорошій художникъ, но къ сожалѣнію у него не было усидчивости и терпѣнія, вслѣдствіе чего онъ остался диллетантомъ.
   У Толстого мы работали большею частью акварелью съ различныхъ костюмовъ, доставаемыхъ или изъ театровъ, или отъ костюмеровъ. Лучше всѣхъ работалъ акварелью K. В. Лебедевъ, дѣлавшійся потомъ хорошимъ историческимъ художникомъ и бывшій одно время преподавателемъ въ Академіи Художествъ {Умеръ въ сентябрѣ нынѣшняго года.}.
   Былъ у меня еще одинъ товарищъ по школѣ, принадлежащій къ московскому свѣтскому обществу, Иванъ Васильевичъ Коптевъ. Это былъ добрый малый, не лишенный способностей, но страшный лѣнтяй. Будучи единственнымъ сыномъ богатыхъ родителей, онъ занимался искусствомъ больше отъ нечего дѣлать, и, такъ какъ его отецъ, генералъ Коптевъ, служилъ по коннозаводству, то писалъ большею частью портреты разныхъ лошадей. Эти портреты его отецъ потомъ расхваливалъ въ газетѣ. Старикъ Коптевъ былъ большимъ оригиналомъ и представлялъ собой типъ Грибоѣдовской эпохи. Онъ имѣлъ страсть къ орденамъ и всячески старался ихъ получать, при чемъ даже передѣлывалъ нѣкоторые на свой ладъ. Получивъ французскій орденъ Почетнаго Легіона за доставку императору Наполеону III русскихъ рысаковъ, посланныхъ ему въ подарокъ Александромъ II, онъ сдѣлалъ себѣ второй экземпляръ этого креста, украшенный брилліантами и надѣвалъ его въ деревнѣ, гдѣ конечно никто не могъ провѣрить подлинность этого фантастическаго ордена. Его страсть ко всякимъ внѣшнимъ отличіямъ была такъ велика, что онъ сумѣлъ получить право на ношеніе стихаря, и у себя въ деревнѣ, во время богослуженія, надѣвалъ парчевые стихари, какъ говорятъ, тоже увѣшанные орденами, и выходилъ въ такомъ видѣ читать Апостоловъ. Сына онъ воспитывалъ дома, и послѣдній чуть ли не до 20 лѣтъ находился подъ наблюденіемъ няньки, что не помѣшало Ивану Васильевичу, выйдя изъ-подъ женскаго надзора, предаться съ увлеченіемъ культу богини любви, приведшаго его къ преждевременной кончинѣ.
   Мой дядя, братъ моей матери, Вильгельмъ Вильгельмовичъ Оливъ, служившій адъютантомъ при князѣ Долгоруковомъ, былъ женатъ на Елисаветѣ Николаевнѣ Щербачевой. У нея было четыре брата: старшій изъ нихъ Александръ Николаевичъ и теперь сенаторъ, второй, Михаилъ былъ военнымъ, а оба младшихъ, Сергѣй и Юрій, въ описываемое мною время были на послѣднемъ курсѣ юридическаго факультета Московскаго университета
   Въ числѣ профессоровъ этого факультета былъ въ то время всѣмъ извѣстный своими чудачествами Никита Ивановичъ Крыловъ, читавшій римское право. Это былъ большой оригиналъ. Свои лекціи и экзамены онъ сплошь и рядомъ сопровождалъ разными прибаутками, шутками и выходками. Особенно онъ любилъ высмѣивать студентовъ армянъ и евреевъ, которыхъ не долюбливалъ и надъ которыми нерѣдко издѣвался на экзаменахъ. Послушать, какъ Никита Ивановичъ балагуритъ, ходили иногда и посторонніе лица изъ молодежи; это тѣмъ болѣе было удобно, что тогда у студентовъ не было формы и доступъ въ университетъ былъ свободенъ. Я тоже ходилъ съ Сергѣемъ Щербачевымъ послушать Никиту Крылова, какъ онъ самъ себя называлъ. Войдя въ аудиторію, мы застали Крылова, сидящимъ какъ-то бокомъ за своей каѳедрой. Это былъ уже пожилой человѣкъ съ бритымъ лицомъ, въ старомодномъ сюртукѣ, съ шеей, повязанной широкимъ атласнымъ галстукомъ, изъ-подъ котораго около подбородка выглядывали бѣлые уголки стоячаго воротника рубашки, такъ называемые Vatermörder'ы: такіе рубашки и галстуки были еще остаткомъ модъ Николаевскаго времени.
   Не помню теперь всѣхъ прибаутокъ, которыми Никита Ивановичъ разнообразилъ эту лекцію, помню только, что, объясняя какія-то права владѣнія, онъ бралъ стоящую передъ нимъ чернильницу и, сойдя съ нею съ каѳедры, ставилъ ее посреди аудиторіи на полъ и съ забавной жестикуляціей излагалъ эти права: затѣмъ, говоря, что однородныя дѣйствія имѣютъ различныя цѣли, задавалъ вопросъ: одинаковыя ли цѣли преслѣдуются, напримѣръ, генераломъ и мужикомъ, залѣзающими ночью на чужой дворъ въ подворотню. "Дѣйствіе у нихъ одно, но цѣли различныя, говорилъ онъ,-- генералъ лѣзетъ потому, что у него завелись тамъ любовныя шашни, а мужикъ, чтобы воровать".
   Никита Ивановичъ представлялъ собою остатокъ прошлаго и былъ единственнымъ въ своемъ родѣ. Онъ, какъ говорятъ, любилъ и выпить. Своею фигурой и лицомъ Крыловъ напоминалъ скорѣе какого-нибудь чиновника изъ Управы благочинія или двороваго человѣка, чѣмъ представителя науки, пользовавшагося репутаціей знатока римскаго права.
   Заговоривъ о Щербачевыхъ, припоминается мнѣ одинъ вечеръ, когда у нихъ собралась компанія молодежи. Университетскіе экзамены только что кончились, и въ числѣ присутствующихъ было много лицъ, покончившихъ навсегда съ лекціями и экзаменами, и потому настроеніе собравшихся было особенно веселое. Среди гостей былъ князь А. А. Цертелевъ, извѣстный въ Москвѣ подъ прозвищемъ le prince lutin. Это былъ замѣчательно живой и остроумный молодой человѣкъ, обладавшій къ тому еще очень красивой наружностью. Впослѣдствіи, будучи первымъ секретаремъ при русскомъ посольствѣ въ Константинополѣ, онъ во время Турецкой войны 1877--78 г.г. поступилъ въ армію въ качествѣ рядового и провелъ наши войска черезъ Балканы, такъ какъ хорошо зналъ эти мѣстности, дѣлая раньше частыя экскурсіи въ горы. Получивъ нѣсколько Георгіевскихъ крестовъ за войну, онъ по окончаніи ея вновь поступилъ на дипломатическую службу. Къ сожалѣнію, преждевременная смерть лишила Россію этого храбраго, энергичнаго и талантливаго человѣка, который среди нашихъ дипломатовъ такъ рѣзко выдѣлялся на фонѣ общей ихъ бездарности.
   Его младшій братъ, Д. А. Цертелевъ, представлялъ собою совершенную противоположность съ братомъ по складу и свойствамъ своего ума. Большой любитель поэзіи и философіи, это былъ спокойный, малоразговорчивый человѣкъ. Въ описываемое мною время онъ былъ еще студентомъ Московскаго университета, тогда, какъ его братъ поступилъ уже на службу и долженъ былъ ѣхать въ Константинополь.
   Въ тотъ вечеръ у Щербачевыхъ былъ еще П. П. Зиловъ, впослѣдствіи профессоръ математики и попечитель одного изъ южныхъ округовъ. Изъ братьевъ Щербачевыхъ двое младшихъ, Юрій и Сергѣй, праздновали окончаніе своего университетскаго курса; изъ нихъ Юрій былъ большимъ пріятелемъ старшаго Цертелева и по складу своего ума, живого и остроумнаго, очень походилъ на него. Они одновременно начали службу въ Константинополѣ, и впослѣдствіи Юрій былъ посланникомъ въ Греціи.
   Послѣ чая и закуски насъ всѣхъ потянуло на свѣжій воздухъ; ночь была свѣтлая и прекрасная, и мы всей компаніей рѣшили пройтись погулять по бульвару. Не помню теперь, кто именно подалъ мысль, которою сейчасъ же воспользовались Цертелевъ и Юрій Щербачевъ, устроить шествіе на бульварахъ, какъ это устраиваютъ нѣмецкіе и французскіе студенты, такъ называемый Gänsemarsch или по-французски Monome, заключающійся въ томъ, что всѣ присутствующіе молча ходятъ одинъ за другимъ длинной вереницей, то вытягиваясь въ прямую линію, то дѣлая змѣеподобные зигзаги, окружая встрѣчающихся къ ихъ великому недоумѣнію и перепрыгивая одинъ за другимъ черезъ попадающія на дорогѣ преграды, какъ-то: извозчичьи пролетки или бульварныя скамейки (въ то время на бульварахъ не было еще желѣзныхъ скамеекъ со спинками). Предложеніе устроить Gänsemarsch было единогласно принято. Князь Цертелевъ для вящшаго эффекта предложилъ еще всѣмъ взять по какому-нибудь пищику или другому инструменту, подражающему голосу разныхъ птицъ и животныхъ, употребляемыхъ при охотѣ для подманиванія дичи. У Щербачевыхъ имѣлось большое разнообразное собраніе такихъ пищиковъ, подражающихъ крику перепеловъ, дикихъ утокъ, зайцевъ и т. д. Самъ же Цертелевъ вооружился большимъ охотничьимъ рогомъ, сдѣланнымъ изъ огромнаго рога дикаго африканскаго буйвола. Надѣтый имъ себѣ на спину подъ лѣтнее пальто, онъ придавалъ его фигурѣ комическій видъ уродливаго горбуна. Хотя было уже за полночь, но гуляющихъ на улицахъ, а въ особенности на бульварахъ было еще много. Мы начали свое шествіе съ Никитскаго бульвара, въ глубокомъ молчаніи шествуя одинъ за другимъ, то длинной вереницей, то зигзагами, перепрыгивая черезъ скамейки, то вдругъ описывая большой кругъ, захватывая въ его середину группы гуляющихъ, которые при этомъ маневрѣ въ недоумѣніи останавливались, не зная, что имъ дѣлать, сердиться или смѣяться. Цертелевъ, шедшій впереди, время отъ времени издавалъ своимъ рогомъ ревущіе звуки, на которые отвѣчали птичьи и заячьи голоса, подъ аккомпанементъ смѣха гуляющей публики.
   На бульварахъ мы встрѣтили еще нѣсколько знакомыхъ студентовъ, которые тотчасъ же примкнули къ намъ, такъ что, чѣмъ дальше мы шли, тѣмъ число наше увеличивалось. Проходя черезъ Никитскую площадь, намъ попались на дорогѣ пустые извозчики, мы стали одинъ за другимъ перепрыгивать черезъ ихъ пролетки, вскакивая на подножку и быстро соскакивая съ другой стороны. Изумленные извозчики останавливали лошадь и съ открытыми ртами смотрѣли, что это такое, и скоро ли настанетъ конецъ этой напасти. Городовыхъ тогда было немного, и тѣ два-три фараона, которыхъ мы видѣли одиноко стоящими на своихъ постахъ, не сочли нужнымъ привязываться къ намъ, тѣмъ болѣе, что насъ было много. Самый большой эффектъ произвело наше шествіе и птичьи голоса на Тверскомъ бульварѣ, гдѣ больше всего было гуляющихъ, со стороны которыхъ мы встрѣчали полное сочувствіе, не взирая на то, что порою мы заставляли ихъ останавливаться и уступать намъ дорогу. Такова была тогда патріархальность Москвы, что, несмотря на то, что домъ оберъ-полицмейстера находился на Тверскомъ бульварѣ, никто не помѣшалъ намъ въ нашей прогулкѣ. Попробовала бы молодежь продѣлать такую штуку теперь, живо бы явились вооруженные винтовками конные и пѣшіе городовые, и всѣ участники "монома" очутились бы въ ближайшемъ участкѣ.
   Какъ я уже сказалъ, оба брата Цертелевы мало походили другъ на друга. Дмитрій Цертелевъ, съ которымъ я былъ ближе знакомъ и чаще видѣлся, занимался поэзіей и философіей. Онъ былъ знакомъ съ поэтомъ гр. Алексѣемъ Толстымъ, произведенія котораго очень любилъ и благодаря которому одно время увлекался спиритизмомъ. Извѣстный въ то время, какъ очень сильный медіумъ, американецъ Юмъ приходился сродни Толстому по женѣ; если не ошибаюсь, Юмъ былъ женатъ на сестрѣ графини и, пріѣзжая въ Россію, гостилъ въ имѣніи графа. Цертелевъ говорилъ мнѣ, что Толстой разсказывалъ ему удивительныя вещи о медіумической силѣ Юма. У него въ домѣ даже послѣ отъѣзда послѣдняго продолжались нѣкоторое время явленія самопроизвольнаго передвиженія мебели и другихъ предметовъ, и слышались разные стуки. Самому Цсртелеву не случалось видѣть Юма и присутствовать при его сеансахъ, зато онъ посѣщалъ въ Москвѣ нѣкоторыхъ лицъ, интересовавшихся спиритизмомъ, между прочимъ одного Аксакова, очень убѣжденнаго и вѣрующаго спирита. Я помню, какую сенсацію произвело тогда извѣстіе, что въ Парижѣ появился фотографъ медіумъ, дѣлавшій снимки съ живыхъ людей съ призраками тѣхъ лицъ, о которыхъ они думали во время вниманія. Аксаковъ, слѣдившій за всѣмъ, что совершалось въ этой области, получилъ въ то время нѣсколько такихъ снимковъ и показывалъ ихъ Цертелеву, чѣмъ еще больше укрѣпилъ его вѣру въ спиритизмъ. Впослѣдствіи обнаружилось, что эти снимки съ матеріализовавшихся призраковъ не что иное, какъ самый грубый обманъ легковѣрной публики. Слушая разсказы Цертелева, я заинтересовался спиритизмомъ, хотя никогда въ него не вѣрилъ.
   Собираясь у Цертелева, мы дѣлали опыты, впрочемъ всегда неудачные. Кромѣ меня интересовался этимъ вопросомъ и Владимиръ Соловьевъ. Я встрѣчался съ нимъ нѣсколько разъ у Цертелева; онъ только что тогда кончилъ Московскій университетъ, но уже выдѣлялся среди молодежи, какъ по своей наружности, такъ и по своимъ взглядамъ. Это былъ высокій и очень худощавый молодой человѣкъ, казавшійся еще выше, благодаря своей худобѣ, съ задумчивымъ блѣднымъ лицомъ, съ небольшой бородкой и длинными волосами. Въ его лицѣ больше всего поражали большіе, выразительные, темные глаза, глубоко сидящіе подъ густыми, очень широкими, почти сходящимися надъ переносицей въ одну сплошную черную полосу, бровями. Такихъ бровей я ни у кого послѣ не видалъ; онѣ придавали странный видъ его лицу и какъ бы увеличивали и усиливали выразительность и размѣры его глазъ. Съ него можно было бы писать или библейскаго пророка, или демона; не даромъ, какъ онъ разсказывалъ, во время его поѣздки по Египту, нѣсколько феллаховъ, увидавъ его однажды одиноко расхаживающимъ среди развалинъ какого-то древняго храма, приняли его за чорта и разбѣжались съ крикомъ: "Шайтанъ, шайтанъ!"
   Черезъ Цертелева познакомился я въ ту пору и съ графомъ Соллогубомъ, женатымъ на старшей дочери бар. Боде, Натальѣ Михайловнѣ, очень остроумной и красивой женщинѣ, представлявшей по своему характеру полную противоположность со своей сестрой Марьей Михайловной: насколько послѣдняя была тиха и скромна, настолько Наталья Михайловна была бойка и, еще будучи дѣвушкой, пользовалась репутаціей enfant terrible. Мужъ ея, гр. Соллогубъ, обладалъ большой фантазіей и очень талантливо рисовалѣ- всякую чертовщину: вѣдьмъ, лѣшихъ, домовыхъ, водяныхъ и всевозможныхъ чертей, которыхъ называлъ епишками и увѣрялъ, что часто видитъ ихъ "выдувающимися", какъ онъ выражался, изъ стѣнъ, мебели и др. предметовъ, и дѣйствительно, изображаемые имъ епишки были неподражаемы по своему разнообразію и выразительности.
   У Соллогуба встрѣчался я съ молодыми гр. Барановыми, изъ которыхъ старшій былъ замѣчателенъ своей красивой наружностью, огромнымъ ростомъ и большой силой. Онъ напоминалъ портреты Петра Великаго въ юные годы. Бывалъ у Соллогуба и камеръ-юнкеръ Мерлинъ, тоже большой силачъ, занимавшійся окультизмомъ и, какъ онъ увѣрялъ, вѣрившій въ колдовство и въ существованіе различной нечистой силы.
   Это былъ очень несимпатичный и злой человѣкъ, получившій, какъ ходилъ слухъ, камеръ-юнкерство за предательство Ишутина, пострадавшаго по дѣлу Каракозова.
   Не зная еще тогда этого подвига Мерлина, онъ производилъ на меня всегда какое-то отталкивающее впечатлѣніе.
   Къ этому же времени относится и мое знакомство съ семьей князя Львова. Его старшій сынъ, Владимиръ Евгеніевичъ, одно время посѣщалъ Московскую школу живописи, но скоро ее бросилъ, очевидно, не имѣя истиннаго влеченія къ искусству. Второй его братъ, Алексѣй, часто бывалъ у насъ въ домѣ и хотя ничего общаго съ искусствомъ не имѣлъ, но со временемъ занялъ мѣсто директора Московской школы живописи. Я ихъ обоихъ впослѣдствіи какъ-то потерялъ изъ вида и только съ ихъ третьимъ братомъ, Георгіемъ, встрѣтился по прошествіи многихъ лѣтъ въ Тулѣ на поприщѣ общественной дѣятельности, когда былъ выбираемъ губернскимъ гласнымъ отъ Новосильскаго уѣзда.

------

   По воскресеньямъ бывалъ у насъ въ Москвѣ и Мих. Ив.-Пыляевъ, извѣстный впослѣдствіи своею литературною дѣятельностью. Онъ былъ авторомъ книгъ: "Старая Москва", "Старый Петербургъ","Забытое прошлое окрестностей Петербурга" и мн. др., содержащихъ въ себѣ очень интересныя историческія и бытовыя свѣдѣнія. Будучи большимъ любителемъ драгоцѣнныхъ камней, онъ составилъ ихъ подробное описаніе, приводя въ немъ и исторію нѣкоторыхъ изъ нихъ, какъ напр. алмаза санси, принадежащаго еще Карлу Смѣлому, англійскаго коинура и русскаго Орлова. Книга эта называется "Драгоцѣнные камни". Приходя къ намъ Михаилъ Ивановичъ всегда имѣлъ въ карманѣ завернутые въ бумажки "камешки", какъ онъ ихъ называлъ. Онъ любилъ ихъ показывать и разсказывать исторіи драгоцѣнныхъ камней, которыя впослѣдствіи и помѣстилъ въ своей книгѣ.
   Обладая удивительной памятью и большими познаніями бытовой и анекдотической стороны нашей исторіи, Пыляевъ въ обществѣ былъ чрезвычайно интереснымъ собесѣдникомъ, оживлявшимъ всегда своими разсказами наши воскресные вечера. Бывалъ онъ у насъ и въ Моховомъ съ помѣщикомъ Орловской губерніи Мацневымъ, пріѣзжавшимъ къ намъ на осеннія охоты со своими гончими и борзыми собаками. Говорили, что Пыдяеву одно время былъ воспрещенъ въѣздъ въ столицы, вслѣдствіе чего онъ жилъ долгое время у Мацнева, въ его имѣніи Малоархангельскаго уѣзда, носившее тоже названіе Мохового.
   Въ Москвѣ Михаилъ Ивановичъ сталъ у насъ бывать только впослѣдствіи, въ 70-хъ г.г., а въ Петербургѣ я видѣлъ его уже въ 90-хъ г.г., незадолго до его смерти. О себѣ и о своемъ прошломъ онъ никогда не говорилъ, равнымъ образомъ онъ никогда и никому не давалъ своего адреса, такъ что, несмотря на долговременное знакомство съ нимъ, его личность и жизнь оставались окруженными какой-то таинственностью.

-----

   Въ серединѣ 70-хъ годовъ мнѣ пришлось нѣсколько разъ побывать въ Ясной Полянѣ у графа Льва Николаевича Толстого.
   Еще въ 60-хъ г.г. онъ пріѣзжалъ къ намъ въ Моховое вмѣстѣ съ Дмитріемъ Алексѣевичемъ Дьяковымъ. Въ то время онъ начиналъ писать "Войну и Миръ" и собиралъ матеріалы для этого романа"
   Полагая, что въ моховской библіотекѣ найдутся еще старыя газеты временъ Освободительной войны, онъ интересовался познакомиться съ ними. Не помню, нашелъ ли онъ то, чего искалъ или нѣтъ.
   Въ-70-хъ г. г. съ нимъ познакомился Павелъ Дмитріевичъ Голохвастовъ, съ которымъ я въ первый разъ и былъ въ Ясной Полянѣ. Въ это время Левъ Николаевичъ начиналъ писать "Анну Каренину".
   Поѣхали мы въ Ясную Поляну зимой, на второй или третій день Новаго года. Эта поѣздка, какъ и двѣ остальныя, оставила во мнѣ самыя свѣтлыя воспоминанія. На полустанкѣ Козловская Засѣка насъ ожидали лошади графа. Сколько мнѣ помнится, мы пріѣхали вечеромъ и были встрѣчены самымъ радушнымъ образомъ, какъ графомъ, такъ и его супругой. Графу тогда было, вѣроятно, лѣтъ 47 или 48, онъ былъ высокаго роста, худощавый, широкоплечій и съ хорошо развитыми мышцами человѣкъ. Что больше всего привлекало въ его наружности, такъ это выразительные, глубоко сидящіе подъ густыми бровями темно-голубые глаза, въ которыхъ отражались всѣ испытываемыя имъ впечатлѣнія; при спокойномъ состояніи выраженіе ихъ было задумчивое и доброе. Хотя тогда графъ и не увлекался еще тѣми идеями, которыя сталъ проповѣдывать впослѣдствіи, но уже и тогда онъ жилъ очень просто и обыкновенно ходилъ въ сѣрой суконной блузѣ, подпоясанной ремнемъ.
   Когда-то въ Ясной Полянѣ былъ большой барскій домъ, стоявшій среди двухъ, расположенныхъ по его бокамъ, флигелей, но затѣмъ во дни юности графа, онъ былъ имъ проданъ на сносъ, а графъ перебрался для жизни въ одинъ изъ флигелей; въ другомъ флигелѣ лѣтомъ жили пріѣзжавшіе гостить въ Ясную Поляну родственники графа и его жены.
   По мѣрѣ того, какъ увеличивалась семья Льва Николаевича, дѣлались и пристройки къ занимаемому имъ флигелю, и надо полагать, что въ настоящее время онъ имѣетъ совершенно иную внѣшность, чѣмъ тогда, когда я его видѣлъ.
   Въ то время это было двухъэтажное зданіе, лишенное всякой наружной архитектуры: однимъ фасадомъ оно выходило въ садъ, а другимъ на дворъ, съ растущимъ посрединѣ его передъ домомъ большимъ деревомъ, подъ которымъ были поставлены коновязи. Въ нижнемъ этажѣ помѣщался кабинетъ графа, а наверху, во второмъ этажѣ была большая зала, служащая и столовою, и гостиная съ балкономъ, выходящимъ въ садъ. Мебель и обстановка въ домѣ были очень просты, безъ малѣйшей роскоши. Стѣны зала украшало нѣсколько семейныхъ портретовъ.
   Мы провели въ нашъ пріѣздъ въ Ясной Полянѣ два или три дня. Меня помѣстили въ кабинетѣ графа, я и сейчасъ припоминаю испытанное мною чувство благоговѣнія, когда я впервые вошелъ въ этотъ, такъ просто обставленный, кабинетъ, съ письменнымъ столомъ около окна, на которомъ ничего не было лишняго, съ полками книгъ и висящими на стѣнѣ охотничьими принадлежностями. Графъ тогда еще любилъ охоту, какъ съ ружьемъ, такъ и съ борзыми собаками.
   На другой день послѣ нашего пріѣзда вечеромъ, когда мы послѣ обѣда сидѣли въ гостиной и разговаривали, слуга доложилъ графу, что пришли ряженые, и графъ сказалъ позвать ихъ въ залъ, куда мы всѣ вышли и куда черезъ мгновеніе ввалилась толпа ряженыхъ дворовыхъ людей и рабочихъ. Графъ и графиня приняли ихъ ласково и просто. Ряженые плясали, выкидывали всякія колѣнца и веселились, какъ у себя дома безо всякаго стѣсненія. Въ пляскѣ особенно отличалась своимъ проворствомъ и ухарствомъ небольшого роста худенькая женщина, лица которой не было видно, изъ-за надѣтой на нее какой-то размалеванной маски. Левъ Николаевичъ сказалъ намъ, что эта неутомимая плясунья, служащая у него скотницей, 60-тилѣтняя старуха. Смотрѣть на ряженыхъ собрались и всѣ дѣти Льва Николаевича, которые тогда были еще очень юны.
   Ряженые веселились отъ души, хозяева шутили съ ними и смѣялись ихъ остротамъ и прибауткамъ. Графу очевидно нравилось ихъ веселье, и онъ говорилъ, что на Святкахъ ряженые всегда приходятъ къ нимъ.
   При разговорахъ графъ любилъ разспрашивать своихъ собесѣдниковъ и узнавать ихъ взгляды на различные вопросы. Въ немъ была замѣтна большая наблюдательностей онъ интересовался даже разными мелкими деталями. Такъ, я помню, что онъ разспрашивалъ меня, изъ какихъ классовъ общества происходятъ нѣкоторые выдающіеся художники. Отвѣчая на его вопросъ, я тогда, между прочимъ, сказалъ ему, что одинъ изъ талантливѣйшихъ учениковъ Московской школы живописи сынъ швейцара Кремлевскаго дворца, и Левъ Николаевичъ, описывая художника въ Аннѣ Карениной, говоритъ, что онъ былъ сыномъ придворнаго лакея.
   Мнѣ думается, что въ то время онъ больше заставлялъ говорить своихъ собесѣдниковъ, чѣмъ говорилъ самъ.
   Кромѣ этого посѣщенія Ясной Поляны, я былъ у графа еще два раза: одинъ разъ подъ осень и другой разъ весною. Будучи у него въ концѣ августа, я засталъ въ Ясной Полянѣ большое общество. Въ этотъ мой пріѣздъ мы ѣздили съ Львомъ Николаевичемъ и съ мужемъ его племянницы, Нагорнымъ, на охоту на болотную дичь, и я сопутствовалъ графу въ его обычныхъ прогулкахъ верхомъ. Ѣздили мы въ казенный лѣсъ, такъ называемую Тульскую засѣку, начинавшійся недалеко отъ имѣнія графа.
   Разговорясь со мной какъ-то объ охотѣ съ борзыми, Левъ Николаевичъ, узнавъ, что я люблю и этотъ родъ охоты, подарилъ мнѣ прекрасную борзую собаку англійской породы, которую звали Змѣйкой. Это была граціозная и красивая сука, черной масти, она долго жила у меня въ Моховомъ. Въ ту пору его уже начинали занимать религіозные вопросы, и онъ часто наводилъ на нихъ разговоръ.
   Мнѣ особенно памятенъ одинъ изъ нихъ, происшедшій между нами вечеромъ, подъ звѣзднымъ небомъ, на балконѣ передъ гостиной. Выйдя со мной на этотъ балконъ, Левъ Николаевичъ заговорилъ о вѣрѣ въ безсмертіе души, загробную жизнь и о томъ, что говоритъ объ этомъ церковь, сказавъ, что, здраво размышляя, не можетъ всему этому вѣрить; затѣмъ онъ спросилъ меня, какъ я смотрю на эти вопросы. Мнѣ было тогда 23 или 24 года: воспитанный въ традиціяхъ внѣшней обрядовой религіозности, я въ это время мало вдумывался въ сущность этихъ вопросовъ, и тотъ болѣзненный процессъ нравственной ломки, сопровождающій исканіе божественныхъ истинъ и осмысленной, не основанной на самообманахъ, вѣры, который повидимому начинался въ душѣ Льва Николаевича, тогда еще не коснулся меня; онъ насталъ для меня много лѣтъ спустя послѣ этого разговора.
   На заданный мнѣ вопросъ я тогда отвѣтилъ Льву Николаевичу, что, вѣря въ существованіе божества и не будучи въ состояніи разобраться въ религіозныхъ вопросахъ самостоятельно, я стараюсь принимать ученія церкви, не анализируя ихъ, опасаясь такого анализа, могущаго привести меня къ полному безвѣрію. Мой отвѣтъ заставилъ его задуматься.
   Въ появившихся впослѣдствіи главахъ продолженія Анны Карениной разговоръ Левина съ крестьяниномъ, въ которомъ послѣдній высказываетъ обуреваемому сомнѣніями Левину простоту своихъ религіозныхъ воззрѣній, заставившихъ Левина измѣнить свой прежній образъ мыслей, очень напомнилъ мнѣ нашъ разговоръ съ графомъ, измѣнившимъ вскорѣ послѣ этого и свое отношеніе къ церкви.
   Много лѣтъ спустя, когда я былъ по дѣламъ въ Тулѣ, среди прислуги гостиницы, въ которой я остановился, оказался нѣкій Огурцовъ, служившій лакеемъ у графа Толстого въ ту пору, когда я бывалъ въ Ясной Полянѣ. Этотъ Огурцовъ узналъ меня, и я разговорился съ нимъ о графѣ и его семьѣ. Онъ, между прочимъ, сказалъ мнѣ, что вскорѣ послѣ окончанія изданія Анны Карениной Левъ Николаевичъ очень измѣнился, сталъ посѣщать церковныя богослуженія, ѣздилъ даже къ заутренѣ въ сосѣднее село, при чемъ, чтобы никого не безпокоить, вставалъ до свѣта, самъ ходилъ въ конюшню, сѣдлалъ свою верховую лошадь, не будя конюховъ, и одинъ уѣзжалъ въ церковь.
   Затѣмъ, однажды взявъ съ собою Огурцова, совершилъ даже пѣшкомъ паломничество въ какой-то монастырь, если не ошибаюсь, въ Оптину Пустынь. Отправились они въ это паломничество въ крестьянской одеждѣ, при чемъ въ одномъ селѣ возбудили подозрѣніе старшины, который потребовалъ отъ нихъ ихъ документы и пришелъ въ большое недоумѣніе, когда узналъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло. Но этотъ періодъ исканія разрѣшенія своихъ сомнѣній во внѣшней церковной обрядности и у духовенства длился недолго, и Левъ Николаевичъ, не найдя того, что искалъ, обратилъ свои взгляды въ другую сторону, а, именно, въ глубину своей собственной души и своей совѣсти, удаляясь окончательно отъ нашей казенной церкви, такъ мало дающей тому, кто жаждетъ истины.
   Что касается меня, который тогда на балконѣ яснополянскаго дома, не задумываясь и вполнѣ искренно изложилъ Льву Николаевичу свою profession de foi, то со мной произошло тоже самое. Чѣмъ больше развивалось во мнѣ сознательное отношеніе къжизни и ко всему окружающему, тѣмъ сильнѣе возникала и потребность анализа, тѣмъ ярче выступали несоотвѣтствія ученія церкви съ законами природы и жизни, и я пришелъ къ тому же, къ чему пришелъ и Толстой.
   Встрѣтивъ въ тульской гостиницѣ Огурцова, я очень заинтересовался вопросомъ, насколько искренни были стремленія Толстого къ опрощенію; многіе считали это съ его стороны извѣстнаго рода рисовкой; полагая, согласно французской пословицѣ: il n'y a pas de grand homme pour son valet de chambre, я сталъ разспрашивать по этому поводу Огурцова, но въ данномъ случаѣ поговорка эта оказалась невѣрной: несмотря на то, что Огурцовъ былъ удаленъ изъ Ясной Поляны за свою любовь къ водкѣ, тѣмъ не менѣе для него личность графа являлась выше всякой критики, и изъ его словъ я могъ заключить, что онъ былъ убѣжденъ въ томъ, что графъ измѣнилъ свой образъ жизни и прежнія привычки исключительно изъ желанія "жить по-Божьи". Этимъ онъ объяснялъ хожденіе графа на деревню исполнять различныя работы для бѣдныхъ вдовъ, одинокихъ старухъ. Такъ онъ чинилъ имъ развалившіяся печи и убиралъ ихъ полосы хлѣба, при чемъ старухи нерѣдко даже командовали имъ и бывали въ претензіи, когда онъ опаздывалъ приходомъ на работу. На мое замѣчаніе, что вмѣсто того, чтобы самому работать, Левъ Николаевичъ могъ бы давать имъ на это деньги или нанимать имъ рабочихъ, Огурцовъ возражалъ, что это было бы совсѣмъ другое дѣло, и что графъ, поступая такъ, какъ онъ поступалъ, дѣлалъ не только доброе дѣло, но совершалъ еще подвигъ христіанскаго смиренія.
   Въ заключеніе нашей бесѣды Огурцовъ принесъ мнѣ прочитать начатыя имъ записки, въ которыхъ онъ хотѣлъ изложить свои воспоминанія о Львѣ Николаевичѣ за время пребыванія въ Ясной Полянѣ. Читая эту, конечно, очень безграмотно и наивно написанную рукопись, я опять вспомнилъ вышеприведенную французскую поговорку, и насколько она не вѣрна по отношенію къ русскому простому человѣку, всегда отзывчивому ко всему искреннему и хорошему. Я очень сожалѣю, что не переписалъ тогда этой рукописи, имѣвшей бы теперь для меня большую цѣнность, будучи въ нѣкоторомъ родѣ гласомъ народа, а не сдѣлалъ я это потому, что Огурцовъ еще хотѣлъ продолжать свои воспоминанія.
   Я поддержалъ его тогда въ этомъ намѣреніи, предложивъ ему, когда онъ окончитъ, пересмотрѣть и исправить его рукопись, но когда черезъ нѣкоторое время мнѣ вновь пришлось быть въ Тулѣ, то Огурцова въ гостиницѣ уже не оказалось, вѣроятно и тутъ ему отказали изъ-за его слабости къ водкѣ.
   Во время моего вторичнаго посѣщенія Ясной Поляны я видѣлъ у Толстого его сосѣда-помѣщика, жена котораго изъ ревности къ мужу покончила съ собой, бросившись подъ поѣздъ; эта семейная драма и дала графу мысль о такомъ же концѣ для Анны Карениной.
   Въ послѣдній разъ мнѣ пришлось быть въ Ясной Полянѣ весною. По пути изъ Москвы въ Моховое я заѣхалъ къ Льву Николаевичу, гдѣ, какъ всегда я встрѣтилъ радушный и ласковый пріемъ. Лѣтомъ обыкновенно онъ отдыхалъ и не занимался литературой; этой работѣ онъ посвящалъ осенніе и зимніе мѣсяцы. Онъ и тогда любилъ принимать лѣтомъ участіе въ сельскихъ работахъ и иногда выходилъ косить траву и выѣзжалъ въ поле съ сохою. Въ Москву онъ ѣздилъ рѣдко и не принималъ участія въ тогдашнихъ литературныхъ кружкахъ и обществахъ, придерживаясь того мнѣнія, что художники кисти или слова должны работая изолироваться, дабы сохранить свою полную оригинальность и не подпадать подъ постороннее вліяніе.
   Въ разговорѣ какъ-то съ графомъ объ Айвазовскомъ, на мои слова, что послѣдній большую часть своихъ произведеній пишетъ въ Ѳеодосіи или въ своемъ имѣніи Шахъ-Мамаѣ, что лишаетъ его возможности сравнивать свою работу съ работами другихъ художниковъ, Левъ Николаевичъ сказалъ, что Айвазовскій хорошо дѣлаетъ, и что если бы онъ самъ былъ живописцемъ, то никому бы не показывалъ своихъ работъ до ихъ окончанія.
   Говоря о процессѣ своего творчества, онъ сознавался, что не всегда работаетъ съ одинаковой охотой и увлеченіемъ, что бываютъ дни, когда онъ принужденъ заставлять себя работать.

Н. Шатиловъ.

"Голосъ Минувшаго", No 10, 1916

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru