Шекспир Вильям
Отелло. Венецианский мавр

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ОТЕЛЛО
ВЕНЕЦІЯНСКІЙ МАВРЪ.

ДРАМА ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ.

Сочиненіе Шекспира.

ДЕЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Венеціянскій дожъ.
   Брабанціо, сенаторъ.
   Другіе Сенаторы.
   Граціано, братъ Брабанціо.
   Лодовико, его племянникъ.
   Отелло, Мавръ.
   Кассіо, его лейтенантъ.
   Яго, его знаменоносецъ.
   Родриго, Венеціанскій дворянинъ.
   Монтано, прежній правитель Кипра.
   Герольдъ.
   Дездемона, дочь Брабанціо. Жена Отелло.
   Емилія, жена Яго.
   Біанка, цвѣточница, любовница Кассіи.
   Шутъ.
   Офицеры, дворяне, послы.
   Музыканты, матрозы.
   Свита.

Дѣйствіе въ первомъ актъ въ Венеціи,-- въ прочихъ на островѣ Кипръ.

   

АКТЪ ПЕРВЫЙ.

СЦЕНА 1.

Улица въ Венеціи.

РОДРИГО И ЯГО.

РОДРИГО.

             Молчи, молчи! Мнѣ непріятно это:
             Да, Яго, ты живъ моимъ карманомъ
             Какъ собственнымъ, ты долженъ знать....
   

ЯГО.

             Кой чортъ! да ты меня не хочешъ слушать,
             Родриго; если я объ этомъ думалъ.
             То презирай меня.
   

РОДРИГО.

             Вѣдь ты сказалъ -- его ты ненавидишь?
   

ЯГО.

             Подлецъ я, если нѣтъ. Три Сенатора
             Не разъ уже мнѣ мѣсто Лейтенанта
             Просили у него: и я клянусь,
             Я знаю самъ себя -- того я стоилъ.
             А онъ, по своенравію пустому,
             По одному капризу отказалъ
             И наотрѣзъ, и обругалъ еще,
             А подъ конецъ сказалъ, что онъ ужъ прежде
             На это мѣсто выбралъ офицера.
             Кто жъ этотъ офицеръ?...
             Великій ариѳметикъ, Флорентинецъ,
             Какой-то Микель Кассіо, малчишка
             Съ смазливымъ личикомъ, почти дѣвичьимъ;
             Отъ роду невидавшій войска въ полѣ,
             Съ войной знакомый столь же, какъ швея.
             И нашъ сенатъ не менѣе его
             Изъ книгъ военное искуство знаетъ.
             Болтать и ничего не дѣлать -- вотъ
             Его лозунгъ: и Мавръ его избралъ....
             А я, котораго онъ самъ видалъ
             Въ Родосѣ, въ Кипрѣ и другихъ странахъ-
             Языческихъ и православныхъ -- я
             Ни съ чѣмъ остался... Ну, готовь поклоны
             Такому мудрецу, и въ добрый часъ!
             Онъ лейтенантъ, а я знаменоносецъ.
   

РОДРИГО.

             Ей, ей я согласился бы скорѣе
             Быть палачемъ его.
   

ЯГО.

                                           Ну, это вздоръ!
             И что у насъ за служба? Производство
             У насъ не по чинамъ, гдѣ слѣдущій
             Всегда на мѣсто перваго вступаетъ,
             А просто по пристрастью и капризамъ.
             Суди же, послѣ этого, Родриго,
             Могу ли Мавра я любить?
   

РОДРИГО.

                                                     А я бы
             Совсѣмъ его оставилъ.
   

ЯГО.

                                           Нѣтъ послушай.
             Не всѣмъ начальствовать, не всѣмъ и вѣрно
             Начальникамъ служить. Вѣдь ты видалъ
             Такихъ рабовъ, которые покорно
             Приводятъ въ рабствѣ жизнь, и какъ ослы
             Все время тратятъ ни за что, изъ корму,--
             Когда жъ состарятся -- ихъ гонять прочь.
             И подѣломъ! Другіе полъ личиной
             Покорности, усердья къ господамъ,
             Заботятся лишь сами о себѣ.
             Они, играя роль усердныхъ слугъ
             Предъ господами, сами между тѣмъ,
             Сперва набивъ потуже кошельки.
             Себѣ прокладываютъ путь ко счастью.
             Въ нихъ есть душа, и къ ихъ-то сектѣ
             И я хочу теперь принадлежать.
             Да, другъ,
             Я бъ не былъ Яго, еслибъ я былъ Мавръ,
             И это вѣрно такъ, какъ ты -- Родриго.
             Служа ему, я самъ себѣ служу.
             И видитъ небо,-- не любовь, по польза
             Моя меня заставила служить.
             Я лучше выну сердце на ладонь
             И ворону отдамъ его на ужинъ,
             Чѣмъ допущу, чтобъ внѣшнія моя дѣла
             Открыли тайны сердца моего.
             Нѣтъ, я не то, чѣмъ я другимъ кажусь.
   

РОДРИГО.

             Какъ будетъ счастливъ толстогубый Мавръ
             Когда ему и это съ рукъ сойдетъ!
   

ЯГО.

             Теперь кричи,-- зови ея отца,
             Буди его. расторгни сонъ его,
             Зови его сюда съ людьми, и если
             Живетъ онъ въ климатѣ пріятномъ, ты
             Мучь мухами его, и если онъ
             Въ весельи безмятежномъ жизнь проводитъ,
             Несчастьемъ порази его, и пусть
             Его веселье свой утратитъ цвѣтъ.
   

РОДРИГО.

             Вотъ домъ его: я закричу.
   

ЯГО.

                                                     Ну, да!
             Какъ можно громче, будтобы случился
             Пожаръ въ Венеціи среди веселья.
   

РОДРИГО.

             Брабанціо, синьоръ Брабанціо!
   

ЯГО.

             Проснись скорѣе: воры, воры, воры!
             Смотри и домъ, и дочь, и сундуки....
             Эй, воры воры!
   

БРАБАНЦІО, ВЪ ОКНѢ.

                                           Что за крикъ? Кто тутъ?
   

РОДРИГО.

             Смотрите,-- всѣ ли ваши дома?
   

ЯГО.

             И цѣлы ль ваши двери?
   

БРАБАНЦІО.

                                                     Что вамъ нужно?
   

ЯГО

             Чортъ побери, синьоръ! васъ обокрали,
             Васъ опозорили! Скорѣй одѣньтесь!
             Вамъ сердце разорвали, васъ лишили
             Его любимой половины... Да,
             Теперь, вотъ въ этотъ мигъ, тамъ черный воронъ
             Голубку вашу губитъ... Встаньте же,
             Ударьте въ колоколъ, пускай проснется
             Весь сонный городъ, а не то васъ скоро
             Чортъ дѣдомъ сдѣлаетъ. Скорѣй вставайте!
   

БРАБАНЦІО.

             Вы сумасшедшіе?
   

РОДРИГО.

                                           Вы знаете мой голосъ?
   

БРАБАНЦІО.

             Нѣтъ, нѣтъ: кто ты такой?
   

РОДРИГО.

                                                     Родриго.
   

БРАБАНЦІО.

             Незваный гость! Вѣдь я просилъ тебя
             Не посѣщать мой домъ: тебѣ я честью
             Сказалъ, что дочь моя не для тебя...
             И чтожъ? Въ безумствѣ, въ пьяномъ видѣ,
             И съ глупой дерзостью явился ты
             Прервать мой сонъ.
   

РОДРИГО.

                                           Синьоръ, синьоръ!
   

БРАБАНЦІО.

             Мой санъ и мой характеръ, будь увѣренъ,
             Тебя раскаяться заставятъ въ этомъ.
   

РОДРИГО.

             Синьоръ, постойте....
   

БРАБАНЦІО.

                                           Ты сказалъ: здѣсь воры,
             Но здѣсь Венеція: мой домъ не мыза.
   

РОДРИГО.

             Почтеннѣйшій синьоръ, я къ вамъ пришелъ
             Безъ злобныхъ замысловъ.
   

ЯГО.

   Клянусь, Брабанціо, вы одинъ изъ тѣхъ, которые не хотятъ молиться Богу, если это имъ совѣтуетъ дьяволъ. Мы хотимъ оказать вамъ услугу, а вы считаете насъ мошенниками. Вашу дочь умчалъ Африканскій жеребецъ: ваши внучки будутъ прекрасно ржать.
   

БРАБАНЦІО.

   Да ты что за вѣдьма?
   

ЯГО.

   Я человѣкъ, который пришолъ сказать вамъ, что ваша дочь и Мавръ теперь въ объятіяхъ другъ друга.
   

БРАБАНЦІО.

   Ты бездѣльникъ.
   

ЯГО.

   А вы -- сенаторъ.
   

БРАБАНЦІО.

             Ты будешь отвѣчать: тебя я знаю
             Родриго.
   

РОДРИГО.

                                 Я отвѣчу вамъ, синьоръ
             Кой-что теперь. Когда пріятно вамъ
             И вы на то согласны, (что и правда,
             Мнѣ кажется), что ваша дочь теперь --
             Въ такую темную ночную пору
             Ушла, въ сопровожденьи одного
             Наемнаго гондольщика -- мальчишки,
             Въ объятья Мавра сладострастнаго,--
             Когда вы знали все и съ вашей воли
             Все сдѣлано -- мы оскорбили васъ.
             А если вамъ все это не извѣстно,
             Тогда не мы -- вы обижали насъ.
             Не думайте, чтобъ я, забывши все --
             Приличье и разсудокъ, сталъ бы съ вами
             Теперь шутить. Я это видѣлъ самъ.
             Узнайте же, синьоръ, что ваша дочь
             Проступокъ страшный учинила, все --
             Покорность, красоту, богатство, умъ --
             Все, все презрѣла для бродяги,
             Для Мавра безъ жилища, безъ пріюта!
             Поосмотритесь: ежели теперь
             Она тутъ -- въ комнатѣ, иль въ вашемъ домѣ,
             То призовите весь Венеціанскій судъ
             Судить меня въ обманѣ.
   

БРАБАНЦІО.

                                                     Бить въ набатъ!
             Подать свѣчу, будить моихъ людей!
             Такъ, правда, такъ:-- во снѣ я это видѣлъ!
             Какъ тяжело! Огня, огня, огня!

(уходитъ во внутренность дома.)

ЯГО.

             Прощай,--теперь оставлю я тебя:
             Мнѣ не прилично быть противу Мавра
             Свидѣтелемъ, и нездорово; еслижъ
             Останусь здѣсь, то имъ я долженъ быть.
             Сенатъ, я знаю, могъ-бы наказать
             Его, да не посмѣетъ,-- потому
             Что нужно имъ его отправить въ Кипръ!
             Теперь война тамъ: никого другаго
             Они не выбрали, затѣмъ, что нѣтъ
             Ему подобнаго для ихъ защиты.
             Поэтому, хоть я его люблю
             Не болѣе, чѣмъ адскій паръ, но польза
             И нужды жизни мнѣ велятъ казаться
             Приверженнымъ къ нему, казаться только.
             А если хочешь ты его найти,
             Ступай въ Саджитери съ людьми, и я
             Тамъ буду съ нимъ: ну до свиданья!

(уходитъ.)

(Факелы. Брабанціо съ людьми).

БРАБАНЦІО.

             Такъ, такъ! она ушла, она бѣжала,
             И мнѣ осталась отъ постылой жизни
             Одна тоска. Теперь скажи, Родриго,
             Гдѣ видѣлъ ты ее? Несчастная!
             И съ Мавромъ, говоришь ты? Кто захочетъ
             Имѣть дѣтей? Какъ ты узналъ ее?
             Ты лжешь, Родриго! Что она сказала
             Тебѣ? огня еще! Будить людей!
             Ты думаешь -- они обвѣнчаны?
   

РОДРИГО.

             Конечно.
   

БРАБАНЦІО.

                                 Небо! какъ она могла
             Рѣшиться на такой позоръ! Измѣна крови!
             Отцы, невѣрьте чувствамъ дочерей...
             Вы видите... не волшебствомъ
             Такъ обмануло юность и невинность?...
             Скажи, Родриго, не читалъ ли ты
             Чего подобнаго?
   

РОДРИГО.

                                           Читалъ, синьоръ.
   

БРАБАНЦІО.

             Зовите брата!-- О когда-бъ она
             Была твоею!... Такъ или иначе...
             Ты знаешь, вѣдь, гдѣ Мавръ теперь?
   

РОДРИГО.

             Найду, когда угодно будетъ вамъ
             Послать со мной своихъ людей.
   

БРАБАЦІО.

                                                               Сыщи.
             Я разбужу весь городъ: я могу
             Понуждѣ приказать. Вооружитесь!
             Эй! стражи встаньте! ну впередъ, Родриго!
             Пойдемъ, пойдемъ! я награжу тебя.

(уходитъ).

   

СЦЕНА II.

Другая улица.

ОТЕЛЛО и ЯГО.

ЯГО.

             Хоть на войнѣ я много положилъ
             Людей на мѣста, но доселѣ было
             Противно совѣсти моей убійство:
             Я не хотѣлъ, при очевидной пользѣ,
             Рѣшиться на него: разъ десять, правда,
             Хотѣлось мнѣ его пронзить.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Тѣмъ лучше.
   

ЯГО.

             Онъ продолжалъ болтать и величать
             Такими именами васъ, что все
             Мое спокойствіе едва могло
             Меня заставить пощадить его.
             Скажите мнѣ -- обвѣнчаны ли вы?
             Узнайте, генералъ, что этотъ грандъ
             Любимъ народомъ: голосъ его вдвое
             Сильнѣй, чѣмъ голосъ дожа. Онъ захочетъ
             Расторгнуть бракъ вашъ, иль по крайней мѣрѣ
             Васъ посадить теперь въ тюрьму: законы
             И сила голоса его все могутъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Пусть дѣлаетъ, что хочетъ: за меня
             Стоятъ мои заслуги, только если
             Считаться предками, мои давно
             Вѣнецъ на головѣ носили. Впрочемъ
             Я заслужилъ, мнѣ кажется, то счастье,
             Какимъ владѣю я. Повѣрь мнѣ, Яго,
             Когда бъ не къ ней любовь,-- ктобъ мнѣ велѣлъ
             Обречь на рабство гордую свободу,
             И принужденіе терпѣть? Смотри,
             Что за огонь?

(Кассіо и нѣсколько офицеровъ съ факелами.)

ЯГО.

                                 Разгнѣванный отецъ
             Съ друзьями... Генералъ, скорѣй спѣшите!
   

ОТЕЛЛО.

             Нѣтъ, нѣтъ, Яго. Пускай найдутъ меня.
             Ни санъ, ни выгоды, ни чистая душа
             Мнѣ не велятъ скрываться. Что -- они?
   

ЯГО.

             Нѣтъ, кажется.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Служители сената
             И съ ними Лейтенантъ. Прошу покорно,
             Что новаго!..
   

KACCIO.

                                 Вамъ здравія желаетъ
             Верховный дожъ, и просить васъ скорѣй,
             Какъ можете, явиться,
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Для чего,
             Какъ думаете вы?
   

КАССІО.

                                           Изъ Кипра вѣсти,
             Мнѣ кажется: галера за галерой,--
             Двѣнадцать вѣстниковъ другъ другу въ слѣдъ,
             Все въ эту ночь. Не мало сенаторовъ
             Разбужено и собралось въ совѣтѣ.
             Васъ всюду ищутъ: не нашедши дома,
             Служителей три сотни нарядили
             Искать васъ всюду.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Радъ, что вы нашли.
             Сейчасъ пошлю домой сказать объ этомъ,
             И съ вами самъ пойду.

(выходитъ)

КАССІО.

                                           Что здѣсь онъ дѣлалъ?
   

ЯГО.

             Онъ только захватилъ корабль богатый;
             И завладѣлъ навѣки имъ, когда
             Законной объявятъ его добычу.
   

КАССІО.

             Что это значитъ, я непонимаю.
   

ЯГО.

             Женился онъ.
   

КАССІО.

                                 На комъ?
   

ЯГО.

                                           Женился на....

(Отелло возвращается.)

             Идемъ, генералъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Готовъ совсѣмъ.
   

КАССІО.

             А вотъ еще другіе ищутъ васъ.

(Брабанціо, Родриго и офицеры съ факелами.)

ЯГО.

             Брабанціо... Эй, генералъ, спѣшите,
             Онъ не съ добромъ идетъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Остановитесь!
   

РОДРИГО.

             Вотъ Мавръ, синьоръ.
   

БРАБАНЦІО.

                                           Схватить разбойника.

(Обѣ стороны обнажаютъ мечи.)

ЯГО.

             Родриго! Я завасъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Въ ножны оружье!
             Не то, ему за ржавѣть отъ росы!
             Брабанціо, вамъ болѣе пристало
             Владѣть сѣдиной вашей, чѣмъ мечемъ.
   

БРАБАНЦІО.

             Презрѣнный воръ! гдѣ скрылъ ты дочь мою?
             Околдовалъ ее? Свидѣтель небо,
             Когдабъ не чарами ты окружилъ
             Ее,-- какъ можно дѣвушкѣ столь нѣжной,
             Столь счастливой, такъ нетерпѣвшей бракъ,
             Что чужды были ей всѣ женихи,
             Красавцы наши, да, какъ можно ей
             Отдаться напозоръ, бѣжать изъ дому,
             Изъ глазъ родителя -- съ такимъ уродомъ,
             Какъ ты, на грусть, на горе, не несчастье?..
             Безумецъ будетъ тотъ, кто станетъ вѣрить,
             Что ты не чарами околдовалъ,
             Не ослѣпилъ невинность адской силой
             Камней и травъ: я это разыщу.
             Да, это вѣрно, тутъ сомнѣнья нѣтъ,
             Постой же, я свяжу, скую тебя
             Какъ колдуна, преступника законовъ.
             Схватить его! И если станетъ онъ
             Сопротивляться -- смерть ему!--
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Постойте!
             И вы, и вы: когда бы я хотѣлъ
             Сражаться съ вами, то одинъ бы могъ
             Стоять противъ всѣхъ васъ. Гдѣ вамъ угодно
             Я буду отвѣчать?
   

БРАБАНЦІО.

                                           Въ тюрьмѣ, пока
             Настанетъ время, и совѣтъ тебя
             Потребуетъ къ суду.
   

ОТЕЛЛО.

                                           А если я
             Васъ буду слушаться,-- какъ мнѣ исполнить
             Велѣнье дожа? Вотъ его послы:
             Они зовутъ меня въ сенатъ по дѣлу
             Отечества.
   

ОФИЦЕРЪ.

                                 Такъ точно, генералъ:
             Ужъ дожъ теперь въ совѣтѣ: васъ давно
             Повсюду ищутъ.
   

БРАБАНЦІО.

                                           Какъ? въ совѣтѣ дожъ?
             Въ такую пору? Ну, вести его
             Туда, въ совѣтъ: мой искъ не пустяки;
             И дожъ, и всѣ товарищи мои
             Должны вступиться за мою обиду
             Какъ за свою: когда подобныя
             Дѣла останутся безъ наказанья,
             Тогда рабы намъ будутъ господа.

(Уходятъ)

   

СЦЕНА III.

Зала сената.

ДОЖЪ И СЕНАТОРЫ за столомъ, ОФИЦЕРЫ у двери.

ДОЖЪ.

             Извѣстья эти столько разногласны,
             Что трудно имъ повѣрить.
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

                                                     Ваша правда:
             Въ моемъ письмѣ сто семь галеръ.
   

ДОЖЪ.

             Въ моемъ сто сорокъ.
   

2-Й СЕНАТОРЪ.

                                           А въ моемъ двѣсти
             Но пусть число невѣрно, какъ всегда
             Въ подобныхъ случаяхъ; однакожъ всѣ
             Они согласны, что турецкой флотъ
             Идетъ на Кипръ.
   

ДОЖЪ.

                                           Да, это вѣроятно.
             Намъ нужно остеречься отъ обмана,
             И въ главномъ я вполнѣ согласенъ съ вами.
   

МАТРОСЪ, за сценою.

             Пустите поскорѣй!

(Входятъ офицеръ и матросъ.)

ОФИЦЕРЪ.

             Вотъ посланный отъ флота.
   

ДОЖЪ.

                                                     Что такое?
   

МАТРОСЪ.

             Синьоръ! Анжело приказалъ донесть
             Сенату, что ужъ Турки осаждаютъ
             Родосъ.
   

ДОЖЪ.

                                 Что значитъ эта перемена?
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

             Не можетъ быть, не льзя тому повѣрить:
             Они хотятъ насъ обмануть конечно,
             Когда подумаемъ объ томъ, какъ важенъ
             Для Турокъ Кипръ, и какъ ничтоженъ
             Въ сравненьи съ нимъ Родосъ: при томъ же въ Кипрѣ
             Нѣтъ крѣпостей, ни войска, ни запасовъ,
             Ни пушекъ, какъ въ Родосѣ: это все
             Сообразивши,--Турки безъ сомнѣнья
             Не будутъ слѣпы столь, чтобъ не избрали
             Того, что лучше, и что легче имъ,
             И гибель предпочли добычѣ вѣрной.
   

ДОЖЪ.

             Нѣтъ, эта вѣсть не справедлива.
   

ОФИЦЕРЪ.

             Вотъ еще посолъ.
             (Входитъ посолъ.)

ПОСОЛЪ.

             Свѣтлѣйшіе сенаторы, турецкой флотъ
             Соединился близь Родоса.
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

             А какъ великъ онъ?
   

ПОСОЛЪ.

                                           Тридцать кораблей.
             Теперь онъ вышелъ въ море и открыто
             Идетъ на островъ Кипръ. Синьоръ Монтано,
             Вашъ вѣрноподанный, велѣлъ сказать
             Вамъ это и просилъ повѣрить вѣсти.
   

ДОЖЪ.

             На Кипръ? Открыто? Маркъ Люшезъ --
             Онъ въ городѣ?
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

                                           Нѣтъ, во Флоренціи.
   

ДОЖЪ.

             Писать скорѣй отъ насъ туда къ нему,
             И пусть на крыльяхъ онъ летитъ сюда.
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

             А вотъ Брабанціо и храбрый Мавръ.

(Брабанціо, Отелло, Яго, Родриго и офицеры.)

ДОЖЪ.

             Нашъ храбрый генералъ, мы назначаемъ
             Васъ противъ общихъ намъ враговъ.
             Добро пожаловать, синьоръ Брабанціо.
             Я не замѣтилъ васъ намъ ваша помощь
             Нужна.
   

БРАБАНЦІО.

                       А ваша мнѣ, свѣтлѣйшій дожъ.
             Не санъ и не общественная польза
             Заставили меня оставить ложе.
             О родинѣ заботы чужды мнѣ
             Теперь; я самъ въ бѣдѣ такой ужасной,
             Что всѣ другія мысли поглотила,
             Изгладила она... Я васъ прошу...
   

ДОЖЪ.

             Что, что такое?
   

БРАБАНЦІО.

                                 Дочь, о дочь моя!
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

             Она скончалась?
   

БРАБАНЦІО.

                                           Правда -- для меня.
             Она обольщена, украдена,
             И околдована какимъ-то зельемъ.
             Природа не могла такъ обмануться,
             Безъ колдовства, безъ ослѣпленья чувствъ,
             Не потерявъ разсудка.
   

ДОЖЪ.

             Ктобъ ни былъ тотъ, кто подло такъ лишилъ
             Васъ дочери и вашу дочь отца,--
             Вы сами скажете ему рѣшенье;
             Его судьба отъ васъ зависитъ, пусть
             То будетъ даже сынъ мой.
   

БРАБАНЦІО.

                                                     Благодаренъ;
             Вотъ онъ, вотъ Мавръ, котораго вы сами,
             Мнѣ кажется призвали, по дѣламъ
             Общественнымъ.
   

ДОЖЪ И СЕНАТОРЫ.

                                           Какъ это жалко!
   

ДОЖЪ.

             Чѣмъ можете вы оправдаться?
   

БРАБАНЦІО.

                                                               Ни чѣмъ, все правда.
   

ОТЕЛЛО.

             Свѣтлѣйшій дожъ, могучій повелитель,
             И вы, сенаторы: я признаюсь,
             Я дочь увезъ у старца и на ней
             Женился: въ этомъ вся моя вина --
             Не болѣе. Некраснорѣчивъ я,
             Я не привыкъ владѣть словами мира.
             Съ тѣхъ поръ, какъ только семь лѣтъ мнѣ минуло
             До нынѣ, съ исключеніемъ послѣднихъ
             Девяти лунъ,--моя рука всегда
             Играла подъ шатромъ, на бранномъ полѣ;
             Военный шумъ и брань -- моя стихія.
             Но въ этотъ разъ, чтобъ оправдать себя,
             Я буду говорить, и если вамъ угодно,
             Исторію моей любви, я разскажу
             Съ начала до конца: какую хитрость,
             Какія чары (какъ винятъ меня!)
             Употребилъ я, чтобы овладѣть
             Рукою дочери его.
   

БРАБАНЦІО.

                                           Дѣвица,
             Столь робкая, столь тихая въ душѣ,
             Что легкое движенье заставляло
             Ее краснѣть, она, презрѣвъ природу.
             Презрѣвъ отечество, лѣта, невинность,
             Влюбилась въ Мавра, на котораго
             Безъ страха прежде не могла смотрѣть!
             Тотъ сумасшедшій будетъ, кто допуститъ,
             Что кроткая ея душа могла
             Такъ посмѣяться надъ самой природой.
             Безъ всякихъ хитростей! Я вамъ клянусь,
             Онъ тутъ употребилъ какой ни будь составъ,
             Напитокъ адскій, чтобы овладѣть
             Ея душой.
   

ДОЖЪ.

                                 Но клятва -- не доводъ.
             Нельзя ли чѣмъ нибудь другимъ получше,
             Чѣмъ эти бредни жалкаго народа,
             Намъ доказать его злодѣйство.
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

             Скажите вы, Отелло, правда ль,
             Что вы посредствомъ яда, колдовства,
             Пріобрѣли любовь дѣвицы, иль напротивъ
             Взаимное влеченье юныхъ душъ
             Связало васъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                 Я умоляю васъ
             Послать за ней въ Саджитери: пускай она
             Въ присутствіи отца вамъ все разскажетъ.
             Коль обвинитъ она меня въ коварствѣ,
             Тогда забудьте вѣрность вамъ мою
             И преданность: пускай вашъ приговоръ
             Падетъ на жизнь мою.
   

ДОЖЪ.

                                                     Послать за Дездемоной.
   

ОТЕЛЛО.

             Ты, Яго, знаешь мѣсто: проводи ихъ.

(Яго и офицеры уводятъ).

             А между тѣмъ, какъ передъ самымъ небомъ
             Я каюся въ грѣхахъ, я разскажу
             Какъ я достигъ ея любви и какъ
             Я полюбилъ ее.
   

ДОЖЪ.

                                           Скажи Отелло.
   

ОТЕЛЛО.

             Отецъ ея меня любилъ, и часто
             Зывалъ къ себѣ; разспрашивалъ меня
             О прежней жизни съ юныхъ лѣтъ до нынѣ;
             О битвахъ, объ осадахъ, о побѣдахъ
             Какія я видалъ: я разсказалъ ему
             Свою исторію отъ дѣтскихъ лѣтъ
             До самаго конца: я говорилъ
             О бѣдствіяхъ моихъ, о трогательныхъ сценахъ
             Въ поляхъ и на моряхъ; какъ я стоялъ
             На волосокъ отъ смерти: какъ попался
             Я въ тяжкій плѣнъ и рабство; какъ оттуда
             Освободился я: гдѣ былъ, что видѣлъ:
             Описывалъ огромныя пещеры, степи,
             Подводные каменья, скалы, горы
             Съ заоблачной вершиной; говорилъ
             О каннибалахъ, что ѣдятъ другъ друга,
             О людоѣдахъ звѣрскихъ и уродахъ...
             И въ эти откровенные разсказы
             Влюбилась Десдемона, очень часто,
             Когда домашнія заботы отвлекали
             Ее отъ насъ, она спѣшила возвратиться
             И жадно слушала мои разсказы.
             Замѣтивъ это, я удобный случай
             Нашелъ, одной ей все пересказать,
             Объ чемъ она слыхала только мелькомъ.
             Ея глаза слезами наполнялись,
             Когда о бѣдствіяхъ моихъ я говорилъ;
             Когда я кончилъ, много сладкихъ вздоховъ
             У ней изъ груди вырвалось: и странно,
             И вмѣстѣ сладко было мнѣ услышать --
             Она сказала мнѣ, что ей пріятно
             Все это слушать, и что тотъ, кто хочетъ
             Ея руки, тотъ долженъ быть таковъ,
             Какъ я: и ежели мой другъ полюбитъ
             Ее, то долженъ у меня учиться
             Разсказывать ей тоже, что и я,
             Чтобъ получить ее. Я видѣлъ все.
             Ея любовь открылась мнѣ; я самъ
             Любилъ ее за нѣжность, за участье
             Ея ко мнѣ: и вотъ все колдовство.
             Теперь пускай она сама вамъ скажетъ.

(Десдемона, Яго и офицеры).

ДОЖЪ.

             Я думаю, такой разсказъ могъ также
             Заставить дочь мою въ него влюбиться.
             Брабанціо, поразсмотрите хорошенько,
             Иступленная сабля все получше,
             Чѣмъ руки голыя.
   

БРАБАНЦІО.

                                           Я васъ прошу
             Ее послушать: если и она
             Признается, что добровольно вышла
             За Мавра -- пусть тогда огонь небесный
             Сожжетъ меня при первой укоризнѣ
             Кому нибудь. Сюда, сударыня!
             Скажи при всѣхъ, кому должна ты
             Повиноваться нынѣ?
   

ДЕСДЕМОНА.

                                           Мой родитель,
             Я чувствую,-- мой долгъ здѣсь раздвоенъ:
             Я вамъ обязана рожденьемъ, воспитаньемъ
             Я почитаю васъ, я вамъ покорна,
             Я ваша дочь еще: но вотъ мой мужъ!
             И мать моя повиновалась больше
             Вамъ, чѣмъ отцу: я также съ этихъ поръ
             На-вѣкъ принадлежу супругу.
   

БРАБАНЦІО.

             Богъ съ вами., кончилъ я... Свѣтлѣйшій дожъ
             Мы можемъ перейти къ дѣламъ гражданскимъ.
             Я лучше бы хотѣлъ усыновить
             Дитя чужое, чѣмъ родить ее.
             Сюда, Отелло! Я отъ всей души
             Ее тебѣ вручаю, такъ какъ прежде
             Отъ всей души хотѣлъ отнять. Что до тебя,
             Ты заставляешь радоваться насъ,
             Что нѣтъ у насъ другихъ дѣтей. Побѣгъ твой
             Меня тираномъ сдѣлать могъ: на нихъ
             Я наложилъ бы цѣпи. Я окончилъ.
   

ДОЖЪ.

             Синьоръ Брабанціо, позвольте мнѣ
             Изрѣчь благоразумный приговоръ,
             Или пословицу, которая
             Влюбленнымъ вновь поможетъ пріобрѣсть
             Любовь и благосклонность вашу: если
             Нѣтъ средствъ бѣду поправить -- что въ тоскѣ?
             Отчаянье грѣшно. Оплакивать бѣду
             Уже прошедшую все тожъ, что накликать
             Другую: если избѣжать нельзя
             Ударовъ счастія,-- терпѣнье, твердость
             Должны утѣшить насъ. Мы похищаемъ
             Кой-что у вора, ежели смѣемся
             Когда обкрадены, а тотъ, кто плачетъ
             Лишаетъ самъ себя послѣднихъ крохъ.
   

БРАБАНЦІО.

             Такъ что жъ -- уступимъ Туркамъ Кипръ: онъ нашъ,
             По приговору вашему, пока
             Мы улыбаться станемъ. Приговоръ
             Не тяжелъ для того, что беззаботно
             Способенъ выслушать его: но онъ
             Въ войнѣ тяжелъ для тѣхъ, кто не способенъ
             Сносить его безъ слезъ, а между тѣмъ
             Съ терпѣньемъ принужденъ его сносить.
             Пословицы иль приговоры эти
             Всегда двусмысленны и обоюдны.
             Слова всегда останутся словами.
             Я не слыхалъ еще, чтобъ раны сердца
             Словами можно было исцѣлить.
             Теперь прошу васъ, будемъ разсуждать
             О государственныхъ дѣлахъ.
   

ДОЖЪ.

   Турки съ сильнымъ флотомъ осаждаютъ Кипръ. Отелло! вамъ извѣстны укрѣпленія острова, и хоть мы имѣемъ много храбрыхъ военачальниковъ, но общее мнѣніе, этотъ рѣшитель событій, указываетъ на васъ. Приготовьтесь смѣшать ваши новыя радости съ этимъ внезапнымъ походомъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Почтенные сенаторы! привычка
             Мнѣ сдѣлала военную постель
             Пріятнѣе, чѣмъ пуховое ложе.
             Я признаюсь -- я счастливъ только въ брани:
             Моя природа такова. Я принимаю
             Со всей охотой на себя войну;
             А васъ прошу я на себя принять
             Заботу о моей женѣ: доставить ей
             Приличное жилище, содержанье и прислугу.
   

ДОЖЪ.

             Она останется, коль вамъ угодно
             У своего отца.
   

БРАБАНЦІО.

                                 Я не согласенъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Ни я.
   

ДЕСДЕМОНА.

                       Ни я. Я не хочу остаться,
             Чтобы обременять отца собою.
             Свѣтлѣйшій дожъ, я васъ осмѣлюсь
             Просить,-- вашъ голосъ я избрала
             Себѣ въ защиту.
   

ДОЖЪ.

                                           Говорите, Десдемона.
   

ДЕСДЕМОНА.

             Моя рѣшимость и упорство доказали,
             Что я хочу остаться съ Мавромъ изъ любви.
             Я сердце отдала въ его защиту.
             Въ его лицѣ блаженство я прочла, о
             Я посвятила все, и жизнь и душу
             Его душѣ, и я должна съ сихъ поръ
             Не разлучаться съ нимъ подъ кровомъ мира
             И подъ громами брани. Съ нимъ разставшись,
             Не буду видѣть я того, что въ немъ
             Я пламенно люблю: мой жребій будетъ
             Одна тоска. Пустите съ нимъ меня.
   

ОТЕЛЛО.

             Рѣшайте, господа! я васъ прошу
             Пустить ее со мной. Мнѣ Богъ свидѣтель,
             Что не волненіе горячей крови,
             Не жажда наслажденій заставляетъ
             Меня просить объ этомъ, но желанье
             Доставить счастье ей. Избави Боже!
             Не думайте, что упоенье нѣги,
             Блестящая игрушка ослѣпитъ
             Мои глаза, и отвратитъ глаза
             Отъ важныхъ дѣлъ. Нѣтъ, если будетъ такъ,
             То пусть кухарка превратитъ мой шлемъ
             Въ кастрюлю; пусть несчастье,
             Какое только можетъ быть, затмитъ
             Отелло славу.
   

ДОЖЪ.

                                 Вы рѣшите сами
             Остаться здѣсь ей, или нѣтъ. Спѣшите,
             Вамъ нужно выѣхать передъ разсвѣтомъ
   

ДЕСДЕМОНА.

             И въ эту ночь.
   

ДОЖЪ.

                                 Да, въ эту ночь.
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Отъ всей души.
   

ДОЖЪ.

             Мы соберемся здѣсь часу въ девятомъ.
             Вы, генералъ, оставьте Офицера:
             Онъ вамъ доставитъ порученья наши.
             Его вы сами изберете.
   

ОТЕЛЛО.

             Когда угодно, господа, вотъ вамъ
             Знаменоносецъ мой, онъ честный человѣкъ
             И вѣрный: я ему довѣрю
             Свою жену и то, что вамъ угодно
             Послать мнѣ.
   

ДОЖЪ.

                                 Хорошо; спокойной ночи
             Вамъ всѣмъ. Синьоръ Брабанціо, когда
             Отвага, добродѣтель могутъ замѣнить
             Красу лица, вашъ храбрый зять прекрасенъ
             Гораздо болѣе, чѣмъ черенъ.
   

1-Й СЕНАТОРЪ.

             Прощайте, храбрый Мавръ составьте счастье
             Своей жены.
   

БРАБАНЦІО.

                                 Смотри за нею, Мавръ,--
             Глазъ не спускай, она тебя обманетъ
             Какъ и отца умѣла обмануть.

(ДОЖЪ, БРАБАНЦІО, СЕНАТОРЫ И ОФИЦЕРЫ уходятъ).

ОТЕЛЛО.

             Ручаюсь жизнью, мнѣ она вѣрна!
             Мой честный Яго, я оставлю
             Ее съ тобой. Жена твоя пусть будетъ
             При ней. Скорѣй же, Яго, привези
             Ее ко мнѣ. За мною, Дездемона
             Для насъ остался только часъ любви,
             Мы року уступить теперь должны.

(ОТЕЛЛО и ДЕЗДЕМОНА уходятъ).

РОДРИГО.

   Яго.
   

ЯГО.

   Что угодно, благороднѣйшая душа?
   

РОДРИГО.

   Угадай, что я хочу сдѣлать?
   

ЯГО.

   Лечь въ постель, да заснуть порядкомъ.
   

РОДРИГО.

   Я хочу утопиться,
   

ЯГО.

   Прекрасно! только послѣ того, какъ ты утопишься, я не буду любить тебя. Зачѣмъ же это, бѣдняжка?
   

РОДРИГО.

   Тяжело жить когда жизнь -- мученье. Лучше умереть, когда смерть можетъ избавить насъ отъ мукъ.
   

ЯГО.

   О глупецъ! Я смотрю на свѣтъ вотъ ужъ двадцать восемь лѣтъ, и съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ сталъ отличать счастье отъ несчастья, я не видалъ еще человѣка, который бы умѣлъ любить самого себя. Помоему, я скорѣе бы согласился сдѣлаться обезьяной, чѣмъ утопиться отъ любви къ индѣйской курицѣ.
   

РОДРИГО.

   Что мнѣ дѣлать! Признаюсь, мнѣ стыдно, что я безъ ума отъ любви; да и поправить-то это дѣло не позволяетъ добродѣтель.
   

ЯГО.

   Добродѣтель -- вздоръ. Отъ насъ зависитъ быть тѣмъ, или другимъ. Наше тѣло -- садъ, а наша воля -- садовникъ мы можемъ посѣять тутъ салагъ или гвоздику, укропъ или тминъ, мы можемъ запустить его отъ лѣни, или обработать самымъ лучшимъ образомъ, какъ скоро захотимъ. Еслибы на вѣсахъ нашей жизни не было чашки съ умомъ, чтобы перетягивать другую съ чувствомъ,-- то наша кровь и наша бѣшеная природа довела-бы насъ до самыхъ гадкихъ послѣдствій; но у насъ есть разсудокъ, чтобы усмирять наши бѣшеныя страсти, нашъ сумасбродный гнѣвъ, наши безумныя прихоти. То, что ты называешь любовью, помоему просто походъ, прививокъ.
   

РОДРИГО.

   Можетъ быть!
   

ЯГО.

   Это бунтъ крови и слабость воли. Полно, будь мужчиной! Тебѣ утопиться? топятъ только кошекъ да слѣпыхъ щенятъ! Я записался въ твои друзья, и теперь скажу тебѣ, что я никогда еще небыль привязанъ къ твоимъ достоинствамъ такими крѣпкими канатами, никогда я не могъ лучше помочь тебѣ, какъ теперь. Набей кошелекъ деньгами, ступай за войскомъ, придѣлай себѣ фальшивую бороду, набей кошелекъ потуже -- слышишь! Дездемонѣ нельзя долго любить Мавра -- больше денегъ -- смотри, ни Мавру долго любить ее. Эта любовь не естественна, и ты скоро увидишь разрывъ -- только будь кошелекъ твой полонъ. Кушанье, теперь сладкое, какъ сахаръ, будетъ для Мавра горьче полыни. Послѣ наслажденія, она замѣтить ошибку въ выборѣ;-- ей нужна перемѣна, она должна -- только побольше денегъ, если ужъ тебѣ непремѣнно хочется попасть къ чорту въ когти, такъ выбери по крайнѣй мѣрѣ дорогу поблагороднѣе. Достань какъ можно больше денегъ. Если только святость обѣта и легкомысленная клятва, заключенныя между слѣпымъ варваромъ и хитрою Венеціянкой не устоятъ противъ моихъ хитростей и всего поколѣнія чертей,-- ты получишь ее,-- такъ достань-же денегъ! чортъ возьми! зачѣмъ топиться? Это вовсе не входитъ въ мой планъ! лучше повѣситься, когда достигнешь своей радости, чѣмъ утопиться не отвѣдавши ее.
   

РОДРИГО.

   Твердо ли ты увѣренъ въ моихъ надеждахъ, чтобы я могъ положиться на успѣхъ?
   

ЯГО.

   Повѣрь мнѣ. Ступай, достань денегъ; я часто говорилъ тебѣ и еще повторяю -- я не навяжу Мавра. Мое дѣло сердечное, да и твое имѣетъ не меньше причинъ. Соединимся, чтобы отмстить ему; если ты приставилъ ему рогато этимъ и себѣ доставишь удовольствіе и мнѣ смѣхъ. Много происшествій сокрыто во чревѣ времени, которыя откроются. Пора, ступай припаси денегъ. Завтра утромъ мы побольше поговоримъ объ этомъ. Прощай.
   

РОДРИГО.

   Гдѣ мы увидимся завтра поутру?
   

ЯГО.

   У меня.
   

РОДРИГО.

   Я непремѣнно буду у тебя,
   

ЯГО.

   Хорошо -- прощай. Слышишь, Родриго!
   

РОДРИГО.

   Что?
   

ЯГО.

   И недумай топиться -- слышишь?
   

РОДРИГО.

   Я перемѣнилъ мысли; я хочу продать имѣніе,
   

ЯГО.

   Это другое дѣло: прекрасно -- прощай побольше денегъ въ кошелекъ.
             Я поживлюсь у этого осла,

РОДРИГО уходитъ.

             Всю опытность мою я съ нимъ истрачу
             И еслибы не польза, не корысть
             Зачѣмъ съ глупцами тратить время? Мавра
             Я ненавижу, говорятъ, что онъ
             Вступилъ въ мои права съ моей женой --
             Не знаю,--правда ли,-- да все равно,
             Мнѣ подозрѣнье тоже, что извѣстность.
             Онъ для меня хорошъ, но лучше будетъ,
             Когда исполнится мой планъ. А Кассіо?
             Онъ честный человѣкъ! увидимъ мы....
             Желалъ-бы я занять его мѣстечко,--
             Вотъ штука славная!
             Увѣрить Мавра въ томъ, кто онъ въ связяхъ
             Съ его женой. Наружность, ловкость Кассіо
             Нарочно для того, чтобъ женщинъ обольщать;--
             А Мавръ довѣрчивъ, простъ, считаетъ
             Всѣхъ честными, кто честенъ на лицо;
             Его легко провесть такъ, какъ осла.
             Да, рѣшено! Клянуся тмой и адомъ
             Я выполню, что я теперь придумалъ.
   

АКТЪ ВТОРЫЙ.

СЦЕНА I.

Приморская крѣпость въ Кипрѣ. Платформа.

МОНТАНО И ДВА ЧИНОВНИКА.

МОНТАНО.

             Что видно въ морѣ съ высоты?
   

1-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Не видно ничего: высоко поднялись
             Валы: между лазурью неба
             И синевой пучины -- нѣтъ ни судна.
   

МОНТАНО.

             А вѣтеръ громко говоритъ съ землей,
             И никогда сильнѣй не ударяла буря
             Въ бойницы наши. При такихъ громахъ
             Возможно ль дубу удержаться, если горы
             Колеблются и падаютъ? что тамъ?
   

2-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Турецкій флотъ разсѣянъ: только волны
             Достигли береговъ, кипящихъ пѣной:
             Ревущіе валы тамъ бьются съ облаками,
             И зыбь, колеблемая вѣтромъ, поднялась
             Высокой и чудовищной стѣной, какъ будто
             Вода достигла до полярныхъ звѣздъ
             И погасила взоры стражей хлада.
             Л съ роду не видалъ такой ужасной битвы
             Между волной и небомъ.
   

МОНТАНО.

                                                     Если Турки
             Не задержали флота, ихъ погибель
             Теперь неотвратима.

(Входитъ третій виновникъ).

3-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Война окончена: ужасное волненье
             Разстроило турецкій флотъ такъ сильно,
             Что всѣ суда пошли на дно, корабль
             Венеціянскій видѣлъ гибель ихъ
             И смертную борьбу.
   

МОНТАНО.

                                           И это вѣрно?
   

3-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Корабль присталъ сюда и Флорентинецъ
             Микеле Кассіо, лейтенантъ Отелло,
             Воинственнаго Мавра -- вышелъ съ моря.
             Самъ Мавръ ужъ въ морѣ: онъ уполномоченъ
             Въ дѣлахъ на островѣ.
   

МОНТАНО.

                                           Я очень радъ,
             Достойный онъ начальникъ.
   

3-Й ЧИНОВНИКЪ.

                                                     Этотъ лейтенантъ,
             Увидѣвши погибель флота Турокъ,
             Теперь печалится и молитъ небо,
             Чтобъ Мавръ остался цѣлъ. Они разлучены
             Свирѣпостью стихіи.
   

МОНТАНО.

                                           Дай то Боже,
             Чтобы я могъ ему служить! смотрите,
             Подходитъ къ берегу галера:можетъ статься,
             На ней герой Отелло: море съ небомъ
             Опять слилось! и ничего не видно.
   

3-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Ахъ, еслибъ такъ! съ минуты на минуту
             Растутъ надежды и боязнь.

(Входитъ Кассіо).

КАССІО.

                                                     Благодарю
             Начальникъ за любовь къ Отелло.
             Пусть небо защититъ его отъ бури:
             Его въ опасности оставилъ я.
   

МОНТАНО.

             А судно каково?
   

КАССІО.

                                 Прекрасное и кормчій
             Уже испытанный въ усердьи и въ познаньяхъ.
             Надѣюсь я -- онъ будетъ невредимъ.
   

ГОЛОСА ЗА СЦЕНОЮ.

             Корабль, корабль, корабль!

Входитъ еще чиновникъ.

КАССІО.

             Что тамъ?

4-Й ЧИНОВНИКЪ.

                                 Весь городъ пустъ;
             Народъ, собравшійся на берегу морскомъ,
             Кричитъ: корабль.
   

КАССІО.

                                           Надѣюсь -- Мавръ.
   

2-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Чу, разразился крикъ: друзья.

(Крики за сценою).

КАССІО.

             Идите -- я прошу, и извѣстите насъ
             Кто прибылъ.
   

2-Й ЧИНОВНИКЪ.

                                 Хорошо.

Уходитъ.

МОНТАНО.

                                                     Скажите, лейтенантъ,
             Женатъ начальникъ вашъ?
   

КАССІО.

                                                     И пресчастливо!
             Онъ выбралъ дѣвушку гораздо выше
             Возможныхъ всѣхъ похвалъ и описаній,
             Ни чье перо изобразить не въ силахъ
             Всѣхъ прелестей ея. Изъ всѣхъ существъ
             Прекраснѣйшее существо. Кто тамъ?

Входитъ 2-й чиновникъ.

2-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Знаменоносецъ генерала, Яго.
   

КАССІО.

             Какъ скоро онъ поспѣлъ сюда: ни буря,
             Ни волны, ни бушующіе вѣтры,
             Ни острые утесы, ни пески, ни камни
             Не повредили судна,-- сберегли его;
             Какъ будто чувствуя ея красы,
             Забыли бурную свою природу,
             Н кротко Дездемону донесли
             До берега.
   

МОНТАНО.

                                 А кто она такая?
   

КАССІО.

             Я говорилъ уже объ ней: она
             Повелѣваетъ нашимъ генераломъ
             Сюда на островъ прибыла она
             Въ сопровожденьи храбраго Яго,
             Который раньше цѣлою недѣлей,
             Чѣмъ можно было ожидать, поспѣлъ.
             Великій Боже, сохрани Отелло,
             И приведи сюда его корабль
             Своимъ дыханьемъ мощнымъ, чтобы мы
             Могли поздравить здѣсь его съ прибытіемъ,
             И чтобъ въ объятіяхъ нѣжной Дездемоны
             Забилось сердце въ немъ; чтобъ онъ вдохнулъ
             Огонь въ измученныя паши души,
             И Кипру Цѣлому утѣху даровалъ.

(Входятъ Дездемона, Яго, Эмилія и Родриго).

             Богатство корабля на берегу,
             Склонитесь передъ нимъ, островитяне?
             Привѣтъ мой вамъ, синьора; пусть предъ вами,
             За вами и вокругъ васъ будетъ
             Благословенье неба!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Благодарна.
             Что скажете вы мнѣ о мужѣ?
   

КАССІО.

             Ужасный споръ небесъ съ волной пучины
             Насъ разлучилъ, но чу! кричать -- корабль!..
   

КРИКИ ЗА СЦЕНОЙ.

             Корабль! корабль!
   

2-Й ЧИНОВНИКЪ.

             Они намъ подаютъ сигналъ: и такъ
             Друзья!
   

КАССІО.

                                 Сходите, посмотрите
             Прошу покорно Яго: мой поклонъ,

(2-й чиновникъ уходитъ).

             Синьора: не осердится конечно Яго
             Когда исполню я обычай нашей
             Родной страны!

Цѣлуетъ Эмилію.

ЯГО.

                                           Когда бы столько
             Она васъ цѣловала, сколько на меня
             Ругательствъ разсыпаетъ -- вы бы были
             Довольны.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Нѣтъ, она васъ не бранитъ,
   

ЯГО.

             Клянусь вамъ,-- очень часто: для меня
             Когда не сплю я, нѣтъ отъ ней покою.
             Она теперь предъ вами прикусила
             Языкъ; но вѣрно про себя бранится.
   

ЭМИЛІЯ.

             И не стыдишься ты?
   

ЯГО.

                                           Ну полно, полно; ты
             Картинка въ людяхъ, дома же бубенчикъ,
             Ты кошка въ кухнѣ, ангелъ, если
             Кого обидишь. чортъ, когда обидятъ
             Тебя; въ хозяйственныхъ дѣлахъ
             Ты кукла, а хозяйка въ спальнѣ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Какой ругатель!
   

ЯГО.

                                 Правда, право правда:
             Она здорова на игру, больна на дѣло.
   

ЭМИЛІЯ.

             Не хочешь ли хвалить меня?
   

ЯГО.

                                                     Нисколько;
             Избави Богъ отъ этого меня!
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Чтобы ты сказалъ обо мнѣ, еслибъ тебѣ вздумалось мнѣ польстить?
   

ЯГО.

             Прошу освободить, синьора; я ничто,
             Когда нельзя злословить.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Попытайся.
             Тамъ кто-то прибылъ въ пристань?
   

ЯГО.

             Да, синьора.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Мнѣ грустно, но веселостью притворной
             Я скрыть хочу тоску души моей...
             Ну какъ же ты меня похвалишь, Яго!
   

ЯГО.

             Со всѣмъ готовъ, но выдумки выходятъ
             Изъ головы, какъ перья отъ морозу
             У птицъ. Ну право лобъ трещитъ! нашолъ!
             Умны вы и красивы: умъ съумѣетъ
             Воспользоваться красотой.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Прекрасно похвалилъ, но что бы было
             Когда бъ черна была я и умна?
   

ЯГО.

             Такъ умъ тогда служилъ бы вамъ къ тому,
             Чтобъ черноту скрывать.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Еще несноснѣй!
   

ЭМИЛІЯ.

             Ну, если бы красива и глупа?
   

ЯГО.

             Не можетъ быть: красавицы умны,
             А если такъ, такъ глупость помогла бы
             Имѣть наслѣдниковъ скорѣе.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Это такой вздоръ, надъ которымъ будутъ смѣяться и дураки въ портерной лавкѣ. Ну, какъ наконецъ ты сталъ бы хвалить дурную и глупую?
   

ЯГО.

   Ни одна глупая и безобразная женщина не надѣлаетъ столько проказъ, какъ умница-красавица.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Невѣжа! по твоему безобразная и глупая лучше всѣхъ! Ну, какъ бы ты сталъ хвалить женщину, которая своею добродѣтелью заставила бы самую злобу быть справедливою?
   

ЯГО.

             Красавица, что гордости не знаетъ,
             Охотно говоритъ, но вовсе не болтаетъ,
             Не ищетъ золота, но дорожитъ душой,
             Бѣжитъ отъ прихотей, но знаетъ рай земной,
             Когда разсердится, не думаетъ о мщеньи,
             Но утушаетъ гнѣвъ и ищетъ примиренья,
             Не столь слаба, чтобъ промѣнять могла
             Умъ за красу и мысли за слова;
             Глубоко чувствуетъ, но чувствъ не открываетъ,
             На волокитъ глядитъ, впередъ не забѣгаетъ,
             Такая стоитъ кое-что; но гдѣ сыскать
             Подобную?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Скажи, что дѣлать ей?
   

ЯГО.

             Кормить глупцовъ, да пиво продавать.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   О -- какое дурное и слабое заключеніе! Поучись у него, Эмилія, хоть онъ и мужъ твой. Не правда ли, Кассіо, это преневѣжливый и превольный совѣтникъ?
   

КАССІО.

   Онъ говоритъ по своему, синьора: вы найдете больше въ немъ достоинствъ какъ въ военномъ, а не какъ въ школьникѣ.
   

ЯГО, въ сторону.

   Онъ беретъ у ней руку: шепчитесь больше, въ эту маленькую сѣть я изловлю такую большую птицу, какъ Кассіо. Улыбайся больше, я поймаю тебя на твоихъ комплиментахъ. Если этотъ шопотъ не лишить тебя мѣста, то... я скорѣй бы желалъ, чтобы ты не такъ часто цѣловалъ эти три пальца, который ты и теперь, хорошо, прекрасно поцѣловалъ! удивительная вѣжливость -- такъ, точно такъ. Опять пальцы къ губамъ.-- Я бы хотѣлъ, чтобы они были для васъ клистирными трубками.

(Трубы за сценою).

   Мавръ -- его труба.
   

КАССІО.

   Такъ точно.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Скорѣй къ нему на встрѣчу.
   

КАССІО.

   Онъ ужъ здѣсь.
   

ОТЕЛЛО И СВИТА.

ОТЕЛЛО.

             А, мой прекрасный воинъ!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Милый другъ!
   

ОТЕЛЛО.

             Я столько же дивлюсь, какъ радъ, тому,
             Что ты меня предупредила, радость
             Души моей, когда бъ всѣ бури
             Кончалися подобной тишиной.
             Пускай бы дули вѣтры до тѣхъ поръ,
             Пока не вывѣяли жизнь изъ тѣла,
             Пускай бы волны заносили судно
             Гораздо выше облаковъ, пускай оттолѣ
             Оно бы падало гораздо глубже,
             Чѣмъ адъ отъ неба! если бъ нынѣ
             Я кончилъ жизнь, я былъ бы счастливъ
             Вполнѣ: я опасаюсь -- послѣ
             Не буду я имѣть такихъ счастливыхъ,
             Такихъ веселыхъ дней: моя душа
             Теперь на высшей степени блаженства.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Дай Богъ, чтобъ наша радость возрастала
             Съ лѣтами нашими.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Аминь, вы духи неба!
             Я не наговорюсь объ этомъ счастьи:
             Языкъ нѣмѣетъ: нѣтъ, ужъ слишкомъ много,
             Пусть наши души будутъ вѣчно
             Согласны столько же.

(Цѣлуетъ Дездемону).

ЯГО, въ сторону.

                                           Теперь согласны,
             Но будетъ время -- перестрою ихъ
             Я на свой ладъ.
   

OTEЛЛО.

                                 Пойдемъ со мною въ крѣпость,
             Война окончена, друзья; турецкій флотъ
             Поглоченъ моремъ. Какъ живутъ
             Знакомцы старые на островѣ?
             Душа моя, они примутъ съ восторгомъ
             Тебя; я ими очень былъ любимъ
             Но кончимъ разговоръ: я заболтался;
             Пойдемъ въ жилище наше. Добрый Яго
             Прошу тебя -- перенеси поклажу
             Мою изъ корабля, очисти мѣсто
             Для лейтенанта въ крѣпости, онъ стоить
             Всего почтенія. Ну, Дездемона,
             Пойдемъ -- желаю счастья Кипру.

Отелло, Десдемона и свита, уходятъ.

ЯГО, служителю.

   Ожидай меня въ гавани (Родриго). Ступай сюда. Ты храбрый малый,-- говорятъ -- и трусы, когда влюблены, становятся чѣмъ-то выше самихъ себя, такъ слушай меня. Лейтенантъ сегодня на страже! я скажу тебѣ -- Дездемона влюблена въ него по уши.
   

РОДРИГО.

   Въ него?.. это не возможно.
   

ЯГО.

   Палецъ ко рту, слушай! ты замѣтилъ, какъ пламенно она любила Мавра за то, что онъ хвасталъ и разсказывалъ ей несбыточную ложь? станетъ ли она вѣчно любить его за самохвальство? Вѣдь ты умный человѣкъ, такъ вѣрно этому не повѣришь. Глаза ея нуждаются въ пищѣ, а что за удовольствіе смотрѣть на чорта? когда кровь утомлена наслажденіемъ любви -- чтобы возжечь ее снова и насытить бѣшеную жажду, нужна красота лица, одинаковые годы, пріемы, ловкость, а всего этого нѣтъ у Мавра. По этой причинѣ она станетъ считать себя обманутою, начнетъ скучать, вздыхать, ненавидѣть и страшиться Мавра: сама природа научитъ ее этому и побудитъ къ новому выбору. Теперь, душа моя, допустивши это, (а не допустить нельзя, это очевидно) подумай, кто можетъ скорѣе ей понравиться, какъ не Кассіо, нарядный плутъ, умѣющій только принять на себя свѣтскую, образованную и умную рожу, съострить что нибудь, да показаться влюбленнымъ? никто, вѣрно никто. Тонкій и ловкій мошенникъ, искатель приключеній: глаза его показываютъ какое-то превосходство, хоть на дѣлѣ онъ ни чѣмъ не лучше другихъ. Дьяволъ, бездѣльникъ! кромѣ того, онъ молодъ подаренъ всѣми качествами, какія нужны для глупенькой и неопытной души. Ну просто самый опасный бездѣльникъ, и эта женщина съумѣла его выбрать.
   

РОДРИГО.

   Я не подумалъ бы этого; у ней прекрасная душа!
   

ЯГО.

   Прекрасная винная ягода! вино, которое она пьетъ, то же изъ винограда. Если бы у ней была прекрасная душа, она не влюбилась бы въ Мавра. Славный пуддингъ! Видѣлъ ты, какъ она играла его рукой, замѣтилъ ты это?
   

РОДРИГО.

   Да, я видѣлъ, это была только вѣжливость.
   

ЯГО.

   Преступные замыслы, клянусь моей рукой! предисловіе, прологъ комедіи прихотей и дурныхъ дѣлъ. Губки сходились для того, чтобы подышать однимъ воздухомъ. Низкіе замыслы, Родриго! Если взаимность проложитъ дорожку, такъ думать нечего -- воплощенный конецъ, понимаешь? Однакожъ, пріятель, слушайся только меня; я не даромъ привелъ тебя изъ Венеціи. Будь эту ночь въ караулкѣ по моему приказанію, Кассіо тебя не знаетъ. Я буду не далеко отъ тебя. Найди случай разсердить Кассіо, говори ему грубости или издѣвайся надъ его дисциплиной или, какъ будетъ лучше, смотря по обстоятельствамъ.
   

РОДРИГО.

   Хорошо.
   

ЯГО.

   Онъ бѣшенъ, и если разсердится, самъ чортъ его не уйметъ. Пусть онъ ударитъ тебя шпагою: доведи его до этого. Тогда я подниму такой бунтъ, что весь островъ всполошится. Это для того, чтобы лишить Кассіо мѣста. Тутъ не долго ждать удовлетворенія твоихъ желаній, при средствахъ, какія я тебѣ доставлю. Препятствія будутъ устранены и мы можемъ ждать добрыхъ послѣдствій.
   

РОДРИГО.

   Исполню, если изъ этого выйдетъ что нибудь.
   

ЯГО.

   Ручаюсь тебѣ. Ты найдешь меня въ цитаделѣ: теперь мнѣ нужно вынести на берегъ поклажу Мавра, прощай.
   

РОДРИГО.

   До свиданья.

(Уходитъ).

ЯГО.

             Что Кассіо въ нее влюбленъ, то вѣрно;
             Да вѣроятно и она въ него:
             А Мавръ, хоть я его и ненавижу,
             Онъ постоянный, страстный, благородный
             И добрый человѣкъ. Я смѣю думать,
             Онъ былъ бы для нея прекраснымъ мужемъ.
             Теперь и я влюбленъ въ нее, несовершенно,
             Не по уши -- быть можетъ даже
             Съ ариѳметическимъ расчетомъ, только для того,
             Чтобы насытить жажду мести къ Мавру,
             За то, что онъ, какъ говорили мнѣ,
             Со мною подѣлился лажемъ: эта мысль
             Мнѣ внутренности жжетъ, какъ сулема;
             Ничто моей души не успокоитъ,
             Пока не квитъ женою за жену.
             А если нѣтъ, такъ я волью въ него
             Такую ревность, что разсудокъ
             Замѣнится безумствомъ. Да, быть такъ,
             Какъ скоро этотъ дворянинъ-оселъ
             Мое намѣренье исполнитъ вѣрно,
             Тогда нашъ лейтенантъ попалъ на уду;
             Предъ Мавромъ я его порядкомъ очерню,
             Я за жену боюсь его неменьше;
             Мавръ будетъ благодаренъ, будетъ сильно
             Любить и уважать меня за то,
             Что я произведу его въ ослы,
             И уничтоживши на вѣкъ его покой
             Безумцемъ сдѣлаю; придумано прекрасно,
             Теперь темно, изъ дѣла будетъ ясно.

(Уходитъ).

   

СЦЕНА II.

Улица.

ГЕРОЛЬДЪ съ прокламаціею; народъ за нимъ.

ГЕРОЛЬДЪ.

   Нашъ храбрый и благородный генералъ Отелло, увѣдомившись изъ послѣднихъ извѣстій, что турецкій флотъ погибъ совершенно, желаетъ, чтобъ всѣ жители Кипра торжествовали побѣду танцами, потѣшными огнями и всеобщимъ весельемъ. Онъ проситъ объ этомъ потому еще, что онъ нынѣ празднуетъ свою свадьбу. Онъ приказалъ объявить это на всемъ островѣ. Всѣ общественные домы открыты: дается полная свобода веселиться отъ пяти до одиннадцати часовъ. Да благословить Небо Кипрь и Отелло.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА III.

Зала въ замкѣ.

ОТЕЛЛО, ДЕЗДЕМОНА, КАССІО И СВИТА.

ОТЕЛЛО.

             Вы, Кассіо, примите на себя
             Надзоръ надъ стражей, чтобы намъ самимъ
             Не возмутить порядка.
   

КАССІО.

                                                     Яго будетъ
             Начальствовать надъ нею; впрочемъ я
             И самъ ни на минуту не засну.
   

ОТЕЛЛО.

             Пречестный малый Яго. Доброй ночи.
             Поутру, съ пробужденьемъ, нужно мнѣ
             Поговорить съ тобой. Пойдемъ, моя душа,--
             Все сдѣлано,-- пора собрать плоды,
             Нора вкусить отраду: доброй ночи.

(Отелло, Дездемона и свита уходятъ)
(Входитъ Яго).

КАССІО

   Прошу покорно, Яго, ты долженъ быть на стражѣ.
   

ЯГО.

   Не теперь, лейтенантъ, а когда ударитъ колоколъ. Нашъ генералъ позволилъ намъ повеселиться для своей Дездемоны: мы воспользуемся этимъ дозволеніемъ. Онъ не провелъ еще съ нею веселой ночи. Не правда ли -- она большая шалунья?
   

КАССІО.

   Прекраснѣйшая женщина,
   

ЯГО.

   И, думаю, слишкомъ пылкая.
   

КАССІО.

   Самое прелестное и нѣжное существо,
   

ЯГО.

   Что за глаза у ней! мнѣ кажется они горятъ огнемъ призыва.
   

КАССІО.

   Очаровательные глазки, но совершенно скромные.
   

ЯГО.

   И когда говоритъ она -- не звуки ли это любви?
   

КАССІО.

   Въ ней все совершенство.
   

ЯГО.

   Ну, веселой имъ ночи! Идемъ, лейтенантъ, у меня есть бутылка добраго вина; здѣсь будутъ еще двое кипрскихъ весельчаковъ: они рады будутъ выпить чарку за здоровье чернаго Отелло.
   

КАССІО.

   Только не въ эту ночь, Яго; я слишкомъ слабъ въ питьѣ: нельзя ли найдти увеселеніе другаго рода?
   

ЯГО.

   О! вѣдь они друзья наши! хоть одну чарку; я буду пить за васъ.
   

КАССІО.

   Я выпилъ ужъ чарку на ночь -- пополамъ съ водой, и ужъ на-веселѣ. Я очень жалѣю, что я такъ слабъ, и не хочу болѣе обременять себя.
   

ЯГО.

   Ну, полно же! эта ночь для веселья: друзья желаютъ этого.
   

КАССІО.

   Гдѣ они будутъ?
   

ЯГО.

   Здѣсь, въ караульнѣ: прошу тебя, приходи.
   

КАССІО.

   Пожалуй, только мнѣ это не нравится.

Выходитъ.

ЯГО.

             Теперь, когда онъ выпьетъ хоть стаканъ,
             Къ тому, что прежде выпилъ, будетъ онъ
             Капризнѣе и злѣе, чѣмъ собачка
             Прекрасной Дездемоны. Мой дуракъ
             Родриго, обезумленный любовью,
             Порядочно понатянулся за здоровье
             Своей красавицы: онъ будетъ здѣсь.
             Три молодца изъ Кипра съ благороднымъ
             И гордымъ духомъ, съ честностью престрогой,
             И украшенье острова -- неменьше
             Напьются на ночь,-- и здѣсь также будутъ.
             И въ этомъ пьяномъ буйствѣ я заставлю
             Синьора Кассіо дать славный промахъ
             И возмутить весь островъ. Вотъ они.
             Когда успѣхъ мои надежды увѣнчаетъ,
             То мой корабль тогда пойдетъ прекрасно.
   

КАССІО, МОНТАНО И ЧИНОВНИКИ.

КАССІО.

             Клянуся небомъ -- вы принудили меня.
   

МОНТАНО.

   Это ничего; только одну чарку, или я не солдатъ.
   

ЯГО.

   Вина, вина!

Поетъ.

             Пусть чарка объ чарку стучитъ и брянчитъ,
                       Пусть чарка объ чарку брянчитъ.
                                 Солдатъ человѣкъ,
                                 Коротокъ его вѣкъ,
             Такъ пусть же его вино оживитъ.
   Вина, вина!

Приносятъ вино.

КАССІО.

   Ей, ей -- чудесная пѣсенка.
   

ЯГО.

   Я выучилъ ее въ Англіи: тамъ пьютъ больше всѣхъ. Датчане, Нѣмцы и толстобрюхіе Голландцы никакъ невыстоятъ противъ Англичанъ. Ну, пейте жъ господа.
   

КАССІО.

   За здоровье нашего генерала.
   

МОНТАНО.

   Прекрасно, лейтенантъ, я готовъ,
   

ЯГО.

   О милая Англія!

Поетъ:

                  Король Стефанъ былъ Лордъ лихой,
             На немъ кафтанъ не дорогой,
             Шесть пенсовъ взялъ съ него портной,
             Не стоилъ онъ цѣны такой.
             Онъ славный мужъ, онъ удалецъ;
                  А ты обманщикъ, плутъ и лжецъ,
             Отъ роскоши падетъ вѣнецъ,
             Теперь мошеннику конецъ.
   Вина, вина!
   

КАССІО.

   Эта пѣсня еще лучше прежней,
   

ЯГО.

   Не хотите ли опять ее выслушать?
   

КАССІО.

   Нѣтъ. Тотъ недостоинъ своего мѣста, кто такъ поступаетъ. Богъ надъ всѣми: души попадутъ въ рай и души не попадутъ въ рай.
   

ЯГО.

   Справедливо, лейтенантъ.
   

КАССІО

   Что до меня -- я необманываю ни генерала, никого другаго,-- я, надѣюсь, попаду въ рай.
   

ЯГО.

   И я -- то же, лейтенантъ.
   

КАССІО.

   Только, пожалуйста, непрежде меня, лейтенантъ долженъ попасть въ рай прежде знаменоносца. Полно объ этомъ, пора за дѣло. Господа,-- къ должности! не подумайте, господа, что я пьянъ: вотъ мой знаменоносецъ -- это моя правая рука, а вотъ моя лѣвая рука. Я не пьянъ, господа: я могу хорошо говорить и прямо стоять.
   

ВСѢ.

   Превосходно.
   

КАССІО.

   Да, именно: не думайте, что я пьянъ.

Выходитъ.

МОНТАНО.

   
             На стражу! на платформу, господа!
             Вы видите того, что впереди.
   

ЯГО.

             Идетъ, онъ воинъ храбрый и достоинъ
             Служитъ у цесаря у самаго.
             Но вотъ его порокъ! какъ вреденъ онъ!
             Да, надо пожалѣть! боюсь я,
             Мавръ слишкомъ на него надѣется:
             Въ безумствѣ -- онъ погубитъ островъ.
   

МОНТАНО.

             И это часто?
   

ЯГО.

                                           Каждый вечеръ;
             Онъ не уснетъ двумя часами дольше,
             Когда не пьянъ.
   

МОНТАНО.

                                           Довольно странно,
             Что генералъ довѣрился ему:
             Но онъ не видитъ вѣдь, а, можетъ статься,
             По добротѣ души нехочетъ видѣть
             Дурной въ немъ стороны и знаетъ только
             Хорошую. Не правда ль, такъ?

Входитъ Родриго.

ЯГО.

                                                               Родриго?
             Тамъ лейтенантъ, ступай за нимъ.

(Родриго выходитъ).

МОНТАНО.

             И очень жаль, что благородный Мавръ
             Рискуетъ столько, что довѣрилъ
             Такое мѣсто слабому повѣсѣ.
             Не худо бы сказать ему.
   

ЯГО.

                                                     Ничуть!
             Я Кассіо люблю и постараюсь
             Его исправить. Что тамъ? крикъ?

(Крикъ за сценою: помогите, помогите!
Входитъ Кассіо, нападая ни Родриго).

КАССІО.

             Бездѣльникъ! негодяй!
   

МОНТАНО.

             Что, что такое, лейтенантъ?
   

КАССІО.

             Скотина! Онъ указывать мнѣ хочетъ!
             Я изрублю тебя въ кусочки, негодяй.
   

РОДРИГО.

             Меня изрубишь?
   

КАССІО.

                                           Онъ же говоритъ....

(Бьетъ его).

МОНТАНО.

   Остановитесь, лейтенантъ, прошу васъ, не трогайте его.

(Удерживаетъ Кассіо).

КАССІО.

                                                     Оставьте,
             Или я раскрою вамъ лобъ.
   

МОНТАНО.

                                                     Вы пьяны.
   

КАССІО.

             Я?... пьянъ?

(Сражаются).

ЯГО, тихо Родриго.

                                 Ступай, кричи и бей въ набать.
             Ахъ, лейтенантъ,-- постойте господа,--
             Гей! помогите -- лейтенантъ, Монтано!
             Что съ вами? помогите! мы на стражѣ.

(Звонъ колокола).

             Какой тамъ чортъ звонитъ? Вѣдь цѣлый городъ
             Теперь всполошится. Ахъ! ради Бога
             Остановитесь, лейтенантъ; вы на-вѣкъ
             Осрамлены теперь.

(Входитъ Отелло и свита).

ОТЕЛЛО.

             Что тутъ такое?
   

МОНТАНО.

             Я истекаю кровью: онъ убилъ меня,
             Я умираю.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Стойте,-- жизнью вашей, стойте!
   

ЯГО.

             Остановитесь, лейтенантъ, Монтано, господа --
             Вы позабыли долгъ и мѣсто ваше,
             Остановитесь, генералъ васъ проситъ,
             Остановитесь, заклинаю васъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Что вижу я? кто началъ это?
             Мы вѣрно въ Турокъ превратились сами,
             Когда мы дѣлаемъ все то же,
             Что Небо запретило имъ. Стыдитесь!
             Вы христіане. Эй, въ ножны мечи!
             Кто дастъ еще разъ волю гнѣву, тотъ
             Прощайся съ жизнью, тотъ умретъ на мѣстѣ.
             Остановить постыдный звонъ -- онъ весь
             Взволнуетъ островъ. Что вы, господа!
             Ты, честный Яго, съ горестію смотришь
             На это,-- говори, кто началъ ссору?
             Прошу тебя, скажи!
   

ЯГО.

                                           Не знаю я --
             Сейчасъ друзьями были, говорили
             Такъ дружно, какъ женихъ съ невѣстой
             Передъ вѣнчаньемъ, а теперь, какъ будто
             Вдругъ обезумѣли, схватили шпаги
             И бросились другъ на друга въ кровавый,
             Свирѣпый бой. Я не могу сказать,
             Кто началъ эту гибельную ссору.
             Я лучше бы хотѣлъ оставить кости въ полѣ,
             Чѣмъ тутъ вмѣшаться.
   

ОТЕЛЛО.

             Какъ, ты забылся, лейтенантъ?
   

КАССІО.

             Простите мнѣ, я говорить не смѣю.
   

ОТЕЛЛО.

             Монтано, вы должны привыкнуть
             Къ порядку: тишина и строгость
             Правленья вашего извѣстна свѣту
             И имя ваше всюду уважаютъ
             Въ Венеціи; -- какая же причина
             Васъ побудила бросить вашу славу
             И промѣнять ее на имя храбреца
             Ничтожнаго? отвѣть,-- прошу васъ,
   

МОНТАНО.

             Синьоръ Отелло! я опасно раненъ;
             Вамъ все разскажетъ Яго -- я не въ силахъ
             Начать разсказъ, столь непріятный мнѣ,
             И я не знаю даже, что я сдѣлалъ,
             Или сказалъ дурнаго въ эту ночь,
             Коль не постыдно защищать себя
             Отъ нападеній ярости.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Клянуся небомъ,
             Я скоро выду изъ себя,-- волненье страсти
             Разстроитъ умъ мой: я махну рукой --
             И кто нибудь изъ васъ сейчасъ погибнетъ
             Добычей гнѣва. Объясните мнѣ,
             Кто началъ эту ссору: я божусь вамъ,
             Кто бъ вы былъ онъ, хотя бъ отъ колыбели
             Со мной былъ неразлученъ, онъ теряетъ
             Любовь мою съ сихъ поръ. Какъ! въ осажденной,
             Въ военной крѣпости, гдѣ жители страшатся
             Турецкаго огня ежеминутно,
             Вы драку завели -- и гдѣ же? ночью.
             Въ стѣнахъ, и въ самой караульнѣ? право
             Чудовищно. Кто началъ, Яго?
   

МОНТАНО.

             Когда отъ дружбы иль изъ страха -- ты
             Прибавишь иль убавишь что нибудь --
             Ты не солдатъ.
   

ЯГО.

                                                     Не безпокойся --
             Пусть напередъ отрѣжутъ мой языкъ,
             Чѣмъ я солгу противу Кассіо,-- но
             Я думаю, что правда врядъ ли можетъ
             Вредить ему. Вотъ въ чемъ все дѣло:
             Монтано здѣсь стоялъ и говорилъ со мной;
             Вбѣгаетъ человѣкъ какой-то съ крикомъ
             О помощи -- и въ слѣдъ за нимъ сейчасъ
             Вбѣгаетъ Кассіо съ мечемъ въ рукѣ,
             Чтобъ заколоть его. Монтано тотчасъ
             Подходитъ къ Кассіо и проситъ удержаться.
             Я побѣжалъ за крикуномъ, чтобъ онъ
             Не возмутилъ своимъ безумствомъ крѣпость,
             Какъ и случилось: я не могъ настичь
             И побѣжалъ сюда, тѣмъ больше, что
             Здѣсь слышалъ я стукъ шпагъ и громкій
             Крикъ Кассіо: онъ ругался такъ,
             Какъ никогда при мнѣ. Они свирѣпо
             Дрались, когда сюда взошелъ я,-- больше
             Я не могу сказать ни слова. Люди
             Всегда не болѣе, какъ люди; лучшій
             Легко дастъ промахъ: лейтенантъ конечно
             Его обидѣлъ; но случается не рѣдко,
             Что въ гнѣвѣ оскорбляютъ тѣхъ людей,
             Которыхъ любятъ пламенно,-- и вѣрно,
             Что тотъ, кто убѣжалъ, нанесъ обиду
             Ужасную ему, а онъ не могъ стерпѣть.
   

ОТЕЛЛО.

             Я вижу, Яго, изъ любви къ нему
             Ты хочешь уменшить его проступокъ.
             Тебя люблю я, Кассіо, но съ сихъ поръ
             Ты болѣе не лейтенантъ.

(Дездемона съ провожатыми).

             Смотрите -- и ее вы разбудили!
             Ты будешь зрителемъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     А что тутъ, другъ мой?
   

ОТЕЛЛО.

             Ужъ кончено, душа моя, ступай, усни.
             Я позабочусь самъ о вашихъ ранахъ,
             Монтано, отнести его ко мнѣ.

(Монтано уносятъ).

             Ты, Яго, обойди дозоромъ городъ
             И успокой народъ. Идемъ, моя душа,--
             Въ солдатской жизни часто расторгаютъ
             И самый сладкій сонъ.

(Всѣ уходятъ, кромѣ Кассіо и Яго).

ЯГО.

   Вы ранены, лейтенантъ?
   

КАССІО.

   Да, смертельно.
   

ЯГО.

   О, сохрани васъ Боже!
   

КАССІО.

   Честь, честь, честь! Я потерялъ ее, я лишился безсмертной моей части; у меня осталась одна животная. Доброе имя, Яго, мое доброе имя.
   

ЯГО.

   А я, какъ честный человѣкъ, подумалъ, что вы получили тѣлесную рану; это было бы гораздо хуже, чѣмъ потеря добраго имени. Репутація пустая и ложная вещь; часто она достается безъ заслугъ и теряется безъ преступленій. Вы не совсѣмъ потеряли репутацію, если только сами не станете считать себя потеряннымъ. Да, синьоръ, есть средства возвратить благосклонность генерала. Вы теперь наказаны не столько по гнѣву, сколько но расчету: такъ точно охотникъ бьетъ собаку, чтобы напугать льва. Служите ему снова, и онъ снова вашъ.
   

КАССІО.

   Я скорѣй захочу остаться въ презрѣніи, чѣмъ обманывать такого добраго начальника и быть такимъ легкомысленнымъ, слабымъ и пьянымъ офицеромъ. Пьянствовать, болтать, какъ попугай, ссориться, буянить, божиться и разговаривать попусту съ собственною тѣнью? О, ты невидимый духъ вина! если тебѣ нѣтъ еще имени, такъ тебя надобно назвать чортомъ.
   

ЯГО.

   За кѣмъ вы бѣжали со шпагою? Что онъ вамъ сдѣлалъ?
   

КАССІО.

   Не знаю.
   

ЯГО.

   Возможно ли?
   

КАССІО.

   Я припоминаю все, но ничего ясно; ссору, только не знаю за что. О! и люди могутъ принимать въ себя этого врага, чтобы разстроить свой мозгъ! И мы хотимъ съ радостію, съ восторгомъ превращаться въ безсловесныхъ!
   

ЯГО.

   Но теперь вы довольно трезвы -- какъ это сдѣлалось?
   

КАССІО.

   Демонъ пьянства уступилъ теперь мѣсто демону ярости: одинъ недостатокъ смѣняется другимъ, чтобы заставить меня презирать самого себя.
   

ЯГО.

   Полно-те, вы слишкомъ строгій моралистъ. Правда, по времени, мѣсту и обычаямъ этой страны, я не желалъ бы, чтобы это случилось; но если ужъ такъ, постарайтесь превратить дурное въ доброе!
   

КАССІО.

   Я буду просить его о возвращеніи мнѣ мѣста, а онъ скажетъ мнѣ, что я -- пьяница. Если бы я имѣлъ столько же головъ, какъ гидра,-- и тугъ ни одна бы не уцѣлѣла при такомъ отвѣтѣ. Теперь умный человѣкъ, потомъ глупецъ, а въ слѣдъ за тѣмъ -- скотина! Чортъ возьми! каждая чарка -- адъ, въ каждой чаркѣ -- черти.
   

ЯГО.

   Полно-те, полно-те, доброе вино -- добрый другъ, если только хорошо съ нимъ обращаются: не браните его: и -- добрый лейтенантъ, я вѣрю, и вы вѣрите, что я люблю васъ.
   

КАССІО.

   Я испыталъ это, Яго: я напился,
   

ЯГО.

   Вы и всякой другой можетъ быть пьянымъ, и все-таки быть человѣкомъ. Я скажу, что вы должны дѣлать. Наша генеральша -- теперь нашъ генералъ: я могу сказать это, потому что Мавръ вполнѣ отдался подъ распоряженіе ея свойства" и ея красоты. Объяснитесь откровенно съ нею, просите ее: она поможетъ вамъ возвратить ваше мѣсто. У ней такая открытая, кроткая, добрая, прекрасная душа, что она почтетъ злодѣйствомъ не сдѣлать больше того, объ чемъ ее просятъ. Разрывъ между Мавромъ и вами будетъ конченъ, и я прозакладую вамъ все имѣніе противъ гроша, что имъ будетъ любить васъ больше, чѣмъ прежде. Склѣеная посуда два вѣка живетъ.
   

КАССІО.

   Кажется, хорошій совѣтъ.
   

ЯГО.

   Ручаюсь вамъ искренностію моей любви и честностью моихъ правилъ.
   

КАССІО.

   Это ободряетъ меня: и такъ завтра утромъ я стану просить добрую Дездемону за меня вступиться.
   

ЯГО.

   И прекрасно! Добрая ночь, лейтенантъ, мнѣ пора идти дозоромъ.
   

КАССІО.

   Прощай, честный Яго.

(Уходитъ).

ЯГО.

             И кто осмѣлится сказать, что я
             Бездѣльникъ? Я даю ему совѣтъ
             Такой прекрасный, честный, благородный
             И умный! Онъ прямой дорогой
             Повелъ-бы Мавра къ примиренью. Дездемону
             Легко уговорить вступиться въ дѣло,
             Гдѣ страждетъ кто нибудь: она добра
             Какъ ангелъ свѣтлый. Если для нея
             Не примирится Мавръ, тогда конечно онъ
             Измѣнитъ чувству христіанства и крещенья --
             Его душа такъ глубока въ любви,
             Что божество для ней -- ея желанье:
             Ей можно все, что не захочетъ; что жъ?
             Ужель бездѣльникъ я за то, что указалъ
             Прямой путь Кассіо къ добру? О духи ада!
             Когда хотите вы исполнить дѣло мрака,
             Вы прикрываетесь, какъ я, личиной
             Небесной доброты. Пускай простякъ
             Попроситъ Дездемону, пусть она
             Объ немъ настойчивѣе проситъ Мавра!
             Я въ уши Мавру ядъ волью: она
             Оттуда высосетъ его для наслажденья,
             И съ каждымъ словомъ постепенно будетъ
             Усиливаться подозрѣнье Мавра.
             Я въ сѣти превращу ея доброту,
             Чтобы поймать ихъ всѣхъ. Ну, что, Родриго?

(Входитъ Родриго).

РОДРИГО.

   Я съ тобой на охотѣ какъ собака, которая не ловитъ, а только лаетъ. Мои деньги издержаны, и въ эту ночь меня порядкомъ поколотили. Дѣло, кажется, кончится тѣмъ, что я получу за мой кошелекъ побольше опытности и потомъ останусь безъ полушки, за то съ умомъ возвращусь въ Венецію.
   

ЯГО.

             Несчастливъ тотъ, кто такъ нетерпѣливъ!
             Кто лечитъ раны вдругъ, не постепенно!
             Ты знаешь, здѣсь работать долженъ умъ,
             Не волшебство; а для ума потребно
             Побольше времени,-- подумай самъ.
             Какъ много ты ужъ сдѣлалъ! Кассіо ударилъ
             Тебя, а ты его совсѣмъ убилъ,
             И чѣмъ-же? только крикомъ, звономъ. Правда,
             Что травка выростаетъ и въ тѣни, безъ солнца.
             Но плодъ скорѣй созрѣетъ, если онъ
             Поранѣе цвѣтетъ. Покуда потерпи!
             Смотри, ужъ утро, дѣло и забавы
             Такъ сократили время. Удались,
             Ступай, куда ты хочешь: до свиданья,
             Узнаешь больше послѣ -- ну, ступай.

(Родриго уходитъ).

             Два дѣла нужно сдѣлать: пусть
             Моя жена попроситъ Дездемону
             О Кассіо, а я увѣрю Мавра,
             Что онъ въ связяхъ съ его женою,-- такъ
             Не дуренъ вымыселъ -- скорѣй исполнить.

(Уходитъ).

   

АКТЪ ТРЕТІЙ.

СЦЕНА I.

(Передъ замкомъ).

КАССІО и НѢСКОЛЬКО МУЗЫКАНТОВЪ.

КАССІО.

   Сыграйте что нибудь здѣсь, господа, я заплачу вамъ за труды,-- что нибудь покороче: поздравьте генерала съ добрымъ утромъ.

(музыка).
(входитъ шутъ.)

ШУТЪ.

   Эй, господа, вѣрно ваши инструменты куплены въ Неаполѣ, что они такъ говорятъ въ носъ?
   

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

   Что такое, сударь?
   

ШУТЪ.

   Не духовые ли это инструменты?
   

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

   Да, именно духовые, сударь.
   

ШУТЪ.

   А! оттого-то они такъ и пріятны.
   

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

   Что пріятно?
   

ШУТЪ.

   Духовые инструменты, которые я знаю. Вотъ вамъ деньги, господа: генералъ такъ полюбилъ вашу унылую музыку, что проситъ васъ не наводить болѣе на него тоски.
   

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

   Хорошо, мы не станемъ.
   

ШУТЪ.

   Если у васъ есть музыка, которая бы вовсе не была слышна, такъ продолжайте; но музыка, которую можно слышать, не слишкомъ пріятна генералу.
   

1-Й МУЗЫКАНТЪ.

   Мы не станемъ больше.
   

ШУТЪ.

   Положите же ваши дудки за пазуху -- и съ Богомъ. Ну, разсыпьтесь въ воздухѣ,-- прощайте.

(музыканты уходятъ).

КАССІО.

   Послушай, другъ мой.
   

ЩУТЪ.

   Совсѣмъ не другъ, однакожъ буду слушать.
   

КАССІО.

   Пожалуйста -- крючки въ сторону. Вотъ тебѣ впередъ за труды. Если дама, которая всегда вмѣстѣ съ генеральшей, встала, скажи ей, что нѣкто Кассіо проситъ ее на пару словъ. Исполнишь?
   

ШУТЪ.

   Она встала -- я скажу ей; не знаю только захочетъ ли она выйти.

(уходитъ).
(Входитъ Яго.)

КАССІО.

             Ступай, другъ мой.-- А! очень кстати, Яго.
   

ЯГО.

             Ужель еще вы не ложились спать?
   

КАССІО.

             Такъ точно. Разсвѣло уже тогда,
             Когда разстались мы. Я столько дерзокъ,
             Другъ Яго, что послалъ къ твоей женѣ.
             Хочу просить ее -- доставить мнѣ
             Къ прекрасной Дездемонѣ доступъ.
   

ЯГО.

             Ее я къ вамъ сейчасъ пошлю, а самъ
             Займу покуда Мавра, чтобы лучше
             Поговорить вамъ на свободѣ.
   

КАССІО.

                                                     Благодаренъ.
             Доселѣ не видалъ я Флорентинца
             Честнѣй его.

(Входитъ Эмилія.)

ЭМИЛІЯ.

                                 А, здравствуйте, синьоръ!
             Жалѣю я объ васъ,-- но успокойтесь,
             Все будетъ хорошо: объ этомъ говорилъ
             Вашъ генералъ съ женой: она просила
             За васъ, но онъ сказалъ въ отвѣтѣ,
             Что раненый извѣстенъ въ Кипрѣ,-- много
             Имѣетъ связей; потому не льзя,
             Покуда, вамъ не отказать, однакожъ
             Божился онъ, что очень любитъ васъ
             И ожидаетъ мѣста въ войскѣ, что бы его
             Доставить вамъ.
   

КАССІО.

                                           Прошу васъ,
             Когда возможно, мнѣ доставить случай
             Поговорить минуту съ Дездемоной.
   

ЭМИЛІЯ.

             И отъ чего нельзя? Когда угодно вамъ,
             Я васъ введу -- вы можете открыться
             Предъ ней во всемъ.
   

КАССІО.

                                           Весьма обязанъ вами.

(уходятъ).

   

СЦЕНА II.

Комната въ замкѣ.

ОТЕЛЛО, ЯГО и ДВОРЯНЕ.

ОТЕЛЛО.

             Отдай сейчасъ же капитану письма,
             Пусть онъ доставить ихъ сенату: я
             Пойду смотрѣть работы, тамъ
             Меня найдешь ты.
   

ЯГО.

                                           Хорошо, сейчасъ
   

ОТЕЛЛО

             Угодно, господа, со мной?
   

ДВОРЯНЕ.

                                                     Со всей охотой.
   

СЦЕНА III.

Передъ замкомъ.

ДЕЗДЕМОНА, КАССІО И ЭМИЛІЯ.

ДЕЗДЕМОНА.

             Любезный Кассіо, повѣрьте, я
             За васъ употреблю всѣ силы,
   

ЭМИЛІЯ.

             Синьора, мужъ мой такъ печаленъ,
             Какъ будто бы онъ самъ страдалъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Онъ добрый человѣкъ: не сомнѣвайтесь,--
             Я помирю васъ съ мужемъ; все пойдетъ
             Какъ прежде.
   

КАССІО.

                                 Чтобы ни случилось,
             Я вѣрный вашъ слуга.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Благодарю.
             Вы столько любите Отелло,-- такъ давно
             Вы знаете его: повѣрьте мнѣ,
             Онъ будетъ съ нами ссориться не дольше,
             Чѣмъ требуетъ благоразумье.
   

КАССІО.

             Но этотъ срокъ, синьора, слишкомъ дологъ
             И такъ невѣренъ, что, легко случится,
             Въ моемъ отсутствіи, но замѣщеньи
             Другимъ вакансіи, забудетъ генералъ
             Мою любовь и службу.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Не страшитесь.
             Передъ Эмиліей я обѣщаю вамъ,
             Что ваше мѣсто -- ваше. Если я
             Дала вамъ слово -- вѣрьте, я сдержу
             Его до мелочи; я не отстану
             Отъ мужа, высмотрю минуту
             Его спокойствія,-- я надоѣмъ ему
             До нельзя,-- я разстрою всѣ
             Его дѣла, пока не согласится
             Исполнить просьбу эту. Успокойтесь --
             Вашъ адвокатъ умретъ скорѣе,
             Чѣмъ проиграетъ дѣло.

(Отелло и Яго вдали.)

ЭМИЛІЯ.

                                                     Вотъ, синьора,
             Идетъ вашъ мужъ.
   

КАССІО.

                                           Я удалюсь отселѣ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Зачѣмъ? останьтесь здѣсь -- я буду говорить.
   

КАССІО.

             Нѣтъ, не теперь: я неготовъ совсѣмъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ну, хорошо, какъ вамъ угодно.

(Кассіо уходитъ).

ЯГО.

             Га! это мнѣ не нравится.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Что ты сказалъ?
   

ЯГО.

             Я?-- ничего, или -- что -- я не знаю.
   

ОТЕЛЛО.

             Не Кассіо ли былъ съ моей женой?
   

ЯГО.

             Какъ, Кассіо? я не могу подумать,
             Чтобъ онъ, замѣтивъ вашъ приходъ, ушелъ
             Отсюда, какъ преступникъ.
   

ОТТЕЛЛО.

                                                     Думаю, что онъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             А, кстати, другъ: здѣсь былъ проситель,
             Онъ страждетъ отъ немилости твоей.
   

ОТЕЛЛО.

             Кто?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                       Кассіо -- твой Лейтенантъ.
             Послушай, другъ мой,-- если я имѣю
             Какую нибудь силу надъ тобой --
             Ты помиришься съ нимъ, не такъ-ли? Если
             Тебя не любитъ онъ и свой проступокъ
             Не по невѣдѣнью онъ нынѣ сдѣлалъ,
             А съ умысломъ, то послѣ этого
             Я вовсе не умѣю отличить
             Правдиваго и честнаго лица.
             Прошу, прости его.
   

ОТТЕЛО.

                                           Не онъ ли былъ здѣсь?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Такъ точно онъ. Онъ такъ разстроенъ,
             Что на меня навелъ тоску; я съ нимъ
             Страдаю вмѣстѣ. Другъ, прости его!
   

ОТЕЛЛО.

             Нѣтъ, не теперь, въ другое время.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             И скоро, другъ мой?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Скоро -- для тебя.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             За ужиномъ сегодня?
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Нѣтъ, не на ночь.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Такъ завтра за обѣдомъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Я не буду
             Обѣдать дома; я отозванъ
             Къ начальнику надъ крѣпостью.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                               Когда же?
             Во вторникъ утромъ, въ пол день, или къ ночи?
             Иль утромъ въ середу?-- Назначь мнѣ время,
             Прошу тебя -- не болѣе трехъ дней.
             Ей, ей, онъ мучится. Согласна я,
             Что наказанье нужно для примѣра,
             Но онъ ничѣмъ не заслужилъ, чтобъ лично
             Ты на него сердился. Другъ, скажи мнѣ
             Когда придти ему?-- Я отъ души дивлюсь
             Въ чемъ отказала я тебѣ,-- когда
             Я колебалась въ исполненьи? Какъ!
             Какъ! Кассіо -- посредникъ нашихъ душъ,
             Вступавшійся всегда, когда я говорила
             Дурное о тебѣ,-- такъ горячо
             За честь твою, что я съ большимъ трудомъ
             Могла привесть его въ себя. Повѣрь....
   

ОТЕЛЛО.

             Ни слова больше, Дездемона. Пусть придетъ,
             Когда онъ хочетъ: я тебѣ ни въ чемъ
             Не откажу.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Но здѣсь совсѣмъ не милость!
             Не тожель это, если-бъ я просила
             Надѣть перчатки, иль обѣдать,
             Иль потеплѣй одѣться, иль хранить
             Для самого себя твое здоровье?
             Что жъ еслибъ я осмѣлилась просить
             Тебя о чемъ нибудь другомъ, важнѣе;
             Тогда бы я должна была лишиться
             Твоей любви.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Ни въ чемъ тебѣ не откажу.
             Оставь меня теперь; мнѣ нужно
             Обдумать кое-что,
   

ДЕДЗЕМОНА.

                                           Пожалуй.
             Прощай, мой другъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Прощай, я скоро буду.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Пойдемъ, Эмилія! Во всемъ, что ты захочешь
             Тебѣ послушна я.

(ДЕЗДЕМОНА и ЭМИЛІЯ уходятъ).

ОТЕЛЛО.

                                           Прекрасное созданье!
             Скорѣй истлѣю, но не перестану
             Тебя любить; а если нѣтъ -- тогда
             Все будетъ хаосъ.
   

ЯГО.

                                           Генералъ!
   

ОТЕЛЛО.

             Что скажешь, Яго?
   

ЯГО.

                                           Зналъ-ли Кассіо
             О вашихъ связяхъ до вѣнчанья?
   

ОТЕЛЛО.

             Сначала до конца; а для чего тебѣ?--
   

ЯГО.

             Я такъ спросилъ, изъ любопытства, только,
             Не болѣе.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Изъ любопытства, Яго?
   

ЯГО.

             Не думалъ я, что онъ былъ съ ней знакомъ?
   

ОТЕЛЛО.

             И часто былъ посредникомъ межъ нами,
   

ЯГО.

             И въ самомъ дѣлѣ?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Въ самомъ дѣлѣ? Да,
             Да, въ самомъ дѣлѣ, что же тутъ такое?--
             Не честенъ развѣ онъ?
   

ЯГО.

                                           Онъ честенъ?--
   

ОТЕЛЛО.

             Да!
   

ЯГО.

             Такъ, сколько знаю я.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     А что ты думалъ?
   

ЯГО.

             Что думалъ я?--
   

ОТЕЛЛО.

                                           Да, что ты думалъ?--
             Клянусь, мнѣ кажется, что въ этой думѣ
             Какое то чудовище таится --
             Ужасное на взглядъ. Ты думалъ что-то.
             Я слышалъ, ты сказалъ: "мнѣ это
             Не правители". -- Когда я объяснилъ,
             Что онъ посредникомъ бывалъ межъ нами,
             Ты закричалъ тутъ: "въ самомъ дѣлѣ?"--
             И замигалъ и поднялъ брови,-- будто
             Въ твой мозгъ прокралась мысль ужасная изъ ада!
             Скажи мнѣ, Яго, что ты думалъ?
   

ЯГО.

             Вы знаете -- я васъ люблю.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Я вѣрю.
             И такъ какъ вѣрю я твоей любви и чести,
             И знаю, что ты прежде взвѣсишь слово,
             Чѣмъ выскажешь,-- тѣмъ больше я тревожусь
             Твоею выходкой. Къ такимъ вещамъ
             Бездѣльники легко привыкнутъ,--
             Но въ честномъ человѣкѣ -- онѣ служатъ
             Вѣрнѣйшимъ знакомъ потрясенья сердца,
             Невозмущеннаго ничѣмъ.
   

ЯГО.

                                                     На счетъ же Кассіо
             Готовъ божится я -- онъ честенъ.
   

ОТЕЛЛО.

             И я такъ думаю.
   

ЯГО.

                                           Должно быть тѣмъ,
             Чѣмъ кажется,-- и не хотѣть казаться
             Не тѣмъ, что мы.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Да, тѣмъ должно быть,
             Чѣмъ кажется.
   

ЯГО.

                                 И потому я вѣрю,
             Что онъ пречестный человѣкъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Клянусь,--
             Тутъ что-то кроется! Прошу тебя
             Скажи мнѣ лучше -- какъ своей душѣ,--
             Чѣмъ заикаться,--все скажи, что кроешь ты
             Дурнаго въ мысляхъ и словахъ.
   

ЯГО.

                                                               Простите мнѣ,
             Я повинуюсь вамъ во всемъ, гдѣ долженъ;
             Но въ этомъ -- всѣ рабы свободны. Какъ!
             Мнѣ обнаружить мысли?-- Но быть можетъ,
             Онѣ ошибочны и странны! Гдѣ дворецъ,
             Въ которой никогда не проникала
             Какая нибудь дрянь? Гдѣ грудь
             Столь чистая, что бъ не проникъ въ нее
             Постыдный страхъ тюрьмы и приговора,
             И чтобъ она осталась навсегда
             Вѣрна себѣ самой?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Ты замышляешь
             Противу друга, ежели, считая
             Его обиженнымъ, не хочешь сообщить
             Ему своихъ сомнѣній.
   

ЯГО.

                                           Я прошу васъ,
             Хоть, можетъ быть, ошибся я въ догадкѣ,--
             Я признаюсь,-- природный мой порокъ
             Подзорчивость,-- и часто моя ревность
             Находитъ преступленья тамъ, гдѣ нѣтъ ихъ.
             Я васъ прошу -- не принимайте въ счетъ
             Всѣхъ словъ моихъ и не смущайтесь
             Такимъ поверхностнымъ и слабымъ наблюденьемъ:
             Ни вашъ покой, ни ваше благо, честь,
             Ни мужество, ни честность, ни разсудокъ
             Не позволяютъ мнѣ открыть вамъ мыслей.
   

ОТЕЛЛО.

             Что думалъ ты?
   

ЯГО.

                                           Мужчинѣ, генералъ,
             И женщинѣ необходима честь,-- она
             Сокровище ихъ душъ. Кто крадетъ
             Мой кошелекъ, тотъ крадетъ пустяки.
             Бездѣлку,-- мнѣ, ему, другимъ онъ будетъ
             Равно годиться; тотъ, кто крадетъ
             Честь у меня -- тотъ крадетъ то, что вовсе
             Не сдѣлаетъ его богаче, а меня
             Повергнетъ въ крайность, въ нищету.
   

ОТЕЛЛО.

             Свидѣтель Небо, я хочу узнать,
             Что у тебя въ умѣ.
   

ЯГО.

                                           Вы бъ не узнали,
             Когдабъ душа моя была у васъ въ рукахъ,
             И не узнаете, когда она -- со мной.
   

ОТЕЛЛО.

             Га, га!
   

ЯГО.

                       Страшитесь, генералъ.
             Проклятой ревности -- чудовище она
             Съ зелеными глазами, и сама смѣется
             Надъ жертвою своей. Тотъ рогоносецъ,
             Кто, зная объ измѣнѣ, перестанетъ
             Любить измѣнницу,--счастливъ довольно;
             Но, какъ несчастливъ тотъ, кто видитъ
             И сомнѣвается, подозрѣваетъ зло
             И вмѣстѣ любитъ страстно.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     О, несчастенъ!
   

ЯГО.

             Бѣднякъ довольный, все еще богатъ
             Но тотъ богачъ, который непрестанно
             Страшится потерять богатство-бѣденъ.
             Благія силы Неба! защитите
             Отъ ревности моихъ друзей!
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Что? Что?
             Ужель ты думаетъ, я соглашусь
             Ревнницемъ сдѣлаться, слѣдить за перемѣной
             Луны тихонько -- съ подозрѣньемъ?
             Нѣтъ, нѣтъ! однажды усу мниться --
             Все тоже, что рѣшить;
             Козлиной шерсти
             Не буду стоить я, когда моя душа
             Преклонится на слабыя догадки,
             По коимъ заключаешь ты: какая нужда
             Мнѣ ревновать, когда моя жена
             Красива на лице, жива и любитъ
             Жить въ обществѣ, поетъ, играетъ,
             Танцуетъ хорошо? Ни что не можетъ
             Препятствовать добру: я не страшусь
             Ея невѣрности ни по моимъ лѣтамъ,
             Ни по чему другому; вѣдь у ней открыты
             Глаза и прежде были -- при избраньи.
             Нѣтъ, Яго! прежде нужно видѣть,
             Чѣмъ сомнѣваться; за сомнѣньемъ тотчасъ
             Улики ясныя, а за уликой
             Одно -- любовь, иль ревность!
   

ЯГО.

                                                               Очень радъ!
             Теперь свободно покажу я вамъ
             Мою любовь, и мысли: я обязанъ вамъ
             Ихъ высказать, не доказать покуда.
             Смотрите за женою, наблюдайте
             Ея сношенья съ Кассіо; смотрите
             Во всѣ глаза, безъ ревности, однакожъ
             И не безпечно: я страшусь увидѣть
             Васъ жертвой добродушія,-- смотрите --
             Я знаю хорошо уловки нашихъ
             Вспеціянокъ; тамъ не рѣдко звѣзды
             О женахъ знаютъ больше, чѣмъ мужья.
             Ихъ совѣсть запрещаетъ, не проступки,
             Обнаруженіе проступковъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Такъ ты думалъ?
   

ЯГО.

             Она съумѣла обмануть для васъ
             Отца, и притворяясь будто
             Она страшится вашихъ глазъ -- въ то время
             Она любила ихъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Да, это правда!
   

ЯГО.

                                                                         Ясно.
             Она, столь юная, могла такъ хорошо
             Притворствовать, что бы глаза отца
             Закрыть непроницаемой завѣсой мрака,
             Чтобъ онъ тутъ видѣлъ чары.-- Я заговорился....
             Простите мнѣ: моя любовь къ вамъ
             Всему причиной.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Я обязанъ
             Тобой навѣкъ.
   

ЯГО.

                                 Я вижу, это возмутило
             Вашъ духъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                 О, нѣтъ! нисколько!
   

ЯГО.

                                                               Я боюсь!
             Надѣюсь, вы повѣрите, что я
             Сказалъ вамъ изъ любви. Я вижу,
             Вы очень тронуты; прошу васъ
             Не выводите дальнихъ заключеній
             Изъ словъ моихъ, не принимайте ихъ
             Иначе, какъ за подозрѣнье.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     И не буду.
   

ЯГО.

             Иначе -- много зла произойдетъ
             Изъ словъ моихъ для васъ и для другихъ.
             А Кассіо мнѣ другъ.-- Ахъ, генералъ!
             Вы такъ растроганы.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Не много.
             Я вѣрю твердо въ честность Дездемоны,
   

ЯГО.

             Дай Богъ! и дай Богъ вамъ до гроба
             Въ ней быть увѣреннымъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Ужель природа
             Сама такъ можетъ погрѣшить.
   

ЯГО.

             Вотъ въ этомъ то и дѣло, генералъ!
             Я буду съ вами откровененъ: какъ возможно
             Не полюбить свою страну, свой климатъ,
             Свой родъ и возрастъ;-- и сама природа
             Всегда къ тому стремится,-- видимъ мы.-
             Но сколько мы встрѣчаемъ въ этомъ дѣлѣ
             Фальшивыхъ выборовъ, гнилыхъ сужденій
             И странныхъ мыслей,-- вы меня простите,
             Я на нее не мѣтилъ прямо: и боюсь,
             Что ей придетъ когда нибудь на умъ
             Сравнить наружность вашу съ чьей нибудь
             Изъ земляковъ ея-Венеціянцевъ;
             И послѣ пожалѣть, быть можетъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Прощай, прощай!--
             Когда замѣтишь что, то мнѣ скажи,
             Вели своей женѣ смотрѣть. Прощай,
             Оставь меня. Зачѣмъ женился я?--
             Пречестной человѣкъ -- онъ безъ сомнѣнья
             Гораздо больше знаетъ, чѣмъ сказалъ.
   

ЯГО.

             Прошу васъ, генералъ,-- не выводите
             Дальнѣйшихъ заключеній, предоставьте
             Все времени; онъ непремѣнно долженъ
             По прежнему остаться съ тѣмъ же мѣстомъ,
             Онъ заслужилъ его, къ нему способенъ,-- но...
             Я вамъ совѣтую не соглашаться скоро,
             Что бы узнать его и образъ его мыслей.
             И ежели супруга ваша станетъ
             Безъ отпуска объ немъ просить -- тогда...
             Ужъ это много значитъ, а покуда
             Все припишите подозрѣнью: право,
             Я мнителенъ чрезъ мѣру, предоставьте
             Ей полную свободу -- я прошу васъ.

(уходитъ).

ОТЕЛЛО.

             Онъ чрезвычайно честенъ, знаетъ все,
             Что въ человѣкѣ есть... и въ самомъ дѣлѣ
             Я Мавръ... Клянусь, хоть обладанье
             Ея душою мнѣ дороже жизни...
             Я... я пущу ее на волю: пусть по вѣтру
             Летитъ она, пусть ищетъ покой
             Добычи.-- Правда, я черепъ, я не умѣю
             Шутить, какъ скоморохъ; мои лѣта
             Ужъ близко къ сѣдинамъ,-- но это ничего!
             Она рѣшилась, я обманутъ... Стало
             Мнѣ нужно презирать ее. О, узы брака!
             Когда бъ вы связывали насъ съ самими
             Прелестными твореньями, съ самими --
             Не съ прихотями ихъ!.. Я лучше бы желалъ
             Быть жабой, жить въ парахъ болота,
             Чѣмъ видѣть на любимой вещи пятна
             Отъ рукъ чужихъ. Знать такова судьба
             Великихъ душъ -- о! какъ счастливы
             Ничтожныя созданья! Такова судьба
             Подобно смерти неизбѣжная для насъ,
             Намъ это суждено -- еще въ пеленкахъ,
             Да, при рожденьи самомъ! Вотъ жена!

(входятъ Дездемона и Эмилія).

             Когда она порочна -- небо само
             Смѣется надъ собою: я не вѣрю.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Мой дорогой Отелло -- вашъ обѣдъ
             Уже готовъ. Островитяне,
             Которыхъ пригласили вы, васъ ждутъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Я заслужилъ упреки.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ахъ, какъ ты говоришь! Здоровъ ли ты?
   

ОТЕЛЛО.

             Охъ, голова болитъ!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Ты не спалъ ночь,
             Но это ничего, пройдетъ; позволь
             Я обвяжу ее -- въ минуту будетъ лучше!
   

ОТЕЛЛО.

             Платокъ твой малъ!

(Онъ беретъ платокъ и роняетъ).

                                           Оставимъ это.
             Я за тобой иду.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Мнѣ жаль тебя!

(Отелло и Дездемона выходятъ).

ЭМИЛІЯ.

             Я рада, что нашла платокъ,-- онъ былъ
             Подарокъ первый Мавра Дедземонѣ:
             Мой мужъ -- причудникъ -- много разъ меня
             Просилъ унесть его, но такъ она
             Любила даръ его (Мавръ заклиналъ
             Беречь его до гроба), что всегда
             Его съ собой носила, часто цѣловала
             И говорила съ нимъ; онъ мнѣ попался,
             Отдамъ его теперь: но что такое
             Онъ хочетъ сдѣлать съ нимъ -- Богъ знаетъ
             Не я,-- по такъ и быть -- потѣшу.

(входитъ Яго).

ЯГО.

             Что ты здѣсь дѣлаешь одна?
   

ЭМИЛІЯ.

             Ну, не бранись -- я съ дѣломъ до тебя
   

ЯГО.

             Ты съ дѣломъ до меня? Съ какимъ? Вотъ дѣло
             Здѣсь самое обыкновенное...
   

ЭМИЛІЯ.

             Какое?
   

ЯГО.

                                 Глупую имѣть жену.
   

ЭМИЛІЯ.

             А что теперь ты дашь
             За этотъ мнѣ платокъ?
   

ЯГО.

                                           Какой платокъ?
   

ЭМИЛІЯ.

             Какой платокъ?-- Подарокъ первый
             Отъ Мавра Дездемонѣ, ты просилъ
             Его такъ часто.
   

ЯГО.

                                 Ты его украла?
   

ЭМИЛІЯ.

             Нѣтъ, нѣтъ,-- его здѣсь обронила
             Нечаянно она сама; я здѣсь была.
             Нашла его -- смотри вотъ онъ.
   

ЯГО.

             Находка добрая: дай мнѣ.
   

ЭМИЛІЯ.

                                                     Что хочешь ты
             Съ нимъ сдѣлать? Отъ чего такъ сильно
             Просилъ его украсть?
   

ЯГО.

                                                     Тебѣ на что?

(вырываетъ платокъ).

ЭМИЛІЯ.

             Послушай -- если онъ не очень нуженъ
             Тебѣ, отдай его назадъ. Бѣдняжка!
             Какъ будетъ тосковать она, когда
             Его лишится!
   

ЯГО.

                                           Эй, молчи, ни слова
             Объ этомъ. Ну оставь меня.

(Эмилія уходитъ).

                                                     Платокъ бросаю
             Я въ спальню Кассіо: пусть онъ найдетъ:
             Бездѣлка, легкая какъ воздухъ, для ревнивца
             Доводъ столь неоспоримый, какъ изрѣченья
             Священныхъ книгъ, Мавръ отравленъ теперь:
             Мои разсказы -- право лучше яда;
             Сначала дѣйствуютъ слегка, потомъ,
             Когда дойдутъ до крови, загорятся
             Не хуже сѣры: вотъ какъ я сказалъ...

(входитъ Отелло).

           ;  Вотъ онъ идетъ; ни макъ, ни мандрагора
             Ни всѣ снотворныя лекарства въ свѣтѣ
             Не возвратятъ тебѣ такого сна,
             Каковъ вчерашній.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Обмануть меня,
             Меня!
   

ЯГО.

                                 Объ этомъ, генералъ, ни слова!
   

ОТЕЛЛО.

             Прочь -- отойди! ты бросилъ меня въ пытку!
             Клянусь, гораздо лучше обмануться
             Во многомъ, чѣмъ узнать слегка...
   

ЯГО.

             Что съ вами генералъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Зачѣмъ мнѣ знать
             О тайныхъ ея связяхъ, о весельи?
             Я не видалъ, не думалъ, не терзался,
             Я спалъ спокойно въ эту ночь, свободно,
             Съ увѣренностью,-- я не замѣчалъ
             Лобзаній Кассіо на ея губахъ;
             Ограбленный, не думая о кражѣ,
             Пока не скажутъ -- не всего лишенъ
   

ЯГО.

             Какъ тяжело мнѣ слышать это!
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Если бы все войско
             Дѣлилося со мною сладкимъ ложемъ,
             А я не зналъ -- мнѣ все сноснѣй бы было!
             Теперь прощай навѣкъ мое блаженство,
             Прощай спокойствіе, прощай пернатый шлемъ,
             Прощай война -- гдѣ жажду славы
             Считаютъ добродѣтелью,-- прощайте,
             Прощайте кони боевые, трубы,
             Тревожный барабанъ, пронзительная флейта,
             Простите гордыя знамена, знаки
             И украшенія побѣдоносной брани --
             И вы, орудья смерти, чья гортань
             Страшитъ безсмертнаго Зевеса гуломъ,
             Прощайте-съ вами не знакомъ я болѣ!
   

.

             Возможно ль, генералъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Бездѣльникъ!
             Ты долженъ доказать мнѣ, что она...
             Преступница!... ты долженъ доказать...
             Чтобы я видѣлъ...

(хватаетъ его за горло).

                                           Или я клянусь.
             Моей душой безсмертной,-- лучше бъ было --
             Тебѣ родиться псомъ, чѣмъ испытать
             Всю силу ярости!
   

ЯГО.

                                           Вотъ до чего дошло!.
   

ОТЕЛЛО.

             Я долженъ видѣть самъ, или по крайней мѣрѣ
             Ты долженъ доказать мнѣ это такъ,
             Что бъ не было тутъ ни крючка, ни петли,
             Гдѣ можно бы повѣсить хоть одно
             Сомнѣніе,-- не то прощайся съ жизнью!
   

ЯГО.

             Мой добрый генералъ!
   

ОТЕЛЛО.

             Коль ты клевещешь на нее и мучишь
             Меня напрасно-перестань молиться,
             Оставь раскаянье, не думай о прощеньи,
             Злодѣйство громозди на верхъ злодѣйства --
             Пускай заплачетъ небо, задрожитъ земля,
             Когда ни чѣмъ не въ силахъ оправдать
             Ты словъ своихъ.
   

ЯГО.

                                           О, небо -- защити меня!
             Вы человѣкъ? съ душой вы, съ чувствомъ?
             Богъ съ вами! такъ и быть! Глупецъ, глупецъ!
             Ты захотѣлъ быть честнымъ -- вотъ награда!
             О, свѣтъ -- чудовище! Прошу замѣтить
             Какъ гонятъ честность! Благодаренъ
             За вашъ урокъ,-- съ сихъ поръ не стану
             Любить друзей, когда любовь считаютъ
             Коварствомъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Да, ты долженъ честнымъ быть,
   

ЯГО.

             Я долженъ быть умнѣе -- тотъ глупецъ
             Кто честенъ, онъ теряетъ все,
             Чего ни ищетъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Нѣтъ, клянуся небомъ!
             Я думаю -- она честна -- и нѣтъ...
             Я думаю-ты справедливъ и -- нѣтъ...
             Мнѣ нужны доказательства: она,
             Столь чистая, какъ взоръ Діаны, прежде,--
             Теперь осрамлена, теперь чернѣе,
             Чѣмъ у меня лице. Когда бы здѣсь
             Была веревка, или ножъ, иль ядъ,
             Или огонь, или удушливыя струи --
             Я... не замедлилъ бы. Чѣмъ ты докажешь?
   

ЯГО.

             Я вижу, генералъ, васъ пожираетъ страсть
             И очень жаль мнѣ, что я васъ привелъ
             Въ такое состоянье. Доказательствъ
             Желали вы?
   

ОТЕЛЛО.

                                 Желалъ?... я требую,
   

ЯГО.

             И вы получите, но какъ вамъ нужно?
             Хотите ль быть свидѣтелемъ, зѣвакой
             Передъ постелью?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Смерть я муки! о!..
   

ЯГО.

             Я думаю -- не слишкомъ то пріятно
             Смотрѣть на нихъ: что будетъ съ ними,
             Когда ихъ чей нибудь увидитъ глазъ
             Кромѣ ихъ собственныхъ? Такъ что же? Какъ?
             Что я скажу? Чѣмъ доказать вамъ это?
             Увидѣть вамъ нельзя, хотя бъ они
             Какъ порохъ вспыхнули, разгорячились
             Какъ обезьяны, или заскакали
             Какъ волки на добычѣ, поглупѣли
             Какъ пьяные: но я скажу вамъ,
             Когда довольно вамъ узнать измѣну
             Изъ доказательствъ внѣшнихъ, постороннихъ,
             Но очевидныхъ -- я представлю вамъ.
   

ОТЕЛЛО.

             О, докажи скорѣй ея измѣну!
   

ЯГО.

             Мнѣ это непріятно, впрочемъ
             Я въ это дѣло впутался такъ глупо,
             Увлекся честностью, любовью къ вамъ,--
             Такъ дѣлать нечего. Недавно я лежалъ
             Бокъ о бокъ съ Кассіо,-- зубная боль
             Мѣшала мнѣ заснуть. Есть люди
             Столь слабые душой, что и во снѣ
             Болтаютъ о своихъ дѣлахъ,-- а къ нимъ
             Принадлежитъ и Кассіо; онъ говорилъ
             Во снѣ: "да, Дездемона -- нужно
             Остерегаться намъ, скрывать любовь."
             Потомъ схватилъ, пожалъ мнѣ руку
             И закричалъ: "Прелестное созданье!"
             Поцѣловалъ меня такъ жарко, что, казалось,
             Онъ вырвалъ съ корнемъ нѣсколько усовъ,
             Вздыхалъ, ласкалъ меня и наконецъ вскричалъ --
             "Зачѣмъ судьба тебя вручила Мавру."--
   

ОТЕЛЛО.

             Чудовищно!
   

ЯГО.

                                 Но это только сонъ.
   

ОТЕЛЛО.

             По видно изъ него, что прежде было
             Злодѣйство, хоть и сонъ.
   

ЯГО.

                                                     Когда угодно.
             Еще я приведу кой-что, чтобъ доказать
             Точнѣе.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Я разорву ее въ куски.
   

ЯГО.

             Узнайте прежде, не видали мы
             Покуда ничего: быть можетъ, чести
             Она не потеряла; по скажите мнѣ
             Не видѣли ли вы когда нибудь
             Платка съ каймами, вышитыми шелкомъ,
             Въ рукахъ супруги вашей.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Такой платокъ
             Я подарилъ ей; то былъ первый
             Подарокъ мой.
   

ЯГО.

                                           Не знаю тотъ ли --
             А видѣлъ я платокъ-подарокъ вашей
             Жены у Кассіо -- онъ утирался имъ.
   

ОТЕЛЛО.

             О если тотъ!..
   

ЯГО.

                                 Тотъ, или нѣтъ -- я знаю только,
             Ея подарокъ -- кажется довольно.
   

ОТЕЛЛО.

             О если бы имѣлъ онъ милліоны жизней,
             Одною -- не насытить жажды мщенья:
             Я вижу -- это правда -- посмотри,
             Взгляни Яго! я всю свою любовь
             Съ дыханьемъ выпустилъ на воздухъ --
             Она прошла.
             Возстань месть чорная изъ нѣдръ геенны,
             Любовь -- отдай корону и престолъ въ душѣ
             Тирану -- злобѣ; наполняйся грудь
             Змѣиными зубами.
   

ЯГО.

                                           Успокойтесь
             Прошу васъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Крови, Яго, крови!
   

ЯГО.

             Терпѣнье, генералъ, вы можете еще
             Перемѣниться.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Никогда, нѣтъ -- Яго!
             Какъ волны моря Чернаго не знаютъ
             Возврата, но всегда стремятся
             Въ жерло Протонтиды и Геллеспонта:
             Такъ никогда мое кровавое рѣшенье
             Не измѣню, не замѣню любовью,--
             Доколѣ наконецъ оно достигнетъ
             Кровавой, жадной пасти мщенья.
             Теперь -- предъ этимъ вѣчно-свѣтлымъ небомъ
             Съ обѣтомъ вѣчной вѣрности клянусь
             Я въ истинѣ рѣшенья.

(становится на колѣни).

ЯГО.

                                           Не вставайте, стойте!

(становится на колѣни).

             Свидѣтельствуюсь вами, вѣчныя свѣтила!
             И вами, мощныя стихіи, въ коихъ
             Живемъ мы -- съ этихъ поръ я отдаю
             Свои способности, желанья, руки
             И сердце оскорбленному Отелло.
             Повелѣвайте имъ, я повинуюсь,
             Хотя бы нужно было выпить кровь.
   

ОТЕЛЛО.

             Я принимаю эту клятву не съ пустымъ
             Спасибо на словахъ, но прямо къ сердцу.
             И нынѣ же хочу воспользоваться ею.
             До окончанія трехъ дней ты долженъ
             Мнѣ донести, что Кассьо нѣтъ на свѣтѣ.
   

ЯГО.

             Мой другъ умретъ -- вы такъ хотите -- пусть.
             Она останется?
   

ОТЕЛЛО.

                                 Проклятье вѣдьмѣ!
             Пойдемъ со мной, уйдемъ -- рѣшился я
             Теперь подумать,-- какъ, какую смерть
             Сыскать для адской красоты. Теперь
             Ты лейтенантъ мой.
   

ЯГО.

                                           Вашъ всегда.

(уходятъ.)

   

СЦЕНА IV.

Тамъ же.

ДЕЗДЕМОНА, ЭМИЛІЯ, ШУТЪ.

ДЕЗДЕМОНА.

   Ты знаешь, другъ мой, гдѣ живетъ лейтенантъ Кассіо?
   

ШУТЪ.

   Не могу вамъ сказать лжетъ онъ, или нѣтъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Какъ это?
   

ШУТЪ.

   Онъ солдатъ, а потому сказать, что солдатъ лжетъ, хуже, чѣмъ заколоть его.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Гдѣ живетъ онъ? говорю я.
   

ШУТЪ.

   Сказать вамъ гдѣ онъ живетъ то же, что сказать гдѣ онъ лжетъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Добьюсь ли я отъ тебя толку?
   

ШУТЪ.

   Я не знаю -- гдѣ онъ живетъ, и потому показать квартиру и сказать -- здѣсь онъ живетъ, или здѣсь онъ лжетъ, значило бы -- солгать самому.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Можешь ли ты сыскать его и исполнить мое порученіе?"
   

ШУТЪ.

   Я прочту изъ моего весь катихизисъ, т. е. стану предлагать вопросы и требовать на нихъ отвѣтовъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Сыщи его и попроси ко мнѣ. Скажи, что я уговорила мужа -- и все придетъ хорошо.
   

ШУТЪ.

   Это порученіе не превышаетъ силъ человѣка; попытаюсь выполнить.

(уходитъ).

ДЕЗДЕМОНА.

             Гдѣ обронила я платокъ, Эмилія?
   

ЭМИЛІЯ.

             Не знаю я, синьора!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Очень жаль.
             Я лучше бъ согласилась потерять
             Мой кошелекъ съ червонцами. Отелло
             Довѣрчивъ, неспособенъ къ чувствамъ
             Проклятой ревности, иначе можно
             Легко взбѣситься.
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Не ревнивъ онъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Кто онъ? Я думаю, что солнце
             Его отчизны испарило ревность
             Изъ сердца у него.
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Вотъ онъ, взгляните.

(Входитъ Отелло).

ДЕЗДЕМОНА.

             Теперь я не разстанусь съ нимъ, покуда
             Не придетъ Кассіо.-- Твое здоровье,
             Мой милый?
   

ОТЕЛЛО.

                                 Хорошо!

(въ сторону).

                                                     Какъ тяжело
             Мнѣ притворяться.
             А ты какъ, Дездемона?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Здорова, милый.
   

ОТЕЛЛО.

             Дай руку мнѣ: вотъ пухленькая ручка,
             Не правда ли?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Ее досель еще
             Не изсушили ни печаль, ни лѣта.
   

ОТЕЛЛО.

             Въ ней вижу я -- веселье, вольность сердца!
             Какая пухленькая ручка: о!
             Для ней необходимы постъ, молитва,
             Неволя, набожность, труды; въ ней окрылся
             Веселый демонъ-возмутитель,-- правда,
             Красивенькая, миленькая ручка.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Вы можете сказать -- она намъ принесла
             Съ собою сердце.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Добренькая ручка.
             Бывало, въ старину, сердца давались
             Впередъ -- теперь наизворотъ, по модѣ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Не знаю, можетъ быть, ну, что же обѣщанье?
   

ОТЕЛЛО.

             Какое обѣщанье?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Я послала
             За Кассіо,-- вы съ нимъ поговорите?
   

ОТЕЛЛО.

             Меня жестокой насморкъ мучить:
             Дай мнѣ платокъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Какой платокъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Ну тотъ, что я дарилъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Со мною нѣтъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Какъ нѣтъ съ тобой?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Да, нѣтъ -- Отелло.
   

ОТЕЛЛО.

             Нехорошо: платокъ былъ подаренъ
             Одной цыганкой матери моей --
             Она была колдунья и читала
             Въ сердцахъ людей, какъ въ книгѣ.
             Она сказала ей, что до тѣхъ поръ,
             Пока она хранить платокъ, все будетъ
             Ей улыбаться: сохранитъ она
             Любовь супруга; если жъ потеряетъ.
             Иль изорветъ его -- тогда она увидитъ,
             Что мужъ остынетъ къ ней и станетъ
             Любить другую. Мать моя при смерти
             Вручила мнѣ его и завѣщала,
             Что "ежели судьбѣ угодно будетъ
             Дать мнѣ жену -- ей передать платокъ."
             Я такъ и сдѣлалъ. Береги его,
             Храпи, какъ жемчугъ; если потеряешь,
             Иль изорвешь его -- утраты этой
             Ничѣмъ не замѣнить.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Возможно ль это?
   

ОТЕЛЛО.

             Да, это вѣрно: чары въ этой ткани.
             Сивилла, въ двѣсти лѣтъ отъ роду, соткала
             Его въ минуты изступленья: шелкъ
             Отъ освященныхъ взятъ червей, а краски
             Изъ муміи -- изъ дѣвственнаго сердца.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ужели это правда?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Правда, правда.
             Смотри жъ, храни его.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           О, если бъ никогда
             Его я не видала.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Га! что это?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ты говоришь такъ грозно, такъ сердито.
   

ОТЕЛЛО.

             Потерянъ онъ? Скажи, съ тобой ли онъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             О, Боже! сжалься надо мной.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Потерянъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Нѣтъ, не потерянъ -- но -- что... еслибъ...
   

ОТЕЛЛО.

                                                                                   О!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Онъ не потерянъ, я сказала.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Принеси,--
             Его мнѣ нужно видѣть.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Не теперь, мой другъ.
             Ты хочешь, чтобы я забыла просьбу:
             Прошу тебя, пусть Кассіо придетъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Подай платокъ! о! я взбѣсился!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Прости его: ты не найдешь
             Такого человѣка.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Мой платокъ
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Позволь ему взойти --
   

ОТЕЛЛО.

                                           Платокъ, платокъ!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Онъ счастье находилъ въ твоей любви.
             Дѣлилъ съ тобой труды --
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Платокъ, платокъ!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ты боленъ, другъ мой?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Прочь отъ меня!

(уходитъ).

ЭМИЛІЯ.

             Онъ не ревнивъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Я никогда доселѣ
             Не видѣла его такимъ: знать правда,
             Что чудеса въ платкѣ: мнѣ очень жаль.
             Что потеряла я его.
   

ЭМИЛІЯ.

                                           И больше года
             Мужья скрываются отъ насъ: мы служимъ
             Имъ пищею -- доколѣ будутъ сыты --
             Тутъ насъ прогонятъ прочь. Смотрите
             Мой мужъ и Кассіо.

(Входятъ ЯГО и КАССІО).

ЯГО.

             Другаго средства нѣтъ,-- она готова..
             Вотъ и она -- просите больше.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Что новаго, что съ вами, Кассіо?
   

КАССІО.

             Все старое, синьора. Я прошу васъ
             Посредствомъ вашей просьбы мнѣ доставить
             Существованье снова и участье
             Въ его любви, которое недавно,
             При всей готовности хранить-я опозорилъ.
             Мнѣ медленность несносна. Если
             Проступокъ мой такого рода, что
             Ни прежнія заслуги, ни тоска,
             Ни то, что я хотѣлъ бы сдѣлать послѣ,
             Не въ силахъ возвратить его любви,--
             По крайней мѣрѣ зналъ бы л: все легче,
             Я могъ бы успокоиться, рѣшиться
             Вступить на новую дорогу и искать
             Тамъ счастья.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Добрый Кассіо,
             Мое предстательство безсильно нынѣ:
             Мой мужъ не прежній мужъ, я больше
             Не узнаю его: онъ измѣнился
             Въ любви и въ правилахъ. Свидѣтель Богъ,
             Я все за васъ сказала, что могла
             И заслужила гнѣвъ его за вольность
             Рѣчей моихъ: вамъ нужно потерпѣть --
             Я сдѣлаю для васъ, что я могу
             И болѣе, чѣмъ для себя. Довольны ль вы?
   

ЯГО.

             Какъ, развѣ онъ сердитъ?
   

ЭМИЛІЯ.

                                                     Сейчасъ отсюда
             Онъ вышелъ и въ большомъ разстройствѣ,
   

ЯГО.

             На что жъ онъ сердится? Я видѣлъ -- пушка
             Въ его глазахъ -- рвала его ряды
             И словно чортъ -- изъ самыхъ рукъ его
             Исторгла его брата. Какъ онъ могъ
             Сердиться на нее? Однако жъ я пойду,--
             Должно быть есть причины.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Сдѣлай милость!

(Яго уходитъ).

             Навѣрно что нибудь онъ получилъ
             Отъ дожа, или здѣсь замѣтилъ самъ
             Дурное что нибудь и оттого
             Разстроился: въ такихъ дѣлахъ мужчины
             Не лучше насъ; -- когда у насъ болитъ мизинецъ --
             То голова и грудь болятъ
             Съ нимъ вмѣстѣ. Нѣтъ, они не боги,
             Я думаю, а требуютъ отъ нихъ
             Такъ многаго; Эмилія, повѣрь мнѣ --
             Я, какъ солдатъ, его уже хотѣла
             Душевно осудить за гнѣвъ, но нынѣ
             Я нахожу, что онъ не виноватъ --
             Быть можетъ, важныя причины.
   

ЭМИЛІЯ.

                                                               Дай Богъ,
             Чтобы не ревность къ вамъ была причиной.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             За что же? Я ничѣмъ не заслужила,
   

ЭМИЛІЯ.

             Ревнивецъ такъ не спроситъ; онъ ревнивъ
             Затѣмъ, что онъ ревнивъ -- не больше.
             Чудовище родится само по себѣ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Дай Богъ, чтобы душа Отелло
             Не знала ревности.
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Аминь, синьора!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Пойду искать его. Вы, Кассіо, дождитесь
             Когда пойду, поговорю объ васъ,
             И, можетъ быть, васъ чѣмъ нибудь утѣшу.
   

КАССІО.

             Благодарю, синьора.

(Дездемона и Эмилія уходятъ).

Входитъ БІАНКА.

             А, здравствуй Кассіо!
   

КАССІО.

                                           Моя красотка!
             Какъ ты живешь? Я собирался
             Къ тебѣ идти.
   

БІАНКА.

                                 Я шла къ тебѣ.
             Не побывать недѣлю? ровно семь дней
             И семь ночей?-- И часъ одинъ разлуки
             Длиннѣй недѣли для любви. Несносно!
   

КАССІО.

             Прости меня, Біанка, я томился
             И самъ тоской, но я заглажу
             Свою вину въ веселый часъ. Біанка --
             Ты вышьешь мнѣ (подаетъ ей платокъ) такой же.
   

БІАНКА.

                                                               Откуда это?
             Ужъ не подарочекъ ли друга?-- Понимаю.
             Вотъ отъ чего ты не былъ у меня.
             Ну, хорошо же, Кассіо.
   

КАССІО.

                                                     Ахъ, перестань!
             Брось ревность къ чорту въ зубы: отъ него
             Она пришла къ тебѣ: ты думаешь теперь,
             Что это даръ какой нибудь синьоры.
             Божусь, что нѣтъ.
   

БІАНКА.

                                           Такъ чей же это?
   

КАССІО.

             Не знаю, милая! его нашелъ я
             Въ своей каморкѣ: мнѣ понравился узоръ
             И вздумалъ я -- пока его не спросятъ --
             Такой же сдѣлать: вышей мнѣ, Біанка.
             Теперь -- оставь меня.
   

БІАНКА.

                                                     Оставить-для чего?
   

КАССІО.

             Я жду здѣсь генерала,-- мнѣ не нужно
             Съ тобой къ нему являться.
   

БІАНКА.

                                                     Отъ чего же?
   

КАССІО.

             Не отъ того, чтобы я не любилъ тебя.--
   

БІАНКА.

             Но отъ того, что ты не любишь нынѣ.
             Пожалуйста, пойдемъ со мной теперь
             Хоть на минуточку,-- дай слово мнѣ
             Придти ко мнѣ на ужинъ.
   

КАССІО.

                                                     Я согласенъ
             Остаться на минуту, но не дольше.
             Я жду его; увидимся ужо.
   

БІАНКА.

                                                     Ну, хорошо, прощай.
   

АКТЪ ЧЕТВЕРТЫЙ.

СЦЕНА I.

Тамъ же.

ОТЕЛЛО и ЯГО.

ЯГО.

             Согласны вы такъ думать, генералъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Такъ думать, Яго?
   

ЯГО.

                                           Что же за бѣда
             Поцѣловать тайкомъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Преступный поцѣлуй!
   

ЯГО.

             Или провесть съ любовникомъ невинно
             Въ постелѣ часъ иль два!
   

ОТЕЛЛО.

             Провесть въ постелѣ часъ... и быть невиннымъ?
             Нѣтъ, это значитъ черта искушать.
             Онъ искушаетъ тѣхъ, кто мыслитъ свято;
             А эти сами черта искушаютъ.
   

ЯГО.

             Тутъ нѣтъ грѣха: то сонъ совсѣмъ невинный...
             И если бы я далъ женѣ платокъ...
   

ОТЕЛЛО.

                                                               То... что жъ?
   

ЯГО.

             То онъ ужъ принадлежитъ ей,
             И пусть она даритъ кому угодно.
   

ОТЕЛЛО.

             Она должка заботиться о чести,
             И какъ же ей дарить?
   

ЯГО.

                                           Кто видитъ честь?
             Не рѣдко честные безчестны и напротивъ.
             Что до платка...
   

ОТЕЛЛО.

                                           Клянусь, я радъ бы былъ
             Забыть его, а ты напоминаешь!
             О, онъ въ мою стремится память,
             Какъ вороны на зачумленный домъ...
             И такъ платокъ мой у него?
   

ЯГО.

             Да. Что жъ изъ этого?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Не хорошо, клянусь!
   

ЯГО.

             Что жъ, если бъ я сказалъ,-- я видѣлъ самъ,
             Или -- я слышалъ отъ него; вѣдь вамъ
             Извѣстно, что бездѣльники такіе
             Посредствомъ хитростей и волокитства,
             Или посредствомъ добровольной сдачи,
             Достигнувши отъ женщины согласья,
             Считаютъ долгомъ все болтать.
   

ОТЕЛЛО.

             Сказалъ онъ что нибудь?
   

ЯГО.

                                                     Да, онъ сказалъ;
             Но онъ откажется отъ словъ своихъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Что онъ сказалъ?
   

ЯГО.

                                           Что? я не знаю... онъ...
   

ОТЕЛЛО.

             Что? что?
   

ЯГО.

                                 Лежалъ...
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Съ моей женой?...
   

ЯГО.

   Съ ней, на вашей постелѣ, какъ вамъ угодно.
   

ОТЕЛЛО.

   Съ моей женою, на моей постелѣ! обманъ! коварство!.. На моей постели! Чудовищно! Платокъ... признаніе... платокъ... Заставить его признаться, и повѣсить его... Сперва повѣсить, а потомъ заставить признаться!.. Я дрожу, природа не дойдетъ до такого позора сама по себѣ. Не пустыя слова такъ меня потрясаютъ... Будь онъ проклята! Носы... уши... губы... возможно ли это? Признаніе... платокъ... о, дьяволъ! (падаетъ въ обморокъ).
   

ЯГО.

             Ну, дѣйствуй,
             Сильнѣе дѣйствуй ядъ: вотъ такъ-то ловятъ
             Глупцовъ на уду. Много женщинъ честныхъ,
             Невинныхъ можно очернить... Что, генералъ?
             Синьоръ Отелло, что вы?

(входитъ Кассіо).

                                                     Кассіо!
   

КАССІО.

             Что тутъ?
   

ЯГО.

                                 Падучая болѣзнь:
             Вторый припадокъ: первый былъ вчера.
   

КАССІО.

             Тереть ему виски.
   

ЯГО.

                                           Не нужно;
             Пускай онъ полежитъ спокойно, а не то...
             Такъ пѣна будетъ у рту: онъ дойдетъ
             Тотчасъ до бѣшенства. Смотри, встаетъ:
             Уйдите на минуту: онъ придетъ въ себя
             И удалится, послѣ я могу
             Поговорить подольше съ вами

(Кассіо уходитъ.)

             Вы голову расшибли, генералъ,
   

ОТЕЛЛО.

             Ты надо мной смѣешься?
   

ЯГО.

                                                     Я смѣюсь?
             Избави Боже! вы должны сносить
             Какъ мужъ, свою судьбу.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Рогатый мужъ,
             Чудовище, скотина.
   

ЯГО.

                                           Стало быть,
             Не мало есть чудовищъ въ многолюдныхъ
             Въ торговыхъ городахъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Сказалъ онъ это?
   

ЯГО.

             Ахъ, будьте мужемъ, генералъ!
             Подумайте -- вѣдь каждый бородачъ
             Женатый -- вѣрно не уступитъ вамъ.
             Не милліоны ли людей спятъ на чужихъ
             Постеляхъ -- и хозяинъ вѣритъ,
             Что онъ хозяинъ полный: жребій вашъ
             Сноснѣй. Насмѣшка ада и чертовскій стылъ
             Лобзать преступницу и вѣрить отъ души
             Въ ея невинность. Зная самъ себя...
             Я знаю также, что -- она.
   

ОТЕЛЛО.

             Ты разсудителенъ -- я это знаю.
   

ЯГО.

             Вы спрячьтесь здѣсь, да будьте терпѣливы,
             А Кассіо, безумный отъ восторга,
             Отъ упоенія -- придетъ сюда опять.
             Я отослалъ его, я выдумалъ причину
             Припадка вашего и попросилъ его
             Придти и здѣсь поговорить со мною;
             Онъ обѣщалъ. Укройтесь здѣсь
             И замѣчайте все, его улыбку,
             Движенья, смѣхъ и явное презрѣнье
             Во всѣхъ чертахъ лица. Я попрошу
             Мнѣ снова разсказать и гдѣ, и какъ,
             И сколько разъ, и долголь, и когда
             Онъ тайно видѣлся съ супругой вашей.
             Глядите на него, но чуръ -- терпѣть!
             Или я заключу,-- вы сумасшедшій,
             А не мужчина.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Слушай, слушай Яго.
             Я буду терпѣливъ; но для того.
             Чтобъ -- слышишь ли?-- упиться кровью,
   

ЯГО.

             Пожалуй; но на все своя пора.
             Хотите спрятаться?

(Отелло прячется).

                                           Я заведу
             Съ нимъ разговоръ свой о Біанкѣ,
             Прелестницѣ, которая продажей
             Своей любви старается достать
             И достаетъ на хлѣбъ и платье. Эта тварь
             Въ него влюбилась обманувши многихъ,
             Самой ей захотѣлось обмануться,
             Какъ водится: лишь онъ услышитъ.
             Такъ не удержится отъ смѣху. Онъ идетъ.

(Входитъ Кассіо)

             И если засмѣется онъ -- Отелло
             Сойдетъ съ ума и въ ревности безумной
             Почтетъ его улыбку, жесты, смѣхъ
             За доказательство. Что, лейтенантъ?
   

КАССІО.

             Зачѣмъ такъ называть? Мнѣ тяжело,
             Убійственно просить еще о мѣстѣ.
   

ЯГО.

             Просите Дездемону и -- повѣрьте --
             Получите. Что, если бъ это было
             Въ рукахъ Біанки? Вы бъ успѣли скоро.
   

КАССІО.

             Проказникъ!
   

ОТЕЛЛО, въ сторону,

                                           Онъ уже смѣется.
   

ЯГО.

             Я не видалъ, чтобъ женщина любила
             Сильнѣй ея.
   

КАССІО.

                                 Какой бездѣльникъ!
             Да, вѣрю я въ ея любовь.
   

ОТЕЛЛО, въ сторону.

             Онъ отрекается и самъ хохочетъ.
   

ЯГО.

             А слышали ли вы?
   

ОТЕЛЛО.

                                           А! Яго хочетъ
             Его заставить разсказать! прекрасно, славно!
   

ЯГО.

             Разнесся слухъ -- вы женитесь на ней:
             Намѣрены?
   

КАССІО.

                                 Ха, ха, ха!
   

ОТЕЛЛО.

             О, торжествуй, Римлянинъ, торжествуй!
   

КАССІО.

   Мнѣ жениться на ней? Шарлатанъ! Прошу тебя, оказывай побольше уваженія моему уму; не считай его такъ нездоровымъ. Ха, ха, ха!
   

ОТЕЛЛО.

   Такъ, такъ, такъ, такъ! Кто смѣется, тотъ выигралъ.
   

ЯГО.

   Повѣрьте мнѣ -- носятся слухи, что вы на ней женитесь.
   

КАССІО.

   Пожалуйста шутки въ сторону,
   

ЯГО.

   Бездѣльникъ буду, если я шучу.
   

ОТЕЛЛО.

   А меня -- вонъ? хорошо!
   

КАССІО.

   Плутовка сама распустила этотъ слухъ; она увѣрена, что я женюсь на ней -- по самолюбію и самонадѣянности, а не по моему обѣщанію.
   

ОТЕЛЛО.

   Яго киваетъ мнѣ: теперь онъ начинаетъ свой разсказъ.
   

КАССІО.

   Она была здѣсь сейчасъ; она преслѣдуетъ меня повсюду. На дняхъ я былъ на морскомъ берегу, и разговаривалъ съ нѣкоторыми Венеціянцами, и вотъ является эта тварь: божусь -- она бросилась мнѣ на шею.
   

ОТЕЛЛО.

   И закричала -- милый Кассіо? Это правда,-- его жесты это показываютъ.
   

КАССІО.

   Такъ и повѣсилась, и стала ласкать, и плакать, и потащила меня: ха, ха, ха, ха!
   

ОТЕЛЛО.

   Онъ разсказываетъ, какъ она притащила его въ мою комнату. О! я брошу собакамъ твое тѣло.
   

КАССІО.

   Я долженъ былъ оставить ихъ общество.
   

ЯГО.

   Смотри, она идетъ -- божусь.

(входитъ Біанка).

КАССІО.

   Настоящій выхухоль, только безъ запаха. Что значитъ это безпрестанное преслѣдованіе?
   

БІАНКА.

   Пусть преслѣдуетъ тебя чертъ съ своею матерью! Что значитъ платокъ, который ты далъ мнѣ? Дура же я была, что рѣшилась взять его, вышить весь узоръ! Можно повѣрить, что ты нашелъ его въ своей спальнѣ, и не знаешь, кто оставилъ! Подарокъ какой нибудь любовницы -- и я должна сдѣлать такой же? На, отдай его своей миленькой: хоть бы и твой былъ, я не хочу вышивать другаго.
   

КАССІО.

   Что ты, милая Біанка? Что ты, что ты?
   

ОТЕЛЛО.

   Клянусь небомъ -- это мой платокъ!
   

БІАНКА.

   Если ты хочешь со мной ужинать -- приходи: не то -- приходи, когда найдешь время.

(уходитъ).

ЯГО.

   Бѣгите за ней,-- ступайте.
   

КАССІО.

   Пойду, дѣлать нечего,-- не то -- она будетъ кричать по улицамъ.
   

ЯГО.

   Будете вы у ней ужинать?
   

КАССІО.

   Да, думаю.
   

ЯГО.

   Я постараюсь увидѣться съ вами: мнѣ нужно сказать вамъ кое-что.
   

КАССІО.

   Приходи, сдѣлай милость. Честное слово?
   

ЯГО.

   Ступайте, что тутъ толковать!

(Кассіо уходитъ).

ОТЕЛЛО.

   Какъ мнѣ умертвить его, Яго?
   

ЯГО.

   Замѣтили ли вы, какъ онъ смѣялся своему злодѣйству?
   

ОТЕЛЛО.

   О -- Яго!
   

ЯГО.

   А видѣли ли вы платокъ?
   

ОТЕЛЛО.

   Это былъ мой платокъ?
   

ЯГО.

   Вашъ, божусь, вашъ, и, посмотрите, какъ онъ цѣнитъ вашу безумную жену! Она подарила ему, а онъ отдаетъ своей любовницѣ.
   

ОТЕЛЛО.

   Я хотѣлъ бы рѣзать его цѣлыя десять лѣтъ! Умная жена, прекрасная жена, милая жена!
   

ЯГО.

   Вы должны позабыть это!
   

ОТЕЛЛО.

   Да, она истлѣетъ, погибнетъ, попадетъ въ адъ сегодня же ночью,-- она не должна больше жить. Нѣтъ -- мое сердце превратилось въ камень: я бью но немъ -- и оно ранитъ мнѣ руку. О! въ цѣломъ свѣтѣ нѣтъ твари милѣе ея. Она могла бы быть женой цесаря, и управлять имъ.
   

ЯГО.

   Нѣтъ, это для васъ негодится.
   

ОТЕЛЛО.

   Повѣсить ее! Но я скажу еще, что она такое. Она такъ мила за работой, удивительная пѣвица -- о! лучше бы она ревѣла какъ медвѣдь! И съ такимъ умомъ....
   

ЯГО.

   Тѣмъ хуже!
   

ОТЕЛЛО.

   О! въ тысячу разъ,-- въ тысячу разъ хуже! И съ такой прекрасной душой!
   

ЯГО.

   Да,-- съ прекрасной душой!..
   

ОТЕЛЛО.

   Да, это правда. О -- какъ жаль, Яго! Яго! Какъ жаль мнѣ, Яго!
   

ЯГО.

   Если вы такъ любите ея пороки, такъ дайте ей индульгенцію впередъ. Что жъ -- если это не трогаетъ васъ, такъ не будетъ трогать ни кого.
   

ОТЕЛЛО.

   Я изрублю ее въ куски! Измѣнять мнѣ?..
   

ЯГО.

   Это скверно.
   

ОТЕЛЛО.

   Съ моимъ офицеромъ?
   

ЯГО.

   Еще сквернѣе.
   

ОТЕЛЛО.

   Дай мнѣ какой нибудь ядъ, Яго; въ эту ночь -- я не хочу вступать съ ней въ переговоры: ея красота опять укротитъ мою душу; въ эту ночь, Яго.
   

ЯГО.

   Зачѣмъ ядъ? Удушите ее въ постелѣ, которую она обезчестила.
   

ОТЕЛЛО.

   Хорошо, хорошо! Награда за удовольствіе! Ей-ей -- хорошо.
   

ЯГО.

             А что до Кассіо, я распоряжуся:
             Услышите сегодня въ полночь.
   

ОТЕЛЛО.

             Прекрасно. Что за трубы тамъ?
   

ЯГО.

             То вѣрно изъ Венеціи посолъ.
             Лодовико и ваша съ нимъ жена.

(Входятъ Лодовико, Дездемона и свита).

ЛОДОВИКО.

             Привѣтъ мой, генералъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Отъ всей души -- спасибо,
   

ЛОДОВИКО.

             Дожъ и сенаторы вамъ шлютъ поклонъ.

(подаетъ пакетъ).

ОТЕЛЛО.

             Цѣлую я орудіе ихъ воли.

(Вскрываетъ пакетъ и читаетъ).

ДЕЗДЕМОНА.

             Что новаго тамъ, Лодовико?
   

ЯГО.

             Я радъ, что здѣсь васъ вижу.
   

ЛОДОВИКО.

                                                     Благодаренъ.
             А какъ живетъ нашъ Кассіо?
   

ЯГО.

                                                     Живетъ, синьоръ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ахъ! между нимъ и моимъ мужемъ
             Произошелъ разрывъ. Вы помирите ихъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Ты думаешь?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Отелло!
   

ОТЕЛЛО, читаетъ.

                                           "Не успѣть
             Вамъ сдѣлать такъ, какъ хочется."
   

ЛОДОВИКО.

             Не вамъ онъ говорилъ; онъ углубленъ въ бумагу.
             Такъ съ Кассіо они поссорились?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Къ несчастью -- правда! я старалась
             Ихъ примирить; я Кассіо люблю.
   

ОТЕЛЛО.

             О муки ада!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Другъ мой!
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Ты въ умѣ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Онъ опечаленъ --
   

ЛОДОВИКО.

                                           Можетъ быть, бумагой.
             Мнѣ кажется, его зовутъ въ Венецію,
             И Кассіо его замѣнитъ здѣсь.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Божусь, я рада.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Въ самомъ дѣлѣ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                                         Другъ мой!
   

ОТЕЛЛО.

             Я радъ, что ты сошла съ ума.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                               Отелло!
   

ОТЕЛЛО.

             О дьяволъ!..

(бьетъ ее).

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Я ни чѣмъ не заслужила.
   

ЛОДОВИКО.

             Синьоръ-въ Венеціи, хотя бы клялся я,
             Никто бы этому не вѣрилъ: жаль,
             Что правда. Посмотрите на нее; --
             Она рыдаетъ горько: помиритесь.
   

ОТЕЛЛО.

             О дьяволъ, дьяволъ!-- если бъ что нибудь
             Могла произрастить земля изъ женскихъ слезъ,
             Изъ каждой капли бы родился крокодилъ.
             Прочь съ глазъ моихъ!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Тебѣ покорна я.
   

ЛОДОВИКО.

             Ахъ, какъ она послушна! Я прошу васъ
             Позвать ее.
   

ОТЕЛЛО.

                                 Синьора!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Другъ мой!
   

ОТЕЛЛО.

             На что она нужна вамъ?
   

ЛОДОВИКО.

                                                     Мнѣ?
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Да, вамъ.
             Вы требовали, чтобы я позвалъ
             Ее назадъ,-- воротится -- пожалуй,
             Воротится опять, опять пойдетъ,
             Опять воротится, заплачетъ,-- да --
             Заплачетъ: препослушное творенье,
             Какъ вы изволили сказать,-- послушна,
             Ей-ей послушна; больше, больше плачь!
             А что до этого... о милая змѣя!
             Меня зовутъ домой... Ступай отсюда,
             Я за тобой пошлю... я повинуюсь
             И возвращусь въ Венецію. Прочь, прочь!

(Дездемона уходитъ).

             И Кассіо получитъ мое мѣсто.
             Теперь прошу васъ -- приходите къ намъ
             На ужинъ въ Кипрѣ. Адъ и дьяволъ!

(уходитъ).

ЛОДОВИКО.

             Такъ это Мавръ, боготворимый цѣлымъ
             Сенатомъ? Это тотъ великій человѣкъ,
             Невозмущаемый страстями? Это добродѣтель,
             Которую ни рокъ, ни стрѣлы счастья
             Не въ силахъ совратить съ пути?--
   

ЯГО.

             Да, онъ перемѣнился много,
   

ЛОДОВИКО.

             Здоровъ ли умъ его? Здоровъ ли мозгъ?
   

ЯГО.

             Онъ то, что онъ... Я не могу судить,
             Чѣмъ быть онъ могъ: И если онъ не то,
             Чѣмъ могъ быть -- небо мнѣ свидѣтель,
             Мнѣ жаль.
   

ЛОДОВИКО.

                                 Какъ, бить свою жену?
   

ЯГО.

             Нехорошо,-- однако жъ я боюсь,
             Что бъ хуже не было.
   

ЛОДОВИКО.

                                           Такъ онъ привыкъ?
             Иль, можетъ быть, бумага привела
             Въ волненье кровь его и побудила
             Къ такой жестокости?
   

ЯГО.

                                           Жалѣю я.
             Мнѣ не годится говорить объ томъ,
             Что видѣлъ я и знаю. Сами вы
             Замѣтите. Его поступки таковы,
             Что я могу не говорить: ступайте
             За нимъ -- и наблюдайте сами.
   

ЛОДОВИКО.

             Мнѣ жаль, что я такъ обманулся въ немъ.

(уходятъ).

   

СЦЕНА II.

Комната въ замкѣ.

ОТЕЛЛО и ЭМИЛІЯ.

ОТЕЛЛО.

             И такъ, ты не видала ничего?
   

ЭМИЛІЯ.

             И не слыхала, не подозрѣвала.
   

ОТЕЛЛО.

             Но ты ее видала съ Кассіо?
   

ЭМИЛІЯ.

             Но не видала ничего дурнаго,
             А между тѣмъ мимо ушей моихъ
             Не проскользнуло звука.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Не шептались
             Они ни разу?
   

ЭМИЛІЯ.

                                 Нѣтъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Не высылали
             Тебя изъ комнаты?
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Ни разу.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Напримѣръ,
             Принесть перчатки, вѣеръ, маску, что нибудь
             Подобное?
   

ЭМИЛІЯ.

                                 Ни разу.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Это странно,
   

ЭМИЛІЯ.

             Я вамъ ручаюсь жизнію,-- она
             Чиста, какъ ангелъ -- если что другое
             Вы думаете -- перестаньте думать.
             Вы ошибаетесь: тотъ негодяй,
             Кто въ голову вложилъ вамъ эти мысли;
             Пускай въ награду будетъ ползать змѣемъ.
             Когда она безчестна, нечиста
             И невѣрна вамъ -- нѣтъ на свѣтѣ вовсе
             Мужей счастливыхъ: лучшая изъ женъ
             Тогда порочна; какъ змѣя,
   

ОТЕЛЛО.

             Зови ее ко мнѣ.

(Эмилія уходитъ).

                                 Довольно насказала,--
             Но такова сама: глаза и двери
             Готова затворить для низкихъ тайнъ,
             И, если нужно, на колѣни встать, молиться,--
             Да, видѣлъ я.

(Входятъ Дездемона и Эмиліл).

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Что вамъ угодно?
   

ОТЕЛЛО.

             Сюда, поближе.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Что угодно вамъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Дай посмотрѣть въ твои глаза,-- взгляни
             Прямѣе на меня.
   

          ДЕЗДЕМОНА.

                                           Какая мысль
             Ужасная у васъ?
   

ОТЕЛЛО, Эмиліи.

                                           Сударыня!
             Вотъ ваша должность: оставлять влюбленныхъ
             На ея мнѣ, и у дверей стоять
             На стражѣ; кашлять иль кричать: гмъ гмъ
             Когда подходитъ кто нибудь туда.
             На мѣсто! эй на мѣсто!

(Эмилія уходитъ).

ДЕЗДЕМОНА.

             Я на колѣняхъ умоляю васъ
             Сказать, что значатъ эти рѣчи: мнѣ
             Понятенъ гнѣвъ въ словахъ, но не слова.
   

ОТЕЛЛО.

             Кто ты такая?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Жена твоя, Отелло,
             Законная, и вѣрная жена.
   

ОТЕЛЛО.

             Клянись же въ этомъ, ну, губи себя!
             А то и духи злобы не посмѣютъ
             Схватить тебя столь чистую, какъ ангелъ,
             Ну, вновь губи себя, клянись, что ты
             Честна.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Извѣстно это Небу.
   

ОТЕЛЛО.

             Извѣстно, что ты невѣрна какъ адъ,
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Кому? и съ кѣмъ? и въ чемъ я не вѣрна?
   

ОТЕЛЛО.

             О Дездемона! прочь! прочь! прочь!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ужасный день! Вы плачете?
             О мой супругъ! Не я ль причина слезъ?
             Не думаешь ли ты, что мой отецъ
             Причиной вызова? За что же на меня
             Сердиться? Если ты утратилъ
             Его -- и я съ тобою.
   

ОТЕЛЛО.

             Когда бъ угодно было небу поразить
             Меня несчастіемъ,-- пролить
             Всѣ горести и стыдъ на голову мою,
             И въ бѣдность погрузить меня до устъ,
             Иль въ плѣнъ предать меня съ моей душою,
             Я въ чемъ нибудь найти бы могъ опору
             Терпѣнія: но, Боже мой! быть неподвижнымъ
             Во гнѣвѣ, и безмолвно протянуть
             Къ принятію ударовъ грозныхъ руки!...
             О, о!
             Но я снесу и это; хорошо;
             Теперь, когда я истощилъ все сердце,
             Я долженъ жить, или оставить жизнь --
             Источники ея должны изсохнуть,
             Иль гнусными наполниться змѣями,
             Служить для нихъ жилищемъ поношенья
             И я мой срама! О -- измѣни природу,
             Терпѣнье, свѣтлый ангелъ неба,
             Да -- измѣни и стань мрачнѣе ада.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Надѣюсь, ты меня считаешь честной?
   

ОТЕЛЛО.

             О, да; какъ муху ту, что подъ навозомъ
             Лежитъ, и оживаетъ съ первымъ вѣтромъ.
             Ты, дикая трава, съ такой красой,
             Съ такой улыбкой кроткой, что невольно
             Къ тебѣ стремится сердце -- лучше бъ было
             Тебѣ не видѣть свѣта!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Что такое
             Безъ умысла я сдѣлала?
   

ОТЕЛЛО.

                                                     О -- для чего
             Такая красота, такая прелесть
             Дана безчестному лицу! Что сдѣлала!
             Что сдѣлала! Презрѣнная!... Когда бы
             Мое лице стальное было,-- тверже,
             Чѣмъ наковальня,-- о! и тогда бы
             Оно заискрилось огнемъ стыда,
             Когда бъ я сталъ разсказывать твои
             Дѣла. Что сдѣлала! Взгляни -- и небо
             Не хочетъ, на тебя смотрѣть, и мѣсяцъ
             Стыдливо прячется за облаками,
             И наглый вѣтръ, лобзающій все въ мірѣ
             Украдкой кроется въ земныя нѣдра,
             Не хочетъ слушать ихъ. Что сдѣлала?
             Преступница!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Клянусь, напрасно.
   

ОТЕЛЛО.

             Ты не преступница?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Клянуся небомъ, нѣтъ
             Я не преступница, когда не грѣхъ
             Предаться мужу и беречь себя
             Отъ всѣхъ другихъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                           И -- ты честна?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                               Такъ вѣрно,
             Какъ я жива.
   

ОТЕЛЛО.

             Простите же, синьора,-- я васъ принялъ
             За ту безчестную Венеціянку,
             Что вышла за-мужъ за Отелло. Вы,

(входитъ Эмилія).

             Синьора! вы, вы стражъ дверей геенны,
             Послушайте,-- вы, вы, да -- вы!
             Мы кончили свое: вотъ вамъ за трудъ!
             Прошу васъ -- отоприте дверь и сохраните
             Получше нашу тайну.

(уходитъ).

ЭМИЛІЯ.

             Ахъ! что подумаетъ объ васъ посолъ?
             Что съ вами добрая моя синьора?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Я, кажется, во снѣ.
   

ЭМИЛІЯ.

   Что сталось нынѣ съ господиномъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Съ кѣмъ?
   

ЭМИЛІЯ.

   Съ моимъ господиномъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Кто твой господинъ?
   

ЭМИЛІЯ.

   Вашъ мужъ, синьора.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Нѣтъ мужа у меня; не говори со мной,
             Не въ силахъ плакать я,-- ни отвѣчать
             Иначе, какъ слезами. Принеси
             Вѣнчальное мнѣ платье на ночь
             И мужа своего ко мнѣ проси.
   

ЭМИЛІЯ.

             Какъ все перемѣнилось -- въ самомъ дѣлѣ!

(уходитъ).

ДЕЗДЕМОНА.

             Вотъ какъ со мною поступаютъ -- да!
             Но чѣмъ я заслужила подозрѣнье
             Въ обманѣ мужа?

(входятъ Эмилія и Яго).

ЯГО.

                                           Что угодно вамъ?
             Какъ вы здоровы?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Не могу сказать!
             Кто учитъ маленькихъ дѣтей,-- конечно
             Онъ учитъ съ доброй, съ благородной цѣлью,
             Онъ также можетъ поучить меня: ей-ей
             Я все еще -- ребенокъ.
   

ЯГО.

                                                     Что такое?
   

ЭМИЛІЯ.

             Что, Яго? Мавръ такъ обругалъ ее,
             Такими гнусными и страшными словами,
             Что жаль со стороны.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ужели это справедливо, Яго?
   

ЯГО.

                                                     Что справедливо?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Она сказала,-- то, чѣмъ назвалъ
             Меня мой мужъ.
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Онъ называлъ ее
             Преступницей, безстыдной: нищій
             Не назоветъ такими именами
             Своей жены.
   

ЯГО.

                                 А отъ чего все это?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Не знаю,-- право я не такова,
   

ЯГО.

             Не плачьте, полноте. О, горькій день!
   

ЭМИЛІЯ.

             Онъ позабылъ ея красу и честь,
             Ея отца, отечество, друзей --
             Кто не заплачетъ тутъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Знать рокъ таковъ!
   

ЯГО.

             Да, чортъ возьми! что сдѣлалося съ нимъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Извѣстно это Небу,
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Пусть повѣсятъ
             Меня, когда какой бездѣльникъ,
             Безчестный, ловкій негодяй, обманщикъ
             И низкій рабъ не оболгалъ ее
             Передъ Отелло -- пусть меня повѣсятъ,
   

ЯГО.

             Не можетъ быть такихъ людей.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             А если есть,пускай проститъ ихъ Небо!
   

ЭМИЛІЯ.

             Пускай проститъ ихъ петля,-- пусть геенна
             Изгложетъ кости ихъ! Кто назоветъ
             Ее безчестною? Съ кѣмъ видѣли ее?
             Гдѣ? какъ? И можно ли повѣрить?
             Отелло обманулъ какой нибудь
             Безчестный, низкій клеветникъ. О небо!
             Не потерпи такихъ людей на свѣтѣ --
             Пусть честные ихъ сгонятъ всѣхъ съ земли.
   

ЯГО.

             Ступай, кричи за дверью.
   

ЭМИЛІЯ.

                                                     Проклятъ тотъ,
             Кто прежде голову твою вскружилъ
             И подозрѣніе внушилъ, что я
             Въ связи съ Отелло.
   

ЯГО.

                                           Ахъ, какъ ты глупа!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             И чтожъ теперь мнѣ дѣлать, добрый Яго,
             Чтобъ помириться съ нимъ? Мой другъ,
             Поди къ нему: клянусь небеснымъ свѣтомъ;
             Не знаю, какъ его я потеряла.
             Да если замышляла я когда нибудь
             Противъ любви, сказала что нибудь
             Или подумала, или на дѣлѣ
             Исполняла; когда мои глаза,
             Мой слухъ и мое сердце предалися
             Другому; если я теперь его
             Не такъ люблю, какъ прежде,-- если послѣ
             Не буду такъ любить -- пусть всѣ утѣхи
             Меня оставятъ! Гнѣвъ такъ силенъ,
             Онъ можемъ жизнь отнять, во никогда
             Не уменьшитъ любви. Я не могла доселѣ
             Сказать -- "безчестная"-- мнѣ было страшно
             Когда я говорила, а къ поступкамъ,
             Заслуживающимъ такое имя,
             Меня не привлечетъ богатство свѣта.
   

ЯГО.

             Прошу васъ -- успокойтесь: это вспышка
             Его характера,-- онъ огорчился
             Приказомъ дожа и обидѣлъ васъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Дай Богъ, чтобъ такъ.
   

ЯГО.

                                           Я увѣряю васъ.
             Чу -- трубы къ ужину: послы
             Ужъ дожидаются, ступайте, не тоскуйте --
             Все будетъ хорошо.

(Дездемона и Эмилія уходятъ).
(Входитъ Родриго).

   Что скажешь, Родриго?
   

РОДРИГО.

   Я не вижу, чтобъ ты поступалъ со мною добросовѣстно.
   

ЯГО.

   Отчего жъ нѣтъ?
   

РОДРИГО.

   Каждый день я ухожу отъ тебя съ какимъ нибудь обѣщаніемъ: мнѣ кажется, ты скорѣе стараешься лишить меня всего, чѣмъ выполнить хоть сколько нибудь мои надежды. Больше я не хочу: я рѣшился теперь бросить все, отъ чего я такъ пострадалъ по глупости.
   

ЯГО.

   Послушай, Родриго.
   

РОДРИГО.

   Я много слушалъ: въ твоихъ словахъ и въ твоихъ дѣлахъ нѣтъ ничего общаго.
   

ЯГО.

   Упрекъ совсѣмъ несправедливый!
   

РОДРИГО.

   Совсѣмъ справедливый. Мой кошелекъ совершенно пустъ. Камни, которые ты взялъ у меня для подарковъ Дездемонѣ, могли бы соблазнить и Весталку. Ты сказалъ мнѣ, что она приняла ихъ и принесъ отъ ней надежду и изъявленіе уваженія и признательности, а я не дождался ничего.
   

ЯГО.

   Хорошо, дальше -- право хорошо.
   

РОДРИГО.

   Право хорошо, дальше! Нельзя дальше, пріятель,-- это совсѣмъ не хорошо,-- это, право, гадко. Я начинаю замѣчать, что ты меня проводишь.
   

ЯГО.

   Очень хорошо.
   

РОДРИГО.

   Я говорю тебѣ -- совсѣмъ не хорошо. Я хочу увидѣться съ Дездемоной. Если она возвратитъ мнѣ мои камни, я пойду своей дорогой, и только буду жалѣть о неумѣстныхъ хлопотахъ;-- если нѣтъ,-- увѣряю тебя -- я буду требовать отъ тебя удовлетворенія.
   

ЯГО.

   Все сказалъ ты?
   

РОДРИГО.

   Сказалъ все, и не сказалъ ничего такого, чего не могъ бы оправдать на дѣлѣ.
   

ЯГО.

   Теперь я вижу, что у тебя нѣтъ недостатка въ храбрости, и съ сихъ поръ я буду думать о тебѣ лучше, чѣмъ прежде. Дай руку, Родриго,-- твоя недовѣрчивость ко мнѣ основательна; но я увѣряю тебя, что я поступалъ въ твоемъ дѣлѣ добросовѣстно.
   

РОДРИГО.

   А казалось не такъ.
   

ЯГО.

   Я знаю, что не такъ казалось: твое подозрѣніе не совсѣмъ сумасбродное. Послушай, Родриго,-- если въ тебѣ есть дѣйствительно то, что я предполагаю, т. е. рѣшительность, храбрость и бодрость -- покажи это нынѣшнюю ночь. Если въ слѣдующую ночь ты не будешь обладать Дездемоною, тогда отправь меня измѣннически на тотъ свѣтъ,-- застрѣли изъ за-угла.
   

РОДРИГО.

   Хорошо. Что жъ это! Умно ли это будетъ, благоразумно ли?
   

ЯГО.

   Изъ Венеціи пришло предписаніе, чтобы Кассіо занялъ мѣсто Мавра.
   

РОДРИГО.

   Уже ли? А Отелло и Дездемона воротятся въ Венецію?
   

ЯГО.

   О, нѣтъ! Онъ ѣдетъ въ Мавританію и возьметъ Дездемону съ собою, если только его не задержатъ здѣсь дѣла, и самое важное дѣло -- удалить Кассіо.
   

РОДРИГО.

   Какъ удалить?
   

ЯГО.

   Просто -- сдѣлать его неспособнымъ занять мѣсто Отелло -- раскроить ему черепъ.
   

РОДРИГО.

   И ты хочешь заставить меня?
   

ЯГО.

   Да, если ты имѣешь столько храбрости, чтобы позаботиться о своей пользѣ и о своихъ правахъ. Онъ ужинаетъ съ одной дѣвчонкой,-- я буду третій. Онъ еще ничего не знаетъ о своемъ повышеніи. Если ты подстережешь здѣсь его возвращеніе,-- а это будетъ между двѣнадцатью и часомъ,-- ты сдѣлаешь съ нимъ все, что хочешь. Я буду близко, чтобы помочь тебѣ, и онъ долженъ пасть отъ нашихъ ударовъ. Пойдемъ, полно стоять, какъ вкопаный, пойдемъ со мной. Я покажу тебѣ необходимость его смерти, и ты самъ рѣшишься. Теперь время ужинать:-- ночь все темнѣе,-- сюда.
   

РОДРИГО.

   Я хотѣлъ бы узнать причины поважнѣе,
   

ЯГО.

   И узнаешь.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА III.

Другая комната въ замкѣ.

ОТЕЛЛО, ЛОДОВИКО, ДЕЗДЕМОНА, ЭМИЛІЯ И СВИТА.

ЛОДОВИКО.

   Прошу васъ, не трудитесь больше.
   

ОТЕЛЛО.

   Не безпокойтесь, я люблю ходить,
   

ЛОДОВИКО.

   Спокойной ночи вамъ, синьора! отъ души благодарю васъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Мы вамъ очень рады.
   

ОТЕЛЛО.

   Вы ужъ поѣдете?.. о, Дездемона!
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Мой другъ --
   

ОТЕЛЛО.

   Ложись въ постель, я буду скоро: отпусти Эмилію,-- смотри, чтобы такъ было.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Сей-часъ пойду, другъ мой.

(Отелло, Лодовико и свита уходятъ).

ЭМИЛІЯ.

             Что значитъ это? Онъ теперь добрѣе,
             Чѣмъ прежде.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Онъ сказалъ, что онъ
             Сейчасъ воротится, и мнѣ велѣлъ
             Ложиться -- спать и отпустить тебя,
   

ЭМИЛІЯ.

             Какъ? отпустить меня?
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Да, онъ велѣлъ.
             Подай мое ночное платье и прощай,
             Не нужно намъ сердить его.
   

ЭМИЛІЯ.

             О, я желала бы, чтобъ никогда
             Его вы не видали.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Я, напротивъ,
             Я такъ люблю его, что даже гнѣвъ,
             Упреки, грозный взглядъ -- все наслажденье
             Приносить мнѣ.
   

ЭМИЛІЯ.

                                 Я положила платье
             Въ постель, какъ приказали вы.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Мнѣ все равно. О, батюшка! какъ глупы
             У насъ сердца! послушай, если я
             Умру скорѣй тебя, прошу, одѣнь
             Меня въ одно изъ этихъ платьевъ.
   

ЭМИЛІЯ.

             Ахъ, перестаньте, что вы говорите!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             У матери моей была дѣвица,
             Варвара именемъ, она любила:
             Ея любовникъ предался другой
             И бросилъ, бѣдную. Она пѣвала часто
             Объ мнѣ пѣсню: та пѣснь стара, по душу
             Ея она высказывала ясно
             И на постели смерти эту пѣсню
             Она все пѣла. Эта пѣсня, на ночь,
             Не можетъ выйти у меня изъ сердца,
             Что я ни дѣлаю, а все склоню невольно
             Я голову и заною ее,
             Какъ пѣла и она. Эмилія
             Прошу тебя -- поторопись.
   

ЭМИЛІЯ.

   Подать вамъ платье?
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Нѣтъ, отколи вотъ здѣсь. Не правда ль, Лодовико хорошій человѣкъ?
   

ЭМИЛІЯ.

   Прекрасный.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   И не дурно говоритъ?
   

ЭМИЛІЯ.

   Я знаю олну даму въ Венеціи, которая готова сходить въ Палестину босикомъ, чтобы только поцѣловаться съ нимъ.
   

ДЕЗДЕМОНА, поетъ.

             Подъ ивой бѣдняжка сидѣла съ тоской:
                       Пойте всѣ зеленую иву.
             Съ рукой на груди, съ склоненной главой --
                       Пойте иву, иву, иву.
             Ручей ея стоны въ струяхъ повторялъ,--
                       Пойте иву, иву, иву.
             Отъ слезъ ея гордый утесъ воздыхалъ --
   
   Положи это въ сторону.
   
                       Пойте иву, иву, иву.
   
   Пожалуйста поскорѣе,-- онъ скоро придетъ.
   
             Изъ вѣтвей зеленыхъ вѣнокъ мнѣ сплѣтите:
             Ко мнѣ справедливъ онъ,-- его не вините --
                       Пойте иву, иву, иву.
   
             Нѣтъ, онъ нейдетъ еще. Кто тамъ стучитъ?
   

ЭМИЛІЯ.

             Это вѣтеръ.
   

ДЕЗДЕМОНА, поетъ.

             Ему я однажды сказала: невѣрный!
                       Пойте иву, и проч.
             Зачѣмъ измѣнилъ мнѣ, ты другъ мой безцѣнный?
                       Пойте иву, и проч.
             И вотъ какъ отвѣтилъ на мой онъ упрекъ:
                       Пойте иву, иву, иву,
             Всѣхъ дѣвицъ люблю я -- ну что жъ за порокъ?
                       Пойте иву, зеленую иву.
   
             Ступай,-- спокойной ночи. Зудъ въ глазахъ:
             Онъ слезы предвѣщаетъ.
   

ЭМИЛІЯ.

                                                     Нѣтъ, синьора.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Такъ говорятъ мужчины,-- о, мужчины!
             Скажи, Эмилія, ужели есть
             Такія женщины, чтобъ согласились
             Обманывать своихъ мужей.
   

ЭМИЛІЯ.

                                                     Да, есть.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Скажи, рѣшилась ли бы ты на это?
             За цѣлой міръ?
   

ЭМИЛІЯ.

                                           А вы, ужели нѣтъ?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Нѣтъ, нѣтъ, я поклянусь предъ цѣлымъ свѣтомъ.
   

ЭМИЛІЯ.

             И я предъ цѣлымъ спѣтомъ не рѣшусь
             На это; а въ потьмахъ -- ну, что жъ, пожалуй.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Рѣшилась ли бы ты за цѣлый міръ?
   

ЭМИЛІЯ

             Огромная цѣна -- за пустяки.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Добрая Эмилія, я думаю, ты бы не согласилась.
   

ЭМИЛІЯ.

   Думаю, согласилась бы, но сдѣлала бы такъ, чтобы никто этого не узналъ. Конечно, я не рѣшилась бы на это за колечко, за нѣсколько аршинъ блондъ, за мантилью, за юбку, за шляпку, или за что нибудь такое,-- но за цѣлый міръ? Кто нерѣшится сдѣлать мужа рогатымъ, чтобы произвесть его во владыки міра? Я за это прошла бы все чистилище.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Презирай меня, если я рѣшусь на это за цѣлый міръ,
   

ЭМИЛІЯ.

   Измѣна -- измѣна только для спѣта,-- а когда свѣтъ будетъ вашъ, отъ васъ будетъ зависѣть сдѣлать ее добродѣтелью.
   

ДЕЗДЕМОНА.

   Я не думаю, чтобъ была такая женщина на свѣтѣ.
   

ЭМИЛІЯ.

             Найдется съ дюжину, нѣтъ больше -- столько,
             Что ими можно населить весь міръ.
             Но -- я увѣрена,-- мужья же виноваты
             Въ паденьи женъ: они измѣнятъ сами
             И отдадутъ свою любовь другимъ,
             Иль станутъ ревновать, браниться
             И даже драться, или укорять
             За прежню нашу жизнь: у насъ есть то же
             Довольно желчи: съ нѣжностію вмѣстѣ
             И месть. Имъ нужно знать, что мы
             Имѣемъ также чувства, видимъ все
             И обоняемъ, и имѣемъ вкусъ
             Для сладкаго и горькаго, какъ и они.
             Что жъ значитъ, ежели они мѣняютъ
             Насъ на другихъ? По-моему -- забава.
             И что влечетъ ихъ? Страсть? конечно такъ.
             Не слабость ли причиной ихъ проступковъ?
             И это такъ. Ужели жъ нѣтъ у насъ
             Такихъ желаній, слабостей, страстей?
             Нѣтъ, пусть они для насъ получше будутъ,
             И помнятъ то, что если мы грѣшимъ,
             То мы грѣшимъ на нихъ же глядя.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Прощай, Эмилія; я не хочу платить
             Порокомъ за порокъ; напротивъ, я желаю,
             Чтобы чужой порокъ меня честнѣе сдѣлалъ.

(Уходятъ).

   

АКТЪ ПЯТЫЙ.

СЦЕНА 1.

Улица.

РОДРИГО и ЯГО.

ЯГО.

             Стань здѣсь, онъ тотчасъ выйдетъ: обнажи
             Свой мечъ смотри же -- мѣть вѣрнѣй, быстрѣе,
             Не бойся ничего. Я буду близко.
             Удастся это или не удастся
             Рѣшайся смѣло.
   

РОДРИГО.

                                           Не ходи далеко,
             Быть можетъ, я дамъ промахъ,
   

ЯГО.

             Я буду здѣсь же, будь готовъ... смотри...

(отходитъ въ сторону).

РОДРИГО.

             Не слишкомъ-то пріятно!... впрочемъ онъ
             Представилъ мнѣ причины: пусть одинъ
             Погибнетъ! Вонъ, мой мечъ -- и смерть ему!

(становится на мѣсто).

ЯГО.

             Я славно подстрекнулъ глупца: онъ злится.
             Пусть умертвитъ онъ Кассіо, иль тотъ
             Его, или другъ друга оба, я
             Все въ барышахъ. Останься живъ Родриго,
             Ко мнѣ приступитъ онъ тотчасъ и станетъ
             Просить съ меня и денегъ и камней,
             Какія взялъ я у него подъ видомъ
             Подарковъ Дездемонѣ, нѣтъ, не ладно!
             А если Кассіо останется въ живыхъ,
             Онъ со дня на день все счастливѣй будетъ.
             Что мнѣ несносно; да притомъ же Мавръ
             За это станетъ злиться. Я теперь
             Въ опасности -- онъ долженъ умереть...
             Чу! онъ идетъ сюда.

(входитъ Кассіо).

РОДРИГО.

             Его походка.... онъ! Бездѣльникъ,-- ты умрешь!

(бросается на Кассіо).

КАССІО.

             Тутъ въ самомъ дѣлѣ непріятель мой,
             Но латы у меня покрѣпче, чѣмъ ты думалъ;
             Попробуемъ твоихъ.

(ранитъ Родриго).

РОДРИГО.

                                           О, я убитъ!

(Яго нападаетъ на Кассіо сзади, ранитъ его въ голень и уходитъ).

КАССІО.

             На-вѣкъ я изувѣченъ! помогите!
             Убійцы, здѣсь убійцы!

(входитъ Отелло по одаль)

ОТЕЛЛО.

                                                     Голосъ Кассіо.
             О, Яго вѣренъ слову своему.
   

РОДРИГО.

             Бездѣльникъ я.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Да, правда, правда.
   

КАССІО.

             О, помогите! Эй, огня! хирурга!
   

ОТЕЛЛО.

             Онъ, онъ! о, храбрый Яго, честный, справедливый!
             Ты живо чувствуешь позоръ друзей.
             Ты мой учитель! Ну, моя красотка,
             Любовникъ твой убитъ; и твой конецъ
             Ужъ недалекъ. Развратная!... Иду.
             Изгладились изъ сердца моего.
             Всѣ прелести твои, твои глаза...
             И скоро опозоренное ложе
             Покрыто будетъ кровію твоей.

(уходитъ).
(Входятъ Лоіовико и Граціано поодаль).

КАССІО.

             Кто тутъ? дозоръ? прохожіе? Убійство!...
   

ГРАЦІАНО.

             Несчастье здѣсь случилось: крикъ былъ страшный.
   

КАССІО.

             О, помогите!
   

ЛОДОВИКО.

                                 Чу!
   

РОДРИГО.

                                           Безчестный плутъ!
   

ЛОДОВИКО.

             Тутъ стонутъ двое или трое... ночь
             Ужасная... Быть можетъ, притворились
             Они; опасно подойти на крикъ
             Безъ большей помощи.
   

РОДРИГО.

                                                     Никто нейдетъ....
             Я кровью истеку до смерти.

(вводитъ Яго съ огнемъ).

ЛОДОВИКО.

                                                               Слышишь!
   

ГРАЦІАНО.

             Сюда идетъ вооруженный кто-то
             И съ фонаремъ.
   

ЯГО.

                                           Кто здѣсь? что здѣсь за крикъ?
             Кто проситъ помощи?
   

ЛОДОВИКО.

                                                     Не знаемъ.
   

ЯГО.

             Вы не слыхали крику?
   

КАССІО.

                                                     Ради Бога.
             Сюда на помощь мнѣ!
   

ЯГО.

                                                     Что тутъ такое?
   

ГРАЦІАНО.

             Мнѣ кажется, знаменоносецъ Мавра.
   

ЛОДОВИКО.

             Онъ въ самомъ дѣлѣ: храбрый человѣкъ!
   

КАССІО.

             Ахъ, Яго, ты? я раненъ, умерщвленъ
             Разбойниками,-- помоги мнѣ, Яго.
   

ЯГО.

             Какъ? лейтенантъ? кто, гдѣ злодѣи?
   

КАССІО.

             Я думаю,-- одинъ не далеко:
             Уйти не въ силахъ онъ.
   

ЯГО.

                                                     О, подлецы!
             Что съ вами? помогите, господа!
   

РОДРИГО.

             О, помогите мнѣ.
   

КАССІО.

                                           Чу, онъ кричитъ!
   

ЯГО.

             Убійца, негодяй!

(колетъ Родриго).

РОДРИГО.

                                           Проклятый Яго!
             Безчеловѣчный, алчный песъ! о, о, о!
   

ЯГО.

             Во мракѣ, убивать людей! Гдѣ воры!
             Какъ молчалива ночь! Разбой! Убійство!
             Но вы, кто вы? друзья или враги?
   

ЛОДОВИКО.

             Чего мы стоимъ,-- такъ насъ и цѣни.
   

ЯГО.

             Лодовико?
   

ЛОДОВИКО.

                                 Да, Яго.
   

ЯГО.

                                                     Благодаренъ.
             Злодѣями здѣсь раненъ Кассіо.
   

ГРАЦІАНО.

             Кто, Кассіо?
   

ЯГО.

                                 Что съ вами, лейтенантъ?
   

КАССІО.

             Разбойники мнѣ пересѣкли голень.
   

ЯГО.

             Избави Богъ! Огня, синьоры! вотъ фонарь.

(входитъ Біанка).

БІАНКА.

             Что тутъ такое? Кто кричалъ?
   

ЯГО.

             А! кто кричалъ!
   

БІАНКА.

                                           О, милый Кассіо!
             О мой безцѣнный Кассіо!
   

ЯГО.

                                                     А, вѣдьма!
             Подозрѣваете ли вы, скажите,
             Кого нибудь въ убійствъ!
   

КАССІО.

                                                     Никого.
   

ЯГО.

             Подайте мнѣ платокъ... Скорѣй носилки,
             Что-бы спокойно перенесть его.
   

БІАНКА.

             Онъ умираетъ! Кассіо, мой милый!
   

ЯГО.

             Я что-то, господа, подозрѣваю
             И эту женщину въ убійствѣ Кассіи.
             Не много потерпите, господа,
             Теперь туда, къ тому: огня, огня!
             Мнѣ кажется, знакомое лицо.
             Ахъ, мой землякъ, мой другъ, Родриго?
             Нѣтъ? Онъ и есть! О небеса! Родриго!
   

ГРАЦІАНО.

             Венеціянецъ!
   

ЯГО.

                                 Онъ; вамъ онъ знакомъ?
   

ГРАЦІАНО.

             Знакомь.
   

ЯГО.

                       Меня простите, Граціано:
             Кровавое событье можетъ извинить,
             Что я невѣжливъ съ вами.
   

ГРАЦІАНО.

                                                     Радъ васъ видѣть.
   

ЯГО.

             Что съ вами, Кассіо! Скорѣй носилки!
   

ГРАЦІАНО.

             Родриго!
   

ЯГО.

                                 Онъ, да, онъ: скорѣй носилки!

(приносятъ носилки).

             Несите кто нибудь; а я пошлю
             Сюда хирурга. Что до васъ, синьора,
             Не безпокойтесь: Кассіо теперь
             Израненый былъ другъ мой. Что случилось?
             Не ссорились вы съ нимъ?
   

КАССІО.

                                                     Ни съ кѣмъ на свѣтѣ!
             А этого я даже и не зналъ.
   

ЯГО, (Біанкѣ).

             Вы блѣдны? Унесемте поскорѣй.

(КАССІО и РОДРИГО уносятъ.)

             Постойте, господа! Что блѣдны вы,
             Синьора? Видите, какъ омертвѣли
             Ея глаза? Мы болѣе еще
             Услышимъ... посмотрите ей въ лице...
             Что -- видите? Злодѣйство и безъ словъ
             Само себѣ всегда измѣнитъ.

(входитъ Эмилія).

ЭМИЛІЯ.

             Что тутъ? а? что такое, Яго?
   

ЯГО.

             На Кассіо напали ночью здѣсь
             Родриго съ кѣмъ-то: тѣ ушли;
             Родриго мертвъ, а Кассіо израненъ.
   

ЭМИЛІЯ.

             Ахъ добрый Кассіо! какъ жаль!
   

ЯГО.

             Вотъ плодъ разврата! Я прошу тебя,
             Эмилія, узнать гдѣ Кассіо
             Сегодня ужиналъ. Вамъ это страшно?
   

БІАНКА.

             Онъ ужиналъ со мной: и не боюсь
             Нисколько
   

ЯГО.

                                 Ужиналъ съ тобой! Ну такъ...
             Пойдемъ-ко съ нами вмѣстѣ.
   

ЭМИЛІЯ.

             Безчестная!
   

БІАНКА.

                                 Я столько же честна,
             Какъ вы: я васъ не обижаю.
   

ЭМИЛІЯ.

                                                     Какъ я? тьфу, тьфу!
   

ЯГО.

             Прошу васъ позаботиться о Кассіо.
             Пойдемъ, синьора! Заноемъ тотчасъ
             Другую пѣсню. Ты, Эмилія,
             Ступай скорѣе въ питатель, скажи,
             Отелло и женѣ, что здѣсь случилось.
             Прошу тебѣ -- сходи. Я въ эту ночь
             Иль буду счастливъ, иль погибну.

(уходятъ).

   

СЦЕНА II.

Спальня.

Дездемона въ постелѣ. Входитъ ОТЕЛЛО со свѣчей.

ОТЕЛЛО.

             Причина есть, причина есть; но вамъ
             Ее я не открою звѣзды неба.
             Причина есть!... Я не пролью ей крови,
             Я не пораню кожи бѣлоснѣжной
             И гладкой, какъ надгробный алебастръ....

(кладетъ мечъ).

             Она умретъ.-- не то обманетъ многихъ.
             Я потушу свѣчу и свѣтъ погаснетъ....
             Но, погасивъ свѣчу, я вновь зажгу
             Ее, какъ скоро нуженъ свѣтъ... Когда же
             Твоей я жизни погашу свѣтильникъ,
             Прекрасное созданье Божества,
             То гдѣ возьму я творческій огонь,
             Чтобъ снова засвѣтить его? Когда
             Со стебля эту розу я сорву,
             То я ужъ не могу ее заставить
             Расти, и цвѣсть; она должна увянуть...
             О, разъ еще, пока она цвѣтетъ,
             Въ восторгѣ я упьюсь ея дыханьемъ!

(цѣлуетъ ее).

             О сладкое дыханіе, ты въ силахъ
             Заставить правду изломать свой мечъ....
             Еще одинъ, одинъ! Да, ты умрешь...
             Я... я убью тебя, и послѣ буду
             Любить! Еще одинъ и ужъ послѣдній!..
             О, поцѣлуй столь сладкой никогда
             Столь роковымъ не былъ... Я слезы лью..
             Но эти слезы -- горьки: эта грусть
             Небесная, святая грусть, она
             Что любитъ, то и наказуеть... А!
             Проснулась!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Кто здѣсь? ты, Отелло?
   

ОТЕЛЛО.

             Да.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 Ты хочешь спать, мой другъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Молилась, другъ мой.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Можетъ статься,
             Ты не покаялась въ какомъ нибудь грѣхѣ...
             Сію минуту кайся.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             О мой супругъ, скажи, что значитъ это?
   

ОТЕЛЛО.

             Да, кайся поскорѣй. Я подожду:
             Я не хочу убить твоей души
             Безъ покаянья... Боже сохрани!
             Я не хочу убить твоей души.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ты объ убійствѣ говоришь?
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Да, да.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Спаси меня отъ этого, Творецъ!
   

ОТЕЛЛО.

             Аминь -- отъ всей души.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Ты вѣдь не хочешь,
             Убить меня, хоть такъ и говоришь?
   

ОТЕЛЛО.

             Гмъ!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                       Я боюсь тебя,-- ты страшенъ.--
             Твои глаза сверкаютъ; я не знаю,
             Чего бояться мнѣ, но я боюсь, дрожу
   

ОТЕЛЛО.

             Подумай о своихъ грѣхахъ!
   

ДЕЗДЕМОНА,

             Грѣхи мои -- любовь моя къ тебѣ.
   

ОТЕЛЛО.

             Да, за нее ты и умрешь.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                     Нѣтъ, нѣтъ,
             Не умерщвляютъ за любовь. Но ахъ!
             Зачѣмъ дрожать такъ губы у тебя,
             И всѣ черты лица потрясены
             Теперь какой-то страстію кровавой....
             Онѣ ужасны; но, надѣюсь я,
             Не я тому причиной.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Замолчи!
   

          ДЕЗДЕМОНА.

             Я повинуюсь. Но что значитъ это?
   

ОТЕЛЛО.

             Платокъ, который я любилъ и далъ
             Тебѣ, ты подарила Кассіо?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Нѣтъ, нѣтъ, клянуся жизнью и душою!
             Пошли за нимъ, спроси его объ этомъ.
   

ОТЕЛЛО.

             О милое созданье! берегись
             Напрасной клятвы: ты на ложѣ смерти.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ахъ! не затѣмъ, чтобъ умереть.
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Умрешь,
             Умрешь сейчасъ. И такъ, скорѣе кайся
             Въ своихъ грѣхахъ. Знай, никакая клятва
             Рѣшенья моего не перемѣнить,
             Которое изрѣкъ я: ты умрешь.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Ахъ, сжалься надо мной, Творецъ!
   

ОТЕЛЛО.

                                                               Аминь!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             И ты, Отелло, сжалься! Никогда
             Ни чѣмъ не оскорбляла я тебя.
             Я не любила Кассіо иначе,
             Какъ общею любовью христіанъ,
             Какъ я и всякаго должна любить.
   

ОТЕЛЛО.

             Клянусь, я видѣлъ у него платокъ.
             Клятвопреступница, ты превращаешь
             Въ холодный камень сердце,-- заставляешь
             Убійство совершить, когда хотѣлъ
             Я жертву принести. Платокъ я видѣлъ...
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Онъ самъ его нашелъ, я не дарила.
             Пошли, пусть самъ признается онъ въ этомъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Признался онъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Въ чемъ, въ чемъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                                                         Онъ былъ
             Съ тобой въ преступныхъ связяхъ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                                               Какъ? въ преступныхъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Да!
   

ДЕЗДЕМОНА.

                       Онъ не скажетъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Да; его уста
             На-вѣкъ закрыты; честный Яго
             Уже на то имѣетъ приказанье.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Сбывается мой страхъ!... Что, умеръ онъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Да, еслибъ даже въ каждомъ волоскѣ
             Его была сокрыта жизнь, то месть
             Моя тогда пожрала бы ихъ всѣ.
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Увы! обманутъ онъ! и я погибла!
   

ОТЕЛЛО.

             Преступница, при мнѣ объ немъ ты плачешь...
   

ДЕЗДЕМОНА.

             О изгони меня -- не умерщвляй!
   

ОТЕЛЛО.

             Умри, развратная жена!
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Убей поутру, дай мнѣ ночь прожить.
   

ОТЕЛЛО.

             Нѣтъ, если ты...
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Ахъ только полчаса!
   

ОТЕЛЛО.

             Все кончено -- пора.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                           Дай помолиться.
   

ОТЕЛЛО.

             Нѣтъ поздно ужъ.

(Душитъ ее).

ЭМИЛІЯ, за дверью.

                                           Синьоръ, синьоръ, синьоръ!
   

ОТЕЛЛО.

             Что тамъ за крикъ? еще жива? не вовсе
             Еще задохлась? Какъ я ни жестокъ,
             Я не хочу продлить твоихъ мученій...
             Такъ, такъ.
   

ЭМИЛІЯ.

                                 Синьоръ! синьоръ! скорѣй впустите.
   

ОТЕЛЛО.

             Кто тамъ?
   

ЭМИЛІЯ.

                                 Впустите, одно слово вамъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Эмилія? сейчасъ. Она мертва.
             Мнѣ кажется, она пришла сказать
             О смерти Кассіо: шумъ былъ великъ.
             Не движится? Тиха, тиха какъ гробъ!
             Впустить ее? не дурноль это? Можетъ быть,
             Она еще проснется? Нѣтъ... Что лучше?
             Когда придетъ она;-- конечно будетъ
             Съ моей женою говорить... съ женой!...
             Съ моей женой! Нѣтъ у меня жены!
             Несносно! О, ужасный часъ!
             Мнѣ кажется, я думаю... теперь
             Затмѣніе луны иль солнца: шаръ земной,
             Покрытый мракомъ, долженъ измѣниться...
   

ЭМИЛІЯ.

             Мнѣ нужно съ вами говорить синьоръ:
             Я жду.
   

ОТЕЛЛО.

                       Я позабылъ совсѣмъ тебя...
             Войди, Эмилія, сейчасъ... закрою
             Я занавѣсъ... Откуда? Что съ тобой?
   

ЭМИЛІЯ.

             Синьоръ, на улицѣ совершено убійство.
   

ОТЕЛЛО.

             Когда? Теперь?
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Теперь, сейчасъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Луна въ томъ виновата: слишкомъ близко
             Она подвинулась къ землѣ, и люди
             Сошли съ ума.
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Нашъ Кассіо убилъ
             Венеціянца -- именемъ Родриго.
   

ОТЕЛЛО.

             Убитъ Родриго?
             Убитъ и Кассіо?
   

ЭМИЛІЯ.

             Нѣтъ, не убитъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Какъ? не убитъ? убійца промахнулся!
             О мщенье сладкое, ты горче стало
             Полыни.
   

ДЕЗДЕМОНА.

                                 О, невинна я, невинна!
   

ЭМИЛІЯ.

             Ахъ, кто тамъ стонетъ!
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Кто? что?
   

ЭМИЛІЯ.

             Ахъ, это голосъ госпожи моей!...
             Сюда, на помощь!... говори, синьора!
             О милая синьора! говори!
   

ДИЗДЕМОНА.

             Невинна я! напрасно я убита!
   

ЭМИЛІЯ.

             О, говори, кто умертвилъ тебя?
   

ДЕЗДЕМОНА.

             Никто, сама я: оправдай меня
             Передъ моимъ супругомъ... о, прощай!

(Умираетъ).

ОТЕЛЛО.

             Кто, кто убилъ ее?
   

ЭМИЛІЯ.

                                           Увы! кто знаетъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Она тебѣ сказала, что не я?
   

ЭМИЛІЯ.

             Сказала -- этому свидѣтель я.
   

ОТЕЛЛО.

             Она обманщица, она сгоритъ
             За это въ адѣ: я убилъ ее.
   

ЭМИЛІЯ.

             Свѣтлѣе ангела она, а ты
             Чернѣе демона.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Она преступна.
   

ЭМИЛІЯ.

             Ты на нее клевещешь -- дьяволъ ты.
   

ОТЕЛЛО.

             О, какъ вода обманчива она!
   

ЭМИЛІЯ.

             А ты безуменъ какъ огонь, когда
             Ты говоришь -- она обманчива.
             Она вѣрна тебѣ.
   

ОТЕЛЛО.

                                           Она были
             Въ преступныхъ связяхъ съ Кассіо. Твой мужъ
             Тебѣ разскажетъ все... О пусть я буду
             На самомъ днѣ геенны, если я
             Безъ основательныхъ причинъ рѣшился
             На эту крайность! Мужъ твой это зналъ.
   

ЭМИЛІЯ.

             Мой мужъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                           Твой мужъ.
   

ЭМИЛІЯ.

             Что? что она преступна?
   

ОТЕЛЛО.

                                                     Да, съ Кассіо.
             А если бы она была вѣрна,
             То пусть бы Небо создало тогда
             Иной и лучшій міръ изъ хризолита,
             Я на него не помѣнялся бъ ею.
   

ЭМИЛІЯ.

             Мой мужъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                 Да, онъ сказалъ мнѣ первый.
             Онъ честный человѣкъ, онъ ненавидитъ
             Преступныя дѣла людей.
   

ЭМИЛІЯ.

             Мой мужъ?
   

ОТЕЛЛО.

                                 Что значитъ это повторенье? Да,
             Твой мужъ.
   

ЭМИЛІЯ.

                                 О госпожа моя! коварство
             Жестоко посмѣялось надъ любовью!
             Мой мужъ сказалъ, что невѣрна она?
   

ОТЕЛЛО.

             Да женщина,-- твой мужъ -- я говорю...
             Ну понимаешь ли? твой мужъ, мой другъ,
             Нашъ честный, благородный Яго.
   

ЭМИЛІЯ.

             О, если это онъ сказалъ,-- дай Богъ,
             Чтобъ адская его душа за это
             Сгнила, истлѣла, какъ зерно. Онъ лжетъ;
             Она любила слишкомъ, слишкомъ много
             Преступнаго супруга своего.
   

ОТЕЛЛО.

             Га!
   

ЭМИЛІЯ.

                       Ну, губи себя: поступокъ твой
             Не болѣе достоинъ неба, сколько ты
             Достоинъ былъ ея.
   

ОТЕЛЛО.

                                           О лучше замолчи!
   

ЭМИЛІЯ.

             Ты не имѣешь столько силъ вредить
             Мнѣ, сколько я -- снести. Глупецъ, глупецъ! замолчи!
             Что сдѣлалъ ты? О, звѣрская душа!
             Я не страшусь меча, я объявлю
             Поступокъ твой, хотя бы двадцать жизней
             Пришлось мнѣ потерять. Эй, помогите!
             Мавръ задушилъ жену. Злодѣй!.. убійца!...

(Входятъ Монтано, Граціано и Яго).

МОНТАНО.

             Что тутъ? Что, генералъ, случилось здѣсь?
   

ЭМИЛІЯ.

             А, ты пришелъ, Яго? Знать хороши
             Твои поступки, если на тебя
             Слагаютъ люди ихъ убійства.
   

ГРАЦІАНО.

                                                               Что?
   

ЭМИЛІЯ.

             Когда ты человѣкъ,-- изобличи
             Бездѣльника: онъ говоритъ, что ты
             Сказалъ ему, что невѣрна была
             Его жена. Я знаю -- ты не скажешь...
             Не столько ты безсовѣстенъ: скажи,
             Ты не сказалъ ему?
   

ЯГО.

                                           Я все сказалъ,
             Что только думалъ; не сказалъ ни слова,
             Котораго бы самъ онъ не почелъ
             И справедливымъ и приличнымъ.
   

ЭМИЛІЯ.

             Но говорилъ ли ты, что невѣрна она?
   

ЯГО.

             Сказалъ.
   

ЭМИЛІЯ.

                                 Сказалъ ты ложь ужасную,
             Ложь адскую. Клянусь моей душой,
             Ложь, ложь злодѣйская.. Она... и съ Кассіо...
             Ты такъ сказалъ?
   

ЯГО.

                                           Да, съ Кассіо; синьора,
             Укороти языкъ свой.
   

ЭМИЛІЯ.

                                                     Не хочу...
             Мнѣ должно говорить! Вѣдь госпожа
             Убитая лежитъ въ постели!
   

ВСѢ.

             О, защити насъ Небо!
   

ЭМИЛІЯ.

             И твой обманъ причиною убійства!
   

ОТЕЛЛО.

             Не изумляйтесь, господа, все это правда.
   

ГРАЦІАНО.

             Ужасно!
   

МОНТАНО.

                                 Да, чудовищный поступокъ!
   

ЭМИЛІЯ.

             Злодѣйство, о ужасное злодѣйство!
             Я думаю объ немъ... я думаю...
             Я вижу... о злодѣйство! Я убью...
             Себя... съ печали... О злодѣйство!...
   

ЯГО.

             Что ты? съ-ума сошла? ступай домой!...
   

ЭМИЛІЯ.

             Позвольте говорить мнѣ, господа:
             Повиноваться мужу я готова,
             Но не теперь. Нѣтъ, Яго, я нейду домой.
   

ОТЕЛЛО.

             О, о, о, о!...

(Бросается на трупъ Дездемоны).

ЭМИЛІЯ.

                                 Бросайся, плачь, кричи:
             Ты умертвилъ чистѣйшую невинность,
             Какую только видѣли глаза.
   

ОТЕЛЛО.

             О, нѣтъ, она была порочная, (онъ встаетъ)
             Едва узналъ васъ, мой почтенный дядя,
             Вотъ ваша здѣсь племянница лежитъ...
             И эти руки жизнь ея прервали...
             Я знаю, что поступокъ мой ужасенъ...
   

ГРАЦІАНО.

             О Дездемона! какъ я радъ теперь.
             Что твой отецъ скончался: бракъ твой былъ
             Убійственъ для него: печаль объ немъ
             Прервала жизнь его. О, еслибъ онъ
             Былъ живъ еще теперь,-- твоя кончина
             Повергла бы въ отчаянье его.
             Да, онъ проклялъ бы міръ весь и на-вѣки
             Погибъ съ своей безсмертною душой.
   

ОТЕЛЛО.

             Мнѣ жаль, но Яго знаетъ, что она
             Не разъ, а тысячу ужъ разъ имѣла
             Преступное свиданье съ Кассіо.
             И онъ признался въ этомъ самъ: она,
             Въ залогъ своей любви, ему дала
             Мой первой даръ; я видѣлъ самъ
             Въ рукахъ его: то былъ платокъ --
             Старинный памятникъ, который подарилъ
             Отецъ мой матери моей.
   

ЭМИЛІЯ.

             О небо!... силы неба!
   

ЯГО.

                                                     Замолчи!
   

ЭМИЛІЯ.

             Я не хочу! Какъ, мнѣ молчать? нѣтъ, нѣтъ!
             Я буду говорить и такъ же вольно..
             Какъ вѣтеръ! Да, пусть небо, люди
             И дьяволы мнѣ запрещаютъ -- говорю.
   

ЯГО.

             Будь по умнѣй, ступай домой!
   

ЭМИЛІЯ.

                                                               Нѣтъ, не хочу.

(Яго обнажаетъ шпагу).

ГРАЦІАНО.

             Не стыдно ли тебѣ извлечь оружье
             Противу женщины.
   

ЭМИЛІЯ.

                                           О глупый Мавръ!
             Платокъ твой я нашла случайно,
             И отдала его Яго: онъ часто
             И такъ усердно уговаривалъ меня
             Унесть его: -- бездѣлка эта, право,
             Того не стоила.
   

ЯГО.

                                           Презрѣнная змѣя!
   

ЭМИЛІЯ.

             Она дарила Кассіо? нѣтъ я нашла,
             Его, и мужу моему дала.
   

ЯГО.

                                                     Негодная -- ты лжешь.
   

ЭМИЛІЯ.

             Клянуся небомъ -- нѣтъ, нѣтъ, господа!
             Безсмысленный убійца! Что ты сдѣлалъ
             Съ своей женой!

(Яго колетъ Эмилію и убѣгаетъ).

ОТЕЛЛО.

                                           На небѣ нѣтъ камней,--
             Но для чего же громы? О, злодѣй!...
   

ГРАЦІАНО.

             Она упала, онъ убилъ жену,
   

ЭМИЛІЯ.

             Да, положите подлѣ госпожи меня.
   

МОНТАНО.

             Чудовищный злодѣй!.. Держите этотъ мечъ
             Я взялъ его у Мавра... стерегите дверь,
             Не выпускайте вонъ, скорѣй убейте.
             Я побѣгу за этимъ негодяемъ,--
             За этимъ дьяволомъ.

(Монтано и Граціано выходятъ.)

ОТЕЛЛО.

                                                     Я не храбрецъ,
             Когда мальчишка слабый у меня
             Мой отнимаетъ мечъ... Да и зачѣмъ?
             Жить чести, если честность умерла?
   

ЭМИЛІЯ.

             'Такъ вотъ значеніе унылой пѣсни,
             Которую ты пѣла, госпожа.
             Я буду лебедемъ: я запою
             Предъ смертью: ива, ива, ива!... Мавръ!
             Она была чиста, она любила
             Тебя жестокій, кровожадный Мавръ.
             О пусть моя душа къ блаженству неба
             Такъ вѣрно воспаритъ, какъ вѣрно я
             Вамъ это говорю... Охъ! умираю...

(Умираетъ).

ОТЕЛЛО.

             Здѣсь въ комнатѣ еще оружье есть
             Мой мечъ булатный.. Вотъ онъ! онъ со мной!
             Эй, дядя, я хочу уйдти.
   

ГРАЦІАНО, за дверью.

             Не покушайся, а не то умрешь!
             Съ тобой оружья нѣтъ: ты долженъ сдаться.
   

ОТЕЛЛО.

             Войди, поговори со мной, или
             Я безоружный нападать рѣшусь.

(входитъ Граціано).

ГРАЦІАНО.

             Что? что?
   

ОТЕЛЛО.

                                 Не безоруженъ я; вотъ мечъ,
             Взгляни.. О, никогда, столь славный мечъ
             Не украшалъ еще бедра солдата.
             Бывало этой слабою рукой
             И этимъ же мечемъ я пролагалъ
             Дорогу для себя среди препятствій
             Которы были крѣпче въ двадцать разъ,
             Чѣмъ все сопротивленіе твое
             Но прочь тщеславіе! кто въ силахъ року
             Противостать? Все измѣнилось нынѣ...
             О не страшись, что я вооруженъ!
             Конецъ мой близокъ, цѣль не далека,
             И видѣнъ берегъ мнѣ... Ты отступаешь
             Назадъ? Напрасный страхъ! и тростнику
             Уступитъ грудь моя. Куда мнѣ скрыться?
             Жена злосчастная! О какъ унылъ
             И томенъ видъ твой! Ты какъ полотно,
             Блѣдна. Когда въ послѣдній день на судъ,--
             Ужасный судъ мы явимся съ тобой,
             Твой видъ съ небесъ мою низвергнетъ душу
             Въ объятія чертей... Дитя мое,
             Ты холодна, ты холодна, какъ ледъ,
             И столь же ты чиста.
             Проклятый, о злодѣй злодѣй проклятый!
             Вы духи тьмы! Скорѣй оторвите
             Меня отъ райскаго ея лица...
             Скорѣе бросьте въ вихрь, иль киньте въ сѣру....
             Купайте въ безднѣ жидкаго огня!...
             О Дездемона!... Дездемона! ты
             Мертва? Мертва?... О, о, о!

(входятъ Лодовико, Монтано, Кассіо на носилкахъ, офицеры и Яго въ оковахъ).

ЛОДОВИКО.

             Гдѣ этотъ бѣшенный, несчастный мужъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Что прежде былъ Отелло? Здѣсь, вотъ здѣсь.
   

ЛОДОВИКО.

             А тотъ бездѣльникъ! подойди сюда!
   

ОТЕЛЛО.

             Дай посмотрѣть тебѣ на ноги: нѣтъ
             Все это басня: если дьяволъ ты
             Мнѣ не убить тебя

(Отелло ранитъ Яго).

ЛОДОВИКО.

             Сей часъ лишить его меча!
   

ЯГО.

             Я раненъ, генералъ, но не убитъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Я не жалѣю этого; живи.
             Мнѣ кажется, что смерть -- блаженство.
   

ЛОДОВИКО.

             Отелло, вы добры и благородны,
             Но впали въ сѣти этого злодѣя...
             Что станутъ говорить теперь объ васъ?
   

ОТЕЛЛО.

             Да, что нибудь. Пожалуй хоть и то,
             Что я убійца честный, потому
             Что я убилъ по чести не по злобѣ,
   

ЛОДОВИКО.

             Бездѣльникъ этотъ нѣсколько признался
             Въ своихъ злодѣйствахъ: правда ли Отелло
             Вы Кассіо съ нимъ думали убить!
   

ОТЕЛЛО.

             Да.
   

КАССІО.

                       Генералъ! я этого отъ васъ
             Ничѣмъ не заслужилъ.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     О вѣрю, вѣрю.
             Прошу, прости меня; еще прошу --
             Спросите полудьявола, вотъ-вотъ, его,
             Зачѣмъ опуталъ онъ мнѣ духъ и тѣло?
   

ЯГО

             Не спрашивайте больше ни объ чемъ:
             Что вамъ уже извѣстно -- то извѣстно.
             Съ сихъ поръ я больше слова не скажу,
   

ЛОДОВИКО.

             Какъ? развѣ и молиться ты не будешь?
   

ГРАЦІО.

             Не безпокойтесь; пытка ротъ ему раскроетъ
   

ЛОДОВИКО.

             Вамъ нужно знать, что здѣсь еще случилось,
             Чего вы, вѣрно, не слыхали: вотъ
             Письмо: его въ карманѣ у Родриго
             Нашли; и вотъ еще другое; въ этомъ
             Означено, что убіенье Кассіо
             Поручено Родриго.
   

ОТЕЛЛО.

                                           О, бездѣльникъ!
   

КАССІО.

             Чудовищно! ужасно!
   

ЛОДОВИКО.

                                           Вотъ еще
             Въ его жъ карманѣ найдено письмо.
             Оно наполнено упреками.
             Его Родриго, вѣрно, отослать
             Хотѣлъ къ злодѣю Яго; только тотъ
             Предупредилъ его.
   

ОТЕЛЛО.

                                                     О, адскій демонъ?
             Ну, Кассіо, скажи мнѣ, какъ достался
             Тебѣ платокъ моей жены?
   

КАССІО.

             Я въ комнатѣ своей его нашелъ.
             Яго признался, что его ко мнѣ
             Онъ бросилъ по особеннымъ причинамъ,
             Согласнымъ съ его планомъ.
   

ОТЕЛЛО.

             Глупецъ, глупецъ, глупецъ!
   

КАССІО.

             Въ письмѣ -- Родриго упрекаетъ Яго,
             За то, что онъ его уговорилъ
             Меня обидѣть въ караульнѣ -- значитъ,
             Я правъ. Онъ высказалъ теперь
             Очнувшись послѣ мнимой смерти,
             Что Яго закололъ его во тмѣ.
   

ЛОДОВИКО.

             Вы этотъ домъ должны теперь оставить
             И съ нами удалиться. Ваша власть
             И ваша сила кончилась; и Кассіо
             Останется на вашемъ мѣстѣ въ Кипрѣ.
             А что до этого злодѣя,-- если есть
             Какія нибудь муки тяжелѣй другихъ,
             И продолжительнѣй -- онѣ ему награда.
             Вы плѣнникомъ останетесь, пока
             Поступокъ вашъ узнаютъ Дожъ съ Сенатомъ
             Идемъ, ведите его съ нами.
   

ОТЕЛЛО.

             Нѣтъ, прежде выслушайте отъ меня!
             Одно или два слова. Государству
             Я оказалъ какія то услуги,--
             Что всѣмъ извѣстно; но объ нихъ ни слова
             Я васъ прошу единственно о томъ,
             Что бъ вы въ своемъ доносѣ, говоря
             Обь этихъ происшествіяхъ несчастныхъ,
             Представили меня, каковъ я есть.
             Не прибавляйте ничего, но также
             И не черните дѣлъ моихъ. Скажите,
             Что горячо любилъ я, но безумно,
             Не скоро сталъ ревнивцемъ, но когда
             Попался въ сѣть,-- тотчасъ дошелъ до звѣрства.
             Моя рука, какъ іудейскій царь,
             Отбросила тотъ перлъ, который ей
             Дороже былъ всего: мои глаза,
             Совсѣмъ неприученные къ слезамъ,
             Точили ихъ, какъ аравійскій лѣсъ
             Цѣлительные соки течетъ. Да,
             Еще прибавьте вотъ что: разъ въ Алеппо
             Увидѣлъ я, что чалмоносецъ злобны?
             Венеціянца бьетъ и порицаетъ
             Его отечество; я взялъ за горло
             Собаку эту и пронзилъ его -- вотъ такъ

(закалывается).

ЛОДОВИКО.

             Ужасный часъ!
   

ГРАЦІО.

                                           Напрасны всѣ слова.
   

ОТЕЛЛО.

             Я цѣловалъ тебя, пока еще
             Я не убилъ тебя, и самъ теперь
             Я жизнь свою окончу съ поцѣлуемъ.

(бросается къ Дездемонѣ и умираетъ).

КАССІО.

             Я опасался этого; но думалъ,
             Что съ нимъ оружья нѣтъ. Его душа
             Была великая.
   

ЛОДОВИКО.

                                 Спартанскій песъ!
             Ты свирѣпѣй, чѣмъ змѣи, голодъ, море.
             Взгляни сюда -- на это ложе -- вотъ
             Твои дѣла! Ужасная картина!
             Закройте.... Граціано! стерегите
             Вы домъ; вступите во владѣнье
             Имѣньемъ Мавра: вы его наслѣдникъ;
             Вамъ, губернаторъ, мы предоставляемъ
             Судить, пытать и наказать злодѣя...
             Исполните... А я теперь же ѣду
             Въ Венецію, чтобъ объ ужасномъ дѣлѣ
             Съ стѣсненнымъ сердцемъ извѣстить Сенатъ.

(уходятъ.)

-----

   Отелло. Венецианский мавр. Перев. [А. Студитского]. -- Репертуар, 1841, т. II, No 9, с. 1--58. Отрывки: Московский наблюдатель, 1838, ч. II, отд. I, с. 22--62; Сын отечества, 1839, ч. 12, отд. I, с. 53--78.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru